Кочетков В. А.    

                                                                                                                          

                                                       Мурена

                                                                                                                                                                              

                                                         Глава 1

 

 Ранним мартовским утром 1989 года в мрачные ледяные воды Ара-губы, крадучись на малом ходу, вошел сторожевой корабль «Безупречный». Беззвучно перемигиваясь со скрытыми в заснеженных сопках постами, медленно пробирался по узкому извилистому заливу.

СКР возвращался из дальнего похода и для него этот поход затянулся на лишние два месяца. Прошло полгода, как вышли из Североморска на совместные с американцами маневры в Средиземное море. «Безупречный» в составе шести боевых кораблей и двух атомных подводных лодок, шел в кильватере флагмана, тяжелого авианесущего крейсера «Киев». Сила более чем внушительная эскадра представляла мощь советского военно-морского флота. На учениях были отработаны стрельбы, поиски лодок противника, полеты авиации, минные атаки, пуски торпед…

Выполнили поставленные задачи на «отлично», а сам «Безупречный» шедший в составе боевого охранения еще и отличился, принял удар учебной торпеды на себя и тем самым спас флагмана от условной гибели.

При возвращении домой, командир СКРа получил секретный приказ: под видом поломки подшипников гребного вала на буксире немедленно следовать в ближайший порт Балтийск. Там в сухом закрытом доке простояли целый месяц. Корабль находился в порядке, но мелкий ремонт все-таки произвели, выкрасили надстройку, борта, перебрали ходовые механизмы и стали ждать.

Наконец ночью на Камазах подкатила морская пехота, взвели автоматы, встали в плотное оцепление. Краном вытащили из кузовов запечатанные, покрытые непроницаемой пленкой контейнеры, бережно опустили в кормовой трюм «Безупречного». Оставили взвод бойцов на борту для охраны груза и уехали. Командир корабля подписал нужные бумаги, принял из рук угрюмого майора залитый сургучом спецпакет…

Через несколько часов, дождавшись заполнения дока водой, «Безупречный» покинул гостеприимный Балтийск и взял курс на Ара-губу, – базу атомных подводных лодок.

 

Потянул слабый, едва заметно крепчающий ветерок. Вымел рваные клочья тумана, прошелся рябью по невысокой волне и затих высоко в дремлющих сопках. Природа Заполярья суровая, скудная, но неотвратимо манящая и удивительная. Разбавленная сполохами северных сияний, мистически девственная, она привлекала к себе, заставляя вновь и вновь возвращаться в эту первозданную тишину. Крайний Север необъяснимо завораживал жителей, которым в отпуске на югах было душно от обилия зелени, густых испарений, жары. Сердце рвалось обратно к мерзлоте, мелкорослым березкам и осинкам, полянкам женьшеня и золотого корня, чистому озаренному ярким солнцем небу. Здесь в высоких широтах все виделось по-другому. Остро ощущалась близость Вселенной, удаленность от мира суетного, необязательного. Натуры искренние и романтичные, коими в большинстве своем являются моряки и население Заполярья, редко болели и были счастливы, оставаясь в этих, неприветливых на первый взгляд, краях.

«Безупречный» медленно резал мутные воды, осторожно прощупывая сонарами фарватер. Справа по борту показались ряды длинных пирсов с пришвартованными субмаринами. На берегу в пятиэтажных зданиях ночевали экипажи, лишь сигнальщики да вахтенные не спали, несли нелегкую морскую службу. Слева по борту, опустив на дно якоря, наплывала громада военного транспорта «Таймыр». К нему-то и подошли, пришвартовались. Волнения в бухте не было, потому, особо не беспокоясь, стали ждать.

 Вскоре к «Безупречному» на высокой скорости подлетел адмиральский катер. Начальники поднялись по трапу, приняли доклад командира и быстрым шагом направились в ходовую рубку. А уже через пятнадцать минут по радиотрансляции раздалась команда, и личный состав корабля в авральном порядке занялся погрузкой секретных контейнеров на транспорт.

Спустя три часа, восполнив запасы топлива и пресной воды, радостно завывая сиреной, гулким эхом разлетающейся в скалистых вершинах, пошли наконец-то домой в Североморск. Утомительный дальний поход заканчивался. Экипаж ждал заслуженный отдых, отпуска и увольнения, а командный состав поощрения и награды. Офицеров, мичманов ждали семьи, ласковые жены, соскучившиеся подросшие дети, любящие родители.

 

                                                          Глава 2                 

 

Капитан второго ранга тридцатисемилетний командир атомной подводной лодки «Мурена» Сергей Александрович Никифоров мчался на новенькой «восьмерке» утопив педаль газа до упора.

Бешеная скорость, оглушительный грохот акустической системы, рок-н-ролльные завывания Джо Торогута выдавали такой сильный выброс адреналина, что казалось, будто весь мир в твоих руках, а ты поймал и крепко держишь удачу за хвост. Но на крутом повороте машину сильно занесло, и Сергей сбавил скорость. «Ну его к черту, расшибешься еще!» – подумал весело. С самого утра настроение было отличное.

Среднего роста, крепкий и подтянутый, он напоминал неустрашимого викинга из скандинавских саг. Решительный твердый характер не мешал быть приветливым в общении. Серые глаза смотрели открыто и прямо, иногда жестко, но всегда незлобиво и искренно. Несколько выдавали чуть пухлые губы, говорящие о том, что хозяин склонен к удовольствию и комфорту. Но волевой, будто вырубленный из гранита подбородок с еле заметной ложбинкой напоминал о самообладании и дисциплине.

Командир возвращался домой в поселок Видяево, где находилась его семья, жена Ольга и сын Антон, двенадцатилетний подросток, мечтающий посвятить жизнь морским приключениям.

Сергей познакомился с Ольгой, когда оканчивал высшее военно-морское училище подводного плавания, был на последнем пятом курсе. Ленинград, ставший для него родным городом, подарил ему и эту светловолосую красавицу. Независимая и свободная студентка педагогического института, увлеченная литературой девятнадцатого века, она совершенно не замечала увязавшегося за ней «пятака». Питер был перенасыщен военно-учебными заведениями, офицеры и курсанты попадались на каждом шагу и все казались ей на одно лицо. Но она с самого детства мечтала о прекрасном поэтическом юноше, о Есенине. А тут, откуда ни возьмись, появился человек в черной шинели и с вызывающей настойчивостью стал о чем-то спрашивать, смотреть, не смущаясь в глаза.

Ольга шла и не понимала ни единого слова, обескураженная напором, не обращая внимания на то, что голос у него дрожит и запинается. А сам он с трудом подбирает слова и боится, как бы его не прогнали куда подальше. Наконец до нее начал доходить смысл некоторых слов, фраз. И она приятно поразилась: он читал стихи! Блока, потом Тютчева, Пастернака. Без нужного выражения, пропуская целые строфы, но с усердием и очень старательно.

Так странно познакомились. Было до конца непонятно, чем смог очаровать ее этот парень из далекой сибирской глубинки, но робкое чувство неуклонно усиливаясь, тихо тлело и вдруг в один момент вспыхнуло, разметало все вокруг…

 По окончании училища Сергея направили служить на Северный флот в оперативный отряд атомных подводных лодок. Долгие два года бороздил он морские глубины, не вылезая из дальних походов, набирался знаний и опыта, вырабатывая нужный ценз. Редкими наездами в отпуск, взрывал налаженную студенческую жизнь, врывался в ее мир, увлекал, заслоняя все остальное, на самом деле неважное. Но уезжал, и все вновь вставало на свои места.

Ольга получила диплом и работала преподавателем литературы в старших классах. Она ждала. Оказывается, она умела ждать. Посылали друг другу многостраничные письма, фотографии, страстные признания. Наконец ясным июльским утром расписались в загсе и после свадьбы уехали в Североморск. Вскоре родился Антон, жизнь Ольги потекла, как и у всех жен военных моряков в бесконечном ожидании мужа со службы или дальних походов. Но она была счастлива.

 

Месяц назад командиров атомных субмарин собрали в Западной Лице для прохождения секретных курсов по оснащению подводных лодок тактическим ядерным вооружением. Подробно изучались экспериментальные разработки, которые будут приняты в ближайшее время. Основное внимание уделялось ракетам морского базирования с разделяющимися боеголовками «Тангарра» и «Тангарра-С». Это были модификации известной «Булавы» с небольшим, в пределах трехсот километров радиусом действия и выходом по восходящей параболе в стратосферу. Затем над поверхностью моря ракета разделялась на множество ложных целей. Лишь двенадцать из них были боеголовками с малым ядерным зарядом и отдельной системой наведения.

Теоретически всего одной такой ракетой можно было уничтожить эскадру кораблей противника. Предназначались они для вооружения атомных субмарин, стрельбы из подводного положения. Позиционирование и точная наводка осуществлялись со спутника на круговой стационарной орбите. Система была хоть и сложная, но вполне надежная. Готовились к проведению практических испытаний, изучали коды наведения, программирование координат целей, криптоалгоритмы позывных спутника. «Тангарра» была невидимой для натовских радаров, современные технологии гарантировали скрытность подлета, никакие лазеры и радиопомехи не могли сбить ракету с заданного курса. Но все это была теория. Еще ни разу не проводилось пробных запусков и в ближайшее время кому-то из них предстояло испытать новое оружие.

Вот с этих слушаний и возвращался капитан второго ранга. С раннего утра уезжал за семьдесят километров на лекции, затем возвращался домой в Видяево. Наспех обедал и, поцеловав жену и сына, мчался на базу в Ара-губу находящуюся в девяти километрах от поселка. Там находился его главный жизненный смысл, его судьба – атомный подводный крейсер «Мурена». Сергей относился к своему кораблю как к умному живому созданию. Лодка стояла у пирса готовая к походу и мягко урчала реакторной установкой, встречая его как огромная сытая кошка.

 Второй год командиром, он искренне привязался к этому могучему существу. Знал каждый уголок, каждую заклепку. Ежедневно, не надеясь на старшего помощника, обходил все боевые посты, заглядывал в самые скрытые закоулки. Все было в порядке, дисциплина находилась на должном уровне, а за ненадлежащее техническое состояние механизмов и установок наказывал беспощадно. Это было вопросом жизни всего экипажа, четкого выполнения боевой задачи. Сергей много раз выходил на ней в море, погружался в бездну, выскакивал на поверхность, надолго замирал в неподвижности, оставаясь на оперативной глубине. Субмарина безупречно выполняла команды и ни разу не подвела командира, не создала каких-либо нештатных ситуаций.

Двадцать лет как спущенные на воду, модернизированные последним вооружением, имея новейшие ракетные установки, современное навигационное оборудование и спутниковую связь, лодки этого проекта оставались основной ударной силой советского подводного флота и были предназначены для уничтожения авианосных сил противника. Мощные гидроакустические комплексы позволяли успешно конкурировать с подобными системами стран НАТО. 

Несколько лет назад «Мурена» прошла ремонт всех ходовых механизмов, а силовую ядерную установку перезагрузили и полностью перебрали. Атомные реакторы этого типа были сами по себе надежными и простыми, а если когда и случались аварийные ситуации, то всегда по вине человеческого фактора.

 

                                                         Глава 3

 

Антарктическая научно-исследовательская станция Мирный приняла груз с двух океанских транспортов. Завозили все необходимое для зимовки на долгие полгода. Часть оборудования, приборов и провизии была предназначена для базы Дружный-4, расположенной в ста тридцати километрах восточнее на побережье материка. Это была одна из немногих советских военно-морских баз в Антарктике.

Стоящая в глубине вдающегося в берег шельфового ледника и имеющая вместительную, незамерзающую из-за высокой плотности соленую полынью, в которую можно было со стороны моря попасть только из-под воды, отделенная от океана километрами ледяных полей база служила пристанищем для подводных лодок выполняющих военно-стратегические задачи в Южном полушарии. В массиве льда прорублены огромные хранилища для продуктов питания, боеприпасов, торпед и крылатых ракет, а также запасы горючего для собственной техники и дизель-генераторной электростанции.

 Долгожданный груз доставили на семи вездеходах с прицепами. Вместе с ним на базу прибыли командированные специалисты. Советский Союз вот уже более полувека разрабатывал и испытывал разрушительные системы вооружений. Одна из последних новинок, экспериментальная электромагнитная пушка, разработанная совсем недавно, являлась современным ноу-хау. В случае успешных практических показателей радикально менялось морское вооружение и сама стратегия боевых действий. И если у корабельной артиллерии дальнобойность была в пределах шестидесяти километров, то снаряд, выпущенный таким чудищем, улетал далеко за четыреста. К тому же, благодаря компьютерной системе наведения пушка имела погрешность попадания в пределах десяти метров. Такой точностью не обладало ни одно дальнобойное орудие в мире.

Пушка имела шестиметровый ствол, изготовленный из лучшей артиллерийской стали. Несколько индукционных катушек внутри и снаружи создавали магнитное поле небывалой мощности, а графеновые суперконденсаторы запасали огромный электрический потенциал. Особо точный электронный механизм обеспечивал снаряду прицельную дальность. После спутникового захвата цели производился пуск и чугунная болванка весом в полтонны со скоростью в семь раз превышающей скорость звука неслась в стратосферу. На высоте около двухсот километров от Земли по скользящей базовой глиссаде пикировала к цели; все более ускоряясь и запасая ужасающий объем кинетической энергии, поражала объект. Разрушающий эффект напоминал удар метеорита. Цель уничтожалась без применения взрывчатки или иного заряда. Предназначалась пушка для истребления кораблей и объектов береговой обороны.

Именно сборку и непосредственную наладку пушки должны были осуществить эти шестеро лучших специалистов в области электромагнитного вооружения. Один из них, профессор военно-инженерной академии, и был автором проекта. В июне планировали провести генеральные испытания и на основании полученных данных скорректировать недочеты и вынести свои соображения о целесообразности серийного производства производстве.

СССР торопился. Главное противоборство шло за невидимость подлета, чтобы снаряд или ракета не оказались сбитыми в конце траектории. Американцы хотя и разрабатывали все более изощренные системы противоракетной обороны, но снаряд, летящий с семикратной звуковой скоростью, был им явно не по зубам. Но все равно спешили. Политическая обстановка внутри страны заметно накалялась, а президент Горбачев призывал мир к разоружению.

Вокруг на тысячи километров лежала снежная пустыня. Недоступность и отдаленность гарантировали секретность, однако в разведке противника о базе знали. Но чем там занимаются и с какими целями приходили вездеходы, для непосвященных являлось абсолютной тайной.

                                         

Одновременно в порту Владивостока шла погрузка отряда торговых кораблей, спешащих к началу мая доставить в дружественную республику Чили большую партию леса-кругляка из ценных пород сибирского кедра.

Флотилия состояла из четырех лесовозов и сухогруза, трюмы которого были заполнены несчетным количеством мешков набитых семенем льна. Из этого обычного сырья производили некую субстанцию, которую путем полимерного ре-синтеза превращали в сублимированный концентрат, необходимый для усиления энергии химической реакции в ракетном топливе. Все данные были строго засекречены.

