Такие, как все
«Обидно, как это все-таки обидно», - думала Светланка, шагая по широкой сельской улице. Тяжелая желтая пыль покрывала дорогу. Если пыль тревожили шагом, она не взметалась вверх, а вилась вокруг ног, ласкалась, как теплая вода. Бабушка Светланки говорила, что в городах такой тяжелой пыли нет – там она легкая, летучая, вездесущая, забивает нос и глаза, въедается в кожу. А деревенская дорожная пыль мудрая – ей незачем веять в воздухе, суетиться, метаться - она спокойна и величава.
Светланка остановилась возле колодца – напиться. Стояла июльская жара. В деревне тишина – взрослое население в полях, дети – на речке и выпасах с коровами и лошадьми. Светланка посмотрела на свое отражение в холодном зеркале колодезной воды и вздохнула. Обидно…
Всего час назад ей, отличнице и комсомолке, устроили на собрании такой разнос, что стыдно было на товарищей смотреть. И за что разносили? За то, что её давняя врагиня – Мила, одноклассница, - застукала вчера поздним вечером за собиранием листьев папоротника в лесу. Не только застукала, но и собственными ушами слышала, как Светланка потом пела хвалебную песню Ладушке, пока плела венок-требу. Да и ладно бы – услышала, да и услышала… Нет же, чертовка, понеслась к председателю – нажаловалась.
А председатель – что ж? И он бы покачал головой да промолчал – хорошее дело, требу плела! Но на Светланкину беду в это время был в гостях у председателя гость из города – секретарь городской партийной ячейки. Прослышав про Светланкино безобразие, сразу же по деревенскому ретранслятору назначил комсомольское собрание на утро следующего дня.
Ох, и устроили же Светланке парилку! Она стояла возле стола председателя, красная как рак, лицом к собранию, низко опустив голову. Не видя лиц своих односельчан и нервно наматывая на палец кончик русой косы, она держалась изо всех сил – не зареветь бы. Позор ведь! Да и как Милка бы порадовалась!
А гость из города гневно отчитывал:
- Вы, комсомольцы, должны активно бороться с предрассудками и религией. Что за дела такие? Комсомолка – и вдруг какие-то темные делишки в лесу устраивает… Траву собирает, песни опасные заводит… Нельзя так, товарищи, не подобает комсомолке опускаться до средневековых штучек… Социализм шагает по стране… Коммунизм на пороге стоит… Пятилетку - досрочно… Двадцать первый век на дворе. Солнечные батареи в каждой хате, спутниковые антенны… И вдруг – колдовство, ведовство, заговоры, шарлатанство и шептания… Комсомол – верный помощник государства, а вы тут предателей выращиваете втихомолку…
Гость их города так был расстроен и разгорячен, что постоянно пил воду. Председатель только и успевал наливать её из диспенсера в граненый стакан. Пока гость пил, собрание молчало и благоговейно смотрело на него.
- Нет, товарищи! – сказал гость, заканчивая речь. – Так не годится. Что скажут о вас старшие товарищи, партийцы? Как я и вы после этого смотреть им в глаза будете? Стыдно, товарищи. У вас вот человек погибает, опускается до ворожбы, а вы не видите ничего, помочь не можете.
Он сел на свое место, наконец. Милка сидела ошарашенная. Она-то, дурная, думала – доброе дело сделала, разоблачила. А тут ведь – погибает человек, оказывается… Ужас.
За Светланку пробовали заступиться друзья, но как-то вяло, скомкано. Да и что говорить, когда не знаешь – как городской гость отреагирует. Вроде в плохом уличили комсомолку, а вроде – чего плохого-то? Непонятно было молодежи. Что-то мямлили, рассказывали о том, что Светланка и в учебе первая, и в работе, и в спорте. И поёт замечательно, и даже на гитаре играет… При словах «на гитаре играет» у городского гостя лицо вытянулось, словно он головастика проглотил. Наверное, гитара у него ассоциировалась с чем-то особенно зловредным.
Светланке тоже дали слово. Но она только покачала головой и сказала еле слышно:
- Простите, товарищи… Не повторится…
Кожей чувствовала – жалели её. Жалели, но перед важным гостем ребята робели. Не будь его – и не было бы гадкого собрания. А тут – выкручивайся, оправдывай зачем-то свою односельчанку, слова какие-то пустые говори… А что говорить – на лицах все написано: Милка ябеда и злыдня, а Светланка – жертва обстоятельств.
Обошлось малым – взяли с комсомолки слово впредь дурным делом не заниматься, а Милке велели взять над Светланкой шефство. Милка охнула: отчитываться же придется за шефство, а отчитываться – вещь неприятная.
На том и разошлись. Ребята – в поле, Светланка - под домашний арест до утра: подумать над своим поведением.
На прощание важный гость ей сказал:
- Поймите, девушка, вся ваша странная вера – только заблуждение. Вы немного растеряны, вы пошли не по той дорожке, но мы своих товарищей в беде не бросаем. Выручим, из средневекового болота вытащим.
