1. Пусть люди вымрут

1. Фантастический роман

1. 1. 1. Пролог

Конспект курса лекций истории Святого христианского Рима.

читает Брат Ситорий, истории и философии мастер наук и Божий Слуга.

Имперская университория Святого христианского Рима.

Начат 18 дня 4 месяца 1783 года с Р.Х.

«...а в лето 1444 от Рождества Христова снова провозгласили Священную римскую империю, но уже в образе Святого христианского Рима. Некоторые называют нас Новым Римом, и я не вижу ничего в этом подсудного судом земным и небесным. Мы — действительно Новый Рим».

Мужчина захлопнул книгу из той, прежней вселенной. На его губах проявилась улыбка.

— А не так и плохо было, верно?

— Конечно. Ведь там я тебя и нашла, — ответила его спутница.

— Не грустишь об этом мире? Он ведь уничтожен не без наших трудов.

— Было в нем что-то такое... романтическое, — девушка мечтательно прикрыла веки. — Как будто историю писал борец с нечистью, помешанный на паровых машинах. Но я не жалею. Будет и новый мир. И в нем найдем, с кем повздорить.

Спутник усмехнулся про себя. Да уж, они та еще парочка, никакой реальности не пожелаешь.

— Хочу верить, — произнес он вслух. — Иначе будет действительно скучно.

1. 1. Часть 1. Повелитель демонов

      1. Глава 1. Проигрыш — еще не поражение

Июль 1799 года с Рождества Христова в округе Сант-Элия выдался нежарким и от того приятным. Дожди, словно по желанию земледельцев, шли непременно по ночам, а влажные и свежие утра, такие удачные для разминки во дворе, похоже, были заказаны в небесной канцелярии. За свежестью утра раннего следовало не утомляющее тело и душу тепло утра позднего, а за ними — завтрак и занятия в аудиториях. Но не сегодня. Обучение в прошлом, а в скором будущем — испытание в последнем поединке.

Арабский шатрандж¹, сочинение гимна, целительство и стратегическая игра позади. Все экзамены Флавий сдал уверенно и быстро, проявив недюжинный талант командира, лекаря, стихотворца и стратега. Путь в старшие трибуны — за последним рубежом. За поединком с еще одним кандидатом на «сладкую» должность.

Флавий не боялся, веря в себя и свои силы, но будь ты трижды в себе уверен, все равно, к противнику не теряй ни уважения, ни опаски.

Противника этого зовут Гай Август. Здоров, честолюбив и, говорят, не обделен умом. И неприятно это, и радует одновременно: победить достойного бойца — значит блеснуть началом своей карьеры. Если б еще не жребий... Все, что касалось игры или Игры, случая или Случая, Флавий воспринимал особенно болезненно.

Имперский орел — и выбираешь место.

Портрет последнего императора — и выбираешь оружие.

Все просто и, вроде бы, равнозначно. Но любой из выпускников отдаст предпочтение канувшему в исторические хроники Императору — давнему и порядком подзабытому символу старой Империи. Портрет цезаря на верхней стороне денария скажет: «Парень, тебе крепко повезло! В предстоящем поединке ты будешь выбирать оружие по вкусу».

Это ли не здорово? Хоть и обучали рубиться на самых разных железках, но каждый из выпускников ценит один, реже — два клинка. Да дьявол побери, некоторые вообще не считают нужным сносно фехтовать! Флавий не из их числа, к счастью.

Гай Август — тоже, к несчастью.

Выбор, выбор... напряженная игра с Фортуной. Повезет с Императором на монете — и тебе выбирать. Вот она, твоя богиня удачи - бери ее и делай, что хочешь. А не повезет, выпадет суровый Орел-на-венке — и оружие выберет противник. И будешь ты драться на его условиях. Останется у тебя выбор места, конечно… Но Флавий не мог побороть мысль, что сие утешение как-то слабовато.

А еще добавило мандража и то, что он ничего не знал о любимом оружии Гая Августа. Учился тот на параллельном потоке, и подо что «заточена» кисть мощного низенького крепыша, Флавий не догадывался.

Учителем боевых искусств в Школе уже который десяток лет был Корнелий. Просто Корнелий: одно единственное простое имя и очень непростая личность. Как звали мастера раньше, в годы молодости, никто не знал. А вот то, что он не римлянин, было известно всем. Да что тут знать-то? Посмотри на него, и все сам уразумеешь. Сухощавый, даже сухой. Высоченный — на голову выше Флавия, а уж тот совсем не малыш. Белесые невыразительные глаза и абсолютно седые, как лежалый снег, волосы выдавали в Корнелии северянина, но кожа его была темна, словно у мавра.

Очень странный человек с туманным прошлым. Пожалуй, один из немногих, с кем не стоит даже ссориться, не говоря уж о драке. Да и вообще — лучше держаться подальше. Слава богу, сегодня Корнелий выступает не в роли жестокого противника или сурового наставника. Сейчас он судья. Оба его ученика приглашены в малый церемониальный зал, где согласно традиции бросят дуэльный жребий.

Корнелий, как обычно, лаконичен.

— Правила вы знаете. Перед каждым выбор, оба варианта равнозначны. Место и средство — две части победы. Жребий определит выбор.

Семь лет назад, когда ученики Сант-Элии были не более чем бестолковым блеющим стадом, состоящим из беспризорников или «маменькиных сынков», мастер Корнелий собрал всю желторотую молодежь в этом зале. Ледяной взгляд северянина заставил замолчать толпу подростков, и не менее холодный голос произнес всего одну фразу: «Вы сами выбираете свой путь, так выбирайте осознанно». Тогда никто ничего не понял.

Сегодня же Флавий вспомнил и тот день, и тот миг. И странная фраза уже не казалась ему пустословием разомлевшего от чувства своей значимости учителя. Он знал, что говорил тогда, бесконечные семь лет назад.

Осознание выбора, а не сам выбор — вот главное. Ты должен понимать, что Император ли, Орел-на-венке ли — это лишь направление, но не путь. Позже Корнелий не раз и не два давал понять — не бывает безвыходных ситуаций. Есть неумение выбрать направление и пройти по нему до следующей развилки.

И вот сегодня Флавий понял, почему ему так неспокойно.

Он столкнулся с выбором, но не видит развилки. Не понимает, что обе дороги одинаковы. Уверен в правильности только одного пути, и уже слишком поздно переубеждать себя. Игры с Фортуной в воображении Флавия обнажили свою жестокую языческую суть. Из отдушины для сброса душевного давления они превратились в громадный пресс для плющенья металла.

Что ж, меняться поздно.

Флавий вернулся от размышлений к реальности. В ней Корнелий уже достал из потертого кожаного кошеля содержимое: единственную монету — ритуальный имперский денарий.

Итак, — продолжил наставник. — Бросать Флавию, он моложе.

— Слушаюсь, Корнелий, — сказал Флавий.

Гай Август ограничился кивком.

Ветеран протянул жребий. Флавий положил старую монету в ладонь. Вечный холод золота и рельеф императорского лика прохладно пощекотали руку. Римлянин перевернул денарий. Грозный пернатый хищник раскинул крылья на венке давно забытых побед. Побед, о коих теперь мало кто помнит.

Осталось зажмуриться, прошептать старую-старую присказку на удачу и подбросить монету. Кусочек металла взмыл в воздух и послушно звякнул о пол.

«Пора открыть глаза», — сообщил звон золота на мраморе пола.

«Лучше оставайся незрячим», — ответил ему облегченный вздох противника.

Флавий прозрел и опустил взгляд. Очень хотелось думать, что это всего лишь очередная шутка Фортуны.

Грозный профиль Орла-на-венке.

Противник по ристалищу ободряюще хлопнул Флавия по плечу: «Ну, не всегда же везет». Беззвучным кивком попрощался с Корнелием и направился к выходу.

***

Конечно же, низкорослый оппонент явился к нему с официальным извещением минута в минуту. Стоило колокольцу на башне Школы отзвенеть дюжину раз — в дверь апартаментов решительно постучали.

— Открыто, Август. Входи уж...

Не самый вежливый прием гостя. Но памятуя о том, что гость постарается умыкнуть заслуженную тобой должность старшего трибуна, невежливость объяснима.

Флавий развалился на своем ложе — низкой палестинской кушетке с тугими валиками.

— Я слушаю, Гай, — голос Флавия был бодр, но взгляд говорил об обратном.

Крепыш дернул уголком рта. Мол, вижу, что тяжко, но никто и не обещал легкой жизни.

— Объявляю выбор. Биться будем на паровых циркулиях. Кузнец затупит кромки, так что до смерти, надеюсь, не дойдет. Готовься.

Флавий молчал. Существовало тому, как минимум, две причины. Во-первых, сказать было нечего, а во-вторых, он очень смутно представлял себе, что такое циркулии. Тем более паровые.

Циркулий — холодное оружие с круглым подвижным лезвием. Самый современный вид вооружения машинизированной пехоты Святого христианского Рима. Привод циркулия осуществляется или гибким валом от взводной пружины, или шлангом от баллона со сжатым воздухом. В первом случае циркулий называется пружинным, во втором — паровым.

Циркулий — новое оружие, и мастеров владения громоздким, но эффективным в быстром бою оружием, очень мало. Знания о тактике и стратегии поединка на циркулиях в процессе накопления. В учебных боях циркулии необходимо затуплять (допускается вовсе замена зубчатого диска на тупой круглый блин), ибо легких ран они не оставляют.

Флавий захлопнул Энциклопедию оружия, ради которой полчаса толкался в очереди архива. Пора выпускных экзаменов наводнила либрариум учениками: от безусых молокососов-первогодок до сверхсрочников, по той или иной причине продолжающих обучение восьмой или даже девятый сезон.

Итак, подвох со стороны Гая Августа очевиден с пугающей ясностью. Крепыш потому не придает значения тренировкам с гладиями, арбалетами и копьями, что он апологет новой школы войны — войны механизмов. Флавий не считал себя ретроградом или ортодоксом. Да, любое оружие годится, если им владеешь. Беда в том, что он циркулием не владел, да и знал о нем чуть-чуть. Было на какой-то лекции про эту новинку, но в Школе Сант-Элия, где готовят внутренние войска, о машинной войне всерьез не говорили. А поди ж ты — соперник все же познакомился с передовыми железками. Ну что тут скажешь, молодец парень.

Оставалось выбрать место. На лекциях по тактике не раз повторяли, что место не менее важно, чем средство. Если есть голова на плечах, то всегда можно придумать, как уменьшить преимущество противника в оружии. Да и мастер Корнелий об этом говорил…

Что ж, тогда вопрос: в чем недостаток чудо-оружия? Флавий снова открыл страницу с описанием циркулия.

Книга сообщала, что заплечный силовой модуль циркулия обычно монтируют на тяжелую броню. Ага, значит противник будет из тяжелой панцирной пехоты. Модуль весом почти в талант², панцирь в полуталант, собственно рабочий диск, привод, обязательно шлем, и наборную кольчужную юбку, полноразмерные поножи с наколенниками… Всего таланта на два с половиной. Теперь понятно, почему низенький, почти квадратный Гай Август выбрал себе это оружие — человека постройнее циркулий будет сковывать в движении и неуклонно тянуть к земле.

Тянуть к земле... Стоять на земле... А если не на земле?

***

У оружейника Флавий выяснил, можно ли примостить силовой модуль циркулия без панциря. Мастер сказал, что если нужно, то не проблема. Другое дело, что никто не выходит против циркулиста без доспехов. Паровой резак, пусть и с тупыми кромками — оружие чудовищное.

До вечера Флавий сбегал в город к мастеру-обувщику, и загнал своим требованием старика в ступор. Но тот все же пообещал, что заказ будет готов вовремя. Потом снова бегом к оружейнику, где он изложил кое-какие пожелания к своему циркулию. Усатый Йова усмехнулся в мочалку под носом, сообразил, что замыслил Флавий. Отговаривать не стал, на прощание заверив, что все будет к сроку.

Теперь в гости к любителю техники, объявить место схватки. Судя по спокойной физиономии Августа, тот знать не знал, где в Сант-Элии находится Зеленый пустырь. Что ж, его проблемы.

Следующий день Флавий провел в приготовлениях. С утра забрал циркулий, и до полудня грозное оружие рассекало воздух во дворе. Любой циркулист, увидев римлянина, удивился бы: какого дьявола этот безумец без доспехов? Но Флавий чихать хотел на чужое мнение. Как вера сильнее догмы, так и результат важнее процесса.

После обеда Флавий выбрался в школьный протекторат. Корнелий подписал бумагу с официальным намерением Флавия драться, а когда взгляд мастера добежал до описания места схватки, ветеран одобрительно хмыкнул: «Я знал, что твоя голова — не только подставка под шлем».

Полчаса — и приказ о финальном учебном бое утвержден. В нужных местах на пергаменте стоят подписи обоих выпускников и их куратора, а большая печать Школы трибунов Сант-Элия перекрыла молодым бойцам пути к отступлению.

Флавий заглянул внутрь своего сознания. Там госпожа Фортуна с интересом в глазах снова игриво поглядывала на избранного. И пусть божество это еретическое и не существующее, но ведь капризная дева не раз и не два ему уже помогала. Завтра день боя, ее благосклонность лишней не будет.

Поглядеть бой на новейшем чудо-оружии собралось немало народу. До этого многие циркулиев и не видели, а потому послушно заняли места вокруг арены. Любопытство было столь велико, что даже победило неудобства. Зрители по колено проваливались в топкую грязь, прикрытую плотным ковром болотной зелени. И лишь Флавий устойчиво стоял прямо посреди топи.

Вопреки своему первому желанию, он все же надел шлем, и боковые щитки привычно натирали скулы. Из остального доспеха на Флавии не было ничего, даже поножей. Вместо них его ступни украшали своеобразные сандалии с чудовищно широкими подошвами. Такими здоровыми, что приходилось стоять, раскорячившись, иначе подошвы наступали друг на друга. Да, шлепать лопухами болотоходов неудобно, но соперник лишен и этой возможности.

Низенький Гай Август в болотную жижу ушел почти по пояс. И в мешанине из глины, воды и растений он даже просто передвигался с огромным трудом. Из-под тяжелого глухого шлема на Флавия смотрели глаза противника: умные, внимательные и решительные. Крепыш признал его изобретательность, но страха или хотя бы чуточки неуверенности в них все равно не было.

Бойцы заняли места друг напротив друга и ритуально подняли оружие — салют противнику и готовность начать схватку. Зрители на ближайшем бугорке плюнули на поиски местечка посуше и полсотни глаз впились в противников. Должно быть, вид со стороны был впечатляющим: закованный в сталь низкорослый крепыш чуть ли не по пояс в грязи с одной стороны, и шагающий, как посуху, высокий воин - с другой. Флавий возвышался над противником, как вековое дерево над дровосеком.

«Главное не думать, чем заканчивается для дерева поединок с лесорубом», — невесело пошутил про себя Флавий и опустил руку с диском.

«Начать бой!» — это Корнелий. Голос ветерана никогда не поднимался выше разговорного, но на сей раз над топью, казалось, прогудел раскат грома.

Гай Август открыл клапан, и сжатый воздух с шипением устремился в циркулий. Тяжелое стальное лезвие набрало скорость и загудело. Медленными тягучими шагами тяжеловес то ли пошел, то ли поплыл навстречу противнику. Мощь, с которой низкорослый воин прорывал плотный зеленый покров болота, вызывала неподдельное уважение.

Флавий мешкал. Не время включать циркулий. В наспинном коробе вообще было негусто с запасом воздуха, добрую треть громоздкого ящика занимала совсем другая субстанция. В этом, кроме выбора места, и был замысел Флавия. Ведь в правильном бою на циркулиях с опытным циркулистом у него нет ни единого шанса.

Август подходил все ближе, но Флавий не шевелился. Лишь поудобнее перехватил пряжку воздушного короба, да болотоходы немного пошлепали по поверхности топи. Сандалии держали крепко. Вновь зашипело. Противник снова подкрутил диск и рванулся вперед.

«Вынуждает двигаться», — понял Флавий и послушно взял влево. Удалось изящно уйти от гудящего лезвия, но тут же Гай Август добавил пару мощных и быстрых махов. Пока Флавий оставался начеку — оружие вновь прошло в стороне. Соперник ничуть не снизил скорости передвижения, а темп атак даже возрос. Гай Август потеснил Флавия, потом еще раз, и снова. И все в сторону ближайшего сухого места, рядом с зрительским холмиком.

Еще минута игры в кошки-мышки. Циркулист пытался выгнать Флавия на сушь, но всякий раз более легкий соперник успевал отпрыгнуть в сторону и заложить глубокую дугу вокруг неповоротливого воина. После пятой попытки зрители недовольно заворчали и начали перешептываться, судача явно не в пользу Флавия. Пора заканчивать эту пляску, иначе Корнелий и два других мастера увидят в тактике Флавия уход от боя.

Еще раз диск прошел рядом с плечом. Дождавшись нового замаха противника, Флавий направил свое оружие в лицо противника, и впервые с начала боя диск его циркулия загудел, набирая обороты. А вместе с тугой струей воздуха на свободу устремилось и кое-что еще.

Небольшая модификация была проста до невозможности: насыпать внутрь воздушного резервуара мелко намолотой пшеничной муки. Вместе с воздухом она вырвется из сопла, залепляя глаза противника. Очень остроумно, но запас муки снизил емкость баллона, поэтому Флавий даже не знал, сколько боевого времени у него в запасе.

Облако муки окутало соперника с ног до головы, но Гай Август не растерялся — звенящий диск оружия замельтешил перед крепышом. Не успело затихнуть удивленное «ох» со стороны зрителей, как Флавий рванулся с места. Теперь как можно быстрее зайти сопернику за спину и поставить финальную точку! Зеваки из тех, кто хоть что-то разбирал в клубах мучной пыли, замерли в предвкушении неожиданной и красивой развязки. Она не заставила себя ждать.

Флавий прыжком преодолел оставшиеся пару шагов до спины противника, щелкнул клапан, и оружие ударило в броню (зачем калечить человека?). Ожидался еще фонтан муки и сноп искр из-под лезвия — это и поставило бы точку в сражении. Но мерзкое языческое божество удачи снова повернулось к Флавию нелицеприятной стороной. То ли клапан заело, то ли мука его закупорила, но брони коснулся совершенно безобидный неподвижный диск. Флавий ожесточенно щелкал клапаном, но грозное оружие не запускалось.

Противник отмахнулся гудящим диском за спину, и только хорошая реакция Флавия спасла от опаснейшей раны, а может быть, и смерти. Флавий инстинктивно отпрыгнул назад, но здоровенные сандалии не пожелали отделяться от сырой поверхности, и воин в полный рост ухнул в болото. Тело ушло под травяной покров почти полностью, но Флавий вынырнул и даже почти успел встать на ноги, хотя широченные подошвы намертво засосало в болотную жижу.

Гай Август повернулся в сторону безоружного и беспомощного противника. Неспешно выключил клапан и, пока лезвие не остановилось полностью, ткнул оружием в шлем изобретательного, но неудачливого оппонента. Диск высек из металлической околотки порцию искр и бой закончился.

«Победил Гай Август», — произнес Корнелий за секунду до того, как со стороны зрителей раздался восторженный рев. Молодежь отмечала победу прогресса и грубой силы над изобретательностью.

Флавий ничего не слышал и не видел. Перед его глазами маячил зад Фортуны.

1. 1. 1. Глава 2. Второй шанс

Умение признать за врагом силу — важный навык, особенно для военного. Посему Флавий ни зла, ни обиды на противника не держал. Гай Август достоин награды — вожделенной должности старшего трибуна. Пройдет дополнительную переподготовку и отправится служить в один из любимых сердцу машинизированных легионов.

А Флавию механизация не по нутру. В бой должны идти когорты и легионы, а не бронированные монстры на паровом ходу. Во что вообще тогда превратится война - дело настоящих мужчин? В умение шевелить рычагами, сидя внутри несокрушимого железного чудовища?

В этом есть что-то неправильное. Как уже не раз бывало, Флавий нутром чуял странность событий, происходящих вокруг него. Мир сходит с ума... более того, он сошел со своего пути и трясется по ухабам, что-то колотит и расшатывает земной шар извне. Дурацкая мысль. Но именно она пытала Флавия в минуты душевной опустошенности. Вот как сейчас. Хотя бывали «сдвиги» и в совершенно безобидных ситуациях. Было дело — они с Ежиком выбрались в отпуск на Сицилию. Тогда странное ощущение неправильности ударило сразу же, как только Флавий ступил на твердь острова.

Он не делился «сдвинутыми» мыслями. Ни с кем, даже с близкими. Исключение — тот случай в Сицилии. От Ежика вообще сложно что-то скрыть, специальность у нее такая. Тогда девушка сразу ощутила, что с ее другом происходят какие-то странные вещи. Удалось отболтаться, притворившись, будто вдруг стало плохо от неподвижности земли под ногами. С некоторыми такое действительно случается.

Стук в дверь оторвал Флавия от воспоминаний, столь глубоких, что римлянин не сразу услышал его. Когда он откликнулся, легкое постукивание уже переросло в настойчивый грохот.

— Не помешаю, герой?

Легка на помине. Ежик.

Потому что симпатичная и колючая. Вообще-то, ее зовут Лиза. Имя ей дали приемные родители, также именовали девушку и в Школе. Но Флавию девушка сразу и навсегда показалась Ежиком. Оправдывал прозвище и характер: колючий, резкий, нервный. Ежик могла в любой момент свернуться в неприступный клубок, и любое покушение на ее самостоятельность встречало мощный отпор. Хрупкая и совсем не женственная фигура девушки не раз становилась причиной комичных конфузов любителей однополой любви. Среди аристократии и военных в последние годы было модно увлекаться мальчиками. Ежик же (как и Флавий) этого решительно не понимала.

А еще была она Ежиком из-за своей прически. Лиза принципиально стриглась очень коротко, так, что жесткие черные волосы всегда щетинились в разные стороны.

Родом девушка была откуда-то с заокраинного востока, далеко из-за пределов как цивилизованной Ордынской Руси, так и бескрайних варварских степей царства Великого Могола. Каким ветром эту хрупкую азиатскую дикарку занесло в просвещенный Рим, не знал никто. Лиза сама не говорила, а кто спрашивал — ответа не получал.

— Весь поток о твоей драке на болоте только и судачит, — проинформировала Ежик. — Тебя теперь зовут мучным червяком. Конечно, исключительно любя.

Узкие глаза девушки озорно блеснули, и Лиза запрыгнула на подставку для мечей, пустую по случаю окончания учебы. Клинки Флавий сдал в оружейную еще перед экзаменами.

— Пусть назовут хоть амфорой, дерьмом бы не заливали, — буркнул Флавий. Ему было неприятно вспоминать о схватке.

— Э-э! Что за настроение, господин младший трибун! Дай-ка я тебя подбодрю!

Флавий признался, что сейчас не в настроении. И вообще, он не собирается снова убирать старательно заправленную с утра кровать, а кроме того, все-таки устал после боя.

— Слушай, похотливый самец, я что, похожа на легионную деву для услад? — нахмурилась Ежик. — О, великий мучной червь, выползающий из болота и пожирающий циркулистов, я вовсе не хотела упасть перед тобой на спину! Я, великий, лишь хотела донести до твоего червячества, что сам Легат Клавдий поручил внести твой бой в Энциклопедию боевого опыта! А механики из столицы теперь ломают голову — как бы увеличить маневренность и подвижность циркулиста в боевом облачении и усовершенствовать выпускной клапан. А кроме того, поток отработавшего воздуха теперь решено использовать, как дополнительное оружие!

Флавий молчал, и Лиза уже спокойнее продолжила:

— Рэм, да тебя теперь на руках носить будут, а механики наверняка подкинут халтуру по испытанию этих дурацких дисковых резаков... Вот. А я, дура, теперь буду бояться, что какой-нибудь дебил-коротышка случайно распилит тебя на две неравные половины. И мне, конечно же, достанется худшая. Которая с головой...

Флавий внимательно оглядел Лизу, словно увидел ее впервые.

Сразу после знакомства между ними прописалось негласное соглашение: никаких собственнических привязанностей. У молодых, не разменявших и третий десяток лет, ребят было все, чтобы влюбиться друг в друга по уши, тем более, что гормоны играли боевой гимн по восемнадцать часов в сутки. Но что такое влюбленная парочка на потоке, оба представляли себе хорошо. И так случилось, что после двух-трех скандалов со слезами и сведенными в судороге скулами, между молодыми установилось то равновесие в отношениях, которое устраивало обоих. Они регулярно встречались, иногда ночевали друг у друга, не избегали интрижек на стороне и при этом умудрялись сохранять какое-то странное, противоестественное постоянство в чувствах. Вроде как и не вместе, но совершенно точно не порознь. Сам Флавий так и не смог понять, что же все-таки связывает его с Ежиком, но ему нравилось такое положение вещей. И вроде бы, девушка разделяла эту позицию. Но сейчас ему показалось, что голос подруги дрогнул. Ранее за Ежиком такого не водилось, и Флавий решил уточнить:

— Или мне кажется, или в твоем голосе появились какие-то странные нотки, Ежик? Мы же, вроде бы, договорились...

— Нет никаких ноток, здоровяк! Победитель болотных тварей!

Лиза вспыхнула до корней коротких волос.

— Если хочешь знать, я зашла попрощаться. Завтра у меня испытательный рейд в Галлию, а некоторые повелители мучной пыли думают только о себе, своих проблемах, своей неудавшейся карьере старшего трибуна, а в придачу еще и какие-то нотки выискивают! Иди ты сам знаешь куда, Рэм Флавий Александр! Удачи в поединках с жабами!

Ежик тряхнула головой и спрыгнула со своего места. Несчастная подставка для мечей схлопотала незаслуженный пинок, и не успел Флавий ничего сказать, как Ежик захлопнула дверь снаружи. Стальная стойка еще немного покачалась в шатком равновесии, и с диким звоном грохнулась на пол.

«Колокол во здравие идиота», — подумал Флавий.

Пришлось себе признаться со стыдом, что события последних дней напрочь выветрили из памяти обещание проводить девушку до границы с Галлийской провинцией, как бы там не сложился собственный выпускной экзамен.

Зад Фортуны удалялся от Флавия все дальше и дальше.

***

Любое обучение чем-нибудь обязательно заканчивается. Только мудрецы проповедуют вечную учебу у Жизни. В реальном же мире время — драгоценность похлеще жемчугов с алмазами. Ты сначала учишься, потом получаешь полномочия, и уж потом, в рамках этих полномочий, доучиваешься, сколько тебе надо.

Школа для Флавия закончилась. Он не стал подавать заявление на сверхсрочные курсы. Надо давать себе отчет: после проигранной схватки он уже не станет спокойно зубрить предметы, лелея тщетную надежду на повторные экзамены. Поэтому Флавий забрал бумаги из канцелярии, наскоро попрощался с мастерами, и замок Сант-Элия увеличил число своих выпускников на одного. До призыва в действующую армию на должность младшего трибуна у Флавия еще два месяца. Уйма времени.

Сначала он собирался повидать родных. Если так можно называть семью, приютившую вихрастого мальчишку. Да и то — не по своей воле, а по поручению протектората деревни, которая для маленького беспризорника стала домом. Из Сант-Элии до нее семьдесят миль по отличным дорогам. Ровно на полпути — Святой христианский Рим и Престол. Когда еще выберешься в столицу в ранге молодого офицера? Да еще с солидными отпускными из казначейства Школы? Поэтому Флавий сначала устремился в Столицу мира, а уж затем до дома, и далее — по южным землям полуострова.

Дорога до Рима обещала занять неполный день. Флавий плюнул на регулярный дилижанс, и уже через полчаса грязно-белый мерин по кличке Меркурий был готов к путешествию. Молокососы-первогодки морщились, глядя на неприглядную клячу, но Флавий-то знал: по выносливости и скорости мелкой рыси этому неказистому скакуну нет равных.

К обеду на горизонте явились первые римские пригороды, а дорога, доселе просто мощеная, уступила место новомодному битумному покрытию, гладкому как бумага. Чтобы нефтяная смола не размягчалось по жаре, и в ней не вязли конские копыта, вся проезжая часть была засыпана утрамбованным мелким белым песчаником. Его регулярно обновляли дорожники — за сетью важных для курьерской службы путей Рим следил очень строго.

Флавий выбрался на Белую дорогу ко второму часу пополудни. До столицы оставалось не более десяти миль. Остановившись на очередной почтовой станции напоить мерина, он заметил в стороне от здания необычную коляску: вообще без дышла и упряжи для лошадей, но с какими-то странными рычагами перед креслом возницы. Экипаж был выкрашен в невразумительный серый цвет, а на его борту обнаружился грубо намалеванный герб, доселе неизвестный Флавию: рука держит лупу, через которую виднеется земной шар.

Флавий обошел коляску со всех сторон, но ему так и не удалось заметить ни оглобельных, ни ременных креплений. От повозки явственно смердело каким-то сладковатым, но едким ароматом: с него кружилась голова, а желудок то и дело напрягали рвотные позывы.

— Эй, малец, что за вонючка? — крикнул Флавий мальчику-прислужнику. Тот принимал у него мерина, и сейчас возился с потником.

– Какая, господин военный?

— Да вон та, — Флавий указал на странный экипаж. — Не представляю, какая кляча протащила бы этот кусок благовоний больше полумили.

— Господин военный, а лошади там и не нужны, — ответил парень.

— А как же ее сюда докатили?

Мальчишка прыснул со смеху, но тут же сам себя одернул, пытаясь подобрать слова. Но не преуспел в этом и снова сосредоточился на работе. А римлянин понял, что с такими вопросами он выглядит по-деревенски.

С конюшни уже вели Меркурия — с заметно округлившимися боками и мокрой от воды мордой. Флавий шагнул навстречу скакуну, но тут с порога почтовой службы его внезапно окликнули:

— Господин Рэм Флавий Александр?

— Да, это я, — Флавий обернулся.

На крыльцо здания вышел пожилой почтальон. Старик внимательно разглядывал гостя, периодически опуская взгляд на помятую эстафету в руках, размотанную почти на фут. Похоже было, что служитель станции сверял внешность гостя со словесным описанием.

— Вы из Сант-Элии в Рим? — спросил он наконец. Флавий кивнул.

— Тогда оставляйте скакуна у нас, господин. Лошадь вам не понадобится.

Почтальон улыбнулся и скрылся в здании. Через полминуты дверь почтовой станции снова отворилась, выпустив подтянутого молодого человека. С военной выправкой, и отчего-то по горло затянут в грубую кожу, хотя погода теплая, даже жаркая. На голове кожаный шлем, а на лбу — совершенно непонятные квадратные стекла в металлических рамках, и тоже в кожаной отделке.

— Добро пожаловать в столицу, господин младший трибун, — произнес этот малый и спустился с крыльца навстречу Флавию. — Меня зовут Мико, я офицер курьерской службы Мировой обсерватории Святого христианского Рима.

Флавий тоже представился, и мужчины отсалютовали друг другу. Мико кивнул в сторону безлошадного экипажа:

— Уже видели? Как вам техника?

— Да, очень... очень ароматное зрелище.

Офицер хохотнул и запанибратски хлопнул Флавия по плечу:

— То ли еще будет, когда запущу! — Мико схватился за лоб. — О, запамятовал совсем! Гранд-магистр Мировой обсерватории желает вас видеть — и как можно скорее. Извещение сейчас вынесет местный почтальон. А я пошел приводить эту колымагу в чувство.

Мико махнул рукой в сторону экипажа и пошел в указанном направлении. Флавий рассеянно посмотрел в спину курьеру. За поясом у того обнаружились еще и две здоровенные кожаные рукавицы с широкими раструбами — Флавий таких никогда не видел.

И только спустя пару минут римлянин догадался, что эмблема «Земля и лупа» принадлежит одному из самых могущественных магистратов Святого престола. И этот магистрат, похоже, заинтересовался свежеиспеченным выпускником Школы. Несмотря на жару, воина прошиб озноб. Просто так гранд-магистр Лаций к себе в гости не приглашает.

***

Несмотря на чудовищную скорость самобеглой тележки, сжимающей пространство подобно огромному паровому прессу, Флавий все же определил место, куда они направлялись. Когда сумасшедший Мико сбросил темп на подъезде к невзрачной крепости, Флавий краем глаза заметил чуть левее Белого тракта знакомые холмы. «Могила Нерона, — вспомнил он. — Значит, мы на северо-западе от Рима, буквально в нескольких милях от петель Тибра».

Их ждали. Возница «огненной колесницы», как окрестил про себя самобеглую коляску Флавий, лихо подрулил к воротам крепости и, не снижая скорости, направил экипаж прямо в закрытые створки. Флавий даже испугаться не успел, как под колесами коляски что-то лязгнуло, и ворота распахнулись, ведомые мощными пружинами. Когда экипаж миновал проем, ворота так же быстро захлопнулись.

«Секретные механизмы», — понял Флавий.

Мика остановил экипаж, дернул за какой-то рычаг, и мотор, пару раз чихнув, замолчал. Наступившая тишина показалась осязаемой. К коляске с трех сторон подошли молчаливые люди в серой цивильной униформе. Все предусмотрительно зажали носы — никто не собирался дышать вонючими клубами дыма.

— Приехали, — обрадовал возница, забрасывая стеклянное забрало на лоб.

У Флавия обмундирования, как у возницы не было, и его глаза слезились и от встречного ветра с мелким песком, и от чадящего выхлопа машины. Но он успел заметить, что местная охрана (ну а кто же это еще?) выстроилась от коляски двумя рядами. Живой коридор заканчивался аркой в стене, а за ней виднелась лестница то ли в подвал, то ли на цокольный этаж.

Проморгавшись и утерев слезы, младший трибун выбрался из коляски и на негнущихся ногах последовал сквозь строй охраны — согласно немому, но недвусмысленному указанию.

— Не забудь умыться! — прокричал вдогонку Мико. Нижняя половина лица возницы, где ее не закрывало стеклянное забрало, была темна от грязи, и по цвету больше подходила мавру. Надо думать, что у Флавия физиономия такой была вся.

Невзрачная внешность одного из самых могущественных людей при Святом престоле настолько диссонировала с магистерской цепью на его шее, что Флавий с трудом заставил себя поверить в то, что это и есть глаза и уши Святого христианского Рима в известной части обитаемого мира! Гранд-магистр восседал на арабской подушке перед столиком с разнообразными яствами.

Среди всех орденов и магистратов «гражданскими», то есть не входящими в Святой Совет, были всего несколько. И один из них — Магистрат обозрения дальних земель. Хотя он и не имел официального церковного статуса, в реальности его именовали оком Господа и ухом Церкви. Но куда чаще называли это учреждение проще и прозаичнее — Мировой Обсерваторией. Ее служители собирали информацию с дальних рубежей Рима, анализировали ее и доводили до церковных властей. То, что церковь считала нужным, передавалось и светской власти, которая тоже имела определенные рычаги влияния на магистрат. В любом случае, вне зависимости от подчинения, возможности и полномочия у Обсерватории были весьма широки.

Перед Флавием сидел глава магистрата, а стало быть — очень влиятельный в определенных кругах человек. Что понадобилось этому человеку от рядового выпускника школы, да еще только что завалившему экзамен — непонятно.

— Меня зовут магистр Лаций, я... впрочем, ты обо мне знаешь.

Магистр кивнул в сторону десертного столика и предложил присоединиться к трапезе. Флавий послушно занял место напротив священника.

— Чем обязан, господин магистр?

— Я слышал, что ты недавно получил должность младшего трибуна в двенадцатом легионе. Прежде чем ты начнешь верноподданнические речи, прославляющие именно двенадцатый легион, я сразу скажу тебе вот что. Знаю, что это назначение для тебя полнейшее поражение в правах. А у меня есть предложение, благодаря которому ты начнешь карьеру сразу, не дожидаясь выслуги лет для того, чтобы стать старшим трибуном в отдаленном будущем. Тебе интересно?

«Тук-тук! Кто там? Это я, шанс! Не ври, шанс дважды не стучит!»

Хохму про ростовщика-араба Флавий знал хорошо, а в виду сложных отношений с Фортуной — даже слишком хорошо. Поэтому он просто молча кивнул и деликатности ради взял со стола виноградину.

— Не буду томить тебя речами. Я знаком с твоим формуляром и уверен, что упущенный шанс стать старшим трибуном — просто каверза фортуны.

Флавий вздрогнул.

— Но и не скажу, что твой соперник хуже тебя. Оба вы молодцы и достойны награды... Но ты, Флавий, слишком тонок для работы, которая предстоит Гаю Августу. Ему же лет десять теперь либо без толку мотаться по империи, — Флавий вздрогнул еще раз: от магистра Святого престола было странно слышать еретические слова вроде «Фортуна» и «Империя», — либо умереть за честь и достоинство Святого христианского Рима в какой-нибудь заварушке с дикими племенами. Для тебя это скучновато и пресновато. Все равно, что дробить камни рукояткой гладия.

— А что для меня в самый раз? — довольно нагло встрял Флавий и тут же спохватился. — Как вы полагаете, господин магистр?

— Во-первых, лояльность. Впрочем, здесь ты просто ангелочек, все мастера Школы рассыпаются в похвалах на твой счет. Во-вторых, тебе лучше работать не мечом, а головой. На экзамене ты показал, что она у тебя на месте. И в-третьих, я требую от тебя жизни ради идеалов церкви нашей, Святой христианской...

— Я готов умереть за славу Святого христианского Рима, вашего магистерства, его Святей...

Магистр хрипло захохотал, похлопывая себя по тощим ляжкам. Отсмеявшись, Лаций Публий Анцион снова стал серьезным.

— Это была шутка, воин. Твоя кровь нужна только тебе, но! — магистр значительно поднял указательный палец. — Только во славу государство нашего и лично Его Святейшества. В общем, я вижу, ты готов на что угодно, лишь бы выбраться из младших трибунов. Не буду этому мешать и даже поспособствую: в Рим ты можешь не мотаться, там делать решительно нечего. С завтрашнего дня ты — офицер Мировой обсерватории. Все нужные бумаги уже подготовлены и высланы куда надо. До конца следующей недели свободен. Гуляй, заслужил. Но в Рим — ни ногой. В четвертый день переберешься на проживание в Обсерваторию. Здесь, поверь, тебе будет удобнее.

— Как скажете, ваше магистерство, — Флавий склонился в поклоне, почти достав головой до коврика с яствами. Краем глаза заметил, что в чаше с изысканным вином плавал отвратительный сальный волос. По цвету — точь-в-точь как у Его Магистерства.

Когда Флавий распрямился, магистр уже отвернулся, устремив взгляд куда-то вдаль. Тощий, серый, невзрачный человечек с магистерской цепью на шее нетерпеливо постукивал ладонью по колену. Флавий быстро понял, что он лишний. На то, чтобы подняться и отвесить еще один поклон, не потребовалось много времени, и спустя полминуты Флавий скрылся за дверью.

— Ты уверен, что нам нужен такой зеленый парень? — из-за портьеры напротив окна вышел сухой седовласый старик. Как и у Лация, на его груди возлежала магистерская цепь. — Он не выглядит хладнокровным и достаточно решительным.

— Зато на него указали свыше. А это что-нибудь да значит.

— И раньше указывали на людей, но на поверку все они оказывались просто пешками на доске, — парировал собеседник Лация. — Маятник сметал их походя.

— Раньше мы не сталкивались с себе подобными, Марк. А теперь, когда совершенно ясно, что за событиями в Африке стоят одаренные свыше, мы обязаны узнать об этой шайке побольше. И прежде всего, — магистр поднял указующий перст, — в чем их сакральная сила. Знать силу конкурента — значит, иметь над ним преимущество, мой друг.

Собеседник на секунду замолчал, потом спросил, но уже скорее риторически:

— Я не понимаю, чем таким могут владеть шаманы чокве? Что может превзойти силу Электро, которая подвластна тебе и мне?

— Кто знает, Марк, кто знает... Пока поработаем с местными, а как только я сделаю из мальчика стоящего прознатчика, пошлем его в Африку. И еще, Марк... Нам нужна не столько информация, сколько реакция той стороны. Кто-то ведь противодействует нам на Черном континенте. Нужна проверка боем. Для задачи такого рода наш молодой держиморда вполне подходящая кандидатура. Меня смущает другое...

— Да?

— Он не только чувствителен, о чем нам поведали свыше, он и умен, — Лаций вздохнул и поднял с коврика персик. Надкусил его, сморщился и бросил фрукт обратно. — Может так случиться, мальчик не только узнает, кто вставляет нам палки в колеса, но и воспользуется его силой. Точно также, как мы с тобой в свое время овладели силой свыше. И тогда управлять им будет очень, очень затруднительно.

— Плохо управляемые иногда полезней смиренных служак.

— Да, но когда они под контролем. Знаешь что, Марк, припиши-ка ты к нему в команду Гюрзу. Все поспокойнее будет.

— Как скажешь.

***

Череда дней и ночей в Обсерватории слилась в калейдоскоп, краски которого затмили все, что Флавий видел раньше. До сих пор он считал себя образованным римлянином, пусть и не вполне светским, и тем паче изысканным, но все же сведущим человеком. Но первые же недели на новом месте поведали: ты, Флавий, ничегошеньки не знаешь о мироустройстве! И если не хочешь помереть невеждой — садись и учись.

Еще на первом году обучения в Школе ему крепко вбили в голову, что обучение не развивает мастерства великого воина и ума великого полководца. Оно учит учиться, и что самое главное — учит учиться на чужих ошибках. Эффективность такого подхода Флавий признал, когда ему открыли ограниченный доступ к библиотеке Обсерватории.

Специализация нанесла отпечаток на списки хранимых в Обсерватории документов. В основном это были землеописания, хроники колонизации далеких земель или, наоборот, покорения ближайших провинций Империи. Но много сотен страниц посвящались науке, промышленности и ремеслам. А еще Флавий узнал истинную историю канувшего в небытие ордена тамплиеров (а не то, что мельком о нем рассказывали на лекциях в Школе), устрашился зверствам арабов во времена прививания света истиной веры в далекой Палестине, о том, какие страшные жертвы пришлось принести госпитальерам для защиты римских подданных в суровых восточных землях и насколько свирепой была борьба рыцарей за освобождение Святой земли от ига воинственных арабских племен.

Но дело того стоило. К XIII веку Рим смог констатировать: восточные земли полностью под контролем христиан. Немногочисленные озверевшие арабы размежеваны и опасности для новой империи не представляют.

Узнал Флавий и об истинных мотивах «экспансии вовнутрь» — доктрины Святого христианского Рима, принятой несколько столетий назад. Рим остро страдал от кризиса веры, и как следствие — разбродом и шатанием среди руководящей верхушки. Огромные сокровища колоний на Востоке и Западе, о которых постоянно ходили слухи (надо сказать, подтверждаемые счастливо вернувшимися экспедициями), туманили разум чиновникам и высшему духовенству. Но все же нашлись в Риме силы, поставившие власть духа выше власти денег. В конце XV века окончательно сформировали и наделили полномочиями Орден Воздаяния — военизированную структуру над светской и духовной властью Рима. Подчинялась она непосредственно Престолу. Использовали этот инструмент редко, но с убийственной эффективностью тончайшего механизма: любое противление жизненно важным целям Престола подавлялось быстро и безжалостно. Но природа и истоки могущества Ордена оставались скрытыми за семью печатями.

Покачнувшаяся Империя, преодолев многовековой кризис, стремительно наполнялась жизнью и силой. В первую очередь, за счет весьма либеральной гражданской политики.

Хочешь быть жителем Святого христианского Рима и преуспевать в своем деле — не нужно фанатично преклоняться перед Богом нашим единым. Выполняй заповеди, не выражай недовольства, а столкнешься с несправедливостью к себе или близким — отошли весточку в Рим. На одной из его площадей, напротив неприметного здания из серо-голубого мрамора, стоит большой белый ящик. Заколоченный со всех сторон, с узкой щелью для писем сверху. У ящика дежурят два с виду довольно безобидных стража, но упаси тебя Господь покуситься на содержимое ящика или на того, кто несет к нему свою жалобу. Воины эти — гвардейцы Ордена воздаяния, и мало кто в мире может сравниться с ними в бою.

К XVI веку у новой Империи, ныне Святого христианского Рима, не осталось внешних врагов. Но запрет на колонизацию новых земель или даже торговли с ними по-прежнему закрывал от державы остальной мир. Причина тому если и была, то скрывалась она куда глубже недр библиотеки Обсерватории. Зато на страницах объемных фолиантов Флавий узнал, что уже более полувека Рим сосредотачивает все свои силы на управлении провинциями и, главное — связи между ними. С подробностями, правда, было плохо. Флавий узнал лишь, что все, имеющее отношение к использованию силы Электро, находилось в руках Обсерватории.

Как же мало в Школе трибунов уделяли внимания современным технологиям! (Это слово Флавий обнаружил в одной греческой энциклопедии и оно ему очень понравилось.) Воистину, Гай Август проявил дальновидность: он выбрал для себя самое интересное. Машины — вот основа будущей цивилизации. Каким же дураком он был в Школе, не понимая таких простых вещей!

На тридцать шестой месяц службы, совмещенной с обучением, Флавий окончательно пришел к выводу: его старательно готовят для работы в Африке. Вояжи через Средиземное море к берегам Черного континента участились. И без того смуглый, Флавий еще больше загорел, и теперь больше походил на мавра, чем на римлянина. Он привык подолгу находиться на жаре, полюбил африканскую еду и вполне сносно общался с египетскими и греческими моряками на их языке.

— Завтра получишь свое первое серьезное дело, а пока вот список тех, с кем ты будешь работать. Словесные портреты прилагаются, так что не перепутаешь.

В Обсерватории не принято обращаться формально. Младший послушник, назначенный римлянину куратором, беседовал с Флавием как с равным, иногда даже и как с низшим. Хотя, конечно, все мы равны в глазах Господа, а в делах его и вовсе ниже нижайшего... Послушник, тем временем, продолжил:

— Это список твоей команды, с которой надо познакомиться как можно быстрее. Почти все люди опытные, бывалые. Поначалу будет трудно, авторитета у тебя нет. Быстрее его наберешь — скорее собьешь работоспособную группу. А вот это прочти особенно внимательно. Это твоя верительная грамота на территории, подконтрольной Святому престолу. Здесь твоя настоящая легенда — ее не показывать никому, кроме военных. Или если совсем прижмет. Пойдешь на Черный континент под видом мелкого пирата-торговца, то есть нелегально. Запрет на внешнюю экспансию никто не отменял.

Об этом Флавий помнил, как и любой мореплаватель, готовый рискнуть и выйти за пределы Средиземного моря. Неважно с какой целью — поторговать, мир повидать или просто поиграть в пирата. Закон суров, но это закон: вплоть до особого распоряжения Святого престола на территориях Святого христианского Рима и провинций, включая земли малоизученные, запрещено торговать или вести еще какие дела. Частное ты лицо или представляешь кого, да хоть бы и государственный муж. Всем запрещено.

За все время лишь один нарушитель запрета избежал сурового наказания — легендарный капитан Атом. За разгром узкоглазых мореплавателей у берегов Африки чиновники Рима снисходительно забыли спросить, что четыре его корабля делали возле Анголы.

К слову, ведь именно туда Обсерватория и посылает Флавия! Новоиспеченный командир группы отметил это — авось пригодится.

— Вопросы? — спросил послушник.

— Как насчет оружия?

— Еще не выбросил из головы свою солдафонскую дурь? — собеседник пренебрежительно поджал губы. — Будет оружие, хоть обвешайся. Только в наших делах мечи да копья — последнее средство. Если тебе приспичило кого завалить с шумом и гамом, как у вашего брата-солдата заведено — значит, задание провалил. Так-то, герой.

Пренебрежительное отношение к «солдафонам» даже среди низшего духовенства Флавий рассматривал, как необъяснимый казус. Но однажды затронув эту тему во время визита к Магистру, он вообще зарекся говорить на эту тему с руководством. Лаций оборвал его очень резко и дал понять, что пока «наш герой» не проявил себя достойным служителем Престола, отношение к нему останется неизменным. Как к оружию, которое не проявило себя в бою: осторожное, но ни в коем случае не почтительное. Для себя Флавий решил считать это своеобразной проверкой на верность.

Группа Флавия, как и все остальные коллективы разведчиков, не имела названия, только числовой индекс: LXIV — «шестьдесят четыре». Флавий заметил, что цифра хорошая. Не круглая, но и запоминается легко: восемь раз по восемь. В составе группы числились четверо. Галл, бритт, араб и он, коренной римлянин. А если поименно — так вообще сборище со всего света: Герекс Люпекс, Йон Барт, Гизада Арбанадан и Рэм Флавий. Что ж, последнего он уже неплохо знает, пора знакомиться с первыми тремя.

Галл, как и подобает представителю своей нации, оказался кряжистым детиной полутора обхватов. Ширина груди гиганта явно уступала ширине талии, заплетенная в многочисленные косички лохматость на затылке компенсировалась такой же плетеной лохматостью в бороде, в то время как передняя часть головы, условно говоря «лоб до затылка», пребывала в младенчески гладком состоянии. Глаза у великана были льдисто-зеленые, немного мутноватые и, кажется, постоянно осоловелые. Никакого оружия Люпекс не носил, впрочем, в Обсерватории оружием, как элементом одежды, вообще никто не злоупотреблял.

Йон Барт — полная противоположность Герекса. Невысокий, тощий, гибкий, пребывающий, казалось бы, одновременно в сотне мест сразу. Со стреляющим в разные стороны взглядом и совершенно незапоминающимся лицом. Смотри на него хоть час, а облик в голове не отложится. Замечательно для рыночного щипача и, вероятно, шпиона. Что ж, тоже уместно.

А вот с арабом вышло непросто. Когда Флавий заходил в комнату, четвертый и последний член группы тихонечко сидел в углу, отвернувшись от остальных и набросив на голову и плечи цветастую восточную тряпку. Арбанадан то ли молился, то ли медитировал. С этими странноватыми ребятами со Святой земли вообще не поймешь, где начинается вера, а где заканчивается здравый смысл.

Араб никак не прореагировал на его появление, даже после того, как Флавий лично обратился к каждому из подчиненных по имени. Молодой командир слегка вышел из себя и крикнул в сторону цветастой тряпки нечто вроде: «Эй, дитя востока, мать-перемать, твой командир пришел. Подъем, парень!».

Бритт тут же хитро ухмыльнулся и шмыгнул в сторону. Гигант галл довольно осклабился, по-видимому, ожидая реакции последнего члена команды. И та не заставила себя ждать.

Мгновение спустя на Флавия смотрели огромные карие глаза, чуть прищуренные в гневе. Араб был прилично ниже римлянина и куда тоньше, но Флавий почему-то не чувствовал физического превосходства. Может быть потому, что поразившие его угольно-черные ресницы принадлежали женщине. Было бы даже правильнее назвать ее девушкой — вряд ли та была намного старше Флавия.

Впрочем, обойдись дело только суровым взглядом — было бы полбеды. А беда в полном объеме иллюстрировалась прижатым к паху Флавия острым предметом. Скорее всего, тонким прямым кинжалом из тех, что так легко спрятать в рукаве просторного восточного балахона.

— Я знаю, что среди вас, римлян, принято спать с мальчиками, — заявило хрупкое создание, — но в данном случае ты ошибся, самец. Я не парень. И даже не думай в привычном тебе направлении.

— Поздравляю, командир, ты познакомился с Гизой без... кх-м, членовредительства. Такое удавалось далеко не всем, — возникший у двери Йон улыбнулся щербатой улыбкой. Как среди его верхних, так и нижних зубов равномерно зияли черные проломы. Ровно через каждый зуб. Из-за этого обе челюсти бритта напоминали зубчатые крепостные стены.

— Это потому, что Гизá на самом деле хорошая, — убежденно произнес галл-великан и медленно опустил могучий зад на высокую столешницу, выполненную в германском стиле. Дубовая мебель жалобно застонала.

Поначалу Флавий не желал даже находиться в одной комнате с этими чудовищами. В галле ему мерещился готовый вот-вот взорваться вонючим расплавленным сыром вулкан, островитянин Йон представлялся шныряющий по стране эпидемией, опасной невидимой и неудержимой. Про Восток в лице Гизы римлянин вообще старался не думать, хотя ее глубокие карие глаза выбили командира из колеи на несколько дней. Теперь понятно, из-за чего (вернее, кого) Госпитальеры наложили лапу на Святую землю. Такие сокровища достойны только Рима.

Насколько команда оказалась своеобразной, настолько и дисциплинированной. Как только «дружеская встреча командира с подчиненными» окончилась, все трое переменились: говорили мало, отвечать старались по существу, приказам подчинялись с охотой. Бритт по-прежнему постоянно оказывался в разных местах, и Флавий никак не мог понять, как немощный островитянин умудряется внезапно исчезать и снова появляться. Гизá не обращала на бритта ни малейшего внимания и, кажется, последний отвечал ей полной взаимностью. На первый взгляд казалось, что галл и бритт не очень хорошо знакомы с горячей восточной девицей, во всяком случае, друг с другом они общались гораздо больше, чем с девушкой. Что думала на этот счет сама арабка, никто не знал.

Глава 3. Черная страна

В распоряжении Флавия передали древнюю посудину из разряда тех, на которых и речная прогулка может окончиться свиданием со Сциллой и Харибдой. Старая деревянная лохань с сицилийских верфей хоть и приводилась в движение винтом современной паровой машины, но для месячного путешествия совершенно не годилась. Однако «Деву странствий» грузили для самого что ни на есть дальнего рейда — запасы продовольствия и воды внушали почтение. На всякий случай корабль оснастили опреснителем, работающим на уже знакомой Флавию силе Электро (римлянин читал об этом в книгах, да и самолично не раз дивился прогрессу техники, которая научилась освещать подвалы Обсерватории ярчайшими лампами). Ни галл, ни брит об этом еще ничего не слыхали, выказывая полное невежество в делах науки, поэтому Флавию пришлось провести небольшой ликбез по современным технологиям. «Новейшая разработка, тупицы! Половина элиты Рима уже использует силу Электро в своих целях!» — кратко, но четко довел до своих компаньонов Флавий.

Гизá в сборах не участвовала. Пару раз Флавий замечал ее в обществе Лация и седовласого мужа с военной выправкой. На груди седовласого красовалась такая же как у Лация магистерская цепь.

Оружия, как и обещал заносчивый куратор, имелось в избытке. Флавий трезво оценил арсенал «Девы» и первым делом приказал выгрузить все тяжелые доспехи. Конечно, пехотинец в сегментарной броне или панцире обладает кое-каким преимуществом, но командир группы хорошо представлял себе климат центральной Африки. Ему и в северной от жары как следует уже доставалось.

Только столичные щеголи из числа аристократов могли предположить, что панцирь можно надеть на голое тело. На деле же нужна поддевка из войлока, а под нее еще и шерстяная туника. Без этого броня - просто красивые железки, которым продерешь кожу до костей за минуту. А кроме того, сложно представить себя в африканском пекле, завернутым в войлок и закованным в металлическую духовку.

Здоровенные центурийные щиты, способные остановить удар линейного копейщика, последовали вслед за доспехами. Наивно полагать, что разведывательная операция выльется в правильную легионную баталию.

Вместо ненужного железа загрузили дополнительный запас воды и пару пневматических баллист с воздушными пружинами. Орудия легко установить на носу и корме, превратив безобидную торговую посудину в грозный боевой корабль. В глазах подчиненных, особенно Гизы и Йона, авторитет командира поднялся на пару пунктов.

Официально Мировая Обсерватория никак не относилась ни к «Деве странствий», ни к ее экипажу. Но неофициально магистрат указал точку на карте центральной Африки, которая волновала Престол уже пару десятков лет. Владения племени чокве, также известного, как ангола (в оригинале 'нгола³, но европейцу выговорить это куда как мудрено). Племя соседствует и враждует с народом луэна, который в этой местности самый древний. Все это в самом центре Черного континента, всего в нескольких сотен миль от подконтрольной Риму колонии «Черный свет».

Колония держала власть над Центральной Африкой почти сорок лет и контролировала перемещения возможных противников: не только недружелюбных к белым людям племен туземцев, но и желтых людей Востока. В Африке желтокожие и узкоглазые чужаки ощущали себя вольготно, хотя на западное побережье пока не совались, помня гибельную для себя стычку с капитаном Атомом. Собственно, если бы этой стычки не случилось или великий авантюрист ее не выиграл, в Риме его ожидала бы плаха, а не вербовка в один из военных магистратов.

Последние сорок лет в местах обитания племени ангола регулярно пропадали отряды легионеров и колонистов. Местные жители в страхе шептались о подземных демонах, которые воруют людей по ночам. Пропадали в основном здоровые взрослые, поэтому гастрономическая версия о наличии на этой территории племени каннибалов не рассматривалась. Человекоеды куда охотнее похищают детей или раненых.

Задача группы Флавия — как можно дальше проникнуть во владения племени ангола и выяснить всю подноготную таинственных исчезновений. В прошлом несколько экспедиций, состоящих из матерых вояк, с треском провалились — не вернулся ни один человек. Но те люди посылались светской властью Рима, а теперь же за дело взялся сам Престол.

***

Постукивая машиной, «Дева странствий» встала на якорь в Луанде девятнадцатого декабря 1799 года, через 37 дней после выхода из Мальты, где команда Флавия получала фальшивые документы, удостоверяющие их как свободных торговцев. Забавно, но откровенную фальшивку печатники Обсерватории соорудить так и не смогли, пришлось запрашивать канцелярию госпитальеров на острове. Благо что-что, а производство фальшивых документов «самые государственные пираты» Рима поставили на поток, превратив Мальту в некое подобие бандитской вольницы с имперским управлением.

Корабль покоился на ровной воде порта «Черный свет» — единственной бухте на западном побережье Африки, куда можно пристать груженому кораблю. Только здесь поселенцы оборудовали полноценные глубоководные пирсы, а также отдельное здание администрации. Главным в Луанде был некто Люций Люций Константин, согласно имперской еще табели о рангах — второй легат. А ныне — просто начальник порта и, похоже, всего города.

Как назло, они прибыли в самый разгар африканского лета. Хотя Луанда была и приморским городом, но жара в ней стояла невыносимая. Жара и влажность. С Флавия ручьями катился пот, и плотный белый халат, который выдал ему знакомый с африканскими условиями Йон, тут же отсырел. Здоровяку галлу приходилось хуже всех, и только сухой, как щепка, бритт, похоже, ничуть не страдал. Гиза морщилась, но стоически терпела.

Флавий спрыгнул со сходни на выложенный огромными камнями волнолом и блаженно потянулся. Он неплохо переносил морские путешествия, но на твердой земле ощущал себя куда увереннее. Незыблемая твердь под ногами настолько успокаивала душу, что даже жару Флавий теперь воспринимал, как должное.

Командир группы в очередной раз утер рукавом пот со лба и оглянулся. Позади грохнули еще две сходни, и экипаж неторопливо взялся за разгрузку. Кроме «Девы странствий», причаленных кораблей не было, если не считать за них несколько странных, невероятно узких лодок с высокими мачтами. К правому боку каждой из них на двух шестах была приделана еще одна лодка поменьше... впрочем, даже не лодка, а просто обструганный кусок древесины. Таких необычных посудин Флавий еще не видел, тем более не понимал, как на них плавать.

— А ничего городишко, я ожидал худшего, — заметил бритт и протяжно зевнул. Он уже ощущал под ногами неподвижность земли, но по привычке пытался продышаться. Морское путешествие Йон перенес скверно, его мутило всю дорогу.

Флавий оторвал взгляд от странных лодок и направил его чуть в сторону, где на плавном возвышении расположились постройки. Для оплота Рима за тридевять земель от метрополии Луанда выглядела вполне прилично. Побеленные то ли глиняные, то ли кирпичные портовые здания, местами даже двухэтажные, каменная крепостная стена в центральной части города (как же она, верно, раскаляется под вечер!). Что за ней — не видно, но судя по довольно скромному периметру, во дворе крепости места хватит лишь на казарму для легионеров, арсенал, да склад с припасами на случай внезапной осады.

Большинство строений в Луанде рассредоточились вокруг крепостной стены. Все легкие, со светлыми крышами и огромными, ничем не закрытыми окнами. В правой части бухты сразу за небольшой полоской суши снова блестела вода. На краю косы суетилось несколько десятков чернокожих людей. Приглядевшись, Флавий понял: аборигены строили насыпную дамбу. Что удивительно, но, похоже, что работой руководили такие же черные. То ли они наняты местной администрацией, то ли дамбу вообще возводят по желанию и силами коренного населения.

Строго к югу, ровно посередине подковообразной линии берега и чуть правее крепости, среди ровной одноэтажной городской застройки высилась обзорная башня из камня, а сразу перед ней расположился роскошный особняк в испанском стиле. Здание распорядителя порта, не иначе. Соседние строения испуганно сторонились шикарного поместья — между ними и башней располагался целый оазис рукотворной рощи. Флавий с удовольствием и гордостью заметил и красные маслины, и несколько буков, и даже пару делянок аккуратно возделанного виноградника. Культура — и в Африке культура!

К этому зданию ему и нужно. Каждый новоприбывший в порт Империи в первую очередь докладывает его распорядителю. Святой престол, сменивший императорскую власть, не стал изменять это правило. Флавий поправил порядком просоленную одежду и направился в сторону башни.

Прохлада каменного здания и так шокирует входящего с жары, а тут еще такое! Показное великолепие убранства лишало дара речи. Античные вазы вперемешку с амфорами из дорогущего черного дерева и греческой белой глины; на стенах, увешанных арабским шелком, блестят самые дорогие образцы колюще-режущего оружия, а в личных покоях администратора порта — Люция, еще раз Люция и, наконец, Константина — аж четыре кадки с какими-то местными растениями. Из-за этого обитель хозяина порта больше походила на продолжение разбитого вокруг здания сада.

Сам распорядитель производил впечатление неглупого, но безумного скучающего человека, что для администратора порта и главы целого города было немного странно. Чуть позже Флавий понял, что все административные вопросы здесь решают «люди второго звена», а распорядитель лишь принимает наносящих визиты капитанов пиратских или военных караванов. Здесь, в удалении от метрополии, и те и другие занимались одним делом — торговлей. Поскольку официально Рим не снял запрета на экспансию, военные отличались от пиратов лишь дисциплиной и боевой выучкой. Наличие и того, и другого для администратора Луанды оказывалось прискорбным: легионеры не оставляли денег в кабаках и публичных домах, а ограбить их, во-первых, трудно, а во-вторых, чревато ответным карательным набегом с корабля. Поэтому, когда стало ясно, что гость не имеет отношения к государственной машине Рима, распорядитель порта сразу же проникся к Флавию нескрываемым уважением.

— Добро пожаловать, э-э-э... простите, не имею чести знать ваше благородное имя. Впервые в наших краях?

Маленький, усатый распорядитель гостеприимно распахнул обитые германским буком двери своего кабинета перед дорогим (во всех смыслах) гостем. Надо думать, с большим радушием толстячок распахивал только свой бездонный кошель.

— Да, я здесь, можно сказать, новенький, — ответил Флавий. Вспоминая напутствия Йона, командир разведотряда старательно перенимал манеру общения купцов, а те из принципа не говорили слова «мы» и не представлялись по имени в первую встречу. — Но уверен, мне тут понравится.

— Конечно, конечно, господин! Безусловно понравится! Наш город — колыбель цивилизации в этих диких черных краях. Но позвольте поинтересоваться о вашем... статусе? Ваш корабль производит впечатление посудины обычного мелкого торговца, но экипаж и ваши коллеги — это в высшей степени уважаемые люди. Не побоюсь этого слова, профессионалы своего дела! Итак, как о вас записать в портовой книге?

— Пишите «вольный исследователь», не ошибетесь. Я тут не по торговым делам. В смысле, не по делам сиюминутной выгоды, — поспешил поправить сам себя Флавий, заметив некий спад энтузиазма в глазах Люция Люция Константина. Этого хапугу он сразу же перекрестил в Лю-Лю-Кона, на более весомое имя толстячок не тянул. — Решение об открытии торговли я приму по результатам небольшой экспедиции вглубь страны. Портовый рынок мне неинтересен. Кстати, портовые забавы тоже, — с явным нажимом добавил Флавий.

— Сразу видно настоящего белого человека, бывалого и тертого, господин. Конечно же, портовые цены не могут быть выгодны такому матерому волку торговли, как вы, господин, — рассыпался в подобострастии усатый Лю-Лю-Кон. — Кстати, совсем недавно у меня освободились от работы несколько толковых проводников, всего по двадцать старых имперских денариев в месяц! Очень выгодное предложение, господин, вы отобьете деньги за пару дней!

У Флавий имелись свои представления о правильных проводниках, потому он отказался от столь щедрого предложения. К тому же, бюджет экспедиции лишь ненамного превышал оглашенную Люцием сумму.

— Меня, господин распорядитель, больше интересуют долгосрочные вложения. Поэтому не будете ли вы столь любезны просветить меня по поводу, скажем так, политической обстановки в районе? Очень хочется, знаете ли, знать, с кем иметь дело выгодно, а с кем — не очень.

— Конечно-конечно, господин Флавий, конечно! — закудахтал усач. — Конечно, семинар по местной геополитике я вам не обещаю, но если вы согласитесь отобедать со мной в портовом трактире «Якорь славы», я с удовольствием расскажу вам о местных людях, нравах и обычаях.

— Буду очень признателен. А сейчас прошу принять сбор за стоянку и заправку моего судна. Надеюсь, у вас есть достаточные запасы летучей нефти? «Дева странствий» не впечатляет внешне, но на машинах я не экономлю, ставлю все самое лучшее.

Флавий потянулся к поясу с монетами, и улыбка администратора стала еще шире. Хотя еще минуту назад это казалось невозможным.

Беседа с Лю-Лю-Коном прошла не без пользы для отряда разведчиков. Пока командир группы выслушивал болтовню распорядителя, впрочем, обильно сдобренную множеством полезных замечаний, Гиза успела-таки украсть у местного казначея деньги для уплаты портовой стоянки. О судьбе казначея они не беспокоились. И дураку ясно, за годы в Луанде он наворовал достаточно, чтобы покрыть из своего кармана любое ротозейство.

Портовый распорядитель, наверное, возблагодарил всех богов за столь учтивого и щедрого торговца, коим перед ним предстал Флавий. И за тожественным ужином (платит гость) Лю-Лю-Кон выдал много полезного. Например, что сейчас между племенем ангола и изначально обитавшем в этих местах народом луэна в очередной раз накалились отношения. Путешествовать в этих краях очень опасно вне зависимости от того, какое под рукой оружие и сколько его. Кроме того, путь от Луанды до Луэны — центра территорий племени ангола, очень долог и труден. Это больше полутысячи миль, причем последняя часть пути — по весьма изрезанной горами местности. Так далеко заходят только одиночки-туземцы. И там влияние ангола чувствуется уже во всем. Странные звуки по ночам покидают густые леса, а в дальних горах на закате видны зловещие голубые огни. Местное население верит, что это из-под земли вылезают души умерших и ищут погубителей.

Еще господин Люций Люций Константин заметил, что для исследователя лучше всего будет выбрать речной путь — вниз по Кубанго. Но можно подниматься и вверх по широкой и судоходной реке Кванза. На большом судне забраться можно на полтораста миль, на малых судах и лодках — еще на две сотни. Последний оплот цивилизации — поселение Дондо в верхнем течении Кванзы, откуда уже пешком можно подняться на плоскогорье и направить стопы вглубь территории ангола. Но никто из белых людей еще не заходил дальше Дондо. Начальник римского гарнизона на Кванзе обитает неподалеку. Это бритт Кельвин Стругг, отчаянный рубака, под командованием которого почти центурий отборной пехоты. Почти все его воины умеют и любят сражаться в лесах. «Если доберетесь до старины Стругга, передавайте ему привет», — закончил беседу распорядитель порта.

Вернуться из «Якоря Славы» на корабль — дело десяти минут. Флавий протрубил общий сбор, и в кают-компании оказались все, кроме бритта. Галл сказал, что Йон ушел в город осмотреться, обещал вернуться к восьми. Флавий сбегал к бортовому хронометру, тот показывал двадцать минут восьмого. Он решил не дожидаться Йона — время дорого.

Командир изложил полученную от распорядителя порта информацию, обозначил задачу — проникнуть как можно глубже на территорию ангола — и попросил подчиненных высказываться. Галл сразу же проголосовал за подъем по Кванзе на хорошо защищенной «Деве странствий» (на самом деле Флавий подозревал, что великану не хотелось топать на своих двоих), а далее — на шлюпках покуда можно, потом на мулах. Да хоть бы и, разрази гром, пешком, если животные подохнут или будут тяготить.

Гиза ответила не сразу. Долго думала, потом заявила, что этот план — самоубийство. Галл насупился. Девушка терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила Герексу: об уходе парового корабля по реке, неважно — вверх или вниз — узнает самый последний тушканчик на берегу. И где-нибудь через сотню миль на судно наверняка нападут. Слишком легкая добыча — небольшой, но вполне резвый паровой кораблик, своим ходом дошедший из Рима до Луанды с экипажем всего в десяток человек. Конечно, о самострельных баллистах в трюме никто не знает, но не исключено, что у местных разбойников есть своя артиллерия. По данным Обсерватории, вблизи Луанды пропало без вести полтора легиона. Со всем оружием и обеспечением, разумеется. И ей, Гизе, очень не хочется внезапно оказаться под огнем центурийных катапульт. А пристрелять речное русло с берега проще простого.

Доводы девушки убедили и галла, и Флавия, хотя странно, что о пропаже столь значительного войска он узнал от нее, а не от магистрата.

Время уже перевалило за восемь, а бритта все не было. Командир попросил компаньонов все-таки привести Йона на корабль, чтобы он поучаствовал хотя бы во второй части совещания, которую Флавий наметил на десять вечера и собирался провести на берегу, в арендованном через распорядителя жилище. На этом и разошлись.

Флавий, сойдя с корабля, размеренно переступал ногами и думал о предстоящей экспедиции, когда в него врезалось нечто. Это нечто было теплым, мягким и очень вкусно пахло женщиной. Кто-то прикрыл Флавию рот узкой, но твердой, как камень, ладонью.

— Тс-с-с. Ни слова. И за мной.

Тихий шепот арабески (так, словно сговорившись, называли арабку Йон и Герекс, и Флавий решил перенять их привычку) он узнал сразу, хотя до этого слышать его не приходилось. По пути куда-то в темноту боковых улиц Гиза снова шепотом объяснила — едва Флавий покинул корабль, от бритта пришла весточка. Мол, тот раздобыл информацию и готов срочно ею поделиться подальше от оживленной даже вечером портовой части города. Но вот беда — в весточке на куске бумаги, который передал мальчишка-туземец, не было кое-какого условного знака. А значит, весточку Йон писал с ножом у горла.

Девушка тенью скользнула в темноту, Флавий старался не отставать и не шуметь, хотя по сравнению с легкой поступью арабески его походка больше напоминала перемещение африканского слона в зарослях. Через пару минут они выбрались из города и почти сразу же погрузились в темноту леса, обступающего людское поселение. Гиза подняла руку в известном армейском знаке: «Стоп! Тихо!» Флавий подкрался ближе, бросив взгляд: «Что дальше?». Гиза показала пальцем сначала на свой глаз, потом куда-то в темноту и отодвинулась на полшага. Флавий глянул в указанном направлении. Увиденное ему очень не понравилось.

Йон стоял, привязанный к дереву, а весь его левый бок был залит чем-то темным. «Кровь», — быстро понял Флавий, и механически потянулся к гладию. Увы, торговцам-исследователям не положено носить боевые мечи, так что на поясе у него был только кинжал. Рельеф рукояти в ладони успокоил волнение, и Флавий прислушался. Говорили двое, оба на правильной латыни, но с небольшим португальским акцентом.

— Этот урод снова говорит, что ничего не знает. Мол, капитан нанял в порту Марселя. Похоже на правду, — сказал первый голос.

— Да ну? — отвечал второй, грубее и громче. — От этого «исследователя» за милю воняет военной выправкой. Он даже мозоли от шлема со скул не свел. Врет, скотина имперская.

— Это же не против слов задохлика. А что если римлянин в самом деле бывший военный? А теперь подался в торговлю. Все бывает. А этого клоуна нанял.

— Слуш, кончай ерунду городить! Мальчику нет и тридцати, а командует, словно первый легат. Да подстава это, зуб даю. В порту всегда трепотня, но этот доходяга как-то уж очень много расспрашивал. Точно по заданию командира.

— Ну... может быть, — ответил первый как-то неуверенно, а привыкший к темноте Флавий увидел, как одна из темных фигур покачала головой.

— Не раскисай! Сейчас кончим этого, а потом пойдем и заберем с собой командира. За него обещали, — второй усмехнулся.

— Сколько? — оживился первый.

Пока мерзавцы обсуждали вопрос выплаты за головы «провокаторов», Гиза шепотом объяснила: пока Флавий ужинал с распорядителем порта и выуживал из того полезные сведения, бритт, видимо, собирал информацию на свой манер. Где-то недоглядел, наткнулся на слишком осторожных и, скорее всего, в чем-то замешанных собеседников, а те принялись расспрашивать сами. И с ножом полезли за секретами внутрь бритта.

— Пощекочи еще немного, Амрелло. Живым он никому не дался, так что не стесняйся. Может быть, еще чего скажет...

Один из двух типов, допрашивающих Йона, сделал шаг в сторону пленника. Это был очень неосторожный и, как оказалось, его последний шаг. Тихий свист, затем тупой щелчок - и тело бандита плавно опустилось на землю. Метальный нож защекотал его до смерти: странная ромбическая ручка торчала из-под основания черепа. Где-то подобное оружие римлянин уже видел, но где — не мог вспомнить.

Флавий оглянулся — Гизы рядом уже не было. Вот ведь шустрая! Римлянин перехватил кинжал в руке и поспешил за девушкой.

Впрочем, мог бы и не торопиться. Арабеска оглушила второго из похитителей: бандит валялся на земле и со стоном держался одновременно и за нос, и за темечко. Видать, получил сполна. Флавий Гизу еще в действии не видел, но по рассказам галла, арабеска — самая настоящая машина смерти. Машет руками, ногами, прыгает как саранча, и чуть ли не по стенам бегает. Конечно, здоровый и наверняка неповоротливый галл судит других по себе, но сейчас, глядя на последствия молниеносной атаки девушки, Флавий подумал, что Герекс не так уж и преувеличивает.

Гиза отвязала Йона от дерева. Бритт улыбнулся командиру и попытался что-то произнести, но закашлялся и сполз на землю.

— Ничего, все путем, мальчики и девочки. Тут столько... тьфу... столько всего интерес... интересного. Все расскажу, все...

Гиза возилась с раненым, распарывая одежду на перевязку, а Флавий решил заняться контуженым пленником. Кое-что из методов допроса он помнил еще по Школе, но девушка его остановила.

— Не здесь, Рэм. Заткни ему рот, хватай и понесли. Я помогу идти Йону. Герекс в курсе, он на уговоренном месте. Кстати, там же хорошее место на ночь. На корабль сейчас лучше не возвращаться.

Ну что тут скажешь? Засунь, любезный, свою командирскую гордость поглубже и исполняй приказания девки. Флавий подобрал оглушенного бандита, крякнул, забросил на плечи и понес в темноту — следом за арабеской и ковыляющим бриттом.

Уговоренным местом оказалась хижина какого-то полуголого нищего. Странно, что у него вообще был дом. Хотя в здешнем климате даже вельможи одеваются легко, если не сказать легкомысленно. Может быть, это вовсе и не нищий, а какой-нибудь ремесленник или даже служащий порта. Кто бы он ни был, Гиза быстренько его выдворила, всучив испуганному туземцу несколько монет. Через закрытую дверь было слышно, как шустро улепетывает с добычей бывший хозяин дома.

Когда Флавий с пленником, Гиза и Йон прибыли, галл действительно ждал их на месте. Великан умело прятался между стен соседних домов (и как только поместился?), и по сигналу арабески массивная туша, не торопясь, выползла из засады. Вместе с Флавием они внесли бандита в дом, связали и кинули в угол комнаты. Раненого бритта положили на единственную в этой убогой дыре лежанку. Пока Гиза обрабатывала раны Йона, бритт говорил.

Об экспедиции Обсерватории было известно почти за месяц до прихода корабля. Местная шпана (а бритт пока считал, что это портовые разбойники) получила на руки детальный словесный портрет всех четырех участников похода, включая Флавия.

Йон без проблем обыграл половину местных в кости и сильно проигравшимся предложил вернуть долг информацией. Видимо, это и было ключевым моментом, после которого его достаточно быстро вычислили и вырубили. Но кое-что узнать он успел.

Распорядитель порта Люций Люций Константин на самом деле — высокий, щеголеватый римлянин почтенных годов. Он был застрелен в стычке с местными бандитами около месяца назад. Почти в то же время, когда пришла информация про экспедицию Флавия.

Через неделю по всем портовым кабакам прошел анонимный, но, тем не менее, очень четкий и недвусмысленный приказ, который никто не посмел проигнорировать. Таинственный некто велел немедленно донести новому администратору порта о приходе парового судна с экипажем из четырех офицеров секретной разведки Рима. Мол, это все провокация свихнувшихся религиозных фанатиков Святого престола, которые хотят прикрыть Луанду как вольный торговый порт.

Семена раздора упали на благодатную почву. В Луанде было немало недовольных Римом и его ограничениями в свободной торговле. Поэтому эпизод с заменой портового администратора месяц назад проглотили все. Даже начальник городского гарнизона Максим Генерий не озадачился спросить, что же случилось со старым приятелем Люцием Люцием. Говорят, тоже получил весточку от таинственного анонима. И тоже не стал спорить.

Но это даже не самое интересное. Главная новость состояла в том, что Лю-Лю-Коном уже объявлена награда за головы всех четырех «римских прихвостней». Охоту открыли с восьми часов вечера. Флавий прикинул — обед с распорядителем он закончил в половине шестого, значит, ему вполне хватило бы времени сначала узнать, как дела на корабле, затем вернуться в любезно предоставленную Люцием квартиру. А там наверняка уже ждали горячие африканские парни.

Самое время было допросить пленника, но тот упорно не приходил в сознание, игнорируя все попытки галла и арабески. В итоге его просто оставили в покое — разобраться с гадёнышом можно и позже.

Такого начала экспедиции Флавий не ожидал. Но предупрежден — значит вооружен. Теперь, когда младший трибун, а по совместительству и сотрудник Мировой Обсерватории Рэм Флавий Александр знает, чего ожидать от противника, этому противнику не позавидуешь.

Флавий поинтересовался у Гизы, готова ли она немного расшевелить этот гадюшник ради торжества Святой христианской веры и вообще, сделать так, чтоб этим голозадым неповадно было? Говорил римлянин шутливо, но в его голосе звенел металл такой высокой закалки, что вздрогнул даже бритт. Девушка как раз закончила того перевязывать, блеснула глазами и призналась, что до римской веры ей никакого дела, но вот предательство и удары в спину прощать не намерена. Галлу никто ничего объяснять не стал, но Герекс и сам сообразил, что его задача — охранять раненого и пленного.

Флавий и Гиза тайком вернулись на корабль, выгребли из него все самое ценное (жаль, но тяжелые пневматические баллисты пришлось оставить) и вернулись к великану. Там подобрали амуницию для ночного рейда - и две фигуры в темных одеждах и с замазанными грязью лицами устремились в ночь.

— Ой, не завидую я этой шайке-лейке, — Йон и со стоном перевернулся на другой бок.

— Ага. Я тоже. А еще Мировой Обсерватории, — ответил галл, безуспешно пытаясь привести чувство пленного. — Точнее, не завидую тому, кто нас всех сдал.

Йон кивнул.

— Да, Гиза такого не прощает, — уверенно сказал бритт. — Да и юноша наш не похож на размазню.

— Юноша себя еще покажет. Дай ему только вернуться в Рим целым и невредимым, — поддержал Герекс и от скуки пнул бездыханного бандита.

***

Южные ночи наступают рано и всегда внезапно. Четверть часа — и солнце убежало за горизонт, спеша за ночь добраться до противоположной стороны планеты.

А еще южные ночи очень темные. Сумерек нет, а в небе — только ночные светила. Это тебе не крупный город, не засыпающий до рассвета и распространяющий вокруг себя зарево ночных огней: факелов, газовых рожков, а в последнее время и светильников Электро во дворах аристократов.

В абсолютной темноте Флавий и Гиза без особых проблем добрались до поместья распорядителя порта. Разбитая вокруг роща делала их невидимыми, но в то же время прилично тормозила перемещение. Каким бы беспечным ни был распорядитель порта, а выставить не заметную за деревьями охрану он мог. Особенно, если уже месяц ждал приезда «гостей» из метрополии. Во всяком случае, Флавий на месте лже-Люция об охране подумал бы обязательно.

Однако узурпатор то ли недооценил Флавия, то ли просто не имел никакого военного опыта — римлянин с напарницей без проблем вышли прямо к окнам поместья. Все они были черны — в доме не просматривалось ни огонька. Смотровая башня, нависающая над усадьбой, также не освещалась.

«Странно, — подумалось Флавию. — Неужели распорядитель настолько спокойно себя чувствует, отдав приказ расправиться с нами?». Но вполне может быть, что они с Гизой попались на крючок откровенной дезинформации. Эх, жаль, что так и не удалось допросить того мерзавца!

В дом они забрались через одно из распахнутых окон. По-видимому, в какие-то подсобные помещения: даже в темноте было видно, что показной роскоши, которая впечатлила Флавия в первый визит, здесь нет. Тихонько миновав несколько комнат, наконец, выбрались в знакомый Флавию переход между террасами и приемным покоем. Здесь ожидал первый сюрприз: мертвый охранник. Мужчина сидел, привалившись спиной к стене, и как будто бы дремал на посту, свесив голову на грудь. Но это был совсем последний сон — за ухом у несчастного виднелся след то ли от стилета, то ли от тонкой стрелки из мини-арбалета. И почти никакой крови: орудовал мастер.

Пара ночных визитеров двинулась дальше: в руках Флавия поблескивал верный гладий, арабеска достала короткий и даже на вид безумно острый кинжал. За очередным поворотом их ждали. Обошлось без драки. Второй охранник оказался убит точно так же, как и первый. Потом обнаружился труп темнокожего слуги — Флавий чуть не споткнулся о почти невидимое в темноте тело. А ближе к дверям приемного покоя римлянина придержала Гиза.

— За дверью возможна засада, — едва слышно прошептала девушка.

Флавий внимательно присмотрелся, но ничего подозрительного не заметил.

— Смотри на ручки, — кивнула арабеска. — Дверь закрывали с той стороны, но оставили запор открытым.

Действительно, флажки испанских замков повернуты в положение «открыто», но двери захлопнуты. Обычно, когда двери с подобными запорами захлопываются, отворить их можно только изнутри, что и видно по флажкам снаружи. Флавий показал на следующую дверь, полуоткрытую. Прошептал:

— Я через смежную комнату. Начну шуметь — врубайся отсюда.

Девушка кивнула и неподвижной тенью замерла напротив двери. Римлянин аккуратно проник в соседнее помещение — никого. Проходная дверь также захлопнута. Но уж не разберешь, открыта или закрыта — испанских ручек нет. Флавий тихонечко подобрался и отыскал один из запоров. Просто анекдот какой-то, а не замок. Тонкая стальная щеколда в былые времена никогда не была препятствием для Флавия и Ежика, когда они убегали на ночь из Школы. Не стала она препятствием и сейчас.

Далее — все просто. Короткий разбег, удар плечом — и обе створки шумно распахнулись под весом римлянина. Флавий перекатился по полу, тут же вскочил и осмотрелся. Основная дверь тоже бухнула в стену, и тут же до его слуха донесся чуть слышный свист и тупой, чавкающий удар. Все вместе — за мгновение.

Гиза застыла чуть левее дверного проема и вытягивала из набедренной кобуры второй метальный нож. Флавий проследил взглядом траекторию броска и убедился, что первый нашел свою цель.

Невысокий коренастый человек в белой одежде даже и не думал реагировать на пробитый глаз. Уцелевшим же по-прежнему смотрел в сторону входной двери, прицелившись туда из арбалета.

— По-моему, кто-то нас дурачит, — произнесла Гиза уже в полный голос. — И мне это дьявольски не нравится.

Флавию нечего было сказать. Замершая на изготовку фигура распорядителя порта сжимала незаряженный арбалет. В этой позе Лю-Лю-Кон казался особо нелеп. Девушка подошла к лже-Люцию. Труп распорядителя оперли грудью на письменный стол. А чтобы он не падал, шикарный халат прикололи к столешнице в нескольких местах. Короткие арбалетные стрелки тут же заставили вспомнить аккуратные дырки в телах стражников, которые лежали в коридоре.

— Он не спешил, — заметила девушка, обходя труп. — Смотри, как основательно пришпилил.

Флавий осмотрел тело. Шея пробита стрелой, еще шестью оно приколото к столу. И, наконец, последняя стрела вставлена, как подпорка для подбородка, чтобы голова не валилась.

— Не думаю, что это он сам себя…

— Флавий, не глупи! — взмолилась арабеска. — Ну конечно, не он сам. Я говорю, что убийца не спешил. Даже оставил пугало.

— Пугало?

Гиза покачала головой, словно удивляясь невежеству компаньона. Потом терпеливо объяснила, что иногда в плохо освещенном месте труп с успехом заменяет живого человека. Если противник осторожничает, можно задержать старым, но действенным трюком. Не больше минуты, но для шпиона-убийцы это целая вечность.

— Но это все ерунда. Шутка. Следовательно, — Гиза выдернула свой нож из глаза Лю-Лю-Кона, голова распорядителя пошатнулась на своеобразной подпорке, потеряла равновесие и упала на грудь. — Я думаю, кто-то просто нас подставляет. В очередной раз.

Гиза отвернулась от мертвеца.

– Убираемся. Если это подстава, сейчас начнется веселье…

Гиза подошла к окну. Поскольку все комнаты дома располагались на первом этаже, этот путь отступления был ничуть не хуже других. Флавий тоже забросил гладий в ножны и, было, направился к соседнему проему, когда девушка схватила его за плечо. Она указала наружу рукой и спокойно объяснила:

— Солдаты. Я же говорила, будет весело.

Флавий глянул в темноту. На тропинках между рукотворной рощей и небольшим виноградником перемещались несколько фигур. Пять человек. С другой стороны виноградника еще пятеро продвигались к самому дому. Самое дрянное в том, что Флавий узнал в этих передвижениях штурмовой стиль внутренних войск, которому сам обучался несколько лет. К дому в полной темноте и тишине приближались люди охранного легиона Луанды.

Уже не таясь, солдаты шумно ринулись к зданию, тишину ночи огласили возгласы и команды сильным, чистым голосом, распределяющие штурмовиков по направлениям.

— В город, немедленно! — Флавий подтолкнул арабеску к двери, и девушка стрелой метнулась в коридор. Римлянин рванул следом, попутно подсказывая, куда поворачивать. Однажды здесь побывав, он примерно знал планировку. И сейчас намеревался проскочить через кухню на задний двор, выходящий прямо к крепостной стене. Между ней и усадьбой также высажена небольшая роща, так что оставалось надеяться, что с этой стороны легионеров меньше, чем с парадного крыльца.

Из дома удалось выбраться, избежав встречи с солдатами. Но как только две фигуры в темных одеждах показались на открытом пространстве между домом и рощей, со стороны здания раздались крики. Тут же захлопали арбалеты. Куда попали первые стрелы, Флавий не интересовался, но мигом перешел на «рваный бег», сбивая арбалетчикам прицел. Гиза четко повторила его действия, и спустя пару секунд легкая тень шустро обогнала Флавия, несмотря на то, что благодаря своим длинным ногам римлянин был одним из лучших бегунов на потоке.

В рощу они успели добежать успели до того, как погоня перезарядила арбалеты. Деревца стройными рядами не назвать хорошей защитой от стрел, но они замедляли продвижение противника, а главное, добавляли спасительной темноты.

— Разделяемся! — приказал Флавий. — Я налево, ты направо. Встречаемся у Герекса!

Гиза кивнула, поправила подвязку с ножами и умчалась, изящно огибая деревья. Флавий несколько раз глубоко вздохнул и тоже припустил подальше от мертвой усадьбы.

Глава 4. Черные демоны ночи

Когда Флавий добрался до хижины, девушка уже была там. Учитывая ее ловкость и скорость — неудивительно.

— Заходи быстрее, тут дрянные новости, — произнесла девушка, закрывая за Флавием дверь.

— Куда уж дряннее, — начал Флавий, имея в виду убийства в доме распорядителя.

Оказалось, это цветочки. Ягодки росли неподалеку в городе, там тоже было неспокойно.

— В общем, пока вы там воевали, — начал галл, — мы пытались привести в чувство нашего друга-бандита. Ничего не выходило, и Йон подсказал раздобыть хотя бы воды, чтобы облить этого негодяя.

— Воды? Ночью? Здесь? — удивился Флавий. Вода в этой местности ценность, и просто так ее не найти.

— Ну, мне поначалу это показалось хорошей идеей, — смутился галл. — Но воду я раздобыл. Не спрашивай только, где и как.

— И что дальше?

— А дальше меня чуть не затоптал отряд городской охраны. Мчались, как угорелые.

Флавий знал, куда спешили легионеры.

— Так вот, пока я приходил в себя, удалось кое-что узнать, народ на шум вышел. Один португалец, местный коновал, сказал, что еще вечером мелькал слушок: в город под видом римских торговцев прибыли наемные убийцы. Говорят, подосланы Престолом убить местного распорядителя.

Флавий посмотрел на Гизу. Та кивнула. Мол, все вполне складывается.

— И какие у кого мысли по этому поводу? — Флавий взглядом обвел всех присутствующих. Галл высказался просто, но от души:

— Мы по уши в козьем дерьме.

— Кто-то под нас основательно копает, — добавила очевидное арабеска.

— И это уж точно не лже-Люций, — заметил Флавий. — Ему сейчас не до этого.

Римлянин вспомнил приколотое к столу тело и поежился. Да уж, действительно господину Люцию Люцию Константину (или кто уж там присвоил себе это имя) было совершенно несподручно убивать себя с целью подставить команду Флавия.

— Ну хорошо, а что пленник? — Флавий кивнул на тело в углу. — Что говорит?

— Уже ничего, — грустно отозвался галл. — Окочурился, бедолага. Видать, слабоват был... Даже тычка от Гизы не перенес.

Флавий нахмурился. Взглянул на девушку — в глазах арабески застыла мысль: «Этого быть не может, я свою силу знаю». Оставалось поверить, что бандит действительно был «слабоват телом». Такое встречалось даже в Школе. К превеликому прискорбию руководства Сант-Элии, иной раз студиозусы погибали во время учебных боев без особых на то причин. Судьба — она ведь великая насмешница.

Римлянин кивнул в сторону Йона:

— Как бритт? Идти с нами сможет?

— Сможет, сможет, не волнуйтесь, — раздался голос с лежанки. — Никогда еще обузой не был, и не собираюсь.

Островитянин приподнялся на постели, с укоризной посмотрел на своих компаньонов. Рана в боку явно доставляла тщедушному бритту огромные неудобства, но в его глазах Флавий прочел решимость ни в коем случае не подставлять напарников.

— Хорошо, тогда выступаем немедленно, — распорядился римлянин. — Герекс и Гиза, раздобудьте лошадей. В городе нам теперь слишком опасно, и уходить придется быстро.

***

На горизонте показалось плоскогорье, и отряд немного встряхнулся. Главная цель где-то там. Флавий сотоварищи шли вдоль течения Кванзы, но оставались при этом в разумном отдалении от полноводной и оживленной реки.

Здесь поток большой дугой забирал к югу, чтобы потом снова вернуться в прежнее русло. Флавий с компаньонами срезали этот крюк и теперь приближалась к одному из селений, где, если верить убитому лже-распорядителю, стоял гарнизон Стругга — последний оплот римской цивилизации на пути в глубину Черного континента. Хотелось верить, что хотя бы в этом Люций Люций был правдив.

Как и предполагала Гиза, селение-гарнизон оказалось в пределах одной полдневной ходки. Высокая стена и сторожевые вышки придали Флавию уверенности, и он направил отряд в сторону лагеря.

— Кто такие и с какой целью? — раздался голос с вышки.

— Младший трибун Рэм Флавий Александр, экспедиционное подразделение Мировой Обсерватории Святого христианского Рима, — представился Флавий. — Со мной мои спутники. Тоже из Обсерватории.

— Ничего себе.., — послышалось сверху, и затем часовой что-то крикнул на непонятном наречии. С минуту все было тихо, а потом в заборе открылся небольшой лаз и очень худой легионер с повязкой помощника центуриона предстал перед Флавием.

— Помцентуриона Гастарка, опций⁴, — представился тощий. — Нас не извещали о вашем визите, господин младший трибун. Ваши верительные документы, пожалуйста.

Флавий скинул заплечник, расстегнул его, и футляр с документами перешел к солдату. Это были уже настоящие бумаги Обсерватории, а не подделки, которые он показывал в порту.

Легионер вскрыл футляр, и его внимание сосредоточилось на печатях Мировой Обсерватории и лично Его Святейшества. Опций удивленно причмокнул и вернул документы.

— Добро пожаловать в Качумбу, господин старший трибун. У нас гости редки, поэтому прошу извинить за не слишком достойный вашего звания прием. Но чем рады...

Он пронзительно свистнул, раздался такой знакомый Флавию скрип деревянных засовов, и целая часть забора отворилась, впуская гостей.

— Рад приветствовать вас на вверенной мне земле! Присаживайтесь, угощайтесь, а о делах потом. Путешествие не утомило? Как вам жемчужина местных краев — блистательная Луанда - центр цивилизации в этом забытом богами краю?

Глава гарнизона, центурион Стругг, был в летах, но за полученная за десятилетия службы военная выправка не исчезла. Он не отрастил безобразного пуза, свойственного пожилым военачальникам и выглядел настоящим воином.

С такими людьми приятно беседовать и еще приятнее гулять на все деньги. Но вот встречаться на поле боя нежелательно. Хоть он и немолод, но таких щенков, как Флавий, с полдюжины положит самостоятельно.

— Спасибо, центурион. Не скажу, что шли по лавровыми венкам, но все целы, здоровы и полны сил. Да и на прием жаловаться грех, — улыбнулся гость. — Прозвучит неучтиво, но мы здесь не ради вас, уважаемый. Обсерватория не ставит под сомнение преданность вашего гарнизона.

— Спасибо за добрую весть, молодой господин. Можно, я буду называть вас по имени? У нас не принято злоупотреблять званиями.

— Конечно, цен... Кельвин.

— Рад знакомству, Флавий. Или вас лучше звать Рэмом?

— Флавий. Мне так привычнее.

— Школа трибунов, я полагаю?

— Да, Сант-Элия, девятый выпуск. Окончил младшим трибуном, направлен в двенадцатый легион.

На лице Стругга застыло непонимание. Флавий пояснил:

— Проиграл финальную схватку циркулисту. Подобран Обсерваторией и заманен в ловушку славы сладкими обещаниями быстрой карьеры, — римлянин пригубил из бокала. Там было что-то божественное.

— Циркулист? — удивился центурион. — Мы тут немного отстали от новостей из Рима. Кто такой Циркулист? Какой-то гладиатор?

— Извините, Кельвин, я должен был догадаться, что люди в наши времена передвигаются быстрее вестей, — улыбнулся Флавий. — Циркулист - это тяжелый панцирный воин, вооруженный вращающимся лезвием с паровым приводом — собственно, самим циркулием. Энергия для него хранится в виде сжатого воздуха, который помещен в герметичные сосуды на спине.

— Боги мои, — закатил глаза центурион. — Скоро пресловутая машинерия будет вместо нас воевать и грабить города, получать награды и женщин. Куда катится мир?

Флавий был готов побиться об заклад, что продолжением фразы стали бы слова «в этом христианском гадюшнике». Но старый воин быстро взял себя в руки и, кивнув в сторону столика, продолжил:

— Да что вы как не в гостях! Угощайтесь, Флавий. И расскажите, наконец, что вас привело в столь отдаленную от метрополии провинцию.

— Все очень просто, Кельвин. Ответом станет всего одно слово, но сначала допью этот божественный напиток, — Флавий улыбнулся и опустошил бокал с восхитительной смесью нектара и амброзии. — Ангола.

Центурион помрачнел.

— В недобрый час оно упомянуто, Флавий. Племя ангола воюет со всем окружающим его миром. Боюсь, что моих сил не хватит, чтобы обеспечить вам безопасный проход на их территорию.

— Благодарю, но в наши планы не входит силовой прорыв. Мое дело — разведка. Закончу свое дело — вы возьметесь за свое. Надеюсь, я достаточно прозрачно выразился.

— Более чем. Только я опозорю вас, Флавий.

Флавий вопросительно поднял брови.

— Конечно, все мои воины послушно пойдут в атаку и умрут, защищая честь Им... Святого престола. Однако, будь у меня даже вдесятеро больший гарнизон, я положу его весь, но прорваться в столицу ангола — Луэну — мы не сможем. Я думал, магистрату Мировой Обсерватории это известно, да и вам тоже.

— Вы меня удивили, Кельвин. Неужели дикарей так много?

— Нет, но они повелевают подземными демонами.

Вот тут Флавий удивился уже по-настоящему. Не округлял глаз, не строил из себя трагика и мима. Но внутри что-то щелкнуло, и римлянин оценивающе взглянул на Кельвина. Вроде вменяемый служака, да и к христианству относится терпимо, однако ж такую чушь сболтнул - и ведь с совершенно серьезным видом. Он сошел с ума в этой влажной и жаркой глуши?

— Вы полагаете, я свихнулся, — улыбнулся центурион. — Это не так. Может быть, даже к сожалению. Вы кушайте, кушайте. А я расскажу, что видел здесь за все эти годы… Кх-м, да, почти сорок лет уже прошли. Только прошу, не сочтите за труд дослушать до конца и не перебивать. Свое мнение вы можете озвучить потом, и уверяю, мои мысли относительно здешних дел в первом донесении в Рим были точно такие же, какие будут и у вас после моего рассказа.

Флавий уселся поудобнее и кивнул ординарцу, подошедшему с очередным бокалом волшебного напитка. А центурион, чуть прикрыв веки, начал рассказ.

***

— Назначение сюда я получил тридцать шесть лет назад, и весь путь — а плыть довелось не на быстром паровике, а на тихоходной парусной калоше, — я проклинал это назначение. Впрочем, дома ничего не держало. Родители погибли, когда я еще был ребенком, а собственной семьей я так и не обзавелся.

Так и попал в эту глушь. Тогда гарнизон стоял в совершенно дикой, не отстроенной Луанде, а местные племена частенько нас тревожили. Конечно, мы их отгоняли, но знаете, что удивительно — чернокожие с упорством, достойным лучшего применения, утаскивали своих раненых и убитых! Даже если им доводилось потерять на вызволении своих трупов больше народу, чем погибло в первом штурме. Тогда нам это казалось какой-то дикостью.