В путь также снаряжали плавучую базу «Камчатка» и средний танкер. Довольно странным казалось, что все корабли (кроме плавбазы, на которой находился начальник флотилии и торговые представители с документацией на груз), были совсем старыми, давно готовыми к списанию, и вероятно шли в последний рейс. Машины сильно изношены, а ржавые металлические корпуса имели такое количество заплаток, что капитаны не без основания считали, что риск выхода в океан был огромным. Тем не менее, подготовились и погрузились в срок.

В ночь 11 апреля легли на заданный курс. Практически сразу начались поломки в машинах и ходовых механизмах, но плавбаза не напрасно сопровождала караван. Ремонт был небольшим и обычно экипажи справлялись своими силами, а если возникали трудности, помогали бригады с «Камчатки» быстро устраняя неисправности.

 Третьего мая прибыли в порт назначения, с раннего утра стали к разгрузке. Начальник флотилии собрал капитанов у себя в кают-компании. Объявил: всем судам предстоит в кратчайший срок провести окончательный ремонт для перехода через мыс Горн в заданный квадрат Южной Атлантики, где будут ждать дальнейших указаний. Пойдут пустыми, поэтому остается лишь пополнить запасы топлива и пресной воды.

Моряки заволновались. Идти через мыс Горн с его бурными водами и осенними (а в Южном полушарии давно гуляла осень) штормами, на этих старых лоханках, да еще и пустых? Но начальник ответил, что это не обсуждается. Это приказ. Возмущению и удивлению моряков не было предела. Долго спорили, доказывали, убеждали, все оказалось напрасным. Деваться было некуда, все-таки советские люди. Коммунисты.

Разошлись по кораблям, стали еще более тщательно готовиться к тяжелому переходу. Сухогруз, стоящий под разгрузкой, оставили в порту. После того, как опустеют трюмы, ему было приказано грузиться измельченной кожурой цитрусовых плодов и возвращаться во Владивосток. 

Девятого мая отчалили и, набрав ход, растворились в сиреневой дымке, потерявшись в неспокойном океанском просторе. Презрев опасности и коварства морских глубин, необузданную ярость ураганов, рассчитывали только на собственные силы и удачу. У экипажей флотилии появилось предчувствие, что этот переход в заданный квадрат окажется последним.

 

                                                       Глава 4

 

Капитан третьего ранга Андрей Семенович Сергеев, старший помощник командира «Мурены», с самого утра находился в ужасном подавленном состоянии.

Среднего роста, крепкого сложения с жесткими чертами лица вид имел мужественный и решительный. Строгий к команде, склонный к крайностям и перегибам, был в душе добрым и доверчивым человеком, недовольным собой после объявления взыскания или резкой фразы. Он старался выглядеть педантичным, но импульсивность поступков выдавала избыточный темперамент. Впрочем, это никоим образом не мешало службе. Лодка и экипаж неустанными заботами старпома находились в надлежащем состоянии. Его побаивались матросы и мичмана, но отдавали должное прямоте и требовательности. Офицеры во многом помогали и поддерживали Андрея, отношения были вполне дружескими. По служебной части все находилось в полном порядке. Но дела семейные неизменно становились источником постоянной депрессии. Восьмилетний сын Олег неподдельно удивлялся находящей на отца меланхолии.

Жена Людмила, стройная и эффектная молодая женщина, признанная первая красавица гарнизона. Она-то и была источником ревности Андрея. Умела и любила нравиться мужчинам, привлекать внимание, постоянно быть на первых ролях. Как все красивые дамы была несколько тщеславна, с удовольствием принимала ухаживания, не переходя, впрочем, условных границ. Мужу не изменяла, имея свои взгляды и принципы, была умна и чистоплотна. Любила горячо, страстно, но ничего не могла поделать с собственной популярностью.

Это сильно раздражало Андрея. Умом понимал, что все пустое, но сердце все равно трепетало при виде флиртующей супруги. Ругался и скандалил, чуть не на коленях ее умолял. Ничто не помогало, только понапрасну изводил себя, а смириться никак не мог. И она ни в чем не уступала! Женщины, кто их поймет?

Вот и вчера, в праздник Дня Победы, после торжественного парада и ужина в Доме офицеров, весь вечер веселилась и танцевала то с особистом из штаба флота, то с командиром ракетного крейсера, то с сопливыми лейтенантами кружилась в легкомысленном вальсе. Андрей наблюдал и только скрежетал зубами в бессильной ярости. Дома был грандиозный скандал, взаимные упреки, слезы, ненужные слова. Никто не хотел уступать. Спать отправились далеко за полночь, по разным комнатам, возмущаясь, что не могут понять друг друга.

В послеобеденный час, когда команда подводного корабля отдыхала, Андрей сидел у себя в каюте и терзался мрачными воспоминаниями. В дверь осторожно постучали.

– Войдите, – старпом встряхнулся, постарался снять с лица маску трагической безысходности.

– Здорово, Семеныч! – в узкую дверь с трудом протиснулся замполит. – А чего хмурый такой?

– Здравия желаю! Да нет, все в порядке, – Андрей не очень обрадовался визитеру.

Капитан второго ранга Иван Ильич Тараканов, сорока трех лет от роду, в глазах экипажа казался фигурой немного комичной. Лицо имел круглое и вполне добродушное. Под вздернутым носом-пуговкой свисали наподобие моржовых клыков пышные густые усы.

Полнотелый, невысокого роста он был деятельным и легким на подъем. Мог не спать целые сутки, всегда появляясь там, где его не ждали. Будучи человеком мягким и всегда робеющим при принятии ответственных решений, он был незлобив и не к месту остроумен. Много внимания уделял личному составу, вел политзанятия и пытался быть лояльным с матросами срочной службы. Заводил и пополнял досье на каждого члена экипажа, пресекая иногда появляющиеся неуставные отношения в низах, беседовал и доводил до личного состава политический курс партии и решения съездов.

Имел двух взрослых дочерей. Супруга Жанна Олеговна, волевая сильная женщина, была замужем второй раз. До этого ее избранником являлся сослуживец замполита. Расстались они из-за частых и неприкрытых измен бывшего мужа. За Тараканова она вышла из чувства протеста и назло коварному изменнику. При этом во всем подчинила себе замполита, совершенно парализовав его робкие возмущения, и угрозами заставила выбросить любые зачатки мыслей о других женщинах. Он смирился, больше не пытался спорить и во всем слушался грозную супругу.

– Слышал, Семеныч, скоро поход! Какие-то секретные испытания. Двух инженеров из Ленинграда командировали, сегодня к вечеру будут здесь.

– Да знаю, – Андрей недовольно поморщился. Места на лодке было немного, и чтобы разместить специалистов придется кого-нибудь из мичманов отправлять в кубрики к матросам. Вообще хорошо, что поход, хоть как-то можно будет отвлечься. Но знал, что ревность будет доставать и глубоко под водой. А тут еще судовой врач, недавно направленный на «Мурену», капитан медицинской службы, известный в гарнизоне волокита и бабник, не скрывающий чувств к его жене, будет постоянно напоминать о ней.

Михаил Бычков, тридцатилетний эскулап, был безнадежно влюблен в Людмилу. Впрочем, он был неглуп и ни на что не надеялся. Вообразил ее своей дамой сердца, объектом поклонения. Считал во всем идеальной женщиной и по-хорошему завидовал Андрею.

Высокий и худощавый, с меланхоличными чертами лица, он любил женщин и неизменно пользовался успехом. Был принципиальным в отношении к замужним дамам, потому что сам был когда-то женат и развелся из-за неверности супруги. Женщинам Михаил Андреевич не доверял, но желание вызывать у слабого пола интерес к себе было сильнее. Характер имел самолюбивый. Среди офицеров капитан не без основания считался знатоком женской психологии и красоты. Увлеченный искусством и старинной живописью, был приятным внимательным собеседником, опытным специалистом.

На лодке работы для врача было немного. Моряки болели редко, а если случался какой-то недуг или травма, то пострадавшего ждала отдельная коечка в лазарете. Вот туда старпом и задумал определить на время похода одного из гражданских специалистов.

По громкой связи раздалась команда:

– Смирно! – это командир прибыл на лодку.

Старший помощник встретил, доложил о полной готовности и порядке, исправности всех систем и механизмов, отсутствии больных и происшествий.

 – Вольно! – Никифоров пожал руки дежурным офицерам и прошел к себе в каюту.

Вскоре на «Мурену» прибыл особый курьер из штаба флота с секретным кейсом. Отдал честь и передал залитый сургучом пакет. Командир и замполит расписались в специальном журнале и фельдъегерь ушел. Не теряя времени, вскрыли пакет. Внутри находился еще один запечатанный конверт и боевой приказ:

  «Сегодня к 17.00  подойти к транспорту «Таймыр». Выполнить загрузку шахт правого и левого борта крылатыми ракетами «Тангарра С». В 08.00 следующего дня с позиции 07, начать выдвижение в Северную Атлантику. В районе Шпицбергена повернуть строго на зюйд и в режиме радиомолчания двигаться в Южную Атлантику.

К 27 мая прибыть в квадрат № 269. Послать сигнал и ждать в течение четырех часов. После получения ответа выполнить приказ, изложенный в следующем конверте».

В дополнительном пакете прилагались тип и координаты цели, инструкции, шифровальные коды. Командир немедленно вызвал старпома.

– Андрей Семенович срочно собирайте командный состав в кают-компании. Будет объявлен приказ.

 Офицеры переглянулись между собой.

– К походу готовы? Иван Ильич?

– Так точно, товарищ командир.

– Андрей?

– Лодка в порядке, личный состав здоров, – старший помощник сдержанно закончил рапорт. – Разрешите выполнять?

– Идите.

Капитан третьего ранга вышел.

– Что это с ним? Опять с женой скандал? – Сергей посмотрел в глаза замполита.

– Ну, конечно! Молодой, ревнивый.

– Ты Иван Ильич проведи беседу, ведь все у них хорошо, Людмила прекрасный человек. Чего себя изводить?

– Поговорю непременно, – замполит улыбнулся в усы.

На борт поднялись инженеры-ракетчики. Оставили вещи в лазарете и вместе со всеми прошли в офицерскую кают-компанию. Никифоров зачитал боевой приказ, пояснил поставленные задачи. Командиры боевых частей доложили о готовности корабля к походу. Выступил замполит. Напомнил о неукоснительном выполнении воинского долга. Объявил об ответственности перед коммунистической партией, правительством и советским народом. Вкратце поведал о политической обстановке в мире, умыслах американской военщины и их верных сателлитов, стран-участников НАТО. 

Спустя два часа, на малом ходу подошли к стоящему на якорях «Таймыру». Специалисты поочередно вскрывали контейнеры, долго и тщательно осматривали ракетные системы, искали возможные повреждения. Затем открыли чемоданчики, подключили к каждому изделию электронные приборы. Внимательно протестировали и, после того как убедились что все в норме, дали разрешение на установку в лодочные шахты, где ракеты были поставлены на боевой взвод.

Командир отпустил мичманов и офицеров к семьям в поселок, приказав всем завтра в 06.00 быть на лодке. Остальным членам экипажа строго запретил покидать пределы подводного корабля. Вызвал старшего помощника:

– Андрей, ты поезжай в Видяево, в ноль часов сменишь меня. 

– Лучше ты, Серега, я не хочу с ней видеться. 

– Оставь глупую ревнивость, не мотай себе нервы! – командир не на шутку рассердился. – А сына тоже видеть не хочешь? Все Андрей, давай без возражений. Сменишь меня в ноль часов.

Капитан третьего ранга пожал плечами, четко повернулся на каблуках и удалился в полном молчании.

 Командир вместе со штурманом прошли в центральный пост, отдав приказание вахтенному офицеру не беспокоить их без надобности. Следовало тщательно рассчитать и проложить боевой курс до заданного квадрата, еще раз пересмотреть карты океанских глубин и течений.

Командир штурманской боевой части, капитан второго ранга Валентин Громов, был давним другом и бывшим однокурсником Сергея, имел многолетний опыт подводного плавания и заслуженно считался одним из лучших навигаторов Северного флота. Приказ о его назначении командиром однотипного подводного крейсера «Барракуда» уже подписан, и в ближайшие месяцы после возвращения лодки с патрулирования западных атлантических проливов он вступал в новую должность.

Со спокойным веселым характером он всегда был душой офицерской компании. По службе требовательный интеллектуал, для своих подчиненных проводил углубленные занятия по специальности и был уверен в них как в самом себе. Двое детей, жена Ирина очаровательная гостеприимная хозяйка. Обычно несколькими семьями собирались на дружеский ужин. Гостей ждал вкусный стол, теплое общение и отличное настроение. Нередко под коньяк и легкие ликеры засиживались до глубокой ночи.

– Ну что, Валентин, по местам стоять, с якорей сниматься? – командир улыбался и шутил.

Встали за прокладочный столик и, позабыв обо всем на свете, с головой погрузились в морские навигационные карты.

 

Капитан третьего ранга Сергеев сидел у себя на кухне в состоянии тоскливого мрачного отупения. Хватанул стакан водки, закусил какой-то ерундой…

Людмила смотрела телевизионную передачу. С ним, помня о вчерашней обиде, мириться, видимо не собиралась. Сын в своей комнате делал уроки.

Андрей налил еще немного, выпил залпом и тяжело вздохнув, поднялся. Прошел в гостиную, опустился в мягкое кресло. Люся сидела на диване, элегантно поджав ноги и делая вид, что ее интересует только происходящее на экране. Долго, напряженно молчали, уставившись в телевизор. Наконец он хрипло выдавил:

 – Я ухожу.

Она медленно перевела взгляд:

– Поход?

– Да. Вероятно надолго, – Андрей закинул ногу на ногу. – Отдохнешь от меня, – ухмыльнулся невесело.

– Глупый ты, – она встала с дивана. – Идем, накормлю тебя.

Что-то дрогнуло у него внутри, горький ком застрял в горле. Подошел к ней, опустился рядом, уткнулся как ребенок в эти родные колени.

– Прости, я уже совсем с ума сошел! Не могу без тебя. Люблю, безумно! Прости, прости…

– Андрей! – она взяла его голову в руки, заглянула в глаза. – Как ты можешь так думать, как смеешь не доверять мне? Измотал и себя, и меня… глупо это все. Разве не ясно, что я вся твоя, почему не доверяешь, унижаешь подозрениями?

Ей вдруг показалось, что может быть видит его в последний раз. Сердце испуганно задрожало, заколотилось. Обняла крепко, прижала к груди, задышала тяжело. Какое-то странное отчаяние и томительная неизвестность накрывали пронзительной тоской. Надолго замолчали, говорить не хотелось, тихо сидели в темноте, прислушиваясь к своим ощущениям.

Наконец прошли на кухню, ужинать. Она смотрела, подперев руками подбородок, как он ест, а чувство жалости и опасности не отпускало. Много раз вот так она провожала его, иногда уходил надолго, почти на полгода. Но такого ощущения обреченности никогда еще не возникало. Расстроившись и не понимая причины возникновения тревоги, с усердием мыла, вытирала посуду. Помимо воли на глаза наворачивались слезы.

– Мне уже пора.

– Как? Так скоро?