И пожал ей руку. Ладошка у него липкая, влажная и холодная… Бр-р-р… Одно слово – городской. Наверное, и желудок больной – вон какие зубы мерзкие, и нервы слабые, и сердечко пошаливает… Светланка по привычке поставила диагнозы: гастрит и язва, признаки начинающейся аритмии (через пару лет проявится активно – уже и врачи увидят и начнут лечить), в почках – песочку полно, и половая инфекция присутствует… Ему бы, бедному, к бабушке – чтобы подлечила… Но взглянув в тусклые глаза гостя, Светланка коротко вздохнула - не пойдет, ещё опять обвинит в колдовстве… Поэтому она просто пошептала ему в спину – на легкую дорогу и аппетит к здоровой пище. Человек ведь, жалко и его…
И пошла Светланка по мягкой пыли домой. Босиком идти по дороге приятно – пыль горячая, камешков острых нет под ней, цикады оглушительно свиристят в зарослях цикория… Небо высокое-высокое, чистое-чистое, прозрачное-прозрачное… Облачка далеко-далеко на горизонте – быть завтра-послезавтра грозе… И хорошо – пшеницу уберут, а овощам самое дело – дождь теплый…
За крышами деревянных срубов – верхушки леса торчат. С северной стороны обступили деревню сосны – защищают зимой от ледяных ветров, а летом оттуда прохладой душистой веет… А грибов и ягод в лесу сколь! Кадушками солят и маринуют. Богатый край, дивный край, родной край… Бабушка говорит – нет сильнее земли во всем мире…
Расстройство Светланкино растворилось в радостных мыслях о земле. Но только к дому подошла, увидала яркий бабушкин халат в беседке (старушка обед собирает – из полей работнички прискачут), и опять приуныла. Стыдно.
Зашла в беседку. Рыжий лохматый охранник, громадный радостный пес Кузьма выпрыгнул из густых кустов смородины (отдыхал в прохладе) и бешено завилял толстым хвостом. Поприветствовал хозяйку и снова исчез под кустами – бабушка смородину с утра полила, земля под ней мокрая и холодная, самое место отоспаться перед ночным бдением.
Бабушка увидала грустное лицо Светланки и осторожно поинтересовалась:
- Случилось что?
- Отчитали на собрании, бабушка, - пожаловалась внучка. – Что венок плела для Ладушки и песню ей пела.
- Милка доложила? – догадалась бабушка. – Вот я ей молчуна на неделю-то как подселю…
- Обидно, бабуль… - Светланка встала – тарелки достать из тумбы, ложки. – За благое дело – на всеобщее посмешище…
- А ты, Светолика, не злись и не осуждай – Милу бог-то обидел немного. Вот она и злиться. А ты не боись – позлится, подуется, да и на поклон придет, - бабушка погладила внучку по плечу. – А ты – как все. И радуйся. Почти за честь – может, богиня наша Ладушка твой огонь испытывает – потушишь в обиде или нет?... Только впредь – аккуратно. Оглянись перед делом – нет ли глаз плохих рядом… И не выставляйся – ни к чему это. Люди ведь разные бывают… Давай-ка поторопимся – вот уже и родители рядом…
И точно – раздался топот многих копыт на дороге, пыль заколыхалась… Отец с матерью верхом прискакали с поля – первая смена обедать приехала… Пыльные, раскрасневшиеся, загорелые – метнулись вдвоем к колодцу и давай друг дружку из ведра поливать… Мать смеется, визжит, отец басом хохочет… Дети, чисто как дети…
Быстро-быстро накрыли – окрошка с ледника, грибочки из кадушки, ароматный ещё горячий ржаной хлеб, перчики с рисом и сливками, ледяной квас – колючий, мятный… И – посреди стола, - огромная тарелка с травами: петрушка, укропчик, лучок, базилик, кинза и стрелки дикого чесночка… Запа-а-ах…! Дух захватывает... И всё – не просто так: петрушка для сердца (чтоб на жаре не застучало сильно), укроп для желудка (чтобы работал слаженно), базилик для охлаждения (чтобы июльское солнышко не припекло)… А квас – и подавно полезен для всего организма: и жажду утолит, и мышцы расслабит, и сил придаст, и радости добавит…
Лошадей Светолика в тенек увела – чтоб не перегрелись, кинула им подсушенной травы.
Родители сели к столу – веселые, бодрые. Мамина коса была мокрой – вода текла с неё. Светолика сбегала в дом, принесла полотенце и щетку. Пока мать обедала, косу расплела, прочесала и высушила. Потом села за стол.
- Чего грустная, светлая моя? – спросила мама, набивая рот хлебом.
- Взгрели на собрании, - ответила за внучку бабушка. – За колдовство.
- Ох, как неприлично, - покачала головой мама и хитро улыбнулась. – Колдовство? Зачем? Не надо, дочь, не опускайся до этого…
- Не буду, - сказала Светланка и повеселела.
Родители пообедали, передохнули, окатились снова колодезной водой. Переоделись – и на поле.
Светланка вышла в сад, легла на траву и посмотрела в небо. Хорошо-то как!... И задремала. Бабушка на цыпочках прокралась в сад и наклонила ветку вишни пониже – чтоб солнышко не слепило, дремать внучке не мешало… Хорошо… Всё хорошо…
Сел солнце. Полевые работники рано спать легли – вставать до рассвета, торопиться надо с уборкой, пока гроза не грянула… А она уж близко, крадется… Стало прохладно на улице. Светолика сидела на лавочке возле калитки, смотрела на звезды. У ног растянулся Кузьма – поглядывал на улицу одним глазом.
Подошла Мила. Остановилась возле Светланки. Поприветствовала, как полагается по обычаю – левой ладонью коснулась груди в области сердца, и отвела тут же. Виновато села рядом. Кричали сверчки, ночные птахи заливались в саду, возле реки играла едва слышно гармонь – молодежь и в страду найдет время для песен.
Девушки молчали. Светланке было спокойно: не потому что Мила пришла-таки поклониться, а потому что всё на земле на своих местах…
- Светолика, я пришла извиниться, - сказал Мила. – Я была очень сильно не права.
- Я не сержусь, - ответила Светланка.
- У меня щенок заболел, - сказала Мила. – Пищит и не ест ничего. Может, животик болит?
Она вынула из кармана платья крохотного щеночка. Светолика взяла его в ладони и поднесла к губам. Щенок попискивал, но был почти холодный.
