ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

1.1

 

Дети с приглушенным визгом носились проходами – еще тот возраст, когда мальчика сразу не отличить от девочки. Время от времени родители одергивали детей. Те старались слушаться, но их стараний хватало ненадолго. Впрочем, родители сами устали от собственных поучений.

Был поздний час. В желтой полутьме зала ожидания Ольга спала, уронив голову на спинку сидения. Через ее протянутые ноги перепрыгивали дети.

Ожидание всегда утомительно, если только в это время не спать. Сон же приходит легко, когда ему помогает усталость. Мертвецкая усталость – при этом голова сама ищет опору.

Стараясь успеть на поезд, она поднялась с зарей. Три километра до железнодорожного полотна нужно было пройти пешком, с сумкой, полной гостинцев, а это не один килограмм веса. Но она не жаловалась, привыкла. Отец лежал в госпитале для ветеранов войны, старший брат сидел за воровство. Такое случается. Госпиталь находился в центре города, колония – в пригороде, а деревня, в которой она жила – с противоположной стороны. То есть, если колония размещалась на запад от города, то деревня – на восток. Чтобы успеть к обоим, она приезжала утренним поездом, сначала наведывалась к отцу, затем садилась на рейсовый автобус, подвозивший ее к колонии, и к концу дня, когда время свиданий истекало, возвращалась на вокзал. Отсюда рано поутру уходила электричка.

Она не была старой – далеко не старой, однако прятала волосы под платком, ничуть не заботясь о внешности. А еще потертый плащ был на ней и туфли с неоднократно менявшимися набойками. За толстыми колготками не разглядишь и ног. Сюда бы еще узелок из белой простыни.

И ее-то уж дети наверняка не беспокоили. С чего-то вдруг они завизжали у нее над ухом, а она только скрестила руки на груди и поглубже спрятала ладони у себя подмышками.

За стеклянной дверью в конце зала находился вокзальный ресторан. В буквальном смысле через стену столик ресторана занимали двое молодых людей. Эти двое не были ворами в смысле профессии: то есть, конечно, украсть они могли, но только при случае. В настоящей переделке они пасовали. В другом месте это были тихие мальчики, смотревшие в рот наставнику. Так, мелкота. Шпана дворовая. Хотя по ним не скажешь: один сидел в непринужденной позе, закинув ногу за ногу, другой выложил на стол пачку самых дорогих сигарет. Самых престижных из продававшихся в вокзальных киосках. Они были одного возраста. Но один все же выделялся – раскованностью. Так ведет себя только завсегдатай. Догадайтесь, который. Видимо, он-то и привел сюда второго. Здесь он мог почувствовать себя главным. Непринужденно щелкнув пальцами, он подозвал официанта. И назвал его запросто, по имени.

Это была их территория. Вернее, так они говорили, с гордостью произнося: «наша». На самом же деле территорию контролировал один такой авторитет, бывший блюститель закона, а они только работали на него. Но в отсутствие босса считали себя полноправными его представителями, и уважение, которое местные воротилы испытывали к их боссу, забывая о нем, относили частенько на свой счет.

Поэтому они и вели себя так уверенно, воспринимая окружающих как нечто, существующее с их согласия, и глядя сквозь ментов.

Выйдя из ресторана, они оказались в том самом проходе, в котором спала Ольга.

– Смотрите-ка, разлеглась! – возмутился главный, будто бы лично ему нанесли оскорбление. – Прямо как у себя дома! Даже сумочку бросила так, словно не боится, что уведут!

Он остановился, кусая губу и снова окидывая ее возмущенным взглядом.

– Спорим, я сейчас сниму с нее туфли, и она ничего не почувствует.

Второй презрительно оттопырил губу.

– Зачем тебе ее туфли?

– А пускай не зевает!.. О, смотри, шнурок развязался!

Он присел, будто бы затем, чтобы поправить шнурки на кроссовках. Спортивная сумка, которую ему пришлось положить на пол, как нельзя более кстати закрыла его руки от посторонних глаз. Туфли слетели с ее ног запросто, словно были на два размера больше, и преспокойно переместились в сумку.

– Учись! – сказал он, выпрямившись.