– Надо менять командира, – Андрей нежно обнял жену. Людмила не выдержала и заплакала, уткнувшись ему в плечо. Прибежал сын Олег, все понял без слов.

– Пап, ты уходишь? –  подошел, прижался к отцу.

 

Сергей появился дома далеко за полночь. Ольга уже все знала. Звонила Людмила и, рыдая, рассказала о предстоящем походе. Утешала ее, как только могла, но ничего не помогало. Люся все твердила, что они никогда больше не увидят своих мужей. После ухода Андрея ней случился приступ настоящей истерики. Они вместе сразу пришли к ней, долго и безуспешно успокаивали, сами расстроились.

Командир попытался стаканом водки усмирить возникшее тревожное чувство. Ольга на первый взгляд держалась без напряжения, сохраняя ровный настрой. Людмиле дали снотворного, она затихла и лежала, уткнувшись в мокрую от слез подушку, временами горько всхлипывая. Сергей клялся и божился, что с лодкой все в порядке, вернутся скоро, через месяц-полтора. Она пустым взглядом смотрела в потолок и только повторяла обреченно: не вернетесь, я знаю…

 С большим трудом успокоили ее и она уснула. Укутали одеялом, выключили свет, а сами отправились домой. Часы показывали 04.30. Он надолго задержался у кровати спящего сына. Склонился и поцеловал, поправил съехавшее набок одеяло.

Ольга сидела в кресле и тихо беззвучно плакала. Сергей стоял рядом, опустив руку на ее вздрагивающую спину. Она встала и крепко прижалась, намочив его лицо слезами. Жена командира стоически принимала вызов судьбы.

 

                                                         Глава 5

 

Ровно в 08.00 «Мурена» с выстроившейся на верхней палубе, одетой в парадную форму командой из ста тридцати семи человек и двух гражданских инженеров, начала выдвижение к позиции 07. Это был коридор одной из четырех штолен пробитых в скалистых горах и глубоко спрятанных от всевидящих американских спутников. Там на узком каменном пирсе их ожидали оркестр и делегация штаба во главе с командующим Северным флотом вице-адмиралом Громовым.

 Пришвартовались, откинули украшенную флагами сходню. Капитан второго ранга Никифоров, сверкая золотом офицерских погон, четко доложил командующему о готовности лодки и экипажа к выполнению поставленной боевой задачи. Адмирал поздравил всех с началом похода, пожелал благополучного возвращения, напомнил о важности ответственной операции. Оркестр раскатисто грянул государственный гимн Советского Союза. Моряки замерли в строю; отдавая воинскую честь, слушали волнующий, зовущий на подвиг, пробуждающий неподдельную гордость монументально-вечный мотив.

Казалось, не было силы способной поколебать, устрашить или сбить с пути этих воинов, лучших представителей Вооруженных сил и советского народа. За их спинами оставались дети, жены, матери и отцы. Они свято верили в своих сыновей, защищающих родную землю, бесстрашных и преданных присяге, доблестно выполняющих свой долг. Огромная страна стояла за ними, доверив им самое совершенное оружие. От их умения и знаний, честности и отваги в большой степени зависела судьба всего мира, всех людей на земле. Груз тяжелой ответственности лежал на плечах моряков отвечающих при выполнении боевого задания за каждое действие, каждый свой шаг. Этот груз не давил, нет, лишь в полной мере окрылял и расправлял плечи, воодушевлял. Звуки гимна заряжали силой, вдохновляли, превращая сердце в крепчайший сплав. Великие победы и достижения Родины, слава и честь, все было в этом знакомом с детства, пробуждающем героизм мотиве.

Музыка смолкла. На миг стало тихо, только субмарина глухо урчала силовой установкой полностью снаряженная, рвущаяся в глубины Мирового океана.

– По местам! Поход! Поход! – забили колокола громкого боя, завизжали сирены. Команда быстро разбежалась по своим боевым постам.

– Удачи вам, Сергей Александрович! – адмирал пожал офицеру руку.  – Командуйте…

Оркестр громыхнул легендарный марш «Прощание славянки». «Мурена» на дизельном ходу тронулась вперед. Торжественное мероприятие окончилось. Мало кто знал, что из штольни идет пятнадцатикилометровый ход, прорубленный в граните сопок. В конце имелся так называемый отстойник, где лодки погружались и никем не замеченные выходили на оперативный простор.

На небольшой глубине, ввинчиваясь в ледяные воды, прошли в Баренцево море. Повернули на северо-запад, набрали скорость и устремились в направлении Шпицбергена. Предстоял далекий переход в южные широты длиной более пятнадцати тысяч морских миль.

                                        

 Команда «Мурены» дружная, сплаванная, опытная, многие матросы специалисты первого и второго класса. На лодке служили двенадцать молодых бойцов, из которых семеро после учебного отряда. Была ли в экипаже «дедовщина» или как говорят на флоте «годковщина»? Как сказать…

Особых проявлений жестокости, конечно, не было, да и не могло быть в условиях строгой дисциплины и малой численности рядового состава лодки. Служили моряки долгие три года и по сроку службы распределялись таким образом: до полугода ты дух, вторые полгода карась, третьи полгода борзый карась. Затем ты полторашник и получаешь все права старослужащего. После двух лет подгодок, а последние полгода годок. Отсюда и термин «годковщина».

Откуда и кем были придуманы эти названия, никто не знал. Видимо все началось с пятидесятых годов, когда из-за послевоенной нехватки мужского населения решили призывать на службу ребят судимых или уже отсидевших. Через несколько лет, сократив армию и флот, такую практику прекратили. Но лагерные понятия остались прежними, как болезнетворные бациллы разъедая изнутри армию и флот. Никто ничего не мог с этим поделать.

 Пробовали ввести новые воинские звания мичмана и прапорщика, как некий барьер между офицерами и рядовым составом. Они, по идее, должны были быть ближе к низам и полностью контролировать обстановку среди бойцов срочной службы. Неуставных отношений и в самом деле стало намного меньше, но они не исчезли до конца и так, тлея, продолжаются до наших дней.

В США с переходом к профессиональной армии, от «дедовщины» не осталось и следа. Но Советский Союз не мог нанимать собственных граждан для защиты страны. Командный состав это другое, это их работа. Но исполнять священный долг перед Родиной для советских парней являлось почетной обязанностью. Каждый достигший совершеннолетия мужчина проходил военную подготовку.

Да и средств не хватало. Страна находилась в кольце врагов. Блок НАТО расширялся, Америка могла спровоцировать ядерную войну в любой момент. Все были в постоянной боевой готовности. Основные финансы уходили на затяжную гонку вооружений. СССР не имел права уступать капиталистам и, жертвуя благосостоянием собственного народа, что было сил, напрягался в укреплении обороноспособности. Война в Афганистане отнимала ресурсы, военная и продовольственная помощь дружественным африканским и латиноамериканским странам была чрезмерной. Мировые цены на нефть и газ, основную статью экспортных доходов, сильно упали, и к весне 1989 года Советский Союз выдохся окончательно. Начатая в 1985 году вновь избранным генеральным секретарем перестройка своим ускорением и гласностью окончательно разрушила устои государства, а Чернобыльская катастрофа напугала весь мир. В правительстве всерьез заговорили о разоружении, конце противостояния. А внутри страны набирали разгон контрреволюционные настроения, усиленно нагнетаемые западной пропагандой. Руководство коммунистической партии раскололось и саботировало свои же принятые решения. Везде царил дух уныния и вероломного предательства. В этой сложной политической обстановке шла на боевое задание атомная подводная лодка «Мурена».

Замполит собрал рядовой состав в столовой. После краткой политинформации Иван Ильич, оглядев строгим взглядом ряды сидящих матросов, официально объявил:

– Внимание всем старослужащим! За проявленные в любой форме неуставные взаимоотношения во время боевого похода, наказание одно: арест. Будете сидеть на хлебе и воде, по прибытии на базу возможен трибунал.

За ненадлежащее исполнение своих служебных обязанностей, халатность и разгильдяйство – суд. Шутки закончились. От каждого из вас теперь зависит судьба экипажа, живучесть корабля и успешное выполнение боевой задачи. Советую выбросить из головы ненужные мысли и ответственно отнестись к званию моряка советского военно-морского флота. По итогу похода мной и вашими непосредственными начальниками будет представлен список поощрений, а особо отличившихся ждет отпуск домой.

 – Вопросы есть? – капитан второго ранга поднялся.

Матрос Василий Нос был только после учебного отряда, второй месяц на лодке. Его воинская специальность – моторист БЧ-5 (дивизион движения). Боевой пост дублера оператора контуров охлаждения силовой ядерной установки, находился в реакторном отсеке. Но занимался он совсем другими работами. Прикрепленные к бригаде мичмана Иванюка мотористы несколько последних недель перебирали и готовили дизеля. Нос ходил весь измазанный мазутом и машинным маслом, а потом щелочью и хозяйственным мылом бесконечно долго стирал рабочую одежду. Переодевшись, занимался частыми приборками и к отбою измотанным до предела падал в койку, забываясь беспробудным сном.

Утром команда «подъем» будила его, пугая громкой сиреной. Он никак не мог поверить, что уже пролетела вся ночь. Бежал к умывальнику, плескал в лицо соленой забортной водой, мчался на физзарядку. После бойцы по отсекам занимались утренней приборкой и шли на завтрак. Кормили на лодке хорошо, но ему все время хотелось есть.

Нос сидел и с открытым ртом слушал строгого замполита. Очень хотелось чем-то отличиться в походе, чтоб дали отпуск и он, просоленный морскими ветрами опытный моряк, смог бы приехать к себе в украинское село. В красивой морской форме пройтись по единственной улочке, чтобы все парни попадали от зависти, а девчонки задохнулись от восторженной влюбленности. И тогда он, сильный морской герой, шумно войдет в хату, обнимет отца, поцелует плачущую мать, твердой рукой потреплет выгоревшие на солнце чубы младших братьев.

А потом, заломив на затылок бескозырку, отправится в сельский клуб. И красавица Олеся будет танцевать только с ним, восхищенно слушая рассказы о дальних походах, чужеземных странах и морских приключениях. Он очень хотел отличиться, доказать всем, что он не салага, не тормоз.

Вспомнил, как два дня назад зашел в баталерку взять запасной тельник. Баталер с «годками» пили чай, но его пустили. Он нашел свой аттестат в самом нижнем ряду высоких стеллажей. Встал на колени, развязал, вытащил сменную тельняшку. На пол выпал холщовый мешочек и маленькая иконка. Этот вышитый кисет с горстью родной земли и иконку с образом Богородицы давали всем призывникам и, напутствуя на прощание, велели беречь священные реликвии.

Василий развязал мешочек: высохшая земля давно превратилась в пыль. Склонил голову, надел его на шею, взял в руки иконку, и ясно вспомнилось ему, как их провожали, как плакали матери, а они нарочито бодрились, будто бы все им нипочем, но в душе страшно боялись неизвестности и долгой разлуки.

Старослужащие смотрели на него и удивленно переглядывались, видя, как молодой матрос на коленях, как им казалось, молится на мешок с землей.

– Нос, ты баптист что ли? – засмеялись над ним.

– Давай, дуй быстрее, не задерживайся!

Василий бережно собрал вещи в аттестат, запихнул в ячейку и вышел из баталерки.

                                     

Командир находился на центральном посту, внимательно наблюдая за работой рулевой штурманской группы, принимал доклады, изучая тщательно проложенный курс. Вчерашняя ночь вспоминалась со странной тревогой. Он много лет знал жену своего старпома, Людмила всегда отличалась уравновешенностью. И вдруг такое!

И Ольга как будто почувствовала что-то. Долго молчала, смотрела на него с жалостью. Сергей никогда не был суеверным человеком и пытался подавить чувство опасности, внутренне анализируя состояние лодки и экипажа. В дальних морских походах, бывало, случались нештатные ситуации, он из всего извлекал уроки, детально разбирал и обязательно находил причины, рассчитывая далеко вперед все возможные варианты. Но на этот раз подготовились в высшей степени ответственно, сбоев и неожиданностей случиться не должно.

«Наверное, стареют наши жены, близко к сердцу разлуку принимают», – утешал себя такими по-детски наивными размышлениями. О вчерашнем прощании и своем беспокойстве никому не сказал командир. Спрятал эмоции глубоко в душе, волевым усилием заставил себя выбросить из головы мешающие сосредоточиться мысли.

«Мурена» на двадцати узлах уверенно шла, вспарывая стальным корпусом холод арктических морей. Через двое суток около архипелага Шпицберген взяли курс на зюйд. Погрузились на глубину, прибавили ход и вышли на подводный атлантический простор.

 

                                                         Глава 6

 

В семидесяти милях восточнее Фолклендских островов, рассекая бирюзовые воды Южной Атлантики, в направлении острова Лори следовало советское научно-исследовательское судно «Академик Ерофеев».

Корабль, сияя белым корпусом, небольшой, но с отличными мореходными качествами, оборудованный по самым последним достижениям техники, зарываясь носом в бурлящие волны, торопился на рандеву. Накануне вечером пришла шифрограмма с приказанием немедленно выдвигаться в заданный квадрат. По прибытии доложить и ждать дальнейших указаний.

Надо сказать «Академик Ерофеев» не был гражданским судном. Принадлежал ГРУ СССР, военно-морской разведке Северного флота с портом приписки Мурманск. Экипаж состоял из одетых в штатское платье военных моряков и матросов срочной службы. Особое место занимали ученые-специалисты закрытых научных центров. На судне не имелось никакого, даже стрелкового вооружения. Команда успешно представлялась обычными исследователями-океанологами, все бумаги и документация находились в полном порядке. Никого не интересовал слишком уж мощный для такого корабля комплекс радиолокационных станций и антенн спутниковой связи и обилие современной гидроакустической аппаратуры. Задачи были разнообразными, но главным предназначением считалось корректирование, прием и передача секретнейшей информации с находящихся на боевых дежурствах подводных лодок.

Собирались и анализировались, затем отправлялись в центр данные о надводных кораблях и подводном флоте вероятного противника, военно-морских сил США и стран НАТО. На судне стоял суперкомпьютер лучшей для 1989 года модели. Специалистов по информатике в Советском Союзе насчитывалось всего несколько сотен человек и самые опытные были прикомандированы к «Академику». В архив памяти загружены фото, тактико-технические данные и другие важные сведения о вооружении боевых кораблей, транспортов, подводных лодок. Записаны кавитационные шумы гребных винтов, оперативные сведения об экипажах и техническом состоянии военных судов. Даже закрытые сигнальные коды многих иностранных флотов были здесь. Данные постоянно обновлялись, а улучшенная особыми характеристиками ЗАСовская система позволяла не опасаться перехвата сигнала. Дешифровщики частенько принимали и анализировали секретные сообщения неприятеля.

Командир корабля капитан третьего ранга Эдуард Кривошеин стоял на ходовом мостике и в бинокль оглядывал мглистый горизонт. Океан был суровым и неприветливым, задувал крепкий зюйд-вест, с верхушек волн срывались клочья пены. Ветер был встречным, обжигающе ледяным, прозрачность небес впечатляла, а упругая плотность холодного воздуха приводила сердце в состояние радостного восторга. Кривошеин любил эту осеннюю океанскую погоду. Казалось, тысячи острых иголок пронзают лицо, все вокруг предстает величественно-большим, прекрасным. А ты чувствуешь себя пылинкой идущей на утлом суденышке, неразумно бросившим вызов стихии.

