ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

1.1

 

Зной наконец отпустил землю, и она отдыхала, обласканная порывами ставшего ощутимым легкого морского бриза. В сгустившихся красках предвечерья она была желанной, как красивая женщина. Безоблачное небо из ослепительного стало лазурным, будто на акварели, подножие гор окутывала бархатная зелень лесов, в ложбинах царил таинственный полумрак, а вершины сияли в своей серо-голубой чистоте.

Троллейбусная линия протяженностью в добрые сто километров тянется от Ялты до Симферополя. После Алушты она оставила побережье и повернула к Ангарскому перевалу. Кружась и петляя, шоссе неотступно взбиралось вверх по склону Крымской гряды. Померкшее солнце выглядывало из ложбины гор, провожая убегающий троллейбус. Косые лучи наполняли занавески золотистым светом. Там, где занавесок не было, они пронизывали насквозь салон и терялись за окнами с противоположной стороны.

В троллейбусе не оставалось ни одного свободного места, главным образом из-за курортников, у которых заканчивались отпуска. Проход до отказа был забит вещами. Никто не разговаривал, люди устали от разговоров и перенесенной жары, половина их дремала, убаюканная мерным покачиванием. Напряженно гудел двигатель, преодолевая длинный и утомительный подъем.

Вскоре крутизна медленно, но все же пошла на убыль – это означало, что перевал совсем близко. Наконец мотор облегченно вздохнул, и троллейбус веселее покатил по горизонтали, а затем – вниз.

Солнце уже исчезло за горной стеной, а они все глубже опускались в долину, быть может, слишком стремительно погружаясь в объятия приближающейся ночи, так, если бы вдруг перешагнули на два часа вперед. Резко потянуло холодком. Вокруг стали задвигать форточки.

Впереди неожиданно пронесся шумок: кто-то из пассажиров почувствовал себя плохо.

Несколько человек одновременно сорвались со своих мест и кинулись на помощь девушке, потерявшей сознание на коленях у насмерть перепуганной старушки.

– Я врач, – громко предупредил мужчина в летах, но спортивного сложения, переступая через чемоданы, завалившие проход, – пропустите меня!

Те, кто был впереди, уважительно потеснились, уступая ему дорогу. Врач развернул к свету циферблат часов, отсчитывая пульс, затем расстегнул на ее платье верхнюю пуговицу. Мужчины, заглядывавшие через его плечо, деликатно отвернулись. Через несколько минут он выпрямился, сворачивая стетоскоп; все ждали, что он скажет.

– Девушка выглядит очень ослабленной. Такое впечатление, будто она только что перенесла тяжелую болезнь. Добавить к этому ничего не могу. Но, как бы то ни было, а здесь ей не место. Ее нужно вынести на свежий воздух.

Раздались громкие требования остановить троллейбус. Водителю пришлось подчиниться.

Девушку вынесли на обочину: руки и ноги беспомощно свисали, босоножки болтались на ее худеньких ногах. Большинство пассажиров высыпало из троллейбуса.

– У меня с собой нитроглицерин, – предложила пожилая дама.

Врач остановил ее жестом.

– Ей ничего не нужно, кроме покоя и свежего воздуха. Большего мы сделать для нее не сможем… в этих условиях, – добавил он, показывая на горы.

Прямо у них над головами тихо шумел лес, уходивший вверх по склону горы, с вплетенными в него кустарниковыми зарослями. По левую сторону за полосатыми ограничительными столбами начинался крутой обрыв, спускающийся до следующего шоссейного витка, по правую торчал уж и вовсе отвесный, хотя и невысокий, утес. Будто щупальцы плотоядного существа, пробивались сквозь известняк корни дерева, растущего на его вершине, и выжидательно свисали над землей, в двух метрах от лежащей девушки.

Та понемногу приходила в себя, но была еще слишком слаба, чтобы подняться. Водитель начинал нервничать.

– Мы стоим уже целых десять минут, – напомнил он. – У меня все же график. Нельзя ли поторопиться?

– Она открыла глаза, но это еще не означает, что ей стало лучше, – возразил врач. – Боюсь, мы не имеем права везти ее в таком состоянии.

– Но ведь с ней ничего серьезного?

Тот неопределенно пожал плечами.

– Как знать? Но она явно ослаблена, вы сами видите. Я опасаюсь, как бы в дороге с ней чего-нибудь не случилось.

– Что же нам делать?

– А далеко до ближайшей станции?

– Мы только что ее проехали.

– Ну, тогда лучше оставить ее здесь на какое-то время.

– Оставить? Вы с ума сошли! Я тут буду ночевать?

В его адрес послышались возмущенные голоса.

– Хорошо, хорошо! – сдался водитель. – Я могу остаться, если вы будете настаивать. Но только имейте ввиду, что следующий троллейбус не заберет всех пассажиров.

Предупреждение попало в цель.

– Как же так? Всего через час мой поезд, – растерянно сказала дама, предлагавшая нитроглицерин.

– И у нас, – подхватили сразу в нескольких местах.

– А у меня ребенок, я тоже не могу тут сидеть, – громко заявила молодая женщина с трехлетней девочкой, повисшей на ее руке.

– Очевидно, кто с билетами на поезд или с маленькими детьми, должен уехать в первую очередь, – рассудительно предложил врач.

– Мне кажется, – несмело заметил отец девочки, потирая затылок, – тут все если не с билетами, то с детьми.

Наступила неловкая пауза. Все понимали, что происходит, но каждый предпочитал остаться в стороне.

Не услыхав возражений, тот продолжал.

– А с другой стороны, сам врач подтверждает, что ей ничего не грозит… в таком положении. Правильно ли я вас понял? (Врач смущенно кивнул, он, как и все, опаздывал на поезд). – Ну, тогда, может быть, не стоит создавать себе проблемы. Думаю, найдется среди нас хоть один мужественный человек, который возьмет на себя заботу об этой девушке. В таком случае, остальные вернутся в троллейбус и поедут дальше.

Лица пассажиров просветлели. Никто, правда, не изъявлял желания принести себя в жертву.

– Послушайте. – вмешалась дама с таблетками, – как-никак, мы имеем дело с больным человеком. В случае чего я, например, не сумею сделать даже массаж сердца. Здесь нужен кто-то, кто сумеет оказать ей более или менее квалифицированную помощь.

Все охотно заметили, что в ее словах есть резон, и дружно посмотрели на врача.

– Я? – переспросил тот, бледнея. – Помилуйте, а как же мой поезд?

Произошла небольшая заминка. Ситуацию разрешил неожиданный выкрик, послышавшийся откуда-то сзади.

– Я с ней останусь!

Напряжение резко схлынуло. Толпа расступилась, горя желанием увидеть, кто это сказал.

– Я позабочусь о ней, – протолкавшись вперед, повторил стройный молодой человек в белой безрукавке и белых брюках. – Вы все можете ехать!

– Ну вот и уладилось, – сказал врач с явным облегчением. – Я введу вас в курс дела, – обратился он к молодому человеку, – насчет того, какой ей понадобится уход.

– Не беспокойтесь. У меня есть некоторый опыт, я управлюсь.

Пассажиры удовлетворенно зашумели и один за другим потянулись к троллейбусу.

– Это так благородно с вашей стороны, – сказала, приблизившись к нему, старушка, поднявшая переполох. – Вот, возьмите, это все ее вещи, – она протянула дамскую сумочку, сквозь мягкую кожу которой прощупывался лишь тюбик с губной помадой. – А это… – она показала на сверток, подложенный девушке под голову.

– Ах, это ваше? – догадался он, и тут же заменил его сумочкой. – Что ж, думаю, беды не будет.

– Большое спасибо, – обрадовалась старушка. – Я вам очень признательна.

Троллейбус с шипением закрыл двери и отъехал. На опустевшей дороге девушка казалась еще более хрупкой и беззащитной. Теперь он смог рассмотреть ее получше. Тоненькую фигурку облегало легонькое платьице – белое с алыми розами. Цвета невинности и любви… Какое бледное лицо! Ни малейшего загара. Сумеречный свет подчеркивал его мертвенную бледность.

Он наклонился над нею. Асфальт еще дышал теплом.

Его встретили большие, по-детски напуганные глаза, подрагивающие ресницы, неплотно сомкнутые губы. Безукоризненно правильные черты лица. Если ее вернуть к жизни, она могла быть весьма привлекательной!

Глядя на девушку сверху, он заранее пытался определить ее характер. Жгучие брюнетки в его представлении обычно асоциировались с безразборной страстью, блондинки – с надменностью. Эта была, как нераспустившийся бутон, а что внутри?

– Не бойся, – успокоил он ее. – С тобой все в порядке. Мы еще немного отдохнем, а дальше подумаем, как отсюда выбраться.

Ее как будто обрадовал звук его голоса. Она попыталась улыбнуться краешком губ. Хотя улыбка вышла вымученной, это уже был неплохой признак.

– Я знаю, ты сильный, – сказала она. – В тебе много силы.

– Откуда ты это знаешь?

– Я вижу.

– И ты будешь сильной, – пообещал он ей, как ребенку, – в скором времени. А пока лежи, и пусть тебя ничего не беспокоит.

– Мне холодно.

Он коснулся ее обнаженного запястья – и вздрогнул: действительно, она была холодна, как лед. Неестественная, неживая холодность! Девушка смущенно высвободила руку.

– Не бойся, я только разотру тебя. Я умею это делать. Увидишь, тебе сразу станет теплее.

В ответ она еще раз улыбнулась, но уже доверчивой улыбкой. Он в совершенстве владел всеми известными приемами массажа, он знал, как заставить циркулировать кровь, как сделать, чтобы она наполнила все без исключения клетки тела. Она робко позволяла ему прикасаться, напоминая своим смущением о том, что он все-таки парень, а она – девушка. Однако его самого это ничуть не беспокоило. Ему и прежде случалось оказывать подобную помощь партнершам по команде. Не исключено, что он вдохновлял их не только этим. Но вот чтобы при этом девушка заставила его поволноваться? Он приучил себя видеть в ней сначала пострадавшую, а уже затем – особь женского пола. Просто необходимо себе внушить, что перед тобой обыкновенная связка мышц, а не чей-то изящный бюст. Очевидно, сработал выработанный рефлекс. И потом, она была такая тощая, что впору вызвать участие, а не влечение. Он перебирал пальцами ее ребра, как струны на гитаре.

– Кажется, и в самом деле, нельзя тебе тут оставаться, а то еще, чего доброго, схватишь воспаление легких, – сказал он, начиная замечать, как быстро сгущаются сумерки. – Как ты себя чувствуешь?

– Мне уже лучше. Я хочу встать, – ее голос обрел относительную твердость.

– Идти сможешь?

– Постараюсь… Думаю, что смогу.

Но он с сомнением покачал головой.

– А я что-то не уверен.

Услыхав шум приближающегося мотора, он вышел на середину шоссе и замахал руками. В гору тяжело подымался «ЗИЛ» с прицепом, доверху груженный кирпичем. Водитель высунулся из окна, как только заметил девушку, лежащую на обочине.

– Друг, тут пятьсот метров до ближайшего селения. Помоги отвезти больного человека.

– Ну что за разговор!

Водитель соскочил на асфальт, чтобы помочь ей забраться в кабину.

Парень сел с самого края, придерживая девушку за талию. Ее голова поневоле склонилась на его плечо, и его открытую шею ласкало ее влажное дыхание. Ее глаза теперь находились совсем близко, пару раз она их открывала и вопросительно заглядывала ему в лицо.

Они проехали с полкилометра в обратном направлении и сошли на троллейбусной остановке, от которой уходила грунтовая, с выбоинами дорога в сторону деревни. Под вечерним небом, в тени фруктовых садов белели крайние дома.

Ему пришлось взять ее на руки. Впрочем, нести ее не составляло труда: она оказалась легкой, точно пушинка. Ее рука обвилась вокруг его шеи, локон ее волос он чувствовал на себе сквозь ткань рубашки. Он только не слышал биения ее сердца – наверное, оно было еще очень слабым.

Хотя до селения, казалось, было рукой подать, он шел с нею минут пятнадцать, поднимая с дороги клубы пыли. Первый двор, мимо которого они прошли, не пробуя заходить, выглядел пустым. Зато по второму бродили куры, и калитка была открыта. Из нее навстречу гостям выбежал рыжий пес и, добродушно обнюхав ноги обоих, вернулся сообщить о них хозяйке.

Немолодая, но стройная женщина доила козу, привязанную к забору. Не оставляя своей работы, она пытливо поглядывала на приближающихся людей.

Парень подошел вплотную к забору и объяснил в двух словах, что случилось. Он еще не успел договорить, как она уже вытерла руки о передник и позвала их за собой.

Он осторожно обошел миску с зерном для кур. Двор был длинный и тесный и огибал дом со всех сторон. В окно заглядывало абрикосовое дерево, увешанное соблазнительно сочными плодами.

Хозяйка подвела их к сеновалу.

– Спасибо, нам больше ничего не надо, – ответил он и по приставной лестнице со своей ношей вскарабкался наверх.

Запах прелой соломы дохнул из темноты.

– Пригнитесь пониже! – посоветовала женщина.

Наставление оказалось впору: он едва не врезался лбом в поперечную балку.

Здесь он смог наконец разжать руки, роняя девушку на сено.

Со двора донеслись истошные крики: хозяйка, посетовав на судьбу (ну что за наказание такое!), отчитала пятнадцатилетнего сына, который вместо того, чтобы помогать по хозяйству, присматривать за сестренкой, шляется допоздна невесть где, и от учебы никакого толку, придется на будущий год забрать его из школы и отдать в училище. Этим закончились ее нарекания. Голоса поутихли. Спустя некоторое время заскрипели поперечины лестницы, и в проеме выросла чья-то тень. Фонарь, направленный вовнутрь, рассеял мрак. В отсвете его луча они увидели подростка с одеялами, перекинутыми через плечо, в руках кроме фонаря он нес кувшин и краюху белого хлеба. С отвисшей нижней губой, на которой запеклась кровь, у него был грубоватый вид. Платье девушки задралось намного выше колен. Взглядом оценщика из ломбарда он обмерял ее ноги, заставив ее смутиться и одернуть край платья. Теперь глазеть уже было не на что. Подвесив фонарь над головой, он сбросил на солому два одеяла и поставил перед ними кувшин, наполненный козьим молоком. Пока они делили это все между собой, он отошел в сторонку и вытащил из-под досок забившегося в них щенка.

– У вас есть дети? – вдруг спросил он.

Парень уронил хлеб и долго прокашливался.

– Видишь ли, мы как-то не успели.

– Значит, вы еще хлебнете горя, – глубокомысленно заметил он и вместе со щенком исчез в проеме окна.

Как только подросток ушел, они со значением переглянулись между собой. Он оставил им свой фонарь, и они видели лица друг друга, полные неожиданных мыслей.

– Мы, оказывается, супруги, – сказал парень, – а я до сих пор не знаю даже твоего имени. Как тебя зовут?

– Ксения, – опустив глаза, ответила она. – Так звали мою бабушку, – добавила она, обижаясь на его кислую гримасу.

– Заметно, – кивнул он. – А меня – Андрей. Как моего отца. Смотри, не забудь, если кто спросит.

– Разве это плохо, что меня назвали в честь моей бабушки? Ты же ничего о ней не знаешь. Она гордость нашей фамилии… хоть и не всем в нашей семье это по вкусу. Профессор медицинского университета, член-корреспондент, лауреат нескольких премий – вот кто она была такая. Я всегда мечтала быть похожей на нее. А пока еще только учусь на медицине, – заметила она со вздохом.

– Успеешь выучиться, – сказал он не задумываясь, лишь бы приободрить ее, но Ксения восприняла его слова всерьез.

– В самом деле? – в ее голосе сошлись вместе недоверие и надежда.

– Конечно! Какая ты странная!

– А чем ты занимаешься? – поинтересовалась она после паузы.

– Я спортсмен. Спортсмен-подводник.

Он поймал ее восхищенный взгляд.

– У тебя работа, требующая концентрации силы и воли. Я с самого начала знала, что ты именно такой.

– Откудова?

– Я чувствовала, – ответила она, пожимая плечами.

– У тебя кто-нибудь есть?.. Ну, я имею ввиду, есть ли у тебя семья. Ты, кажется, что-то о ней упомянула.

– Я не поддерживаю с ней тесных отношений. Самым близким мне человеком была бабушка. Она умерла, когда мне исполнилось шесть лет.

– Сколько?!

– Ну и что? Память о ней все равно жива – в моем сердце. Да, она умерла для всех, но только не для меня. Я часто просматриваю старые фотографии, беседую с ней. И они помогают мне в трудную минуту, тогда я не чувствую себя такой одинокой. Я и взрослела-то вместе с ней. Знаешь, я ведь никогда прежде не была в Симферополе – то есть до окончания школы. Родители были против, потому что это родина моей бабушки. Они больше ненавидели ее, чем любили, да и меня назвали ее именем только потому, что появилась я на свет благодаря ей. Видишь ли, у моей матери были осложнения во время беременности. Врачи не советовали рожать вовсе. Если бы не вмешательство бабушки, роды могли и не состояться... Да и потом, пока она была жива, родители приложили максимум усилий, стараясь нас разлучить. Они хотели, чтобы я забыла о ней, наверное, они предпочли бы, чтобы я вообще никогда ее не знала. Но им не удалось вычеркнуть ее из моей жизни, которую она мне сама дала. Закончив школу, я приехала в Симферополь с тем, чтобы поступить в медицинский университет – тот самый, который закончила когда-то она. Я хотела бы пройти весь тот путь, который прошла Ксения Вержбицкая.

Андрей украдкой зевнул: это не для него, жить с кем-то, кто давно умер, ее философия его просто утомляла.

– Знаю, это трудно, когда не на кого опереться.

Свет фонаря начал тускнеть: заканчивался заряд аккумулятора.

– Ну что ж. Теперь нам остается только прилечь и постараться хорошенько выспаться, – сказал Андрей. – В нашем распоряжении – полный чердак сена и два одеяла. Мы, конечно, могли бы укрыться ими порознь. Но если попробовать лечь вместе и укрыться ими в два слоя, нам будет гораздо теплее. Что ты на это?

Она согласилась, что так будет, конечно, лучше.

Он выключил фонарь. Они даже не разувались, укрылись одеялами и навернули сена с боков. Только вот руки все еще мешали ему. Он не знал, куда их деть. Наконец, устав от возни, обнял ими Ксению, и та доверчиво прижалась к нему.

Если бы не ее мертвенно-холодное прикосновение, он решил бы, что на его груди прикорнул ребенок.

Кажется, она уснула. Андрей слышал ее ровное дыхание. А вот к нему сон почему-то запаздывал. Неменяющаяся поза начинала его тяготить. То там, то здесь острые соломинки впивались прямо в кожу. Но он не смел пошевелиться из боязни разбудить девушку.

В безмолвии ночи вокруг них оглушительно стрекотали сверчки. Лишь однажды ветер принес откуда-то перекрывшее их слабое блеяние овец – и снова в тишину вернулся неугомонный сверчковый оркестр.

 

 

Единственное окно на сеновале наполнилось режущим дневным светом. Открыв глаза, Андрей с минуту изучал нависшие над ним толстые балки, о которые мог запросто накануне разбить себе лоб. Одеяло еще в середине ночи съехало от него к Ксении, эта мерзлячка во сне перетащила все на себя. Он попробовал дернуть за край – пусть просыпается. Одеяло не подалось.

– Эй, пора вставать!.. Ксения! – он развернулся к ней и увидел вместо девушки клубок рыжей шерсти, сплошь утыканный соломой.

Пес, оказавшийся сукой, только лениво приподнял веки, и больше никак не отреагировал на его пробуждение, чувствуя себя здесь в полной мере хозяином.

– Понимаю. Я занял твое место. Извини, дружище, – сказал Андрей, встал и спустился вниз, отряхиваясь на ходу.

Черепичная крыша дома уже полыхала в утренних лучах, солнце, пробивавшееся сквозь частокол кипарисов, стремительно рвалось на небосклон, будто шаловливый ребенок, избавившийся от бдительной опеки. Двор был пуст. Андрей украдкой сорвал с абрикосового дерева парочку нежных плодов, собираясь угостить ими Ксению после того, как он ее найдет.

Он осмотрел все углы, но ее нигде не оказалось. Бархатная абрикосовая кожура согрелась и обмякла в его ладони. Он съел все сам и побрел дальше. Дорогой ему попался хозяйский парнишка с велосипедом, который видел Ксению, направлявшуюся к реке. Он пошел вверх по холму указанной ему извилистой тропинкой, обросшей колючими кустарниками. Их острые шипы кровожадно вонзались в его оголенные руки, но и ткань брюк тоже не была для них препятствием. Весь исцарапанный, он облегченно вздохнул лишь в тот момент, когда тропа, неожиданно затерявшись среди мелколесья, привела его к пологому спуску, за которым уже отчетливо различался шум водопада.

Водяной поток шириной всего в два метра низвергался с высоты втрое большей, вскипал на подводных валунах и, пенясь, вливался в сравнительно широкую, но мелководную речушку. Дуга, по которой с разгона срывалась вода, оставляла несточенным узкий уступ между водопадом и скалой. На этом уступе он вдруг увидел Ксению. Она была совершенно нагая и в застывшей позе протягивала руки к грозной струе – колдунья, взывающая к стихии.

Какая она все же хрупкая! Кожа совершенно белая, ни следа от купальника. Он припомнил зябкое прикосновение ее рук. Вместе с тем в ее фигуре была особая грациозность, утонченность. Беззащитный цветок рядом с сокрушительной лавиной. Это было так трогательно. Он присел за валунами, и оттуда незаметно продолжал любоваться ею. Несколько камешков, пока он перепрыгивал с места на место, выкатилось из-под его ног, но грохот водопада заглушил все звуки.

Наконец она осторожно выбралась оттуда, прижимаясь к скале из страха поскользнуться на мокром карнизе, добралась до берега, подхватила одежду и скрылась в тени ближайших деревьев. Андрей немного подождал, затем вышел из укрытия и догнал ее уже на тропе. Водопад остался далеко позади, и на этот раз она расслышала звук его шагов. Первоначальный испуг на ее лице сменился робкой улыбкой.

– Почему ты меня не предупредила? – укоризненно спросил он.

Она смотрела на него снизу – вверх. Только сейчас, когда они стояли рядом и во весь рост, он обратил внимание, что она едва достигает ему груди. Ее влажные волосы отливали зеркальным блеском.

– Ты был там? Ты видел? Сколько в нем силы! Его высвобожденная мощь… Она вдохновляет, – увлеченно говорила маленькая, слабая Ксения. Она помолчала. – Кто твой любимый поэт?

– Любимый – кто?

– А у меня – Есенин, – продолжала она, словно не расслышав вопроса. – Там, у водопада, я читала его стихи. Они так прекрасны в своей мечтательной грусти, полные безисходной тоски! Сила рока так же неотвратима, как неукротим этот водопад!

Он вдруг устыдился того, что подглядывал тайком у реки – а она в это самое время декламировала Есенина!

– Ты в порядке? Думаю, нам не следует обременять хозяев. Добрые люди, они и так много для нас сделали. Мы вернемся лишь затем, чтобы попрощаться, и пойдем к троллейбусу. Договорились?

В знак согласия она тихо кивнула головой.

– Тут было так хорошо. Вот видишь. Почему мы должны отсюда уезжать, разве мы оба этого хотим? Нет, но все равно поступим наоборот. Что за нелепость: мы согласны плыть по течению, даже если знаем, что оно закончится на обрыве скалы! Инстинкт побеждает разум! Никто не может управлять своей судьбой.

– Тебе не следует увлекаться Есениным, – попытался развеселить ее Андрей. – Уж лучше – Блок, там, по крайней мере, все предельно просто: «левой, левой!».

 

 

Они молча шли по направлению к шоссе. Ксения задумчиво брела обочиной.

– В этом месте потерялась моя босоножка, помнишь? – вдруг произнесла она, остановившись и тронув носком песок. – Ты подобрал ее и спросил: «Не твоя ли это босоножка, Золушка?».

Андрей только покачал головой и, не отвечая, ушел вперед. Она же, опустив виноватый взгляд, так, словно совершила что-то ужасное, отправилась по его следам.

Внезапно он заметил, что идет один. Оглянувшись, увидел Ксению, присевшую на травянистом пригорке обок дороги, поджав ноги и уткнувшись носом в колени. Этого еще нехватало! Он вздохнул, вернулся и сел рядом с ней, терпеливо став дожидаться, пока стекут ее слезы.

– У меня нет дома, – пожаловалась она сквозь плач, – мне некуда идти.

– Объясни, что произошло.

– В Симферополе я никому не нужна. Не хочу туда возвращаться, – повторила она, заходясь еще большим плачем. – Ни в Симферополь, ни куда-нибудь еще.

– Понятно, – вздохнул он еще раз. – Но так не бывает. Не знаю, но, по-моему, ты все здорово усложняешь… Нет, как себе хочешь, только я этому не верю. Ты просто чем-то расстроена, – он осторожно тронул ее за плечо. – Послушай, нельзя воспринимать все в таких мрачных тонах. Это не идет такой симпатичной девушке, как ты.

Он попытался заглянуть в ее заплаканные глаза – безуспешно.

– Ну хорошо. А где твои родители?

– У меня их нет, – ответила она с обидой в голосе.

– Ну, а… подруги?

– Они меня забыли.

В неожиданном порыве она вдруг схватила его за руку.

– Ты вынес меня на руках. Ты заботился обо мне. Ты остался здесь из-за меня. Почему?

– Но ведь это же естественно. Кто-то должен был… – озадаченный сам, попробовал оправдаться Андрей.

Но Ксения и слушать не хотела.

– Ты такой замечательный, – сказала она, размазывая слезы по щекам. – Почему ты боишься признаться в том, что любишь меня? Разве это так стыдно? Скажи, что любишь! Скажи это, ну пожалуйста!

– Я?.. Ну да, конечно, но… – он совершенно растерялся. Как ей все объяснить, чтобы она при этом снова не впала в истерику?

– Ты это сказал! – с облегчением выдохнула она, прижавшись к нему, словно бесприютный котенок, мечтающий о ласке. – Видишь, это совсем не трудно. Я знала! Знала, что ты это скажешь. Я нравлюсь тебе… Нет, не просто нравлюсь – ты в меня влюбился, – повторяла она будто в экстазе. – А ведь ты мог бы уехать, так ничего и не сказав. Я содрогаюсь при одной мысли, что мы могли расстаться, не выяснив, что любим друг друга. Повтори, пожалуйста, еще раз. Я хочу это снова услышать. Ведь ты же любишь меня, правда?

Андрей вытер со лба проступившую испарину. Ему было страшно неловко обманывать ее, но она смотрела на него с таким необычайным воодушевлением, что после первого раза, невольно зародив в ней надежду, он не посмел бы разрушить ее во второй. Сейчас он просто не мог ответить: «нет».

– Я люблю тебя. В тебя невозможно не влюбиться. Ты очень красивая. И такая нежная… как лепесток розы, – добавил он, опустив взгляд на ее платье с розами.

Ее лицо осветилось почти детской радостью.

– Я тоже сразу поняла, что люблю тебя – как только ты склонился надо мной. Я не хотела бы выздоравливать еще целую неделю… Нет, мало – месяц, год… Лишь бы ты оставался рядом и никуда не уходил.

Она пальцами, будто перышком, скользнула по его щеке, обогнула рот, коснулась щетины. Но потом между ее бровями вновь пролегла легкая складка.

– Я должна сказать тебе кое-что еще… Наверное, это судьба послала мне тебя. Знаешь, только что я чуть не вышла замуж за человека, который меня обманывал. Всего несколько дней назад должна была состояться моя свадьба.

Андрей обомлело посмотрел на нее.

– Мы познакомились весной, когда еще только начали цвести сады, – продолжала она, догадавшись, о чем он хотел бы спросить. – Он был медик, как и я, только аспирант. Это произошло в библиотеке. Он обратил внимание на мою фамилию. Его заинтересовало, не родственница ли я той самой Ксении Вержбицкой. Между прочим, ее портрет до сих пор висит на почетном месте в актовом зале университета, и он сразу же заметил сходство… Спустя несколько дней он пригласил меня в театр. На нем был строгий темный костюм «тройка», белая рубашка с манжетами под запонки – представляешь, кто сейчас такое носит? – совсем как во времена моей бабушки. Впрочем, он был от нее без ума, точнее, от ее научных достижений, и, как оказалось, гораздо больше, чем от меня. Но тогда я об этом еще не догадывалась. Я поверила в его искренность. Всю ночь напролет мы бродили по городу, взявшись за руки и наслаждаясь ароматом цветущих садов. Нет, нет, больше – ничего такого. Он и поцеловал-то меня впервые лишь через месяц. Он был очень галантен. Я вообще не поддерживаю отношений с развязными парнями. Мы встречались в одно и то же время в одном и том же месте. Если кто-то не любит менять свои привычки, это ведь говорит в его пользу, не так ли? Я не могла себе представить, что все это делалось нарочно, он хотел произвести на меня впечатление, чтобы с моей помощью заполучить результаты бабушкиных исследований, которые она не успела опубликовать. С самого начала ему нужно было только это! Да нет, он готов был на большее ради достижения своей корыстной цели! Потом были клятвы в любви, обещания жениться. Мы успели назначить день свадьбы. Но свадьба так и не состоялась. Он сбежал всего за несколько часов, когда понял, что вожделенных записей больше нет: я их сожгла у него на глазах. От них остался один лишь пепел.

Андрей как завороженный следил за ее выразительной жестикуляцией. Ксения припала к его плечу.

– Я знаю, ты совсем не такой! Я тебе верю. Я чувствую, что ты на самом деле меня любишь! Ты не смог бы меня обмануть! Ты ведь действительно любишь меня? Ты женишься на мне, правда?

Андрею трудно было поверить, что это он сам сидит здесь с пересохшим от волнения горлом и невестой на плече.

 

1.2

 

Проснулся он в холодном поту. Всю ночь ему снилось покалывающее сено, песчаная дорога – много песка, аж ноги вязли по щиколотки, не пуская вперед. Счастье, что это все оказалось только сном. Он был у себя дома, в привычном окружении. Беспорядочно разбросана одежда. Корзина для грязного белья переполнена, не закрывается – уж давно бы следовало разгрузить. Он сдавал его в прачечную. Простыни ему возвращали серыми, иногда с пятнами ржавчины. Он не придавал этому большого значения, так же, как и еде. Питался чем попало и наспех. Умывальник снова завален немытой посудой, зато холодилник пуст, если не считать последней бутылки пива. По праздникам он покупал в магазине бисквиты – домашние, бесспорно, лучше, но он уже привык к этому вкусу. Он окончательно привык и к своему стихийному образу жизни, все его в ней устраивало, он ничего не хотел менять.

Он достал тапочки из-под дивана, лениво потянулся, подошел к окну, в которое сквозь листву старого платана пробивались солнечные лучи. Распахнул окно настежь – его сразу же обдало ласковым ветерком. Со двора доносились только шелест в ветвях и крики играющей детворы.

Он включил музыку, подхватил десятикилограммовые гантели и сделал несколько упражнений. Слишком быстро уронил их на пол: к чему теперь выкладываться? Не его черед заботиться о сохранении формы. Достал пиво из холодильника, плюхнулся с ним в кресло. Крышку сорвал, зацепив о подлокотник – в этом месте он был давно искорежен. Приложился к бутылке, но едва успел сделать пару глотков, как раздался звонок в дверь.

Кто бы это мог быть? Количество друзей резко поубавилось с тех пор, как его выставили из команды. Ах, да. Вчера в дверях он нашел записку от соседа, Виктора Гавриловича. Вероятно, это он.

Рассчитывая увидеть соседа, Андрей пошел открывать дверь. Однако на лестничной площадке стояла взволнованная предстоящей встречей Ксения.

– Ты?! – это все, что ему удалось выговорить.

Он почувствовал себя перед ней крайне неловко в одних трусах, ее щеки тоже покрылись бледным румянцем, кажется, она поняла, что ее не ждали.

– Извини, – наконец сказал он, смущенно отступая от двери.

Ксения первая преодолела возникшую между ними неловкость.

– Ой, да что ты! Я думаю, ничего страшного, мы ведь и так скоро поженимся!.. Знаешь, я так счастлива! – и она с порога кинулась ему на шею.

Пока она осматривала квартиру, он натягивал брюки.

– Хочешь пива? – спросил он, потому что она успела заметить бутылку и еще потому, что ему больше нечего было предложить. Он не скажет ей, что пил из горлышка.

Хоть бы она поморщилась и заявила, что ни за что не станет пить такую гадость. Но вместо этого она мужественно вытянула все пиво из кружки, которую пришлось специально для нее разыскать и вымыть под краном.

– Как ты можешь это пить? – спросил он с нескрываемым ужасом.

– Ты пьешь, значит, и я полюблю, – твердо возразила она.

Ксения покачала головой, увидев царивший кругом беспорядок, словно хотела сказать: «да, предстоит работенка».

Квартире явно недоставало уюта. Стены были оклеены фотографиями звезд эстрады и футбола. Вымпелы, медали -–призы, добытые в соревнованиях. Дверца единственного шкафа не закрывалась, с полки из-под груды тряпья торчали ласты. Все, как у человека, проводящего большую часть времени вне дома.

– У тебя так мило здесь, – сказала она, стараясь на что-нибудь не наступить. – Такое ощущение, будто я тут родилась.

Андрей обескураженно потрогал себя за ухо.

– Мне нравится все, связанное с тобой, – продолжала она, прохаживаясь по комнате и с нежностью поглаживая рукой окружающие предметы.– Эти стены, шкаф, занавески, вид из окна, твоя одежда, брошенная как попало и сама твоя привычка все разбрасывать… Твой запах… Он идет отовсюду. Когда ты нес меня, и когда мы спали под одним одеялом, я им наслаждалась, а здесь… я просто не в силах ему сопротивляться. Я люблю тебя. Я жутко люблю тебя. Нашему браку будут завидовать все, потому что никто так не любит друг друга, как мы с тобой. Любовь с первого взгляда, безотчетная, бескорыстная, похожая на внезапное озарение – только такая любовь может быть настоящей. Знаешь, я хочу, чтобы мы разыскали пассажиров того троллейбуса и пригласили их всех на нашу свадьбу: я им так благодарна за то, что ни один из них не занял твое место… Ах, нет. Пусть лучше у нас будет самая скромная свадьба: только ты и я. Скажи, разве это не было бы чудесно? Так ли обязательно выставлять наши чувства напоказ? Свой наряд я бы надела для одного тебя. Как было бы здорово!.. Какое платье, по-твоему, я должна надеть: простое или длиное, до пят?

Андрей тяжело вздохнул. Что бы ее урезонило?

– Послушай, тебе не кажется, что мы слишком торопимся со свадьбой? Спешим, будто на пожар. Надо ведь еще хорошенько все обдумать, взвесить.

– О чем тут думать! – нетерпеливо возразила она. – Доверься сердцу! Что оно подсказывает тебе? Не бойся. Дай волю чувствам. Разреши им управлять тобой, а не расчетливому, несовершенному разуму. В чувствах проявляется сама природа, в разуме – только человек. Не становись заложником самого себя!

– Но если природа позволяет нам иметь разум, то, очевидно, для того, чтобы мы не совершили какой-нибудь глупости… Ой, извини! Я не то хотел сказать. Конечно, мы поженимся. Но давай не будем торопить события. Нам следует немного подождать. За это время мы хотя бы привыкнем друг к другу.

– А разве отсрочка что-нибудь изменит? – спросила она с наивностью, против которой у него едва ли нашлись бы аргументы.

– Нет, конечно, нет! – успокоил ее Андрей. – Но я же не могу допустить, чтобы ты страдала.

– Рядом с тобой? – не поверила она.

– Ты всего не знаешь. Я безработный.

– В тот раз ты сказал неправду?

– Нет. Я не обманывал тебя. Я профессиональный спортсмен, но в настоящий момент меня не возьмут в команду даже запасным игроком.

– Почему?

– Допинг... Господи, тебе хоть известно, что это такое? Я не прошел допинговый контроль. За это меня дисквалифицировали и на год сняли с соревнований. Уже второй месяц я не могу найти себе работу. Потому и в Ялту ездил. Мне сообщили, что на турбазе требуется тренер. Но я опоздал, они уже кого-то взяли на это место. Вот тогда-то на обратном пути я и встретил тебя… Ну ты сама подумай, у меня – ни гроша в кармане, и какая нас ожидает перспектива, если мы поженимся: вдвоем – в пустой квартире? Кстати, мне даже за квартиру нечем заплатить.

Наступила пауза. Ксения в новом свете увидела развешанные спортивные трофеи.

Продолжить помешал еще один звонок в дверь. Андрей с облегчением снял ее руки со своих плеч. На этот раз действительно пришел сосед. Ему было лет около сорока, на нем был «адидасовский» спортивный костюм, не вязавшийся с его выпирающим животом, портрет дополняли незабываемо подвижное лицо и вкрадчивый голос. Увидев его с девушкой, а кровать незастеленной, он многозначительно подмигнул.

– Дела, я смотрю, идут?

Андрей хотел было объяснить, но тот сразу же замахал на него руками.

– Не волнуйся, меня это абсолютно не касается!

Его только обеспокоило, какова будет реакция Ксении, но она по-своему истолковала намек, как и положено неиспорченному ребенку, не уловив вульгарных оттенков.

– Андрюшенька, дорогой, – воркующе заговорил сосед, – мне тут супруга передала… Я все знаю, все понимаю, но ради Бога, прости. Я помню, сколько я тебе должен. Подожди еще немного. Я все отдам, с процентами, клянусь, вот тебе крест!

– Зря креститесь, Виктор Гаврилович, я не верующий. А вот вернуть долг вы мне обещаете уже…

– Верну, Андрюша, точно, верну! – перебил его сосед, прикладывая руку прямо к сердцу. – Вот только продам товар и сразу же верну, не сомневайся. Знаешь, в какую сумму я влетел?

– Ну, это уже ваши проблемы!

– Да, да, конечно!… А кстати, – он сделал вид, как будто эта мысль только что пришла ему в голову, – у меня же есть для тебя отличнейшая вещь! И как это сразу я не подумал? Себе хотел оставить, ну да ладно! Андрюша – «Панасоник»! Пал-секам, дистанс! А? Не пожалеешь!.. Ну хочешь, возьми курткой. Чудесная финская куртка на пуху.

– Виктор Гаврилович, извините, но мне сейчас нужны деньги.

– Да, понимаю, – скис тот. – Ну что ж, будут тебе деньги. Вот только немного раскручусь. Верь! Ей Богу! Андрюша, я тебя еще ни разу не обманул!

Ксения, которой разговор стал неинтересен, между тем взялась собирать разбросанные повсюду вещи.