Только двое малышей, притаившихся за соседним рядом сидений, раскрыв рты наблюдали за этими действиями. А когда воры ушли, снова со смехом погнались друг за дружкой.

По пути главный выбросил туфли в урну.

Тут другой засомневался.

– Послушай, Сашок, а может, не надо было? Холодновато все-таки!

– Тарас! Что с тобой – на солнце перегрелся? – главный рассмеялся, похлопав его по плечу. – Не боись, ничего с ней не случится! Эти колхозницы, знаешь, какие они выносливые! Никакая зараза их не берет! Они же закаленные.

Парни вышли на улицу.

– Гляди, и ночь не такая уж холодная.

Повевал мягкий, по-весеннему теплый ветерок. Тарас посмотрел на небо: звезды мерцали в разрывах облаков.

– Брось! – повторил тот, все еще улыбаясь.

– Ладно, проехали, – вздохнул Тарас, припоминая заодно, что оставил дома непросмотренную кассету. – Будешь порнуху смотреть?

– Что за вопрос! Конечно, буду!

– Ну тогда едем ко мне.

 

 

Ольгу привезли в больницу с высокой температурой. Она мерзла и не понимала, что ее пожирает огонь. Трое суток она металась в бреду, пока ей делали уколы и ложили компрессы на лоб. Потом температура спала. Но врачи уже установили диагноз: воспаление легких.

И снова пошли уколы, только теперь у нее перед глазами все время маячили железные поручни кровати и белая стена больничной палаты. Она успела их возненавидеть, потому что это было все. Из дальнего угла доносилось чье-то кряхтение, временами переходившее в стоны. Чье-то, потому что женщина эта почти не вставала, и Ольге ни разу не удавалось как следует ее разглядеть. Это никогда не прекращалось, даже ночью она слышала вздохи. Еда была невкусной, но вносила хоть какое-то разнообразие, и Ольга ждала времени обеда и ужина с нетерпением.

Впрочем, с каждым днем ее состояние улучшалось. У нее окончательно спала температура, а после очередной рентгеноскопии ее перевели в другую палату. За ней явилась медсестра в сопровождении санитарки и без лишних пояснений предложила идти следом. Ольга еще даже не успела сообразить, что происходит.

Санитарка, показавшая ей новое место, обращалась с нею, как с манекеном.

Вскоре Ольга убедилась, что перемена эта к лучшему. Она уже не слышала жалоб и стонов, больные не нуждались в посторонней помощи, чтобы выйти в коридор, убивали время за игрой в карты, одним словом, это была палата для выздоравливающих.

Они как раз резались в «дурака», сидя на ее кровати, когда санитарка подвела Ольгу:

– Вот оно, твое место. Ну-ка, девочки…

Но «девочки» поступили иначе: они и новенькую тоже вовлекли в игру. Ей вовсе не хотелось, но по их лицам Ольга поняла, что с ней больше не заговорят, если она откажется.

Когда «девочкам» надоели карты, они вышли покурить. Ольга воспользовалась моментом, сняла халат и прилегла. Не успела прилечь, как в палату вошла какая-то женщина.

Это была редкой привлекательности блондинка: лицо витринной куклы с длинными ресницами. Ресницы и вправду были как бы преувеличенно броские, и Ольга не могла понять: искусственные они, или же это в самом деле такой щедрый дар матушки природы. Элегантное платье с брошью выглядывало из-под накинутого белого халата. Даже тут, где все пропитано медикаментами, выжил запах французских духов, который она принесла с собой. Ее грациозная походка для Ольги, выросшей в деревне, была чем-то из другого мира. Ольга разглядывала ее с особой формой зависти. Она дается тем, кто твердо знает, что никогда не будет походить на свой идеал и поэтому смотрит на него в спокойном смирении.

Дама окинула взглядом пустую палату и остановилась на Ольге.

– Вы новенькая?

– Откуда вы знаете? – простодушно удивилась Ольга.

Вместо ответа женщина достала из сумочки почтовый конверт, только без марки. Теребя конверт, она глазами еще раз прошлась по столу, застеленному белой скатертью, а там и по тумбочке, стоявшей возле Ольги.

– Вас перевели на выздоровление из другой палаты?