Нужный квадрат находился в стороне от торговых и пассажирских линий. Лишь заплутавшие, отклонившиеся от своего курса рыболовецкие шхуны, да огромные, несущие опасность айсберги можно было иногда встретить в этих местах. Воды были нейтральными и вероятность появления в пределах видимости военных кораблей практически отсутствовала.

К 22.30 вошли в заданный район. Застопорили машину и остались ждать. Вскоре радисты приняли шифрованную телеграмму, в которой предписывалось встретить четыре лесовоза и один танкер с плавбазой, идущих с галсов Огненной Земли. По прибытии отряда доложить и без надобности в эфир не выходить.

 

Терпеливо стояли на месте, опустив плавучие якоря, занимались текущими делами. Наконец приборы уловили переговоры приближающейся флотилии. На горизонте с зюйд-вестовой стороны показались надстройки лесовозов. Когда они приблизились к линии визуального контакта, команда «Академика Ерофеева» содрогнулась от удивления. Впереди идущий лесовоз был полузатоплен и с большим трудом поднимался из пучины, отважно взбирался на гребень волны, и грузно падал вниз. С трудом выбирался и, вздрагивая скрипящим корпусом, зарывался вновь, оставляя над водой одни антенны. Но машины исправно работал, и экипаж привычно боролся за живучесть корабля.

Второй лесовоз с заметным дифферентом на корму, выскакивал поднятым носом и сваливался днищем, окутываясь высокими брызгами. Третий лесовоз шел с опасным креном на левый борт. «Камчатка» вела на буксире танкер, у которого окончательно выдохлись дизеля. На нем еще оставались запасы горючего. Флотилию так яростно потрепало при переходе мыса Горн, и лишь каким-то чудом не потеряли ни одного судна, а четвертый лесовоз и вовсе замыкал строй без поломок и течи.

С «Академика Ерофеева» спустили катер и, набирая ход, понеслись к «Камчатке». Командир и начальник флотилии долго разговаривали о чем-то в ходовой рубке. Наконец катер ушел.

Трое суток чинились, подвели под осевший лесовоз огромный пластырь, закрепили накрепко. Откачали из трюма всю воду, приободрились и рано утром, заправившись остатками горючего с танкера, маневрируя на малом ходу, направились в далекий пустынный уголок Атлантического океана, отмеченный на секретной карте как квадрат №188.

Погода портилась, по небу шли редкие черные тучи, шквалистый ветер приносил мелкую противную морось. Палуба, надстройка и борта покрылись белесым налетом морской соли. Далеко на юге в туманной дымке виднелись вершины ледяных айсбергов, океанские глубины обрели светлый зеленовато-фиолетовый цвет. Оттуда несло холодом, и суеверный трепет охватывал не такие уж и робкие моряцкие сердца. Все понимали, что до Владивостока им не дойти.

Самый исправный лесовоз получил по семафору сообщение от плавбазы, резко набрал обороты и отвернул круто на зюйд. Больше его никто никогда не видел. Он направился в 318 квадрат.

Пустой танкер, который тащили на буксире, оставили на месте. Три лесовоза рассредоточились в пределах прямой видимости. Тут же пришел приказ Кривошеина: собрав все документы, ценности и личные вещи всем экипажам покинуть суда, перейти на «Камчатку». На сборы отвели шесть часов. С «Академика Ерофеева» смотрели, как люди садятся в шлюпки и гребут к «Камчатке». Приняв на борт всех моряков, помигав «Академику» семафором и издав на прощание долгий гудок, плавбаза на полном ходу пошла во Владивосток, где через двадцать два дня морского перехода благополучно опустила якоря.

Командир Кривошеин знал, что произойдет дальше. Распорядился подготовить видеозаписывающую аппаратуру, предупредил экипаж о возможной радиационной опасности. Находясь в режиме радиомолчания, ему оставалось ждать один лишь сигнал. Быть в состоянии готовности двадцать четыре часа, после чего в любом случае уходить в 318 квадрат.

 

                                                         Глава 7

 

Американская субмарина «Батон Руж», имеющая на вооружении двадцать четыре крылатые ракеты «Трайдент» зависла на стометровой глубине в пятидесяти милях юго-западнее Шпицбергена. Лодка в режиме абсолютной секретности несла боевое дежурство. Лишь изредка подрабатывала себе винтами и рулями глубины, борясь с сильным подводным течением, уводящим с выбранной позиции.

Здесь, в этом районе Северной Атлантики расходились курсы советских подводных лодок, идущих на задания во все уголки мирового океана. Приоритетом Северного флота являлись Арктика и Атлантический океан. Но и в морях Индийского океана присутствие было необходимо, потому спектр боевых маршрутов был разнообразен. Северный флот сосредоточил основные ударные силы: тяжелые корабли и атомные подводные лодки последнего поколения, представляющие угрозу для США.

Месяц назад «Батон Руж» вышел из базы на одном из островов Бермудского архипелага. Командир Джефф Дарси получил приказ: занять позицию и, прослушивая глубины, перехватить советский подводный крейсер класса «Эхо-II», идущий на важные секретные испытания. После установления гидроакустического контакта следовать за ним, чтобы определить место и смысл испытаний.

 Аналогичные задания кэп Дарси выполнял не один раз и имел в этом большой опыт. Система «Condor» в режиме пассивной гидролокации позволяла улавливать все идущие надводные и подводные цели в районе шестидесяти миль. Морская разведка представила данные обо всех советских кораблях и транспортах. Загруженная в компьютер, эта информация позволяла с большой долей вероятности идентифицировать идущие суда и подводные лодки. Сведения о морских силах НАТО и флотов стран Варшавского договора, также имелась в хранилищах памяти компьютерной системы.

Субмарина зависла вблизи скального донного разлома. Как опасная хищная рыба притаилась перед нападением, пропуская над собой пассажирские лайнеры и быстроходные контейнеровозы. Несколько раз улавливали шумы лодок вероятного противника, но все это было не то. Акустики сузили набор звуковых частот до минимального коридора и ни на секунду не отрывались от приборов поисковой системы. Наконец на четвертые сутки томительного ожидания засекли нужный диапазон. Звук приближался, нарастал, усиленный мощной гидроакустикой. Компьютер прочно захватил подводную цель и уже не отпускал.

– Сэр, это русский атомный крейсер «Мурена», идет со скоростью двадцать два узла. Направление зюйд-зюйд вест, – доложил обрадованный помощник. – Контакт надежный.

– Немедленно готовиться к подвсплытию! Пропустим его и двинемся следом, – Дарси не скрывал своего ликования. – Обеспечить выдвижение антенн СВЧ! – необходимо было сообщить на базу.

На малой глубине стараясь держаться в приповерхностных слоях, осторожно крались за «Муреной» соблюдая дистанцию в десять миль. Вцепились крепко, не приближаясь и не удаляясь, шли твердо уверенные в незаметности для противника.

 

«Мурена» следуя проложенным курсом, не подозревала о преследовании. И только на восьмые сутки контролируемого чужой субмариной движения, находясь много ниже экватора, неожиданно уловили посторонние шумы.

– Машина, стоп! – Никифоров, раздосадованный непредвиденной задержкой, кинулся к акустикам.

– Кто? – командир не на шутку взволновался. Остановили ход и долго вслушивались в шепот морских глубин.

– Атомная лодка класса «Лос-Анджелес», скорее всего «Батон Руж» или «Халибат», – сообщил капитан второго ранга Громов.

– Черт! – Сергей, не сдержавшись, выругался. –  Вот привязался…

–  Контакт потерян, – доложил акустик.

– Ясно, тоже турбину застопорил, ждет, – командир принял решение:

– В машину: малый ход! Будем запускать «Скунса».

«Скунс» – недавняя разработка советских конструкторов, обычная самодвижущаяся торпеда без боевого заряда и детонаторов. Вместо этого была наполнена аппаратурой гидроакустического глушения. А шум винтов этого агрегата напоминал звук гребных винтов подводной лодки. В таком радиочастотном хаосе преследователям казалось, что лодка уходит, включив электронную защиту.

Пневматика выталкивала «Скунса» из торпедного аппарата и он некоторое время буксировался на длинном лине. После того как трос обрубали автоматически включалась глушилка и «Скунс» на скорости в двадцать узлов продолжал движение вводя противника в заблуждение. Аккумуляторы позволяли работать в таком режиме двое суток при дальности около двухсот миль. Потом заряд батарей заканчивался, и торпеда падала на дно.

Максимально увеличив обороты винтов, выпустили «Скунса» из кормового аппарата. Повернули резко на ост, поднялись до ста тридцати метров, долго шли на этой глубине, затем, обрубив линь и застопорив винты, опустились на двести сорок метров. Затаились в полном молчании на шесть часов и, не услышав ничего подозрительного, с облегчением повернули на прежний курс.

 

Сам того не ожидая Джефф Дарси потерял «Мурену». Он попался на уловки «Скунса» и несколько часов следовал за ним. Компьютеры окончательно зависли из-за радиопомех, поэтому, не надеясь на них, шли за приманкой вслепую, доверяясь лишь акустикам. Когда кэп понял, что его провели, ярости не было предела. Он собрал офицеров для анализа и оценки ситуации, и все-таки надеялся перехватить лодку. После долгого совещания пришли к единодушному мнению, что «Мурена» может идти только в юго-западный район Антарктики. Где у них там морской полигон и есть ли он вообще, никто толком не знал. Но рассудили, что после такого длительного перехода необходим заход в базу. Это могла быть единственная на побережье секретная станция «Дружный-4», именно там можно было перехватить русских. Кэп успокоился, приняв окончательное решение и очертив на карте расчетный квадрат поиска:

– Лево на борт! Скорость двадцать семь узлов. Курс – зюйд-вест тридцать градусов! – «Батон Руж» плавно набирал крейсерскую скорость. Проходили очередной квадрат, затем останавливались, слушали эфир, шли в новый район. «Мурена» исчезла…

На шестые сутки барражирования глубин услышали шум винтов малого надводного корабля. Сверились с данными компьютера. Это оказался «Академик Ерофеев», советское научно-исследовательское судно. Про него ходили различные слухи и в департаменте разведки считали, что он может иметь отношение к военно-морскому флоту.

Никто из офицеров не понимал, чего этот исследователь делает в пустынных водах Антарктики. Дарси уцепился за эту мысль и, поразмыслив, связал нахождение в этих местах «Академика Ерофеева» с нынешним походом русской лодки. Было принято решение следить за судном.

Всплыли на перископную глубину, осмотрели горизонт. Вдалеке виднелась белоснежная надстройка «Академика». Справа на расстоянии двух миль, без каких-либо опознавательных огней качались на волнах три старых лесовоза и небольшой танкер. Судя по всему, команды покинули суда и в сумерках они напоминали забытых призраков, современных «летучих голландцев».

«Батон Руж» ушел в глубину и отодвинулся на пять миль левее. Опять подняли перископ. Теперь лесовозы и научно-исследовательский корабль были видны на примерно одинаковом удалении. Опустились на семьдесят метров и зависли, соблюдая тишину и обратившись в слух. Дарси даже в голову не приходило, что «Ерофееву» удастся их обнаружить. Сомнения, конечно, имелись, но ведь не противолодочный это корабль, в самом-то деле? Однако на судне лодку сразу заметили, ведь не зря была объявлена боевая готовность. «Академик» с особым вниманием слушал локаторами глубину, а радарами эфир. Кривошеину тут же доложили о появившемся незваном госте…

На кону был срыв всей операции, до начала оставались считанные часы. Командир занервничал, приказал срочно подготовить шифровку в центр. В оперативном отделе штаба флота поднялась паника. Немедленно сообщили министру обороны, тот ответил: мол, на ваше усмотрение и под вашу ответственность.

Адмирал собрал экстренное совещание. Думали только об одном: как в таком случае лучше поступить? Проводить запуск или нет? Время поджимало, нужно было как можно быстрее получить результат фактических испытаний. Наконец после жаркого обсуждения командующий флотом отдал приказ операцию продолжать.

Отрапортовали о принятом решении министру обороны. Тот еще раз напомнил об ответственности перед партией и народом и, со вздохом дав «добро», положил трубку. Командир «Академика» получил зашифрованную радиограмму из штаба и ровно в 18.00 московского времени отправил короткий кодированный сигнал.

 

                                                         Глава 8

 

«Мурена» пришла в заданный квадрат, едва не опоздав. Потеряли время с «американкой» и потому приходилось торопиться, увеличивать крейсерскую скорость.

Командир в присутствии замполита вскрыл второй секретный пакет. Вместе прочитали приказ: «По прибытии немедленно отправить сигнал и ждать в течение двенадцати часов, сохраняя молчание и не выходя в эфир. После получения ответа приготовиться к ракетной атаке. Через сорок пять минут произвести запуск ракеты «Тангарра-С». В случае неуспеха, в надводном положении произвести запуск второй ракеты. После идти в базу «Дружный-4», где ждать дальнейших указаний».

Никифоров дал команду к всплытию на перископную глубину. Осмотрели круговой горизонт и, не увидев ничего подозрительного, послали кодированный сигнал. Через 2 часа 57 минут получили ответ из двух символов, что означало «готовность». Приготовили системы к ракетному запуску с глубины семнадцать метров. Доложили командиру о полной боевой готовности. Через сорок пять минут капитан второго ранга Никифоров отдал боевой приказ:

– Открыть крышку третьей ракетной шахты левого борта!

– Есть!

Радиобуй принял со спутника координаты морской цели. Сразу ввели коды в навигационную систему «Тангарры».

– Цель захвачена!

– Есть! – Командир набрал воздух в легкие:

– Ракетной группе – «огонь»!

Из-под воды с ревом выскочила огромная крылатая сигара. Взлетев над поверхностью, ослепительно полыхнула в кормовой части; включая маршевые двигатели и резко набирая скорость, с оглушительным шипением оставляя дымящийся шлейф, унеслась в серые небеса.

– Старт прошел! – доложили ракетчики.

– Есть! – Сергей Александрович улыбался.

– Поздравляю экипаж с успешным пуском! Приготовиться к погружению.

Через несколько минут «Мурена» летела под водой на самом полном ходу. Их ждал Дружный-4, где можно было отдохнуть и, пополнив запасы, продолжить операцию.

 

  С борта «Академика Ерофеева» наблюдали, как четыре брошенных корабля блеснули яркими вспышками пламени. Гром взрывов прокатился по волнам.

– Полный вперед! – Кривошеин стоял на мостике. – Радиационная тревога! 

Экипаж забегал, заторопился. Оделись в защитные костюмы и, держась на дистанции от дымивших лесовозов, начали замерять уровень радиации. Все происходящее записывали на видеокамеры. Совсем скоро три пылающих лесовоза отправились на дно. Разрушения были чудовищными. Танкер еще немного продержался на поверхности и, клюнув носом, скрылся в холодных волнах. Близко подходить не стали, чтобы не нахватать лишних рентген. Зафиксировали все параметры приборов и тут же отправили сообщение об успешном испытании экспериментальной ракеты «Тангарра-С». После этого, проведя контрольную дезактивацию корабля, отправились в 318 квадрат.