Светланка пошептала над щенком. Погладила кончиком пальцев тугой животик. Щенок уснул.
- Ты, Мила, его закутай потеплей и до утра только водичку из соски давай. Не корми. А утром принесешь ещё раз. Ничего страшного с ним не будет. Выздоровеет через пару дней.
Мила сняла с головы венок – красивый, из ромашек и лилий.
- Это ей, - сказала она и покраснела, даже в темноте было видно.
- Я передам, - улыбнулась Светланка. – А ты иди домой.
От бабушки вышел старичок-сосед: он лечил суставы. На сегодня он был последний пациент. Бабушка вымыла руки и вышла к внучке.
- Гроза завтра будет, - сказала бабушка.
- К вечеру только, - успокоила всеведущая внучка. – Успеем убрать.
В доме председателя важный гость из города, Степан Иваныч, лежал в кровати и скрипел зубами – пошел песок из почек.
- Степушка, вы бы отварчику выпили, - жалобно просила хозяйка Ведана. – Ну, хоть глоточек – сразу и полегчает.
- Врача бы, - простонал Степан Иваныч. - Ох-хо-хо…
Ведана оттащила мужа за руку в сенцы.
- Славушка, ну ты хоть скажи ему… Не ровен час – поплохеет совсем…
- А что я? Колдовать, что ли?- отпихнулся председатель.
- Да что ты! – ужаснулась жена. – Совсем сдурел! Колдовать… Дурень… Грех ведь… Да и партийный ты.
- Что ж делать?
- Да ты ему в глаза сыпани – и будет с него…
Старый Славушка с осуждением покачал головой. Но не стал спорить. Подошел к больному и потер над его закрытыми глазами ладошками, будто крошил что-то. Гость из города тотчас заснул.
Ведана взяла кувшинчик с отваром, приспособила к нему специальную трубочку, через которую лежачих больных поят. Славушка подложил под голову больного ещё одну подушку.
Ведана маленькими капельками залила отвар больному в рот, чтоб не захлебнулся.
- Ну вот, - довольно сказала хозяйка, заботливо накрывая теплым одеялом спящего гостя. – Поспит, пропотеет, в утром здоровенек будет… А то - колдовать… Колдуют пускай колдуны всякие… А у нас - ведовство.
Председатель вышел на улицу – подышать свежим воздухом перед сном. У калитки стояла Светолика.
- Вечер добрый, - сказала она. – Как гость? Спит?
- Да спит. Отвар пить, правда, сам не хотел, сон в глаза сыпать пришлось.
- Да и ладно, да и хорошо, - ответила девушка. – Все к лучшему.
- Ты на Милку не сердись, - сказал председатель. – Глупая ещё. Воспитываю, учу – да нет таланта в ней. Злоба одна. Не быть ей ведуньей.
- А я сама её поучу, - сказала Светланка. – Травы искать, бородавки заговаривать. Будет, как все, а злобу прогоним… Но неудобно получилось перед гостем – гадости ведь всякие про нас теперь думать будет.
- Да не подумает. Поспит и забудет. Ну, спокойной ночи…
Светолика пошла за околицу. В темноте маялись огоньки светлячков – голубые, зеленые. Взлетали из травы и медленно опускались. Светланка подошла к границе леса: здесь росли три березки – молодые, свежие, веселые, как девчонки сельские. Венок Милы Светланка повесила на березовый сучок.
- Прими, матушка Лада, в дар, - сказала она, сотворила малую и большую Перуницу (двумя пальчиками коснулась поочередно лба, глаз и рта, а потом плеч и живота), поклонилась до земли…
Ветерок налетел из леса, откинул Светланкину челку…
…Милу будто кто-то толкнул под бок – она проснулась и села в кровати. Тишина… Только сверчки и цикады поют… Девушка прислушалась – где-то в саду ночная птаха засвиристела. Потом далеко-далеко песня послушалась…
Девичий голос нежно и торжественно пел гимн великой Ладе…
Степан Иванович топал к станции вдоль убранных полей. На горизонте виднелась темно-фиолетовая полоса – гроза… Было душно, жарко, а тут ещё этот костюм рубашка, неудобный пиджак и невентилируемые брюки… То ли дело местные – на них всегда дышащий лен и хлопок, даже в полдень не жарко.
Степан Иваныч помнил, что вроде бы себя плохо чувствовал вчера вечером. Но утром от болезненных ощущений остался легкий след в сознании, и больше нечего.
Странные люди в этой деревне… Врача нет – сами травки собирают и пьют, а не помогает – каждый что-нибудь лечить умеет, зубную боль руками снимут, головную боль зашепчут. И врачуют друг друга много лет подряд – поцелуют больное место, ладошкой накроют, скажут «да не болит ведь» - и точно, не болит. Местный ветеринар – дед старый, - такой же чудной… Маститную корову ладонью постучал по крупу, за ушком почесал – и нет мастита. А молодежь…
Чуть не застонал Степан Иванович от досады. Попробуй, расскажи такое в городе товарищам – засмеют. Скажут – наслушался Степанка сказок в деревне, и поверил дедовским россказням… И смолчать нельзя – виданое ли дело, комсомолки и комсомольцы солнцу кланяются, песни поют каким-то чудным именам, венки по рекам запускают… Говорят, от этого и земля родит лучше, и люди веселее…
У дороги стояла Светланка, подол белого сарафана развивался, как флаг. Степан Иванович остановился.
- Здравствуйте, товарищ, - сказал он строго.
- Здравствуйте, - ответила по-доброму Светланка. – Домой идёте?
- В гостях хорошо. А дома-то лучше…
- Дома всегда лучше. Но вы к нам почаще заглядывайте… - Светланка улыбнулась и протянула маленький букетик сиреневых цветов. Пахли они сильно и приятно. - У нас хорошо. У нас люди добрые. Таких больше негде нет.