Она постукивала ребром конверта о перевернутую ладонь. Тот был заклеен, но не подписан. Ольга не сдержалась, она посчитала себя вправе помочь ей преодолеть нерешительность.

– Что в этом конверте?

Дама прекратила постукивание и взглянула на конверт, словно успела забыть, что он у нее в руках.

– Ну, здесь… возможно, чья-то судьба: жизнь или смерть.

Ольга взглянула на нее с добродушным упреком.

– Вы можете влиять на судьбу?

Но та смотрела в другую сторону.

– Влиять? Ну что вы! Это было бы слишком замечательно.

– Значит, предвосхищать?

– Ну, это умеет каждый.

– Я не умею, – со вздохом призналась Ольга.

– К сожалению, это мало что дает. Люди все равно поступают по-своему.

Ольга снова показала на конверт:

– Кому оно предназначено?

– Адресат сам его найдет. Он узнает его и без подписи.

– Тогда чья же это судьба? – Ольга с любопытством следила за ее рукой, играющей тоненьким конвертиком.

– Чья-то, – повторила экстравагантная дама. – Но не ваша.

– Но вы же только что вынули его, из вашей сумочки. Зачем, в таком случае?

– Да. Я думала его оставить. Только он предназначен кому-то другому.

– Они все вместе вышли покурить. Если хотите, оставьте мне, я передам.

– Я так и собиралась поступить. Но уже передумала.

Она опустила конверт обратно в сумочку, после чего изучающе присмотрелась к Ольге.

– Кажется, вы тоже хотите знать свою судьбу?

– Вы непохожи на гадалку, – смутилась Ольга.

– А вы почем знаете? – вызывающе бросила дама.

Ольга заколебалась.

– Ну... Я думала, что гадают только цыгане.

– Цыгане жульничают. У них на уме только одно: как бы выманить у вас деньги.

– А вы… – все еще с недоверием протянула Ольга.

– Я – другое дело. Это не моя профессия. Стало быть, и обманывать незачем… Так вы хотите знать, что вас ожидает?

Ольга, колеблясь, промолчала. Она попрежнему считала разговор пустой болтовней, но ей стало интересно.

Таинственная дама взяла ее ладонь в свою.

– Вы ведь сельская девушка, верно?

Ольга прислушивалась к ней с нарастающим вниманием.

– Хотя разговариваете, как городская. Этот ваш словарный запас никак не деревенский. Выдает вас только произношение.

– Я школьный учитель, а по вечерам заведую библиотекой.

– А вот так говорить не следует, – пожурила та.

– Но если это правда!

– Я имела ввиду другое. Раз вы библиотекарь, привыкайте выражаться грамотно.

Ольга смущенно промолчала. Дама продолжала изучать ладонь.

– Ваша линия жизни… Здесь она ровная, просто идеальная. Вам очень повезло. У вас не бывает угрызений совести. Тут вы заболеете... Вам видно? А это… О! Тут что-то произойдет. Послушайте, скоро за вами явится принц! Да, да, принц!

Ольга смутилась и торопливо выдернула руку.

– Не обижайтесь. Я только читаю по вашей ладони. Это будет ваш принц. Он явится сюда, очень скоро, и круто изменит вашу жизнь.

У нее на глазах Ольга начала густо краснеть.

– Вы сами только об этом и думаете, правда ведь? Не бойтесь. Со мной-то можно говорить прямо: я сейчас уйду, и мы больше не встретимся. С этого дня наши линии не пересекутся, это точно.

Но Ольга уже готова была рассмеяться.

– Давайте-ка теперь я вам погадаю.

– Ах, вот оно что: вы мне не верите! Но ведь не я это все придумала. В конце концов, я могу и сама не верить. Вот вы можете не всему верить, что написано в учебнике, однако же учите этому детей… Ну ладно. Хотите, попробуем на картах?

Пока Ольге было все равно, дама потянулась за колодой, оставленной в разбросанном виде на соседней кровати. Перетасовав колоду, протянула ей.

– Снимайте… Да нет же, не так! Левой рукой к себе.

Она разложила карты.

– Вот он, ваш бубновый король, ваш принц. Так, посмотрим, – она аккуратно поправила карты вокруг короля. – О, большие деньги! Ну, это же естественно, где он – там и богатство… Препятствие… Тоже верно, – она внезапно замолчала.