– Кажется, я не вовремя, – спохватился сосед. – Ухожу, не буду вам мешать.

У выхода, скосив на нее глаза, он заговорщически прибавил, так, чтобы она не расслышала:

– А она ничего. Худенькая, правда, но толстушек я и сам не переношу.

Когда Андрей вернулся в комнату, Ксения стояла посередине и складывала его шорты.

– Какой милый у тебя сосед, – заметила она с наивностью, не перестававшей его удивлять.

– Теперь ты убедилась, я же вовсе не против того, чтобы мы поженились и были вместе, но нужно реально смотреть на вещи.

Ксения вновь со всей нежностью прильнула щекой к его груди, не сомневаясь, что доставляет ему тем самым неизъяснимое удовольствие.

– Безработный… – протянула она с мечтательной грустью. – Как это прекрасно! Мы бедны, на грани выживания, но счастье в нищете нам дает наша любовь.

 

 

В обычный для крымского лета солнечный полдень пара молодоженов в сопровождении родственников и друзей сошла по ступенькам ЗАГСа на расплавленный асфальт небольшого дворика с цветочной клумбой посередине. Невеста была одета в скромное белое платье обычной длины, букетик роз она стыдливо подносила к подбородку, словно хотела им закрыться от любопытных глаз случайных прохожих. Ее бледность не так бросалась в глаза, когда она улыбалась. Тонкая рука, изящная в белой перчатке, сжимала руку жениха чуть повыше локтя. Сам жених выглядел как олимпийский чемпион рядом с хрупкой невестой. Их брак обещал стать образцом гармонии.

Почти все гости, успевшие съехаться к свадьбе, были с его стороны. Кажется, их несколько шокировала такая поспешность. Объяснение, на их взгляд, могло быть только одно.

Отец Андрея попал на церемонию прямо с самолета, только что примчавшись из Тюмени. Он был нефтяник и работал по долгосрочному контракту. Там у него осталась женщина. Мать Андрея умерла, когда ему было шесть лет, ее он почти не помнил. Благодаря жесткому характеру отца он получил воспитание, которое вполне пригодилось, когда тот, перестав летать на буровую вахтовым методом, осел там надолго. Сыну как раз исполнилось восемнадцать, и он перестал нуждаться в опеке. Они продолжали поддерживать тесные, насколько разрешали обстоятельства, отношения, основанные на взаимопонимании.

Его тетка крутилась вокруг него вместе с дочерью, стараясь понять, что же тут происходит. Друзья втихомолку перемигивались, но и только. Андрей, не обращая на них никакого внимания, опустошал рюмку за рюмкой, чего как спортсмен-профессионал раньше ни за что бы себе не позволил. Однако Ксения терпеливо смотрела, как он глушит водку, и умирала от счастья.

Решила ли она не приглашать родителей или те не захотели приехать, Андрей не знал. Ксения избегала этой темы. Щадя ее чувства, он предупреждал всех и просил не обременять расспросами. С ее стороны явилось лишь пару сокурсниц. Они были тише воды, ниже травы, и вообще держались особняком. Заставить их разговориться оказалось делом гиблым. Не видно было даже, чтобы к невесте они относились как подруги.

Пояс тамады навесил на себя сосед Виктор Гаврилович, подаривший молодым большую пачку жевательной резинки из нереализованного товара. Эта роль подходила ему, как никому другому, и он старался быть веселым, как никогда.

Гости разошлись далеко за полночь. Андрей задевал мебель. Ксения вытащила его с балкона, чтобы он мог с ними проститься. Он вызвался проводить ее подруг до общежития, по пути развлекая их, насколько это было возможно, приукрашенными рассказами о своих спортивных приключениях. Воздух был напоен густым ароматом кипарисов и проникнут освежающей прохладой ночи. Дорогой он протрезвел, и тогда поймал себя на мысли, как ему не хочеться возвращаться домой, где его ждала Ксения. Постояв на мосту через реку, он присел отдохнуть на парковой скамье, но, повстречав полицейский патруль, подозрительно покосившийся на него, сидящего в тени листвы, предпочел удалиться.

Ксения хозяйничала дома одна. Посуда блестела, пол подметен, стулья расставлены по местам. Цветы в вазах по всей комнате. Она сама – в переднике и своем подвенечном платье с рукавами, закоченными до локтей. Изо всех сил старалась ему угодить.

Ну чем не идеал? Его переполняло чувство признательности, вызванное ее добротой и старанием дать ему как можно больше. Но вместе с тем он начинал понимать, что его так беспокоило. Он не видел в ней женщины, боялся близости с ней, и тем сильнее был этот страх, чем большее уважение она в нем вызывала. Это так же, как нельзя хотеть свою секретаршу – можно хотеть только женщину, которая ее олицетворяет. А вот Ксения в его глазах никак не выходила из образа той самой секретарши. Ощущение этого делало каждую его следующую минуту более невыносимой: по мере того, как приближалось время лечь с ней в постель, это вызывало в нем все больший протест.

Насколько возможно, он старался оттянуть этот момент. Целые полчаса шумела вода в ванной. Он даже зубы почистил, чего раньше перед сном никогда не делал. Он вышел оттуда, пахнущий зубной пастой и дезодорантом, однако еще при галстуке. Она уловила запах и решила, что это все ради нее.

Постель была готова. Неторопливым движением Андрей снял с плеч пиджак. Ксения опустила глаза.

– Может, нам лучше погасить свет? – спросила она.

На секунду ему стало легче оттого, что предложение исходило от нее.

На двоих было только одно одеяло. Он весь собрался, как перед окунанием в холодное июньское море – и тут же почувствовал рядом ее, такое же холодное, прикосновение. Они скатились в яму посередине и невольно прильнули друг к другу. Но это прикосновение не вызвало в нем ничего, кроме чувства определенной неловкости. Хотя их тела соприкасались, препятствие все же не исчезло. Оно было внутри него. Она по-прежнему оставалась для него беспомощной девушкой из троллейбуса, которую он нес на руках до самого селения, с которой ему пришлось ночевать на сеновале, той, которую он видел в целомудренной наготе у водопада – и при этом стыдился всякой мысли о ней как о женщине. Образ опекаемой им доверчивой и беззащитной девушки напрочь врезался в его сознание, и теперь, как ни старался, он не мог заставить себя думать о ней иначе. Он попробовал поцеловать ее в губы – и понял, что совершает над собой насилие. При этом она была неподвижна, и только глаза настороженно блестели, как у зверька, забившегося в нору.

– Знаешь, – призналась она, – я никогда еще ни с кем не…

– Я догадывался об этом, – ответил он, избавив ее от необходимости продолжать.

Он встал, подошел к раскрытому окну. За ним была лунная, безветренная ночь. Легкие занавески ни разу не шелохнулись. Ксения накинула халат, подошла сзади и обвилась руками вокруг его талии.

– Я все понимаю, – успокоила она. – Но это неважно. Главное, чтобы ты любил меня.

 

1.3

 

Прошла неделя, заменившая молодым медовый месяц. Исчерпались запасы, оставшиеся после свадебного стола. Почтовый ящик наполнился счетами с требованием немедленной оплаты. Сумма долгов продолжала расти, а наличных – таять на глазах. Еще одна такая же неделя – и им нечего будет есть. Они и так старались экономить. Будущей Ксениной стипендии могло хватить, при весьма умеренных запросах, еще по крайней мере дней на десять. Сосед должен был ему пятьдесят «баксов», хотя при встрече рассыпался в постоянных извинениях. Ксения умела вязать. Андрей опустошил единственный шкаф, они распускали старые ненужные свитера, и она вязала из них теплые носки, детские варежки и шапочки. Он выносил их на базар, но шерстяные вещи в летнюю пору шли крайне вяло, приходилось отдавать почти за бесценок. Так они могли протянуть еще какое-то время. Затем ему все же необходимо было найти хоть какую-то работу. Но, кроме спорта, он ничего делать не умел.

В третий понедельник июля он не отправился, как обычно, с утра на рынок, а, тщательно прогладив чистую рубашку и достав новые туфли, поехал к себе в спортклуб. Он всегда появлялся в своей almamater опрятно одетым. В конце концов, это стало его имиджем. Пусть молодое поколение уважает ветеранов.

Знакомыми коридорами перемещались теперь главным образом незнакомые лица. Только дважды он махнул рукой, отвечая на приветственное восклицание, вроде: «О, Андрей, здорово! Давненько тебя не было видно!». Секретарша тоже была новенькая, очень даже симпатичная (шэф уделял этому неизменное внимание), весело щебетала с каким-то парнем в спортивном костюме. При виде Андрея она внезапно сделалась серьезной и уткнулась в лежавшие перед ней бумаги. Он почувствовал себя неловко. Прежней секретарше он всегда улыбался. Даже если гадко на душе – не так уж невозможно заставить себя вовремя растянуть губы в ширину. Она привыкла и встречала его прояснившимся взглядом. Приятно видеть, что ты можешь поднять кому-то настроение. А однажды он сам вошел хмурый – и вдруг она первая, уже по привычке, одарила его улыбкой. Это тоже стало частью его имиджа. Удачливый спортсмен обязан улыбаться.

Он попытался проделать то же самое с новенькой – безрезультатно. Андрей тяжело вздохнул: сколько же нужно потрудиться, чтобы довести эту Золушку до совершенства?

– У себя? – вопросительно показал он на дверь.

Секретарша недоуменно проследила за его взглядом, после чего обратила внимание на его руки, которые он с нарочитой небрежностью придерживал в карманах.

– Игорь Сергеевич сейчас не принимает, – ответила она довольно сухо.

– Пусть только попробует, – вызывающе кинул Андрей, наплевав на ее холодный тон.

Она не поверила, что он это всерьез, однако на всякий случай решила уточнить.

– А что за дело у вас?

У него отвисла челюсть: это что еще за новости? Он не помнил, чтобы в этой приемной задавали подобные вопросы.

– Какое бы ни было, – брякнул он. – Я должен видеть Науменко, вот и все.

– А я должна знать, по какому делу, – с неожиданным упорством повторила секретарша; эти его руки в карманах только усиливали ее раздражение.

Парень в тон ей скептически смерил его глазами: ну и наглец!

– Сообщите, что здесь Лосьев. Думаю, этого будет достаточно.

– Не помню, чтобы о вашем визите Игорь Сергеевич предупреждал, – ответила она, правда, не слишком уверенно. – Как вы сказали, ваша фамилия: Лосев?

– Лосьев, через мягкий знак, – поправил он, удивляясь, что в таком месте существует кто-то, кому незнакомо его имя.

– В списке вас нет, – но, как видно, своей настойчивостью он все же произвел на нее впечатление. Она помялась. – хорошо, я спрошу о вас. Только вам придется подождать. Сейчас Игорь Сергеевич все равно занят. Его нельзя беспокоить.

– Что значит – занят? – Андрей вышел из себя. – Если вы не можете обо мне сообщить, тогда я сам это сделаю, без вашей драгоценной помощи.

Он уже было шагнул по направлению к двери кабинета – ему не успели бы помешать, – как вдруг она резко распахнулась изнутри, и сам Науменко, средних лет, плотный, с волевым лицом, появился в приемной. На нем были элегантный светлый костюм и темная рубашка с галстуком. Андрея поразила эта перемена: раньше он не выделялся среди спортсменов, ходил, как все, в безрукавке – разве что не в майке.

Следом вышли два иностранца. Даже не взглянув на Андрея, он сразу мимо него прошел к столу секретарши.

– Леночка, машина вызвана?

– Да, Игорь Сергеевич, она у подъезда.

– Прекрасно. И еще закажите два билета на сегодняшний рейс до Гамбурга. Наши гости покидают нас. Герр Кюфельмайер, – развернулся он к немцу, – машина ждет внизу. До скорой встречи на чемпионате!

Только после этого, не удивившись присутствию Андрея, кивнул ему:

– Входи.

Он ослабил туго затянутый узел галстука и коротким движением бровей показал на ряд стульев:

– Садись. Ну, что у тебя там? – когда он сам развалился во вращающемся кресле, то стол оказался для него чересчур тесным. – Говорят, ты женился. Так внезапно, признаться, не ожидал. Поздравляю!

– Я и сам не ожидал, – ответил не задумываясь Андрей.

– Что ты сказал?

– Ничего… Спасибо! Кстати, отчасти поэтому я здесь. Существует одна проблема.

– У тебя проблемы? А ты не ошибся адресом? Обратись к сексопатологу.

– Мне не до шуток.

– Ладно, валяй. Что там у тебя еще стряслось?

– Срочно нужна работа. Все просто: она учится, а я до сих пор безработный. Раньше я был один, а теперь приходится содержать семью. Помните, вы обещали мне что-нибудь подыскать, какое-нибудь приличное местечко. Вы сами предложили заглянуть в середине июля. Вот я и пришел.

– Ах, вот ты о чем, – Науменко секунду в упор разглядывал сидевшего напротив Андрея, так, словно впервые его увидел, а затем в его голосе появилось нечто, смахивающее на издевку. – И какая же работа тебя устроит?

У Андрея возникло нехорошее предчувствие. Тон какой-то подозрительный. Не собрался ли тот над ним посмеяться? Что ж, самое время показать, что перед ним отнюдь не мальчик.

– Послушайте, вы тоже в этом были замешаны! Как куратор Госкомитета, вы отлично знали обо всем, что творилось в команде. Не без вашего благословения команда сидела на допинге, да еще тренер следил, чтобы все принимали по полной дозе. Обещал, что его нельзя будет обнаружить, что он не оставляет никаких следов. Вы это знали и покрывали обман.

– Эй, потише на поворотах! – предостерегающе кинул Науменко.

– Ну нет! По вашей милости я очутился за бортом! Вы просто обязаны мне помочь!

– Обязан?! – он вдруг схватил Андрея за рубашку, отчего та едва не затрещала по швам, притянул к себе и процедил сквозь зубы. – Поди сюда, ты, жертва обмана, хочешь, разделаю так, что мать родная... – он еще и договорить не успел, а наплыв злости уже прошел. – Нет, вы только на него полюбуйтесь: невинное дитя! Да за кого ты меня принимаешь?

Он наклонился, рывком выдвинул край верхнего ящика и бросил на стол свежий номер «Спортэкспресса».

– Что это? – не понял Андрей.

– А это я должен у тебя спросить: что это? – Науменко развернул газету на 180 градусов, нужный текст был обведен толстым фломастером, а сбоку стоял огромный знак вопроса.

Андрей вгляделся в газетный столбик. Некий врач Астахов в своем интервью газете сообщал, что Андрей Лосьев после того, как объявились положительные тесты на применение допинговых средств, предлагал ему лично крупную сумму денег и даже угрожал расправой, если дело не будет замято. Дальше шрифт поплыл у него перед глазами.

– Ну как, доволен?

– Да это же сплошная ложь! Он все выдумал! Мерзкий интриган!

– Если он это придумал, то во имя чего? Какой ему от этого прок?

– И правда, какой?

Науменко хладнокровно оттолкнул от себя номер, который Андрей в ярости швырнул ему на стол.

– Не знаю. Меня это не касается.

– Он же оклеветал меня! Разве это не очевидно?

Однако тот лишь безразлично пожал плечами.

– Не имеет значения, поверю я тебе или нет. Главное, что теперь вокруг твоего имени поднимется скандал. Подумай сам: кто согласится взять на работу человека с подмоченной репутацией? А ежели – следствие? Нет, милый мой. С такой рекламой, – он кивнул на газету, – научись-ка лучше подметать улицы.

– Так или иначе, но я докажу, что все это ложь! – Андрей вскочил со своего места, загремев стулом.

– Постарайся только не ломать мне мебель, – Науменко попрежнему сохранял спокойствие, в прямую противоположность своему гостю. – И к тому же, я не имею ни малейшего понятия о том, что за черная кошка перебежала тебе дорогу. Извини, у меня своих забот по горло.

Он нажал на кнопку селектора.

– Леночка, когда у меня встреча с венграми?

– Ровно в двенадцать.

– Ого! – он посмотрел на часы. – Времени в обрез. Машина уже вернулась?

– Да, Игорь Сергеевич.

– Превосходно. Сейчас еду. Да, и попросите юриста принести мне проект соглашения.

Он повернулся к Андрею. Тот все понял без слов.

– Можно ничего не объяснять. Уже ушел!

Науменко тоже встал и застегнул пиджак, затем протянул ему на прощанье руку. Только когда Андрей был уже у самой двери, бросил вдогонку:

– Ладно. Как бы там ни было, а ты всегда оставался моим любимчиком. Возможно, когда весь этот шум поутихнет, месяца этак через два-три, я и смогу что-нибудь для тебя сделать. Попробуй мне позвонить.

 

 

Андрей ворвался в корпункт «Спортэкспресса», пнув дверь ногой. Отыскать его было нетрудно: газета арендовала скромную комнатушку на первом этаже здания бывшего горкома партии. Над факсом сидел парень в очках и, всматриваясь в распечатку, одновременно жевал бутерброд с колбасой и запивал его дымящимся кофе. При виде разъяренного клиента он так и застыл с набитым ртом и бутербродом в воздухе.

Андрей сунул ему под нос газету и положил палец на чашку с кофе.

– Кто состряпал эту мерзость? Говори, или твой черный кофе сию же минуту прольется на твои белые штаны. И ты их уже потом не отстираешь.

Парень с застрявшим в горле куском промычал что-то крайне неразборчивое. Потом сделал несколько судорожных глотательных движений и закашлялся. Андрей услужливо похлопал его по спине.

– Ну как, будешь отвечать?

Тот закивал головой и снова закашлялся. Наконец, продолжая опасливо коситься на Андрея, он спросил:

– Что вы от меня хотите?

– Ваша газета опубликовала интервью с этим жалким докторишкой, с этим проходимцем! Вы немедленно напечатаете опровержение, или я подам на вас в суд за клевету!

– Послушайте, – немного придя в себя, ответил парень, – во-первых, я не знаю этого вашего врача и никакого отношения к публикации не имею. Поэтому убедительно прошу отпустить мой кофе. А во-вторых, газета не несет ответственности за высказывания, сделанные в интервью. Так что претензии советую направить другому адресату.

Андрей с трудом удержался от искушения все-таки вылить ему этот кофе. В последний миг он разжал пальцы, приготовившиеся выполнить угрозу.

Кажется, парень оценил этот жест доброй воли.

– Стойте, – сказал он. – Мы попробуем сейчас что-нибудь узнать.

Несколько раз подряд набирал он междугородний номер. Наконец ему удалось дозвониться. Правда, разговор получился короткий. У него был до крайности обескураженный вид, когда он положил трубку.

– От редакции уже пытались с ним связаться, поскольку было много звонков, но им ответили, что он уехал по контракту в какую-то из африканских стран, одним словом, поближе к экватору, и вернется не скоро, – парню ничего не осталось, как развести руками.

 

 

Андрей понимал, что все это неспроста. Его хотели втоптать в грязь, это очевидно. Астахов нагло и откровенно лгал. Едва ли он смог бы при этом сфабриковать нужные доказательства, судя по его поспешному отъезду. Скорее всего, кому-то просто понадобилось скомпрометировать Андрея. С самим Астаховым они почти не были знакомы. Тогда – кто? Кому это было так необходимо? У него не осталось соперников – ведь его уже и так сняли с соревнований. Даже близко, с огромной натяжкой – никого, кто бы мог желать ему подобного рода неприятностей. Но в этом-то и было самое пугающее. Как разоблачить Астахова, если у того не окажется мало-мальски значимого мотива, чтобы возвести на него клевету, если не найдется хотя бы одно заинтересованное в этом лицо!

Придя домой, у подъезда он столкнулся с Виктором Гавриловичем, загружавшего коробками багажник своей машины.

– Андрюша, тебе невероятно повезло, твоя жена – просто чудо.

– Что она такого сотворила? – спросил Андрей подозрительно.

– Вымыла лестницу сверху донизу! – сообщил тот торжественным тоном. – Такого еще не случалось в нашем доме!

Андрей перешагнул порог и не поверил глазам: Ксения переставила мебель, сразу стало просторнее, на полу коврики (как она их нашла?), даже ходить страшно. На плите аппетитно шкварчало. Ксения, перепоясанная фартуком, встретила его с настороженным видом: вдруг что-нибудь не так.

– Ты будешь недоволен? – обеспокоенно спросила она, заставив его обвести взглядом квартиру.

– Ну что ты! – он нагнулся и поцеловал ее в уголок рта. – Но я вовсе не хочу, чтобы ты перегружала себя работой.

– Пустяки. Лишь бы тебе нравилось то, что я делаю.

Ксения была напичкана положительными качествами. Ему казалось невыносимым лицезреть подобное совершенство. Иногда ему даже хотелось, чтобы она допустила какой-нибудь недостойный ее промах, например, пересолила бульон или перепутала любимого Есенина с Фетом. В одной с ней кровати он охотно задумывался над сущностью бытия. С первой ночи у них все осталось попрежнему. Он злился на самого себя, но боялся это признать, оправдываясь затруднениями с поиском работы. Ксения делала вид, будто верит ему. Это грозило превратиться в наваждение. Задето было его самолюбие, он становился все более раздраженным, и в то же время все большую терпимость проявляла она.

Он плюхнулся в кресло и уставился на экран телевизора с мелькающими в нем кадрами вертолетной атаки. Откуда взялась эта хроника? А впрочем, какая разница! Главное, ему хотелось, чтобы вон тот, внизу, среди убегающих врассыпную, прижавшийся к земле в неосуществимой надежде, что шквал огня пройдет мимо – был Астахов. Только попадись он ему! С каким удовольствием он бы посмотрел, как слюнявит и молит о пощаде скрюченный пополам этот жалкий человечек!

Он вздрогнул от прикосновения Ксении, присевшей на спинку его кресла.

– Я приготовила обед. Из твоих любимых блюд.

– Извини, но я не хочу есть.

– Ты даже не поинтересуешься, что у нас сегодня на обед?

– Только не сейчас.

– Ты заходил по поводу работы, – догадалась она. – И – ничего?

– Хуже, чем ничего, – признался он. – Меня оклеветали. Представляешь, меня публично обвинили в попытке подкупа! Интересно только, чем? Видеть бы мне эти самые деньги!.. Теперь никто не возьмет меня на работу!

– Не переживай. Я пойду работать, – она присела перед ним на корточки, уткнувшись подбородком в его колени. – Я уже решила. Я ведь окончила курсы стенографисток. Могу работать секретарем-машинисткой.

– Ты с ума сошла! А твоя учеба?

– Переведусь на вечерний. Ничего страшного. Моей бабушке выпали испытания потруднее.

– Ну уж нет! – решительно сказал Андрей. – Чтобы меня, такого здорового лба, содержала жена? Этого еще не хватало!

Ксения заметила, что он озабоченно вертит головой.

– Ты что-то ищешь?

– Я принес с собой газету. Куда же она подевалась?

– Ты на ней сидишь, – подсказала она.

– И в самом деле, – подтвердил он, доставая измятый рекламный еженедельник.

– Не та ли это, которая насмелилась напечатать клевету на тебя?

– Ну что ты. Разве я стал бы зачитываться подобной похабщиной… Так, посмотрим, что нам тут предлагают.

Он бегло пробежал глазами по крупной рекламе, задерживаясь только на предложениях работы – снова ничего, заслуживающего внимания, можно подумать, что кроме слесарей и штукатуров, в этой стране не нужны рабочие руки. Дальше пошли колонки частных объявлений. «Владелец сенбернара… сможет забрать собаку за общепринятое вознаграждение». «За общепринятое вознаграждение», – повторил он смакуя, какой изящный, обтекаемый слог! «Пропала…». Господи, да этих кошек он ей наловит целый мешок!.. «Предлагаю услуги по зачатию…». Вот это современный подход! Ксения заглянула ему через плечо. Скорей – на следующую страницу!.. Нет, все не то. Вот, наконец… «Ищу высокооплачиваемую работу…». Хотелось бы знать, кто ищет низкооплачиваемую и кому ты нужен с такими запросами?

Его взгляд на какой-то миг отвлеченно выскользнул в окно, мысль перестала быть послушной и еще раз вернула его к Астахову.

– Не могу понять, зачем он это сделал.

Ксения, не разделяя его тревоги и словно стараясь привлечь к себе внимание, осторожно пригладила его волосы. Этот жест вывел его из задумчивости. Снова увидев что-то, на этот раз важное, в газетной колонке, он отстранил ее руку и подался вперед всем телом.

«Нужен профессионал-подводник для исследовательских работ. Пятьдесят долларов в день».

Объявление, предельно краткое по форме и захватывающее по содержанию. Он перечитал его трижды. Цифра была оглушительная. Может, какая опечатка?

– Послушай! – он повторил вслух для Ксении.

Даже на нее это произвело впечатление.

– Заманчиво, – протянула она.

– Слишком заманчиво, – не так восторженно, как поначалу, уточнил он.

– Что ты имеешь ввиду?

– А то, что оно привлечет многих. Пятьдесят долларов за один день – это же больше тысячи в месяц! У меня мало шансов получить эту работу.

– Верь в свои силы.

– Думаешь, мне повезет?

– Тут есть номер телефона. Попробуй! Я буду держать за тебя пальцы.

На его знак она придвинула к нему телефонный аппарат. Он набрал номер и стал ждать. Прошло долгих пять или шесть гудков, пока на другом конце раздался щелчок.

– Слушаю вас.

Его сильно разочаровал надтреснутый старческий голос. И это почти маразматическое «слушаю вас».

– Я по поводу объявления, – начал он неуверенно, вдруг подумав, что, возможно, тут все же какая-то ошибка.

– Минуточку, – проскрипел тот же голос и продолжил после паузы. – Я должен вас записать. Будьте добры, оставьте мне ваши инициалы и номер телефона.

– А как же… Я хотел узнать…

– Не беспокойтесь. Вам позвонят.

Старания что-либо выведать не принесли ровным счетом никаких результатов. Ксения посмотрела на него вопросительным взглядом. Но он только пожал плечами.

Ожидаемый звонок прозвучал в восемь часов вечера.

– Андрей Андреевич? – уточнил все тот же скрипучий голос. – Вам известно, где находится гостиница «Украина»?

– Разумеется.

– Вас будут ждать в двадцать один тридцать. Обратитесь к портье и назовите себя.

– Простите…

– Обо всем узнаете на месте. Всего хорошего!

Судя по прощальным словам, знакомство с вредным стариком на этом и заканчивалось. Хоть это одно утешало. В половине десятого, то есть через полтора часа предстояла личная встреча с работодателем.

 

1.4

 

С желтоватым отливом горели уличные фонари, выстроившиеся вдоль тротуара. Их тление поглощал яркий свет, лившийся из окон многоэтажной гостиницы на площадку для паркинга. Непрерывно раскачивались двустворчатые стеклянные двери, пропуская изысканную публику.

Андрей пробрался сквозь ряд тесно сбившихся друг около друга машин и вошел в вестибюль, заполненный мягкой мебелью и пальмами. Портье взглянул на него с предупредительной вежливостью:

– К вашим услугам, – готовый повторить то же самое на английском, французском, и, кто знает, возможно даже, на иврите, если бы от него потребовали.

– Меня ждут. Я – Андрей Лосьев.

Портье понимающе кивнул и, указав на лифт, ответил без единой заминки:

– Поднимитесь на шестой этаж. Номер 621.

Андрей постучал в дверь комнаты под названным номером. Услыхав разрешение войти, он перешагнул порог и очутился в номере «люкс» перед человеком, возраст которого не поддавался определению, а лицо и вовсе нельзя было разглядеть, поскольку его закрывали короткая бородка, переходившая в бакенбарды, и темные очки. На нем был смокинг, а смокинг скрывает фигуру. Незнакомец жестом предложил ему сесть. Сам уселся напротив, резким движением откинув фалды смокинга и забросив ногу на ногу. Андрей не смог бы почувствовать себя раскованным до такой же степени, он знал, что его внимательно сквозь темные очки изучали глаза незнакомца.

– Я о вас где-то уже слышал, – первым произнес тот.

– Это неудивительно, – отозвался Андрей, краснея и опасаясь только одного, что собеседник мог прочесть о нем в последнем выпуске «Спортэкспресса». – В течение трех лет я участвовал в соревнованиях за кубок Европы. Призовые места в личном зачете.

– Судя по всему, у вас достаточный опыт в подводном плавании.

– Я мастер спорта международного класса.

– Неплохо, неплохо.

Однако он не спросил, почему Андрей бросил спорт. Он, похоже, и спортом-то практически не интересовался. У Андрея немного отлегло от сердца.

– Чем занимаетесь в настоящий момент?

Он не знал, что ответить. Наверное, все же лучше сказать правду.

– Ничем, – ответил он. – Пользуюсь случайным заработком, вот и все.

– Понятно, – кивнул незнакомец. – А ваше последнее место работы?.. Ах, да, – он и сам посчитал вопрос излишним. – Вас, очевидно, не испугает возможность длительного погружения?

– Нисколько.

– Здоровье?

– Не беспокойтесь. Я вполне здоров. С детства ничем не болел, – он несколько приукрасил свое прошлое: в действительности он был болезненным ребенком, но увлечение спортом победило болезни. Он забыл даже, что такое насморк.

Похоже, что незнакомец ему поверил.

– Расскажите о себе.

Андрей недоуменно пожал плечами: что в его биографии особенного? – но если тот настаивает…

– Пожалуйста! Средняя школа, затем институт физкультуры, спорт – я отдал ему полжизни.

– Брак не вынудит вас отказаться от мечты вернуться в большой спорт?

Как он узнал? Впрочем… Андрей спрятал руку, на которой было кольцо.

– Кто ваши родители? – продолжал незнакомец, как будто не было предыдущего вопроса.

– Я из семьи со скромным достатком. Во всяком случае, меня приучили довольствоваться тем, что есть.

– Кто говорит о деньгах? Почему вы решили, что меня в первую очередь интересует ваше благосостояние?

Андрей обвел глазами роскошные апартаменты. Тот перехватил его взгляд, затем поднялся, открыл бар и налил два бокала темно-красного вина.

– Настоящий крымский мускат. Попробуйте.

Кажется, хозяину номера он понравился.

– Мы найдем общий язык, – подтвердил тот его догадку. – Вы сможете неплохо заработать.

– На чем? – Андрей тут же ухватился за этот намек, он решил, что настала его очередь задавать вопросы, ему не терпелось узнать, за что ему предлагали такие бешеные деньги.

Незнакомец ответил более сдержанно, чем можно было ожидать.

– Это указано в объявлении: подводные исследования. Я – океанолог, в той части побережья, где мы с вами остановимся, будет над чем потрудиться. Море хранит еще много нераскрытых тайн.

– Очень интересно, – согласился Андрей, сделав вид, словно не заметил его нежелания долго распространяться на эту тему. – Можно узнать подробнее?

– Для начала вполне достаточно того, что я уже сказал, – отрезал тот, его голос впервые принял жесткий оттенок. – Об остальном вы непременно узнаете, но только в свое время.

– Ну хотя бы место… этой самой работы, и чем мне придется заниматься. Согласитесь, что я вправе задать этот вопрос, – настаивал Андрей.

Незнакомец нахмурился, даже темные очки не спрятали недовольную складку, появившуюся над переносицей.

– Вас не устраивает заработок? У вас имеются предложения получше?

Андрей сник.

– Речь не об этом…

– Как раз именно об этом, – перебил его незнакомец. Наверное, он теперь смотрел Андрею прямо в глаза. – Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Мы с вами на некоторое время уедем на побережье, куда – скоро сами увидите. Но мне бы очень не хотелось, чтобы наше местонахождение стало известно кому-то еще. То, что я делаю – делается без афиширования. Поэтому позвольте мне не отвечать на дальнейшие вопросы. Вы просто соберете самые необходимые вещи и завтра ровно в девять утра будете ждать у памятника Суворову. Полагаю, достаточно одного вечера на сборы? Если мои условия вам не подходят, вы можете отказаться. Я возьму кого-нибудь другого.

– Нет, нет, я согласен, – быстро ответил Андрей. – Вот только… – он замялся.

– Продолжайте, – кивнул незнакомец.

– Видите ли, моя жена… как бы это сказать… излишне чувствительный и не вполне приспособленный к реальной жизни человек. Сейчас я нужен ей. Она не сможет примириться с моим внезапным отъездом. У нас медовый месяц, понимаете? Я был бы вам очень признателен, если бы вы нашли возможность… то есть если бы вы позволили ей поехать вместе со мной. Обещаю, она не будет доставлять вам никаких хлопот, а все заботы о ней и дополнительные расходы я возьму на себя.

Он почувствовал себя совершенно не в своей тарелке: собеседник будто окаменел.

– Исключено, – ответил незнакомец так резко, что Андрей даже поежился. – Вы поедете со мной, а ваша жена останется в Симферополе.

– Но кому она помешает? – ему не хотелось так вот, сразу сдаваться. – Она будет спать со мной, есть со мной из одной посуды, я сам позабочусь обо всем. Она удивительно неприхотлива. Уверяю вас, от нее не будет никакого беспокойства.

– Вы слышали мой ответ? Обсуждению он не подлежит, – повторил тот уже раздраженным тоном, заставившим гостя вообще пожалеть о том, что начал этот разговор. – И еще. Учтите: мы пробудем в экспедиции столько времени, сколько потребуется. Вы станете делать то, что я велю, не задавая никаких вопросов. Имейте также ввиду: я плачу не за каждый день работы, а за каждые сутки пребывания. Вы – мой, что днем, что ночью. Вы будете подсчитывать, сколько принесет вам каждый час, каждая минута, пока вы спите, и эта мысль придаст вам силы, чтобы пережить возможные неудобства.

Сунув руку во внутренний карман, он извлек оттуда толстый бумажник и бросил на стол сложенную пополам стодолларовую купюру.

– Вот вам задаток. Надеюсь, этого будет достаточно.

Андрей с опаской помял в руках небрежно брошенную полугодовую зарплату простого служащего. Незнакомец оказался прав: против последнего аргумента было трудно устоять.

Он поднялся, давая тем самым понять, что разговор окончен.

– Итак, завтра в девять, – напомнил он и, проводив гостя до порога, протянул ему на прощание на удивление грубую ладонь. Неужто среди океанологов тоже бывают труженики?

Позади хлопнула дверь, и тут Андрей сообразил, что не узнал даже его имени.

 

 

Исследуя карманы в поисках ключа, он лихорадочно придумывал, как сообщить Ксении о своем отъезде, чтобы при этом не вызвать у нее приступа истерики. Она, как заждавшаяся собачонка, прибежала на скрежет в замочной скважине. По его лицу она догадалась, что ему есть чем поделиться.

Для начала он помахал у нее перед глазами стодолларовой бумажкой. Она пришла в изумление.

– Откуда у тебя столько денег? Ты что, ограбил кассу?

Тогда он набрал полные легкие воздуха и на выдохе признался, какое получил предложение. Реакция последовала в том виде, как он и ожидал. Ресницы жалостно затрепетали. В глазах появился горький упрек.

– Не успели пожениться, а ты уже хочешь от меня уехать!

– Дорогая, но ведь это ненадолго! Я скоро вернусь, обещаю!

– Ты же знаешь, как я тебя люблю, как мне будет тебя нехватать! Не уезжай, прошу тебя! Мы найдем какую-нибудь работу в Симферополе.

– После этой публикации? Ты, кажется, шутишь. Кто меня возьмет? Я ведь только и умею, что плавать под водой. Не так-то легко найти работу по моей специальности, а уж тем более никому не нужен спортсмен-подводник с подмоченной репутацией.

Она коснулась его мышц.

– Ты сильный. Ты можешь работать грузчиком. Грузчики нужны всегда. Вот, посмотри, – она схватила газету. – Почитай другие объявления. Вон их сколько.

– А много ли заработаешь, таская ящики с гвоздями? Пойми, только что у нас появился шанс загрести кучу денег. Пятьдесят долларов в день, ты только представь! В любом другом месте столько мне заплатят за месяц. Этот ученый, кажется, крепко стоит на ногах. Ты бы видела, в каком роскошном номере он остановился. Он не считает деньги. Наш академик такого бы себе не позволил. Может, он иностранец? Хотя, для иностранца слишком чисто говорит по-русски. А может, иммигрант? Кто его знает, он даже не счел нужным представиться. Знаешь, мне показалось, он кого-то боится. Ну да, точно. Он на что-то такое намекал. Даже в собственном номере сидит в темных очках. Смешной тип.

Ксения удивленно приподняла брови.

– Ты не разглядел его лица?

– Я видел только его бакенбарды. Они доходили ему вот сюда, – он провел растопыренными пальцами по щекам, сомкнув их снова на подбородке.

Она вдруг испуганно кинулась ему на шею.

– Я боюсь.

– Ну что ты, глупенькая! Скоро я вернусь, у нас будет много денег, мы пойдем с тобой на базар и купим парочку вязаных рукавиц тебе на зиму…

– Нет. Я чувствую, здесь что-то не то. Откажись от этой затеи.

– Отказаться? Отказаться от трехсотпятидесяти долларов в неделю? А на что мы будем жить, пока я не найду себе постоянную работу? Милая, тебе не хватает трезвого взгляда на жизнь. Месяцы истекут, прежде чем мне удасться выбраться из дерьма, в котором я увяз по уши благодаря этому мерзавцу Астахову, и то еще неизвестно, у нас народ такой, что верит в подлость в десять раз быстрее, чем в порядочность!

– Все равно, откажись. Ну я прошу тебя. Я всегда чувствую, когда что-то ужасное должно случиться.

Ее глаза пылали безумным огнем. Андрей едва оторвал от себя ее руки. Она вся дрожала. Внезапно он испугался за нее. Им овладело то же чувство, что и тогда, на придорожном камне, на обочине проселочной дороги.

– Ладно, – сказал он, как и в тот раз, думая лишь об одном: поскорее бы она успокоилась, – все будет, как ты захочешь. Не волнуйся. Я никуда не еду.

– Это… правда? – недоверчиво переспросила она, не сводя с него отчаявшихся глаз.

– Правда. Я остаюсь.

– И ты меня не бросишь?

– Ну что ты. Никогда.

Он вдруг заметил, что она слабеет, и усадил на кровать, подумав при этом, как вовремя уступил ее просьбам.

– Тебе нехорошо? – спросил он встревоженно.

– Ничего, уже проходит.

Увидев, что он собрался уходить, она снова вытянулась в лице.

– Я ненадолго, – успокоил он ее. – Схожу к этому океанологу еще раз. Предупрежу, что передумал. Верну аванс и посоветую нанять вместо меня кого-нибудь из нашего клуба. У меня есть несколько подходящих ребят на примете.

С таким решением он вышел из дому и сел в троллейбус. Проехав мимо памятника Суворову, у подножия которого должен был утром его подобрать новый работодатель, он сошел возле гостиницы «Украина» и решительно направился через опустевший холл к широкой лестнице, застеленной ковровой дорожкой.