Степан Иванович потер поясницу – не она ли ныла вчера? Взял букетик.
- Благодарствую, - сказал он вместо обычного «спасибо». – Загляну. Только вы со своим средневековьем завязали бы…
- Непременно, - серьезно сказала Светланка. – У нас колдунов не любят. Мы ведуны, нам колдовать никак… До свидания.
- Ну да, ну да… - пробормотал гость из города и машинально понюхал букетик. Поднял голову – Светланка уже шагала к деревне по желтой дороге.
Впереди, метров в ста, ярко белел знак – д. Колово.
Степан Иванович смотрел вслед легко идущей Светланке. Защипало глаза и грудь от чего-то. Посмотрел в небо и зажмурился – хорошо как! Воздух какой!
А дома… Дома – кабинет, собрания, совещания, какие-то протоколы заседаний, голосование, а потом – безвкусный обед в столовке, вечером – оптимистичные новости по телевизору и пустой чай на ужин… За окном однокомнатной пыльной квартиры – такой же пыльный сквер, грязный фонтанчик и визги ребятишек на аллеях…
Он стоял и смотрел на лилово-черную тучу, наползающую на горизонт… Поднялся ветер… Зашумел темно-зеленый лес, зашуршало острой остью скошенное поле …
Степан Иванович сказал громко:
- Э-эх…
Обхватил чемоданишко обеими руками и припустил за Светланкой…
Ладно, думал он, прихрамывая на бегу, я не надолго… Недельку больничного… Полечусь и загорю… А потом… потом… может быть… буду, как все…
На душе стало легко-легко… В полях хлынул теплый могучий дождь. В деревню же он ворвался только тогда, когда Светланка и Степан Иванович добежали до дома.
Корпоративный Дух
Не люблю работать в условиях цейтнота. Это мерзко – осознавая, что неумолимо подкрадывается дедлайн, пытаться выжать из себя идеи и программы. Мне нравится работать не спеша, смакуя, придумывать десятки идей, обрабатывать, оттачивать, совершенствовать, при этом точно зная, что в запасе есть несколько дней, а то и недель. Я умею превращать мелкие мыслишки в такие шедевры, а потом ещё так эффектно преподнести их на фарфоровом блюде с голубой каемкой, что начальники и коллеги тают от удовольствия.
Ещё не люблю работать в офисе по ночам. Дневной свет ламп ночью становится мертвым и холодным. Воздух становится колючим и неприятным, в таких ситуациях мне кажется, что я работаю в морге. Интересный нюанс – с первыми лучами солнца офисный искусственный свет вновь становится уютным и живым.
Сочетание «цейтнот» и «работать по ночам» вообще превращается в убийственную смесь. Ночью в спешке не рождается ни одной стоящей идеи, ни одной нормальной, адекватной мысли – выползают из утомленного разума какие-то уродцы, нежизнеспособные синевато-серые фантомы. В таких условиях времени остается только на грим уродца, чтобы он хотя бы казался живым. Даже создать фарфоровое блюдечко нереально – в ход идет старое, затасканное, грязное блюдо-поднос, брезгливо прикрытое тонкими кружавчиками вранья и красноречия.
Сегодня мне вообще не хотелось работать – незаметно подкрадывалась простуда, в голове шумело. Но к девятичасовому утреннему совещанию мне нужно было выдать программу по усилению корпоративного духа. От меня ждали форсированных действий – компания определенно страдала от потери этого самого духа, что, конечно же, сказывалось на эффективности работы всех отделов.
Корпоративный Дух – капризная вещь. Ты устраиваешь вечеринки, совместные празднования день рождений, новых годов, восьмых март… К первому июня придумываешь конкурсы для корпоративных деток с призами и сюрпризами. Выпускаешь местную компанейскую глянцевую газетенку. И, кажется – всё сделано для того, чтобы дух креп, развивался и становился духом семейства. Но конкурсы проходят – и сотрудники дуются друг на друга из-за призов, на вечеринках в пьяном угаре прорывается-таки зависть, ненависть, интриги; месяц за месяцем глянцевая газетенка «радует» одними и теми же восторженными монологами передовиков производства, радужными перспективами и мечтами директоров отделов, заезженными поздравлениями и кроссвордами, статистическими таблицами роста производительности.
А проклятый дух и не думает укрепляться. Ну, разве ж не подлость с его стороны?
И было поручено мне, светлой голове славного HR-отдела, заняться этим вопросом и представить на суд руководства реальные выходы из создавшегося положения.
Реанимация духа давалась очень тяжело. К тому же болела моя бедная голова, горели мои бедные уши, саднило мое бедное горлышко… Прятались тени в углах кабинета, лампы дневного света резали глаза, в диспенсере заканчивалась вода, а с ним и кофе. До утра было ещё очень далеко.
Но тут, около двух ночи, ожил мой мобильник. В пустом офисе он зазвенел так громко, что порция выброшенного в кровь адреналина прогнала сон.
- Алло! – прорычала я в трубку.
- Привет, Ленка! – весело сказал мне в ответ молодой голосок. Это было моя младшая сестра, Милана. Я звала её Милкой. Жила она сейчас у дядьки, в деревне. Каждое лето мы отправляли её туда – к солнцу, свежему воздуху, чистым продуктам и деревенским условиям. Сейчас Милка должна была готовиться к вступительным экзаменам в университет. Дядька рапортовал – Мила усердно штудирует учебники и так же усердно помогает по дому и хозяйству. Даже свела дружбу с местными ребятами – что было весьма удивительно, ведь наша Мила откровенно презирает деревню. Дядька говорил, что какая-то местная девчонка Светланка активно помогает Миле с заданиями. Ну что ж, и славно…
- Ленка, как вы там? – вопрошала Мила. – А мы сегодня на реке всю ночь были, представляешь? Венки плели и бросали в реку! Это так красиво: плывет белый венок, а в середине горит маленькая свечечка… И вся река усеяна этими огоньками… Ленка, ты должна выбраться на денечек к нам. Девчонки загадывают на жениха! Чудные такие!...