Ольга смотрела на ее руки выжидающе, будто верила всему, что она говорит.

– А вот и опасность! – дама вдруг постучала пальцем по карте. – Видите, семерка крест. Она предупреждает: остерегайтесь опасности, она близка! Вашему королю грозит серьезная опасность!

Кажется, даму это очень взволновало, зато на Ольгу не произвело впечатления.

– А я? – поинтересовалась она. – Где же тут я?

– Торопитесь узнать свою судьбу? Всему свое время… Впрочем, вот ваша карта… Господи, да это женщина! Смотрите, она между ним и вами! Так я и знала! Вот она, опасность! Это женщина! Стойте… Она в ногах у короля. Ну конечно: она отвергнута. Берегитесь отвергнутых женщин! Берегитесь! Она его ненавидит, но и вам отомстит, когда вы попытаетесь занять ее место!

От ее дрожащего голоса Ольге стало зябко. Она потянула на себя одеяло, и карты посыпались на пол. Не обращая на них больше внимания, дама протянула руку и поправила слипшиеся волосы на голове у Ольги.

– Вы еще не причесывались сегодня? – спросила она. – Сколько вам лет?

– Двадцать шесть.

– А выглядите на все тридцать пять, – дама осуждающе покачала головой. – Ну как так можно! Что вы с собой сделали? Посмотрите на себя в зеркало. Ведь вы красивы. У вас правильные черты лица, замечательный профиль. Немногие женщины могут похвастать таким профилем. А кого я тут вижу? Замухрышку, глупую провинциальную замухрышку! Да, вот именно, ко всему еще и глупую, потому что только последняя дурочка может надеяться, что мужчина увидит в ней душу и закроет глаза на внешность, – она порылась у себя в сумочке и достала оттуда косметический набор. – Вот, возьмите. Приведите себя в порядок. А еще вам нужно изменить прическу. Ваш принц и не взглянет в вашу сторону, если вы будете так же выглядеть, как сейчас.

Ольга взяла косметичку – нерешительно, но взяла. Она почувствовала себя задетой, хотя и не обвиняла в этом ее. Дама встала, отодвинув табурет.

– Как же я его узнаю? – вдруг спросила Ольга, понимая, что таинственную даму она никогда больше не увидит.

– О, вы его сразу узнаете! Можете быть спокойны.

– Когда?

– Скоро, очень скоро!

 

 

Первым делом Ольга вымыла голову. Пока волосы сохли на бигуди, она красила брови. С непривычки многовато положила туши, пришлось все смывать и ложить снова. Зато когда она вернулась в палату, соседки разинули рты. Наконец одна выдохнула:

– Блеск!

Ольга почувствовала облегчение.

– Ого! Мы собрались замуж?

На этот раз Ольга покраснела, но все засмеялись, и она тоже. Она сомневалась, говорить или нет о странном посещении, и в результате призналась лишь в одном, а именно, что она гадала на картах (сама), и карты пообещали ей, что скоро она получит приятное известие.

А все же дама сказала правду. Как в том, что он появится, так и в том, что Ольга его узнает. Не узнать его было невозможно. Едва он вошел, Ольга сразу поняла, что это он.

Ему было около тридцати пяти. Строгое фотогеничное лицо, густые волосы без малейшего упрека зачесаны назад, артистизм в каждом движении. Великолепный светлый костюм от какого-нибудь Кардена сидел на нем, как влитой. Настоящий принц! Мужчина с обложки дамского журнала. В руке он держал букет орхидей. Она испуганно ахнула, да так и прикипела к нему глазами.

Ее принц без подсказок находил дорогу. С порога он уверенно развернулся в ее сторону, как будто знал заранее. Только увидев Ольгу, лежащую на кровати, он будто спустился с небес. Она с тревогой заметила его колебание и про себя умоляла: ну же, ну же, подойди ко мне!

Впрочем, она так на него смотрела, что он и сам уже не мог отвести глаз. Тут-то и случилось чудо: принц подошел к Ольге и вручил взлелеяный в ее мечтах букет цветов.

– Это вам… Да держите же! – требовательно добавил он, потому что она не решалась к ним прикоснуться.