Портье был уже другой. Разгадав намерение Андрея, он вышел из-за стойки и преградил ему путь, впрочем, довольно вежливо.

– Простите?..

Андрею пришлось отступить назад. Портье терпеливо ждал объяснений.

– Я должен немедленно увидеться с человеком из 621-го номера.

– Минутку, – с полоборота он взглянул на вешалку для ключей. – Сожалею, но сейчас в номере никого нет. Так что не стоило торопиться. Если хотите что-нибудь передать…

– Ну что ж, пожалуй. Передайте, что Андрей Лосьев просит его извинить, поскольку не сможет принять сделанное ему предложение. Надеюсь, вы не забудете, это очень важно.

– Не беспокойтесь, – ответил портье, пометив у себя что-то в блокноте. – Как только господин профессор вернется, я сразу же ему сообщу.

– Вы сказали, профессор? – Андрей застыл на месте.

– Ну да, – удивился портье. – Профессор Кондрашевич из Англии. А вы разве не к нему?

– Да, конечно, – растерянно подтвердил Андрей. – Он ведь… океанолог, не правда ли?

– Насколько мне известно.

Портье выжидательно следил за лицом молодого человека, отражавшем мучительные колебания.

– Что-нибудь еще?

– Нет, благодарю вас.

Андрей вышел на улицу под гнетом сомнений, правильно ли он поступил. Количество погасших окон напоминало о позднем времени. Покрутившись под фонарем, он вернулся в гостиницу. Портье встретил его так, словно только и дожидался его возвращения.

– Знаете, пожалуй, не стоит ничего ему говорить, – сказал Андрей. – Завтра я все скажу ему сам. Благодарю вас. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – отозвался тот, провожая его глазами.

 

 

Ксения сама уложила его рюкзак, заботливо натолкав в него, кроме туалетных принадлежностей и смены белья, пару свитеров, спортивный костюм и даже пляжные тапочки, как будто он собирался там загорать. Все это она придавила мясными консервами. Таким заполненным, тяжелым рюкзак еще никогда не был. Вскинув его на плечи, Андрей почувствовал себя прибитым гвоздями к земле.

Еле удалось уговорить Ксению не провожать его дальше порога.

Ровно в девять он уже стоял под памятником Суворову, оглядываясь на каждый шорох автомобильных шин. Он пытался угадать, на чем приедет профессор.

И все равно тот появился неожиданно. Андрей не успел ни о чем подумать, как из-за кузова грузовика вынырнул микроавтобус «Нисса» и резко затормозил у самых его ног. Перед ним открылась овальная дверка, молча приглашая войти в полутемный салон. Он пока еще никого не видел внутри: был ли там профессор? – но что-то заставило его подчиниться. И тут же его отбросило на сидение: автомобиль так же резко рванул с места.

Кондрашевич сидел за рулем. Он был один.

– Я рад, что ты передумал.

Передумал? Выходит, он знал, что вчера Андрей еще раз побывал в гостинице.

И еще он обратился к нему на «ты» так, словно они перед этим чокнулись рюмками.

Обгоняя едущих впереди, они на большой скорости неслись автострадой, направляясь к выезду из города. На светофоре профессор снял очки и потянул рукой за бакенбарды, те отвалились.

– Мера предосторожности, ничего не поделаешь. Меня могли узнать, а мне бы этого не хотелось.

– Кого вы боитесь?

– Говори мне «ты». Ближайшее время другого собеседника у тебя не будет… Есть некто, кто охотно помешал бы мне осуществить мой план, и думаю, что ему бы это удалось, знай он, что я здесь.

– Кто же этот некто?

– С самого начала, парень, ты проявляешь непомерное любопытство. До добра оно тебя не доведет.

– Тогда – что это за план?

Профессор посмотрел на него так, словно хотел сказать: «Чувство юмора у тебя развито, приятель».

– Это несправедливо. Вы знаете обо мне все…

– Я же сказал: обращайся ко мне на «ты», – перебил его профессор. – Кстати, у меня есть также имя: Тихон. Так что называй меня по имени, пожалуйста.

Андрей скосил глаза. Без бакенбардов тот выглядел значительно моложе, чем показалось ему вчера в гостиничном номере. Разница в возрасте между ними составляла от силы лет пять, не более того. Андрею было двадцать четыре, следовательно, Тихону – меньше тридцати. В этот раз на нем была только легкая спортивная куртка, сквозь рукава которой выпячивались контуры тренированных бицепсов. У него был смелый и уверенный взгляд. Его брови упрямо сдвигались к переносице, когда он следил за дорогой. Этот человек наверняка знал, чего хотел. Тихон! – фыркнул Андрей, едва не вслух. Такой верзила, и такое богобоязненное имя!

 

 

Проследив за отъезжающей «Ниссой», Ксения вышла из-за кустов палисадника и, забыв перекинуть сумочку через плечо, взволнованно зашагала к гостинице.

Портье в это время что-то пытался объяснить плохо понимающему его арабу. Ксения не решалась обратиться, пока он был занят разговором. В конце концов он ее заметил, и тогда она приблизилась, нервно теребя сумочку в руках.

– Извините, но из вашей гостиницы только что выехал профессор Кондрашевич, номер 621. Я должна ему вернуть одну очень ценную вещь. Мне так жаль, что мы разминулись. Он не сообщил вам, куда направился? Я прошу вас, мне необходимо его найти.

– Профессор Кондрашевич? – удивленно переспросил портье. – С чего вы взяли, что он выехал? – он снял телефонную трубку и набрал несколько цифр, последовало ожидание. – Господин профессор? К вам тут какая-то дама. Она не успела себя назвать, но утверждает, что знает вас… Хорошо, – он положил трубку. – Я скажу вам точно, где он сейчас находится: у себя в номере. Вы можете подняться. Это на шестом этаже.

Ужасное предчувствие нарастало по мере того, как она поднималась лифтом, шла по длинному коридору, стояла в ожидании под дверью. Когда та отворилась, на пороге оказался высохший старик с морщинистым лицом и ввалившимися щеками.

– Вы… профессор Кондрашевич? – спросила Ксения, уже не сомневаясь, что ее провели.

Вместо ответа старик позвал кого-то из глубины комнаты.

– Марфуша, ну-ка, глянь, имели ли мы когда-нибудь честь быть знакомы с этой дамой?

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

2.1

 

Насколько Андрей помнил, Форос оставался крайней населенной точкой на южном берегу Крыма. Более сорока километров пустынного скалистого побережья тянулось на северо-запад до самого Севастополя. За мысом Сарыч начинался плавный изгиб Ласпинской бухты. Еще ни разу не доводилось ему ступать ногой на этот берег. Он видел его только с моря. Тогда прибрежные скалы казались ему игрушечными. Сейчас, чтобы проплыть гигантскую тень, бросаемую одной такой скалой, ему понадобилось бы по меньшей мере минут пятнадцать.

Микроавтобус они оставили на площадке у безлюдного маяка. Смотритель навещал его лишь изредка. Очевидно, был уговор, что чуть позже он отгонит «Ниссу» в укрытие.

Тихон указал ему на стопку аквалангов и сменных баллонов, аккуратно сложенных друг на друге, а затем повлек крутым спуском к берегу. На привязи у дощатого причала болталась моторная лодка. Тихон залил бензин и велел перетаскивать в нее акваланги, а также тюки с запасами еды и еще каким-то снаряжением, прямо из «Ниссы».

Он не отличался многословием. Андрей старался исправно выполнять все его поручения, по знакомому инвентарю строя разные догадки в отношении предстоящей работы.

Наконец Тихон оттолкнул шлюпку от причала и запустил двигатель, наполнивший скалы оглушительной трескотней. Шум не позволял им переговариваться, и они молча плыли около часа, продвигаясь вдоль угрюмо нависших скал, все дальше вглубь бухты. Вдруг Тихон заглушил мотор и взялся за весло. Андрей обратил внимание, что он правит к тесной площадке суши между морем и скалами, почти полностью скрытой за огромными валунами, он и заметил-то ее не сразу, а когда до нее оставалось каких-нибудь десять минут ходу. Наконец нос шлюпки со скрежетом врезался, взметнувшись при этом кверху, в слой гальки, настилавший берег.

– Вот мы и на месте, – сказал Тихон, выпрямился и немного постоял, приглядываясь к нагромождению каменных глыб в каком-то задумчивом оцепенении.

Разгрузив лодку, они оттащили ее подальше от берега и перевернули вверх дном. Рядом, под скалой, разбили палатку из двух отделений, первое из которых могло сойти за веранду на случай дождя, а второе – за спальню. На каждого приходилось по надувному матрасу и спальному мешку. Скала вверху имела расщелину. Забравшись туда кружным путем, Тихон обнаружил в ней нишу, достаточно глубокую для того, чтобы спрятать мелкий инвентарь и продукты, на случай шторма, который с успехом мог бы это все унести в море. Пятачок, на котором они высадились, насчитывал около ста шагов в длину и не более десяти – в глубину. По всей его площади до самой скалы вперемешку с галькой можно было увидеть подсушенные водоросли. Следовательно, штормовая волна накрывала его целиком.

Странно было думать, глядя на величаво-бесстрастное море, что оно может таить в себе скрытую угрозу. Мелкие прозрачные волны слегка теребили гальку, набегая и отступая с сонливой монотонностью. Взгляд свободно проникал на самое дно, каменистое ближе к берегу, а дальше от него постепенно переходящее в песок. Лодка будто рассекала стекло. Обточенные подводные глыбы, прекрасно видимые сквозь толщу воды, обманывали чувство глубины. Водоросли окрашивали ее в изумрудный цвет.

Весь первый день прошел в обустройстве и приготовлениях. Тихон со знанием дела начинял взрывчатку. Андрей позволил себе поинтересоваться:

– А это зачем?

На что Тихон, не отрываясь от работы, указал в сторону скалистого выступа, выпиравшего в море на краю своеобразного залива:

– Видишь вон ту скалу? Там внутри есть пещера, она очень меня привлекает. В нее-то мы и должны будем проникнуть. Через грот со стороны моря. Однако обвал недавно перекрыл ход. Придется его расчищать. Обломки слишком большие, через узкие проходы мы их не вытащим. Вот почему нужна взрывчатка.

Андрей кивнул головой в знак того, что техника-то ему понятна, но вот…

– А что такого в этой пещере?

Тихон недовольно поморщился: кажется, Андрей снова начинал задавать лишние вопросы.

– Сходи-ка лучше за топором. Если мы засветло не соберем хоть немного сухих сучьев по ту сторону горы, то считай, что до утра останемся без огня.

 

 

Холодный и сырой предутренний воздух побережья резко контрастовал с знойным полуднем. Солнце еще только проложило золотистую дорожку через морскую даль. Нагромоздившиеся у берега валуны оставляли за собой длинные тени. В палатку наскоками проникал посвежевший ветерок. Андрей шевельнулся и приоткрыл глаза. За стенкой он услышал размеренный стук топора и вспомнил про свои пятьдесят долларов в день.

Тихон, раздетый до пояса, колол ствол дерева на дрова. Он был атлетического сложения и, как на океанолога, подозрительно ловко управлялся с топором. Андрей еще раз подумал о его грубоватых ладонях.

Он помог разложить костер. Вместо обыкновенного чая Тихон приготовил травяной отвар. Он сказал, что это местный рецепт.

– Я предпочитаю его всяким промышленным суррогатам.

– Ты раньше бывал в этих краях? – спросил Андрей, надеясь по случаю что-нибудь о нем выведать.

– Я здесь родился, – невозмутимо ответил тот.

– Здесь?

– Неподалеку. Но эти скалы я излазил вдоль и поперек.

– Наверное, остался кто-то из родни?

Тихон пожал плечами.

– Только я один. Я из тех, кто смолоду привык сам себя воспитывать и сам зарабатывать на жизнь. Работал и учился одновременно. Отсутствие родительской опеки, как видно, не испортило меня, наоборот – рано закалило. Это все вранье насчет того, что окружение якобы формирует личность. Нет, я верю исключительно в наследственность, гены – вот что действительно определяет характер человека, хотя они могут проявляться и через поколения, вот почему довольно часто бывает так, что в одной и той же благополучной семье один сын – ее гордость, а другой – ее позор.

– Наверное, тебе пришлось многое испытать, – подтолкнул его Андрей, не придавая значения философским отступлениям.

– Жизнь меня научила кое-чему, хотя, если честно, я был бы рад о многом забыть.

– Расскажешь все – вот тебе и облегчение.

На этот раз Тихон промолчал.

– Что же было потом? – спросил Андрей, замечая, что тот еще меньше расположен к откровенному разговору, чем вначале.

– Потом?.. – Тихон прищурился, глядя на восходящее солнце. – Потом мне пришлось уехать.

Ну да, подумал Андрей, в Англию. Он еще не знал того, что открыла Ксения.

– Ну хватит, – Тихон выплеснул остатки чая в тлеющий костер. – Пора браться за работу.

Скала, о которой он упоминал, со стороны залива выглядела как отвесная стена, выступавшая в море. Со стороны суши ее естественным продолжением была груда камней, смыкавшаяся далее со скалистой грядой, которая позади них тянулась вдоль берега. Вблизи она оказалась куда громаднее, чем он представлял себе на расстоянии, и даже могла бы внушить некоторый трепет. Волны не бились об нее, как об гальку – море совершало колебательные движения вверх-вниз, словно кто-то на мгновение открывал, а потом закрывал шлюзы. Но море в канализацию не сольешь – оно тут же с лихвой восполняло потерю очередной волной, облизывающей скалу с притворно ласковым плеском.

– Это здесь, – сказал Тихон, перестав грести.

Лодка закружилась на месте. И впрямь, скала имела совершенно гладкий срез, словно кто-то прошелся по ней огромным тесаком. В высоту она достигала метров пятнадцати. Омывающая ее вода казалась черной, камень поглощал свет.

– Ничего не вижу, – недоуменно повертев головой, признался Андрей.

– И неудивительно. Поскольку вход целиком спрятан под водой. Немногие успели им воспользоваться, – подумав, Тихон добавил. – Впрочем, все эти люди погибли.

Андрей невольно вздрогнул.

– Кроме нас с тобой, верно?

Тихон как-то странно посмотрел на него.

– Верно.

Только Андрею почему-то стало не по себе.

Тихон пристегнул акваланги, прикрепил к поясу несколько связок взрывчатки и аккуратно нырнул, стараясь не раскачивать лодку. Следом потянулся белый провод, который Андрей стравливал в воду с тем, чтобы тот не цеплялся за борт. Бухта провода таяла на глазах, наконец он провис и уже не дергался, только призма глубины искажала белую нить где-то на самом дне.

Тихон отсутствовал что-то около получаса. Для Андрея это время тянулось бесконечно долго. Наконец на поверхности появились воздушные пузыри, а за ними вынырнул и сам Тихон. Андрей протянул ему руку. Тихон, отплевываясь, сорвал маску и с его помощью в один миг перемахнул через борт. Он задел Андрея плечом, и тот инстинктивно отпрянул, ощутив прикосновение мокрой и холодной резины поблескивающего гидрокостюма.

– Ну и что мы тут имеем? – произнес Тихон, отыскал оба конца провода, на секунду замер, как будто собираясь с духом, – и коснулся контактов аккумуляторной батареи.

Глухой взрыв донесся из недр скалы. Частые волны всколыхнули лодку. Чайки испуганно посрывались со своих гнезд и закружились у них над головами, наполняя залив истошным криком.

– Бестии, – среагировал Тихон, невольно пригнувшись, хотя в этом, скорее сего, и не было необходимости, когда над ним, взмахнув огромными крыльями, пролетела белая птица. – Ладно, дело сделано, возвращаемся, – он взялся за весла.

– Разве ты не хочешь проверить, насколько все удалось? – удивился Андрей.

Но Тихон отрицательно мотнул головой.

– Придется запастись терпением. На дне слой ила, всяких отложений. Взрыв замутил воду так, что сейчас в грот не сунуться – и в полуметре ничего не увидишь. А с завтрашнего дня начнем разбирать завал.

 

 

Наутро они привели лодку в то же самое место. На этот раз нырнули оба. Тихон держал в руке стальной трос, другой конец которого был привязан к лодке.

Вода была на удивление прозрачной. Рассеянные солнечные лучи свободно проникали на илистое дно, круто снижавшееся в сторону удаления от берега. Казалось, оно было совсем близко. Это обманчивое впечатление разрушала лишь приплюснутая фигура Тихона, маячившая на глубине.

Андрей опускался все ниже и ниже. Обод маски безжалостно впился в кожу лица. Холодный поток, встретивший его внизу, заставил себя почувствовать сквозь гидрокостюм, словно того не было вовсе. Он скользил по самому дну, будоража водоросли и вздымая песок.

Обрезок троса с петлей на конце они обмотали вокруг подходящего валуна при помощи подкопа. В петлю продели конец троса, протянутого от лодки. Теперь она была заякорена.

Взмахом руки Тихон показал, что можно двигаться дальше, и поплыл прямо на скалу, поднимаясь вверх параллельно с грунтом. Вскоре Андрей тоже увидел грот. Его свод начинался на глубине около метра, чуть-чуть не хватало ему, чтобы выйти на поверхность и обнаружить себя. Черная дыра, просторная у входа, постепенно превращалась в довольно тесный тоннель. Продвижение по нему из-за множества труднопреодолимых препятствий заняло минут пять. Коридор то сужался настолько, что мог пропустить лишь одного пловца, то вдруг снова раздвигался вширь. Тихон, плывший впереди, освещал путь фонарем. В его луче метнулась испуганная рыбешка. Человек был ей в диковинку.

Тоннель заканчивался плавным подъемом. Свет фонаря, направленный на стену, внезапно потерялся в пустоте. Вода схлынула с маски: голова поднялась над уровнем моря. Андрей попробовал выпрямить ноги и едва не споткнулся на мелководье. Луч переместился поближе и выхватил из темноты выступавшую полоску суши. Он взошел на нее и увидел себя в окружении пещерных стен, подпиравших высокий каменный свод. Причудливость форм доказывала, что рука человека не имела отношения к этому творению.

Но Тихон не последовал за ним, на сушу. Тогда Андрей заметил вход в еще один тоннель, наполовину заполненный водой. Оба тоннеля разделяла полоса мелководья, там вода доставала им только до колен. Тихон сразу же направился ко второму тоннелю. Андрей старался не отставать. По мере продвижения коридор давал уклон вниз, до тех пор, пока полностью не ушел под воду. Пришлось снова надвинуть на глаза маску и открыть кран подачи воздуха.

Вторая часть пути оказалась еще труднее первой. Потолок нависал настолько низко, что местами ласты подметали дно, и приходилось буквально проползать в узкое отверстие.

Слева и справа попадались ответвления, уводившие неизвестно куда, как, впрочем, и сам тоннель, которым они плыли в настоящий момент.

Наконец он догнал Тихона, который остановился перед грудой камней, преградившей им путь. Тот знаком объяснил, что они прибыли на место, и ткнул пальцем в крайнюю глыбу.

Они перевернули ее и откатили вдвоем в одно из просторных боковых ответвлений. Туда же начали сносить и остальные камни, освобождая проход. Теснота не позволяла сделать лишнее движение, поэтому на каждый рейс уходило, в зависимости от величины камней, от десяти до двадцати минут. Таким образом, запаса воздуха в аквалангах могло хватить, с учетом потраченного на дорогу, лишь на несколько таких рейсов. После каждого, кроме всего прочего, им приходилось делать перерыв.

Перекатывая камень, Андрей случайно зацепил какой-то предмет, вылезший из-под груды осколков. Луч фонаря пронизал пустые глазницы черепной коробки, кувыркнувшейся и снова осевшей на дно.

От неожиданности он упустил камень, и тот вдавил череп обратно в песок. Тихон ничуть не удивился, но, прочитав испуг и отвращение в его глазах, знаком предупредил: «трогаемся на выход».

В пещере они взобрались на выступавшую над водой площадку, чтобы в последний раз передохнуть.

– Не бойся, – сказал Тихон, догадываясь, о чем он сейчас думает. – Это было давно. Тот, кому принадлежал череп, остался похоронен под обвалом, который мы начали разбирать. Но успокойся. Больше там никого не будет.

– Откуда ты все это знаешь? – подозрительно спросил Андрей. – Наверное, ты здесь был, когда случился обвал.

– Нет. Но я знаю по рассказам. Когда это произошло, меня еще на свете не было.

– А что здесь произошло?

Вместо ответа Тихон снова надвинул маску.

– Пошли, – сказал он гнусавым, из-за маски, голосом.

Солнце брызнуло им в глаза – резкая перемена после темноты и холода мрачного грота. Они отцепили лодку и, помогая друг другу, взобрались на борт. Ни один из них не помянул и словом, с тех пор как они поднялись на поверхность, то место, откуда пришли. Но перед глазами у Андрея все еще стоял обмытый человеческий череп.

Тихон вел себя порой очень странно, причем каждый день возникали новые вопросы, на которые не было ответа. Прежде всего, зачем было скрывать цель экспедиции? Что, в конце концов, находилось за грудой камней, перекрывавшей проход в тоннеле? Предосторожности, с какими был обставлен сам отъезд, толкали на очень смелые предположения. И потом, Андрея удивило, что среди объемистого багажа Тихона не нашлось ни камеры для подводных съемок, ни какого-нибудь прибора, ни особого инструмента, в общем, ничего, что мог иметь только океанолог. Наблюдая за тем, как натренированные мышцы красиво играют в такт со взмахами весел, он не мог понять, когда же тот успевал корпеть за книгами. Сомнения не давали ему покоя.

 

2.2

 

На следующий день они захватили с собой смоляные факелы, чтобы установить в пещере. Они их сделали из нарубленных толстых веток, обмотав ветошью и обмокнув в разогретую смолу. Вода, в виде капель оставшаяся на ней после перехода тоннелем, с шипением высохла при первых же языках пламени. Хоть и смутно видимый из коридора, их свет все же позволял большую часть времени обходиться без фонаря.

Работа в этот раз пошла более слаженно, и они успели вытащить пять самых больших камней, хотя то, что оставалось впереди, еще даже не подлежало определению. Затем, подсветив циферблат своих водонепроницаемых часов, Тихон дал знак возвращаться обратно.

– Мы сегодня здорово потрудились, – заметил он в лодке, послабляя ремни аквалангов. – При таких темпах управимся гораздо быстрее, чем я предполагал.

– А как скоро мы должны управиться?

– Человек не может долго находиться под водой, – уклончиво ответил Тихон.

Андрей задел что-то веслом.

– Черт, тут целые скопища морских лилий! Я еще не видел, чтобы они ютились под самым берегом.

– Годами сюда не заглядывала ни одна живая душа. Потому они здесь и растут.

Андрей замер, словно кто-то нарочно наступил ему на ногу.

– Растут? – выразительно повторил он за Тихоном.

– Ну да. Ведь ты же сам только что сказал… – Тихон чувствовал, что где-то промахнулся, но еще не успел сообразить, где именно.

– Видишь ли, – терпеливо объяснил Андрей, – морские лилии – вовсе не растения. На самом деле это донные животные, они только называются, как растения. А ты – никакой не океанолог.

Они сидели друг против друга, встретившись глазами. Каждый пытался угадать, о чем думает другой.

– И что же из этого следует? – первым нарушил молчание Тихон.

– Не знаю, – признался Андрей, настороженно реагируя на каждое его движение.

Неожиданно он вскочил на ноги, готовясь выпрыгнуть за борт, но Тихон резким толчком успел повалить его на спину.

– А вот как раз этого тебе и не следует делать, – произнес он назидательным тоном, показывая на окружающие скалы.

Андрей густо покраснел. Тут он повел себя как сопляк! И впрямь, бежать-то было некуда.

Тихону пришлось отпустить весла, и лодка, зачерпнувшая было воды, успокоилась и отдалась на волю слабого течения.

– Хорошо, – согласился, в свою очередь, он. – Ты прав. Я действительно обманывал тебя. Мне пришлось пойти на это. Я не мог сразу сказать тебе все. Конечно, я понимал, что рано или поздно все равно придется. Но… мне казалось, что будет лучше, если как можно дольше ты не будешь ни о чем знать.

Андрей уже не думал о том, чтобы дать ногам ходу, если бы и представилась такая возможность. События принимали интригующий оборот.

– Так вот. Свое начало эта история получила еще в годы войны. К тому времени ее исход был очевиден. Каждый день над Севастополем кружили самолеты с красными звездами. Гитлеровцы стали поспешно эвакуировать из Крыма самое ценное. Однажды из Ялты в сопровождении двух эсминцев вышло грузовое судно «Св. Мартин», несущее в трюмах достояние трех музеев и двух картинных галерей. Хотя назначение этого рейса хранилось в строгой секретности, партизанам стало о нем известно. Наши подводные лодки под прикрытием темноты совершили дерзкое нападение на караван почти у самых неприятельских берегов. В этой короткой схватке немцы потерпели полное фиаско. Один эсминец, расколовшись надвое, ушел ко дну в течение считанных минут. Второй потерял рулевое управление, и уже ничем не мог помочь «Св. Мартину», с которым подлодки затем расправились методично, как мясник с кабаном, отправив кормить рыб с пробоиной от торпеды в носовой части корпуса. Подняли судно уже после войны. Немцам следует отдать должное, они любят аккуратность. Благодаря тому, что картины находились в герметично закрытых контейнерах, лишь немногие из них отсырели. Отсутствовала только коллекция драгоценностей, принадлежавших некогда скифским царям – великолепные украшения из золота, алмазов, рубинов. Водолазы тщательно исследовали дно, однако – никаких результатов. Не хватало также одной шлюпки, отсюда возникло предположение, что кто-то вовремя попытался на ней спастись, прихватив с собой драгоценности. Мой дед, рассказавший мне об этом событии, сам был его очевидцем, он воевал в том партизанском отряде, который вывел наши подводные лодки на немецкий караван. Но это пока лишь часть правды. Было еще кое-что. На следующий день после описанных событий дед на своей моторке возвращался с маяка, откуда подавал сигналы в отряд. Проплывая мимо того места, где мы сейчас находимся, он неожиданно заметил на берегу перевернутую шлюпку. Людей поблизости как будто не было. Дед причалил к берегу и обошел ее кругом. Это была она, шлюпка со «Св. Мартина». Правда, тогда еще не могли знать о пропаже золота. Все были уверены, что оно захоронено на морском дне. Возможно, дед так бы и вернулся ни с чем, решив, что кому-то из экипажа удалось выбраться на берег, а затем спасшиеся ушли в горы, как вдруг сзади послышался отчетливый стон. Он заглянул за один из этих валунов и увидел раненого немецкого солдата, истекающего кровью. Раз за разом набегавшие волны слизывали с гальки кровавый след. Немец был еще мокрый, только что из моря, и на самой кромке берега, подмываемая волной, лежала пара использованных аквалангов. Хотя перед ним находился противник, дед не мог бросить умирающего. Он перенес раненого повыше, на сухое место. Тот приоткрыл глаза и, не стараясь угадать, чье бородатое лицо к нему наклонилось, прошептал: «Господи, я бросил его там. Прости меня…» – и умер. Дед немного изучил немецкий за годы оккупации. Кроме того, под шлюпкой оказались спрятанными два комплекта обмундирования: одно – ефрейторское, без сомнения, принадлежавшее солдату, дух которого только что отлетел, и второе – офицерское. В нагрудном кармане его он обнаружил удостоверение на имя майора абвера Ульриха Штаузе. Значит, всего их было двое. Обмундирование, документы указывали на то, что эти двое никуда не делись, они здесь. Один скончался у него на глазах. Очевидно, его последние слова относились к его спутнику, который так и не объявился… Последующие события легко вычеркнули из памяти моего деда этот немного значащий для того времени эпизод. Он и рассказывать о нем никому не стал. Вспомнить об этом пришлось только спустя годы, когда подняли «Св. Мартин» и узнали об исчезнувших сокровищах. Но он был уже слишком больным и немощным, чтобы отправиться на их поиски. Что до моего отца, тот нисколько не верил в подобные затеи. Он был человеком практичным и не стал бы охотиться за той птицей, которая не сидит у него в клетке. На смертном одре дед посвятил и меня в эту историю. Поиски золота стали не просто моим увлечением – я не мог поступить иначе, мне было стыдно за отца, таким образом я словно взял на себя его долг, мне казалось, что лишь тогда душа моего деда успокоиться, когда я доведу дело до конца… Безуспешно обыскал я все ущелья вокруг залива – ведь не могли же они далеко его унести. Тогда-то я и вспомнил про акваланги, которые дед обнаружил возле раненого солдата. Они навели меня на мысль, что клад мог быть спрятан где-то под водой. И я снова начал поиски, пока не натолкнулся на этот самый грот. Я сразу понял, что это именно то место, которое искал. В нем со спокойной душой можно было спрятать атомную бомбу – никто бы не обнаружил. Человеческий скелет рассеял последние сомнения. Теперь ты видел его сам, этот череп принадлежал майору Штаузе, второму из похитителей. Скифские сокровища находятся совсем рядом, в этом я совершенно уверен. Что касается майора Штаузе, то он не погиб под обвалом, прости меня, я это придумал ради твоего же спокойствия. Дело в том, что он никак не мог туда попасть без аквалангов. В то же время возле него не оказалось ничего похожего. Отсюда я сделал вывод, что они пользовались одной парой на двоих, по очереди. Я представил себе картину следующим образом. Они спрятали контейнер в одной из пещер, проникнув туда через грот. Однако двое не должно было знать о его местонахождении. Когда ефрейтор оказался ему больше не нужен, Штаузе достал нож… А может, наоборот, ефрейтор задумал прибрать к рукам сокровища, покончив с майором. Та и другая версии в равной степени правдоподобны. В любом случае, дальше события развивались следующим образом: оттолкнув майора Штаузе, ефрейтор завладел аквалангами и кинулся в воду. Тот сразу же последовал за ним, завязалась жестокая борьба, в схватке Штаузе смертельно ранил его ножом, но ефрейтору удалось все же вырваться. Он благополучно достиг берега, где и умер от ножевого ранения, тогда как майор, оставшись без аквалангов, захлебнулся в подводном тоннеле…

Тихон умолк и расставил пошире ноги из-за воды, набежавшей на дно лодки. На время запала тишина, Андрей тоже молчал, пораженный рассказом. Их относило на огромные валуны, заслонявшие берег.

– Представь, – опять нарушил молчание Тихон, – в утробе этой скалы покоится клад, оцениваемый в полтора миллиона долларов. И эти сокровища скоро будут нашими. Я беру тебя в долю. Десять процентов, согласен?

Еще даже не осознав до конца смысл его предложения, Андрей коротко кивнул головой.

– Одно условие, – продолжал Тихон. – Я не дам тебе покинуть это место, пока мы их не отыщем.

– Обещаю молчать, если ты это имешь ввиду.

– Я именно это имею ввиду, но твоего обещания мне недостаточно. Ты останешься здесь, как я и сказал. И постарайся держаться все время в поле моего зрения. Так будет лучше.

Лодка носом уткнулась в выступавший над водой покатый камень, целиком поросший водорослями. Тихон оттолкнулся от него веслом и направил лодку в узкий пролив. Под дном зашуршала мелкая галька.

Андрей снова вспомнил зловещее высказывание Тихона насчет тех, кто приблизился к гроту, а значит, и к спрятанным сокровищам. Все они погибли.

 

 

Он не спал и слышал ровное дыхание Тихона. Мысль о скифском золоте лишила его сна. Он думал про обещанные проценты и по многу раз лихорадочно подсчитывал, сколько же это будет в долларах и карбованцах. На эти деньги он сможет купить себе загородный дом, автомобиль – нет, два автомобиля, даже, пожалуй, яхту, было бы желание. Тут он поймал себя на этом эгоистичном местоимении «я» вместо «мы» – Боже правый, ведь он совершенно забыл о Ксении, все его яркое будущее, развернувшееся перед ним на какой-то миг, предстало без нее! В его мечтах ей не нашлось даже скромного места. И он почувствовал угрызения совести так, как если бы все происходило наяву. Он чудовище по сравнению с ней.

Довольно уже было ворочаться, он все равно знал, что не уснет. Андрей расстегнул спальник и, стараясь не разбудить Тихона, осторожно отвернул край палатки. В лицо ему подул сырой ветер с моря. Присутствие последнего выдавали соленые брызги и легкий шум прибоя. И – никакой разницы между морем и небом. Луна надежно пряталась не то за вершинами гор, не то за облаками. Ни горизонта, ни тебе очертаний скал. Чернильная тьма на все 360 градусов.

Он боялся сделать лишний шаг. Словно здесь где-то мог быть колодец. Впрочем, пятьдесят лет назад дед Тихона на этом самом месте зарыл тело немецкого солдата. Ноги утопали в гальке. Андрею казалось, что он вот-вот натолкнется на его скелет, как натолкнулся на череп майора Штаузе.

Тяжелая рука легла ему на плечо. Он едва не закричал от неожиданности. Сзади выросла смутно различимая тень. Страх вселился в него, в эту минуту он думал только о мертвецах. Но из темноты прозвучал спокойный голос Тихона.

– Оказывается, у нас у обоих тяга к ночным прогулкам.

Андрей перевел дыхание.

– Как у нас много общего, не правда ли? – продолжал Тихон.

– Что-то не спится, – в оправдание сказал Андрей.

– Вот и мне тоже захотелось немного пройтись, – в голосе Тихона не слышно было иронии. – Погода мне что-то сегодня не нравится. Ветер начал крепчать, не так ли?

– Да, кажется, ты прав.

– Опасно ночью, да еще в такую погоду выходить в море на лодке.

Куда он клонит? Хотя Андрей уже начал догадываться.

– Да, безусловно, – машинально согласился он.

– Можно наскочить на скалы или перевернуться на волне. Надеюсь, тебе не пришло в голову отправиться в плавание? Кстати, забыл предупредить. Я вывел из строя мотор, и только я знаю, как его починить.

Тут Андрей вышел из себя.

– Какого черта ты следишь за мной? Не собираюсь я никуда бежать!

– Рад слышать.

– А с чего бы мне бежать? Захочу – просто уйду, вот и все. Думаешь, я тебя испугался?

– Ну, на труса ты не похож.

– Тогда с какой стати? Понимаю, ты боишься, что мне окажется мало твоих десяти процентов. Да, я мог бы заявить о находке властям. И совершенно законным путем получил бы двадцать пять, не так ли?

– С самого начала я понял, что считать тебя научили. Потому-то и не лишне принять меры предосторожности.

– Ты считаешь меня на это способным?

В темноте не было видно, пожал ли Тихон плечами.

– Просто предпочитаю никому не верить на слово.

– Может, это и правильно, но, видишь ли, я не тот, за кого ты меня принимаешь. И вообще, катись ты со своим золотом!.. Наплевать мне на него! Как захочу, так и поступлю. Утром ноги моей здесь не будет! Я разрываю наш контракт, понятно?

Андрей оттолкнул Тихона, но тот поймал его за руку и тряхнул об землю с такой неожиданной силой, что у него искры посыпались из глаз.

– Это ты, парень, не все, кажется, усвоил. Здесь решения принимаю я. Ты уйдешь отсюда только тогда, когда я тебе позволю, и ни минутой раньше. А будешь пререкаться – доставлю удовольствие похлебать морской водички. Ну как, теперь дошло?

Его тяжелый кулак, запрокинув подбородок Андрея, мешал ему открыть рот, поэтому он не смог выдавить из себя ни единого слова, пока Тихон не выпустил его из своей мертвой хватки.

 

 

Андрею пришло в голову, что он мог бы загладить свою вину перед Ксенией, если бы начал вести своего рода дневник, предназначенный для нее. Идея ему очень понравилась, и он тут же за нее взялся. Каждую новую страницу он начинал обращением: «Дорогая Ксения!». Когда она прочтет, то не сможет ни в чем его упрекнуть. Во всяком случае, теперь-то уж его совесть будет спокойна.

Его старания вызвали у Тихона приступ сарказма.

– «Здравствуй, любимая!» – прочел тот сверху страницы. – Что это? Письмо молодой жене? И как ты собираешься его отправлять? Вложив в пустую бутылку и бросив в море?

Андрей обиженно захлопнул тетрадь. Вот еще! Тебе ли, мужлану, понять? А вот Ксения, она с ее тонко чувствующей натурой оценит его усилия по достоинству.

«Здравствуй, любимая! Вот уже шестой день, как я здесь, на этом пустынном берегу. Извини, что не написал ничего вчера: столько работы, вкалываем от зари до зари, хотим побыстрее закончить. Знаю, скучаешь. Потерпи еще немного, будь умницей. Скоро мы доберемся до этого проклятого золота, и тогда уже сам черт не помешает нам уехать вдвоем куда-нибудь в Африку. Представляешь: лианы, папоротники… Ты была когда-нибудь в Африке?.. То-то же. Наберись терпения. Скоро мы будем счастливы, как никто».

Насчет работы – это было явное преувеличение. Они и впрямь тратили каждый день уйму времени на подготовку и дорогу, но и только. Тихон решительно избегал спешки и суеты.

Но Ксении будет приятнее узнать, что он не написал ей из-за нехватки свободного времени, а вовсе не потому, что просидел весь вечер на обломке скалы, бездумно целясь камешками в набегающие волны. Закат позолотил поодинокие тучки, море еще отражало его утомленный, неискрящийся свет, а берег уже поглотили сумерки и первая прохлада. Тихий звон прибоя перебегал от одного края залива к другому – и снова по кругу – неустающий и непрекращающийся, вечный, как мир. До возмущения прозрачная морская вода искушала желанием позбавить ее этой девственной чистоты, как нецелованные губы невесты.

В это время Ксения, опечаленно вздохнув, должно быть, проставила еще один крестик в своем календаре.

 

2.3

 

Андрей прикинул: аквалангов должно было хватить на неделю, после чего они нуждались в перезаправке. Неделя закончилась. Тихон стал собираться в поездку на маяк. Там его ждала сменная партия баллонов и новые продукты. Андрей уже знал, что Тихон отправляется без него и был крайне удивлен, что тот не боится оставлять его одного в лагере. Впрочем, он ошибался, полагая, что тот стал доверять ему больше. Тихон подошел, волоча за собой обрывок толстого каната.

– Извини. Мне придется тебя связать. Побудешь связанным, пока я не вернусь.

– Какого черта! – возмутился Андрей. – Лучше возьми меня с собой!

Но Тихон отрицательно покачал головой.

– Я поеду один. Это вопрос решенный.

– Ну хорошо, обещаю, что не сбегу, – сказал Андрей, с опаской отступая назад. – Только убери подальше свою веревку!

Однако Тихон твердо стоял на своем.

– Я не могу рисковать. Извини. Слишком много поставлено на карту.

– Ну посмотри, куда я денусь? Кругом одни скалы. Сам меня убеждал.