Всю ночь? Ах, ну да, разница во времени… У них там уже утро. Боже, так ведь и у нас скоро утро!…
- Милочка! У нас все хорошо! Все здоровы! Я выберусь только к сентябрю. Но я ужасно занята сейчас!
- Над чем работаешь?
- Укрепление корпоративного духа.
- Классно! – восхитилась Мила. – Получается?
- Не совсем. Я собираюсь заболеть. Голова не работает. Спать хочется.
- Ленка, плюнь на всё, - серьезно сказала Мила. – Здоровье дороже.
- Постараюсь. Перезвоню завтра.
- Ну, хорошо. Пока.
Я снова уставилась в монитор. Яркая, красивая презентация не складывалась. В голове – ни одной мысли. Я медленно стервенела.
Через час опустела банка с кофе. Я шагала по кабинету и смотрела под ноги: на ковролане был рисунок – тонкие линии, я старательно вышагивала точно по ним.
Снова звонок. Я взяла трубку и устало произнесла:
- Смольный…
- Ленка, мы тут решили помочь, - сказала Мила. – Мы тебе посылку послали, так что ты особо не пугайся. Светланка сказала – это тебе непременно поможет. Она в таких вещах смыслит.
- Чего? – переспросила я. – Какую посылку?
- Да ты не беспокойся, - поспешно ответила Милана. – Её уже доставили. Целую, пока.
- Ага, - сказала я.
За спиной брякнуло. Я обернулась и чуть не вывалилась из кресла. На полу возле двери лежала картонная коробка – как из-под пиццы, плоская, с наклейкой.
Я встала и выглянула за дверь. Длиннющий коридор был освещен дежурной тусклой лампой и абсолютно пуст.
Осторожно положив коробку на стол (она показалась мне пустой), я рассмотрела наклейку: стилизованное изображение солнца и надпись «Почтовая доставка. Колово».
Ну, вот и отлично, уже видения начинаются. Колово… Там Милка сейчас отдыхает. Говорит, что в деревне много ведунов… Скорее всего, какие-то байки деревенские слушает.
Я открыла коробку. В ней лежали 2 пузырька – из темного стекла и из белого. На белом было написано: Выпей меня, и в скобочках «от простуды». На втором пузырьке надпись гласила «Дух корпоративный, адаптированный». Минут тридцать у меня ушло на бессмысленное рассматривание содержимого коробки.
Принимать разумные решения в половине четвертого утра после литра крепкого кофе я не способна. Поэтому я открыла белый пузырек и решительно выпила содержимое – что-то похожее на приторно-сладкую микстуру. Буквально сразу я почувствовала, как тупая головная боль и противное щекотание в горле стали исчезать. А через минуту я была бодра, как никогда.
Вторую бутылочку я открыла уже без всяких сомнений. Из горлышка пошел дымок, тонкая струйка его опустилась на ковролан и превратилась в человечка.
Я уставилась на него, а он на меня. Он был ростом около метра – худенький, бледненький, даже истощенный, с облезлой рыжеватой бороденкой, с проплешиной на темени, с грустными глазами и невероятно пушистыми ресницами. Из одежды на нем была только мохнатая кацавейка длиной до пяток, на ногах – вязаные носки.
Мы долго рассматривали друг друга, а потом он вытер кулачком нос.
- Здрасте, - сказал человечек. – Меня к вам прислали. Так сказать – оказать посильную помощь.
- Здрасте, - ответила я. – А кто прислал?
- Милана, сестрица ваша. Говорит, помочь надо доброму человеку. А я ж всегда только «за».
- И как тебя зовут, помощничек? – с подозрением спросила я. – Галлюцинация?
- Не, - человечек улыбнулся. – Из Духов мы. Корпоративных.
- Понятно, - протянула я.
Что же я должна сделать в такой ситуации? – возникла мысль. На лицо явно расстройство рассудка. Ну, усталость – понятно, но чтобы духи мне виделись – такое впервые. Как реагировать?
- Да вы спокойно реагируйте, - сказал Дух, прочитав мои мысли. – Я ж просто помогу и всё.
После этого он спокойно прошествовал к кожаному дивану, который использовали во время ожидания наши посетители, и развалился на нем.
О работе нечего было и думать. До самого рассвета я, застыв в кресле, наблюдала за гостем. Он прочел нашу газетенку (свежий номер, с улыбающейся физиономией нашей президентши во всю первую страницу), пошлепал губами, покачал головой. Потом походил по необъятному кабинету, разглядывая фотографии на столах, кактусы возле мониторов, безделушки на стенах… Что-то бормоча, он зашел в туалетную комнату, долго копошился там, лил воду, чем-то скрипел. А потом опять забрался на диван и уснул.
В коридоре заговорили уборщицы. На часах было 7.00. Утро.
За два оставшихся часа я успела придать своей хилой идейке культурный вид, облачила в золотой плащик, красиво устроила на блюде-презентации, и как раз к 9 утра еле живой мертвец страшно улыбался в кабинете директора.
За мной по пятам шел Дух корпоративный. Кроме меня его никто не видел – я проверила. Моя галлюцинация осталась только моей. Ладно, пусть так.
И я презентовала свою идею. Музей корпоративной жизни.