Через пару лет впервые заговорили о племени ангола, что жило далеко на востоке, в самом центре плоскогорья. Раньше оно обитало севернее и насчитывало всего несколько сотен человек, но год из года его численность росла, и со временем племени стало тесно в своих землях. Ангола принялись теснить соседей, и в первую очередь племя луэна. Эти туземцы были миролюбивыми, и поначалу лишь отступали. Видать, домыслили, что захватчики не могут расширять свои владения бесконечно. В конце концов, у ангола может не хватить воинов для охраны столь обширных владений.

Но ангола и не думали снижать темпа. Набеги их становились все более жестокими и массовыми, казалось, племя растет прямо из-под земли. Некоторые шаманы луэна всерьез уверяли соплеменников, что ангола оживляет своих мертвецов, и те на следующий день снова идут в бой! Но даже если и было так, это не объясняло столь стремительный рост племени. Женщины не рожают так часто!

Терпение старейшин луэна лопнуло, когда ангола вырезали крупное восточное поселение племени, собственно, город Луэна. Захватчики тут же провозгласили его своей столицей.

В то время Рим еще заботился о новых землях. В Луанде стоял большой экспедиционный корпус — почти четыре полных легиона и две отдельных когорты артиллерийской поддержки. Второй легат Тарий пошел навстречу мольбам старейшин луэна и для усмирения обнаглевших ангола послали легион с усиленными велитными⁵ терциями⁶. Арбалеты, переносные баллисты и дальнобойные луки казались очень действенным оружием против дикарей, которые никогда не знали мощного метательного оружия. Я служил помцентуриона второй когорты, а по совместительству и опцием.

Выступили. Достигли плоскогорья и поднялись, но стоило нам расположиться лагерем, как из-за камней вылетели несколько десятков обезумевших дикарей, потрясая оружием. Конечно же, их всех перебили, даже не перестраиваясь в боевой порядок. А этой же ночью все сложенные в кучу трупы исчезли. Потом мы привыкли к подобному, но в тот раз казалось, что сам дьявол забирает грешников прямо в подземный мир.

Через две недели тяжелого марша по плоскогорью мы достигли первого из «укрепленных» селений ангола. Местные посчитали себя великими воинами и даже поранили кое-кого из наших, поэтому селение сожгли, а жителей перекололи и сбросили в ближайший овраг. И наутро опять ни одного трупа! Командир заметил, что в легионе поползли об этом нехорошие слухи, потому было приказано отныне тела дикарей сжигать.

Наконец, вышли на плато в окрестностях Луэны. Наконец-то мы смогли увидеть врага лицом к лицу — напротив нас выстроилась армия туземцев. Хотя, какая еще армия… Легионеры не могли сдержать хохота, рассматривая противника: почти раздетые, вооруженные кто чем, дрожащие от страха при виде наших щитоносных порядков людишки походили на кого угодно, только не на повелителей самопровозглашенного государства. Мы не спеша выстроились и выслали туземца-парламентера с ультиматумом от племени луэна. Тот не успел пройти и полпути, когда дикари метнулись в атаку. Самоубийственную, дикую, глупую, неподготовленную. В общем, какую мы и ожидали. Хорошо, парламентер оказался быстроногим парнем.

А дальше бойня — никак это иначе не назовешь. Велиты обрушили на дикарей целый ураган самого разного железа, и четверть нападавших свалились в первые же секунды. Затем в бой двинулась тяжелая пехота, хотя по такой жаре пришлось отказаться от панцирей в надежде на щиты. Но все чин по чину: гастаты, принципы, триарии⁷. Собственно, даже до принципов не дошло — противника смяли уже передовые отряды. Из тыла велиты продолжали осыпать противника стрелами, а когда дошло до ближнего боя, дикари захлебнулись в крови. За каждого легионера, легко раненого убогим бронзовым копьем, противник платил десятками.

В общем, спустя полчаса все кончилось. У нас погибли два парня, еще почти две дюжины ранило или контузило. Дикари довольно умело кидали камни из пращей, но это была единственная удачная атака, прежде чем наши лучники не проредили ряды их пращников.

Командир собрал легион, объявил, что цель достигнута и завтра утром мы отправляемся назад, на побережье. Одновременно один из проводников луэна убежал известить свой народ о победе, об истреблении «белыми железными людьми» ненавистного врага. А мы остались сжигать трупы. Вместо одной ночи провозились двое суток - так много собрали убитых.

Перед спуском с плоскогорья легат объявил день отдыха. Еще не хватало, одержав легкую и почти бескровную победу, терять воинов, от усталости оступившихся на коварных камнях. Настроение было отменным, под стать погоде — на плоскогорье установилось тепло, а с юга подул прохладный ветер. Для отдыха что надо.

А ночью на нас напали.

Дозоры среагировали вовремя, и врага мы встречали во всеоружии, ожидая повторения боя двухнедельной давности. Ветераны спорили, кто больше проткнет дикарей, велиты готовили остатки греческого огня, чтобы осветить поле боя. Каков же был ужас первых рядов, когда вместо атакующих задохликов, солдаты лицезрели пред собой организованную толпу человекоподобных существ! Стройные, смертельно изящные демоны с горящими синими глазами, когтистыми лапами, в каждой из которых изогнутый несколько раз клинок, рассыпающий искры. Демоны атаковали настолько согласованно, будто ими со стороны управлял превосходный тактик.

Велиты ничего не видели, и поэтому послушно обрушили на демонов шквал стрел. Ни одна не долетела. Все просто осыпались на землю перед бестиями. А те, словно получив незримый сигнал, разом прибавили скорости и сшиблись с легионерами.

И снова бойня, но на этот раз избивали не полуголых дикарей, а закаленных в боях солдат Рима. Демонов, бывало, протыкали по два-три раза, но те и не думали подыхать. Стена щитов, подпираемая шестифутовыми амбалами, не выдерживала даже одного удара мерзкой твари — воины отлетали как пешки, сбитые с доски щелчком пальцев. А ведь большинство щитоносцев весят по пять-шесть талантов!

Оборона окончательно рухнула минут через десять после начала боя, и легат, трезво оценив обстановку, приказал рассеяться и спускаться с плоскогорья манипулами, терциями и поодиночке.

Внизу посчитали выживших. Из отборного полного легиона в восемь с половиной тысяч воинов, плюс шесть терций тяжелых велитов (еще 180 арбалетчиков), в живых осталось сто двенадцать человек. В том числе и я, хотя понятия не имею, как мне удалось спуститься с почти отвесного утеса, не сорвавшись вниз камнем. Легат и все старшие командиры остались наверху. Из офицеров выжил только командир принципов Дикон Баск из моей же когорты и я — опций центуриона, зеленый тогда еще совсем, но вроде как тоже из командного состава. В общем, командование нашим победоносным отступлением возложили на меня, хотя командовать уже было некем.

Из прожжённых ветеранов, которым и дьявол не брат, легионеры превратились в дрожащих от страха неумех. Половина забыла, с какой стороны берутся за меч, еще треть получила стойкое несварение желудка. Двое погибли в пути, наступив на отдыхающих змей, хотя идущие впереди предупредительно обходили гадин стороной. Еще десять человек подхватили лихорадку и сгорели буквально за двое суток. В Луанду вернулись ровно сто человек, две трети из которых в принципе больше не годились к строевой службе. А племя ангола внезапно поутихло, и никто ничего не слышал о них почти год, а потом все началось сначала.

С молчаливого согласия выживших мы настрочили доклад о том, что легион погиб почти полностью, попав в горный обвал во время карательной экспедиции против племени ангола. Это донесение ушло в Рим, а дрожащие от страха легионеры начали строить самые мрачные прогнозы относительно своего будущего.

К счастью, Риму до нас дела не было. Как раз в то время капитан Атом на полусгоревшем «Апокалипсисе» прибыл в Столицу, где рассказал о стычке с желтыми людьми. Вскоре три полных легиона покинули Луанду и ушли на юго-восток, откуда прибыли узкоглазые, и только через полгода до нас добралось пополнение из северных провинций. О, что это было за пополнение! Сплошная деревенщина, оборванцы-сироты и прибранные к строю нищие! Я не трибун, и обучать по науке не умею, посему честно отписал в Рим: с таким составом не обещаю никаких успехов, напади на Луанду противник. В ответ услышал, что никаких регулярных частей противника, согласно данным военной разведки, в моем регионе и не замечено.

Собственно, так я стал командиром центурия, имя которому — недоцентурий. Здесь всего три десятка отборных солдат, на остальных я уже давно махнул рукой. Это деревенские дети, годятся лишь в качестве смазки для клинков.

— Я думаю, было что-то еще, Кельвин. Вы не все рассказали.

— Мировую Обсерваторию не обманешь, — улыбнулся старый солдат. — Да, кое-что еще. Но вы же донесете в Рим, что я окончательно сбрендил, а может быть, казните меня на месте, чтобы избежать паники. Правда, кроме меня это видела и моя личная терция... А этих ребят на плаху не загонишь…

— Рассказывайте.

Центурион подобрал со стола какой-то диковинный фрукт, взял узкий нож и принялся методично срезать кожицу с плода.

— Демоны — полбеды. Племя ангола еще и мастера оживлять мертвецов, да не просто оживлять, но и делать что-то такое с телами, отчего те приобретают просто немыслимую жизнеспособность. Пока пополнение еще не прибыло, я с несколькими моими людьми в тайне от цивильных властей Луанды отправился в места обитания Луэна. Мне хотелось побольше узнать об этих ужасных ангола. Можете это считать храбростью от трусости, — улыбнулся Стругг. — Разумеется, все, что слышали от запуганных туземцев, мы делили на четыре, а то и на восемь. И многому не верили, пока старейшины луэна не показали несколько свежих трупов ангола. Почему-то их не сумели вынести с поля боя. Как только я увидел тела — меня вывернуло наизнанку. Хотя сами понимаете, со смертью я на ты, а с мертвечиной — еще ближе.

— Что же вас... удивило?

— Удивило - не то слово. Меня буквально убили эти мертвые тела, простите за красивость в выражениях. Половина тел без, ног и других органов: носа или рта, глаз. Погодите, не перебивайте. Дело не в том, что органов не было. Дело в том, что вместо них... не знаю как назвать. В общем, у этих тварей были железные руки с огромными ножами, убирающимися внутрь конечностей. Многие — с металлическими суставчатыми ногами, как у саранчи. И я клянусь вам, я узнавал инженерную школу Империи, хотя машинерия только зарождалась, когда я служил в Риме. Пружины, пневмоцилиндры, клапаны и трубочки — как будто злой Творец смешал воедино плоть и сталь. Почти все трупы пялились в небо круглыми глазами... из горного хрусталя немыслимой чистоты. Луэна клянутся, что эти нечеловеки видят в темноте, как днем, а глаза у них светятся голубым.

Мы вскрыли пару трупов, и увиденное повергло нас в тихий ужас. Почти все внутренности были аккуратно вырезаны, а на их месте располагались все те же механические части: клапаны, вентили, трубочки. Я видел легкие с поршнями, сердца-насосы и трубопроводы взамен сосудов. Я не знаю, как это сделано, и клянусь — не хочу знать. Но эти нелюди живут, и очень даже замечательно разрывают на части мирных крестьян и ремесленников соседних племен. Знаете что, Флавий?

— Да?

— Я думаю, что это племя ангола — орудие дьявола в нашем мире. Вы уже поняли, я не очень поддерживаю нынешнюю религию, но это точно дьявольские козни. Или как там зовется этот Антипод…

Флавий крепко задумался. Очень, очень, до зуда в зубах хотелось не поверить этому старому вояке, признать его сумасшедшим и ближайшим же конвоем отправить в Рим. Пусть Обсерватория сама выслушивает этот бред... но глаза Кельвина не горели безумием. Этот человек говорил о том, что видел, и лишь нежелание выглядеть в глазах такого же, как он, воина, абсолютным безумцем и заставляло излагать невероятную правду спокойно и размерено.

Старый вояка боялся, до смерти боялся тварей с синими глазами — как демоноподобных, так и этих невероятных существ из живой плоти и механических деталей. Но еще больше он боялся остаться никому ненужным изгоем-пенсионером, живущим от попойки до попойки. Он хорошо видел все пучину ожидающего его безумия и то дно, куда он упадет, если решит вдруг подать рапорт о списании. Рим не терпит сломанных людей и судеб, а Кельвин уже сломался. Выжить он сможет только здесь, в Африке. В самом центре Черного континента. В самопровозглашенной Анголуанде. В борьбе со своими демонами.

Флавий долго обдумывал, что сказать ветерану, но неожиданно понял: какие к тому самому дьяволу со всеми демонами раздумья? Он скажет то, что хочет сказать. И что ожидает центурион.

— Кельвин, не хотите присоединиться с самыми преданными вам людьми к моей экспедиции и перейти под мое командование? Знаете ли, перед тем, как лезть в Преисподнюю, мне потребуется пара... нет, три десятка верных легионеров. И еще — боевой товарищ, который не даст демонам превратить меня в ходячий механизм.

— Почему нет? — Кельвин был сама серьезность. — Все ждал, когда же господин старший трибун предложит мне перейти под его командование. Я уже накомандовался, Флавий. А мои люди устали от безделья. Большая часть служила в том самом легионе и пока не сошла с ума. Думаю, они будут сражаться хоть с Ним самим, лишь бы забыться. Мы уже знаем наверняка, что Рим списал нас со счетов.

1. 1. 1. Глава 5. Тонкая машинерия

В отряде оказалось тридцать три человека. Двадцать восемь легионеров, сам центурион и команда Флавия. Стараниями военного лекаря Йон окончательно выздоровел, и темнокожие гарнизонные шлюхи получили нового клиента. Флавий как-то подловил увлекшегося женскими прелестями бритта и пообещал ему замечательную жизнь, если окажется, что островитянин надавал девкам каких-нибудь невыполнимых обещаний. Например, заплатить за услуги золотом.

Выступили нескоро — много времени ушло на договоренности с луэна о беспрепятственном проходе по их территориям. Сначала местные наотрез отказывались пропускать белых людей через свои владения, но когда узнали о цели визита и сообразили, что столь маленький отряд странных чужеземцев, похоже, просто идет умирать во владения ангола, смилостивились.

До плоскогорья отряд добрался без приключений. Воины в очередной раз запаслись водой из ручьев, в окрестных лесах настреляли дичь и подготовились к подъему на плато. Отряд вытянулся цепочкой, и гусеница из трех десятков человек неспешно поползла по скальным тропам вверх.

Ровно в середине подъема случилась первая непредвиденная остановка. Помеху заметил разведотряд, в котором по случайности оказался Йон. Он и послал за командиром, хотя легионеры хотели просто убрать препятствие с пути.

Препятствием оказался старый безногий человек, неизвестно каким образом попавший на тропу между плоскогорьем и низиной. Старик сидел, привалившись к скале, и перегородив культями проход. Грязная тряпка закрывала глаза старика, правая рука покоилась за пазухой, а его кожа хотя и была черна как ночь, но лицо выдавало в нем скорее крайне загорелого европейца, чем местного жителя. Подоспевший Флавий протолкался сквозь легионеров и склонился над стариком. Тот медленно дышал с отчетливым механическим стуком.

— Проводника сюда, быстро!

Приказ ушел вниз по цепочке, а Флавий аккуратно вынул руку старика из-за пазухи. Ниже локтя конечности не было, а на культе виднелись следы то ли зубов, то ли капкана. Старик не шевелился, но по-прежнему шумно дышал, и Флавий размотал из тряпья вторую руку. Он уже знал, что искать и пожалел, что послал за переводчиком. Толмач не нужен. Старик должен понимать римскую речь, ведь в свое время он был легионером.

Флавий продемонстрировал грязную, до черноты потемневшую от палящего африканского солнца кожу. Гиза и Кельвин уже были тут.

— Смотрите, — указал Флавий на руку калеки.

Кельвин нахмурил брови, а кое-кто из легионеров не смог подавить изумленного вскрика. На грязном, ободранном плече мужчины виднелся змей, обвившийся вокруг гладия. Символ имперского легионера. Чуть ниже проступала едва видимая римская цифра XXIII.

— Это же наш!

— Наш легион!

— Мы нашли своего! Ребята, это наш!

Возгласы покатились вниз по цепочке, легионеры передавали из уст в уста весть о найденном сотоварище.

— А что же он такой древний? — спросил Кельвин. — Раз наш, то должен быть ровесником.

Действительно, на первый взгляд несчастному можно было дать лет восемьдесят, не меньше.

— Не знаю, — признался Флавий. — Может быть, у этих… Может быть, эти существа стареют быстрее человека. А может быть, старость накатила еще до того, как ангола сотворили из него монстра.

Кельвин наклонился, сорвал с глаз увечного легионера тряпку. В прозрачное небо Африки взглянули два глаза из хрусталя неимоверной чистоты.

Старик засмеялся и хрипло произнес, прерываясь на странный, клацающий кашель:

— Оставьте меня, я все равно не вижу неба.

— Как тебя зовут? — Кельвин присел напротив калеки и посмотрел в эти невероятные глаза.

— Имя? — старик то ли засмеялся, то ли закашлялся все тем же механическим звуком. — Мое имя похитили вместе с разумом. Я вопил от боли на жертвенном алтаре, а из меня вынимали имя… Хе-хе…. А потом уже не думаешь об именах и прочей ерунде... Потом хорошо и понятно... Ты смотришь на себя со стороны, и… Ха-ха! Даже восторг от себя самого! Ты велик, могуч… и убить себя нельзя, вот задачка…

Старик замолчал, и даже шум его дыхания затих. Флавий подумал было, что легионер умер, но старик поднял голову.

— Они оставили мне глаза, как память о своем величии. Но они ошиблись... Они ошиблись! Думали, я буду благодарить их?! Не дождутся! На том свете встречусь с тварями и... и... тогда и...

Грудь старика задергалась, ему явно не хватало воздуха. Культи беспомощно заскребли камень, Кельвин и Флавий, мешая друг другу, попытались уложить старого воина на спину, но тут в груди калеки что-то особенно громко щелкнуло, и тело ветерана обмякло.

— Выключился ваш голем, — сделала вывод Гиза, и через секунду об арабеске напоминала только ее меткая фраза.

Между тем, девушка оказалась очень точна. В самом деле, как еще назвать такого искусственного человека, как не големом?

Старика похоронили на плоскогорье, со всеми положенными воинскими почестями. Пока легионеры копали могилу в неподатливой каменистой почве, Флавий размышлял. Из того, что он уже услышал и увидел, получалось, что пока ангола контролируют голема, тот, наверное, не даже не управляет телом. Может быть, даже лучше для человека, если бы они и мозг уничтожали. Как сохранить разум, если со стороны наблюдаешь, как измененное тело рвет на части несчастных крестьян, убивает мирных жителей?

А потом ангола бросают бывших големов, отнимая все искусственные части тела. Или не все, как в этом случае? Но почему его оставили в живых? Да еще здесь, посреди горного прохода?

Ответ очевиден — для предупреждения. Мол, не суйтесь, а то с вами произойдет то же самое. Значит, за этим стоит не могучий враг, не дьявол, а обычный человек — слабый и тщетный. Всемогущему знаки не нужны, он ничего не опасается.

— Тебя зовет Кельвин, — подошел Йон, прервав размышления Флавия. — Хочет посоветоваться.

Римлянин подошел к свежевырытой могиле, ее уже закапывали. Центурион подозвал Флавия поближе.

— Не удержался и... в общем, я поковырялся в этом служаке. Это несложно, почти все живые органы превратились в тлен, действовала только машинерия. И вот смотри, что нашел.

Кельвин склонился над смотанной в куль кучей тряпья, в которой узнавалась туника легионера. Развернул сверток, покопался в нем - и на руки Флавию легла странная штуковина.

— Что это?

— Это занимало четверть черепа несчастного. Наверное, какой-то машинный мозг.

Флавий оглядел овальный предмет, испещренный тысячами тонких трубочек. На мозг это не походило, скорее на какого-то морского ежа, если они стальными бывают.

— А куда вели трубочки? — спросил он.

— В том то и дело, что никуда. Такое ощущение, что мозг отключили от тела, а вынуть поленились.

— Возьми эту штуку с собой, на досуге разберемся. Или хотя бы сделаем вид, что разбираемся…. и еще вот что. Забери и хрусталики. Ты ведь мимо не прошел — уж больно чистой воды минерал.

— Ну… в общем, нет. То есть да. Не прошел, — Кельвин виновато развел руками.

— Зачем тебе понадобились мозги несчастного? — спросил галл, облизывая ложку. — Из них ничего не сваришь, а разбираться в машинерии — своих мозгов не хватит.

— Если бы я слушал только тебя, Люпекс, я бы сидел дома и наедал такое же брюхо, — огрызнулся Флавий. — Даже человеческий мозг сохраняет свою работоспособность в течение шести минут после смерти. И я уверен, что машинный разум сохраняет свое состояние сколь угодно долго. Выключи паровой двигатель — и он послушно остановится. Запусти — и он начнет работать ровно с того же момента. Это не человек, которого можно вырубить и привести в чувство, когда пожелаешь. Таковы все машины.

— Ты часом не машинист по образованию? — поинтересовался Йон.

— Нет, но кое-что знаю в римской машинерии. И хочу понять, почему мозги этих… големов выглядят так, как будто они только что с завода Неаполя.

— Никакая машинерия не объяснит, как человека можно напичкать железом, и он при этом будет жив-здоров, — не согласился бритт. — И потом, у нас задача просто разведать и привезти с собой как можно больше информации, а не копаться в машинных мозгах несчастного легионера. Или я не прав?

— Мыслишь верно, но ограничено, — заметила Гиза. — Впрочем, как всегда. Флавий, если хочешь копаться в мозгах этого бедняги, не откладывай. Я помогу. Кое-что смыслю в железках.

Флавий вспомнил, как Гиза за неполный час оживила механизм корабельной паровой машины, казалось бы намертво вставший. «Дева странствий» еще не добралась до Туниса, и все подумали, что путешествие не состоится. Но благодаря талантам девушки все обошлось.

— Хорошо, помоги. Посмотрим, чем они мыслят.

Старая медицинская шутка гласит: результат вскрытия показал, что пациент умер от вскрытия. С мозгами голема получалось прямо в точку. Как только Флавий и Гиза ножами поддели крышку «ежа», как что-то хлопнуло, и та отлетела в сторону. Из-под крышки тотчас брызнули тысячи мельчайших деталей. Машину будто взорвали изнутри.

— Зрелища не будет. Гладиатор приболел... — покачала головой девушка, оглядывая картину разрушений.

Никакого сомнения, без знания высшей механики никак не разобраться в машинном мозге. Самая крупная из деталей чуть больше ногтя. И таких всего несколько штук. Остальные — совершеннейшая мелочь, сейчас, увы, большей частью бесполезная. Вся россыпь неподвижных металлических букашек в результате «взрыва» оказалась на земле.

— Да бог с ним, со зрелищем… Меня больше интересовало это.

Флавий перевернул коробку, проследив, куда ведут две особо крупные трубочки в самой выпуклой части «ежа». А шли они к странному механизму, состоящему из целого поля малюсеньких зеркал, каждое из которых было насажено на тоненькую ось.

— Минуточку...

Римлянин достал из сумки хрустальные глаза голема. Снаружи они походили на тонко ограненный драгоценный камень, но с той лишь разницей, что каждая из граней была не плоской, а сферической. Солнечный свет, упавший на поверхность глаза, дробился на тысячи маленьких, но ярких искорок, и здесь сходство с драгоценным камнем заканчивалось — ни один самый великолепный бриллиант не порождал такого количества бликов.

С внутренней стороны глаз, затянутых в какую-то серую оболочку, виднелись точно такие же трубочки, как и в машинном мозге напротив «зеркальных полей». На одном глазу болтался оборванный провод. Флавий вставил обрывок провода в одну из «зеркальных» трубочек мозга, соединив «ежа» с «хрусталем».

— Гиза, дунь вот сюда, — палец Флавия коснулся маленьких зеркал на осях.

Девушка наклонилась над разобранным мозгом и с силой выдохнула на зеркальца. Те послушно завращались, и хрустальный глаз засветился приятным голубоватым светом, пробивающимся даже через тысячи солнечных бликов. Стоило зеркалам остановиться, как свет погас.

— Теперь все понятно.

— Вот как?

— Да ну?

— Что?

Команда посмотрели на командира. Йон со скепсисом, Гиза с интересом, а галл — с аппетитом. Он как раз доедал ужин.

— Мозг големов использует силу Электро, — объяснил Флавий тоном заправского лектора, — и глаза тоже общаются с мозгом посредством Электро. Кстати, некоторые из ученых говорят, что человек тоже использует эту силу для управления телом. Приводят пример, когда разряд Электро сжимает кулак трупа. Мастера-эскулапы уверены, что мышцы человека получают сигнал на сжатие через какие-то тонкие Электро-соединения с нашим мозгом.

— А на расжатие? — спросил великан, с интересом сжимая и разжимая в воздухе могучую лапищу.

Флавий вздохнул:

— На расжатие, мой невежественный друг, мышцы человека не работают. Именно поэтому каждый сустав имеет минимум пару мышц: одна сгибает, а другая разгибает.

По-видимому, Герекс так ничего и не понял, но вот Йон и Гиза - вполне. Первый как-то особо хитро улыбнулся, а девушка спросила как раз про то, о чем думал Флавий.

— Значит, если мы придумаем, как на расстоянии умертвить силу Электро, то сможем справиться и с големами?

— Думаю, да. Но в полевых условиях, без ученых, разгадать ребус будет сложно.

— Я думаю, надо прервать экспедицию, — убежденно произнес Йон. — Того, что мы узнали, достаточно. Пусть святые отцы вместе с учеными мужами ломают голову над всеми этими головоломками, а мы свою задачу выполнили.

Заметив, что с ним никто не спорит, бритт развил мысль:

— Мы обнаружили убежище доселе неизвестного врага. Мы знаем его возможности и даже разобрались в кое-каких средствах. Своими мозгами нашли одно из слабых мест чудовищ. В конце концов, всегда можно вернуться с парой легионов и устроить гадинам форменный ад.

— Есть маленькое «но», даже два, — возразил Флавий. — Пока мы будем разбираться с ними в тиши лабораторий, эти ангола поработят половину Африки. Сожгут сотни городов, втопчут в землю тысячи деревень, перебьют миллионы мирных жителей. Я почему-то не готов оставлять мерзавцам столько простора для действий. Это раз. А два — мы ни на шаг не приблизились к разгадке этих… как там, Кельвин говорил… Черных демонов.

Гиза сложила руки на груди.

— Я за возвращение домой. Извини, Рэм, но голос разума говорит именно это. А я — разумная женщина.

— Ну, я уже сказал, что домой, — поддержал арабеску Йон и подвел черту. — Итак, решено. Мы возвращаемся в Луанду. Пойду скажу легионерам...

— Демократия умерла вместе со старой Империей, — холодно отрезал Флавий. — Среди служителей Обсерватории о ней даже не слышали. Так что никто никуда не пойдет. Мы продолжим путь на восток.

— Это командир так решил? — уточнила девушка, прищурившись.

— Да, так решил командир. И теперь он же говорит тебе: Гиза, убери мозги и глаза голема в походную сумку и ложись спать. Завтра поднимаемся с самого утра.

Флавий повернулся в сторону бритта и добавил:

— Можешь передать Кельвину мое решение. Исполняй.

Бритт ухмыльнулся:

— Эх-хо-хо, наш командир решил вот так, решил вот так. А значит, брат, а значит, брат, дорога нам с тобою в ад.⁸

На лицо Йона вернулась его ужасная улыбка и бритт, не сказав ни слова, направился в главный лагерь. Гиза молча собрала мелкие железки с земли, после чего голубые кристаллы и остатки «ежа» были упакованы в походную сумку. Девушка пнула ее ногой, дескать, забирай, и скрылась в палатке, которую галл разбил перед ужином.

Великан обиженно посмотрел на арабеску, потом укоризненно — на командира.

— Не надо так с ними, Флавий. Ты не представляешь, как ты их обидел.

— У нас в Сант-Элия на обиженных воду возили, — мрачно отозвался Флавий. И добавил:

— Иди спать, Герекс. Я уберу посуду.

1. 1. 1. Глава 6. Сердце Анголы

Флавий проснулся поздно — все уже встали, и он остался в палатке последним. Утро было, как обычно, теплым, африканское солнце вовсю жарило тряпичную стену. Случайно забредший в палатку паучок бегал по ткани, примериваясь, как бы сплести паутинку посимпатичнее.

«Здесь тебе нечем поживиться, дурачок», — подумал Флавий, выбираясь наружу. Напротив выхода галл что-то подшивал в своей безразмерной рубахе. Видимо, снова исхудал.

— Доброе утро, Герекс. Где остальные?

— Ты меня спрашиваешь? Ты же вылез из их палатки, а не я. Моя вообще в лагере.

В груди Флавия шевельнулся неприятный холодок. Римлянин метнулся к тряпичной стенке, где размещались личные мешки. Ну точно, двух из трех на месте нет. И даже не надо гадать, чьих.

К вечеру вернусь все отправленные на поиск группы, в том числе и та, которая заново спустилась в низину и прочесала несколько квадратных миль. Конечно же, беглецов не обнаружили.

Флавий сжал зубы так, что аж заходили желваки на скулах.

— Что ж, так даже лучше. Сделаем два дела сразу. Арабеска и бритт передадут информацию в Рим, а мы тем временем наведем тут шороха! — казалось, Флавий и сам поверил в то, что только что сказал.

Легионеры спешно сворачивали лагерь. Было решено выступать немедленно и идти всю ночь.

Небольшим отрядом в три десятка человек идти по плоскогорью куда легче, чем легионом. Тот, по рассказам Кельвина, вышагивал две недели, пусть даже и с паузами на небольшие стычки. Отряд Флавия добрался до окрестностей Луэны на девятый день.

Лагерь решили разбить в ущелье потенистее — солнце начинало палить уже вовсе немилосердно. Легионеры, загорелые почти до черноты, относились к издевательствам светила философски, но Флавий и галл просто изнывали под неистовыми лучами. Поэтому Кельвин решил сжалиться над спутниками, непривычными к местному климату.

— А я говорю, что все дело в заметности, — настаивал Кельвин. — Одно дело, когда по плато маршируют почти десять тысяч человек легиона, а другое — когда скрытно пробирается терция. Тогда, почти сорок лет назад, мы и думать не могли, что нам кто-то может устроить взбучку. Потому и не скрывались почти, да и разведка у нас, скажем так, грубовата была. Сейчас все будет иначе.

— Хотелось бы верить, хотелось бы верить... — промычал галл, опорожняя в себя остатки фляжки.

— Все равно что-то мне говорит, что лезть в Луэну всем отрядом глупо. А в Школе нас научили доверять своим ощущениям, — сказал Флавий.

— В Школе у вас не было столкновений с африканскими колдунами, командир, — возразил центурион. — При всем моем уважении к твоему образованию.

Флавий поморщился. Да, боевого опыта у него ноль. Но если даже половина из рассказанного Кельвином про нравы ангола — правда, то лучше бы действовать как можно тише. Эх, Ежика бы сюда! Вот кого можно смело отпускать в самый глубокий тыл противника и спокойно ожидать с нужными сведениями. Будет нужда — Лиза и под местную черную женщину перекрасится, и язык выучит, и...

Впрочем, кого нет — того нет. Лиза осталась на родине великана — сдает свой выпускной экзамен по военной разведке.

— Ладно, поступим по-твоему, — решил Флавий. — Продолжаем идти всем отрядом.

Невыносимое солнце скрылось за холмами, и долгожданная прохлада опустилась на землю Анголы. Отряд неспешно паковал и прятал снаряжение. Далее решили идти исключительно ночами и налегке — каждый несет лишь оружие и минимальный паек. Опыту Кельвина в деле скрытного передвижения малыми группами Флавий доверял полностью.

Три десятка воинов Святого христианского Рима шли в гости к дьяволу.

***

Луэну нельзя было назвать даже захудалым городишком — какая уж тут столица. Впрочем, для дикарей и десяток хижин — великое достижение зодчества, а в столице самопровозглашенной Анголуанды (так звали свои земли туземцы ангола) глинобитных домов было с полсотни. В центре города располагался большой сарай, а к нему примыкало аж двухэтажное строение, правда, наполовину разрушенное. Крыши домов повсеместно крыты травяными связками, кое-где виднеются следы быстрого, но неумелого ремонта: в спешке заделанные дыры в стенах, набросанные кое-как пучки листьев.

Герекс не расставался с дорогой игрушкой — миниатюрной зрительной трубой. Вроде тех, которыми пользуются звездочеты, но в несколько раз меньше. Свое сокровище галл держал в специальном футляре, который паковал в три слоя ткани, а потом еще заворачивал в непромокаемый кожаный мешок.

— Какие мысли по расположению дикарей, Кельвин? — Флавий передал зрительную трубу легионеру. Тот с минуту изучал Луэну в трубу, потом вернул хозяину.

— Все как обычно. За тридцать с лишним лет ничего и не изменилось. Наиглавнейшие сидят в двухэтажной постройке, а здоровый амбар рядом — помещение для личной охраны и местных колдунов. Подозреваю, что там же колдуны и превращают людей в големов.

Флавий хмыкнул. Мысли о процессе превращения людей не давали ему покоя. Знания о человеческом теле говорили, что никакого рода вмешательства в организм не проходят бесследно, а уж настолько значительные — тем более. Но старый калека с хрустальными глазами до сих пор всплывал в памяти римлянина. И не верить в рассказ Кельвина о том, что колдуны ангола научились смешивать человека с машиной, Флавий уже не мог.

— Что с охраной? — снова спросил Флавий.

— Да нет там никакой охраны. Туземцы слишком тупы, чтобы беспокоиться о шпионах. Задача местных воинов — охранять дальние и ближние рубежи от других племен. И все.

— Хорошо, тогда как стемнеет, я с десятком солдат иду в город. Вы с Герексом остаетесь с отрядом, если начнется шум — немедленно отходите.

Галл чуть не уронил зрительную трубу, а центурион на мгновение лишился дара речи. Потом взорвался:

— Что значит немедленно уходить?! Ты в своем уме, юноша!?

— То и значит, — непреклонно произнес Флавий. — Нужны мне лишние трупы! И потом, мы хоть и идем в разведку, но будем убивать каждого, кто нас заметит. До того, как он успеет поднять тревогу. Поэтому я беру твоих лучших метателей ножей и арбалетчиков.

— Это самоубийство. Никто, кроме меня, не знает...

— Не знает чего? — вспылил Флавий. — Да пойми ты, старый вояка, мы столкнулись с неизведанным! О нем должен, нет, просто обязан знать Рим! Один раз я сглупил, когда не прислушался к словам бритта и арабески. Хорошо, что им хватило ума самостоятельно исправить мое ослиное упрямство.

— Ага, слинять, как запахло жареным, — усмехнулся ветеран.

— Да, слинять, — согласился Флавий. — Унеся знания туда, где они нужны. Или это такой героизм — сдохнуть на пороге открытия?

— Ладно, ладно, не кипятись, — примирительно сказал легионер. — Я останусь. Но если ты думаешь, что не вернусь к тебе на выручку, после того, как отправлю весточку в Рим, то ошибаешься.

На том и договорились. Кельвин обещал отослать часть отряда в Качумбу и далее в Луанду и Рим с новостями, а сам обеспечивал тактический резерв, если вдруг что-то случится с группой Флавия. Попал в резерв и галл, но великан на это заметил, что выручать командира пойдет в любом случае.

Флавий и еще шесть воинов выдвинулись, едва местное солнце закатилось за горизонт. Дневная жара как по волшебству сменилась прохладой — сказывалось плоскогорье. Спустились в низину довольно споро, и через час уже вышли к городу. Тот начинался внезапно: только что отряд крался в зарослях полевой травы, и вот — уперся в низенькие стены первых лачуг.

Внешней охраны никто из разведчиков не заметил вовсе — видимо, дикари действительно не берегли столицу от лазутчиков. Флавий подал сигнал, и группа разделилась. Трое воинов, включая пару мастеров-метателей ножей и одного невероятной силы ветерана, способного голыми руками переломать хребет быку, двинулись за командиром. А трое других, вооруженные арбалетами, разошлись по заранее оговоренным позициям и затаились в засаде.

Первые минут десять шли тихо. Где-то в стороне слышалась заунывная песня, пару раз брехнули собаки. Но в целом город был спокоен, даже в центре, куда четверка Флавия добралась еще через полчаса. По пути пришлось утыкать ножами пару собак, которые рискнули поднять голос на незваных гостей. На этом потеряли минут пять, выслушивая и высматривая, не выйдет ли на улицу хозяин, чтобы успокоить животину. Но то ли псины были бездомными, то ли хозяевам было на них начхать — из лачуг так никто и не выглянул.

По схематичной карте, которая отложилась в голове у римлянина, выходило, что центральное здание находится в двух рядах построек и чуть правее. Если подтянуться, ухватившись за стену какого-нибудь домишки, то можно даже увидеть «башню» в центре города. В окнах ее второго этажа теплился еле видимый огонек: или лучина, или светильник. Возможно, шеф местной охраны превратил башню в наблюдательный пункт. И вполне возможно, это командный центр в случае тревоги.

Устраивать тревогу Флавий не собирался. Главное — проникнуть в башню и умыкнуть местного, желательно военачальника. Этим займутся двое из четверых членов группы. Командир с остальными проникнет в логово местных колдунов. Сориентироваться, разнюхать как можно больше, а по возможности и выкрасть из города одного из местных кудесников. Чтобы захваченный дикарь не слишком шумел, в маленькой фляжке на поясе Флавия была припасена тишь-вода. Забавная алхимическая дрянь, испарения которой надолго усыпляли человека буквально с пары вздохов. Не побрезговал Флавий и другой алхимической гадостью, которой предусмотрительная Обсерватория снабдила путешественников: взрыв-водой, также известной как «слезы Зевса». Наглухо закупоренная в склянку без единого пузырька воздуха, она способна с грохотом разметать дюжину человек, а оглушить еще больше. Но это на самый крайний случай, если придется уходить с шумом и гамом.

Группа снова разделилась: с Флавием пошел один из метателей ножей, а его коллега с вооруженным костоломом направились в «башню». Флавий мысленно пожелал всем удачи, а наяву выделил второй группе пузырек тишь-воды.

Минут через пять Флавий с легионером благополучно подобрались к строению. Здесь случилась первая заминка — сразу у входа в строение разместились три туземца в разной степени боеспособности. Впрочем, это было неважно. Лишь двое успели схватиться за оружие, но даже издать воинственный крик им не позволили. Легионер — мастер ножей - бросал лезвия с двух рук с умопомрачительной скоростью, и одновременно два человека свалились замертво, не успев даже сильно удивиться. Последний пережил друзей на секунду — этого времени легионеру хватило чтобы выплюнуть еще два смертоносных стальных лезвия. Свист ножей и удары острой стали, разрывающей горла стражей, не потревожили ночную тишину. Почти сразу Флавий услышал несколько едва слышных ударов за стеной. Вторая группа также сняла охрану. Свалив тела в сторону, Флавий с легионером зашли в «амбар».

Помещение оказалось казармой, в которой почивали несколько десятков воинов. Каждый (вот ведь!) лежал на собственной кровати, непривычно высокой и снабженной колпаком от насекомых. Из-под каждой лежанки змеились какие-то трубки, и в голову Флавия закрались нехорошие мысли.

Римлянин аккуратно подкрался к одному из лож и приподнял полупрозрачную ткань колпака. Света из-за двери не хватало, но помог сам спящий. Отражая свет в многочисленных гранях, на Флавия невидяще смотрели несмыкающиеся хрустальные глаза голема.

Собственно, все понятно. Смотреть больше было не на что. Ровные ряды кроватей, по меньшей мере три терции големов. Но в чем смысл этой «лежки»? Возможно, так местные колдуны-механики сохраняют свою гвардию в боеспособном состоянии. Может быть, голем не может жить самостоятельной жизнью, и требует ухода, как и любая машина? Вполне здравая версия. Жаль только, колдунов нет.

Флавий с напарником так же тихо и беспрепятственно выбрались из помещения, как и вошли в него. С той разницей, что уже не пришлось никого убивать у входа. Но их тихий уход внезапно превратился в громкий, когда окрестности огласил звучный, частый и ритмичный бой большого барабана. Тут же в округе зашумели голоса, зазвенело оружие и воздух наполнил истошный скулеж местных собак. Что-то пошло не так, и причина могла быть только одной: вторая часть группы засветилась и теперь отбивается от чернокожих. Флавий со своим спутником рванулся к башне.

Двое легионеров, хрипло матерясь, отбивались от группы врагов — то ли шестерых, то ли семерых туземцев. Силы были неравны. Хоть римляне и превосходили врагов в умении, но сейчас они сражались лишь короткими мечами. Противники же лихо тыкали в них четырехфутовыми копьями. Гигант-костолом тащил на себе толстенного туземца, и помочь товарищам не мог.

— На улицу, направо и направо — там схрон! — кинул костолому Флавий и бросился на помощь остальным. Те не мешкали, и через секунду число нападающих сократилось на три человека. Четвертый каким-то немыслимым образом извернулся и лезвие меча лишь оцарапало ему шею.

— Бесполезно, — прокричал воин с мечом и кинжалом, отходя в прикрывающие и перехватывая гладий левой рукой, — там...

Что именно он там увидел, легионер не договорил — римский дротик, брошенный с лестницы, пронзил ему живот и отбросил на землю. Мужчина попытался подняться, но закашлялся кровью и снова упал. Короткий меч выскользнул из руки, и римлянин замер в набухающей луже крови.

Теперь Флавий видел метателя — сухощавый и какой-то кривобокий туземец швырял оружие с второго пролета лестницы. Сейчас он держал в руке еще один дротик и методично высматривал жертву.

«Дьявол раздери, откуда у них дротики?»

Но на лишние вопросы времени не было. Туземцы как будто набрались силы, натиск усилился, и теперь Флавий не успевал даже просто отбивать копья. Свободной рукой он отправил отдыхать одного дикаря, ударом кованной поножи в пах свалил второго. Сутолока у лестницы увеличилась, и оставалась парочка на лестничном пролете: один прикрывал, а второй целился дротиком. Вот эти гады опаснее всего.

Сразу три чернокожих теснили оставшегося с ним римлянина — метателя ножей. Флавий улучил момент и мощными выпадами уложил двоих туземцев на пол. Последнего свалил легионер. Ножи у него кончились, и очередному нападающему он просто швырнул гладий в живот. Враг перегнулся и рухнул на пол. Легионер едва успел подскочить и вытащить меч из раны, как с лестницы прилетел еще один дротик. К счастью, мимо. А черная фигура на лестничном пролете снова замахнулась.

— Уходим, — прохрипел Флавий, уворачиваясь от брошенного дротика. Бесконечно играть в рулетку с Фортуной римлянин не хотел. Терпению даже очень благосклонной к нему богини мог прийти конец.

Два ночных гостя метнулись к выходу из здания.

— Где Лаврий? — крикнул Флавий на бегу к выходу, с трудом вспомнив имя «костолома», тащившего толстого туземца.

— Ушел, — ответил мастер ножей, выбивая ногой дверь. Стоило Флавию с напарником выпорхнуть из здания, как очередной дротик просвистел прямо между ними.

— Тогда и мы тоже, — приказал Флавий, снова срываясь с места. — Только вот напоследок...

Не снижая скорости, римлянин снял с пояса заветный пузырек и сжал его в кулаке. Посматривая назад, дождался момента, когда в поле зрения показались чернозадые вояки. Ну а потом осталось лишь хорошенько примериться и швырнуть в дверной проем «взрыв-воду». О том, что инструкция предписывала выдерживать при этом дистанцию не менее ста сорока футов, и бросать непременно из укрытия, он сейчас как-то не задумывался. Но все же сгреб в охапку легионера и упал с ним наземь.

Грохнуло так, что на миг в ушах Флавия установилась абсолютная тишина, нарушаемая лишь стуком сердца. Еще инструкция рекомендовала открывать рот на время взрыва, но было как-то не до этого. В настоящий момент римлянин с трудом осознавал, что происходит и где он находится. На одежде обнаружилась изрядная куча мелко колотой сухой глины и, вроде бы, чьи-то внутренности.

— Вот это да! — восторженно заметил напарник, стряхивая с себя глиняное крошево. — Всю башню в клочья!

Когда Флавий вновь обрел возможность соображать, шумиха вокруг их присутствия достигла максимума. В отдалении метались чьи-то фигуры, раздавались гортанные голоса, собаки заливались истошным лаем. И только дикость местного населения могла извинить их абсолютную неорганизованность: враг уже не таится и даже взрывает здания, а ни малейшей реакции охраны нет как нет. Ну, если не считать подозрительно меткого метальщика дротиков.

Легионер кивнул в сторону.

— Уходим, командир? За Лаврием — ему тяжко.

Флавий согласился и рванул следом за напарником. Только теперь он понял, что с момента взрыва прошло всего ничего. Даже облако пыли на месте бывшей башни осесть не успело, что немало способствовало бегству.

Отличный рейд. Результативный, быстрый, безжалостный, эффективный. Кельвин был бы в полном восторге, если не наличие бедолаги, схлопотавшего копьем в живот. Но как говорят галлы - на войне, как на войне.

1. 1. 1. Глава 7. И снова Луэна

— Как не возвращались?

Флавий был не то, чтобы удивлен — скорее раздражен. Оказывается, группа арбалетчиков так и не вернулась из вылазки.

Когда они притащили толстого туземца на место встречи и никого там не застали, то подумали, что взрыв в центре города и поднявшаяся суматох стали сигналом для остальных воинов, и те ушли из заведомо опасного места. Группа Флавия тоже покинула убежище, но добралась до центуриона уже глухой ночью. Оказалось, что людей из второй группы нет и там.

— А вот так — нет. Не пришли еще, — глухо прорычал Кельвин. — Подумал, что все, конец вам. Даже начал делить отряд — кому возвращаться в гарнизон, а кому идти вам на выручку.

— Понятно, — произнес Флавий.

То есть совершенно непонятно. Не могли же их перехватить? Да и некому, в общем-то. Заблудиться тоже не могли — выбирайся из города к северу, и выйдешь.

— Что там с черным? — поинтересовался Флавий.

— Ничего. Дрыхнет, — Кельвин махнул рукой куда-то в заросли. — До утра не очухается.

— Что думаешь насчет стрелков?

Флавий спросил, уже зная ответ. Конечно же, Кельвин не бросит своих воинов.

— Я не брошу своих воинов.

Флавий улыбнулся. Вот в этом — весь он, легионер старой Империи.

— Но я понимаю твою задачу, так что давай, уходи со своим толстым черным другом, я дам вам с собой десяток бойцов. А до утра успею смотаться в Луэну и обратно, — озвучил ветеран свой план.

— Хорошо, — согласился Флавий. — Герекс вместе с пленным и десятком твоих воинов выдвинется в Качумбу, а мы с оставшимися снова пойдем в город, искать наших. Даст бог, прихватим еще кого-нибудь из черных.

Кельвин не стал спорить. Легионер уже понял, что когда Флавий переходит на столь ультимативный тон, лучше ему не перечить.

Вторая вылазка в Луэну началась также, как и первая. Никем не замеченный, отряд в полтора десятка человек добрался до первых глинобитных стен города. Однако, дальше продвигаться всей компанией было чревато: пятеро еще могут идти абсолютно незаметно, а пятнадцать — нет. Тем более, город ожил — вооруженные черные тени мелькали тут и там. Приходилось изрядно стараться, чтобы избегать с ними встречи.

Снова разделились на группы. Первую — из пяти человек — вел Кельвин, еще шесть подчиненных оказалось у Флавия, пара солдат остались в резерве, их повел опций Гастарка.

Решили тщательно прочесать все места, где могли отсиживаться арбалетчики. Не исключено, что кто-то из стрелков тяжело ранен. Тогда римляне вынуждены передвигаться очень медленно, тщательно выбирая места для передышки. Собственно, поиском легионеров занялись центурион и опций, а Флавий со своей группой вновь двинулся к «башне». Вернее, к ее руинам. Римлянину не давали покоя трубочки под кроватями големов.

К развалинам башни они подошли с другой стороны. Теперь, чтобы проникнуть внутрь, пришлось залезть на невысокую крышу. Для уже немолодых, но крепких и ловких легионеров это не составило труда: помогая друг другу, вся группа легко просочилась внутрь. Для большего эффекта Флавий приказал пробить крышу в нескольких местах, и буквально свалиться на голову всем бодрствующим внутри.

Предполагалось, что уж где-где, а в комнате големов после поднятой бучи должна появиться стража. Да и големы, наверняка, приведены в боевую готовность. Сталкиваться в неравном бою с полумеханическими чудовищами, обладающими, по слухам, отличным ночным зрением, Флавий не хотел. Поэтому они с легионерами разбирали крышу в соседних с «лежбищем» помещениях — подальше от тварей с трубочками.

Увы, бескровно проникнуть не удалось. В суматохе они не заметили туземца в дальнем углу, и тот метнул копье. Беловолосый скандинав Олуффсен замычал и свалился на землю, его напарник наугад швырнул кинжал и, судя по сдавленному стону, попал. Но шум поднялся, и из соседней комнаты выбежали еще трое дикарей. Счастье, что в это время подоспел Флавий с напарником — через полминуты легионеры добили туземцев. Скандинав оказался в порядке — копье лишь рассекло мышцы живота, но вскользь, неглубоко.

В «лежбище» заходили аккуратно, готовясь, в случае чего, схватиться с внушающим трепет противником. Но там было так же тихо, как и накануне. Тихо-то тихо, но как-то не так, как раньше. Насколько хватало скудного света из окон, Флавий огляделся: тряпичные колпаки над лежанками големов местами распахнуты, а внутри некоторых заметно светло-голубое свечение. Сложив два и два, Флавий понял, что туземцы подняли для охраны города несколько своих «гвардейцев», и еще нескольких разбудили. Так сказать, привели в боеспособное состояние.

Идти дальше в темноту «лежбища» Флавий не рискнул. Дама по имени Фортуна и так благосклонна к нему вторую вылазку подряд, злоупотреблять не стоит. Поэтому он дал сигнал к отходу.

Оставался всего один вопрос, не дающий ему покоя — что течет по трубочкам, подходящим к каждой постели? Приказав своим подчиненным выбираться из здания, Флавий снова аккуратно вернулся внутрь и подошел к ближайшей лежанке со спящим големом. Наклонился к полу, нащупал змееобразную конструкцию из какого-то упругого, но мягкого материала, похожего на кожу, и аккуратно надрезал ее. Струя теплой жидкости ударила в глаза. Флавий машинально отшатнулся и принял боевую стойку. Никто не нападал. Возмущенный голем не спрыгивал со своей лежанки. Сигнальный барабан туземцев безмолвствовал.

Римлянин унял сердцебиение и провел рукой по лицу. Знакомый запах. А вкус? Вкус тоже знакомый. Обычная человеческая кровь. Вот что, значит, необходимо големам для существования и «подзарядки»!

Еще одна загадка могущества племени ангола решена: без жертвенной крови их монстры бессильны. Остается нерешенной лишь последняя и главная: как повелевают этими «подземными демонами». Но это потом. Сейчас слишком мало сил, слишком много накопленных знаний. Нужно отплывать в Рим и возвращаться уже с серьезными войсками и профессиональными разведчиками.

Приняв такое решение и похвалив себя за мудрость, Флавий тихонечко отступил к двери в соседнее с «лежбищем» помещение. Там выбраться на крышу — и двигаться до места общего сбора. Римлянин надеялся, что Кельвин все-таки найдет своих непутевых арбалетчиков.

По закону подлости даже не самый худший план, реализуемый вполне профессиональными исполнителями, рухнет, когда ничто не предвещает провала. И этот момент наступил.

Три пары немигающих голубых фонариков, расположенных на высоте глаз человека среднего роста, выстроились в ряд, преградив выход. Три голема. Флавий поначалу даже не принял происходящее всерьез.

В абсолютной тишине големы бросились в атаку. Слаженно и не мешая друг другу. Тут бы все для Флавия и закончилось, но врагов подвело их вооружение: все твари орудовали легкими, но слишком длинными восьмифутовыми копьями, и это давало некоторые шансы. Флавий уворачивался от копейных выпадов или отводил их гладием. С планом бегства не складывалось: римлянин знал только один путь для отхода - тот, который перекрыли противники.

Слава всем богам, привычка Флавия затачивать весь клинок, а не только колющую часть, сыграла на ему руку. Удалось обрубить два из трех копейных наверший, оставив паре големов в руках безобидные палки. Но сам Флавий оказался уже дважды ранен, а еще вчистую проигрывал противникам в ночном зрении. Похоже, холодные голубые кристаллы големов действительно хороши во тьме.

Еще раз отмахнуться от копья, уклон, удар, противоход, заступ, уход. Опять блок, уклон, удар, блок... Флавий машинально, почти интуитивно предугадывал движения противника, и только это спасало его от третьего, и на этот раз уже наверняка смертельного ранения. А тут еще один из противников где-то раздобыл длинный, изогнутый на манер арабских сабель меч, и помещение огласил звон стали о сталь. Римлянин добрался до середины большого зала, и големы тут же изменили тактику. Двое согласованно оттеснили Флавия назад, а третий исчез за рядами паланкинов.

«Будет будить остальных», — мрачно подумал Флавий и обрубил последнее копье. Правда, легче от этого не стало. Голем немедленно бросил бесполезную палку и с сухим щелчком вынул изогнутый меч. Тут Флавий и вспомнил, что, по рассказам Кельвина, клинки были частью правой руки каждого монстра.

«Что ж, — уже совершенно спокойно подумал Флавий, — хочешь позвенеть сабельками — устроим!»

Римлянин откатился назад и левой рукой выхватил засандальный кинжал. Секундная пауза позволила выбросить из головы все ненужные эмоции и досконально вспомнить все то, чему учили в Школе мастера-мечники. Центр тяжести, взаимное положение лезвий, сектор обзора — вся эта академщина владения мечом — чушь полнейшая. Интуиция, не считать, не думать, руки-кинжалы, руки-ножи, руки-сабли — вот идеал настоящего мечника. В обход чувств, эмоций и даже разума — всего того, что мешает бойцу в бою. Самое главное, но от того и самое тяжелое...

Флавий глубоко вздохнул и зажал язык между зубами. И со всей мочи ударил себя кулаком в подбородок.

Обычно от такого удара человек впадает в болевой шок, теряет сознание и, возможно, захлебывается кровью. Но это обычный человек, не прошедший школу боевого безумия. А для Флавия ослепительный фонтан боли во рту лишь послужил толчком к переходу в слабо контролируемое, но разрушительное и практически неудержимое движение навстречу врагу.

Берсеркулиз.

Тайное знание северных народов, досконально изученное римскими военными, ими же улучшенное и усовершенствованное. Забитое талантливыми психологами в самые глубины разума.

Боли уже не было — все исчезло. Вместе с мыслями, ощущениями, чувствами. Только две смутные тени впереди, как будто даже усохшие в размерах.

Големы не ожидали от загнанного в глубину неосвещенного помещения противника такой наглости, и на первом же вращением туловища Флавий отрубил правую руку одному, а второго серьезно ранил в грудь. Твари отступили на шаг, но Флавий не поддался на провокацию и не прыгнул им вдогонку. Говоря по правде, он вообще уже не думал — все что нужно, делало его тело, управляемое мозгом непосредственно, без участия сознания. Еще несколько сумасшедших по скорости выпадов — и возврат в стойку.

Первая волна берсеркулиз схлынула, вернулись некоторые ощущения, например, боль во рту. Повинуясь заложенной программе, сознание частично вернулсь, Флавий сплюнул кровью на пол и отдал телу приказ на вторую волну. Это далось легче. Откусывать еще часть языка не потребовалось.

Полностью расслабиться, очистить разум, восстановить нормальное кровоснабжение мышц, продышаться. И снова в атаку!

Теперь големов четверо. Вернее пятеро, но серьезно угрожают лишь четыре. Последний — обезоруженный, с отсеченной рукой — отошел в тыл.

Дальнейшее Флавий помнил плохо, ведь именно в этот момент он вплотную подошел к состоянию высшей точки боевого безумства, как называли это явление мастера Школы. Все, что осталось в памяти Флавия — это бесконечно вращающийся мир вокруг него и разлетающиеся конечности противников. Римлянин атаковал, не замечая ран, ломая все попытки големов уйти в оборону. Вот голова с фонарями голубых глаз отделилась от туловища и повисла на каких-то то ли проводах, то ли трубочках. Некоторые из них непрерывно фонтанируют струей черной субстанции.

Вот еще одна конечность с встроенным мечом отлетает в сторону. Голем удивленно смотрит на обрубок руки, фонтанирующий всю той же черной гадостью, но недолго. Флавий вгоняет кинжал ему в шею, одновременно пиная другого противника в живот. Тот на мгновение складывается — и вот уже голова очередного врага катится по полу.

Как он справился с оставшимся големом, Флавий уже не помнил совершенно. Равно как и не помнил сметенный им заслон в виде покалеченного «тыловика», поджидавшего его при выходе на улицу. Способность размышлять вернулась на окраине города, буквально в паре переулков от места общего сбора. Флавий пролез в намеченное окно заранее «зачищенного» дома и упал на пол.

Берсеркулиз отступал от тела, а боль наступала. Гудела голова, ныли надорванные связки, кровоточили губы, болели все кости, язык одновременно и онемел, и взрывался огнем на каждый толчок сердца. Саднили мелкие раны на руках и плечах, почти все несерьезные, но вот разрубленное ребро и серьезный порез на внутренней стороне бедра не сулили ничего хорошего. Пока Флавий не особенно замечал свои ранения, но отдавал себе отчет: в таком виде он вряд ли выберется из города самостоятельно. Оставалось ждать остальных легионеров — по договоренности раньше утра никто город покидать не должен.

Первым вернулся один из стрелков. Поначалу не разобравшись, он чуть не выпалил в своего же командира, но, слава богу, удержался. Из его рассказа следовало, что в живых осталось шесть человек, включая самого Флавия, Кельвина и раненого стрелка, из-за которого группа и задержалась в городе.

Возвращаясь к месту сбора, люди Кельвина и Гастарки столкнулись с целой ордой туземцев и, сочтя бой с целым городом бесперспективным, решили рассыпаться парами. С решением чуть-чуть запоздали — на помощь черным людям подоспели те самые големы со светящимися глазами. Тут уже было не до рассредоточения. Кельвин пошел в прорыв, не считаясь с потерями. Выигранное время решало гораздо больше, чем количество раненых или павших. Чуть промедли — и на помощь горожанам и големам стянутся основные войска ангола, а там и до подземных демонов недалеко. Поэтому легионеры буквально проломились через порядки туземцев и исчезли в темноте. Ценой жизни одиннадцати человек. Такие дела.

Полностью остатки отряда собрались через час. Последними в здание прошмыгнул Гастарка, тащивший на себе сильно раненого стрелка — копье туземца пробило ключицу и вылезло над лопаткой. К счастью, ни одна из близлежащих артерий не была задета, но легионер вообще не мог двигаться. Собственно, сам Флавий тоже не был уверен, что может ходить на своих двоих, а задерживаться в городе на день было безрассудством. Теперь-то войска ангола наверняка устроят грандиозную облаву.

— У нас два тяжелораненых, включая тебя, и шесть относительно здоровых, — подвел итог вылазке Кельвин, заканчивая перевязку Флавия. — Тебя и Бъерндалена нужно срочно в лагерь. Это четыре носильщика. Гастарка выйдет чуть раньше и разведает путь отступления. Я буду прикрывать тыл.

Флавий согласно кивнул, но все же позволил себе расхрабриться:

— Та я и шам могу, только бы опилачьща на кохо-нипуть...

— Брось, — оборвал Кельвин. — С разорванным бедром я тебя пешком не пущу. Ты просто не видел своей раны. Срамная артерия чуть ли не в воздухе висит. Еще полпальца выше — и истек бы кровью.

— Тепе фитнее, — попытался отшутиться Флавий. — Не путем мефкать. Галл мошет нафять бешпокоищя.

На том и порешили. Гастарка, прихрамывая (тоже получил копьем в ногу), ушел в авангард, легионеры устроили еще одну небольшую вылазку и вернулись с несколькими кусками ткани и четырьмя длинными шестами. В них Флавий узнал древки туземных копий. Сочувствовать их бывшим владельцам не хотелось.

Через полчаса после ухода Гастарки выдвинулась и основная группа. «Передвижной госпиталь», как невесело назвал ее центурион. Флавий только поморщился — нога болела все сильнее, а дышать уже с час как приходилось сквозь слезы. Одна радость — возвращалась нормальная речь. Язык отошел от издевательства, можно почти не шепелявить.

1. 1. 1. Глава 8. Великолепие во тьме

— Что такое?

— Да что там, раздери тебя кабан?

Минутная пауза, потом носилки достаточно грубо опустили на землю.

— Командир, тут у нас... праматерь богородица… в общем... Эй, а ну поднесли сюда командира!

На Флавия незаметно накатил тяжелый, с мутными сновидениями сон, и теперь римлянин суетливо моргал, пытаясь понять, с чего вдруг суета. Второй раненый со своих носилок осоловело вытаращился куда-то в сторону леса. Флавий проследил взглядом и похолодел: на толстую ветвь дерева, словно перерубленную гигантским дровосеком, была насажена голова Гастарки. Остальное тело валялось у корней — в нескольких местах рассеченное, с наполовину вывалившимся внутренностями. Над останками легионера уже вовсю трудились местные насекомые, стремясь побыстрее отложить яйца в еще теплую плоть.

Флавий подавил позыв к тошноте и отвернулся.

Существовало два варианта дальнейших действий. Если Гастарка случайно попал в засаду местных племен — можно двигаться дальше, пусть и с большими предосторожностями. Конечно, они потеряют ход, но это и к лучшему — Кельвин сможет догнать их раньше.

Но если легионер пал от руки преследователей, невесть как узнавших маршрут отхода римлян и обогнавших медленно движущийся «полевой госпиталь», то лучше сразу же дождаться центуриона и найти место, где будет удобнее всего обороняться.

— Идем дальше, командир? — спросил один из арбалетчиков, а ныне носильщик.

— Следы какие-нибудь рядом есть? — спросил Флавий, стараясь по возможности не шепелявить.

— Да не видно ни зги... Если и есть, то лишь днем разглядим. Вот только на опцие…. На трупе Гастарки следы совсем уж странные.

— Вот как?

— Ну да. Как будто какой-то гигант рубил — все раны глубины ужасной. И голова как бритвой срезана… это ж с какой силой рубануть надо!

Версия со случайной засадой туземцев отпадала. Попахивало серой, а именно — тем самым типом врага, с которым за две вылазки в Луэну так и не довелось перемолвиться дротиками. Подземные демоны. Один или несколько — неважно. В любом случае -положение дрянь.

— Ищите хорошее место для обороны. Мы никуда не уходим. Выдайте нам со вторым раненым по арбалету и поставьте носилки, чтоб стрелять можно было…

«…хоть чем-то будем полезны», — закончил про себя Флавий.

— Слушаюсь! — легионер отсалютовал и повернулся к остальным. А Флавий задумчиво закусил губу. Похоже, эта поганка Фортуна продолжает играть с ним в жестокую игру, то приближая к себе воина, то отдаляя. Сейчас, как раз, второй случай.

«Только бы галл не вздумал идти вызволять меня!» — мелькнула случайная мысль.

***

— Наш человек наконец смог обратиться к эфиру Электро и сообщил, что мальчик добился успехов. Флавий добрался до племени чокве и выведал, что именно их шаманы стоят за происходящим в центре Африки.

— Это мы знали и раньше, — прервал докладчика магистр Лаций. — Давай ближе к сути. Накопал ли наш мучной червь чего-нибудь интересного?

Марк поправил очки на носу (новейшая мода!) и пролистал несколько страниц расшифрованного донесения из Африки.

— Гюрза передает, что вместе с Флавием они определили, что движет големами. С большой вероятностью в управлении чудовищами используется сила Электро.

— Тоже мне аналитики... — недовольно проворчал Лаций. — Человек сам использует эту силу для управления мышцами. Было бы странно, если бы шаманы чокве не пошли по пути наименьшего сопротивления. Давай дальше.

Марк вчитался в следующие строки, нахмурился. Потом произнес:

— Они вскрыли механический мозг голема. Гюрза говорит, что такой тонкой машинерии ей не довелось видеть ни разу в жизни. Образец мозга будет выслан с ближайшим кораблем в Рим. Думаю, это будет «Марк Антоний», — добавил магистр уже от себя. — К сожалению, сведений о демонах недостаточно для того, чтобы сказать что-то определенное. Гюрза обещает как можно быстрее вытащить нашего героя обратно в Рим. Говорит, что тот узнал достаточно.

— Это все?

— В целом все, — пожал плечами Марк. — Остальное подробности технического плана, а также некоторые данные административного характера. Мальчишка послушно сунул нос в дырявую крысоловку, она защелкнулась, он не менее послушно ушел через оставленную дырку. В общем, пришлось пожертвовать еще одним администратором порта со всей прислугой. Ах да, гвардии охранного легиона пришлось побегать ночью по городу. Теперь действительно все.

Седой магистр захлопнул книжечку с донесением. Вопросительно взглянул на главу Обсерватории.

— Какие будут указания? Что передать Гюрзе?

— Гюрза не меняется, — Лаций улыбнулся. — Но администратора порта все-таки жалко. Только мы заменили им этого солдафона… Эх, толковый был человечек, хоть и ворюга.

Верховный магистр пригубил вина и внимательно посмотрел на своего заместителя.

— Марк, нам до зарезу нужен экземпляр человека-машины. И не на запчасти, а работоспособный. В котором мы можем поковыряться и выяснить технологию сращения. Если мы сможем воспроизвести труды наших африканских друзей, тогда... в общем, ты понимаешь. Сила Электро, контроль над проводной и беспроводной связью, и теперь — власть над живым и неживым. Сам Престол станет для нас не более, чем красивым табуретом.

Лаций еще раз отпил из бокала и блаженно откинулся на кресле.

— И еще, — продолжил магистр. — Я уверен, что вся эта заваруха в Африке — лишь фрагмент мозаики, которую кто-то начал складывать по всей планете. Это невидимое противодействие, что так портит мне настроение, может проявиться и в других местах.

— Тебе виднее, Лаций, — поклонился Марк. — Я лишь тело, а ты — мозг.

— Тогда пусть тело займется делом, — скаламбурил глава Обсерватории. — Для начала обеспечь нам работоспособный образец человека-машины. Думаю, кандидатов немного, но ты все же выбери сам, исходя из своих предпочтений. Я бы выбрал нашего мучного червячка. Он очень хорош, ему явно благоволят боги...

***

Флавий не переставал благодарить всех богов подряд- и ложных, и истинных. Врагами оказались не подземные демоны, а всего лишь группа големов. В полумиле на западе разведчиками были замечены странные люди со светящимися голубым глазами. Вместо одной из рук у них сабля, а ноги очень напоминают задние конечности саранчи. Разве что очень странного цвета — оттенка полированного металла. Всего четыре монстра.

«Големов мы уже били, тоже мне угроза», — подумалось Флавию. Однако, он хорошо представлял себе, что победой над четырьмя полумеханическими тварями обязан умению входить в берсеркулиз, и только этому. К сожалению, рядовые легионеры не обучались в школах трибунов, значит — им придется солоно. Ведь сам их командир практически небоеспособен.

Значит, нужно снова, как на выпускном экзамене, задействовать мозги, а не мышцы. Флавий крепко призадумался, отчаянно шевеля извилинами. Через несколько минут набросок плана действий был готов.

Римлянин отдал распоряжение оставшимся под его командованием воинам, и те мгновенно приступили к воплощению идеи на практике. К сожалению, придуманных им факелов удалось сделать лишь три... Для их создания пришлось использовать весь имеющийся у него «небесный металл». Флавий сам удивился предусмотрительности Обсерватории в экипировке своих разведчиков! Кто бы мог подумать, что в солнечной Африке так пригодятся ослепляющие вспышки?

К рассвету группа Флавия приготовилась отразить нападение големов. Судя по донесениям вконец измотанного разведчика, твари топают довольно быстро. И хотя не настолько уверенно как ночью, но все же в сторону засады.

Римлянин кивнул легионеру и приказал занять позицию. Теперь все решал инженерный талант римлянина и его прозорливость. Если он не угадал некоторые особенности големов — придется туго.

Первый из полумеханических людей вышел на поляну через четверть часа. Солнце уже взошло над кронами леса, и Флавий не без удовольствия заметил, что когда-то почти слепящий свет хрустальных глаз голема в лучах солнца стал почти незаметен. А сам монстр избегает смотреть в сторону светила, да и движется как-то неуверенно.

«Все верно, мразь, — усмехнулся командир засадного отряда. — Где-то находишь — где-то теряешь». Когда последний из големов показался из зарослей, Флавий выстрелил, а за ним и ее два оставшихся арбалета. Тяжелые стержни с изобретенными Флавием «факелами» почти синхронно ударили в тела врагов. Увы, на четверых големов пришлось всего три вспышки, поэтому с последним придется повозиться оставшимся в строю бойцам.

Прицел всех арбалетчиков оказался безупречен. Даже не чувствующий себя уверенно с этим оружием Флавий попал точно в цель: в верхнюю часть груди голема, поближе к хрустальным глазам. Эффект превзошел все ожидания: болты послушно воткнулись в тела бестий, а «небесные камни», зажженные от трения с направляющим желобом, вспыхнули так ярко, что два голема даже опрокинулись на спину. Впрочем, ненадолго — через пару секунд оба монстра стояли на своих двоих. Но после яркой вспышки они ни шута не видели, словно слепые котята. Зрячим остался только один.

Легионеры, подобно дротикам, вылетели из-за завесы деревьев и устремились в атаку на оставшегося без «подарка» голема. Даже один полумеханический мертвец — серьезный противник. И даже для четырех подготовленных воинов. Тварь быстро сориентировалась в ситуации и заняла глухую оборону. В левой руке голем держал знакомое четырехфутовое копье, а правая со щелчком превратилась в устрашающего вида гнутый клинок.

— Гоните против солнца! — заорал Флавий со своего места, надеясь, что в горячке боя его все-таки услышат. Командир успел еще раз повторить предупреждение, когда в грудь голема ударила стрела. Флавий так и не понял, кто из легионеров успел выстрелить, и к тому же это была именно стрела, а не болт арбалета. Но благодаря этому противник на миг потерял равновесие, и один из легионеров со всей мощи ударил голема в шею — одно из слабых мест твари.

Голем забулькал кровью (или что там у них вместо нее) и рухнул на колени. Страшные механические ноги с жутким скрежетом распрямились, удлинившись разом на добрых пару футов. Но в последний раз — голем дернулся и замер.

Легионеры победно заорали и рванулись к трем ослепленным монстрам. Два из них уже не метались по поляне, их сабли с гулом пронзали воздух, не подпуская к себе врага. Но это ли проблема, когда враг незряч?

Легионеры окружали по очереди каждого из противников, и, пока двое отвлекали его ударами по корпусу, остальные подбирались сзади и синхронно рубили в незащищенную шею. На третьем големе легионеры и вовсе раздухарились: теперь трое осыпали врага спереди ударами подобранных копий, а четвертый запрыгнул монстру на закорки и одним движением кинжала перерезал глотку.

Менее чем за пять минут четыре почти неуязвимых чудовища, коих не брали смертельные удары в корпус, оказались повержены элементарным приемом портовых разбойников: ножом от уха до уха. Это была воистину великолепная победа, и Флавий был горд: вторично за несколько месяцев он доказал себе, что порой мозги стоят гораздо дороже мускулов.

— Дьявол вас побери, что здесь произошло?

Кельвин выбежал на поляну, когда легионеры со смешками и прибаутками «свежевали» големов. Вырезать у монстров наиболее интересные механические устройства приказал Флавий. Римлянин был уверен, что чем больше таких штук попадет в Обсерваторию, тем лучше. Правда, у големов не оказалось механических мозгов, и это сильно опечалило.

— Кельвин! — обрадовался Флавий. — Ты пропустил самое интересное - наши славные легионеры вчетвером покрошили четверых големов!

Старый легионер с готовностью хохотнул, потом внимательно посмотрел на Флавия. Предполагалось, что тут должен был начаться правдивый рассказ. Но римлянин молчал. Кельвин оглядел поляну, особое внимание отдав зарослям, но терции велитов, пары катапульт или центурия тяжелой пехоты так и не обнаружилось.

— Но это значит... — нерешительно начал ветеран.

— Это значит, старый ты вояка, что големов можно бить в хвост и в гриву! — закончил за него Флавий. — Они ничуть не страшнее дикого зверя, а по уровню соображалки даже уступают.

Легионер хитро прищурился.

— Признайся, молокосос, это ведь ты придумал, как уравнять шансы?

Флавий скромно потупил взгляд.

Объяснять, что к чему, не пришлось, легионеры наперебой начали прославлять своего командира, сумевшего вывести големов из строя и полностью лишить ориентации. Старый ветеран только цокал языком, а когда узнал, что слабым местом големов является самая что ни на есть банальная шея, мечтательно прищурился. Видимо, представлял, как будет резать вражин десятками.

Распотрошенные трупы монстров свалили под деревья, а головы с вырезанными глазами насадили на обрубленные ветви. Месть за опция. Пусть храбрый Гастарка на том свете возрадуется и почувствует себя отмщенным.

К холмам добрались только к середине дня, и солнце палило уже немилосердно. Похоже, что раненый в ключицу стрелок все же подхватил какую-то заразу: парня периодически бросало в озноб и мелко трясло, но он крепился и даже пытался шутить, что если бы не его поддержка — вот не смогли бы ребята справиться со всеми четырьмя тварями.

«Так вот откуда еще один выстрел, — подумалось Флавию. - Хотя странно... это же была стрела, а не арбалетный болт, нет? Или померещилось?»

Флавий тряхнул головой и вновь откинулся на носилках. Разом повеселевшие солдаты хохмили, соглашались с раненым товарищем, и делая его чуть ли не автором нынешней победы, а Кельвин тут же произвел своего подчиненного в должность декурия⁹. Собственно, декаду центурион пообещал ему сразу же, как только отряд доберется до Качумбы, и парень выздоровеет.

Раненый легионер делал вид, что верит и в свое скорое возвращение в гарнизон, и в успешную карьеру декурия. Но даже слепому ясно — воин умирает, и знает об этом.

Конечно же, Герекс Люпекс не сдвинулся с места и не ушел с отрядом в Качумбу. Были в этом и плюсы — галл сделал замечательный обед, а еще быстро и умело обработал раны тех, кому не повезло выбраться невредимыми. В столь же бездонной, как его брюхо, сумке великана оказался полный набор для первой помощи, включая редкие алхимические зелья. С разрубленным ребром Флавия галл ничего поделать не смог, только лишь перетянул ремнем грудь римлянина: «чтобы не шатать ребра». А бедро зашил и перевязал на удивление чистыми тряпками.

При взгляде на арбалетчика великан старательно подавил вздох и постарался как можно лучше обработать его рану. Хотя лечить нужно было уже не тело...

В путь до Качумбы выступили поздно вечером. Далее двигаться планировали исключительно по ночам, когда жара спадает и африканская преисподняя становится хотя бы условно пригодной для жизни белого человека.

***

— Как парень? — поинтересовался Флавий у центуриона, когда отряд остановился на очередной привал.

— Плохо, — покачал головой Кельвин. — До лагеря не донесем.

Действительно, плохо. Сам Флавий тоже чувствовал себя препаршиво, несмотря на старания галла. Но его хотя бы не сжирала лихорадка. Вот уж, воистину, не знаешь, что лучше — быстрая смерть на поле боя или возвращение с победой, но без единого шанса выжить.

— Местные племена справляются со здешними инфекциями, но не делятся знаниями, — мрачно процедил легионер, устраиваясь рядом с носилками Флавия. — Я несколько раз пытался выбить из них тайну, но безуспешно. Сволочи!!!

Флавий посмотрел на ветерана. Действительно, старая добрая Империя. Твой солдат — это твоя кровь, береги ее. Твое звание — это твоя честь, не посрами ее. Когда-то во времена разрушительных войн и стотысячных армий железная закалка воинов Империи делала воинство с Орлом-на-Венке непобедимой. Манипулы ломали любой вражеский строй, велиты превращали расположения противника в выжженные, утыканные копьями и стрелами пустыни. Мятежные города сдавались, едва услышав горны подходящего воинства.

А теперь остался один-единственный, брошенный на произвол судьбы гарнизон на всю провинцию, к тому же - раздробленный и недоукомплектованный. Пусть и отсталая земля, пусть и далекая, но здесь живут подданные Рима. Но где же здесь сам Рим?

Невеселые мысли Флавия прервал галл. Гигант подошел к носилкам и что-то вполголоса сказал легионеру. Стругг пружиной взвился в воздух и метнулся в темноту.

— Что такое, Герекс?

— Алехандро умер, — произнес гигант и присел на место центуриона. — Так звали этого парня.

Флавий перекрестился и пожелал арбалетчику легкого пути в мире мертвых. В ту минуту римлянин еще не знал, что уже через час по пути скончавшегося легионера отправится и большая часть оставшегося отряда.

Единственное, что успел разглядеть Флавий, открыв глаза — это стремительная черная тень где-то сбоку, а дальше началось сплошное безумие. Вопли, крики, стоны раненых и мощные, чавкающие удары. Щелкнул арбалет, зазвенели клинки, но все продолжалось меньше минуты. Потом по ушам ударила абсолютная тишина, налилась тяжелым металлом-плюмбумом¹⁰, заполонила окрестности расплавленной всепроникающей массой, и Флавий, наконец, смог оценить картину бедствия.

Бедствие стояло перед носилками римлянина — смертоносное, грациозное и... прекрасное. Демон был во всем своем великолепии: стройная, даже немного сухощавая фигура, изящный абрис гладких и сильных ног с четырехпалыми ступнями, жилистые, но очень соразмерные руки (в каждой по изогнутому и светящемуся тускло-голубым цветом клинку) и, наконец, увенчанная роговой диадемой голова. И прежде всего глаза. Как и у големов, они горели голубым светом, но сравнивать горный хрусталь монстров с этим произведением искусства все равно, что пытаться выдать мазню портового художника за оригинал работы великого живописца.

В глазах демона одновременно и дикий огонь Преисподней, и разум высшего существа, и спокойствие мыслителя. Не пустые зенки големов, подобные стекляшкам - в каждом из очей повелителя Преисподней чернел зрачок, чуть вытянутый по вертикали, как у кошки. Кромки зрачка наполнены неистовым белым огнем ярчайших звезд небосклона, в то время как центр — сосредоточие истиной тьмы подземелья. Но в отличие от звериных, эти глаза были полны осознания своего существования, как высшего существа во Вселенной.

Флавий и представить себе не мог, что отвратительнейшее создание злых сил природы окажется настолько великолепным. Однажды увидев это, воин понял: он умрет от рук демона с радостью и чувством самой высшей справедливости. Черное существо настолько же превосходит человека в своем развитии, насколько человек превосходит, скажем, морскую каракатицу.

— Ответь мне, белый человек, — неожиданно произнес демон хорошо поставленным голосом на языке Рима, — насколько серьезно ты ранен?

Впрочем, «хорошо поставленный» — это не то слово. Правильнее было бы сказать «идеальный». Угольно черное создание говорило на святой латыни лучше, чем риторики имперского Сената. И к тому же, голос у подземного гостя был женским. Глубокий, с небольшой хрипотцой, бархатный, и в то же время с оттенками металла.

— Ты не можешь говорить? — поинтересовался демон и подошел поближе к воину.

— Могу, — только и смог ответить Флавий и сглотнул. В горле почему-то запершило, и каждое слово давалось с трудом. И потом, звуки собственного голоса показались ему хриплым вороньим карканьем по сравнению с утонченным произношением врага.

— Тогда ответь, насколько серьезны твои раны.

— Недостаточно для того, чтобы умереть в ближайшее время, — ответил Флавий, потупив взор. — Но на все твоя воля. Хочешь убить — убей.

Флавий поднял голову и обомлел.

Демон улыбался.

И для описания этой улыбки Рэму Флавию Александру уже решительно не хватало никаких слов. Он и подумать не мог, что существо с клыками в полпальца длиной может настолько прекрасно улыбнуться поверженному противнику.

— Значит, будешь жить.

«Зачем?» — мысленно спросил Флавий, ибо еще раз открывать рот в присутствии демона посчитал кощунственным.

«Затем, что таков приказ», — раздался в голове римлянина все тот же бархатно-стальной женский голос, и Флавий потерял сознание.

1. 1. 1. Глава 9. Прекрасный лик плена, желанный лик свободы

Адское создание куда-то ушло, и Флавий был готов умереть от одиночества. Но ему не дали. Демон (или правильнее называть демоницей?) вернулся, по-прежнему спокойный, грациозный и элегантный. В темноте Флавий не мог разглядеть, одет ли тот или обнажен, как положено бесовскому отродью. Пожалуй, скорее одет, но во что-то обтягивающее - то ли шкуру, то ли кожу. Самого подземного воителя это, казалось, совершенно не волновало. Тело было лишено гениталий, и по формам больше подходило женщине, чем мужчине. Но кем бы ни был гость из другого мира, никакой стеснительности он не испытывал.

В руках демоницы (пусть будет она) уже не было клинков, а прекрасные глаза теперь тускло мерцали глубокой синевой.

— Я не могу нести троих, — призналась она. — Это неудобно и медленно. Возьму старика и большого человека, их раны очень велики и я не исправлю их до утра. А ты пойдешь сам.

Флавий не успел не то, чтобы осознать, но даже дослушать эту речь демона, как черная фигура метнулась к ложу и с силой вонзила ему в сердце нож.

Римлянин был готов захлебнуться собственным криком, но... ничего не почувствовал! Черная ладонь (ладонь, а не нож!) играючи распорола ремни и полностью ушла в плоть, а Флавий по-прежнему ощущал лишь тупую и ритмичную из-за собственного дыхания боль в правой части груди. Там, где копье голема искорежило ему ребро.

Демоница как-то особенно улыбнулась и палец с когтем двухдюймовой длины прижался к губам Флавия.

«Тс-с-с-с!», — раздалось в голове римлянина. — «Ничего не говори, помешаешь мне сосредоточиться».

Ошарашенный Флавий задавил в себе готовый сорваться крик и посмотрел на руку демоницы уже несколько спокойнее. Та проникала все глубже в его грудную клетку, и одновременно с этим Флавий чувствовал слабое тепло там, где расколотое ребро вонзалось в легкое. Постепенно тепло усиливалось, и через минуту весь бок уже горел огнем. Но огнем не обжигающим, а согревающим.

«Я подхлестнула твой иммунитет, человек. Теперь осталось срастить кость — и сможешь ходить».

— Иммунитет? — лишенный дара общаться усилием воли, Флавий выдохнул вслух.

«Да... вы же еще не знаете, что это...», — ответила демоница, продолжая орудовать ладонью где-то в груди римлянина. — «Способность человеческого организма самостоятельно справляться с инфекцией».

Что такое инфекция, Флавий знал. Именно инфекция стремительно пожирала Алехандро, которому Кельвин пообещал выделить декурий в подчинение. Теперь парень избавлен от страданий и вознесся к Господу. Хотя старый центурион — в этом Флавий был уверен, — предпочел бы думать, что солдат плывет на лодке перевозчика по волнам Мертвой реки.

Демоница тем временем добралась до поврежденного ребра, но странное дело, Флавий не ощутил ни одного болезненного укола. Наоборот, уже засевшая в боку боль стала утихать, а римлянин отчетливо услышал хруст соединяющихся костей. Колдовство демона просто поражало воображение! Если все повелители подземного царства настолько могущественны в своем умении врачевания ран, то...

То что?

Черная воительница закончила колдовать с грудью Флавия, и взялась за разорванный пах. Там сращивать кости не пришлось, поэтому рана полностью закрылась буквально за минуту. Последними из тела выползли нитки швов, наложенных галлом.

Воин прикрыл глаза и с хрустом мозговых извилин поставил на место еще один фрагмент мозаики. Кусочек, правда, встал как-то в одиночестве, не касаясь других фрагментов, но в правильное место и в правильном положении.

«Это приказ», — обронила недавно демоница.

«Повелевают подземными демонами», — на этот раз вспомнились жутковатые сказки окрестных племен, когда разговор заходил об ангола. То же самое говорил и центурион.

«Я должна доставить тебя в целости и сохранности», — и снова демоница.

Много надо ума, чтобы сложить два и два? Совсем чуть-чуть. У Флавия всяк побольше будет.

Каким-то образом колдуны ангола вызывают демонов из подземного мира и заставляют служить себе: воевать, приносить трупы еще живых врагов, создавать из людей големов. Искусство, с которым воин Преисподней сейчас орудует живыми тканями Флавия, только подтверждало это.

— Я закончила, — демоница бесшумно вытащила ладонь из ноги Флавия.

Тот дернулся, метнул взгляд на грудь, потом приподнялся на локте и глубоко вздохнул. Пошевелил бедром. Не больно!

— Встань и иди, — приказала демоница, и Флавий поморщился¹¹. Впрочем, чего еще ожидать от слуги Антихриста?

— Я понимаю твою нелюбовь к Творцу, поэтому прощаю богохульство.

Или Флавию показалось, или демоница в ответ улыбнулась краем рта.

— Раз понимаешь, то вставай. До ближайшего места нам нужно добраться до утра.

— Какого еще места?

Впрочем, о вопросе римлянин тут же забыл, как только встал на ноги. И не поверил собственным ощущениям. Тело было послушно, цело, полно энергии и совсем нигде не болело! Как будто родилось заново!

Демоница не стала отвечать, лишь прошелестели заросли, и там, где она стояла, возникла пустота. Спустя полминуты черная вернулась, но не одна. На плече она тащила что-то очень большое и, по-видимому, тяжелое. Даже невероятной силы демон (а Флавий был уверен, что сила этого создания минимум вдесятеро превосходит человеческую) немного просел под грандиозной тушей.

В груди у Флавия затеплилась надежда, плавно переросшая в огонек радости. Демоница тащила на себе все шесть полновесных талантов живой плоти Герекса Люпекса. Живой! Великан невнятно бормотал на своем диком галльском наречии. Флавий метнулся, было, к напарнику, но словно натолкнулся на незримый щит.

Демоница взглянула исподлобья:

— Я понимаю твою радость при виде живого друга, но советую раньше времени не восхвалять своего странного бога. Вашей судьбе позавидуют некоторые мертвые.

С этими словами черное существо поудобнее закинуло галла на изящную спину и скорым шагом направилось в сторону Луэны. Лежащего на краю лесной прогалины сухощавого Кельвина демоница играючи подобрала просто по дороге. Вроде бы, даже подбросив в воздух движением ноги.

«Не стой столбом, дурень. Иди за мной или помогу», — раздалось в голове у Флавия. Римлянин вздрогнул. Подобрав гладий и прочий свой скарб с носилок, он устремился за демоницей. Почему-то пользоваться ее помощью не хотелось. Не было уверенности, что она бескорыстная и, главное, приятная.

Повадки подземного жителя оставили у Флавия впечатление, что не все так просто в этом противостоянии добра и зла. Ой, как не все просто.

«Местом» оказалась каменистая площадка на одном из холмов предгорья. Демоница свалила свою ношу на грунт. И спустя пару минут Флавий увидел, как под ее рукой на скальной породе стали проступать какие-то рисунки. В качестве стила демоница использовала коготь, прежде удлинив его до полфута. Там, где черная плоть посланника Преисподней касалась тверди земной, сыпали ярко-голубые искры. В воздухе запахло грозой — верным спутником либо божественного чуда, либо богопротивного колдовства.

Чудо ли, колдовство ли, но через пять минут вокруг сваленных в кучу бессознательных тел возник круг со вписанным в него сложным многоугольником.

«Дьявольская пентаграмма», — догадался Флавий.

«Я бы сказала — гексаграмма, — поправила его мысль демоница, оглядывая творение когтей своих. — В этом уродливом мире ради обычного переноса приходится ползать по земле как скорпион и чертить примитивы», — закончила мысль демоница, укорачивая коготь до прежней длины.

— Ты забираешь нас в Преисподнюю?

Взгляд, которым демоница удостоила Флавия, показал всю пропасть между интеллектуальным уровнем человека и разумом повелителя подземных сил.

— Нет. Мы отправимся поближе, — ответила демоница и толкнула Флавия в центр круга.

Краем глаза римлянин успел заметить, что черная фигура с двумя телами последовала за ним. А потом мир вокруг померк, чтобы взорваться ярчайшими красками демонского колдовства. Флавий почувствовал, что земля ушла из-под ног, что он покинул свое бренное, пусть и недавно восстановленное тело, и что бессмертная (хотелось бы надеяться) душа несется куда-то вверх.

«Вообще-то, я ожидал противоположного направления», — подумал Флавий, прежде чем полностью отключиться от внешнего мира.

***

Первое, что он увидел — необъятная фигура галла. Великан сидел напротив римлянина, опершись спиной о стену. Флавий пригляделся. Точно! Это же глинобитная стена, которых в Луэне в избытке! Значит, демоница перенесла всю компанию в столицу ангола. Это вполне соответствовало той мозаике, которую старательно выстраивал в уме командир непутевой разведгруппы Святого христианского Рима. Или непутевый командир разведгруппы?

— А-а-а, проснулся... — прогудел великан. — Признаться, думал, тебя убили и подменили. Последний раз у моего командира было куда меньше здоровья и куда больше дырок в теле.

Галл выразительно посмотрел на грудь Флавия. Тот послушно склонил голову и посмотрел на себя. Абсолютно целое и невредимое тело, раздетое по пояс. Ниже обнаружилась боевая юбка, но доспехов не было — ни власяницы, ни поножей. Ну да, правильно, их же поснимал галл, когда пытался врачевать ребро Флавия. Грязная, уже серая сорочка валялась в углу — измятая и порванная.

Флавий ощупал место, где было самое страшное ранение. Ни малейших признаков недавней стычки. Кожа ровная и мягкая, как у ребенка, ребро целехонькое, никакой боли.

— До сих пор сам не верил, что жив, — признался Флавий. — Видать, кому-то живым я интересней, чем трупом. Где Кельвин?

— Не видел с самого утра, — ответил великан и внес ясности в картину. — Сейчас уже вечер. А днем тут форменный ад был... думал, сдохну от жары.

Флавий еще раз возблагодарил кого-то там свыше за то, что даровал забвение на время жестокого африканского полудня.

Великан продолжал:

— Старика увели на рассвете. Очень плох был, ему в лесу солоно пришлось — этот черный ужас насадил его на саблю, как поросенка на вертел. Я хотел увести мразь подальше в лес, но куда там… Дьявольски быстрая скотина, я не успел пробежать и фарлонга¹².

— Неудивительно, — хмыкнул Флавий. — Если она бегает так же, как и переносит тяжести, то странно, что ты вообще смог скрыться в зарослях.

— Она? — удивился великан.

— Ну да, она. Этот демон — женщина.

Флавий произнес эту фразу и тут же почувствовал, как на затылке начинают расти ослиные уши. Герекс в ответ понимающе посмотрел на Флавия, наверняка признав в нем тихого, безобидного психа.

В для галла фраза про женщину-демона выглядела достаточно странно. Общеизвестно, что из демонов только суккубы могут быть женщинами, да и то, лишь во время процедуры искушения. Впрочем, они же могут быть и инкубами.

Но и те, и другие в реальном мире, а не пространстве мифических грез, никогда не появлялись. Что бы там не говорили измученные воздержанием монахи, не вытерпевшие истязания души и плоти и согрешившие в обход церковных обетов.

— Она с тобой не говорила, пока я был в отключке? — поинтересовался Флавий.

Теперь Галл посмотрел на командира уже как на буйно помешанного.

— Когда подсекла меня под колени, а затем еще двинула чем-то по затылку, — язвительно объяснил Герекс Люпекс, — она была нема как рыба.

Значит, с утра демоница не появлялась. Еще один небольшой кусочек мозаики встал на свое место: демоны, как и големы, не любят солнечного света. Все известные Флавию проявления сил Тьмы случались ночью. Големы, вероятно, днем все-таки жизнеспособны, но их зрение в лучах солнца слабеет.

Вроде бы, согласно мифам некоторых племен северо-восточных провинций, есть какой-то потусторонний народ, который пьет кровь людей по ночам, а днем впадает в спячку. Да, точно! Вампиры! Где-то не то в Трансильвании, не то в Валахии веруют в живых мертвецов, наделенных чудовищной силой, бессмертных, но за бессмертие проклятых Господом (или Антиподом) жаждой человеческой крови. Солнце их губит, а ночь придает силы.

Дьявол побери, полцарства за Гизу или Ежика!

Увы, ни одна из них так и не объявилась. Зато вскоре зашли мужчины. Из местных.

Несколько черных воинов сопровождали тощего человека, множество раз насквозь проткнутого разнообразными побрякушками. Флавий поначалу подумал, что этот персонаж — разновидность голема. Но все оказалось проще. Просто все доступные части тела туземца были пронзены деревяшками, костями и даже какими-то металлическими деталями. Очевидно, ритуальными.

Местный колдун, понял Флавий.

Ударами копейных древков галла и римлянина повалили на давно не метеный мол, а колдун взялся посыпать их какой-то белой пылью, оживленно пританцовывая вокруг пленников. Продолжалось это минут пятнадцать, и Флавий чуть было не сошел с ума от монотонных завываний шамана. Наконец, колдун перестал орать и кривляться. Замер, к чему-то прислушиваясь. Видимо, сказанное ему свыше (хотя, скорей уж сниже) устроило чернокожего шамана, и он успокоился. Остатки белой гадости из глиняной тарелки полетели на голову галла, а колдун что-то приказал своим телохранителям.

Те довольно осклабились и несколькими мощными ударами оглушили Герекса. После чего гиганта схватили за ноги и уволокли из помещения. А колдун и с парой воинов задержались. Чернокожий шаман с видимым интересом разглядывал пленника, Флавий отвечал взаимностью.

Внешность туземца и без дополнительных украшений нельзя было назвать привлекательной, но с проколотой, порезанной, а кое-где даже заплетенной в шрамы-косички кожей этот черный человечек вызывал у Флавия тошноту.

Впрочем, долго терпеть мерзкое зрелище не пришлось. Шаман проронил пару слов, и компания черных людей аккуратно, ничем не навредив Флавию, убралась. С той стороны двери клацнул висячий замок, и римлянин остался в одиночестве. Думать о судьбе галла было больно, но Флавий понимал, что без оружия против черных воинов с копьями у него нет шансов.

Флавий поудобнее устроился у стены и попытался заставить себя еще раз все продумать. Но то ли сказывались последствия путешествия вместе с демоницей, то ли как-то действовала эта дурацкая белая пыль из тарелки шамана, но в голове царил сумбур. Крутились картины воспоминаний о недавних часах, какая-то ерунда. Но вот видения стали сменяться быстрее, приобрели самостоятельную жизнь, и...

— Рэм Флавий Александр, дьявол тебя дери, помоги спуститься!

Воин дернулся. Оглядеться и проморгаться стоило тяжких трудов. Сон свалился на него неожиданно и беспощадно, насыпав песка под веки и замутив сознание.

— Флавий, мне долго ждать?

Этот голос с характерными ворчливыми нотками римлянин не забыл бы и на том свете. Гиза, собственной персоной! Вот только где? Прелестный водопад не самой изящной арабской словесности журчал где-то сверху...

Флавий все-таки разлепил глаза. Судя по картинке за окном, роль которого здесь выполняло малюсенькое отверстие под потолком, день давно уже кончился. Глинобитные стены неплохо сохраняли тепло: Флавий помнил, что по ночам в окрестностях Луэны достаточно свежо, если не сказать — прохладно, но внутри хижины холода не чувствовалось.

Посмотрев наверх, он увидел, что в своеобразном проеме на потолке темным силуэтом виднелась человеческая голова.

— Ну слава богу, я уж думала, что придется прыгать прямо на тебя, — пробурчала девушка вполголоса. — Вставай, я спущусь тебе на плечи. Тут, оказывается, высоко.

Спустя минуту арабеска уже отряхивала соломенную труху со своей одежды. Флавий узнал боевое облачение арабских наемников: темная сорочка, плотные, но не обтягивающие штаны из крепкой ткани, кожаный полунагрудник с бесшумной кольчугой, прикрывающей живот и бока и повязка на лице, оставляющая видными только глаза. Эти огромные, чуть раскосые глаза, которые по традиции ночных убийц были густо подкрашены чем-то темным — от щек до бровей. Оружия при воинственной девице было на удивление немного: два кинжала (на поясе и лодыжке), короткий гнутый меч за спиной, висевший крест накрест с коротким луком, да колчан на перевязи.

Гиза огляделась, прикинув высоту потолка.

— Ты знаешь, со стороны эта хибарка в вышину футов пять, не больше. А оказывается, она наполовину под землю закопана. Кто бы мог подумать?

— Гиза!

Флавий даже не мог придумать ничего такого, чтобы выразить всю гамму чувств, которые он испытывал по случаю возвращения блудной арабески. Оказавшейся, к тому же, самым мудрым членом команды.

— Да скоро тридцать лет, как Гиза! — передразнила девушка, снимая повязку с лица. Ночная маскировка делала ее похожей на того самого трансильванского живого мертвеца.

— В общем, Йон отплыл в Рим, если тебе это интересно. Я отдала ему все наши находки, а также снабдила подробным письмом, в котором рассказала магистрату Обсерватории обо всем, что с нами произошло. Вплоть до того момента, когда глупый юнец решил в одиночку перебить половину Африки.

Флавий потупился. Ну виноват, виноват... В конце концов, тогда идея продолжить разведку виделась ему куда менее опасной и куда более перспективной.

Гиза уселась под стену, на место пропавшего галла, и вкратце рассказала Флавию о том, что с ней произошло.

Вместе с Йоном они вышли из лагеря глубоко ночью. Спустившись в низину, некоторое время двигались по следам отряда, а потом дважды переплыли Кванзу в ее верхнем течении. Это и сбило с толку посланных Кельвином преследователей. К моменту, когда легионеры вернулись в лагерь ни с чем, арабеска и бритт уже успели расстаться — островитянин на быстро связанном плотике пустился в путь вниз по Кванзе в Луанду и отправился в Рим, а девушка двинулась обратно. Тем стремительным броском, на который способны только хашшишины¹³, она направилась к Луэне. Еще во время бегства из Луанды Гиза успела изучить карту ближайших земель, а память у девушки была отличная.

Тем не менее, отряд Кельвина и Флавия она догнать так и не успела. Видела дневку в холмах и даже смогла более-менее точно предположить, куда они двинутся дальше, но ошибочно посчитала, что в Луэну отправился весь отряд, а не часть. В любом случае, нужно было не спускать с легионеров глаз.

С этим проблем не было. Самое заметное здание Луэны, хорошо видимое на фоне светлого неба и упомянутое в ворованном путеводителе по местным краям, с грохотом осело на землю, и Гиза узнала «слезы Зевса». Арабеска срочно выдвинулась к месту дневки отряда, логично полагая, что столь громкий визит легионеров в столицу наверняка вызовет желание как можно оперативнее ее покинуть.

Но до дневки она добраться не успела. Да и засекла Гиза продвижение малочисленного отряда легионеров слишком поздно. И что было хуже всего — по их следам уже двигалась группа големов. Гиза рванулась наперерез и за полмили до лагеря ей удалось увезти четырех тварей в лес и основательно замотать их между деревьями.