– Так я буду уверен, что ты не заблудишься.

Андрею пришлось подчиниться. Тихон привязал его к шезлонгу, смастеренного из толстых сучьев и куска грубого холста.

– Отдыхай, – посоветовал он на прощание. – Сон – лучший способ убить время.

Он поколдовал над мотором, залил бензин и столкнул лодку на воду. В воздухе мелькнули мускулистые икры ног, выглядывавшие из-под закатанных штанин. Опираясь о борт, он легко, несмотря на свой вес, перепрыгнул через скамейку. У Андрея до сих пор ныли ссадины после запомнившейся ночной прогулки. Полторы конских силы. С таким разве поспоришь?

Он попробовал пошевелить руками, заведенными за спинку шезлонга – веревка больно врезалась в кожу. А все-таки Тихон не умел связывать как следует. Запястье к запястью, и даже не заметил, что Андрей в это время напрягал мышцы. Он продолжал, невзирая на боль, растягивать узел. Скоро тот ослаб настолько, что смог пропустить ладонь. Сбросив с себя веревку, Андрей размял затекшие кисти рук.

Ну нет, решил он, даром это Тихону не пройдет. Надо бы с толком использовать отвоеванную свободу и узнать побольше о своем компаньоне.

Он начал обыск планомерно, зная, что Тихон вернется не скоро. Все нужно было проделать очень аккуратно, ему совсем не хотелось, чтобы тот что-нибудь заподозрил.

Наибольший интерес представлял один рюкзак, к которому Тихон почти не притрагивался, хотя остальное давно уже вытряхнули. Он еще в первый день обратил на него внимание. Что в нем?

На гальку вывалились вещи Тихона: полотенце, кое-какая теплая одежда, смена белья и прочее. Его ждало разочарование. Он покопался еще немного. Но чем дальше, тем сильнее чувствовал себя не в своей тарелке. Он унизился до обыска, но обыск ровным счетом ничего ему не дал, кроме ощущения неловкости.

Ни паспорта, ни водительского удостоверения, ни одного документа, указывающего на личность. И ни единого намека, по которому можно было бы ее установить. Обычно бывает хоть что-то: записная книжка, корешок квитанции. А тут абсолютно ничего. Ноль.

На дне рюкзака оставалась лишь какая-то мелочь. Андрей вывернул ее на одеяло. Выпавшая вместе с другими вещами пластмассовая коробочка раскрылась, и из нее выкатилась пара обручальных колец. Он с жадностью ухватился за свою находку, надеясь отыскать выгравированную надпись. Неужто Тихон собирается жениться? Он ни разу не упоминал ни о чем похожем. Андрей был поражен. Представить Тихона, с его-то безграничным цинизмом, в браке? Да никогда!

С внутренней стороны колец и в самом деле оказалась надпись, одна и та же на обоих: «29.06.94» – одна только дата, и больше ничего. О чем она могла говорить: число уже прошедшее, так что предполагаемая женитьба не состоялась, выходит, так?

Наводя после себя порядок, он не забывал время от времени поглядывать на море, чтобы не пропустить возвращение Тихона. Когда на изгибе мыса появилась лодка, он кинулся привязывать себя к шезлонгу. Самое трудное завязать узел на собственных руках, заведенных за спинку кресла. Он проделал это зубами, потянув ими за длинный конец и набив при этом полный рот ворсы.

Тихон привел лодку, груженную аквалангами. Не желая дожидаться, пока он вытащит ее на берег, Андрей нетерпеливо закричал, как будто и в самом деле просидел тут едва ли не полдня связанным:

– Эй! Ты собираешься меня освободить наконец?

Кажется, тот ничего не заметил. Андрей напряг руки, чтобы меньше бросались в глаза ослабленные узлы. Тихон снял с него веревку.

– Помоги отнести акваланги, – тут же велел он.

– Сразу – помоги! Да у меня все мышцы свело! – Андрей счел своим долгом для вида немного поворчать.

– Не хнычь! В скором времени сам меня поблагодаришь.

Баллонов оказалось вдвое больше, чем в первый раз. Судя по одному этому, обещанный конец должен был наступить не так скоро.

– К тому же, я тебе кое-что привез.

– Неужели? – Андрей был заинтригован.

– Вот, держи, – Тихон достал из мешка с крупой книгу и бросил ее Андрею. – Небольшая компенсация за причиненные неудобства.

Тот поймал ее на лету и быстро взглянул на обложку.

– Есенин?! – он произнес это с таким ужасом, что его реакция не осталась без внимания.

– Разве ты не любишь Есенина? – спросил Тихон с неприпрятанной иронией. Откуда он узнал?

Это был любимый поэт Ксении. Ну почему все-таки не спортивный журнал?

– Конечно, люблю, – согласился Андрей и бережно положил книгу на шезлонг. – Думаешь, нет? Я с удовольствием буду ее читать!

 

 

Как-то, возвращаясь в лагерь после очередной вылазки, они со своей лодки заметили дымок, поднимавшийся тоненькой струйкой над одной из окружавших скал. Кого сюда еще занесло? Тихон помрачнел и забеспокоился.

Сойдя на берег, они в первую очередь принялись маскировать следы своего пребывания: оттащили лодку под самую скалу, спрятали в палатку вещи, разбросанные по пляжу (хорошо еще, что палатку они сразу разбили под скалой), убрали треногу, под которой разводили костер. Вместо этого сложили квадратом четыре одинаковых по размеру камня, а в качестве плиты положили сверху металлический лист. Ночью дым не виден, а тлеющие угли прикроет плита.

Но принятые меры, кажется, запоздали. С наступлением сумерек грохот скатывающихся камней предупредил о появлении чужих.

Тихон выпрямился во весь рост и настороженно стал вглядываться в расщелину среди скал. Скоро Андрей и сам увидел пришельцев, перепрыгивающих с глыбы на глыбу. Их было двое – мужчина и женщина, которую тот поддерживал рукой. По мере приближения они смогли рассмотреть гостей получше. Оказалось, что это парень и девушка, одеты они были как столичные туристы: в светлые шорты и яркие, он – рубашку, она – блузу. На ее загорелой шее красовалось ожерелье из мелких ракушек. Андрей только ухмыльнулся: вся эта экзотика в скалах приводит к тому, что белые шорты сразу становятся пятнистыми, тонкая ткань легко рвется, зацепившись за колючки, а ракушки рассыпаются и скатываются в пропасть. Между тем они представляли собой вполне милую парочку в своей подкупающей наивности.

– Привет, – запросто поздоровался парень, и она тоже очаровательно улыбнулась, оба настроенные на дружелюбный прием.

Тихон почти успокоился, как видно, эти гости не вызывали у него серьезных опасений. У Андрея сложилось впечатление, что его напарник поначалу ожидал чего-то худшего. В Симферополе он жил скрываясь. Очевидно, кто-то знал о его поисках. За ним могли следить. Значит, того, кто устроил слежку, он и боялся увидеть. Хотя казалось невозможным, чтобы такой громила, как Тихон, и кого-то боялся!

Эти двое были довольно симпатичны, девушка, так просто обворожительна, у нее были блестящие черные волосы и улыбающиеся глаза. Они рады каждому твоему слову. В подобном обществе при первой же встрече чувствуешь себя так, словно вы знакомы вот уже много лет.

– Мы ваши соседи, – сказал парень. – Мы заметили вашу палатку еще днем, но вас не было видно, и мы решили отложить визит до вечера.

– Рады познакомиться, – поспешно ответил Андрей, вторую неделю не имевший другого собеседника, кроме Тихона.

– Присаживайтесь, – Тихон подкинул еще поленьев в огонь: теперь уж ни к чему осторожность. – Мы угостим вас чаем по местному рецепту.

– Интересно, что можно искать в таком глухом месте? – спросил парень, оценив взглядом их солидное снаряжение. – Ведь вы что-то ищете?

– Мы – океанологи, – затянул Тихон старую песню. – В этих местах можно встретить уникальные экземпляры подводного мира.

– И как, удалось открыть что-нибудь интересное? – подхватил парень.

– Тут целые полчища морских лилий, мы изучаем их поведение… Вы, очевидно, думаете, что морские лилии – растения?

Те дружно пожали плечами, показывая, что ничего в этом не смыслят.

– Не смущайтесь, обычно все так считают.

– Мы, в общем-то, просто хотели побыть вдвоем, подальше от суеты, и нам, откровенно говоря, нет дела до…

Он запнулся, Тихон подтолкнул его:

– Ну что же вы, договаривайте! Вы хотели сказать, что вам наплевать на двух помешанных океанологов? Что ж, вполне резонно! Не вы первые, не вы последние. Ни о чем не беспокойтесь. Будьте раскованы.

– Вы тоже не беспокойтесь. Мы не станем вам мешать. Привал мы сделали только на одну ночь. Завтра на рассвете отправляемся дальше.

– А где ваша лодка? – спросил Андрей.

– Лодка? – удивилась девушка. – Никакой лодки, мы пришли сюда пешком.

Тихон внезапно нахмурился, но никто этого не заметил.

– А вы разве не знали? Тут есть тропа. Вон за той скалой. Нужно подняться по следующему склону вверх, а дальше она выводит на шоссе. Оттуда пятнадцать километров до Гончарного. Это ближайшее селение. Но если вам повезет, вы можете остановить попутку.

Тихон – кажется, нарочно – выплеснул чай на раскаленную плиту. Брызги с яростным шипением полетели во все стороны.

– Ох, простите, – деланно спохватился он, обращаясь в первую очередь к испугавшимся гостям. – Я, похоже, задумался.

Ветер вырвал клок пламени из тлеющего костра, который благодаря плите напоминал солнце в момент затмения. В его мерцающем блеске загорелая кожа девушки сама была цвета огня. Ее блуза из тонкой и мягкой ткани плотно облегала грудь. Андрей заметил, что на ней не было лифчика. Вдруг ему стало жарко и дыхание участилось. Он не в силах был оторвать жаждущий взгляд от ее груди, будто его загипнотизировали, все понимал и не мог себе противостоять. Его глаза раздевали ее с абсолютно невозможной похотью. Его ладони смирно лежали у него на коленях, а он в то же самое время отчетливо чувствовал их скользящими вдоль ее гладких бедер. На пересохших губах оставался горький привкус губной помады.

Дыхание ветра, подувшего прямо с моря, освежило горячие щеки. Сколько времени это с ним длилось? Соблазнительная и недоступная…

И тогда он вспомнил о Ксении. Он попробовал представить ее на месте этой девушки. Но уже одна эта мысль показалась ему отвратительной. Ксения, и секс – ну что вы! Нет, она оставалась для него идеалом непогрешимости, с нею было бы так же неуместно связывать свои отнюдь не возвышенные желания, как, скажем, и декламировать при этом Есенина.

Они проводили гостей до края площадки. Дальше те отправились сами, подсвечивая себе полыхающей головешкой из ихнего костра.

Они постояли для верности, пока свет не поглотила теснина. Потом Тихон сказал:

– Могу поспорить, ты был бы рад предложить ей место в палатке, если бы ее друг согласился искупаться в море.

– Почему ты решил, что они не женаты?

Колец не было, но море диктует свои правила; Андрей тоже не носил.

– Держатся иначе.

– А с чего ты взял, что она меня заинтересовала? – спросил он с притворным равнодушием.

– Когда ты на нее смотрел, я понял, что одному из вас, тебе или ему, определенно нужно искупаться.

– Но ты забываешь, что по крайней мере я женат.

– Всего-то? Скажи, ты и вправду счастлив со своей женой?

Он забыл, что должен удивиться этому вопросу.

– Я ей нужен.

– Это еще не все.

– А чего бы ты хотел?

– Жаль, что ты не видел себя со стороны. Ты выглядел, как кто-то, кто мечтал о женщине вот уже целый год. Любопытно узнать, чем вы там занимаетесь в постели?

Андрей покраснел – хорошо, что Тихон этого уже не мог видеть.

– Счастье быть с женщиной заключается не только в сексе, – ответил он слишком уж запальчиво для такого случая.

– А-а… – протянул тот с насмешкой. – Ну да, конечно. У вас большая любовь. Ты ведь ее любишь, верно?

– Что ты в этом понимаешь!

– Что я в этом понимаю? – переспросил Тихон тем же насмешливым тоном. – А вот что. Хочешь, опишу, какая она? Любит мечтать, увлечена поэзией, неуклюжа в походке, не бреет ноги и носит дешевое белье.

– Как ты узнал? – обомлел Андрей.

– Они все чересчур похожи друг на друга.

– Кто – они? У тебя что, кто-то был?

– Можно и так сказать… Впрочем, это неважно.

Надщербленная луна повисла в невесомости где-то между небом и землей. Серебристый свет обрисовал контуры обступившей их черной громады. Во мраке ночи она казалась еще круче и выше, чем днем.

Противоположные чувства разрывали Андрея на части. Наверняка он знал только одно: что сегодня опять пропустит страницу в своем дневнике.

Казалось, Тихон отлично понимал причину его беспокойства.

– Пошли лучше спать, – предложил он. – И постарайся выбросить это все из головы.

 

 

Утро принесло сомнения другого свойства, потеснившие вчерашние. Андрей инстинктивно почувствовал, что Тихон от него попрежнему что-то скрывает. Он явно был не в себе, когда вчера на гребне скалы появились эти двое. Кроме того, он не хотел, чтобы Андрей узнал о существовании тропы. Значит, он все еще ему не доверяет. Означает ли это также, что у Андрея есть повод не доверять ему? Не мешало бы выяснить, что это за тропа, она может сгодиться, если вдруг придется уносить ноги. На всякий случай следует быть готовым и к такому обороту.

Вдруг еще одно пришло ему в голову. Он спросил себя, а не боится ли его компаньон того, что Андрей попытается в один прекрасный момент от него избавиться, и таким образом стать единственным обладателем скифских сокровищ. Это еще больше, чем двадцать пять процентов, полученных от государства. Что ж, золото стало причиной многих преступлений. Однако тот, кто подозревает другого, нередко сам стоит того, чтобы его подозревали. А если попробовать развить эту мысль, то… Не исключено, что помощник нужен ему лишь до поры, до времени – пока не найден клад. Но затем… Так ли уж необходимо с кем-то делиться, а, главное – где гарантия, что тот, неожиданно поумнев, не станет требовать большей доли? Перед ним был пример майора Штаузе и того ефрейтора.

Эти сокровища уже отняли много жизней. Одной больше, одной меньше… Никто ведь не знает, куда Тихон поехал и с кем. Он и сам до отъезда ничего не знал. Андрея вдруг обдало жаром. А не затем ли все было окружено такой таинственностью, чтобы замести следы преступления? У полиции не будет даже приблизительного портрета убийцы. Между прочим, те двое могли стать свидетелями, видевшими их вместе – не это ли встревожило Тихона, когда он обнаружил присутствие посторонних вблизи лагеря? Действительно, такая версия могла объяснить буквально все.

«Нет, нет! – поспешно возразил Андрей сам себе. – Это скорее я заблудился в собственных подозрениях. Что со мной происходит? Раньше такого не было. Я ужасно одичал на этом берегу».

Тем не менее поисками тропы он решил заняться немедленно. План был готов. Все должно было произойти по окончании работы, на обратном пути в лагерь. Перед вторым тоннелем, на площадке, он замешкался, делая вид, что поправляет ласты, – на самом же деле, чтобы пропустить Тихона вперед. Теперь он плыл позади. Посреди тоннеля Андрей выпустил из рук фонарь, и тот, описав петлю, плавно осел на дно. Остался последний пролет. Впереди показался дневной свет, рассеянный в воде, и тогда он спровоцировал судорогу. Это было совсем не трудно. Когда-то он не раз по неопытности подвергался этой процедуре, впоследствии знал, как ее избежать, но при необходимости, как, например, сегодня, мог поступить с точностью, да наоборот. Выглянув над поверхностью моря, он выхватил загубник изо рта. Тихон только что отвязал лодку и держался за ее борт, готовый запрыгнуть вовнутрь. Андрей закричал и замахал рукой, привлекая его внимание.

Тихон оставил лодку и очутился рядом в несколько бросков. Его пальцы нащупали пострадавшую мышцу. Затем со знанием дела он потянул одной рукой за носок его ноги, а другой в это время нажал на колено. Андрей облегченно вздохнул. Он боялся, что Тихону неизвестен этот простой и безотказный прием, и он сейчас начнет мудрить со всякими там растираниями, иглами и прочей ерундой, которой пользуются только дилетанты, пока его нога не онемеет окончательно. Вот тогда он уж точно не сможет сделать ею ни шагу. К счастью, Тихон все же имел некоторый опыт.

Он помог Андрею забраться в лодку. Тот изо всех сил старался показать, как у него болит нога, кривляясь, быть может, даже чересчур выразительно.

Лодка врезалась носом в берег.

– Ну как, сможешь идти? – с сомнением взглянул Тихон на его ногу.

Андрей сделал вид, будто пытается встать и удержаться на ногах самостоятельно, но, пошатнувшись, рассчитанным движением (не разбивать же себе еще и локти до крови) ухватился за его плечо. Тихон состроил гримасу: плохи, значит, дела.

С его помощью Андрей сделал несколько шагов, и только здесь спохватился.

– Черт, фонарь! Кажется, я его уронил, когда это случилось. Он остался там, на дне.

– В каком месте, где это? – Тихон не показывал неудовольствия.

– В последнем тоннеле. Точнее не помню.

– Он был выключен?

Андрей смущенно опустил глаза.

– Кажется, да.

Ему и в самом деле было от чего смутиться: он выключил фонарь перед тем, как выпустить из рук, тогда Тихону придется дольше его искать. Но знать ему об этом не следует. А вот Андрей знал, о чем в эту самую минуту думал Тихон: если фонарь остался включенным, то уже к вечеру потечет аккумулятор, и завтра ему придется снова ехать к маяку.

– Идем, – сказал Тихон. – Я отведу тебя в палатку.

– А как же фонарь? – с искренним беспокойством спросил Андрей.

– Не переживай. Я достану его сам.

– Сейчас? Ты пойдешь один? Жаль, что я не смогу отправиться вместе с тобой, – прибавил он, достаточно красноречиво посмотрев на больную ногу.

– Вижу, – кивнул Тихон. – Ничего, я найду его. Правда, я буду вынужден снова тебя связать.

Значит, он ему все-таки не верил. «Вяжи, вяжи, – думал Андрей. – Вяжи, сколько хочешь». Он даже руки не напрягал, чтобы облегчить себе задачу. Он и так не сомневался, что через пять минут будет топтать веревку своими ступнями.

Впрочем, он просчитался на целых две минуты. Тихон постарался затянуть узлы потуже, видимо, в тот раз он все же обратил внимание, что они были чересчур послаблены, когда он его развязывал.

Тихон оставил его внутри палатки, поэтому Андрей не видел, как тот уходил. Его очень удивило, когда он освободился от веревок и выбрался наружу, что лодка оставалась на месте. Вероятно, решил он, Тихон отправился вплавь. Он отличный пловец, в этом Андрей успел убедиться. Хотя, конечно, какой бы он ни был пловец, а без лодки у него уйдет на все гораздо больше времени. Что заставило его так поступить?

Андрей продолжал ломать голову, а сам не сидел сложа руки. Он запомнил, через какую теснину уходили вчера гости, с нее и начал. Она вывела его на гребень самой высокой скалы. Оттуда залив был как на ладони. В спину светило заходящее солнце, там, внизу, он уже успел о нем позабыть. Ветер раздувал рубашку.

По другую сторону шел сравнительно не такой крутой спуск в зеленеющую ложбину. Он уже бывал на той стороне: там они доставали сухую древесину для костра.

Он направился вдоль гребня скалы. Пока что не видно было ничего, кроме гор, полукольцом опоясывающих Ласпинскую бухту. Вдруг на склоне дальней гряды он заметил движущийся предмет. Тот был настолько далеко, что, казалось, едва перемещался. Но не узнать его было нельзя. Это был автобус! Только теперь Андрей рассмотрел серую ленту шоссе, унизанную частоколом полосатых столбиков-ограничителей. Вот она, дорога, о которой говорили вчерашние туристы. Пятнадцать километров по шоссе – и будет первый населенный пункт. К сожалению, он успел забыть его название.

А так все очень неплохо. Раз есть спуск, то, очевидно, найдется и какая-нибудь тропа на противоположной стороне, по которой можно вскарабкаться вверх. Ориентиром мог бы послужить вон тот пик, напоминающий фигуру на кардиограмме. В одну он из любопытства заглянул, проходя медкомиссию перед чемпионатом. «С таким здоровьем – хоть в космос лететь», – сказал врач. В космос, не в космос, а такой пустяковый подъем ничего не стоит преодолеть тренированному человеку.

Что ж, он узнал все, что нужно, теперь можно было возвращаться назад. Времени оставался вагон, Андрей не торопился.

Он никак не ожидал увидеть Тихона так рано, по его понятию это было просто невозможно. И все-таки он увидел его с высоты гребня выходящим из-за огромных глыб, притертых к скале, это была скала, в которой они расчищали тоннель. Странным показалось ему еще и то, что там, откуда он шел, не было выхода к морю. Андрей присел от неожиданности, но в следующую минуту посмеялся над собой: ведь тот не мог заметить его снизу. Другое дело: успеть добежать до палатки раньше, чем там окажется Тихон.

Со всех ног он кинулся вниз. Его спасло то, что его дорога была намного короче. Улучив момент, он в два прыжка пересек открытое пространство. Перебираясь с камня на камень, Тихон все время смотрел только под ноги, и ни разу не взглянул в сторону пляжа. Когда он заглянул в палатку, подсвечивая найденным фонарем, Андрей лежал на боку, к нему лицом, заложив руки за спину и притворившись спящим. Тихон наклонился над ним, но передумал будить. Его шаги замерли за стенкой. Тогда Андрей сел и, ухватившись зубами за конец веревки, стал потихоньку затягивать узел.

 

2.4

 

До сих пор у них не было нареканий на погоду. Шторм разыгрался только под конец второй недели. С утра море подернулось рябью, на берег набегали высокие бурые волны вперемешку с илом и водорослями, и все же как обычно они покинули берег в надежде, что к обеду волнение не усилится. Но уже во время передышки в пещере сквозь толстые стены до их слуха донесся отдаленный грохот прибоя. Тихон забеспокоился. Перенявшись его тревогой, Андрей предложил вернуться.

Они вошли в тоннель и проплыли его весь, ощущая приближающееся волнение. У самого выхода что-то неожиданно повлекло их назад. Они догадались, что это была штормовая волна, и покинули грот вместе с ее откатом. И, цепляясь за водоросли, сразу ушли на глубину, чтобы следующая за ней не швырнула их прямо на вертикаль скалы. Около десяти метров они проплыли, прижимаясь к относительно спокойному дну. Только в ушах стоял невыносимый скрежет перетираемой гальки. Лодка, однако, куда-то подевалась. В помутневшей воде они теряли ориентиры.

Вдруг Андрей узнал глыбу, к которой они ее привязывали перед каждым погружением. Никаких сомнений: это именно тот камень. Вот он, перевязанный тросом. Только лодки не было. Трос с петлей на конце покоился на дне. Очевидно, не выдержала связка, и лодку вместе с другой половиной троса унесло в море.

Андрей подхватил свободный конец и показал его Тихону.

Они выплыли на поверхность. Мокрое стекло маски пронизал солнечный свет. В первое мгновение Андрей увидел только небо у себя над головой и вершины скал – берег закрывали катившиеся к нему огромные волны. Ему удалось увидеть полную картину, лишь когда высокая волна подхватила его на свой гребень. Море яростно бушевало у подножия скалы, колеблясь с чудовищной амплитудой. Гигантские провалы, до половины обнажающие вход в грот, чередовались с захлестывающими наскоками. Брызги фонтаном разлетались во все стороны. Ветер подхватывал водяную пыль и хлестал ею по лицу. Надрывно вопили чайки, их взволнованные крики успешно состязались с ревом стихии.

Неудивительно, что лодку сорвало с привязи. Теперь придется добираться вплавь.

– Забирай больше вправо, – подсказал Тихон. – Здесь нас попросту выбросит на камни.

Они проскочили на берег вместе с волной и тут же, с трудом преодолевая мощный обратный поток, побежали вперед, спасаясь от жестокого удара следующей волны. Берег нельзя было узнать. Вода ручейками пробивалась назад от самого подножия утеса. Шезлонг, котелки и прочую мелочь, оставленную на гальке, видимо, смыло в море. Палатка держалась на честном слове: колышки расшатались и готовы были вот-вот упасть. Брезент и все вещи насквозь промокли. Куда бы ни ступила нога – углубление в том месте немедленно наполнялось водой. Хорошо еще, что часть продуктов они предусмотрительно в первый же день перетащили наверх.

Теперь пришлось поднять туда же палатку со всем имуществом. Прогретый под солнцем камень оказался нестерпимо горяч для босых ног, а с другой стороны, это и неплохо, если они хотели, чтобы одежда просохла до наступления темноты. Придется, правда, заночевать под открытым небом: слишком тесно, чтобы разбить палатку, даже если с нее не будет капать. Впрочем, это было еще не самое худшее, что принес с собой шторм.

– Отныне придется экономить воздух, – сказал Тихон, подсчитав неиспользованные акваланги. – Наше местонахождение никому не известно, так что помощи ждать неоткуда. Продуктов хватит надолго, к тому же, здесь можно удить рыбу, а пресной воды достаточно в ручье. Остается позаботиться, чтобы хватило воздуха в аквалангах, пока мы не отыщем клад. Потом уйдем через горы. Но без него я не тронусь с места. Будем работать по одному. Пока один разгребает завал, второй отдыхает в пещере. И так вдвоем там сейчас делать нечего. Мы только мешаем друг другу и перерасходуем запасы воздуха. А чтобы я был в тебе на сто процентов уверен, будем брать с собой только пару аквалангов на двоих.

 

 

Море успокоилось лишь на пятый день. Волны устало шлепались о берег, приглаженный будто под линеечку и сплошь усыпанный водорослями. Если бы не они – кто бы поверил, что еще недавно здесь кипели страсти.

Можно было вернуться к прерванной работе. Только с этого дня, потеряв лодку, они будут вынуждены добираться вплавь. При этом Андрея более чем удивило, что Тихон ни словом не обмолвился о другом, гораздо более коротком пути, в существовании которого почти не оставалось сомнений. Еще одна загадка в его поведении. Хотя Андрею-то на руку, что они станут работать по очереди. По крайней мере, внутри грота он получит бóльшую свободу передвижения, возможно, тогда удасться что-нибудь разузнать.

Первым делом он попытался разобраться с боковыми ответвлениями, словно сосуды кровеносной системы, отходившими от тоннеля, как от основной артерии. Он помнил, что их там было несколько, но далеко по ним не заходил. Теперь самое время это сделать. Вполне возможно, они тянулись гораздо дальше, чем он предположил вначале, во всяком случае, он взялся за дело и скоро узнает, в каком месте чрево скалы имело второй выход.

Когда настала его очередь, он нырнул с одним единственным желанием – распотрошить этот подводный муравейник. Но усилия оказались напрасными. Куда бы он ни заплывал, повсюду натыкался на тупики и новые отводы, возвращавшие его по кругу в тот же тоннель. Этот лабиринт, он словно насмехался над ним. Ходы были неравномерными по ширине и меняющимися по форме. Немыслимо предположить при их образовании чье-то осознанное действие. Коридор не только петлял влево-вправо, но также мог опускаться и подниматься вверх, подниматься иногда выше уровня воды. В таких местах под своеобразным куполом скапливался воздух. Случалось, потолок оказывался настолько высок, что его не доставал и луч фонаря. А в каком-то месте дневной свет зигзагообразной полосой обозначил трещину. Значит, здесь был воздухообмен. Этим воздухом можно было дышать.

Но где же все-таки выход? Ведь где-то он должен быть! Тем не менее, обыскав все ходы дважды, Андрей пришел в отчаяние: второго выхода здесь не было. Но тогда – как же за такое короткое время Тихон вернулся с фонарем? И видел-то он его с той стороны скалы, которая выходит на сушу.

Тихон прочел ему нотацию за то, что он пробыл под водой больше положенного времени.

– Мне тут не нужны геракловы подвиги. Ты устаешь, дыхание учащается, а производительность в то же время падает. Увеличивается расход воздуха на единицу проделанной работы. А должно быть наоборот. Учти: если воздух закончится раньше, чем мы найдем клад, я тебя отправлю за ним со шлангом в зубах.

Они поменялись ролями: теперь Тихон ушел под воду, а Андрей остался в пещере дожидаться его возвращения. Единственная пара аквалангов перешла к Тихону. Один, как и другой коридор без аквалангов не проскочить. Это значило, что Андрей не смог бы выбраться на поверхность без Тихона, а тот – без Андрея, поскольку ему пришлось бы пройти мимо. Оба зависели друг от друга и могли покинуть это место только вдвоем… в том случае, конечно, если не было второго выхода.

Сидя на холодном каменном возвышении, Андрей не мог запретить себе ломать голову над тем, как Тихону удалось принести фонарь за такой рекордно короткий срок. Он попробовал мысленно накидать масштабный план, на котором бы размещались оба тоннеля, и совместить его с контуром скалы, видимом извне. Получилась любопытная картина: судя по этим расчетам, пещера должна была находиться как раз напротив того места, в котором он заметил тогда Тихона. Совпадение? Это было легко проверить.

Фонарь забрал с собой Тихон, но в его распоряжении оставался факел… Андрей хлопнул себя ладонью по лбу. Ну конечно, факел! И как это он не подумал раньше? Ведь огонь съедает кислород. Между тем они здесь уже третью неделю, и за это время его как будто не стало меньше! Значит, пещера не была полностью изолированной, как могло показаться на первый взгляд. До сих пор он не заметил в ней ни малейшей трещинки. И все же воздух откуда-то поступал.

Он подхватил факел и поднял его высоко над головой. Но стены упрямо хранили свой секрет.

Шаг за шагом он обошел всю пещеру по периметру, сантиметр за сантиметром ощупывая стены, проверяя факелом: возможно, всколыхнувшееся пламя выдаст какую-нибудь прежде не замеченную щель. Ничего.

Вода была ему иногда по колена, а иногда по пояс. Он сделал еще шаг – и неожиданно провалился, потеряв под ногами опору. Видимо, тут была глубокая яма. Погрузившись в воду с головой, он все равно не доставал ногами дна. Недовольно зашипело пламя.

Надвинув на глаза маску, Андрей осторожно еще раз ушел под воду. Факел, закрепленный над тем местом, где он нырнул, рассеивал темноту. Углубление оказалось тесным и продолговатым. С трех сторон его окружала мель, и только с одной он пока не видел преграды. Хотя в нескольких метрах отсюда в том же направлении находилась стена. Он вынырнул и медленно поплыл ей навстречу. Последний рывок, и он уперся ладонями в стену. Однако – что это? Его коленям ничто не мешало двигаться дальше. Хотя его руки уже упирались в стену, нижняя часть туловища по инерции продолжала движение, опрокидывая его на спину. Вот так дела! Еще один тоннель, всего лишь на два пальца утонувший в воде!

Он набрал в легкие побольше воздуха и нырнул снова. Тоннель был такой же, как и оба предыдущих, с той лишь разницей, что о нем Тихон предпочел умолчать. Сейчас сам по себе этот факт подкреплял его надежду отыскать выход.

Впрочем, находиться под водой становилось все труднее. Пора было возвращаться, страх давно уже тащил его обратно, к воздуху, но тут впереди как будто замаячил неясный свет. Он рискнул проплыть еще немного вперед. Вдруг его колени больно ударились о каменистое дно. Взмахнув ластами, он подпрыгнул, и – быть того не может: почувствовал, как вода схлынула с его лица. Он дышал!

Андрей понял, что оказался внутри естественного колодца. Луч света исходил сверху, это был проем! Проем в стене. За ним виднелся хороший клок яркого неба. Сейчас только до него дошло: в воде он видел лишь его слабый отсвет, который давало дно тоннеля, вдруг круто взмывшее вверх.

Нижний край расщелины находился на высоте около четырех метров над поверхностью воды. Оттуда свисала веревочная лестница. Взобравшись по ней, он открыл для себя превосходный вид на побережье, залитое полуденным солнцем, и если высунуться, то можно было увидеть даже их палатку метрах в двухстах отсюда. Груда глыб, образовавшаяся, вероятно, в результате какого-то обвала, обеспечивала своеобразный ступенчатый спуск. Именно в этом месте он видел Тихона.

Теперь понятно, каким образом атмосферный воздух поступал в пещеру. Когда уровень воды падал, она открывала щель в тоннеле, а когда уровень поднимался – щель опять закрывалась, выполняя тем самым роль природного клапана.

Но взволновало его не это. Снова подступили прежние сомнения. Зачем Тихону понадобилось водить его кружным путем, почему он скрывал от него второй путь, который в несколько раз короче первого? Что за бессмыслица, ведь они могли бы давно заполучить эти сокровища! Андрей поежился: холодком веяло от подобных открытий. Он боялся услышать ответ на свой вопрос.

А все равно пора было возвращаться, Тихон не должен ни о чем догадываться.

Андрей сидел на каменном выступе, когда тот, шлепая ластами по воде, подошел к нему спиной и свалился рядом. Уже сидя он освободился от аквалангов.

– Сегодня мы продвинулись еще на метр, – сказал он. – Неплохой результат, верно? Если так пойдет и дальше, твоя женушка не успеет соскучиться до того, как ты принесешь ей в подарок кулончик с бриллиантом.

После всего, что ему удалось узнать, Андрей не верил ни одному его слову.

– Воздуха в запасе на двадцать минут, – прибавил Тихон. – Возьми акваланги. Это последнее погружение на сегодня, оно твое. Смотри только, не задерживайся, нам дожно еще хватить воздуха на внешний тоннель.

Подводные часы были только у Тихона, в его обязанность входило следить за временем. Оставалось надеяться, что он сказал правду. И еще полагаться на то, что выйти они могли якобы только вдвоем. Лживые заверения! Оставшийся в пещере выберется из нее и без помощи аквалангов! Тогда как второй… Он попробовал представить себе жуткий конец майора Штаузе, захлебнувшегося в этом же тоннеле. В самом деле – двадцать минут? Он пожалел, что не вел собственный отсчет времени. Откуда ему знать, не решился ли Тихон повторить историю?

Андрей провел в напряженном ожидании около пяти минут. В любой момент он мог начать задыхаться. Вот, например, сейчас…

Нервы не выдержали, он заплыл в одно из ответвлений, в котором был воздух, и, перекрыв кран, остаток времени дышал этим воздухом. Прямо оттуда он направился к выходу.

Тихон поджидал его на том же месте. Он невозмутимо принял акваланги, даже не проверив остаток воздуха, и первым вошел в воду, велев Андрею не отставать. «Кажется, я начинаю шарахаться собственной тени, – подумал Андрей. – Но, с другой стороны, второй выход все же существует…».

 

 

Он не смыкал глаз почти всю ночь, боясь уснуть и боясь пошевелиться. Он уже не доверял ровному дыханию соседа. Ему казалось, что стоит на секунду закрыть глаза – и тот уже крадется к его постели с опасной бритвой в руке.

На рассвете сон однако же уморил его. Будто удар тока, почувствовал он прикосновение Тихона, который пытался его растормошить. Андрей подскочил с перепуганным насмерть лицом, понял, что его время еще не наступило и облегченно перевел дух, снова роняя голову на подушку.

На этот раз он с самого начала повел мысленный отсчет времени – навык, приобретенный им в спорте: на дистанции некогда следить за стрелкой часов, а контролировать себя необходимо, особенно, когда соперник не виден.

Он отмечал каждое погружение, а затем суммировал время в уме. Передавая ему акваланги, Тихон подвел итог.

– Воздуха осталось на полчаса. Работаем по восемь минут. Сейчас твоя очередь, затем – моя, и еще раз – твоя. Всего три погружения. Остальных шести минут вполне достаточно, чтобы выбраться из грота.

Андрей похолодел. Согласно его собственным подсчетам, аквалангов должно хватить еще только на восемнадцать минут, после чего – на берег, за новой парой. Ни много, ни мало, целых двенадцать минут разницы! Он отказывался в это верить, хотя готовил себя именно к такому выводу. Ошибка исключалась, еще ни разу его метод не подвел. Ну, набежала бы погрешность, в крайнем случае, около минуты. Но – двенадцать! Нет, это невозможно.

Погружение – восемь минут. Неплохо придумано! Шестнадцатая минута будет уже его, Андрея, и восемнадцатая, последняя – тоже его! Выходит, Тихон-таки решил от него избавиться, притом уже сегодня. Конечно, ведь теперь он мог управиться один, без помощника. Андрей больше ему не нужен. И знает чересчур много.

Что же делать – бежать? Но от Тихона не спрятаться. Местность он знает, как свои пять пальцев. А уж тогда – никаких шансов: ручища у него – как у гориллы, типичный убийца. Есть только один выход: поменяться ролями.

Андрей пробыл под водой отведенное время. Затем, отпустив загубник, стал быстро выпускать воздух. Пузырьки струей потянулись кверху и застряли под самым потолком. Он, опытный подводник, знал, сколько воздуха выходит каждую секунду, ему нужно было выпустить шестнадцатиминутный запас, не больше и не меньше. Восемнадцать минус шестнадцать… Он оставит Тихону ровно столько, сколько тот позаботился оставить ему.

«Вот теперь я готов сыграть с тобой в эту игру. Говоришь, моя очередь – после твоей? Ну нет, на твоей и закончим», – думал он мстительно.

Тихон принял смену, не заподозрив, что его план раскрыт. Глядя ему в спину, Андрей вдруг вспомнил про череп майора Штаузе и с отвращением подумал о том, что никогда уже, наверное, не сможет войти в этот тоннель и перешагнуть через еще один, принадлежавший Тихону.

Едва тот исчез в тоннеле, как ему захотелось поскорее покинуть это зловещее место. Он надвинул на лицо маску, набрал полные легкие воздуха и нырнул под стену. Тоннель вывел его на поверхность. Он подплыл к веревочной лестнице и взобрался по ней на край расщелины. Затем сбросил вниз лестницу, уничтожая следы пребывания людей. Перепрыгивая с одного валуна на другой, спустился со скалы.

Гидрокостюм не успел обсохнуть, как он уже был возле палатки. Схватил только собственный рюкзак, остальное побросал в палатку и поджег. Пламя с жадностью накинулось на распятый брезент, сбрызнутый остатками бензина. Невидимое в солнечных лучах, оно выдавало свое наступательное движение по тому, как быстро сворачивалась и обугливалась ткань. Жар коснулся лица Андрея, заставив его отступить.

Без сожаления взглянул он в последний раз на догорающий костер, вскинул на плечи рюкзак и отправился в горы. Ни одной лишней минуты он бы не задержался на этом берегу, с которым еще недавно связывалось столько безумных надежд.