Она взяла цветы, еще не веря, что все это на самом деле. У нее пересохло в горле, она не могла выдавить из себя ни слова. Ей хотелось его остановить, но она не знала, как. А он, не дождавшись слов благодарности, развернулся и ушел.

Ольга пришла в отчаяние. Как, и это все? Короткая мимолетная встреча, будто вспышка молнии в ночь.

Соседки на этот раз не шутили. Они только многозначительно подбадривали ее глазами. И это было хорошо, потому что если бы кто-то попробовал произнести хоть слово, она непременно вылила б на него всю свою досаду.

Вдруг Ольга вспомнила о следующем предупреждении гадалки: о грозящей ему опасности. Она уронила цветы и, сорвавшись с кровати, бросилась к выходу. Соседки совсем остолбенели. На ходу натягивая халат, громыхая шлепанцами по ступенькам, Ольга сбежала вниз, но там его уже не было. Она посмотрела сквозь стеклянную дверь парадного входа, и увидела его садящимся в автомобиль. Шофер захлопывал за ним дверцу. Даже номер полностью нельзя было разглядеть из-за мелькающих пешеходов. Ольга в отчаянии прижала ладони к стеклу.

За спиной она услышала голос санитарки:

– Эй, милая, давай-ка на процедуры. Успеешь за мужиками нагоняться.

– Вы не знаете, кто это был? – спросила она с надеждой.

Санитарка махнула рукой.

– Я на них давненько уже не смотрю. Мне моего хватает. Да и зачем он тебе? Эх, девонька, не твоего сапога пара, – обняв ее, она шепнула на ушко. – Поспрашивай у наших водителей. Таких машин в городе раз, два, и обчелся. Только важные господа на них ездят.

 

1.2

 

После выписки прямо из больницы Ольга подалась в автоинспекцию. Она могла ехать домой, но сначала хотела найти принца. Она обратилась к дежурному, дежурный отослал ее к молоденькому лейтенанту, а уж тот вспотел, выслушивая ее путанные пояснения. Для начала он попросил ее назвать запомнившиеся цифры номера. Затем описать автомобиль. Она сделала это, как смогла.

– Но я вас не про цвет спрашиваю, – задергался он. – Сейчас меня интересует марка машины.

Вскоре он уже сам предлагал варианты, а она отвечала либо утвердительно, либо отрицательно. Более или менее определившись, он выложил перед ней пачку фотографий. Кончилось это тем, что у лейтенанта глаза полезли на лоб.

– Ну, что там у тебя стряслось? – сзади подошел усатый службист в форме майора.

– Да вот, дамочка потеряла «шестисотый Мерседес».

Майор постарался получше разглядеть оригинальную клиентку.

– Любопытно. И как же ее угораздило?

– Она утверждает, что остановила попутку, а когда вышла, то обнаружила, что забыла сумочку. Она уверена, что сумочка осталась в машине.

– Я положила ее на сидение, – сказала Ольга. – А в ней деньги.

– И много? – спросил майор.

– Что? – не поняла Ольга.

– Я спросил, много ли денег. Назовите сумму.

– Ну… сто гривен.

– Итак, сто?

– Нет, сто двадцать!

– Значит, в вашей сумочке было сто двадцать гривен, когда вы остановили попутку, «шестисотый Мерседес»? – майор шевельнул усами и поманил ее пальцем. – Подите-ка сюда. Знаете, что? Эти люди снимают девиц по сто долларов за час, и обычно по телефону, или посылают за ними своих водителей. Если вы хотите меня убедить, что вы из их разряда, то я скорее подамся в балетную студию. Быть может, вам и не нравится, что я отказываюсь считать вас супермоделью, но я тоже не люблю, когда ко мне с самого утра приходят взбалмошные дамочки и начинают вешать лапшу на уши. Так вы попрежнему хотите, чтобы мы занялись поисками вашего автомобиля?

Ольга и слова лишнего не добавила к тому, чему ее научили водители. Они вот только не знали, что речь пойдет о «шестисотом Мерседесе», она не успела им его описать. Впрочем, ей отступать было некуда.