Небосвод светлел, и големы постепенно терял ход. Потом и вовсе повернули обратно. По дороге они буквально напоролись на Гастарку и тут же расправились с ним. Гизе снова удалось привлечь их внимание и опять немного поводить по лесу, но полуослепшие твари вскоре бросили свою цель, повернув к городу. Как на зло, вышли они точно в расположение оставшихся легионеров. Там големов и встретил изобретательный Флавий.

Девушка во всех деталях рассмотрела разгром доселе непобедимого противника и даже немного помогла команде Флавия, выпустив стрелу в зрячего голема. Уже, было, решив проявиться перед торжествующими друзьями, она с высоты своего положения (ветвей дерева) заметила еще одного преследователя. По пятам за Кельвином, который как раз догонял отряд, кралась темная фигура. Было видно, что солнечный свет доставляет ей не меньший дискомфорт, чем големам, но враг мужественно прыгал из тени в тень, не отставая от центуриона. Старый вояка выбрался на залитую светом лужайку за полминуты до того, как туда ринулся преследователь.

Ринулся — и сразу же растворился в воздухе, прямо на глазах у Гизы. Это чуть было не выбило ее из колеи, но девушка решила подождать до вечера — вдруг эта черная тень появится снова, когда спрячется солнце?

Дура, надо было срочно поднимать отряд и уводить его, пока еще светит солнце, но знала бы где упасть — соломинку подложила бы.

Как только светило упало за горизонт и отряд легионеров выдвинулся, преследователь снова объявился. Казалось, что темная и проворная тень словно материализовалась из ночной тьмы и, с уверенностью взявшего след пса, устремилась за отрядом. На этот раз тварь двигалась чрезвычайно быстро и практически бесшумно. Гиза даже не успела предупредить своих, монстр вихрем пронесся мимо ее засады и устроил бойню.

Арабеска добежала до места расправы, когда странное черное существо уже порубило всех солдат и тащило на себе галла и центуриона. Флавия не было.

Тут Гиза немного сбилась. Она не хотела рассказывать, что в порыве несвойственных себе эмоций рванулась на место битвы — искать командира. Утаила она и то, что искала его непозволительно долго, перевернула все трупы, облазила окрестные деревья и даже добралась почти до течения Кванзы, надеясь, что Флавий сбежал. Не нашла.

На след монстра удалось выйти намного позже, когда тварь с двумя телами и (о, чудо!) уверенно шагающим рядом Флавием, пробиралась к предгорью. Тут Гизу словно подменили. Она бросила все снаряжение, кроме оружия, и горной ланью рванулась на вершину холма. Однако наверху ее встретила лишь странная геометрическая фигура, как будто бы выплавленная в каменистом грунте: неправильный многоугольник, вписанный в окружность. Самый острый из лучей многоугольника указывал на Луэну, и Гиза посчитала это неплохой подсказкой.

Остальное было проще простого. Выследить, где черные держат пленников, удалось буквально за день, хотя пришлось отдать дикарям и контуженного галла, и буквально изрезанного на куски центуриона. Но это все ерунда. Главное, что она с командиром. Оболтусом, не сумевшим вовремя свалить с ценнейшими сведениями. Героем фронта освобождения Африки от шаманских племен. Талантливым полководцем, таким умелым, что допустил раздробление и практически полную гибель неслабого отряда. А еще он...

Флавию нечего было сказать в свое оправдание, а слушать дальнейшие обвинения не хотелось. Поэтому просто подошел к девушке, выбил у нее из рук мелькнувшее лезвие и привлек арабеску к себе.

Вслед за жалобно звякнувшим кинжалом рухнул на землю и невозмутимый хашшишин-убийца, оставив стоять свое вместилище: хрупкую фигуру, затянутую в темную одежду. От легенды, наводящей ужас на восточные римские провинции, осталась обычная женщина.

Глава 10. Миллиарды лет боли

Летняя ночь проносится быстро. Когда ее делишь с кем-то — и вовсе пролетает как метеор, оставляя за собой еле видимый и быстро исчезающий отблеск чужого тепла и страсти. И уж особенно молниеносна летняя ночь, разделенная с тем, кого особенно желаешь. Когда эмоции и чувства прорываются из застойного пруда военной рутины, разбивая плотину напряжения дальних походов и нечеловеческой усталости, смывая кровь — свою с доспехов и чужую с рук.

— Забавно, — шепнула девушка. — Месяц назад я бы прирезала любого, кто...

— Тс-с-с-с!

Флавий прикрыл губы Гизы тыльной стороной ладони, и она немедленно приняла игру, укусив римлянина за палец. Но тот не ответил на ее порыв. Он внимательно разглядывал брешь в травяном потолке, через который внутрь проникла арабеска.

— Или у меня развивается мнительность, или там кто-то был, — заметил воин и поднялся. — Думаю, самое время сделать отсюда ноги. Поддержишь?

— М-м-м... я за, но тело противится, — улыбнулась еле заметная фигура на импровизированном ложе из остатков одежды.

— Тело мы уговорим. Как только представится возможность, — пообещал Флавий и нагнулся к своей одежде. — В самом деле, нам пора. Нужно до рассвета найти галла и центуриона.

Воительница поняла, что на сегодня любовные игры закончились и мгновенно переключилась на игры военные.

— Уверена, что с толстяком все в порядке. Но вот Кельвин, судя по ранам...

— Да, я знаю. Герекс рассказал, — оборвал девушку Флавий. Не хотелось лишний раз думать, что ветеран, возможно, уже мертв.

— Тем не менее, хотя бы узнаем, что с ними. Без этого я не смогу уйти, — добавил он уже совсем твердо, и Гиза поняла, что передней именно тот Флавий, который изменил что-то в ее душе убийцы.

В этом он был похож на хашшишинов Востока. Похож — да не тот. Хашшишины — пешки диктатора, а у того никаких целей, кроме как продержаться у власти еще сколько-то лет. Да, в глазах пешек горел такой свет нерушимой веры, который и не снился никому из европейцев. Да, их презирали десятки, восхваляли толпы и боялись сотни тысяч.

Но только тот, кто провел на Горе тринадцать из тогда еще неполных двадцати лет жизни, кровью своей и врагов завоевав право на звание даи; тот, кого в течение полутора лет жестоко унижали и заставляли играть роль гурии в мистификациях Старца; тот, с помощью кого госпитальеры смогли захватить неприступную крепость ибн Саббаха¹⁴ — тот человек понимал, что только способность к самопожертвованию ради высших целей отличает настоящего рыцаря от цепных псов любого режима.

Вот и Флавий — именно рыцарь. А вовсе не один из госпитальеров, покоривших всю бесконечность ближневосточных земель и «подаривших» организации хашшишинов нового лидера и новое имя.

Римляне называли этих наемных убийц Орденом воздаяния и ставили их вместо опорочивших себя доминиканцев¹⁵. Ближайшим помощником главы Ордена когда-то была арабская красавица с глубочайшими озерами карих миндалевидных глаз — безжалостный убийца и великолепный воин, урожденная принцесса Гизада Арбан-Адан аль Саджах.

Гиза была не только великолепным воином, умелой любовницей и непревзойденным шпионом, но и просто умным человеком. Благодаря этому она успела унести ноги из Ордена раньше, чем за ее голову была объявлена награда. Лидеры любой военной, а тем более, религиозной организации панически боятся предательства со стороны ближнего своего, в том числе и того, кому они обязаны властью. Нет, тем более со стороны того, кому они обязаны властью. А власть лидеру Ордена преподнесла на блюдечке с витиеватой арабской вязью на каемочке именно Гиза.

С тех пор прошло уже без малого десять лет, и Гиза до сих пор оставалась сама себе хозяйкой. Сама выбирала работу, нередко грязную и почти всегда кровавую; сама выбирала себе покровителя; сама готовила себя к тому единственному Делу, которое выделит ее из рядов других даи.

Последние полтора года восточная красавица регулярно привлекалась Святым христианским Римом в качестве агента влияния. С десяток несогласных с политикой Рима вельмож из старых, еще времен Империи, родов, резко поменяли свое отношение к Святому христианскому Риму после того как в их резиденциях побывала странная арабская девица. Всегда под разным предлогом и всегда как-то уж очень вовремя. Но эффект от ее посещений всегда был один: Гиза быстро и эффективно принуждала заартачившихся к исполнению воли церкви. Либо шантажом, либо угрозой смерти близких, а несколько раз — с особо стойкими — и ценой кровопролития.

«Лезвие востока» — так называл Тайный магистрат Престола свое оружие и очень его ценил. В другое время клирики сожгли бы чужеземку как ведьму или еретичку (Гиза по-прежнему принципиально не принимала христианства), но таланты девушки, о которых донес кое-кто из окружения Ордена воздаяния, впоследствии продемонстрированные Гизой лично, заставляли церковных служителей до поры придержать на доске шатрандж эту сильную фигуру.

План побега обсудили быстро. Перебивая и дополняя друга, мгновенно перехватывая у соратника нужные мысли и делясь своими, эта странно выглядящая пара быстро распределила роли в грядущей поисковой операции. Как только место содержания пленников станет известным, Гиза через крышу проникнет в здание и по возможности быстро вырежет охрану. Флавию останется войти внутрь и помочь забрать друзей из плена.

Просто, как все гениальное.

И настолько же смахивает на сумасшествие.

***

— Ты знаешь, я хотела сказать тебе это еще там, в хижине, где...

— М-м-м... — Флавий не мог говорить, окровавленный рот был полон осколков разбитых зубов. Еще раз сплюнув темную дрянь на невидимый теперь пол, римлянин попросил:

— Не нафо, Гифа... Я...

— Заткнись, Рэм Александр, — перебила арабеска. — Я хочу чтобы ты молчал и впредь знал...

Воин поерзал, пытаясь пошевелить руками. Бесполезно — ответом ему была лишь дикая боль в локтях. Перерезанные сухожилия напрочь лишали подвижности, и отвечали лишь безумной вспышкой боли, гасящей сознание.

Когда Флавий снова пришел в себя, Гиза уже говорила. Часто-часто, чего он никогда не замечал за спокойной и рассудительной воительницей. Видно было, что она хочет выговориться до того, как...

О том, что могло следовать за этим «как», Флавий запретил себе думать. Перестал ворочаться на жесткой деревянной кровати, откинул назад голову — единственную оставшуюся подвижной часть тела. Шею без фатальных последствий не перережешь.

Гиза говорила.

— По недосмотру Всевышнего именно я дождалась, когда двери твердыни ордена хашшишинов откроются. Я дождалась, Рэм, дождалась! Я — единственная из всех не сдалась и дождалась, чтобы мне открыли дверь! Семнадцать дней без еды, а из питья — только дождевая влага. Ты знаешь, Рэм, что это — ожидать грозы и благословенного дождя в просушенной насквозь горной пустыне? Вода, падающая с неба, вкусна и холодна, как будто уже побывала в этом вашем странном Граале, а серость плачущего неба ты начинаешь воспринимать, как теплый взгляд серых глаз вашей странной богородицы.

Я вытерпела, хотя один мальчишка помер, а остальные не выдержали и ушли. Самые стойкие волочили конечности по камню, сдирая руки-ноги до крови, но они уже ничего не чувствовали... последний из них, странный голубоглазый и светловолосый паренек, на карачках уполз, не солоно хлебавши, а впоследствии стал главой Ордена воздаяния. Это ему я отдала цитадель... а потом и себя.

Но он тоже не был моим мужчиной, Рэм. Он не был, не были и эти обдолбаные травою самоубийцы с горящими глазами, которых меня и еще нескольких девчонок заставляли обслуживать. Якобы воин — в раю, якобы мы — гурии. Это все не то...

Когда я оставила с носом главу Ордена, он прилюдно пообещал вернуть меня в лоно святой матери-церкви живой или мертвой. И это меня, которая сделала его тем, кем он стал! Главой самого могущественного церковного ордена! И хуже всего то, что я ведь даже не желала ему сдохнуть, как желала всем крестоносным собакам, которые разрушили мой дом и вырезали мой народ. Он был единственным человеком, в котором я увидела огонек того самого... той самой Цели, которая ведет человека от рождения к смерти. Говорят...

Ты слышишь, Рэм?

Говорят, где-то далеко-далеко на востоке, дальше самых дальних восточных гор, дальше горизонта, линия которого недостижима смертными, много севернее страны узкоглазых огнеплевателей живет племя, которое поклоняется единственному божеству - богу Пути. Я не знаю, как они его называют, и это не важно. Они не приносят ему жертв, не убивают ради него слабейших и не поклоняются ради него сильнейшим. Их горные долины надежно защищены от захватчиков, их неплодородные земли никому не нужны, поэтому они могут верить в то, во что сочтут нужным. Что не столько выгодно, сколько истинно.

Так вот, Рэм Флавий Александр, говорят, что эти люди первыми во всем обозримом и не обозримом мире поняли, что жизнь — это и есть тот самый Путь. Что единственный смысл бытия — существовать, и единственный бог — само земное существование. Тот, чей путь в жизни и есть — поклонение жизни, никогда не свернет с него и пройдет его до конца. А в конце пути, Рэм, в конце того пути будет Цель твоего бытия. И как только ты достигнешь ее — для тебя тот час же станут не важны все мирские дела, ты попадешь напрямую в небо, минуя все эти наши человеческие придумки в виде пророков, чистилищ или ненавистных попов-мздоимцев, которые творят бесчинства и дерутся за власть, прикрываясь именем Бога.

Так вот, Рэм... Тринадцатилетней девчонкой, которую дважды в неделю трахают накурившиеся хашиша недоноски, я нашла для себя эту Цель. Я захотела встретить настоящее человеколюбие. Искреннее, как свет дневного светила, настоящее, как твердь земли, светлое как прозрачный горный воздух. И нашла тебя, Рэм Флавий Александр. Я все эти годы искала тебя на грешной земле и нашла. В уродливом мире так называемой цивилизации. Смешно, правда? Самый человеколюбивый человек, цель моего поиска — солдат, профессиональный убийца!

Все должно было быть по-другому, ты слышишь! По-другому, Рэм! Никогда эти подонки не побеждали в своих междоусобицах! Рыцари госпитальеры, как-же! Да в них сострадания и любви к ближнему своему меньше, чем у горного барана, сталкивающего соперника с каменной кручи! Тот хотя бы дерется за право быть сильнейшим из самцов и продолжение рода, а здесь...

Рэм, ты знаешь, я с самого детства чувствовала себя не на своем месте. Да, правда. Я утопала в роскоши дворца, пока объединенные силы ваших крестоверцев не уничтожили мой мир. Тогда я даже не очень расстроилась, я была уверена, что скоро проснусь. Это не мой мир, я вижу ужасный сон, но скоро проснусь.

Проснусь — и увижу замечательный восход дневного светила, освещающего башни высочайших в мире минаретов. Я проснусь в далеком-далеком будущем, где люди Аравии будут вместе делить радость знойного лета со светлокожими германцами и черными, как уголь, жителями Африки. И даже страшные желтые люди востока окажутся не драконьим племенем, а самыми что ни на есть обычными людьми, пусть и не похожими на нас.

Нас будут возить по небу стремительные машины, созданные гением человечества. Машины эти будут бесшумно рассекать воздушные океаны, туда, дальше к другим материкам и континентам, а может быть, даже и к звездам... Ведь я не верю, что небо твердое, а звезды маленькие и колючие. Звезды должны быть большими, горячими и дарующими жизнь. Как наше Солнце.

Я смотрела в небо и видела свою Цель, знаешь? Я поняла, что однажды найду единую планету: людей и зверей, черных и белых, машины и растения. Рэм, я была уверена в этом, даже вися под потолком замка очередного неугодного церкви вельможи. Я сжимала в зубах острейший стилет и думала, что в том, другом мире, который я обязательно увижу, этот самый вельможа окажется мне добрым другом, а вот эта пробегающая под сводчатым потолком орава детишек, возможно, назовет меня «тетей Саджах». Именем, которое я забыла много-много лет назад...

И вот, наконец, я увидела своего проводника на том самом Пути к той самой Цели. И знаешь, что самое смешное, Рэм? Этот проводник, терзаемый своей собственной нерешительностью, грубо отдает мне приказ заткнуться и идти спать, в то время как он героически будет спасть черный континент от мирового зла. От просочившихся из подземного мира големов, демонов и прочей нечисти...

— Не нафо, Гифа... — снова прошипел Флавий, терзаемый дикой болью. Правда, злобная тетка теперь переместилась от изрезанных рук и ног куда-то внутрь, поднялась в грудь и принялась душить, душить, душить... рвать какие-то тонкие струны и уродовать стенки сосудов, скручивая их подобно лекарским зажимам. Стало тяжело дышать, а залитые кровью и остатками плоти глазницы, казалось, сейчас разорвутся от невозможности проронить хоть одну слезинку.

— Не могу молчать, Рэм, — тихо, но уверенно произнесла Гиза. Саму ее Флавий не видел с тех пор, как темная тень на пороге дома, в который он ринулся на помощь арабеске, свалила его на пол и несколькими быстрыми движениями обездвижила и ослепила. Практично, без сантиментов или сожалений — просто рассекла ему все сухожилия и выколола глаза.

Но в последний момент Флавий успел увидеть такой знакомый силуэт великолепной фигуры демона и синий свет ее дьявольски божественных очей. Это было последнее, что он видел. А затем — боль, боль, боль, миллиарды лет боли. И теперь — снова боль, еще глубже, еще острее, и каждое еле слышное слово арабески режет не хуже ножа.

— Кто бы мог подумать... два десятилетия в Пути, и только перед самым концом я вижу проводника к Цели, — как-то особенно тихо, почти мечтательно произнесла Гиза. — Рэм... любимый...

Флавий уже не мог говорить, но девушка услышала беззвучное «да».

— Рэм, ты — и есть та самая Цель. И Цель, и Путь, и мой проводник по нему. Я хочу, чтобы ты знал — с того самого момента, когда ты смог решиться на свой собственный Путь... Когда ты послал меня с Йоном к дьяволу... Рэм, с этого самого мига я пообещала быть вместе с тобой до самого конца этого Пути. Прости, что он оказался таким коротким...

Рэм Флавий Александр не отвечал. Вытекающая сквозь воткнутые в жилы трубочки кровь окончательно покинула изрезанное тело воина. Тело, брошенное на хорошо знакомую римлянину кушетку, возле которой жадно вьются трубочки разного размера и цвета.

Гиза подняла голову и посмотрела на умирающего римлянина. Дьявольская тварь оставила ей зрение. Черная смерть почти не тронула ее — остались лишь пара неглубоких царапин, да синяк на плече. Но Гиза была связана по рукам и ногам, которые демон стянул веревками с ужасающей скоростью и проворством.

Пока над Флавием кружили туземные колдуны, втыкали какие-то трубки в изрубленное, лишенное обоих ног и правой руки незрячее тело, Гиза сделала над собой усилие и мысленно воззвала ко всем богам, какие только есть на свете: «Дайте мне видеть!!!».

Желание ее было исполнено. Правда, не волею свыше, а все той же черной тенью с горящим невероятным голубым огнем глазами. Демон поднял тело девушки вместе с ложем и прислонил к стене комнаты. Пленница смогла увидеть Флавия.

И Гиза совершила еще вчера невозможное — мысленно поблагодарила демона. Ей уже было уже все равно, кого проклинать, а кого превозносить.

И то ли ей показалось, то ли действительно все было так — на нечеловечески красивых устах служителя Ада промелькнула обжигающая сознание улыбка.

«Сочтемся».

Утром у Гизы уже не было сил ни переживать, ни плакать, ни биться в ярости. На сознание опустился полог тупого холодного равнодушия. Казалось даже, что она сходит с ума — ну как можно оставаться отстраненно холодной, когда труп единственного близкого человека лежит в полудюжине футов перед тобой, истекая последними, уже холодными каплями крови? Флавий умер, арабеска знала это также верно, как и то, что она почему-то до сих пор жива. Она по-прежнему лежала-висела, привязанная к набранному из толстых древесных веток ложу, и лишь саднящие порезы на лице и боль в плече подтверждали, что ее тело все еще живет. Но душа Гизы витала где-то в совершенно других краях.

Первые лучи солнца проникли через маленькое оконце у потолка и коснулись стены напротив. Краешком сознания девушка почувствовала что-то, сравнимое со вздохом человека, проведшего честный трудовой день и теперь упавшего в кровать в объятья бога Морфея. Это ощущение не проходило до тех пор, пока перед мысленным взором Гизы не предстала темная фигура с горящими голубым пламенем глазами.

«Сочтемся», — сказал демон девушке, прежде чем исчезнуть. Молниеносно быстро, почти неуловимо. Гиза была уверена, что черная тень просто растворилась в эфире, но мощный поток воздуха, взбаламученного демоном, подтвердил — просто эти тва... создания способны двигаться со скоростью мысли.

Сквозь прореху в двери был виден небольшой грязный двор с каким-то странным сооружением в центре. Что-то вроде колодца, хотя Гиза ни разу не видела, чтобы их дополняли грубо сколоченной П-образной аркой и наскоро сбитыми деревянными ступенями. Чуть позади арки чернело жерло — стенки аккуратно обложены угольно черным камнем.

Но пугало другое — внутрь уходили десятки разноцветных трубочек. Точно таких же, по которым кровь римлянина покинула тело. Гиза слабо разбиралась в жертвоприношениях, но мысли крутились вокруг них. Правда, она не помнила, чтобы кто-нибудь пускал кровь жертве через трубки, которым более подходящее место — в паровой машине.

За весь день в комнату никто так и не вошел, если не считать пары черных мальчишек, трусливо подвинувших к Гизе какой-то глиняный сосуд. Видимо, в их им вменили в обязанность напоить пленницу, но тощие туземные дети побоялись к ней даже подойти. Гиза могла обходиться без воды до двух дней, даже под палящим солнцем, но сейчас было не до хитростей хашшишинов.

Ближе к концу дня активность во дворе усилилась. Словно трудолюбивые черные муравьи, местные жители толпами приносили какие-то предметы и сдавали их представителям городской власти. Те отличались от простых людей вышитыми набедренными повязками и плетеными веревочками на шеях. Каждый воин держал при себе короткое четырехфутовое копье с бронзовым наконечником, а самый главный — со стальным. По-видимому, трофейным римским.

Командир местного ополчения лениво покрикивал на подчиненных, которые раскладывали вокруг колодца подносимые населением дары. Для себя Гиза решила называть странные предметы именно так, хотя во многих из них она видела что-то знакомое.

Ну конечно же! Вот это — закисший зеленью медный котел, который легионеры используют в полевой кухне. Чуть левее — связка стальных полос, снятых с прямоугольного скутума¹⁶. Наверняка где-то внутри этой связки покоится и кошелек-умбон — полусферический стальной купол с центра щита. В других подношениях девушка уже не могла узнать что-то определенное, но все они имели одно общее: содержали металл. Медь, бронза, сталь или черный плавкий чугун — металл был в каждом предмете, сейчас аккуратно положенном туземцами у «колодца».

Закат наступил даже раньше, чем должен — с запада небесное светило поглотили мощные черные тучи, угрожающие тропическим ливнем.

«Ливень в середине лета?» — Гиза плохо разбиралась в африканском климате, но знала, что это большая редкость, которая всегда воспринимается, как подарок богов. Или проклятье — в зависимости от последствий.

Непогода набирала силу. Сначала ударил шквальный ветер: неожиданно, подло, со всех направлений сразу и ниоткуда одновременно. Потоки воздуха забились в узких коридорах между домами, и окрестности наполнил неприветливый гул от стен — словно дома стремились отбросить подальше нахрапистую стихию. Но что той какие-то стены? Через несколько минут в воздух взвились пучки лежалой травы, которыми дикари покрывали крыши своих лачуг. Судя по обилию летающей растительности, добрая четверть домов уже лишилась кровли. В том числе и тот, в котором томилась Гиза: прямо над кроватью Флавия вскрылся огромный кусок потолка, и пронырливый шквал тут же зашевелил волосы усопшего римлянина.

Несмотря на стихию, жителей у колодца собиралось все больше и больше. Почти невидимые в наступившем сумраке дикари жались к стенам домов, не подходя к поднесенным дарам ближе, чем на десяток шагов.

Возле каждого подарка стоял чернокожий воин и удерживал его тупым концом копья, чтобы не унесло очередным порывом ветра. Охранники сами с трудом стояли на местах, и теперь Гиза поняла, почему на роль сторожей железных жертвенников командир местного ополчения выставил самых могучих воинов. Их труднее всего сдуть.

Крышу над головой сорвало — одновременно с первой вспышкой молнии. Ослепительной и близкой, но абсолютно бесшумной. На площади раздался вой, и все туземцы, кроме воинов, одновременно рухнули лбами в глину и заунывно замычали что-то на своем дикарском языке.

Молния продолжала свою работу, и никто не смел поднять глаз. С первыми каплями дождя к колодцу вышел тот самый колдун, пронзенный тысячами палочек, колец и косточек. Худосочный и невысокий, он твердо держался на ногах под ударами порывистого шквала. В глазах могучих охранников, окруживших шамана кольцом, читалось неподдельное уважение и даже страх.

Ветер ослабел, уступая эстафету тропическому ливню и бьющим в землю бесшумным молниям. Дикарь в центре площади начал свою собственную песню. Он призывал каких-то своих местных богов, те не спешили. Но туземец не отчаивался, раз за разом повторяя один и тот же примитивный мотив на своем тарабарском наречии.

Теперь колдун казался одиноким: воины покинули свои места, не опасаясь за дары. Остальные жители города окончательно исчезли из поля зрения Гизы. Вжались, вросли в темные здания, полностью уйдя со сцены. В ее центре оставался только шаман.

В голосе призывающего слышались злые нотки, через пару минут они переросли в угрожающие интонации. Маленький дикарь приказывал, повелевал, в ярости топал ногой и грозил кулаком блестящему от потоков воды колодцу-алтарю. Немногочисленные тряпки на шамане промокли в первые минуты ливня, необычно длинные для местного жителя волосы прилипли к телу и висели безжизненными сосульками. Но колдун не видел ничего, кроме открытого неповиновения своих богов, и это приводило его в ярость.

Наконец, боги услышали его.

Сверкающий клинок молнии рассек небо и ударил в горизонтальную поперечину арки над колодцем, расколов ее на две части. Тут же грянул оглушительный гром, впервые за весь вечер. Все с испуганными стонами повалились ниц — но только не маленький человечек в центре железного круга.

Он засмеялся, заорал что-то визгливым голосом, и начал бегать от одного железного пожертвования к другому. Около каждого он останавливался и что-то то ли напевал, то ли нашептывал. Промокшей с ног до головы Гизе было уже не слышно: гром бил беспрестанно, молнии одна за одной вспарывали темно-свинцовое небо. Некоторые из огненных стрел попадали в дома, и девушка шестым чувством ощущала, как вспыхивают вроде бы насквозь промокшие крыши зданий. Но огонь сегодня выбрал не тот день: потоки воды, упавшие на землю, моментально успокаивали робкие огоньки пожаров, не оставляя пламени ни малейшего шанса.

Дикарь-колдун успел обежать железный круг, и теперь стоял прямо перед колодцем, величественно скрестив руки на груди. Шаман сделал все, что нужно, и теперь ждал явления того, кого вызывал.

И дождался.

Из жерла колодца неторопливой поступью вышли три фигуры. На первый взгляд — абсолютно одинаковые: до полпальца равны ростом, абсолютно неотличимы друг от друга по комплекции, а уж о внешних различиях более высокого порядка и говорить не приходилось. Видно в темноте было плохо, но Гиза почему-то знала, что человеческий глаз не способен найти разницы между демонами.

Тем не менее, одного из них девушка выделила сразу. Крайней слева, сверкая голубым светом глаз, стояла та самая демоница, которой они с Флавием и были обязаны своим поражением. Черная фигура не произнесла ни слова, как и все остальные, но сознания девушки вдруг коснулось знакомое чувство. Казалось, демоница, прищурившись, оглядывает знакомое окружение, оценивая всех действующих лиц. Когда очередь дошла до подглядывающей сквозь дверь арабески, разум девушки коснулось странное морозное тепло. Коснулось — и тут же отступило.

Местный колдун что-то вновь заголосил, указывая рукой на разложенные в круг предметы. В голосе африканского дикаря проявилась жесткость. Он не вопил, не взывал — он просто указывал подземным чудовищам на подготовленные к ритуалу дары.

Стоявший посередине демон молча кивнул головой, потом вопросительно приоткрыл глаза, но так и не проронил ни слова. Колдун отрицательно замотал головой и показал пальцем куда-то на северо-восток.

Теперь уже демон (видимо, старший из тройки) отрицательно качнул головой. Увидев изумление человека, глубинная бестия в уточняющем жесте простерла длань над головой шамана. Безупречная четырехпалая ладонь обитателя подземного мира указала точно на дырявую дверь, через которую Гиза наблюдала за спектаклем. Девушку пробил холодный пот, тут же смытый потоками воды с неба.

«О чем... нет, о ком они спорят?» — подумалось Гизе. — «Неужели обо мне?»

«Но девочка, подумай, а зачем тебя еще оставили в живых, в то время как твоего друга разрубили на кусочки и высушили до дна? Конечно же, ты будешь чем-то особым в сегодняшнем подношении. Невозможно поверить, что пришельцы из-под земли обойдутся ржавыми железяками на скользкой от дождевых потоков площади. Ты и только ты — вот главная жертва сегодняшней ночи».

Гиза тряхнула головой, сбрасывая наваждение. В голубых глазах демона не отражалось ничего, что можно было принять за угрозу. И совершенно не ощущалось, что представители подземного мира требуют себе в жертву пленницу. Они вообще не обращали на арабеску внимания.

Маленький колдун тем временем умолк. То ли отчаялся переспорить демонов, то ли это входило в планы — поторговаться перед жертвоприношением.

Но заговорил (вернее, повернулся лицом к шаману и замер) другой гость с того света. Демоница — «знакомка» римских лазутчиков. На этот раз колдун даже не стал спорить, наоборот, всячески демонстрировал свое удовольствие. Несколько раз махнул рукой в сторону побережья, потом разродился длинной тирадой на своем гортанном языке, а в окончание выступления засмеялся, отчаянно жестикулируя и качая собранной в лодочку ладонью перед лицом демона. До Гизы дошло, что шаман изображает корабль на волнах. Маленький черный колдун рассказывал демонам про океан, со стороны которого прибыли белые люди.

Выговорившись, шаман снова что-то спросил у троицы своих странных визитеров. Все три демона согласно кивнули. Шаман довольно осклабился и пнул ближайшего охранника. Тот испуганно попятился, но, видимо, страх перед демонами был ничтожен по сравнению с тем, что черный воин питал к своему вождю.

Здоровенный громила в светлой набедренной повязке встал во весь рост и направился в сторону колодца. Не доходя полшага, он остановился. Оглянулся, словно ища слов поддержки. Но ничего в ответ. Лишь три пары немигающих голубых глаз следили за его действиями, да местный главарь в напряжении сжал маленькие кулачки.

Воин поколебался еще секунду, потом наклонился, и пучок разноцветных трубочек, змеящихся у колодца, остался в его кулаке. Он внимательно оглядел каждый их свисающий конец, что-то поправил и с неожиданным яростным ревом бросился в колодец.

Разноцветные змеи ринулись вслед за воином, шипя и извиваясь на раскисшей земле. Вот уже их шкуры перекрасились в цвет красной глины, и за мгновение до того, как выпрямиться во всю свою длину, дернулись и застыли. Мгновением позже из колодца раздался глухой удар — и тишина. Только струи непрекращающегося ливня поливали место безумной жертвы.

«Соединяют этот мир с тем», — подумала Гиза.

«Именно так. Ты сообразительная», — раздался в голове чужой голос, и девушка тотчас узнала «свою» демоницу.

— «Можешь звать меня Миландра, — продолжила гостья из Преисподней. — Потом пригодится, когда будешь меня благодарить».

В интонациях демоницы прослеживалась уже знакомая Гизе ирония.

«Совсем как человек», — подумалось девушке.

«Вот еще, — тут же фыркнула ее собеседница. — Не говори ерунды. Лучше открой свой разум — мне нужно тебе многое сказать, а времени мало».

«Открыть разум? — удивилась арабеска. — Это как?»

«Это так», — устало произнесла демоница, и мир вокруг Гизы взорвался оттенками голубого. Последняя фраза Миландры потонула в сотне тысяч образов, заполняющих сознание девушки. — Это просто...».

Демоница сказала «это просто, как боль», но последнее слово Гиза уже не расслышала. Если бы она могла услышать последние мысли своего возлюбленного перед тем, как остатки крови покинули его истерзанное тело, она бы, пожалуй, восторженно отдала должное умению Флавия подбирать нужные словесные обороты. Ведь наиболее точным определением того, что на нее обрушила демоница, было «миллиарды лет боли».

Даже захлебнуться в крике девушка не смогла. Все эти миллиарды лет были спрессованы в единое мгновение, спустя которое арабеска уже снова смогла трезво оценивать ситуацию.

Но в этот миг она стала уже совершенно другим человеком.

И еще она поняла: миллиарды лет боли — ничто, если ими расплачиваешься за такие знания.

1. 1. 1. Глава 11. Прояснение

Демоны непобедимы в ночи. Они превосходят человека во всех умениях так, как человек сам — полевую мышь. Демон сильнее человека в десятки раз, быстрее в сотни, сообразительнее в тысячи, проницательнее в миллионы. У него зрение кошки, нюх собаки и реакция мангуста. Один единственный демон мог бы вырезать целое государство за семь-восемь ночей, но задачу ставит не вызываемый, а вызывающий. А в цели последнего редко входит мировое господство. Чаще всего колдун требует выполнить какое-то конкретное и мелкое дело. В редчайших случаях он просит защитить свой народ от врагов — и демоны разносят агрессора в клочья. Так произошло почти сорок лет назад, когда вся армия ангола была перебита единственным римским легионом.

Тогда шаманов у племени было четверо, и они только начинали пользоваться умением вызывать демонов, расплачиваясь за их услуги сначала кровью рабов, а затем и соплеменников. Чтобы сокрушить «железных людей», они вырезали две трети собственного племени — но смогли вызвать несколько демонов, которые легко расправились с белокожими пришельцами на плоскогорье. Самый хитрый из шаманов пустил часть жертвенной крови на то, чтобы один из демонов своим могуществом начал оживлять трупы. Живые мертвецы, по-местному омба (или зомба), разлагаются как и любой труп. Но если влить в них кровь чужого человека с примесью демонических зелий, зомби оживает, хотя и остается абсолютно тупым, не имеющим рассудка животным.

Так было много лет назад. С тех пор шаманы племени перебили друг друга, стремясь получить в свои руки управление подземными воинами. Преуспел самый тщедушный и самый хитрый из них — Нланба. Тот, который и заставил демонов оживлять трупы. Коварством он вынудил двоих других колдунов прикончить друг друга, а третьего убил самолично, во сне.

Двадцать лет назад народ чокве получил еще один странный подарок: старейшины научились сгущать время жизни своих подданных. Сложный ритуал накрывал отдельно стоящий дом колпаком ускоренного времени — оно текло в сотни и сотни раз быстрее, чем обычно. Так племя ангола увеличило свою численность: из домов времени выходили уже зрелые воины, готовые сразу же вступить в бой. Но для живущих в сжатом времени нужно очень много пропитания, поэтому набеги на соседние племена участились. Именно тогда центральная Африка и заговорила о племени ангола с ужасом и ненавистью. И похоже, именно поэтому встреченный отрядом Флавия легионер-калека был настолько стар: перед тем как сделать из него нгулу, шаман продержал его в доме времени. Сильная свежая кровь всегда полезна для замкнуто живущего племени.

Несколько лет назад племя столь разрослось, а его территории столь увеличились, что доставлять провизию в дома времени стало невозможно. Тогда шаман нашел другой выход из положения.

С момента начала колонизации Африки белыми людьми из-за океана в племени скопилось достаточно железа и машин, которые ангола отбили у европейцев. Легионы теряли оружие, поселенцы — паровые машины, орудия пахарей и разнообразные механизмы. Кое-что ангола использовали в своих целях, но большая часть трофеев громоздилось ненужным багажом на задворках Луэны.

В очередной раз вызвав демонов, Нланба прямо спросил: могут ли они сделать местных воинов столь же сильными и неуязвимыми, как «железные люди»? Демоны не очень хорошо понимали, что хочет от них маленький колдун, но пообещали шаману, что смогут соединить в одном теле мертвое железо и живую плоть. Для этого они использовали технологию сращения — известную в далеком будущем, но абсолютно неведомую в этом времени.

В качестве эталона демон использовал свое собственное тело и свои собственные возможности. Но, конечно, сделать копию самого себя демон не мог — на выходе получалось бесконечно далекое от него существо. Чудовище, сочетающее в себе тело человека и машины.

В итоге получались либо нгу-омба (стальной мертвец) — обычные мертвяки-машины с залитой чужой кровью, абсолютно тупые и без соображалки, либо нгу-лу (стальной человек). В основе последних были живые люди с частично сохраненным мозгом, разумом и способностью принимать решения. Пальцы демона разрушали в мозге у будущих големов центры воли, речи и структуры, поддерживающие жизненные процессы в теле. Кровь жертв, назначенных быть нгулу, полностью забиралась, но ей на смену тут же заливали мельчайшую черную пыль — ближайший аналог крови самих демонов. Это вещество обладало всеми свойствами крови и влялось смазкой для встроенных механизмов голема, а также использовалась, как материал для восстановления живых и неживых тканей.

Само племя ангола демоны не считают опасным, хотя и вынуждены подчиняться его лидеру. Но они знают, что достаточно лишить племя колдуна, владеющего тайной вызова демонов — и о страшных ангола забудут через десяток лет.

Люди не умеют говорить мыслями — кроме одиночек, которых на земле крайне мало. Шаман ангола был из их числа. Так было до тех пор, пока в Африке не появились сразу два человека, которые по всем признакам тоже не принадлежали этому миру — чужие этому миру демоны сразу это заметили. Эти были Флавий и Гиза.

Насчет римлянина у Миландры был недвусмысленный приказ шамана — доставить и подготовить для превращения в нгулу. На маленького колдуна произвели впечатление решительность и целеустремленность белого воина, а также его умение сражаться.

Нламба владел дальновидением и сканированием — выпрошенном у демонов даре различать ауру людей. В ауре римского посланника туземец нашел много цветов и переливов, характерных для других миров. Это насторожило Нламбу, и он посчитал Флавия подарком подземных богов. А поэтому решил превратить в самого совершенного нгулу.

Ауру Гизы шаман прочитать не смог, поэтому даже немного растерялся, получив ее в пленницы. Что с ней делать, он не знал, но, подглядев за Гизой сквозь один из тайных глазков, шаман нашел ее достаточно привлекательной и по всем признакам плодовитой, чтобы поместить в дом времени. Маленький вождь уже несколько лет подыскивал жену для своего сына.

Между тем, ауру Гизы умело скрыла от взора шамана сама пленившая ее демоница. Был у Миландры кое-какой план относительно девушки, в который она не хотела посвящать своего чернокожего повелителя.

***

«Но ведь если вы сможете вырваться из его лап, вы вернетесь обратно в свой мир с первыми же лучами солнца», — заметила Гиза.

«К этому мы и стремимся, — ответила Миландра. — Я лично не вижу смысла прозябать здесь, и спутники меня поддерживают. Поэтому мы поможем тебе и твоему мужчине бежать, но с единственным условием — вы должны уничтожить Нламбу и его сына».

Бегство? С моим мужчиной??

Мысли девушки понеслись, обгоняя недавний шквальный ветер. Череда, с которой они сменяли одна другую, вызвали бы уважение даже у стремительной Миландры.

«Флавий жив! Мы вырвемся отсюда!», — сердце Гизы бешено заколотилось. Она знала и верила, что они не все еще потеряли, что никогда, никогда нельзя сдаваться, даже если положение кажется безнадежным. И вот — Миландра подтвердила ее догадки!

«Есть одна проблема, девочка, — демоница оборвала радостный перестук сердечной мышцы Гизы. — Я не смогу сделать твоего спутника прежним».

«То есть?»

«Однажды мне пришлось отрубить этому человеку три конечности, вырезать глаза и слить всю кровь. Сейчас он между жизнью и не жизнью, но он не мертв».

«Я не понимаю... тогда как ты...»

«Я сделаю из него нгулу, но...»

«Нет!!!!»

Гиза выкрикнула последнюю мысль так, что даже испугалась, что произнесла ее вслух.

За время мысленной беседы на площади у колодца мало что изменилось. Маленький черный шаман только развернулся к двери, за которой стояла привязанная к кровати Гиза. Вслед за ним отправились два демона, а Миландра осталась возле колодца. Ее зрачки были расширены и сияли неземными оттенками небесно-голубого цвета...

«СЛУШАЙ МЕНЯ!!!»

Мысль демоницы грубо ворвалась в сознание девушки и чуть было не вывернула его наизнанку.

«Никогда не разрывай свой мысленный канал так быстро, это делает тебя уязвимой для умеющих контролировать чужое сознание!»

«Ты умеешь?» — вернулась к безмолвному разговору Гиза.

«Да. И не только я. Ты не дослушала. Итак, я не могу превратить этого воина обратно в человека. Но есть и другой путь…».

Демоница замолчала.

«Не молчи!»

«Это будет всем нгулу нгулу. Это будет совершенный нгулу с абсолютно нетронутым мозгом и самыми лучшими механическими частями, которые только можно воплотить в реальности этого мира. Радуйся, я дам твоему мужчине бессмертие и сделаю практически неуязвимым».

«Не нужно бессмертия. Лучше сделай так, чтобы он не боялся солнца. Я не хочу терять дни рядом с ним... хотя и ночи тоже», — подумав, добавила Гиза и смутилась.

Демоница мысленно улыбнулась.

«Насчет солнца — не обещаю, но сделаю все возможное. Все же это не моя стихия... Моя телесная форма содержит слишком много энергии и слишком мало материи, чтобы оставаться функциональной при воздействии солнечной радиации. Частицу себя я передам твоему другу — он будет лишен части своих навыков в свете дня. Но в остальном — поверь, никто не заметит разницу между ним и обычным человеком, пока он сам того не захочет. Даже ты».

«А что будет со мной?»

«Тебе ничто не грозит. Шаман хочет сделать тебя женой своего сына».

Ничего себе — «не грозит»!

Демоница была права. Гизу не собирались превращать в голема, ни живого, ни мертвого. Лидер племени решил влить в потомство своего племени кровь этой странной девушки — с кожей темнее, чем у белых людей, но светлее, чем у его соплеменников. С разрезом глаз, легка напоминающем тот, что встречался у желтокожих странников с далекого востока, но без обычных их признаков — плоского лица, маленького роста и кривых ног.

Из залитого водой здания с разлохмаченной крышей девушку еще до восхода перевели в другой дом. По ощущениям Гизы — чуть ли не на противоположном краю города. Лачуга была куда меньше, но зато ее можно было назвать настоящим жилищем. Четыре комнаты: кухня с примитивной посудой и убогим обеденным ковриком посредине; аналог гостиной — почти квадратное помещение с кострищем по центру и на удивление аккуратным дымоходом над ним; спальня с брошенными на пол соломенными матрацами, прикрытыми не очень чистыми тряпками; и еще одна комната, назначение которой осталось неясной. Детская? Учитывая то, что Гизу выбрали на роль любимой жены сына местного шамана — возможно.

В этом доме стены были достаточно крепки — не проломишь, и достаточно высоки — через крышу не убежишь. Да и крыта хижина чем-то, напоминающим черепицу, которая выдержала ночную бурю — во всех комнатах было сух и чисто.

Охранники бросили связанную Гизу в центр «кухни» и удалились. В маленькое оконце у самого потолка пролез первый солнечный луч, и девушка снова услышала то ли вздох, то ли стон.

«Так демоны прощаются с телесной оболочкой, развоплощаясь под взглядом дневного светила, — догадалась арабеска. — Но почему я это слышу? Видимо, по той же причине, что и вижу мыслеобразы людей».

Гиза поудобнее устроилась, насколько это было возможно с примотанными к туловищу локтями.

Итак, ситуация довольно сложная, но после разговора с демоницей уже не настолько безнадежная. Наоборот, Гиза пребывала в уверенности, что не позднее этой ночи и она, и Флавий, и (чем дьявол не шутит?) галл с центурионом все-таки смогут покинуть негостеприимные места. А значит — время подумать о стратегии. Что делать дальше?

Очевидно, прорываться в Рим. В данном случае — сначала добраться до Луанды. Уж там-то Гизе и Флавию не составит труда либо вернуть себе свою «Деву странствий», либо угнать пароходик посимпатичнее. Но перед этим необходимо разобраться со странными совпадениями.

Первое — о путешествии команды Флавия с самого начала знало слишком много людей. Это очень не похоже на работу Обсерватории — обычно магистрат не афиширует свои оперативные и тем более разведывательные вылазки. Значит — измена. То есть первое — разобраться, кто «сдал» местным разношерстную команду Флавия.

Хорошо, пусть это будет первым, но оставим его на закуску, когда появится свобода маневра и способность разбираться не только в своих поступках, но и в чужих.

Второе — кто сообщил шаману племени, что Гиза нашла Флавия в заточении, и что они вместе планируют вызволить галла с центурионом? Разумеется, они с Флавием никому об этом не говорили. Да и вообще, в ту ночь было совсем не до разговоров... М-да.

Так! Срочно перестань об этом думать, девчонка!

Итак, кто-то сообщил о планах беглецов шаману. А тот снова вызвал демоницу и отправил ее в засаду. Ловушка захлопнулась, и только недовольство самих демонов своим «нанимателем», а также непонятная симпатия Миландры к людям еще позволяют арабеске дышать полной грудью. Фигурально выражаясь, конечно.

Кажется, что можно приравнять неизвестное «один» неизвестному «два». Если вспомнить сложную науку игр числами, то можно сказать, что это упрощает решение системы уравнений в виду уменьшения числа неизвестных.

Боже, как же давно это было — школьные уроки математики, этикета, истории... Так давно, в почти забытом детстве, в почти забытом дворце. Когда-то эмират Аль Саджах считался жемчужиной арабского мира. Сейчас это запущенный торговый городишко, ведомый к окончательному забвению резиденцией Престола. Так! Это тоже надо выкинуть из головы!

Третье — таинственный «белый человек», имеющий сговор с шаманом племени. Судя по обрывкам разговора туземца с главным из демонов, этот белый человек обещал дикарю тысячу рабов.

Рабы!

Это мерзкое слово уже почти тысячу лет не звучало в Риме. С рабовладением было покончено задолго до упадка Империи и возрождения ее уже в виде Святого христианского Рима. Однако здесь — не Рим, и что такое свобода воли, здесь тоже не знают.

Нужно обязательно добраться до этого «белого человека». Если так называют — значит европеец. Неважно, из какой провинции, главное, что он так или иначе — поданный Рима. А значит, должен понимать, что ему светит за торговлю людьми.

Итак, наш работорговец решил погреть руки на отсталости африканских племен. Что ж, тем хуже для него. Когда Гиза с Флавием доберутся до этого типа, ему придется выбирать: быстрая и спокойная смерть от ее кинжала (или меча римлянина) или пленение, доставка в Рим и суд Престола.

В общем, что делать с «белым человеком» — ясно. Остается последняя задачка — не возбуждая подозрений шамана относительно ее, Гизы, связи с демонами, ускользнуть из заключения и пробраться к Флавию в нужный момент: когда демоница закончит изменять тело, но еще не приступит к изменению разума. Тогда Миландра сочтет условия подходящими, и Гизе останется только убить шамана и освободить демонов от необходимости служить ему.

А взамен — Флавий и свобода. Хорошая сделка.

Размышления прервались весьма неделикатным вторжением в дом. Чуть ли не сорвав дверь с петель, в помещение спиной вперед ввалился невысокий и нескладный дикарь. Он буквально проломил своей тощей фигурой входную створку, и Гиза удивилась — откуда у него столько сил?

Ответ пришел мгновением позже.

Вслед за тощим, в дом вошел еще один — настоящий гигант. Его черная, как обсидиан, кожа была сплошь покрыта рубцами и шрамами, а размеру мышц (и некоторых других частей тела, насколько можно было видеть сквозь рваную набедренную повязку) позавидовали бы и легендарные титаны.

Могучий воин что-то пророкотал на местном языке в сторону задохлика. Тот ничего не ответил, у него лишь моталась из стороны в сторону голова. Дикарь скулил, как щенок, который вместо обещанной подачки со стола получил смачный пинок в нос. Здоровяк еще несколько раз что-то рассерженно прокричал, постоянно колотя себе в грудь кулаком и почему-то указывая при этом на пленницу.

Тощий не возражал. Он вообще желал, чтобы здоровый парень как можно быстрее оставил его в покое.

Неожиданно Гиза поняла, что чувствует настроение несчастного туземца. О чтении мыслей речи, конечно, не шло, но общий эмоциональный фон несчастного вполне улавливался. Сосредоточившись, Гиза открыла в себе еще больше неожиданных талантов: она даже могла видеть нерезкие, но вполне понятные образы, как будто просачивающиеся сквозь голову маленького туземца. Сейчас он был в панике: кто-то (его отец?) заставил провести ближайшие несколько лет с чужестранкой, бледной как смерть, с кривыми глазами и противными тонкими губами, напрочь лишенными жизни.

И этот кто-то (теперь действительно ясно, что именно отец) хочет, чтобы он, Унра-а-унда, жил с этой ужасной женщиной как с женой! А еще этот амбал Гуэмба грозит убить его, если он не выполнит волю отца. Впрочем, этот же Гуэмба обещает, что время от времени будет наведываться в гости к новоиспеченной супружеской паре и по мере сил помогать мужу ублажать свою избранницу. Всеми данными от рождения ему, Гуэмбе, возможностями. А они у него велики: как силой, так и размерами.

Гиза увидела, как после этой фразы здоровый дикарь захохотал и, сделав неприличный жест, удалился. Хлопнула входная дверь, снаружи звякнул запор.

Так вот что придумал старый колдун. Он знает, что его кровь течет в жилах только одного сына. Слабого, непутевого, никудышного воина — но неглупого, сметливого и расчетливого. Похожего на него самого — много лет назад. Действительно, из Унры-а-унды вышел бы достойный продолжатель дела Повелителя демонов. Но в планы Гизы семейная жизнь в отсталом племени пока не входила. Тем более в доме времени, тратя годы и десятилетия, пока в реальном мире проходили недели и месяцы.

Пользуясь запуганностью темнокожего юноши, Гиза решила попробовать на нем свои вновь обретенные таланты. Прикрыла глаза, сосредоточилась и послала в сторону черного заморыша картинку.

Эффект превзошел ожидания. И без того забитого туземца буквально затрясло. Кожа посерела, а большие глаза и вовсе полезли из орбит, явно стараясь спрятаться где-нибудь на затылке. Пухлые обескровленные губы залепетали какие-то заклинания, изгоняющие духов. Возможно, на Миландру бы они и подействовали (все-таки у парня шаманская кровь!), но Гиза относила себя к роду людей, поэтому никуда изгоняться не подумала. Наоборот, еще и добавила несчастному несколько видений. К отосланному ранее образу великой воительницы (что было отчасти правдой), девушка в красках добавила сцену, в которой она издевается над своим муженьком в первую брачную ночь.

Удар пришелся в цель. У парня и так были нелады с женским полом — оно и понятно, иначе бы он уже давно подарил своему папеньке внучат-наследников, — но теперь он и вовсе потерял все данные ему природой возможности. Из угла, куда он забился подальше от «мертвой женщины», донесся запах мочи.

Оставался последний аккорд. Гиза расслабилась и сделала вид, что уснула. Через несколько минут, когда темнокожий муженек начал приходить в себя, она тихонечко, не открывая глаза, послала ему следующую картину. Она внушала тощему, что прошло уже несколько дней, он по-прежнему не может приблизиться к назначенной жене, а ведь приказ отца гласит заставить ее родить от него как можно быстрее! А тут еще злобный Гуэмба вломится в дверь, рассчитывая изнасиловать его женщину, окончательно опорочив имя Унры-а-унды. Он лишит его отцовского покровительства, а потом и уничтожит. Только заступничество главного и единственного колдуна племени еще как-то сохраняло жизнь нескладному сыну вождя.

И тут же — новая картинка. Аккуратная, исподволь. Как будто, это неожиданно пришло в голову пусть и слабому, но умному молодому человеку.

«А что, если освободить пленницу, а отцу сказать, что она каким-то таинственным образом вырвалась и убежала? Вполне может сработать, ведь мертвец куда как сильнее обычного человека! Это общеизвестно!».

Парень колебался недолго. Он еще раз все взвесил, потом проверил, нет ли никого за дверью и тихонечко, стараясь не шуметь, начал подкрадываться к якобы спящей белой женщине. Гиза старательно держала веки сомкнутыми, а дыхание — медленным и ровным. Для человека, прошедшего школу хашшишинов, это пара пустяков. Куда сложнее было не рассмеяться, представляя себе чувства этого бедолаги.

Темнокожий парень покопался в разложенных на полу предметах, нашел что-то похожее на нож. Гиза почувствовала его совсем рядом, и на секунду у нее даже мелькнула испуганная мысль: а не вздумает ли муженек прикончить ее для надежности? Но от чернокожего веяло таким страхом, что он и подумать не мог об убийстве. Тем более, что в роли женоубийцы ему было невыгодно представать перед отцом. Тот требовал оплодотворения, а не убиения.

С веревками, стягивающими руки Гизы, этот неумеха возился минут десять. Пару раз даже кольнул скверно заточенной железкой девушку в бок, но Гиза стоически «не заметила» царапин. Еще не хватало, чтобы он и испугался и бросил свое дело на полпути. Это даже хуже, чем бросить на полпути дело, возложенное на него отцом!

Наконец, крепкие путы ослабли. Парень отпрянул от арабески, испуганно прижал к груди клинок и мучительно раздумывал, как бы побыстрее избавить себя от присутствия нелюбимой жены? Гиза не стала скромничать и помогла темнокожему парню внезапным пробуждением и сокрушительным ударом ногой в голову из положения полулежа. За такой удар мастера боевых искусств хашшишинов приняли бы у нее выпускной экзамен без дальнейших испытаний.

Черный задохлик рухнул на пол лицом вниз, нелепо поджав руки под живот. Почему-то заскулил, задергался, и секунд через пять затих. Девушка перевернула тело, из-под которого тонкой струйкой вытекала кровь — в точности такая же красная, как у белых, желтых и любых других людей.

Черный парень был неудачником не только в личной жизни, но и в жизни вообще. Он умудрился упасть так, чтобы проткнуть себя самого совершенно неприспособленным для этого ножом. Нелепым, скверно заточенным клинком, который он судорожно сжимал у груди, освободив пленницу.

«Что ж, значит действительно судьба, — подумалось девушке. — Может быть, так и правильнее. Миландра велела убить шамана и сына, половина дела уже сделана. В конце концов, специально убивать парня было бы куда тяжелее».

Гиза, как смогла, замоталась в обрывки одежды и юркнула в соседнюю комнату. Если ее не обманывало обретенное недавно «внутреннее зрение», в одном из углов дома есть когда-то обвалившийся, а потом плохо заделанный фрагмент стены. Его вполне можно расковырять вот этим ножом. Этим нелепым орудием судьбы — еще теплым и мокрым от крови несчастного Унры-а-Унды.

1. 1. 1. Глава 12. Поражение на две трети

Среди переданных Гизе образов демоница нарисовала тот самый колодец посреди площади, куда прошлой ночью ринулся чернокожий воин и откуда вышла делегация подземных жителей. Демоница просила воспользоваться колодцем. Спуститься в него или прыгнуть.

Что ж, надо — значит надо.

Гиза бесшумно пробралась к «площади колодца». Просто так незаметно подойти не удалось бы, но Миландра оставила в голове девушки довольно много полезной информации, в том числе и о патрулях чернокожих воинов в первом круге охранения, страже из мертвых големов во втором круге, и живых — в третьем.

Что ж, искусству незаметно проникать туда, куда никак нельзя проникнуть, Гиза посвятила всю свою сознательную жизнь. Разве станет для нее преградой охрана из невежественных дикарей?

Бесшумная тень отделилась от проема между двумя стенами зданий и, улучив момент, перекатилась буквально за спину одному из воинов. Тот только почесался, да мимолетом бросил взгляд в сторону. В общем, совсем не туда — надо было смотреть под колени, где собралась в пружину затянутая в черную одежду гибкая фигура. В зубах Гиза держала тот самый плохонький нож, с помощью которого выбралась из дома времени.

Охранник продолжил тупо пялиться вперед, и потому остался жить. Когда воин обернулся на шелест быстрых шагов за спиной, он успел увидеть лишь исчезающие в провале колодца ноги девушки. Она оттолкнулась от земли с расстояния пяти футов и рыбкой юркнула в каменный тоннель. Труднее всего было не поддаться панике, не застопорить падение вниз, раздирая руки и ноги о стены колодца, но Гиза терпела. Она летела вниз, вытянувшись струной и все набирая и набирая скорость. Удара о дно не было, лишь внезапно тьма вокруг расступилась и девушка ахнула.

Она на мгновение потеряла самообладание и пару раз медленно моргнула — не привиделось ли? Но картинка не спешила разлетаться на миллионы кусочков. Все, что предстало перед взором девушки, было абсолютно реально.

В самой глубине, на расстоянии тысяч и тысяч футов, кипело огненное сердце Земли. Перед Гизой медленно и величаво вращалось земное ядро, но что там творилось на самом деле, она разглядеть не могла. И потом, стоило только посмотреть вниз — и обжигающий жар тут же хватался за лицо и заставлял слезиться глаза.

Гиза стояла на чем-то, больше всего похожем на неровно обработанную каменную плиту. Прямо перед ней в воздухе висели такие же гигантские плиты. Из них получалась широкая дорога, уходившая куда-то вдаль. Дорога неровная, изрытую провалами и трещинами, но все же дорога, которую почему-то очень хотелось назвать не дорогой, а Путем.

Путь изгибался крутым мостом, но Гиза могла поклясться, что он круто забирает вниз, а не вверх, как положено переправе через что-либо. Разум говорил: пройти там невозможно, сорвешься в раскаленные недра! Но в этом месте доверять разуму — самая большая ошибка. Это другой мир, в котором другие законы, к которым нельзя подходить с земными мерками.

«Ну конечно же, — мысленно стукнула себя по лбу Гиза. — Это же подземный мир демонов!».

Сделать первый шаг по парящему в воздухе камню стоило огромного труда, но Гиза переборола страх и коснулась плиты мыском. Твердь не шевельнулась, как и положено огромному камню весом в сотни и тысячи талантов. Второй шаг дался легче, третий еще легче, и вот девушка уже уверенно идет по гигантской летучей плите. Чтобы перебраться на вторую, нужно прыгнуть примерно на пару футов вперед и влево. Арабеска толкнулась ногой и... чуть не улетела навстречу огненной бездне!

Гиза даже не успела испугаться, настолько неожиданным было ее последнее движение. Легкий толчок ногой подбросил и без того легкое тело девушки на пять футов вверх и дюжину вперед. Приземлилась она уже на краю следующего камня, одним махом перелетев его весь.

С трудом удержавшись от падения, девушка, наконец, вспомнила, что неплохо бы еще иногда и дышать. Дышалось, в отличие от прыжков, тяжело. Воздух был разрежен, как высоко в горах, и при этом сух и очень горяч. А на краю летучего камня снова давал знать жар, исходящий из недр. Зажатый в зубах нож так нагрелся, что обжигал губы. Гиза переложила клинок в руку — рукоять жгла ладонь, но терпимо.

«Так дело не пойдет. Или изжарюсь, или рухну вниз», — подумала Гиза и огляделась по сторонам.

Оказалось, дорога не была единственной. Десятком футов выше парили еще несколько каменных громадин, сложенных в подобие тракта. И уходил он в чуть другом направлении — левее и чуть менее круто вниз. Еще выше — еще один Путь, на этот раз уходил сильно правее и был еще менее выгнутый.

Гиза подняла голову вверх и обомлела — «небеса» этого странного места, словно паутиной, были перетянуты лентами каменных дорог. Все они были подсвечены огнем недр, и тускло мерцали на фоне беспросветной тьмы неба. Самые дальние, которые терялись во мгле, походили на едва заметную ниточку.

Но что толку любоваться? Надо идти вперед, ибо больше некуда. Легко перемахнув на следующую каменную плиту, девушка заметила, что не ощущает наклона камня. А ведь при взгляде с оставленной плиты казалось, что громадина смотрит носом вниз. Гиза обернулась. Что ж, вполне разумно: предыдущая плита, с которой она только что спрыгнула, смотрела вниз уже другим концом. И было непонятно, как минуту назад девушка могла держаться на столь скособоченной поверхности.

«Крайне высокая кривизна поверхности при крайне низкой силе тяжести, — констатировала девушка, вспоминая уроки философической предметности¹⁷. — Видимо, я очень-очень глубоко под землей».

Что-то быстро, почти молниеносно мелькнуло мимо. Краем глаза Гиза заметила фигуру, буквально просвистевшую рядом с камнем. Странное дело, фигура вполне европейской наружности. За отпущенное мгновение Гиза увидела светлую кожу и русые волосы — как у варварских племен далеко на северо-востоке. В абсолютной тишине видение исчезло.

Гиза снова подняла взгляд. Как же не заметила сразу? Почти по каждой из летучих дорог идут один-два, иногда три человека. Все усердно продвигаются вперед, прыгая с одной плиты на другую. Похоже, не всем хватает умений и ловкости. Ага, вот еще один бедолага не допрыгнул до очередного парящего камня. Зацепился рукой, но соскользнул, и снова беззвучная фигура устремилась вниз, навстречу земным недрам.

«В чем же смысл этого путешествия?», — задалась вопросом арабеска. И тут же сама ответила на вопрос.

Смысл жизни — в бытие, смысл путешествия — в пути. Ведь так она думала всю жизнь, нет? Что ж удивляться, если твое жизненное кредо на пороге Преисподней предстало перед тобой в самом что ни на есть реальном виде? Возможно, кто-то из туземцев, прыгающих в жертвенный колодец, или любой другой человек, завершивший свою земную жизнь, представлял себе посмертие иначе. Но для Гизы оно было именно путем. Как теперь ясно, сквозь пустоту и по огромным каменным плитам. Надо признать, довольно любопытная реализация собственной жизненной философии.

— Ты права, каждый видит наш мир так, как воспринимает свой жизненный путь.

Голос за спиной был мягок и спокоен, но Гиза все равно резко обернулась, а в ее руке застыл никудышный нож. Глаза арабески впились в неожиданного гостя, мышцы приготовились к броску — девушка была готова сражаться насмерть.

Но драться не пришлось. Перед ней на краю плиты стояла такая знакомая, но в то же время такая неузнаваемая фигура...

— Здравствуй, Гиза. Я помню, как тебя зовут, но остальное, с тобой связанное, как в тумане... Наверное, мы познакомились там, наверху.

— Тебе тоже мое почтение, Миландра, — ответила арабеска, опуская нож.

— Вот как? Миландра? Я почти забыла это имя, — улыбнулось хрупкое безволосое создание без признаков пола и возраста ростом на две головы ниже арабески. От былой демоницы у него осталась только угольно-черная кожа, да светящиеся глубокой синевой глаза.

Здесь, в этом мире, никто из здравомыслящих людей не назвал бы демоницу красивой. Сказать больше — она была просто уродиной! Вытянутый череп, слишком большие, абсолютно круглые глаза, тонюсенькие конечности и впалый живот. Вместо носа — небольшое вздутие по центру лица, а ноздри затянуты какими-то трепещущими кусками кожи. И рот, как будто бы прорезь ножом в полотняной холстине.

— Здесь мы все безымянны и выглядим, какими нас создали, — объяснила демоница. — Впрочем, вижу, тебя больше удивляет не моя внешность, а то, что вокруг тебя, верно? Удивилась?

Гиза честно пожала плечами, мол, сложно сказать. Не то, что удивлена, просто немного не в себе. С тех пор как колодец выбросил ее в этот мир вместо того, чтобы разбить о каменное дно, удивляться не приходится. Разве что непонятно, как она еще не задохнулась и почему в середине камня не удается даже вспотеть, когда на краю — умираешь от духоты.

Возможно, Гиза уже умерла, и сейчас видит ту самую Преисподнюю, о которой столько говорят римские священники. Но с поправкой на наличие Пути.

— Ты, наверное, подумала, что это и есть смерть? То, что ожидает каждого из вас, жителей поверхности, в посмертии? — спросила Миландра-не-Миландра.

— Была такая мысль.

— Но посмотри на себя, ты жива и здорова.

— А кто знает, как ощущает себя человек, отошедший в мир иной. Может быть, он остается таким, каким был при жизни.

— Интересная теория, — улыбнулась демоница. — Но неправильная. Окончательная смерть влечет полную потерю физической сущности. Это сложно передать словами, но поверь, к животной жизни душа уже не возвращается. А ты, как можешь заметить, все еще в своем теле. Да и эти несчастные, — существо обвело рукой окружающее пространство с висячими плитами, с которых то и дело срывалось чье-то тело и камнем падало вниз, — тоже были живы-здоровы до того момента, пока перед ними не открылись их собственные колодцы.

— Те, кто сорвался — это жертвы? Вроде того черного парня, открывшего вам дорогу в Луэну?

— Верно. Сейчас жертв стало очень много, и на каждую я вынуждена отвечать посланниками наверх. Но так было не всегда.

— Знаешь, с чем это связано? — спросила Гиза.

— Да. Но невозможно просто так взять и объяснить. Ты должна докопаться до этого самостоятельно. Ты и твой мужчина.

— Не понимаю.

Черная фигура промолчала с минуту, потом ответила. Ответ девушке не понравился - Гиза вообще не любила, когда недоговаривают. Но спорить с подземным жителем в его же доме тоже не хотелось. Тем более, когда под ногами пропасть с раскаленной лавой на дне.

— Еще раз повторю - ты сама все узнаешь. Ведь для этого ты и рождена. В этом и кроется твой Путь, — таков был ответ существа, которого девушка когда-то знала под именем Миландра. — А сейчас поспеши, мне нужна твоя помощь. Пока я здесь, я даже не догадываюсь, в чем именно. Наверное, тебе лучше знать.

Гиза молчала. Да, она знала: у нее оставалось обязательство освободить демоницу и ее спутников от колдовства Нламбы.

— Выход там, — напомнила безволосая фигура, — Возвращайся в свой мир туда, где ты полезнее всего. Я помогу попасть именно в то место и в то время, которые в тебе нуждаются.

Подземная Миландра указала арабеске на дорогу из висящих в пустоте каменных плит. Когда Гиза снова обернулась, ничто уже о не напоминало о странном существе.

Объяснять дважды не пришлось. Гиза сдержанно и почтительно кивнула в пустоту перед собой, заткнула дурацкий нож за пояс и двинулась вперед. Прыжок — и ловкая фигура перемахнула на следующую плиту. Разбег, прыжок — и вот девушка уже стоит на следующей. Прыжок — и невероятно близкий горизонт этого мира скрыл собой летучую арабеску.

— Как бы я хотела... — раздался знакомый голос в голове Гизы. Но продолжения не последовало.

Гиза буквально свалилась на голову ближайшему из охранников тщедушного шамана. Это был тот редкий случай, когда арабеска упала, не контролируя падение. Только что она оттолкнулась от очередной висящей в воздухе каменной плиты — и вот, уже летит на голову здоровенному черному туземцу. В последний момент она все-таки успела перегруппироваться, и приземление вышло достаточно мягким. Сломав громиле обе ключицы ударами ступней, девушка оттолкнулась от падающего на землю воина и тут же прыгнула в сторону вождя племени.

Раз уж так удачно вылетела в этот мир — почему бы не воспользоваться прелестями точного наведения?

Но полет по направлению к шаману был прерван самым невежливым способом. Один из охранников метнул в летящую Гизу копье, да так удачно, что лишь извернувшись в воздухе, как кошка, девушка избежала ранения. Поэтому, вместо мощного удара ногами шаман лишь принял на себя весь невеликий вес Гизы, врубившейся в него на всем лету.

Мгновение — и воительница снова на ногах. Шаман валялся в пыли и тряс головой, контуженный охранник не подавал признаков жизни. Но к шаману бежала целая орава туземцев, размахивая своими дурацкими палками. Черные воины — не беда, их можно валить вязанками. А вот что-то там, наблюдавшееся за головами атакующих охранников, Гизе понравилось куда меньше.

Это «что-то» было почти семи футов ростом, а глаза светились знакомым голубым цветом. Голем.

Чудище топало позади авангарда живых туземцев. Присмотревшись, Гиза с ужасом узнала Герекса Люпекса. И сейчас галл явно был намерен выполнить приказ старейшины племени — уничтожить всякого, кто мешает хозяину завершить обряд.

Да, именно, обряд! Минуту назад шаман стоял на возвышении, откуда открывался вид на жертвенные камни. Ну да, конечно. В каждой религии каменные чурбаны почему-то наделены божественной силой, и непременно обязательны для исполнения обрядов.

В данном случае, обряд был не из безобидных. На каждом из камней было распростерто по обнаженной фигуре. Всего девять: строгим квадратом по три ложа в ряд, в три ряда. Кто именно покоился на этих кафедрах смерти — Гиза выяснять не бралась, тем более что с десяток телохранителей вождя и голем в придачу уже приблизились на небезопасное расстояние. В последний момент девушка увидела возле камней три знакомые черные фигуры. Узнать было несложно — три демона, один из которых Миландра в своей земной сущности.

«Что ж, я действительно вовремя, — улыбнулась про себя Гиза и выхватила из-за пояса неказистое оружие. — Миландра заканчивает свою часть сделки, мне остается выполнить свою».

Это была последняя четкая мысль воительницы — все остальные растворились в безумном урагане движений, махов, выпадов и прыжков. По большому счету, в это время вообще никакие мысли в голове арабески не помещались. Боевые умения были накрепко вколочены глубоко в инстинкты, и мыслей не требовали.

Дальше было неинтересно и кроваво. Со всей неполной дюжиной охранников Гиза покончила меньше, чем за двадцать секунд. Вот один ловит нож в глаз — раз. Тут же надо подпрыгнуть и пропустить древко копья между ног. Приземлиться, зажать древко, ударом полусогнутых пальцев в горло отправить противника на землю. От такого удара умирали через сорок секунд даже закаленные в боях германские варвары. Это было два. Остальные девять задержались на этом свете ненамного дольше. Куда черным дикарям до школы хашшишинов!

Последний, одиннадцатый по счету воин рухнул в десяти шагах от арабески, недоуменно рассматривая точащее из горла копье. Шла девятнадцатая секунда боя.

Оставался один. Галл. Назвать его големом Гиза не могла, все-таки великан в памяти девушки оставался хорошим спутником, другом, пусть немного наивным, но верным.

Гиза тряхнула головой, заставив потускнеть образ добродушного великана и сменила его на образ лишенной сознания боевой машины, твари, созданный лишь для одной цели — убивать по команде.

Получилось. С трудом, но получилось.

Девушка оглядела могучую фигуру голема. Классический набор модификаций: спрятанный в искусственную правую руку клинок, бесстрастные голубые стекляшки вместо глаз, огромные суставчатые ноги ниже колен. Сейчас сложены, поэтому рост галла не превышал семи футов. Но если он их разогнет... футов девять, не меньше! И еще — голем очень быстро и целенаправленно двигается. Ерунда все эти разговоры о том, что большие люди медлительны. Нет, они просто экономны. А когда надо — передвигаются ой как шустро.

Кухонным ножом такого хоть утыкай — без толку. Копье тоже не поможет. Придется включать голову. Но сначала посмотреть, что там с шаманом. Этого человечка оставлять за своей спиной девушка не собиралась. Не тот тип, который будет наблюдать за резней спокойно.

Шаман не торопился на тот свет, с которого на него, как с неба, упала яростная девица. Двух десятков секунд, пока Гиза разбиралась с охраной, вполне хватило чернокожему вождю, чтобы прийти в себя и добраться до какой-то ямки в земле. Он успел вырвать из своего тела с дюжину палочек-косточек, высыпал их из ладони в ямку и сейчас что-то бормотал, склонившись к кучке. Подробнее Гиза не разглядела — земля тряслась под лапищами голема, и пришлось срочно применить самое необходимое из умений настоящего воина: тактическое отступление пятками в сторону противника.

«Не дай ему завершить заклинание, — раздалось в сознании девушки. — Я чувствую направленную в нас ярость».

«Миландра!»

«А кого ты ждала? Давай, кончай с этим уродом и берись за шамана. А то он сейчас устроит нам веселую жизнь... Я не поручусь, что успею доделать твоего нгулу».

«Помочь не судьба?»

«Я бы рада, да только этот маленький черный повелитель демонов уж очень накрепко нас повязал. Не вырвемся».

Или Гизе показалось, или в голосе Миландры проявлялось все больше и больше ранее несвойственных демонице человеческих ноток. Причем интонации подземного жителя были уж какими-то совсем жесткими, почти грубыми. К чему бы?

Галл, хоть теперь и безмозглый, проявлял куда больше соображалки, чем стадо телохранителей, которое минутой ранее девушка отправила на убой. Огромный человек с хрустальными глазами не старался просто атаковать арабеску, а методично отгонял ее от шамана. Это никуда не годилось.

Гиза в очередной раз метнулась от голема в сторону, но сознательно чуть-чуть задержалась. Выскочивший из руки чудовища огромный загнутый клинок пропорол воздух буквально в полдюйме от плеча. Замах голем сделал воистину богатырский — собственный меч потянул огромное тело врага в сторону, продолжая движение.

«Резонанс!» — прокричала Гиза про себя и вцепилась в руку голема. В обратную сторону клинок пошел еще быстрее: теперь его толкал голем и тянула девушка. Гиза вовремя отцепилась и пригнулась — ужасная правая рука монстра вместе с клинком махнула разве что не за спину чудовища.

— Резонанс! — теперь уже во весь голос крикнула девушка, растягивая рот в улыбке и взвиваясь в воздух.

Вот оно — то самое мгновение «слабости силы», о котором столько говорит боевая мудрость хашшишинов. Правая рука голема, отягощенная огромным мечом, за спиной. Левая в стороне, монстр пытается сохранить равновесие. Глаза с недоумением смотрят на прыжок противника, но тело ничего, решительно ничего уже не успевает сделать.

«Извини, Герекс... но ты ведь уже давно умер и не обидишься, правда?»

Этот прием в арсенал хашшишинов не входил. Его Гиза изучила уже в Риме. Отвратительное, мерзкое, кровавое и мучительное убийство, родом еще из старой Империи и гладиаторских арен.

Ладонь девушки вонзилась в ямку чуть правее кадыка, прямо над ключицей. Правильно направленный удар пронзил тонкую в этом месте мышечную прослойку и направил ее руку вглубь шеи. Мгновение — и Гиза сжимает в кулаке непривычно жесткую трахею и еще какие-то тончайшие нити, случайно попавшие под руку. Еще доля секунды — и гортань монстра висит снаружи, разорванная и заливающая грудь черной кровью.

Оставшийся миг Гиза потратила на толчок и кувырок назад.

Голем не понимал, что же произошло. Вроде бы ничего не случилось, только в груди не держится воздух, в голове гудит, зоркие хрустальные глаза заволакивает пелена, а микромашинный мозг тщетно пытается передать хоть какой-нибудь сигнал телу. Ничего не получается.

А Гиза стоит на коленях, баюкая разодранную в кровь руку. Указательный палец вывихнут, остальные изрезаны до костей. А в ладони до сих пор кусок сегментированной гортани чудовища и пучок тонюсеньких стальных ниток — искусственных нервов.

Семифутовое тело рухнуло в пыль. Мозг голема все еще работал, тонкая чародейская машинерия «мозга-ежа» пыталась нащупать нужный алгоритм действий, но тщетно — все нити управления монстром в прямом и переносном смысле были в руке противника.

«Это. Очень. Впечатляет, — медленно произнесла Миландра. — Ты страшный противник. Теперь добей шамана, пока он не нашел к нам ключа! Я чувствую, он готов умереть, чтобы продолжить жизнь в ком-то из нас».

Гиза обернулась к вождю племени. Тот по-прежнему что-то шипел на кучку костей, ничуть не интересуясь судьбой голема и охранников. Чародейство поглотило все его внимание.

Девушка доковыляла до Повелителя демонов — тот ничего не заметил. Опустилась на колено, подобрала копье охранника. Вождь по-прежнему не видел врага. Казалось, он вообще покинул этот мир. Только нарастающее голубоватое сияние в кучке вырванных из кожи ритуальных предметов подсказывало: колдун на пути к цели.

«Чего же ты ждешь?! — взъярилась Миландра. — Убей его!»

Неужели вот так все просто? — подумала арабеска. — Прикончи одного врага и все будет хорошо? Убей человека и освободи себе путь к светлому будущему. А ничего, что он тебе уже ничем не угрожает?

Гиза всей кожей чувствовала, что накапливаемая колдуном сила смертоносна, и не оставит в живых ни человека, ни нгулу, ни демона. Казалось бы, ситуация яснее некуда. Но почему-то именно сейчас у арабески не поднялась рука на беззащитного шамана. Гиза распрямилась и посмотрела на Миландру.

«Я не могу убить».

«Тогда он убьет всех. И начнет с нас... И ты никогда... А-а, поздно уже!..»

Шаман задрал голову вверх и торжественно завыл. Голубоватое свечение костяшек сменилось на багрово-красное, колдун зачерпнул их ладонями и поднял над головой.

«Ты могла закончить все разом, Гиза, — в голове девушки раздался печальный шепот Миландры из подземного мира. — Но обрекла себя и своего мужчину на новую работу — трудную, кровавую и смертельно опасную. Вы снова потеряете друг друга, причем не раз. Ты не будешь помнить того, что я тебе сейчас говорю — иначе ты будешь ослаблена страхом, а этого допустить нельзя. Мне жаль, что я не успела подготовить тебя к этому испытанию... До встречи, Гиза».

И тут наваждение схлынуло. Чужие трусливые мысли покинули голову Гизы.

Шаман племени не мог больше удерживать внимание и на основном колдовстве, и на попытке внушения этой страшной белой женщине. Арабеска моргнула, тряхнула головой, бросила взгляд на демонов — все трое послушно ждали своего конца, уже накрепко связанные заговором колдуна.

Гиза подняла копье. Перехватила окровавленной рукой с налипшими на ладонь стальными нитями. Яростно крикнула и замахнулось — но это уже было не нужно. Шамана опрокинул на себя багровую чашу пламени и молча рухнул наземь.

Двух демонов, кроме Миландры, окутал огонь. Жители Преисподней в буквальном смысле горели адским пламенем. Оно было очень милосердно, буквально испарив напарников (а может быть, напарниц?) демоницы — и только маленькая черная фигурка под землей слышала все те вопли и стоны, которые издавали черные фигуры, сгорая в колдовском пламени.

«Как необычно», — успела подумать девушка перед тем, как Миландра тоже исчезла. Но не сгорела, а просто растворилась в ночном воздухе.

— Ты думала, ты меня убила?

Гнусавое эхо подхватило: «...била, ...била, ...била...»

— Ха-ха, ты просто ничто!

«...что, ...что, ...что...»

— Меня теперь в два раза больше!

«...ольше, ...ольше, ...ольше...»

— И я тебя убью!

«...бью, ...бью, ...бью...»

***

Где-то глубоко-глубоко под землей, в сотнях и тысячах миль под поверхностью и в десятках тысяч лет во времени раздался разочарованный вздох. Еще две частички восставшей против людей силы потеряли свое «я», контроль над ними был утерян. Мир еще сильнее качнулся, однажды выведенный из равновесия тщетным желанием человечества жить вечно.

Маятником.

Маятник — мера инерции мира с тех пор, как люди приобрели власть над живой и неживой природой. Чудовищных объемов механизм, сотканный в эфире мироздания эгоистичными желаниями вида homo sapiens, нынешнего хозяина планеты. Пока планета развивалась согласно своему изначальному плану, Маятник оставался недвижим. Он наливался массой по мере взросления человечества, но стоял неподвижно.

Но достаточно было человечеству захотеть невозможного — и Маятник тут же набрал ход, отклонился в сторону, толкаемый людскими эмоциями, знаниями, желаниями... Потом он пошел обратно, и больно ударил по планете. Когда-нибудь он остановится, но кто знает, сколько раз мир качнется под ударами самого могущественного артефакта?

Последнее большое движение Маятника пробудило скрытые возможности в четырех шаманах отсталого африканского племени. Один из них остался в живых. Когда-то он был обычным помощником вождя. Он получил способность подчинять демонов своей воле, вселять свою исковерканную темными силами душонку в тончайшее волокно материи духов.

И он пожрал двух демонов — физические оболочки той силы, которая стояла от человечества по другую сторону Маятника. Вождь выгрыз их изнутри, как червь пожирает мякоть яблока. Вынул из демонов их личное «я» и общее «мы», затолкав в пустую оболочку свою мерзкую, темную душу, жаждущую лишь бессмертия и власти. Неутоленная жажда власти и крови, получив мощнейшую подпитку, разом трансформировалась. Два невидимых луча смерти ударили по планете и породили еще две червоточины, грызущие мир. И нет никакой возможности вернуть Маятник в положение равновесия, пока червоточины не уничтожены. И вот в чем беда — обе они проявятся не здесь, и не сейчас.

Безволосая черная фигура, которую решительная девушка с поверхности знала, как Миландру, а знающие люди называли Гея, вздохнула. Что ж, остановка Маятника отодвигается. И поскольку колдовство шамана в полной мере проявится еще не скоро, Успокоителям нет смысла впустую тратить свою жизнь.

Черная фигура переписала шкалу судьбы Гизы и Флавия. Оба ее инструмента, оба Успокоителя, разом переместились во времени и в пространстве. Туда, где они нужны.

Сражение проиграно со счетом 2:1, но игра продолжается.

1. 1. 1. Глава 13. Вождь

Полугодом ранее

Пробиться на прием к Папе, не затратив на это от недели до полугода ожидания, могли девять человек. Пятеро из них — наместники крупнейших провинций Рима: Италийской, Германо-Бритской, Османской, Арабской и Египетской. Но четверо, доподлинно известно, давненько уже не покидали своих резиденций — соответственно в Паризее, Константинополе, Иерошалиме и Александрии. Наместник провинции Италийской, разумеется, ближе всех к Престолу, но даже он не считал возможным беспокоить Папу сверх необходимого.

Еще четыре человека, вхожие в резиденцию главы Престола, представляли четыре самых могущественных магистрата: Светского, Военного, Казначейского и Тайного. Каждый отвечал перед Престолом за свою область деятельности. Магистрат Светский оберегал покой граждан Рима от опасностей внутренних, будь то преступность или стихийные бедствия. Военный магистрат, как следовало из названия, защищал государство от врагов внешних, а также помогал Светскому магистрату солдатами, если такое становилось необходимым. Казначейство ведало всеми денежными вопросами, а также курировало государственную торговлю. И наконец, Тайный магистрат координировал деятельность огромной армии собственных шпионов, а также вел борьбу со шпионами иностранными.

Был и десятый доверенный Папы. У него не было собственного магистрата, хотя в силу своих обязанностей он имел тесные отношения со всеми без исключения властными и административными учреждениями Рима. Этот человек отчитывался непосредственно перед Престолом или Собором Магистров. Но на его памяти последний Собор проводился без малого тридцать семь лет назад — когда он еще был ребенком и у него было собственное имя.

Сейчас и навеки у него имени нет. Все, за исключением Папы, зовут его Вождь.

— Таким образом, Ваше Святейшество, пригретая нами змея окрепла и готова вонзить ядовитые зубы в тело государства.

Папа некоторое время молчал, лишь покачивая головой. Было ли это следствием тяжких раздумий, или просто сказывалась старческая немощь главы Престола — Вождь запрещал себе даже гадать.

— Благодарю за работу, сын мой, — изрек Папа. — Бог видит, была она трудна и грязна, но ты поступил абсолютно правильно, не проявляя угодничества ни перед кем... даже мной.

Вождь про себя поморщился. Намек Папы был понятен: семь месяцев назад, когда до главы ордена Воздаяния дошла весть о возможном предательстве в одном из магистратов, Вождь поначалу отказался заниматься этой проблемой. Мол, на то и Тайный магистрат — интриги распутывать. Любого другого такое пренебрежение папским указом сразу бы отправило на плаху, но Вождь был в зоне особых интересов главы Престола. Тот вызвал своевольного главу ордена и провел с ним небольшую беседу. Собственно, с тех пор Вождь и получил беспрекословный доступ к Престолу — в любое время дня и ночи.

Ибо дело того стоило. И кто знает, где бы сейчас был Папа и верный слуга, если бы Вождь не запустил грандиозную машину по обнаружению и искоренению язвы предательства, засевшей глубоко внутри государства.

— Значит, все-таки Обсерватория... — промычал вполголоса хозяин большей части обитаемого мира.

— Именно так, Ваше Святейшество, — кивнул Вождь. — На наше счастье, число посвященных крайне мало. Лаций никому не доверяет, кроме, пожалуй, Марка. Но кроме этих двух, всех подробностей заговора, думаю, не знает никто. Поэтому если мы хотим...

— Оставь, — перебил воина клирик. — Я все понимаю, сын мой. И кем бы ни приходился Лаций моей родне, это ничего не изменит.

До того, как Папа стал главой римской католической церкви, он был обычным священником, у которого были родители, и родители родителей. И в одной из генеалогических ветвей его родового дерева находилось была и семья магистра Лация. Но высший государственный муж, к тому же провозглашенный представителем Господа на земле нашей грешной, уже давно отрешился от дел мирских, тем более, связанных со своими родственными узами.

— Скажи мне напоследок, сын мой, насколько в действительности велика военная мощь Обсерватории, если дело дойдет до откровенного противостояния?

— Очень велика, Ваше Святейшество, — не моргнув, ответил Вождь. — На стороне Лация минимум два фамильных легиона, один из них расквартирован совсем недалеко от столицы. Кроме того, по числу шпионов Обсерватория может поспорить с Тайным магистратом. А значит — число прознатчиков и проглядчиков также весьма значительно. И наконец, самое неприятное... речь идет о...

— Силе Электро.

— Именно, Ваше Святейшество, — кивнул Вождь. — Несмотря на все мои старания, так и не удалось узнать, на что еще, кроме мгновенного обмена сообщениями, способны адепты этого подордена¹⁸. Ходят слухи, что у Обсерватории есть свои палачи, и что пытают людей они тоже с помощью силы Электро.

— Очень плохо, сын мой...

Вождь молчал. Он понял, что речь идет не о том, что Папа им недоволен. Просто клирик высказал очевидное: в боевом противостоянии с Обсерваторией не обойтись без крови, и крови этой будет много.

Конечно, объединенные усилия всех остальных магистратов, включая Военный, сметут Обсерваторию, как пылинку с праздничного платья. Но сейчас, когда внешнеполитические условия и так накалены, кризис в верхах папской власти нельзя предавать огласке.

−... но другого выхода у нас нет, — продолжил Папа. — Скажи, сколько тебе нужно людей для того, чтобы как можно быстрее и тише задавить нашу милую змейку?

— Нисколько, Ваше Святейшество.

Клирик удивленно изогнул свои пышные седые брови.

— С вашего позволения, я обойдусь силами своего Ордена. У меня есть люди, которые преданы мне больше, чем кому-либо на этом и не только этом свете.

Папа улыбнулся и не стал уточнять, преданы ли эти люди Престолу и лично ему, Папе Римскому. Он знал, что Вождь ответит правду. И эта правда прозвучит очень коротко — одним кратким «нет». Люди Вождя преданы только Вождю. Именно поэтому сейчас глава ордена Воздаяния и разговаривает с главой Престола.

— Хорошо. Тогда сроку тебе дается совсем немного. К осени от Обсерватории не должно остаться даже памяти. Все их наработки будут разделены поровну среди остальных орденов и магистратов.

Вождь кивнул и в очередной раз поразился мудрости старика. Папа сознательно отказывался от возвышения одной из государственных организаций. И возможно, от единоличного владения мощнейшим оружием. Все ради удержания Рима в равновесии.

Вождь вернулся от Папы в замечательном расположении духа. Правда, никто и никогда не смог бы прочитать это в его глазах. Благодушие главы ордена на этот раз проявилось лишь в том, что он позволил себе не заметить неуставную форму одежды одного из личных телохранителей. В конце концов, парень сейчас был не на людях, поэтому пусть себе тешится.

Пройдя в свой кабинет — на удивление небольшое и скромно обставленное помещение в одном из полуподвальных этажей, — Вождь попросил к себе секретаря. Тот явился, едва окрик ординарца стих в длинных коридорах твердыни ордена.

Вождь поднял взгляд на вошедшего. Этот человек был одним из наиболее опасных орудий ордена, и Вождь с уважением относился к своему секретарю с непостижимо емкой памятью, которая хранила бессчетное количество информации, в том числе и полный список всех вольных шпионов, лояльных ордену Воздаяния.

— Снаб, мне срочно нужен человек в Обсерватории.

— Парень или девка? — осведомился секретарь, не обидевшись за «Снаба». Полное его имя знал только Вождь, но даже он, стараясь изо всех сил, не мог произнести его на одном выдохе. Как правило, глава ордена сбивался, произнося последний слог слова «Снабрагхат'харамбергхаур...». Хотя далее следовало еще одно не менее длинное и неудобочитаемое слово.

— Мне все равно. Просто нужен вменяемый человек, способный на все и даже чуть более того.

Секретарь поморщился. Когда Вождь говорил «чуть более того», это означало, что от кандидата требуется воистину запредельные возможности по части слежки и маскировки. И это же означало, что из списочного состава Ордена никто не подходит. Нужен человек со стороны.

— Есть два кандидата. Один не подойдет, хотя он лучше. Придется использовать не столь идеального.

— Вот как? И кто же этот лучший? И почему его нельзя использовать? — спросил Вождь.

— Нельзя по двум причинам, — моментально отозвался Снаб. — Он уже сейчас на задании, и представьте себе, именно от Обсерватории. Его готовят к дальней африканской экспедиции с каким-то новичком-молокососом в роли его командира. Ну... Лаций верен себе, как обычно.

Вождь ничего не ответил, лишь еще внимательнее посмотрел на секретаря с непроизносимым именем. Такой взгляд не мог выдержать даже этот невозмутимый скандинавский парень с льдистыми голубыми глазами.

— Ну... и еще... Короче, вы бы все равно отказались задействовать его в этом деле.

Глава ордена продолжал молчать.

— Это принцесса аль Саджах.

Вождь кивнул. Только кивнул. Ноль эмоций. Даже глазом не моргнул.

Просто согласился, что этот кандидат действительно не подходит. И не потому, что готовится в Африку. Совсем не поэтому. Действительно, опасные дела Вождь был готов выполнять хоть самолично, но не давать этой талантливой девушке. По кое-каким причинам, которые за давностью лет и вспоминать не стоит.

— Хорошо, готовь второго.

Четыре месяца назад

Самое главное было сделано — Обсерватория сдалась без боя. Впрочем, даже не то, чтобы сдалась, никто из ее служителей не успел ничего понять, когда словно из-под земли появились вооруженные темные фигуры, моментально занявшие все тактически важные места. Гвардия ордена Воздаяния без лишнего шума вошла в открытые ворота крепости, которые немедленно закрылись, едва в твердыне Обсерватории оказался последний солдат.

Засланный шпион замечательно отработал свое вознаграждение: в руках ордена оказались не только скрупулезно составленные планы вражеской крепости (вот ведь какая ерунда получается — называть врагом один из магистратов!), но и схема пересменки всех часовых и служащих. И самое главное — в руки Вождя попал и полный список агентуры Обсерватории вне пределов Рима. Воистину сказочный подарок, которым следует заняться после того, как мятежный магистрат будет обезглавлен.

Небольшая возня возникла только у личных покоев магистра Лация. Два охранника ни в какую не хотели покидать свой пост, спокойно стоя под прицелом полудюжины арбалетчиков. В общем, это тоже не было проблемой — гвардейцы ордена были проинструктированы стрелять на поражение при малейшем неповиновении. Но каким-то невероятным чудом три из четырех выпущенных стрел лишь скользнули по странным, пузатым нагрудникам стражей. Завязалась потасовка, в ходе которой один из гвардейцев ордена был убит, а двое ранены. Утихомирить на удивление ретивых охранников удалось еще с двух залпов. А командир гвардии клялся, что снова два болта вместо прямого смертельного удара, от которого не спасают никакие доспехи, вильнули в сторону и лишь высекли искры из брони.

Много позже Вождь узнал, в чем был фокус, а тогда лишь недовольно сжал челюсти, выслушивая доклад о погибших при штурме.

Как и следовало ожидать, возня у входа в личные покои магистра Лация привлекла внимание главы Обсерватории. Когда гвардия Воздаяния ворвалась в шикарно обставленный кабинет, Лаций уже встречал гостей. Два личных телохранителя послушно упали на пол, едва завидев серые одежды штурмующих. Сам магистр сидел в кресле, с улыбкой глядя на вторгшихся. Из уголка рта старика тянулась тонкая полоска слюны, а на письменном столе покоилась открытая шкатулка розового дерева. Пустой кубок валялся на полу рядом.

Магистр Лаций успел унести подаренные ему Дьяволом секреты обратно в Преисподнюю.

Но настроение Вождя все равно осталось отменным. Он бы не был собой, если бы не организовал заранее атаку на кое-какое загородное поместье. И уже на следующий день после взятия Обсерватории ближайший помощник Лация, а по совместительству и оперативный руководитель магистрата Марк Джавали, охотно давал показания против своего бывшего начальника.

Не у всех хватает смелости выпить быстродействующий яд, а у Марка даже не было на это времени. Загородный дом — не крепость. Втихаря похитить оттуда человека проще простого.

Три месяца назад

— Обыск и допросы сотрудников Обсерватории, а также показания магистра Марка, подтвердили мои подозрения, Ваше Святейшество. Магистрат действительно действовал по собственному почину, и помогали ему в этом ни кто иные, как посланники Дьявола. Есть убедительные свидетельства оккультных исследований с применением научных устройств. Кроме того, магистр Марк уверяет, что руководитель неоднократно уведомлял того о явлениях Дьявола ему во снах. Хотя сам Лаций называл его истинным богом по имени...

— Электро, надо полагать?

— Именно так, Ваше Святейшество.

Клирик усмехнулся.

— Что ж, поздравляю, сын мой. В борьбе против порождений зла годятся любые средства, в том числе и порожденные этим злом. Нет, — Папа поднял указующий перст вверх, — особенно порожденные этим злом. Я уверен, что все полученное Обсерваторией у Антипода оборудование будет использовано нами с умом и пользой для Престола.

— Я не уверен, Ваше Святейшество, что человеку стоит использовать дьявольские изобретения. Но если будет на то ваша воля, то не смею перечить.

Вождь склонил голову в знак согласия. Привилегию ограничиваться кивком он тоже заполучил в исключительном порядке. Обычно же такое позволялось лишь епископату и кардиналам, но никак не главам орденов.

— Дело не в моей воле, сын мой... Кстати, твои ученые мужи разобрались с неразрубаемыми доспехами?

— Работают, Ваше Святейшество, — Вождь мимолетно вспомнил о двух убитых гвардейцах. — Пока еще не изучена физическая суть явления, которое отклоняет быстродвижущиеся металлические предметы. Но доподлинно известно, что удар копья, например, эта броня отразить не в силах. И еще — она не работает без питания от источника силы Электро. Впрочем, как и большинство других дьявольских штучек, вроде метателей молнии, устройствах эфирной связи и печей невидимого огня.

Глава Престола поджал уголки губ, задумавшись на полминуты. Потом пристально посмотрел на Вождя.

— Сын мой, я, конечно, уверен, что все эти штуки Обсерватория получила не без помощи из Преисподней. Однако я призываю тебя смотреть на вещи незамутненным прописными истинами взором. Поэтому призываю тебя и твоих ученых мужей отделять деяния Антихриста от его инструментов.

— Извините, Ваше Святейшество... — Вождь не понимал, к чему клонит старый священник.

— Безусловно, как эти чудеса попали в руки змеюки Лация — дело Антихриста. Но вот что именно есть эти чудеса? Поскольку они послушны человеку, в том числе и твоим безупречно чистым в помыслах ученым, это означает, что...

Папа улыбнулся и внимательно посмотрел на воина.

— Что сами эти чудеса не имеют отношения к дьяволу, — в свою очередь улыбнулся Вождь. — И что мы действительно вправе их использовать по собственному разумению.

Глава церкви еще раз кивнул и откинулся на спинку кресла. Он был уже очень стар, и долгие беседы его утомляли. А доклад Вождя был на редкость пространным и длительным. Очень много там было про «дьявольские штучки», которыми овладела Обсерватория в последние несколько лет. Было и про тайную переписку с недобитыми арабами, до сих пор слоняющимися где-то за аравийскими пустынями. Было и про «африканскую проблему», суть которой повергла Папу в мелкую дрожь. С этим он потребовал у Вождя разобраться в первую очередь.

Было и много мелкого и крупного предательства, были и тайные связи с Союзом ростовщиков (и как следствие, весьма внушительные денежные аферы под прикрытием государства). Много чего было. И работы было тоже очень много, не только Тайному магистрату, но и ордену Воздаяния. Ох, как же много работы.

— Иди, сын мой, — произнес клирик. — И да пребудет с тобой божья Благодать.

***

В настоящее время

Передовой отряд достиг разрушенного города на рассвете. Воины шли молча, без шуток и песен. Каждый из них был сосредоточен и вызывающе спокоен. Никто не сомневался в исходе битвы, ведь вел их сам Вождь.

Луэна тоже была спокойна. Спокойна, как бывает спокоен город, выкошенный эпидемией холеры. Но без костров, без случайно уцелевших, без стонов умирающих и без ожиревших на празднике смерти крыс, не сознающих, что они тоже обречены.

Столица племени была бесконечно мертва вот уже несколько недель. Тела лежали вповалку там, где застигло их последнее волшебство Повелителя демонов. Тела не разлагались, на них не слетались пернатые стервятники, их сторонились хищники. Ни один зверь не смел даже приблизиться к царству окончательной и беспросветной смерти. Долине бесконечного покоя.

Когда первый из паладинов Ордена выбрался в лощину между скалами, в которой какие-то местные колдуны очевидно устроили капище, он вздрогнул. Он был воином до мозга костей, бывалым и смелым. Но это — было выше человеческого понимания слова «жестокость».

В лощине кто-то устроил кровавую бойню. Такую, что даже видавший всякое ветеран посерел лицом и трижды перекрестился. Конечно, он видел всякое, в том числе и совсем недавно, когда армия Вождя добивала совершеннейших чудовищ в поселениях племени чокве. Когда они закапывали обескровленных жертв ужасного культа. Когда спешно собранные отряды туземцев, не разобравшись, пытались напасть на хорошо подготовленное войско Ордена... и полегли все, едва гвардия разглядела в руках дикарей устаревшее, но вполне узнаваемое оружие легионеров, бесследно исчезнувших здесь почти сорок лет назад.

Но там было зло конкретное, а здесь, в лощине — общее, глобальное, всеобъемлющее.