 

2.5

 

Туристы не солгали. Через полтора часа хождения по горным тропам Андрей выбрался на шоссе. Обок дороги стоял указатель с надписью: «Гончарное. 15 км».

Солнце беспощадно палило над головой, превращая высохшую землю в огромную раскаленную сковороду. В изнеможении присел он на размягченный асфальт. Глоток прогретой воды из фляги немного смочил горло. С трудом удержался он от соблазна опрокинуть ее до конца.

В Гончарное его подбросил мотороллер с грузовым прицепом. Обычное крымское село, в котором крестьяне отдают предпочтение выпасу скота перед земледелием. Вдоль дороги – глинобитные дома, рассыхающиеся под солнцем. Фруктовые сады: персики, абрикосы. Их запах разливался в воздухе, привлекая густым ароматом и обещанием тенистой прохлады.

– Где вас высадить? – спросил отзывчивый водитель, стараясь перекричать рев мотора.

– Возле автостанции, если можно, – так же громко ответил Андрей.

– Если вам на рейсовый, то вы опоздали. Следующий будет только завтра.

– Как же мне добраться до Симферополя?

Тот сочувственно покрутил головой.

– Сомневаюсь, чтобы в это время удалось найти попутку, – он остановил мотороллер. – Ну что?

Андрей пожал плечами.

– Тогда поближе к тому месту, где можно принять холодный душ.

– Тут есть неплохой погребок, – вспомнил водитель. – Я могу вас подбросить. Бывает, там останавливаются заезжие туристы. Возможно, вам все-таки повезет, и кто-нибудь из них да согласится подкинуть вас в Ялту или Севастополь.

– Хорошая мысль! – немедленно отозвался Андрей.

Вход в бар под морским названием «Якорь», охраняемый двумя стройными, как факелы, кипарисами, начинался полукруглым козырьком и дверью из строганых досок с медными кольцами вместо ручек. Андрей понял, почему тот назвал его «погребком». Вниз вела узкая и крутая винтовая лестница, которая заканчивалась в полутемном зале. Интерьер копировал старинную корчму: сводчатый потолок, нависающие низко над головой желтые фонари, длинные деревянные столы для пьяного разгула, на одном из которых мастерски выцарапан ножом якорь, обвитый змеей, в память, конечно же, о художнике. Уличную жару внезапно сменил резкий холод подземелья. Посетителей он насчитал немного, очевидно, все они были местными жителями, потому что болтали между собой, когда он вошел. И только на миг прервали разговор, чтобы смерить оценивающим взглядом постороннего.

И в самом деле Андрей сразу почувствовал себя чужаком, но все же смело подошел к стойке и потребовал кружку пива. Он обратил внимание, что пили те, свои, и решил не оставать, хотя на полках, кажется, был выбор и других напитков. Бармен открыл кран небольшого бочонка, из которого полилась пенистая струя.

– При коммунистах порядка было больше, – услыхал он продолжение прерванного разговора. – За три часа прогула увольняли с работы, а нынче – что? Пособие платят, только бы не работали. Народ совсем обленился. Поди, половина стоит на базаре, торгует.

– Так на что жить? Разве на пособие проживешь?

– Где там! Слыхали, скоро цены снова поднимутся!

– Очумели они, что ль, в том правительстве?

– А что – правительство? Все они мафией повязаны. И депутаты, и министры. Им на простой народ наплевать. Лишь бы себе отхватить кусок. Верь им, как же! Все только обещают…

Похоже, они забыли о нем.

– Я слышал, сюда заглядывают проезжие туристы, – проронил Андрей, обращаясь к бармену, который меньше других принимал участие в разговоре, иногда разве что вставлял слово. – Я ищу попутную машину. В Ялту, Севастополь – все равно, куда. Лишь бы поскорее уехать.

Однако тот с сомнением покачал головой.

– Боюсь, вам придется долго ждать. В последнее время машины стали ездить редко.

– Тем не менее буду вам признателен, если вы меня предупредите.

Андрей мельком оглянулся в сторону сетующей на жизнь компании, в кругу которой вдруг стало снова тихо. Очевидно, они прислушивались. Поймав на себе его взгляд, крестьяне как-то неловко зашевелились и в который раз вернулись к политике.

Он отхлебнул из кружки. Пиво оказалось ничего. В желудке расходилась приятная прохлада.

– Милый у вас поселок.

Бармен не торопился поддержать намерение незнакомца завязать беседу, продолжая протирать стаканы и тарелки вафельным полотенцем, переброшенным через плечо. С него непрерывно катился пот, несмотря на подвальный холодок, и он частенько вытирал тем же полотенцем раскрасневшееся лицо.

Тогда Андрей рискнул сразу же перейти к интересующей его теме. Он хотел задать бармену несколько вопросов, возможно, тут что-то известно о деле, приведшем сюда Тихона.

– У вас ходят какие-то слухи насчет немецкого судна, затонувшего в годы войны у здешних берегов. Говорят, гитлеровцы пытались вывезти на нем ценные экспонаты, собранные из крымских музеев. «Св. Мартин» – кажется, так оно называлось.

– «Св. Мартин»? – неожиданно подхватил тот. – Это правда. Он затонул в сорок четвертом в Ласпинской бухте.

– Его подняли?

– А то как же! Сразу после войны.

– Но что-то все-таки исчезло. Скифские драгоценности, верно?.. Вы что-нибудь слышали об этом?

– Ну еще бы! Да в нашей деревне вы не встретите такого, кто бы не слышал! Целых полвека прошло – и никто не мог сказать, куда они подевались. Тогда еще обыскали все дно, весь берег… А они будто сквозь землю провалились. Только недавно обнаружили. Нашелся один такой настырный. Оказывается, немцы успели спрятать сокровища в одном из подводных гротов. Понимаете, кому могло придти в голову?..

Андрей захлебнулся глотком пива.

– Что… что вы сказали? Их нашли, я правильно вас понял?

– Конечно, нашли! В прошлом году.

– И что… все?

– А то как же! – уязвленный его недоверием, подтвердил бармен. – Они теперь находятся в Симферополе, в краеведческом музее.

Было от чего оторопеть.

– И вам известно, кто их нашел? – все еще не решаясь в это поверить, допытывался Андрей.

– А кто ж не знает? Парень-то выходец из нашей деревни, Борис Горин.

– А где он сейчас?

Ему удалось заметно испугать собеседника, глаза его забегали, да и голоса за спиной Андрея как будто поутихли. Чисто интуитивно он почувствовал, что задал неподходящий вопрос. Избегая его взгляда, бармен ответил приглушенным голосом, так, словно боялся, что односельчане не простят ему этого откровения.

– На кладбище.

– Простите?..

– К несчастью, он умер.

– Да что вы!.. – подумав, Андрей осторожно заметил. – Однако, судя по вашим словам, это произошло не так давно. Я имею ввиду… его смерть.

– Совсем недавно, – поправил бармен и уточнил, придвинувшись к нему вплотную и дыша спиртным. – Под конец июня, 29-го. Еще нет и сорока дней… Вы можете подумать, будто у меня отличная память. Увы… В тот день по этому поводу здесь собралось пол-деревни. Самая крупная выручка за месяц. Каждый раз, когда я открываю кассовую книгу, вижу перед собой это число. Вот я и запомнил его. А вовсе не потому, что это было на Тихона, – он украдкой перекрестился, не то за упокой души, не то моля Бога простить ему этот грех.

– На Тихона? – насторожился Андрей.

Бармен только пожал плечами.

Да и сама дата – 29 июня – словно напоминала о чем-то… И, кажется, он уже знал, о чем: она была выгравирована на кольцах, обнаруженных им у Тихона! День ап. Тихона! Сколько странных совпадений…

Андрей заявил, что ему необходимо проветриться, подхватил рюкзак и вышел на солнцепек.

Вся эта история вселяла в него суеверный страх, пусть и не вполне определенный. Однако потребность знать правду влекла его к ней, несмотря ни на что. Спросив дорогу на кладбище, он пересек деревню, и по шпилю часовни, который тускло отсвечивал бронзовой краской, выпирая из густой листвы, издали догадался, что это именно то место, которое он искал.

Легкий сумрак кладбищенских аллей оберегал тишину. Ему не удалось найти сторожа, но женщина, закутанная в черный платок несмотря на зной, без проявления интереса или удивления показала могилу, которую он разыскивал.

Собственно, это был старый фамильный склеп, успевший потемнеть от времени и начавший давать трещины. И только свежая табличка указывала на то, что его открывали совсем недавно. Солнечный луч, пробиваясь сквозь сплетенные ветви деревьев, полуотражался в гладкой черной плите, на которой под крестиком стояла надпись:

 

«Горин Борис Львович. 10.02.65 – 29.06.94»

 

Все правильно. Однако то, что увидел он затем, пригвоздило его к земле.

С овального портрета на него смотрело лицо Тихона.

 

 

Андрей продолжал стоять будто вкопанный. Только что он убил человека, умершего месяц назад. Этот человек-призрак был занят поисками клада, который перед тем сам же и нашел. Его начинало тошнить.

– «Помни о смерти»… Увы, никто не знает, когда наступит его черед.

Этот спокойный голос раздался сзади так неожиданно, что вынудил его снова вздрогнуть и одновременно привел в чувство. Он оглянулся и увидел священника, из-под клобука которого выбивались пряди седых волос. На носу были очки в старомодной оправе. Сложенные на поясе руки держали молитвенник. Андрей заметил невдалеке направившуюся к выходу группу в траурных одеждах. Ближайшие родственники еще стояли над только что присыпанной могилой.

– Отчего он умер? – спросил Андрей, показывая на табличку.

– Вы правы, – ответил тот, полагая, что собеседник думает так же, как и он сам. – Когда человек умирает в тридцать лет, это часто вызывает подозрение, что он не умер естественной смертью.

– Объясните, отче. Я хочу услышать правду.

– Одному Богу известна правда, – вздохнул священник. – Люди же говорят, будто этот несчастный покончил с собой. Когда-то самоубийц хоронили в стороне, без отпевания. Но сейчас Церковь смотрит на это более снисходительно. Тут лежат вместе праведные верующие и закоренелые атеисты. Все они дети Господа нашего. Мир их праху!

После паузы он с бóльшим вниманием посмотрел на Андрея сквозь очки, вероятно, убеждаясь, что никогда раньше его не видел.

– Вы были знакомы с усопшим?

– Нет, нет! – чересчур поспешно возразил Андрей. – Хотя, признаюсь, лицо показалось мне знакомым… Словно я его уже где-то видел. Скажите, у него были братья?

– Он был один в семье. Его мать не могла иметь больше детей.

– Ну, а по двоюродной линии – как вы думаете, ведь и двоюродные братья, случается, бывают очень похожими?

– Смею вас огорчить, – священник отрицательно покачал головой.

– Вы в этом уверены?

– Разумеется. Весь их род, от деда до прадеда – здесь, на этом кладбище, – он выразительно жестикулировал свободной рукой, тогда как другая попрежнему прижимала к поясу молитвенник. – Я венчал его родителей и крестил его самого. Можете мне поверить. Иногда такое случается: видишь кого-то впервые, а кажется, словно вы знакомы уже давно.

– Да, конечно. Так бывает.

– Сын мой, пусть напрасные сомнения не терзают вашу душу.

– Спасибо на добром слове, отче. Но если можно, я бы все-таки хотел вас кое о чем спросить еще.

– Не смущайтесь, спрашивайте.

– Вы ведь что-то знаете о том, как он погиб?

Священник на секунду призадумался. Казалось, что и у него на сердце было неспокойно, хотя скоро ему самому предстояло перейти в лучший мир.

– Его душа была полна смятения. Я пытался ему помочь, но… он предпочел сделать собственный выбор. Увы!

– Вы что-то знали?

– Сын мой, люди приходят в церковь, чтобы довериться Господу, а не мне.

– Простите.

– Рассказывали, будто он сорвался со скалы на виду у всех, и больше не выплыл. Море не захотело вернуть его.

– Как! Тела не нашли?

– Искали долго, всей деревней. Но его, повидимому, унесло течением. Там есть одно очень сильное течение.

– Позвольте, но вы же сами его отпевали!

– Я действительно отправил панихиду. Однако тела здесь нет. По христианскому обычаю, захоронен был пустой гроб, а над ним высечено имя усопшего. Теперь это место, куда приходит его измученная душа. Да смилостивится над ней Господь!

Андрей перевел с собеседника на склеп изумленный взгляд, как будто проникший при этом сквозь стену. Тела здесь нет! – стучало у него в висках.

Ветер завернул край траурной ленты, заплетенной в венок. Он прочел надпись, сделанную неровными серебристыми буквами: «Дорогому Борису от скорбящей Ксении».

 

2.6

 

К вечеру посетителей в баре прибавилось. Начали собираться любители перекинуться в преферанс и футбольные болельщики, пришедшие обсудить вчерашний матч между «Таврией» и львовскими «Карпатами». Кое-кто выгодно продал на рынке персики и заглянул отметить это событие. Дым, пополняемый попеременно из разных углов, сизым туманом завис под низким потолком.

Андрей облокотился на стойку и, глотнув горьковатый задымленный воздух, потребовал:

– Бармен, пиво! – но потом передумал. – Нет, постойте. Найдется что-нибудь покрепче?

Тот поставил перед ним порцию водки. Андрей залпом осушил стакан, не думая закусывать. Бармен, наверное, должен был считать, что так поступают только рыбаки. Дождавшись, когда клиент затребует следующую, он сообщил:

– Похоже, вас тут разыскивала одна молодая особа. Я сказал, что, возможно, вы еще вернетесь.

Андрей не поверил.

– Чушь. Кто бы мог меня искать? Налейте-ка полный.

Бармен долил так, что едва не перелил через край, но что касается девушки, стоял на своем.

– Она в деталях описала вашу внешность. Не забыла даже родинку на подбородке, – он ткнул пальцем в соответствующее место на своем лице.

– Вы что, принимаете меня за идиота?

– Вовсе нет, – спокойно ответил бармен. – Взгляните вон туда.

Андрей повернулся и у входа увидел Ксению, высматривающую его по сторонам. Он чуть не обомлел. Ее глаза еще не отвыкли от солнечного света, поэтому она его не сразу заметила.

Вдруг ее лицо засветилось радостью, она подбежала к нему и бросилась на шею на виду у крестьян, поразевавших рты.

– Ты не представляешь, как я по тебе соскучилась!

– Как ты меня нашла? – его, кажется, намного больше, чем ее, смущал театр, который они устроили для окружающих.

– Милый, я тебя искала повсюду. Я так за тебя переживала!

– Это еще с какой стати?– удивился он, ведь она не могла знать.

– Я так боялась, чтобы с тобой ничего не случилось! – повторила она вместо ответа.

– А что могло случиться?

– Но теперь, слава Богу, ты нашелся! Какое это счастье!

– Ладно, может, для начала нам лучше уйти отсюдова, – он предложил это из-за зрителей, чувствуя себя крайне неловко оттого, что в их присутствии она измазала его губной помадой. – Расскажешь по дороге.

А вот по дороге – куда? Задать себе этот вопрос ему не пришло в голову.

Он даже не знал, как сообщить ей о случившемся. Но она сама вдруг помогла ему начать этот разговор.

– Где он? – спросила Ксения тревожно, как только они вышли на улицу.

– Не бойся. Он уже никому не причинит вреда, – в ответ на вопрос в ее глазах Андрей произнес сдавленным голосом. – Я убил его!

– Ты… его убил?

– Да. Как видишь, я стал убийцей!

Ксения посмотрела на него с пониманием.

– Тебе не следует себя за это винить. Он того не стоит.

– А ты откуда знаешь? – вдруг спохватился он. – И вообще, что тебе об этом известно?

Она опустила глаза.

– Это неважно. Главное, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым из-за меня.

– Из-за тебя? При чем здесь вообще ты? Это была вынужденная мера! Я его убил, потому что защищался, потому что в противном случае он мог убить меня! Этому сумасшедшему я стал на дороге лишь потому, что знал о его мифических сокровищах!

Андрей осекся. Сейчас он поймал себя на том, что перестал верить в самоубийство Горина. То, что его тело так и не было обнаружено, склоняло к мысли, что Горин не покончил с собой, хотя по какой-то причине позволил всем так считать, а это он, Андрей, утопил его в гроте, заставив повторить трагический конец майора Штаузе. Впрочем, только зациклившийся маньяк мог бы вторично разыскивать им же найденный клад, да еще придерживаясь прежнего нерационального пути. Другого объяснения этому не было.

– Тебе не в чем себя упрекнуть. Скорее моя вина в том, что я отпустила тебя.

О, Ксения! Она была и останется романтичной домохозяйкой.

– Пойдем, – сказала она. – Есть одно место, где мы сможем переночевать так, чтобы хозяин нас оттуда не выгнал.

Она повлекла его единственной улицей, рассекавшей надвое деревню, свернула затем на узкую тропинку, петлявшую между дворами, прошла ею до конца и смело отворила калитку в ограде последнего по счету обветшалого домика, разместившегося у самого подножия горы.

Как видно, здесь давно никто не жил. В углу подворья стоял почерневший сарай, из пустых окон которого доносилась угрюмая тишина. Дом свободно зарастал сорной травой, она была им по колена. Сминая ее на свом пути, они подошли к крыльцу. На проржавевшей щеколде висел замок. На удивление уверенно Ксения провела рукой под навесом, и-таки нашла ключ. Замок поддавался туго, Андрей сам взялся за дело и открыл дверь.

Запустение ощущалось во всем, Ксения была права. Пыль ровным слоем покрывала поверхность обеденного стола, занимавшего середину комнаты. Проломленный стул был придвинут к нему. На другой, расползающийся, садиться было опасно. В углу стоял старый, как мир, засаленный, ободранный тапчан. Будто на нем родилось и умерло несколько поколений. Ни шкафа, ни комода. Наверное, остальную мебель распродали или раздарили последние хозяева перед тем, как покинуть жилище. Это было видно по стенам, носившим следы притертых к ним когда-то шкафов, зияющих отверстиями из-под дюбелей, а сегодня по углам затянутых грязной паутиной. Андрей задел пустую портретную раму, валявшуюся на полу, из которой почему-то выдрали фотографию. Не просто аккуратно вынули, а именно выдрали, судя по торчащим клочьям фотобумаги. Он содрогнулся, представив, с какой ненавистью кто-то должен был вот так грубо срывать чей-то портрет.

– Что все это значит, объяснишь, наконец?

Но Ксения снова отмахнулась.

– Ах, не спрашивай, прошу тебя. Не сейчас. Сегодня, когда я тебя нашла, мне не хочется об этом говорить.

Она плюхнулась на тапчан, в ответ затянувший жалобную песню, и, словно желая попросить у него прощения, с нежностью разгладила появившиеся на нем морщины.

– Иди ко мне. Я не могла дождаться, когда мы снова окажемся вместе. За это время я многое поняла. Признаю, я была очень глупа. Но я люблю тебя и не хочу потерять.

– Но, дорогая, – увидев, что она расстегивает на себе платье, он смутился, – я тоже многое успел осмыслить. Мне кажется, у нас ничего не получалось, так как не было возможности лучше узнать друг друга. Нам нужно привыкнуть к тому, что мы вместе.

– Ты действительно меня не знаешь, – возразила она. – А я ужасно хочу сделать тебя счастливым. Прямо здесь. Прямо сейчас.

Она взволнованно схватила его за руку и прижала ее к своей груди, под которой чуть слышно трепыхалось сердце жаворонка.

 

 

На окнах не было штор. Лунный свет беспрепятственно проникал через оконный проем и прямоугольником ложился на дощатый пол. Они оставили окно распахнутым настежь. Снаружи доносилось монотонное пение сверчков. Ксения ровно посапывала, во сне стараясь перетащить на себя одеяло, в которое превратился раскрытый спальный мешок. Андрей чувствовал себя неуютно на жестких пружинах – словно на груде металлолома, и не понимал, как ее могут не беспокоить все эти неудобства.

Но вот она заерзала под одеялом и успокоилась только в тот момент, когда уткнулась носом в его плечо. Не раскрывая глаз и, наверное, не размыкая губ, промямлила заспанным голосом:

– Я хочу пить.

– Одну минутку, подожди, любимая, – сказал Андрей, неохотно вставая с нагретой постели, чтобы принести ей воды.

Она тут же завладела его частью одеяла.

Он помнил, что на подворье, за домом, стоял колодец.

– Сейчас, сейчас.

Он зажег свечу, с ее помощью отыскал под кроватью свои кроссовки, влез в них и побрел к выходу, собственно, и не торопясь, чтобы не задуть тонкое пламя.

У двери на полу лежала свернутая газета, по всему видать, просунутая в щель почтальоном, грязный отпечаток его собственной подошвы говорил о том, что он наступил на нее, когда входил. Андрей наклонился и поднял ее с пола. Таким путем можно, хотя бы приблизительно, определить, когда хозяева покинули дом. Он взглянул на дату… Пламя задрожало вместе со свечей. 29 июня! Опять его преследовало это злополучное число! Везде одно и то же – немыслимое совпадение!

Газета выпала у него из рук. Он стремглав влетел в импровизированную спальню и растормошил Ксению.

– Что все это значит? Чей это дом?!

Ксения поняла, что отпираться бессмысленно, приподнялась на тапчане и испуганно заслонила лицо руками.

– Бориса, – призналась она сдавленным шепотом и согнулась пополам, точно ожидая удара плетью.

Застонав, Андрей схватился за голову. Потом заметался по комнате, пиная ногами все на своем пути.

– Но почему, почему именно здесь?

– Это единственное место, где мы могли переночевать, – напомнила она в свое оправдание.

– Где мы могли переспать, – поправил он. – Ты ведь ради этого затащила меня сюда? Как ты могла заниматься этим здесь?

– Извини, – с мольбой в голосе ответила Ксения. – Я лишь хотела, чтобы ты понял, как я тебя люблю.

Вдруг она вскочила и повисла на нем, стараясь удержать в объятиях. Андрей возмущенно отстранился.

– Немедленно уходим отсюда!

– Ночью?!

– Послушай! Только что я убил человека, а теперь ты заставляешь меня ночевать в его доме, на его постели?!

– Но ведь нам и так больше некуда пойти! Ну пожалуйста… Давай подождем хотя бы до утра. А утром сразу же уйдем. Обещаю, что не буду больше ни о чем тебя просить.

Он немного смягчился.

– Хорошо. Остаемся, но только до рассвета.

– Ах, какой ты миленький! – она привстала на цыпочки, чтобы чмокнуть его в подбородок.

– И при условии, что ты мне все расскажешь, – добавил он. – Немедленно.

– Ладно, – согласилась она уже с меньшим энтузиазмом.

– Тогда начинай. Как ты здесь оказалась?

На ее лицо набежала тень. Приготовившись рассказывать, она отвернулась, как провинившийся ребенок.

– Я видела тебя садящимся в машину около гостиницы.

– Так ты следила за мной!.. Ладно, – он поспешил снова взять себя в руки. –Выходит, ты знала, кто он на самом деле?

– У меня возникли подозрения. Особенно после того, как лицом к лицу столкнулась с настоящим профессором Кондрашевичем.

– Но ты ведь и прежде знала Тихона… то есть Горина?

Ксения поначалу лишь беззвучно кивнула в подтверждение – ответить помешал подкативший к горлу комок.

– Он мой бывший жених, – наконец призналась она.

Андрей так и сел.

– Твой… жених?! Постой, я, кажется, видел венок на его могиле. Там была надпись: «Дорогому Борису от… Ксении». Но ведь ты знала о том, что он жив! Выходит, ты была с ним в сговоре?!

– Неправда, я об этом и не догадывалась, по крайней мере, до появления лжепрофессора. Поверь, я, как и все, считала его утонувшим в море. На моих глазах он сорвался с двадцатиметровой высоты и уже не выплыл. Когда ты меня впервые встретил, я только возвращалась с похорон. Да, признаю, я виновата перед тобой в том, что сразу не рассказала тебе всего… ну, в общем, солгала… Но я подумала, что если скажу тебе, будто он меня просто бросил, то смогу рассчитывать на твое сочувствие, а если бы ты узнал, что он погиб, то пожалел бы его вместо меня. А ведь мне было так одиноко, и я так боялась тебя потерять! Любимый… Ты мне простишь?

Но Андрей ее уже не слушал.

– Да, теперь я понимаю. Как видно, выбор, павший на меня, не был случайным! Теперь совершенно очевидно, что в этой комедии, от объявления в газете до поиска несущестующего клада роли были заранее распределены. Он точно рассчитал, что, будучи безработным, я обязательно клюну на его приманку… Черт! – он хлопнул себя ладонью по лбу. – А ведь номер с врачем – тоже его рук дело! Ну конечно! Он подкупил его, заставив сделать публичное заявление в прессе, и тут же услал в Африку, зная, что так себе я этого не оставлю. Вот, вот, – продолжал он рассуждать. – Теперь все становится на свои места. И все очень просто. Узнав, что мы поженились, этот маньяк – конечно, из мести – обдумывает, каким образом выманить меня на побережье и там убить. Что ни говори, а способ выбран таки довольно изуверский, если вспомнить, сколько времени и сил было потрачено на то, чтобы разобрать этот проклятый завал. Я задаю себе вопрос: почему он не сделал этого сразу же, как только мы приехали? Сто раз у него была возможность без всяких проблем покончить со мной и надежно спрятать тело. Никто и никогда не нашел бы моих следов, как никто не нашел останки майора Штаузе. Ответ напрашивается следующий: он был слегка не в своем уме, этот Тихон, в его планы входило нечто большее, чем простое убийство, поэтому он и затеял со мной эту игру, словно кошка, гоняющая мышь о одной когтистой лапы к другой. И вряд ли мы найдем здесь другой мотив.

– Я бы не пережила, если бы с тобой что-нибудь случилось!

– Безусловно, ты была права. Не следовало мне уезжать. С самого начала здесь попахивало чем-то подозрительным. Зря я тебя тогда не послушал.

– Слава Богу, все уже позади! Давай вычеркнем эти неприятные дни из нашей жизни, как будто их и вовсе не было!

– А получится ли?

– Мы постараемся.

Андрей задумался.

– Какие слова ты ему говорила?

– Не понимаю тебя.

– Ты любила его?

Ксения нахмурилась.

– Почему ты об этом спрашиваешь? К нам это не имеет никакого отношения.

– Но ведь ты любила его, правда?

Она помолчала, обдумывая ответ.

– Я разочаровалась в нем. Он не тот человек, которого я в нем хотела увидеть. Доволен?

– А почему таким тоном? Разве я задел твои чувства?

– Потому что я не желаю возвращаться к этой теме. Его все равно нет в живых. Так какой смысл ворошить прошлое?

– А я и не собираюсь, – Андрей пожал плечами. – Я только хочу понять, что его толкнуло на самоубийство. Типы, такие как он, прибегают к подобной мере в исключительных случаях. Вот я и стараюсь выяснить, что за необыкновенные обстоятельства сопутствовали этому благому почину.

– Лучше бы ты оставил его жизнь в покое, – с неожиданным раздражением (впрочем, оно тут же и прошло) заявила Ксения.

– Но она также и твоя.

Он чуть не проговорился насчет колец: день, когда Тихон пытался свести счеты с жизнью, должен был стать днем его бракосочетания с Ксенией, о чем он собирался благоразумно умолчать. И еще о фотографии, вырванной с остервенением садиста. Он успел догадаться, кто был на ней.

– Мы вовремя остановились, – подозрительно косясь в его сторону, ответила Ксения.

– Мы?

– Ну то есть… я, – но в ее голосе не было уверенности, а Андрей не придал этому значения.

– То-то и оно. В то время как наш герой оказался чувствительным Ромэо, и побежал бросаться в море из-за несчастной любви? Как трогательно! Неплохой эпилог для слезливого романа. Было бы совсем здорово, не окажись продолжения.

– На сегодня допрос окончен? – с притворной усталостью поинтересовалась она. – А то я ужасно хочу спать.

 

 

Андрей боялся закрыть глаза: как только это происходило наперекор желанию, к нему сразу же являлось распухшее от воды лицо мертвого Тихона. Застывшими губами тот звал его на помощь. Один и тот же кошмар мог повторяться множество раз.

Где-то неподалеку, видимо, за оградой соседнего двора, тишину неожиданно разорвал собачий лай, однако быстро перешел в жалобное скуление, как бывает, когда пес узнает своего.

Прошло несколько минут. Теперь уже около дома хрустнула сухая ветвь. Кто бы это мог быть? Он ждал, что вот-вот поднимется кошачий визг, но ничего подобного не произошло. Стояла та же тишина, что и прежде.

Вдруг какая-то тень проплыла в светлом отпечатке окна, лежавшем на полу, как если бы кто-то крадучись проскользнул вдоль стены. Неужели кто-то бродит вокруг дома?

Преодолев минутную слабость, Андрей вскочил с кровати и босиком, прихватив с собой кочергу, приставленную к печи, вышел во двор. Как ни старался он не наделать шума, дверь предательски заскрипела в самый последний момент.

Ночь стояла лунная. Вокруг – ни души. Только длинные черные тени под кустами. Он замер, прислушиваясь к ночным звукам. Непохоже, чтобы кто-то кинулся наутек. И тем подозрительнее была тишина.

Он заставил себя поверить в то, что это была тучка, заслонившая луну. Вернувшись в дом, позакрывал на все запоры окна и двери. И только сердце тревожно стучало в груди.

Под утро все же сон сон неслышно подкрался и сморил его. Впрочем, он пришел и ушел, казалось, Андрей провалился лишь на короткий миг, не оставивший никаких воспоминаний.

Его разбудило прикосновение Ксениной руки, соскользнувшей ему на грудь, пока она ворочалась. Ее рука была холодна, как лед. Он постарался отодвинуть ее подальше от себя, и тогда она проснулась. Она ласково погладила его той самой ладонью, которая его напугала, и вдруг ее собственное лицо исказилось от ужаса. Крик отчаяния вырвался у нее из горла с опозданием на несколько секунд.

Андрей рывком оглянулся назад – туда, куда смотрели ее глаза. На оконном стекле, пронизываемом солнечными лучами, было выведено чем-то похожим на кровь: «Жду».

У него у самого мороз пробежал по коже. Что до Ксении, то накопленное ею напряжение последних дней разрядилось самым неожиданным образом: катаясь по тапчану, она истерично и безостановочно рыдала, пока Андрей не привел ее в чувство двумя шлепками наотмашь по щекам.

– Это он! Он…

– Кто – он? – не понял Андрей.

Пугающая улыбка вдруг заиграла на ее губах.

– Борис.

– Какой еще к чертям Борис? – разозлился он, стараясь, однако же, подавить непроизвольно нараставшую внутри него дрожь.

– Горин. Он был здесь, – она указала на окно. – Он оставил это мне.

– Да ты не соображаешь, что несешь! – внезапным криком оборвал он ее. – Тихон мертв! Он утонул в тоннеле!

Но Ксения упрямо замотала головой.

– Он приходил этой ночью. Разве ты не понимаешь? Вчера надписи еще не было.

– Это могла быть чья-то глупая шутка.

– На такое способен только он, – настаивала Ксения. – Больше некому. Я знаю, он жив, и пришел за мной.

– Какая чушь!

Вместо ответа она спустила ноги на пол и обула босоножки. Затем подхватила кофточку.

– Ты куда это собралась? – спросил Андрей, с тревогой наблюдая за ее действиями.

– Я должна идти.

– Скажешь, куда?

– Он не оставит нас в покое. Я должна его увидеть.

Он преградил ей путь.

– Пусти, – сказала Ксения. – Он меня ждет.

– Кто – он?.. Хорошо, хорошо. Но одну я тебя не пущу. Мы отправимся вместе.

Ксения остановила его движением руки.

– Я прошу тебя. Не иди за мной. Это касается только нас двоих – его и меня. Со мной ничего не случится, обещаю тебе.

– Послушай! Сколько я тебя знаю, ты все время стараешься доказать, что любишь меня! Почему же ты лишаешь меня возможности ответить тем же?

Она заколебалась.

– Ну ладно. Ты можешь пойти следом. Но не подходи чересчур близко. Старайся держаться так, чтобы он тебя не заметил.

Андрей кивнул головой.

– Согласен.

Внешне он старался сохранять спокойствие, но на душе у него скребли кошки. Он попрежнему не верил, что здесь мог быть замешан Тихон. В настоящий момент его тело висело в невесомости в переполненном водой тоннеле. Андрея просто раздражала ее уверенность. Но кто-то все же бродил ночью вокруг дома, кто-то сделал надпись на окне. Намерения этого типа были пока неясны. Поэтому он боялся отпускать ее одну.

Прихватив соломенную шляпку от солнца, она вышла за порог и отправилась дорогой, ведущей в горы. Она шла, опережая его шагов на пятьдесят, по узкой тропинке, еле заметной среди выжженной травы. Тропинка вертелась, делая подчас немыслимые зигзаги, бывало, проваливалась в ручей, а потом снова взмывала вверх, потом огибала утес и наталкивалась на завал из камней, но все равно объявлялась по другую его сторону. Трудно было отстать от нее больше чем на эти пятьдесят шагов – и не потерять из вида.

Он не ожидал, что путь окажется таким длинным. Деревня напоминала макет на столе архитектора. Выше практически ничего не росло. Над головой возвышались одни голые скалы.

Она оглянулась, подала знак: «дальше нельзя!» – и исчезла за выступом скалы. Выполняя обещание, он не пошел за ней, а подкрался к торчащему выступу и осторожно выглянул.

Ксения неторопливо шла по ровной площадке, высматривая кого-то по сторонам. Как видно, это и было то самое место, цель ее похода, только никого там не оказалось. Вдруг она резко свернула вправо и продолжала идти в новом направлении, словно ей помешала невидимая стена. Он не сразу взял в толк, что заставило ее повернуть. Подтянувшись на руках, вскарабкался на уступ в скале, где можно было с определенным риском стоять на обоих ногах, но под опасным наклоном: мешала нависавшая над ним каменная глыба. Зато теперь он понял, что остановило Ксению: за площадкой начинался крутой обрыв. Высоты, на которую он поднялся, было недостаточно, чтобы увидеть дно, но тем глубже казалась зияющая пропасть. С противоположной стороны расщелины в соблазнительной близости стояла гладкая и совершенно отвесная стена – как два дома в узком переулке. Сама расщелина, оставаясь частично невидимой, загодя вызывала в нем благоговейный трепет. Он представил себе ее дно: такое же холодное и сырое, как дно колодца.

Внезапно из-за скалы донесся шорох скатывающихся камней. Ксения оглянулась на звук, поначалу от испуга вобрав голову в плечи, но затем как будто осмелев. Андрей прижался к скале, надеясь на утреннее солнце, которое стояло низко за его спиной и ослепило бы всякого, кто пожелал бы взглянуть в его сторону.

Кто-то спускался сверху прямо на Ксению вместе с камнепадом, кого Андрей видеть все еще не мог. Показался этот кто-то не сразу, да и то лишь со спины. Что и говорить, квадратной фигурой он подозрительно смахивал на Тихона. У Андрея засосало под ложечкой.

Они повели между собой разговор, но переменчивый ветер доносил лишь обрывки фраз. Несколько раз прозвучало знакомое имя. Иногда удавалось разобрать целые словосочетания, имеющие определенный смысл, но этот смысл вызывал в нем только недоумение, вроде: «Можешь гордиться, ты достойна своей бабушки… Ждать осталось недолго…». На горячность спора указывала энергичная жестикуляция. Хотя уловить его предмет в целом было практически невозможно.

Наверное, Ксения попыталась положить этому конец, бросила какие-то слова и повернулась, чтобы уйти. Однако тот грубо удержал ее за локоть. Она не могла сопротивляться и только тихо вскрикнула. Зато мужчина теперь стоял к Андрею лицом.

Тихон!! Он жив, или это галлюцинация? Невероятно, Андрей опытный подводник, и наверняка знал, что ни один человек живым не вышел бы из тоннеля. И все же это был он. Лицо перекошено от ненависти. Ксения выглядела такой крошечной, такой беззащитной рядом с этим брызгающим слюной великаном.

– Я должен был изрезать тебя на куски и скормить рыбам! – неистово закричал этот дважды воскресший мертвец, его слова донеслись даже сюда. – Погоди, все равно я не дам тебе жить!

Он замахнулся на Ксению, испуганно прикрывшую лицо руками. Андрей не мог дальше оставаться безучастным свидетелем. Он выскочил из укрытия и с первым же подвернувшимся камнем, зажатым в кулаке, озверело бросился на Тихона. Как тот насмелился поднять руку на Ксению, его жену, которая так трогательно обожала его?

Тихон от неожиданности и его, мягко говоря, решительного вида отпустил ее руку. Но Андрей продолжал напирать, пользуясь моментом. В замешательстве тот подался назад, сделал еще шаг, неуклюже взмахнул руками – из-под его ног в пропасть посыпались мелкие камешки. Секунду или две он еще пытался удержать равновесие, но, теряя опору, съехал вместе с галькой и вдруг, опрокинувшись навзничь, исчез за острой кромкой скалы. Звука падения не было слышно.

Превозмогая отвращение, Андрей кинулся к краю плато и, стоя на коленях, выглянул вниз. На одном из валунов, выступавших над потоком горной речушки, лежало распростертое тело Тихона – на этот раз мертвое, как никогда. Бурлящий поток шевелил его волосы, унося стекающую кровь.

– Все кончено, – сказал Андрей, поднимаясь с колен. – На этот раз он уже точно мертв.

Его бил озноб. С трудом удалось разжать задеревеневшие пальцы, из которых выскользнул камень.

Ксения неподвижно сидела на корточках и куталась в свою кофточку, ее трясло не то от холода, не то от пережитого волнения. Он опустился рядом и обхватил ее за худенькие плечи. Тогда она прижалась к нему, и он понял, что она боится намного больше, чем старается показать.

– Все в порядке, он уже не вернется, – попробовал успокоить ее Андрей. – Теперь все пойдет на лад. Мы будем счастливы, и никто не сможет нам помешать.

 

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

3.1

 

Первый же автобус, шедший из Севастополя, доставил их в Ялту, а оттуда они троллейбусом благополучно добрались до Симферополя. Виктор Гаврилович встретил их возле своей машины, набитой пачками печенья и фруктовой водой, – как обычно, веселым подмигиванием.

– Ну как свадебное путешествие? Ничего провели время, да?

Андрей пообещал себе меньше огорчать Ксению и больше уделять ей внимания. За это время она сильно исхудала, хотя, казалось, куда уж дальше? Перед сном, увидев ее раздетой, он испугался: ребра просвечивали сквозь кожу. Подумав, вероятно, о том же, она смутилась и попросила погасить свет.