– Ну что ж, – согласился майор, – хорошо. Таких машин у нас всего три, – он взглянул на лейтенанта, тот в подтверждение кивнул головой. Затем опять Ольге. – Я не стану вызывать владельцев сюда, – затем лейтенанту. – Поезжай с ней по этим адресам, и проверь. А если то, что она тут наговорила, не подтвердится, привези обратно, и мы упечем ее на пятнадцать суток за намеренное введение в заблуждение органов правопорядка. Так-то вот, – он пригладил усы в знак окончательного утверждения вердикта.

 

 

Первым оказался крупный предприниматель из «новых». Про себя Ольга заранее вычеркнула его из списка. Не умом – сердцем. Ее был принц, другим она его не представляла. По крайней мере, в одном она успела убедиться. Он знал, что ему идет, а что нет, и с блеском это использовал. Тогда, в больнице, она успела это почувствовать. Здесь же был разжиревший лавочник. Мешок денег при совершенной безвкусице: огромный особняк, и полное отсутствие свежего воздуха, каждый метр использован с практической выгодой. Вот она где, жадность.

Следующего Ольга исключила тоже раньше времени, только методом попроще, по шоферу. Автомобиль стоял у парадного. Тот шофер был другой.

Последний, третий адрес они посетили в час уже довольно позднего утра, то есть в такое время, когда хозяев можно было и не застать, поэтому Ольга очень беспокоилась. Это был двухэтажный дом на окраине, в конце тихой улочки, недавняя постройка, однако по оригинальному проекту, что случается редко. Клумбы, газоны, живое заграждение из подстриженных туй. Ухоженный сад позади дома. Ничего кричащего, но в целом весьма приятный вид.

Калитку открыл привратник – плотный, бородатый, словно дьякон из сельской церкви. Напрасно они рассчитывали услышать хоть слово из его уст. Он скромно стоял перед ними и ждал, прячя взгляд, будто был в чем-то виноват.

– Э-э… – протянул лейтенант. – Мы, собственно, к хозяину, Павлу Юрьевичу.

Привратник что-то промычал и неуклюже развернулся, видимо, предлагая идти за ним. Первым взойдя на крыльцо, он толкнул дверь, но сам не вошел, только посторонился, уступая дорогу.

Ольга была поражена: такого великолепия в своей жизни она еще не видела. Но был и обратный эффект. В зеркале, стоившем автомобиля, который они искали, Ольга увидела себя и вспомнила, кто она и где ей место. Впрочем, ее восторг еще не означал посяганий на всю эту роскошь. Да и хозяевам он скорее бы уж польстил, чем показался оскорблением.

– Здравствуйте! Чем обязан? – прозвучал сзади уже знакомый голос.

Павел вышел в домашнем халате. По нему было заметно, что он только недавно проснулся. Но и в халате он заставлял ее чувствовать себя крестьянкой.

– Простите за ранний визит, – произнес лейтенант очевидную глупость, затем только снял фуражку и представился.

– Прошу вас, – Павел жестом указал на мягкий диван, стоявший полукругом, сам же уселся напротив, закинув ногу на ногу. Несмотря на голые ноги в тапочках, все было настолько естественно, что не испортило первого впечатления. Скорее это они чувствовали себя неловко.

– Видите ли, – лейтенант показывал всем своим видом, насколько его смущает собственная миссия, – эта женщина утверждает, будто вы подвозили ее в своем автомобиле. Поймите меня правильно... Я обязан спросить: правда ли это?

Павел возмутился.

– Что за нелепая выдумка!

– И я того же мнения, – быстро согласился лейтенант, не стесняясь присутствия Ольги. – А еще она говорит, будто забыла на сиденье сумочку, а в ней были деньги, всего сто двадцать гривен.

– Ах вот значит, как! Нет уж, извините, со мной такие номера не проходят!

– Не сердитесь, я всего лишь выполняю свой долг. И поверьте, мне очень неприятно, что мы вас потревожили.

– Постойте! – Ольга вдруг вмешалась и посмотрела Павлу в глаза. – Вы меня не помните?

Тот окинул ее взглядом с ног до головы и спросил у лейтенанта:

– Кто эта сумасшедшая?

Лейтенант тронул Ольгу за локоть.

– Идемте. У нас с вами еще дело в полиции.

– Какое дело? – поинтересовался Павел.