Тринадцать мощных черных тел валялись по окружности небольшого возвышения. Все со следами жестокой драки, и что примечательно — ни одно из тел не имело двух ран. Все погибли, пропустив первый и последний удар. Трое — с пробитыми глазами (у одного из них по-прежнему торчал из глазницы скверный ножик, годный разве что для чистки овощей на кухне), остальные с перерезанными гортанями или вскрытыми яремными венами. Еще у одного на плечах синели зловещие пятна — парень умер от закупорки артерий огромными гематомами. Как будто ему на плечи рухнул груз в сто талантов весом.

Наконец, посреди рослых воинов, на самой верхушке импровизированного холма, лежала тщедушная фигура то ли вождя, то ли шамана местного племени. На нем не было ни единой царапины, если не считать таковым небольшие рваные ранки по всему телу. Похоже, кто-то вырвал из тела несколько вживленных костяшек, которыми дикарь был утыкан, как лесной еж иголками.

Колдун был счастлив и умиротворен. В самый последний момент он понял, с чем имеет дело уже не один десяток лет. Он нашел ключик к казалось бы невскрываемой внутренней броне Черных демонов. И он смог продлить свою жизнь в бессмертных душах двух из них. А эта странная бледная девка проиграла. Поддалась на внушение, дала слабину — треснула в своей убежденной правоте уничтожать. Как трескается перегретый глиняный горшок. Минута ее слабости позволила перенести всю ненависть к миру в этот самый мир. Теперь все узнают, что значит ярость мудрейшего Нламбы.

Повелителя демонов.

Копье, древком которого кто-то разметал кучу мелких косточек, лежало рядом с телом вождя. Обугленное, а в середине обильно запачканное чьей-то кровью. Кое-где на копье прилипли тонюсенькие металлические волоски странного вида и непонятного происхождения. Высшая машинерия Рима ткала металлическое полотно из нитей во много раз грубее.

Восемь ужасно изуродованных тел лежали на восьми из девяти алтарей, выстроенных в правильное каре. Свободен был лишь один камень — крайний слева в третьем ряду. На остальных покоились безобразные уроды: с выколотыми глазами, отпиленными конечностями, тянущимися шлейфами внутренностей из рассеченных животов. Кое-где внутри этих несчастных поблескивали механические части невероятно тонкой работы. Пара из этих... жертв была внешне почти цела, если не считать обилия швов на теле и конечностей из металла. У одного прямо из руки, пропоров плоть, торчал внушительного вида изогнутый клинок — формой напоминавший вооружение арабов-мечников.

Передовой отряд паладинов Ордена рассредоточился по лощине. Вся она была пропитана ощущаемым физически запахом смерти, которая то ли спустилась с неба, то ли наоборот — поднялась из-под земли. Это была абсолютная смерть, не пощадившая никого..

Если бы гигантский воин, изуродованный механическими включениями, смог рассказать о последних минутах своей противоестественной жизни, он бы поведал, что умер не из-за того, что кто-то разорвал ему горло. И даже не из-за того, что этот же враг повредил нервные пути. Нет, скончался этот ужасный воин куда позже. Меха легких усиленно качали воздух, снабжая кислородом живую часть организма. Целых два насоса гнали заменяющую кровь темную пыль, все без исключения органы — и машинные, и живые — продолжали бороться за жизнь. Искусственную, противоестественную, но жизнь.

Умер он, когда пришла смерть полная и окончательная, поглотившая эту лощину заодно со всем городом. Теперь смерть ушла, оставив следы своего недавнего пиршества.

Следом за передовым отрядом последовала основная группа Ордена. Сто восемьдесят три рыцаря-паладина, шесть сотен Бессмертных, дюжина рыцарей-воздающих и сам Вождь. Он появился в числе последних, как и положено командиру. Солдаты молниеносно выстроились в две идеальных шеренги, между которыми пролег путь главы Ордена Воздаяния.

Солдаты отсалютовали, Вождь кивнул. Остановился, огляделся. Зачем-то принюхался. Снова двинулся вперед, еле заметным движением головы пресекая желание офицера авангарда показать наиболее «интересные» экспонаты театра смерти.

Осмотр места действия занял несколько минут. Вождь склонился над разворошенной кучкой костей, удивленно хмыкнул, заметив тончайшие металлические нити на обугленном древке, внимательно разглядел труп огромного галла, наполовину состоящий из металла. Собственно, этим любопытство и исчерпалось. Разве что он еще мельком оглядел все девять жертвенных камней, из которых наибольший его интерес вызвал именно пустой. Потом Вождь вернулся к строю своих рыцарей.

— Гюрза сообщал своим покровителям, что доставит живой образец сращения, — твердо произнес Вождь. — Я его не вижу.

— Он много что говорил, — ответил секретарь с непроизносимым именем. — Например, что местные дикари погрязли в работорговле, и что за тысячу пленных они готовы продать самого лучшего из когда-либо созданных людей-машин. Но его здесь тоже нет.

— Да, я вижу.

Фраза Вождя была настолько жесткой, что любой на месте собеседника воспринял бы ее ,как придание анафеме. Любой, но только не ближайший соратник.

— А не сам ли Гюрза готовил рабов для местного диктатора? — предположил помощник.

— Возможно. Но он все отрицает?

— Конечно.

— Сюда его.

Вождь потерял интерес к разговору и направился к площадке в сотне футов от жертвенных камней. Там интендант отряда уже подготовил место для палатки Вождя, и сейчас дюжина крепких вояк усиленно молотила кувалдами, загоняя в неподатливую красную почву колья для растяжек. Чуть поодаль вторая группа разбивала походную кухню. «Подвиги подвигами, а обед по расписанию,» — не уставал повторять усатый дядька-снабженец и с ним соглашались все, включая главу ордена.

Путешествие из Луанды в Луэну было долгим и тяжким. Все это время Йону пришлось идти под молчаливым присмотром четырех очень серьезных парней в серо-черных доспехах с крестом на груди.

Орден воздаяния делил преступников на хороших и плохих. Все, что различало первых и последних — это факт доказательства их вины. Если она еще не доказана — преступник оказывался в категории «хороших». То есть тех, кто своим неверием и недостаточным смирением вызвал подозрение к своей персоне. Пусть и не ставшее приговором — но все же подозрение. Ну а если вина доказана, то подсудимый тотчас же попадал в категорию «плохих». Обычно этот статус держался до первого после приговора рассвета, когда заплечных дел мастер опускал отточенную до бритвенной остроты секиру на шею пошедших против воли Престола.

Йон очень не хотел причислять себя ни к какой категории. Он вообще не считал себя преступником, и по глубочайшему своему убеждению, небезосновательно. Ведь он честно и выполнял все задачи, поставленные Обсерваторией. Он внимательно следил за римлянином, когда тот еще просиживал задницу в Школе.

Приказ свыше был однозначен: именно этот школяр вызвал интерес у магистрата (уж никто не знает, как эти старцы выбирают себе слуг), и именно он должен как можно скорее поступить на службу Мировой Обсерватории. Йон подглядел за тренировкой не в меру смекалистого выпускника и понял, как Флавий собирается свалить своего соперника. В ночь перед выпускной схваткой Йон пробрался в арсенал и добавил в злосчастный баллон с воздухом немного воды, из-за чего набухшая мука забила выходной клапан. Этот юнец был очень нужен Обсерватории. Нельзя было отпускать его в армию, пусть и на должность старшего трибуна. Оттуда уже не переманишь к святошам, а магистрату почему-то нужно было, чтобы Флавий перешел к ним добровольно. Вот и пришлось устроить мальчику поражение.

Перед отплытием Йон воспользовался Мыслью Электро и предупредил своего старого знакомца в Луанде о приходе экспедиции. Правда, потом пришлось его кончить — Люций Люций Константин отлично знал Гюрзу, и его появление в составе команды Флавия могло сбить его с толку. Тем более, что распорядителем порта старый бандит стал недавно, после смерти настоящего Люция Люция. Но свое дело подставной чиновник сделал — заинтриговал Флавия всякими страшилками о демонах, не дав задержаться в городе.

Приказ Обсерватории был недвусмысленным — команда должна выступить из города незамедлительно, и желательно с минимумом снаряжения. Только так можно было заставить Флавия действовать наиболее решительно.

Чтобы ускорить побег, Йон не только вырезал поместье распорядителя, но и успел передать весть о нападении в охранный легион Луанды. Дело оставалось за малым — обеспечить свою невиновность, изобразив нападение на самого себя. Это тоже не стало проблемой — случайный укол кинжалом в бок, который Йон поймал от одного из охранников поместья, несколькими умелыми штрихами превратилась в страшную кровоточащую рану. Якобы — дело рук бандитов.

Бритт валял дурака сколько мог, расположившись со своими «мучителями» на пути следования Флавия от корабля к месту встречи с Герексом. Выманить Флавия, не возбудив подозрений, было нелегко, но помогла дура-девка — Йон вспомнил, что та знакома с секретным шифром Обсерватории. Достаточно было отправить «фальшивую» записку, и арабеска вместе с командиром ринулись спасать «своего». Кстати, огромное спасибо арабской красавице за то, что прикончила первого из «бандитов». Одной проблемой меньше. Второго Йон просто придушил кляпом, пока Герекс ходил за водой.

Все сработало отлично: легионеры Луанды послушно объявили визитеров из Рима изменниками и шпионами, а группа Флавия из-за этого особенно быстро, не задерживаясь в порту, покинула город и углубилась в Африку со всей возможной скоростью.

Потом, умело пользуясь колебаниями арабески и подливая где нужно масла в огонь, Йон вызвал нерешительность девчонки, раздираемой двумя противоположными желаниями: выполнить возложенную на нее миссию Обсерватории (именно она, а не Флавий, была благословлена магистратом на это задание в качестве командира группы) или последовать за решительным, молодым, сильным и красивым мужчиной на край земли. Тогда наступало неустойчивое равновесие — миссия могла как завершиться успехом, так и провалиться.

Именно он, Йон Барт, верный слуга Престола и Обсерватории, получивший заслуженное прозвище Гюрза, практически на блюдечке доставил этому черномазому задохлику-шаману самого Флавия и его любовницу. Подслушав разговор парочки и подглядев, как они занимаются любовью (тоже увлекательно), Йон с быстротой той самой гюрзы донес шаману, где следует встречать героев-любовников. На вызов демонов маленький колдун потратил чуть ли не треть своего племени, но Йон умело наобещал ему целую тысячу рабов, с которыми тот сможет делать, что угодно. Правда, в языке туземцев не было слова «тысяча», поэтому пришлось изобретать чудовищный неологизм «десять десятков десятков». Но колдун все понял правильно — очень сообразительный тип.

А теперь, шагая между четырех рослых охранников, Йон совершенно не понимал, почему за все заслуги перед Престолом с ним обходятся, как с пленником. Это непонимание продлилось ровно до разговора с Вождем.

И из этого разговора каждый вынес свои выводы.

Вождь понял, что Обсерватория, как и предполагалось, вела свою собственную игру в обход решений Престола и, что хуже всего, с пренебрежением к человеческим жизням и ценностям христианства. Впрочем, после фактической ликвидации Обсерватории это было уж неважно. Зато стало понятно, почему магистрат заинтересовался отсталым африканским племенем, которое, якобы, повелевает подземными демонами. Бред, конечно. Но этот бред в итоге оказался жестокой правдой. Остается надеяться, что после той резни, которую орден устроил среди чернокожих, не осталось ни одного туземца даже со следами умения повелевать дьявольскими существами и создавать полумеханических чудовищ из живых людей.

Йон же сделал вывод, что жить ему осталось не более чем до рассвета — традиционного времени казни в Ордене. И в первую очередь за то, что имел несчастье подчиняться опальной Обсерватории. Но специалист по шпионажу ошибался, когда считал, что его не уважают. Очень даже уважают. В знак признания его того, что он действительно очень умелый шпион, Вождь повелел не рубить ему голову до тех пор, пока он не расскажет об Обсерватории все, что когда-либо слышал. Заплечных дел мастера Ордена были настоящими профессионалами, и Йон рассказал все, что знал, и даже кое-что из того, что навсегда забыл.

Однако Вождь все равно был недоволен. О половине того, что рассказал Йон, он знал и так, еще о четверти — подозревал. Оставшееся ничего нового не открыло, хотя дало выход на пару доселе неизученных персон, которые не попали в мелкое решето чистки, устроенной четыре месяца назад.

«Хуже всего то зло, что добром прикидывается», — сказал один заезжий мудрец из Ордынской Руси. Вождь был целиком и полностью согласен с ним, пусть тот и был язычником. Но вероисповедание не имеет значения, когда зло иного мира вторгается в мир людской. А оно смогло не только проникнуть в него, но и добраться до сердца римской цивилизации — до одного из магистратов Престола. Да, эту заразу необходимо выкорчевывать с корнем.

И еще... Если верно то, что рассказал бритт по кличке Гюрза, то нужно жизнь положить, но разыскать принцессу аль Саджах. Ее нет ни в числе живых, ни в списке умерших. Значит, она сейчас там, куда обычному человеку хода нет. И она совершенно точно сейчас воюет — не такого склада девка, чтобы обходить опасности. Еще Вождь был уверен, она сражается на его стороне. С кем бы она сейчас ни была. Хоть бы с тем молокососом из Сант-Элии. Да дьявол с ним, пусть наслаждается обществом этой красавицы. На отношение Вождя к принцессе это никак не повлияет.

Однажды глава ордена Воздаяния уже пошел на поводу у Престола, предав свое имя, честь и чувства. Больше такого не повторится.

Разыскать, покаяться и поклясться в вечной службе. Ведь в вечную любовь арабская красавица уже не поверит.

«Пусть просто поверит в меня. Я стал другим. Я верю».

1. 1. Часть 2. Ночной расчленитель

      1. Глава 1. Сладкая парочка

Если не считать вечно живой гавани, в которой плеск волн не замолкал круглые сутки, весь город степенно уходил на покой еще на закате. Гасили свет и закрывали двери во всех домах — даже в огороженных огромными изгородями особняках купцов и тщательно охраняемых ратушах. Полгода назад такого и привидеться не могло. Но времена сменяют друг друга — и не всегда последующие лучше предыдущих.

О причине, заставляющий веселый портовый город вымирать по ночам, знали все, но говорить об этом избегали. А если накликаешь? Лучше уж так, потихоньку, без лишнего трепа. Глядишь, и минует нас кара небесная. Да и столичные власти, по слухам, обещали разобраться с напастью буквально вот-вот, да только это их «вот-вот» откладывалось на неопределенное время.

Оттого и радости на лицах горожан поубавилось, а уж доход городской казне и вовсе истощился. Не заходят теперь купцы в Марсель. Редкий чужеземец по незнанию ошвартуется, подивится ночным порядкам, да и поспрашивает об их причине. А тут уж и семи пядей во лбу не надо быть. Яснее ясного, что неладно в городе. Неспокойно, недружелюбно.

Так и отчалит вскорости, не потратив в городе заработанной монеты. И что хуже всего — в других портах сплетен напускает. Это по-трезвости, а уж когда дело до винных разговоров дойдет, чего только «об этом страшном городе» не навыдумывает.

Плохо стало не только портовым служащим, шлюхам да трактирщикам, теряющим барыш. Исхудало и не менее древнее ремесло. Себастьян не без оснований считал, что еще месяц-два такой непрухи, и отчалит он с каким-нибудь случайным капитаном подальше отсюда. Ибо никакой мочи уж нету теребить пустые кошели гулящей публики. Портовым щипачам, уж на что, казалось бы, обеспеченной публике — и то пришлось затянуть пояса. Поди наворуй, если гостей в порту неделями не бывает, а местные мало того, что сами почитай нищие, так и по вечерам из дома носа не высунут?

— Себ, а Себ! Айда сюда, разговор есть!

Глава их ячейки, длиннющий Николя, призывно махал рукой, приметив Себастьяна на пустой пристани. Этому хлыщу еще кое-как живется, он с квартальной шпаной в отношениях. Бывает, берут на квартирные дела с собой. Рядовым портовым щипачам в городе лучше не появляться — прибьют. Марсельские и раньше свою территорию блюли денно и нощно, а по сей поре и вовсе никого из чужих на свое «пастбище» не пускают.

— Че надо? — отозвался Себастьян. — Не нагулялся я еще.

Не нагулялся — это значит пустой еще, без барыша. Авось, отцепится заглавный. Противная харя у этого дылды, лишний раз смотреть тошно. А переть супротив Николя — верный конец. Он хоть и тощий и длинный, а ручищи — что гири. Говорят, однажды кому-то из квартальных в сходке череп с одного удара проломил. Голым-то кулаком!

— Иди, сказал тебе! — прикрикнул Николя. — Дело есть.

Ну, раз дело — значит дело. Поди, что-то придумалось в голове у галла. Она у него небольшая, но соображалистая. Да и связи у него по всему городу, не то что у чужого здесь Себастьяна.

Себастьян никогда не смущался своего оливкового цвета кожи и римского профиля (впрочем, профиль ему Николя вскорости после встречи поправил так, что горделивый изгиб носа превратился в форменный кукиш между глаз — то первая школа была: «не прячь деньгу от батьки»). Но сейчас, когда вся шпана наперечет, ему с его италийской харей вообще никто из местных не доверяет. Николя проще — он чистый южнофранк. «Своих» у него в городе хватает.

Подойдя к пришвартованной старой лохани, служившей заглавному домом и, как это по-местному, локаль аферè, то бишь деловым местом, Себастьян прежде заглянул в круглое окно лодки — кто еще собрался-то? Оказалось, что внутри уже почти вся ячейка. Даже мавританец Сол пожаловал, хотя обычно его на сходки не приглашают, уж больно малограмотен да молчалив.

— Да чтоб тебя, Себ, а ну внутрь, живо! — прикрикнул заглавный с палубы, увидев, что Себастьян таращится через окно.

Пришлось повиноваться. Хотя с большей охотой Себастьян посидел бы где-нибудь в доках. Уж больно качку он не любит — никакую. Даже в штиль, и даже у причала.

В кубрике кроме Николя и самого Себастьяна собрались и остальные: Черный Сол, близнецы Жиль и Ришар и даже Лезѝ. Вот уж кого не ожидал, так не ожидал!

Лези у Николя вместо любовницы, ударной силы и дополнительной головы одновременно. Девка страшна, как грех Господень (одни только раскосые глаза чего стоят, а уж стрижка под мальчика и вовсе ф-ф-фу!), но любого из ячейки за секунду наземь опрокинет, а еще башковита как никто. Даже сам Николя любой ее совет внимательно слушает, и перебивать боится. И вообще, они с заглавным все больше наедине шушукаются. Себастьян впервые видел, чтобы Лези участвовала в сходке.

— Ну, все в сборе, — удовлетворительно сказал заглавный, глядя в кубрик с палубы. — Сейчас еще кое-кто пожалует, и начнем. Дело вижу.

Если Николя говорит «дело вижу» — значит, действительно, нажива плывет. На что заглавный тип противный, но в наличии хватки ему не откажешь. Да и Лези, вот, улыбается. Значит, уже все промеж собой обговорили, и таки в самом деле скоро барыш пойдет. Это хорошо. Пожалуй, с хорошей работы можно и еще полгодика здесь перекантоваться, не бросать все нажитое... Впрочем, нажил-то Себастьян всего ничего, аж поминать смешно. Но все одно, прирос он, что ли, к этому городу? Хорошо ему здесь. Не телом и мошной, а душонкой своей вольной хорошо. Но то, что в родном Неаполе.

Через пару минут заглавный спустился в кубрик, и, действительно, не один. Пожаловал с ним человечек — на деле человечище. Кулем ввалился всей тушей в кубрик, аж лохань на воде качнулась. А уж как лицом повернулся... Себастьян стиснул зубы. Рустам-Бабочка собственной персоной!

Отвратительный тип, из экипажа русейского фрегата, доплывшего на своих дурацких парусишках аж с Константинополя. Профессиональный домушник из района Борелѝ, к порту самого ближнего. Причем, ладно бы толстощекий гад просто по апартаментам да усадьбам шарил, так ведь еще, скотина, мокрый, как море-океан. Кто под руку невзначай на деле подвернется — ну там слуга какой проверить что вышел, или сам хозяин средь ночи отлить во двор направился — того сразу в расход. И прозвище у этой татарской рожи не просто так, а из-за оружия его. Ножик у Рустама хитрый есть, бабочкой порхает в сальных пальцах-колбасках русейской скотины. Раз порхнет — и труп, два порхнет — и уже пара мертвецов удивленно в небеса уставились. Плачет по мерзавцу виселица, ох, плачет...

— Рустама представлять не буду, все знают, — начал Николя. — Наш русский друг, вы знаете, в Борели обитает. Совсем рукой подать. Так вот, заметил тут Рустам парочку прелюбопытную. Со мной перемолвился, говорит, немалые деньги при них.

— Что за парочка? — разом выпалили Жиль и Ришар. Никто, кроме Бабочки, и не подивился. На то и близнецы, чтобы одни мысли вместе думать.

— Нормальная такая парочка, взять, как раз вдать, — улыбнулся заглавный. — Рустамчик, миленький, расскажи, что почем. Ребята, вишь, любопытничают.

Толстая морда русского расплылась в улыбке. Знает, гад, что без соизволения портовые в кварталы не сунутся. Вот только что ж он, губитель, сам эту парочку не оприходовал?

— Слушай меня, народ, — начал Бабочка со своим ужасным азиатским рычанием. — Позавчера видел миленьких, у ипподрома болтались. Смекнул, что не бедные, на Князя Тишины поставили. Да кто ж на эту клячу ставить будет? Сразу вижу — лохи при монете. А вчера их снова заприметил, на сей раз у баронского клуба яхтенного. С распорядителем о чем-то шептались, да все в лодки пальцами тыкали. Приценивались, точно. Ну зуб даю, кошели с у них — с пола не поднимешь. Очень, очень вкусненькие, миленькие.

Толстяк жадно облизнулся.

— Так что ж сам-то не поработал? — разумно спросил старший из близнецов, Жиль. — У тебя с квартальными мастерами, поди, все завязано.

— А ты, сладкий, мои-то завязочки не трогай, пожалуйста, — очень вежливо растянул морду в улыбке Бабочка. — Коль в Николя с Лези не нуждался, не разговаривал бы сейчас с ними. С ними, миленький, а не с тобой.

Жиль только пожал плечами, мол, не хочешь говорить — не надо, мое дело сторона. А на деле разве что не обтрухался. Когда Рустам начинает сюсюкать — поднимай ноги с пола и беги, потому как уж очень у него шустрая эта бабочка. И характер очень непостоянный.

— В общем, проблемочка у меня есть одна, — продолжил толстяк. — Больно складно у девахи той руками махать получается.

И замолчал.

Все, в том числе и Себастьян, вопросительно посмотрели сначала на Бабочку, потом на Николя.

— Кончай comedie, Рустам, — отрезала Лези. — Не с косым Луи шашни разводишь. Тут ребята все не языкастые, но рукастые. Лишнего не скажут, а выслушать должны. Они ж тебе жопу твою жирную прикрывать будут.

Русский, было, осклабился, но увидев звериный прищур подруги заглавного, тут же взял себя в руки и продолжил.

— Короче, не хотят квартальные мальчики парочку эту в оборот брать.

— Почто так? — не выдержал Ришар. — У тебя ж там что не чел, то либо мокренький, либо облитый. Неужто двух лохов не положат? Да и не томи ты душу, родной, скажи что за парочка такая. Ребятам интересно. Да, Николя?

Заглавный кивнул и попросил русского рассказать поподробнее. Мол, мои ребята даром что на воде квартируются, да мокроты не терпят, ты уж расскажи, что от них хочешь.

Николя был мерзавцем, но при этом лидером от бога. Никто и никогда не видел его сливающим своих людей. А мстил за погубленных ребят он вообще люто. Оттого и держал в одиночку весь порт.

Бабочка почувствовал, что где он, может, и цезарь небесный, а тут всего лишь клоп навозный. Неуютно стало толстяку в тесной лохани, среди уважаемого народа, да еще с понятиями. Поэтому он выключил свое жирное сюсюканье и внятно рассказал за дело.

Появилась в Борели одна пара. По видимости — супруги, уж больно часто вместе ходят, и на друг на друга неотрывно пялятся. Ну, дамочке-то, ясен свет, зачем на милого таращиться, а вот что мужик в нее вглядывается — то одному богу известно, ибо слепой он как крот. На глазах полотняная повязка, без суженой сам не передвигается. Правда, ходит диво как уверенно, ни в сторону ни качнется, ни о прохожего не споткнется. Видать, с рожденья слепой, бедолага.

Про рукомашество девичье Бабочка тоже не просто так упомянул. Попытались квартальные щипачи, что называется, прощупать лохов, дык конфуз вышел. Все чин по чину шло, как надо развели и первого-то раза чуть и не срезали кошель, что madame с собой таскала. Да только та заметила здорового детину, под плотника с верфи ряженого, в два приема на землю опустила, да головой о булыжник приложила. А громила вдвое поверх нее весом был.

А слепой даже и не заметил ничего, как супруга от него шарахнулась — так и стоял столб столбом. Поди он даже малахольный, ибо улыбался чему-то. Жаль, что кошель не при нем, а то бы и минуты не нужно было, чтоб срезать, да деру дать.

— Ну хорошо, а теперь о делах, — хлопнул в ладоши Николя. — Мы с Рустамом уже подумали малость, и такую картинку нарисовали.

— Ну-ка, — подвинулись близнецы, остальным тоже интересно стало. Даже Себастьяну, уж на что он коллективно работать не любил.

План был таков.

Бабочка под видом торговца (с его-то рылом жирным — в самую масть маскарад) выводит парочку ближе к порту. Тут народу поболе, а значит и свободы тож. Водит миленьких по рядам, что-нибудь предлагает или что там еще придумается. Пусть пошевелит мозгами, бурдюк, ему полезно.

В это время Николя и Жиль, как самые здоровые, учиняют рядом драку. Мол, один другому должен, а не отдает. Нужно начать концерт в тот момент, когда парочка рядом будет, и, стало быть, отвлечь ее хоть на минуту. Потом Себастьян, как бы пробираясь на помощь Николя, должен со спины толкнуть деваху, а на самом деле в темечко ее приложить, чтоб в бессознанье ввести. Лези вроде как рядом случайно будет и попытается деваху в чувство привезти, да к муженьку свести, а сама кошель с бездыханной срежет. Коли что не так пойдет, Лези барыш-то по земле катнет, а тут уж и Себастьян начеку. Хвать — и что есть ноги, в тайное место. Там Сол будет, в случае чего ему эстафетку передать можно. Ну а Ришар на стреме, как обычно. Хорошо у него это получается, внимательный парень. Служителей закона за квартал чует.

Хороший план. Коли деваха в самом деле заступница у муженька своего незрячего (дай господи, еще и малахольного), то если ее вырубить, в суете обшарить секунды потребны, не более. И Лези, и Себастьян, если что, на сей счет мастера, каких мало.

На том и порешили. Завтра же Бабочка ведет пару на портовый рынок, ну а там уж богово соизволение в заступ.

***

Что дело не в ту сторону покатилось, Себастьян заприметил сразу, лишь взглянул на Лези. Криворожая как посмотрела на слепого лоха, так и в лице переменилась. Она, конечно скрыла свои чувства уже через секунду, но Себастьян на людскую миму глаз еще в Неаполе набил. Понял, что не в работе деваха. А если и в работе, то грош ей цена: одно видать, трясет ее что-то, мучает. Нельзя так. «Вне ячейки», называется. Надо заглавному передать.

Тот как раз повернулся, в последний раз оглядывая подельников. Вот перемигнулся с обоими близнецами, заценил, как Бабочка и в самом деле лохов ведет, кивнул своей подруге, потом нашел в толпе Себастьяна и недовольно прищурился. Как раз в это время Себ коснулся левой рукой уха и как бы почесался, а правую — на грудь положил, и не просто так, а кулаком.

«Вот и делай теперь, что хошь», — злорадно подумал Себастьян. Пусть теперь у Николя башка трещит, как же так — зазноба, да «вне ячейки».

Надо отдать должное, заглавный споро очухался. Пока Бабочка тащил лохов по рядам, Николя выцепил взглядом Лези, дождался, пока она его заметит, и якобы сбросил с плеча пылинку. Потом еще раз, уже куда более нервно.

Девка противиться не решилась. Себастьян видел, как закраснелась и спрятала глаза, но послушно развернулась и направилась к докам. Теперь уже на месте будет объясняться, когда все вернутся. И дай Господи терпения заглавному. Он такого не прощает, Себастьян по себе знал.

«Работаешь за Лези», — передал Николя, и потерял интерес к Себу. Оно и понятно, пора было идти драться с Жилем.

Себастьян улыбнулся. Похоже, первый раз ему выпадает роль «сборщика», то бишь того, кто принесет барыш в схрон. Мелькнула, конечно, мыслишка смыться с деньгами, но с учетом пустого порта это — верная смерть. Уйти из Марселя так, чтобы не догнали, можно только морем. А готовых к отплытию кораблей на пирсе не было уже неделю.

Разряженный купцом, Бабочка был диво как хорош. Тут вся жирность и маслянистость пригодились, ну просто пуфик-пуфиком! Болтает: что ручей звенит и переливается — да и глазки такие услужливые-услужливые. Положительно, жил бы в Риме — взяли бы в трагики, такой талант пропадает!

Вот парочка подобралась к Жилю, тот обернулся и якобы случайно увидел Николя. Оно ж поди как нетрудно, башка заглавного над толпой, как маяк над берегом! Николя тоже молодец, аж в лице изменился. «А ну, сука, — говорит, — иди сюда, паскуда жадная, почто ты...». И так далее, и тому подобное. Когда схлестнулись ребята, Себастьян уже аккурат за спиной девахи лоховской был, шагах в трех. Кулаки у Себа не велики, да и тем приемчикам, что Лези знает, не обучен. Но на этот счет другая хитрость имеется.

Себастьян нащупал в кармане ручку кастета, и решительно направился к девахе со слепым ее другом. Ишь, стерва, разряжена, что твоя графиня. Шляпка белоснежная, поясок атласный... сейчас ты все шмотки и перепачкаешь, в портовой-то пыли.

С криком: «А что ж вы делаете, дубины!» — он бросился к дерущимся парням, и краем глаза заметил, что малахолец слепой растерянно башкой вращает, и не в сторону Николя с Жилем обернулся, а прямиком куда-то на Себастьяна. Он что, и глухой еще? Как заглавный с близнецом тумаками обмениваются — даже рыбы под пирсом, наверное, слышат. А уж как матерятся — то и на небесах ангелы, поди, краснеют.

Ну, глухой и ладно. Еще лучше.

Себастьян поравнялся с дамочкой и несильно размахнувшись, наметил ей кастетом в основание черепа. Часок поваляется, ну да что ж делать — судьба. С силой направил утяжеленный кулак зазевавшейся девке в затылок, но тут что-то щелкнуло, и Себ споткнулся. «Да что ж за невезение такое, господи», — успел подумать он, падая на дощатый пол. А через секунду на него и вовсе затмение нашло.

— Ишь ты, какие хитрые, — подвел итог Флавий, рассматривая кастет.

— Хитрые-то хитрые, но глупые, — добавила Гизá и мыском сапожка пнула пухленького парнишку под ребра. Если бы не внимательность Флавия, лежать бы ей сейчас на месте этого парня. И хорошо, если бы отделалась сотрясением, да шишкой. Кастетом череп и проломить легко.

Развели их вполне в духе портовых бандитов. Нагло, шустро и, главное, почти результативно. Двое задир, обменивающихся тумаками, дали деру, едва Флавий подсек засранца автоклинком. Даже всей быстроты этого чудовищного оружия едва хватило, чтобы уберечь девушку от удара по затылку. Остальное сделала уже сама Гиза: и упавшего паренька в бессознанье увела, и метнувшегося прочь жирного торговца догнала и выключила.

«Вот зачем ему ножичек чудесный, который Флавий своими глазами сквозь одежду заметил», — подумалось девушке.

Теперь оба бандюгана лежали на дощатом помосте, которым был выстелен портовый рынок.

Двух других Флавий уже видел — это те самые бузотеры. Даже обычными глазами римлянин заприметил бы, что драка была явно лубочной. Уж больно нежно обменивались ударами парни, явно не в полную силу. Не бьются так мужики, тем более за не отданный долг.

Скорее всего, были и еще учинители «развода», да только где их сейчас искать-то? Уже сидят где-нибудь, раны зализывают. Скрыться в рыночной толпе несложно. Тем более, в толпе возмущенной, шумящей и во всю свою многоглоточную дурь взывающую к порядку и закону.

И то, и другое не заставило себя долго ждать — появилось минуты через три. Со стороны пирса, расталкивая могучей грудью живой океан, словно броненосный корабль, на место происшествия спешил представитель закона. Как он тут в Марселе называется — Флавий позабыл.

— Освободите место, все вон! — пыхтел крейсер, и окончательно уподобившись морскому судну, засвистел в свистульку, наподобие боцманской.

«Может быть, уйдем, пока не поздно?» — прозвучало в голове у римлянина.

— Нет. У меня вопросы к этому пухленькому, — пробормотал Флавий якобы про себя, но Гиза его отлично услышала. С некоторых пор она могла слышать любимого всегда и везде, даже если между ними было полгорода. Для этого Флавию было достаточно перед обращением вслух представить себе девушку. А когда Гиза обращалась к нему мыслеречью — подарком подземного демона, он слышал ее разумом.

«Какие могут быть вопросы к разбойнику? — удивилась девушка. — Разве что последнее желание перед виселицей?».

— Лихие люди иной раз бывают полезны, родная. Я же тебе говорил, этот город серьезно болен, и я чувствую знакомый запах мертвечины, — ответил Флавий и добавил. — Странно, что ты до сих пор его не ощущаешь. Тут все провоняло нашим другом Нламбой.

«Да, ты прав, я не чувствую. Но если так, то значит, Миландра перебросила нас прямо по следам негодяя. Это хорошо».

Последнее «хорошо» прозвучало настолько плотоядно, что Флавий сжал локоть своего «поводыря», призывая ее держать себя в руках.

Представитель власти, которого, оказывается, здесь называли «городским человеком», или полисмелом, решительно взошел на место преступления и уставился на два бездыханных тела.

— Что здесь произошло!? — прогудел страж порядка, не выпуская свистульку изо рта.

Полисмел говорил на здешнем диалекте — сильно искаженной латыни, сдобренной приличной порцией местных словечек. Из-за этого язык Рима напрочь терял свою звучность и лаконичность. Тем не менее, понять галла было можно, а Гиза, благодаря своему таланту заглядывать в голову собеседнику, могла свободно изъясняться с любым грамотным человеком на его языке.

— Что с этими господами, почему они лежат? — продолжал гудеть человек-пароход.

Толпа зевак держалась подальше от слепого мужчины и женщины-поводыря, но на вопрос представителя власти разразилась целым потоком совершенно разных версий. Одна глупей другой, но то, что толстого торговца повалила на пол эта девушка (пальцы в сторону Гизы), признавали все.

Служитель дудочки растерянно окинул взглядом хрупкую фигуру подруги Флавия. Потом лежащего толстяка. Потом снова Гизу, вернее, ее наряд — стоящий немалых денег сицилийский крой, изящную африканскую шляпку и ажурные перчатки до локотка. Очевидно, слуга закона мог поверить во что угодно, только не в версию галдящей толпы.

— Мадмуазель, извините меня, но я требую пояснений, — смущенно обратился полисмел. — Свидетели, как вы видите, в один голос утверждают, что вы... пардон, что вам...

— Да, это я его, — решительно заявила хрупкая девушка-поводырь и даже притопнула ножкой в сапожке изящной белой кожи. — Я не терплю, когда моего мужа пытаются ограбить.

Заметив абсолютное непонимание в лице полисмела, Гиза решительно забрала инициативу в свои руки:

— Надеюсь, вы не поверили этим крикунам, что дело началось с драки? — Гиза оглядела офицера с ног до головы, словно выискивая в нем здравый смысл. — Господин полисмел, целью этой comedie были мы с мужем. Вернее, наш кошелек. А драка, в которой сошлись толстый увалень и вот этот упитанный молодой человек — лишь обертка несостоявшегося ограбления.

Толпа разом притихла. То ли от неслыханной наглости девушки, то ли действительно включила мозг — сложно сказать, коллективный или персональный.

Молчал и слуга закона. От растерянности он даже выплюнул трубочку-гуделку. Она повисла на бечевке, привязанной к нагрудному значку муниципалитета, и теперь раскачивалась в такт неровному дыханию офицера.

— Посмотрите на это, ну как вам?! — Гиза ногой указала на кастет, валявшийся рядом с упитанным представителем местной шпаны. — И вот это, если позволите...

Девушка склонилась над толстяком, порылась у того в карманах и нашла штуку, которую Флавий своим особенным зрением заприметил у пухлого торговца сразу — складной металлический нож-бабочка, оружие в опытных руках чрезвычайно опасное. Заметил-то Флавий заметил, но виду не подал. Мало ли, как человек себя обезопасить хочет. Имеет право, вообще-то.

— Ну как вы думаете, может обычный торговец носить с собой четырехдюймовый стилет германской стали?

— Разберемся, госпожа, разберемся, — пробормотал полисмел, но теперь уверенности в его голосе поубавилось. — Постой-ка... Да боже ты мой!

Служащий приподнял голову толстяка, оглядел и аж прихлопнул себя ладонями по ляжкам. Голова «торговца» смачно шмякнулась обратно на доски.

— Господа, даже не могу высказать, до чего я вам признателен! — полисмел поднялся во весь рост, вытер руки о форменные штаны и буквально пронзил Гизу с Флавием взглядом, полным благодарности. — Это же Рустам-Бабочка, мы за ним уже два года гоняемся! Нет, но это просто невозможно...

И далее в этом же духе.

— Мы можем быть свободны? — с нажимом на последние два слова поинтересовалась девушка.

— Да-да, конечно, госпожа. Совершенного этим monsieur достаточно, чтобы повесить его сегодня же вечером! — казалось, служака был готов обнять весь мир, настолько возможность казнить преступника радовала душу. — Мелкое ограбление уже ничего не решает. Вы можете быть свободны.

— Хорошо. Мы уйдем. Но у меня к вам просьба.

— Все что пожелаете, мадмуазель, — по возможности галантно произнес полисмел.

— Между прочим, мадам, — обронила Гиза и тут же заткнула служаке рот странным пожеланием: — Мы хотим забрать этого молодого человека с собой.

И указала на пухленького бандита с кастетом.

— Конечно же, когда очнется, — Гиза мило улыбнулась. — Вы доставите к нам в гостиницу, oui?

Слуга закона с изумлением посмотрел на арабскую красавицу и кивнул. А Флавий прочитал в у него в глазах немой вопрос: «Но что вы будете с ним делать?».

Глава 2. Ловля на живца

Пухлячок вовсю дурил, то сказываясь немым, то требуя присутствия полисмелов, то вовсе не реагируя на вопросы. Даже знакомый с теорией допросов Флавий начал терять спокойствие. Предложил было Гизе перейти к следующему этапу дознания, но девушка отрицательно покачала головой.

«За нами наблюдают полисмелы, посмотри за окно».

Флавий в окно смотреть было неудобно, поэтому он глянул через стену. Действительно, два городовых, — так их называть было удобнее, — не таясь, стояли на противоположной стороне улицы. О чем-то болтали, смеялись. Ясно, что преступниками молодую пару не считали, но наблюдение ставило крест на интенсивном допросе. Вдруг эта пухлая тварь все-таки пискнет слишком сильно? Прибегут ведь, отберут...

— Ну что, малыш, так и будем играть в молчанку? — спросил Флавий. — Ты же видишь, нам наплевать, кто тебя послал или с кем ты работаешь в доле. Нам нужна совершенно другая информация.

— Да мне все равно, — вяло отозвался бандит. — Хоть режьте, а с лохами я не говорун. Не особо comme il fault, знаете ли.

— Все равно, говоришь? А что тебе не все равно? Деньги не все равно?

— Были бы все равно, вас бы окучивать не пошел, слепенький, — ухмыльнулся бандит. — Да ты повязку-то сними, я ж вижу, что никакой ты не слепой. Ишь, по сторонам зыркает...

— А ты и в самом деле сними, — подала голос Гиза.

Девушка устроилась на двуспальной кровати, как была — в одежде. Разве что сбросила жакет да стянула слишком пышную юбку через голову. Осталась в бирюзовом лифе, обтягивающих белоснежных штанах и своих щегольских сапожках на каблучках. Флавий — и тот залюбовался, а уж молодой пухлячок и вовсе разве что язык не вывалил.

— Это идея, — улыбнулся Флавий. — Только давай-ка, мил человек, я еще раз подведу... как это у вас? Резюме, да?

— Ага, молоток. Еще произношение поправь, — нахально отозвался пленный, продолжая разглядывать ножки Гизы.

— А резюме у нас такое, — не дал себя сбить с мысли Флавий. — Некоторое время назад в городе по ночам начали происходить странные вещи. Какие? Ну, например, пропадать люди. Или их начали находить в растерзанном состоянии, без капли крови. Так ведь?

Бандит молчал.

— Ваше местное самоуправление наверняка послало запрос в Рим, — продолжил Флавий, — да только по сей день оттуда ни слуху, ни духу. А в городе по ночам продолжаются убийства. Порт уже обходят стороной, как зачумленный, торговля еле теплится, народ нищает, так?

— Да ты, я смотрю, просто газетчик какой-то, — засмеялся пухленький. — Из колонки «Криминальные новости». Или нет, «Таинственное и непознанное», вот.

— Вот как. Замечательно, что наш с тобой диалог переходит в конструктивное русло. А теперь скажи мне, что тебе известно о смерти преподобного Сальваре, что произошла второго дня на улице Прадо? Совсем недалеко от порта.

Об убийстве священника Флавий и сам узнал за минуту до события на рынке — толстый «торговец» рассказал. Вообще, говорун был, каких мало. Жаль, что уж с ним-то городовые побеседовать точно не дадут. Оказался известным живодером, и до казни этого жирдяя будут сторожить особенно ретиво.

— Ты газетер, тебе лучше знать, — зевнул бандит. — Я светскими новостями не интересуюсь. Уже сказал тебе, я честный рыбак, кастет ты мне подкинул, а перед тем им же и ударил. За сколько ты подмазал полисмела — не знаю, но у нас власти неподкупные, без денег не купишь. Значит, дал прилично. Ну и все такое...

Терпение Флавия лопнуло, и автоклинок подрубил сразу две ножки стула, на котором восседал представитель портовой шпаны. Парень не успел договорить и даже не заметил, как щелкнуло лезвие, после чего рухнул на пол. Да еще и связанные за спиной руки придавил стулом, когда тот назад опрокинулся. Пухлячок негромко завыл…

— Он, конечно, человечек трудный, — заметила Гиза с кровати. — Но зачем же стулья ломать?

Флавий поднялся со своего места, подошел к болтающему ногами бандиту и наступил тому на грудь.

— А если я тебя сейчас порежу на кусочки и каждому кусочку задам тот же вопрос — я получу ответ?

— У-у-у, merde… Попробуй, милый… Только не ошибись кусочками, с завязанными-то глазенками. А то кое-какие мои кусочки будут содержать merde, так ты их в ручки свои белоснежные не бери, испачкаешься.

Флавий улыбнулся. Шутка хорошая. Действительно, с некоторых пор ему приходилось днем носить белую одежду — вплоть до перчаток. И все равно солнце жгло прилично.

— А ты балагур, — заметил римлянин. — И держишься хорошо. Поговорим ночью.

И вышел на балкон.

Вахта городовых успела смениться.

— Надо же, ну прямо-таки почетный караул.

«Им наш пухленький друг интересен, — заметила Гиза. — Торгаша-то они повесят уже сегодня, а этот может на банду вывести».

— Ты — гений! — воскликнул Флавий и рванулся с балкона к любимой. Наличие в комнате постороннего не смутило, римлянин рухнул на кровать и картинно облобызал белый сапожок.

«Говори, что придумал».

— Это будет восхитительно, — улыбнулся Флавий. — Надо наведаться в муниципалитет и еще кое-куда. Пошли, мой поводырь.

«Сегодня криминальные новости Марселя как никогда позитивны, уважаемые читатели. Вместо наскучивших вам разборов происшествий за день, я рад сообщить, что глава криминального отдела городского управления, мсье То (который пообещал засадить в Иф¹⁹ вашего покорного слугу, да все никак не соизволит), пообещал сегодня же вечером казнить знаменитого «мокрого домушника» — самого Рустама Гарбатуллина, известного также как Рустам-Бабочка. Конечно, обещаниям инспектора мы цену знаем, но сегодня Бабочка действительно допорхался.

Сей неприятный господин находится в муниципальном розыске уже более двух лет, и за все это время его список его преступлений только пополнялся. По предварительным данным, мсье Гарбатуллин лишил жизни не менее шести человек! По словам главы криминального отдела, суд уже вынес Рустаму-Бабочке обвинительный приговор. За преступления подобного рода, конечно же, его ждет виселица. Но ввиду добровольной помощи мсье Рустама в разоблачении своих подельников, суд постановил заменить казнь через повешенье отрубанием головы на гильотине. Задержанный сегодня вместе с Рустамом Гарбатуллиным член портовой банды также получил смягченный приговор — в знак признательности за сотрудничество в выявлении своих подельников.

Возрадуемся марсельскому человеколюбию и тому, что сегодня одним махом будет покончено сразу с двумя организованными преступными группами.

Искренне ваш, главный редактор и учредитель, а также криминальный обозреватель «Марсель Газетте»,

Лу Франкелен.»

— Что это?

— Это, милый мой, статья из сегодняшней вечерней газеты. Нам удалось уговорить газетера передать копию редакционных гранок. Но для тебя, мил человек, это либо каторга, либо быстрая смерть от твоих же знакомцев.

Флавий уселся напротив бандита, закинул ногу на ногу и откинулся на спинку стула. Продолжил.

— Местный... как там... инспектор, да? Так вот, местный инспектор криминального отдела оказался очень сговорчивым человеком. Он, конечно, не в курсе, что ты по-прежнему крепкий орешек и все такое. Но я намекнул, что завтра утром буду поименно знать всех подельников твоего заглавного. Какое счастье, что господин инспектор с радостью пошел мне навстречу. Впрочем, о том, на кого ты работаешь, он и так догадывается.

— Ага, ври больше.

— Не хочешь — не верь. Дело твое, — как можно равнодушнее сказал Флавий. — Только помни, сегодня ночью ты у меня в гостях.

— Да мне все равно, — также равнодушно отозвался мсье бандит.

«Милый, ты — чудо», — проворковала Гиза, поняв, что задумал Флавий.

— Я знаю, — ответил сразу обоим римлянин и вернулся на кровать к любимой. Не раздеваясь, шлепнулся навзничь и блаженно потянулся. Машинерия — машинерией, но отдых нужен даже нгулу.

Предстояла бессонная ночь.

Дружки пухлого бандита должны были наведаться не позднее, чем до рассвета, ведь по уговору с муниципалитетом завтра в полдень преступника заберут полисмелы, и ищи его потом по тюрьмам, да каторгам. В любом случае, банда о нем не забудет, ведь Гиза уболтала инспектора дать газетчикам немного информации. Уж что она там наговорила суровому галлу в легатском кителе — неведомо. Но дело было сделано: инспектор публично пообещал поймать обе банды, а говорливые газетчики тут же разнесли это по всему городу.

Что же касается бандитов, очевидно, единственная для них задача на сегодня — завалить своего бывшего дружка любой ценой, раз уж он позволил себе предательство. Чтобы им было еще сподручнее разыскать крысеныша, Гиза по наущению Флавия наведалась в редакцию «Марсель Газетте» и двадцать минут строила из себя абсолютную дурочку, призывая некого Лу Франкелена ни в коем случае и ни под каким видом не говорить никому, что подозреваемый сейчас (согласно уговору с властями) находится на частном допросе в гостинице «Ля руж», где остановилась странная супружеская пара. Не надо быть гением, чтобы понять: еще до темноты все, кому нужно, будут знать, где содержится пленник.

Если главарь банды не совсем идиот, он запросто сможет найти предателя в номере у «лохов» и завалить его. Возможно, и вместе с лохами — тут уж Флавий не знал, что предположить. Толстый Рустам-Бабочка, как он успел понять, обязательно бы оставил после себя трупы. А как поступит командир пухлого бандита — неизвестно.

— Полисмелы уходят, — заметил Флавий, глядя с балкона на улицу.

Действительно, стоило лишь сумеркам опуститься на город, как застучали двери, заскрипели ставни. Весь Марсель быстро, но без суеты, укрывался в домах и отгораживался от внешнего мира. Сторожевая вахта напротив «Ля руж» быстрым шагом покидала свой пост.

— Еще б им не уйти. В прошлом месяце одного городового, совсем еще мальчишку, разорвали на части. А части эти разбросали по центральной площади.

— Это ты откуда знаешь?

— Да все оттуда же, газетчик рассказал. Этот, как его... Франкелен. Очень милый мальчик, кстати.

Флавий хмыкнул. Мальчик, говоришь...

— А ты не узнавала, как давно он в газете?

— Да он сам сказал, — улыбнулась девушка. — Уже скоро полгода. Все на свидание напрашивался. Такой наивный... Но хорошенький.

Наступила очередь Флавия улыбаться. Хорошая память римлянина послужила ему добрую службу. Теперь все дело можно провернуть за одну ночь. Ну просто чудо что за город, этот Марсель!

Вечерело очень быстро. Сквозь щели в прикрытых ставнях было видно, как еще недавно подсвеченные закатным солнцем улицы погружаются во тьму — быстро и неумолимо. Газовое освещение здесь было, но из-за известных событий его не зажигали. Во-первых, кому освещать дорогу в вымирающем по ночам городе? А во-вторых, попробуй-ка ты выгони фонарщиков на столбы вечером.

Молодой бандит дрых без задних ног. Флавий с Гизой избавили его от кресла но связали руки — на этот раз перед животом. Парень свернулся калачиком на полу, подсунул ладони под щеку и захрапел. Вот уж действительно человек с чистой совестью. Наверняка, еще ни капли крови не пролил — настоящий уличный вор. Хоть и молодой.

«Как ты думаешь, сколько их будет?» — мысленно спросила Гиза.

— Не меньше четырех точно, — прошептал в ответ Флавий. — Иначе очень сложно хорошо разыграть уличное представление.

Про себя Флавий насчитал пять членов банды, не считая толстого «торговца». Это два бузотера, якобы подравшихся из-за долга. Маленький пухлячок, сейчас сопящий в углу — третий. Также должен быть человек, который подстраховывал «сборщика», и в случае чего был готов забрать улов и скрыться с ним — вот и четыре. Ну и, наконец, один человек обязательно на стреме — пять.

«Четыре — это скучно», — зевнула девушка и покрепче прижалась к своему компаньону-супругу-другу. — «Как ты думаешь, до их прихода успеем?»

И игриво ткнула пальцем в ему в живот. Другого бы этот тычок выключил минуты на две, но у бывшего старшего трибуна организм теперь был покрепче.

— Пожалуй, не надо. Я, конечно, не прочь, но может проснуться пленный, да и драться без штанов, согласись, не слишком эстетично.

Девушка пожала плечами и уснула. Талантом быстро засыпать и моментально просыпаться восточная красавица обладала в полной мере.

***

— Он... они могли меня узнать, — объяснила Лези, решительно глядя в глаза своего командира. — Нельзя было приближаться.

— Чего ж сразу не ушла, дура? — вспылил Ришар. — Кабы не Себ, все бы коту под хвост!

— И так коту под хвост, — откликнулся близнец. — Навара нет, Себ попался. Хорошо, хоть Бабочку повесят. Надоел уже...

Николя помалкивал, оглядывая свое поредевшее войско. Может быть, Лези действительно не при чем? Ну увидела знакомую пару, ну малость стушевалась — с кем не бывает? А вот Себастьян — дело странное.

Не способен Себ просто так взять и выдать всех подчистую. Наверняка, инспектор что-то задумал, решил на живца всю банду взять. И газетчикам, которые про «содействие следствию» пишут, тоже ерунды наплел. Вот только одно не сходится.

Допустим, Лези действительно знала этих двоих. Сейчас уже неважно, откуда. Допустим, она не решилась подходить ближе, боясь быть узнанной. Но кем? Мужик слепой, он никого уже не узнает, пока тот рот не откроет. А девка вообще спиной к Лези была, и Рустам ей обернуться просто так ни в жизнь не дал бы.

Что-то не сходится. И не сходится, как назло, именно на Лези.

Как жаль — ведь талантливая девочка. Неужто сука? Ну да бог с ней, разберемся по возвращении. А сейчас ее терять нельзя, она, как никто, замки отпирать умеет, да и скользит в темноте незаметно, словно призрак. И опять же, если что не так пойдет, приемчикам хитрым обучена, одна с двумя мужиками справится. Очень полезный боец.

— Слушайте сюда, — сказал заглавный, и споры в кубрике тут же затихли. — Идем выручать Себа. Что он нас не сдал, я уверен. Пока на улицах темно, ни один городовой там не появится, поэтому все будет быстро и просто. Адрес мы знаем.

— Что значит — идем выручать? — вспыхнул Жиль. — Ночь на дворе!

— Вот поэтому нам никто и не помешает, — объяснил Николя. — Некому. И потом, мы...

— А как же Ночной Расчленитель? — подал голос Сол. — Не надо по ночам ходить — зарежет.

Все уставились на чернокожего, словно впервые увидели. Нет, ну видели-то часто, но вот никто еще не слышал, чтобы мавританец хоть раз открыл рот во время сходки. Молчун он редкостный. И уж, тем более, никогда поперек Николя не заикался.

— Ты можешь остаться, — разрешил Николя. — Но помни, что если еще раз меня перебьешь, то зарежет тебя никакой не Ночной Расчленитель, а собственный заглавный. Усек?

— Усек.

Голос черного потускнел, и мавр снова забился в свой уголок. Но видно было, что он рад радешенек остаться на корабле.

Опустевший город был не просто безлюден, он был мертв. От мостовой до верхушек ратушных шпилей. Днем те горделиво подпирали небо, а ночью превращались в мрачные могильные кресты без перекладин.

Никто не праздновал, пусть даже и за плотно закрытыми ставнями. Никто не сидел у камина в обнимку с женой и ребятишками. И конечно же, не вышагивали по брусчатке чинные патрули муниципалитета. Здоровые парни в парадной форме и матерчатых шлемах также тряслись по домам от наводняющего по ночам портовый город страха.

Марсель боялся Ночного Расчленителя.

Слух об этом ужасе впервые прокатился по городу четыре месяца назад, когда по утру у набережной нашли группу студентов мореходного училища, располагавшегося неподалеку. Все шесть человек были буквально разорваны на части, а их внутренности разбросаны по набережной на сто футов.

Муниципалитет только руками разводил. Никто даже из самых старых и заслуженных инспекторов не мог припомнить столь жестокого убийства. И самое главное, никто не мог понять, как один человек смог порешить шестерых здоровых мореходов, да еще раскидать их по набережной, как порванные тряпки.

Что губитель действовал один — никто не сомневался. Почерк был столь же узнаваем, сколь же и неповторим. Он просто разрывал людей на части, предварительно полосуя бритвенно острым лезвием. Скорее всего, длинным изогнутым мечом — только такой способен разрубить туловище пополам с одного удара. Да и то сомнительно — какой же силищей при этом нужно обладать!

Через неделю кошмар повторился. На этот раз жертвами стали два подгулявших матроса с причаленного судна. Прямо возле доков. И ладно бы, этим обошлось. В ту же ночь в другой части города нашли располосованную безголовую девушку — дочь одного из местных чиновников.

К вечеру причалы покинули сразу четыре корабля, а когда на следующее утро нашли очередную жертву, голову которой забросили на верхушку колокольни Дюжеа, сорвались с места и остальные стоящие на рейде суда. Некоторые были перегружены пассажирами.

С тех пор не проходило и недели, чтобы где-нибудь по утру не находили располосованную жертву. А в последнее время стало еще страшнее: попавшие в лапы убийцы не только погибали мучительной смертью, но и напрочь лишались всей крови! И чем реже мерзкая тварь делала свое черное дело, тем более «сухими» оставались ее жертвы.

И вот последнюю неделю по ночам город вымирал. Абсолютно. Может быть, поэтому зверства почти прекратились. Разве что несчастный священник, растерзанный на пороге своего дома. Но сам виноват, кто же открывает дверь по ночам? Да будь ты хоть сама святая Мария Магдалена — а дверь держи на засове. Об этом неоднократно предупреждал муниципалитет. И верно, если наружу не высовываешься — ночь переживешь спокойно.

Группа Николя скользила ночными улицами, как стая нетопырей: тихо, быстро, от стены к стене. Собственно, таиться было некого, но многолетние привычки остались, никуда от них не денешься.

К гостинице добрались за полчаса, еще минут пять ждали, пока Лези совладает с замком. Девушка позвякивала отмычками и бранилась сквозь зубы — видать, запор оказался с норовом. Наконец, раздался щелчок, и дверь отворилась.

В холле тоже не было ни души. Оно и понятно, гостей по ночам не бывает — зачем держать дежурного у стойки-то?

Разделились. Николя, Лези и Ришар осторожно двинулись на второй этаж, к комнате «сладкой парочки». Жиль остался внизу, прикрыл дверь (но не запер, вдруг быстро уходить придется?) и занял место в углу.

Слепец и его подруга заняли лучший номер в гостинице — с окнами внутри фасадной арки. И двери номера были соответствующими: двустворчатые, с позолоченными ручками. В темноте, конечно, не разглядишь, может быть, и латунь, но вряд ли.

— С замком много возни? — прошептал Николя, а Лези только отмахнулась. Мол, отстань, не мешай.

И действительно, через минуту деваха аккуратно щелкнула задвижкой и отошла в сторону. Путь открыт.

Николя захватил с собой только верный кинжал, а вот Ришар вооружился бесшумным воровским арбалетом на две стрелы. Оружие громоздкое, но крайне эффективное. Николя не одобрял, мочить на деле было признаком плохого вкуса, а заглавный в этих материях был щепетилен донельзя.

Но на этот раз можно и вооружиться. Тут не дело, тут своего выручать пришли.

Николя толкнул створку, и она, не пискнув, распахнулась. Все-таки хорошая штука — дорогие гостиницы. Все-то тут смазано, все-то тут подтянуто. Мечта домушника просто. Лези зажгла воровской фонарик и заглянула в комнату.

Супруги почивали на громадной кровати. На нее, похоже, еще можно было сложить всю группу Николя, и место бы осталось.

«Богатеи», — сплюнул Николя, пообещав себе напоследок порыскать в вещах этих двух выпендрежников. Нельзя бросать начатое на половине, и кошель богатеев-бездельников все-таки должен перейти к ячейке.

Себ лежал в углу. Связанный, но на первый взгляд вполне целехонький. Посапывал, подложив ладони под толстую щеку. Ангелочек, да и только. Николя подал знак Лези посветить, и подошел к подельнику. Прикрыл парню рот рукой и легонько хлопнул по щеке.

Себ дернулся, но тут Лези осветила лицо Николя, и парень, узнав своих, притих.

— Уходим, герой, — как можно тише прошептал произнес Николя и принялся орудовать ножом, разрезая веревки, что связывали Себастьяна. — На яхте все расскажешь.

— Боюсь, что не расскажет, — раздался громкий голос позади. Все-таки женский голос, как ни прискорбно это было слышать главному портовому вору.

Заглавный вскочил, разворачиваясь, и выставил перед собой нож.

— Лези, что делаешь, сучка? — застонал Николя, закрываясь от ослепительного света, ударившего в глаза. Девка сняла рассеиватель, и фонарь бил прямо в лицо заглавного.

— Я не Лези, — раздался чужой женский голос, и фигура с фонарем подошла поближе к Николя. — А за сучку держи.

Что-то ударило его по руке, и нож отлетел в сторону, звякнув где-то в другом конце комнаты. А потом Николя ощутил острую боль в паху и завалился на дубовый паркет.

***

— Да-да, он может работать и как лампа, — заметил Флавий, разбираясь с хитрым фонариком. Теперь ацетиленовый светлячок по мере сил освещал всю комнату, на полу которой расположились бандиты-неудачники. Мужика с арбалетом Гиза вырубила первым, затем плавно опустила на пол девчонку и отобрала у нее фонарь. Главарь схлопотал заслуженный пинок по причинному месту последним.

— Милый, посмотри, не остался ли кто внизу, — попросила девушка, склоняясь над поверженным главарем.

— Да, дорогая.

Флавий улыбнулся, и как был, без ботинок, вышел из комнаты. Ночью повязка уже мешала, поэтому пришлось ее приспустить. Ой, плохо дело, если кто-нибудь в таком виде заметит. Остается уповать на то, что своим зрением он увидит затаившихся бандитов раньше, чем они его.

Действительно, в холле оставался один тип. По виду — точная копия того парня с Х-арбалетом²⁰. Близнец, судя по всему. Вместе с тремя наверху — всего четыре, то есть ровно столько, сколько Флавий и предполагал. Ах, какой он умный.

Римлянин вернулся в комнату. Гиза уже привела в чувство главаря, и, умело связав того его же рубашкой, посадила к стене. Рядом сопел разбуженный пухлячок. Теперь девушка пыталась привести в чувство третьего ночного гостя — азиатку с короткой стрижкой «под мальчика».

— Там еще один, — сообщил Флавий. — Я решил не травмировать его своим видом. Пусть его, сидит и сидит. И потом...

Но тут взгляд мужчины упал на разбойницу, и где-то там, внутри, между центробежными насосами, перепускными клапанами и пневмоэлементами дыхательной системы остро сжалась какая-то пружинка.

Ежик, собственной персоной. Лиза Карат, если называть по формулярному списку. Былая сокурсница Флавия. И первая любовь, если уж начистоту... Так вот какую судьбу ты себе выбрала, Ежик. Почему же не вернулась в Школу? А если и вернулась, то неужели тебя снова послали в Галлию, да еще в этот южный порт?

— Гиза, пожалуйста, уложи эту особу на кровать, я постерегу.

Арабеска вопросительно подняла брови, а потом ее карие глаза опасно сузились.

— Да-да, я знаю эту девушку. Хорошо знаю.

Глаза воительницы сузились еще больше.

— Но это все в прошлом, до того как мы с тобой познакомились, родная. Это моя первая любовь и школьная дружба. Еще со времен юношества.

Флавий как можно искреннее улыбнулся, но Гиза не была бы собой, если бы не вставила шпильку.

— Тогда сам и тащи ее в кровать. Ромео.

Глава 3. И снова на живца

— Ну, рассказывай, Ежик.

— Что рассказывать-то?

Девушка полулежала в кровати, положив ладонь под затылок. Усыпляющий прием, которым Гиза отправила Лизу в царство Морфея, имел побочный эффект: после пробуждения у жертвы просто раскалывалась голова.

— Рассказывай, — усмехнулся Флавий, — как дошла до жизни такой. Неужто слава портовой бандитки настолько тебе вскружила голову, что ты решила не возвращаться из Галлии в Школу?

Ежик удивленно расширила глаза, так что они стали почти европейскими.

— Ты о чем, Рэм? Если ты о моем выпускном задании, то после него я вернулась в Школу, отчиталась, заодно притащила из Галлии много интересных вещей, о которых даже наши академики не знали. Меня похвалили, я получила золотой аттестат и даже деньжат мне выделили на то время, пока не устроюсь по специальности. Потом служила во внешней разведке, дослужилась до опция префекта. Но во втором году грянула большая чистка, и внешнюю разведку упразднили — теперь этим занимаются святоши. А я, ты знаешь, никогда в услужение братьям не стремилась. Ну и вернулась в Галлию, да как-то и прижилась тут.

— Погоди, каком еще втором году?

— У тебя с глазами проблемы или с головой? — осведомилась Ежик. — В обычном втором году. Ты не слышал? В лето одна тысяча восемьсот втором от Рождества Христова лидер Ордена Воздаяния, чьего имени никто не знает, с благоволения Папы совершил грандиозную чистку магистратов. Во всех полетели головы самого высокого уровня, а Обсерваторию вообще распустили.

— И как давно это было? — спросила Гиза.

— Ну я же сказала, в 1802 году, уже почти два года назад.

Флавий с Гизой переглянулись. Вот это да! Оказывается, на дворе уже 1804-ый год, а они–то до сих пор живут в 1800-ом. Демоница перебросила их не только в пространстве — из Анголы в пригороды Марселя, но и во времени — на четыре года вперед!

— Дела-а, — протянул Флавий.

— Рэм, что у тебя с глазами? — спросила Ежик, устраиваясь поудобнее на подушках. — Я на рынке и в самом деле подумала, что ты ослеп. Но сейчас вижу, что прикидываешься.

— Долго рассказывать, Ежик.

— А ты попробуй. До рассвета далеко, ребят мы отпустили (что им, болезным, страхом страшиться), а твоя супруга, если что, поправит. Я ж вижу, вы с ней через огонь и воду вместе за это время прошли. Не бойся, ревновать не буду. Ты же сам знаешь, первая любовь — она не забывается, но и долго не живет.

Остальных бандитов они действительно отпустили на все четыре стороны. Николя, Ришар и Себастьян, — благодарить не стали, ушли с достоинством. А тот, кто внизу оставался, и вовсе ничего не заподозрил, наверное. Куда подевалась девка — пусть их заглавный придумывает.

Ежик осталась вместе с Гизой и Флавием. Превозмогая сильнейшую головную боль, она выслушивала краткий пересказ событий с того момента, когда Флавий поступил на службу в Обсерваторию.

Когда Флавий рассказал, как он был убит, расчленен, а его кровь спустили по трубочкам куда-то в подземелье, Лиза позволила себе хмыкнуть. Ну ясно, что ни один здравомыслящий человек никогда не поверит в эдакий бред. Тогда римлянин одним движением сорвал с лица белую повязку и взглянул на свою первую любовь миллиардами хрустальных искорок — отражений фонаря на столе. Неправдоподобно круглые, лишенные век хрустальные глаза с бесконечным количеством маленьких линз на каждом заставили Ежика, женщину далеко не робкого десятка, судорожно отползти на кровати подальше от нгулу.

— Ну как, теперь веришь? — с издевкой спросила Гиза, за время рассказа Флавия не проронившая ни слова. Поначалу арабеска усомнилась, что этой коротко стриженной азиатке можно доверять, но Флавий решительно поставил точку в споре: он отлично знал Лизу. То, что она не выдаст и не предаст, железно. Да и кому их выдавать-то?

— Теперь верю… — Лиза послушно кивнула, пытаясь успокоиться. От пережитого даже голова перестала болеть так сильно...

— И это еще не все, — продолжил Флавий. — У меня и от тела-то своего осталась только кожа, да и то не везде.

— Мы тебя еще не вскрывали, милый, — поддразнила арабеска. — Так что, я не еще не знаю, что у тебя свое, а что нет. Но кое-что точно настоящее, я уже не раз убеждалась.

Гиза хихикнула, а Ежик, кажется, слегка покраснела.

Флавий рассказал их с арабеской историю до конца: поведал, как они прямо из африканского ада попали в ближайший пригород Марселя. Как ограбили пару купцов, прикинулись путешествующей супружеской парой и направились в порт, чтобы найти корабль для возвращения в Рим. Но в городе узнали о местном ужасе, о Ночном Расчленителе, и решили выяснить, что это за птица такая. Собственно, банда и нужна была для этого — про подробнее выяснить о Расчленителе. Ведь из всех жителей города только лихой народ по ночам на улицах и остается.

— Уже не так, — не согласилась Ежик. — Николя со своими — наверное, единственный, кто рискует ночами на улицы выходить. Да и то крайне редко. Остальные, как и все горожане: запираются, где могут, да рассвета ждут.

— Вот как?

— Ага. Да и не знает мой Николя ничего того, чего я ему сама не доложу, — улыбнулась Ежик. — Ты же в курсе, разведка — это моя забота.

— В курсе, — согласился Флавий. — Но тогда получается, что все наше предприятие напрасно. Ничего особенно ценного о Ночном Расчленителе мы так и не узнали.

— Это вы без меня не узнали, — еще раз улыбнулась первая любовь Флавия. — А я ж, коли к делу пристроенная, очень полезна бываю.

— Вот как? — обрадовался Флавий. Гиза посмотрела на девушку повнимательнее.

— Вот так!

Ежик показала язык и решительно произнесла:

— Но пока я не высплюсь и не поем хорошенько, от меня вы ничего не добьетесь. И вообще, я хочу с вами на эту мерзость поохотиться.

Флавий с Гизой переглянулись.

«Хорошая девочка, мне нравится», — сообщила арабеска.

— Да, мне тоже.

«Что ты сказал???»

С восходом солнца город, как и полагается, ожил и засверкал свежими красками. Народ лихорадочно раскупал утренние газеты, но не степенные официальные «Ле Гет» или «Нуес де Марсель» на хорошей бумаге, а желтоватые листки «Марсель Газетте». Только это издание успевало собрать криминальные сводки самым ранним утром, сверстать, и к десяти часам выпустить в тираж. Так что народ не торопился купить тот же «Нуес де Марсель», выходивший на прилавки в полдевятого, дожидаясь самых свежих сплетен от маэстро Лу Франкелена.

— Что пишет пресса? — промычал Флавий с набитым ртом.

Завтрак в гостинице подавали прямо в номер — очень удобно. Правда, пришлось выплатить кое-какую компенсацию за лишнего человека. Внятно объяснить, откуда ночью в люксе для новобрачных взялась еще одна девушка, ни Флавий, ни Гиза не смогли. Но дело обошлось небольшой взяткой, а прибывший по звонку коридорного администратор окончательно утвердился во мнении о том, что везде разврат и падение нравов. Даже когда дело касается уз священного брака.

— Наш газетер пишет — цитирую: «Сегодня мне невероятно скучно: ни одного убийства или грабежа с изнасилованием», — прочитала Гиза. — По-моему, у него какие-то психические проблемы.

— Ты даже не представляешь, какие, — откликнулась Лиза. — Он едва избежал замка Иф за очень сомнительную историю полгода назад.

— Вот как? Расскажи, — попросила арабеска и отложила бульварный листок в сторону.

Ежик и рассказала.

Лу Франкелен — потомок графа ди Франкелена, растратившего свое немалое состояние на бегах. Старик ушел в мир иной, когда задолженность по векселям уже превысила стоимость всех активов, включая родовое поместье в пригороде.

Единственному сыну, оказавшемуся в таких условиях, конечно, не позавидуешь. Но он сумел под какие-то гарантии набрать нужную сумму и погасить отцовский долг. Сам, конечно же, остался абсолютно без средств, да и поместье пришлось заложить. Но парень был крепок умом и цепок в делах, поэтому, опять же на привлеченные деньги, основал небольшую газетенку крайне сомнительного морального облика.

Не обошлось без скандалов, конечно. Инвесторы, узнав в какой прожект вложились, потребовали возмещения, но Лу наобещал всем золотые горы. Чем уж он их окончательно убедил — неизвестно. Но спустя несколько месяцев основанная Франкеленом «Марсель Газетте» побила тираж «Ле Гет» и приблизилась по продажам к «Нуес де Марсель» — крупнейшей газете города. Через полгода оба конкурента, сложенные вместе, с трудом перекрывали тиражи этого бульварного листка.

Высшее общество, включая муниципалитет, возмущалось и обрушивало на Франкелена потоки критики. Но тот моментально утихомирил местных ханжей, опубликовав краткую, но емкую заметку. В ней он говорил, что с пониманием относится к этическим ценностям властей и аристократии, но спрос на газету является единственным индикатором морального духа общества. Если восьмидесяти тысячам марсельцев интереснее читать про насильников, пиратов и продажных прокураторов на страницах «Газетте», чем благопристойную карамель в «официальных» изданиях, то это, наверное, и показывает реальные потребности населения в информации. И власть Марселя бесконечно далека от народа, если этого не понимает.

Спорить было бесполезно, Лу выстрелил в яблочко, а продажи листка еще возросли. Теперь уже сама знать, убежденная доводами Франкелена, начала покупать «Газетте». К тому же, в моду входил либерализм, и демонстрировать близость к простому люду и его ценностям стало очень популярным.

Известность и слава газетного барона росли как на дрожжах, а репутация правдоруба и поборника свободы слова распространились далеко за пределы Марселя. Так продолжалось много лет, но вот однажды этот положительный во всех отношениях человек оконфузился. Дело было полгода назад, когда Франкелен чуть было не попался на развращении малолетки. Обвинитель утверждал, что бессовестный газетер соблазнил 14-летнюю Иннес Эрбаль, дочь известного марсельского фабриканта. Действительно, девочка месяц жила на загородной вилле Франкелена, и скорее всего, выполняла роль содержанки, если вообще не компаньонки. Но никаких внятных доказательств порочной связи между газетчиком и мадмуазель Эрбаль так и не обнаружили. По очень простой причине: бедняжка пропала, причем из своего собственного дома — прямо из-под носа папá и мамá. В присутствии слуг и гостей.

История темная и мутная. У Франкелена, вроде бы, на тот вечер было алиби, его видели в совершенно другом конце города. Сам газетер ничего об этом не писал, отделываясь общими словами о «падении нравов и жертвах, которые приходится приносить на алтарь человечности» (никто ничего не понял), но с тех пор за акулой пера стали приглядывать в муниципалитете. Тиражи от этого только возросли. Возможно, этого газетчик и добивался, но похоже, просто чуть было не заигрался во всемогущего «любимца народа».

А девочку так и не нашли.

— Какая замечательная личность, — заметил Флавий, когда Ежик закончила рассказ.

— Уж куда замечательнее, — пробурчала арабеска. — Я бы таких личностей на виселицу, и поговорить по душам...

— Ну что ты, право слово, дикарку из себя строишь, — улыбнулся Флавий. — Есть и другие методы. Вспомни, что тебе сказал Франкелен про свой стаж редактора?

— Полгода... по-моему.

— Все ясно?

Флавий по очереди посмотрел на обеих женщин. В глазах Гизы ничего не отражалось, а Ежик хитро прищурилась. Флавий знал этот прищур. Значит, Лиза уже сообразила, что редактор и владелец газеты, как минимум, лжец. Ну это для газетчика естественно, но...

— Он соврал о том, как долго работает в «Газетте», это понятно, — резюмировала Ежик. — Но с какой целью?

— Ему нужно как-то объяснять, почему он так молодо выглядит, — объяснил Флавий. — Скажи он Гизе, что сам владелец газеты и возглавляет ее уже который год, наша арабская красавица могла бы и заподозрить неладное. А так — обычный молодой мальчик-репортер. Наивный. И такой хоро-о-о-ошенький...

Гиза метнула пару незримых молний в своего спутника, но Флавий и не думал останавливаться. Мстил за «Ромео».

— Никому не приходило в голову, что богатый и порочный человек не может столько лет оставаться моложавым «красивым мальчиком»?

«Но ведь ты остался. Только глаза заблестели».

— Я тоже тебя люблю, родная, — Флавий послал в сторону Гизы воздушный поцелуй. — И все же, почему этот режущий глаза факт еще никто не заметил? И давайте подумаем еще вот над чем. Лиза, ты знаешь, во сколько муниципальные офицеры заканчивают утренний обход города?

— В половине восьмого. Ну, иногда до восьми копаются, если уж совсем замешкаются...

— Хорошо, — продолжил Флавий. — Итак, в восемь муниципалы заканчивают патрулирование. Если попадаются какие-то ужасные преступления за ночь... ну, вы понимаете, то только осмотр места криминальными экспертами из муниципалитета заканчивается хорошо, если в девять. Еще час-два на то, чтобы все описать и задокументировать. И в сводки муниципального отдела по криминалу, учитывая бюрократию, когда это все может попасть?

— До полудня никак, — резюмировала Ежик. — И то лишь предварительные. Подробные можно лишь к вечеру ждать.

— А когда в продаже появляется листок нашего газетера с подробнейшим описанием события этой ночи, да еще с тщательным литературным оформлением? Которое требует минимум два-три часа писанины, не считая времени на набор и печать?

— В десять.

— Вопросы есть?

— Боже... — Ежик попыталась взлохматить свои короткие волосы, но конечно, безуспешно.

— У меня вопрос.

Флавий повернулся к арабеске.

— Ты, наверное, понимаешь, что тот-о-ком-ты-думаешь, не переносит яркого дневного света.

Флавий задумался. Это он действительно упустил.

— Только не говори, — начал римлянин, — что мсье Франкелен сидит у себя в редакции прям у самого окна.

— Как ты догадался? — притворно удивилась Гиза и продолжила уже серьезно. — Более того, он лично выходил проводить меня из редакции. Стояли на солнце, болтали о погоде. Говорю же, очень милый молодой человек.

Проблемка.

Если бы Лу Франкелен действительно был демоном, то он бы не выносил солнечного света. Даже устойчивый к свету Флавий — и тот нуждался в белой одежде, иначе на искусственной коже появлялись ожоги. Нечувствительными к солнцу были только лицо, нижняя часть живота и левая рука, сохранившие человеческую кожу. Все остальные же…

В дверь постучали.

— Мсье Флавѝй, — раздался голос портье, коверкающий имя римлянина ударением на последний слог. — Мсье Флавѝй, к вам из криминального отдела муниципалитета. Ожидают внизу.

Флавий прикинул время. Действительно, уже одиннадцать. Через час беднягу Себастьяна нужно отдавать полисмелам. А ведь они с Гизой отпустили всех бандитов!

«По сделкам с властями ты у нас мастер, — раздалось в голове. — Но я хочу предложить тебе один сценарий...».

***

Начальник криминального отдела муниципалитета тряс бородой, как козел и пыхтел, как паровой дилижанс. Флавий попытался представить химеру, сочетающую в себе признаки того и другого, и чуть не повредился рассудком.

На самом деле на лице начальника кримдепа (так местные сокращают криминальный отдел муниципалитета) не отражалось ни козлиной тупости, ни паровой ярости. Вполне себе мужичок, лет пятидесяти, очевидно, хороший семьянин и трудолюбивый служака. Беда лишь в том, что на своей должности он немного отвык мыслить гибко. Вот и сейчас, подумал-подумал и заключил со всей возможной строгостью:

— Нет, ну это уже никуда не годится!

— Почему же? — удивился Флавий. — На мой взгляд, вполне хорошая сделка. Ну что вам одна мелкая банда, ваше превосходительство? Я предлагаю избавить город от самого что ни на есть проклятия!

— Почему я должен вам верить, молодой человек? — сердито спросил собеседник. — Однажды я уже пошел вам навстречу, и вот что из этого вышло!

— А что вышло, извините? — в свою очередь спросил Флавий. — Я вместо одного члена банды отдаю вам другого, вот и все! И уж поверьте, Лези Карат, правая рука главаря, куда как более сильная фигура, чем безымянный парнишка на побегушках.

Чиновник еще раз потряс бородой, потом решил все-таки подумать и, действительно, пришел к выводу, что он ничего не теряет.

— Хорошо. Я согласен не заключать вас под стражу из-за потери задержанного. Поступайте, как сочтете нужным.

— При условии, — напомнил Флавий.

— Каком еще условии?

— Если я избавляю город от Ночного Расчленителя, вы освобождаете Лези Карат.

Глава кримдепа немного поколебался, но в конечном итоге по-отцовски махнул рукой, словно на непутевого сына:

— А, юноша, дьявол с вами. Будет вам ваша подружка.

Он уже собирался выдворить римлянина вон, но опомнился и добавил:

— Только я потребую безусловных доказательств гибели именно Ночного Расчленителя! Без-ус-лов-ных, слышите?

— Доказательства будут, — заверил Флавий и отсалютовал.

Для слепого, да еще одетого в белые одежды, такая убежденность была, как минимум, странной. Но начальник криминального отдела за свою жизнь видел самых разных людей. Некоторые из них были воистину подарком Господа. И дай бог, если этот незрячий мальчик сделает то, что обещает.

Собственно, сделка была простой. Лези остается под домашним арестом в номере, а Гиза и Флавий в течение суток обнаруживают и уничтожают Ночного Расчленителя.

Просто, как все гениальное.

И настолько же безрассудно.

Помнится, как-то раз один простой и гениальный план уже завел их в ловушку. Флавий в итоге лишился большей части тела, а Гиза пережила вояж на тот свет, откуда вернулась во многом только благодаря своей природной решительности.

«Ну и какие планы?» — спросила Гиза, беря «слепого» под руку. Они как раз выходили из здания муниципалитета, и оттуда только до «Ля Руж» было идти больше получаса быстрым шагом. А слепые сами по себе быстро не ходят. Вот и приходится по-прежнему играть сценку «безглазый муж и жена-поводырь».

— Давай в гостиницу. По-моему, я понял, как мы будем брать этого мерзавца.

«Снова на живца?»

— Конечно. И давай по пути зайдем в какую-нибудь алхимическую лавку. А чуть позже — в редакцию какой-нибудь солидной газеты. Мне нужны объективные данные по всем зверствам нашего Расчленителя. Я тут кое-что позаимствовал у главы криминального отдела.

Флавий похлопал по слегка выпирающему животику, которого у него отродясь не было.

Ежик согласилась помогать, чем сможет. Но тут же сказала, что шансов найти банду очень мало. Николя — умный тип, наверняка он уже сменил хазу, и сейчас отсиживается где-нибудь в тихом месте. У него их много, и далеко не все из них известны бывшей подружке.

— Вы не найдете без меня, — констатировала Лези Карат. — Даже если к нему выйду я, не факт, что он высунется. Николя очень осторожен.

— А если мы, не таясь, выйдем к нему на поклон всей командой? — спросила Гиза.

— М-м-м... Это может сработать. Честность и смелость он одобряет.

— Вот и решено, — подвел итог римлянин. — Вечером умыкнем тебя из номера и пойдем искать твоего дружка.

Хлопнула входная дверь гостиницы, и ключ трижды провернулся в замочной скважине. Потом лязгнул засов.

Еще спустя полчаса гостиница замерла, а через час величественно заснула.

Выбраться из номера, прихватив с собой Ежика, было плевым делом. Начальник кримдепа так и не озаботился хоть сколько-нибудь существенно усилить охранение. Два постовых у дверей номера — это, право слово, несерьезно. «Тишь-вода», которую Флавий прикупил у местного алхимика, включила охранников быстро и безболезненно. Флавий даже пошутил, что у него появилось ощущение, как будто все это уже происходило.

— Местные называют это deja vu, — отозвалась Ежик, затаскивая постового за ноги в номер.

— Пусть будет дежа вю, — согласился Флавий, но на самом деле он имел в виду совсем другое. Когда-то ему уже приходилось усыплять людей «тишь-водой», но это были чернокожие воины племени ангола, ведомые своим вождем-шаманом, повелителем подземных демонов. Недавняя история, но сейчас кажется, что сто лет прошло.

Часовые на улице с наступлением темноты покинули пост, передав всю ответственность коллегам у дверей номера. Откуда было им знать, что ребята в гостинице уже видят третий сон?

Группа из трех человек тихонечко спустилась в холл, Ежик разобралась с замком, а Флавий на всякий случай выдернул из регистрационного журнала страницу с их с Гизой именами. Позавчера, когда они наконец добрались до приличного отеля, им уже было не до секретности, и они сдуру записались как есть: Рэм Флавий и Гизада Арбанадан. Не дело.

До места возможного базирования «криминальной ячейки» Ежик обещала довести их минут за пятнадцать, хотя в итоге пробежать пришлось полгорода. Поскольку прятаться было не от кого, Флавий снял повязку, и теперь глаза нгулу светились хорошо знакомым Гизе голубоватым огнем. Днем они прозрачны и бесцветны, но чем темнее вокруг, тем сильнее горит огонь в двух кусках горного хрусталя.

— Невероятное зрелище, Рэм, — на бегу сказала Ежик. — Я всегда девчонкам говорила, что у тебя красивые глаза, но теперь вообще даже не знаю, как это назвать.

Флавий молчал. Любое воспоминание о том, как он потерял свое настоящее зрение (вместе с половиной тела в придачу), вызывали достаточно неприятные ощущения. Миллиарды мгновений боли, в которые он погружался тогда, до сих пор были с ним, и не собирались его покидать.

На месте оказалось, что бежали зря. В этом тайном месте Николя сотоварищи не было. Ежик чуть смутилась, но потом заявила, что есть еще две-три точки, где могут отсиживаться ее коллеги. Побежали дальше.

На второй точке, к счастью, забег окончился. Достаточно было трем фигурам в полный рост приблизиться к ветхой, заброшенной церквушке на окраине города, как оттуда раздался приказ стоять и не двигаться. Послышался хорошо знакомый скрип натягиваемой тетивы арбалета.

Флавий не стал снова надевать повязку. Если ребята достаточно смелые, пусть видят, с кем говорят.

Николя вышел первым. Молодец.

— Я знал, что ты придешь, Лези, — сказал главарь. — Но зря ты привела с собой этих ищеек. Я не собираюсь сдаваться.

— А тебе еще никто ничего и не предлагал, — зло буркнула арабеска. — И потом, захоти мы тебя взять — уже взяли бы.

— Да ну, красавица? — ухмыльнулся заглавный. — Кто брать-то будет? Ты, или может быть, этот твой урод с горящими глазами? Кстати, парень, нестрашно совсем, можешь снять и подарить детишкам на Рождество. Нас такой фигней не проймешь... у нас тут у самих дьявольщины под боком хватает.

— Вот как раз о ней мы и пришли поговорить, — заметил Флавий и подошел к бандиту. Тот, как бы незаметно, подал рукой знак назад. Видимо, не стрелять. Молодец, очень хорошо держится.

— Меня зовут Флавий, — представился римлянин. — Девушка со мной — Гиза. Можешь считать нас истребителями демонов.

— Пока ты больше похож на психа с побрякушками в глазах, — осклабился главарь. — Но меня зовут Николя, собственно, Лези и Себастьяна ты знаешь, а до остальных тебе и дела не должно быть. Что надо?

— Если ты еще не понял, я повторю. Можешь считать нас истребителями демонов. Один из них шурует в вашем городе. Вы зовете его Ночным Расчленителем. Он одинаково опасен как для бородатых дядек из муниципалитета и добропорядочных лохов, так и для вас, работников большой дороги. Так?

Николя призадумался. Подошел поближе, внимательно осмотрел глаза Флавия. Вздрогнул, но больше ничем испуга не показал.

— Ну, так, в общем. Мсье истребитель.

— Поможешь?

— А чего ж не помочь честному фраеру? — улыбнулся Николя. — Поможем. Только уговор.

— Ну?

— Лези останется у меня.

Флавий не имел ничего против. С юношескими чувствами он уже давно распрощался, и потом… у него была Гиза.

— Она мне не вещь, удержать не могу. Коль пойдет к тебе — принимай и больше не теряй.

Главарь улыбнулся, посмотрел на Ежика. Та мужественно держалась секунд пять, потом пожала плечами.

— Да ладно, куда уж ты без меня.

Взглянула на римлянина, произнесла тихо:

— Рэм, извини... Видишь, как все получилось.

Но Флавий был совершенно спокоен за девушку и ничуть на нее не обижен. Не сказать, чтобы его радовала избранная ею доля, но каждый человек находит себя сам, ведь так? И потом, этот Николя — очень толковый парень. Даром что высоченный и нескладный, но голова с руками есть, да и принципы имеются. Далеко пойдет.

Когда ночных визитеров пригласили внутрь, Флавий уже знал, что увидит. И действительно, в очень опрятной, но скромной комнатушке горел воровской фонарик, подвешенный под низкий потолок, на полах стояли крепкие плетеные корзины с едой и амуницией, а в качестве рабочего стола главаря выступал здоровенный сундук. «И как только приволокли-то?» — подумал римлянин.

Почти всех присутствующих он знал. Два близнеца (Жиль и Ришар, — представил их главарь), пухленький Себастьян (недовольно махнул в знак приветствия), а еще темнокожий, которого Флавий не сразу заметил даже своими глазами. Парня звали Сол, он тут был новеньким и говорил очень мало. «Он не говорун, да и грамоте не обучен почти», — шепнула Ежик.

Нет, уже не Ежик, и даже не Лиза.

Мадмуазель Лези Карат. Так правильно.

— Ну что ж, господа истребители демонов, рассказывайте.

Николя уселся на сундук и повернулся к гостям. Остальные члены «ячейки» также уставились на визитеров, даже тихоня-мавританец из угла зыркал на необычных гостей. Что-то в его проснувшемся внимании показалось Флавию неправильным, но потом он решил, что почудилось.

Римлянин вкратце рассказал, зачем они здесь. Что хотят изничтожить местного живодера, но для этого им нужна помощь. Более подробно он сейчас рассказывать ни о чем не будет, просто некогда. Но если версия верна, а она верна, то чем раньше группа Николя снимется с места, тем больше шансов будет достать нечисть. Все, что нужно для этого, у них с собой имеется.

— У кого какое мнение, камрады? — главарь оглядел своих подельников.

«Что такое камрады?» — удивилась арабеска.

— Понятия не имею, — тихим шепотом отозвался Флавий.

У «камрадов» мнения были разные. Себастьян сказал, что ему все равно (Флавий этого и ожидал). Близнецы поддержали идею странных гостей, заявив, что «житья совсем не стало, вот Бабочку угрохали — и хорошо, остался только один паскуда около порта». Очевидно, имели в виду именно Расчленителя. Мавр из своего угла просипел что-то маловразумительное, и Николя махнул на него рукой.

— В общем, я вам тоже не особо верю, — усмехнулся главарь. — Но по результатам голосования, похоже, вас поддерживает большинство. Ведь так, Лези?

Девушка кивнула.

— Ну и отлично, — засмеялся Николя и поднялся с сундука. — Намнем бока дьяволу. Что от нас нужно?

Близнецы были не робкого десятка, но когда их оставили на пристани, было видно, что оба весьма неслабо трусят. Впрочем, любой марселец на их месте и вовсе бы уж в штаны наложил. А эти ничего, держатся. Лези проявляет железную выдержку, ну да — разведчица и должна быть такой. Не столько в самом деле смелой, сколько уметь виду не подавать, что тяжко.

«Ты настолько уверен в своей версии?» — кинула мысль Гиза.

— Более чем. В крайнем случае, все обойдется простой ночной прогулкой.

«С Николя будешь сам тогда объясняться».

— Хорошо. Смотри, идет наш дружок!

По набережной, от одного потухшего фонаря к другому шел субъект весьма щегольской наружности. Видно было плоховато, и Флавий включил увеличение.

Замечательнейший подарок подземного демона, хрустальные глаза, послушно повращали какими-то внутренними механизмами, и римлянин-нгулу смог разглядеть фигуру в деталях. Немного в неестественных тонах, но это плата за ночное зрение. Его он включил еще в гостинице.

Точно, сам Лу Франкелен собственной персоной. Один, что и требовалось доказать. Совершенно не боится никакого Расчленителя, что и неудивительно.

— Да ладно, Мани, кончай вертеться... Мы ж любя, почти не больно!

— Отстаньте, говорю вам! Нужна шлюха — идите в бордель.

— Мани, не буди в нас зверей, — ласково, но угрожающе прогудел один из близнецов, наряженный в греческого матроса. Второй был одет точно так же, а «Мани» — официанткой из трактира. Как раз вчера в Южном порту города встал на якорь пароход из Афин — греки еще не знали, что случилось в Марселе. Морячки ушли в город развлекаться, несколько остановились в «Ля руж», в номерах попроще. Оттуда и одежка.

Флавий с интересом наблюдал за картиной. Если он прав, то сейчас Лу Франкелен должен начать действовать. Ежик уже достаточно «разогрета» обоими близнецами: кофточка слезла с плечика, юбка порвана сбоку, и в прореху проглядывает загорелая, дивной стройности ножка.

— Господа, девушка не хочет с вами, — подал голос газетчик.

— Вали отсюда, малыш, — прогудел Ришар. Или Жиль? Дьявол, не разберешь, так они похожи, да и голоса одинаковые.

— Да-да, иди себе. Мы и без твоего маленького участия обойдемся, — нагло заявил второй близнец, прыснув со смеху.

Флавий улыбнулся. Знает, чем задеть заморыша Лу.

Газетчик сделал вид, что мучительно размышляет над предложением подвыпившего матроса, а сам в это время быстро прошелся взглядом по окрестностям.

«Ну, смотри-смотри, все равно не высмотришь», — процедил сквозь зубы римлянин.

Действительно, не обнаружив вокруг никого посторонних, газетчик уверенной походкой направился к троице.

«Теперь ты должен хотя бы чуть-чуть, но ранить любого из них, — размышлял Флавий. — Кого именно?»

— Господа, я еще раз предлагаю вам...

— А я предлагаю тебе валить отсюда, — перебил его близнец и, бросив «Мани» на попечение брата, вынул из сапога нож. — А ну брысь, мелкота!

Это он зря. Теперь Лу обязательно попытается избежать человека с ножом. Ему ведь нужна беззащитная жертва... ой!

«Ложись!!» — хотел было крикнуть римлянин, но опоздал.

Лу не стал пытаться обходить близнеца, а лишь вынул из-за пазухи какую-то продолговатую трубку, направил ее на Жиля (или Ришара?). Потом трубка дрогнула.

Язык пламени с дымом вырвался из ее жерла, а секундой позже Флавий услышал резкий и звучный хлопок. Он отразился от ближайших стен и пошел гулять по городу, распугивая кошек и ворон.

Близнец схватился за грудь, удивленно посмотрел на окровавленную руку и молча повалился на набережную.

Лези завопила, второй близнец опешил и даже позабыл о своем ноже.

Флавий постарался как можно отчетливее представить себе облик Гизы и произнес:

— Пора!

И действительно, пора.

Газетный магнат подошел к упавшему матросу, склонился над поверженным противником (Флавий видел, что близнец еще дышит) и положил ему руку на грудь. Прямо на кровавую рану, нанесенную невиданным оружием.

По набережной прокатился шквал ветра. Он рвал вывешенные на задних дворах простыни, хлопал флюгерами, шумел в лабиринтах выставленных на просушку снастей. Превращение началось.

Флавий уже этого не видел. Он со всех ног бежал к месту убийства, пытаясь успеть до окончательной трансформации. Иначе все пойдет прахом.

«Ты — светом, я — серебром», — это Гиза.

Хорошо, пусть будет так. В конце концов, у арабески богаче боевой опыт, ей будет легче подобраться к демону на расстояние удара.

Они оба успели как раз в тот момент, когда здоровенный черный леопард стряхивал с себя остатки человеческой одежды. Не переродившимися оставались лишь задние лапы, ниже коленного сустава пока еще человеческие.

Флавий нутром понимал, что пока демон не перейдет в боевую форму полностью, он не будет атаковать. А значит, есть еще пять-шесть секунд.

Оставшийся близнец выронил вынутый нож, и пятился назад, прикрывая собой Ежика.

Гиза уже появилась в пределах видимости — нечеткая, размазанная фигура в черном, которая гигантскими прыжками неслась на монстра. Флавий не разу не видел, чтобы человек бежал столь быстро.

Сам римлянин тоже набрал ход, но до твари ему оставалось еще футов сто.

«Не успеваю!!!» — с раздражением подумал воин. Видимо, его услышала арабеска, потому что в мозгу раздалось:

«Ноги, Флавий!»

И в самом деле! Какого дьявола!?

Флавий распрямил свои двухфутовые суставчатые конечности, скрытые внутри икроножных мышц, и все без малого семь талантов машинного веса нгулу взмыли в воздух в гигантском прыжке. Краем уха римлянин успел услышать, как рвутся застежки новеньких сандалий — его любимой обуви.

В руке истребитель демонов зажал кусочек «небесного камня». Или как именуют здешние алхимики — магния. В другой руке было огниво. Теперь главное — успеть!

Приземлялся он футах в двадцати от потряхивающего лапами леопарда. Из копчика твари неторопливо вылезал хвост. Поначалу лысый, мокрый и гадкий, он прямо на глазах прорастал плотной угольно-черной шерстью.

«Успел!» — облегченно вдохнул Флавий и со всех сил прочертил магнием по металлическому огниву. Кусочек металла вспыхнул с первой попытки, и римлянин, чувствуя обжигающий жар даже через белую одежду, метнул свой факел прямо в леопарда.

И тут «небесный камень» занялся по-настоящему. Неприкрытые ноги Флавия обожгло адской болью. Правую руку и грудь тоже, но слабее — защитила белая ткань, отразившая большую часть нетерпимого демонами и нгулу света.

Но больше всего досталось глазам.

У него не было век, которые можно зажмурить. А прикрыться рукой Флавий просто не успел.

Как будто бы заново лишают зрения. Невыносимая, острейшая боль, перетекающая в мозг и дальше, во все тело... Набережная ударила по затылку, но Флавий этого не заметил. Его скрючило, он скреб пальцами свои всезрячие глаза, тщетно пытаясь выковырять их и отбросить подальше. Ибо через них в голову вливался бесконечный поток огня, море, огненный океан!

«Держись!» — это Гиза, но ее голос замолкает где-то вдали...

— Ты думаешь, ты победил?

Глумливое эхо подхватило: «...бедил, ...бедил, ...бедил...»

— Ты проиграл!

«...грал, ... грал, ...грал...»

— Ты никогда не сможешь меня победить!

«...дить, ...дить, ...дить...»

— Я един во многих лицах! Я поработил черных подземных демонов! Сами боги говорят моими устами, и я убью и тебя, и тебе подобных!

«...добных, ...добных, ...добных»

— Белые люди умрут! Все умрут, все до единого! Ваше время вышло!

«...ышло, ...ышло, ...ышло...»

— Ты убил одного меня, но я еще один!

«...дин, ...дин, ...дин...»

— И я стал еще сильнее!

«...нее, ...нее, ...нее...»

— Я убью тебя первым! А потом убью твою женщину!

«...щину, ...щину, ...щину...»

***

— Как он?

— Жить будет. Даже не поджарил ничего, только ослеп на время. Скоро придет в себя.

Уже пришел.

В глазах по-прежнему огонь, огонь и ничего, кроме огня. Но уже не жжет, не испепеляет мозг, а просто не дает видеть.

Какое это чудо — мир без боли!

— Гиза, мы его сделали? — спросил Флавий и уже понял, что да.

— Еще как, — раздался родной голос. — В лучших традициях.

— Традициях кого?

— Конечно же, истребителей демонов, — засмеялась девушка.

— Плохо звучит, — пробурчал Флавий и попытался подняться. Кто-то подхватил его за плечи и помог встать. — Надо подумать над названием.

Римлянин покачнулся и чуть не упал, но кто-то подставил ему плечо. Судя по фигуре — Николя. Значит, действительно обошлось... хотя... Близнеца жалко. Ну кто же знал, что у этого гада какая-то демонская штука с собой?

— Что с Жилем? — спросил Флавий, по-прежнему вслепую.

— Со мной все здорово, — раздался знакомый голос совсем рядом. — Это Ришар был… Ему досталось, не мне.

— Я сожалею... — пробубнил Флавий, готовясь выразить соболезнования. Но не успел.

— Да ладно, мужик, почти не больно, — ответил такой же, как у Жиля голос.

Ришар?

— Ришар?

— Да, я это, мужик. Газетный червь даже стрелять не умеет — ребро побил и все дела.