Джефф Дарси услыхал взрывы и немедленно выбросил перископ. Охваченные пламенем корабли вскоре пошли ко дну. Невдалеке сновал «Академик Ерофеев», ему было явно не до американцев. Выполнив множество фотоснимков, и записав обо всем увиденном в бортовой журнал «Батон Руж» взял курс на базу Дружный-4. Дарси рассчитывал перехватить «Мурену», полагая, что возможно это не единственное задание для нее.

                                      

Кривошеин через двое суток хода прибыл в 318 квадрат, где его ждал четвертый, последний лесовоз. «Ерофеев» забрал оставшуюся на судне команду. Взяли документы, личные вещи и на максимальной скорости понеслись к зимовью «Мирный». Там «Академик» высадил экипаж лесовоза и вернулся к брошенному кораблю. Остановились на расстоянии десяти миль и приготовились ждать. Через сутки получили вызов с базы Дружный-4. Расчехлили видеоаппаратуру и замерли в ожидании.

 

«Мурена» вынырнула в полынье базы, где ее давно с нетерпением ждали. Для быстрой и полной зарядки конденсаторов пушки нужна была мощная электростанция. Использовать дизель-генератор станции было нецелесообразно. Поэтому решили дождаться атомохода, чтоб подключиться к его реакторной установке, которая примерно за четыре часа могла сделать полный заряд.

Лодку накрыли маскировочной сетью. Команда сошла на берег отдохнуть и размяться на свежем воздухе. По свежему чистому снегу пошли на базу, сначала в баню. Напарившись и освежившись, были с радушным гостеприимством приняты полярниками, экипаж ждал вкусный обед с мясом и фруктами. Всем подводникам в честь прибытия досталось по бутылке красного вина.

На следующий день занимались погрузкой провианта и пресной воды, делали мелкий ремонт. Лодка и все механизмы были в исправности. Затем круглые сутки команда просто отсыпалась. Капитан второго ранга Никифоров получил указания из штаба флота. По окончании испытаний электромагнитной пушки «Мурена» возвращалась домой. Наконец вездеходом дотянули толстый кабель. Специалисты подключили силовую энергоустановку атомохода к зарядному устройству конденсаторов.

 

«Батон Руж» на расстоянии нескольких миль от ледяного припая наблюдал через сильную оптику перископа за заснеженной, скрытой от непосвященного взгляда торосами льда секретной базой. «Мурены» нигде не было видно, но Дарси интуитивно чувствовал ее присутствие, рассчитывая, что деваться ей больше некуда.

Солнце уже не выходило из-за низкой линии горизонта, сумрачный день становился короче, подкрадывалась долгая полярная ночь. В небе пламенели сполохи зарниц, обусловленные возмущением магнитосферы Земли. Удивительной красоты сияния вселяли в сердца мистический трепет, заполняли сознание необъятностью космических далей. Недоступные в великолепии мироздания звезды завораживали взгляд. Кроме всплесков океана и шелеста ветра не было слышно никаких звуков. Тишина накрывала спящую Антарктиду, казалось, ничто не в силах разрушить безусловную вечность покоя.

 

Между тем на базе  готовились к проведению экспериментальных выстрелов. С «Ерофеева» приняли сигнал о готовности. Также «академики» предупреждали, что где-то рядом прячется американская субмарина класса «Лос-Анджелес», но из штаба пришло «добро» на продолжение секретной операции. 

Специалисты тщательно готовились к испытаниям, не раз перепроверяя данные технического тестирования. После этого приступили к зарядке конденсаторов. С военного спутника получили координаты морской цели. Подняли, шестиметровый ствол, зарядили тяжелой болванкой. Ввели данные в систему автоматического наведения. Плюсом артиллерийской установки являлось то, что многими коэффициентами баллистических отклонений можно было пренебречь, потому что гиперзвуковая скорость позволяла снаряду лететь по заданной траектории, невзирая на ветер, свойства магнитных полей, разной плотности слоев атмосферы и т.д.

Единственный минус заключался в том, что энергоемким конденсаторам, требовалась исключительно высокая зарядная мощность. Да и скорострельность была невысокой. Но уже работали над системой бесконденсаторного запуска, проектировали скорострельность сравнимую с лучшими морскими орудиями.

Наконец все было готово. Отправили сигнал «Ерофееву». Через пятнадцать минут, ровно в 07.00 московского времени, замкнули электрические контакты. Ствол пушки вздрогнул и окутался снежной пылью смешавшейся с небольшим количеством гари. Раздался хлопок выстрела, и раскаленный снаряд с ревом умчался в безмолвную высь. Пуск удался на «отлично». С нетерпением стали ожидать результата с «Академика Ерофеева».

Научно-исследовательское судно лежало в дрейфе, подрабатывая винтами и держась на месте в семи милях от лесовоза. После получения сигнала с базы приготовили видео-фото записывающую аппаратуру, навели оптические визиры наблюдательных систем и замерли в недолгом ожидании.

Лесовоз вздрогнул, длинная косая трещина распорола левый борт. В палубе зияло отверстие, но из днища был вырван гораздо больший кусок металла. Корабль стал быстро крениться, в последней агонии уходя кормой в океан. Наконец встав вертикально и выпустив высокий фонтан сверкающих брызг, медленно опустился на далекое ледяное дно, навеки уснув в океанской бездне.

«Академик Ерофеев» не успел подойти к погибающему судну. Его встретили деревянные обломки и огромные острова растекшегося мазута. Отправили радиограмму на базу и начали выдвижение в 79 квадрат. В сотне милях на зюйд лежал крохотный, не принадлежавший никакому государству остров. В сущности то была выглядывающая из-под воды вершина давно потухшего вулкана с кратером и наростами давно остывшей лавы. Через девять часов хода «Ерофеев» вышел к нужной позиции в пятнадцати милях от скалистого куска суши.

 

На базе радовались успешно проведенному испытанию. На следующий день, проанализировав полученные данные, был запланирован второй пуск по береговой цели.

«Батон Руж» уловил сильнейший электромагнитный всплеск. В перископ был замечен задранный в небо ствол, быстро исчезнувший после выстрела. Долго изучали фотоснимки, измеряли мощность сигнала. Внимательно сопоставив полученные данные, не без удивления пришли к выводу, что здесь идут испытания разработанной еще в шестидесятых годах электромагнитной пушки. Американцы давным-давно свернули исследования, а вот Советы довели проект до экспериментального варианта. Срочно доложили в штаб Шестого флота, оттуда сообщение ушло в Пентагон.

Вскоре пришел ответ: «…имеет смысл понаблюдать в течение нескольких суток, вероятны повторные испытания. Затем возвращаться в базу на Бермуды».

 

Командир Никифоров готовил подводный крейсер к долгому переходу на место постоянной дислокации в Ара-губе. При тщательном осмотре обнаружились неполадки турбогенератора и сбои в работе автоматического регулирования правого контура охлаждения силовой ядерной установки. Досконально проверили весь контур, всю автоматику, подключили командированных специалистов, долго разбирались, тестировали. Все как будто было в порядке. После совещания пришли к единогласному мнению: происходит сбой в работе термометра, стрелка которого по непонятной причине иногда уходит в красный сектор. Разобравшись и вполне успокоившись, продолжили подготовку к длительному переходу.

На следующее утро опять подтащили кабель и подключенные к «Мурене» конденсаторы принялись высасывать энергию, напряженно гудя и нагреваясь. После полной зарядки сделали запрос данных со спутника. Убрали маскировочную сеть с орудия, вновь подняли ствол, произвели автоматическое электронное наведение. После отправили радиограмму «Академику Ерофееву», который прислал подтверждение о готовности к записи и наблюдению. Через пятнадцать минут электромагнитное чудовище изрыгнуло полтонны раскаленного железа, и снаряд под вертикальным углом унесся на немыслимой скорости. Еще один удачный запуск состоялся.

 

                                                         Глава 9

 

Закрытый поселок Видяево находится в семидесяти километрах северо-западнее Мурманска. В нем сосредоточен воинский гарнизон, семьи мичманов и офицеров с базы подводных лодок и вспомогательных береговых частей. Расположена база в девяти километрах от Видяево, в устье реки Ары. Вместе с гражданским населением поселок насчитывает семь тысяч жителей, практически все знакомы друг с другом. Здесь созданы хорошие условия для полноценной жизни. Магазины снабжаются на самом высоком уровне полярных моногородов. Детские сады, ясли, средняя школа, новый родильный дом. В Видяево рождалось много крепких жизнерадостных ребятишек.

Из учреждений культуры выделяется отличная библиотека и красивый Дом Офицеров. Там ежедневно проходят киносеансы, а по выходным дням танцы для молодежи. Кроме того проводятся торжественные собрания, после которых до полуночи гремит веселый бал. Жены моряков всегда с нетерпением ждали этих вечеров, танцевали с удовольствием и до головокружения.

Для досуга и развлечений был устроен самодеятельный драматический театр, где роли исполнялись самими жителями. Премьеры и детские спектакли всегда проходили на «бис». В поселке находилась поликлиника и морской госпиталь с отличным современным оборудованием, где заведующей отделением работала капитан медицинской службы Людмила Сергеева, Люся…

 

Стоял тихий вечер в самом конце мая. Радостно сверкающее солнце больше не заходило за горизонт, с трудом согревая остывшую за долгую зиму землю. Блистали очаровательные белые ночи, земля покрылась молодой зеленеющей травой. Тундровые деревья набухали почками и выбросили едва пробивающиеся к свету и теплу, клейкие на ощупь бирюзовые листья.

Людмила шла домой, шагая знакомой асфальтовой дорожкой, и снова вспоминала Андрея. После ухода «Мурены» она постоянно думала о нем, понимая, как он дорог ей, насколько любим. То тяжелое тревожное чувство, возникшее при последнем прощании, никуда не ушло, лишь замерло, поселившись глубоко в сердце.

Коренная москвичка, направленная по дипломному распределению в Мурманск, с Андреем она познакомилась на танцевальном вечере во Дворце культуры. Он был одет в гражданскую одежду, на удивление хорошо танцевал и прямо закружил ее в сумасшедшем вальсе. Долго глядел в светло-зеленые глаза, смотревшие на него недоверчиво, с оттенком столичного превосходства и светского лоска. После того, как музыка остановилась, неожиданно привлек ее к себе. Крепко поцеловал, нисколько не смущаясь, что видит девушку в первый раз. И сразу исчез.

По окончании дискотеки, когда она уже одевалась в гардеробе, вдруг появился и попросил разрешения проводить ее в общежитие городской больницы, где она проходила интернатуру.

 Вот так и состоялось их первое знакомство. Лишь потом Людмила узнала, что он моряк-подводник. Воспоминания тех дней согревали жаркой волной, ярким видением возникая в памяти. Она перешла мостик через речку Урица, повернула к себе на улицу Заречную. Повсюду во дворах пятиэтажек неугомонно резвились, гонялись друг за другом счастливые дети, еще не познавшие горечь разлуки с любимым человеком.

Перед глазами возникла давняя картина: они вместе в отпуске, в Сочи на горячем пляже, бегут радостно смеясь. Сверкающие брызги летят из-под ног, раскаленный песок не дает остановиться, а они бегут, мчатся куда-то. Андрей загорелый, сильный, красивый. С нее не сводят восхищенных взглядов мужчины, но ее это нисколько не волнует. Она видит только его лицо, его загорелое тело. Она всецело принадлежит, она любит его…

На глаза навернулись слезы, все вокруг сразу потускнело, стало тоскливо и очень грустно. Людмила присела на ближайшую скамью. Хотела промокнуть слезы, достала платок и не выдержала, закрыла лицо руками, заплакала сильней. «Неужели она никогда не увидит его? Вдруг он погибнет? Что тогда будет с ней, с сыном? Как можно жить без него? Почему все так? Зачем?»

На соседней скамейке расположилась миловидная девушка, увлеченно читающая расцвеченную рисунками книгу. Заметив плачущую Людмилу, прекратила чтение и неожиданно подошла, опустилась рядом с ней, успокаивающе положила руку на плечо.

– Не надо, не плачьте, – произнесла чистым голосом. – Ведь вас скоро ждет большая радость, – смотрела с участием и пониманием.

–  Кто вы? Я вас ни разу не видела, а я всех в поселке знаю, – Люся сквозь слезы взглянула на незнакомку. – Как вас зовут?

– Меня зовут Лукия и я теперь всегда буду с вами, не переживайте, все будет хорошо.

– Лукия, – отрешенно произнесла Людмила, думая о собственном муже. – Но что с Андреем, ведь он вернется? – с робкой надеждой она взглянула в глаза этой отзывчивой девушки, так неожиданно возникшей в минуту горького отчаяния.

– Да, он вернется…

Лицо Людмилы осветилось радостью, она оживилась, легкая улыбка заиграла на губах.

– Он вернется, – со вздохом повторила Лукия и поднялась со скамьи. – Но вы его не увидите. А мне пора идти. Это от меня подарок, – она протянула книгу. – Возьмите и не отчаивайтесь. И помните, я всегда с вами.

И пошла выстукивая каблучками по асфальту. До сознания Людмилы медленно доходил смысл сказанных слов. «Он вернется, вернется! Но почему же, она не увидит его?» – закрутила во все стороны головой, но девушки нигде не было, лишь вездесущая ребятня носилась по детской площадке.

Людмила вновь опустилась на скамью, слезы заструились по щекам. Она перевела взгляд на лежавшую в руках книгу и сквозь влажную пелену прочитала название: «Молодой маме». Долго неподвижно сидела, не веря словам таинственной незнакомки. Да и не почудилось ли это? Но нет, она держала перед собой раскрытую книгу и не могла понять значения подарка. Наконец до нее начал доходить скрытый смысл нечаянной встречи. Поднялась и быстро зашагала к подруге.

К Ольге пришли близкие друзья – Жанна Олеговна, жена замполита и Ирина Громова. Тепло встретили Людмилу, усадили к столу, налили вина. У Ольги был день рождения, вот и решили отметить, собраться своей компанией. Мужья находились на одной лодке в походе и незримые нити общим ожиданием связывали жен подводников. Не до веселья им было, все знали о мрачном предчувствии жены старшего помощника. Жалели ее, как могли, ободряли, сами заражались сомнениями. Пытались отвлечься, хоть как-то расшевелиться. Испекли торт, зажгли свечи, от души поздравили именинницу. Говорили о мужьях, детях, обсуждали происходящие в поселке события. Было очень уютно, хорошо и спокойно. Люся не утерпела, рассказала о встрече с молодой девушкой и о том, что поведала незнакомка. Не выдержала, снова заплакала.

– Ну что ты, – как заботливая мама, Жанна прижала к груди ее голову. – Она же сказала, что вернется, значит, все вернутся живыми и здоровыми.

–  Но ведь я не увижу Андрея!

– А может ты ослышалась и тебе почудились другие слова? – Ирина подошла ближе. – Ну как это, он вернется, а ты его не увидишь, не может такого быть.