– Мой шеф обещал устроить ее на пятнадцать суток, если окажется, что она морочила нам голову.

– Будто оставила деньги в моей машине, так, что ли? – Павел насмешливо качнул головой.

Лейтенант тоже усмехнулся.

– Я и сам вижу, как это все…

– Вы забыли! – с упреком бросила Ольга, не дав лейтенанту закончить фразу. – Вы меня совсем забыли! – повторила она разочарованно. – Ладно, я напомню. Больница, орхидеи. Вы подарили мне целый букет орхидей.

Павел повнимательней присмотрелся к Ольге.

– Ах вот оно что! Да, теперь я вас узнал. Ну, в этой одежде… Тогда на вас была, если не ошибаюсь, больничная рубашка.

Ольга опустила глаза.

– Да, как это все странно, – продолжал он. – А… при чем же тут мой автомобиль? И ваша сумочка?..

Ольга кинула на него умоляющий взгляд.

– Ну хорошо, – Павел повернулся к инспектору. – Лейтенант, действительно, я узнаю эту женщину. Я вспомнил, что однажды подвозил ее, и даже… – он оглянулся в поисках бумажника. – Ах вот он… И даже нашел на сидении забытую ею сумочку. Вы, кажется, сказали, сто двадцать гривен? Все правильно, вот они, – он достал из бумажника деньги и протянул их Ольге. – Берите, что же вы!

Лейтенант вытаращил глаза.

– Я рад, – наконец промямлил он, совершенно сбитый с толку, глотая слюну. – Рад, что все прояснилось!

– Да, все прояснилось, – подтвердил Павел.

– В таком случае, не смею больше вас задерживать. Извините за беспокойство. Всего доброго!

Он направился не в ту дверь, заметил свою оплошность, еще раз извинился, наконец с фуражкой в руке и папкой подмышкой выскочил за порог.

 

 

Ольга положила деньги на столик.

– Хорошую же историю вы придумали с вашей сумочкой, – покачал головой Павел.

– Это не я. Хотя, впрочем, все равно.

– Вы одурачили автоинспекцию. Ваше счастье, что у вас нет прав.

– Простите, но если б не она, как бы я вас нашла?

– Вы меня искали? – он снова удивился.

– С той самой минуты, когда вы ушли.

Павел встал, подошел к окну, отвернул краешек занавески. Сквозь решетчатую ограду было видно, как выруливала машина с «мигалкой».

– Насколько я понимаю, у вас для этого были свои причины.

– Серьезные причины, – вздохнула она. – Даже не знаю, как начать, ей Богу.

– Вы уже столько натворили. Думаю, смелости вам не занимать.

– Ну, это лишь потому, что дело не во мне, оно касается вас.

– Меня? Вот как! – Павел снова сел напротив. – Продолжайте.

– Вам угрожает опасность.

Ольга замолчала: она хотела посмотреть, как он отреагирует.

Павел ободряюще кивнул.

– Говорите. Я вас слушаю.

– Вам угрожает серьезная опасность, – повторила она увереннее. – Со стороны женщины. Отвергнутой женщины… – она вдруг спросила истерично. – Вы верите в судьбу?.. А в предсказания?

Он равнодушно пожал плечами.

– Но если судьбы все равно не избежать, к чему тогда предсказания?

– Может, как раз для того, чтобы выбрать отпущенную вам судьбу. Может, предсказание, это и есть одно из звеньев судьбы.

– Любопытно! Где вы этого набрались?

– Я библиотекарь.

– У вас обширная библиотека… Ну, а ваше предупреждение, чем оно вызвано? Тоже предсказанием?

Ольга замялась. Она еще не знала, как заставить Павла поверить, в то же время скрыв от него, что гадалка дословно предсказала их встречу в больнице.

Пока она мучилась сомнениями, в глазах Павла проблеснул неожиданный интерес.

– Кажется, они собирались упрятать вас на пятнадцать суток? И вы рисковали только ради того, чтобы меня предупредить?

Ольга смущенно отвела взгляд. Павел, в очередной раз вскочив, взволнованно прошелся по комнате.

– Вы зря вернули мне деньги, – он показал на лежащие до сих пор сто двадцать гривен. – Возьмите, ведь это я вам их дал… Почему вы не берете? Не бойтесь, все было законно, при свидетелях.