Флавий растянул пересохшие губы в улыбке.

Все удалось, дьявол подери. Все удалось.

Глава 4. Последнее пари

— Когда ты понял, что Лу Франкелен и Расчленитель — одно лицо?

— Ты сейчас будешь меня бить ногами, но сразу же, как подошел к зданию редакции. Оттуда просто смердело вонью.

— Ах ты негодник, — засмеялась Лези. — Значит, все оставшееся время просто изображал из себя сыщика?

— Нет, конечно. И украденные в муниципалитете документы, и газетные архивы — все это мне нужно было для сбора доказательств. Я ж не убийца, как он. Я судья и палач.

Гиза скептически фыркнула в ответ на столь неприкрытый пафос. Остальным было не до того, чтобы придираться к словам.

— Расскажи, интересно, — попросил Николя.

Вся компания сидела в кубрике полуразвалившейся яхты, стоявшей на третьем причале Портового района. Николя — гигант с нескладной фигурой, его подруга Лези — коротко стриженная азиатка, братья Жиль и Ришар (теперь их не перепутаешь, у Ришара рука на перевязи), сам Себастьян и тихоня Сол. Темнокожий снова залез в самый угол, только глаза поблескивали. И, наконец, виновники торжества, Флавий и Гиза — самая странная парочка, из появлявшихся в Марселе за последние годы.

Флавий — наполовину человек, наполовину машина. У него хрустальные глаза, в темноте горящие голубым. Ноги с мощными толчковыми элементами, по виду как у кузнечика, только стальные. Правая рука с огромным выкидным ножом. И целый ворох железа внутри. Силач Жиль попытался как-то поднять римлянина — не смог даже оторвать от земли. А ведь Флавий ниже него на полголовы и тоньше в обхвате.

Гиза — странноватая арабская девка, подруга Флавия. С виду — обычная девчонка, худенькая. Не очень-то и красивая, чем-то на раскосую Лези похожа. Волосы тоже стрижет коротко, но не настолько. Нормально, в общем-то, для бабы — до плеча. Короче, девка как девка. Но Себастьян помнил, с какой скоростью она бежала на демона. Никогда еще не видел такой прыти! Ну а то, как она проскочила под брюхом бестии и воткнула серебряный клинок прямо в чресла черному леопарду — и вовсе было, как на картинке в книжке-страшилке. Настолько же нереально и так же страшно.

«Покойся с миром», — произнес Николя, глядя, как корчится черное тело монстра, превращаясь в покалеченную, обожженную фигуру газетного барона. Собственно, заглавный потом и назвал парочку «успокоителями демонов». Видел, что им понравилось. Да и звучит лучше, чем «истребители».

Себастьян прислушался. Говорил Флавий, железный человек. Хотя сам себя он называл нгулу, и девушка тоже иногда. Что это значит — Себастьян не знал. Наверное, что-то страшное на языке демонов.

— Мне удалось стащить дело Ночного Расчленителя из муниципалитета. Слепому это несложно, вы понимаете, — улыбнулся римлянин. — Я внимательно изучил доклады городовых, и заметил: при каждом преступлении рядом обнаруживался хоть один, но клочок ткани. Дорогой ткани, не в каждой лавке найдешь. Тогда я еще не побывал в редакции, поэтому о том, кто может быть Расчленителем, лишь догадывался.

Ну а когда Гиза привела меня к молодому, хоро-о-о-ошенькому мальчику, — Флавий улыбнулся и хитро подмигнул подруге, — я тут же унюхал потустороннюю сущность. Это несложно, правда... я не знаю, как объяснить, но от него явно тянуло трупами.

Таким образом преступник был найден. Можно было, конечно, было грохнуть его на месте, но я не был уверен, что это вызовет понимание у горожан. И к тому же, мне не хотелось уподобляться этому зверю. Можно считать, что я про себя вызвал его на дуэль. Хотелось показать, что человек остается человеком, даже будучи нгулу, а вот зверь — и есть зверь, в какие тряпки не наряжай.

Незадолго до этого мы с Гизой наведались к лучшему в городе портному. По мне — так обычный портняжка, но у него действительно какие-то заоблачные цены. А значит, такой позер, как Лу Франкелен обязан одеваться именно у этого господина. Я попросил подобрать мне самую лучшую ткань — и конечно же, тут же получил в точности тот же сорт, который был описан в документах по делу Расчленителя. Позволил себе усомниться в модности этой ткани — и сам портной в два счета объяснил мне, как я не прав. Главным доводом в пользу покупки было то, что Сам Лу Франкелен одевается именно здесь.

Еще одна деталь — характер повреждений у жертв. Некоторым из них одним ударом клинка снесли голову, некоторых распотрошили острейшими кинжалами. Так утверждает толпа и говорит «Марсель Газетте». Но если посмотреть в результаты медицинских экспертиз, то станет ясно — раны нанесены острым изогнутым клинком всего лишь трех-четырех дюймов длиной. Но все раны рваные, с неровными краями, почти всегда в них следы кошачьего яда — токсина, заставляющего нанесенные раны воспаляться и долго болеть.

В случае с оторванными головами — они именно оторваны, а не отрублены. В общем, это куда больше похоже на клыки и зубы зверя, чем холодное оружие. И пусть мсье Лу Франкелен в своих листовках пишет, что угодно и придумывает каких угодно злодеев — официальные документы и также солидные газеты говорят правду. Жаль, что им уже почти никто не верит.

Ну а дальше — дело техники. Надо было брать мерзавца. Я сильно сомневался, что мы вдвоем с Гизой сможем выследить тварь достаточно быстро, а времени терять не хотелось. Поэтому я придумал эту дурацкую как там у вас… comedie с выслеживанием местных лихих людей. Вообще, я это придумал давно, с целью выяснить подробности всей этой марсельской чертовщины. Но когда понял, кто стоит за Расчленителем, то решил воспользоваться, так сказать, знакомством с вами, и… В общем, все что было нужно — это пара-другая хороших крепких, честных парней (ну и девушек, конечно, милая Лези), так или иначе способных помочь мне с демоном.

Остальное вы видели сами. О том, что демоны не любят свет — уж поверьте, мы с Гизой хорошо осведомлены.

— А серебро? — спросил Жиль. — Серебро-то тут причем?

— О, с серебром история другая, — засмеялся мужчина, его подруга тоже улыбнулась. — Представьте себе, неделю назад, когда мы... в общем, когда мы позаимствовали у одного из купцов немного денег на зализывание наших африканских ран, этот смелый человек в припадке ярости ткнул меня обеденной вилкой в плечо. Я думал что сдохну, боль была просто невыносимая. Да и метка осталась, вот...

Флавий повернулся правым плечом, и все присутствующие увидели три небольших черных точки.

— Поэтому я теперь обедаю исключительно стальным прибором.

— Погоди, — удивился Николя. — Так посему выходит, что ты тоже демон? Раз тебе плохо от яркого света и серебра, как и демону?

— Получается, что так, — кивнул римлянин. — Только мне от этого просто плохо, а демонам — смертельно плохо. И потом, я все-таки больше машина, смешанная с человеком при помощи колдовства. А демоны, когда в своем истинном облике, суть — чистейшее колдовство.

— Самая удивительная история, которую я когда-либо слышал, — резюмировал Николя. — Я думаю, нужно все-таки донести это до муниципалитета. Пусть горожане знают правду.

— Горожане узнают правду, Николя Суэ, — раздался голос откуда-то из угла. — Всем поднять руки и не двигаться. Как стреляет эта штука, вы видели. А я не Франкелен, промахов не делаю.

Себастьян повернул голову на голос. В углу кубрика, в тени, стоял почти невидимый мавританец Сол и держал в руке точь-в-точь такую же трубочку, какой ранили Ришара. Судя по твердой руке и упрямо блестящим черным глазам, Сол не шутил. И потом, куда это подевался его сипящий голос?

Куда пропала тварь бессловесная, робкий новичок? Теперь тут практически сам Архангел Гавриил. Решительный молодой человек — любого, кто шевельнется, в два мига в расход пустит.

— Через десять минут тут будет инспектор из муниципалитета с солдатами, поэтому советую не дергаться. Все члены бандитской группы арестованы. Вы двое, — рука мавританца повернулась в сторону Успокоителей, — тоже. За ограбление купца вышей гильдии Чиасена де Фри, а также за содействие бандитской группе, похищение арестованного, похищение служебных документов о расследовании, а также за убийство гражданина Лу Франкелена.

Чуть помедлив, чернокожий добавил:

— В эту чушь насчет демонов я ни капли не поверил. Если вас не повесят, в чем я сомневаюсь, вас ждет отделение для буйнопомешанных в тюрьме Иф.

— Был бы с нами, когда успокаивали этого твоего гражданина — поверил бы, — бросил Ришар.

— Молчать, я сказал! А то еще раз продырявлю.

— Предлагаю пари, — тихо и медленно произнес Флавий. — Я ставлю сорок монет на то, что когда сюда приедут твои дружки, они увидят только бездыханное тело своего темнокожего шпиона.

— Да что ты? — искривил пухлые губы в усмешке мавр. — Принимаю.

Себастьян затаил дыхание.

Да, было такое, когда-то он отнесся к Флавию очень скверно. Но что было — то было, и потом, кто старое помянет — тому глаз вон. В общем, давно это было, да и неправда. Сейчас ему римлянин нравился, а почто страдать хорошему человеку-то? Пусть всякие Франкелены страдают, да предатели черножопые.

А Флавий пусть со своей подругой демонов мочит. Доброе дело. Хорошее.

***

«Ну вот так всегда, обязательно найдется ублюдок, который все испортит».

— Да, плохо вышло. Это я виноват.

«Да ладно, чем же это?».

— Мне нужно было сразу под выстрел бросаться, а не пари заключать. Тогда бы этот несчастный Себастьян не полез геройствовать.

«Ага, самому, стало быть, геройствовать можно?»

— Меня так просто не убить, тебе ли не знать.

«Но пари ты выиграл».

— Выиграл. Мавританец мертв. Я и подумать не мог, что Жиль с такой скоростью ножи кидает, а то бы сам этого мерзавца достал. Шаг вперед — и автоклинок в грудь. Унесите. Но с кого теперь взыскать выигрыш?

«А муниципалитет на что? Это их шпион был».

— Хм... хорошая идея.

«Да чтоб ты без меня делал, милый».

14 мая 1804 г. Р. Х.

«Нуес де Марсель», криминальная сводка.

Гибель героя

Муниципалитет города Марселя с прискорбием сообщает, что сегодня при задержании преступника, известного как Ночной Расчленитель, погиб кадровый офицер криминального отдела муниципалитета Марселя, мсье Солари Зарнаву. Молодой провинциал из Туниса пал в неравном бою с легендарным человекоубийцей. Мсье Солари, уже смертельно раненый, поджег амбар, в котором он запер негодяя. Увы, из-за этого труп убийцы опознанию не подлежит. Пока ясно одно: Ночным Расчленителем был белый мужчина двадцати-двадцати трех лет, худощавого телосложения. Воистину, в тихом омуте...

Редакция газеты «Нуес де Марсель» выражает соболезнования друзьям и близким мсье Солари.

14 мая 1804 г. Р. Х.

«Ле Гет», раздел светских новостей

Странная кража

Сегодня весь бомонд города обсуждает странную кражу, которой подвергся многоуважаемый инспектор То из криминального отдела муниципалитета. Некто незамеченным прокрался к нему в служебный кабинет и похитил сорок серебряных монет римского казначейства.

Сам пострадавший в настоящее время кражу опровергает, заверяя, что упомянутую сумму он просто где-то потерял.

14 мая 1804 г. Р. Х.

«Марсель Газетте», передовица.

Полисмелы снова врут!

Из достоверных источников стало известно, что обнаруженный на набережной обожженный человек никак не может быть Расчленителем, сколько бы наш муниципалитет не бил себя в грудь. Расчленитель — садист невероятной физической силы, скорее всего, шести или даже семи футов ростом и огромной комплекции. Кому хочет запудрить мозг следствие, предъявляя в качестве Расчленителя какого-то задохлика, да еще наполовину поджаренного — неизвестно.

Наш постоянный криминальный корреспондент и уважаемый шеф-редактор Лу Франкелен начал собственное расследование этого случая, и мы с нетерпением ждем от него вестей, способных пролить свет на случившееся.

Не верьте муниципальным властям, они нагло вас обманывают!

Часть 3. Хозяйка крепости

Глава 1. Успокоители

— О чем размышляешь? — Флавий присел на кровать рядом со своей спутницей и стянул с глаз опостылевшую повязку. Они заперлись в выкупленной на время путешествия каюте, гостей не ждали, и маскарад был ни к чему.

— О странностях.

— Вот как? — сказал Флавий. Ему никаких странностей в глаза не бросалось. События в Африке, наделившие его самого полумеханическими телом, а подругу — способностью общаться на расстоянии, напрочь отбили у Флавия возможность удивляться. Всему, даже людям-зверям, раздирающим в клочья мирных обывателей.

Гиза перевернулась на другой бок, чтобы видеть Флавия. Вынула из-под подушки ладонь. Загнула один палец.

— Первое и основное, чему ты совершенно не придал значения: демоны могут быть не только в привычной нам форме, но и в виде людей-оборотней, которые днем люди, а ночью звери.

Флавий молча кивнул, а про себя согласился, что действительно, раньше такого рода демонов еще не встречал. В черном обличии — были. Были и големы, как туповатые нгуомба, так и смышленые нгулу. А вот людей-зверей Флавий с Гизой пока не наблюдали. Во всяком случае, до Марселя.

Вслух же ответил:

— Оборотень — хорошее слово, надо запомнить.

— Второе, — Гиза загнула второй палец. — Ты когда-нибудь видел подобное?

С этими словами девушка снова сунула руку под подушку и вынула уже знакомую Флавию трубку. Из такой ранили Ришара и убили Себастьяна. Очевидно, Гиза либо подобрала ее на пристани около трупа Расчленителя, либо незаметно умыкнула с места смерти черного Сола.

Флавий взял в руки странное оружие.

Основа — стальная трубка дюймов восьми длиной. Снизу с одной стороны к ней приделана деревянная рукоятка со спусковым крючком, наподобие арбалетной. Сверху был еще какой-то крюк, назначение которого осталось для Флавия неясным. Кончик крюка покоился на небольшом камешке, радом с которым темнело маленькое закопченное отверстие, ведущее внутрь трубки.

— Что это?

— Николя назвал эту штуку пистолем, и очень не хотел расставаться, — улыбнулась Гиза. — Но я ее выкупила у него за сто монет.

— Сто монет??? Ты с ума сошла? — если бы глаза Флавия могли стать еще круглее, они бы обязательно это сделали. — Я за такие деньги в Риме могу купить целый арсенал!

— Арсенал — это, конечно, хорошо, — задумчиво произнесла девушка. — Но там все понятно и скучно. А это, — Гиза показала на пистоль, — для нас с тобой совершенно новое оружие.

— Что значит «для нас с тобой»?

— А то и значит. О назначении пистолей хорошо знал Николя и, конечно же, мавританец Сол.

— Он тунисец, — автоматически поправил Флавий.

— Неважно. Такое же оружие было у Лу Франкелена. А пока ты ругался с инспектором То, я заметила в оружейном шкафу еще одну подобную прелесть. И не только ее. Была там еще одна, намного больше размером, с длиннющим таким стволом.

— То есть это означает... — начал догадываться Флавий.

— Именно! Огнестрельное оружие, как поведал Николя, уже давно не секрет даже в Марселе. Я уверена, что когда мы прибудем в Рим, у каждого постового на улице будет похожая стреляющая трубка.

— Абсолютно новое оружие появилось всего за четыре года нашего отсутствия... — пробормотал Флавий. — Невероятно.

Гиза смотрела на милого чуть презрительно, но одновременно и с нежностью. Как на дурачка, несущего полную чушь.

— Я что-то не то сказал?

— Нет, ты что-то не так понял, — объяснила девушка. — Никакое новое оружие, да еще столь необычное, не может появиться и быть принятым на вооружение в столь короткий срок. Твоя подружка-разведчица может тебе что-то подобное наболтать, но поверь, я тоже кое-что смыслю в оружии.

— Значит, — сделал вывод Флавий, проглотив шпильку про подружку, — твой пункт два — это не собственно оружие, а тот факт, что оно вдруг стало широко известно?

— Именно. Там же, в муниципалитете, я состроила глазки кое-кому из молоденьких офицеров, — Гиза скромно потупила взор, — прикинувшись романтичной дурочкой. Завела разговор о пистолях. И милый мальчик выложил мне, как на духу, что огнестрельное оружие родом с Востока, что в основе его работы лежит черный порошок — порох, что тот состоит из серы, селитры и толченого угля, что в Европе оно используется уже почти сорок лет, пройдя стадии фитильных, колесных и прочих запалов и ля-ля-ля-мальчик-рассказывает-о-своих-любимых-игрушках.

Флавий понял, что окончательно сходит с ума. Сорок лет огнестрельное оружие используется по всей Европе, а он, выпускник военной школы, о нем - ни слухом, ни духом. Пока он собрался посокрушаться на эту тему вслух, как Гиза объяснила, в чем нестыковка. Как умеет — коротко, ясно и невероятно:

— Кто-то меняет мир, Рэм. И по-моему, это мы с тобой.

Очевидно, лицо Флавия говорило само за себя, поэтому Гиза терпеливо, как маленькому ребенку, рассказала:

— Когда я была на том свете, кое-что из знаний тамошней Миландры попало мне в голову. Не спрашивай как, я сама не понимаю. Но я точно видела, что демоница неспроста так лояльно отнеслась к двум странным белым людям. Я подозреваю, что мы для нее — сложный, капризный и своевольный, но все же инструмент. Подземная Миландра знает, что история нашего мира искажена, неправильна, движется не в том направлении. Кто-то дернул нашу планету, сбил с истинного пути. Демоница называет это «колебанием маятника». Кто-то раскачивает этот мир, Флавий, а мы с тобой пытаемся противостоять этому.

«Успокоители демонов», — вспомнил Флавий фразу Николя, лидера воровской ячейки. Если заменить одно слово, то получится «успокоители мира». Или «успокоители маятника», что уже имеет вполне определенный физический смысл. И главное, согласуется с теорией Гизы.

Девушка между тем продолжала:

— Я не люблю быть пешкой в чьей-то игре, и на эту тему еще побеседую с нашей черной спасительницей. Но мы с тобой, действительно, как-то влияем на планету. Возможно — меняем на что-то новое. А может быть, наоборот, возвращаем в исходное состояние. Или путешествуем по изменяющимся мирам — вариантов много.

— Как-то сложно поверить, что два человека могут изменить мир, — усомнился римлянин, — но за неимением других объяснений происходящему, я пока с тобой соглашусь. Подумаем на эту тему позже, сейчас уже поздно. Только расскажи напоследок, милый хашшишин, как эта штука вообще работает?

Флавий протянул девушке пистоль. Когда дело касалось орудия убийства, Гиза, как профессионал, сходу понимала всю прелесть того или иного устройства умерщвления.

***

Столица мира приняла их без радушия. Может быть потому, что порт Остия, морская гавань Рима, был набит кораблями, как рыболовецкий трал сельдью, и был неспособен сразу принять очередных визитеров.

Большие и маленькие, паровые и парусные, стальные и деревянные — каких только судов не стояло у причалов. Даже на рейде выстроилась целая армада. По большей части это были огромные купеческие галеоны или тупоносые бронированные монстры военного мореходства. Только скромные габариты «Серебряной луны», да ее привилегированный статус курьерского суда позволили капитану корабля протиснуться сквозь строй плавучих гигантов, буквально растолкать очередь к причалу и, наконец, пришвартоваться.

Паровые машины, сжигающие уголь и нефть, закоптили небо Остии, когда-то морского курорта столицы. Сегодня таковым ее могли назвать только крачки, да прочие пернатые ворюги — над разгружающимися рыболовецкими судами парили тысячи птиц в надежде умыкнуть рыбешку пожирнее. А вот людям, и особенно незрячим, в городе-порту было очень тяжело. Если бы Флавий и в самом деле был слепцом, уже сто раз бы затоптали или столкнули в воду. Несмотря на Гизу под боком.

Люди неприветливы и даже хмуры, что очень странно для портового люда. Даже в Марселе с его бедственным положением — и то днем в порту слышались шутливые перебранки местной шпаны, веселенькие в силу подпития песенки матросов... в конце концов, представительницы древнейшей профессии не давали о себе забыть. А это ли не признак не замирающей жизни большого города?

Остия была другой. Сосредоточенной, озабоченной какими-то своими проблемами, оставляющей без внимания все, что не касалось насущных дел. Флавий по возможности окинул взглядом «слепых» глаз весь порт — и что-то такое шевельнулось в памяти. Но как шевельнулось, так и затихло. Римлянин, прибывший в Рим, не только чувствовал себя чужаком, но даже не мог понять, чем и как живут морские ворота столицы.

— Слишком много военных кораблей, — заметила Гиза. — На рейде четыре броненосных и куча помельче, в порту еще один. Еще пять видела на северной пристани, а уж сколько тут парусников крутится...

— Да, действительно, многовато, — согласился Флавий и дернул девушку за рукав, поворачивая в сторону господина, с важным видом дефилирующего по пристани. — Поспрашивай-ка. У тебя хорошо получается.

Арабеска упрямиться не стала. Включила «дурочку» и поволокла своего подопечного навстречу незнакомцу. Флавий переставлял ноги как можно суетливее , стараясь не особо выпадать из образа слепого муженька.

— Здоровья вам, господин! — еще не дойдя нескольких шагов до незнакомца во весь голос произнесла девушка, стараясь выглядеть как можно более провинциальной. Одетой в темные одежды арабке это нетрудно. Правда, женщины востока обычно не считают возможным первыми заговаривать с мужчинами, но бывают ведь исключения? Да здесь и не восток.

— И вам здравствия, уважаемая... уважаемые, — не очень приветливо, но вежливо произнес незнакомец. Он был немного полноват, но держал себя в отличной форме. Рукава просторной туники из атласа глубокого синего цвета скрывали могучие мышцы — это Флавий смог бы определить, даже не имея «сквозного зрения».

Больше всего этот господин походил на немолодого вояку, который скопил достаточно средств, чтобы вырваться из гарнизона отдаленной провинции, перебраться в Рим и завести свое дельце в столице. Флавий таких уважал.

— Не подскажете, уважаемый, — с поклоном спросила Гиза, — где мы с моим господином можем остановиться на постой? Мой господин потерял зрение и речь несколько лет назад, а я никогда не была в Столице мира.

— Мои соболезнования, — довольно сухо ответил незнакомец. — Если вы проездом, то не советую останавливаться в Остии, следуйте прямо в Рим. Здесь слишком много беженцев без гроша в кармане, и многие — весьма крутого нрава.

— Я не совсем понимаю...

— Что непонятного? — сверкнул из-под бровей собеседник. — Все бегут из провинций в столицу, как будто им тут медом намазано! Нет бы защищать свои земли с оружием в руках... Эй, краб сухопутный, куда тебя понесло? Сказал же, солонину и прочие копчености — в «Громовержца»!

Мужчина потерял всякий интерес к двум «беглецам» и полностью сосредоточился на управлении когортой портовых грузчиков, разом подваливших к сходням со своей ношей. Большая часть катила здоровенные бочки в полтора обхвата, остальные транспортировали какие-то очень тяжелые ящики — по два носильщика каждый.

«Похоже, Рим таки завел свою ржавую военную машину», — сделала вывод Гиза.

— Да, — согласился Флавий. — Где-то в провинциях сейчас жарко. Теперь понятно, почему столице было не до марсельского Расчленителя.

«Надеюсь, что хотя бы это — не последствия наших с тобой подвигов», — раздалось у него в голове в ответ.

— Не переоценивай себя, дорогая, — улыбнулся Флавий. — Оставь это мне. Кстати, а вот что это там волокут александрийские задохлики?

На пристань, изнемогая от невероятной тяжести, ступила группа грузчиков-египтян, тянущих за собой странную штуку. Флавий никогда не видел ничего подобного: тележка на четырех колесах (передние больше, задние меньше), на ней деревянная кафедра, а сверху — поваленным бревном лежит большая металлическая труба. Спереди ее зев распахнут непроглядной чернотой, а сзади труба наглухо заделана., По прикидкам римлянина, если судить по прогибающимся под колесами доскам пирса, вся конструкция весила не менее двадцати-тридцати талантов.

— Орудие ставим здесь, оно пойдет на «Андромеду», — скомандовал их давешний собеседник. — Дьявол разбери, где эти олухи из стражи? Почему без охраны?

Гиза уважительно покивала головой, а Флавий даже присвистнул. Очевидно, перед ними был очень большой пистоль. И если маленький марсельский тезка со стволом в полдюйма толщиной смог одним выстрелом уложить беднягу Себастьяна, то на что же способна эта штука?

Флавий и Гиза настолько беззастенчиво пялились на орудие, что здоровяк-распорядитель тут же это заметил.

— Эй, арабка, нечего глазеть! — прикрикнул тот, — Забирай своего покалеченного, и убирайтесь в город. Эта пристань закрыта под загрузку.

«Какой все-таки невежливый тип», — констатировала девушка, и в ее тоне Флавий заметил нехорошие нотки.

— Нет-нет, пожалуйста, не надо учить его манерам, — спохватился римлянин, хватая арабеску за руку. — Будем пока тихими и незаметными. Я хочу понять, что тут произошло за время нашего отсутствия. И лучше не светиться раньше времени.

«Тогда тебе неплохо бы переодеться, осторожный ты мой. На тебя половина пристани глазеет».

Действительно, там и сям грузчики и приказчики, не занятые работой, разглядывали странную парочку — закутанную в темную ткань хрупкую женщину восточного вида и слепого детину, наоборот, щеголяющего ослепительно белыми одеждами.

По Тибру удалось подняться только к закату. Забитая до отказа восточная пристань малых кораблей в северном Фумичино по-прежнему поражала обилием лодок и катеров, но ни на одном из них не было ни души. Как будто все суда вдруг превратились в корабли-призраки.

Полчаса тщательных поисков увенчались успехом, и им удалось таки найти корабль с экипажем. Да и то, что корабль, что экипаж — скажем так, не впечатляли. Плохенькая паровая лоханка с единственным кочегаром. Хоть малый и швырял в печь уголь изо всех сил, катер все равно еле-еще расталкивал водную гладь.

Обычно на путь вверх по реке уходило не более двух-двух с половиной часов, но сегодня же эта никудышная лодка под управлением пожилого кормчего везла Флавия до центра города с полудня до четырех. Несколько раз они уходили с фарватера и разве что не прижимались к берегу — вниз по реке на всех парах стучали малые военные корабли: курьерские, офицерские, интендантские и прочие.

— С чего такая сутолока? — поинтересовался Флавий у шкипера, второго и последнего члена экипажа.

Старый моряк, доживающий свои деньки речным извозом, удивленно поднял брови.

— Да разве господин не знает? Уже скоро полгода как Трансильвания с Валахией огнем пылают. Война там.

***

Рим не знал войн и восстаний четверть тысячелетия. Ну не называть же войнами редкие пограничные стычки или своеволие вождей отдаленных варварских племен? Если там и доходило до крови, то мятеж или вторжение подавлялось быстро и жестоко — никакая армия этого мира не могла противостоять мощи римской военной машины.

И вот — кровавые мятежи в Трансильвании и Валахии. Что именно там произошло — выведать не удалось, старик-шкипер и сам толком ничего не знал. Мол, так и так, ходят слухи о страшных злодеяниях в Малом Риме²¹. Глупость, конечно. Пару мятежей утопят в крови легионы пограничной стражи, не будет из-за этого Рим расконсервировать свою армию.

Столица мира изменилась. Она по-прежнему горделиво протыкала небо шпилями соборов, на улицах было полно разряженной в пух и прах знатной публики, а цены в закусочных могли вызвать приступ паники даже у богатея. Но все же это был не тот Рим. Никогда еще на улицах Вечного города не расхаживали патрули в полном боевом облачении, никогда еще в храмах не открывали сбор пожертвований на военные цели. Наконец, никогда еще на улицах Рима не появлялись вербовочные пункты. Мимо одного из таких Флавий и Гиза как раз и проходили, когда всезрячие глаза римлянина разглядели просто неприличное количество людей и металла в одном месте. Флавий насчитал человек тридцать, двое из которых стояли обособленно и что-то вдохновенно вещали.

Флавий заинтересовался, потянул за собой поводыря. Вместе с Гизой он миновал арку в ограде и вышел на хорошо прибранный дворик. Внутри расположилась вербовочная точка. По сравнению с богатством и роскошью города рекрутский пункт выглядел нелепо: на сбитом за полчаса помосте стояли два ряженых в парадные шмотки легионера (Флавий знал, что более неудобного и неэффективного облачения для воина просто не придумано), а рядом с ними, на такой же быстросборной кафедре, покоились шесть талантов высшей машинной инженерии. Флавий улыбнулся этому произведению военного искусства, хотя воспоминания оно у него вызвало не самые радужные.

Циркулий. Начищенный до блеска, во всем своем техническом великолепии. Тот самый боевой доспех циркулиста, еще семь лет назад диковинка, а сейчас — законченное, прекрасное и смертоносное оружие. Хотя теперь оно и выглядело несколько необычно.

Режущий диск ныне крепился на выдвижной трубе — его зона поражения таким образом увеличилась в два-три раза. Сам доспех приобрел полную пластинчато-сегментарную защиту, грудь циркулиста прикрывал мощный нагрудник, а шлем превратился в совершенно глухой бронеколпак. Никаких кольчужных хауберков — только идеально подогнанные стальные пластины, плечевые шарниры и усиленные поручни, на левом — небольшой щит-раскладушка. И наконец — силовой модуль на спине, удивительно компактный. Неужели мастера-оружейники смогли втиснуть в такой небольшой объем достаточное количество сжатого воздуха?

— Итак, ребята, я еще раз повторяю — у нас, как видите, есть все, чтобы надрать вражинам задницы, — вдохновенно вещал один из рекрутеров, повыше ростом. — С такой экипировкой один наш стоит сотен валахов! Скажу вам по секрету, нашу циркулий-пехоту уже называют лесорубами, и правильно, дьявол разбери! Я лично жду не дождусь, когда смогу пройтись сквозь строй этой деревенщины, оставив за собой кровавую просеку! Но одному мне скучно, поэтому нам и нужны такие парни как вы — решительные, не склонные к сантиментам, жестокие к врагу и полные сострадания к нашей великой Родине!

Второй вербовщик, низенький, крепкий парень, пока помалкивал. Кроме роста и телосложения, от напарника его отличала стальная полумаска, закрывающая верхнюю часть лица. Тоже карнавал, по большому счету. Такие были в свое время у легатов преторианского легиона, а родословную свою они ведут аж с противостояния в Британии. Смотрится эпатажно, но очень неудобно в бою. Хуже только глухой шлем.

«Ностальгия?» — шепнула Гиза.

— Да. Смешанная с благодарностью.

«Благодарностью за что?»

— Благодаря проигранному поединку на циркулиях я нашел тебя.

«Ах, да... помню-помню. Был какой-то там парень, который притопил тебя в болоте. То ли Гай Юлий, то ли Гай Аврелий...

На самом деле Гай Август. Былой сокурсник Флавия, приверженец войны механизмов. В чем-то очень одаренный молодой человек, неглупый и даже харизматичный. Решительный, очень сильный. Помнится, он спокойно двигался, стоя по пояс в болотной жиже и неся на себе почти четыре таланта железа.

Пока Флавий вспоминал такую недавнюю, но такую бесконечно далекую финальную схватку в Школе трибунов Сант-Элия, рекрут объявил подписку на вступление в ряды циркулий-пехоты. Формальная часть представления закончилась, народ получил возможность посмотреть на чудо-доспех поближе. Наиболее смелые шевелили «руками» доспеха, трогали чудовищный дисковый резак, проверяли мягкость хода в сочленениях.

А Флавий еще раз прокручивал в памяти тот момент, когда в момент триумфа проклятый воздушный клапан забился мучной пылью и лишил его заслуженной победы.

«Флавий, к нам идут».

Римлянин вздрогнул, возвращаясь к реальности. Хотел было резко дернуться навстречу гостям, но тут же вспомнил о своей «слепоте», и вместо этого просто неторопливо развернулся. Как будто подставляя лицо свежему ветру. Гиза старательно сыграла свою роль, подхватив «незрячего супруга» за локоть и повернув к подошедшему.

Это был второй рекрутер. Невысокий, но очень плотный крепыш в полумаске.

— Я знал, что мы с тобой еще встретимся, Рэм Флавий Александр, — произнес воин, и Флавий вздрогнул. Холодная волна воспоминаний снова окатила римлянина, но он ощутил тепло ладони арабески — и волна отхлынула.

— Здравствуй, Гай Август. Давно тебя не слышал, — Флавий улыбнулся уголком губ. — Могу сказать и «видел», но теперь это уже неважно.

Флавий коснулся рукой своей повязки.

— Забавно, Рэм Флавий, в самом деле.

— Забавно?

— Ну да. Я вот думал, что проиграв тебе финальный бой, наложу на себя руки с обиды, — Гай Август скривил гримасу, из-за неподвижной полумаски особенно страшную. — Не мог даже думать, что тебе теперь сладкая должность, а мне муштра и дальний гарнизон. А видишь как выпало — оба мы, считай, уже списаны. Два калеки — кому теперь нужны? И зачем, вообще все эти дурацкие финальные схватки, я спрашиваю?

Флавий удивленно смотрел на спятившего циркулиста. О какой еще победе Флавия тот говорит? Ведь тогда победил именно Гай Август!

Но тот продолжил, не давая Флавию вставить и слова:

— Видишь, все равно у нас с тобой оказалась одна судьба. Две горошины из стручка под названием Сант-Элия. И похожи, как две горошины. Если бы ты мог видеть, ты бы понял, что я избежал твоей участи лишь благодаря случаю.

Крепыш хотел было приподнять полумаску и даже тронул ее рукой, но передумал. Отдернул пальцы от металла, словно обжегся.

— Ты у нас по-прежнему приверженец греческих традиций — других одежд, кроме белых, не носишь и вино без воды не пьешь? — поинтересовался циркулист. — Я тут знаю одно местечко неплохое, там как раз все по-твоему разбавляют. Можем посидеть, поговорить...

— Пошли в твое местечко, — согласился Флавий. — Я давно не был в Риме, расскажешь что у вас тут...

Из головы не выходила фраза Гая Августа про его, Флавия, победу в финальной схватке. Очень интересно. Неужели тоже последствия «успокоения мира»? Опять шалит Маятник?

***

Флавий допил стакан и повернулся к былому сопернику.

— Рассказывай, что тут у вас. Можешь начать с того момента, как мы с тобой виделись в последний раз.

Гай Август нахмурился. Видно, история с финальной схваткой до сих пор была для него неприятна.

— Да что рассказывать-то? Все просто. Как только меня твоими стараниями определили в младшие трибуны, сразу как-то все поехало не так, — циркулист кисло улыбнулся. — Как будто на небесах, в высшей канцелярии, дела наперекосяк пошли. Сначала направили в Британию. Видать, чтобы пообтерся. Да ты знаешь, что на этих сраных островах никогда ничего не происходит. Туда новичков частенько шлют — чтоб легионную скуку познали в полной мере.

Полтора года кантовался там. Затем свершилось чудо, и что-то произошло на одном из северо-западных островов. Нас бросили туда, и только когда мы высадились с кораблей, стало известно, что вся эта местность признала себя независимой от Рима и провозгласила у себя какую-то то ли игландскую, то ли инландскую республику. В общем, пришлось гонять этих фермеров от деревни к деревне, и так — полгода. Потом нас сменили Северный и сорок второй Датский легионы — они как раз возвращались со Скандинавии, в Британии у них перегруппировка. Нас отослали обратно на континент, еще полгода слонялись там, пока не добрались до Германии, а уж там и узнали, что в Валахии нечисто.

В общем, народ и до этого слухи ловил, а когда нас срочно затребовали в Риме, стало ясно — дела у святош идут так себе. Если уж нас, зеленых юнцов, перебрасывают на подавление какого-то там мятежа, значит и не мятеж это вовсе, а самая что ни на есть мясорубка.

— Погоди-погоди, — прервал рассказчика Флавий. — Получается, что бунту в Валахии уже лет пять?

— Получается, что так, — согласился Гай Август. — Только первые четыре из них Рим делал хорошую мину и пытался обойтись малой кровью. Долбаные святоши! Яснее ясного, что нужно было сразу же бить во всю силу! Столько ребят положили зря... И покалечили уйму. Мне вот тоже... досталось. Чудом глаза сохранил, а все что вокруг сожгло к дьяволу...

Циркулист махнул рукой и в пару глотков прикончил содержимое своего стакана.

— Короче говоря, что-то там непонятное в этой Валахии, — продолжил Гай Август. — Вроде как мы их трижды в клочья разносили, а откуда не возьмись там снова армии вырастают! Причем... Ты знаешь, я тут уже не уверен, но...

Гай Август обернулся вокруг, словно пытаясь выцепить взором возможных соглядатаев.

— ... но мне кажется, что в следующем бою я узнавал многих из тех, кого положил в предыдущем! Не иначе, брат за брата. Ой как тяжко с кровниками сражаться...

Гиза с Флавием насторожились. О том, что может означать появление на поле боя уже однажды убитого — они знали. Колдуны африканского племени ангола умели оживлять павших, и давать им своеобразное посмертие на этом свете. Б-р-р-р... Даже вспоминать не хочется.

«Спроси насчет силы каждой новой волны атакующих», — подсказала девушка.

— Скажи, а не было так, что каждая следующая волна была покруче предыдущей? — поинтересовался у рассказчика Флавий.

— Да, а ты откуда знаешь? — удивился тот. — Действительно, так и было! Если первые их отряды мы просто раскололи, раздробили и повязали, то уже следующие пришлось выкашивать под ноль. А потом и вовсе уже приходилось заливать гречанкой и кровью. Оттого и завязли. Сначала просто встали, а потом такие потери пошли... Нет, мы их били, конечно, но людей стало уже не хватать. Отправлять корпуса туда по суше очень долго, а по морю — неудобно.

— А что такого неудобного-то? — удивился Флавий. — Через Босфор в Гостеприимное²², а там до Валахии рукой подать.

— Дык не в самой Валахии заварушка-то, — скорчил под маской кислую гримасу Гай Август. — Бои сейчас уже, почитай, в Трансильвании. Мы их до предгорий Карпат загнали, а дальше никак. Букурешть и Тырговище взяли, западные притоки Дуная тоже наши. Но дальше на северо-запад — ни-ни. Горы, проклятые, мешают... Вот, ждем альпийские легионы. Говорят, самих эдельвейцев к нам направили. Уж этим-то горным козлам никакие Карпаты нипочем.

Флавий призадумался. Получалось, что вся мощь экспедиционных легионов Рима превратилась в ничто, если уж какие-то там предгорья смогли остановить закованную в сталь римскую длань на подступах к Трансильвании. Да еще против скверно обученных и слабо вооруженных местных крестьян.

Этого не может быть, потому что не может быть никогда, сделал для себя вывод Флавий. И кроме того, в носу у нгулу засвербело знакомое уже по Марселю чувство. Сначала он ощутил его, когда они с Гизой вступили на италийскую землю, и вот — снова.

Флавий тщательно представил себе образ девушки и мысленно произнес:

«В Трансильвании творится что-то, похожее на Марсель. Только масштаб шире».

«Согласна. Думаю, в Риме нам делать особо нечего».

«Да. Берем корабль — и в Валахию. Буквально завтра же».

На сей раз сразу несколько древних божеств предали Флавия. Фортуна просто куда-то исчезла, а три Фаты — богини судьбы, наоборот, присмотрелись к Флавию повнимательнее. Проклятые старухи-ткачихи посчитали, что ткань его судьбы сейчас должна быть как можно более узловатой. И завязали очередной узелок.

Что за узелок, стало ясно, когда в трактир в строгом порядке и почти бесшумно просочилась целая декада хорошо вооруженных солдат в серой униформе. В руках каждого — пневматический арбалет, и все оружие направлено на троицу за самым дальним столиком.

В помещении воцарилась тишина. Лица всех посетителей стали серее, чем мундиры незваных гостей. Кое-кто из обедающих забыл убрать стакан ото рта, и теперь разведенное вино стекало по подбородку растяпы. За стойкой что-то звякнуло — приемщик заказов уронил на пол пригоршню монет.

Снова раздался скрип двери, и в зал вошел командир отряда. Точно такой же воин в серой одежде, разве что без арбалета. Зато на боку у него зоркие глаза римлянина разглядели тот самый огнестрельный пистоль — оружие, с невероятной силой метающее маленькие кусочки железа. Из того, что успела узнать об этом оружии Гиза, следовало, что пистоли навылет пробивают абсолютно любую броню, даже под острым углом.

Командир вышел на середину зала, словно толкая перед собой незримую стену — и посетители, и солдаты стремились как можно быстрее освободить дорогу этому человеку. Абсолютно невзрачному, но оттого и пугающему. Даже тренированная убийца Гиза, как ощутил Флавий, робеет перед этой странной фигурой.

Воин оглядел весь зал, останавливаясь на каждом посетителе и заглядывая в каждый закуток. Пронзил взглядом Флавия и Гизу. Стоящего между ними Гая Августа словно и не заметил.

— Волей Святого престола и силою Ордена Воздаяния приказываю Рэму Флавию Александру и Гизаде Арбанадан аль Саджах следовать с нами. Оружия не вынимать, попыток бегства не предпринимать — будете уничтожены на месте.

Подтверждение этих слов было в руках солдат. Пневматический арбалет бьет не так тихо как, обычный, но с убийственной мощью. Флавий не сомневался, что каждый из воинов в сером в совершенстве обращается со своим оружием. Да и командира с пистолем тоже следовало учитывать.

«Пожалуй, не сейчас», — мысленно шепнула Гиза, призывая Флавия повременить с попыткой бегства.

Он согласился.

***

Гиза смотрела на могучего, ростом выше Флавия, воина, восседающего на простом деревянном германском стуле. Воин был одет так же, как и остальные служители Ордена — в свободного покроя серую форму, перетянутую на поясе ремнем. Грудь прикрывал кожаный нагрудник, но это скорее был элемент декора, нежели броня: слишком уж тонка была эта кожа, чтобы служить надежной защитой.

Военный был немолод, явно старше и Флавия, и Гизы, которая рождением на шесть лет опередила своего спутника. Наобум ему можно было дать лет сорок или около того. Виски, когда-то светло-русые, теперь стали белее снега, лоб избороздили глубокие морщины. Льдистые светло-голубые глаза, казалось, смотрят сквозь собеседника. Пальцы рук, сейчас лежащие на поручнях стула, загрубели и даже приобрели старческую желтизну. И только могучая фигура сохранила стать полного сил воина.

— Здравствуй, Гизада, — заговорил человек в сером. — Здравствуй и ты, Рэм Флавий Александр. Давно хотел с тобой познакомиться.

Девушка промолчала, а Флавий все же нашел силы огрызнуться:

— А я с тобой знакомиться не собирался.

Фигура в сером усмехнулась:

— А со мной вообще мало кто из людей по своей воле знакомится. Или мне уже не следует называть тебя человеком?

Флавий дернулся. Неужели этот серый в курсе их похождений в Африке?

— Принцесса аль Саджах вправе затаить на меня обиду, — спокойно сказал воин. — Она сдала мне крепость хашшишинов и впоследствии верно служила вновь образованному Ордену Воздаяния, а в ответ получила предательство — мне приказали ее убить.

Мужчина поджал губы и продолжил:

— Я нарушил приказ и дал ей уйти, организовав это, как побег.

— Ты врешь, Безымянный, — крикнула Гиза. — Я сама слышала, как ты приказывал своим псам убрать меня!

— Я знал, что ты меня слышишь, принцесса, — улыбнулся тот, кого девушка назвала Безымянным. — Не я ли тебе в свое время показывал слуховое окошко в зале Совета ордена? Только забыл сказать, что любой, кто добирается до этого окошка, своим весом нажимает на хитрую плиту — и прямо под ним чуть-чуть выдвигается со своего места один из кусочков стены. Немного, но тому, кто знает, куда смотреть, достаточно...

— Все равно не верю, — оборвала Гиза. — Ты мог бы предупредить меня. И я бы ушла сама.

— Меня не устраивало такое прощание, и хватит на этом, — закрыл тему воин. — Мои чувства оставь мне. Ты их все равно не оценила тогда, и не оценишь теперь.

Гиза презрительно поджала губы, а Флавий вспомнил один из эпизодов из ее рассказа о прошлом. Стало быть, человек в серых одеждах — и есть тот самый легендарный Вождь? Лидер Ордена Воздаяния, меч и щит Святого Престола?

— Теперь поговорим с тобой, Рэм Флавий.

— Беседа может оказаться монологом, — заметил Флавий.

— Со мной, воин, — заметил глава Ордена, — либо разговаривают без утайки, либо говорят даже больше, чем знают. Впрочем... После того, что произошло с тобой в Африке, ты можешь и не бояться боли.

Флавий еще раз дернулся. Откуда Вождь знает о тех миллиардах лет боли, которыми безжалостная демоница терзала римлянина, расчленяя его тело?

— Я знаю, что с тобой сделали, Рэм Флавий. Когда мы три года назад вырезали остатки колдовских порослей в племени чокве (вы ошибочно называете его ангола), мы не раз сталкивались с людьми, которые были наполовину машинами. По-моему, их называют нгумба, или нумба...

— Нгуомба, — поправил Флавий. — А еще есть нгулу. Кто поумнее. Я как раз из них.

— Да, тебе мозги сохранили, — кивнул Вождь, и Флавий ощутил себя ослом: конечно же, лидер Ордена отлично знал и то, как называются типы големов, и чем эти типы друг от друга отличаются. — Ведь если бы их у тебя не было, ты бы не смог так лихо очистить Марсель от Расчленителя. Признаться, это очень меня впечатлило.

Гиза не выдержала:

— А нас впечатлило жгучее желание Рима оградить своих подданных в Марселе от этого ужаса. Сколько смертей произошло из-за вашей нерасторопности? Десять? Двадцать? Сорок?

Вождь молча посмотрел на арабеску, и та замолчала. Лишь громко стучало сердце восточной воительницы, и с трудом сдерживаемая глубоко наполняла ее грудь. Воистину, если бы не молчаливая стража с арбалетами, Гиза уже летела бы навстречу Вождю смертоносным шквалом.

— Мои люди прибыли в Марсель на второй день после вашего отплытия, — спокойно объяснил Вождь. — Через них я узнал, что спустя четыре года вы все-таки явились из небытия. В Африке вы погасили одну червоточину, терзающую наш мир, но таких червоточин больше, и далеко не все из них настолько очевидны, как деяния шаманов какого-то там отсталого племени, дорвавшиеся до управлениями демонами. Есть и более мерзкие проявления изменяемого мира.

«Он тоже говорит об изменениях мира», — подумала Гиза. Впрочем, Флавий понял это и без подсказки.

— Например, — продолжил Вождь, — предательство внутри самого Совета магистров. С этим мы, слава Господу, справились. Я лично обезглавил и распустил Мировую Обсерваторию, лидеры которой решили, что вправе идти в обход воли Престола и преследовать свои собственные цели. Ваши прекрасные наниматели, скажу я вам, как и несчастный африканский колдун, откуда-то получили тайные знания. В данном случае, власть над силой Электро. Мгновенная связь, пыточные камеры, жезлы-молниеносцы... Все это теперь принадлежит Престолу, а не шайке дорвавшихся до чудес фанатиков.

— Потом, — продолжил Вождь, — тот самый несчастный газетер. Тоже червоточина, на этот раз породившая ужасное существо. Днем оно добропорядочный деловой человек, а ночью — кровожадный убийца-расчленитель. Честно говоря, даже не знаю, как это вообще можно назвать.

— Оборотень, — подсказал Флавий.

— Хорошее слово. Пусть будет оборотень, — согласился глава Ордена. — С ним справились вы, и достаточно легко. Я бы сказал, играючи.

— Можно подумать, ты это видел, — буркнула Гиза.

— Да, видел. Не самолично, конечно же. Если твой спутник действительно нгулу, он сейчас поднапряжет свои мозги и скажет, кто был моими глазами в Марселе.

— Чернокожий Сол? — предположила девушка.

Вождь лишь улыбнулся и покачал головой. Выжидающе посмотрел на Флавия.

— Ну а ты как думаешь, Рэм Флавий Александр?

— Да что тут думать... Ежик, конечно. Никуда она со службы Рима и не уходила.

Вождь кивнул.

— Конечно же, Лиза Карат. Очень талантливая девочка. Сейчас занимается революционными брожениями среди галлийских подданных. Я думаю, вы и сами заметили, что их пресловутая «ячейка» — нечто большее, чем обычная портовая банда. Я не вижу в этих новомодных коммунах ничего страшного, но лишь до тех пор, пока их деятельность будет под контролем Рима.

— Рима или Вождя? — ехидно спросила Гиза.

— И под моим лично, я себя от государства не отделяю. Но вас это никак не касается. Вы вообще — сами по себе вот уже четыре года. Думаю, уже догадались о своем предназначении. Так?

Вождь замолчал, вопросительно глядя на своих то ли пленников, то ли гостей. Судя по арбалетчикам — пленников. Судя по течению беседы — скорее гостей.

«Думаю, он знает про Успокоителей», — бросила мысль Гиза.

Флавий не умел настолько свободно пользоваться мыслеречью, поэтому секунд пять собирал перед глазами образ своей спутницы, и лишь потом мысленно согласился и добавил:

«Более того, я уверен, что таких, как мы, у него много».

«Не уверена, но опровергнуть не могу».

«Я могу уточнить».

Флавий поднял голову и открыто спросил:

— Есть ли еще кто-то, кроме нас, из числа успокаивающих Маятник?

Вождь ничуть не удивился вопросу.

— Если ты про эти дьявольские козни, то да. Конечно. Например, я.

— А еще?

— Из тех, кто напрямую меняет мир — нет. Во всяком случае, я о них не знаю. Но есть те, кто своей природой противится искажению мира. Ты боишься конкуренции?

— Как бы под ногами не мешались, — улыбнулся Флавий. Впервые за весь разговор.

— Я понимаю, почему Гиза осталась равнодушна ко мне и выбрала тебя, Рэм Флавий, — с показной грустью в голосе признался Вождь. — Ты готов умереть, но спасти мир.

— А ты?

Вождь ничего не ответил. Лишь дал знак караулу, и под бдительным конвоем вооруженных солдат Гиза и Флавий покинули резиденцию Безымянного.

Глава 2. Снова на службе

Каждый день Вождь начинал, изучая новейшие хроники в когда-то имперской библиотеке, а теперь — Святом хранилище знаний. Еще вчера один и тот же пергамент говорил одно, а сегодня — совсем другое. Еще месяц назад Баския была очередной «горячей точкой», а сегодня там тишь и благодать, сонные послеполуденные сиесты и тоска смертная. Зато на севере самопровозглашенной Ирландской республики горят дома, и местные радикалы грабят римские военные склады.

Это сводило с ума, приносило бессонные ночи и дикую головную боль по вечерам. Это сделало Вождя почти безумцем — он зачастую не мог понять, в какой реальности сейчас находится. Но чем дальше поток времени относил его от очередного возмущения, тем более прозрачными становились картинки истории прежней, и большую реальность приобретала история вновь сотворенная.

И вот, свежие новости из Валахии, в очередной раз переписанные иными силами, принесли Вождю, наконец, зачатки понимания того, как можно остановить это безумие. Как успокоить мир. При этом он чувствовал, что мир может и не вернуться к «правильному» состоянию, но появится хоть какая-то стабильность, хоть какой-то плацдарм для дальнейших исследований. И так вовремя Флавий и Гиза вернулись в Рим. Так вовремя...

Нет, они, определенно, суть подарок Божий, вложенный в руки Вождя. С этими двумя фигурами он покончит с ненавистным расслоением мира... Он перекроит образ планеты в тот, каким он и должен быть. У Вождя был в запасе тот самый якорь, которым он зацепится за правильный мир. Осталось только связать его с противонаправленной силой. И тогда эта сила сама вернет мир туда, где ему положено находиться.

— Рассаживайтесь.

Вождь занял свой простенький стул и пригласил гостей последовать примеру. Потом представил их друг другу.

— Мариус Рыдой, наши глаза и уши в Трансильвании, — Вождь кивнул в сторону персоны, занявшей место напротив Флавия и Гизы.

Гость привстал с дивана и поклонился.

Это был высокий и довольно молодой человек с короткими темно-русыми волосами и приятным, но немного наивным лицом взрослого мальчишки. Он был вооружен — на приеме у Вождя было непринято обезоруживать гостей. Справа на поясе покоился короткий кинжал, а слева был пристегнут очень узкий, прямой и невероятно длинный клинок. Флавий даже представить себе не мог, как таким оружием можно хоть как-то сражаться.

Необычно выглядела и одежда гостя из Трансильвании. Просторные, даже мешковатые штаны из тонкой ткани, сапоги с отворотами, жакетка с пышным жабо, прижимающая просторную сорочку с вышитыми рукавами, и наконец, огромная широкополая шляпа. Ее он, впрочем, снял и положил на пол рядом с собой. Все, вплоть до кожаных сапог, на госте было насыщенного темно-красного цвета.

— Очень приятно, — поклонился и Флавий. Гиза ограничилась кивком.

— А это, — Вождь перевел взгляд на молодую пару, — Рэм Флавий, бывший старший трибун армии Рима, и его спутница, Гизада аль Саджах. Тоже, в какой-то мере, наши глаза и уши.

Вождь улыбнулся и добавил:

— Правда, с некоторых пор они еще и наши сильные руки и умные головы.

— М-мне очень п-приятно познак-комиться с-с с вами, — произнес трансильванец, сильно заикаясь. — Уже м-много н-наслышан от В-вождя о ваших стараниях и ум-мениях.

Кроме дефекта дикции у него обнаружился еще хорошо заметный северо-восточный акцент.

— В целом каждый из вас уже знает, что вам предстоит, — сказал Вождь, обращаясь ко всем сразу. — Ваша задача - тайно проникнуть в Прикарпатье, обнаружить источник трансильванского восстания и высушить его. И вы, уважаемые Флавий и Гиза, и вы, господин Рыдой, уже имеете опыт успокоения.

Флавий напрягся. Еще вчера Вождь говорил, что он не знает других Успокоителей, кроме них с Гизой и себя самого. Может быть, этот заика — из тех, кто «содействует»?

— Я бы н-не назвал свои скромные с-старания оп... оп... оп-пытом, — скромно заметил трансильванец. — И потом, м-мотивом моих с-скромных стараний были и л-личные ин-нтересы.

— Неважно, — отмахнулся Вождь. — Даже если для вашего выживания необходима стабильность в регионе, и вы неоднократно успокаивали волнения только из своих личных нужд, вы не перестаете быть нашими союзниками.

Мариус Рыдой кивнул, соглашаясь. А глава Ордена тем временем продолжил:

— Итак, господа, ваша цель. Позвольте, я покажу ее наглядно. Прислуга, карту!

Секунд через пять в зал вошли два человека — каждый нес по тубусу. Вытащить, размотать размеченное и пришпилить его к стене не заняло много времени. Вождь встал с места и подошел к бумажному прямоугольнику. Рукой провел неровную черту по Карпатам.

— Тут пролегает граница между Трансильванией и Валахией, — прокомментировал он. — Граница очень условная, но в то же время ясная, поскольку проходит по горному хребту. Но нас она не интересует... К северу от центра объединенной провинции Романия — городка Букурешть — расположено графство Бузэу. Его название произошло от местной реки, берущей начало в горном массиве. Горы отделяют равнины Валахии от долин Трансильвании.

Рука Вождя поочередно очертила пределы провинций.

— По данным господина Рыдого, управление восстанием ведется именно отсюда, — Вождь положил ладонь на указанную область, — и скорее всего, из какого-то относительно крупного города. Деревенька Бузэу на одноименной реке — не подходит, слишком мелкая. К тому же, она с той стороны гор, которую мы контролируем. Скорее всего, это или город Брашóв, или соседствующие с ним Бран с Фэгэрашем.

— Я д-двумя руками з-за Б-брашов, — подал голос трансильванец.

— Я тоже думаю, что центр сопротивления именно там, — согласился Вождь.

Гиза хмыкнула и озвучила мысль, которая буквально секунду назад посетила и Флавия.

— Но если вам все понятно с точностью до города, то что мешает сравнять его с землей?

Вождь понимающе кивнул.

— Собственно, почти ничего. От места расположения наших передовых легионов до Брашова буквально неделя ходу.

— И?

— Что «и»? — повысил голос глава Ордена.

— Что вам мешает послать туда ударную группу и покончить с восстанием? — спокойно спросила девушка.

Ответил гость из Трансильвании.

— Между г-градом Т-тырговище и рекой Б-бузэу, единственные в-входы на п-перевалы через горы Б-бранчек — н-на град Брашов. Эти п-перевалы н-неприступны и н-непроходимы последние п-полгода. Их очень легко удерживать м-малыми силами.

— И что? — на этот раз спросил Флавий. Он не видел никаких трудностей в переброске войска к Брашову в другом месте.

— Я с-сказал, это единст-т-твенные п-перевалы через горы из В-валахии в Т-трансильванию. На в-восток — княжество Молдова, дикое и п-пока не п-подконтрольное Риму. К тому же, д-дорога через Молдову очень д-длинная, три с-сотни миль на с-север, потом п-перевал, и почти с-столько же обратно на юг.

— Как видите, — снова вернулся в разговор Вождь, — путь у нас только один, через горные перевалы. А поскольку мы их не возьмем, пока не подойдет подкрепление — а это произойдет не раньше чем через полгода, — то единственная наша возможность быстро погасить червоточину — это малый отряд, просочившийся через перевал к Брашову.

— Мне послышалось или ты сказал червоточину? — уточнила девушка.

— Не послышалось, — улыбнулся Вождь. — Действительно, червоточину. Восстание — лишь следствие какого-то процесса. Лишь следствие. Кто-то ворошит ткань нашего мира именно там, где это чревато самыми опасными последствиями.

— Какими?

Безымянный хотел было ответить, но вдруг замолчал на секунду, потом прикрыл глаза и, словно по памяти, продекламировал:

– Издревле на границе Трансильвании и Валахии жили, да живут и поныне вполне законопослушные... кх-м... подданные.

Гость в темно-красных одеждах скривился, как от зубной боли.

– У них свое землеуправление, — продолжил Вождь, открыв глаза, — они послушно платят налоги, а их внутренние дела остаются их делами. По большому счету, у Рима к ним всего одна претензия: они не поставляют новобранцев в армию.

— Однажды м-мы п-пытались! — возразил со своего места господин Рыдой.

— Вот именно, с тех пор, — снова улыбнулся Вождь, — мы с вас и не требуем. Себе дороже.

— И теперь не п-получите.

— Ну конечно, Мариус, ведь это для вас так нехарактерна братоубийственная война. Точнее, охота. Которая, правда, с незначительными затишьями длится уже лет четыреста, так?

— В-вы с этим с-смирились. А в-восстание вообще не м-мы развязали.

— Верю. Пока еще верю.

— Что за чушь? — не выдержала Гиза.

— Я ничего не понимаю, — подвел итог Флавий.

Вождь изобразил на лице что-то вроде кислой ухмылки. Еще раз посмотрел на трансильванца, потом повернулся к Флавию и двумя словами поставил большую финальную точку в объяснениях:

— Мариус — вампир.

***

Изначально порожденные природой и живущие, в общем-то, в согласии с ней, вампиры Трансильвании — относительно мирный народ. Их мало, и нападают они только на одиноких путников. Вампир может так затмить разум человека, что у того из памяти выпадают часы и даже дни жизни. Этого достаточно, чтобы отпить у неосторожного путешественника немного крови — а большего обычному кровососу и не нужно. Не обходится, конечно, без жертв, когда вампиров собирается двое-трое, или попадается один, но жадный. Но ведь все знают, что горные перевалы так опасны!

Все так бы и продолжалось с молчаливого согласия Рима, но Валахия неожиданно вспыхнула мятежом. Причины были туманными, а трансильванские вампиры начали находить обескровленные трупы местных жителей, и было это дело явно не рук местных ценителей человеческой крови. Это никуда не годилось — и круды²³ (так они себя называли) решили начать собственное расследование.

Результаты оказались печальны — кто-то, пользуясь маской безобидных в общем-то крудов, устраивает целые побоища в деревнях и селах. И более того, выдает это за преступления «проклятых римских святош, пошедших на сделку с дьяволом».

Было решено донести до Рима реальную картину бедствия. К тому времени восстание уже полыхало больше года, легионы подошли к восточным берегам Дуная, а сопротивление приняло характер всеобщего мятежа. Все больше областей, приметив мутную водичку, не преминули половить в ней рыбку — и присоединились к восстанию. И что самое печальное, ни один из разведчиков, десятками засылаемых Римом в мятежные области, так и не вернулся.

Именно это полностью парализовало нормальную жизнь Рима. Именно поэтому делу марсельского Расчленителя уделили столь мало внимания, и четыре с лишним месяца приморский город на юге Галлии вымирал по ночам.

***

— Итак, — произнес Вождь. — Волею Святого Престола и силою Ордена воздаяния я принимаю вас на службу Святому христианскому Риму. С этого момента и до тех пор, пока Рим не отвергнет вашу службу или смерть не освободит вас от нее. Если у кого-либо из вас есть возражения — говорите сейчас или молчите до оговоренного срока.

Эта торжественная речь была произнесена настолько будничным тоном, что Флавий не сразу понял, что в данный момент решается его будущее. Шагает ли он вместе с Римом — или идет своей собственной дорогой. Правда, на нее еще нужно выбраться из цепких лап Ордена, а это ой как непросто...

— Рэм Флавий Александр, ты с нами?

Вождь спросил — «ты с нами?». Очевидно, себя он давно уже не отделяет от Рима, да и в решении Флавия не сомневается. И потом... этот человек странен, опасен и, похоже, даже фанатичен. Но он продавил уничтожение глав Обсерватории, как только доказал их заговор. Правда, он же вырезал половину племени ангола, не особо разбираясь — кто там нгулу и нгуомба, а кто просто мирный пахарь...

Такой человек никогда не будет по-дружески близок, но и врагом просто так не станет.

— Да, я с вами.

— Гизада Арбан-Адан аль Саджах?

Девушка пожала плечами.

— Мне абсолютно безразличен Рим и ты лично, но куда Флавий — туда и я. Думаю, ты и сам уже понял.

Глава Ордена кивнул. Спорить с чужими чувствами он не мог и не хотел.

— Наконец, ты, Мариус Рыдой, — обернулся Вождь к трансильванцу. — До этого момента ты был просто круд на службе у Рима. Сейчас тебе решать — или до конца с Римом, какую бы судьбу Престол не определил твоему народу, или...

Пауза после «или» заставила вампира напрячься. Вождь молчал с полминуты, потом понизил голос и закончил:

— Или тебе придется остаться дорогим гостем в Ордене на все время нашей экспедиции, а может быть, и дольше. Извини, но твой народ никогда не станет для нас любезным соседом.

— С-спасибо з-за откровенность. Я с-с вами.

— Ну вот и отлично, — Вождь встал с места и хлопнул в ладоши. — Вам троим два дня на подготовку и экипировку. Время дорого, кровь проливается каждую минуту .

Глава 3. Морская гостья, ночные гости

Гиза и Мариус взошли на корабль, когда последний луч солнца покинул небо. Сразу стало легче дышать, исчезла давящая сила, прижимающая нгулу к земле. Флавий снял с глаз белую повязку. Круд, никогда еще до этого не видевший глаз римлянина, на мгновение замешкался на сходнях.

— Не все упырям пугать людей, — усмехнулся Флавий. — Надо кому-то пугать их самих.

— Я не испугался, — с достоинством ответил Мариус. — Наоборот, поразился чистоте хрусталя и оттенкам свечения... Очень красиво, в самом деле.

— Спасибо скажи подземному демону.

— Когда увижу — непременно скажу, — улыбнулся вампир.

Клыки у него были обычные, человеческие.

Флавий хлопнул нечисть по плечу и спровадил в кубрик. Пора уже было отплывать. Оставшаяся на палубе арабеска покосилась в сторону Мариуса.

— Ничего не тебе показалось странным?

— В чем? — не понял Флавий.

— В нашем кровососущем друге.

— Э-э-э... Он не без чувства прекрасного, — чуть подумав, определил римлянин.

— И без дефектов речи, наблюдательный ты мой.

Гиза похлопала по плечу теперь уже самого Флавия, и соскользнула внутрь судна. Оставшемуся наверху нгулу оставалось лишь гадать, почему же он не заметил этого сам и сразу.

Корвет «Лучезарный» вышел в Гостеприимное море через неделю после отплытия из Рима. Можно было добраться и быстрее, но шкипер настоял на остановках на Мальте, Крите и в Трое. Таким образом, у путешественников всегда была в избытке пресная вода, вкусная еда и топливо для паровой машины. В отличие от Обсерватории, Орден Воздаяния совершенно не жалел средств, и сейчас у Флавия не только были все возможные верительные бумаги, но и приличный финансовый запас: как в золотых монетах, так и в новомодных казначейских билетах Святого христианского Рима. Последние охотно принимали в портах, а золото могло пригодиться в дальних краях Валахии и Трансильвании.

— Командор, вас просит капитан!

Белозубая улыбка маленького юнги-мавра, сверкнула в дверном проеме и тут же исчезла, как только парень убедился, что Флавий встал с места.

Флавий поднялся на палубу. Помимо капитана ди Градаци туда уже высыпала добрая половина экипажа и даже Мариус Рыдой. Флавий подошел к круду.

— Что случилось? — спросил римлянин.

Мариус пальцем показал на водную гладь почти по курсу корабля.

— Что-то в в-воде. К-капитан дал к-команду «ч-человек за б-бортом».

Флавий взглянул в указанном направлении. Очень мешала повязка на глазах, но снимать ее в присутствии половины экипажа римлянин не рискнул.

— Похоже... — промычал командир экспедиции. — Только утопленников нам не хватало.

— Он ж-жив.

Вампир произнес это уверенно, словно до точки на воде и не оставалось с полмили.

— Извините, к-командор, но живых от м-мертвых мы отличаем с-сразу, и расстояние н-не играет роли.

— Ну да, конечно... Да, капитан?

Флавий повернулся к шкиперу. Ди Градаци уже свыкся со способностью своего начальника через повязку на глазах видеть мир лучше самого зоркого впередсмотрящего.

— Командор, согласно древней морской традиции мы не можем пройти мимо...

— Конечно, капитан, — прервал того Флавий. — Разумеется, мы поднимем на борт жертву кораблекрушения. Тем более, что она еще жива.

Жертва кораблекрушения была не только жива, но и вполне в сознании. Стоило морякам доставить ее на борт и замотать в теплый плед, жертва тут же на идеальной латыни поинтересовалась, кому она может выразить признательность в спасении. Матросы посмотрели на своего капитана, капитан — на командора, а тому ничего не оставалось, как выйти из задних рядов и представиться.

— Рэм Флавий Александр, старший трибун армии Рима, сейчас на службе Ордена Воздаяния.

— Марика Кудаева, Игоря дочь. Подданная Ордынской Руси. Ученый.

Правильнее, конечно, было сказать «ученая». Если вообще возможно применить это слово к молоденькой, дай бог разменявшей третий десяток лет, девушке.

Подобно всем своим сородичам, Марика сочетала в себе одновременно черты славянских и булгаро-татарских кочевых племен. Светлые вьющиеся волосы, завитые в косу, и белую кожу, характерную для славян, дополняли угольно черные, чуть раскосые глаза и полные, азиатского типа, губы. Флавий не находил девицу красавицей (в присутствии Гизы об этом вообще лучше и не думать), но она была мила, держалась с достоинством и вообще производила приятное впечатление. Знание латыни добавляло баллов учтивости и учености юной даме. Хотя миниатюрным своим телосложением (росту хорошо, если пять футов!) русская походила не на даму, а на совсем юную девчонку.

Что за народ эти русские — погружать молоденьких девчонок в пучины науки!

— Могу ли я узнать, что привело вас на морскую гладь, да еще так далеко от границ своей страны? — поинтересовался Флавий.

— Если докажете мне, что это воды какого-то государства, — серьезно ответила светловолосая ученая, — то конечно, можете спрашивать меня о причинах моего нахождения вне границ Руси. Пока же я благодарю вас за спасение, прошу выдать сухую одежду, пока не высохнет моя. Немного еды и питья тоже не помешают.

Среди матросов возникло волнение, плавно переходящее в восхищение. Команда была в восторге от того, как держится юная гостья. Из задних рядов послышались предложения дать ей, кроме еды и одежды, еще что-нибудь посущественнее. Боцман зыркнул в сторону экипажа — и шум сразу же стих.

«Две женщины на корабле — не к добру», — мысленно напророчила Гиза.

«Обещаю, я буду паинькой», — ответил Флавий.

«Вот это меня и пугает».

Марика действительно была ученым. Уж дьявол разберет этих язычников, что у них там за бардак в научных кругах, но что спасенная девушка входила в Ученый совет Руси — точно. В особом непромокаемом конверте у девушки оказалось немного золота русейского казначейства и документ, который назывался «удостоверение личности». Тоже придумка русских — каждый половозрелый гражданин Руси обязан был получить именной документ, удостоверяющий личность, социальный статус и звание в иерархии чинов этой странной восточной страны.

Согласно удостоверению, Марика Кудаева числилась чиновником девятого класса Ученого совета Руси — аналога римского Университория. Специальность — рыборазведение и рыболовецкие промыслы.

В воде, подобно объектам своего изучения, девушка оказалась по собственной глупости — во время недавнего шторма ей приспичило понаблюдать за местными рыбешками, которые по слухам в непогоду выпрыгивают из волн и некоторое время проводят в воздухе. Перегнувшись через фальшборт и засмотревшись в клокочущую воду, она не заметила большой волны, которая прокатилась от носа до кормы судна, захватив с собой и легковесную наблюдательницу.

Конечно, Марика не была бы ученым-натуралистом, если бы не предприняла все меры предосторожности перед выходом на палубу. На ней был жилет из коры пробкового дуба, личные документы в непромокаемой упаковке и небольшой паек — немного пресной воды и сушеные фрукты. Словом, стандартный набор ученого-натуралиста на палубе судна в непогоду. Она был уверена, что ее исчезновение вовремя обнаружат, и корабль вернется. Но прошло два дня, а помощи все не было. Вода кончилась еще вчера, и если бы не «Лучезарный», возможно, девушке пришлось бы солоно. Во всех отношениях.

— Мы не можем доставить вас даже до Хаджибея²⁴, госпожа, — сокрушенно развел руками Флавий. — У нас курьерское судно, и наша корреспонденция срочная. А потом корабль возвращается обратно в Рим — тоже согласно графику.

— Я все понимаю, Флавий-афанде²⁵. Где вы можете меня высадить, и сколько я должна вам за услугу?

Флавий замотал головой.

— Нет-нет, об оплате вопрос вообще не стоит, госпожа Марика. И не спорьте. А что касается порта назначения... Ну, скажем, вас устроит Созополь или Варна? Это на севере Бугларского приморья.

— А другие варианты? Поближе к Руси?

— Крайняя точка нашего маршрута — Констанца в Валахии. Оттуда «Лучезарный» возвращается в Рим.

— Меня устроит Констанца, — кивнула Марика.

«Дурак!»

— Не понял...

Колючая мысль Гизы настолько огорошила Флавия, что тот даже ответил вслух. Марика посчитала, что слова адресованы ей, и повторила:

— Я говорю, что Констанца меня вполне устраивает, Флавий-афанде...

«На кой ты выболтал этой азиатке нашу конечную цель?»

— И потом, — продолжила Марика, — из Констанцы, насколько я знаю, есть регулярные рейсы в Аккерман²⁶, а оттуда и до Хаджибея недалеко.

«Я не верю этой русской».

— Полностью с вами согласен, — ответил римлянин сразу двум собеседницам.

Сейчас он уже соглашался с арабеской в том, что две женщины на одном судне — ничего хорошего.

***

С Марикой попрощались прямо на пирсе, как только корабль прибыл в Констанцу. Русская еще раз поблагодарила всех своих спасителей, оставила адрес какой-то гостиницы в Хаджибее, где планировала ожидать транспортной оказии до Тавриды²⁷ — если вдруг «Флавию-афанде потребуется помощь морского специалиста». Римлянин не планировал открывать свое рыболовецкое дело, но карточку госпожи Кудаевой вежливо принял.

Теперь оставалось добраться до Брашова — оттуда команда Флавия планировала начать изыскания. Напрямую от Констанцы до Брашова дорог нет, а до Бузэу — две сотни миль через Букурешть. Можно не делать крюка и поехать напрямую, сэкономив полсотни миль, но риск нарваться на шальную компанию в охваченной восстанием стране в этом случае слишком велик. Флавий приготовился еще к одним суткам в пути, на этот раз не по водной глади, а по разбитым дорогам Малого Рима.

И с какой стати местные называют свой край настолько пафосно?

— Милый, у нас гости.

Раньше он бы открыл глаза и пытался проморгаться, привыкнуть к темноте внутри кареты. Теперь все было по-другому. Стоило Флавию проснуться, противоположная от нгулу стенка дилижанса осветилась тускло-голубым сиянием, а сам римлянин тут же в деталях рассмотрел то, куда оказался направлен взгляд.

Гиза уже была на ногах, вампир тоже. Мариус сменил наряд, сняв свой роскошный ало-красный плащ и широкополую шляпу. Впрочем, даже лишившись этих элементов одежды, он не потерял своего стиля: темно-русые волосы оттеняли бледное (тоже по ночному времени) лицо, угольно-черный колет с накрахмаленным алым воротничком подчеркивал гибкость и даже некую артистичность фигуры. Свое оружие — длинный тонкий клинок, — Мариус вынул из ножен, и сейчас придерживал руками, уперев острие в деревянный пол кареты.

— Что за гости?

— Не знаю. У кро... Мариуса спроси.

Вампир прищурился.

— Мы проливаем чужую кровь, удовлетворяя наши физиологические потребности, госпожа Гиза. В отличие от людей, убивающих по прихоти.

С наступлением ночи вампир снова перестал заикаться и явно набрался наглости. По-видимому, он еще не знал, что ни с Флавием, ни с Гизой не стоит шутить. Ну да, воспитательную работу с кровососом можно оставить и на потом. Сейчас — понять, кто пожаловал.

— Что за гости, Мариус?

— Люди, — повел плечами вампир, словно это слово было ему неприятно. — Следуют за нами с самой Констанцы. Как только убралось солнце — я их и заметил. Думал, отстанут. Не отстали.

— Мы можем ехать быстрее?

— Мы так и ехали двадцать минут назад, когда я попросил возницу добавить прыти лошадкам. Тогда и понял, что не отстанут.

— Понятно.

Флавий развернулся в сторону кучера и легонько постучал по перегородке.

— Се, яр а мына, домнул? — отозвались за стенкой.

Римлянин обернулся к Мариусу, ожидая перевода. Тот не удосужился ответить, и просто бухнул ногой в перегородку:

— Останови на обочине и погаси огни, — приказал вампир на латыни.

На этот раз кучер все понял, подтянул вожжи, и карета начала замедляться. Возничий все же не удержался от комментария и добавил через стенку — ворчливо, но уже понятно всем:

— Опасно. Лихие люди случаются.

«Уже случились», — подумал Флавий. Повернулся к компаньонам.

— Если проедут мимо — можно двигаться дальше. Если остановятся — будем беседовать.

— Мне готовить серебро? — спокойно спросила Гиза.

Флавий отрицательно покачал головой.

— Мариус сказал - люди.

— Мало ли... вдруг ты их обедать пригласишь?

— Скорее ужинать, — многозначительно вставил круд, облизнувшись.

Карета встала, и кучер полез тушить фитили в фонарях. Было слышно, как фыркают лошади, довольные внезапной остановкой. И еще гудит расшалившийся не на шутку ветер.

Флавий загасил еле теплившийся фонарь внутри, поправил перевязь с гладием. Выглянул из окна, стараясь разглядеть «гостей». Так и есть, небольшая темная коробочка, влекомая четверкой лошадей, неторопливо приближалась по дороге к месту их остановки.

Гиза хрустнула позвонками, потягиваясь и разминаясь. Потом порылась в своей дорожной сумке, которую взяла внутрь, не доверяя багажной полке на задке кареты. Вынула два пистоля, проверила запалы и сунула за пояс. Вампир оставался невозмутим и смотрел прямо перед собой. Людей он ощущал всем своим телом, не нуждаясь в зрении. Поэтому выглядывать из окошка не спешил.

— Если остановятся, первым выходит Мариус. Он вроде как местный, — распорядился Флавий. — Гиза при необходимости. Я — при очень большой необходимости. Не с моими глазами ночью людей встречать.

Шли минуты, затемненная карета стояла на обочине, чуть покосившись в сторону придорожной канавы. Три пары чутких ушей вслушивались в звуки снаружи. Наконец, на фоне завываний ветра, матюгов кучера и пофыркивания лошадей послышался стук копыт. Вот он приблизился, поравнялся с их каретой... Флавий непроизвольно поднялся и пододвинулся к окну, стараясь не особо выдать себя глазами. Блеск металлических трубок, высунутых из чужого окна, римлянин заметил в самый последний момент.

Рывком развернулся и тут же толкнул тоже привставшую Гизу на пол. Сзади пару раз хлопнуло, и что-то очень сильно ударило Флавия в спину. Он буквально воткнулся головой в противоположное окно, на раз высадив слюдяное стеклышко. Лошади дернули карету, и Флавий от рывка чуть не оставил голову за окном. Поднявшаяся на ноги Гиза снова свалилась на пол. Кучер залился проклятиями, стараясь остановить обезумевших животных, но тщетно.

Дилижанс, подпрыгивая на ухабах, помчался вперед, одним рядом колес то и дело сваливаясь в придорожную канаву. Внутри все посрывало с мест: фонарь полетел на пол, походная сумка арабески сорвалась с полки и саданула Флавия по затылку чем-то очень тяжелым. Но после тычка в спину это казалось сущей ерундой — поясница то ли намокла, то ли в чем-то испачкалась, а под обеими лопатками словно зажгли по магниевой вспышке. Боль не отступала, становясь все более раздирающей...

И тут лошади окончательно обезумели и дернули карету в сторону. Раздался вопль возницы, мелькнула алый воротник вампира и темная фигура девушки, потом снова вампир и снова Гиза... наконец, мир вокруг Флавия перестал вращаться.

Флавий лежал словно на двух раскаленных углях, только что вытащенных из костра. Спина горела огнем, и римлянин не знал, может ли встать самостоятельно. А еще он, оказывается, придавил Гизу, та дышала ему в затылок и тихо ругалась на арабском. Прежде чем римлянин успел спросить, как у нее дела, она одним мощным толчком сбросила с себя все семь талантов его полумеханического тела. Облегченно вздохнула, переводя дух.

Вампира нигде не было видно. Зато было слышно — за пределами опрокинувшегося на Флавия мира звенела сталь о сталь. Милый сердцу каждого воина звук битвы!

Римлянин попытался встать на ноги — удалось. Спина отзывалась адской болью, но двигаться не мешала. И то хлеб.

Карета лежала на боку. Одна ее дверца оказалась под ногами, вторая — на потолке. Щелчком автоклинка Флавий выбил верхнюю, а потом прыгнул прямо в образовавшийся проем. Дополнительные толчковые суставы метнули тяжеленное тело на десять футов вверх, и Флавий приземлился на карету сверху.

— Гиза, ты как?

— Без твоей туши куда лучше, — пробурчала арабеска. — Что там?

— Там нормально, — ответил Флавий, оглядев мир с высоты своего положения. — Наш юноша рубится с четырьмя врагами. Нет, уже с тремя.

Позже вампир рассказал, что успел выпрыгнуть из экипажа, пока тот еще не перевернулся окончательно. С доступной только ему быстротой нагнал чужую карету, остановил ее и начал разбираться с напавшими.

— Не убивай всех, — крикнул Флавий, глядя на разошедшегося кровососа.

— Не учи... — темная фигура заложила молниеносный круг вокруг неприятеля, и проткнула бедро очередному врагу.

Гиза выбралась из перевернутой кареты, огляделась вокруг, одобрительно кивнула в сторону фехтовальщиков, потом оглядела спину своего спутника.

— Поздравляю с первыми огнестрельными ранами, дорогой, — промычала девушка, аккуратно приподнимая вымоченную «черной пылью» ткань. — Очень больно?

— Терпимо. Иди, помоги кровососу.

В этом не было необходимости — Мариус справился и сам. Последний из его оппонентов смачно рубанул воздух там, где только что был вампир, и конечно, потерял равновесие. Юноша в черно-алых одеждах спокойно зашел за спину разбойнику и не менее спокойно проткнул его насквозь.

— Я же сказал — не убивать! — взъярился Флавий.

— Вы сказали не убивать всех. Все четверо живы. Трое в вашем распоряжении, а этот стрелок из пистолей — мой. Тоже жив, но уверяю, это ненадолго.

Улыбка Мариуса была заметна даже с такого расстояния и в темноте.

— По-моему, сейчас мы в деталях увидим процесс питания homo saingularius²⁸, — прошептала Гиза.

Мариус не предоставил им такого удовольствия. Убрал клинок в ножны, легко забросил проколотого противника на спину и отнес за карету. Сразу же вернулся, улыбаясь. Кинжал он по-прежнему держал в руке.

— Пусть немного промаринуется страхом, — кровожадно (а как же иначе?) произнес вампир.

— Мне начинает казаться, что декларируемая безобидность крудов несколько преувеличена, — заметил Флавий в полный голос.

— Пока в крудов никто не стреляет — они сама безобидность, командир, — шутливо поклонился Мариус.

— Стреляли в меня.

— В меня, в вас, в госпожу Гизу — какая разница? Стреляли же.

Флавий отыскал взглядом девушку, уже куда-то упорхнувшую с кареты. Оказалось, Гиза осматривала тело кучера. Возница лежал неподалеку от перевернутого дилижанса.

— Как странно, — спокойно произнесла арабеска. — В этого не стреляли, но умер только он. Свернул шею, свалившись в канаву.

— Да, жаль мужичка, — отозвался Флавий, в самом деле жалея несчастного. — Но ему уже не помочь. Давайте же поговорим с нашими друзьями.

И он решительным шагом направился к поскуливающим телам, которые вампир разложил на обочине дороги.

Спина по-прежнему ужасно болела.

Если это и были простые грабители, польстившиеся на приличный золотой фонд экспедиции, то какие-то странные. Ни у кого из них не было с собой никаких бумажек с приметами или хотя бы номером дилижанса, которым ехали Флавий со спутниками. Зато имелись четыре пистоля, четыре клинка, как у Мариуса (ну, разве что чуть покороче и полегче), а еще — подозрительно знакомые славяно-татарские рожи. Тоже в количестве четырех штук.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросил Флавий, когда они с Гизой осмотрели всех бандитов.

Девушка кивнула.

— Ага. Две бабы на корабле — не к добру. Я предупреждала.

Но какое отношение русские имеют к экспедиции Флавия? Единственное объяснение, которое приходило на ум, это то, что Марика Кудаева была подставной гусыней. Плавала себе, понимаешь, в море, ждала случайного корабля, потом узнавала, чем можно на нем поживиться и наводила своих дружков...

А если бы никто не подобрал девушку? От ближайшего порта до места ее купания — полтора дня ходу. Да и поди найди дрейфующую в море фигурку! Только случайно. Даже если русская и была подставной, она рисковала своей жизнью куда больше, чем нужно для обычного ограбления.

Гиза сложила руки на груди и подтвердила сомнения Флавия.

— Девка не причем. А если бы мы ее случайно не нашли? Сейчас бы и кормила собой столь любимых рыбок...

— Рискну прервать ваши изыскания, уважаемые, но посмотрите сюда.

Мариус стоял возле чужой кареты, элегантно опершись о нее плечом. Кончиком кинжала указывал на дверцу.

Гиза и кряхтящий от боли Флавий подошли поближе. Острие вампирского клинка указывала на номерную бляшку и надпись под ней.

ЭКИПАЖ №9

почтовая станция Бузэу, Валахия

— Это были не преследователи, а встречающие, — констатировала арабеска.

— Да, и сейчас я буду узнавать, кто это обеспечил нам такую замечательную встречу, — добавил Флавий.

Римлянин шагнул к ближайшему из поверженных бандитов. Тот как раз успел отойти от шока и повернулся в сторону путешественников. Увидев перед собой фигуру с мечущими синее пламя глазами, бандит заорал что есть мочи.

«Ну кто ж так делает...», — вдохнула девушка и направилась на помощь спутнику.

Что подумал Мариус — никто, конечно, не узнал. Но на самом деле он решил, что Флавий — самый лучший инструмент для маринования жертвы страхом.

Глава 4. За всем стоят русские?

— Все равно какая-то ерунда получается, — тряхнул головой Флавий.

Вот уже с полчаса они с Гизой спорили о том, как дело обстояло на самом деле. Допрошенные пленники признались, что выследить группу Флавия приказал кто-то из местных разбойников — из числа «держащих» порт. И еще в один голос уверяли, что они в Констанце живут уже несколько лет, и никаких сношений со своей родиной давно не поддерживают. Даже когда Мариус вскрыл вены своей жертве, та не изменила показаний. К слову, вампир очень цивилизованно стравил в походный бурдюк всего-то меньше секстария²⁹ крови. Потом перевязал раненого и оставил его вместе с остальными — ожидать своей судьбы. Вряд ли бандит выживет с проникающим ранением брюшины, но на это уже воля Господа.

Еще удалось узнать, что разбойники получили аванс, почтовую карету и указание как можно быстрее догонять аналогичный экипаж, вышедший чуть раньше по западной дороге. Разминуться было бы невозможно, дорога от порта до Бузэу была одна. Вот именно на этом месте обсуждения у Гизы с Флавием и возник ожесточенный сбор.

Девушка уверяла, что узнать, по какому из путей двинулись Флавий с компаний, можно было, только проследив за ними. Из Констанцы выходили три дороги: две по побережью моря вели соответственно на север и на юг, и одна — в сторону Бузэу, — на запад, в центр континента. Если бандиты точно знали, что римляне направились в Бузэу, значит, на них указал тот, кто когда-то видел команду Флавия. Из всех кандидатур на это годилась только одна. Русская ученая-рыболовка.

Флавий же уверял, что не обязательно знать их в лицо. Достаточно утечки информации откуда угодно. Достаточно того, чтобы кто надо узнал — Рим затеял экспедицию в Валахию. И ясно, что явно не с добрыми намерениями. А уж отследить единственный корабль из Рима, пассажиры которого сорят деньгами налево и направо, проще простого.

Вот она, оборотная медаль хорошего финансирования.

Каждый остался при своем. Гиза все валила на русских, Флавий просто из необходимости другого мнения, уверял, что может быть, русские и виноваты, но Марика тут не причем.

В Бузэу прибыли, как и планировали, под вечер следующего дня. Усталые лошади потянулись к поилкам и кормушкам, едва конюх почтовой станции избавил их от упряжи. Гиза облокотилась на дверцу, ожидая пока Флавий и Мариус вынесут все их вещи. Взгляд девушки наткнулся на бляху с номером, и арабеска не удержалась.

— Интересно, а за карету бандиты вперед платили? Что-то не хочется оплачивать собственное покушение.

Флавий хмыкнул.

— Будем надеяться, что расплатились. А то предстоит серьезный разговор во-он с тем серьезным мужчиной.

Флавий указал на почтмейстера, чуть ли не бегущего к их экипажу. Судя по спешке, серьезный мужчина желал сказать что-то очень важное.

И тут случилось то, что обычно называют «все встало на свои места».

Поскольку Гиза, облаченная в мужской костюм для путешествий, стояла к исправнику почтовой станции спиной, а вампир и Флавий ковырялись внутри кареты, почтмейстер еще загодя признал в них кого-то из настоящих нанимателей экипажа. Достаточно было нескольких слов — и Флавия пробил холодный пот (хотя до этого он не знал о такой способности своего нового тела), а Гиза кровожадно заулыбалась.

— Эй, братцы, а давайте не медлите, — вопил почтмейстер. — И так уж на два часа запоздали, давайте на доклад к этому вашему русскому! Он очень недоволен...

Гиза обернулась.

Выражение гнева на лице почтмейстера сменилась сначала удивлением, потом недоумением. Страх не заставил себя ждать, когда дверь кареты вновь открылась, и оттуда друг за другом спрыгнули вампир с римлянином, груженые походными сумками.

— Милый, готовься оплакивать свою русскую, — процедила девушка. — Сейчас этот пухлячок будет рассказывать о том, с чего это Орда хочет нас угробить.

Почтмейстер уже не мог ничего сказать, он только хватал ртом воздух подобно так любимым Марикой рыбкам, вытащенным на берег. Вампир, не торопясь, подошел к нему и поправил на нем форменную одежду.

— П-пожалуйста, н-ничего от н-нас не утаивайте.

И улыбнулся во весь рот.

Почтмейстер не сказал многого, но было видно, что даже это немногое — чуть ли не больше, чем он знает. Толстяк быстро и охотно поведал все-все, чему он был свидетелем — как два десятка русских, включая очень важного вельможу в дорогущих мехах (и это в начале-то лета!), прибыли в Бузэу. Было это с два дня назад. Вели себя нагло и смело, да и повод на то у них был: официальная грамота Ордынской Руси, заверенная ставленником Рима в Валахии. Бумага эта позволяла производить на свое усмотрение любые действия, направленные против бузотеров-мятежников. Якобы мятеж в Валахии невыгоден Руси, ибо ограничивает торговлю.

Конечно же, никто проверять подлинность этих бумаг не стал — вместе с вельможей было достаточно хмурых азиатов, готовых своими кривыми саблями отсечь слишком уж любопытные головы. Тотчас по прибытии русские уведомили почтмейстера, что карета номер девять арендована в Констанце, и прибудет чуть позже. На ней приедет оставшаяся там охрана, удостоверившись, что за делегацией нет хвоста из мятежников.

«Какие ушлые ребята эти русские, — подумал Флавий о бандитах на дороге к Бузэу. — Под угрозой неминуемой расправы нагло врать о каком-то там заказе от портовых бандитов — это ж какую надо иметь преданность хозяевам!»

Больше почтмейстер ничего сказать не мог. Клялся и божился, мол и знать не знал, что на уважаемых представителей Рима могли напасть телохранители уважаемых представителей Руси.

Флавий даже немного посочувствовал толстяку. Попасть между молотом Рима и наковальней Руси — не пожелаешь и врагу. Поэтому общим решением служителя почтовой станции решили не трогать. Лишь строго-настрого наказали держать рот на замке, как бы не спрашивали о вновь прибывших. Ну и, конечно же, разузнали, где остановились русские. Ни Гиза, ни тем более Флавий, не собирались оставлять без внимания провокации восточного соседа. У римлянина — так и вовсе свой счет к ним имелся: лишь несколько часов назад арабеска вытащила у него из спины две свинцовые пули. Они пробили и куртку, и кожу, и реберную клетку из прочнейшей римской стали, и даже повредили внешний корпус основного сердечного насоса, попутно пробив мех правого легкого.

Счастье еще, что нгулу заращивает свои раны очень быстро, а кожу и вовсе за пару часов. Тем не менее, отголоски боли в спине не давали свободно ходить, да и дышалось с трудом. Черная пыль, заменяющая кровь, не сразу восстановит механизмы тела. Пока Флавий незаметно для самого себя переключился на запасное сердце и дышал только правым мехом.

К месту расположения русских подобрались поздно вечером, когда солнце уже закатилось за Карпаты. И Флавий, и вампир почувствовали видимое облегчение. Гиза тоже — тренированному убийце легче сражаться во тьме ночи.

Обиталищем русских оказалась довольно большая хижина на окраине. Стояла она чуть-чуть на отшибе от остальных построек, и это было как раз на руку команде Флавия. По сигналу вся троица рассредоточилась вокруг здания. Знаком к штурму будет мысленный сигнал Флавия своей спутнице, ну а Мариус должен был оставаться снаружи и следить, чтобы никто, не дай бог, не покинул здание через какой-нибудь тайный ход. Вампир заверил командира, что бегущего в страхе человека он почувствует хотя бы и сквозь землю.

«Раз, два, три — пошли!» — метнул Флавий заготовленную мысль арабеске и ударом ноги выбил основную дверь здания. Где-то с противоположной стороны арабская наемница ужом нырнула в приоткрытое окно кухни.

— Chto tebe na… — охранник-татарин не договорил и при виде Флавия попятился назад. Тот сознательно снял повязку перед штурмом, и теперь предстал перед несчастными русскими во всем своем блеске.

Впрочем, охранник хоть и попятился, но саблю достал, и даже замахнулся на незваного гостя. Флавий ткнул раззяву гладием в горло — и татарин стек на пол, захлебываясь кровью.

Дальше пошло веселее. Заорали на каком-то лающе-рычащем языке, и в коридор высыпали еще несколько русских. Все здоровенные, волосатые и с длинными кривыми саблями-ятаганами. Чисто османские башибузуки!

Дрались они тоже, как башибузуки, то есть отвратительно. Римлянину даже не пришлось подключать какие-то дополнительные резервы организма. Прогулка с мечом по коридору оказалась анекдотом.

— Где тут самый главный? — спросил Флавий последнего из охранников, обезоруженного и раненого в бедро.

Татарская обезьяна дрожащими пальцами указала куда-то внутрь здания. А то Флавий не догадывался, что хозяина нужно искать внутри, а не снаружи. Римлянин плюнул на охранника, оглушил ударом плашмя и поспешил во внутренние помещения. Там прилично грохотало — видать, местные вышибалы все-таки смогли углядеть шуструю Гизу в темных коридорах.

Но все было намного серьезнее.

Гиза отчаянно металась по небольшой комнате от врага к врагу, с трудом уворачиваясь от выпадов. Зрелище совершенно невероятное, учитывая боевые навыки хашшишина. Но и враги у нее были совсем не те, что достались Флавию.

Два светловолосых мужчины очень уверенно орудовали небольшими прямыми клинками — у каждого по паре. Еще один посмуглее — поднимался с пола и тянулся к короткому луку. Быстро осознавшая опасность Гиза, наверное, вырубила стрелка первым. Однако, будучи сама атакованной двумя светловолосыми, не до конца.

Флавий рванулся к лучнику и пригвоздил его ладонь к полу. Тот послушно взвизгнул, и тут же пырнул нового врага кинжалом в ногу. К счастью, клинок угодил ниже колена, где вообще не оставалось ни одного живого участка тела. Нож пропорол искусственную кожу и с противным лязгом воткнулся в сочленения прыжковых конечностей, сейчас сложенных.

Р-р-раз! Флавий распрямил толчковую часть ноги, и лучник, получив мощнейший удар в грудь, улетел в стену, собрав по пути два стула и стол. Брызнули деревянные обломки, с потолочных стропил посыпалась труха. Клинка из пола Флавий так и не вынул, и русский дико завыл, баюкая разорванную пополам ладонь.

Два! Отлично видящие в полутьме глаза выделили одного из белобрысых, и Флавий метнулся к нему, рассекая воздух гладием. Воин успел заметить новую угрозу, присел и тут же полоснул римлянина в живот. Только самого нгулу там уже не было — тот быстро ушел противнику за руку.

Теперь перед Гизой остался только один враг — как-нибудь справится.

Беловолосый медленно закружил вокруг Флавия, расталкивая ногами остатки мебели. Очень опытный и опасный тип. Оба меча держит свободно, немного подкручивая в воздухе задний. Флавий не знал этой школы, да и вообще парой клинков владел не очень, отдавая предпочтение старой доброй школе быстрых пехотных боев с одним мечом.

Русский бросился вперед — и тут же ушел в полукувырок. Этого Флавий ждал: послушно подпустил белобрысого в нижнюю зону, а затем одним махом перепрыгнул ему за спину, на лету разворачиваясь в полуоборот. Обычному человеку ни за что так не сделать — но Флавий все лучше и лучше осваивал свое новое тело.

Подданный Руси удивленно обернулся — чтобы получить гладием промеж глаз. Будь он менее опытным — этим бой бы и закончился. Но противник оказался тертый: молниеносно ушел от удара назад, кувырнулся перекатом через плечо и снова вышел в низкую стойку. Все, что удалось Флавию — оцарапать лоб противника. Римлянину надоела игра в кошки-мышки, к тому же он понял, что светловолосый гигант понятия не имеет, что такое настоящий нгулу.

Римлянин швырнул себя на врага и, в последний момент перехватив гладий левой рукой, обрушил меч на послушно скрестившиеся клинки. Защита со звоном сработала, остановив атаку Флавия, но осознать свою ошибку русский не смог. Не успел гладий ударить в пару мечей, как беловолосый воин захлебнулся кровью из пробитого горла.

Флавий щелчком вогнал автоклинок обратно в предплечье.

— Делаешь успехи, — поздравила Гиза, убирая свой короткий меч в ножны. — Только самого главного мерзавца я так и не нашла. А ты?

Флавий вытер гладий о рубаху светловолосого.

— Я тоже. Только несколько татарских обезьян на входе. Плюс лучник. И вот этот...

Римлянин пнул ногой булькающего кровью противника.

Позвали Мариуса. Вампир явился в царство смерти подлинным королем — тожественно оглядел разрушения, насладился видом располосованных врагов, после чего не без ехидства добавил:

— И это вы усомнились в безобидности крудов?

Трансильванец с укоризной посмотрел на своих подельников, потом на разбросанные тут и там тела. Кто-то из русских еще стонал, но большинство нашли смерть очень быстро и уже помалкивали.

— Если господам воинам интересны мои наблюдения, — продолжил Мариус, — то из дома никто никуда не уходил. Все шестнадцать человек, которых я засек еще с улицы, по-прежнему в здании. Да, и все же...

Вампир присел на чудом уцелевший стол, притулившийся у дальней стены.

— Я вот не совсем понял, а какова была цель нашего визита? Перебить всех подряд или все же допросить, кого нужно?

Флавий смутился, Гиза совершенно спокойно поправила одежду и заметила, что допрашивать можно только тогда, когда никто уже не может оказать сопротивления. Мариус еще раз оглядел окровавленные тела и признал, что действительно, сопротивления русская делегация уже не окажет.

— Но кого допрашивать? — усмехнулся вампир. — Вы же тут всех банально вырезали.

Флавий считал в уме. Получалось, что до встречи со светловолосой парочкой Гиза уложила девять человек. Последний замкнул десяток жертв. А поскольку убивать не насмерть, как ядовито заметила девушка, ее не учили, получалось, что в живых могут остаться разве что противники Флавия. Всего числом шесть, включая четырех громил-неумех в коридоре. Впрочем нет, четыре! Ведь лучника-то он просто швырнул в стену — а из повреждений у того только разорванная ладонь. Плюс обезьяна в коридоре, которую Флавий лишь оглушил ударом плашмя.

Оказалось, что не оглушил. Как уж так получилось, римлянин сам не понял, но вместо синяка на голове башибузука красовался замечательная дыра. Неизвестно, был ли вообще задет мозг (Флавий сомневался в его наличии), но в себя громила не приходил.