Название я отточить не успела. Поэтому так и оставила. Суть же идеи была такова: компания у нас огромная, работают в ней чуть меньше тысячи человек, включая грузчиков и дворника. Мы работаем бок о бок, но редко интересуемся – есть ли у нашего коллеги хобби. Конечно, многие сами об этом рассказывают, но это только в том случае, если коллеги дружат. А это теперь – редкость. Отработали свои часы – и домой к компьютерам, к семьям, к заботам.
Японцы говорят: ходи домой, как на работу, а на работу как домой - и будешь счастлив. Я немного перефразировала: будь на работе как дома. Так почему бы на работе не создать кусочек дома, не наполнить офис энергией уюта и мягкости? А сделать это, по моему мнению, было достаточно просто: берем помещение и оформляем его в виде музея достижений наших коллег. Основа для экспонатов – все наши хобби.
- Ну, например, - ораторствовала я. – Многие дома вяжут на спицах, крючках, или шьют – вот вам модельный уголок, с фотографиями наших собственных модельеров и их моделей. Сочиняешь стихи – вот они, в красивой рамочке под стеклом. Любишь рыбалку – вот твои документальные подтверждения успехов, фото с уловом! Рисунки… Мозаика… Вышивание… Пришел новый человек в компанию – представьте его вниманию этот музей, пусть сразу вливается в коллектив, как в семью. Расскажите коротко: наш бухгалтер печет шикарные пироги, мы все их очень любим… А вот наш директор по персоналу: она любительница паззлов, собирает самые большие…
Меня несло. Я чувствовала необыкновенное вдохновение. И, кроме того, мой корпоративный адаптированный Дух ходил по кабинету, на секунду задерживался возле каждого из присутствующих директоров и тихонько сообщал мне:
- Марья Сергеевна делает коллажи из газет… Виктор Палыч – заядлый охотник… Сан Саныч обожает фильм «Властелин колец», работает над созданием словаря эльфов…
Я следила за ним, выслушивала его комментарии, тут же быстренько преобразовывала в конкретный пример и озвучивала.
Никто ни разу не перебил меня. Кофе остывал в чашечках. Вопросов не было.
Уже я выяснила, что у директора по логистике обширная коллекция резиновых медицинских груш (!?), а финансовый директор коллекционирует бабочек. Дух подсказал мне, что наш дворник дядя Рустам играет на домбре и гитаре, сам сочиняет и поёт. Карщик Рубик – водитель-экстремал.
Я всё ждала, когда грянет заключительный аккорд – вот-вот подойдет Дух к президентше компании и расскажет о её тайных увлечениях… Но он подошел к ней, замер на мгновение, потоптался в нерешительности и посмотрел на меня. Потом пожал плечами.
Неожиданно вся моя презентация, мой Летучий Голландец, налетел на рифы… Я должна была закончить мысль, закончить красиво, пылко, страстно, с поклоном президентше… И не могла. Наша красавица и умница шахиня смотрела на меня и её идеально выведенная бровь начала подниматься вверх. Наманикюренный пальчик стукнул по столу: один раз, второй… Вот-вот была готова раздаться барабанная дробь, как Дух бросил мне спасательный круг – ткнул кулачком в нашу газетенку с ликом президентши, одиноко лежавшую посреди огромного стола.
И я выпалила:
- Если своё хобби человек озвучить не сможет – мы может помочь ему: нанять гримера, придумать образ и сфотографировать. Пусть в музее будет и аллея чудесных снимков!
Барабанная дробь не раздалась. Вместо этого мне зааплодировал весь коллектив. Мой изначально дохлый проект был принят единогласно.
Вечером я позвонила Миле.
- Спасибо за посылку, - сказала я. – Ты меня спасла.
- Посылку? – удивилась Милка. – Какую посылку? Ленка, ты о чем?
- Ну как, - растерялась я и посмотрела на корпоративный Дух, адаптированный. За день он изрядно похорошел. Мою идею вынесли на всеобщее обсуждение и весь коллектив, почти тысяча человек, хорошо принял её. Сразу нашлось помещение и в тот же день в ней начали ремонт. Чем больше людей звонило мне с благодарностью, тем лучше выглядел Дух. А вот я почувствовала себя не лучшим образом.
Мила молчала и дышала в трубку. Я сказала:
- Извини, я не тебе хотела позвонить…
Дух поливал пальму в кадке. За восьмичасовой рабочий день он вырос – в нем было теперь без малого метр восемьдесят. Проплешина на макушке заросла, борода укоротилась и приобрела ухоженный вид. Кацавейка исчезла, и вместо неё Дух облачился в джинсы и ковбойку, взамен вязаных носков – приличные кроссовки. Он потолстел и посолиднел. В общем, стал красавчиком.
- Ленка, не за что, я ж по- братски! – внезапно сказала Мила и отключилась.
Корпоративный Дух покосился на Нину-секретаршу – на ней была коротенькая узенькая юбочка и изящные туфельки на высоченных каблуках. Дух явно приобретал замашки человека.
- Слушай, - сказала я ему. – Если ты моя галлюцинация, почему до сих пор здесь? Разве галлюцинации могут вот так без передышки преследовать человека?
- Я не преследую, - ответил Дух. – Я тебе помогаю.
- За это – спасибо.
- Не за что, - белозубо улыбнулся он. Ну, просто кинозвезда… - Тут все взаимно. Я тебе помог, а ты мне. Я ведь давно болел, уже умирал. Вот меня и матереле… матреи… В общем, сделали видимым.
- Пойду я, пожалуй. Посплю, - сказала я. – Завтра же увидимся?
- Всенепременно, - кивнул мне Дух. - Я у вас тут поживу ещё. Послежу за порядком… За здоровой атмосферой сотрудничества…
Ниночка-секретарша задержалась у диспенсера – воды попить.