Глаза Людмилы горестно и ярко сверкнули, наполняясь слезами отчаяния:

– Не только я, никто из нас никого больше не увидит! Никто, никто, они все погибнут, не будет никого, не будет! – она дрожала, ее трясло и лихорадило, слезы лились нескончаемым потоком. – Их уже нет для нас! Нет, и не будет никогда! – плач переходил в безудержные рыдания…

Дома восьмилетний сын подошел к ней с вопросом:

– Мам, а что это? – в руке держал небольшой картонный прямоугольник. Людмила взглянула на бумажную, неизвестно откуда взявшуюся иконку. Оттуда на нее смотрел образ той самой девушки, святой мученицы Лукии.

 

                                                       Глава 10

 

Над океаном сгущалась густая сумеречная мгла. Облачности не было и солнце уже не выходило из-за горизонта. Антарктида погрузилась в долгую полярную ночь.

Эдуард Кривошеин на ходовом мостике наблюдал в бинокль пустынный океанский простор с вершиной крохотного, забытого всеми острова. Шла крутая волна, ветер усиливался, температура опустилась до минус шести градусов. «Академик Ерофеев» лежал в дрейфе, слегка подрабатывая винтами и с трудом удерживаясь на месте. Корабль раскачивался и пытался повернуться лагом к волне. В ходовой рубке специалисты следили за приборами, устремленными в направлении каменистого куска суши. Аппаратура фото и видеозаписи приведена в готовность.

С небольшой высоты взирала грустная желтая луна. Звезды висели низко и неподвижно, мерцая искрящимся светом. Казалось, будто кто-то пристально наблюдает за одиноким судном и волнением океана.

Вдруг почудилось, как мелькнула тревожная тень, и остров заметно встряхнуло. Спустя несколько секунд донесся хлопок сверхзвукового удара. Командир не увидел, но приборы зафиксировали момент вхождения снаряда электромагнитной пушки. Он вошел прямиком в остывший кратер вулкана. Через мгновение из жерла с жутким грохотом вылетел фонтан черных булыжников, затем вырвалось густое облако вулканической пыли. Все стихло. Но гидроакустические приборы фиксировали тектоническое возмущение земли. Внутри спящего вулкана что-то грозно заворчало и завибрировало. Послышался усиленный акустикой скрежет, казалось, что литосферные плиты меряются друг с другом силой. Но на поверхности все оставалось спокойным. Клуб пыли над вершиной быстро развеялся. Остров незыблемо лежал посреди бьющих в него тяжелых ледяных волн.

Командир напряженно ожидал, по хронометру отсчитывая время. Прошли пять минут, десять… Вдруг ослепительный столб огня вырвался из кратера. До «Академика» вместе с воздушной волной донеслось рычание разбуженного вулкана. Густые клубы пепла рванулись наверх и там сформировались в черное облако. Океан озарился багровыми бликами, волновой рельеф проступил четко, будто на черно-белой фотографии. Из жерла показалась и начала расползаться огненная лава. Раскаленные камни падали с небес и сверкающей россыпью погружались в бездну антарктических глубин испуская струи белого пара.

На судне вся команда высыпала на верхнюю палубу. Зачарованно глядели на буйство подземной стихии, с восторгом понимая, что вызвано оно человеческими руками. Приборы фиксировали геофизическую активность. Землетрясение в 3,7 балла было вызвано ударом электромагнитной пушки. Исследователи, а среди них были и специалисты-вулканологи, знали, что после малого тектонического сдвига до юго-восточного побережья Латинской Америки дойдет волна-цунами.

Советский Союз при разработке геологического оружия рассчитывал использовать близкие разломы земной коры и вызывать с помощью ударов из электронной пушки направленные наводнения и землетрясения. В перспективе допускали возможность запустить в кратер ядерный заряд. Гонка вооружений поневоле заставляла разрабатывать все более разрушительные виды несущего хаос и смерть, в том числе геологического оружия.

Основной удар четырехметрового цунами пришелся на пустынные берега Патагонии. Докатился до побережья Аргентины и Уругвая, чуть зацепил Бразилию. До ЮАР и Намибии дошла ослабленная расстоянием волна. Особых разрушений не было, и небольшое стихийное бедствие осталось незамеченным в средствах массовой информации. Вулкан дымил и изливал раскаленную магму еще три недели, потом стал заметно стихать и в начале июля успокоился окончательно.

«Академик Ерофеев» доложил в центр о втором успешном применении электромагнитного монстра. Передав радиограмму на базу Дружный-4, немного понаблюдал за поведением вулкана и через двадцать часов после извержения набрал полный ход, торопясь с полученными данными домой в порт приписки Мурманск.

 

«Батон Руж» отчетливо зафиксировал выстрел электромагнитной пушки. Через семнадцать минут гидролокаторы уловили глухую подземную вибрацию примерно в двухстах милях на норд-ост.

Джефф Дарси вновь собрал аналитическую группу. Над картой сопоставили данные, время полета, дальность и пришли к выводу, что эпицентром землетрясения, скорее всего, является район, где расположен единственный вулканический остров. Не без оснований предположили, что сумасшедшие русские угодили снарядом в кратер. Но как связать приход «Мурены» на базу Дружный-4? Ну конечно! Они не только ремонтировались и отдыхали, но и использовали энергию реактора для испытания опытного образца пушки! Вот теперь все встало на свои места. Пока не уходя с перископной глубины и продолжая наблюдать, кэп Дарси отдал приказ готовиться к погружению.

 

  Несколько офицеров лодки находились на командном пункте базы. Начальник зимовья поздравил с успешным завершением испытаний. «Мурена» должна была забрать справившихся с государственной задачей специалистов и на следующее утро возвращаться домой.

Неожиданно сигнальщики сообщили о появлении с восточного направления неопознанных воздушных целей. Все выбежали из помещения. В сумрачном небе над водой зависли три светящиеся, овальной формы объекта. Из-под поверхности океана вырвался луч и еще один сверкающий шар появился в небе. Вновь показался свет, и пятый сферический сгусток присоединился к предыдущим. Постояв в неподвижности, эта огненно-плазменная группировка, выстроившись уступом, рванулась к базе. Зависнув над местом, где находилась замаскированная электромагнитная пушка и, опускаясь и поднимаясь, закружилась в бешеном хороводе.

Все происходило в полной тишине, слышалось только как от электрических разрядов потрескивает воздух. Резко пахло озоном. Объекты, выстроившись в идеально прямую линию, взлетели в высоту и по наклонной траектории ушли в океан. Это явление продолжалось не более двадцати секунд. Удивлению всех не было предела. С наблюдательной вышки вели съемку и зимовщики отправились смотреть видеозапись, чтоб внимательно изучить случившееся.

 Часть инженеров побежали к орудию. Внешне система выглядела как обычно, но когда начали проверять, то выяснилось, что электронное оборудование и катушки с конденсаторами вышли из строя, предохранители расплавились, а замок пушки был словно приварен. Когда заглянули в ствол, на внутренней поверхности увидели множество раковин и мелких выщерблин. Пластины конденсаторов обуглились и сгорели. Вся пушка оказалась полностью разрушена и не пригодна к дальнейшим испытаниям.

Кто же это был? Инопланетяне? В семидесятых годах участились свидетельства с кораблей и подводных лодок о появлении в Южной Атлантике неопознанных объектов. Иные из них следовали за лодками, выскакивали из-под воды и уносились вверх. Другие наоборот, пикируя с высоты, уходили глубоко под воду, и слабый мерцающий свет еще долго виднелся на поверхности. Были предоставлены множество фотоснимков, причем теми офицерами, мнение которых нельзя было игнорировать. Экипажи несущие боевое дежурство на бомбардировщиках Ту-95 фиксировали в этих районах Атлантики подобные явления. О тех же фактах сообщала и американская пресса. Один ракетный крейсер даже изготовился к атаке, думая, что это новое оружие Советского Союза. А русские наоборот считали НЛО штатовскими невидимками.

Пришлось в Главном Штабе ВМФ создавать особый отдел, занимающийся этими загадочными феноменами. Светящиеся шары видели над ядерным полигоном у Новой Земли, вблизи космодрома Плесецк, откуда запускались космические спутники, в районах сосредоточения военной техники, а также рядом с АЭС в Чернобыле. Полученные данные стекались в секретный отдел, анализировались и проверялись, где пытались найти истинную природу необычных явлений. В пришельцев никто не верил. Знали лишь о разработках прототипа летающей тарелки во времена второй мировой войны в гитлеровской Германии и заброшенных нацистских базах в Антарктиде.

Никто никаких следов не нашел, кроме скудной документации и коротких архивных киносъемок. Это все, что знали военные полярники и офицеры с «Мурены». Составили подробные протоколы о случившемся, свидетельства инженеров о гибели электромагнитного монстра. Приложили фотоснимки и видеозаписи, зафиксировали в рапортах мнение ученых-специалистов. Запечатали пакет и отдали Никифорову для передачи в секретный отдел штаба флота.

 

Офицеры прибыли на лодку и командир заново устроил тщательную проверку, не без основания считая, что загадочные объекты, используя сильное магнитное поле, могли вывести из строя какие-либо системы атомохода. Из-за этого задержались еще на целые сутки. Но к счастью не обнаружили никаких неполадок, все было в полной исправности.

Взяли на борт специалистов с базы и утром следующего дня «Мурена» погрузилась в глубокую полынью. Пройдя подводным коридором в штормящие океанские воды, резко увеличили обороты винтов и с крейсерской скоростью пошли домой. Подводников ждал обратный путь, более трех недель хода в режиме радиомолчания. Оставался последний этап операции.

Все знали, что на берегу ждут их возвращения. Дорогие и близкие, жены и дети все они тосковали, не спали ночами. Не имели ни весточки, ни письма или телеграммы. Тяжкий груз выпал на долю родственников военных моряков и неизвестно еще кому было труднее. Долгие разлуки, сложность и опасность морской службы заставляли сильнее любить, чувствительнее страдать, с нетерпением ожидая прибытия домой. Для подводников момент возвращения на родную землю был самым желанным и волнующим.

 

                                                         Глава 11

 

Боевой поход близился к завершению. Позади десятки тысяч пройденных миль, успешное выполнение секретного задания. «Мурена» на скорости в двадцать четыре узла, держалась двухсот метров глубины. Выше подниматься опасались, стараясь быть не замеченными с разведывательных спутников и чтоб не намотать на винты рыбацкие тралы. Такое неоднократно случалось со многими подводными кораблями. Застопорив сетями гребные валы, этим лодкам приходилось всплывать на поверхность, нарушая оперативную тайну.

Прощупывая гидролокаторами океанские глубины, атомоход пробивал струящиеся в полнейшей темноте атлантические течения. Все механизмы работали исправно. Два винта обеспечивали движение «Мурене», которая также как ее одноименная подводная жительница развивала скорость тридцать узлов в час. Реакторная установка не беспокоила, во всех отсеках лодки находились соответствующие датчики, фон радиационного излучения находился в норме. Команда несла дежурную вахтенную службу. Командир и офицеры корабля могли немного расслабиться. Напряжение дальнего похода, проведенные испытания, загадочная гибель электромагнитной пушки психологически вымотали экипаж. Сейчас возвращались домой в Ара-губу. Казалось, много долгих лет прошло после памятного прощания.

 

Капитан медицинской службы Михаил Андреевич Бычков, штатный врач команды, находился у себя в лазарете. Слава богу, личный состав был в порядке, больных и увечных не было. Иногда обращались за таблеткой от мигрени, да пару человек приходили с зубной болью. С ними он не церемонился, ставил анестезию и вырывал запущенные зубы. Научился этой простой операции на курсах повышения квалификации в Видяевском морском госпитале.

 Там он в первый раз увидел Людмилу Сергееву. Как натура тонкая вообразил себе, будто эта женщина есть настоящий идеал, который он искал всю свою жизнь, и чего, казалось, не должно было существовать. Человек не глупый, он хорошо понимал, что на самом деле нет идеальных женщин, но как неисправимый романтик заблуждался и верил, что они все-таки должны быть. Эта двойственность натуры частенько играла с ним злую шутку. Огорчаясь и разочаровываясь в очередной избраннице, он, тем не менее, продолжал свои идеалистичные поиски.

Познакомился с ней и тут же растаял. Нес какую-то чепуху, говорил банальные комплименты, теряясь и не находя подходящих слов. Она весело смеялась в ответ, сверкая глазами светло-зеленой глубины.

У него была в прошлом молодая вполне симпатичная жена. Но пока он находился в дальнем походе, зачем-то изменила ему. Как ни странно призналась в этом сама, искренне раскаивалась, просила простить. Не смог. Тихо без скандалов разошлись, разъехались. Он потом долго удивлялся ее честности. Ведь могла ничего не говорить, а сам бы он, вряд ли догадался. Не оценил тогда ее открытого раскаяния, обиделся как мальчишка

Но Люся! Ей можно простить десятки измен, хотя понятно, что идеальная женщина никогда не изменяет. Врач через третьих лиц узнал, что она живет в счастливом браке и любит своего мужа. Это только возносило ее в его глазах, поднимало к недосягаемой высоте. Вот когда он понял поэтический образ выражения «дама сердца»! Такое лирическое отображение чувств являлось намного возвышеннее земных отношений между мужчиной и женщиной. Всегда приятно сознавать, что рядом существует богиня, олицетворяющая всю прелесть женской природы. В это хотелось верить, мечтать. Практической стороной своего характера капитан Бычков понимал, что многое совсем не так, как ему видится в туманных грезах, однако горел желанием обольщаться и любить.

 Вскоре он узнал, что для прохождения дальнейшей службы его направляют на «Мурену», где старпомом был ее муж. Не зная как оставить память о знакомстве с Людмилой, пошел на хитрость, принес в госпиталь фотоаппарат и поснимал накануне праздника всех сотрудников отделения. Сделал ее фото, поставил в рамочку, и теперь она всегда была с ним. Тоскливыми вечерами доставал из чемодана, любуясь и вспоминая сводящую с ума походку, ее нежный чарующий голос…

Что в ней было такого уж особенного, так до конца и  не понимал. Как и другие мужчины, признававшие ее самой красивой и эффектной женщиной гарнизона.

Вечерами, просматривая альбомы со старинными репродукциями фламандцев, он частенько думал о ней и ее совершенстве. Ведь она была не только красива, но и в высшей степени образована и гораздо лучше него разбиралась в искусстве. Он не раз беседовал с нею о живописи и поражался, как легко она вспоминает, насколько подробно рассказывает историю создания полотен Караваджо, Ботичелли, Дюжардена и Фабритиуса…

 

В дверь едва слышно постучали.

– Да, войдите, – капитан убрал фото и открыл дверь.

На пороге каюты смущенно переминаясь с ноги на ногу, стоял молодой матрос Нос.

– Чего тебе? – Михаил Андреевич с профессиональным интересом взглянул на него. – Ну-ка давай, заходи. Смотри сюда, – показал палец. Нос сделал два шага вперед и смотрел, немного не фиксируя взгляд.

– Голова болит?

– Да. Дайте таблетку какую-нибудь.