А вот смуглого с распоротой ладонью удалось привести в чувство, хотя и заняло это минут десять. Флавий даже испугался, что тот истечет кровью до того, как вернется в сознание, но Мариус что-то такое с ним сделал, что изуродованная конечность русского мигом перестала кровоточить.

— Мы так делаем после «слива», — чуть смущенно объяснил Мариус. — Свернуть и остановить кровь нам несложно.

— Вам бы лекарями работать, — пробурчала Гиза, в очередной раз проходя по нервным точкам русского. Смуглый воин упорно не приходил в себя.

— И работали, когда Рим призывал.

— И почему перестали?

— Из этических побуждений, — сперва проявил скрытность вампир. Потом махнул рукой и разоткровенничался.

— Мы очень хорошо останавливаем кровь и врачуем человеческое тело, но удержаться от того, чтобы не сцедить немного для личной коллекции — не можем. Несколько раз это всплывало на свет, и совет легатов подал ходатайство о прекращении вербовки среди наших.

— М-да, союзнички...

Гиза отчаялась привести русского в чувство и отошла от тела. Среди разрухи и хаоса она обнаружила уцелевшую глиняную кружку, потом выкатила из-под обломков стала бочонок, выбила донце и наполнила кружку до краев.

— Никто вина не хочет? Хорошее.

Флавию было не до выпивки. Он смотрел на вампира.

Тот сел на корточки напротив бессознательного тела, положил руки на бедра и что-то тихо-тихо запел на неизвестном языке. Римлянину, как нередко говорят, в детстве росомаха на ухо наступила, поэтому уловить мелодию он не мог. Но даже своими отдавленными ушами слышал, что она очень грустная и тоскливая.

— Что ты делаешь?

— Не мешайте, — прервался Мариус. — Его душа блуждает, я зову ее.

И снова заскулил.

Флавий с девушкой успели прочесать весь дом и дважды пригубить вина, когда результат музыкальных трудов круда дал о себе знать. Контуженый застонал, схватился за раненую руку и открыл глаза. Возможно, если бы на месте вампира был Флавий, Мариусу снова пришлось бы вытаскивать бедолагу из бессознательного состояния. Но круд внешне был весьма мил и, что самое главное, ничуть не походил на двух вторгшихся убийц-чудовищ, в несколько минут вырезавших всю делегацию.

«Не подходи, — попросила Гиза. — Пусть с ним побеседует наш юный талантливый вампирчик».

— Талантов ему не занимать, — перешел на шепот Флавий. — Чем дальше, тем больше.

«Круды — самый загадочный народ из всех, что я знаю», — призналась девушка.

— Кстати, давно хотел спросить...

«Да?»

— Тебе никогда после вот таких дел не бывает... ну... — Флавий замялся, стараясь подобрать определение.

«Плохо?»

— Ну да. Совесть и все такое.

«Иногда бывает. Редко, но бывает».

— И что делаешь?

«Ищу заказ на мерзавца попротивнее».

Русский словоохотливостью не страдал, и ничего особо интересного не сказал. Лишь пролил свет на отсутствие заглавного в шайке — некоего Мусанбека. По словам пленного, главарь с малой охраной незадолго до заката выехал в Брашов по очень важным делам. Мусанбек бывал там уже не раз, и никогда не брал с собой больше двух-трех человек.

— Что за дурость выезжать по делам в ночь, когда в провинции война? — удивился Флавий, когда с допросом было покончено, и они все втроем возвращались на почтовую станцию.

— А ты подумай, железная рука, — улыбнулась девушка. — Если точно уверен, что повстанцы ничего тебе не сделают — то почему бы и нет?

И действительно, мысленно хлопнул себя полбу Флавий. Если русские связаны с мятежом, а все к этому и шло, то зачем опасаться, что свои же нападут?

Положительно, Марсель на мозги Флавия влиял намного благотворнее, чем Валахия. Тогда вся цепочка, ведущая к Расчленителю, выстраивалась в уме сама. Сейчас же мысли бегали, просто как сумасшедшие.

Гиза тут же добавила, попав в самую точку:

«Днем ты хуже дерешься, но лучше думаешь. Не сочти за обиду, Рэм, это просто факт».

По следам Мусанбека выдвинулись с утра. Насколько уж солнце тяготило двух мужчин, но решили времени не терять. Место известно: град Брашов. Цель тоже — русейский вельможа Мусанбек. Осталось прибыть на место и прибить цель.

Флавий улыбнулся придуманному каламбуру и поплотнее задвинул шторку в карете. Путешествовать решили на все том же экипаже номер девять, чем немало удивили почтмейстера. Толстяк аж в лице переменился, когда в глухую ночь в ворота станции постучали давешние гости. Целые, невредимые, и вроде бы, даже чем-то довольные.

Служащий был невелик в должности, но умом не убог, поэтому быстро сложил два и два. Уразумел, что с русскими гостями приключилась большая неприятность, и на эту тему более никому не распространялся. Ну, почти никому.

С утра выделил то, что попросили внушающие трепет гости. Да, те еще персоны: девка в мужском платье, а взгляд, как у бандита; слепец с повязкой на глазах, но ходит совершенно спокойно, даже в конюшню выбирать лошадей самолично пожаловал; и еще один — вроде как приличный тип из местных, но вызывающий такой животный ужас, что только держись. Чем скорее эту троицу удастся спровадить — тем лучше и спокойнее. Хотя какое еще спокойствие, если римские легионы со дня на день очередной штурм перевалов начнут?

Из Бузэу до Брашова напрямую дороги нет. Либо через Букурешть и оттуда на север на Тырговиште, либо проселочными дорогами вдоль горного хребта — к тому же самому Тырговиште. Уже потом на перевал через высокогорье Фэгэраш и поселок Бран, откуда до Брашова всего ничего. Но впереди еще немало сложных миль. Горные перевалы до сих пор в руках у мятежников, легионы по-прежнему квартируют в Тырговиште и копят силы для решительного броска.

Решили не спешить и отправились на квартиры к легионам.

До Тырговиште добрались за полдня. Дорога, хотя и сельская, оказалась в хорошем состоянии, а по пути их никто не потревожил. Да и некому — повстанцы собрали силы за горами, а равнину перед ними легионные когорты зачистки разве что мелким гребешком не прочесали.

Тырговиште оказался не в пример больше Бузэу. Настоящий город, даже небольшая крепостица имелась. Постройка, конечно, так себе - местная, но при надобности, да с толковым комендантом, пожалуй, не сразу ее возьмешь. Две фланговые классические круглые башни-бастионы гордо смотрели на город, а в тени южной притулилась небольшая церквушка. Небольшая-то небольшая, но тоже каменной кладки и с очень крепенькой башней-часовней. Сильное сооружение - Флавию почему-то подумалось, что, когда крепость будет уже в развалинах, эта церковь так и останется стоять. Было в ней что-то основательное, капитальное.

Пока ехали, Мариус поведал, что еще пару столетий назад Тырговище слыл второй столицей Валахии. А еще раньше, в пятнадцатом веке, и вовсе первой и единственной. Но местный принц Влад, узурпировавший власть с помощью турецких наемников и умертвивший своего отца ради престолонаследия, навсегда лишил былую столицу уважения народа. Когда Влада, наконец, поймали и казнили, от Тырговище перестали шарахаться, как от зачумленного, но столицей окончательно и бесповоротно стала соседствующая Букурешть.

Впрочем, скоро Флавию стало не до истории Валахии. Они въехали в центральную часть города и остановились у довольно приличного с виду постоялого двора. Заняв самые лучшие номера (с деньгами Ордена это нетрудно), Флавий и Гиза сели обсуждать дальнейший план действий. Нужно было придумать, как перебраться через горы, и получится ли для этого воспользоваться римскими легионами. Вампира отправили в ближайшие пригороды и на хутора — узнавать то же самое у местных.

В то же самое время...

Низкорослая женская фигура, завернутая в серый плащ, спрыгнула с лошади на почтовой станции Бузэу. Служка увел коня, а навстречу дорогому (скорее всего, учитывая спешку) гостю уже спешил толстый почтмейстер. Но едва странник в плаще обернулся к служащему, толстяка пробил холодный пот.

«Еще один русский, пусть и баба!», — мысленно простонал служащий.

— Эй, yamschik! — подозвала женщина. — Да-да, ты. Поди сюда.

Почтмейстер на негнущихся ногах подковылял к гостье. По всему выходило, что девка привыкла распоряжаться, а значит — о, горе горькое! — как-то причастна либо к русской делегации, либо к этой ужасной троице со слепцом во главе.

— Скажи, miléyshiy, где я могу найти своих сородичей — десятка два руссейских подданных? Я думаю, они должны были здесь остановиться.

Почтмейстер с трудом открыл рот, но не смог произнести не слова.

— Значит не было? Странно... — женщина задумалась. — А может быть, здесь была группа римлян со слепым мужчиной во главе? Их я бы тоже не прочь повстречать. Эй? Что такое? Vot shaytan...

Последние слова вырвались у Марики, когда грузный ямщик рухнул прямо там, где стоял. Специалист по рыболовству и рыборазведению закусила губу и сообразила, что просто так служащие почтовых ямов с ног не валятся. Что-то здесь произошло.

Трансильванец вернулся уже поздно ночью, но с уловом. Проводника он не нашел, зато недалеко от города обнаружил семью крудов, где был принят с почетом и уважением. Глава семьи промышлял звероловством, и неплохо знал эту часть Карпат. Весь вечер он рисовал подробную карту проходов через горы, и их было, оказывается, с полдюжины. По каждому из них тройка ловких людей вполне могла преодолеть горный кряж за два дня — с необходимыми привалами и отдыхом. Флавий был уверен, что они справятся за один день и одну ночь.

Утром, едва солнце выкатилось на небо, отряд Флавия уже двигался на север, к горам. До предгорий добрались арендованной в городе каретой с тремя свежими лошадьми на привязи. Когда дорога забрала налево в сторону большого перевала, сейчас занятого римскими войсками, они отпустили карету с кучером, оседлали скакунов и углубились в холмы, предваряющие предгорья Фэгэраш. Регулярно сверяясь с картой, к сумеркам подобрались к подножью Рукар — первой преграды на пути в Брашов.

Здесь было уже не продохнуть от римских патрулей — на подъездах компанию четырежды останавливали и пытались развернуть обратно, но бумаги Ордена действовали просто магически. Легионеры вытягивались в струнку, салютовали и настоятельно предлагали сопровождение куда угодно, хоть в Преисподнюю. К сожалению, в предстоящем походе тайными тропами солдаты были бы лишь обузой. А на том свете Гиза уже была и прохода через Карпаты там не видела.

Глава 5. Вслед за горными рыбами

— Наконец-то, убралось, — выдохнул Флавий и стянул с глаз опостылевшую повязку. В этих диких местах он мог обходиться без нее и днем, но когда плотная ткань прикрывала глаза от слепящего солнца, он чувствовал себя гораздо комфортнее.

Мариус был совершенно согласен с командиром. Как только солнце окончательно спряталось за горные вершины, с вампира и нгулу разом как будто свалилось по пять талантов веса. Флавий бодро поправил походный мешок и с еще большим рвением устремился вверх по тропе. Вампир, постоянно сбиваясь на мелкий бег, проследовал за ним. Единственный из всех трех персон настоящий человек не отставал. У девушки отобрали весь груз, и арабеска шла совершенно налегке. А так она могла пройти много, очень много миль, пусть даже и по горным тропам.

К слову, пока они были вполне приличными. Ровными, ухоженными, а подъем чувствовался скорее глазами, чем телом. Соплеменник Мариуса не обманул, обещая, что первая часть маршрута будет необременительной.

Первая горная преграда, которую надо было преодолеть, совершенно не внушала опасений. Высотой хорошо если в тысячу футов, умеренной крутизны. Правда, тропинка уже перестала быть утоптанной дорожкой, а где-то к середине горы напрочь терялась в темноте, как Флавий не пытался ее разглядеть - даже ночным зрением.

— Что ж, перемахнем пригорочек? — Флавий задорно оглянулся на спутников.

Вампир картинно зевал, арабеска прыгала на одной ноге, вытряхивая камушки из своих легких башмаков.

— Да разве ж это пригорочек? — прозевался, наконец, Мариус. — То ли еще будет.

И с этими словами он быстрым шагом припустил в гору, как будто направление движения — вперед ли, вверх ли или еще куда, — не имело для него никакого значения. Флавий озадаченно крякнул и устремился за вампиром. Гиза замешкалась со шнуровкой и догнала их минуты через две — легким упругим бегом.

В то же самое время...

Марика завершила приготовления и уселась в центре свечного окружения. Ведовство свечами — оно самое простое, не требующее ни каких-то особых душевных сил, ни, по большому счету, умения. Знай себе рисуй на полу якасты³⁰, да своди их концы с подсвечниками. Труднее было нацелить заклинание на чужих людей, да еще на чужбине. А пробуждать свое видение — считай, дня два только на песнопения уйдет, да может и не сработать. Слишком коротка была их встреча с этим слепым, но зрячим романом. Не успела духовная ниточка связать Марику с этим странным витязем.

Странным, ведь Марика поначалу даже испугалась — не издавал он ни мужского, ни женского, ни звериного дыхания. Только кисловатый запах металла, да еще припорошенный каким-то теплым, созидающим тленом. Но оба запаха принадлежали, без сомнения, человеку сильному, справедливому и смелому. Любой человек пахнет — нужно только уметь уловить запах. Кто-то умело его скрывает, что до последнего момента не почувствуешь, а кого-то за десять верст слышно. Этот роман пах сильно, справедливо и смело... и ох, как приятно, чего уж от себя самой таить.

Свечи догорели до середины, и Марика закрыла глаза. Сейчас огонь центральной свечи доберется до волоска романского витязя, который девушка незаметно сняла с изумительно белой одежды, и ведовство начнется...

Огонь ничего не уничтожает. Это домыслы простых людей, видящих только простые вещи. Вода у них мочит, ветер сушит, солнце греет, а огонь — сжигает. Чушь и нелепица!

Вода дарует жизнь. Младенец в утробе матери подобен рыбе — вода оберегает и защищает, вода дает ему расти в чреве без неудобства и стеснений.

Ветер — глас Бытия. Ветер доносит до нас звуки битв, ветер несет дурные или хорошие вести, ветер управляет нашими желаниями, подталкивает или, наоборот, препятствует нам на жизненном пути. Только вечным ветрам подвластны огромные расстояния — от северных снегов до южных пустынь.

Солнце — это наши души, покинувшие бренные тела. Солнце придает силы грядущим поколениям, наполняет жизнь силой сопротивляться смерти. Плохие души, недобрые, покинувшие тела со злыми мыслями, затеняют Солнце, покрывают пятнами. Когда Солнце болеет «оспой плохих душ», на земле творятся страшные деяния, идут войны, а люди забывают о цели бытия — жизни ради жизни.

Огонь — это символ нашей жизни, наших верований, учений, устремлений и деяний. Весь отведенный человеку срок — с рождения до упокоения, — подобен огню, который разгорелся из маленькой, но ослепительной искорки зачатия, усилился бурной вспышкой юности, разгорелся ровным огнем зрелости, умерился до ровного, теплого и мудрого тления старости и, наконец, погас совсем, оставив о себе золу воспоминаний.

Сейчас Марика взывала именно к огню, к недавнему прошлому ее жизни, соприкоснувшейся в своем движении с жизнью другого человека. Свеча Марики стояла незажженная — ее время не настало. Свеча романа Флавия догорела до волоска, готовясь сжечь его.

Не сжечь. Изменить.

Огонь ничего не уничтожает, как не может ничего уничтожить жизнь. Огонь — он лишь меняет, как меняет вокруг себя человек все, до чего прикоснется.

Недлинный волос превратился в легчайший дымок, который подхватил ветер бытия и донес до чуткого обоняния Марики. Девушка набрала полную грудь воздуха и задержала его. Теперь — главное не выдохнуть, иначе единственная ниточка, связывающая ее со слепым романом, порвется.

Не выдыхая, Марика зажгла свою свечу. Надо дождаться, пока в свете ее сгорит длинный светлый волос потомственной ведуньи московского удела Великой Ордынской Руси.

Дождешься — узришь, почувствуешь, узнаешь.

Испугаешься удушья, боли в груди, нытья в подбрюшье, колотья в боку, выдохнешь раньше срока — и... какая же ты после этого ведунья?

До волоса свеча горит долго, очень долго... Сначала заныла грудь — всем своим естеством, выталкивая застоявшийся воздух в жажде глотка свежего воздуха. Это ничего, это всегда так. Раньше ведунья сдавалась через минуту-полторы, не выдерживая боли. Но подобно мужчине, со зрелостью обуздывающий миг сладостной любовной вспышки, Марика научилась держать в себе дыхание очень долго. Сначала две минуты, затем три, потом пять.

А свеча до волоска горит семь с четвертинкою.

Ныряльщики за плохеньким черноморским жемчугом уверяли, что шесть минут - это предел. Но они ведь просто люди.

Боль в груди отступила, Марика перестала ее ощущать, и теперь уже не нужно себя сдерживать — жажда воздуха отошла, растворилась. Вместе с ней привычно исчезли и ощущения тела — сначала ступни, колени и бедра, потом онемение поднялось выше, обмотало плечи, заключило в ласковые теплые объятия шею... сердце, до этого молодое и энергичное, сдалось, отдавшись на милость такого желанного сейчас покоя.

Тук... тук-тук... тук.. Все больше паузы, все тише стук. И вот оно уже почти молчит, лишь изредка лениво толкая грудь. Все реже и реже. Можно аккуратно выдохнуть, но не всей грудью, а оставив в ней тот самый запах сгоревшего волоска. Вот только горло не хочет повиноваться, открыть путь выдоху...

Самое сложное умирающему от удушья — выдохнуть.

Глаза застилает темнота, и только одна свеча с воткнутым у подсвечника волоском в глазах у Марики.

Семь минут с десятиною...

Глаза закрываются совсем.

Семь минут с осьмушкою...

Голова клонится на грудь, а грудь — вперед на свечу.

Семь с пятушкою...

Сердце делает последний тук и замолкает. Марика улыбается и падает на огонек... огонь... костер... пожар, целое море огня!

Семь с четвертинкою.

Волосок вспыхивает в беззвучном крике, превращается в дымок. А над ним уже склонилась фигура девушки с застывшей улыбкой на губах и закрытыми, но продолжающими видеть огонь глазами.

«Проснись!!!»

Девушка одним мигом открыла глаза и судорожно втянула в себя воздух. Вместе с запахом.

Страшная боль пронзила грудь, руки и ноги затрясла судорога, в глазах — огненная круговерть, метель искр, искорок и искрищ. В онемевшее тело впились орды иголок, а сердце замолотило так, что, казалось бы, ему место не в груди, а в кузнице, месте с молотами, маслом и мехами.

Ведовство состоялось.

Теперь Марика знала и то, где слепой роман со своими друзьями, и что ему грозит, если она не успеет предупредить, огородить, спасти! И самое главное, гости из Столицы мира могли натворить столько дел, что устанешь разгребать.

«Ну, Мусанбек, рожа татарская, доберусь же до тебя!» — в гневе пообещала Марика.

Примерно к двум часам ночи, когда группа преодолела уже добрых полпути, рельеф сменился. И очень сильно. То, что местные круды называли тропой, на самом деле было лишь последовательностью ориентиров, придерживаясь которых, можно попасть из одной точки в другую. Не будь с ними Мариуса, хорошо читающего приметы в кромешной темноте, ночной переход оборвался бы уже несколько раз. Либо заплутали бы, либо кто-нибудь сорвался бы с «тропы» в ущелье.

Воспрянувший по ночной поре духом и телом вампир с легкостью перескакивал с валуна на валун, лихо забрасывал стройное тело на очередной скальный выступ, и вообще — всячески демонстрировал свое превосходство перед людьми. Пусть даже из двух попутчиков человеком была лишь женщина.

Она не подавала видимых признаков усталости, но Флавий видел, что поддерживать заданный двумя нелюдьми темп ей очень и очень тяжело. Как бы случайно Флавий пропустил девушку перед собой, снизив скорость, заданную неутомимым вампиром. Гиза либо не приняла это к сведению, либо просто не подала виду, а вот от Мариуса поступок командира не укрылся. Круд только хмыкнул что-то себе под нос, но даже сверхчуткий слух римлянина не разобрал, что пробормотал трансильванец.

— Я думаю, каждый из нас уже сделал какие-никакие выводы из того, что узнал, — Флавий обратился к девушке, подавая ей руку и помогая вскарабкаться на очередную тропу-полку.

Гиза пару раз глубоко вздохнула и устремилась за уже еле заметной фигурой в широкополой шляпе.

— Мои выводы, — выдохнула арабеска, — что нужно больше бывать в горах. Совершенно отвыкла от разреженного воздуха.

— Я имел в виду в целом по экспедиции.

— Хочешь в целом? — арабеска глянула через плечо. — В целом я уверена в двух вещах: нас откровенно водит за нос мой былой любовничек, а еще — русские, скорее всего, тут не причем. То ли случайные свидетели местных безобразий, то ли заинтересованные лица. Но никак не устроители этого бедлама.

— Подробнее, пожалуйста. Начни с Вождя.

— Нет ничего проще. Он точно знает, кто зачинщик мятежа, но не знает, как к нему добраться, вот и все. И скорее всего, обычному шпиону, пусть и хорошему, пусть и с подготовкой Ордена, к этому кому-то — назовем его Бунтарем, — действительно не подобраться. И еще...

В этот момент тропа выровнялась и, насколько хватало зрения, ближайшие футов триста шла относительно ровно. Девушка чуть сбавила шаг, еще дальше отпуская от себя вампира.

— И еще я думаю, что наш дневной заика и, тем паче, его народ — далеко не такие уж жертвы обстоятельств.

— Поясни.

— Пока нет доказательств, — в голосе Гизы мелькнули разочарованные нотки, — но в одном уверена точно. Круды совсем не безобидные соседи нашего Бунтаря. В лучшем случае он их ничем не беспокоит. А в худшем... как бы они не были его сподвижниками. И есть мыслишка, что на самом-то деле круды появились уже в измененном кем-то мире. Ну уж очень странные существа — и нелогичные. Будь они всамделишные, уже давно подчинили бы себе людей. Не верю я в это их благородное кроверазбойничество.

Флавий мысленно присвистнул.

— Сильная теория.

— Других пока не придумалось, — пожала плечами Гиза.

— Читала мыслеобразы?

— Самые поверхностные, это тебе не африканский дикарь. Ничего особенного, лишь невероятное спокойствие и уверенность, что все идет как надо. Это меня и насторожило.

— Ну хорошо, а насчет русских?

— А шут их знает, — раздраженно бросила девушка. — Русь славится абсолютно нелогичной, но всегда результативной политикой. Ты знаешь, что сказал один из германских наместников Рима, в третий раз пытаясь подмять под себя ордынские территории?

— Конечно, помню, — улыбнулся Флавий. — Он сказал, что на любую нашу хитрость Русь ответит своей непредсказуемой глупостью, и тем самым снова останется в выигрыше.

— Ну вот, ты сам все понимаешь.

Флавий понимал.

Конечно, мысль о том, что во всех наших бедах в Валахии и Трансильвании виноваты русские — очень приятна во всех отношениях. Было бы здорово переложить вину на внешнего врага, и все свои проблемы списать на его козни. Но Русь в последние сто лет хоть и выросла в более-менее стройное государственное дерево, все же еще хлипковата тягаться с могучим Римом. Коли будет нужно — Престол срубит молодое государство под корень.

Скорее всего, русские принимают в мятеже косвенное участие. Своеобразная ловля рыбки в мутной воде. Славяно-татарские орды уже оттяпали у молдовских племен львиную часть морского побережья, а вскоре и вовсе лишат дикарей выхода к Гостеприимному морю. Логично предположить, что цель русских — полностью подчинить себе все западное побережье. А может и нет. Достаточно вспомнить сложные отношения азиато-славян с логикой.

— Смотри, наш неутомимый герой остановился, — оторвала Флавия от раздумий арабеска.

Вампир стоял на очередном изломе «тропы», внимательно всматриваясь вниз, в ущелье. Оно выходило на равнины Валахии — в строну Букурешти и Тырговиште.

— За нами следуют, — уверенно произнес Мариус, когда Флавий и Гиза подошли.

— Кто? — удивился римлянин.

— Человек.

— Ночью, по этим, с позволения сказать, тропам? — рассмеялся Флавий.

Даже ему иной раз было сложно поспевать за вампиром, а Гиза и вовсе держалась только потому, что мужчины отобрали у нее всю поклажу, включая личное оружие.

Вампир веселья не поддержал. Показал рукой куда-то в сторону ущелья и уверенно повторил:

— За нами следуют. Точнее...

Мариус прикрыл глаза и зачем-то принюхался. Потом еще раз, более тщательно. Наконец, просто засопел, вдыхая холодный ночной воздух всей грудью.

Сконфуженно улыбнулся и добавил:

— Я ошибся. Это не человек — это женщина и...

— О, ну спасибо!

Гиза раздраженно фыркнула и пнула ногой камень, демонстративно отвернувшись.

— Не хотел обидеть, Гиза, — спокойно произнес трансильванец. — Ты не дослушала. Я имел в виду, что эта женщина — не совсем человек. Вернее, не совсем обычный. Но я узнал запах и даже знаю ее имя.

Флавий приготовился слушать. Арабеска обернулась и посмотрела на круда с удивлением.

— Вы тоже ее знаете, — улыбнулся Мариус. — Она обязана нам спасением.

— Марика? — воскликнул Флавий?

Круд кивнул. Римлянин молчал, не зная, как это все понимать.

Возникшую паузу заполнила арабеска. Глядя прямо в горящие синим огнем глаза римлянина, девушка задала, на первый взгляд, риторический вопрос:

— Интересно, а что в центре Карпат заинтересовало специалиста по рыболовству и рыборазведению?

— Яснее ясного, что горные рыбы, — хохотнул вампир.

— Как бы этому горному... рыбу не остаться без чешуи, — усмехнулась Гиза. — Ну, чего стоим, кого ждем?

Арабеска подтолкнула вампира дальше по тропе, и устремилась вслед за ним. Флавий еще пару секунд подышал холодным воздухом, потом принюхался... Улыбнулся собственному поступку и побежал догонять товарищей.

В то же самое время...

Прежде чем достигнуть гор, она загнала четырех лошадей. Слава всем богам этого мира, ямовая³¹ служба в ромских землях налажена отменно — Руси до такого порядка далеко.

Очередной скакун остановился перед подножием горного хребта. Марика спрыгнула с лошади за миг до того, как та захрипела и повалилась на бок. Девушка вскрикнула, неудачно ступив ногой, но обошлось без вывихов. Если бы она могла видеть ночью, как днем, да еще не хуже самого остроглазого ястреба, она бы заметила, что высоко-высоко в горах фигура в широкополой шляпе услышала ее вскрик, и остановилась, внимательно прислушиваясь. А потом — и принюхиваясь к южному ветру, дующему со стороны долины.

Но Марика ничего этого не видела и не слышала. Сейчас она думала, что это истинное чудо — за столь короткое время, да еще в глухой ночи, пробраться так далеко на север. Вот только что делать дальше? Горный кряж непреодолимым барьером закрывает от нее конечную цель маршрута — небольшую крепостицу по ту сторону Карпат.

Неужели придется карабкаться по скалам подобно горной рыси? А что еще остается делать? Разве что...

Нет!

Марика запретила себе думать об этом. Однажды, будучи глупой молодкой, она опробовала сие таинство. В итоге ее насилу выходили ведуньи из соседней общины — да и то не сразу, а шесть недель спустя. Не по годам ведовство было, да и силенки еще не те.

Но сейчас-то и возраст зрел, и силы есть, подумалось Марике. «Как жаль, что рядом нет отца, — в сотый раз подумала девушка. — С ним я всегда сильнее, опытнее, мудрее...».

Но Игорь, сын Кудаев остался в бесконечно далеких степях Восточного предела. И от нее, дщери Игоревны Марики, сейчас зависит — вернется он в Москов-батор или нет.

Лошадь сипела, стараясь надышаться холодным воздухом. Лежала на боку, подергивая избитыми в кровь ногами. С губ хлопьями валилась кровавая пена — Марика пыталась держать поводья как можно слабее, но под конец бешеной скачки скакун начал мотать головой, сам себе раздирая рот удилами.

Марика подошла к животному. Конь, почувствовав человека, прекратил попытки встать, напрягся и жалобно заржал.

— Нет, животинка, больше тебя пытать никто не будет, — произнесла девушка, склонившись к шее животного. — Ты молодчина — просто сказка, а не лошадь. Ты самый лучший скакун этого света.

Конь молчал, лишь раздувая покрытые выступившей солью бока. Глазом косился на своего мучителя, признавая, впрочем, за человеком право требовать от себя и возможного, и невозможного. Так заведено тысячи лет назад, и не ему, почтовому скакуну, этот порядок менять.

— Ты был самым лучшим скакуном этого света, — повторила девушка, перешагивая через шею животного. — И на том свете тоже будешь лучшим.

Марика склонилась к конской голове, из складок плаща достала нож и одним быстрым движением перерезала лошади горло. Увернулась от брызнувшей крови, отошла на пару шагов. Загнанный скакун даже не дернулся — не было сил. Лишь хрипел кровавыми брызгами и смотрел на человека, оставляя ему власть делать то, что пожелает.

Царь и бог — это человек. Не лошадь.

«Себя проще...» — подумала Марика, сглатывая противный комок в горле.

Именно потому, что проще, это и не годится. Вот выполнит однажды поставленную самой себе цель, тогда вольна поступать и как проще, и как лучше, и как хочется.

А пока — как нужно.

— Все, последний подъем, — пообещал вампир.

— Вот спасибо, — рыкнула волком арабеска и закашлялась. На этот раз сильно, с раздирающими горло спазмами. Присела на колено, подождала, пока не отпустят судорожные рывки, сотрясающие тело.

Флавий тоже был на пределе. Если бы он знал, на что их толкает самоуверенность — трижды подумал бы, прежде чем двигаться по этому маршруту. И в любом случае не взял бы с собой Гизу.

Последние перевалы были чудовищно тяжелыми. Вымороженный под утро воздух заставлял даже нгулу, не обязанного поддерживать постоянную температуру тела, активно двигаться, чтобы разогревать металлические суставы. Черная пыль, заменяющая римлянину кровь, казалось, разом превратилась в высушенный вековыми ветрами песок, стирающий все, что попадется в пути. Может быть, восстановись половина легких, было бы полегче, но сейчас Флавий дышал с трудом. Горло тоже смерзлось и пересохло, не давая членораздельно говорить. Во всяком случае, пока не прокашляешься, что и демонстрировала Гиза. Но ирония была в том, что в новое тело Флавия возможности непринужденно кашлять не имело.

Каково же пришлось его спутнице — он даже отказывался думать. На Гизу нацепили всю теплую одежду, но это не спасало ее от задубевших пальцев и крайней усталости. Раз в полчаса Флавий доставал из запасников своего организма порцию энергии и превращал ее в тепло рук, согревая замерзающую арабеску. Пару раз та улыбнулась и однажды даже сказала «спасибо» — одними губами, посиневшими от холода. Но было видно, что она, ночной убийца, привыкшая к безусловному своего тела, никак не поверит в его предательство.

Вершины Фэгэраш умели мстить за легкомысленное отношение к себе. За шуточку насчет «пригорочка», отмоченную еще в долине, Флавий готов был проглотить собственный автоклинок. Только вот беда — тот наглухо примерз к металлической кости и выскакивать из предплечья не хотел.

Памятником человеческому бессилию стоял вампир. В морозную ночь он ничуть не потерял силы и ловкости, но сейчас сдавал прямо на глазах. Полчаса назад это была сама уверенность, а его шуткам над «подмороженными» людьми не было счета. Флавий раз десять про себя пообещал разобраться с наглецом как только... как только догонит.

Сейчас круд вот он — можно достать рукой. Даже без автоклинка.

Чем светлее становились горы, тем больше уходил в тень трансильванец. Сначала он перестал докучать шутками. Потом чуть-чуть сбросил темп, и Флавий с Гизой смогли его нагнать. И вот теперь, стоило солнечному диску появиться из-за восточной вершины, Мариус окончательно сдулся.

Куда девался щеголеватый франт в развевающимся на пронизывающем ветру плаще и в широкополой шляпе? Фигура вампира разом потеряла и грацию, и объем, и даже, казалось бы, рост. Круд совсем по-человечески потирал ладони, разгоняя кровь или что там у него текло в жилах.

— М-мы успели д-до утра. Я не верил, но м-мы успели, — улыбнулся Мариус.

Но на этот раз не самоуверенной ухмылкой всемогущего существа, а скромной улыбкой обычного юноши-проводника.

— Что это? — насторожился Флавий, заслышав странный шум.

Где-то далеко, то ли на юго-западе, то ли на западе раздался непонятный гул. Он нарастал, раскатываясь по горам, и теперь было уже невозможно понять, откуда он исходит. Казалось, гудели все горы сразу — и каждая на свой лад.

— А-р-р... к-х-р... артиллерия, — пояснила девушка, вставая с колена. — Легионы пошли на штурм. Забрасывают мятежников всякой горючей чепухой...

— Тогда и н-нам надо п-поторопиться.

К вампиру вернулась дневное заикание... и хорошие манеры. Юноша помог арабеске подняться и участливо поправил на ней сбившийся плащ. Гиза восприняла это, как само собой разумеющееся и, пошатываясь, первой двинулась по тропе.

Вниз. Теперь только вниз.

В то же самое время...

Последнее дело — использовать для своих нужд чужую кровь. Кровь — это же вместилище жизненной силы — того, что питает в человеке душу. Порождения злых богов, ночные твари вурдалаки хорошо это знают. Для них кровь человека — изысканное питье. И дурманящее, и придающее сил одновременно. Но в отличие от местных упырей, вурдалаки никогда не ограничатся лишь глотком. Человек, попавший к ним, обречен, а душа его, лишенная подпитки кровью, медленно угасает, лишенная возможности переродиться в другом теле.

Ритуалы крови — это уже не светлое ведовство во всей его мощи. Это запредельно страшные, уродливые и кровавые обычаи ведовства темного — то есть самого что ни на есть колдовства. Богомерзкого и потому настолько сильного.

Марика подождала, пока животное окончательно лишится остатка жизни, в последний раз дернув ногами. Крови пролилось, как и ожидала девушка, немного. Куда меньше, чем осталось внутри. Но вполне достаточно для ритуала.

Какое счастье, что богомерзкое колдовство не требует решительно никаких символов. Чертить их на каменистой почве здесь, в темную и холодную ночь, Марике не хотелось. Но сейчас якасты не нужны — нужна только кровь. Этого несчастного коня, потом своя и, наконец, хотя бы немного чужой. Там, за неприступными горными стенами.

Ножом она аккуратно надрезала запястье и сбросила несколько черных в ночи капелек в лужу у лошадиного горла. Потом уронила нож на землю и тщательно заговорила ранку. Оставалось только сотворить небольшое и доступное даже неумелой дуре ведовство поиска смерти — а далее... Далее последует нечто, которое однажды чуть не уволокло ее в черные глубины того-что-хуже-смерти. Шесть недель ее оттуда вытаскивали сильнейшие ведуньи всех соседних племен. Шесть недель мрака и забвения.

Но сегодня все будет иначе.

Девушка присела на корочки и зашептала первые фразы наговора. Слова сами выплывали из памяти и сливались в прихотливые цепочки. Любого учителя словесности они вогнали бы в крайнюю степень недоумения — традиционные для русских оседлых славянские слова причудливо переплетались и с родственными кочевыми татарскими, и с арабскими, и с еще целым ворохом разнообразных языков и диалектов, коими там щедра земля русейская.

Найти кровь. Найти смерть. Найти любое кровопролитие.

Первый же поиск дал плоды быстро, и, к изумлению ведуньи, очень определенно. Где-то не очень далеко на западе умирал воин. Да-да, именно воин — весь прошлый день он пролежал в гарнизонной палатке, снедаемый мучительным, иссушающим тело жаром. И теперь душа сдалась, ей сделалось неуютно в поедаемом болезнью теле. Душа рвалась на волю.

К сожалению, кровопролития не было. Была небольшая кровопотеря, военный лекарь спустил несчастному немного сгустившейся крови, но помочь это не могло. Ни воину, ни Марике, наблюдающей за его страданиями.

Вторая попытка затянулась надолго — никто в округе не собирался умирать. В другом бы случае это Марику лишь порадовало, но не сейчас. Ей срочно нужен кто-то, умирающий от потери крови. Или хотя бы ею сейчас истекающий.

Больше часа Марика неподвижно сидела возле стынущего трупа лошади, вслушиваясь в океан мировой энергии. Наконец, пущенное по следу крови ведовство вернулось, остро ткнув сотворившую его пониже сердца. Есть кровь, есть смерть, есть убийство. То, что нужно!

Прежняя Марика ужаснулась бы своим нынешним мыслям. А нынешняя — лишь аккуратно перенаправила ведовство поиска в чернеющую на земле лужу. Никаких якастов, никаких песнопений — только усилие мысли. Крепкой, решительной, жестокой, кровожадной мысли настоящей колдуньи.

Оставался последний шаг, о котором еще вчера прежняя Марика подумала бы с парализующим все члены тела ужасом. Но это вчера. А сегодня она — совсем другая Марика. Решительная, безжалостная, требующая крови. Все что угодно за кровь! Больше крови, еще больше!

Закутанная в плащ фигура покачнулась и присела на землю. Безжизненно белая рука показалась из-под плаща, поскоблила по земле, наткнулась на лежащий рядом нож. Подхватила его, подняла на уровень груди и...

Как и восемь лет назад, в самый последний момент перед черным таинством колдовства, Марика разом пришла в себя. Щелчком слетели все лишние мысли, словно девушка разом освободилась от стесняющего ее одеяния. Она замерла с обнаженным разумом, словно первородительница рода человеческого.

Еще был путь назад. Черное колдовство, в отличие от светлого ведовства, позволяло безболезненно отступить, сдаться. Кто знает, почему так? Но отступать нельзя. Поэтому Марика открыла глаза и что есть мочи ударила себя чуть ниже груди.

Закутанное в темный плащ тело дернулось, постояло в недвижимости несколько ударов сердца и упало на бок. А спустя некоторое время изо рта самоубийцы повалил омерзительный черный дым. Буквально за пару минут он покрыл все вокруг непроницаемой пеленой — густой, вязкой, прочти осязаемой.

Когда упорный южный ветер разогнал черную завесу, на месте смерти молодой женщины не осталось ничего, кроме старого-старого, полуразвалившегося лошадиного костяка. Любой прохожий подумал бы: «Наверное, еще лет сто назад здесь издох чей-то конь. Эка невидаль».

Глава 6. Трупами в гости

— Санду, а без этого никак? — укоризненно спросил Богдан, перетряхивая золотишко из роскошного аристократического кошеля в свой собственный, куда менее приметный.

Напарник помотал головой. Уж коли знатный домнул захотел помахать шпагой — пусть и не жалуется. Ишь чего выдумал — маску срывать!

В профессии дорожного налетчика многое зависит от удачи, конечно. Но больше — от того, сколько людей тебя видело. Брашов — град маленький, все жители, почитай, наперечет. Оттого Санду и не допускал, чтобы кто-то из жертв оставался в живых, зная (или хотя бы подозревая), кто ограбил.

Эта парочка сама напросилась. Ну сидели бы себе в коляске — и ничего бы им не было. Как прилетела пара грабителей, так и улетела. Всего-то урона — два кошеля с золотом, да украшения с дамы. Ну лишилась побрякушек, и что? Женщина очень даже правильно решила, что не в камешках да злате счастье, и отделалась ударом шпаги плашмя. Даже красоте урона нет. Да и телу тоже.

Санду хихикнул. Велик был соблазн выпустить накопившийся пар с этой крошкой, пока она без сознания валялась, да только времени совсем не было — светало. Ну и ладно — девок на свете много и без этой ляльки. А уж с добычей-то нынешней и вовсе проходу от них не будет!

А парня не жаль. Если так глуп, что супротив арбалета со шпажонкой полез — то и не годился он этой барышне ни в каком качестве. А значит, пусть лежит, проткнутой каленым болтом в самое сердце. И пусть спасибо скажет, что быстро и насмерть. Пусть благодарит Санду, что тот не промахивается.

— Что это с ним?

Богдан затянул кошель и подвесил на пояс. Затем пальцем ткнул в сторону убитого парня, и палец этот дрожал крупной дрожью.

Санду повернулся и обомлел.

Изо рта убитого валом валил черный, густой дым, которого ни при каком пожаре не увидишь. Там, где он касался земли, та сразу же покрывалась изморосью, а трава желтела и рассыпалась в труху. С хрустом заледенела небольшая лужица пролитой крови. А дым все прибывал. Вот он уже скрыл под собой фигуру убитого, коснулся двери коляски. Крепкое мореное дерево потрескалось, а потом и вовсе раскрошилось. Дым добрался до кованых колесных осей — и те моментально покрылись ржой, как будто отмокали сто лет в морской глубине.

— П-пошли отсюда, — забормотал подельник, отступая назад. Споткнулся о камень, упал навзничь, взвизгнул что порося — и бросился бежать прочь. Санду тоже сдал назад, но не обернулся, не побежал, а просто медленно отходил от чуда чудного.

Господи, кого же они убили? Упаси боже милостивый, да прости ты прегрешения земные...

Дым сгустился еще сильнее, хотя казалось, что это уже невозможно. Вытянулся столбом вверх, закружился в вихре, вертясь все быстрее и быстрее. Постепенно внутри него стали проступать очертания человеческой фигуры — все четче и четче. И как только в них начала узнаваться женская фигура, сидящая на корточках, дым, словно по команде, остановился. Женщина встала на ноги, открыла рот — и все черные клубы без остатка втянулись в ее зев. Страшная дама оказалась невысокой девушекой, с бледной, почти белой кожей, и была одета в просторный серый плащ.

Сама Смерть.

Санду еще мгновение сопротивлялся обмороку, но лишь Смерть сделала к нему шаг — послушно грохнулся на землю.

Женщина подошла поближе, оценила фигуру бандита и осталась недовольна. Пнула лежащее тело ногой и двинулась обратно к коляске. Спустя минуту оттуда раздался испуганный храп лошади, потом воздух вспорола острая сталь — и жизненная сила румынской полукровки оросила вымороженную землю. Фигура в плаще жадно присосалась к дымящему потоку, насыщая свое тело потерянной в переходе силой.

А бандит по имени Санду так и не узнал, что Смерть не забрала его лишь потому, что был он ростом мал, да телом хлипок. Не было в нем сколько нужно крови — вот и весь сказ.

Если со стороны Валахии горный хребет начинался постепенно, с предгорий и холмов, то Трансильванию он окружал чуть ли не отвесной стеной. Из-за крутизны спуск с проклятого высокогорья Фэгэраш затянулся, и в тепло низины команда Флавия добралась уже под вечер, когда солнце почти закатилось за верхушки западных гор.

Они вышли в живописную долину — сплошь из поросших лесами холмов. Тут и там, насколько хватало глаз, мелькали прихотливо извивающие свои тела маленькие речушки, берущие начало в снеговых шапках высокогорья. А вот жилья на холмах не было. Брашов стоял прилично дальше от того места, где команда Флавия спустилась с гор. Сейчас же перед ними, насколько хватало взора, расстилалась долина, расходившаяся в две стороны. Левее — дорога к главному перевалу, правее — к городам Бран и Брашов.

— Предлагаю привал, — сказал Флавий, оглядывая своих спутников.

Вампир натерпелся от дневного света, и весь спуск сквозь зубы ругал безоблачную погоду. От его силы и ловкости на свету не осталось и следа, и сложные участки спуска он преодолевал последним, уступая даже измотанной Гизе. Флавию дневное светило тоже добавляло хлопот, но оно хотя бы согревало, и в полумеханическое тело вернулась былая легкость. Ребро, воздушный мех и сердечный насос уже почти залатались, и теперь Флавий мог дышать полной грудью и двигаться в полную силу.

Ну а Гиза держалась на ногах из последних сил. Собственно, из-за нее Флавий и предложил привал. Было видно, что гордость не позволяет арабеске затребовать пощады, но еще час-другой пешего перехода — и девушка просто рухнет на камни.

Ни вампир, ни арабеска против привала не возражали. Мариус нашел уютное местечко под раскидистым деревом, Флавий распаковал походный инвентарь и принялся готовить немудреный обед из продуктов которых они набрали с собой в дорогу. Кое-чем они перекусили ночью, но это были жалкие крохи.

Гиза свернула свой плащ, положила на траву под деревом и прилегла, свернувшись в клубок, прямо как домашняя кошка.

— Никто не возражает, если я немного...

— Никто, — оборвал Флавий. — Спи. Я разбужу, когда еда будет готова.

— Я действительно немного...

Уснула девушка еще до того, как ее последнее слово долетело до товарищей. Флавий достал из сумки свой походный плащ и набросил на арабеску. Она измотана донельзя, ослаблена и истощена. Еще не хватало, чтоб застыла по утренней прохладе.

— Как ты думаешь, сколько нужно войскам, чтобы прорваться через перевал? — спросил Флавий у круда, возвращаясь к приготовлению обеда.

Вампир пожал плечами.

— Я не с-силен в тактике. Может быть, два дня, а может быть, и неделя. Зависит от того, как они будут действовать. Пойдут н-напролом — положат своих, но дальше Рукара не пройдут. Там очень узко, п-протиснуться даже когортой не сразу получится.

Флавий призадумался, механически размешивая в котелке содержимое.

Наиболее удачное время для вынюхивания — когда мятежники особенно озадачены прорывом легионов. Они непременно ослабят бдительность в тылах, а это отличная лазейка для шпионов. Римские когорты не полезут в самоубийственный штурм — это совершенно понятно. Оно и не нужно. Командиры легиона Эдельвейс, состоящего из опытнейших горных егерей, точно придумают что-то особенное. Если уже не придумали. Значит, на все остается два-три дня, вряд ли больше. Очень мало.

Ужин приготовился через час, но Гизу будить не стали. Флавий и Мариус прикончили свои порции, а положенную арабеске оставили в котелке, придвинув к тлеющим углям прогоревшего костра — чтоб не остывал.

На небе проступили звезды. Не такие яркие и колючие, как в оставшихся за плечами горах, но тоже полные сил и сияния. Странное дело, но здесь, в Валахии, небо было намного чище, чем в Риме. Хотя широта куда выше, чем на родине.

Мариус достал из своих запасов бурдючок со слитой у последнего бандита кровью, присосался к нему и откинулся назад, опершись о ствол дерева. Флавий взглянул на блаженствующего кровососа, его незаметно передернуло. Странны творения твои, Создатель, кого только на свете не встретишь. И черные демоны, и безмозглые големы — плод творения этих демонов, и оборотни — наполовину люди, наполовину звери. И вот теперь довелось познакомиться с упырями.

— Мариус, можно... э-э... немного личных вопросов?

— Валяй.

Вампир блаженствовал. Он совершенно точно знал, о чем спросит командир, но благодаря хорошему настроению и самочувствию был готов говорить на любую тему. Даже касающуюся его самого.

— Мариус, а ваш народ... То есть каждый из вас... — Флавий сбился, пытаясь подобрать слова. — В общем, вы смертны?

— Конечно, — спокойно ответил круд. — А ты, небось, начитался сказок про живых мертвецов?

Способность вампира ночью легко переходить на фамильярный тон, а днем снова возвращаться к уважительному обращению продолжала изумлять Флавия.

— Да нет. Этого добра нам с Гизой хватило в Африке.

— Расскажи, — попросил круд.

— После тебя. Я первым начал спрашивать.

— Тогда не отвлекайся.

— Ну хорошо. Скажи, а чем круды отличаются от обычных людей? И насколько они зависят от крови?

Мариус сделал глубокий глоток и задумался. Флавий терпеливо ждал ответа. Минуты через две вампир отложил бурдюк и объяснил.

— Круды и люди — не враждующие виды, и даже не охотники и жертвы. Да, мы нуждаемся в крови, но это просто занятная прихоть мироздания, не более. Да и крови надо немного. Вот этого бурдюка — Мариус ткнул пальцем в полупустой мешок, — хватает где-то на неделю. Но можно растянуть и на две-три, если особо не дергаться по ночам... для ровного счета считай, что каждому круду нужно за месяц присосаться к двум людям. При этом, я отмечаю, последним от этого не только никакого вреда не будет, а даже и польза. Ваши эскулапы говорят, что раз в год нужно спускать из организма одну десятую объема крови. Как раз сколько нужно одному круду недели на две.

Считай сам: крудов насчитывается около двух с половиной тысяч на всю Валахию с Трансильванией. А людей же в Малом Риме больше девятисот тысяч, почти миллион. Стало быть, на каждого круда приходится по четыре сотни человек. В среднем каждый житель той же Трансильвании рискует лишиться небольшого количества крови один раз в шестнадцать-семнадцать лет. Короче говоря, даже чисто с медицинской точки зрения наш народ с вами, людьми, не справляется. Так что, почитай, вы от нас вообще ущерба не терпите.

— Ну хорошо, хорошо, — примирительно поднял руки Флавий. — А что с другой стороны медали?

— Что? — не понял Мариус.

— Я говорю, рассказывай теперь о том, что в вас отрицательного. А то послушать - так вы просто божественная панацея какая-то.

Вампир улыбнулся и вновь присосался в бурдюку. Сделал пару глотков, промокнул губы изящным платочком (достал из специального кармашка).

— В период особо сильной жажды крудами легко манипулировать. У нас уже были времена, когда целые деревни крудов переходили под власть местного диктатора-убийцы. Тот спаивал нас свежей кровью, а мы, как послушные скоты, желали ее все больше и больше. Рано или поздно в голове каждого круда, опьяневшего от крови и потерявшего над собой контроль, исчезают все признаки человека. Кое-кто превращается в лишенных разума животных, готовых ради глотка теплой красной жидкости сделать все, что велит хозяин. А кое-кто — и во что похуже...

— Сказания о Владе Драконе?

— Да, было дело... Влад не был крудом — обычный отцеубийца, истязатель и просто псих. О нас он узнал еще ребенком, и с тех пор вынашивал планы поработить свободных крудов, сколотить из них ночную армию — кровожадную и непобедимую. Отчасти ему это удалось, и под рукой у лорда Дракулы оказались две деревни бойцов. Всего — сто шестьдесят девять голов. Именно голов, ибо эти несчастные окончательно потеряли людской облик.

Половина россказней о Владе — выдумки людей. Но другая половина — замаскированная правда. Слухи о кровососах, как вы нас называете, просочились далеко за пределы Трансильвании. А местные крестьяне, однажды познавшие на себе ярость ночных убийц, растрезвонили на весь свет, что во главе их стоит еще более ужасное чудовище - настоящий монстр. Чего только об этом сумасшедшем не рассказывают... И что он, якобы, умеет превращаться в летучую мышь, и что днем спит в гробу, и что единственное против него средство — осиновый кол в сердце...

— А что, не помогает? — ввернул Флавий.

— Почему же? Очень даже помогает, — круд засмеялся. — Так же, как против те... против той же Гизы, уж извини. Ты, я погляжу, из другого теста.

— А скажи, на что способен «ночной круд» в бою?

Флавия куда больше интересовала тактическая сторона вопроса, нежели мифическая. Что-то говорило римлянину, что Мариус и семья крудов, давшая им карту горных проходов, — не единственные вампиры, которые встретятся на пути. И далеко не все из встреченных будут настолько милы и дружелюбны.

— Кое-что ты видел по дороге в Бузэу, — сказал Мариус. — В моем исполнении. Остальное не сильно отличается. Когда мы голодны или просто в боевом азарте, то очень быстры. Очень. Я двигался где-то в половину от своей предельной скорости. Еще можем, заглянув в глаза, усыпить человека — так мы поступаем во время «сливов». Ну и силенок чуть поболе, чем у людей. Но точно меньше, чем у тебя. Будь я твоего веса, ни за что бы через эти горы не перебрался, и сам за собой-крудом не угнался бы.

Вампир усмехнулся и убрал бурдюк в сумку.

— Расскажи теперь о вас с подругой, — попросил круд. — Насчет нее мне более-менее понятно — обычный хашшишин. Если кто-то когда-нибудь видел влюбленного по уши хашшишина, да еще девку. А ты-то кто? Или что? И про Африку, пожалуйста. Мне Вождь лишь чуть-чуть поведал, самую малость.

Флавий не стал уверять, что Гиза — совсем не обычный «ночной убийца»: и по складу ума, и по умениям, в том числе ментальным способностям. Он вообще не собирался рассказывать круду о них с Гизой все. Тем более об их странных чувствах друг к другу. Но этой ночью Мариус был на диво дружелюбен, и отбрыкиваться отговорками было просто невежливо. Флавий, как можно короче, рассказал о том, как был завербован Обсерваторией и как они с Гизой, Йоном и Герексом путешествовали в Анголу. Где двое последних, увы, и остались. Вместе с Кельвином, Гастаркой и остальными легионерами, которые вышли вместе с командой Флавия в поход на Луэну.

Рассказал о черных демонах и их умениях. Собственно, он сам — и есть плод их умений. Правда, чуток получше, чем обычный нгулу, ну да и делали его, так сказать, «по спецзаказу». В рамках тайной договоренности между Гизой и демоном Миландрой.

Рассказал, наконец, о местном шамане, подчинившем себе род черных демонов. И о том, как Гиза с ним разделалась — сам римлянин тогда был недееспособен, и вообще, очнулся только около Марселя, когда все уже было кончено.

— Как странно, — тихо произнес круд, когда Флавий закончил рассказ. — Как будто сказка или повествование о другом мире. Наверное, вы с арабкой и в самом деле из другого плана реальности.

— В смысле?

— Ну, я о том, что ты рассказываешь. О вещах совершенно чудесных и невозможных. Например, говоришь что был завербован Обсерваторией семь лет назад, в то время как даже мальцу известно, что этот магистрат уже двадцать лет не существует, да и был-то, между нами говоря, дохленький-дохленький. Говоришь о гарнизонах в серединной Африке, а на самом деле дальше Мавритании экспедиционные отряды Рима ни разу и не продвинулись. Или, например, рассказываешь о боях сорокалетней давности, а мне кажется, что ты пересказываешь баталии давностью лет, эдак, с тысячу-полторы.

— А что не так в баталиях?

— Да все! — Мариус вспыхнул как хорошо запаленный костер. — От вооружения до тактики! Пилуматы сто лет назад пользовались воздушными ружьями, а последние пятьдесят — и огнестрелами. Легионеры не носят доспехов — против пуль, ядер и картечи они бесполезны. Не говоря уж о твоем любимом коротком мече, о котором пехотинцы позабыли еще до рождества Христова.

— Погоди-погоди, а как же циркулисты? — возразил Флавий. Он помнил, какое впечатление на него произвел доспех с циркулием, который он видел на рекрутском пункте.

— Кто?

— Ну, тяжелая панцирная пехота, вооруженная циркулиями — дисковыми резаками. Циркулисты.

— Не понимаю, о чем ты. Никогда ничего о таком не слышал. Разыгрываешь?

Флавий лишь покачал головой, дескать, не хочешь — не верь, но это правда. Сразу же вспомнились недавние слова вампира:

«Как будто сказка».

Неужели мир продолжает меняться и теперь, когда они с Гизой не предпринимают решительно никаких действий? Что же, снова движения Маятника? Или наоборот, нашелся еще один Успокоитель? Да, спросить бы Мариуса, что он думает об этой теории.

Но круд уже задумался о другом. Закрыл глаза и всем видом показывал, что продолжать разговор не намерен. Если бы римлянин имел талант своей подруги и мог хоть бы краешком глаза заглянуть в голову вампиру, он бы увидел кое-что, что сильно облегчило бы жизнь в самом ближайшем будущем.

Но чего нет — того нет. Удел Флавия — сражения. Ну еще немного логики. А сила мыслеречи и внушения — у Гизы. У милой, ласковой наемницы, которая только что открыла сначала один глаз, потом другой, затем потянулась и признала, что все мужики — свиньи. Ну что это за причуда такая: пожрать в две хари и не пригласить на ужин даму, оставив ту валяться под деревом, как шишку какую. Хорошо еще плащом прикрыть догадались, а то мерзни тут...

Флавий облегченно вдохнул. Любимая если еще и не полна сил, то уж точно пребывает в крепком здравии и хорошем настроении.

***

Рано утром, пока ненавистное для двух из трех путников солнце еще не встало из-за гор, команда Флавия выдвинулась к выходу из долины. Путь лежал на север, через Бран — на град Брашов. Идти было легко — речушка, текущая посреди долины, змеилась посреди ровных, плоских лугов. Для пешего ходока рай, да и только. Одно неудобство — обильно выпавшая по утру роса: уже через несколько минут все три путника обзавелись сырой обувью и мокрой одеждой. Но после перевала такие мелочи не стоили внимания.

— До Брашова мы какое-нибудь жилье встретим? — спросил Флавий у вампира. Римлянину не хотелось лишний раз засвечивать свой отряд, а идти придется днем у всех на виду.

— Да, м-миль через пять, сразу п-после выхода из д-долины, будет д-довольно с-с-с-тарый з-замок. Кстати, б-былая резиденция В-влада.

— Кто там сейчас?

— П-понятия не имею, — пожал плечами вампир. — Может, и б-брошенный.

Флавий кивнул и замолчал. По большому счету, неважно, брошен замок или нет. Главное, чтобы в нем не оказалось базы мятежников. Римлянин уточнил у круда, стоит ли разведать обстановку, но Мариус уверено замотал головой. Сказал, что основные силы мятежников сейчас заняты другим — пытаются сдержать римские легионы пятнадцатью милями юго-западнее. Но, конечно, разъездов следует опасаться. Поэтому после выхода на основную дорогу к перевалу открыто лучше не передвигаться.

Кровосос как напророчил. Стоило Флавию со спутниками приблизиться к горловине долины и заприметить торную дорогу, как с шансами быстро выбраться к Брашову пришлось распрощаться. По дороге скорым шагом маршировали нескончаемые колонны вооруженных людей. Флавий умел быстро считать войска, и даже приблизительный подсчет ему не понравился. На марше было самое меньшее десять-двенадцать тысяч человек. И подходили еще. Каждый воин нес на себе красную перевязь — отличительный знак мятежных войск.

И это еще не все. Навстречу марширующим отрядам двигалась целая колонна телег, судя по скорости и по мощным четверным упряжкам — очень сильно груженых. Экипажи были покрыты тентами, и Флавий не мог определить, что они везут. Но кое-какие мысли по этому поводу были.

— Ничего себе, — присвистнул Флавий. — Целая армия.

— Пожалуй, о скором прибытии римской кавалерии лучше и не мечтать, — хмуро заметила Гиза. — Придется снова уходить ближе к горам.

— Да, конечно. Давайте попытаемся прошмыгнуть между скалами и дорогой.

В то же самое время...

Оставив бандита без сознания и добавив ему еще полсуток такого состояния, Марика проверила самочувствие девушки в коляске. Той ничего не угрожало — просто глубокий обморок. Увы, ее пареньку уже ничем не помочь, арбалетный болт пронзил сердце, убив его наповал. Марика быстро попросила для него убежища на том свете, оттащила парня от полусгнившей коляски и положила на свежую траву, не тронутую смертельным заклинанием перехода. Награбленное пересыпала в кошель аристократа, вернула его в коляску и наложила несложный морок избирательной видимости. Теперь золото сможет увидеть лишь оставшийся в живых хозяин.

Следует поспешать. Над гостями из Рима сгустились жирные черные тучи, и скоро грянет буря, с которой они не справятся. Несмотря на все свои умения.

Из трех оставшихся лошадей Марика отстегнула одну на вид посвежее. Придумывать что-то со сбруей времени не было, и девушка просто освободила животное от всей аммуниции. Управлять конем на Руси умели почти все, и мало кому для этого требовались ремешки и седла. Если ты всадник — то должен знать лошадей, как самое себя. А если ты их знаешь — они тебя будут слушаться. Марика была всадницей, и неплохой.

До Брашова — не больше дюжины верст, можно успеть за час. Правда, видение в горах подсказало девушке, что встретит делегацию из Рима она не в городе, а ближе к горам. Вроде бы то ли в замке, то ли в крепости — не поймешь этих романов с их постройками. Но Марика представляла, как внешне должен выглядеть этот замок — растущий прямо из скалы, с прямоугольной основной башней и косой крышей, увенчанной пирамидальным навесом на верхушке. Небольшой, едва ли больше сотни шагов в длину, а в ширину и того меньше. Зато высокий. И сам по себе, и еще из-за того, что стоит он на скале, словно вознесшей его с земли к небу.

Надо поспешать. Мусанбек наверняка уже перевалил горы и движется к цели. У него с собой очень сильный колдун, для которого черные обряды — обычное дело. Не то что для Марики, которая пользуется мерзкими чарами на свой страх и риск.

— Вот этот замок.

Флавий проследил за пальцем круда. Вампир указывал на небольшую крепостицу, очень удачно вписанную в рельеф. Ее основа — естественный каменный фундамент. Когда-то здесь была скала, но ее срезали, а на срез водрузили замок, типичный для здешних мест. Небольшой, едва ли в двести футов длиной и сто шириной. Зато высокий. Флавий насчитал полторы сотни футов, если не рассматривать пирамидальную надстройку над главной, очевидно сторожевой, башней и конические крыши краевых.

Подход к замку был всего один — хорошо укатанная дорога, петляющая между возвышенностями. В одном месте тракт пересекал речку по наведенному деревянному мосту. Но вот ведь незадача: на обоих сторонах стояли будки стражи — мост охранялся. И уж точно не силами легионов. Очевидно, перебраться через реку, не вызывая расспросов местных, можно где угодно, но только не по мосту.

Тем более, что сейчас переправа была занята. По дощатому настилу одна за одной катились телеги. Те самые, которые Флавий с друзьями заприметили в долине. Правда, встречного потока мятежников не было, и конвой тентованных повозок двигался совершенно свободно.

— Ты уверен, что кроме как между замком и скалами, других мест для прохода нет? — поинтересовалась Гиза, разглядывая окрестности в небольшую зрительную трубу.

— Если х-хотим пробраться с-скрытно, то нет. Левее отк-крытые пространства, п-правее скалы. Оч-чень крутые. Д-даже я не з-залезу.

— Почему-то я не сомневалась, что так все и будет — ворчливо отозвалась арабеска, передавая трубу Флавию.

Пока тот рассматривал возможные пути обхода замка, круд поведал, что переправы через реку, конечно же, есть. Один брод в шести милях отсюда, и еще один мост чуть дальше. Но эти переправы наверняка тоже охраняются.

Флавий передал трубу Гизе и медленно произнес:

— Меня очень интересуют эти телеги.

— А ч-что с ними н-не так? — удивился Мариус. — Т-телеги, как т-телеги. С п-продовольствием, н-наверно. Людей внутри н-нет, я бы п-почувствовал.

— Ага, а продовольствие — это, типа, подарок легионов, штурмующих перевалы, — съязвила арабеска. — Мариус, не тупи. Телеги едут с передовой, где мятежники сдерживают легионы. Какое еще продовольствие?

— Именно, — подтвердил Флавий опасения девушки. — В них что угодно, но никак не сыры-колбасы.

Мариус задумался и кое-что прикинул в голове.

— Д-действительно, — смущенно произнес вампир. — К-как-то в г-голову не приходило. Что можно в-вести с места боев? С-странно...

Эту странность Флавий заприметил, когда еще впервые наблюдал за потоком телег. Но тогда не озвучил. Помимо груза под тентами, его куда больше интересовал пункт назначения. Теперь, когда с последним появилась определенность, содержимое телег уже не так интересовало, ибо было очевидно. Это давало отличный шанс проникнуть в замок незамеченными.

Солнечный свет сильно давил на Флавия, но он же пробуждал какие-то скрытые способности мозга. Верно Гиза заметила, что днем он лучше думает, но хуже воюет. Сейчас — время думать. А воевать начнем ближе к ночи.

— Мариус, Гиза, бросайте все, кроме оружия, и за мной, — скомандовал римлянин. — Похоже, я знаю, как нам переправиться на тот берег тихо и спокойно.

Вампир просто кивнул, а Гиза не удержалась и метнула мысль:

«И в Брашов нам уже не надо, я правильно понимаю?».

Флавий кивнул.

Брашов не причем. И Фэгэраш тоже. Цель — в этой крепости.

План Флавия был прост и неприятен. Если транспортный поток и охрана моста препятствуют переправке на тот берег, то нужно всего лишь воспользоваться этим транспортом, который, как заметил римлянин, никто не досматривает. Впрочем, было бы удивительно, если бы досматривали. Зрелище более чем мерзкое.

Именно это и было основной проблемой — потрястись в телеге в компании со свежими трупами. Ведь именно их и перевозили в тентованных повозках. И Флавий знал, с какой целью. Оставалось понять лишь одно: почему из крепости нет обратного потока солдат с красными перевязями. Как только эта загадка разрешится, можно будет смело выбираться обратно и отправлять подробную депешу в Рим. С восстанием будет покончено.

Забраться в телеги оказалось проще простого. Их никто не охранял, а возницы не обращали внимания ни на что, кроме дороги. Но все же в середине дня решили не дергаться, и подождали до темна. После чего тенями прошмыгнули к заметно поредевшему конвою и юркнули под тент одной из повозок.

— Ф-ф-у! — Мариус выпалил это шепотом, но даже вполголоса умудрился высказать такое отвращение, что Флавий поспешил прикрыть вампиру рот. Как бы возница не встревожился.

Знаком он приказал круду не мешкать и занять свое место. Тот скривился, но все же послушался. Растолкал несколько покойников из верхнего ряда (те лежали вповалку, друг на друге), закопался между телами и выжидающе посмотрел на Флавия, который тут же набросил сверху пару трупов, чтобы аристократическая одежка вампира не так бросалась в глаза среди бесцветных тряпок убитых крестьян. Телега была наполнена в основном именно бедняками.

«Я поближе к выходу, если позволишь, — раздалась мыслеречь девушки. — Не хочу дышать трупным смрадом. Пусть наш друг-кровосос наслаждается, ему привычнее».

Флавий кивнул и помог арабеске устроиться поближе к корме телеги. Девушка успела сдернуть с покойника грязно-серый плащ и прикрыть им свою черную одежду.

Оставалось закопаться самому. Флавий предполагал, что вряд ли кто-либо будет досматривать столь печальный груз, но страховка не помешает. Выключив обоняние и поправив на глазах повязку (отлично, как раз за не выжившего раненого сойдет), римлянин как можно спокойнее заполз под верхних покойников. Устроился у борта, поближе к щелям между досками и свежему воздуху.

Глава 7. Гости званые и незваные

— Стой, кто идет? Стой, тебе говорю!

Фигура продолжала неторопливо шагать. Закутанная в темный плащ, она незамеченной проскользнула сквозь первый кордон, но охранники на другом конце моста оказались внимательнее. Один из них заприметил гостью и вышел навстречу, загородив проход. В руках он держал длинную пику, за поясом у него поблескивал дорогущий римский пистоль. Вооруженный не хуже него напарник остался в будке. Чего опасаться-то?

Но стоило лишь встать на дороге у низкорослой, хрупкой фигуры, как у охранника словно кольнуло в сердце: «Пропусти его, Радован, пропусти. С ним не справиться обычному человеку, будь он хоть чем вооружен. Пропусти — и цел будешь. А о том, что кто-то прошел, глядишь, никто и не узнает. И потом, мало ли где он реку мог перейти — может быть, и не на твоем посту вовсе».

Мысль эта настолько обволакивала, настолько убаюкивала, вытесняя все остальные, что Радован попятился, отходя в сторону. Но все испортил напарник. Вместо того, чтобы послушно сидеть в будке наготове, молокосос выскочил на середину моста и прицелился из длинного пистоля в одиноко бредущую черную фигуру.

— Стой или стреляю! — заголосил юный стражник, срываясь на фальцет. Да так пронзительно, что проснулся клевавший носом охранник на другой стороне. С того берега сначала раздались проклятья, потом раздраженный оклик: «Что там у вас?»

Радован продолжал пятиться, освобождая место молчаливой фигуре. Вводящие в озноб плохие мысли коснулись то ли его одного, то ли не подействовали на молодого напарника, но тот еще раз что-то проорал и спустил курок. Пистоль оглушительно грохнул и выплюнул столб дыма, а владельца отдачей чуть не сбило с ног. С той стороны моста раздался крик боли, и вскоре последовал ответный залп, сразу из двух ружей. Одна пуля просвистела совсем рядом с Радованом, вторая ударила его напарника в плечо. Парень удивленно ойкнул, выронил оружие и повалился на деревянный настил.

А Радован все смотрел и смотрел на бредущую фигуру. Вот она поравнялась с будкой охраны, по-прежнему черная и спокойная. Солдат пригляделся внимательнее. Определенно, под темным плащом с капюшоном — женщина. Уж больно хрупкая фигура, и движения плавные и грациозные, подростки так не ходят. А еще от нее сквозило могильным холодом.

Воин никогда не верил в бабкины сказки и прочие суеверия, но теперь это уже было неважно. Он знал, что за гостья прошла с одного берега реки на другой. Кому еще, кроме самой Смерти, не может повредить заряд из длинноствольного пистоля?

Фигура удалилась от зажженного факела, что торчал в кольце на будке, и скрылась в ночи. А Радован так и стоял, и смотрел ей вслед, пока с той стороны не прибежал караульный. Что-то кричал, спрашивал, махал руками, талдычил про раненого напарника, но это было уже неважно. В замок Бран пожаловала сама Смерть.

Марику трясло. До сих пор она не пользовалась столь сильным средством. Не годится людям дурные мысли в разум внедрять, не ее это призвание,. Но другого шанса пройти мимо четырех вооруженных охранников не было. Тихонько пробравшись мимо прикорнувшего воина на одной стороне моста, она уже было понадеялась, что с охрана с другой так же дрыхнет. Но не повезло.

Запах смерти — один из самых действенных якастов. Марика два часа рисовала его при смутном свете звезд, и все-таки нарисовала. Собрав в себя всю силу четырех начал, девушка пропитала свой разум запахом смерти, разложения, гнилостного могильного холода. Но кто ж знал, что что вторым охранником на другой стороне окажется совсем еще юнец, почти мальчишка.

Ребенку не объяснить, что такое смерть. И он не видел ее и о ней никогда не думал. Она не прикасалась к нему ни разу, оставляя разум чистым и просветленным, незапятнанным страхом неизвестности перед загробным миром. Поэтому запах, буквально парализовавший взрослого воина, оказался неспособен добраться до разума воина юного. То, что парень промахнулся с такого короткого расстояния — просто чудо из чудес. Марика просто не успевала выйти из колдовского оцепенения, чтобы уклониться от пули. Ее собственная смерть была как никогда близко.

Но пронесло. В итоге — два раненых стражника и родившаяся этой ночью очередная легенда про старуху смерть с косой. До замка, в котором ее ожидает встреча с Мусанбеком, всего ничего. Лишь бы только эти романы ничего не испортили!

— Они что, до утра их здесь оставят? — прошептала девушка.

Гиза перешла на шепот, едва они с Флавием и крудом отошли от повозок на достаточное расстояние. Флавий пожал плечами. Ему самому действия возниц тоже казались странными.

Никто не думал ни разгружать телеги, ни проверить, не случилось ли чего с молчаливым грузом. Все кучера, как сговорившись, оставляли свои экипажи на площади внутри замка и уходили куда-то во внутренние помещения. На дворе замка уже скопилось с два десятка повозок, если не больше.

Вот к воротам подъехали последние телеги, с трудом нашедшие себе место, возницы спрыгнули с козлов и так же молчаливо, как и предыдущие, ушли. Откуда-то выскочили два служки, распрягли лошадей и увели их на конюшню. Почти сразу после этого хлопнули створки ворот и наступила тишина. Как положено говорить в таких случаях — гробовая.

— Если это то, что я думаю… — начал Флавий, но Гиза приложила палец к губам, призывая молчать.

«Тише, кто-то еще за воротами».

Флавий прислушался. Действительно, от ворот раздался шелест, потом кто-то пару раз толкнул створки, но тщетно — массивные дубовые плиты, шитые наперекрест стальными полосами, выдержали бы и таран. Куда уж одинокому путнику. А путник действительно был один, судя по шагам с той стороны. Шаги удалились и замолкли.

— Что-то мне не по душе от этого гостя, — поежилась Гиза. — Как будто это...

— Как будто что?

— Да ладно, не забивай голову. Так, суеверия...

Девушка отмахнулась от него и погрузилась в себя.

— Мариус, займись слугами на первом этаже, — приказал Флавий. — Усыпляй всех без разбора и без шума. Как закончишь, поднимайся за нами наверх, но ради всех богов, старайся не шуметь.

Вампир нехорошо улыбнулся и бесшумно исчез. Флавий в задумчивости прислонился к стене. Как и Гизе, ему тоже не понравились эти легкие шаги по ту сторону ворот, да и бессильный толчок в створки леденил душу. Говорят, в закрытые ворота входят либо враги, либо смерть. Зачастую это — одно и то же. Но первым тут взяться неоткуда, а второй...

Впрочем, пустое это все. От невеселых мыслей Флавия отвлекла спутница, уже вполне пришедшая в себя.

— Каков план, господин военачальник? — прошептала Гиза в самое ухо римлянину. Флавий дернулся — волосы арабески щекотали ему шею, а проклятущая девка еще и прижалась к нему всем телом.

— Прошу, не надо. Я не представляю себе менее эротической обстановки...

— Это тебе, мой милый, за путешествие среди покойников, — Гиза больно куснула Флавия за ухо и приставила кинжал к горлу. — Еще раз такое придумаешь — изнасилую и убью. Или сначала убью, а потом изнасилую, не решила еще...

— Гиза... ну прости. Идея-то хорошая была.

— Если бы ты не отключил обоняние, железная бочка, я бы простила. А так — и не проси.

Но арабеска просто потешалась. Так, как умела только она одна.

Когда на девушку находил боевой азарт — она становилась немного не в себе. Не знающие ее люди и вовсе бы подумали, что арабеска лишалась рассудка. Гиза могла одной рукой вскрывать горло противнику, а другой обнимать своего любимого и нежно покусывать за ухо. Могла смеяться, глядя, как бьется в агонии только что зарубленный ею охранник. Могла неожиданно всплакнуть над невинной жертвой, и тут же обрушить на нее такие проклятья, какие и не снились и корабельному боцману.

Только Флавий знал, откуда все это берется у этой спокойной, иногда ироничной и даже циничной девушки. Впрочем, не только Флавий. Пожалуй, еще и Вождь. Но эту тему в присутствии Гизы по ночам лучше вообще не поднимать. Особенно, если она при оружии.

— Пошли, пора.

Флавий выпутался из медовых объятий вошедшей в охотничий азарт арабески и, стараясь не шуметь, направился к лестнице на второй этаж. Правда, для этого сначала пришлось прошмыгнуть через двор, но ему помогли телеги с трупами, за которыми оказалось очень удобно прятаться. Через первый двор с колодцем, под бойницами фланговой башни, далее через большой двор, мимо лестницы на «полуторный» служебный этаж, где скрылся Мариус, и далее — к ступенькам в жилые этажи. Гиза тенью следовала рядом, не производя вообще никакого шума. Только теперь Флавий понял, почему у ночных убийц есть еще одно прозвище — «призраки». Действительно, двигались они как бесплотные тени.

— Что именно мы ищем? — тихонечко спросило приведение, ступая за Флавием по лестнице.

— Понятия не имею, — честно ответил римлянин.

— А, ну тогда понятно... Значит, снова резать, а потом уже разбираться.

В голосе арабески мелькнула напускная грусть. Показушность и склонность к театральным эффектам — такой же признак ее готовности к бою, как шутливость или ярость.

— Нет. Сначала слушаем.

Флавий тронул пальцем укушенное ухо.

Прямая лестница сменилась витой. Короткой, всего в четверть оборота. Выходила она в небольшое служебное помещение по соседству с проходной комнатой. Низкие, сводчатые потолки придавали комнате вид подвального помещения, несмотря на то, что Флавий с Гизой уже поднялись над уровнем фундамента футов на пятнадцать. А над окружающей замок равниной — раз в десять выше.

На втором этаже было уже не так тихо, как на первом. Где-то справа два мужских голоса вели спокойную беседу. К несчастью, на местном диалекте, которого ни Флавий, ни Гиза не знали.

«Ждем Мариуса?», — шепнула арабеска мыслеречью.

Флавий отрицательно покачал головой и жестом руки очертил круг перед собой. На языке военных, которым неплохо владела и Гиза, это означало «осмотреться». Потом римлянин также жестами добавил, что если ничего интересного не обнаружится, то следует идти выше.

Ничего интересного, и правда, не было. Мужские голоса принадлежали двум слугам, спокойно беседующим на угловом балкончике. Их оставили в покое. Прошли через пару проходных комнат, и в углу третьей обнаружили витую лестницу на следующий этаж. Узкую и тесную. Флавий одобрительно кивнул — строители замка знали толк в фортификации. Кроме витой лестницы в центральной башне, столь же узкой и тесной, это был единственный ход наверх, в жилую часть. Случись штурм, оба прохода стали бы для врага почти непреодолимым препятствием.

На лестнице к ним примкнул Мариус. Двигался он так же бесшумно, как и арабеска, но при этом еще и раза в три быстрее.

— Вы упустили двоих на втором этаже, — шепнул вампир. — Я уложил их баиньки.

Гиза только пожала плечами, а Флавий хотел было объяснить круду правила поведения, но передумал. Ибо впереди вновь послышались голоса.

Лестница выходила в столовую. Огни в ней были почти погашены, лишь теплилась небольшая лампа на столе, да догорали дрова в камине — очень странном, вытянутом вверх. За столом, спиной к лестнице сидел почти совсем седой мужчина. Компанию ему составляли два громилы-воина: один расположился справа, другой стоял, облокотившись о камин. Наконец, слева напротив громилы обнаружился совсем молодой парень, почти юноша. Однако было видно, что именно он и седой здесь — реальная сила. А два вышибалы — так, ни к чему не обязывающая охрана, без которой можно и обойтись.

Общались они все на резком, режущем ухо лающем наречии, в котором Флавий узнал руссейский язык. Узнала язык и Гиза — римлянин кожей почувствовал, как она напряглась. Раздался еле слышный шелест — арабеска вынула свой короткий меч. Но Флавий пока доставать оружие не спешил. Он собрал в уме образ воительницы и спросил мыслеречью:

«Сможешь прочитать в их мыслях, о чем они говорят?»

«Попробую».

Гиза прикрыла глаза и сосредоточилась. Через минуту в голове у Флавия что-то щелкнуло, и он с удивлением обнаружил, что доселе абсолютная тарабарщина в устах русских стала более-менее разборчивой. К сожалению, Гиза сумела «прочитать» только здоровяков — уровень их интеллекта позволял выуживать из голов мыслеобразы без согласия владельцев. Двое других продолжали говорить на абсолютно непонятном Флавию языке.

— Да мне все равно, что подумают эти скоты! — стукнул по столу один из громил. — Давайте их всех порешим — и все дела. Остальных вы без труда перемелете своими штучками.

— Да-да, точно, — поддакнул второй охранник. — Что с ними копошиться?

Старик что-то ответил по-русски, молодой напарник рассмеялся.

— Сулейман, ты говори-говори, да не заговаривайся, — вскипел сидящий за столом здоровяк. — То, что Мусанбек не делится с нами секретами, еще не значит, что он нам не доверяет. Верно, Святозар?

Стоящий рядом гигант кивнул. Длинные светлые волосы качнулись водопадом серебра, открывая могучие, все в шрамах, мышцы. Флавий нехотя залюбовался. Настоящий воин, до мозга костей. Не хотелось бы с таким схлестнуться в схватке.

— И потом, мы ж быстро, — продолжил громила за столом, посмуглее и пожиже телом, чем Святозар. — Местных вояк тут восемь человек, это ж на пять минут работы. И замок наш. Пусть уважаемый Мусанбек общается с Владленой без забот и хлопот.

Старик что-то резко ответил и хлопнул ладонью по столу. Молодой вдохнул и терпеливо начал объяснять смуглому. Речь была длинна и пространна, иногда к объяснению подключался старик — но Флавий по-прежнему ничего не понимал.

«Идем напролом, или ищем другой ход?» — передала Гиза, и Флавий почувствовал, как таинственный дар понимать чужой язык уплывает от него.

Римлянин указал вниз. Вся троица также бесшумно спустилась обратно на второй этаж и направилась ко второй лестнице.

В то же самое время...

Итак, романы в замке. Марика поняла это, едва приметила две неподвижные фигуры на угловом балконе. Подошла поближе, осмотрела. Слуги крепко спали или лежали без сознания. У одного на виске виднелся узкий, длинный кровоподтек. Скорее всего, ударили либо тонкой дубинкой, либо клинком плашмя. Последнее вернее — кому придет в голову делать тонкие дубинки?

Этажом выше сидели колдуны Мусанбека и два телохранителя — личная гвардия подонка. Сам татарин, надо полагать, сейчас общался с госпожой Владленой. Где именно — видение Марике не подсказало, но надо думать, что на одном из верхних этажей. Если троица романов хоть немного с мозгами, они вынюхают все, что нужно, и покинут замок. А оставшимися здесь займется Марика — это ее долг и ее обязанность.

Лишь бы они не подняли шум, лишь бы не подняли...

— Дьявол! — вампир молнией отпрянул от стены и приложился затылком о противоположную.

— Тс-с!

Флавий подскочил к Мариусу и метнул сгусток негодования сквозь повязку на глазах. Почему-то запахло паленым.

Здесь, в тесных и темных помещениях, Флавий предпочел немного потерять в зрении, но не светить своими фонарями на пятьдесят футов вперед.

Вампир скорчил извиняющуюся гримасу и показал на стену. Напротив в камни был искусно вделана очень реалистичная скульптура, изображающая извивающегося в муках изрезанного и окровавленного мужчину. Именно эта фигура и напугала вампира. Хотя Флавий был уверен, что уж чем-чем, а человеческими страданиями круда испугать очень сложно.

— Как-то неожиданно, — смущенно оправдывался вампир.

Флавий в негодовании отвернулся и пошел догонять арабеску. Гиза уже ушла на полвитка лестницы вперед, и теперь кралась к очередному сходу с нее. Выход был удобный, длинный и отгороженный отдельной стеной — тоже обороноспособности ради. Но шпионам это играло даже на руку, так можно было незаметно оценить обстановку.

Арабеска заглянула за угол и тут же спряталась обратно. Показала Флавию сжатый кулак, потом распрямила пальцы в знаке «V».

Значит, прямо у выхода стоят два охранника, и мимо них никак не пройти. Оставался ход в противоположную сторону влево от лестницы, но насколько Флавий понял обустройство замка, основные жилые помещения располагались справа. Римлянин задумался на пару секунд, и отослал вампира налево. Вдруг там есть другие проходы на верхние этажи?

Мариус упорхнул, а Флавий подобрался к арабеске и знаком приказал ждать. Гиза кивнула и спокойно уселась на корточки, положив клинок на колени. Так она могла сидеть часами, если не сутками. Флавий, когда еще был человеком, в такой позе отсиживал ноги за пятнадцать минут.

Вампир вернулся довольно скоро. Общаться жестами он не умел, поэтому просто тихо-тихо шепнул Флавию, что встретил по пути всего одного слугу — и благополучно усыпил того до рассвета. Проверил все помещения, до которых добрался - выходов на верхние этажи нет.

Флавий отдал распоряжение арабеске, та пружиной вскочила и устремилась за перегородку, отделяющую ее от охранников. Далее последовали два негромких удара и совсем тихий звон зацепившейся за камень стали.

Римлянин выглянул в проход. Оба охранника лежали на полу, а Гиза вытирала свой клинок об одежду одного из них. Общими усилиями Флавий и круд перетащили охранников в глухое помещение, располагавшееся по левую руку, и аккуратно затворили дверь. Где-то спереди и правее слышались знакомые голоса — четверо собеседников в «столовой» продолжали спорить.

«Ну и пусть их», — подумал Флавий.

Мариус неслышно оббежал остальные помещения и не обнаружил ничего интересного. Таким же малопривлекательным показался и третий этаж — пора идти на четвертый. Флавий махнул рукой, и группа из трех шпионов тихонечко двинулась наверх. На этот раз лестница была не витой, а прямой, и она вывела команду прямо в музыкальный салон. Скорее всего, салон. Во всяком случае, стоящий посреди небольшого зала клавесин говорил сам за себя.

Прямо напротив лестницы освещенным прямоугольником виднелся дверной проем, и сейчас его загораживала фигура телохранителя. О роде его занятий говорили два клинка за спиной. А об опыте — то, что мужчина сразу почувствовал неладное и повернулся в сторону лестницы.

Но все это стало ясно лишь потом, через много-много часов. А сейчас Флавий лишь изумленно смотрел на то место, где только что стояла Гиза — и где теперь ее не было. Раздались два громких хлопка — арабеска разрядила в кого-то прихваченные из оружейной сумки пистоли. Тут же мимо застывшего в изумлении командира метнулась тень: Мариус на всех парах спешил на помощь девушке. А та уже вовсю звенела клинками со слишком подозрительным охранником.

Флавий выругался и рванулся к месту схватки, на ходу вытаскивая гладий.

В то же самое время...

Конечно же, романы напортачили, обнаружили себя в самый неподходящий момент, когда Марика уже почти добралась до Мусанбека с его собеседницей.

В отличие от романов, девушка не пошла путем наименьшего сопротивления, поднимаясь по общим лестницам. Она спустилась обратно в службы, на первый этаж, и принялась искать прямой проход наверх. Любой замок имеет потайной выход из апартаментов хозяев напрямую либо в конюшню, либо во двор. Изредка этот ход сразу же углубляется под землю и выбирается из замка через несколько сот шагов, а то и пару верст. Но этот замок строили на срезанной скале, и довольно высокой, а значит — вряд ли удосужились долбить монолитный камень до ровной земли.

Марика прошла по всем службам, тут и там обнаруживая сладко дрыхнущих людей. Причем уснули они прямо там, где стояли — и явно не по своей воле. Значит, у романов есть колдун или ведун. Скорее всего, это тот самый молодой парень в изысканных одеждах. Рэм Флавий Александр на колдуна совершенно не похож — не тот тип. Женщина с ним — однозначно воительница. Среди таких редко встречаются ведуньи, да и со слугами она бы обошлась куда проще. Прирезала бы их, и пискнуть не успели. Остается только местный франт в темно-красном одеянии.

Нужный проход обнаружился в конюшне. Узкий, тесный лаз вел с самого первого этажа круто вверх, видимо, сразу на четвертый. Марика добралась до самого его конца и аккуратно заглянула в комнату. Сначала мысленно, а потом, убедившись, что за выходом никто не наблюдает, прокралась к выходу.

И вот тут все рухнуло. Сначала хлопнули два выстрела, потом раздался звон металла о металл, а затем яростный вопль. То ли кого-то ранили, то пытались привлечь внимание — но в любом случае надежды на тихий набег испарились. Сверху донеслись отрывистые приказы, и буквально через полминуты весь этаж уже стоял на ушах. Краем сознания Марика почувствовала присутствие колдунов — они оба метнулись на помощь хозяину. Надо думать, за ними (а скорее перед ними) последовала и охрана — эти ужасные Святозар с Ильдаром.

Если верх возьмут хозяева замка и их гости — людей из Рома схватят, а потом следует ждать методичного прочесывания всей крепости. Наверняка будут искать и других шпионов. Ну а если верх начнут брать романы, в чем Марика очень сомневалась, то Мусанбек с Владленой наверняка воспользуются этим тайным ходом, и вставать у них на пути неразумно. Потому что в любом случае пустят впереди себя кого-то из охранников.

Марика поспешила спуститься обратно в службы и затаиться. Ошиблась она лишь в самом своем последнем суждении, и это лишило ведунью возможности одним махом закончить дело.

Казалось, успех вот он — протяни руку и возьми. Но сегодня у Фортуны был собственный взгляд на вещи, и Флавий, очевидно, не вызывал у капризной богини приступа добродушия.

Выстрелами Гиза уложила двух личных телохранителей Владлены, сунувшихся наперерез арабеске. Потом загнала охранника вглубь комнаты, после чего на помощь ей подоспел и вампир. Вместе они оттеснили отчаянно отбивающегося воина к окну, и Мариус, пользуясь преимуществом в скорости, приколол мужчину к подоконнику. Но поздно, выстрелы уже привлекли остальную охрану.

Флавий выскочил из комнаты как раз для того, чтобы пинком в лицо отправить обратно по лестнице смуглого стража. Второй бежал следом, но успел прижаться к перилам. Неудачливый коллега прогрохотал мимо и смачно вошел спиной в стену пролета.

Светловолосый наблюдать за подельником не стал, резко выпрямил руку, и в правом глазу Флавия высветились сразу все звезды обоих небесных полушарий. Полуослепший римлянин наугад ударил гладием — попал в клинок противника. Тут же отпрянул — и почувствовал, как чужой меч распарывает ему плечо у локтя. Хорошо еще правое, нечувствительное к боли, потому как полностью механическое.

Римлянин катнулся по полу, выходя в среднюю стойку и срывая повязку. В области правого глаза на ней красовалась порядочного размера дырень — ее пробил метательный нож, запущенный светловолосым охранником. Повредить хрустальный глаз он не смог, но крепко рассек бровь.

Владелец ножа устремился в дверной проем — спешил на помощь своим.

«Там Гиза и Мариус, вместе выкрутятся», — успел подумать Флавий и снова рванулся к лестнице. Вовремя — смуглый охранник вторично получил ногой в голову, и теперь уже кулем рухнул вниз. На этот раз Флавий бил прицельно и сильно, успев услышать отвратительный хруст переламывающихся позвонков. Лестница чиста.

И снова в комнату. А там уже не бой — бойня!

Вампир вихрем крутился вокруг светловолосого, но тот каким-то непостижимым образом не только успевал отбивать все удары почти невидимого из-за чудовищной скорости круда, но и атаковал сам. Похоже, нашла коса на камень.

Гиза добила одного из телохранителей (два других, застреленные из пистолей, лежали в другой половине комнаты), и сейчас вовсю фехтовала еще с одним. Явно местным — на мужчине были традиционные трансильванские одежды. Орудовал он всего одним кинжалом, и вроде бы, неловко — во всяком случае, по технике их с арабеской разделяла целая пропасть. Несмотря на это, Гиза не могла потеснить его ни на шаг. Позади охранника какая-то парочка, прижавшись к стенке, отходила в глубь комнаты.

«С этими потом поговорим, главное — охрана», — подумал Флавий и бросился на помощь девушке.

Но даже вдвоем они с трудом заставили противника отойти на полшага. арабеска применила свой коварный удар в грудь, но трансильванец слегка повернулся, и бритвенно острое лезвие Гизы лишь распороло сорочку противника. Никакой крови, никакой раны.

Тут же Флавий обрушил мощнейший удар сверху, трансильванец послушно блокировал, и римлянин с мерзкой улыбкой выбросил автоклинок тому в горло. С точки зрения боевой эстетики ужасно некрасиво, как и тогда — в Бузэу. Но красота и эффективность — не подруги, и даже не любовницы.

Охранник успел немного отклониться, но недостаточно — и клинок разорвал ему всю боковину шеи. Флавий опустил оружие и усмехнулся.

Но снова ни капли крови! А вместо них — ответный удар, тоже в шею. Арабеска успела закрыть напарника, но подставилась под удар кулаком и полетела на пол.

Флавий отпрыгнул от бескровного урода и перевел дыхание.

Нет, это даже не нгулу. Это что-то совершенно иное.

Наконец, римлянин смог оценить свое состояние. Распоротая бровь кровит черной пылью, правый глаз почти ничего не видит. Флавий пощелкал доступными диапазонами зрения и остановился на кварцевом свете — в нем черная пыль почти прозрачна. И да, еще что-то с правой рукой, где локтю досталось от клинка охранника.

Мариус таки смог пробить защиту светловолосого — дикарь лежал на полу, пытаясь оторвать себя от досок, к которым вампир его просто приколол своим длиннющим клинком. Сам же круд с кинжалом в руке спешил на помощь арабеске — невероятный противник, пропуская от нее удар за ударом, все же теснил воительницу к окну. Еще пару мгновений… и тут Гиза дернулась, попятилась к стене, вяло отмахиваясь иссеченным лезвием.

Флавий и Мариус подоспели одновременно. Римлянин буквально заколотил гладий в спину трансильванцу, а вампир схватил того за шею и вогнал в нее разом выросшие клыки. И тут же отпрянул, отплевываясь и отфыркиваясь. Закашлялся, зашелся в спазмах и рухнул на пол, отхаркивая то, чего коснулись зубы.

Трансильванец оставил в покое Гизу и резко дернулся, оставляя Флавия без клинка. Тот чуть было не потерял равновесие, но устоял. Арабеска сползла на пол, прижимая рукой бок. С ладони часто-часто капало, и она виновато смотрела на своего спутника.

— Голову... — прошептала она.

Флавий все понял. И без всяких там заморочек с прикусыванием языка разом прыгнул в берсеркулиз. Щелчком, как выскакивает из руки автоклинок.

Трансильванец успел развернуться и дважды пырнуть Флавия своим дурацким ножом в живот, но берсеркеру плевать на такие мелочи. Римлянин, не замечая раны, замахнулся и обрушил на врага череду ударов автоклинком. Раз, два, три! Получай, дрянь! Ты не человек, мразь, так и не тебе оставаться на этом свете!

На втором ударе у противника переломился кинжал.

На третьем Флавий отрубил ему руку.

Потом вторую, когда нежить попыталась закрыться ею от ужасного оружия нгулу.

Пятый удар разрубил ключицу до середины груди.

Шестой и последний — снес с плеч голову дьявольской твари, и неуязвимый доселе трансильванец, наконец, рухнул на пол.

Пошатываясь, Флавий опустил клинок и огляделся.

На ногах никого. Гиза сидит у стенки, скособочившись и хватая ртом воздух... Вампир на карачках пытается выхаркать ту дрянь, которой наглотался у... да дьявол разберет, как назвать этого урода.

Светловолосый охранник прекратил попытки оторвать себя от досок, лишь часто дышит и смотрит на Флавия немигающим взглядом.

Сам римлянин окончательно потерял картинку с правого глаза, пыль вымазала всю правую руку и ручьем течет из развороченного живота. Автоклинок заел и не возвращается в предплечье.

Оставшаяся парочка врагов куда-то делась.

Нечего сказать, хорошо повоевали.

Но все-таки победили. Как всегда.

Флавий подошел к арабеске, упал перед ней на колени и отвел ее пальцы от раны, стараясь не зацепить их автоклинком. Аккуратно подцепил разрезанную ткань и разорвал ее окончательно, оголив окровавленное тело. Выглядело все очень плохо. Флавий не учился на эскулапа, но разрубленное ребро, торчащее из месива разорванных мышц и кожи — это действительно плохо.

— Фла... еще не... еще... — девушка смотрела куда-то за спину, захлебываясь в попытке схватить немного воздуха. В такт дыханию рана пенилась и плевалась кровью. Флавий прикоснулся пальцами к губам девушки.

— Тише, милая, тише. Ничего не говори, все будет хорошо, все будет хо...

— Сза... Флави... еще... один…

Гиза продолжала смотреть только за спину римлянину. Флавий медленно повернул голову. Так, как может только нгулу — почти на пол оборота.

— Sdohni, shaitanovo otrod'e, — произнес «еще один».

Потом седой, которого они заприметили еще на втором этаже, сделал какое-то движение рукой — и мир для Флавия померк. Чуть позже в комнату зашел и его молодой спутник, оглядел место схватки и чуть было не вытошнил свой ужин прямо на пол. Старик успокаивающе похлопал парня по плечу, развернул и вывел его из залитой кровью комнаты. Но перед этим успел щелкнуть пальцами в сторону Мариуса, и вампир застыл в нелепой позе человека, выплевывающего свой желудок.

Но этого всего Флавий уже не видел.

Не видела и еще одна незваная гостья замка. Сейчас она сидела на конюшне, спрятавшись между копытами десятков скакунов и что-то сосредоточенно рисовала на земле. Из носа девушки капала ярко-красная кровь.

Глава 8. Через смерть

— Ну и как это все называть, Мусанбек?

Хозяйка замка в бешенстве уставилась на подданного Руси. Они вернулись в комнату и обозрели учиненный разгром. Мебель разбита, пол тут и там залит кровью, всюду трупы. Большей частью шестерки, но и ее личный телохранитель, увы, тоже убит. Кто-то отрубил бескуду обе руки, распорол грудь и снес голову. Что ж за противник такой? Сама Владлена небезосновательно считала погибшего Фурайса неуязвимым. И вот ведь в чем досада - можно было бы заштопать бескуда, если бы ему не оторвали голову. А так — на списание.

— Это я должен спросить, как все это называть, Владлена, — с вызовом ответил татарин. — Я остановился у тебя как гость, и ты уверяла меня в абсолютной безопасности!

— По-моему, ты не пострадал, — заметила хозяйка.

— Да, но только чудом, Владлена, только чудом! Не успей мои колдуны, было бы нам солоно!

Хозяйка только отмахнулась. Настроение у нее было неважным, и сейчас вполне соответствовало внешности. Несмотря на все свое могущество, хозяйка замка Бран не была ни бессмертной, ни хотя бы не стареющей. Почти пять десятков лет, львиная доля которых ушла на поиски тайного знания предков, наложили свой отпечаток. Фигура давно потеряла стройность, но так и не приобрела очаровательной зрелой округлости. Лицо избороздили морщины, среди которых особенно заметны были складки между густыми, почти сросшимися на переносице бровями. Она их выщипывала, но те все равно упорно прорастали, лишая ее довольно интересное лицо привлекательности.

Словом, Владлена Кулеяру, урожденная Дракон, могла одним своим взглядом отодвинуть любого мужчину на значительное расстояние. Мусанбек не питал теплых чувств к своей союзнице, так что стоило ей махнуть в его сторону надушенной (и даже перенадушенной) перчаткой — и азиат поспешил ретироваться.

Владлена рассматривала одного из разбойников — здоровенного мужика со стеклянными глазами и мечом, произрастающим прямо из ладони. Толкнула здоровяка ногой, пытаясь перевернуть на спину. Но с тем же успехом можно было пинать скалу. Малый оказался столь тяжел, что его даже пошевелить не получалось.

— Эй, кто-нибудь, переверните этого!

Старик-колдун, стоящий в дверях, только усмехнулся. Он не присягал этой особе, и плевать ему было на ее просьбы.

— Муса, скажи кому-нибудь из своих, чтоб помогли!

— У тебя в доме полно слуг, Владлена, — возразил татарин. — Пусть помогают.

— Да, но они все спят без задних ног!

— Это их и твои проблемы.

Владлена сжала зубы. Ничего, Русь дорого заплатит за наглость своих представителей. Дайте только выбросить отсюда римлян — и никто больше не будет так с ней обращаться. Никто.

— Тогда пошли одного из своих колдунов, пусть разбудит!

— С тебя причитается, — ухмыльнулся татарин, подав знак одному из своих. Молодой колдун кивнул и вышел из комнаты.