Коснувшись утром ее оголенного плеча, он отдернул руку: оно было холодно, как у покойника. Ксения не слышала прикосновения. Ее лицо было мертвенно-бледным, как тогда, на дороге, когда он увидел ее впервые. Он попытался растормошить ее. После многократных попыток ему удалось добиться того, что она слабо пошевелила губами: Ксения называла его по имени. Тогда он налил ей водки в стакан и заставил сделать несколько глотков, остальное растер на щеках и вокруг шеи. Она закашлялась и открыла ничего не соображающие глаза.

Андрей позвонил в «скорую помощь», наврав с три короба, лишь бы побыстрее приехали. Ксения ничего не хотела воспринимать, пустые глаза смотрели сквозь потолок, при этом она продолжала вяло шевелить губами, словно общаясь с кем-то в своем отрешенном воображении.

При виде людей в белых халатах ее сперва бессмысленный взгляд понемногу стал принимать выражение отчетливого беспокойства.

Размашисто жестикулируя, Андрей объяснял симптомы. Врач слушал с нескрываемым недоверием, используя это время, чтобы измерить пульс.

– Нет! – вдруг закричала Ксения. – Я не хочу! Уходите все! Уведи их! – настойчиво потребовала она, обратившись к Андрею.

Она пришла в себя, нельзя было этого не заметить.

– Дорогая, пожалуйста, не волнуйся. Никто не причинит тебе зла. Эти люди осмотрят тебя и уйдут.

– Все равно, уведи их скорей отсюда! – повторила она умоляюще. – Прошу тебя! Я не могу их видеть!

Врач нерешительно посмотрел на Андрея, тот еле заметно пожал плечами.

– Хорошо, – сказал он сухо. – В следующий раз, когда ваша жена потеряет сознание, рекомендую подождать, пока она придет в чувство и прежде посоветуйтесь, вызывать «скорую» или нет... Сообщите на пульт: ложный вызов, – бросил он молодому помощнику. – Всего наилучшего!

– Извините, – смущенно пробормотал Андрей, провожая их до порога. – Ей пришлось столько пережить.

Как только они ушли, он вернулся к лежащей Ксении.

– В чем дело? Они всего лишь хотели тебе помочь.

– Я не нуждаюсь в их помощи! – резко запротестовала она, потом смягчилась, взяв его за руку. – Только ты, ты один и нужен мне. Твоя любовь – вот что придаст мне силы, что меня вылечит.

– Да, но…

– Ничего не говори, – она приложила палец к его губам. – Лучше поцелуй меня. Я хочу одного: чтобы ты был все время рядом.

 

 

И все же странная болезнь, о которой Ксения не желала говорить, долго не проходила. При этом она категорически отказывалась обращаться к врачам, которых рекомендовал ей Андрей, ссылаясь на собственного лечащего врача, которого он и в глаза не видел. Силы то восстанавливались, то покидали ее. Она могла упасть в обморок прямо посреди комнаты, пульс едва прощупывался, но, придя в себя, с вымученной улыбкой на бледном лице просила ни о чем не беспокоиться. Тайком он консультировался с лучшими специалистами в городе, но все они высказывали совершенно разные предположения. Он сам стирал белье, прочно занял ее место на кухне, никуда не отлучался из дому, превратившись в сиделку – разве что за покупками. Слабым голосом Ксения пыталась протестовать. Разумеется, у нее ничего из этого не выходило. Он только укутывал ее потеплее, хотя стояла середина лета и горячий воздух солнечной мостовой заползал в окно.

Так продолжалось двое суток. Ночью на третьи кризис миновал. Она была еще очень слаба, но по крайней мере уже могла вставать с постели без посторонней помощи.

Дотронувшись до нее еще через день, он нашел ее тело не таким холодным, как раньше.

– Сегодня у тебя теплые щеки, – поспешил он ее обрадовать. – Еще вчера они были как из погреба. Только что инея не было.

Но Ксения не разделяла его радости.

– Нет, это твои руки стали холодными, как лед. Поэтому тебе кажется, будто моя кожа потеплела.

Андрей недоверчиво попробовал растереть ладони.

– Чепуха! – отмахнулся он и свесил ноги на пол.

Внезапно дала себя почувствовать незнакомая ему раньше одеревенелость во всем теле. С трудом давалось простейшее движение. Сделав несколько шагов, он вынужден был ухватиться за шкаф – закружилась голова.

– Что за чертовщина! Со мной повторяется та же история, что и с тобой.

Он сказал это без всякого умысла. Но Ксения метнула в него настороженный взгляд. Ее пальцы сжались в маленькие кулачки.

– Это он… – взволнованно прошептала она. – Только теперь он добрался и до тебя.

– Кто – он?

Андрей понимал одно: сейчас она его должна огорошить.

– Борис…

– Борис? – повторил он за ней, ощущая в себе нарастающий протест: это имя действовало на него как зубной бур.

– Борис Горин, – выдавила Ксения, у нее было такое лицо, будто она вот-вот запросит пощады.

– Послушай, с меня довольно твоего Горина, или Тихона, или как его там, – взорвался он. – Мне вовсе не до шуток. У меня такое чувство, будто мне на плечи взвалили килограмм двести груза. Я хочу снова нормально стоять на ногах. Я хочу знать, как из этого выкарабкаться.

– Я должна тебе кое-что рассказать, – она часто захлопала ресницами.

– Ради Бога, если только это поможет.

– Обещай не иронизировать и отнестись очень серьезно к тому, что ты сейчас услышишь.

– Думаешь, мне как раз охота посмеяться? Да я чувствую себя настолько гадко, что готов завыть!

– Все же я тебя предупредила.

– Ладно. А теперь давай-ка ближе к делу. Ну что у тебя там?

Пальцы ее дрожали. Она спрятала их под фартук, чтобы он этого не видел. Она долго собиралась с мыслями. Андрей больше не подгонял ее, он терпеливо ждал, откинувшись на подушку.

– Все дело в биологической энергии. Надеюсь, для тебя этот термин – не пустой звук. Есть люди, владеющие искусством ее превращения почти безупречно, и есть такие, которые не желают ничего знать, но зато могут оценить ее влияние по вторичным признакам, и, между прочим, делают это успешно каждый день, не подозревая о том. И все же правда такова, что твое состояние вызвано ее резким оттоком, а это, в свою очередь, означает, что в твое поле вторгся кто-то чужой.

Андрей разочарованно отвернулся.

– Наверное, мне бы сейчас пригодилось выпить сто граммов чего-нибудь крепкого – для уничтожения микробов.

– Я тебя, кажется, просила быть посерьезнее, – слегка обиженно напомнила Ксения.

– А по-моему, я еще ничего не сказал.

– Ну почему люди настолько упрямы, что не хотят признавать очевидное? Разве экстрасенс не заряжает воду своим полем, а швы, которые рассеиваются за считанные дни? Существует достаточно много убедительных примеров воздействия человека своим биологическим полем на организм другого человека. Во всех известных случаях экстрасенс является излучателем. В то же самое время, я подчеркиваю, больные, которым это излучение предназначено – они вовсе не являются его настоящими потребителями, поскольку полезный импульс всего лишь приводит в соответствующее колебание собственное энергополе больного, подобно тому, как происходит, например, процесс модуляции радиосигнала. Отбираемая у поля мощность ничтожна. Теперь представим ту же картину по-другому. Получатель, настроившись на частоту излучаемого поля, начинает работать уже как поглотитель самой энергии этого поля. Думаю, тебе известно, как работает обычная электрическая цепь. Если в электросеть включить сразу много приборов, они вместе потянут увеличенный ток и могут даже «посадить» источник, в зависимости от его ресурса. Так и здесь: если интенсивно отбирать энергию поля, у донора попросту может не хватить сил на его восстановление, при этом он испытывает элементарную нехватку физических сил на функционирование собственного организма, иначе говоря, он «садится», как электростанция, которую эксплуатировали с избыточной нагрузкой.

– Хорошо. Но ведь я же не экстрасенс.

– Неправда. Каждый человек создает вокруг себя собственное биополе, просто не все в одинаковой мере способны улавливать поля других. Моя бабушка посвятила изучению этих явлений всю свою жизнь. Но в то время… Ты же знаешь, как раньше на это смотрели. Ей так и не удалось опубликовать результаты.

Андрей пожал плечами.

– Если даже и так, не очень верится, чтобы ко мне это могло иметь отношение.

– К сожалению, имеет, и самое прямое.

– То есть?

– В этом цикле задействованы лица, каждый из которых выполняет отдельную функцию. Их всего две: донора и акцептора. Значит, и участников двое. Когда между ними устанавливается непосредственная связь на общей для них частоте, акцептор спокойно выкачивает биоэнергию из донора.

– Может, мне показалось, но, по-моему, это смахивает на рассказ о вампирах.

Она скривилась.

– Это грубое слово. Мне оно не нравится.

– Значит, это правда? Но тогда выходит, что я …

– Ты – донор.

Последовало замешательство.

– Кто же тогда вам… акцептор?

– Борис, мой бывший жених.

– Что?! Ну нет, с меня хватит! Не хочу больше ничего о нем слышать!

Но Ксения настойчиво замотала головой.

– Он не умер.

Андрей чуть не застонал.

– Твой Борис свалился в пропасть на моих глазах! Оттуда не возвращаются к жизни!

Вдруг он осекся.

29 июня – самоубийство Тихона, все уверены в его смерти, даже Ксения. Однако затем Андрей проводит с ним несколько недель на побережье и оставляет в подводном тоннеле с пустыми аквалангами. Но вот утопленник появляется в Гончарном и угрожает расправой. После этого срывается со скалы, упав с которой, не разбиться насмерть невозможно. Так же невозможно, как и выбраться из тоннеля. Трижды Тихон погибал на глазах у свидетелей, и дважды воскресал из мертвых.

Слова Ксении обдали его холодом, как из могильного склепа.

– Он жив, – повторила она, – и был в этой комнате сегодня ночью.

Андрей вздрогнул. Все факты говорили скорее в пользу, чем против ее заявления. Кроме одного: это было совершенно немыслимо.

– Ты должен еще кое-что знать, – продолжала Ксения, все больше воодушевляясь. – Эти люди необыкновенно живучи. Они практически неуязвимы. Искусство владения своим полем дает им безграничную власть прежде всего над собственной природой. В буквальном смысле их даже пуля не берет. Тебе, очевидно, приходилось слышать о том, как с помощью биополя вылечиваются за считанные дни трудноизлечимые болезни, как скальпель бескровно режет тело, и как человек, не обжигаясь, проходит сквозь огонь. Но это лишь малая часть правды. В каждом из нас сокрыты огромные возможности реабилитации. Человек еще не успел осознать, насколько он всесилен.

– Значит, он не разбился на камнях? – стремясь не выказать недоверия, осторожно переспросил Андрей.

– Нет, – она убежденно тряхнула локонами. – И то, что он начал вытягивать из тебя калории – лучшее тому доказательство.

– Допустим. Но тогда почему же он не делал этого раньше, в Ласпинской бухте?

– Не думай, что все настолько просто. Сначала он должен подобрать к тебе ключ. У каждого своя частота, свой индивидуальный код. Не так-то легко под него подстроиться. Но уж если ему удалось тебя раскрыть, считай, что он может вытянуть из тебя все… Кстати, именно стремление усовершенствовать свои знания привело его к бабушкиным работам, она немало открыла в этой области. Как донор я его мало интересовала, у меня слишком скромный ресурс, то ли дело – ты. Теперь понимаешь, зачем ты был ему нужен?

Андрей с сомнением покачал головой.

– Все равно, что-то тут не клеится. Если он хотел превратить меня в своего донора, тогда зачем пытался убить?

– Быть может, почувствовал, что ты его подозреваешь?

– Это правда, – вынужден был согласиться Андрей. – Он вел себя довольно-таки подозрительно, и я старался что-нибудь о нем выведать, вероятно, не всегда при этом обманывая его проницательность.

– Вот видишь. А его провести очень тяжело.

– А твоя бабушка не могла бы посоветовать, как от него избавиться?

– Это очень непросто, – ответила она с той же серьезностью, – поскольку, он хоть и смертен, как всякий из нас, но, как я уже сказала, практически неуязвим. Его нельзя достать обычным путем. Существует только один способ: не подпускать его к себе. Плотность твоего поля выше в центре и снижается на удалении. Следовательно, чем он ближе к тебе, тем больше сможет выкачать. Учти, что твоя энергия для него – все равно, что пища. Каждую секунду она сгорает в его гигантской топке, поддерживая при жизни его энергозатратный организм. Он потребляет в пять – десять раз больше калорий, чем любой другой человек. Но его желудок не больше твоего или моего, столько пищи он не пропустит. Поэтому единственный для него выход – энергия в чистом виде, которую ему удается вытянуть из окружающих. Позбавь его этого источника, и он начнет медленно угасать.

– Значит, его попросту нужно изолировать?

– Только от тех, к кому он успел подобрать ключ. Чтобы разработать нового донора, необходимо время, много времени, а его-то у него и не осталось. Поэтому он будет стараться во что бы-то ни стало завладеть тобой и мной.

– Не бойся, я не дам тебя в обиду! – быстро сказал Андрей, прижимая ее к себе.

– Мы должны держаться вместе, любимый.

– Да, безусловно, – согласился он.

 

 

Тем не менее, когда он выздоровел настолько, что мог выходить из дому, тайком от Ксении Андрей отправился на прием к врачу. Для нее предлогом стал поиск работы, на самом же деле он провел полтора часа в кабинетах поликлиники, пройдя обследование как перед открытием сезона, пока собственный врач клуба, один из лучших терапевтов города, улыбаясь, не пожал ему руку и не посоветовал ни о чем не беспокоиться.

– Скорее всего, это было следствием какого-то инфекционного заболевания, – пояснил он. – Во всяком случае, изменений в составе крови или внутренних органах мы не обнаружили. Здесь я выписал общеукрепляющее, – он протянул рецепт. – Попринимай до полного восстановления сил. А еще – совет: ступай домой и наслаждайся жизнью с молодой женой.

Дома Ксения спросила его насчет работы. Ему пришлось врать, рассказывая, как он ожидал приема одной высокопоставленной персоной, и как ту неожиданно вызвали в министерство. Она наивно продолжала верить каждому его слову, и поэтому он чувствовал себя еще более отвратительно.

Оптимистичный прогноз признанного врача и собственное выздоровление побудили его совершенно с другой стороны взглянуть на бабушкину теорию о биополях. Теперь он сам удивлялся, как можно было хотя бы в течение минуты всерьез относиться к подобным бредням. Во что только не старается поверить человек, вдруг оказавшийся в отчаянном положении! Вот только Ксения по прежнему не должна ни о чем догадываться. Она слишком дорожит памятью бабушки, это может ее больно задеть.

Ксения души в нем не чаяла. Ее наивная привязанность и трогала, и одновременно пугала его. Пугала тем, что он боялся невзначай не оправдать ее надежды. Поэтому он изо всех сил старался поддержать в ее глазах тот образ достойного любви мужчины, который нес ее на руках по проселочной дороге месяц тому назад.

Она неохотно отпускала его от себя и не скрывала своей радости при его возвращении. В свою очередь, он постоянно упрекал себя в том, что не был предан ей так же, как она ему. Он ловил себя на отношении к ней более прагматичном, нежели чувственном, и сам при этом заставлял себя страдать. Чтобы пробудить в себе нежные чувства, на которые она, конечно же, заслуживала, он старался сосредоточить свое внимание на ее достоинствах, в первую очередь, на ее бескорыстной, безусловной преданности – такое редкое свойство натуры! Правда, из этого благородного стремления мало что выходило.

Спустя несколько дней, вопреки ожиданиям, приступ болезни возобновился. Он проснулся прибитым к постели, не чувствуя ни рук, ни ног, не в силах шевельнуться, как иногда бывает во сне, когда тело становится неуправляемым. Ксения испугалась, дотронувшись до его щеки.

– Какой ты холодный! – она перевела взгляд на открытое окно. – Снова оно открыто! Ну нельзя же быть таким беспечным!

Боже, догадался он, она имела ввиду появление Тихона!

Ксения запретила ему вставать, напоила горячим молоком, приложила грелку к ногам и накрыла несколькими одеялами. Как бы там ни было, а похоже, она знала, что нужно делать.

Виктор Гаврилович, заглянувший, чтобы попрощаться перед отъездом на Кавказ, посоветовал сорокаградусное лекарство как универсальное средство при любых недугах, кроме язвы желудка.

– Вот, еду подлечиться, ванны попринимать, попить водички, а то уж так прикрутило, что дальше невмоготу. Да, милые мои, с желудком шутить не рекомендую.

Затем страдальческое выражение на его лице исчезло, он наклонился к Андрею.

– Андрюша, уверен, ты скоро поправишься… В общем, будет одна небольшая просьба. Моя половина от меня съехала. Я на две недели оставляю квартиру, знаешь, у меня там добра всякого поднакопилось (он знал), так ты уж там поглядывай, ладно?

– Ключи где? – вместо ответа коротко поинтересовался Андрей.

– Ключи? – растерялся тот. – Какие ключи? Ах да… Нет… В этом нет необходимости. Я через щель в раме выброшу на балкон выносной выключатель, ты только щелкни – свет тут же загорится. Пусть думают, будто в квартире кто-то есть. Лады?

Про себя Андрей ухмыльнулся: не так давно они с Ксенией видели монтеров, устанавливавших у него охранную сигнализацию. В ответ же только утвердительно кивнул.

– Значит, договорились. А я тебе что-нибудь с Кавказа привезу, непременно… Что тебе привезти?

– Папаху, – брякнул он, не задумываясь.

Сосед с самым серьезным видом почесал себя в затылке, и вдруг решительно махнул рукой.

– Эх, ну что ж, слово – за слово. Будет тебе папаха!

– Виктор Гаврилович, – из кухни выглянула Ксения, – я уже завариваю вам кофе, как вы любите, по-турецки.

– Ксения, золотце! – и он прихлопнул Андрея по плечу. – Вот бы мне такую жену!

 

3.2

 

Андрей не знал, что и подумать. Если к вечеру он стал чувствовать себя значительно лучше, то утром ненавистная слабость уже проникла чуть ли не в каждую клетку его тела. Коченели руки и ноги. В начале августа он только и мечтал, что о пуховом одеяле и раскаленной печке. У него появилось такое ощущение, словно он перешагнул семидесятилетний рубеж.

Тем более Ксения была очень удивлена, обнаружив следы грязных подошв на своем начищенном до блеска полу. Кто-то на лестничной клетке рассыпал мел. Сейчас ее собственный пол носил четкие отпечатки белых следов.

– Куда это ты выходил сегодня ночью?

– Я? – в свою очередь, удивился Андрей. – С чего ты взяла? Я всю ночь проспал как убитый.

– А следы? Откуда они взялись?

– Ты что, за лунатика меня принимаешь?

– Но под мои туфли они никак не подходят. Взгляни, они же вдвое больше… Кажется, я знаю, кто мог оставить такой след, – ее лицо стало пепельно-серым, – у кого такой же ботинок.

– Нет, прошу тебя, не надо! – Андрей схватился за голову. – Только не начинай опять!

Но Ксения не обратила внимания на его протест.

– Он здесь был, – передернув плечами так, как если бы по ней только что прополз тарантул, сказала она. – И снова тянул из тебя… Какой ужас!

А что, если все-таки она хоть в чем-то права? – вновь подкралось сомнение. Врачи не могут найти причину. Зато у Ксении готов ответ на любой вопрос. Он зябко поежился. Ну уж нет, прочь эти мысли! В конце концов, наследить мог и сосед, когда приходил прощаться.

– Но я бы наверняка проснулся, – нашел он, чем возразить.

– Ошибаешься. Он сначала усыпляет, имея ключ к твоему и моему полям, это совсем не трудно.

– А я ведь и сам только что сказал, что спал как убитый, – растерянно подтвердил Андрей. – Стараюсь вспомнить, что же мне снилось, да все напрасно. Ночь промелькнула, как один миг.

– Вот видишь. Необходимо соблюдать осторожность. Ночью проникнуть в квартиру, усыпив нас обоих, для него – сущий пустяк, лучше способа не придумаешь.

– Но ведь так он может усыпить нас в любое время.

Ксения подняла указательный палец.

– При одном условии. Он должен подойти достаточно близко. Мы не имеем права забыть об этом ни на минуту. Так что спать нам придется по очереди.

– Ты себя изводишь, – возразил он, а потом подумал, что если отказаться, то Ксения, насколько он ее знает, возьмет все на себя. – Хорошо, я согласен.

– У нас нет другого выхода.

– Будь спокойна, Андрей Лосьев никогда не сдавался.

Но Ксения не разделяла его оптимизма.

– Ты не знаешь, с кем имеешь дело.

– Не беда. Нас ведь двое, верно?

Ее взгляд неожиданно посветлел.

– Да, верно. И я тебя никому не отдам.

– У меня отважный защитник. С таким можно ничего не бояться, – и он улыбнулся собственной дипломатии.

 

 

Благодаря заботам Ксении Андрей начал уверенно поправляться. Каждый час она потчевала его травяным отваром, рецепт которого был известен ей одной. Затем она сварила ему крутой куриный бульон, немного красного сухого вина разбудило аппетит, и он почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы встать на ноги.

Ближайшую ночь она позволила ему поспать, сама проведя ее до рассвета в кресле, и лишь утром с глазами, красными от бессонницы, поменялась с ним местами. Он мягко упрекнул ее в том, что она не разбудила его среди ночи, вопреки обещанию, и заботливо, учась у нее, поправил ей одеяло.

Они установили часы дежурства и спали теперь по очереди. Ночь проходила следующим образом. Сначала дежурила Ксения, а Андрей нежился один на кровати, потом они менялись: Ксения занимала кровать, а он садился в кресло и, дождавшись, когда она уснет, подкладывал под голову подушку и преспокойно досматривал прерванный сон. Днями он ничего не видел, кроме стен своей квартиры. Выходили они только вместе, и то ненадолго. Он перечитал все непрочитанные книги из собственной библиотеки и принялся за старые журналы.

На приглашения посмотреть футбольный матч или еще куда-нибудь сходить от старых друзей ему приходилось отвечать отказом. Вскоре телефон перестал звонить. Он чувствовал себя так, словно был высажен на необитаемый остров. Ксения ничуть не тяготилась таким положением, в безмятежном спокойствии вязала перед телевизором, по десять раз на день просматривая серию рекламных роликов, от которых у него появлялось непреодолимое желание с головой залезть под одеяло. Он с детства не привык проводить много свободного времени в том месте, где ему приходилось спать, разве что друзья собирались у него дома. Он был настоящим скитальцем. Зато Ксению как будто даже радовало его вынужденное заточение, она получила редкую возможность угождать его желаниям сутки напролет, готовить для него обеды, стирать его испачканные брюки без опасения, что завтра ему не в чем будет выйти из дому, она стала его единственным собеседником, и невольно он делился с нею своими сокровенными мыслями. Не у кого было спросить совета, кроме как у нее. Это был предел ее мечтаний: стать ему незаменимой. Для нее имели значение уютно обставленная квартира в вечернем полусвете, барабанная дробь дождя, врывающаяся в форточку, шкварчание масла на сковородке – все это были признаки того, что ее мужу некуда торопиться, что он там, в домашнем халате и комнатных тапочках лениво развалился в мягком кресле, доступный ее, Ксениным, ласкам.

Тихон выплыл прямо на него из мглы ночи. Он подбирался очень осторожно, но Андрей ощутил его приближение по веявшему от него холодку. Вот он! На его лицо страшно было смотреть: залитое кровью, искаженное змеиной радостью от предвкушения ожидаемой встречи. Он был все ближе и ближе. Его мертвые глаза вкрадчиво улыбались жертве. Андрея пронзила дрожь.

Ему показалось, что он закричал, хотя собственного голоса так и не услышал. Открыв глаза, еще некоторое время он приходил в себя, убеждаясь, что все это было только сном. Рассвет пробивался сквозь желтые занавески, наполняя комнату золотистым сиянием. Ксения беспробудно спала, свернувшись калачиком, лицом к стене. Он сам полулежал в кресле, вытянув ноги и уронив голову на его спинку. По ногам разгуливал ветер. Откуда же сквозняк? Он-то был на самом деле.

Потягиваясь, он встал и прошелся до порога. Входная дверь была плохо прикрыта, между нею и косяком оставалась щель в два пальца шириной. Наверное, Ксения выносила мусор, и забыла закрыть. Он ей ничего не скажет, а то еще упадет в обморок.

Дались же все эти страхи! Видно, он и сам вошел в роль. Коль скоро кошмары ему снятся… Смешно. Да, но вместе с тем попробуй заикнись об этом перед Ксенией.

Она пошевелилась, спрашивая заспанным голосом:

– Почему хлопнула дверь?

– Выносил на свалку кое-какой хлам. Давно собирался почистить углы.

– Не стоило. Положил бы возле мусорного ведра, я бы заодно и вынесла.

– Всего дела-то! И так сижу сижу целые дни сложа руки.

Ксения проснулась окончательно. Она приподнялась, не вставая с кровати, и посмотрела на него с упреком.

– Как ты можешь так говорить, когда твоя, да и моя жизнь в опасности! Ты должен набраться терпения.

– Мое терпение скоро лопнет. Я слышу одно и то же вот уже в течение недели, не дождусь, когда все кончится.

– Доверься мне. Он уже начал терять силы. Еще немного – и ты его больше никогда не увидишь, обещаю тебе.

– Только об этом и мечтаю! – сказал он и хмыкнул себе под нос. – Бессмертный Тихон!

– Не смейся, – предупредила она так, будто он совершил кощунство.

Ее голос подействовал на него, как голос контролера в троллейбусе. Он был угрожающим и несклонным на компромиссы.

– Я чувствую, он где-то поблизости. Не так уж много ему осталось, это правда, но, кроме нас, об этом знает также и он. Сейчас он готов на все. Для него это вопрос жизни и смерти.

– Ладно, извини, – с нею и впрямь лучше было прикусить язык и во всем соглашаться.

 

 

В середине ночи раздался звонок в дверь. Очередь дежурить была Ксении. Андрей с досадой подумал сквозь сон: «Я честно заработал себе право на отключку четырьмя часами раскладывания пасьянса, и то поспать не дадут!».

Ксения открывать не спешила. Она сидела в кресле, поджав ноги и прячась под одеялом. Звонок настырно повторился. Он приоткрыл глаза и вопросительно посмотрел на нее. Теснее кутаясь в одеяло, она настороженно прислушивалась к шорохам, доносившимся с лестничной площадки. Он приподнялся на локте, Ксения приложила палец к губам: тише!

Кажется, она надеялась, что ночные гости потопчутся и оставят их в покое. Но они вовсе не желали уходить. Тогда Андрей сам решил открыть дверь. Догадавшись, что он собирается сделать, Ксения сорвалась и опередила его, прошлепав босыми ногами по незастеленному полу. Прильнув к двери, она спросила дрожащим от волнения голосом:

– Кто там?

Ей громко ответили:

– Откройте, полиция!

Она за советом оглянулась на Андрея. Тот лишь недоуменно пожал плечами. Тогда она приоткрыла дверь и в щелку, оставленную цепочкой, окинула недоверчивым взглядом полицейские фуражки.

– Открывайте, открывайте, – властно потребовали оттуда.

Ксения с неохотой сняла цепочку. Порог перешагнули два полицейских: первый – постарше, в форме сержанта, другой – помоложе, и этот второй скромно старался держаться позади, словно ему было неловко за них обоих оттого, что они среди ночи побеспокоили ни в чем не повинных граждан.

– Вам известно, где в настоящий момент находится ваш сосед? – старший, которому принадлежал тот самый голос, кивком головы показал на дверь, ведущую в квартиру Виктора Гавриловича.

– Он предупредил, что уезжает на отдых, – ответил Андрей, – на Кавказ, точнее не скажу, и собирался пробыть там, по его словам, до конца месяца или чуть меньше.

– Сработала сигнализация, – пояснил полицейский. – Кто-то пытался проникнуть вовнутрь – дверь была открыта, – но, когда мы подъехали, очевидно, увидел «мигалку» и успел скрыться. Кроме вас, на площадке больше никто не живет. Вы ничего не слышали?

– Вы нас только что разбудили, – за обоих снова ответил Андрей.

Сержант уловил намек и с кислым выражением предложил пройти с ними в соседнюю квартиру, чтобы проверить, не украдено ли что-нибудь.

Андрей давно не был у соседа – тот не слишком любил пускать к себе гостей – и получил возможность повосхищаться дорогой обстановкой, которой окружил себя Виктор Гаврилович, так, будто позором было бы для него не обладать унитазом с краником и устройством для озонирования воздуха.

Однако на первый взгляд все было на месте. Он сказал об этом полицейским.

– Мы его спугнули, – уверенно подитожил сержант. – Преступник не знал, что квартира на сигнализации, иначе бы так просто не сунулся.

Андрей не рискнул возражать. Его внимание привлекла дверь, выходящая на балкон. Она была прикрыта, но, когда полицейский потянул за ручку, свободно подалась. Балкон сообщался с их квартирой, достаточно было перепрыгнуть через парапет. Кого-то вроде Тихона не остановила бы высота. Он поймал себя на том, что снова подумал о Тихоне. Какого черта! Уговоры Ксении помимо его воли настойчиво будоражили подсознание, проникали в самую глубину души, поддерживая его в постоянном внутреннем ожидании.

– Зато он точно знал, что хозяева в отъезде, – продолжал сержант поучительным тоном. – Вор войдет в квартиру, только когда будет уверен, что в ней никого нет. Квартирный вор, «медвежатник», не носит при себе орудий убийства. Нарвавшись на хозяев или случайных свидетелей, он скорее убежит, в крайнем случае – припугнет. Поэтому обычное для него время – перед полуднем, когда хозяева на работе, дети в школе, а домозяйка выскочила в магазин за молоком. Сначала он позвонит несколько раз, а если, паче чаяния, найдется кому открыть дверь, то спросит, не тут ли живет шофер Коля. Здесь он шел наверняка. Очевидно, за этой квартирой следили давно. Не исключено, что наводчик – кто-то, кто хорошо знает хозяев, – он внимательно посмотрел в лицо Андрею, потом – Ксении.

– Виктор Гаврилович боялся ограбления, оказывается, небезосновательно, и поэтому старался не афишировать свой отъезд, однако, мне кажется, об этом давно догадался весь двор, – сказал Андрей, предпочтя не заметить его пристальный взгляд.

– Возможно, возможно, – уклончиво ответил полицейский и прошелся по комнате из угла в угол, постукивая костяшками пальцев по спинкам стульев, окружавших обеденный стол. – В последнем раскрученном нами деле наводчиком оказался уволенный незадолго перед тем работник этого же магазина. Украдено, правда, было на грош, но зато снят с должности уволивший его директор – за необеспечение сохранности, – он снова переменил тон. – Спасибо за содействие. Впредь будьте внимательны. Сигнализация – вещь надежная, но не безупречная. Как знать, взломщик может повторить неудавшуюся попытку.

Он надвинул на лоб фуражку и, пожелав спокойной ночи, начал спускаться по лестнице. Его напарник промычал нечто похожее на извинение за беспокойство и догнал старшего.

За окном начинал брезжить розовый рассвет.

– Поспишь? – предложил Андрей Ксении, как только они ушли.

– Нет. Поспи ты, а я посижу.

Они сидели друг против друга, и никто не хотел уступать. Худые руки Ксении лежали на ее острых коленях. Он видел круги у нее под глазами. Она была как ромашка на ветру. И без конца удивляла его необыкновенным сочетанием слабости и упрямства.

Наибольший страх детских лет вызывало в нем представление о том, как он после своей смерти будет лежать в наглухо заколоченном гробу, да еще присыпанный сверху толстым слоем земли – для надежности, чтобы не выбрался. Теперь ему казалось, что потолок нависает ужасно низко, прямо-таки давит на него своими балками, пятисоткилограммовым, а может, и пятитонным грузом. Раньше он об этом не думал, а тут вдруг появилось навязчивое желание поменять квартиру на другую, в старом доме, где потолки чуть повыше.

Пробиваясь сквозь ветви старого платана, солнце уже светило ему в глаза. Андрей растер оголенные руки возле локтей и вдруг понял, что окоченел.

– Нет, знаешь, я так больше не могу! – не отдавая себе отчет, он вскочил и в порыве неожиданной ненависти сорвал с себя халат, подаренный Ксенией ко дню свадьбы. – Мы только тем и заняты, что от кого-то прячемся. Тебя, возможно, это не сильно стесняет, но такая жизнь не для меня. Все, хватит. Где мои брюки?

– Что ты хочешь делать? – спросила она встревоженно.

– Собирайся! Мы выходим!

– Куда это?

– Поедем… ну, скажем, в универсам. Надо же закупить продукты.

– Мы это можем сделать и в нашем магазине, – напомнила она.

– Можем. Но ведь нам хочется съездить в универсам, не так ли?

– Он только этого и ждет, ты сошел с ума!

– Пока нет. Но я точно подвинусь рассудком, если посижу еще пару деньков взаперти, дрожа от страха перед мертвецом!

– Ты мне не веришь! – Ксения была вне себя.

– А чего ты ждала? Думала, я вот так сразу и поверю, что все это дело рук воскресшего покойника? Не многовато ли ты от меня требуешь? – он даже не успел заметить, как у него это сорвалось с губ, Ксения была поражена, а он сам слишком взвинчен, чтобы следить за словами. – Скажу честно, – он уже не мог остановиться, – то, что с нами происходит – странно, очень странно. Но в то же время я реалист, извини, таким уж родился, и верю лишь в то, что могу потрогать.

Он швырнул халат на кресло, в котором провел всю последнюю неделю.

Ксения подавленно опустила голову. Ему доставило неожиданное удовольствие видеть ее такой, куда подевались обещания, которые он не раз давал самому себе – у нее же научиться великодушию!

– Будь по-твоему, я не стану тебя неволить, – тихо сказала она, вдруг проявив резкую перемену к покорности. – Не хочу, чтобы ты делал что-то исключительно ради меня. Не нужно мне от тебя ничего такого.

Но Андрей не удивился смене настроения, а лишь приписал его собственной правоте. В свою очередь, он уже начал сомневаться, нужно ли было поступать с ней так безжалостно.

– Успокойся. Мы не пробудем там долго. Съездим туда и – обратно. Только развеемся немного. Зато вечер целиком будет наш. Ты научишь меня штопать носки.

Он знал, что предложение ей понравится. Ее приводило в восторг само то, что он уделял ей внимание. А ему и так все равно, чем занять руки в ближайший вечер.

 

3.3

 

В это время в универсаме было не протолкаться: длинные очереди у касс, вереницы доверху наполненных тележек. Сметана, молоко, консервы, компоты… Андрей устал читать надписи на банках, тогда как Ксения загоняла продавца в мясном отделе, заставив его перевернуть горы филейки.

Она помахала ему рукой, подзывая через весь зал. Он с трудом подавил в себе раздражение: она уже привлекла внимание своей экстравагантной непосредственностью, а теперь, что же, все должны увидеть, что он ее муж?

– Дорогой, взгляни, может, нам купить еще и курицу? Я взяла мясо, но ты ведь любишь, когда я в котлеты добавляю курятину.

– Да, разумеется, – согласился он, только чтоб поскорее отойти от прилавка.

Она сама или не замечала, или не находила ничего предосудительного в том, что вызывала общий интерес. Впрочем, с тех пор она ни разу не помянула Тихона – за одно это ему следовало быть благодарным.

Под ее щебетание они заняли очередь в кассу. Тут ее глаза загорелись при виде ананасов в тележках.

– Ты любишь ананасы? – спросила она с надеждой и ребяческим увлечением, а узнав, что он их терпеть не может, невероятно огорчилась.

Она рассказала, как однажды бабушка привезла целую корзину ананасов, подаренных кем-то из черных студентов. Тогда ананасы были еще в диковинку, родители дали ей попробовать, а остальное хотели снести на рынок, но Ксения воспротивилась, пообещав съесть всю корзину – как же, бабушкин подарок! К ужасу родителей, она сдержала слово, расплатившись тем, что потом всю ночь хваталась за живот.

Андрей слушал невнимательно. Он давно привык к тому, что при каждом удобном случае заходил разговор о бабушке. Это была ее излюбленная тема. Воспоминания о бабушке ее воодушевляли.

Тем временем он засмотрелся на молодую пару с белокурым ребенком, сидевшим на шее у отца. Ребенок тянулся к тележке, в которой находились какие-то сладости, а мать и отец пресекали его попытки. У них было столько общих интересов, один ребенок чего стоил, и все эти, безусловно, приятные заботы наверняка не оставляли времени задуматься над тем, что их связывало. Вот так всегда: счастливы одни, а сознают это другие.

Вдруг откуда-то потянуло сквозняком. Странно: лето – и холодный воздух? Только сейчас он заметил, что в этом магазине довольно-таки прохладно. Даже появилась гусиная кожа. По спине, неизвестно откуда взявшийся, гулял морозный ветерок. Он зябко передернул плечами – скорее бы на улицу, там вовсю жарило августовское солнце.

Ксения вдруг тихо вскрикнула и прилипла к его груди. То, что ее испугало, находилось у него за спиной, он не мог этого видеть, она сама сковала его объятиями, но, читая ужас в ее глазах, он понял, что там что-то происходит. Наконец ему удалось оторвать ее от себя, однако, оглянувшись, он не заметил ничего, что бы оправдало ее поведение. Вначале она не могла произнести ни слова, только открывала рот, безуспешно пытаясь что-то сказать – от волнения слова застревали в горле. Наконец он разобрал ее хрип:

– Борис!.. Он там!

Андрей еще раз окинул внимательным взглядом поток выходивших из универсама, но не увидел никого, похожего на Тихона.

– Тебе показалось, – попробовал он успокоить Ксению, не находя ничего удивительного в том, что она обозналась, в последнее время она была явно на взводе. – Там нет никакого Тихона!

– Он только что там был! – настойчиво повторила Ксения. – Я его видела своими глазами! Наверное, он догадался, что я его заметила, и сразу же растворился в толпе. Как ты можешь мне не верить?

Он тяжело вздохнул.

– Послушай, ты почти не спишь. Два-три часа в сутки – разве это сон? Такое напряжение не под силу даже самому выносливому человеку. Тебе необходимо выспаться.

– Хочешь сказать, будто мне померещилось? – в ее глазах застыла обида.

– Я не знаю. Пойми…

Она отвернулась, чтобы он не видел слез.

– А я точно знаю, что это был он. При этом вовсе не обязательно его видеть. Когда он начинает тянуть, чувствуешь такой озноб, словно тебя поместили в морозильную камеру. Только что я ощутила это снова.

Андрей вздрогнул. Сквозняк исчез, с каждой минутой становилось теплее.