Врач закрыл дверь лазарета, усадил больного на стул, внимательно осмотрел его голову. С правой стороны ближе к затылку прощупывалась шишка и виднелась свежая ссадина.

– Ого, братец, да тебя в лазарет положить надо. Однозначно сотрясение мозга.

 – Ничего, уже проходит, дайте таблетку. Я пойду, мне на пост надо.

– Ну-ка, раздевайся полностью. Быстрее давай.

Нос остался в одних трусах. Капитан провел тщательное обследование, но никаких синяков или ушибов не увидел.

– Одевайся. Кто тебе такую шишку поставил?

– Это я сам ударился о броняшку.

– Сам? Кому ты рассказываешь?

– Честное слово, сам… – Василий виновато опустил глаза.

– Тебя подташнивает? Голова не кружится?

– Нет.

– Ладно, вот тебе две таблетки. Выпей прямо сейчас, – он протянул матросу мензурку с водой. – Будет болеть голова немедленно ко мне.

– Есть! Разрешите идти?

– Ступай, – Михаил Андреевич задумался:

«Надо бы на всякий случай положить его здесь в лазарете, понаблюдать за ним. Да коечка занята, тогда спящего инженера выселять придется». Решил обсудить этот вопрос со старшим помощником, все равно ему сообщить надо. Выбрался в узкий коридор, постучал в каюту, вошел. Капитан третьего ранга сидел за столом, что-то старательно писал. 

– Привет, Андрей! – отношения из-за Людмилы были немного натянутыми. Однажды оставшись вдвоем в кают-компании, выпили по паре чарок медицинского спирта и по-хорошему объяснились. Андрей все понимал и зла, конечно, не держал, но какой-то осадок все-таки оставался.

– Привет, – старпом нисколько не удивился позднему приходу гостя. – Что у тебя?

– У матроса Носа сотрясение, думаю «годковщина».

Капитан третьего ранга мгновенно побелел от ярости:

– Кто? Не сказал? 

– Нет. И не скажет, скорее всего. Ты разберись сам, а Носа надо бы на пару дней в лазарет положить.

– Слушай, но там ведь инженер спит, – старпом на секунду задумался. – Сейчас ночь, давай завтра утром я его на койку Носа переведу. Или срочно нужно?

– Да нет, в общем-то. Чувствует он себя удовлетворительно. Дал ему аспирина…

                                   

Старшина первой статьи Алексей Чукин дослуживал последние месяцы. Осенью домой и нужно было готовить себе замену, иначе до самого Нового года не отпустят. Такова была традиция на лодке, да и во всем советском флоте.

Чукин специалист первого класса, сразу после учебного отряда попал на «Мурену» в БЧ-5 (дивизион движения), где и получил специальность оператора системы охлаждения ядерной силовой установки. Здесь в турбинном отсеке был его боевой пост. Нес вахтенную службу, наблюдая за манометрами и приборами показывающими температуру реакторной установки. Избыточное тепло отводилось радиаторными трубами, которые охлаждались забортной водой. При повышении температуры дрожащая стрелка прибора шла к красному сектору, и тогда нужно было немного повернуть правый или левый вентиль впускного коллектора. Задача несложная, но весьма ответственная. Показания дублировались на центральном посту, и приходилось внимательнее следить за ситуацией. А тут еще один термостат капризничал, мог повести себя непредсказуемо. Чукина и всех операторов об этом заранее предупредил командир их боевой части, все знали о неполадках и были начеку. Но, пока все шло нормально, и прибор работал исправно.

Сам старшина родом из небольшого городка, затерянного в снежных просторах Западной Сибири. Призывался он осенью 1986 года и сполна хлебнул тяготы военно-морской службы. Как и положено первые полтора года летал как дух. Парень умный, сообразительный в общем-то не вызывал упреков старослужащих. После окончания старшинских курсов в Североморске служба пошла гораздо спокойнее.

 Не так давно, находясь в увольнении, на танцах в Видяевском Доме офицеров познакомился с замечательной девушкой Ларисой, местной, дочерью старшего мичмана Дорофеева с шестого продовольственного склада. Начали встречаться. Пока только дружили, целовались всего пару раз, но Алексей сходил от нее с ума. Она была чуть старше его и недолго была замужем, но вскоре развелась. Имела маленькую забавную дочь Катюшку.

Чукин планировал после демобилизации жениться и, после окончания Кронштадской школы мичманов и прапорщиков, остаться служить на «Мурене». Представлял, как он станет гулять с приемной дочерью по цветущим бульварам, а вокруг будут щебетать малиновки и кружиться дикие пчелы. Воображение рисовало, как он расскажет маленькой Катюшке о Сибири, бурых медведях, трескучих морозах и вьюгах. В уютной квартире его будет ждать любимая жена, ждать и готовить вареники. А в отпуске они всей семьей поедут к нему на родину…

Операторов ядерной силовой установки было шесть человек. К нему, как идущему на дембель, и прикрепили молодого матроса со смешной фамилией Нос.

Василий особой смекалкой не отличался. Постоянно голодный и усталый он все время хотел спать. Когда старшина заставлял его учить материальную часть, разбираться в сложной системе трубопроводов и коммуникаций реакторной установки, он только непонимающе моргал глазами. Веки предательски слипались, текст расплывался, а блок-схемы превращались в сложнейший узор. Василий, сам того не замечая, клевал носом и отключался. Надо отдать должное Чукин бился с ним подолгу и очень старательно, кропотливо объясняя устройство и принципы действия агрегатов.

Совершенно измотавшись, потеряв всякое терпение, старшина не выдерживал и отпускал звонкие оплеухи. После этого, правда ненадолго, Нос соображал гораздо лучше и не срывался в дрему. Но уже через несколько минут все опять повторялось. Новый подзатыльник приводил его в чувство, и Василий внимательно слушал, записывая в тетрадь особо трудные моменты. Командир их боевой части капитан третьего ранга Сивоконь, офицер огромного роста, пугающий своим видом молодых бойцов, приказал за время похода освоить материальную часть и обещал спросить за это с Чукина.

Вот и сегодня вечером старшина нес вахту на боевом посту, добросовестно следя за показаниями приборов. Уставший Василий сидел возле него и слушал, как тот монотонно и нудно что-то объясняет, водя пальцем по цветному орнаменту схемы, расписанной какими-то замысловатыми значками. Голос слышался все глуше, отдаленней, словно через закрытую дверь. Нос отключился…

Разъяренный старшина схватил недотепу за шиворот, сильно встряхнул и толкнул вперед. Василий спросонья не устоял на ногах и с размаху врезался в переборку, ударившись и на несколько мгновений потеряв сознание. Очнувшись, увидел, как над ним возвышается старшина и что-то кричит в лицо. Чукин рывком поднял его, усадил на место. Василий держался за голову, по щеке стекала кровь.

Старшина велел идти умыться. Нос окатился холодной водой, сразу стало легче. Голова еще болела, но гудеть и кружиться перестала. Алексей осмотрел рану, извинился за проявленную несдержанность. Да Василий и сам на него не обижался, понимал, что своим тугодумием может любого разозлить. Вообще-то Чукин ему нравился. Защищал от нападок других годков, был справедливым и рассудительным. Нос очень хотел быть похожим на своего старшину. Искренне его уважал и внутренне терзался, что никак не может освоить специальность. Сказывалась нехватка технических знаний. Учителя сельской школы даже представить не могли, с каким сложным оборудованием придется работать их ученикам.

Сидели, долго разговаривали по душам. Чукин расчувствовался и разрешил обращаться к нему по имени. Было видно, как ему неудобно за случившееся. Василий ни за что на свете никому бы не рассказал об этом инциденте, не выдал наставника, хотя знал как командир и замполит борются с годковщиной.

 

Голова сильно разболелась. Чукин, хорошо понимая, что случившееся теперь скрыть вряд ли удастся, отправил его в лазарет за таблетками. Лекарство сняло боль, и Нос вернулся на боевой пост.

Через короткое время зазвонил телефон внутренней связи. Старшину вызывали на центральный пост. Вместо того чтобы разбудить подвахтенного, он решил оставить место своему дублеру, молодому матросу Василию Носу, которому уже давно объяснил, что делать и как следить за приборами.

На ЦП дежурный офицер отправил его к старшему помощнику. Алексей постучал, вошел в каюту, доложил о прибытии.

– Чукин, сукин ты сын, ты что творишь? – из глаз капитана третьего ранга летели искры. – Под трибунал захотел? – Андрей разозлился не на шутку. – Ну-ка, рассказывай все, как было, а то отправлю к замполиту разбираться!

Старшина, запинаясь, стал говорить, искренне сожалея о случившемся и укоряя себя за проявленную несдержанность. Он уважал старпома, знал, что тот отнесется к нему справедливо и потому не стал ничего скрывать.

– Ладно, сейчас же отправляй Носа спать. Завтра определю его в лазарет на несколько дней, доктор за ним понаблюдает. У него, скорее всего, сотрясение мозга. Дело серьезное. Иди и моли бога, чтобы все обошлось.

 

А Василий Нос в это время сидел на посту и внимательно смотрел на дрожащие стрелки приборов. Палуба под ногами мелко вибрировала, тихий шум нагнетающих электродвигателей убаюкивал и накрывал мягкими облаками сна. Веки слипались, казалось, будто проваливаешься в вязкую пуховую пелену и, зависая в неподвижности, паришь легким призраком в сине-голубом небесном просторе. Привиделась далекая родная деревня, колосящиеся поля пшеницы и ячменя. Они с отцом по колено в мягком ковре сочной травы-люцерны косят и косят, размашисто, сильно. Все вокруг них искрится и сверкает, жаркое солнце нещадно палит обнаженные спины. Птицы прямо сходят с ума, рассыпают звонкие трели и быстрыми стрелами проносятся над головой. Нескончаемое стрекотанье цикад оглушает прекрасной музыкой. Запах скошенных трав и цветочной пыльцы сливаются воедино, проникая сладостным ароматом, словно пронизывают, кружат и кружат голову.

Подходит такая родная постаревшая мама и, протягивая кринку холодного парного молока, грустно и ласково смотрит, качая головой. А он пьет и пьет, все не никак может напиться, молоко стекает с жарких губ, струится по загорелой груди, капает на землю…

Будто что-то толкнуло. Нос испуганно открыл глаза и непонимающим взглядом уставился на приборы. Смотрел какое-то время и вдруг начал понимать, что стрелка одного термометра зашла далеко за красный сектор циферблата. Он растерянно вскочил и, боясь не успеть, начал быстро-быстро крутить вентиль, полностью открывая кран подачи, совершенно позабыв про странно капризничающий прибор, о котором его неоднократно предупреждал старшина. Внутри вентиля что-то громко захрустело, стопорные шайбы разрушились, и ледяная забортная вода хлынула в раскаленные трубы охлаждения реактора. Радиаторы, не выдержав чудовищного перепада температур, треснули. Давление в правом контуре стало медленно падать. Стрелка постояла на красной линии и постепенно сползла на место. Василь аккуратно прикрыл вентиль.

 

В подавленном состоянии старшина возвратился на пост. Сразу ничего не спросив, отправил Носа спать. Сел, бессмысленно глядя на стрелки приборов. Находился в состоянии странного и смутного оцепенения, вспоминая свой разговор со старшим помощником. Еще и еще раз укорял себя за проявленную несдержанность. Взгляд остановился на манометрах показывающих давление в компенсаторах объема. Старшина всполошился, пытаясь закрытием соответствующих клапанов поднять давление. Раздался звонок с центрального поста:

 – Чукин, что у тебя происходит? – голос дежурного по кораблю сильно взволнован. – Спишь там, что ли?

 – Никак нет! Сам не пойму в чем проблема! – Алексей растерялся, не зная, что еще можно сделать. Стрелка манометра заметно падала.

 Внезапно загрохотали колокола громкого боя, по всей лодке красным светом замигали таблички «Внимание! Радиационная опасность!». Едва проснувшиеся офицеры бежали на центральный пост. Командир БЧ-5 Сивоконь доложил обстановку:

– В 01.45 дежурный оператор контуров охлаждения обнаружил снижение гидравлического давления в правом контуре и падение компрессии в компенсаторах объема.

 – Причина? – Никифоров побагровел от ярости.

 – Разбираемся, товарищ командир.

 – Кто на посту? Срочно ко мне! 

Примчался Чукин и рассказал, что возвратившись от старпома, обнаружил опасное падение давления. Вызвали Носа, тот плача лепетал как изо всех сил крутил вентиль…

Картина аварии более-менее прояснялась. Вероятно трещина в одной из труб охлаждения. Уровень радиации в реакторном отсеке неумолимо повышался. Максимально приглушили реактор левого борта, полностью отключили парогенератор. Одевшись в тяжелый защитный костюм, капитан третьего ранга Сивоконь прошел к системе охлаждения и обнаружил малую течь на не отключаемом участке. При выполнении мероприятий по локализации течи случился непредсказуемый разрыв. Вода из лопнувшего трубопровода поступила в трюм реакторного отсека. Просачивающиеся капли стали попадать на раскаленные урановые стержни. Радиоактивный пар густыми клубами начал вырываться наверх, заполняя соседние отделения.

В режиме экстренного всплытия выскочили на поверхность. Лодка находилась в трехстах пятидесяти километрах южнее острова Медвежий, всего в сутках пути до базы. Дали шифрованную радиограмму и вскоре получили приказ: на дизелях идти в Ара-губу. Наглухо задраили все переборки, открыли горловину верхнего люка, ведущего с верхней палубы в реакторный отсек, включили вытяжную вентиляцию на полную мощность. Личный состав своими силами начал проливку реактора. Уровень радиации неуклонно возрастал и серьезно превысил допустимую норму.

В небе появилась стая натовских самолетов. Покружились над испускающей клубы пара «Муреной» и скрылись в облачной пелене. На горизонте показался норвежский фрегат. С его кормовой площадки поднялся вертолет и надолго завис над советской лодкой. С западных румбов подбирались шведские патрульные корабли.

К 17.00 БПК «Симферополь» доставил на «Мурену» группу офицеров из штаба эскадры во главе с начальником электромеханической службы флота. Недовольный случившимся начальник бесцеремонно вмешался в процесс расхолаживания главной энергетической установки. Для уменьшения утечек активной воды он отдал приказание на снятие давления с правого контура. Командир лодки и командир БЧ-5 предупредили начальника о нарушении требований инструкции: снятием давления прервется промывка активной зоны, что в нынешнем положении недопустимо. Начальник ЭМС не принял возражений и в грубой форме отверг их доводы, а командира БЧ-5 отстранил от исполнения обязанностей за категорический отказ выполнять сомнительные указания.

В таких условиях личный состав при переключениях совершил фатальные ошибки. В итоге нарушение режима промывки привело к пережогу реактора и выносу продуктов деления в трюм. Урановые стержни начали подгорать, активная зона реактора до предела раскалилась и сплавилась. Радиоактивное излучение мгновенно подскочило, в сотни раз превышая допустимую норму.

Рассерженный начальник перебрался на БПК «Симферополь». Отдал приказ о немедленной эвакуации личного состава, а командиру «Мурены» приказал: оставив минимум команды идти на дизелях в базу.