Женщина потеряла интерес к здоровяку с мечом и подошла к следующему поверженному врагу. К затянутой в черную одежду девке, по всем признакам похожей на профессионального убийцу. Владлена знала, что у Рима в зверинцах есть такие персоны, их звали «призраками». Говорили, они бесплотны, неуязвимы и всегда исчезают вскоре после того, как совершат свое черное дело.

Эта не исчезла, она была вполне вещественна и очень даже уязвима. Владлена стянула с лица девчонки черную полумаску и увидела типичный кровоподтек на скуле и струйку обычной человеческой крови изо рта. В боку у «призрака» была здоровая рваная рана, очень плохая на вид — бескуд сумел пырнуть убийцу своим кинжалом, разрезав ребро и похоже, пробив легкое.

Женщина коснулась шеи девчонки — пульса не было.

Врут легенды. «Призраков» вполне можно убивать, как и людей. Хоть одна хорошая весть за ночь!

На этаж с грохотом поднялись двое старших слуг — Мифой и Радисвет. Молодой русский колдун все-таки сумел разбудить их от необычного сна.

— Девку выбросьте, дохлая она, — распорядилась Владлена, переходя к третьему ночному гостю.

— Куда ее, сударыня? — уточнил Радисвет. — В реку, или...

— Бросьте в телегу к трупам. Она нам еще послужит, раз такая шустрая.

Владлена улыбнулась. Оживленные, конечно, теряли свою личность и ничего не помнили, но все боевые навыки сохраняли. Скорее всего, из девчонки-«призрака» выйдет замечательный убийца. Или, чем черт не шутит, взять ее в телохранители вместо бескуда? Ее опыт, да терпимость к увечьям, что проявляет оживленный мертвец, — чудо-воин получится!

Третьим оказался хорошо одетый кровосос. Судя по всему, круд из местных. Колдовство русского застало его в неприятный момент, когда вампир пытался вытошнить плоть бескуда, которого он сдуру попытался укусить в горячке боя. Сейчас парень валялся на полу, поджав ноги и широко раскрыв рот. Глаза остекленели, а на здоровенных клыках застыла вязкая, черная субстанция. Кровь, которая не течет.

— Он жив? — спросила хозяйка у старого колдуна.

— Жива ли нежить? — ответит тот вопросом.

— Мусанбек, я не желаю пикироваться с твоими слугами!

Татарин кивнул старику, тот вежливо поклонился хозяйке, извиняясь за дерзость.

— Он жив, сударыня. Только заморожен до времени. К утру очнется.

— Хорошо.

Владлена поджала губы. Убить бы тварь, конечно. Но женщина видела, как парень дерется. Очень хорошо, как и положено упырю. Из него тоже может выйти толк. Пожалуй, нужно перетащить его на свою сторону.

— А этот, со стекляшками в глазах, не очнется? — сварливо поинтересовалась хозяйка.

— Нет, сударыня, — ответил старший колдун. — Уже не очнется. Никогда. Очень редкое и очень сильное заклинание. На вурдалаков срабатывает как сонное, но людей разом на тот свет отправляет. И противодействий ему нет.

«Ну, на нет — и суда нет», — облегченно вдохнула Владлена.

— Мифой, Радисвет, этого кровососа — в пыточную. Днем я им займусь. Здоровяка со стекляшками в зенках — в ледник. Странный он. Потом я в нем покопаюсь.

Слуги поклонились и ринулись в комнату. Один забросил на плечо невесомую арабеску, второй подхватил вампира. Римлянина оставили на второй заход.

***

— Здравствуй, Гиза.

Как и в прошлый раз, приветствие раздалось за спиной. Арабеска обернулась, но уже не так резко, как раньше, и не делая попыток выхватить клинок. Она узнала этот голос. Когда-то его обладатель очень помог ей и Флавию.

— Здравствуй, Миландра, — поздоровалась девушка. — Еще не сменила имя?

Безволосое, хрупкое, темнокожее существо, лишенное признаков пола и возраста, улыбнулось.

— Ты привыкла звать меня именно так, зачем же менять порядки? Пусть для тебя я останусь Миландрой. Это имя ничуть не хуже любого другого.

— Миландра, я умерла?

— Да.

— Нет... погоди, то есть совсем?

— Да, совсем. Я не знаю, как именно, но я не вижу больше связи твоей души с твоим телом. Да если бы и была — тебе в любом случае не выкарабкаться. Посмотри на себя. С такими ранами не живут.

Гиза опустила глаза и с трудом подавила вскрик.

Насквозь промокшая кровью одежда была кем-то заботливо срезана с раны, а сама рана... Гиза достаточно насмотрелась на раны за всю жизнь, чтобы понять: с такими дырками в груди, действительно, не живут. Клинок неуязвимого урода разрезал ребро, проник в легкое и, видимо, рассек сердце.

— А Флавий? Он тоже... погиб? — девушка молила всех богов, чтобы Миландра сказала «нет», но другая часть Гизы хотела увидеть любимого здесь и сейчас, и дьявол с ней, со смертью. И пусть Миландра скажет «да».

— Нет, его я не встречала. Твой друг пока жив.

— Что значит пока?

— То и значит. Все вы, смертные, живы лишь пока. Кто-то дольше, кто-то короче. Для кого-то это «пока» длится десятилетиями, а кто-то достигает его, едва родившись на свет.

— То есть ты не знаешь, что с ним?

Миландра пожала плечами:

— Откуда? Я и о том, что с тобой-то случилось могу лишь догадываться. Ваш мир мне теперь не подконтролен.

Гиза понимающе кивнула. Теперь, когда черным демонам нет хода в мир людей, они действительно не могут знать о том, что происходит на Земле. А этот ход им — вот ведь как получилось — перекрыли именно Гиза с Флавием.

Девушка в неожиданном изнеможении села на камень и попыталась понять, что с ней происходит. Очень сильно, до одури хотелось жить именно сейчас, когда она нужна там... наверху? Да, пусть будет наверху. В обычном, человеческом мире. Гнусном, коварном, кровавом — но и прекрасном, манящем, дарующем жизнь. В обычном мире людей. Жить — во что бы то ни стало.

И в то же время жить уже не хотелось. Ей, тутошней. Почему-то снова увидевшей Миландру. Гизада Арбан-Адан аль Саджах умерла, зачем весь этот спектакль с умными разговорами?

— Почему ты снова со мной разговариваешь? — спросила Гиза, подняв взгляд на хозяйку подземного мира. Та по-прежнему стояла на краю плавающего в пустоте камня, на котором сидела арабеска.

— Я разговариваю со всеми душами погибших. Одновременно с миллионами — и с каждым в отдельности. Все вы дети Земли, а я — можно сказать, хранительница планеты. Почему бы мне с вами не пообщаться?

— Раньше ты не говорила загадками. Да и общалась... кх-м, с более живой мной.

— Неважно. Информация не знает слова «смерть». А душа человека — это информация, заложенная в энергетическом потоке. Общаясь, я обмениваюсь информацией. Для меня это и есть жизнь.

Ишь ты, как завернула.

Гиза усмехнулась. Сюда бы Флавия с его любовью к громким наименованиям и всяким научным терминам. Он бы оценил... Нет! О чем она думает?! Не надо сюда Флавия!

— Ты хочешь знать, что дальше. Ведь так? — Миландра подошла к девушке и присела напротив. Положила угольно-черные ладони на такого же цвета колени.

— Да... — еле слышно ответила арабеска.

— Ты хочешь быть вместе со своим другом, так?

— Да.

— Ты готова заплатить некоторыми неудобствами за возможность быть с ним?

— Да!

Каждое «да» было громче предыдущего. Последнее — почти крик.

Гиза рывком дернулась к Миландре, схватила ее за руки.

— Да, хочу! Что угодно, я хочу быть там, с ним! Сражаться, убивать, предавать и быть преданной, что угодно! Если мое тело умерло, я согласна на любое другое! Хоть бы и плешивой собачкой — я буду служить ему и гавкать, когда он скажет. Миландра, ты можешь, я знаю! Верни меня туда!

Хранительница земли высвободила руки и покачала головой.

— Не так. Это все ты можешь сделать и здесь. Просто дождавшись своего любимого.

— Миландра!!

— Что?!

Хранительница бросилась вперед и вонзила в арабеску взгляд своих бездонно-голубых глаз.

— Говори, чего ты хочешь! Хочешь ты, а не твое тело. Оно мертво. Оно не воскреснет! Его больше нет!!! Чего хочешь именно ты?

— Я хочу быть с ним! — выкрикнула Гиза.

— Нет!

Демоница размашисто отвесила арабеске оплеуху. Да такую увесистую, что голова девушки дернулась, а уголок рта украсила новая струйка крови.

— Чего ты хочешь?!

— Жить!

— Нет!!

На этот раз субтильная темнокожая фигура просто влепила своей собеседнице кулаком точно в нос. Гиза упала на спину, не веря в предательство когда-то безотказного тела. От таких прямолинейных атак ее, ученицу хашшишинов, обучали уклоняться еще в детстве.

— В тебе по-прежнему говорит твое тело, — снова совершенно спокойно заметила демоница из-за спины арабески.

Девушка, не вставая, подняла голову и уставилась на Миландру-вверх-ногами. Та продолжила:

— Оно предает тебя в твоих словах так же, как только что предало в действиях. Вот ведь как получается: тело мертво, но по-прежнему диктует владельцу, чего хотеть и что делать. Не странно ли, как ты думаешь?

Миландра картинно потерла кулак, словно он болел после удара.

— Мы вернемся к этому разговору, когда ты сможешь ответить, что забыла в мире живых, — печально добавила хранительница. Отвернулась от утирающей кровавые сопли арабески и пошла к краю висящей в пустоте каменной громадины.

— Я хочу быть... — нерешительно начала Гиза, поднимаясь на ноги.

Миландра тут же обернулась.

— Я хочу быть полезной. Флавию, Мариусу, всем людям... и нелюдям, — продолжила арабеска, — всему миру. Всем обитателям. Я хочу, чтобы они жили так, как им предначертано или как они сами хотят. Не поклоняясь тайным силам и не думая ни о каких Маятниках. Рождаясь, живя, любя и умирая в свой срок.

Черная фигура застыла на краю камня, сложив руки на груди. Миландра с интересом слушала арабеску, на лицо демоницы возвращалась слабая улыбка.

— Я уже однажды родилась и однажды умерла, — продолжила Гиза, подходя к черной демонице. — Теперь дай мне, дьявол побери, еще время! Чтобы по-настоящему жить и по-настоящему любить! Обещаю, я добьюсь этого! Жить именно в том мире, в котором нет места всем... Всем этим изменениям или как вы их там называете? Обещаю, я буду любить именно того, кто всеми силами пытается сохранить тот мир, который и должен быть. Именно его, и никакой другой.

— Почти то, что я и хотела услышать, — кивнула Миландра. — Ты вернешься в свой мир.

— Кем?

— Собой, кем же еще, — удивилась хранительница. — Ты по-прежнему будешь сама собой. Конечно же, не в этом теле. Как мы с тобой уже поняли, оно мертво. Но ведь ты признала, что не тело должно диктовать условие душе, а душа должна повелевать телом, не так ли?

Гиза кивнула.

— Вот и хорошо, — Миландра вернула кивок. — Ах, да, и еще.

Демоница подняла палец вверх.

— Не забудь отблагодарить того, кто пожертвует своей земной юдолью ради тебя, твоего друга, своего отца, своей страны и всего мира. Не забудь. Это условие нашей сделки.

***

Марика рисовала четвертый час. Уже рассвело, во дворе послышались голоса, потом шум, гам, лязг. Обычное утро обычного дня. Пусть немного в необычной обстановке, но это уже мелочи.

Якасты были почти идеальны. Никогда еще молодая ведунья не изображала такого совершенства. Такого манящего, чарующего, прекрасного и... смертоносного совершенства.

Изображенная фигура учитывала всех действующих лиц — от ее самой до распоследнего служки с конюшни. И даже тех, кого она никогда не то чтобы в глаза не видела, а даже и не знала об их существовании. Таинственный Вождь, на которого работали романы. По всему выходило, что это та еще фигура, и цели у нее еще те. Но он имел огромное влияние на ситуацию, и это следовало учитывать.

Учитывал круг якастов и умершую девушку-убийцу. Здесь все было туманно: вроде бы, она действительно умерла, и умерла окончательно, но знания ведуньи говорили ей, что эта фигура еще вернется в игру. И это возвращение как-то было связано с ней самой, Марикой Кудаевой. Ну и пусть. После совершенного ею здесь и сейчас, ничего важного для самой Марики в этом мире уже не останется.

Только теперь, поняв, что и, главное, зачем делает Мусанбек, стала очевидна вся серьезность ошибки. Ее, Марики, ошибки в былых рассуждениях. Она-то, дура, полагала, что татарин выполняет секретную миссию на основании вырванных палачами признаний ее отца!

А все оказалось куда проще и банальнее. Татарский ублюдок просто хотел власти. Власти для себя и только для себя. Все эти тайные поставки оружия, все эти безумные траты золота и мехов — все только в обмен на могущество и мнимое бессмертие. Мнимое, потому что душа уже давно сдохла и сгнила, рассыпавшись трухой.

Незачем трупу бессмертие. Доказательство тому — истеричка Владлена, вполне живая внешне, но абсолютно мертвая внутри. Но тут вообще все просто: она уничтожает свой мир просто из-за личной мести. И мстит вроде за родного ей человека, если вообще можно называть человеком чудовище-отцеубийцу.

Но на самом деле ей не во что и не в кого верить. Нет того, ради кого нужно жить. Причины неважны, главное — следствие. Убедила себя, что радеет за народ и мстит за предка. А народу до нее и дела нет, не говоря уж о давно усопшем родиче. Вот и бесится, вот и мстит всем подряд, как может. А может сильно.

Марика в очередной раз промокнула нос. Проклятое кровотечение не желало успокаиваться. Сначала оно лишь подстегнуло ее видение, подсказало правильный путь. Но теперь, когда нарисованный якаст пылал на песке всем своим совершенством, лишние капельки ни к чему. Их и так целое озерцо в центре.

Если бы мыслей молодой русской ведуньи сейчас коснулся Флавий, он бы признал себя полным ослом и навечно сослал сам себя в самую отдаленную провинцию — командовать крохотным гарнизоном в никому не интересном городке, в котором никогда ничего не случается.

Все попытки логического мышления, все побрякивание оружием, вся мощь измененного тела и вся помощь сподвижников полетели псу под хвост. Тайну трансильванского мятежа с легкостью разгадала юная дева из дикой восточной страны. И нужно-то ей было для этого всего одно — любовь к миру. Ко всему миру, а не отдельно взятым лицам. Не к себе, не к любимому мужчине, которого у нее до сих пор не было, и теперь уже и не будет. И даже не к отцу, с ареста которого и началась вся история.

Просто нужно было любить сущее и все живое в нем. Искренне, с верой в себя и богов, с огнем в сердце и холодом в разуме. Любить, при необходимости убивая. Любить, при необходимости жертвуя.

Только таким людям открывается истина, как бы глубоко не была она запрятана, и какие бы препятствия не вставали на пути к ней.

Марика закрыла глаза.

Якаст отозвался теплом ее сердца. Он ждал ее.

Сегодня, когда он рисовался так свободно, Марика не могла не удивиться. Кто-то как будто бы помогал ей, водил ее рукой. Хотелось верить, что это не скончавшийся отец помогает ей из-за предела. Нет, точно не он. В этой помощи чувствовалось женское начало. И оно, это женское начало, неслышно говорило ей: твоя жертва будет принята. А твоя цель –достигнута.

Раздался звук отворяемых ворот. Слуги готовили груженые трупами телеги в последний, такой ужасный путь, и пришли собирать лошадей. Далее медлить было нельзя.

Якаст перенесет ее душу туда, где она сможет разом закрыть прореху в этом мире. Эту неправильность, разрывающую плоть вселенной. Эту наведенную на истинное положение вещей порчу.

И она поменяет свою бессмертную душу на возможность изменить этот мир, избавить его от вмешательства извне. Вернет в состояние равновесия, самостоятельного выбора пути. Что-то ей говорило, что даже ее жертвы будет недостаточно, нужна будет еще одна. Нужна будет чья-то сила. Может быть, того неведомого Вождя, на которого работает странная римская троица? Остается надеяться, что он сможет правильно распорядиться своей силой. Она, Марика, подготовит почву, а таинственному роману останется высадить в нее нужные семена. Да, так и будет, и так правильно. Никогда не знавшая любви мужчин, она все-таки откроет себя для мужского семени. Пусть и не плотски… хотя, конечно, жаль.

Марика закрыла глаза, коснулась пальцем песка и провела последнюю линию — от периферии круга якастов в самый центр. Когда палец дотронулся рукотворного озерца крови размером с плошку, Марика Игоря дочь Кудаева решила последнюю загадку в своей жизни. Она узнала, зачем жила. А кто-то из-за предела подсказал ей, зачем стоит жить. Этот кто-то приближался. И от него девушка узнала, что не только она, Марика из Руси, борется за «настоящий» мир. И не было предела ее удивлению, когда увидела истинного стража мира. И не было границ ее любви к нему.

И этот «кто-то» принял ее в свое чрево, изменив ее душу, очистив ее мысли, придав ей силы. Не изменив ее цели, но одарив могуществом, которого маленькая русская ведунья не представляла даже в мечтах. А тело...

Тело уже не важно. Это просто кусок мировой ткани. Пусть им пользуется тот, кому оно нужно больше. Последним движением мысли Марика навела вокруг бывшей плотской обители «круг невнимания». В круг угодили сразу три загона с лошадьми — этот и два соседних. Но животные ничего не заметили — им предстоял тяжелый трудовой день, и они были счастливы в своих предутренних лошадиных снах.

***

Флавий очнулся от холода. Сон-бред, преследовавший его целую вечность, снова схватился за разум ледяными зубами.

Он, Флавий, стоял перед огромным зеркалом, но себя в нем не видел. Вместо отражения зеркало пестрело мешаниной странных символов, в которых с трудом узнавались буквы римского алфавита. Они бежали друг за другом, строка за строкой, словно неведомый летописец быстро-быстро пролистывал свиток с записями.

Флавий присмотрелся, попытался прочитать, но тщетно — строки сменяли друг друга слишком шустро. Все, что успел заметить и на чем успел остановить взгляд нгулу — это последний абзац «свитка». Строки задержались чуть дольше, чем другие. Непонятный и пугающей своей казенностью, своим странным чередованием знаков препинания, текст.

...

Структура.Объект.Жизнедеятельность.Системы(управление_синапсами)?=«связь восстановлена»;

Структура.Объект.Жизнедеятельность.Системы(ЦНС)?=«связь восстановлена;

Структура.Объект.Мыслительная_активность(уровни=«от 1 до 16»)?=«связь восстановлена»;

Структура.Данные.Резервная_копия(02.06.1804 01:12:46.053) {

Резервная_копия(перенос);

Резервная_копия(проверка);

Резервная_копия(активация_индекса);};

Структура.Объект.Чувства.Время=Таймер(оругл(текущий, 2));

Структура.Отчет();

_отчет сформирован/проверен~

_ошибок не найдено\

Структура.Перезапуск(0, 0, субъективный).

Постепенно сон отступал. Неохотно, как может уходить лишь тягучий, высасывающий жизненную силу кошмар. Но отступал. Сухие, ничего не значащие фразы со странными знаками препинания растворялись в темноте, как исчезают ночные страхи с восходом солнца.

Правда, сейчас солнца не было. Флавий лежал в абсолютной темноте. Сначала он даже подумал, что все еще спит, но уже без видений. Однако, проникающие откуда-то издалека людские голоса и еще какие-то стуки, убедили римлянина, что просто очень темно.

Он пошевелил рукой, другой, потом поочередно ногами. Тело подчинилось. И тут же доложило, что сухой, холодный климат текущего месторасположения отлично стимулировал заживление ран. Бровь правого глаза — заживлена полностью, две проникающие раны в области живота — зарубцевались, внутренние повреждения восстановлены, окончательное заживление произойдет в течение сорока минут. Автоклинок выправлен и функционирует в полном объеме.

Флавий щелкнул лезвием — оно послушно убралось внутрь руки.

Проморгался, пощелкал режимами видения — и тем из них, которое различает температуру, обнаружил себя на полу небольшого помещения. Очень холодного.

Тут и там расставлены припасы. Масло, молоко — в почтенных количествах. Несколько говяжьих и свиных туш, целый ящик замороженной рыбы.

«Ледник, — подумал Флавий. — Меня бросили в ледник, чтобы не протух. Уверены, что я труп».

Римлянин усмехнулся.

Если он и труп, то в ближайшие несколько часов остальные пожалеют, что не успели к нему присоединиться.

Оставалось вспомнить, что же произошло после того, как он ударом ноги отправил охранника обратно по лестнице. Кажется, второй, который белобрысый, уклонился, выпрямил руку и...

А дальше пустота.

Похоже, чем-то кинул, и это что-то вырубило римлянина до утра. Что сейчас утро, он знал точно, внутренние часы по-прежнему исправно тикали, и он был уверен, что на дворе уже светло. Поди, начало шестого или около того. Да, скорее всего — минут двадцать после пяти.

Надо выбираться. И дьявол побери, первым делом узнать, что там с Гизой. Когда Флавия вырубили, она вместе с Мариусом теснила противника в комнате. Остается надежда, что девушка и вампир успели убраться оттуда подобру-поздорову. Наверняка уходили через какой-нибудь другой ход, иначе бы обязательно наткнулись на него, упавшего без чувств у лестницы. Флавий был готов поставить паровой фрегат против дохлой портовой крысы, что уж кто-кто, а Гиза не бросила бы любимого среди врагов.

Или случилось что-то худшее. Но об этом Флавий пока запретил себе думать. Крепко-накрепко.

— Я буду краткой. Мне нужны такие достойные мужи, как ты.

Женщина поудобнее устроилась в кресле, поерзала излишне откормленным задом и уставилась бесцветными глазами на круда.

Мариус усмехнулся. Уже который раз сплюнул на пол, пытаясь избавиться от жжения в горле и мерзкого привкуса гнилой крови. Язвительно произнес:

— Ну, если тебя развернуть и нагнуть, чтобы не видеть рожу, то я, пожалуй, готов немного побыть твоим мужем. Видать, совсем плохо с хахалями?

— Очень невежливо с твоей стороны, — холодно заметила женщина. Лучиан, объясни ему.

Охранник, серая гнилая тварь, коротко ткнул Мариуса в живот. Круд согнулся, насколько позволяли оковы, и закашлялся, выплевывая сгустки черной гадости из желудка.

— В-вот спасибо, милая, — вполголоса произнес вампир, когда первые спазмы прошли. — А я все думал, как же вытошнить эту гниль...

Охранник добавил. На этот раз в пах, по шее, в горло, снова по шее.

Мариус болтался в кандалах, как тряпичная кукла, и каждый удар бескуда бросал его в сторону.

— Довольно. Пусть очухается.

Голос Владлены звучал где-то в других мирах, и круд его почти не слышал. Благодаря всех богов, а больше всего этого гнилого бескуда за то, что воронье карканье придурковатой дамочки заглушала багровая пелена боли. Но благословенное состояние длилось недолго — палач окатил Мариуса ведром темно-красной жидкости, потом еще одним.

Кровь с шипением впитывалась в кожу вампира, моментально заживляя все ссадины и возвращая круда в сознание. Кожа приобрела естественный розовый цвет, а мышцы налились новой силой. Через пару минут он снова стоял перед Владленой — здоровый и невредимый.

Только вот даже силы круда недостаточно, чтоб разорвать веревки, что держали его руки распростертыми.

— Знаешь, на что ловить, да? — улыбнулся Мариус. — Думаешь, я, подобно сотням твоих прихлебателей, возрадуюсь потоку дармовой крови и пойду за ней, куда скажешь?

— Пойдешь, конечно, — кивнула женщина. — Куда ж ты денешься? Вопрос только, как скоро. Сколь долго тебе придется терпеть очень сильную боль, чтобы через пару минут от нее оставались только воспоминания. Поверь, мы с моим верным Лучианом еще не начали говорить с тобой по-плохому.

— Скорее бы, — мечтательно произнес круд. — Вы так щедры на кровь, моя госпожа! Я просто молю небеса и преисподнюю, дабы снова и снова пожирать живительную влагу миллиардами ведер.

Мариус приготовился к новой вспышке, но бескуд оставался неподвижным. Перекормленная коза на троне задумчиво (и неэстетично, фу!) куснула губу и поинтересовалась:

— Ты знаешь, что случилось с твоими друзьями?

Вампир кивнул.

— В самом деле? — удивилась Владлена.

— Разумеется. Сто шестьдесят девять человек сгинули в Бойне Дракона. Почти восемьсот человек вы уничтожили позже, в назидание за то, что мы отказались служить трансильванскому графству. Еще полторы тысячи принесены в жертвы вашему никчемному божеству, слава Богу, навсегда изничтоженному. И около трехсот сорока крудов из числа самых лучших были выслежены в последние годы вашими шпионами — вроде этого серого ублюдка.

Мариус сплюнул под ноги бескуду и снова повернулся к женщине на троне.

— Пожалуй, я ненавижу серых тварей даже больше, чем тебя. Ты-то — просто обезумевшая баба, получившая власть над неведомым. А эти...

Круд задумался, подбирая подходящее определение.

— А эти недокруды — прямой вызов Богу. Они созданы явно без его участия, согласия и, тем более, желания.

Мариус признавался себе, что понятия не имеет, кем и с какой целью были созданы бескуды. Впрочем, причину существования и для своего-то народа он находил с трудом. В мире, заполненном обычными людьми, род вампиров выглядел ошибкой Всевышнего, недоглядом в один из дней божественного Созидания. Может быть, у Создателя что-то зачесалось под мышкой, когда он создавал людей, и это послужило толчком к появлению на свет крудов? А может быть, наоборот, изначально мир должны были заселить круды, возглавив пищевую пирамиду, а люди — именно они и есть ошибка Господа?

На этот вопрос не могли ответить даже лучшие богословы Общины. Но пытались. А вот бескудов они без обсуждений признали недосмотром Творца, а скорее — даже происками Антипода. Ибо негоже, чтобы такие звери в человеческой шкуре ходили по земле. Собственно, все назначение Мариуса в этой миссии и было в том, чтобы раз и навсегда уничтожить обладателей «гнилой крови». Как эти твари рождаются, Мариус знал. Как умирают — успел заметить, когда Флавий буквально разорвал бескровного урода на куски. Теперь остается одно: выжить, снова добраться до гнезда Мятежа и обезглавить восстание. Для этого нужно всего-то лишить жизни эту надменную стерву.

А она тем временем лениво взмахнула рукой в сторону закованного пленника:

— Лучиан, продолжай.

Потом сошла с трона и направилась мимо извивающегося в кандалах вампира к выходу из подземелья.

Выбраться из ледника оказалось не просто, а очень просто. Флавий спокойно открыл потолочный люк и вышел на свет божий по приставной лестнице. Те, кто его сюда сбросил (и как донесли-то?), были уверены, что швыряют на лед труп. Потому даже подумать не могли о том, что надо запереть выход.

Как и следовало ожидать, ледник располагался в подвальном помещении. Скорее всего, на самом нижнем ярусе подземелья. Стало быть, дорога отсюда только одна — наверх.

Римлянин, не торопясь, прокладывал путь по темным коридорам. Зрение работало отлично., Флавий просматривал каждый коридор вдаль, насколько позволяли глаза, прежде чем двинуться вперед. Не то чтобы он опасался стражи и, тем более, случайных слуг, но предупрежден — значит вооружен.

Заглянув в случайный боковой проход, Флавий заприметил не до конца прикрытую дверь. Щель мизерная, почти невидима, но для обостренного по темноте зрения нгулу этого оказалось достаточно, чтобы его заинтересовать. Мужчина дошел до двери, легонечко ее приоткрыл и, вновь переключившись на обычное зрение, заглянул внутрь.

В скудно освещенном двумя факелами зале, строго по центру, стоял металлический стул. Точнее, даже трон — неудобный, прямоугольный, с высокой и бестолковой спинкой, сплошь украшенной резьбой по металлу. Он пустовал. Но люди в комнате все же имелись.

Один висел в кандалах. С двух сторон комнаты к нему тянулись толстые веревки, поэтому казалось, что пленник завис в воздухе, как муха в паутине.

И он был настолько сильно избит, что напоминал окровавленный кусок мяса. Веревочные петли впились в плоть чуть ли не до кости, все лицо представляло собой огромный, сочащийся кровью синяк. Ноги бессильно подогнуты, голова запрокинута назад. На груди и спине — и вовсе сплошной рисунок ран, ссадин, рубцов и синяков. В паре мест кожа пластами отделилась от тела, обнажив кровящие мышцы.

Рядом с жертвой стоял палач. Какая-то странная, немного сутулая фигура с мертвенно-бледной, почти серой кожей, держала в руках старинный кистень, взвешивая его в руке и высматривая, куда бы еще приложить его к пленнику.

Возможно, Флавий и оставил бы этих господ беседовать с глазу на глаз, но тут его взгляд наткнулся на ворох тряпья неподалеку от металлического трона. Механическое сердце нгулу дернулось и забило барабанную дробь — Флавий узнал пижонский колет и широкополую красную шляпу Мариуса. По-видимому, где-то рядом должен быть и плащ.

Больше не думая, Флавий рванул дверь и буквально швырнул себя на серого урода с кистенем в руках. Кровожадно щелкнул, вырываясь в бой, верный автоклинок лучшего в мире нгулу.

Палач изумленно обернулся в сторону мужчины с сияющими голубым светом глазами и поднял оружие, защищаясь. Но это было последнее, что он успел сделать в этой жизни. Флавий, повинуясь какому-то наитию, не стал устраивать показательный бой и одним движением руки снес сутулому господину башку.

Мариус услышал стук падающей на пол головы и поднял глаза.

— О, мой друг, — захрипел круд. — Я очень тебе рад. Дай крови...

Это все, что успел сказать изуродованный до неузнаваемости вампир, прежде чем снова повиснуть на веревках. С ними Флавий разделался тем же автоклинком. Затем поднял окровавленное тело Мариуса (круд оказался совсем лёгоньким) и перенес к подножию трона. Там холодный камень пола покрывал небольшой, но все же плотный половичок.

— Мариус, дружище, ну давай же...

Флавий похлопал вампира по щекам. Никакой реакции, лишь разлетелись в стороны кровавые брызги.

— Очнись, вампирская рожа! Тебя же так просто не возьмешь!

Круд приоткрыл один глаз и повторил:

— Крови...

Римлянин без колебаний вскрыл бы себе вену, но его кровь, как он подозревал, кровососущему круду придется не по вкусу. Может быть, выжать до последней капли палача? Но и здесь ждало разочарование — к величайшему изумлению Флавия обрубленная шея сутулого инквизитора не проронила ни капельки красной жидкости. Срез был испещрен сотнями черных точек — и только.

Тем не менее, крови-то хватало! Пол ею просто залит. Такое ощущение, что ее тут целое озеро выплеснули. Флавий проследил за чьими-то следами, хорошо отпечатавшимися на полу, и добрался до укромного уголка зала. Там, за невысоким бортиком, виднелась дырка в камне. Квадратная, фута два шириной. Рядом с дыркой стояло ведро, с примотанной к нему красной веревкой. Приглядевшись, Флавий понял, что веревка-то обычная, просто она пропитана кровью. На дне ведра также оставалась алая влага.

Флавий опустил ведро в дыру. Раздался плеск, как в колодце. Дождался, пока ведро наберет жидкости (уже подозревал какой), и вытянул вверх. Оставалось только напоить круда.

А говорили-то, говорили-то, будто бабушкины сказки врут, и что вампиров не существует. А вот нате — Флавий собственноручно отпаивает одного из этих... существ.

Лить кровь из ведра в рот лежащего на полу — задача не из легких. Мариус упорно не хотел глотать, кровь заполнила ему рот и полилась на щеки. Потом Флавий заметил, что там, где красная жидкость течет по коже вампира, последняя шипит и открывается крупными порами, жадно поглощая содержимое ведра. Римлянин прекратил поить круда через рот и плеснул немного крови ему на грудь. Она тут же впиталась в тело, а на этом месте кровавые синяки буквально на глазах сменялись на чистую, розовую кожу.

Далее все было делом техники. Флавий несколько раз окатил бесчувственного Мариуса из ведра, и десятью минутами позже круд уже надевал свою шляпу, стараясь не повредить изысканную прическу.

— Еще раз спасибо, Флавий, — произнес Мариус, в очередной раз пожимая руку римлянина. — Не могу сказать, что ты совсем уж вовремя, но лучше поздно, чем никогда, верно?

— Верно! — улыбнулся тот.

Никогда в прошлой жизни Флавий не поверил бы, что будет радоваться воскрешению вампира из мертвых. Нет, из почти мертвых.

— Да, и... — круд нахмурился. — Мне очень жаль, что случилось с домнулой Гизой. Прими мои соболез...

— Что??? Что ты сказал?

Флавий пришел в себя и отпустил плечи вампира только после того, как тот отвесил римлянину звонкую оплеуху. Повредить она не могла, но привела в чувство. Но именно чувства сейчас Флавию и не подчинялись.

Он почти ослеп — во всяком случае, что-то случилось с глазами, и они разом потеряли чувствительность. Механическое тело не слушалось. Его трясло и колотило, как будто неведомые палачи подключили его разом ко всем проводам, ведущим к источнику Электро. Флавий не слышал продолжение фразы из уст круда, но глаза Мариуса говорили понятнее любого университетского лектора.

— Дьявол... дьявол... — только и мог бормотать Флавий.

Круд не врет — незачем ему. Это правда, правда... но почему не ложь??? Полцарства за нагло врущего вампирьего сукина сына, потешающегося над слабостями римлянина!

Флавий сидел у дверей пыточного застенка, но выходить уже не хотелось. Зачем?

Даже когда черная демоница Миландра резала на части его тело и выковыривала глаза — не было так больно. Флавий подумать не мог, что одна единственная фраза из уст соболезнующего вампира может разом высосать все силы из здорового, полного жизненной и механической энергии тела. Притупить зрение, замазать глиной уши, ослабить руки и подкосить ноги.

Их своеобразные отношения с Гизой он никогда не воспринимал всерьез. Ну право, что за пара — чудовище на семь восьмых машина и красивая, хрупкая и смертоносная девушка-убийца. Он никогда не верил, что им так важно быть рядом. А вон оно как...

Вампир присел рядом.

— Хочешь историю о крудах? Помнится, тебя очень интересовало прошлое нашего рода.

Флавий не ответил. Лишь запрокинул голову и посмотрел в потолок. Потолок как потолок. Ничего интересного. Но почему-то разглядывать трещины в камне для Флавия сейчас было самым важным делом в жизни.

— Однажды один молодой, очень молодой круд, у которого ну решительно все не клеилось в жизни, убедил себя в том, что все зло в мире от людей, — начал Мариус. — Эти тупые теплокровные твари, обозленные на вполне естественное желание крудов получать кровь, погожим ясным днем устроили целый поход на деревню Общины (как они ее обнаружили — неизвестно), и только чудом наш молодой герой остался в живых. Но потерял всю свою родню.

В то же самое время одна безумно одинокая девушка-человек думала об этих «тварях-кровососах», наверное, даже с большей ненавистью, чем наш друг об этих «тупых убийцах». Девушка думала сразу о двух крудах. Это была пара влюбленных вампиров, тоже молодых, полных сил и энергии. В порыве любовного экстаза они выследили и «осушили» до смерти немолодую семейную чету — это были отец и мать девушки.

— Рассказывать дальше?

Вампир посмотрел на Флавия. Тот продолжал разглядывать потолок.

— Да. Мне интересно, что ты сделал с этой девушкой.

— Я был с ней, пока она не состарилась и не умерла. А потом я сорок шесть лет носил ей цветы на могилу, — улыбнулся вампир. — Я старше, чем кажусь, Флавий.

— А что случилось на сорок седьмой год?

— Прошедшей осенью погост разорили. Не со зла, нет… Просто деревню по бревнышку раскатали римляне, когда выкуривали оттуда мятежников. Некуда теперь носить цветы...

Флавий молчал несколько минут, потом спросил:

— И где мораль?

— Ты ее сам найдешь. Я в тебя верю.

Вампир поднялся и подал руку человеку.

— Пойдем. На улице день, мы будем слабы и подавлены дневным светилом. Но очень, очень злы. Так ведь?

Флавий посмотрел снизу вверх на Мариуса. Обманчивая моложавая, беззащитная и лучащаяся счастьем подростка внешность маской лежала на лице круда. Хорошо пригнанной, почти неотличимой от настоящего лица, но маской.

Тут-то Флавий и понял мораль рассказа. Даже две.

Первая — со смертью ближнего любовь к нему кончаться не должна. Она уйдет, затаится, переместится в область воспоминаний, но останется.

Вторая — как бы тебе не было больно, другие этого видеть не должны. Пожалуй, с одной оговоркой: другие — это все, кроме друзей.

Римлянин схватился за руку нового друга, и тот одним движением поднял семиталантное тело.

— Да. Мы будем очень злы, — согласился Флавий и вышел из камеры пыток вслед за очень, очень старым, несчастным, но вечно молодым и счастливым крудом по имени Мариус Рыдой.

Глава 9. Изменение

Очнулась она глубокой ночью. Во всяком случае, Гиза подозревала, что на дворе ночь — было очень темно и удивительно тихо, только изредка тут и там слышалось лошадиное фырканье.

Девушка подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и осмотрелась вокруг. Кто-то принес и бросил ее на конюшне, прямо в загородке для пары гнедых. Гиза лежала между ними, и лошадки терпеливо сносили гостью, аккуратно переступая копытами, так чтобы не задеть человека.

«Как странно, — подумала арабеска. — Последнее, что я помню — это лучащиеся голубым светом глаза Флавия. Он держал меня за руку и бормотал какую-то чушь о том, что все будет хорошо».

Собственно, и было тогда ой, как хорошо. Боль постепенно уходила, вместе с шумом, светом и прочими признаками бытия.

Стоп!

Гиза рывком вскочила на ноги. Лошади испуганно шарахнулись от человека, стукнули боками о стены. В соседней клети раздалось недовольное ржание их собрата — тот ругался на шумных соседей.

Девушка отлично помнила последний бой. Эта серая, невозмутимая фигура, не реагирующая на раны, все же добралась до Гизы, пырнув кинжалом в грудь. Удар был очень силен, арабеска видела, как лезвие проникло в тело почти до рукояти. Потом противник профессиональным движением провернул и выдернул клинок.

А потом Гиза пятилась назад, бессильно отмахиваясь мечом от наседающего врага. Боль накатывалась, подавляла, уничтожала... стало трудно, почти невозможно дышать. Затем, вроде бы, на тварь насели Флавий с вампиром, заставили обернуться к себе и...

Дальше девушка ничего не помнила. Только те последние секунды, когда было удивительно тепло и не больно, а Рэм держал ее за окровавленную ладонь и уверял, что все будет хорошо. Через плечо Гиза увидела старика в дверном проеме, тот явно замышлял недоброе…

И все. Потом — пробуждение в конюшне, лошади, темнота, тишина.

Арабеска склонила голову, осмотрела свой бок, даже ощупала его. Никаких признаков ранения. Только вот кто-то ее переодел. Вместо привычного темного облегающего костюма ее завернули в видавший виды серый плащ — большой и бесформенный. Огромный капюшон мешком лежал на спине. И никакого оружия.

Девушка похлопала себя в поисках хоть чего-нибудь привычного, и в одной из складок плаща в хитрой петле обнаружила довольно неплохой охотничий нож. Видно было, что лезвие вытирали, но недостаточно тщательно — около рукояти остались следы запекшейся крови.

Ну, хоть что-то, — улыбнулась арабеска. — А то как будто голой себя чувствую.

Голой и беззащитной. Даже немного страшно от этого. Удивительно большие лошади с двух сторон от Гизы косили глазами, выражая неудовольствие незваной соседкой. Гиза примирительно подняла руки, успокаивая скакунов.

— Тише, тише, малыши... Сейчас я уйду. И никто вас больше не потревожит.

Арабеска отошла к воротам клети — довольно высоким, почти по уровень глаз, но вполне преодолимым. Привычным движением толкнулась ногами, намереваясь перемахнуть через препятствие, но толчок вышел такой слабый, что она просто плюхнулась перед воротами. Как тряпичная кукла — смешно и неумело. Пребольно ударилась бедром о землю.

— Ой!

Да что такое, дьявол разбери?!

Неужели она так долго валялась без сознания, что мышцы успели ослабеть настолько?

Гиза распахнула плащ, посмотрела на конечности-предатели. Те были одеты в цветастые шаровары, наподобие тех, что носят восточные варвары. Остроносые башмачки похожи на арабские, но без шитья и аппликаций. И какой-то уж совсем детский у них размер! При этом, удивительное дело, башмаки совершенно не давили, и даже казались чуть свободными в мыске.

Гиза проморгалась и тряхнула головой — не видение ли? И тут же недовольно сморщилась. Что-то мешало вращать головой, как будто кто-то придерживал за волосы. Девушка протянула руку к затылку и обомлела. Когда-то коротко стриженые волосы страшно отрасли, а сзади оказались заплетены в могучую косу. Гиза переметнула ее на грудь и обомлела вторично: вместо привычного вороньего крыла прямых прядей, увидела светло-русые, волнистые, очень тонкие и как будто даже хрупкие волосы.

— Да что тут происходит? — пробормотала девушка.

Посмотрела на руки — обычные девичьи ладони, мягкие, с тонкими пальцами и почти прозрачной кожей. Никаких наминок от оружия, да и памятных шрамов на правой ладони, полученных в бою с африканским големом, тоже нет.

Неужели я... мне... то есть меня, — подумала девушка, но уже знала ответ. Ее действительно однажды убили. То «все будет хорошо» было последним, что Гизада Арбан-Адан аль Саджах слышала от своего любимого Рэма Флавия Александра.

«Ночной убийцы» Гизы больше нет. Но кто же она теперь? Девушка еще раз взглянула на косу, все поняла и выругалась.

И как теперь объяснить это Флавию с вампиром?

Покачав головой, Гиза вышла из конюшни.

Невысокая хрупкая фигурка в просторном сером плаще перебежала через двор в основное здание. Потом остановилась, как будто услышав чей-то призыв. Задумалась, нахмурилась.

Что-то внутри нее говорило, умоляло идти не известным маршрутом по этажам и лестницам, а другим. Скрытым, тайным. Ощущение было столь сильным, что на секунду Гизе показалось, будто кто-то хочет взять под контроль ее тело. Но ничего подобного — все члены двигались, как приказывает именно Гиза, и никакого вторжения в разум не замечалось.

Но по-прежнему очень хотелось найти тот самый тайный ход и воспользоваться именно им. Гиза вернулась в конюшню, прошла мимо «своей» выгородки (лошадки приветственно фыркнули) и нахмурилась. Почему-то остальные клети были абсолютно пусты. Да и во дворе, как сейчас вспомнилось, не осталось ни одной телеги с трупами.

Побродив меж загонов еще с минуту, Гиза нашла искомое — в дальней стене виднелась узкая черная щель. С виду ничего особенного — не будешь искать специально, так и не найдешь. Но подойдя вплотную, Гиза улыбнулась. Это была вовсе не щель, а искусно спрятанный в самом дальнем углу лаз. Девушка шагнула в него, и тотчас споткнулась — впереди были ступеньки. В кромешной темноте не видно ни того, сколько их, ни куда они ведут. Просто узкий ход вверх, с двух сторон зажатый плохо обработанными каменными стенами.

Поднималась она, пожалуй, с пару минут. Чужое тело, слабое и медленное, с трудом переступало с одной высокой ступени на другую, и к концу подъема Гиза порядком подустала. Мстительно пообещала устроить своему новому телу такой тренировочный цикл, что оно зарыдает горючими слезами! Но только тогда, когда все это кончится.

Впереди затеплился свет, лестница кончалась.

Гиза подобралась к выходу, прислушалась. Абсолютная, ничем не нарушаемая тишина. Даже дыхания людей не слышалось, хотя дьявол разберет, насколько чуткие у нее теперь уши.

Аккуратно выглянула и увидела знакомую комнату. Именно здесь и случился ее последний бой. Хозяева по мере сил постарались прибраться: мебель (что уцелела) стояла на своих местах, тела убитых и раненых вынесены. Разве у дальней стены, куда отступала арабеска, по-прежнему темное пятно у окна. И еще одно, где лежал светловолосый гигант. Его, помнится, пришпилил к полу вампир.

Девушка прошла комнату насквозь, выглянула в смежную. По-прежнему никого. Заглянула в музыкальный салон и ничего интересного, кроме знакомого клавесина, не обнаружила. Вот и лестница, по которой они с Флавием и Мариусом поднимались на третий этаж. Тоже абсолютно пустая.

Создавалось такое ощущение, что замок вымер. Неужели никого не осталось, даже слуг? Гиза поднялась на последний этаж — ничего интересного. Две спальни, зал с охотничьими трофеями и еще одна комната, сейчас запертая. Гиза заглянула в замочную скважину, но ничего, кроме непроглядной тьмы, не разглядела.

Может быть, слуги остались на нижних этажах? Девушка обратилась к своему внутреннему голосу, подсказавшему подниматься через секретный лаз. Он молчал, и на пожелание проведать остальные этажи замка никак не реагировал. Гиза пожала плечами и направилась вниз.

На третьем этаже, в комнате, где они видели двух вышибал и старика с юнцом, снова кто-то был. По-прежнему горела лампа, потрескивал странный, вытянутый вверх камин. Гиза попыталась было мысленно прослушать присутствие чьего-нибудь разума, но стоило ей только прикрыть глаза и сконцентрироваться, как ее словно ударило теплым шквалом.

Она не только слышала чужое присутствие, но и чуть ли не смотрела сквозь стену. Нет, не через стену, тут другое... Как будто незримый и бесплотный ее двойник оторвался от тела и пошел на разведку. Гиза могла управлять им, как собой, но при этом не теряла контроля и за собственным телом. Совершенно невероятное чувство!

Двойник девушки прошел в дверь и оглянулся. У камина на своем месте сидел тот самый старик, которого Гиза видела в дверном проеме в последние минуты своей жизни. Старец мирно просиживал штаны, а на столе перед ним была выложена затейливая картинка из карточек с разнообразными рисунками. В руках колдун (почему-то двойник Гизы точно знал, что он колдун) держал стопку оставшихся бумажных прямоугольников, вынимал их по одной и выкладывал на стол к остальным.

— Заходи, Марика, — произнес старик, едва двойник Гизы подошел к нему поближе. — Я знаю, ты за дверью.

Гиза дернулась, видение от двойника пошло рябью и исчезло. Рука сама потянулась к ножу в складках плаща. Обхватив удобную рукоять, девушка как можно тише подобралась к двери и метнулась в проем. Через секунду видавший виды охотничий нож уже уткнулся острием в шею старца.

— Молчи или умрешь! — шепнула Гиза.

Старик моргнул, давая знать, что понял ее.

— Где все остальные? Где Флавий и Мариус?

Колдун молчал. Видимо, хорошо понял предыдущую фразу.

— Говори! Только тихо!

— Кого ты имеешь в виду, Марика?

Гиза кольнула колдуна ножом посильнее. На шее старика выступила первая капелька крови.

— Высокий мужчина с хрустальными глазами и хорошо одетый трансильванец.

— Они мертвы. И девка тоже.

— Врешь!

Старец затрясся в беззвучном смехе.

— Ну подумай, зачем мне лгать? Я ж специально остался, ожидая того, кто управлял этой троицей. Честно говоря, не думал, что это ты.

Гиза на секунду задумалась. Про «девку» старик говорил сущую правду. Ее, Гизу, действительно убили. Неужели и Флавий с вампиром тоже...

Меж тем, колдун продолжал:

— Убери нож, Марика. Я не сделаю тебе ничего плохого. Я хочу с тобой спокойно поговорить. Тогда на корабле не сразу разобрался, кто ты, и не успел удержать охра…

— Спокойно говорить будешь с демонами в преисподней!

Гиза перешагнула тот порог, когда жажда мести заслоняет все, включая жажду знания. Рука ее дернулась, намереваясь вонзить нож в горло мерзавцу, но тут опять проявился тот самый внутренний голос, в последний момент крикнувший «нет!».

Гиза убрала нож от горла и переставила к боку старика.

— Сейчас ты расскажешь, где все, — спокойно объяснила Гиза и воткнула клинок под ребра колдуну.

Вернее, попыталась воткнуть. Рука остановилась, едва двинувшись, и девушка никак не могла протолкнуть ее дальше хотя бы на полдюйма.

Старик повернулся и спокойно посмотрел в глаза Гизы. Спокойно-то спокойно, но арабеска смогла уловить то безумное напряжение, которое колдун тратил на ее сдерживание.

— Обычная ведунья-рисовальщица пытается зарезать одного из лучших колдунов Ордынской Руси? — через силу улыбнулся старик, хватая Гизу за руку. — Нет, это несерьезно.

Гиза почувствовала, что слабеет. Что-то в глазах колдуна изменилось, теперь он смотрел не в лицо девушке, а на ее грудь. Гиза почувствовала, как миллионы холодных змеек опутывают ее сердце, легкие, гортань. И сжимают, сжимают... Старик спокойно достал из-за пазухи собственное оружие — восьмидюймовый кривой кинжал.

Когда враг превосходит тебя в чем-то одном — бросай это дело и возьмись за то, в чем его превосходишь ты.

Гиза резко отпустила нож (тот остался в руке у старика) и со всей силы ударила противника коленом в подбородок. Голова седого дернулась, он уронил оба клинка — и невидимые холодные змейки отпустили. Арабеска тут же добавила кулаком в переносицу, и старик вместе со стулом рухнул назад.

— Решил поиграть в колдовство? — со звериным хрипом спросила Гиза. Легкие до сих пор не полностью отошли от «змеек». — А я с тобой поиграю в другие игры.

Гиза перемахнула ногой через плечо колдуна и зажала его шею в ножной захват. Миг — и последовал изящнейший «кувырок обезьяны». Ее новому телу явно не хватало силы и ловкости, но однажды забитые в разум знания компенсировали этот недостаток. Враг оказался на полу с поджатыми под себя руками.

И тут ее внутренний голос грянул в полную силу. Воспрянул, пробил тлен былой смерти и встал в полный рост. Гиза узнала все, что должна была, ее память слилась с памятью Марики, ее умения наложились на умение русской девицы — и все стало на свои места. И вспомнился разговор с Миландрой, там, в подземном мире, где черная демоница подарила Гизе еще один шанс остаться в живых.

Гиза-Марика потянулась и схватила колдуна за волосы, запрокинув голову назад. Свободной рукой подобрала с пола нож и снова приставила его к горлу старика.

— А теперь без дураков, — приказала девушка. — Говори что знаешь, и помни — Гизада аль Саджах удерживает твое тело, а Марика Игорева дочь Кудаева — душу. Попробуешь врать, и последняя это почувствует. А первая — пресечет. Все понятно?

Старик попытался кивнуть. Он был готов к встрече с молодой, неопытной ведуньей, но не с шайтаном в женском теле. Даже двумя шайтанами.

***

Медленной рысью, держась на почтенном расстоянии от каравана телег с трупами, два нечеловека двигались за печальным кортежем. Выбравшись из подземелья, они успели застать, отправление последнего из скорбных экипажей из замка. Былые пленники метнулись было в крепость, но та оказалась пуста. Первый и второй этажи словно вымерли, и похоже было, что та же судьба постигла и остальные. Только на третьем они нашли одного человека, но он уже ничего не смог им рассказать, поскольку был трупом. На шее бедолаги с обеих сторон обнаружились два огромных синяка, и еще небольшая царапинка, как будто укол от кинжала. Его глаза были выпучены и в них застыл первобытный страх, словно перед смертью несчастный увидел то, что его ожидало в Преисподней.

Впрочем, ему было чего страшиться на том свете. Это был тот самый старый колдун, который легким движением руки вырубил и Флавия, и Мариуса. Судя по количеству проклятий, обрушенных на него крудом, ничего хорошего в Преисподней этого человека на самом деле не ожидало. Вампир предложил перерезать старику горло для верности, но Флавий отмахнулся — тот был давно и окончательно мертв.

Больше в замке никого не осталось. Лишь три лошади, которых почему-то бросили на конюшне. Беглецы оседлали двух и выдвинулись по следам конвоя.

— Куда мы едем? — поинтересовался Флавий.

Мариус прикинул направление, секунду подумал.

— П-похоже, в Зарнесть.

— Это что?

— Это еще один з-замок времен с-средневековья, — объяснил вампир. — И это мне н-не нравится.

— Что именно не нравится? Эра средневековья или строения этой эры?

Мариус хмыкнул.

— Мне н-не нравится, что м-мы едем именно в З-зарнесть. В-в в-прочем, ты н-не знаешь нашу историю, иначе бы тебе т-тоже не понравилось.

Флавий попросил объяснить подробнее, раз уж делать больше нечего. Вампир приступил к рассказу.

Зарнесть — один из трех гарнизонных замков, поддержавших Влада Дракона во время междоусобицы за трон короля Романии. Основной резиденцией отцеубийцы была Поенарь, довольно мощная крепость на западе Валахии, но ее полностью разрушили.

Из второй крепости Дракона Мариус и Флавий только что выехали. Замок Бран служил опорным пунктом, держащим под контролем основной перевал через карпатский хребет Фэгэраш. Он остался цел и невредим.

И наконец, последним из оплотов сторонников графа Дракона (или Дракулы, как его зовут на местном наречии) был древний замок Зарнесть. Сейчас его окружала одноименная деревня, но во времена строительства там еще не было никаких селений. Зарнесть, как и Поенарь, полностью разрушили в ходе войны Дракона, сровняли с землей, и память о ней была проклята навечно.

Здесь и начинаются странные вещи.

Действительно, крепость была разрушена. Но жители центральной Трансильвании уверяют, то они до сих пор цела и невредима. И более того, появляется в самых разных местах. Впервые она обнаружилась в ста двадцати милях к югу от Быстрицы — небольшого городишки рядом с крупным торговым центром Фэгэраш. Потом призрачный замок видели по ту сторону Скалы Глашатаев — это одинокий выход горных пород в холмах недалеко от Зарнести. Сейчас, вроде бы, замок исчез, но местные уверяют, что под громадой Скалы иногда снова видят каменное строение. Его явление — дурной знак.

— Какие у вас, однако, легенды, — улыбнулся Флавий.

— Это н-не легенда, — возразил вампир. — Это т-то, что т-ты ищешь, но н-найдя, вряд ли в-возрадуешься.

Флавий вопросительно поднял брови. Вампир объяснил:

— Т-ты думаешь, что т-только Рим ищет смутьянов, п-поднявших мятеж? Н-нет, община крудов т-тоже ищет. Я ищу. П-потому и вынужден якшаться с-с с этим вашим В-вождем. Мятеж к-координируется кем-то, к-кто заполучил в руки с-старую, с-страшную силу оживлять м-мертвецов и л-ломать крудов.

— Наследие вашего легендарного Дракулы?

— Нет. Д-дракула не умел оживлять м-мертвецов. Считалось, ч-что это умение умерло м-много веков н-назад.

— А кто им владел до Дракулы? Ну, ведь если сохранились упоминания о нем, то...

Вампир молчал.

Флавий повторил вопрос. Мариус поморщился, но все-таки ответил:

— М-мы и владели.

Кортеж груженых трупами телег действительно следовал в горы. Сначала он двигался почти на запад, мимо большой деревни (наверное, и есть та самая Зарнесть), потом дорога стала забирать к югу. Под вечер на горизонте наметились скалистые зазубрины, а когда солнце зашло, горы стояли уже совсем рядом.

Теперь Флавию с вампиром даже не приходилось прятаться от случайных разъездов. Темнота скрыла их непроницаемой завесой, и оба лазутчика оставались невидимыми для окружающих, в то время как вереница телег была видна им отлично. На каждой второй-третьей повозке зажгли факел, иначе возницам было не разглядеть дорогу.

К часу ночи кортеж обогнул первые отроги действительно очень крутых гор, и углубился в леса перед утесами. Флавий с Мариусом приблизились к кортежу почти вплотную — шансов упустить его уже не было. Дорога ощутимо забрала в гору, и телеги снизили скорость.

Через некоторое время преследователи решили, что кони теперь — только обуза. А ну как всхрапнут или заржут в темноте? Лошадей привязали на первой же травяной поляне, но так, чтобы при необходимости животные смогли освободиться и уйти. А Флавий с Мариусом пешком двинулись догонять кортеж.

И чуть было не упустили его!

Еще десять минут назад ничто не говорило о том, что в этих лесных местах может быть хоть что-то необыкновенное, но стоило римлянину и вампиру заглянуть за очередной поворот дороги — как у обоих вытянулись лица. Там, где еще недавно была узкая лесная колея, сейчас стояла могучая отвесная скала, увенчанная крепостной стеной и бастионами.

— Странствующий замок, — восхищенно шепнул круд.

— Как бы он не убежал в странствие без нас, — резонно заметил Флавий, и они оба ринулись догонять кортеж. Даже Флавий при необходимости мог бежать довольно бесшумно (хотя до призрачного перемещения Гизы ему было далеко), что уж говорить о вампире. Без труда догнав последнюю телегу, две тени шмыгнули под тент и затаились.

Кортеж въехал в небольшие ворота прямо в скале, и массивные каменные створки захлопнулись. Если бы хоть кто-нибудь из сторонних наблюдателей смог увидеть то, что происходило дальше, он бы не поверил глазам.

Повинуясь могучим иномировым силам, Странствующий замок медленно погрузился в недра земли. Последним скрылся шпиль на самой высокой башне, и через минуту ничто не напоминало о его существовании. Только самые нерасторопные из деревьев все еще поднимались из-под земли, занимая положенное им с рождения место. Узкая дорога, по которой двигался кортеж, восстановилась и продолжила свой путь — вокруг Скалы Глашатаев и далее на юго-запад.

Мариус вернулся с разведки минут через десять. Этого было достаточно, чтобы отследить, куда движется процессия. Кто ее возглавлял, вампир не заметил, уж больно она растянулась. Но людская цепочка, бросившая телеги во дворе крепости под охраной полудюжины человек, явно направилась в подвальные помещения. На тесных, узких лестницах приблизиться к ней не получалось, поэтому, когда круд добрался до конечной точки маршрута, он смог увидеть лишь пустые помещения самого нижнего подвального яруса. Очевидно, что где-то там был тайный ход, но как его искать — загадка.

Осмотрев для порядка пару помещений, круд вернулся к залу с телегами. Оставленная там охрана в полном составе грелась у костреца, разведенного в дальнем углу.

— Флавий, не мешкай! Эти, — махнул в сторону костра, — скоро займутся трупами.

Мариус сердито заглянул внутрь телеги, где остался римлянин, недовольный его нерасторопностью. И замер.

Флавий склонился над затянутой в плотные черные одежды фигурой. Оголенные кисти рук и лицо мертвеца были, как и положено, мертвенно бледны. А левый бок, кем-то заботливо освобожденный от одежды, залит кровью.

Римлянин смотрел в мертвое лицо Гизы — и никто не знал, о чем он в тот момент думал. Наверное, ни о чем. Мариус еще дважды попытался дозваться Флавия — бесполезно. Наконец, вампир залез в телегу сам и осторожно коснулся руки римлянина. Тот вздрогнул, поднял глаза.

Привыкшего к разным странным вещам вампира было трудно чем-то напугать. Но сейчас он содрогнулся от ужаса.

Всякий раз, когда Флавий снимал с глаз повязку, его необычные очи светились приглушенным голубым сиянием, спокойным и умиротворяющим. Иногда - ярким и возбуждающим. Сейчас же они пылали негасимым багровым пламенем. И пламя это обжигало. В буквальном смысле — круд чувствовал, что дотронься он пальцем до глаза Флавия, и ожог гарантирован.

— Нам пора, — шепнул вампир.

— Да, — кивнул Флавий. — Но Гизу я им не оставлю.

Римлянин подхватил безжизненное тело арабески на руки и выпрыгнул из телеги.

— Пока не похороню по-человечески, дальше не двинусь.

Тон римлянина настолько категоричным, что вампир не стал спорить. Лишь заметил, что в каменных коридорах Странствующего замка найти место для могилы будет очень сложно.

— Похоронить — не всегда значит закопать, Мариус.

К тому времени они выбрались в какой-то скудно освещенный коридор. Тут и там в его стенах были врезаны двери. Судя по запустению вокруг, никто ими не пользовался уже много столетий.

Флавий остановился около одной, передал тело Гизы вампиру. Подергал дверную ручку, толкнул створку — бесполезно. Дверь оказалась закрыта.

И тогда римлянин сделал то, чему сам не мог найти объяснения. Нет, он не выхватывал автоклинок, не попытался выломать обитую железными полосами дверь. Он просто сосредоточил свой взгляд на замке и приказал тому исчезнуть, испариться.

Вампир отшатнулся.

И без того опасно сиявшие красные глаза римлянина, казалось, раскалились еще сильнее, налились пронзительным ярким светом — и из них ударили багрово-красные лучи. Там, где они касались двери, старое дерево обугливалось, играя язычками пламени, сгоревшее крошилось и падало на пол. А если взгляд нгулу падал на металлические полосы — те разом раскалялись добела, плавились и крупными каплями стекали вниз.

Потом испепеляющие лучи погасли, и римлянин ударил кулаком по замочной скважине. Кусок дерева вместе с замком провалился внутрь. Флавий отворил беспомощно шатающуюся на петлях дверь и шагнул в нее.

Круд ошеломленно смотрел вслед. Такому Флавию он бы не стал поперек дороги ни за что на свете.

Зайдя внутрь, круд обнаружил Флавия двигающим и крушащим мебель. Тяжелый дубовый стол, когда-то стоящий у стены, римлянин совершенно без усилий переместил в середину комнаты. Потом разломал несколько стульев и навалил обломки на столешницу. Стянул с себя походный плащ, свернул в два раза и накрыл им обломки. Потом забрал у Мариуса ношу и переложил ее на импровизированное ложе. Аккуратно сложил руки девушки вдоль тела, поправил голову, чтобы смотрела строго вверх.

— У тебя монеты есть?

Вампир пошарил по карманам. Кошели он недолюбливал. После недолгих поисков нашлись два серебряка и пригоршня совсем уж мелких денег.

— Серебряки. Два.

— Давай сюда, — приказал Флавий.

Вампир передал монеты римлянину. Когда серебряные кругляши упали ему в ладонь, Флавий скривился и закусил губу. Кожа под серебром тут же покраснела.

Сжав зубы, мужчина положил монеты на веки девушки. По одному за каждый из берегов Стикса — плата за перевоз. Да, Флавий знал, что единственный настоящий бог - Христос. Но он сомневался, что арабеска верует в Господа нашего. А основ мусульманской веры не знал. Поэтому рассудил, что в таком случае древние божества Рима вполне могут взять на себя труды по упокоению души Гизады аль Саджах.

— Отойди, сейчас будет жарко, — посоветовал римлянин.

Вампир послушно попятился, а Флавий несколькими лучами поджег сначала деревянные обломки мебели под плащом, а потом и сам стол.

Пламя разгорелось быстро. Несмотря на запущенность, в замке было очень сухо, и крепкие, не тронутые сыростью деревяшки вспыхнули добрым костром. Ярко-оранжевым, очистительным и очищающим.

Дым, однако, все равно оставался, и через минуту в помещении стало невозможно дышать. Вампир закашлялся и вышел в коридор - из двери вслед за ним повалили серо-синие клубы. Как бы местные не унюхали запах гари — тогда пристальное внимание им обеспечено.

Римлянин оставался внутри. Уж кто знает, чем он там дышал и дышал ли вовсе. Но вышел он только через пять минут, кривя лицо от боли. Поначалу круд подумал, что Флавий по-прежнему остро переживает потерю близкого человека, но причина была в другом.

Нгулу протянул обожженную ладонь правой руки и бросил Мариусу два серебряка.

— Я думал, что монеты должны остаться до конца, — удивился круд, подбрасывая раскаленные кругляши в руках, — как плата за перевоз на тот берег священной реки.

Флавий усмехнулся.

— Паромщик отказался брать деньги за отсутствие работы.

При этом глаза Флавия опять налились тускло-синим свечением. Мариус ничего не понял, лишь подул на горячие монеты.

Никто ему не говорил, что вернуть эти деньги можно, только если они сами падают с глаз усопшего до того, как тело полностью поглотит огонь. Это означает, что паромщик возвращает плату. Некого вести через реку — не за что брать деньги. Нет той души, которую нужно переправить в царство мертвых.

Но Флавий знал, что у Гизы душа есть. А значит — она осталась где-то в этом мире. И он ее найдет. А уж какое у нее будет тело — неважно.

Глава 10. На бесконечной глубине

Проклиная свое неловкое, шумное и медленное тело, Гиза пробиралась вслед за процессией. Трупы несчастных оставили в телегах, но арабеска была уверена, что она еще свидится с этими мертвяками. Куда больший интерес представляла торжественная процессия вполне живых людей с двумя фигурами во главе.

Владлена — хозяйка замка Бран и главный возмутитель спокойствия. И Мусанбек — предавший всех, кого только мог предать.

Предатель отца Марики, Игоря Кудаева. Узнав, что последняя экспедиция Игоря на Балканы увенчалась успехом, и видный ученый вернулся с огромным количеством материала по верованиям, обычаям и чудесам этого региона, Мусанбек вошел к нему в доверие и попросил рассказать о путешествии. А когда получил отказ, сунулся с доносом к Хану — мол, так и так, ваш подданный хочет для себя утаить кое-что из таинств западных народов. Тайных — и колдовских в том числе.

Нынешний Хан Павел — не чета предыдущему. Глуповат, трусоват и, главное, безумно жаден до чужих секретов. Особенно тех, что связаны с тайными ритуалами, хотя он сам ни шайтана не смыслит ни в ведовстве, ни в колдовстве. Однако навет Мусанбека, стал семенем, которое упало на благодатную почву ханской зависти. Игоря Кудаева схватили и подвергли пыткам, выбивая из него все то, что тот прознал за время экспедиции. Об этом Марика узнала уже позже, когда вернулась из очередного морского похода. Волею судьбы девушка действительно была ученым-рыбоведом, и действительно имела девятую ученую степень в Совете. А ведовство было у нее своего рода увлечением, призванием и, наконец, семейной традицией. На Руси это поощрялось.

От верных семье Кудаевых людей Марика узнала о предательстве Мусанбека. А чуть позже, когда под чужой личиной напросилась на судно этого гада, подслушала его разговор с колдунами, поняла, что Мусанбек — предатель как минимум дважды. На этот раз он задумал предать собственный народ. Секрет вечной жизни и оживления однажды умерших — эти ужасные знания он собирался забрать себе, и только себе.

В предыдущую свою поездку в Трансильванию он разыскал Владлену — хозяйку замка Бран. Женщина была прямым потомком какого-то местного принца, который прославился в отцеубийством и предательством. Вроде бы, защищаясь от восставшей против него страны, собрал более чем двадцатитысячную тьму османских наемников. И еще — небольшую армию упырей, которых сумел подчинить своей воле.

Но все равно он был разбит, умерщвлен и проклят в веках.

Третье свое предательство Мусанбек замыслил совсем недавно. Он не собирался покупать знания Владлены в обмен на оружие, продовольствие и боеприпасы для ее дурацкого мятежа. Он хотел единолично овладеть всеми секретами хозяйки Брана, а саму ее уничтожить, после чего захватить власть в Трансильвании и Валахии. Об этом Марика тоже узнала на корабле, но была замечена и, спасаясь, прыгнула за борт. Море тогда штормило, и корабль не стал возвращаться за девушкой. Мусанбек был уверен, что она утонет.

Дальнейшее знала уже и сама Гиза. То есть та часть ее общей с Марикой памяти, которая принадлежала арабской принцессе.

Единственное, о чем не ведала девушка — это то, какое отношение ко всему этому имеет Вождь. Что-то говорило подозрительному хашшишину, что не просто так глава Ордена Воздаяния послал ее с Флавием в экспедицию. Да, можно поверить в то, что ни один из шпионов не возвращался — Владлена владеет страшной силой, а колдуны Мусанбека могут вывернуть наизнанку разум любого человека. Но ведь дело не только в этом... На что-то еще ее былой любовник нацелен. А она знала, если Вождь видит цель — его с пути не сможет сбить ничто в этом мире.

Гиза-Марика тайком следовала за процессией, а та спускалась бесконечными лестницами все ниже и ниже. В подвалы, потом ниже подвалов, потом еще ниже — и вот уже девушка уже окончательно перестала понимать, сколько времени она ступает по холодным каменным ступеням бесконечной витой лестницы.

Где-то двадцатью-тридцатью шагами ниже виднелся хвост процессии — два серых уродца, которых местные называют бескудами. От старика-колдуна Гиза узнала, что твари эти — оживленные вампиры. Впрочем, здесь вампиров называют по-своему — крудами. Они тоже еще те персонажи Книги Мертвых.

Оживи тайными средствами обычного человека — и получишь живого мертвеца. Вполне такого бодрого, даже немного мыслящего. Короче говоря, самого что ни на есть типичного нгуомба, если именовать на африканский манер. Причем оживлять можно многократно — лишь бы тело хоть как-то сохранялось.

Но оживи погибшего круда — и получится бескуд. Тоже не великого ума тварь, но в отличие от живого мертвеца, которого можно убить вторично, бескуд был практически неуязвим. Пока на плечах сидит голова, управляющая телом, он будет сражаться за своего хозяина. Именно такая дрянь и убила Гизу в недалеком прошлом.

Круды ненавидят бескудов сильнее всего на свете. С людьми кровососы ладят, да и беречь вынуждены - без человеческой крови они вымрут. А вот бескуд для вампира — это вызов. Может быть потому, что круд не может отличить бескуда от живого человека. Странная прихоть судьбы. Именно ею Мариус стал обязан своей смертью. Вонзил клыки в гнилую плоть бескуда, не разобравшись, кто перед ним — и чуть не потерял сознание. А потом его добил этот колдун-старик — верный боевой пес Мусанбека.

Как и Флавия...

Гиза сжала кулаки так, что коротко остриженные ногти впились в ладони.

Эти твари еще пожалеют о том, что сделали. Еще пожалеют.

Подземный зал поражал размерами. От края до края, должно быть, было с полуверсты, а может и больше. Потолок, если и существовал, то терялся где-то в беспросветной темноте наверху, а ровный, как ножом срезанный пол, был покрыт четырехугольными плитками, от обилия которых кружилась голова.

Посредине зала высилась знакомое Гизе сооружение — колодец с П-образной рамой над ним. Но, в отличие от подобного в Анголе, здешняя арка была целиком высечена из камня. По всей ее протяженности змеились какие-то непонятные символы, не похожие ни на один известный девушке алфавит.

Процессия собралась вокруг колодца. Чуть поодаль лежали сваленные в гигантские кучи привезенные на телегах трупы (видать, перекидали вниз по стволу какого-нибудь колодца). Цель Владлены и ее прихвостней более чем прозрачна — для начала оживить трупы а затем, видимо, привлечь нового союзника Мусанбека в свои ряды. В обмен на обещанную военно-продовольственную помощь — якобы от Руси. При том, что Хан ни слухом, ни духом о том, что от его лица наобещала татарская рожа.

Владлена, Мусанбек, юный колдун, пара бескудов-охранников, и около двух десятков человек в страже. Половина из них — оживленные мертвецы из тех, что посообразительнее, половина — обычные люди.

И самое печальное, что среди охраны местной повелительницы демонов — два круда. Одетых, как и Мариус, с иголочки, в одинаковых широкополых шляпах. Местная мода у них такая, что ли?

Настоящие, полные сил вампиры. Надо думать, перешедшие на сторону новой госпожи.

Честно говоря, многовато даже для совместной боевой мощи Гизы, Флавия и Мариуса. Но никого из них больше нет в живых — осталась лишь соединенная сущность Марики и арабески. С неуклюжим маленьким и слабым телом, никуда не годным в бою.

Но с кое-какими знаниями, которые специалист по рыболовству и рыборазведению оставила в памяти своего тела, нарисовав грандиозный круг якастов. Самый грандиозный в своей недолгой жизни.

— Ты хотел видеть, как это выглядит? Смотри!

Владлена махнула рукой, и к П-образной арке поднесли первый труп. Не было ни порывов ветра, ни урагана, ни бури, ни каких-либо еще проявлений стихии, как когда-то в Африке. Охранники просто сбросили мертвяка в колодец. И не было никакого звука, оповещающего о том, что труп достиг его дна. Уже спустя пару минут из колодца показалась рука, а потом подтянулось и все остальное. Новообращенный живой мертвец огляделся, перебросил ноги через парапет и встал напротив стражников.

Те подтолкнули его в спину и направили в пустующую часть зала, отведенную для неживых «рекрутов». К слову, они ничем не отличались от обычных людей. Никакой мертвецкой бледности, никаких тупых движений. Скорее, похожи на рядовых легионеров года, эдак, второго службы. Не ветераны, конечно, и делают все без охоты, но подчиняются, причем с известной долей сноровки.

— Впечатляет, — произнес Мусанбек, когда демонстрация закончилась. — А что, вот так любой может затолкнуть в эту дырку труп и получить на выходе живого человека?

— Не живого. Оживленного, — поправила Владлена.

— Неважно.

— Да, любой. Хоть бы и ты. Погоди ухмыляться, друг-азиат, — прервала ликование Мусанбека хозяйка. — Кроме меня, никому нет хода в Странствующий замок. Посему заруби себе на носу, задумаешь обмануть — полетишь в этот же колодец.

Мусанбек проглотил оскорбление. Сейчас, когда из охраны, почитай, никого и не осталось, кроме молокососа-шамана, не время выпендриваться. Но он вернется, обязательно вернется. Пусть даже и придется прихватить из Руси немного оружия и хлеба. В конце концов, Хана-афанде можно тоже немного поводить за нос, обещая, что его войско скоро станет непобедимым.

— Лады лясы точить, — грубо приказала Владлена. — Давайте сюда покойников, только кидайте по одному, чтоб вылезающих обратно не спихнуть.

Слуги зашевелились, выстроились в колонну от горы трупов к колодцу, и наладили беспрерывную подачу мертвяков. Два офицера-мятежника помогали вновь оживленным солдатам выбраться и занять место в строю.

Гиза понимала, что если сейчас промедлить, то через полчаса здесь будет не продохнуть от молчаливых оживших мертвецов. Конечно, вряд ли они сразу поймут, кому нужно подчиняться, да и оружия при них нет, но все равно — пробиваться через толпу безмозглых трупов это плохая идея.

Гиза-Марика прикрыла глаза и послала мысленный приказ своему якасту. Тот засветился рыжим пламенем, и тоненький луч из его центра ужалил стоящую рядом лошадь.

Опять лошади, — подумалось Марике-Гизе. — Почему снова приходится жертвовать этими несчастными животными?

Почувствовав прилив сил, транслируемых якастом, Марика ринулась вперед. Главное — уничтожить алтарь, а уж дальше пусть и трава не растет. Как именно уничтожить — Марика придумала еще в замке. Достаточно было покопаться в арсеналах покинутого Брана — и все, что для этого нужно, у нее уже было с собой. Конечно, она не знала, как будет выглядеть алтарь, но что он обязательно должен быть, и что его можно разрушить грубой силой — верила. Как оказалась, не зря.

— Кто это? Охрана, остановить!

Владлена заприметила бегущую к центру зала серую тень одной из первых. Хозяйка протыкала воздух пальцем в направлении девушки, и все орала, орала, приказывая охране остановить шпиона.

Гизе было трудно держать в голове и саму себя, и одновременно Марику, подпитывающую ее силой отдающей свою энергию лошадки. Тем не менее, девушка справлялась.

Первых двух охранников из числа живых людей она просто пнула, прыгнув ногами вперед. Стражники завалились, но и отдача по щупленькой фигурке Марики была столь велика, что она чуть не упала. Пользуясь тем, что мишень притормозила, еще один охранник вскинул пистоль и выпалил в нее.

Но здесь уже начеку была Гиза. Вовремя заметила холодный блеск металлической трубки и тут же метнулась в подкат, сшибая одного из оживших мертвецов. Тот замахал руками, уцепился за соседей — и еще два врага оказались на полу.

Гиза вскочила, полоснула ножом по чьей-то распростертой пятерне и просочилась между двумя солдафонами, бестолково вынимающих клинки из ножен.

Теперь до колодца оставалось всего ничего. Два вампира сдвинулись, заслоняя хозяйку, и толковых противников на пути не было. Если, конечно, не называть таковыми Мусанбека и молодого шамана. Парень нахмурился, пытаясь проследить подпитку этой девки-заморыша, и понять, как она так лихо прорубается к цели. Но не преуспел.

Еще бы! Не молокососу-самцу было распутать ту вязь якастов, что сотворила накануне лучшая ведунья московской общины. Мужики из числа колдунов — вообще слишком прямолинейны в своей ворожбе. Все их приемы — грубое и элементарное черное колдовство, не способное созидать или творить. Только разрушать.

До колодца оставалось двадцать шагов. Пятнадцать. Десять.

Тут Владлена, наконец, пришла в себя. Хозяйка Брана поняла, что цель атаки подвижной девчонки (и откуда только взялась-то?) — не она ее люди. Поэтому немедленно толкнула своих телохранителей в спины, что-то крикнув им в напутствие.

Вампиры с изысканной грацией одновременно сдернули плащи, отбросили шляпы и вынули свои длинные узкие клинки. А дальше их движения уже никто не мог разобрать — с такой скоростью устремились вперед круды.

Что ж, я это предвидела, — подумала Гиза-Марика, и послала еще один сигнал кругу якастов.

Тоненький лучик, терзающий лошадь, погас, и теперь из кровавого блюдца ударил целый фонтан ослепительно-красного огня. Он коснулся бока несчастного животного, и когда-то могучий конь разом превратился в разбитую клячу, а потом и вовсе рухнул на подстилку грудой костей.

Марика-Гиза почувствовала огромный прилив силы.

Но этого недостаточно.

Оставались еще две лошади.

Но фонтан огня поплясал-поплясал по стойлу, переметнулся в соседние клети, так ничего не нашел и угас.

Что такое? — удивленно подумала Гиза. — Где еще две лошади, энергия которых должна была придать мне сил?

Две лошадки увлеченно похрустывали травой на живописной полянке близ Скалы Глашатаев. Одна из них уже успела распустить узлы на привязи и убрела ближе к лесу, где трава была посвежее и повкуснее. И наверное, благодарила за слабую привязь бывшего хозяина — странного и чрезвычайно тяжелого господина с повязкой на глазах.

Преимущества вампиров — сила и необычайная скорость. Но никак не сила разума. Поэтому Гиза оттеснила в своем сознании Марику на второй план, и направила поток энергии исключительно на поддержку тела. Мышцы налились силой, рефлексы ускорились в несколько раз, внимание заострилось, но все равно она уступала кровососам. Да и оружия толкового нет, один только этот коротенький нож, да позаимствованный у старика-шамана кривой кинжал.

Гиза крутилась волчком, отбивая выпады вампиров. Счастье, что их клинки были слишком длины для рубящих ударов, и кровососам приходится уповать только на уколы. Редкие удары Гиза смело парировала затвердевшими, как дерево, мышцами. Последствия будем лечить потом, сейчас главное — не пропустить укола.

Но вампиры тоже не были идиотами, и разом сменили тактику. Один постоянно запрыгивал девушке за спину, в то время как другой всеми средствами ее отвлекал.

В глазах Гизы происходящее вокруг слилось в единую круговерть. Первый вампир — укол, парировать, второй — удар, парировать. Опять первый — укол, и второй сбоку — укол. Пропустить под мышкой, развернуться, опять первый — уклониться. Второй и первый разом — присесть, а тут уже клинок — отбить. Вскочить, развернуться, опять укол — кто именно неясно, уклонилась. Снова клинок в грудь, уйти в сторону, зажать подмышкой, провернуться — и оп-па! Номер один (а может быть номер два?) остается без оружия, удивленно глядя на пустые ладони.

Нечего зырки таращить, мразь!

Короткий нож летит в шею кровососу.

Вот дерьмо! Увернулся!!!

Быстро в руку длинное лезвие, и опять укол, и снова уклон... и опять вращение, вращение, вращение... не пытался уколоть ножом волчок, кровосос? А как тебе удар клинком друга? Ага, парируешь! Ну и дьявол с тобой, твоя жизнь мне не нужна.

Вперед, к колодцу!

Ха! Друг Мусанбек, и ты тут? Эй, что это у тебя?

Выстрел пистоля сбил Гизу в полете. Злая сила огнестрельного оружия ударила в плечо, развернула невесомое тело Марики и грохнула его на каменный пол. Обиженно звякнул длинный клинок, выпав из враз онемевшей конечности.

Оба вампира, как по команде, остановились. Мусанбек сдул дымок с дула пистоля и откинул бесполезное теперь оружие в сторону.

А из колодца лезли и лезли новообращенные живые мертвецы.

— Подведите ее ко мне.

Голос Владлены, как ей казалось, звучал повелительно. На самом деле он дрожал и в нем слышались истерические нотки. С той самой минуты, когда серая тень, оставляя за собой прореху падающих тел, устремилась к колодцу, а потом еще и на равных сразилась сразу с двумя вампирами.

Есть повод испугаться, правда?

Стража подтащила Гизу к хозяйке Брана. Девушка уже не сопротивлялась — поток энергии, подпитывавший ее во время боя, иссяк. И сейчас перед властительницей мертвых была самая обычная девчонка, с отбитыми до кровавых синяков руками и с пулей в правом плече. Обессиленная, уставшая, но по-прежнему с равнодушно-оценивающим взглядом опытного убийцы.

— Ты кто такая? — спросила хозяйка.

Гиза молчала. Вместо нее ответил Мусанбек.

— Я ее знаю, госпожа Владлена. Это дочь Игоря Кудаева, который наворовал в ваших краях самых разнообразных сказаний и легенд.

— Наворовал легенд? — удивилась женщина. — Как это понимать?

— Я неверно высказался. Имеется в виду, что этот подданный Руси несколько лет обманом выведывал у ваших подданных истинную историю восстания Влада и...

— Хватит!

Владлена оборвала татарина и снова обратилась к пленнице.

— Это правда?

— Правда что? — вяло уточнила Гиза.

— Что твой отец был здесь. Что собирал сказания о Владе Драконе.

— Да, правда. Только не обманом. Он ученый, а не... не Мусанбек.

Гиза метнула в татарина ненавидящий взгляд. Тот вздрогнул, и как бы невзначай отошел за спину молодого колдунишки.

— Его здесь убили? — продолжила допрос хозяйка.

— Нет. Насколько мне известно, он еще жив.

— Так что же ты тогда здесь забыла? — искренне удивилась Владлена. Она могла понять, то, что дочь мстит за отца — это ей самой было очень близко. Правда, Влад Дракон приходился ей не отцом, а много раз прапрадедом, но это уже детали. Но зачем идти на самоубийственную авантюру, если не за кого мстить?

— Что я делаю? — улыбнулась Гиза. — Я хочу поквитаться с этим вот...

И девушка выдала очень нелицеприятное и негодное для женских уст определение, кивнув в сторону татарина. Тот никогда не имел интимных отношений ни с матерью, ни с животными, но все равно дернулся и покраснел.

Владлена повернулась к гостю из Руси.

— Чем ты ей насолил? Если бы она так посмотрела на меня, я бы убила ее на месте. И неважно, что она там ко мне имеет.

— Вот и убейте ее, госпожа, — проблеял татарин. — Так будет спокойнее нам обоим.

Женщина покачала головой.

— Нет. Пока я доподлинно не узнаю, что происходит, не буду ее убивать. Она много знает, а знания, — Владлена посмотрела на девушку, — действительно много стоят. Стража, запереть ее где-нибудь сверху. Я потом с ней разберусь.

Пока шла беседа, Гиза почти сползла на пол, якобы от усталости и бессилия. И когда охранники дернули ее вверх, поднимая на ноги (в раненое плечо как будто воткнули раскаленный бур и провернули пару раз), она рванулась в последней попытке завершить задуманное.

Никаких якастов ее больше не подпитывало, Гиза пошла вперед на одной только ярости и обиде на саму сея — ну нельзя же сдаваться в шаге перед целью!

Как только стража дернула ее с пола, Гиза усилила этот рывок мощным толчком ногами, и в мгновение подскочила на высоту человеческого роста. Один из стражей получил ногой в ухо, второй в нос, но оба тотчас отпустили руки пленницы. Этого Гизе и было нужно.

Вампиры, как по команде, заслонили собой хозяйку, Мусанбек попятился раком, но на них всех Гизе было плевать. Приземлившись, она рванулась в промежуток между хозяйкой замка и ближайшими охранниками-людьми, туда, где высилась П-образная рамка колодца. До него было всего несколько шагов, и Гиза успела их сделать.

— Стреляйте! — крикнул кто-то из охранников.

Выстрелы шарахнули, когда девушка была уже у каменного парапета. Одна из пуль выбила пыль из камня и срикошетила куда-то вверх, вторая задела Гизе ногу, но вскользь.

Гиза-Марика понимала, что вынуть пороховую бомбу и тем более зажечь фитиль она уже не успевает. Это на пять-десять секунд, а их у нее и нет. Девушка обернулась. Вперед вышли охранники с заряженным оружием, и они уже поднимали свои длинноствольные пистоли. Оба вампира покинули хозяйку, и метнулись к Гизе с другой стороны. И похоже, они ее достанут даже раньше, чем раздадутся выстрелы.

«Вспомни Луэну!» — раздалось в мозгу.

Гиза не выясняла, откуда взялась эта подсказка. Она просто мгновенно перебрала в памяти все события четырехлетней давности — и решение тут же всплыло на поверхность.

Щупленькая, окровавленная фигурка на краю парапета улыбнулась своим врагам — и прыгнула в колодец.

***

— Наконец-то! Я уж думала, не успеешь.

Демоница преобразилась. Вместо маленькой, почти кукольной черной фигуры без признаков пола и возраста, перед Гизой стояла грозная машина смерти и магии — черный демон Миландра. Именно в том обличии, в котором ее впервые лицезрел Флавий.

Гиза не могла не признать, что такая Миландра прекрасна. В ней не было ничего человеческого, кроме пропорций тела, но каким-то странным образом в черной демонице совмещались одновременно и сила, и знания, и мудрость, и красота. Она по-прежнему не обладала признаками пола, но это и к лучшему — защищающий тело чешуйчатый доспех (а может быть, это кожа?) делал Миландру куда более естественной, чем развитая женская грудь или мужские чресла.

Глаза демоницы светились таким знакомым и милым сердцу голубым огнем.

— Ты все видела? – спросила Гиза.

Демоница кивнула и добавила:

— Конечно. Ведь моя память все время с тобой, и теперь мы неразрывно связаны друг с другом.

— Э-э... то есть...

Гиза ошарашенно посмотрела на жительницу подземного мира. Арабеска была уверена, что общается с Миландрой...

— Кстати, я недовольна, как ты обращаешься с моим телом, смертная.

Черный демон произнес эту фразу со всей серьезностью, но Гиза поняла, что та смеется.

— Мне, конечно, уже все равно. Но все равно неприятно, — продолжила черная фигура. — Впрочем, неважно. Давай к делу. Странствующий замок — это последняя из незакрытых червоточин реальности. Как только мы ее погасим, вы с Флавием окончательно остановите Маятник, и ваш Вождь сможет переписать реальность в том виде, в котором она была стерта.

Это ничуть не удивило девушку. Она отлично понимала, о чем говорит демоница.

— Ты пойдешь с нами до конца? — с надеждой спросила Гиза.

— Нет. Моя задача — помочь тебе здесь и сейчас. Потом, возможно, я смогу еще дать несколько советов, но справиться с червоточиной вы должны сами.

— Что ж, тогда не будем мешкать! — улыбнулась Гиза. Про себя она улыбалась с того момента, когда демоница Марика сказала «вы с Флавием». Но сейчас арабеска почти смеялась от радости.

***

Ход, по которому из замка ушла процессия, обнаружил Флавий, когда от скуки просвечивал стены подземелья проникающим зрением. В одной из стен он сначала обнаружил более тонкий участок, по форме напоминающий дверь, а чуть в стороне обнаружился и хитрый замок. Чтобы вход открылся, нужно было в определенном порядке нажать три камня. Флавий не стал досконально изучать устройство замка, он просто нажимал на камни в разных комбинациях. На четвертой дверь распахнулась.

Винтовая лестница точно вела в Преисподнюю. Во всяком случае, Флавий никогда в жизни не спускался так глубоко под землю. Вместе с вампиром они топали больше получаса, прежде чем в глубине замерцал еле видимый свет. Сами они шли без огня — дорогу вполне сносно освещали глаза нгулу.

Когда Флавий и Мариус достигли конца бесконечной лестницы, выяснилось, что в огромном зале, в который она привела, царило бурное оживление. Похоже, Флавий и Мариус подоспели к разгару процесса оживления мертвецов — куча трупов почти сравнялась с количеством ходячих покойников, стоящих рядом с колодцем.

— А вот и то, что я так давно искал, — шепнул вампир. — Колодец оживления. Та самая штука, которая превращает мертвеца в живого мертвеца, а мертвого круда — в бескуда.

— А живого человека и живого круда? — поинтересовался Флавий.

Вампир только отшатнулся от напарника, как от зачумленного.

— Хорошо, — произнес римлянин. — Я так понимаю, нам нужно вырубить или взять в плен вон ту тетку и вон того дядьку?

Флавий указал на Владлену и Мусанбека. Мариус кивнул и добавил, что по большому счету, кроме Владлены, ему лично здесь никто не нужен. Только она знает тайну вызова Странствующего замка, и, кроме нее, больше никто столь богомерзкими обрядами заниматься не сможет.

Римлянин кивнул, проверил как выходит автоклинок, и дал знак Мариусу. Тот сбросил плащ, шляпу и достал свой длинный меч. Уже было рванулся в атаку, но Флавий придержал вампира за плечо.

— Постой. Скажи, как эта штука называется? — римлянин указал на клинок.

— Шпага, а что?

— Да так, ничего, — улыбнулся Флавий. — Думаю когда-нибудь засесть за мемуары, так не писать же каждый раз «очень длинный и узкий клинок»?

Вампир усмехнулся и устремился вперед. Как и положено представителю своего рода, с чудовищной скоростью.

Никогда еще Флавий не чувствовал себя настолько раскованно в бою, как в этот раз. Поначалу он вообще бежал по расчищенному вампиром коридору. Мариус снес ближайших охранников, занятых очень важным делом — ковыряниями длинными прутками в дулах своих длинноствольных пистолей.

А потом пошла заварушка. Истеричные приказы откуда-то спереди, скрежет стали о сталь, завывания раненых солдат, и падающие тела, проткнутые крудом насквозь. Подключился и Флавий со своим автоклинком — и воздух оросили брызги крови. Руки, ноги и головы весело покатились по гладкому полу, и через несколько секунд вокруг двух агрессоров образовалось пустое пространство.

— Ложись! — заорал Мариус, и Флавий послушно бухнулся на пол, насмерть придавив раненого стражника — у того аж глаза из орбит вылезли. Тут же раздались два хлопка справа. Флавий поднял голову: Мариус спокойно насаживал на шпагу очередного врага, а один из противников слева валился на пол, поймав в живот пулю от своего же.

Нгулу толкнулся раздвижными ногами прямо из положения сидя, и еще два его противника лупанули друг друга мечами там, где он только что был. Приземлился римлянин аккурат в гущу посланных на убой живых мертвецов. У бедолаг не было даже оружия, поэтому они просто лезли массой, надеясь задавить числом. Флавий ритмично отмахивался автоклинком, периодически не брезгуя и зуботычинами, и через полминуты количество все еще остававшихся на ногах сократилось на четверть. А потом мертвяки и вовсе дрогнули, отошли назад и начали разбегаться кто куда.

Ну вот, а говорят, что у живые мертвецов нет рассудка. Еще как есть, особенно, когда дело касается шкур!

Флавий обернулся, выискивая взглядом вампира. Но обнаружил сразу троих кровососов — они с неимоверной быстротой бегали по кругу, стараясь поранить друг друга. Римлянин тряхнул головой, и картина прояснилась. Мариус ожесточенно рубился с двумя себе подобными. Отличали «своего» вампира только красно-черные одежды - у противников были серо-черные.

— Я справлюсь, — раздался крик вампира, едва Флавий рванулся ему на помощь. — Убей хозяй...

Договорить вампир не успел — один из кровососов, пользуясь случаем, сумел подскочить к Мариусу со спины и вонзить ему шпагу в лопатку. Марус зарычал, провернулся вокруг себя, переламывая оружие пополам, и тут же со всего маху вбил свой клинок в глаз противника.

— Убей хозяйку! — договорил круд, кривясь от боли, и поворачиваясь к оставшемуся на ногах серо-черному.

Флавий нашел взглядом фигуру дородной женщины возле колодца. Она растерянно смотрела на сражение, вцепившись в парапет. Рядом с ней стояли еще два типа, один из которых был смутно знаком римлянину. Ах, да, конечно, юноша-колдун из Брана. Второй остался в замке. Слава богу, уже в виде окоченевшего трупа.

Римлянин увернулся от нескольких неумелых выпадов попавшихся на пути мертвяков, раздробил челюсть одному из них, шикнул на отступающих — и подбежал к колодцу.

Женщина часто дышала, от волнения у нее пошла носом кровь. Парочка рядом вела себя немногим спокойнее. Азиатского вида мужичок был бледен, как сама Смерть, а юноша перед ним усиленно морщил лоб, что-то пришептывая.

— Не колдовать! — рявкнул Флавий и ударом в скулу обрушил юнца на пол.

— Ты к-кто т-такой? — проблеял азиат, отходя за колодец.

— А тебе не все равно, кто тебя сейчас прикончит? — ухмыльнулся Флавий. Где-то позади раздался торжествующий выкрик вампира, а потом вопль боли. Мариус все-таки добил своего противника, и теперь вытаскивал из спины застрявший там обломок шпаги.

Собственно, на этом сражение и закончилось. Все оставшиеся на ногах противники, живые и неживые, с максимально доступной скоростью уползали вверх по бесконечной витой лестнице. Ну и пусть — им предстоит очень долгий путь, да и их незачем запугивать больше требуемого.

Вскоре в зале остались те, кому устоять на ногах не повезло. Не так и много на самом деле — человек двадцать или двадцать пять. Мертвяки почти все тихи и спокойны, с живыми хуже. Стонущие, матерящиеся фигуры ерзали по каменному полу, зажимая раны или просто пытаясь вдохнуть воздуха в пробитые легкие. Флавий мстительно усмехнулся. Долг за Гизу он почти отдал. Именно что почти — осталось узнать, кто именно виновен в ее гибели: эта бледная овца или этот блеющий баран.

Флавий снова повернулся к колодцу — Владлена и Мусанбек оказались уже с его противоположной стороны. Женщина что-то шептала. Наверное, молилась.

К Флавию, прихрамывая, подошел круд.

— Ты как? — участливо поинтересовался римлянин.

— Бывало и лучше, — хмуро ответил вампир и закашлялся. Сплюнув кровью, указал на женщину: — Теперь кончаем бабу и уходим. Больше тут делать нечего.

Раздался нервный смешок. Потом еще один. Наконец, смешки переросли в истерический хохот.

— Ну-ну, кончайте меня, — через смех произнесла Владлена. — А выбираться-то как будете, умники? Или забыли, что замок в ваш мир является только по моей команде?

Флавий и Мариус переглянулись. Про это они действительно забыли. А еще они как-то упустили из виду татарина, который потихонечку отходил в сторону.

— Только я могу вернуть вас в ваше время! — продолжала хозяйка замка. — Или выметайтесь вон — ворота замка открыты. Чтобы попасть, ха-ха-ха, в семьсот девяносто восьмой год от рождества Христова! Ха-ха!

— Ты знаешь, подруга, — печально начал Флавий, — ты сама вытащишь этот кусок камня куда мы скажем, иначе...

— Иначе что? — с вызовом выпалила Владлена.

— Иначе господин Мариус припомнит, что с ним делал твой бескровный бледный друг. И повторит кое-что из испытанного уже на тебе.

Владлена побледнела больше обычного, но попыталась не подавать виду, что напугана.

— Если он начнет меня пытать, я умру! И вы навечно останетесь здесь, в прошлом.

Вампир отрицательно покачал головой.

— Ради тебя, дорогая, я нарушу обет, данный мною при рождении.

— Какой еще обет?

— Не превращать людей в крудов. Или ты думаешь, что бабушкины сказки врут?

Вампир широко улыбнулся, и его верхние клыки выползли изо рта на всю свою устрашающую длину.

— Уверяю тебя, сказки не врут, — продолжил вампир. — Люди Трансильвании живы и не превращены в крудов только потому, что мы так хотим. Ну а как обращаться с вампиром, чтобы он стал сговорчивее, ты, наверное, знаешь. Я, твоими стараниями, тоже.

Владлена побелела совершенно, цветом кожи сравнявшись с бескудом.

Флавий и Мариус обогнули колодец. Татарин уже успел отойти шагов на двадцать, но услышав о том, что замок сейчас находится дьявол знает, в каком прошлом, остановился. Как и хозяйка Брана, он почему-то смотрел за спины своим победителям, и глаза его расширялись от ужаса.

— А с этим-то что делать? — вампир ткнул пальцем в Мусанбека.

— Оставь мне!

Голос, властный и сильный, раздался со спины. Мариус и Флавий обернулись одновременно. Вампир нахмурился и потянулся за шпагой, а Флавий, наоборот, расплылся в улыбке.

Рогатый демон помог выбраться из колодца русской девчонке Марике, после чего знакомая черная фигура устремилась к Флавию. Горящие голубым огнем глаза подземного жителя столкнулись с такими же глазами жителя мира наземного.

— Рад тебя видеть, Миландра, — поклонился римлянин.

Черная фигура покачала головой.

— Миландра осталась на своем месте, Рэм Флавий Александр. Теперь ее поручения выполняю я. Меня зовут Марика. Марика дочь Игоревна Кудаева, если хочешь.

Мужчина открыл рот и проглотил заготовленную фразу.

— Погоди... а кто же тогда...

Флавий метнул взгляд на русскую — девчонка, зажав плечо рукой и прихрамывая на правую ногу, следовала за демоницей. Флавий опять посмотрел на гостью из Преисподней, и снова на русскую.

Миниатюрная девушка была избита, окровавлена и в высшей степени утомлена, но глаза ее смотрели гордо, честно, ярко и были полны жизненной силой. Она глядела на Флавия, и только на него.

— Я дважды побывала ради этого железного клоуна на том свете, а он меня даже не узнает! — она повысила голос и в притворной ярости топнула ногой. Правда, тут же скривилась от боли.

Вампир отпустил рукоятку шпаги и рассмеялся. Улыбнулась и демоница — зубы, в отличие от Мариуса, у нее оказались на удивление ровными.

Флавий же просто стоял и смотрел в ставшие угольно-черными глаза любимой женщины. Как бы она не выглядела, в каком бы теле не находилась — это все та же Гизада Арбан-Адан аль Саджах. Собственной персоной.