Дух подошел к ней, элегантно оперся локтем о бутыль.
- Нимфа… - сказал он мечтательно. – Нимфа горного ручья…
Прививка
…Ладомир, как ураган, налетел на рубщиков леса – высокий, поджарый, стройный, словно лесной сказочный эльф, - схватил ближайшего работягу за грудки и приподнял над землей.
- Эт что такое? – зарычал он в лицо обалдевшему рубщику. – Предупреждал, чтоб здесь не рубили? Предупреждал, что портреты этими дровами изукрашу? Ну?...
- Да ты кто такой? – заорал в ответ рубщик. – Прокурор, что ли?.. Ру-у-ки!...
Он попытался разомкнуть мертвую хватку Ладомира – да куда там! Чем-чем, а силищей боги молодца не обидели.
- Я – местный лесник! – сказал Ладомир. – Рубить незаконно – не позволю! Есть у вас разрешение?
Два других рубщика глядели на них, перехватывая поудобнее топоры. Две красавицы-сосны уже были искусанными этими же самыми топорами, вокруг лежали куски корявой коры.
- Дурень же! – сказал рубщик уже спокойней. – Налетел, перепугал… Вот моё разрешение…
Он с трудом залез во внутренний карман телогрейки и вынул красную книжицу. Ладомир отпустил его, развернул документ. Опытный глаз сразу разглядел фальшивые печати.
- Ну да, конечно, - сказал он мстительно. – Ещё один помощник депутата! Третий за неделю! Вам здесь медом намазано, что ли? Ну-ка, забирайте оборудование, топайте отсюда! А то я долго разговаривать не буду – в полицию сдам, там и будете доказывать, какого депутата вы помощники!
- Слушай, лесник, - примиряющее сказал рубщик. – Ты не дури. Место тут глухое, мы ж тебя живьем закопаем, никто не узнает. Иди себе, а мы пару сосенок завалим – нам больше и не надо для заказа. И тебе хорошо, и нам – доход.
Ладомир недобро прищурил темно-голубые глаза.
- Чего сказал? – спросил он, наклоняясь. – Я тебя, браконьер, закопаю! Я тебя так закопаю, археологи не раскопают!
И с этими словами он сделал ловкую подсечку, рубщик с матерными воем рухнул на землю, а Ладомир схватил с земли выроненный топор.
- Ах ты… - вскрикнул другой рубщик, кинулся было к леснику, но сделал два шага и остановился. Ладомир искоса глядел на него, поигрывая топором. Ради двух деревьев рубщику явно не хотелось ввязываться в драку. – Пожалеешь, парень!
Он выругался, бросил напарнику: «пошли отсюда!». Ладомир отошел в сторону, давай дорогу. Поднялся с земли рубщик, вызывающе плюнул в сторону молодого лесника, и, пошатываясь, поплелся к машине, стоявшей у проселочной дороги. Неудавшиеся лесорубы погрузились в грузовик и уехали.
Лесник с болью осмотрел сосенки. Места, где в древесину вгрызались инструменты браконьеров, кое-как замазал глиной. Нет, бесполезно, погибнут сосенки… Придется самому рубить, как подсыхать станут. Жалко сосны.
Трофейный топор Ладомир забрал домой.
Ужинать он не стал – задумался. Поковырялся в тарелке, расстроил отсутствием аппетита маму.
- Ладушка, - сказала мама. – Не убивайся так. Всегда рубили лес. И всегда лесник воевал с рубщиками – и отец, и дед твой.
- И что ж, ставить всё, как есть? – уныло спросил Ладомир.
- Лес наш старый, заповедный… За себя постоять может.
- Постоять… - повторил, как эхо, сын. – Как же… Отдыхающие приезжают – костры жгут, мусорят. Молодые – охапки цветов нарвут да тут же бросят… Кому контейнеры для мусора ставят? Для кого плакаты вешаем: «Не курить!», «Костры не разжигать!»… Рубщики ещё эти… Брали бы сухостой, если на дрова им… Так нет – хорошие деревья рубят… А заготовщики? Обдерут дубы по самой верхушки, а как потом он жить будет – не их дело… Как быть, мама? Как с этой заразой бороться?
- Прививки бы сделать, - сказала мама, улыбнувшись. – Раз зараза – надо прививки изобрести. Прости браконьерства.
- Всё тебе шутки, мать, - прогудел отец из сеней. – Видишь, парень душой болеет. А тебе – прививки да лекарства…
- А что шутки? – мама села рядом с сыном, – маленькая, хрупкая, и как такого высокого и сильного красавца-сына родить и вырастить умудрилась? – и погладила по загорелой руке. – Ты бы сходил завтра с утра к Светланкиной бабке. Она лекарствует всю жизнь, может и подскажет.
- К Светланке? – встрепенулся Ладомир. – И схожу ведь.
Светолика, Светланка – соседская девушка, ровесница Ладомира. Дружили они давно, на всех посиделках и праздниках – вместе, рука об руку, похожие, как брат с сестрой: светловолосые, голубоглазые, молодые, задорные… Картинка, да и только!
Но прямо с утра наведаться к Светланке не удалось. Только заснула деревня, закричал, забился набат у правления. Пожар!...
Горела опушка леса… Вся деревня бросилась спасать заповедные деревья. Бочки подогнали, из речки насосом воду качали, валили деревья, чтобы по верхушкам огонь не побежал, рубили кустарник, закидывали дымящиеся полыньи влажной землей… Благо, хвоя была сырая – на днях прошли сильные ливни. Сражались с огнем всю ночь, управились только к полудню… Там уже и машины приехали из города, заливали оставшиеся всполохи и хвою водой и пеной, прокопали траншею. Оглядели пожарище и нашли причину возгорания: несколько канистр с остатками бензина. Пока суть, да дело, - освободился лесник только к обеду.