– Повтори, что ты сказала…

 

 

Подчиняясь мертвой тишине библиотечных залов, он старался ступать как можно мягче, но все равно рассохшийся паркет настолько звучно скрипел под ковриком, что, казалось, весь мир должен был услышать о том, что Андрей Лосьев перешагнул порог библиотеки Крымского медицинского университета.

Неуверенной походкой он обошел длинные ряды стеллажей, и только в дальнем углу обнаружил стол, заваленный папками, за которым, впрочем, никого не оказалось. Он нетерпеливо заглянул в несколько ближайших проходов, но и там не было никого. И вообще, читальный зал пустовал, он не видел ни одной живой души. За дверью, ведущей в хранилище, раздались торопливые шаги, и оттуда появилась сухопарая, но зато явно интеллигентная дама в очках с толстыми стеклами. Вопросительно уставилась она на единственного посетителя. Он понял, что немедленно должен что-то придумать, но поскольку придумывать что-нибудь хитроумное было все же поздновато, то пришлось спросить напрямик, не значится ли в библиотечной картотеке имя профессора Вержбицкой. Библиотекарша с готовностью ответила, что сейчас проверит, и начала выдвигать один за другим длиннющие ящики, в которых, судя по всему, и размещалась картотека. Что-то, как видно, ей удалось найти, потому что она запомнила взятый из карточки номер и ушла в архив, попросив подождать минут пять.

На самом деле отсутствовала она гораздо дольше. За это время он дважды обошел стеллажи, забитые книгами. Поразительно, сколько всего, оказывается, издано в области медицины, и если бы все, что написано, да еще помогало лечить, то, вероятно, сейчас не осталось бы ни одного больного.

Наконец вернулась библиотекарша. Под мышками у нее было несколько толстых подшивок в грубом переплете и с пометками: 1948, 1949, 1950 г.г.

– Кое-что есть, – сообщила она.– Вам еще повезло, у нас не хватает площадей, поэтому выпуски более чем тридцатилетней давности мы уничтожаем. Считается, что они потеряли свою актуальность.

Хотя это не входило в ее обязанности, она помогла ему отыскать нужные места. Пожелтевшие страницы веером вылетали из-под ее натренированных пальцев.

Профессор Вержбицкая опубликовала серию статей о кардиальной астме. С волнением вчитывался он в строки, выведенные бабушкой, на которую Ксения едва не молилась. Мало что в них он понимал. Одно неоспоримо: ни единым словом в них не упоминалось о биополях. Ксения сказала, что бабушка посвятила этому жизнь. Ну хоть бы какой намек!

Он закрыл последний альбом.

– Здесь все работы профессора Вержбицкой?

– Других у нас нет. А если что и было, то давно уничтожено. Это все, что сохранилось.

А может, подумалось ему, и верно, что вся ее жизнь была заключена в той единственной рукописи, о которой упоминала Ксения?

– Какая у вас тема? – вдруг спросила библиотекарша.

– Что? – не понял Андрей.

– Название вашей диссертации. Или что там у вас?

– Ах, вот вы о чем. Ну, это связано… с биополями.

Она с озадаченным видом уставилась в потолок.

– Нет, знаете, – наконец призналась она сконфуженно, – такие публикации мне не попадались. А я работаю здесь уже почти пятнадцать лет. Следует признать, вам не повезло с выбором темы. В нашем университете чаще всего диссертации защищают по сердечно-сосудистым. Это уже традиция.

– Да, конечно. Извините за беспокойство, – он хотел вернуть ей последнюю подшивку, как вдруг ему пришла в голову удачная мысль.

Он снова нашел страницу, которая только что была у него перед глазами. Перед заглавием, там, где обычно стоит имя автора, рядом с фамилией Вержбицкой была еще одна, на этот раз он постарался ее запомнить: Гринберг. А. Гринберг. Он повторил ее про себя несколько раз, чтобы не забыть. Этот Гринберг был соавтором Вержбицкой, значит, он должен был знать, чем она там занималась на самом деле. Возможно, он один из ее ассистентов, выполнявших всю черновую работу. Так или иначе, но это единственная статья, написанная ею в соавторстве с кем бы-то ни было.

– Кто такой Гринберг? – спросил он в надежде, что библиотекарша, проработавшая пятнадцать лет на своем месте, могла о нем что-то слышать.

– Если – Анатолий Александрович, то это – профессор нашего университета. Впрочем, он уже на пенсии. В таком возрасте пора позаботиться о собственном здоровье.

– Вы знали его?

– Не очень. Иногда он приходил, чтобы, как и вы, пролистать подшивки давних лет. Но мне кажется, у него это было только приступом ностальгии. Я не замечала, чтобы он с ними работал, как молодые аспиранты – с карандашом и тетрадью. Старческая болезнь. Что и говорить, вовремя ушел на пенсию.

– Где бы я мог получить его адрес?

Она неуверенно пожала плечами.

– Попробуйте обратиться в отдел кадров.

 

 

Андрей последовал ее совету, только на этот раз представился журналистом. Седому, с ветеранскими колодками на пиджаке начальнику отдела кадров понравилось, что их забытое поколение вновь привлекло внимание прессы, и он собственноручно поднял личное дело профессора Гринберга.

Профессор жил в старой части города, в районе улиц Желябова и Жуковского, в доме дореволюционной постройки. Годами здесь ничего не менялось, и, очевидно, это соответствовало его образу мыслей, с той лишь разницей, что он был современником Кирова, а не Жуковского. Солнцу, пытавшемуся заглянуть в узкий, выложенный плитами дворик, кажется, еще ни разу не удалось коснуться земли, поэтому тень, прохлада и сырость хозяйничали здесь в любое время дня.

Андрей нажал на кнопку звонка и долго прислушивался к шаркающим шагам. Они затихли под самым порогом, а в центре глазка померкла светящаяся точка – его разглядывали. Истекали секунды. Он забеспокоился: откроет ли хозяин незнакомому человеку? Испугавшись, что тот захочет прикинуться глухим, он наклонился к глазку и громко сказал, всматриваясь в его темное отверстие:

– Не бойтесь. Я журналист. Ваш адрес мне дали в университете. Я напишу о вас статью.

Услышал тот или нет, но колебание разрешилось в пользу гостя. Дверь осторожно приоткрылась. В образовавшуюся щель полубезумными глазами опасливо разглядывал его какой-то старик. Его голова казалась вдавленной в плечи, а из-за ушей топорщились поседевшие остатки шевелюры. Воротник фланелевой рубашки был наглухо застегнут.

– Анатолий Александрович, я журналист. У меня к вам несколько вопросов. Вы позволите войти? – настоял Андрей, видя, что тот не горит желанием открыть дверь пошире.

Хозяин как бы нехотя, но все же впустил его в квартиру. В нос сразу же ударил специфический прелый запах, как бывает, если подолгу не открывать окна. В комнате с задвинутыми занавесками царил полумрак, сгущаемый старой, почти антикварной мебелью черного цвета. Тишину и покой подчеркивало мерное тикание настенных часов.

– Я вас слушаю, – недовольно сказал хозяин, не позволив ему закончить осмотр помещения. Его голос был такой же скрипучий, как и пересохшие ступеньки деревянной лестницы, по которой Андрей поднимался только что.

Гринберг наполовину выдвинул один из стульев, окружавших овальный стол. Он сразу «поехал», как только Андрей на него сел. Профессор, по всему видно, не собирался долго терпеть незваного гостя. И куда он только время девает, недоумевал Андрей. Он начал с дифирамбов университету, надеясь прежде всего снискать расположение собеседника. Мимо. Старик равнодушно выслушал справку о достижениях региональной медицины, полученную им в стенах библиотеки. Тогда он заявил, что прочел одну из его статей, имея ввиду написанную в соавторстве с Вержбицкой, и при этом дал понять, что ему известно, насколько сделавшие себе имя ученые любят использовать чужой труд, и что упомянутая статья, вышедшая при участии обоих, выгодно отличается от остальных, написанных ею одной.

Старик немедленно оживился. Теперь Андрей знал, на чем следует сыграть. Глаза старого профессора, оказавшиеся не такими уж и безумными, заблестели, когда он окунулся в воспоминания.

Улучив момент, Андрей задал ему вопрос о биополях. Тот крайне удивился.

– Биополя? Вы хотите сказать, нетрадиционная медицина? Боже упаси! Разве вы не знаете, как в то время к этому относились? Кто бы взял на себя такую смелость?

– Возможно, поэтому Вержбицкая и не хотела никого посвящать в свои исследования? Надо полагать, она работала одна?

– Ерунда, – категоричным тоном возразил профессор. – Ей непременно понадобилась бы лаборатория со всем оборудованием. Простите, вам трудно понять, вы не специалист. Но поверьте, биополе невидимо и неслышимо, оно неощутимо на запах, уловить его можно только с помощью приборов, тестирования, химических анализов и тому подобное. В одиночку никакой гений с этим не справится. А уж я-то смею вас заверить, что наша группа этим не занималась. Двадцать лет… почти двадцать лет я покорно работал на нее, пока не стало очевидно, что потерянного времени уже не возместить. У меня был самый лучший диплом. Блестящая перспектива. Поэтому-то она и пригласила меня к себе! Мне завидовали. Подумать только, не каждому выпадала такая честь – работать у самой Вержбицкой! Но вот прошло двадцать лет, и оказалось, что я – никто.

– У вас была серьезная причина, чтобы ее возненавидеть.

– Безусловно. Но в определенном возрасте человек перестает думать о мщении. К тому же, следует отдать ей справедливость. У нее был редкий организаторский талант. Да, она использовала всех, кто с ней работал, она питалась нашими умами, она вынимала из них буквально все. Но при этом невозможно было чувствовать себя ущемленным. Купаясь в лучах славы, она не забывала при этом с самой очаровательной улыбкой напомнить каждому о том, что без его помощи она бы ничего этого не достигла. И самое поразительное, что такого признания оказывалось вполне достаточно, чтобы человек ушел удовлетворенным… – он что-то вспомнил. – Минуту!

Он долго копошился в соседней комнате, наконец, шаркая по полу, вернулся с фотографией в руке.

– Вот, – протянул он ее Андрею, – взгляните-ка.

Это был черно-белый, в фигурной рамке – давно таких уже не делали, – групповой снимок на фоне главного корпуса. Внизу – пометка, та же, что и на подшивке в архиве университета: 1949 год. Послевоенное время… Подобранные кверху прически, плотно облегающие платья, широкие штанины. В глазах – восторженный идеализм.

По центру – красивая женщина, отдаленно напоминающая Ксению. Но это было сходство лебедя с «гадким утенком». К ее платью приколота алая роза, он не мог знать ее цвет, но был в этом абсолютно уверен. Rosa rubra flos amoris. Алые розы – цветы любви. Так говорят на языке медиков.

Ноготь профессора уперся в крайнюю фигуру щуплого молодого человека в пиджаке с воротничком навыпуск – самого молодого и единственного, кто не был при галстуке.

– Это ваш покорный слуга, тогда еще только аспирант, – сказал он растроганно.

Через одного была профессор Вержбицкая, женщина с приколотой розой.

– Тут вся группа. В живых никого не осталось, я один.

Широкоплечий мужчина лет сорока, стоявший рядом, обнимал ее за плечо.

– Симпатии, кажется, распределяются не в равной степени, – заметил Андрей.

– Вы правы, – согласился старик. – Они поженились через месяц. Это ее второй муж.

– Второй, а кто же был первый?

– Ее бывший сокурсник. Ну, знаете, как это бывает. Первая любовь. Пылкие чувства слишком быстро гаснут. Он хотел с ней развестись, она была против. Он уехал, она – за ним…

– Но все же они развелись?

Старик выдержал паузу.

– Все разрешилось само собой. Он умер.

– Понимаю, каково ей было это пережить. Но ведь она была красавицей, верно? Почему бы ей снова не выйти замуж? Итак, вы сказали, этот человек был ее вторым мужем? – переспросил Андрей, показывая на фотографию.

– Но не последним. К сожалению, они не прожили вместе и двух лет.

– Что произошло?

Старик развел руками.

– Никто не знает, сколько ему отведено жить.

Андрей понимающе кивнул головой.

– И тогда она вышла замуж в третий раз?

– За одного юриста. Впрочем, он был не из нашего круга. Я его видел только однажды, на свадьбе. Ни до, ни после этого мы больше не встречались.

– И что? Наконец, обрела она свое счастье?

Профессор вздохнул.

– Этот брак продлился, кажется, на год дольше. Сильная женщина, пережила троих. Три замужества, и все… принесли ей столько страданий!

– Как! И этот – тоже?!

– Успокойтесь, все они умерли своей смертью.

– Все трое?

– Это совпадение. Как и то, что, на первый взгляд, все отличались отменным здоровьем, занимались спортом, ну и тому подобное. Просто однажды приходит момент, и мы обнаруживаем, что перешагнули некую черту, за которой – неуверенное ожидание. У того, кто перед вами на фото, оказалось слабое сердце. Этот диагноз ставил я сам, – он развернул к себе фотографию, всматриваясь в живого, здорового мужчину. – Как сильно болезнь меняет людей! Когда я видел его в последний раз, на нем и кровинки не осталось! Это было за месяц до его смерти. Но, когда я стал прослушивать его грудную клетку, то подумал, что уже сижу возле трупа – он был совершенно холодным, как мертвец.

Андрею сделалось не по себе. Он взволнованно заерзал, стул под ним опасно качнулся, только что не упал.

– А что, разве так бывает?

– Это мог быть посторонний эффект воздействия лекарств, – неуверенно ответил профессор.

Пожалуй, старик рассказал все, что знал.

– Мне пора идти, – заявил Андрей, вставая. – Был рад нашему знакомству. Вы мне очень помогли.

– Теперь вам будет о чем написать?

Он совсем забыл, что представился журналистом.

– О да, конечно! – подтвердил Андрей.

 

 

Свет горел повсюду: в спальне, в прихожей, в кухне и даже в ванной. Настенное бра – и то полыхало сквозь красный абажур, стараясь заглянуть в трюмо, игравшее отражением огней. Словно гости, которые только что наполняли квартиру, при звуке его шагов попрятались по углам, чтобы сделать ему сюрприз.

Он погасил свет в ванной, затем на кухне, но прежде удостоверившись, что ни там, ни там никто не прячется. Один за другим щелкали выключатели. Сухой треск одиноко, будто выстрел из спортивного ружья, звучал в абсолютной тишине.

Ксения спала за столом, уронив голову на скрещенные руки. Она не слышала, когда он вошел, и была похожа на ребенка, которого сон сморил в середине игры. Так крепко спать, мог, наверное, только тот, кто не спал по меньшей мере две ночи подряд.

Андрей осторожно взял ее на руки и перенес на кровать. Голова запрокинулась назад, и, всмотревшись в линии ее лица, он попытался еще раз произвести сравнение с бабушкой, которую видел на снимке у профессора Гринберга. Определенно, Ксении было далеко до нее, но изначальное сходство все же существовало.

– Милый, – слабый, но облегченный вздох сорвался с ее губ. – Наконец… Я так долго оставалась одна…

Других слов он не разобрал. Веки дернулись в безуспешной попытке открыться. Потом дыхание выровнялось – она опять уснула.

Он устроился в кресле, подмяв под себя подушку. Выбранная им поза не менялась, он боялся, что кресло может заскрипеть и в этот раз уж точно ее разбудит. Однако свежие впечатления не позволяли ему расслабиться, а тем более уснуть. Мысли носились вихрем, одна на смену другой, хотя со стороны казалось, будто он спал.

Серебристый свет луны оставлял на белой простыни беспокойную тень от ветви платана. Ночь была полна звуков, как никогда. В каждом шорохе ему слышались крадущиеся шаги Тихона. Не исключено, что он уже совсем близко, тут, за дверью, поджидает, когда притупится его внимание. Эта мысль отогнала подкравшийся было наплыв сонливости.

Сопение, доносившееся с кровати, внезапно прекратилось. Несколько мгновений длилась тишина, даже в пении сверчков, точно по сговору, наступила долгожданная пауза. Вдруг он понял, что Ксения уже не спит. Не открывая глаз, он почувствовал на себе ее внимательный взгляд, от которого ему почему-то стало чуточку неуютно.

Она поднялась с кровати – он хотел было что-то сказать, чтобы она не сочла его уснувшим на дежурстве, но его остановило то, с какими предосторожностями она это сделала: легонько, на цыпочках, оберегая его сон, как он только что – ее. Пожалела! Днем-то он не успел отдохнуть. Ездил в библиотеку, а затем к профессору. Правда, ей он все-таки не отважился признаться. Сказал, будто пошел за допуском к соревнованиям, хотя это была примитивная ложь, поскольку соревнования давно закончились. Впрочем, Ксения знать этого не могла и принимала все за чистую монету.

За эту ложь он уже откупился букетиком роз, дожидавшимся ее восторга в стеклянной вазе на тумбочке. Он решил отложить «пробуждение» до того момента, когда она подойдет к вазе и, погладив нежные лепестки, прошепчет нечто вроде: «я знаю, ты меня еще не разлюбил». Украдкой он сможет понаблюдать, как стекают слезы умиления по ее щекам.

Но она, кажется, не обратила на розы никакого внимания. Ее шаги замерли в прихожей. Андрей с удивлением и неизбежным разочарованием открыл глаза и увидел ее со спины, возившуюся у входной двери. Глухо звякнул проворачиваемый ключ. Загремела повисшая цепочка. Куда это она? Но дверь осталась неподвижной. Ксения все так же, на цыпочках вернулась обратно и легла в постель, даже не взглянув туда, где стояли цветы.

Боясь пошевелиться, он полулежал в позе, ставшей вдруг ужасно неудобной, и дрожал, поддавшись неизвестному страху. Ксения никуда не собиралась уходить, это ясно, она лишь оставила незапертой дверь. Но зачем? Или, точнее, для кого?

 

 

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

 

4.1

 

Рассекая воздух незримыми лопастями, вертолет завис как бы в раздумьи над горным плато. Он висел так низко, что заслонял собой полнеба. Теперь можно было смотреть вверх не жмурясь, но те, что стояли внизу, видели один его черный силуэт, обрамленный, будто голова сошедшего ангела, солнечным сиянием.

Их было шестеро: двое санитаров с носилками, врач «скорой помощи» и трое – в полицейской форме. На плато уже стоял вертолет, доставивший этих шестерых. Для второго не оставалось места, слишком тесная площадка.

На вертолете приняли решение: из кабины полетела вниз веревочная лестница.

Троян видел с высоты, как тень от вертолета накрыла кучку ожидавших внизу. Он знал, что среди них будет начальник оперативного отдела севастопольской полиции майор Брагин. Ему, безусловно, льстило это обстоятельство. Он и раньше сотрудничал с Брагиным, но только в качестве второго лица. Обычно дело поручалось более опытному следователю, а он был только помощником. Его четыре года службы в полиции не давали ему права рассчитывать на большее. Но сейчас ситуация изменилась. Небольшой штат следственного отдела был донельзя перегружен работой, половина людей находилась в отпусках. С неохотой поручая серьезное дело новичку, полковник Логинов заботился лишь о том, как бы протянуть до конца недели, а там кое-кто должен выйти из отпуска, и дело можно будет передать в опытные руки. Троян отлично это понимал. Сомнения он читал на лице своего шэфа. Однако в его распоряжении оставались эти несколько дней, и он приготовился перевернуть горы, чтобы только использовать выпавший ему шанс. Задавленное, но не уничтоженное честолюбие незаметно сопутствовало всей его жизни. В школе за ним закрепилась слава замкнутого в себе «зубрилки». Поступив на юридический факультет, он никогда не был лучшим в потоке, но в глубине души лелеял мечту стать таковым. Затем четыре года – «мальчик на побегушках». Сегодня у него был вертолет, и сам Брагин встречает его с уважением, вынужденный ему подчиняться. Его переполняло чувство своего превосходящего положения, как бы воплощенного в набранной вертолетом высоте. И он вовсе не желал со всем этим расставаться.

Брагину было все равно, Троян или кто другой. Главное, что распекать, в случае неудачи, будут не его, а лавровых венков ему так или иначе не видать. На раскачиваемую ветром лестницу смело ступил молодой человек: невысокий, худощавый (против Брагина, тот был под девяносто килограммов веса), аккуратно подстриженный и прилизанный, одетый в деловой костюм с галстуком, несмотря на жару. Это был Троян. Брагин имел за плечами немалый стаж, он мог себе позволить ослабить галстук и расстегнуть верхнюю пуговицу форменной рубашки, а еще взять фуражку в руку, пока ветер был настолько крепок, что без труда мог сдвинуть ее набекрень.

Троян подошел к нему и первый протянул руку. Определенно, он старался подчеркнуть разницу между сегодняшней встречей и прежним знакомством. Его речь стала сухой и отрывистой.

Не вдаваясь в детали, Брагин для начала постарался отделаться лишь общей информацией.

– Тело принадлежит мужчине около тридцати лет. Личность установить пока не удалось. Но поскольку никто из местных жителей не заявил об исчезновении родственников или соседей, можно предположить, что это кто-то чужой.

Не переставая слушать Брагина, Троян направился к носилкам и решительным движением отвернул край простыни. На него смотрело начавшее расплываться лицо. Он быстро опустил простынь.

– Смерть наступила шесть или семь дней назад, – сказал Брагин. – На солнце труп к этому времени уже давно бы разложился. Но ущелье тенистое и прохладное, поэтому он сохранился лучше.

– Снимки уже сделаны?.. Отлично. Отправляйте в лабораторию. Пусть размножат. Мы разошлем их по районным отделениям. Возможно, кто-то уже значится в розыске.

– Места эти, как правило, безлюдные, – неспеша продолжал Брагин. – Нам повезло, тело случайно обнаружили юные альпинисты, они заметили его с противоположной стороны. Я отправил их в отделение для составления протокола. Это зрелище не для детей… Судя по всему, его столкнули в тот момент, когда он стоял спиной к обрыву.

– Столкнули? – переспросил Троян сурово, как экзаменатор, пытающий студента. – Почему вы решили, что это не самоубийство?

– Взгляните лучше сами. Вот здесь мы его нашли. Место не самое удачное для сведения счетов с жизнью. Скос имеет несколько острых выступов. Тело должно было изрядно побиться об них, прежде чем достигло дна. Жуткая смерть! Тогда как чуть дальше стена совсем гладкая и более отвесная. Человек разбивается, можно сказать, не успев ничего почувствовать. Нет, знаете, на его месте я бы все-таки отошел в сторонку.

– А он не мог быть пьян в стельку?

– В стельку пьяный не забрел бы так далеко. А чтобы напиться, нет нужды забираться в горы.

Троян коротко кивнул, соглашаясь с его выводами.

– Какие-нибудь версии насчет того, кто это сделал?

– Никаких, – невозмутимо признался Брагин. – Его могли убить из-за денег, могло быть простое сведение счетов – вариантов хоть отбавляй. До тех пор, пока не установлена личность убитого, говорить о мотивах, а тем более о самом убийце, не приходится.

– При нем что-нибудь нашли?

– Он пуст. Нет даже коробки сигарет.

– Возможно, все-таки ограбление?

– Вероятность остается, но… – Брагин заколебался, говорить или промолчать, но Троян был весь – внимание, – было бы странно, если бы кто-то отправился в горы с кучей денег в кармане.

И снова он рассуждал вполне логично, Трояну некуда было деваться.

– Хорошо, – уступая, сказал он, – пусть проявляют снимки.

– Завтра же они будут у вас, – заверил Брагин.

– Завтра? Нет, нет, сделайте это сегодня. Они мне нужны как можно скорее.

– Ну что ж, – вздохнул Брагин, сокрушенно потирая затылок (вечно эти из Симферополя куда-то торопятся), – тогда постараемся закончить к вечеру.

 

 

Троян поселился в севастопольской гостинице под названием «Крым», откуда, как ему казалось, он мог успешно управлять ходом следствия. Брагин постарался (разумеется, на его требование), чтобы в его номер провели телефон, по которому он без конца названивал то самому Брагину, иной раз поднимая того с постели среди ночи, то в Симферополь за дополнительной информацией.

Наутро в дверь его комнаты постучал полицейский от Брагина. Он вручил ему запечатанный конверт, в котором оказались фотоснимки с места преступления. «Я же просил – вчера», – досадливо подумал Троян, просматривая их один за другим. Затем подошел к телефону и позвонил Брагину.

– У вас еще есть люди? Пошлите кого-нибудь в Гончарное с фотографией убитого, возможно, он там появлялся незадолго до того, как отправился в горы, и если нам повезет, мы найдем кого-нибудь, кто мог его видеть.

– Я уже отправил туда человека, – бесстрастным тоном ответил Брагин, Троян вообразил его ухмылку и скрипнул зубами.

– Ах вот как, – протянул он, сдерживая себя. – Тогда все в порядке. Как только что-нибудь прояснится, сразу же звоните мне.

Он в ярости швырнул трубку. Брагин его постоянно опережает – несмотря на всю свою медлительность, черт его возьми!

Спустя час раздался телефонный звонок. В трубке он услышал попрежнему ровный голос Брагина.

– Мы, кажется, напали на след. Мне только что звонили из Гончарного, там есть один такой подвальчик... Ну, в общем, моя телега на ходу, могу за вами заскочить.

– Буду ждать у входа!

Полицейская машина, легковушка с «мигалкой», за полчаса доставила их в Гончарное, заскрипев тормозами на площади перед входом в бар «Якорь», по обе стороны которого, будто стражники, застыли два высоких кипариса.

– Это здесь, – сказал Брагин и потащил его крутыми ступеньками вниз.

Несмотря на важность дела, которое их сюда привело, Троян с тем же интересом, что и Андрей, осмотрел внутренний интерьер, обратив внимание на вырезанный якорь со змеей. Выпивохи, как и в тот раз, уставились на приезжих с праздным любопытством. Они его раздражали. Троян не любил, когда его разглядывали, как в зоопарке. Он предпочел бы поговорить с кем надо спокойно, не привлекая излишнего внимания.

Брагин попросил две кружки пива – для себя и Трояна, и когда бармен выполнил заказ, бросил на стол фотографию потерпевшего. Бармен уже видел ее сегодня, поэтому прореагировал без особых эмоций.

– Да, этот человек родом из нашей деревни, – поджав губы, сказал он. – Я уже говорил об этом твоему парню.

– Будь добр, расскажи еще раз, уважь гостя.

Троян сунул было руку за борт пиджака, где у него лежало удостоверение, но Брагин жестом остановил его.

– Ну ладно, – польщенный его просительным тоном, согласился бармен. – Это Борис Горин, сын нашего бывшего зоотехника. Больше десяти лет прошло, как он перебрался в город. Отец после смерти оставил ему дом, но сначала тот наведывался редко, бывало, приедет, и тут же – обратно. Теперь вот собирался его отстроить и переехать сюда насовсем с молодой женой. Никто ее, правда, толком так и не видел. Они как раз только собирались повенчаться в нашей церкви. Да в день свадьбы жених… утонул в море.

– Что вы сказали? – Трояну показалось, что над ним решили поиздеваться.

Тот продолжал, как будто не заметив недоверия, откровенно прозвучавшего в голосе следователя.

– По меньшей мере двадцать человек видели, как он сорвался со скалы. Поговаривали… – бармен замялся, – будто он сделал это нарочно.

– Я проверил, – подтвердил Брагин. – Акт о смерти составлен как положено, по всей форме. Вот только тела не нашли.

– Зато мы его нашли, – фыркнул Троян. – Что вы нам еще можете рассказать об этом Горине?.. Кстати, а его невеста – кто она? (Тот неопределенно пожал плечами). Ну да Бог с ней. Если они подавали заявление в ЗАГС, мы это установим.

Троян был доволен, что высказал эту мысль раньше Брагина.

– У нас не любят об этом вспоминать, – бармен показал глазами на развалившихся за ближайшим столом посетителей.

– А мне наплевать! – вырвалось было у Трояна, но Брагин снова незаметно тронул его за локоть.

– Пожалуй, эта история интересует лишь приезжих. Между прочим, как раз на прошлой неделе о нем расспрашивал один. Точно так же он таращил глаза, когда я ему сказал, что тот погиб.

– Когда он тут был? – в один голос переспросили оба.

– Ну это было… – бармен прикинул, – неделю назад. Я как раз закрыл месячный баланс… (Они переглянулись между собой). А его самого разыскивала какая-то барышня. Потом они встретились как пара голубков – во всяком случае, она повисла у него на шее – и ушли вместе.

– Замечательно! – сказал Троян, хотя бармену и было невдомек, что же тут такого замечательного. – Просто здорово! Она также спрашивала Горина?

– Нет. Ей был нужен только этот.

– Вы слышали их разговор? О чем они говорили?

– Да так, ни о чем.

– Что значит, ни о чем?

– Ни о чем – значит, ни о чем. Вздохи, охи.

– Ну, а что этому типу было нужно от Горина?

– Он со мной не поделился. Зато у него челюсть отвисла, когда он узнал, что мы его уже месяц как похоронили.

Троян высокомерно оскалил зубы. Его ухмылка означала: «Парень наверняка только еще собирался сбросить Горина со скалы, а тут ему сообщают, что уже состоялось отпевание».

– Как они выглядели? – вмешался Брагин. – Ты мог бы описать их внешность?

– Пожалуйста, – ответил тот с готовностью. – Ему около двадцати пяти, ей – чуть меньше, парень высокий, она же ему по грудь и такая хрупкая, словно кузнечик…

Троян схватил Брагина и отвел в сторону.

– Какого черта мы с ним цацкаемся? Садим в машину и везем в Симферополь, там составим фоторобот.

– Дохлый номер! Никуда он с вами не поедет.

– Нет?!

– Я знаю, поверьте, с кем мы имеем дело. Послушайте. Советую на время забыть про ваше звание. Этот человек готов выложить все, что ему известно. Он готов опрокинуть с вами по рюмочке и оказать любую посильную помощь, только попросите его о ней. Но едва вы заговорите с ним как следователь, боюсь, вам придется нелегко.

– Блин, ну и порядки! – покачал головой Троян. – Хорошо, будь по-вашему.

Они вышли на улицу, жмурясь от яркого солнечного света.

– Итак, – подитожил Троян, – что мы знаем: личность погибшего – на сто процентов, преступника – наполовину, поскольку имеется лишь его портрет, хотя и это уже немало, полностью отсутствует только мотив.

– Знаете, Троян, – снисходительно сказал Брагин, – посиди за пивом лишние полчаса, вы бы услышали еще немало любопытного о жертве преступления.

– Что вы имеете ввиду?

– Сейчас поймете. Во время войны в Ласпинской бухте затонуло немецкое судно, его трюмы были набиты драгоценностями, собранными со всех крымских музеев. После войны судно подняли на поверхность. Однако среди возвращенных экспонатов не оказалось главного: золота скифских царей, исчезнувшая коллекция оценивалась в баснословную сумму. Долгие годы не было о ней ничего ничего слышно, наконец – это случилось в прошлом году…

– Все это, разумеется, очень интересно, – перебил его Троян, – но к чему весь этот экскурс в историю?

– Потому что вам будет еще интереснее узнать имя человека, обнаружившего скифские сокровища.

– Да? – протянул Троян.

– Это… – наслаждаясь паузой, Брагин посмотрел прямо ему в лицо.

– Черт! Так это Горин?! – догадался Троян. – Вот это да! В какую сумму, вы говорите, они были оценены?.. А двадцать пять процентов вознаграждения... Надо полагать, жертва была при деньгах?

– И немалых. Конечно, он их с собой не носил.

– Отлично! Брагин, признаюсь, вы меня заинтриговали. Это на самом деле может быть мотивом!.. Но почему ваш бармен от меня это скрыл?

– Он не скрыл. Просто я эту историю уже слышал, а вы о ней не спросили.

– Ладно. Я ни на кого не в обиде. Сейчас главное – счета Горина, его вклады и имущество. А еще я бы не против познакомиться с его бывшей невестой.

– Нужно пройтись по банкам и нотариальным конторам. Я думаю, скоро мы узнаем, где он хранил деньги и на кого оформил наследство.

– Не беспокойтесь, я сам этим займусь, – решительно заявил Троян.

Вот! Это и будет как раз то, что он осуществит один, без Брагина.

 

4.2

 

Люди Брагина выяснили имя невесты Горина: Ксения Вержбицкая. Это оказалось несложным, поскольку они подавали заявление на регистрацию в Севастопольский ЗАГС. Трояну пришлось срочно вернуться в Симферополь, чтобы встретиться с Вержбицкой и отыскать деньги Горина – судя по всему, они находились где-то там. Да и бывшая невеста могла пролить на это свет.

В общежитии медицинского университета, где она училась, Вержбицкая больше не жила. Он необыкновенно удивился, узнав, что она вышла замуж спустя лишь десять дней после предполагаемой смерти Горина и намеченной свадьбы. Скоро же она забыла первого жениха! Ему дали ее новый адрес. Это было недалеко от парка Салгирка. Он не занес его в блокнот, запомнил и так. Улица Гурзуфская, дом 19, квартира 9.

Троян припарковал автомобиль на краю аллеи под разложистым платаном, затенявшим полсквера, и поднялся на последний этаж указанного дома. Две квартиры выходили на лестничную клетку: девятая и десятая. Он позвонил. За дверью заметались, потом резко все стихло. «Зайчик» в глазке померк: его изучали. «Внушаю ли я доверие?» – задал он себе вопрос, и тогда как бы в ответ дверь открылась почти настежь.

На пороге стояли худенькая, бледная молодая женщина и высокий молодой человек в спортивном костюме, который на нем отлично смотрелся. Его мускулистые руки обнимали ее тонкую шею. Ну прямо подружившиеся волк и ягненок. Горин, тот был и вовсе медведем. Ее определенно тянуло к спортсменам. Она рассматривала гостя снизу-вверх и с некоторой опаской, парень стоял сзади, удерживая ее при себе, так, словно хотел этим сказать: «Пока я рядом, тебе нечего бояться».

Что-то в этой парочке показалось ему до странного знакомым, хотя он готов был поручиться, что никогда прежде ее не видел. Троян напряг память. И вдруг ахнул. Перед ним были те двое, которых детально описал бармен из Гончарного! Абсолютное сходство. Удача, какая удача! Его сердце радостно подпрыгнуло.

Он с большим трудом подавил в себе восторженные чувства. В глазах хозяев попрежнему читалось вежливое ожидание.

– О, простите, – нашелся он, – но я ищу 11-ю квартиру…

– В нашем доме нет 11-й квартиры, – ответил Андрей. – Сожалею, но вам дали неверный адрес.

– Я и сам вижу, что ошибся.

– А фамилию знаете?

– Троян.

– Нет, увы, – снова замотал головой Андрей. – Такой фамилии я никогда не слыхал.

– Ну что ж, извините за беспокойство.

Троян стал быстро спускаться по ступенькам. Ничего не заподозрив, Андрей посмотрел ему вслед и захлопнул дверь.

Его счастье, что он такой сообразительный, думал Троян. Кажется, они ни о чем не догадались.

Да, все очень логично. Получается замкнутый круг: Горин – его бывшая невеста – ее нынешний муж. О Горине он уже знал кое-что. Лосьев же для него пока только Лосьев. Фамилия из шести букв. Завтра он должен знать все об этих двоих. Завтра! У него так мало времени, совсем ничего!

 

 

Троян приехал в управление около пополудни. В это время кабинеты пустеют, и все же он не оставлял надежды поймать кого-то из сотрудников оперативного отдела.

Навстречу по коридору шел Логинов, с фуражкой и папкой в одной и той же руке. Тоже на выезд? У входа он заметил служебную машину.

– А, Троян, – Логинов приветливо протянул ему свою ладонь. – Ну, как успехи?

Он было открыл рот, но тут ему бесцеремонно помешал старший коллега, занимавшийся кражей со взломом.

– Господин полковник, есть новости по ресторану «Селена». В общем, одна зацепка. Если повезет, то недолго и на след выйти.

– Так, рассказывай…

Шэф мигом переключился на него. Покосившись на Трояна, следователь отвел Логинова в сторону. Троян издали слышал их оживленные голоса.

В это время на пульте у дежурного зазвонил телефон. Сквозь стекло было видно, как дежурный отвечал на звонок. Потом он высунулся в окошко и подозвал Логинова к телефону. Тот схватил трубку, протянутую ему тем же способом.

– Полковник Логинов… Да, да, уже выезжаю. Пришлось немного задержаться. Буду ровно через десять минут.

Он вышел вместе со следователем, на ходу продолжая начатый разговор. Спустя несколько минут тот вернулся один. Значит, Логинов уехал. О Трояне он, по всей вероятности, просто забыл.

Троян поднялся в свой кабинет на четвертом этаже, который, кроме него, занимали еще двое сотрудников. В настоящий момент оба они отсутствовали: один был в отпуску, другого временно прикомандировали к прокуратуре, он появлялся с утра, а затем убегал. У Брагина в Севастополе был собственный просторный кабинет с мягкой мебелью и дверью, обитой дермантином…

На столе поверх кипы ничего не значащих бумаг лежала справка в ответ на его запрос по поводу вкладов Горина. Всего на его счетах и в ценных бумагах находилось около четверти миллиона долларов. Было от чего вспотеть! И все же главное было не в этом. Главное заключалось в том, что все его вклады по завещанию – по единственному завещанию – переходили Фонду милосердия. Троян обратил внимание на дату, когда оно было составлено: 28 июня сего года, то есть за день до событий, в результате которых его сочли погибшим. Выходит, он и в самом деле собирался покончить с собой. В день ожидаемой свадьбы – что за прихоть!

Таким образом, никто не выигрывал в случае его смерти. Деньги не могли послужить поводом для убийства. Но и это после визита к Лосьеву уже не имело значения.

Столько полезной информации он собрал об этой парочке! Несомненно, у кого-то из них была возможность и был мотив, чтобы совершить убийство.

Закрыв глаза, Троян пытался представить горное плато, обрыв, на краю которого стоял еще живой Горин. Кто из них это сделал: он или она? Но она такая хрупкая, а Горин – верзила. И подумать смешно, чтобы с ее комплекцией – да сбросить его со скалы. Даже на испуг не возьмешь.

Нет, лучше такая версия. Разрыв между нею и Гориным происходит по ее инициативе. Отдав предпочтение Лосьеву, она внезапно порывает с Гориным. Такое случается. Пошито платье, примерены кольца, срезаны цветы, и вдруг – неожиданное прозрение, невеста заявляет, что любит другого. Отверженный жених влюблен до беспамятства. С ее уходом жизнь теряет для него смысл. Крушение всех надежд…(В детстве Трояну приходилось видеть, как уличные мальчишки бросали голодной собаке кусок мяса, привязанный к веревке, а потом вырывали у нее из пасти). Душевный кризис толкает его на отчаянные поступки. После неудавшегося самоубийства он тем не менее предпочитает на время исчезнуть: пусть она считает его погибшим, погибшим из-за нее. Он находит для себя выход в том, что начинает мстить. Он мстит им обоим, решив сделать с их браком то же самое, во что она превратила его собственную жизнь. И вот Лосьев оклеветан, ему отказывают в приеме на работу, все от него отвернулись, кроме Ксении. Пока. Сейчас ее должны мучить сомнения: вдруг то, в чем его обвиняют – правда? Она страдает, так же как и он… Очевидно, Лосьев узнал, кто за этим стоит, и отправляется на поиски Горина. Она мчится по его следам. Зачем? Быть может, чтобы предотвратить трагическую развязку? Но, в таком случае, можно ли считать ее сообщницей преступления?