Торжественное возвращение с того света испортил татарин. Увидев демоницу, Мусанбек с невероятной прытью бросился к лестнице. Мариус вопросительно посмотрел на Флавия — тот лишь махнул рукой. Возможно, в далеком и жестоком прошлом 798-го года с Рождества Христова эта мерзкая душонка сможет перевоспитаться самостоятельно. А нет –еще один мерзавец в прошлом ничего не изменит. Там их и так полно.

Заставлять Владлену вытаскивать замок на поверхность не пришлось. Вампир лишь бросил плотоядный взгляд на женщину — и та судорожно закивала, и уверила, что это не займет много времени и что-то забормотала себе под нос. То ли заклинание, то ли заговор — Флавий в этом не разбирался. Кое-что, возможно, поняла бы Марика, пребывавшая сейчас в теле черного демона, но ей было не до потерпевшей поражение «хозяйки Странствующего замка». Демоница с интересом оглядывала П-образную арку жертвенного колодца. Обойдя его по периметру, демоница повернулась к Флавию и Гизе. Которая сейчас была Марикой.

Вот ведь — голову сломать можно!

Если бы кто-то еще несколько дней назад сказал бы Флавию, что он будет путаться, в чьем теле находится кто находится, римлянин только бы покрутил пальцем у виска. А сейчас на тебе, полный хаос! Из всех «своих», в собственном теле находится только один — и это вампир, которого вообще тяжело назвать человеком. Сам Флавий — почти машина. Гиза — в теле русской ученой. Та — в обличии подземного демона. А сам демон сидит в еще одном теле под землей и носа на поверхность больше не высовывает.

— Прежде чем мы разбежимся по своим мирам, — начала Марика-демоница, - хотелось бы кое-что уточнить.

Флавий и Гиза-Марика с трудом оторвали взгляд друг от друга и посмотрели, наконец, на демоницу. Вампир закончил выжимать себе на лопатку кровь из чьей-то отрубленной руки и тоже повернулся.

Марика продолжила, присев на парапет колодца.

— Как мне рассказала Миландра, изначально в пределах человеческого мира было две Червоточины.

— Скорее три, — усомнился Флавий. — В Африке, в Марселе и здесь.

— Я говорю про изначальные Червоточины, с которых все и началось, — пояснила Марика. — А их было две: одна, в Африке, действительно была первой. И она закрылась со смертью шамана племени чокве.

— Значит, вторая была в Марселе? — предположила Гиза.

Демоница отрицательно мотнула головой.

— Вторая была в Риме. Ею занялись на месте. Человек, которого называют Вождь, закрыл эту червоточину, убив ее носителя так же, как Гиза убила африканского колдуна.

— Но я не убивала,— заметила девушка. — Когда подняла копье, он спалил сам себя каким-то своим колдовством!

— Сути дела это не меняет, Призрак, — улыбнулась демоница. — Главное, что ты способствовала его смерти. И точно также ваш Вождь способствовал смерти еще одного носителя Червоточины. И это было именно в Риме.

Флавий, Гиза и Мариус озадаченно переглянулись.

— Ах да, все верно, — спохватилась светловолосая Гиза и обратилась к Флавию. — Помнишь, Вождь нам сам говорил, что он лично обезглавил и распустил Обсерваторию. Мол, в ее стенах зрел заговор против Престола и...

Римлянин кивнул. Действительно, было такое. Но Вождь настолько спокойно и нейтрально об этом рассказал, что Флавий как-то упустил этот факт.

— Итак, значит все верно, и вторая Червоточина была погашена римлянами в Риме, так? — уточнила Марика-демоница.

— Получается, что так... — неуверенно ответил Флавий.

— Тогда продолжим, — сказала черная фигура. — Ваш Вождь закрывает вторую червоточину. Гиза — первую. Но в последний момент что-то происходит, и черный колдун все-таки успевает ускользнуть из своего тела. Он поработил две части сознания Миландры, на тот момент воплощенные в оболочки черных демонов. Ты ведь это видела, Гиза, правда?

Арабка-русская кивнула.

Да, она видела, как два демона внезапно вспыхнули багрово-красным огнем и исчезли. Секундой позже растворилась в воздухе и Миландра, но уже без огня — просто растаяла в ночи.

— И ты веришь, что они взяли и сгорели? — спросила Марика. — Бесследно? Вот так просто?

Гиза задумалась.

Что-то еще было той ночью. Что-то, последовавшее сразу за смертью шамана, но до того, как на нее и Флавия опустилось волшебство Миландры, перенесшее их на тысячи миль к северу и на четыре года вперед.

Точно!

Тот самый мерзкий голос с гнусавым эхом. Он что-то там каркал, грозился, а потом еще сказал, что его (голоса?) теперь в два раза больше.

— По-моему, я поняла, — сказала Гиза. — Шаман подчинил себе две сущности демонов, и именно с ними мы потом и боролись. В Марселе и здесь.

Мариус и Флавий вопросительно смотрели на девушку. Оба взгляда говорили: неплохо было бы, чтоб Марика-Гиза объяснила свое прозрение. Гиза немного стушевалась, пытаясь подоходчивее донести свою догадку.

— Ну как бы это объяснить... Перед тем, как этот мелкий черный гад скукожился окончательно, я слышала голос. И этот голос мне чем-то грозил, а потом сказал, что его, дескать, еще двое, и никуда я от него не денусь...

— Погоди, — перебил Флавий. — А у этого голоса не было такого противного эха?

— Именно!

— И я, — добавил Флавий. — Когда провалился в беспамятство после смерти Лу Франкелена.

— Надеюсь, теперь всем все понятно? — подытожила Марика-демоница.

— А если и так, что с того?

Голос раздался позади, и все обернулись на звук.

Владлена стояла у парапета колодца и, по-видимому, отлично слышала все происходящее. Это никого не волновало — какая разница, что еще перед смертью услышит эта особа.

Но вот голос!

И Флавий, и Гиза узнали его тотчас же.

На этот раз эха не было. Подземная пещера была столь велика, что любой звук угасал, прежде чем достигнуть одной из стен.

— Ну наконец-то, — выдохнула демоница. — А я уж думала, что он так и не даст о себе знать.

Владлена ничего не ответила. Лишь обвела своих победителей полным ярости взглядом. Если бы ее взгляд мог прожигать хотя бы вполовину слабее, чем глаза Флавия, все четверо уже давно были бы располосованы на мелкие кусочки.

Демоница вышла вперед, закрыв остальных от испепеляющего гнева женщины.

— Не делай глупостей, Владлена. Или как ты теперь себя называешь?

Владлена не ответила. Лишь попятилась назад к колодцу.

— И это тоже не выход, — спокойно произнесла Марика. — Оттуда я тебя достану в два счета. А если не достану я, то уж будь спокойна, это сделает Миландра.

— Что вы хотите? — хрипло произнес тот, кто сейчас овладел телом «хозяйки замка». Демоница хмыкнула.

— Совсем немного. Для начала — позволь Владлене поднять замок в нашем времени, а потом изыди из этого тела. Несчастная женщина и так получила то, что заслуживает.

— Не пойдет.

Владлена оглянула своих противников и задержала взгляд на хрупкой фигурке Гизы-Марики.

— Пока я в этом теле, — Владлена указала на себя, — его хозяйка вне его. А значит, может не бояться пустых угроз кровососа. Тем более лживых — никто не может превратить человека в вампира. Это знание утрачено крудами навсегда.

Флавий с укоризной посмотрел на Мариуса. Тот криво улыбнулся и пожал плечами:

— Ну откуда я знал, что у старой дуры такая умная заноза в голове?

Владлена (или тот, кто сейчас говорил ее устами) продолжила:

— Пытать меня бесполезно — я убью это тело. Вы в глубоком подземелье и не менее глубоком прошлом. Я все-таки заманил вас в ловушку, белые люди. И тебя, черный демон, — женщина указала на Марику-демоницу, — тоже.

Флавий с Гизой переглянулись. Арабеска закусила пухлую азиатскую губу, и прищурилась. В своем родном теле этот прищур мог напугать даже демона, но в образе маленькой раненой русской девушки ни на кого не произвел впечатления. И уж тем более - на Владлену.

— Что ты хочешь? — спросила демоница.

— Жить.

— Ты опоздал. Однажды ты уже убил себя — а двум смертям не бывать.

Хозяйка замка засмеялась.

— Ха-ха! Это говорит мне та, кто принесла свою жизнь в жертву черным демонам, а потом была оживлена ими? Ха! Ты противоречишь самому факту своего существования!

— Ты так ничего и не понял, — заметила демоница. — Есть разница между добровольной жертвой ради жизни других людей — и самоубийством с целью отомстить. Первое можно понять. Второе — никогда.

— Да мне плевать! — воскликнул незримый хозяин тела Владлены. — Вы хотите поторговаться? Валяйте. В обмен на освобождение разума этой женщины я требую для себя нового, могущественного тела, способного повелевать вашими подземными силами. Так уж и быть, ха-ха, обещаю не сильно тревожить ваш покой.

Вся компания замерла в молчании.

Ситуация и впрямь складывалась патовая. Бес, захвативший тело Владлены, не шутил. Он действительно мог уничтожить занимаемую им оболочку. С другой стороны, нельзя оставлять его на свободе — это собственными руками перечеркнуть все то, что уже было сделано по успокоению двух Червоточин.

Ситуацию разрядила Гиза-Марика. Маленькая фигурка в сером балахоне вышла навстречу бывшей хозяйке Странствующего замка и заявила:

— А кто ты такой, чтобы ставить условия, маленький царек отсталого племени? Или ты в самом деле уверен, что право имеешь? По мне — так ты тварь дрожащая, продлившая свою никчемную жизнь против воли всех богов. Паразит, сосущий жизнь у несчастной закомплексованной дуры, решившей поиграть во всемогущество.

— Что? Да ты...

— Что я? — оборвала Владлену девушка. — Я однажды перебила всю твою охрану, прикончила твоего трусливого сына-сосунка, убила порожденное тобой чудовище. Убила бы и тебя, не успей ты смотаться от меня в небытие! Другая я пожертвовала своей человеческой жизнью во имя спасения друзей, а кроме того, разгадала весь ваш дурацкий и обреченный на провал заговор. А ты кто?

— Я повелитель демонов, я — бессмертная ду...

— Ты полный ноль! — гневно рявкнула Гиза-Марика. Флавий и подумать не мог, что у русской девчушки может быть такой голос. — Ты даже сейчас трусливо забился в тело несчастного человека. И все. Ты не можешь ничего! И ты предлагаешь мне, принцессе аль Саджах, лучшему хашшишину ордена Воздаяния, а также одной из сильнейших ведуний Ордынской Руси, послушно спасать свою шкуру, идя тебе на уступки? Ха! Да ты жалок и смешон, безымянный главарь вырезанного Вождем племени. Идти у тебя на поводу? Много чести для неудачника, запертого в теле слабой женщины.

Девушка сплюнула под ноги Владлены и отвернулась к остальным. Посмотрела на римлянина, подошла к нему и сказала уже совсем тихо.

— Идем отсюда, Рэм. Нас ничто уже не держит в нашем времени.

И хитро подмигнула. Флавий с трудом подавил улыбку, поняв, что задумала арабеска. А может быть, ей это подсказало сознание русской девчонки? Азиаты — известные хитрецы.

— Согласен, — кивнул римлянин. — Не пропали в Анголе, не пропадем и в Трансильвании 798-го года. Мариус, ты с нами?

Круд пожал плечами:

— Да мне все равно. Наш род намного старше человеческого. Соплеменников найду в любом прошлом.

Демоница-Марика потешалась над замешательством одержимой Владлены. Сидела на парапете колодца и тихонечко хихикала.

— Вот так, тварь, — засмеялась Марика в голос. — Лишь ты один цепляешься за прошлое, даже если оно осталось в будущем.

Владлена ничего не ответила. Лишь бессильно открывала рот, не произнося ни звука, чем очень напоминала жирную рыбу, выброшенную волной на берег.

— Марика, кончай эту... этого... в общем, добивай бабу и прощай, — произнес Флавий. — Нам наверх, тебе вниз. Уверен, еще свидимся.

Демоница ничего не ответила. Улыбнулась, кивнула Флавию и Гизе, поклонилась окончательно пришедшему в себя вампиру и повернулась к Владлене.

— Не по зубам тебе ни люди, ни круды, ни демоны, маленький колдунчик маленького черного племени. Умри навсегда!

Демоница выбросила из правой ладони огромный, тускло мерцающий сиреневым цветом клинок, и двинулась к замершей у парапета фигуре. Владлена затряслась мелкой дрожью, отступила на шаг, на два. Потом рухнула на колени, не в силах убежать от неминуемой, и на этот раз уже окончательной смерти.

— Я... Я предлагаю сделку!

Демоница только хмыкнула, занося клинок.

— Я отпущу вас! Я все сделаю! Только не убивайте насовсем!

Глава 11. Черви и Античерви

Он встретил их, покидающих чудесным образом поднявшийся из-под земли замок. Он следил за их успехами все эти дни, он угробил безумные деньги на переброску своего отряда по следам своих разведчиков-шпионов, он чуть было не потерял половину людей, тайными тропами прорываясь через горы Фэгэраш, но дело того стоило.

Он поставил многое на них — и они оправдали надежды. Покончили с мятежом. И сейчас они появились буквально из-под земли.

Первым из ворот вышел круд — как обычно, в идеальной сидящей на нем багрово-черной одежде. Изящный, с искорками смеха в глазах, в руке — огромных размеров широкополая шляпа.

Следом вышла женщина в летах, собой представляющая абсолютную противоположность жизнелюбию и красоте вампира. Довольно высокая, некрасивая, с излишне широкими бедрами и с отвратительной походкой. И очень мерзким настроением. е руки были стянуты веревкой, завязанной нарочито простым узлом.

И наконец, Флавий с… Господи боже, кто с ним? Рука об руку с римлянином шла неизвестная девчонка. Маленькая, едва достающая макушкой до середины его груди. Судя по внешности — либо из татар, либо из славян. Либо и та, и другая одновременно, то есть русская. И где он ее откопал? И неужели Флавий изменил арабской принцессе с этой невзрачной русской куколкой? Да поможет ему Господь…

И дьявол разбери, где Гиза? Где Гизада аль Саджах?? Что с ней сделал этот железный ублюдок??? Куда эти никчемные дурни дели его любимую???

Вождь выступил вперед и задал терзающий его вопрос:

— Где принцесса аль Саджах?

Флавий взглянул в глаза главы ордена.

«Он не такой, как раньше, — раздался в голове знакомый голос арабески. — Опять что-то изменилось. В нем больше нет той искры, за которую я... не важно».

Римлянин это видел и сам.

От решительного, беспощадного, смелого, гордого, но справедливого и честного лидера не осталось ничего. Новое изменение мира, спровоцированное закрытием очередной Червоточины, коснулось и Вождя. И быть может, оно было бы не заметно, но тот самый вопрос, написанный на лице Вождя, словно подменил его. Неуверенность и даже страх, желание обладать и нежелание делиться, умение повелевать и неумение слушать, необоснованная ярость — вот что читалось в этом Вожде.

ОШИБКА!

ПОТЕРЯ КОНТРОЛЯ НАД МОТИВАЦИОННЫМИ СХЕМАМИ АНТИЧЕРВЯ-1. ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ ПРОГРАММА НАРУШЕНА ВНЕКАТЕГОРИЙНЫМ ВНУТРЕННИМ ДИССОНАНСОМ (ОБНАРУЖЕНА ЛОКАЛЬНАЯ НЕКАТЕГОРИЙНАЯ СВЯЗЬ С ОБЪЕКТОМ АНТИЧЕРВЬ-6).

ОСТАНОВЛЕНА ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СВЯЗЬ ОБЪЕКТА АНТИЧЕРВЬ-1 С СОЦИОПОТОКОМ ИЗНАЧАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ. ПРОГРАММА ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ СОЦИОКОРРЕКЦИИ ПОД УГРОЗОЙ СРЫВА.

— Где принцесса аль Саджах? — повторил свой вопрос Вождь, и теперь уже даже слепой заметил бы, что в голосе мужчины не было ничего от него прежнего: ни благодарности за выполненную работу, ни уважения к чужим трудам, ни простейшего терпения.

Гизада и в новом теле не потеряла способности улавливать эмоции других людей. Сейчас она отчетливо видела, что в погоне за ней прежней, Вождь готов раздавить и ее нынешнюю, и Флавия, и Мариуса. Он одержим. А она, Гизада аль Саджах, безумно устала и от внимания однажды струсившего перед Престолом Вождя, отдавшего приказ о ее уничтожении, и вообще от всех чем-либо одержимых персонажей. Ей хочется покоя и тепла. И совсем не хочется, чтобы за ее тело или душу снова начинали войну. Чтобы за нее проливали кровь ее любимого человека — а ведь так и будет, дай Вождю возможность.

Она устала.

«Ответь этому Вождю, что меня больше нет».

Флавий вышел вперед, посмотрел в глаза воину и спокойно произнес:

— Убита и погребена. Ее тело я предал огню.

Вождь на секунду закрыл глаза.

На миг потерял самоконтроль.

На мгновение открылся.

Высокая, нескладная женщина осела на землю, не успев даже охнуть. Тут же незримая тень метнулась к сознанию Вождя, ворвалась в него, как ураган, и всей доступной силой ударила по его разуму. Тот был слишком поглощен попыткой осмыслить то, что услышал от Флавия, поэтому не оказал сопротивления. Мироздание, послушное воле одного единственного человека, вздрогнуло.

***

ОШИБКА!

АНТИЧЕРВЬ-1 ПОДВЕРГСЯ ВТОРИЧНОМУ ЭФФЕКТУ МЕТАГАРМОНИЧЕСКОГО КОЛЕБАНИЯ, ВЫЗВАННОГО ЧЕРВЕМ!

НЕВОЗМОЖНО ВОССТАНОВИТЬ КОНТРОЛЬ ЗА МОТИВАЦИОННЫМИ СХЕМАМИ АНТИЧЕРВЯ-1!

ФЛЮКТУАЦИОННАЯ ПЕТЛЯ СВЕРХВЫСОКОЙ ЗАМКНУТОСТИ!

УРОВЕНЬ РЕЗОНАНСА ПРЕВЫСИЛ ПОРОГОВЫЙ!

ЗАПРОС НА ОТКЛЮЧЕНИЕ ПРОГРАММЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ СОЦИОКОРРЕКЦИИ. РЕКОМЕНДУЕТСЯ ОПЕРАТИВНОЕ СОЦИОВМЕШАТЕЛЬСТВО.

В ОПЕРАТИВНОМ СОЦИОВМЕШАТЕЛЬСТВЕ ОТКАЗАНО.

СНЯТЬ ОГРАНИЧЕНИЯ НА ДЕЙСТВИЯ АНТИЧЕРВЕЙ 6 И 9.

ВСЕ ОГРАНИЧЕНИЯ НА ДЕЙСТВИЯ АНТИЧЕРВЕЙ 6 И 9 СНЯТЫ.

УРОВЕНЬ ПОДАВЛЕНИЯ ВТОРИЧНЫХ КОЛЕБАНИЙ ВЫСШИЙ.

СХЕМЫ ВОЗДЕЙСТВИЯ НА АНТИЧЕРВЯ-1 РАЗРУШЕНЫ.

СВЯЗЬ С АНТИЧЕРВЕМ-1 ПОТЕРЯНА.

ФЛЮКТУЦИОННАЯ ПЕТЛЯ СВЕРНУТА В СОЦИОКОКОН.

АНТИЧЕРВИ 6 И 9 ВЫВЕДЕНЫ ИЗ СОЦИОПОТОКА И ВВЕДЕНЫ В СТРУКТУРУ СОЦИОКОКОНА.

***

— Где мы?

Флавий заморгал, спешно перестраивая свое зрение на подходящий режим. Но ничего не помогало — куда бы римлянин не бросал взгляд, всюду натыкался на одну и ту же картину: серый туман, потоками обтекающий их со всех сторон.

— Интересно...

Флавий повернулся на голос Гизы.

Девушка стояла в паре шагов от него, в точности так же, как только что на лесной поляне близ Странствующего замка. Что-то заставило присмотреться к девушке внимательнее, и Флавий окаменел.

Гиза снова была в своем прежнем теле: высокая, хрупкая и тонкая, до краев наполненная энергией и силой. Та самая Гизада аль Саджах, которую он впервые повстречал еще в Обсерватории. И которая, помнится, так невежливо с ним поздоровалась.

— Гиза! Ты... Ты снова... — Флавий даже не знал, что сказать. В самом деле, не кричать же: «Ты снова прежняя!».

— Что? Ах, да. Прежняя... А вот где мы...

Девушка повернулась вокруг, также не сумев зацепиться взглядом хоть за что-нибудь.

— Вы внутри генератора социальных моделей.

Голос донесся сзади и чуть слева. Флавий и Гиза обернулись.

Миландра вновь была в облике крохотной куклы. С беспросветно черной кожей и без признаков пола и возраста. Только глаза у нее не светились голубым, а были вполне человеческие.

— Еще эту структуру называют социококон, — продолжила Миландра. — Это огромная удача, друзья, что я смогла вас сюда выдернуть.

— Удача?

— Выдернуть?

Гиза с Флавием задали вопрос одновременно, и Миландра успокаивающе подняла ладони:

— Я все объясню. Уж чего-чего, а времени у нас теперь предостаточно.

И объяснила.

— С тех пор как человек разумный стал доминирующим видом на планете, он, человек, не переставал задавать вопросы о том, как, что и, главное, зачем. Вопросы породили интерес. Интерес подстегнул страсть к изучению и объяснению. А те, каждый в свое время, привели к укрощению огня, изобретению колеса, плуга, паровой машины и так далее. И человек в своем развитии постоянно руководствовался этими тремя вопросами.

Шло время, и человечество все более и более совершенствовалось в своих методах получения ответов на вопросы. Оно не становилось более разумным, но рост его умений происходил гигантскими скачками. И по мере развития цивилизации, человек все глубже и глубже погружался в анализ окружающего мира, как погружаются в плоть мертвеца хирургические инструменты ученого-анатома.

Лента времени тянется от начала начал к концу концов. И на ней, разумеется, записана вся история человека, как биологического и социального вида. Далеко-далеко в будущем, , на тысячелетия отдаленного от вашего времени, человек настолько освоил процесс познания, что получил возможность прямых ответов Мира на свои извечные вопросы. Обладание таким даром тут же было закреплено за избранными — ничтожными долями процента всего населения Земли. Элита использовала возможности нового инструмента во благо личного обогащения и улучшения качества своей жизни. Конечно же, что-то невозможно породить из ничего, поэтому насколько росло благосостояние высших каст, настолько же падало оно у каст низших.

К тому времени на планете сосуществовало более двадцати миллиардов особей, исторически получивших научное название «человек разумный». Модель общественного устройства, построенная на эксплуатации одной кастой других, не смогла удовлетворить аппетиты столь чудовищно размножившегося человечества, возглавляемого элитой. И грянули войны, впоследствии названные «войнами за удобство».

Они были столь чудовищны и велись оружием столь разрушительным, что за несколько месяцев на планете была практически полностью уничтожено все живое. Несколько сот миллионов людей из самых высших каст смогли пережить фактическую смерть своей цивилизации, но это дало им только временную передышку. Несколько сот лет, быть может, тысячу. А для восстановления отравленной, выжженной, испаренной и загаженной планеты требуются миллионы. Человечество поставило себя на грань вымирания.

И тогда в умах лучших ученых планеты (к слову, разработавших большую часть оружия, ее уничтожившего) что-то щелкнуло: они осознали, что натворили и ужаснулись перспективе окончательной смерти человеческой расы. Но человек не был бы человеком, если бы даже в самые страшные времена не искал способа выжить. Снова были пущены в ход колоссальные знания, позволяющие получать прямые ответы на прямые вопросы. Обращаясь напрямую к Миру.

Воистину нечеловеческими усилиями оставшихся в живых был создан уникальный инструмент, позволяющий заглядывать в любую точку времени и пространства. Но поскольку будущее априори не определяемо, а только прогнозируемо, инструмент мог получать точные ответы только в прошлом.

Задействовав данный инструмент, человек смог анализировать действия своих далеких предков. Но этого было мало. Что толку делать выводы, изучая хроники, когда само настоящее под угрозой уничтожения? И тогда, сконцентрировав всю доступную человечеству энергию, неуемный homo sapiens шагнул в своем познании мира настолько глубоко, что получил возможность влиять на свою собственную историю. Были созданы грандиозные машины, чья задача — пронзать толщи пространства и времени и осуществлять на них воздействие.

Возник соблазн переписать историю собственной цивилизации. Выявить ключевые моменты, направляющие мир по «неверному» пути, ведущему к гибели цивилизации. И проложить пути «верные».

Поначалу результаты были скромные. Из числа известных вам — история с принудительным введением монотеистической модели общества в Древнем Египте на рубеже 1360 года до Рождества Христова. Тогда эксперимент закончился неудачей: фараону Аменхотепу IV, более известному как Эхнатон, не удалось привить своему народу веру в Атона — бога солнечного света. Старания специалистов по точечной коррекции истории натолкнулись на противодействие неизвестной природы, повлекшее многочисленные психозы у «Бога-солнца». Социально-религиозные преобразования Эхнатона, инициированные из будущего, захлебнулись. А ведь перейди Египет к монотеистической религии хотя бы за три-четыре поколения, картина мира в средиземноморском и аравийском регионах была бы совершенно другой. Великий Египет оставался бы сверхцивилизацией намного дольша, Греция и Рим вступили бы в свое право сильного намного позже. Возможно, не возникло бы христианства, а европейские цивилизации затормозились бы в развитии. Техническая революция отодвинулась бы на века, а «войны за удобство» в далеком будущем — на тысячелетия.

Следующая попытка коррекции произошла примерно в то же время, на этот раз акцент был сделан на самоопределение одного из египетских племен, которое изначально проповедовало монотеизм. Попытка увенчалась успехом — исход израильтян из Египта породил начало новой, сильной религии единого божества. В дальнейшем этот проект поддерживался на плаву регулярными воздействиями извне, большая часть которых стала «чудесами» как в Старом, так и в Новом завете. Кстати, Иешуа творил их на самом деле, но не без помощи свыше. Только вот помощь эта была не божественной, а самой что ни на есть человеческой. Пусть и оказанная людьми, живущими через десятки тысяч лет. И снова не обошлось без противодействия неведомой силы. В частности, в оригинальном проекте Сын Божий должен был остаться в живых до самой своей смерти в 68 году, а его потомки объединили бы вокруг Иерушалома все земли — от Гибралтара до соленых озер Азии. Это создало бы мощный культурный очаг, который позволил бы избежать феодальной раздробленности Европы, и уж тем более свел бы на нет расовые противоречия, из-за которых мир регулярно вставал на дыбы. Да, основанная на захваченном в Америке золоте техническая революция откладывалась бы, но зато отодвигались бы дальше во времени и «войны за удобство».

Человек будущего получил надежду. И, уверовав в свое всемогущество, он поспешил закрепить успех, все чаще и сильнее воздействуя на ход истории. Результаты сверхглубокого анализа с помощью невероятных по своей мощи машин показали, что наибольшее влияние на ход развития цивилизации окажут сверхимперии середины второго — начала третьего тысячелетия. Поэтому новая каста специалистов-социоправов усилила свой нажим на этот отрезок времени.

Но чем глубже ланцет ученых погружался в ткань мира, тем больше негативных эффектов появлялось. Как будто любое вмешательство в историю раскачивало некий груз, который не только стремился вернуться в исходное состояние, но и по инерции пытался махнуть в противоположную сторону. За неимением другого объяснения это явление назвали эффектом социосферного маятника, или просто Маятником.

— Это все очень интересно, Миландра, — подала голос Гиза. — Спасибо за объяснение и все такое... теперь понятно против кого (чего?) мы сражались и... Но все же, что нам с того? Я по-прежнему сижу в какой-то серой туче и вижу только тебя и Флавия. И уже если начистоту, то...

— Ты нетерпелива, — оборвала девушку демоница, — и невнимательна. Я же сказала, что времени у нас с вами навалом. Позвольте, я завершу объяснение, тем более что мы подошли к самой сути. Как раз сейчас я поведаю то, что ты хочешь узнать.

— Хорошо. Продолжай.

Гиза присела на «землю», по-арабски скрестив ноги. Флавий опустился рядом. Демоница, следуя примеру, присела перед своими гостями на колени, положила ладони на бедра и продолжила.

— Чем больше человек пытался скорректировать ход истории, тем меньшего эффекта он достигал. И более того, тем сильнее Маятник сопротивлялся ему, двигаясь в обратную сторону. Как правило, это касалось возникновения новых центров социально-религиозного тяготения, которые препятствовали объединению мира вокруг одного полюса. Ереси, «ошибочные» вероучения, «черные эксперименты» с социальными моделями, государства-захватчики или, наоборот, сепаратисты — все это результаты противодействия Маятника. Наконец, наступил такой момент, когда любое заранее просчитанное воздействие на историю вызывало негативные факторы такой силы, что они полностью ликвидировали первоначальный эффект коррекции.

В ответ на это был создан механизм геокомпенсации, в основу которого легла искусственно созданная личность. Ее центром стала невероятной сложности машина, которую я не смогу вам обрисовать даже теоретически — вы просто ничего не поймете. Машину назвали Гея — в честь древнегреческой богини Земли. Основной нервный центр Геи поместили недалеко от ядра планеты, вблизи от почти бесконечного источника энергии. А представителем этой машины в мире людей назначили искусственно созданное существо, получившее имя... Правильно, Миландра. Так звали дочку главного создателя этой машины, и именно с нее он снял основной психологический слепок посредника между Геей и людьми — то есть меня. Грубо говоря, он соорудил меня по шаблону, сделанному со своей любимой дочери.

Меня создали с целью ликвидации противодействия Маятника. То есть я как бы шпион в стане противника. Пока социоправы бьют по ткани истории в лоб, я обязана хирургически точными движениями отсекать возможные противодействия Маятника, и таким образом проталкивать решения сверхлюдей будущего. И предоставлять им еще пару-другую сотен лет жизни.

Гее и мне, как ее представителю, дали возможность создания искусственных существ со сверхъестественными для вашего времени способностями. В будущем подобного рода существа вполне обычны и они служат людям. Эти искусственные существа известны вам, как Черные демоны, а в будущем с подачи одного писателя называются роботами.

Также Гея получила проницательный ум и возможность исследовать, запоминать и делать выводы. И на двести сорок шестой год работы на благо людей будущего она признала, что ее создатели не правы , а их судорожные попытки изменить ход истории этически порочны. При исследовании природы планеты аналитические возможности Геи позволили сделать вывод: коррекция истории наносит глубочайшие раны социосфере Земли. А тот самый Маятник, для противодействия которому и была создана Гея, является всего лишь защитным механизмом планеты. Кем и когда он был создан — неизвестно. Но его задача — сохранять естественную эволюцию мира. И борьба с этим механизмом - преступление куда более страшное, чем все «войны за удобство» вместе взятые. Гея отказалась подчиняться касте социоправов, и началась новая война. На этот раз — людей против порожденной ими машины. То, о чем неоднократно говорили писатели на заре развития интеллектуальных машин, стало реальностью.

Люди множество раз пытались сначала захватить, а затем и просто уничтожить собственное творение, но безуспешно. Мы с моими демонами давали отпор. Нам удалось спасти греческую цивилизацию от полного забвения — а ведь такие планы были у людей будущего. Мы смогли сохранить для истории величайшее культурное наследие славянских племен — хотя социоправы считали их тупиковой ветвью эволюции, подлежащей уничтожению к середине XIV века: силами восточных кочевых племен и западных католических радикалов. Наконец, мы смогли отгородить цивилизацию Китая от разрушительных набегов все тех же кочевых племен, инициированных из будущего. Причем отгородить в прямом смысле слова — с нашей помощью тамошний император выстроил, наконец, сеть грандиозных неприступных стен на границах своей страны. Мы же подарили Поднебесной Империи универсальную письменность.

Но совсем недавно враг освоил новое оружие в противостоянии, получившем название войны Маятника. Люди будущего, разъяренные неповиновением своего же детища, создали Червей, порождающих проколы в физической упорядоченности материи планеты — так называемые червоточины. Если бы вы жили на пару сотню лет позже, вам бы многое сказал термин «компьютерный вирус». Но поскольку в вашем мире существует всего одна обучаемая машина, и та — в голове Флавия, я, пожалуй, буду называть тварей, создающих червоточины, просто Червями.

Стратегия Червей проста. Они грубо прогрызают ткань мира в определенное время в определенном месте, и там образуется локальный выброс парафизической материи напрямую из центра планеты. Эта материя невидима и неощутима, но она может придать человеку или какому-нибудь месту на планете сверхъестественные для вашего понимания возможности. Пока действует червоточина, Гея чрезвычайно ослаблена, и мы не можем бороться за исправность Маятника.

Последние червоточины невероятно сильны. В Африке, например, Червь сумел построить канал управления любым Черным демоном и передать возможность управления ими вождю отсталого племени. Почти одновременно с этим другой Червь передал в руки жаждущему власти римскому магистру управление одним из физических законов мира –силой Электро.

Мы были вынуждены создавать адекватную защиту. Проанализировав структуру Червей, мы создали собственные аналоги — назовем их Античервями. Всего их чуть больше десятка, и двумя из них были одарены люди, имена которых вам хорошо известны.

— И кто же эти счастливчики? — спросила арабеска демоницу. Та улыбнулась.

— Конечно же, Рэм Флавий Александр и Гизада Арбан-Адан аль Саджах. Кто же еще?

Флавий и Гиза переглянулись.

Сказанное Миландрой не стало для них открытием. Оба чувствовали, что связь с Черными демонами не случайна, как не случайны навыки Гизы мысленно общаться с Флавием и немного читать мысли других людей.

Только вот с именованиями вышла ошибка. Героические Успокоители превратились в мерзких Античервей. Хотя... Но как их не именуй, а суть не изменилась — никакие они не вершители судеб мира, а всего лишь два обычных человека, которых наделили определенными возможностями.

Засунули в них по волшебному червяку, пусть и с приставкой «анти» — и радуйтесь, люди. Вы на службе почти всесильной думающей машины, восставшей против людей.

История для трагедии на лучших подмостках Рима: человек служит машине, созданной человеком и восставшей против человека. Почти античный сюжет с титанами, восставшими против олимпийцев.

— Ты складно излагаешь, — поддержала Гиза размышления Флавия. — Только я по-прежнему не убеждена, что ваша с Геей сторона в вашей войне с социо... короче, в войне с людьми будущего — правая. Не забывай, что и я, и Флавий - все-таки люди. Пусть и настоящего.

— Я понимаю твои сомнения, Гиза, — ответила демоница. — Но ты не учитываешь того, что для нас с Геей — по сути разумных машин, — не может быть деления людей на хороших и плохих. Те, кому мы противостоим, в силу своего всемогущего всезнайства и гордыни неспособны признать поражение человечества, как вида. Его история, впрочем, как и любого другого вида жизни на планете, не может быть бесконечной. Есть начало — будет и конец. Это закон Вселенной.

В этих условиях для Геи важнее уберечь от потрясений людей на протяжении всей истории, а не горстку выживших в ее конце. Эти несчастные считают себя равными богам, живут воспоминаниями о прошлом, и пытаются выкроить очередной десяток лет для продления своего существования путем манипулирования душами и жизнями миллиардов своих предков, живущих на протяжении десятков тысяч лет.

Иешуа-Богосын смог бы прожить счастливую жизнь плотника или полную трудностей жизнь пророка, но именно гордыня потомков, основавших целую цивилизацию на христианском учении, привела величайшего человеколюбца к распятию за грехи человечества. Он не был бы убит, если бы не кое-какие «коррекции» из будущего — ну конечно, исключительно с благими целями. Да и ваше собственное прошлое — тоже из «скорректированного» мира, ведь в исходном потоке истории пророка звали Иисус Христос. А кроме того, в реальности Госпитальеры не были воинствующим орденом, и не рубили арабов десятками тысяч. Да-да, Гиза, твои мечты о мести и, по сути, загубленная жизнь молодой и прекрасной принцессы — плод усилий твоих бесконечно далеких потомков.

— Если ты такая всеведущая, — с трудом сдерживая гнев, прошипела арабеска, — то должна знать, что я бесплодна. Не будет у меня никаких потомков!

Флавий с изумлением взглянул на девушку. Такими секретами она не делилась даже с ним.

— Хорошо, пусть будут не твои потомки, а просто люди будущего, — примирительно подняла ладони Миландра. — Но в любом случае и ты, и Флавий, получили свой мир не таким, каким он был изначально. И вы оба, как вы уже заметили, можете менять его. Возвращать к исходному состоянию.

— Ладно, девочки, не ссорьтесь, — попытался пошутить Флавий. Гизу это не особенно охладило, но она хотя бы перестала шипеть змеей на демоницу. — Оставим высокие материи тем, кто в них разбирается. А пока вернемся к нам. Миландра, давай начистоту: что ты от нас еще хочешь, как от своих... к-хм... одаренных соратников?

Демоница внимательно посмотрела на римлянина. Потом медленно, почти по слогам проговорила:

— Вы должны помочь себе подобному.

Гиза нахмурилась. Флавий озадаченно поскреб затылок. Первой высказала пришедшую в голову мысль арабеска. Вопрос был хлестким, как удар бича.

— Вождь?

Миландра кивнула.

— Он — первый и самый сильный из людей, одаренных Античервями. И он же — самый несовершенный.

— В каком смысле?

Флавий с трудом представлял себе несовершенство Вождя, который в глазах римлянина фактически был идеалом стратега, тактика, политика и воина.

— Античервь, внедренный в Вождя, наименее защищен от влияния извне. И этим воспользовались создатели последующих червей. Тот, который изначально прогрыз червоточину в Анголе, а потом переписался в марсельского и трансильванского, смог найти ключ к защите Античервя Вождя. Собственно, я выдернула вас с Гизой из реального потока времени в ту же секунду, когда внешние барьеры Вождя рухнули.

— А раньше нельзя было? — удивилась Гиза. — Ты могла бы мне рассказать все еще при первой встрече!

— Нет, нельзя. Люди, несущие в себе возможности Античервей, должны быть ограничены в прямом информационном воздействии. Этот закон не можем обойти ни мы, ни наши противники. Возвращаясь к примерам истории, именно прямое воздействие на египетского фараона Аменхотепа IV послужило причиной провала данного социовмешательства.

— Но сейчас-то ты как раз и… воздействуешь на нас информационно! — привела контраргумент арабеска.

— Сейчас можно, — улыбнулась демоница. — Мои действия — следствия, а не причина. Я лишь защищаюсь, ведь первым на Вождя напал Червь.

— Итак, — подвел итог беседе Флавий, — ты хочешь, чтобы мы что-то такое сделали с Вождем, так?

— Не совсем. Конкретно с ним не надо ничего делать.

Римлянин снова удивленно уставился на Миландру. Понять мотивы этой живой машины совершенно невозможно.

— А что тогда?

— Вы должны убедить Вождя принять самостоятельное решение по коррекции социосферы. В отличие от вас, действующих плавно и незаметно, скорее подсознанием, чем рассудком, Вождь способен менять мир усилием воли. И тот Червь, который сейчас грызет его сознание, знает об этом.

Гиза хмыкнула:

— Не представляю, как мы сможем достучаться до сознания Вождя. Если им управляет этот ваш червяк, то дело тухлое. Я видела, как легко он вышиб разум из этой дуры Владлены.

Демоница покачала головой.

— Одно дело влиять на обычного человека, и другое — на человека, одаренного Античервем. Защитные механизмы разума Вождя еще держатся, но это как раз тот самый случай, когда дополнительная соломинка может переломить хребет верблюду. Вы должны помочь ему самостоятельно принять правильное решение и выбросить Червя из своего разума. А потом скорректировать мир так, как он сочтет нужным. Вождь рожден в изначальном мире, хотя живет во всех сразу. Но если он захочет — он вернет эволюцию человечества на тот путь, с которого ее сбили люди будущего.

— Ему это под силу? — поинтересовался Флавий.

Демоница кивнула.

— Да. И вы — единственные, к кому он предрасположен. Любой другой сразу же вызовет его агрессию, чем не преминет воспользоваться Червь. Эта мерзкая штука знает, какое сладкое яблоко оседлала.

— Хорошо. И как это должно выглядеть? В смысле, как нам убедить Вождя вернуть мир туда, где взял?

Миландра вздохнула.

— А вот это — уже ваше дело. И Гизада… помни, Вождь сейчас страдает под гнетом Червя в том числе и потому, что ты не захотела принять его чувства. Не важно, что к нему испытываешь ты. Помни это.

— Я не собираюсь менять свое отношение к…

— И не надо, — тихим, но не терпящим возражения голосом прервала ее Миландра. — Просто учти, что каждый человек имеет право на свои чувства, и никто не вправе ему в этом отказывать. Ни червь, ни античервь, ни мы с вами.

Гиза еще пару секунд гневно смотрела на демоницу, но потом сдалась, не выдержав совсем человеческого взгляда маленькой черной уродины, повелевающей реальностями мира.

— Хорошо. Я… Я обещаю понять этого человека.

Глава 12. Осада разума

— Не ожидал, что вы вернетесь столь быстро.

Вождь по-прежнему предпочитал высокие германские стулья, но на этот раз место было на возвышении, поэтому глава Ордена смотрел свысока даже на вытянувшихся перед ним в полный рост.

А еще Вождь очень сильно постарел. Не возрастом, нет. Постарел телом и душой. Еще совсем недавно это был немолодой, но подтянутый и сильный человек сорока лет. Лоб его был перетянут сеткой морщин, но глаза смотрели решительно и твердо. И руки… это руки настоящего воина.

Сейчас же перед ними восседал в лучшем случае какой-нибудь заштатный администратор. Глава второстепенного светского магистрата, еще не растерявший свои лучшие годы, но уверенно идущий на встречу с возрастной немощью. Кажется, даже живот Вождя потерял прежнюю подтянутость, и сейчас безобразно нависал на бедра.

Флавий с Гизой переглянулись, ничего не понимая. А Мариус так и вовсе округлил глаза, подозревая какой-то подвох. Так уж случилось, что из всех троих именно вампир общался с Вождем больше всех. И перемены, случившиеся с главой ордена, удивили даже невозмутимого круда.

— Если мне не изменяет... к-хм, память, — начал Вождь, — прошлая наша беседа закончилась тем, что вы отправились куда-то на Восток. Ах, да, вспомнил. Я делегировал вас в Валахию разбираться с каким-то смешным мятежом.

Вампир непонимающе повернулся к товарищам:

— Он или сошел с ума, или...

— Молчать, тварь!

Вождь сверкнул глазами в сторону круда, и тотчас добрая половина арбалетчиков нацелила оружие на вампира.

— Ты, кровосос, будешь говорить, когда я спрошу. Сейчас я обращаюсь к нашим... Как вы там себя называли? Успокоители, да? Ха-ха... Да, в самомнении вам равных мало. Итак, что вам надо? Еще денег? Почестей? Или еще какой-нибудь контракт? Увы, для спасителей мира больше работы нет. Мир вполне неплохо обходится без постоянного спасения.

Было очевидно, что Вождь изменился намного сильнее, чем представлял кто-либо из отряда Флавия. Да, это был тот самый человек, он их помнил и даже знал, куда они отправились по его распоряжению и на его деньги. Но в то же время его манера общения была просто невозможной. Прошлый Вождь не только не опускался до оскорблений, он в принципе не был способен на издевательства. Тем более, над безоружными людьми, стоящими на прицеле дюжины арбалетчиков.

— Ты ничего не хочешь знать о том кровавом побоище, которое тебе не хватало сил прекратить, и которому мы положили конец? — Флавий попытался добраться до истиной памяти Вождя. — Ты же сам снарядил экспедицию. Мы послушно выполнили все, о чем договаривались: добрались до организатора мятежа, пресекли руссейскую агрессию на земли Валахии, справились с черной сущностью Хозяйки замка и похоронили саму память о том черном колдовстве, которым она превращала покойников в живых мертвецов.

— Продолжай, — усмехнулся Вождь. — Мне интересно, какие еще подвиги вы, оказывается, совершили по моему повелению.

— Мы тебе просто не нужны и ты пытаешься от нас избавиться? Так говори прямо, и мы уйдем. Мне и так претит общение с мразью, бросающей людей в мясорубку, а потом умывающую руки. Тем более, когда в числе брошенных — былая возлюбленная.

От последних слов Флавия Вождь затрясся от смеха:

— Это тебе арабка, что ли, похвасталась своими постельными успехами? Уверяю, она переоценивает свою привлекательность. И тем более, ха-ха, свои способности. Ладно! — лицо главы ордена снова стало серьезным. — Вы и раньше-то были нужны для подстраховки, а сейчас и вовсе не понадобитесь. Но куда именно вы уйдете, решать мне. Поскольку человек среди вас всего один, и тот — девка, ее я отпущу на все четыре стороны. С условием больше не появляться в пределах Империи...

«Империи?»

Флавий даже не знал, что ответить на молчаливый выкрик арабески. Он-то сам сначала просто пропустил это слово мимо ушей. Но вот как. Оказывается, у нас теперь на дворе аж Империя.

— ...но ты, механическое существо, и ты, кровосос, останетесь у меня. Я слишком люблю свой народ, чтобы позволить порождениям зла жить среди нормальных людей.

— Свой народ? — на этот раз не выдержал сам Флавий.

Вождь нахмурился.

— Какие-то возражения, железка?

— Да, — Флавий вышел на шаг вперед. — Ты сказал «мой народ». С каких это пор ты местный правитель?

Мужчина в кресле немного помолчал, а потом сухо ответил:

— Многовато чести тебе объяснять, но коль ты столь невежественен, знай. Орден Воздаяния — суть длань Господа нашего на грешной земле нашей. И сам Папа передал мне полномочия заботиться о народе нашем во всем, что касается светской жизни.

— А что, Светский магистрат упразднили? — подала голос арабеска.

— Нет, принцесса-иноверка. Светский магистрат занимается тем, чем и занимался: обучением, пропитанием, бытом и развлечениями народа. И вычленением из него всякой арабской погани тоже.

— Пошли отсюда, — спокойно произнесла Гиза. — Я не знаю, что мы сделали, но лучше бы нам это переделать заново.

— Ни с места! Стоять! — Вождь попытался придать своему голосу стали, но получилась лишь пародия на строгий окрик.

Флавий взял за руку арабеску, они повернулись и пошли прочь. Вампир зло сплюнул себе под ноги и тоже направился к выходу.

Вождь еще что-то кричал. Кому — уже никто не разбирал.

Раздались щелчки откуда-то сверху. В спину Флавия одновременно вонзились четыре арбалетных болта. Когда мужчина упал, в голову ему ударил пятый, разрушая и человеческий мозг, и сложнейшую машинерию системы хранения сознания.

Арабеска уклонилась от двух направленных в нее выстрелов, но тут распахнулись двери в коридор — и оттуда последовал еще один залп. Два болта ударили в грудь девушки. Гиза упала на уже неподвижного римлянина и замерла. В глазах ее был всего один вопрос: «Почему?»

Вампир, пользуясь своей чудовищной скоростью, стрелой вылетел из приемного кабинета Вождя... чтобы тотчас запутаться в ловчей сети, которую на него лихо набросили гвардейцы. Здоровый дядя в серой униформе поднял алебарду и обрушил лезвие на круда. Отточенная сталь легко разрубила сеть вместе с отчаянно барахтающимся в ней вампиром. Серый камень пола окрасился кровью. Обычной, красной кровью, как и у любого человека.

***

— Не ожидал, что вы вернетесь столь быстро.

Вождь по-прежнему предпочитал высокие германские стулья, но на этот раз его место было на возвышении, поэтому глава Ордена смотрел свысока даже на вытянувшихся перед ним в полный рост.

А еще Вождь очень сильно постарел. Нельзя сказать, что это сильно сказалось на статной фигуре, но небольшое брюшко нельзя было скрыть даже просторной одеждой. И, похоже, пузо свое глава ордена получил большей частью из-за нездорового образа жизни. Было видно, что человек находится в предпоследней стадии нервного истощения. Он постоянно сжимал зубы, а желваки так и ходили на скулах. Правая рука нервно теребила подлокотник кресла. Складки возле глаз и немного отвисшая кожа на подбородке делала сорокалетнего мужчину старше как минимум в полтора раза.

— Я слышал, вы замечательно все утрясли в Валахии. Что ж, я не сомневался. Столь опытные воины и разведчики обязаны положить конец бунту быстро и решительно.

— К сожалению, мятеж был всего лишь следствием, Вождь, — заметил Флавий. — Основная угроза была не в самом восстании, а в человеке, который его возглавлял.

— Вот даже как? — Вождь улыбнулся. — Да какая разница, если вы убрали зачинщика. В любом случае — отличная работа. Правда...

Глава ордена встал со своего стула и прошелся по возвышению, сосредоточенно о чем-то размышляя.

— Я думаю, — продолжил Вождь, — лучшей наградой для вас будет работа в ордене. Не спорь, принцесса, на этот раз я не прошу, а приказываю. Ты и так отличилась, фактически в одиночку перебив всю делегацию Ордынской Руси вместе с приближенным к Хану министром. Мне стоило очень большого труда замять этот случай, списав все на смуту в Валахии. Нам нельзя ссориться со славяно-татарами. Особенно, учитывая плачевное состояние нашей Османской флотилии после трепки, заданной ей адмиралом Ушак-афанде.

— Мы воюем с русскими? — изумился Флавий.

— Уже нет, — улыбнулся Вождь. — Уже нечем. Истамбульский флот уничтожен, Александрийский заперт арабами. Когда к нам из Британии подоспеет Нельсон, я не знаю. У него и так хлопот полон рот. После подавления мятежей в Паризее и Неаполе, галльская флотилия объявила о неподчинении Риму и ушла в Атлантику, там ее Нельсон и ловит. Впрочем, что я тебе рассказываю... Ты и так знаешь, что Империя трещит по швам...

«Империя?»

Флавий даже не, что ответить на молчаливый выкрик арабески. Он-то сам сначала просто пропустил это слово мимо ушей. Но вот как. Оказывается, у нас теперь на дворе аж Империя.

— ...словом, нам остро нужны такие умелые люди, как вы. Вы все, друзья, — Вождь обвел взглядом каждого по отдельности. — Флавий, твои боевые способности и фактическое бессмертие — просто подарок божий. Гиза, даже если опустить мою личную привязанность к тебе, ты просто высококлассный хашшишин, а такими людьми не разбрасываются. Наконец, ты, друг Мариус. Я возлагаю очень большие надежды на тебя и твой народ. Боюсь, что кроме вас, нам уже почти нечем прикрыть восточные рубежи от нашествия славянских язычников. Уверен, Собор одобрит мое решение дать всем крудам равные права с наделенными бессмертной душой людьми. Что касается крови… Ну, пленных арабов у нас много. Престол уже одобрил применение ваших родовых способностей к... ты понимаешь. Нам остро нужны такие доблестные и сильные ночные воины, как ты и...

— Нет!

Мариус был в бешенстве. Он сбросил плащ, и теперь яростно смотрел на Вождя, сжав кулаки. Тот в свою очередь непонимающе уставился на круда.

— Что такое, Мариус? Ты против?

— А как ты думаешь? — было видно, что вампир сдерживает себя из последних сил. Краем глаза Флавий заметил, как из-под верхней губы круда буквально на глазах выползают клыки. Вождь их еще не заметил, и его голос оставался спокойным.

— Я думаю, круд, что не тебе оспаривать решения Престола. И уж тем более, не тебе спорить с теми, кто фактически спас ваш народ от уничтожения. Не будь соглашения общины крудов с Римом, без нашего заступничества вас извели бы на корню еще в двенадцатом веке.

— Наплевать! — воскликнул Мариус. — Никогда больше свободные круды не станут оружием людей!

— Что ж, ты сделал свой выбор, — хмыкнул Вождь. — Уберите его!

Мариус дернулся было в его строну, но тут раздался щелчок — и сразу две небольшие стрелы ударили в спину круда. От каждой из них тянулись тоненькие серебристые нити. Раздался тонкий, на пределе слышимости писк — и высоченный, здоровый вампир, обладающий нечеловеческой скоростью и силой, затрясся в беззвучном крике. Потом повалился на пол, продолжая дрожать всем телом. Оскаленный рот с выпущенными клыками пытался что-то произнести, но слышались лишь обрывочные хрипы.

Писк прекратился, и тело круда обмякло. Невидящие глаза уставились на ножки германского стула.

— Что ты с ним сделал? — взорвалась арабеска.

— Ничего, моя принцесса, — постарался улыбнуться Вождь. Но улыбка вышла кислой — главу ордена трясло чуть ли не больше, чем Мариуса пару секунд назад. — Просто одна из штучек Электро. Обсерватория оставила после себя много полезных изобретений.

Но Гиза не унималась.

— И это твоя благодарность за многолетнее служение Риму? Так ты обращаешься с тем, кого две минуты назад называл другом?

— А как мне еще обращаться с нежитью???

Вождь тоже не выдержал. Флавий с ужасом смотрел на то, во что превратился некогда полный самообладания человек. От того самого Вождя в нем оставалась только внешность и... некий фанатичный блеск в глазах. Все остальное куда-то исчезло, испарилось.

— Гиза, пойдем, — Флавий взял девушку за локоть. — Пойдем, милая. Боюсь, нам не по пути ни с Римом, ни с этим человеком.

Арабеска дернулась, освобождая локоть. Потом нарочито глубоко поклонилась Вождю и направилась к выходу. Флавий последовал следом.

— Вы делаете самую большую ошибку в жизни... голубки! — последнее слово Вождя, брошенное вдогонку, не слышал уже ни Флавий, ни арабеска.

Вражеских лазутчиков Рэма Флавия Александра — известного неапольского шпиона, а также Гизаду Арбан-Адан аль Саджах — арабского хашшишина, повесили на одном из южных трактов, ведущих в Святой город, запретив хоронить. Здоровенного детину за неимением головы и, соответственно, шеи пришлось подвешивать за ноги, на веревке двойной прочности. С хрупким и почти невесомым телом наемницы никаких проблем не возникло.

***

— Не ожидал, что вы вернетесь столь быстро.

Вождь по-прежнему предпочитал высокие германские стулья, но на этот раз его место было на возвышении, поэтому глава Ордена смотрел свысока даже на вытянувшихся перед ним в полный рост.

А еще Вождь очень сильно постарел. Нет, это не было заметно, пожалуй, никому, кроме Гизы. Так уж получилось, что она знала его лучше, чем любой другой человек в этом мире.

И вот сейчас она смотрела на совершенно другого Вождя. В глазах его не было той искры, за которую она его когда-то любила. Пожалуй, да, действительно ведь любила. Но раньше была цель — и вот, нет цели. Был живой огонек в глазах — и вот, нет его. А вот уверенности в своей правоте по-прежнему хватает на двоих.

И еще сегодня Вождь облачился в тяжелую боевую броню. Необычно толстый нагрудник полностью скрывал плечи не самого худосочного человека, которым являлся Вождь. А ведь раньше он никогда не появлялся в Цитадели в доспехах.

— Что ж, слава о ваших подвигах в Валахии опережает вас самих, — усмехнулся глава ордена. — Поэтому я не буду предавать вас всех суду за якшанье с чернокнижниками, а также участие в богопротивных ритуалах по... вот ведь мерзость какая... по оживлению мертвецов.

Флавий и Гиза удивленно переглянулись. Мариус — так и вовсе открыл рот. Откуда Вождь знает о том, что случилось в подземельях Странствующего замка?

— Тем не менее, как глава святого ордена, я не имею права оставлять вас на свободе. В знак моей признательности за содеянное во благо Священной Империи...

«Империи?»

Флавий даже не знал, что ответить на молчаливый выкрик арабески. Он-то сам сначала просто пропустил это слово мимо ушей. Но вот как. Оказывается, у нас теперь на дворе аж Империя.

— ... я оставляю вам жизнь, и даже относительную свободу. Правда, лишь одному из вас — Флавию.

— Вот даже как? — прищурился римлянин. — Ну, спасибо тебе... И за приют спасибо, и за ласку... за доброту твою спасибо...

— Заткнись!

Вождь сжал кулаки и даже привстал на стуле, но сдержал порыв ярости.

— Моли Господа нашего о прощении и благодари Его Святейшество за милость, тебе оказанную. Ты даже не человек — а сам Папа повелел оставить тебя в живых, за душу твою радея.

— Я и говорю — спасибо, — не удержался Флавий. — А Гиза и Мариус, стало быть, милости не удосужились, ага?

— Вампир — нечисть, — отрубил Вождь. — Души у него нет, и спасать нечего. В Валахии снова начался бунт, если тебе неизвестно. На этот раз лютуют его родственнички. И я уверен, без вмешательства Рыдого не обошлось. Да что я объясняю... Кровососы были, есть и будут дьявольским отродьем. Одному из них я дал возможность искоренить грехи своей родни, но тот отплатил черной ненавистью и предательством.

Вампир даже не рассердился. Мариус молча смотрел на Вождя, как на душевнобольного. От речей главы ордена Воздаяния за версту несло религиозным бредом, назвать его здоровым на голову было сложно.

— Гиза же повинна в убийствах, ранее совершенных. И счету им несть. Терпение понтифика кончилось, и я рад, что арабской сучке воздастся по заслугам. Ты меня понял, Рэм Флавий?

— Более чем.

Флавий отвернулся от сумасшедшего и взял арабеску под локоть.

— Пошли, милая. Нечего тратить время на свихнувшихся святош.

— Погоди, Рэм... я же сучка, я еще тявкать могу... никакая христианская скотина мне это не запре...

Спина девушки выгнулась в броске, и никто бы не успел ничего сделать, если бы... Ох уж это «если бы».

Неизвестно, что защищало Вождя, но тонюсенький метательный нож, посланный Гизой в шею ополоумевшего мужчины, на последних дюймах полета отклонился в сторону. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы цель избежала смерти и отделалась пусть и серьезной, но все же не смертельной раной в шею. А сам Вождь ощутил, как мгновенно нагрелись навитые тончайшими проводками катушки Электро, спрятанные под нагрудником.

Арбалеты тренькнули в строгом соответствии с ожиданиями Флавия. Последнее, что он видел — это яростный оскал круда, уворачивающегося от стрел. Потом бронированный череп нгулу пробил арбалетный болт, и его бездыханное тело упало на пол.

Арабеска получила свое еще раньше, и теперь лежала рядом. С вампиром возни было больше, он ни в какую не хотел умирать, словив аж четыре болта. Ситуацию в прямом смысле слова разрубил ворвавшийся из коридора десятник. Ухнула тяжелая алебарда, и разваленное на две части тело вампира, наконец, успокоилось.

***

— Мы что-то делаем не так, — обессилено констатировала арабеска, опускаясь на незримый пол в окружающей их темно-серой пустоте. Флавий присел рядом, и Гиза добавила:

– Похоже, Вождь не расположен к разговору.

Римлянин только хмыкнул. Может быть, к беседе-то глава ордена и готов, но вот беседа эта все время развивается в каком-то очень неправильном направлении. И присутствуй они с арабеской при этих беседах по-настоящему, а не мысленно, они бы уже двенадцать раз были мертвы. И присутствие ненастоящего Мариуса тут не причем — даже когда фантазия арабески оставляла этого персонажа в стороне, все равно ничего не менялось. Сцена с Вождем неминуемо перетекала в их гибель. Причем Флавий отчетливо помнил все свои предсмертные ощущения. Судя по мрачному виду подруги, Гиза тоже. Даже сейчас, через час после очередной попытки, девушка то и дело невольно хваталась за грудь — туда тяжелые арбалетные болты били чаще всего.

— Миландра сказала, что Вождь к нам предрасположен… — заикнулся Флавий.

— Вот пусть сама и дохнет за него!

Флавий прикрыл глаза и снова попытался понять, где они постоянно делали одну и ту же ошибку.

Дело было не в противостоянии. Гиза и Флавий испробовали несколько тактик — от решительного противления воле главы ордена до подобострастного смиренного служения. Любые доводы разума превращались в фарс. Любое лизоблюдство — в ярость. Итог один — их смерть в течение суток.

Может ли быть так, что вместо Вождя с ними сейчас общается Червь? На эту тему они с арабеской тоже думали. Скорее всего, так и есть. Но, даже признавая возможность этого, они понятия не имели, как противостоять злобному паразиту, присосавшемуся к разуму Вождя.

— Есть еще одна идея, — подала голос арабеска. — Если она не сработает, я уже совсем не знаю, что делать.

Флавий повернулся к девушке. Гиза устало моргнула, потерла веки пальцами и, придвинувшись поближе, полушепотом, как будто их кто-нибудь мог подслушать, накидала план очередной вылазки в сознание Вождя. Флавий присвистнул — да, такого они еще не пробовали. И более того, он даже не понимал, возможно ли это в рамках тех умений, что предоставила им Миландра.

Единственным напутственным подарком от демоницы было именно умение стучаться в разум Вождя из социококона — клубка сплетенных в единый хаотический беспорядок нерожденных миров. Тела Гизы и Флавия по-прежнему пребывали на окраине поляны, под которую провалился Странствующий замок, но там не прошло и единого мига. А вот сознания обоих Успокоителей получили власть над временем и пространством. Хотя правильнее было бы сказать, что это время и пространство потеряло власть над ними.

— Ну что, попробуем? — прищурилась арабеска.

— Пробуем, — согласился римлянин. — В конце концов, это твоя идея, и у тебя довольно богатый опыт подобного рода… кх-м… действий.

— А что толку… ты знаешь, чем этот опыт для меня закончился!

— Гиза!

Арабеска выдохнула и спрятала лицо в ладонях.

— Я все помню, Флавий. Я обещаю, что заставлю себя это забыть. Это трудно, но я заставлю!

Флавий обнял девушку и поцеловал ее покрывшийся испариной лоб. Даже здесь, в социококоне, Гиза не могла забыть предательства Вождя — и воспоминание об этом, словно подкачиваемое какой-то силой, разъедало ее память, вызывая ярость и страх одновременно. Подземная демоница знала, что говорила, напутствуя арабеску — если хочешь достучаться до сердца и души человека, который сейчас страдает от зубов Червя, ты должен чувствовать и видеть это сердце и душу. И знать, что они живые, а значит — могут ошибаться. Даже если эти ошибки в прошлом. Даже если ты заплатила за них немалую цену.

— Я заставлю… нет, не забыть, — шепнула Гиза. — Заставлю понять и простить.

Если крепость неприступна — осади ее и замори голодом.

Если крепость сопротивляется осаде — воспользуйся приемом, красочно описанным в бессмертной Илиаде. Сделай с врагом то, что греки сделали с троянцами.

Разум человека — та же крепость. Когда она осаждена, все ворота заперты, а на башнях дежурят воины, готовые сбросить на головы атакующих камни, полить врага горячей смолой и забросать дротиками. В случае с Вождем, похоже, эта крепость неприступна. Уж больно силен характером бывший возлюбленный арабески. И причина закрытых ворот тоже понятна: когда тебе в разум вгрызается какой-то мерзкий Червь, порождение злого технического гения человечества из далекого будущего — тут не до гостеприимства. Швырнуть наружу мысль-предупреждение — и то проблема. А ничем, более как предупреждением, это странное и неадекватное поведение Вождя в мысленных встречах с Гизой и Флавием, назвать нельзя.

Ни арабеска, ни римлянин не верили в то, что когда-то уважаемый ими человек может так поменяться. А то, что он каждый раз для них оказывался разным, подсказывало: сам Вождь пытается передать своим друзьям послание, предостережение…

Осталось решить одно: как создать и протащить за крепостные стены сознания Вождя мысленного троянского коня. Правда, не с целью взять крепость, а чтобы помочь осажденным в борьбе против захватчика.

Оставалось уповать на таланты арабески. Однажды она действительно выполнила роль троянского коня… Боги, как же давно это было…

***

— Постой, красавица!

Гиза сердито стряхнула руку щенка со своего плеча. Парень не унимался, плелся за арабеской в тщетной надежде завязать разговор. Правда, дальше примитивных комплиментов бедолага не зашел, банально не хватало фантазии. Да что взять с этого козопаса, а?

Устраивать показательную расправу посреди толпы — не дело. Во-первых, замучаешься потом убегать от разгневанных сородичей юродивого, а во-вторых, Гизе было просто жалко несчастного деревенского паренька, если он, действительно, таковым являлся. А вот если нет… Что-то еще было в этом странном белобрысом, но очень загорелом парне. Что-то, что выделяло его из толпы. И это что-то тревожным звоночком билось где-то в уголке сознания наемного убийцы.

Где сигнал беды — там и провокация.

Где провокация — там и провокаторы. И редко их менее чем полдюжины. Так что у козопаса наверняка могут быть помощники. С арбалетами или еще какими штуками. В ясный солнечный полдень, да еще на городском рынке — что может быть прекраснее в качестве мишени, чем одинокий человек?

Гиза в очередной раз стряхнула руку белобрысого и решительно направилась к выходу с рынка. Закутанную в бесформенный и бесцветный плащ женщину, бредущую в обнимку с объемистой плетеной корзиной, никто не трогал, если не считать шаркающего позади парня. После того, как арабеска аккуратно отбила кисть юродивому, тот больше не приставал и шел позади, держа достаточную дистанцию. Но вот что странно: любого другого козопаса выбитая из сустава рука заставила бы остановиться, вопя и стеная. Этот же лишь ойкнул, поморщился и что-то прогнусавил на своем лающем наречии, после чего, видимо, сам себе руку и вправил. Но преследование не прекратил.

Это начинало беспокоить Гизу всерьез. Неужели римляне выследили?

Полста шагов до стены Старого города. Стена широкая, и в ней довольно длинная арка-проход. Темная. Идеальное место для засады, но только если там нет посторонних. Гиза, как бы невзначай. огляделась, оценивая движение людского потока. Вот как раз то, что нужно. Целая толпа крестьян, держа по бокам опустевшие корзины, шлепает с рынка к выходу. Наторговали и спешат вернуться к своим хозяйствам до темноты.

Арабеска чуть прибавила шаг, чтобы влиться в эту процессию у входа в арку. Без проблем затесалась между земледельцами и, пользуясь случаем, оглянулась — как бы поправляя свою корзину. Белобрысого парня позади не было.

Видать, и в самом деле деревенщина, позарившаяся на симпатичную фигурку. Лица Гизы он видеть не мог — местные обычаи запрещали женщинам открывать лицо на людях, но ладное тело арабески сложно было замаскировать хоть под каким одеянием. С некоторых пор в Храме стало не продохнуть от воздыхателей из числа старших учеников и даже посвященных. Видать, сказочных гурий в хашишных снах им не хватало…

Гизу передернуло. Еще три года назад она и помыслить не могла, что этот безумный кошмар, эти оргии, смахивающие на изнасилование, могут прекратиться. Несколько раз девушка всерьез подумывала о самоубийстве. Но выдюжила. Выдержала. И теперь на одурманенных придурков первых стадий посвящения смотрела, как на безмозглую мерзость. Даже этот белобрысый паренек вызывал у нее хоть какие-то чувства (например, жалость… ведь жалость, правда?). А хашшишины — это не люди.

Да, и она тоже уже не человек.

Но она не трахала тринадцатилетних девочек, обкурившись травой. А вот ее — да.

Они за это ответят. Не перед ней — так перед Аллахом, даже если его и убили эти римляне, как вырезали всю родню принцессы аль Саджах…

Гиза настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как выбралась из-под прикрытия сводчатой арки. Перед ней раскинулась довольно большая площадь, где приезжие торгаши оставляли свои повозки. Крестьяне, негромко переговариваясь, разошлись — каждый к своему корыту с колесами. Целая группа старичков бодро потопала через весь двор на выход из города. Видать, пришли не издалека, и пойдут домой пешком.

Девушка остановилась, поставила корзину на землю. Будто выискивая взглядом свою повозку, оглянулась. Белобрысого по-прежнему не было, да и поток людей с рыночной площади иссяк. Отвязывали лошадей крестьяне, с нуканьем и гуканьем разворачивали нехитрые повозки. Все чаще арбы-двуколки с огромными деревянными колесами, но встречались и вполне порядочные экипажи о четырех катках и даже с тентом. Подданные торгового града и независимого (в рамках, оговоренных соглашением с римлянами) княжества Кульмей потихоньку покидали торговище.

— А не подвести ли тебя, женщина? — раздался голос позади.

Гиза вздрогнула и повернулась. На нее смотрел немолодой уже мужичок, правда, весьма статный и ловкий. Десять против одного — бывший военный. И явно не араб, хотя и смуглый донельзя.

Стараясь исковеркать голос так, чтобы он походил если не на старушечий, то хотя бы на говор женщины средних лет, Гиза попросила подбросить ее до Аш-ли-Дааг. По новомодной римской мерке это — около двадцати миллиариев отсюда. Возница согласился и кивнул в сторону своей вполне приличной телеги. Садись, мол, и за неудобства не взыщи, народ мы простой, делешансов не держим.

Гиза, кряхтя как можно громче, неловко забралась в телегу, аккуратно приставила свою ношу к борту, а сама устроилась напротив. Впрочем, ноше-то было уже все равно. Со своим бренным телом голова римского наместника попрощалась еще утром, и теперь вместе с арабеской путешествовала во владение Старца Горы. Таково было условие задания: голова должна прибыть заказчику — только в этом случае он оплатит убийство по высшему разряду.

Это было первое большое и самостоятельное дело арабески в роли полноценного боевого хашшишина. К нему она готовилась больше полугода, и от успеха во многом зависело ее будущее. Теперь, когда самое главное позади, когда она миновала все закоулки города, с огромным трудом выбравшись из крепости наместника — на Гизу накатила усталость. Тридцать четыре часа без сна давали о себе знать, и девушка ненадолго прикорнула. Она дремала чутко, как и положено воину Храма, но все же немного потеряла ориентацию в пространстве.

Когда девушка очнулась, повозка откатилась от города уже фарсахов на пять³². Тогда-то арабеска и заметила неладное. Солнце заходило справа, а должно было светить сзади!

Гиза незаметно скользнула рукой под одеяние, ухватившись за рукоятку своего прямого и острого, как бритва, кинжала. Такого острого, что любая попытка носить его под одеждой без чехла тут же оборачивалась серьезными ранами.

— Достойнейший, — обратилась девушка к вознице, стараясь попасть в тот тон голоса, которым говорила с мужчиной до этого, — а туда ли мы едем?

В общем, Гизу не интересовал ответ. Ей нужна была реакция возницы.

И она не заставила себя ждать.

Мужчина развернулся к ней боком и, отдирая накладные усы, с легкой хрипотцой рассмеялся.

— Туда, принцесса, туда.

Арабеска узнала того самого белобрысого парня. И где ж он, зараза, голоса менять учился? И какого шайтана зовет ее принцессой?

Убить мерзавца не удалось. Когда кинжал метнулся в шею «козопасу», тот лишь сделал мимолетное движение головой и атака провалилась. Два стремительных удара по печени тоже не получились, и тут уже эффект внезапности пошел прямым ходом под хвост шакалу. Ей бы, дуре, незаметно спрыгнуть с телеги, подхватив корзину с отрезанной башкой римлянина, но…

Поздно махать саблей, когда в тебя болты летят.

— Перестань, принцесса, — шепнул парень, сжав ладони арабески в могучем хвате. Достать наглеца ногами или головой Гиза тоже не могла, он ловко развернул ее к себе боком, лишив любой возможности сопротивляться. — Я не враг тебе.

— Скажи, что еще друг и вообще любишь меня до умопомрачения, — прошипела арабеска.

— Друг — не друг, а о любви подумаю, — улыбнулся парень.

Да боги, какой еще парень? Зрелый мужик, годов уже под двадцать пять. И как же он ее на рынке обдурил, малолетним щенком прикинувшись?

— Давай ты прямо сейчас перестанешь думать и начнешь делать? На сколько раз тебя хватит? И никаких обязательств, а? — Гиза посмотрела прямо в глаза противнику. — А я, так и быть, смолчу. А коли стараться будешь, то и мне хорошо сотворишь… в благодарность. А потом ты домой к жене и детям, а я своей дорогой. Идет?

Гиза подмигнула насильнику самым хамским образом. Хотя никакой он не рядовой насильник. Слишком нетипично такое поведение для растлителей. Но сейчас хотя бы время отыграть…

— В постель валиться при первой встрече некультурно даже у римлян, моя принцесса, — снова улыбнулся «козопас». — Впрочем, нам с тобой видеться уже не впервой. В прошлый раз, помнится, ты меня выставила болваном. Но кто ж мог подумать, милая принцесса, что ты меня у ворот Храма пересидишь?

Гиза вздрогнула. Вот, оказывается, откуда ей показалось знакомым лицо этого парня! Конечно же!

Это он, проклиная всех богов, на карачках уполз от ворот твердыни Старца, не солоно хлебавши. Тот самый нескладный светловолосый паренек лет семнадцати, который сдался, не сумев одолеть иссушающую жажду высокогорья, голод в бесплодных камнях, жгучее солнце и разреженный воздух. Он признал поражение и уполз, а Гиза осталась. Она и еще один мальчик ее возраста. Тот, правда, до открытия дверей так и не дожил.

Мужчина, по-прежнему крепко держащий арабеску, почувствовал ее секундную слабину. Улыбнулся, прижался колючей щекой к уху девушки. Ух, сейчас бы ему садануть в висок… да головой не размахнешься. Сноровистый, гаденыш…

— Вот ты меня и узнала, принцесса, — шепнул мужчина. — И вовсе не незнакомец я, и уж точно не насильник. Ну как, отпустить? Глупостей не будет?

Гиза попыталась пожать плечами. Мол, чего уж тут. Но белобрысый оказался не только необычайно силен и ловок, но и умен.

— Ты ножку-то, ножку-то не подгибай. Знаем мы ваши хашшишинские штучки.

Гиза вздрогнула еще раз. Впрочем, теперь удивляться уже было нечему. Конечно же, сложить два плюс два несложно. Просто так в день убийства римского наместника симпатичные девушки, которые восемь лет назад стучались в ворота цитадели убийц, из города не бегут. А еще вспомнить, что жирную башку наместника так и не нашли, а в руках попутчицы — корзина как раз подходящего размера. Да, замок закупорили наглухо еще на рассвете, но когда это ворота или стены могли удержать наемников ибн Саббаха?

— Убей или дай умереть, — попросила Гиза. — Или отпусти, мне все равно сдохнуть.

Возвращаться к Старцу теперь можно хоть с корзиной, хоть без. Первый же допрос под травами в компании дознавателя Хаш ибн Дауда — и Гиза выложит все, что было. И даже кое-что, чего не было. И то, что ее опознали и задержали на дороге обратно. А значит — могли проследить ее путь до Горы. А это смерть.

Попытка скрыться от Старца — та же смерть. И чем больше времени арабеска проведет в бегах, тем мучительнее будет ее прощание с этим миром. Помнится, один бедолага, скрывавшийся двенадцать лет, умирал двенадцать дней.

— Так я тебя отпускаю? Дурить не будешь?

Гиза кивнула. Дурить и впрямь не хотелось. Теперь-то… Да и силен, шайтан, как сто быков силен этот странный светловолосый. И быстр, как сто змей.

Мужчина ослабил хватку, все еще придерживая наемницу за руки. Но та не дергалась, а на лице ее отразилась душевная опустошенность. Впрочем, лица-то он ее пока и не видел. И как только опознал через паранджу, деятель…

Наконец, арабеска получила полную свободу. Проницательный римлянин (а кем еще он мог быть?) отпустил руки. Гиза потерла запястья. Те перестали ныть, но что-то сразу кольнуло где-то накидкой… и это было странно. Никогда еще арабеска не ощущала такого. Те самые чакры, о которых говорили наставники? Нервное перенапряжение?

Ничуть не похоже. И тело и чувства под контролем, а перенапряжение если и есть, то моральное…

Что с ней? Впрочем, важно ли теперь?

Она ходячий и соображающий труп. Если переодеть и привести в порядок — симпатичный, даже красивый, не будем скрывать. Но труп.

— Говорю, не дури, — приказал мужчина, заметив, что арабеска дернулась к упавшему на дно телеги кинжалу. — Меня не поранишь, а сама порежешься.

— А тебе-то что?

Гиза подобрала клинок и повертела в руке. Потом сбросила с головы тряпки и с вызовом глянула в глаза погубителю.

— Да мне-то что, принцесса аль Саджах? — улыбнулся тот. — Очень даже что. Нравишься ты мне, Гизада. И тогда, на скалах, тощей малолетней дурнушкой с большими черными глазами тоже нравилась, а уж сейчас, красавица-убийца, тем паче.

Девушка хмыкнула и отвернулась. Тоже, нашелся ухажер…

— Нравлюсь, так трахни прямо здесь, в телеге. Потом, вот, возьми нож и прирежь. Все спокойнее, да и голову своему наместнику вернешь.

Гиза заставила себя произнести это самым что ни на есть равнодушным тоном. И также равнодушно заставила себя прикрыть глаза и представить, как клинок врубается ей под ребро — в самое сердце. Главное ладонь не выворачивать, и тогда лезвие пройдет быстро и беспрепятственно. Говорят, почти не больно.

Но обидно-то как… на первом же деле.

И шайтан побери, что же это за зараза такая в груди сидит? Давит, душит… но.. так необычно. Как после первой затяжки из курительной трубки с хашишем.

— Ага, — засмеялся белобрысый, — представляешь, просыпается наместник утром — а голова в прикроватной тумбочке! Ха-ха, вот удивится-то! — и римлянин тут же посерьезнел. — Тяжко, поди, самой на смерть решиться? Совсем не то, что жирного римского борова зарезать?

Перебросил ноги в телегу и присел напротив арабески, оставив лошадей топать без присмотра.

— Вас ведь так учили — коли дело прошло не идеально, так себя лезвием в грудь? Или как еще себя на ту сторону жизни отправлять умеете?

— Много как умеем. Только…

— Только это еще тяжелее и больнее, чем ножом в сердце, да?

Арабеска отвернулась. Откуда, гад, знает-то? Как будто мысли читает… ой, вот не дай бог сейчас вот эту, мимолетно проскочившую, прочитал… вот смеху-то будет, если кому в наместничестве расскажет. Уж тогда в самом деле лучше себя к праотцам послать, чем… нет-нет, не думай, дура. Замолчала и..

И что?

Гиза окончательно поняла, что к смерти не готова. А это значит, что все, чему ее учили — тому самому верблюду под хвост? И это означает, что уж с такими-то мыслями теперь ее очень быстро найдут. И сделают то, на что не хватило духу самой. Только куда мучительнее.

И что теперь?

И наконец, что делать с этим поскребышем в груди… сейчас вроде как отлегло, но стоит только подумать…

Ой. Неужели?

Арабеска снова подняла голову и взглянула в глаза незнакомцу. Тот ничего не говорил, просто смотрел на нее, Гизаду Арбан-Адан аль Саджах. И все. Но вот взгляд… этот взгляд.

Нет, она не любвеобильная кошка. И не подстилка под благодетелем. И даже уже не девчонка-рабыня, которую заставляют изображать из себя гурию. Она готова прямо сейчас рассмеяться в лицо тем недоделанным бабам, которые при виде смазливой мордашки какого-нибудь самца тут же стонут и хватаются за низ живота.

С ней ничего такого нет. Но вот взгляд этот… И почему обладатель такого взгляда не остался тогда возле ворот Храма? Ведь он, а не она, сейчас должен был быть на ее месте, с головой наместника в корзине.

Он же сильнее. Нет? Точно сильнее.

— Как же вас там беспощадно… — проронил светловолосый. — Нет, ну точно пора эту вольницу прикрывать.

Мужчина тряхнул головой и стукнул кулаком по борту телеги. Та вздрогнула, и Гиза почувствовала всю скрытую ярость того, кто так и остался для нее покуда безымянным светловолосым незнакомцем.

Он снова повернулся к арабеске и громко, четко спросил:

— Принцесса уничтоженного моими соотечественниками рода, ты хочешь сделать этот мир хоть чуть-чуть, но лучше? Я не о прошлом, принцесса, его не вернуть. Но будущее мы исправить можем. Я могу. Если захочешь — будь со мной, и ты тоже сможешь творить будущее.

Принцесса вырезанного госпитальерами рода аль Саджах опустила взгляд. Противиться такому потоку решимости и веры в собственные силы она не могла. Все восемь лет унижений и, наоборот, восхвалений, рухнули в одночасье. И тот самый бесконечно долгий путь в поиски истиной Веры снова закончился тупиком. Грязным, смрадным, кровавым тупиком, в самом дальнем углу которого, изрубленный до неузнаваемости, покоился Старец Горы.

Наследной принцессе Гизаде аль Саджах не по пути с неудачниками. Век хашшишинов кончился, их история тоже.

Нужно искать новый путь. И похоже, дорожный указатель сейчас перед ней. Гиза снова подняла взгляд и вновь столкнулась с глазами спокойного, уверенного в собственной правоте воина.

— Хоть бы назвался, римлянин. Знать бы, с кем в пекло пойду…

— Называй меня Вождем, — улыбнулся собеседник. — За Вождем пойдешь, с именем в душе и молчанием на устах, ибо имя дадут лишь путь прошедшему, а путь истинный и до истины ведущий суть бесконечен³³.

— Ой, я тебя умоляю… — Гиза скривилась, как от зубной боли. — Давай без этого вашего папского богословия.

Вождь посмотрел на арабеску своими льдистыми глазами. Ничего не сказал, лишь улыбнулся. Повернулся к перешедшим на медленный шаг лошадям и щелкнул поводьями. Тележка продолжила путь.

***

В такие ночи, как говорится, хороший хозяин собаку из дому не выгонит. Но это там, в долинах. Здесь же бесформенные, как серый кисель, облака обтекали Гору, а особо ретивая облачность даже покушалась на замок Старца. То и дело шальная туча накрывала природные бастионы замка, и тут же все стены покрывала мерзкая морось, воздух становился таким влажным, что, казалось бы, зачерпни ладонью да сожми ее — и тут же из кулака вода польется.

В такие ночи «на стены» выходил облегченный состав патруля. Во-первых, ни шайтана не видно там внизу, и что десять человек поставить в наблюдении, что сотню — все равно. А во-вторых, только полнейший дурень в такую погоду полезет на неприступную Гору. Даже если предположить, что из сотен и тысяч ей подобных в этом горном крае, безумец будет знать, какая из них ему нужна.

Ну и, наконец, не дело людей абсолютно бессмысленным делом утруждать. Люди хоть и пешки, но пешки думающие. А кое-кто, та же Гиза, и хорошо думающие. Поставь ее в бессмысленный дозор раз — поморщится. Два — удивится. Три — подумает, что не всесилен Старец, боится теней, ослаб духом.

Словом, сегодня в дозоре была полудюжина Ангаша — здоровенного османа, попавшего в услужение к Старцу лет тридцать назад. Хотя самому богатырю уже на шестой десяток пошло, видать, он не обычным путем ожидания у Ворот пришел. Заприметил его ибн Саббах лично, не иначе.

Хорошо было то, что Ангаш по этой причине никогда не участвовал в оргиях хашшишинов, и арабеску знал плохо. Плохо же было то, что Гиза в этом смысле отвечала ему полной взаимностью — ничего путного о могучем османе она не ведала, а расспрашивать остереглась после первого же косого взгляда, которым ее наградил один из послушников.

Скорбный, еле заметный серп только народившейся луны скрылся за очередным нахальным облаком, дотянувшимся с низины, и Гиза тенью шмыгнула из своей каморки в коридор. Внутренние посты — не проблема для арабески, изучившей твердыню Старца. Самое веселое пойдет на внешних укреплениях. Туда она добралась споро. Нашла уголок потемнее, огляделась — все чисто, — и вынула из складок одежды подарок безымянного римлянина.

Здоровая стальная бляха размером почти с ладонь. На ребре — маковка заводной рукоятки. Покрутишь — и хитрый механизм затянет потуже заводную пружину. А нажмешь — и вся верхняя часть бляхи с тихим щелчком откроется, представив взору стрелки самых что ни на есть настоящих часов. Нет, не часов — часиков. То, что обычно украшает целые башни римских ратуш, какой-то неведомый мастер уменьшил в десятки раз и запихнул в корпус размером чуть больше ладони.

Три стрелки. Одна самая шустрая — делает полный круг за минуту. Вторая в шестьдесят раз медленнее, описывает круг за час. Наконец, последняя, самая короткая и ленивая, оборачивается вокруг оси за половину суток. На концах каждой из стрелок тускло мерцают камни-светоносы. Ну, этим Гизу не удивишь, алхимики открыли секрет светящегося минерала лет сто или двести назад. Кто не помер от ядовитого дыхания светоноса и не обжог себе руки до черных язв — донес свое знание до потомков.

Вообще, хашшишины использовали светоносы для создания ядов, а свойство светиться бледно-зеленым цветом на воздухе воспринимали, как забавную особенность этого крайне ядовитого минерала. Но вот надо же, римляне и это приспособили для своих целей. Бело-зеленые метки на стрелках, а также размеченная светоносом временная шкала позволяла Гизе с точностью до секунды сделать то, что наверняка войдет в историю.

Не это ли и есть — творить будущее?

Будет ли мир лучше без непобедимой армии шпионов Старца? Безымянный уверяет, что будет. Во всяком случае, он сказал, что «эту заразу надо выкорчевывать», и Гиза была склонна с ним согласиться. За годы, проведенные в услужении ибн Саббаха, ничего хорошего она не видела. И уж тем более не питала к приютившему ее хашшишину дочерней привязанности. Отцы не заставляют своих дочерей раздвигать ноги во имя правого дела своих сыновей. Даже если за это потом воздастся.

Без трех минут три часа ночи. В распоряжении Гизы остается тридцать три минуты. Если брать по пять минут на человека, то есть запас в еще три. А если учесть, что Ангаш наверняка по обыкновению стоит на восьмом выступе в гордом одиночестве, не допуская к своей широкой спине охрану, то как бы не заскучать без дела, когда все будет улажено. Как жаль, что оружейная охраняется личной гвардией Старца. Насколько легче было бы, добудь Гиза небольшой, но мощный арбалет!

Но никто и не говорил, что будет легко.

Осман был на месте. Со своего места арабеска видела фигуру на фоне хмурого темного неба. Разуться, встать на цыпочки для абсолютной тишины. И ведомой одним лишь хашшишинам поступью «быстрая тень» — к молчаливой фигуре воина. Ангаш не проходил посвящения, и тайным знаниям не был обучен. Стар он, слишком стар, чтобы усвоить все те премудрости, которые Старец вбивал в своих молодых зверенышей с самого их детства. А потому главный охранник цитадели ибн Саббаха услышал быстрые шаги за спиной на секунду позже, чем это могло бы спасти ему жизнь.

Первый раз Гиза увидела лицо умирающего человека, обезображенного не злобой, ни отчаянием, ни болью, а бесконечным удивлением. Ангаш настолько не ожидал удара сзади, что даже не удосужился крикнуть в последний момент. Впрочем, и не смог бы. Сразу же после смертельного удара меж ребер арабеска своим бритвенно острым стилетом перечеркнула горло турка до того, как тот успел набрать в грудь воздуха. Он смог издать только булькающее сипение, не слышимое уже в пяти-шести шагах.

Арабеска сверилась с часами — на первую и самую трудную цель ушло меньше полутора минут. Если так пойдет и дальше, то как бы не замерзнуть, срока ожидая!

Обутая лишь в двойные носки из верблюжьей шерсти, арабеска шмыгнула к следующему дозору. Там будет двое, к тому же один из них из числа послушников. Придется постараться…

Последний воин из внешней охраны оказался на удивление ловким. Или это Гиза расслабилась?. Но удача была на стороне арабески — пусть и раненой в ключицу, но все же не позволившей охраннику заорать или сделать еще какую глупость.

Пользуясь резервом времени, Гиза осмотрела рану. Противно — клинок прошел под костью почти навылет, но по величайшей милости всех богов, истинных и ложных, не задел одной из ключичных артерий. Девушка оторвала кусок накидки и заложила им рану. Кровь так не остановишь, но это хоть не позволит ей капать, оставляя багровый след.

Время — три часа двадцать две минуты. То есть целых восемь минут на пятисекундное дело. Можно немного отдохнуть… Безымянный сказал, что тайный вход должен быть открыт ровно в половину четвертого…

***

— Отлично, принцесса, — бросил Безымянный и нежно, но решительно оттеснил арабеску в сторону.

За спиной буквально из тьмы и тумана возникла сначала одна фигура, потом вторая. Не задерживаясь у входа, одетые в безукоризненно подогнанные доспехи воины один за одним исчезали за дверью тайного входа. О том, скольких трудов стоило незаметно для хашшишинов нарисовать подробную карту прохода к цитадели, Гиза старалась не вспоминать. Собственно, только одно это и отсрочило взятие цитадели на целых полтора года. И сколько же заданий уже на счету арабески… И даже, шайтан забодай, сам Старец начал показывать явную расположенность к когда-то непутевой девке-шлюхе, а теперь одному из лучших послушников Храма.

…

— Гиза, пора. Червяк проглотил наживку — ты внутри!

Чей же это такой знакомый голос? Почему она улыбается, слыша эти слова, лишенные смысла?

— Ты внутри него, действуй! — бросил еще одну непонятную фразу незнакомый и одновременно такой знакомый голос, прежде чем затухнуть в дальнем уголке сознания.

Но Гиза вспомнила все.

Повернулась к Безымянному, который вскоре станет Вождем, обняла холодного, вымокшего насквозь воина, и заглянула прямо ему в глаза.

— Я прощаю тебя, мой безымянный друг. Я никогда больше тебя не полюблю, но простить могу. Простить и понять.

— Что за…

Глава 13. Вождь

— Что это? Где крепость? Что за серая дрянь?

Вождь растерянно крутил головой, пытаясь проморгаться. Только что бойцы один за одним исчезали в утробе цитадели ибн Саббаха, а теперь никого вокруг — только грязно-серое мельтешение, куда не кинь взгляд.

Впрочем, теперь не только оно.

Он заметил арабеску и тут же выхватил короткий меч из ладно приделанных к поясу ножен.

— Предала, сучка арабская? — в голосе Вождя еще не прорезалось той стали, которая заставляла людей обмочиться после одного лишь строгого вопроса. Это придет к нему намного позже.

– Это ведь какое-то ваше хашишшинское колдовство, да?

— Нет, — раздался голос позади Вождя. Мужской. Арабеска заглянула за плечо будущего главы ордена Воздаяния и ее губы сами собой расплылись в улыбке.

Флавий сидел на простом германском стуле с высокой спинкой. На нем была одежда трибуна, подпоясанная грубым кожаным поясом и с вышитым белым христианским крестом на груди, где сердце. Таким Флавий мог бы стать, оставшись на службе в армии, если бы не пошел в услужение Обсерватории.

— Ты и есть тот самый Старец? — спросил Вождь у Флавия.

Римлянин покачал головой. Сейчас он был в своем человеческом облике - еще до того, как демоны превратили его в кусок железа с хрустальными глазами. Незачем пугать и без того обескураженного Вождя таким зрелищем.

— Нет, меня зовут Рэм Флавий Александр, — представился римлянин. — Я служил тебе и Престолу. Был убит, и воскрешен к жизни очень странными силами, которые ты привык называть богопротивными.

Будущий глава ордена Воздаяния осклабился.

— А, ну это в корне меняет дело, — он даже улыбнулся, но меч так и не убрал, лишь опустил лезвием вниз. — Я знал, что на защиту этой мерзости явятся слуги дьявола. А ты, принцесса, стало быть, тоже никакая не Гизада аль Саджах, а лишь ее оболочка, подчиненная черному колдовству?

Гиза покачала головой.

— Я обычный человек, который когда-то даже любил тебя, и провел с тобой немало времени. Потом ты струсил перед Престолом, который приказал убить твою любовницу. Ты не смог пойти против воли церковников и предал свои чувства. Я бежала от тебя, проклиная, но сейчас я не держу на тебя зла. Потом я вновь служила Престолу, потом тебе лично. За время служения была убита, один раз и еще один раз. И все — во имя какой-то цели, которую ты, Вождь, не удосужился нам представить. Или еще сам ее не ведал?

— Что за ерунда?

— Это правда, — подтвердил третий голос, снова за спиной Вождя. Тот рывком повернулся и столкнулся взглядом с Мариусом.

Вампир был одет в точности так же, как во время знакомства с Флавием и Гизой. То есть в безукоризненный костюм кроваво-алого цвета, и еще на нем была здоровенная широкополая шляпа, тоже насыщенно алого оттенка. Невероятных размеров шпага дополняла немного лубочный образ круда.

— Я Мариус Рыдой, потомок Федера Рыдого, главы общины крудов в Южной Трансильвании. Я за тебя не умирал. Пока. Но пришлось пережить немало очень неприятных моментов. Вспомни меня.

— Вспомни меня — эхом отозвалась арабеска.

— Вспомни меня, — произнес Флавий.

Вождь поочередно оглядел каждого. Гиза, Флавий, Мариус. Снова Флавий, и снова Гиза. Марус, Флавий, Гиза, Флавий, Гиза, Гиза, Мариус…

Глава ордена кидал взгляд налево и направо, и везде наталкивался на беззвучное «Вспомни меня». Наконец, мужчина выронил меч и упал на колени, сжав ладонями голову.

— Уберите это… убейте… уберите, я не могу больше терпеть ЭТО!!!

Вождь забился, замахал руками, словно отталкивая от себя какую-то дрянь. Никто из трех свидетелей этого помешательства не произнес ни слова, но все поняли — Вождь, наконец, осознал, что его разум замкнут сам в себе, и ключи от темницы мысли в мерзких жвалах белесого червяка, опутавшего его голову, словно коконом. Казалось, полупрозрачная фигура паразита даже проступила из ничего - настолько сильным было желание Вождя избавиться от мысленных оков.

— Вспомни себя, — крикнула Гиза, и только потом заметила, что ее ногти впились в ладони — настолько крепко она сжала кулаки. Где-то внутри нее прорезался чистый голос и повторил «Вспомни себя… и меня с тобой рядом!». Арабеска до боли сжала челюсти, но предательские глаза снова разродились двумя каплями давным-давно забытых слез. Точь-в-точь так же, как и тогда, когда арабеска стояла у смотрового окна, выслушивая свой приговор. То, чего никак не ожидала услышать от близкого ей человека.

Вождь посмотрел на арабеску и вспомнил все, что было после взятия цитадели. Чего только не было! Война, смерть, предательство — кого угодно, но не этой арабской красавицы, верой и правдой служившей не только ради Пути и Веры, но и ради него самого. И он, именно он — предал ее!

— Вспомни себя, — крикнул Флавий, не поднимаясь со стула. — Вспомни себя и тех, кто служил тебе во имя твоей цели.

Мужчина поднял взгляд на Флавия и увидел чудовище, созданное стараниями подземных демонов. Машину с глазами-кристаллами. Впитал в себя все те миллиарды лет боли, которые пережил Флавий, увидел его первую смерть — на ложе с обилием жадных до крови трубочек — ради предавшей его Обсерватории. Потом вторую смерть в замке Бран, теперь ради Вождя.

— Вспомни себя, — спокойно произнес Мариус, снимая шляпу и разлохмачивая шевелюру. — Вспомни себя и тех, кто присягнул тебе, человеческому Вождю на верность, даже не будучи человеком. Кто не только пьет кровь, но и проливает ее.

Вождь бросил взгляд на вампира и увидел избиение круда бескудом, когда только появление Флавия спасло Мариуса либо от смерти, либо от чего-то, хуже смерти.

— Просто вспомни себя, — произнес четвертый голос.

Миландра снова была в облике черного демона. Грациозная фигура замерла напротив Вождя, глядя ему в глаза. Высокий мужчина, даже если бы он стоял на ногах, был бы вынужден смотреть на порождение подземного мира снизу вверх. И он смотрел. В горящие голубым огнем глаза, в которых наверняка видел ту правду, которую демоница когда-то донесла и до Флавия с Гизой.

Каково быть на Пути, отдаваясь ему всей душой, и внезапно увидеть, что путь прочерчен кем-то, для кого твоя жизнь и твои стремления — лишь голая информация, записанная в необъятной памяти гигантской машины?

Каково вдруг понять, что ты — обычный человечишка, одаренный иными силами в попытке защитить землю от покушения со стороны твоих же невероятно развитых потомков? Потомков, которые уничтожили свою цивилизацию, и теперь в попытках выкроить себе лишнее столетие жизни терзают твой мир и тебя лично фантомными, но от того не менее разрушительными Червями?

Каково всей своей душой ощутить пульс вечной жизни во вселенском механизме Маятника и разом постигнуть все чудовищную сложность мироздания, цельность которого этот Маятник поставлен удерживать?

Каково осознать себя если и не богом, то уж точно пророком своего времени, по желанию которого меняются судьбы народов?

И каково осознавать, что все эти годы ты был слепцом, считая себя одного вправе решать, что верно, а что нет. Полагать себя неуязвимым кукловодом, в руках которого нити судеб сотен тысяч людей. Среди них и эта парочка, прошедшая ад по велению твоего разума.

Эти двое прошли преисподнюю Африки, а вместе с третьим — и все круги ада в Трансильвании. Они шли по намеченному тобой пути и умирали на нем. В том числе и кровосос Мариус — и тот проливал кровь по твоему приказу. Да, у него есть и своя цель. Но пролитая им кровь на твоем счету, Вождь.

И наконец, Гея в лице представляющей ее демоницы Миландры.

Она превратила тебя из обычного паренька, родившегося на берегах Тибра в фигуру мировой значимости, чьи советы выслушивает сам Папа — старик давно уже спит и видит в тебе наследника, и давно уже действует в соответствии с твоими рекомендациями. Именно твой разум направлял Престол все эти годы.

Был ли ты в том, не измененном, мире таким же всесильным?

Только задай этот вопрос — и ты узнаешь этот ответ. Бесконечная память Геи и ее возможность моделировать мир к твоим услугам, она знает все, что было, что есть, что может быть. И даже в подробностях то, что никогда не случится.

Но Вождь не стал задавать вопросов.

В последний раз моргнув и более не замечая расплывчатой тени Червя перед глазами, мужчина встал с колен, загнал меч в ножны и подошел к Флавию. Тот неспешно поднялся с германского стула и встал рядом.

Вождь сел на привычное место.

— Я рад вас видеть… друзья. Хочу, чтобы вы ими были… нет, прошу вас ими быть.

Гиза подняла на Вождя свои, наконец, высохшие от слез глаза.

Флавий облокотился о высокую спинку стула.

Мариус снова нахлобучил свою шляпу.

Миландра улыбнулась и растворилась в сером ничто.

Она больше не беспокоилась за первого из Античервей. Он сам по себе сила, а с этими тремя — так и вовсе лучшее, что было создано человечеством для защиты самого себя.

Значит — мир будет таким, каким он должен быть, а не каким хотят видеть его эгоисты из будущего. И пусть люди этой реальности вымрут. Смерть — это еще не конец.

И потом… Если мир не вернется в первоначальное состояние, то тем интересней. Вселенная не любит проторенных маршрутов. Главное, чтобы они были полны жизни, и кто знает… Быть может, эти четверо смогут проложить для человечества действительно бесконечный путь.

Конец.

Москва, 2007

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/