Закопченный, уставший, злой, как черт – шел Ладомир по деревенской улице. Светолика встретила его у колодца: сама вся в саже, но глаза ясные, как голубые топазы. Ладомир помог дотащить ведра с водой до дому.
- А чего из колодца тащишь? – спросил Ладомир. – Колонка сломалась?
- Бабушка велела, она снадобья только на колодезной воде варит, - сказала Светланка, вытерла мокрый лоб рукой, поглядела лукаво на молодого лесника и расхохоталась. – Вот уж на лешего похож!...Черный весь, всколоченный!... Ладка, ты леший, не лесничий!
- Ты чем смеяться, к бабке своей меня отведи, - строго сказал Ладомир, а сам смотрел на Светолику и улыбался уголком рта. – Дело у меня есть.
Бабушка выслушала рассказ лесника – и про рубщиков, и про туристов, и про устроенный ночью пожар. Ладомир был уверен – браконьеры и устроили поджог.
- Не жалко, бабушка, если для себя рубят – поделки какие, или точно на дрова домой. Так ведь продадут за копейки и снова придут лес резать, - говорил Ладомир. – И цветы пусть бы рвали – для того и растут, только как заставить ценить лес и живое в нем?
Бабушка покачала седой головой.
- Беда-то давняя, Ладка, - сказала она. – Но средство есть. И бате твоему говорила о нем, и деду. Да мужики упрямые, даром что душой нежные: говорят, всегда человека словом уговорить можно, научить любить природу… Ты, Ладка, ступай домой, отдохни… А я, как приготовлю для тебя средство, Светланку пришлю.
Где уж отдыхать Ладомиру! Побежал на реку, выкупался, смыл копоть и усталость. Дома еле дождался, когда Светланка в окошко стукнет.
Выскочил из дома – нетерпеливый, стремительный. Светланка тоже вымылась, прибежала легкая, свежая, тугая светлая коса короной вокруг головы обернута, льняной сарафан к загорелым ножка ластится…
- Пошли, - сказала Светланка.
Взяла Ладомира под руку и повела к лесу. Обошли выгоревшее место, выбрались на полянку. Хорошее место: звенел ручеек в густом малиннике, истеричные сороки над головами трещали, перекрикивая лесных птах, а полянка сама вся усыпана маргаритками…
На полянке Светланка вынула пузырек из кармана.
- Бабушка вот что велела, - сказала она. – Снадобье очень сильное, из соков и воздуха леса. По капельке в ручеек брызнуть, по ветру на деревья распылить, на цветы тоже… Бабушка говорит, раньше такие снадобья ведуны делали для защиты капищ и заповедных мест – чтоб чужаки и поганцы светлых мест не портили… Говорит, давно надо было лесникам его использовать.
- А что будет-то? – подозрительно спросил Ладомир, рассматривая пузырек на свет.
Светланка хитро ответила:
- А и сам увидишь!
- Худа не будет?
- Не будет, Ладка!
И точно – увидел Ладомир. Через пару дней приехала молодая компания – человек десять, юноши и девушки из города. Расположились в лесу, развели костер... Смех, веселье, выпивают-закусывают.
Ладомир притаился за кустами.
Возле яркого плаката «Не курите в лесу! Это может быть причиной пожара!» стоял молодой парень и курил, задумчиво рассматривая надпись. Докурил, бросил окурок прямо под плакатом…
И в следующий миг вскрикнул – язычок пламени, точь-в точь окурок, - выпрыгнул из травы и ужалил парня в шею. Поднялась маленькая паника – парень ругался, тер шею, требовал вытащить жало, потому что его оса укусила, девчонки заметались в поисках «чего-нибудь холодненького», другие пацаны принялись хохотать… Наконец, убедились, что жала нет, и осы нет, успокоились, разбрелись по полянкам…
Ладомир, крадучись, следовал за девушками. Одна увидала семейку лесных купальниц. Иногда этот цветок называют бубенчиком, потому что он плотный, круглый, в виде желтой розочки. На солнышке золотые головки этого цветка как бы горят. Девушка наклонилась, дернула цветок и тут схватилась за голову.
- Ты чего? – спросила подружка.
- Меня кто-то за волосы дернул! – сказала девушка.
– Наверное, муравей просто куснул, - беспечно ответила подружка. – Какие красивые цветы, как солнышки!
И тоже сорвала цветок…
Через несколько минут молодежь стремительно тушила костер, собирала пластиковые пакеты и бутылки, грузилась в машину…
Ладомир тихо посмеивался, невидимый молодым людям в своем укрытии: брошенные окурки жалили, отброшенные пластиковые бутылки сами подкатывались к ногам, а когда парни начали хвалиться силой перед девушками и ломать молодую березовую поросль, то березки принялись хлестать незадачливых туристов. Один из юношей попытался вырезать имя любимой на стволе молодого дубка – и почти сразу завыл, схватился за руку и со страхом рассмотрел на запястье проступившие царапины: Люба…
Ладомир проводил их до машин смешливым взглядом… Хороша прививка! Не даст теперь себя лес в обиду.
Придут в лес рубщики, вдохнуть распыленного в воздухе снадобья и станут деревья валить. А лес им в ответ – хвать обушком по глупому лбу! Дескать, хватить, зараза, меня мучить, теперь у меня иммунитет, буду сдачи давать.
…Заповедный лес… Добрый. Мудрый. Щедрый, если к нему с лаской и умом подойти.
Ладомир шел домой спокойный – никто теперь лес не обидит. А бабкино снадобье можно и в других лесах применять, в парках. Чтоб не повадно было браконьерам и ворам природное добро расхищать быть неповадно.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/