 

Для управления лодкой и обслуживания аварийного реактора требовалось не менее двадцати человек. Остались все офицеры и десять мичманов экипажа. Вместе с командиром дивизиона движения Сивоконем они, снаряженные в защитные костюмы, которые не могли помочь при такой дозе облучения, всеми силами пытались хоть как-то усмирить взбесившуюся радиацию.

До базы на дизелях идти более суток. Сопровождаемая натовскими кораблями, окруженная вспомогательными судами, аварийная субмарина двигалась домой. Никифоров в последний раз командовал «Муреной». Он понимал, что все они, оставшиеся на лодке, обречены. Настолько длительно принимать чудовищную дозу излучения, это верная смерть.

 Командир был благодарен всем, кто остался с ним на борту. Они своею жизнью спасали жизни других. Спасали вторую стоявшую в шахте «Тангарру», показавшую замечательный результат. Спасали честь советских подводников, воинов до конца выполнивших свой долг.

Сергей понимал, что в случившейся катастрофе, так или иначе виноваты многие, и он в первую очередь, ведь командир за все отвечает на корабле. Командир стоял на мостике ходовой рубки и вглядывался в холодные серые волны с пенным шипением заливающие верхнюю палубу.

 К нему поднялся старший помощник:

 – Как ты, Серега?

 – Нормально. Как обстановка?

 – Поджариваемся потихоньку, – Андрей Семенович все понимал, считая себя одним из главных виновников.

– Ты не терзайся, здесь нет твоей вины. Люся была права, – Сергей неторопливо, а спешить теперь было некуда, рассказал о роковом предчувствии Людмилы. Андрей заинтересованно выслушал, с удивлением глядя на командира.

– Видимо судьба нашего похода была предрешена и она чувствовала это. Мистика какая-то! Сам видишь, тут нет конкретно чей-то вины, одна цепь случайных совпадений. Так не должно было случиться.

На мостик поднялся доктор с бутылкой разведенного спирта. Он наотрез отказался покидать «Мурену», мотивируя свой поступок тем, что его врачебный долг до конца оставаться с командой.

– Я, товарищ командир, об одном жалею, что отпустил Носа, не оставил его в лазарете, – капитан плеснул в чарку, протянул Никифорову.

– Пустое все это, оставьте Михаил Андреевич, не мучайте себя! – Сергей опрокинул кружку. – Это судьба.

Командир спустился на центральный пост. Медик и старпом опрокинули еще по одной, глядя, как в далекой сиреневой дымке просматриваются снеженные вершины плывущего айсберга. Процессия вспомогательных судов вытянулась в скорбный караван. В облачном небе кружили вертолеты с натовских фрегатов. «Мурена» испуская радиоактивный пар, шла к родным берегам. Выпили еще, закурили и настроение поднялось.

– Эх, Андрей, завидую, у тебя хотя бы Людмила была! Какая женщина, все-таки!

– Вот именно, была... – Андрей вспомнил беспочвенную ревность, частые скандалы. – А я ведь и к тебе ревновал, готов был разорвать. Прости.

– Да, нелегко обладать сокровищем. Ну, да ладно, дело прошлое.

– Прошлое, – старпом надолго задумался, вспомнил сына. – А у тебя детей нет?

– Нет. Мне легко, я один. Мать в Новороссийске осталась, жалко ее, – капитан нахмурился. – Да что мы с тобой расклеились? Все нормально, как и должно быть.

– Пьем? – Иван Ильич появился как всегда там, где его не ждали. – И мне плесните, – замполит безрадостно шутил. – Ничего товарищи, не отчаивайтесь, у нас медицина самая лучшая в мире, даст бог, подлечимся.

– А вы, товарищ капитан второго ранга, о боге заговорили? – капитан Бычков иронично улыбнулся.

– Заговоришь тут с вами, не только бога, всех святых угодников вспомнишь. Давай, Михаил, еще наливай.

Так, неспешно беседуя, выпили весь спирт. А куда теперь было спешить? Поход закончился, служба закончилась, жизнь заканчивалась…

«Мурена», развив полный ход, мягко качаясь на невысокой волне и завывая дизелями, обреченно шла домой. На корме в порывах встречного ветра гордо реял флаг советского военно-морского флота. Лодка еще была в строю, числилась в реестре вооруженных сил. Несла торпедное и ядерное ракетное вооружение, являлась грозной разрушительной силой, пораженной в самое сердце и до конца боровшейся за свое существование. Капитан третьего ранга Сивоконь вместе с оставшейся командой делали все возможное, чтобы не допустить ухудшения и так уже катастрофической ситуации.

БПК «Симферополь» со ста пятнадцатью матросами «Мурены», прикомандированными ракетными инженерами и специалистами с Дружного-4, забрав всю секретную документацию об испытаниях экспериментального оружия, прибавил оборотов и, набрав полный ход, пошел в Североморск. Оттуда всех перебросили на аэродром морской авиации и транспортным самолетом отправили в Ленинградский госпиталь при военно-медицинской академии. Все остались живы, получив разные дозы облучения, и были комиссованы с воинской службы, получив пенсию по инвалидности, как и ликвидаторы последствий Чернобыльской аварии.

Старшину первой статьи Чукина и матроса Василия Носа после лечения долго держали на гарнизонной гауптвахте. Следствие со всеми подробностями разбиралось в причинах случившейся трагедии. Как в дальнейшем сложилась их судьба, неизвестно.

                                      

Ранним туманным утром 27 июня 1989 года, в серые воды Ара-губы, на малом ходу вошел атомный подводный крейсер «Мурена». Пробираясь по извилистому заливу, оживленно перемигивался со скрытыми в сопках постами. Наконец обозначились родные покрытые зеленью берега. Доложили о прибытии и получили ответ: следовать к позиции 07 в одну из штолен. Возвратились как раз туда, откуда чуть более полутора месяца назад торжественно уходили на боевое задание. Лодка плавно вошла в узкий коридор и скрылась в граните.

 

                                                         Глава 12

 

О случившейся аварии в Видяево узнали 26 июня, накануне прибытия лодки с неуправляемой реакторной установкой. Командование гарнизона собрало семьи моряков экипажа в Доме Офицеров. Успокаивали, уверяли, что ничего страшного не произошло. Лодка идет своим ходом на дизелях и уже завтра будет на базе. Все члены экипажа живы. На вопрос о полученной дозе облучения отвечали уклончиво. Сказали, что команду после возвращения сразу доставят в поселок Росляково. Оттуда всех отправят в Ленинградский научно-исследовательский институт, там будут проходить дезактивацию и дальнейший курс реабилитации. Убеждали расстроенных женщин не волноваться, а спокойно ждать. На вопрос о причинах аварии ответить не могли, не знали сами.

Люди просили хотя бы на несколько минут увидеться с близкими, в чем им было категорически отказано. Следовать за машинами на аэродром также запретили. Обещали через несколько дней встретиться вновь, после того как будут известны подробности и обязательно сообщить о результатах.

 

На следующий день по идущей через поселок дороге на большой скорости проследовал кортеж из мощных закрытых брезентом «Уралов». На всем протяжении вдоль трассы были выставлены никого не пропускающие кордоны, дающие грузовикам возможность мчаться без задержек, тревожно мерцая маячками и завывая сиренами.

В Видяево дорогу оцепили с обеих сторон сплошным строем матросов. За оцепление не пускали, невзирая ни на какие мольбы. Особо настойчивых сразу уводили в комендатуру. Люди стояли поодаль беспокойной взволнованной толпой. Наконец показалась колонна. Подъезжая к поселку, заметно увеличили скорость движения. Натужно грохоча выхлопами, пронеслись тяжелыми мрачными тенями. Народ закричал встревоженными голосами. Из-под пыльного брезента кузовов махали кому-то чьи-то руки.

Грузовики ушли. Женщины плакали, вытирая измученные и мокрые от слез лица. Все были здесь. И Людмила, и Ольга, и Жанна Олеговна, и Ирина, и остальные жены подводников. Заплаканные и несчастные. Кричали вослед, будто провожали в последний путь своих исполнивших воинский долг, верных присяге и боровшихся до конца далеких теперь мужей, неумолимо несущихся к вечности.

Люся вспомнила пророчество таинственной девушки Лукии. До нее только сейчас дошел страшный смысл предсказания. Ей опять стало нехорошо. Мутило, голова бешено кружилась, сердце разрывалось от горя.

Поддерживая друг друга, медленно побрели домой к Ольге. Пили таблетки, корвалол, что-то еще принесенное из госпиталя Людмилой. Пытались успокоиться, утешить болящие души. Нужно было что-то делать, искать выход, чтобы не сойти с ума. Долго обсуждали это тягостное происшествие, плакали. Наконец решили оставить детей с Ириной, а самим лететь в Питер к Ольгиной матери. И уже там, на месте узнавать судьбу своих мужей.

На следующее утро вместе с такими же несчастными женщинами ехали рейсовым автобусом в Мурманск. Вечером, с огромным трудом получив через комендатуру аэропорта билеты, летели в Ленинград. Поселились в большой квартире, где жила Ольгина мама. Здесь Ольга родилась, провела юность, встречалась с Сергеем. Остальные прилетевшие с ними женщины разместились в гостиницах и у своих родственников.

 Обзвонили проходящих здесь службу знакомых офицеров. Они обещали помочь и выяснить о чем возможно. К вечеру следующего дня жены подводников знали, что аварийный экипаж находится в закрытом НИИ медицинской военно-морской Академии. Вход воспрещен всем, кроме сотрудников института. Команда из двадцати двух человек проходит активный курс терапии. Больше ничего узнать не удалось, все сведения о больных строго засекречены. Сообщили адрес и уговорили начальника Академии генерал-майора Тихомирова принять делегацию из Видяево.

На следующий день восемь женщин сидели в генеральском кабинете. Разговор вышел на редкость бестолковым. Тихомиров не имел права сообщать ничего конкретного, отделывался общими фразами, прятал глаза за стеклами очков. Людмила попыталась выяснить подробности лечения, чтобы хотя бы по таким признакам определить состояние моряков. Генерал уводил разговор в сторону, ссылаясь на абсолютную секретность. Женщины поняли одно: доза облучения высокая и как минимум подводников ждет инвалидность. Хотели узнать главное, останутся ли живыми? Когда можно увидеть или поговорить по телефону? Ни одного ответа по существу, ни одного дающего надежду слова, лишь умолчания да недомолвки. Тихомиров был человеком совестливым и не мог врать им прямо в глаза. Но с другой стороны был скован строжайшими инструкциями. Пообещал встретиться через две недели, сухо попрощался. В подавленном молчании женщины покинули генеральскую приемную. Что делать дальше они не знали.

                                        

Ядерный реактор «Мурены» окончательно выходил из-под контроля. Урановые стержни продолжали оплавляться и никакие мероприятия по остановке процесса не давали результатов. Радиационный фон только усиливался и ситуация грозила обернуться новой катастрофой. Специалисты в тяжелых защитных скафандрах снимали с ракет, в первую очередь «Тангарры» ядерные боеголовки, вынимали детонаторы из торпед, забрали все шифровальные диски с ЗАСовских аппаратов.

Из Североморска пришел БПК «Адмирал Юмашев». Ранним утром взяли разоруженную, извергающую несчетное количество рентген лодку на длинный буксир и в траурном молчании повели «Мурену» в ее последний поход к Новой Земле, где и остановились в 18 квадрате. Обрубили трос и на полном ходу вошли в боевой разворот. С дальней дистанции выпустили торпеду. Промахнулись. Опять легли в развороте.

«Мурена» мягко покачивалась на волнах. Одинокий гордый корабль погибал не в бою. Его убивали свои, как смертельно больное существо, как жертву несовершенства человеческой природы, как неуправляемый опасный объект. «Мурена» выполняла все, что от нее требовали, ни разу не подвела моряков, исправно справлялась со всеми командами и задачами. Двадцать четыре года она была кровом для нескольких поколений подводников. Чего только не видела, не испытала в своей жизни! Теперь пришло ее время.

В небе ярко сияло летнее солнце. Над водой носились белые чайки, хрипло кричали, пикируя с высоты в холодные волны. Синее лазурное небо звенело и бесстрастно взирало, твердо уверенное в собственной нерушимости. Спокойное море ласково билось в борта.

Лодка стояла и ждала сокрушительного удара. Она знала, что ее командира и последней команды уже нет в живых. Они использовали все возможности, спасая ее. Она была уверена, что вскоре они встретятся и там, на недосягаемой глубине будут вместе, чтобы не расставаться никогда. «Мурена» была боевым кораблем, ей была невыносима сама мысль о смерти на корабельном кладбище. Ведь ее стихия океан, ее предназначение жаркий морской бой, полет в бездонной тишине, покорение океанских глубин. Позади сотни тысяч пройденных миль, дальние походы, ракетные запуски, испытания. Она была верной и послушной воле человеческого разума, и он же, создавший ее совершенной, сам погубил своим несовершенством.

Над лодкой появился и завис раскаленный светящийся шар. Из правого торпедного аппарата «Адмирал Юмашев» выпустил смертоносный боевой заряд. Огненный шар приподнялся повыше… 

Страшный взрыв оглушительным треском разорвал тишину. Лодку заволокло густым черным дымом. Огромное клубящееся облако высоко поднялось в небеса. Величественно расползаясь, растворялось в хрустальном воздухе. Казалось, это душа «Мурены» тает в бесконечности, соединяется с душами погибших кораблей. Когда дым рассеялся, ни лодки, ни неопознанного летающего объекта не было. Лишь железные останки бывшего ракетного крейсера медленно опускались на грунт.

                                    

Долгие две недели не находили себе покоя жены подводников. Каждый день звонили в Академию с надеждой узнать хоть какую-нибудь новость о больных. Слушали нарочито бодрые отчеты о стабильном состоянии, проводимом лечебном курсе. Наконец дозвонились в приемную Тихомирова, чтобы договориться о следующей встрече. Но генерала на месте не было, и дежурный офицер сообщил, что будет нескоро. Настойчиво советовал ехать домой.

И тогда женщины поняли все. Они оказались внутренне готовы и приняли удар с несгибаемым спокойствием. Слез больше не было, они просто закончились, иссякли, высохли, как высыхают от зноя бурные реки. Горькое понимание зыбкой кратковременности человеческой жизни, всего лишь мгновения, вспышки, ощущение близкого дыхания смерти, присутствие чего-то странного и неведомого, куда ушли их мужья, все это пронзительным чувством озарило страдающие в невыносимой тоске сердца. Казалось, мироощущение разделилось на до, и после, а время остановилось в картинках счастливых воспоминаний.

                                     

 Вскоре в поселок Видяево привезли крупный обломок гранитной скалы. Установили напротив Дома офицеров в уютном тенистом парке. Прикрепили мраморную табличку с выбитыми фамилиями героев-подводников. Последнюю команду К-192 «Мурена» посмертно наградили боевыми орденами.

                                        

А 26 декабря 1989 года Людмила Сергеева родила девочку со светлым лицом и глазами изумрудной глубины, очень похожую на Андрея.

Девочку назвали Лукией.

      

                                                                                                            Январь 2011г.

                            

 

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/