Троян закурил, неосторожно роняя пепел на раскрытые страницы дела Горина. Целая стопа документов – и ни одной прямой улики, хотя он уже не сомневался в том, что его клиент – Лосьев. Но, чтобы это доказать, потребуется уйма времени. Между тем в его распоряжении оставались считанные дни. Потом вернется из отпуска более опытный коллега – и у него отнимут дело. Никто даже не вспомнит, что преступника нашел он. Троян стоял перед выбором: или – задержать Лосьева и сходу постараться выбить признание, или – проститься с мечтой сделать быструю карьеру.

 

4.3

 

В дверь позвонили. Длинный, влезающий в душу звонок.

– Я открою, – сказал Андрей.

Ксения посмотрела на него умоляюще.

– Давай притворимся, будто нас нет дома.

Однако звонок настойчиво повторился. На этот раз он звучал еще дольше, как будто чей-то палец прирос к кнопке. Из-за двери послышался требовательный окрик:

– Полиция! Открывайте!

Андрей пожал плечами. Его жест, предназначенный Ксении, говорил: вот видишь, у нас нет выбора, я должен пойти и открыть, а не то они сейчас высадят дверь.

Он опустил цепочку и провернул ключ в замке. Через порог тут же ввалились двое. Один из них, сержант, почти что прижал его к стене.

– Это вы – Лосьев?

Андрей его узнал. Это был полицейский, заходивший той ночью, когда кто-то пытался проникнуть в соседнюю картиру.

– Что, опять сигнализация?

Сержант присмотрелся к Андрею.

– А, старый знакомый! Эй, послушай, а не ты ли тот самый «медвежатник», которого мы тогда упустили?

У Андрея отнялся язык.

– Короче: одевайся, поедешь с нами, – сказал сержант, со «старым знакомым» решительно перейдя на «ты».

– Это еще зачем?

Сержанту вопрос не понравился.

– А ты как будто «чистенький», правда?

– В чем, собственно, дело?

Вместо ответа полицейский сорвал с вешалки его ветровку, хотя она была ему не нужна, и, сунув в руки, подтолкнул Андрея к выходу.

– Ну хватит пререкаться, пошли. Скоро все узнаешь.

Однако в этот момент проход неожиданно загородила Ксения.

– Куда вы его уводите? Вы должны мне сказать!.. Он мой муж, и я хочу ехать с ним!

– Извините, гражданка, – отстранил ее второй, – но вам лучше посидеть дома.

Ксения разрыдалась, и, если бы не сильные полицейские руки, бросилась бы Андрею на грудь.

Второй потряс в воздухе наручниками.

– Сержант, я пойду с вами добровольно, – предупредил Андрей.

Тот кивнул напарнику, предлагая спрятать наручники.

– Так и быть. Для старого знакомого готов сделать исключение.

На улице их поджидал полицейский фургончик, желтый с синей полосой. На крыше – «мигалка», боковые окна уныло забраны решеткой. Третий полицейский заранее распахнул створки задних дверей, и Андрей нырнул в полутьму камеры на колесах.

Его провели длинным коридором с одинаковыми дверьми, на которых вместо нормальных табличек стояли только номера кабинетов. 405, 406, 407… Тут сержант велел ему остановиться, вошел первый, доложил, и лишь после этого выглянул за Андреем, небрежно поманив его пальцем.

Андрей оказался перед столом с черным телефонным аппаратом еще, наверное, сталинских времен, на которых можно было встретить наклейки с надписями: «Осторожно! Враг подслушивает». Обок стоял несгораемый сейф. Дверка была открыта. За ней он увидел следователя, копошившегося в сейфе сидя на корточках.

Когда тот выпрямился и повернулся к нему лицом, он тотчас его узнал.. Этот человек недавно приходил, разыскивая какую-то квартиру… Ах, вот оно что! Значит, не было никакой ошибки. Тогда он попал по адресу.

– Присаживайтесь, – Троян вежливо показал на стул напротив и открыл лежавшую перед ним папку. – Лосьев Андрей Андреевич? – он мог бы и не заглядывать в нее, он помнил наизусть всю его биографию. – Я следователь по вашему делу, старший лейтенант Троян.

Троян! Именно эту фамилию назвал он в тот раз. Однако сегодня держался достаточно холодно, при этом не очень-то, по всему видать, перенимаясь тем, что Андрей думает по поводу их первого знакомства.

– То есть как это – по моему делу? Меня что, в чем-то обвиняют?

На губах следователя заиграла ироническая ухмылка: ага, дескать, изображаешь из себя оскорбленную невинность; ну что ж, знаем мы вас, все вы поначалу таковы, а вот посмотрим, где ты будешь, когда я прижму тебя по-настоящему.

Раздался стук в дверь.

– Разрешите войти? – со спины Андрей услышал женский голос.

– Пожалуйста, проходите.

Почему здесь эта женщина? Он беспокойно оглянулся. Нет, это всего лишь стенографистка. Тем не менее ее присутствие придавало дальнейшему разговору форму официального допроса. Ее место находилось сбоку. Вскоре оттуда послышался действующий на нервы стук пишущей машинки.

– Вы подозреваетесь в совершении убийства, – чеканя каждое слово, ответил Троян после вынужденного перерыва, – так что советую держаться чуточку скромнее и четко отвечать на вопросы, которые я буду задавать.

Андрей не верил собственным ушам. Что еще за неуместные шутки! Дома его ждала жена и остывал его чай, а этот полоумный следователь несет какую-то околесицу насчет убийства!

– Я вижу, вы со мной как будто не вполне согласны, – казалось, Троян читал его мысли.

– Не вполне? Так это у вас тут называется? А что же тогда на вашем языке означает «вполне»?

– А это когда подозреваемый вроде вас, перешагнув порог, который вы перешагнули, и, сев на стул, на котором вы сидите, тут же изъявляет готовность к чистосердечному признанию. В вашем положении это самый разумный выход. Примите это как совет.

– Благодарю за заботу, однако мне не в чем признаваться!

– Ну что ж, – сказал Троян загадочно-угрожающим тоном, – в таком случае попробуем зайти с другой стороны. Известен ли вам человек по фамилии Горин? Борис Горин.

Куда это он клонит?

– Да, – ответил Андрей. – Это бывший жених моей жены.

Застучала машинка.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Дней десять назад… Может, меньше, – он мог бы сказать, что и в глаза его не видел, ведь Горин считался погибшим еще до того, как он встретил Ксению, но, раз уж следователь задал этот вопрос, значит, ему кое-что известно.

– А если поточнее? – настаивал Троян. – Где и при каких обстоятельствах вы с ним расстались?

Андрей вдруг разозлился. Позволить сбить себя с толку? Ни за что!

– Какое это имеет значение? Послушайте, мои отношения с Гориным – мое личное дело, они никого не касаются. И вообще, хватит ходить вокруг да около, пока вы не сообщите мне, в чем меня обвиняют, я не стану отвечать на ваши вопросы!

– Как будет угодно, – мрачно заявил Троян и потянулся за сигаретой, что позволило ему при этом выдержать многозначительную паузу. – Горин мертв. Совершено убийство. И у меня есть все основания считать, что его убили вы.

– Я?! – искренне удивился Андрей. – Но это же немыслимо! И… с чего вы взяли, что он умер?

Троян пожал плечами.

– Мы не говорим о попытке самоубийства, совершенной им 29 июня. Мы оба хорошо знаем, что в тот день Горин не покончил с собой, – он выпустил в потолок кольцо дыма и продолжал с безмятежным спокойствием, в противоположность взволнованному Андрею. – Зачем вы ездили в Гончарное 3-го августа?

– Я… это неправда. Я там не был, – сам не зная, почему, Андрей вдруг солгал.

Снова после перерыва застучала машинка.

– Вы лжете, – пристально глядя ему в глаза, с торжеством бросил Троян. – В тот день, когда был убит Горин, вас видели в баре «Якорь». Вы ведь искали Горина, не правда ли?

Теперь Андрей во все глаза уставился на следователя.

– Когда, вы говорите, он был убит?

– 3-го августа. Прошло только десять дней, у вас, очевидно, короткая память.

– Но это… это невозможно! Еще вчера… – он хотел сказать: «Горин был жив» – но проглотил окончание фразы вместе со слюной.

Вместо ответа Троян выдвинул ящик письменного стола и небрежно бросил на стол несколько снимков, запечатленных на месте, где было обнаружено тело.

– Узнаете?

На Андрея смотрело по-настоящему мертвое лицо Тихона.

Он взял снимок в руки. Они задрожали у него, и фотография слетела на пол.

– Послушайте, Лосьев. Бессмысленно запираться. Ведь это вы сбросили его со скалы, не так ли?.. Во-первых, вас видели в Гончарном в день убийства. Во-вторых, вы расспрашивали о Горине. И, наконец, у вас была причина его ненавидеть. Судите сами. Вы отняли у него невесту. Он не мог вам этого простить. В ответ он (а Горин – человек состоятельный) заставил Астахова обвинить вас в попытке подкупа. Вы ведь не забыли того врача из госкомиссии? А может, надеялись, что я не доберусь до него? Вы думали, что если он в это время ездит на слонах, я ничего не узнаю. Но вы просчитались. Сегодня человеку трудно затеряться даже в африканских джунглях. Его только слегка прижали, как он тут же признался, что оклеветал вас. Это человек без костей. Ничто для Горина. Он сказал, что тот ему угрожал. Но я полагаю, все гораздо проще, Горин просто подкупил его. Вы, конечно, догадывались… Правда, Лосьев? И, в свою очередь, горели желанием расквитаться. Ну, чем не мотив? Вы назначили ему встречу в горах, между вами вспыхнула ссора, и тогда вы столкнули Горина в пропасть. Так все и было, или я немного приукрасил?

Навалившись на стол, Троян в упор изучал Андрея. Он блефовал: он и близко не подходил к телефону, чтобы связаться тамошним консулом. Для консула он был никто. Да и ответ пришел бы гораздо позже, для него это уже не имело бы значения. Впрочем, он знал, что Лосьев ему поверит, потому что сам верил в то, что за Астаховым стоит Горин.

Андрей оставался неподвижен. Хотя он успел вернуть снимок, лицо Тихона все еще стояло у него перед глазами. Оно было похоже на то, которое являлось ему в снах, только лишенное всякого выражения, словно маска, сделанная из гипса.

Он перестал слушать следователя, и его голос доносился точно из репродуктора, который забыли выключить. Когда голос стал его донимать, он поднял глаза и твердо произнес:

– Зря стараетесь. Я все равно не убивал Горина. Мы поговорили с ним, и только. Потом расстались. Что было дальше, я не знаю. Но я его не убивал.

Троян скрежетнул зубами.

– Рассчитываете отделаться легким испугом? Не выйдет, Лосьев. Скоро у меня будет доказательств больше, чем нужно. Я вас все равно засажу, помяните мое слово!

Он дал ему подписать протокол. Не читая, Андрей поставил размашистую подпись в том месте, куда уперся ноготь следователя.

После этого Троян вышел из-за стола и приоткрыл дверь в коридор.

– Уведите задержанного. Сегодня он мне больше не нужен.

У самого порога он остановил Андрея.

– Лосьев! Я имею право держать вас трое суток. Но по их истечении вам уже не на что будет надеяться. Пока же у вас еще есть время изменить решение, это смягчило бы вашу участь. Подумайте над этим.

 

 

В камере, отгороженной решеткой, находились трое. Двое прилично одетых молодых людей увлеченно резались в карты на грязном матрасе, застилавшем пустую кровать, и не обращали внимания на третьего, который прохаживался из угла в угол и в мыслях был далеко отсюда. Один игрок полулежал, прислонившись к стене, другой сидел на скрещенных ногах, упираясь руками в колени и отрывая их только в тот момент, когда нужно было взять или бросить карту. Окон не было. Тусклый электрический свет, который давала единственная лампочка, рассеивался по слишком большой площади. Вечер сливался с ночью, а ночь – с утром. День отличался разве что некоторым оживлением: кого-то уводили на допрос, да и дежурный не клевал носом за своим столом, а предпочитал любезничать с арестованными.

Тот, что сидел скрестив ноги, затянулся сигаретой. Полицейский поморщился, но так ничего и не сказал, не желая портить с ними отношения. Кислый дым отравил застоенный воздух.

Игра шла на деньги. Карманы их, правда, были пусты. Но они снисходительно пояснили, сколько стоит каждое набранное очко, и у полицейского глаза полезли на лоб.

Вдруг сюда донеслись шаги по коридору, полицейский пошел выглянуть, и, подскочив тут же к решетке, зашипел на парня:

– Эй, прячь сигарету! Ну же, скорей, начальство идет!

– Ладно, не переживай, – тот не спеша погасил окурок о стену, оставив на ней точечный отпечаток.

– И слезь с кровати. Не положено.

Но парень на этот раз не услышал.

Появился начальник караула с двумя подчиненными. Дежурный суетливо открыл дверь камеры. Не стесняясь присутствия начальства, парень швырнул свои карты на матрас.

– Перебор!

Однако тот не обратил внимание ни на карты, ни на игроков.

– Лосьев! – громко позвал он. – На выход!

Вскоре Андрей оказался в комнате для свиданий. Но он терялся в догадках. Даже предположил, что Ксении удалось добиться разрешения. А может, здесь его снова будут допрашивать?

Вслед за ним вошел полноватый молодой человек, хотя его и несколько старили заплывшее лицо и очки в массивной оправе, сквозь которые он доброжелательно взглянул на Андрея.

– Круглов Геннадий Александрович, – представился он и запросто протянул правую ладонь для рукопожатия.

Она была у него потная и липкая. Пот градом катился по лбу. Андрею нестерпимо захотелось предложить ему носовой платок. Незаметно он вытер ладонь сзади о рубашку.

– Я ваш адвокат, – Круглов тут же поправился. – То есть собираюсь им стать, если, конечно, вы не будете иметь ничего против. Дело в том, что ваша жена просила меня вас защищать.

Крупицы пота все еще выступали у него на лбу. А он даже не стремился их вытереть. Они раздражали Андрея. И как этот человек терпит их присутствие?

– Так значит, к вам обратилась моя жена? – И почему она выбрала именно его? Он такой толстый и потный.

– Они с моей женой учатся вместе. Вы должны ее помнить. Светленькая такая. Она была на вашей свадьбе. Мы тоже недавно поженились. Ксения долго уговаривала меня. Она вас очень любит. И вообще, она милый человек. Но если честно сказать, то немножко дикарка, вы не находите? В последнее время избегает даже подруг. Она говорила вам, что моя жена несколько раз приглашала вас обоих к нам в гости?

– Нет, – признался Андрей.

– Вот видите. Если бы не эти прискорбные обстоятельства, возможно, мы с вами так никогда и не встретились бы.

– Вы правы, – согласился Андрей. – Она чересчур замкнута.

Круглов забарабанил пальцами по столу, выдерживая паузу.

– Ну что ж, тогда перейдем к делу, – он раскрыл свой кейс. – Вы должны подписать ходатайство о назначении меня вашим защитником. После чего наши взаимоотношения приобретают, так сказать, вполне узаконенную форму.

Перед Андреем легло заранее составленное от его имени заявление.

– Вот здесь… А также сегодняшнее число… Великолепно. С формальностями покончено. А теперь давайте побеседуем… ну, как люди, у которых есть общие интересы и которые могли бы в будущем стать друзьями. Для начала я хотел бы услышать о том, что произошло в Гончарном – я имею ввиду, что на самом деле произошло. Можете мне довериться, – он покосился на дверь, за которой стоял конвойный. – Не беспокойтесь, все останется между нами.

– А разве Ксения не рассказала вам, как все было?

– Н… нет. Она считает, что решать, говорить правду или нет, должны вы, – и тут же поспешно добавил. – Но я предупредил ее, что смогу помочь вам только в том случае, если буду знать абсолютно все. Поверьте, для достижения успеха это необходимо.

– Думаю, вы ознакомились с делом, прежде чем взять на себя мою защиту.

– Безусловно.

– И каково ваше мнение, трудно ли будет доказать, что Горина я не убивал?

Глаза Круглова забегали.

– Ну…

– Видите. Вы сами не верите в мою невиновность.

– Невиновность – понятие не совсем определенное даже в юридической практике, – уклончиво ответил адвокат. – То же убийство можно классифицировать по-разному: скажем, было оно спланировано или явилось результатом самозащиты. На мой взгляд, единственный, в вашем случае, реальный выход – поставить на непредумышленное убийство под влиянием аффекта. Я мог бы договориться с прокурором, и тогда вас ожидал бы год-два лишения свободы, не более. Ну давайте трезво смотреть на вещи. У нас с вами уж больно шаткая позиция. Суд не поверит в то, что Горин сам спрыгнул со скалы. Если же при этом вы станете отрицать очевидные вещи, то настроите против себя не только прокурора, но также и судью, и вот тут-то держитесь, потому что на вас попытаются повесить убийство на этот раз предумышленное. Послушайтесь моего совета. Я хочу уберечь вас от ошибки, за которую вам придется слишком дорого заплатить.

Андрей наморщил лоб.

– Скажите, а моя жена… она знает о вашем предложении?

– Разумеется.

– И она того же мнения, что и вы?

– Она полностью на моей стороне. Иначе ей пришлось бы отказаться от моих услуг.

Расправляя плечи, Андрей откинулся на спинку стула и насмешливо посмотрел на Круглова.

– В таком случае, ответьте еще на один вопрос.

Круглов как будто почувствовал неладное, но лишь настороженно кивнул головой.

– Кто вы и что вам от меня нужно?

Адвокат изменился в лице.

– Простите?..

– Запомните: Ксения никогда не пошла бы на это. Никогда, – твердо повторил Андрей. – Ни на год, ни на полгода… Она не позволила бы засадить меня даже на месяц. Вы просчитались, Круглов. Кто вас ко мне подослал? Если не моя жена, то кто?

Троян, слышавший через наушники весь разговор от начала и до конца, в ярости саданул кулаком по столу.

– Ты, ублюдок! Что мне с тобой сделать, чтобы развязать твой язык?

От этой встряски приемная бобина в катушечном магнитофоне на секунду застопорилась, и лента образовала петлю.

 

4.4

 

На полную грудь Андрей вдохнул пыльный воздух улицы.

Троян выпускал его сам. Сунув руки в карманы брюк, он стоял сбоку и внимательно следил за тем, как Андрею возвращали вещи, изъятые у него при задержании. Он мог бы не утруждать себя извинениями, но он извинился, как человек, твердо пообещавший себе взять реванш.

– Советую сидеть дома и никуда не отлучаться, – сказал он на прощание. – Не забудьте о том, что вы дали подписку о невыезде. При первой же попытке выехать из Симферополя я немедленно упрячу вас за решетку.

– Обязательно последую вашему совету.

– Последуйте, Лосьев. До скорого!

Ксения каким-то образом прослышала о его освобождении и поджидала у выхода с сияющим лицом. Андрей заставил себя улыбнуться. Он решил ей сказать, будто держали его по все тому же обвинению Астахова. Пусть она пока ни о чем не догадывается.

Оттуда они сразу же поехали домой. Ксения купила по этому случаю его любимый бисквитный торт. Они пили чай, и за десять минут не проронили ни единого слова. Видимо, она все же уловила в его поведении нечто необычное, какую-то настороженность. Она отнесла на кухню опустевший чайник, залила его водой и вновь поставила на огонь.

Внезапно Андрей почувствовал ее присутствие. Он не мог ее видеть, но знал, что в эту минуту она медленно приближается к нему со спины. Леденящий холод сковал его тело, лишая возможности сопротивляться. У него перехватило дыхание, он не смог бы даже отпугнуть ее криком. Он боялся и думать о том, что сейчас произойдет. Ее холодные руки, руки мертвеца, обвившись вокруг его шеи, заставили его вздрогнуть и расплескать чай на салфетку.

Ксения погрустнела.

– Извини. Я, кажется, напугала тебя. Ты стал очень нервным. Раньше ты не был таким. Это моя вина. Тебе пришлось столько натерпеться, и все из-за меня.

Он решительно высвободился из ее объятий.

– Ты забыла? Нас попрежнему подстерегает опасность. Зря ты ездила меня встречать. Тебе следует быть осторожнее.

– Странно, сначала я старалась убедить в этом тебя, а теперь – все наоборот.

– Ты была права. Этот вампир очень хитер. Меня не покидает чувство, будто он совсем близко и следит за каждым моим шагом.

Заметила ли она подтекст в его словах? Во всяком случае, в ее глазах промелькнуло беспокойство.

– Я схожу, вынесу мусор, – сказал он вдруг, вставая.

– Я могла бы и сама это сделать, – поспешно предложила она.

– И все же предоставь это мне. Теперь, когда я вернулся, ты могла бы не подвергать себя опасности, выходя из дому. Мне будет легче с ним управиться, чем тебе. Не беспокойся, со мной ничего не случится.

Она унесла часть грязной посуды и почти сразу вернулась за остальной, но, войдя в комнату, с порога обратила внимание, что он прячет деньги в нагрудный карман. Нужны ли деньги, для того чтобы вынести мусор?

Хлопнула входная дверь. Ксения выглянула в окно. Лавку под деревом оккупировали старушки, вязавшие на спицах. Привязанный к ней поводок натягивал стриженый пудель. На спортивной площадке мальчишки играли в футбол. Поздоровавшись со старушками, Андрей задержался у края площадки, кажется, он окликнул кого-то из мальчишек.

Подросток лет тринадцати и впрямь подошел к Андрею, оставив игру. Они разговаривали около минуты. Потом Андрей сунул ему деньги, и мальчик, утвердительно кивнув головой, куда-то побежал, а Андрей подхватил мусорное ведро и направился к контейнеру.

Она видела, как, высыпав мусор, он повернул обратно к дому. Еще раз хлопнула входная дверь. В ванной зашумела вода.

Мальчика еще не было… А, впрочем, вот и он, с мороженым в руке.

Скомкав старые газеты, Ксения наполнила ими доверху ведро и понесла вниз. Мальчик не принимал участия в игре, только следил за нею со стороны и подавал мяч, если тот оказывался за полем. Тем временем он увлеченно лизал мороженое. Она тронула его за рукав.

– Послушай, ты выполнил поручение, которое дал тебе мой муж?

Он оглянулся, чтобы смерить ее глазами.

– Да. А вы насчет сдачи? Так он сказал, чтобы я оставил ее себе.

– Нет, нет. Я не по этому поводу. Просто я хочу проверить, как ты справился.

– Не волнуйтесь! Я все сделал, можете мне верить, – он спохватился и, порывшись в кармане, достал почтовую квитанцию. – Вот, убедитесь сами.

Ксения быстро взглянула на протянутый ей клочок бумаги. Это была квитанция на отправку телеграммы. Торопливой рукой было подписано направление: Гончарное.

– Ты славный мальчик, – похвалила она. – Вот только… Ты ничего там не напутал? Ну-ка, повтори текст.

– Пожалуйста, – задетый недоверием, тот процитировал. – «Гончарное. Горину Борису. Приезжай немедленно». Подпись: «Андрей». Вот и все.

– Да, правильно, – сказала она внезапно охрипшим голосом. – Это должно было случиться… Нет, не может быть! – ее пальцы сами по себе сжались в маленькие злобные кулачки, она прищурившись посмотрела на окно своей квартиры.

– Так я могу идти? – нетерпеливо поинтересовался парнишка.

Ксения не обратила внимания на его вопрос. Ее взгляд притягивало раскрытое окно с колышащимися от ветра занавесками.

 

 

Она прикрыла за собой дверь и хотела провернуть ключ в замке, но его там не оказалось. Андрей стоял посреди комнаты и смотрел на нее в упор.

– В двери нет ключа, – сказала она.

Он показал ключ, надетый на указательный палец.

– Значит, он жив… А я-то думала, что на этот раз все было по-настоящему. Ему снова удалось меня перехитрить, как тогда, когда он инсценировал самоубийство! И ты с ним в сговоре. Он все рассказал тебе…

Но Андрей отрицательно покачал головой. Ксения удивилась.

– Нет? Тогда как же ты узнал?

– Минутой назад это были только догадки. А вот сейчас они переросли в уверенность. Дорогая, ты попалась на крючок. Мне недоставало лишь подтверждения того, что ты знала о его смерти. За время нашей супружеской жизни я достаточно изучил тебя. Ты умеешь наблюдать, и тебе не откажешь в элементарной сообразительности. Ты видела, как я прятал деньги, и это заронило в тебе подозрение. Ты следила за мной в окно, – он приоткрыл занавеску, показывая, как она это делала, – отсюда просматривается весь двор, и ты видела, как я послал мальчишку на почту. Мне ничего не стоило отправить телеграмму покойнику, во всяком случае, не дороже, чем любому живому человеку. Расчет был верный: Тихон однажды уже прибегнул к этому способу, поэтому ты легко поверила, что он подшутил над тобой снова. Правда, подшутил на этот раз я. Надеюсь, ты на меня не в обиде? В конце концов, не ты ли пыталась убедить меня в том, что он жив? Я проделал с тобой тот же трюк, что и ты со мной. Теперь мы квиты.

Ксения утопила лицо в ладонях и тихо застонала.

– Знаешь, в тюрьме у меня было достаточно времени для размышлений. Тишина, покой. Это располагает к умственной деятельности. Тогда-то я и понял, кто ты на самом деле. Конечно, у меня еще оставались некоторые сомнения… Присядь, дорогая. Я расскажу тебе кое о чем. Я вспоминаю то беспредельное восхищение, с которым ты всегда отзывалась о своей бабушке, она была твоим единственным и непререкаемым авторитетом, твоим собственным идолом. Ты одевалась, как она, прическу носила, как она, даже в медицинский университет пошла по ее следам! Ты хотела во всем походить на нее. Родителей это никак не радовало, вероятно, они были в шоке, когда узнали о твоем решении учиться в том же университете, в Симферополе. Они всячески старались вычеркнуть ее из твоей памяти, хотя в итоге у них ничего не вышло. Да, милая моя, тут кроется небольшая семейная тайна: твоя бесценная, твоя обожаемая бабушка была вампиром!

– Она была выдающимся ученым! – с обидой запротестовала Ксения.

– Вампиром! – настойчиво повторил Андрей. – Как, впрочем, и ты. Ее трое мужей подтвердили бы мои слова, если бы вдруг смогли заговорить.

Ксения прикусила губу. Он продолжал:

– Не отсюда ли унаследована твоя добродетель? Ты бы ни за что не легла в постель с мужчиной до свадьбы, зато не стесняясь могла бы его убить после нее!

Ксения решительно встряхнула бабушкиными кудрями.

– Ты не понимаешь!.. Мне было семь лет. Родители повезли меня в деревню. Там я подружилась с петушком, он был такой милый, доверчивый. А потом исчез… И мне пришлось есть куриный бульон – потому что больше нечего было есть! – Андрею показалось, у нее блеснули слезы. – Видишь. Я делаю только то, что вынуждена делать. Это лишь способ выживания. А вот чем ты оправдаешь разврат?.. И к тому же, такой исход вовсе не обязателен, – вдруг прибавила она торопливо, с надеждой в голосе. – Я надеюсь, нам удасться его избежать.

– Надеешься? – повторил он с сарказмом. – Ты, кажется, это слово только что употребила? Будь добра, повтори, а то я плохо расслышал… Мы ведь с тобой понимаем, что оно означает, не правда ли? – Вероятность того, что в ближайшем будущем кто-нибудь не поставит над моим телом диагноз: «умер от сердечной недостаточности». А нельзя ли поточнее, в цифрах? Это сколько: девяносто процентов, пятьдесят, десять?

– Да, – горько сказала Ксения, – я не сомневалась, что, едва ты все узнаешь, тут же захочешь от меня уйти. Но поверь, я ведь люблю тебя!

– Так же, как того петушка?

– Послушай, но ведь это жестоко! Ты ставишь мне в вину то, что я родилась не такой, как все. Что же я могу, по-твоему, изменить?

Но Андрей, не слушая, отмахнулся нетерпеливым жестом.

– Позволь тебе напомнить, как ты пыталась, и к тому же не раз, очернить своего бывшего жениха в моих глазах, выдавая себя за жертву обмана. Следует отдать тебе должное: ты мастерски играла свою роль. Ах, да… Его ты ведь тоже любила? Представляю себе. И уж конечно, Тихон познал цену твоей любви. Однако он не собирался из-за этого сводить счеты с жизнью. Раскусив тебя, он устроил все так, чтобы ты поверила в его смерть, и если бы не я, с тобой было бы покончено. К моему сожалению, я невольно спутал все его карты. Тихон прослышал о нашей свадьбе и тут же позаботился о том, чтобы разделить нас на какое-то время. Если бы этот замысел удался до конца – дорогая, мы бы как раз успели на твои похороны. Ведь ты лишалась последнего донора, а на поиски нового уже не оставалось времени. Расскажи он правду, я бы ему ни за что не поверил, и Тихон это знал. Поэтому он вышел на Астахова. Видимо, тот не устоял перед солидным вознаграждением и публично меня оговорил, а сам исчез. И это сработало. Тихон устроил так, что моя репутация в один миг упала до нуля, и в результате уже никто не хотел брать меня на работу. Тогда-то и появилось заманчивое объявление в газете. Он знал, что я обязательно ухвачусь за него. Для меня это был единственный шанс. И вот я ухватился. Он увез меня на побережье – в безлюдное место, туда, где ты не смогла бы нас найти, учитывая принятые меры предосторожности. Хотя главная ставка была попрежнему на то, что ты считала его погибшим. С первых же дней, впрочем, меня стали одолевать сомнения, и в критический момент он рассказал о золоте. В возможность быстро разбогатеть мы все верим куда охотнее. А поверив в существование клада, уже автоматически я допустил следующую ошибку, как неизбежное следствие предыдущей: необычное поведение Тихона поспешил расценить как желание избавиться от ненужного свидетеля. Увы, я не знал подлинных мотивов, и это привело меня к ложным выводам. Все дело в том, какую цель он ставил перед собой: добраться до сокровищ, которых там не было, или задержать меня на побережье как можно дольше. Этим, в частности, объясняется, почему он скрыл существование короткого пути в тоннель. Более того, теперь я не сомневаюсь, что именно он, а не природная стихия, устроил обвал, который мы так старательно разбирали. Взрыв, по его словам, понадобился, чтобы раздробить обломок скалы, на самом же деле он подготовил его таким образом, чтобы, наоборот, засыпать проход. Когда мы впервые подплывали к гроту, он, по всей вероятности, еще был чист! И наконец. Ты ведь не забыла, как я поступил с ним в тоннеле перед самым побегом. Я знал, что не мог просчитаться с аквалангами. Оставшегося воздуха ни за что не хватило бы ему, чтобы выйти оттуда живым. Все правильно. Мои расчеты оказались бы точны, если бы Тихон и впрямь искал клад. Но теперь-то я знаю, как было на самом деле. Он старался лишь выиграть время. А это все меняет, причем коренным образом. Помнится, поиск второго выхода привел меня в некую пещеру, имевшую трещину в потолке. Следовательно, пока я думал, что Тихон, оставив меня скучать на суше, расчищает подводный проход, тем временем он вполне мог заплыть в ту самую пещеру и дышать ее воздухом, экономя запас в аквалангах. Для той ситуации, которую я только что обрисовал, это вполне логично. Уверен, что так оно и было. Но тогда все мои подсчеты ничего не стоят, а у Тихона еще оставался воздух, чтобы выплыть из тоннеля. Но ты умело этим воспользовалась. Очередное действие было разыграно уже тобой, чтобы отвлечь мое внимание и сосредоточить его на покойнике, в то время как ты сама превращала меня в своего донора. Ну что ж, Тихон мертв, а мне известно о тебе все. Едва ли ты еще надеешься, что я проживу с тобой счастливо до конца своих дней.

– А вот это мы еще посмотрим, – ее голос внезапно стал угрожающим, сейчас она была похожа на избиваемую собаку, которая, отступая, старается укусить обидчика. – Ты слишком самоуверен.

– Нет, не слишком.

– Не надейся, что я оставлю тебя в покое, – продолжала она, не обращая на его реплику никакого внимания. – Я последую за тобой, куда бы ты ни уехал. Я разыщу тебя, где бы ты ни спрятался. Борис от меня не ушел, и ты никуда не денешься. Это неизбежно, это рок. Он влечет тебя к назначенному месту, сопротивляться бессмысленно. Кто-то боится выпрыгнуть с парашютом из самолета, в котором горючее на исходе. Висящий над бездной сам от усталости разжимает пальцы. И в то же время рука, приставившая к виску дуло пистолета, отказывается нажать на спуск. Тебе знакомо это чувство? Это – инстинкт, то, что стоит выше разума. Он управляет нами тайно, неожиданно, исподтишка – и мы понимаем, что совершили нечто непредвиденное, только когда это уже произошло. Потому что твой инстинкт, это – ты сам. Вот увидишь, тебе не удастся перехитрить самого себя!

Вдруг он вспомнил, что уже слышал однажды эти рассуждения. И вспомнил, где: у водопада. Если бы тогда он задал себе труд понять скрытый в них смысл! Внезапно он почувствовал на себе ее давящий взгляд. В нем он узнал зловещее выражение лица Тихона, являвшегося ему в снах. Именно этого выражения не хватало на снимке, который показал ему Троян. Похоже, она старалась его загипнотизировать.

– Нет, черт возьми! Не пытайся мне это внушить! Однажды я позволил заморочить себе голову. Вторично этот номер со мной не пройдет. Я знаю, что нужно делать. Наверное, мне следует сказать тебе «спасибо» за то, что ты была моим учителем. Прощай. Я ухожу, больше ты меня не увидишь. И надеюсь, уже никто не попадет в твои сети.

Он встал, бросил на стол ключ и направился к выходу.

– Куда ты? Вернись!

На пороге он остановился, как бы взвешивая в последний раз принятое решение. Она окликнула его снова. Но ее зов был обращен к незахлопнувшейся двери, жалобно заскрипевшей на сквозняке.

 

 

Сомнения исчезли окончательно. Андрей возвращался туда, откуда его только что выпустили. В коридоре вертелось лишь несколько полицейских. Из окна дежурного донеслось барабанное постукивание по стеклу. Он оглянулся. Дежурный поманил его пальцем.

– Куда? – коротко спросил он.

– К следователю Трояну, – покорно ответил Андрей.

– Трояну? – дежурный заглянул в список, лежавший у него под рукой, и потянулся к телефону.

От нечего делать Андрей осмотрелся по сторонам, словно определяя, что тут изменилось за то время, пока он отсутствовал. Только не на что было смотреть. Одни противопожарные знаки и голые стены, выкрашенные в убогий грязно-голубой цвет. Уже почти тюрьма. Но трепета он не испытывал. Ровным счетом никаких чувств. Он провел в ней трое суток и был готов к тому, чтобы провести значительно больше.

– Минуту, – сказал в трубку полицейский. – Как ваша фамилия?.. Лосьев… Да, хорошо, – он отложил трубку и вновь повернулся к Андрею. – Проходите. Четвертый этаж, комната 407.

– Спасибо, я уже знаю.

Троян по-приятельски небрежным кивком указал ему на стул, продолжая что-то писать. Затем неспеша закрыл папку и посмотрел на него выжидательно. За его искренней на этот раз приветливостью угадывалось предвкушение удачи.

– Вы были правы, – сказал Андрей. – Это я убил Горина. Выписывайте ордер. Я готов дать показания.

Вошедший вслед за ним полковник Логинов что-то собирался сказать, но после услышанного признания, очевидно, передумал и только кинул с порога:

– Я все слышал. Продолжайте, Троян, вести это дело. И загляните потом ко мне в кабинет.

Они остались наедине.

– Давно бы так, Лосьев.

Андрей не ответил, он сидел облокотившись на стол следователя. Его уверенность импонировала Трояну. Тот закурил и вставил лист бумаги в пишущую машинку.

Спустя полчаса Троян вызвал конвой. В это время раздался телефонный звонок. Он узнал голос Брагина.

– Мы тут у себя нашли парочку влюбленных. Я показал им фотографию Горина. Оба утверждают, что видели его с неким молодым человеком в Ласпинской бухте. Лет двадцати пяти, высокий, спортивного сложения... – он вторично накидал портрет Андрея, только как бы с другой стороны – первый раз тот был от бармена. – Они могут его опознать.

Троян скосил на Андрея глаза, еще раз сравнивая описание с оригиналом.

– Так что мне с ними делать? – не дождавшись ответа, напомнил о себе тот.

– Благодарю вас, майор. В этом уже нет необходимости.

В упоении представил он разочарованное лицо Брагина. На этот раз он опередил его.

Двое конвойных повели Андрея коридором с заложенными за спину руками. Последний поворот. Дальше хода не было, коридор упирался в тупик – но не для всех, потому что перегородившая его решетка делила здание на две части. Этот путь был ему уже знаком.

Стоявший у входа полицейский его возраста загремел ключами, отпирая дверь в другой, темный мир. Андрей сделал последний шаг, и неожиданно услышал свое имя.

Это была Ксения. Помятое платье (то самое, с розами), слипшиеся волосы, круги под глазами – на нее страшно было смотреть. Казалось, ее последние силы ушли на то, чтобы вцепиться в разделявшую их решетку.

– Не бросай меня одну! – запричитала она, ее влажные от слез глаза наполнились мольбой и угасающей надеждой. – Почему ты не скажешь им, что не убивал? Скажи им правду! Вернись ко мне! Пожалуйста!.. Сжалься надо мной! Как ты не понимаешь: я же погибну без тебя!

Ее слова могли растрогать самое что ни на есть каменное сердце.

– Я знаю, любовь моя, – с холодным спокойствием ответил Андрей, он не удивился и лишь кивнул конвоирам. – Прощай, дорогая, – в последний раз оглянувшись через плечо, он без колебаний стал от нее удаляться, пока не исчез за следующей дверью в глубине.

– Бессердечный! Я теряю силы… Как ты можешь так со мной поступать? – поглаживая прутья так, словно их можно было разжалобить, Ксения обессиленно сползла на кафельный пол. Слезы отчаяния безудержно катились по ее бледным щекам.

Тронутый до глубины души, молодой полицейский смущенно стоял над ней, не решаясь оторвать ее от решетки.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/