– Не нужны мне ваши деньги! – возмутилась Ольга. – Деньги, деньги… Вы, богачи, все меряете деньгами.

– Не обижайтесь. Мне приходилось иметь дело с разными людьми. А о вас я почти ничего не знаю.

Поглаживая подбородок, он остановился сбоку от Ольги. Чтобы его увидеть, она рисковала вывернуть шею. Зато теперь он был намного ближе к ней.

– Это не вас ли разули на вокзале?

Прочитав удивление на ее лице, он рассмеялся.

– Ну, уж эту-то историю вся больница знает. Тут карты не нужны. Кстати, я могу найти вашего вора. Хотите?

– Спасибо, нет.

– Отчего же? Я с удовольствием сделал бы вам что-нибудь приятное.

– А что в этом приятного?

– Ну, это как посмотреть. А впрочем, воля ваша. Да, и еще мне кое-что известно о вас. Ваш отец в настоящий момент лежит в госпитале, здесь, в городе, а брат отсиживает срок в исправительной колонии. Так ведь?

Ольга стрельнула в него глазами и прикусила губу.

– Сами вы живете в деревне и, конечно, вам приходится несладко, разрываясь между домом, госпиталем и колонией. Угадал? Как видите, я тоже кое-что умею. И знаете, что мне сейчас пришло в голову? Я как раз подыскиваю домработницу или, скорее, гувернантку, и вы мне очень подходите. Вы деревенская девушка, неизбалованная, трудолюбивая. Думаю, незачем спрашивать, умеете ли вы готовить, стирать, в общем, вести домашнее хозяйство. Я не держу прислуги. Не хочу, чтобы мой сын рос изнеженным неумехой. Если рядом горничная, готовая в любую минуту повесить на вешалку твои штаны, это неизбежно. Привратник, который вас сюда впустил, нужен мне лишь для того, чтобы пускать пыль в глаза моим гостям. Когда дверь открывает привратник, они проникаются ко мне уважением. Вообще-то мы отдаем белье в прачечную, а обеды привозим из ресторана. Но детям нужно внимание. Вы меня понимаете?.. А с другой стороны, вы будете жить в моем доме, получать приличную зарплату, и сможете в любое время навещать ваших родственников. Вам подходит мое предложение?

– Простите за нескромный вопрос. Где ваша жена?

Ольга тотчас пожалела, что спросила об этом. Павел будто с цепи сорвался.

– Послушайте, как вас, Ольга! Если вы хотите остаться в моем доме, вам следует усвоить первое правило, обязательное для всех, кто живет со мною под одной крышей: никогда, ни единым словом не вспоминать о моей бывшей жене. Вы этого не знали, поэтому я вас не виню. Но впредь – пожалуйста… вы меня поняли?

Ольга тихо кивнула. Он ее так напугал, что теперь она и сама не захочет ничего знать.

– Вот и хорошо, – Павел уже успокоился. – А сейчас, если вы не против, я познакомлю вас с детьми. Идемте со мной.

Они поднялись на второй этаж лестницей, ведущей непосредственно из гостиной. Павел распахнул дверь детской. В первый момент просторная комната показалась Ольге пустой. Но, присмотревшись, она заметила, как оживает кукла на спинке дивана в дальнем углу. На звук шагов из-за дивана осторожно выглянула голова с короткой челкой на лобике. При виде отца она поднялась в полный рост – хорошенькая девочка лет шести с умными, но как бы ожидающими упрека глазами.

– Это Ириночка. А где же Юлик?

Малышка показала головой на дверь, соединяющую смежные комнаты.

– Он занимается.

– Позови его.

Девочка побежала, и вернулась вместе с братом. Мальчику было лет четырнадцать. С первого же взгляда он показался Ольге уж очень застенчивым. В его-то возрасте! Ей приходилось иметь дело только с хулиганами. Что ж, подумала она, в такой семье все иначе.

– Дети, я хочу вас познакомить с Ольгой, – сказал Павел. – Ольга будет вести хозяйство в доме. Она также будет вашей гувернанткой. Поэтому вы должны во всем ее слушаться, – подумав, он добавил. – Я хочу, чтобы вы мне это обещали.

– Обещаем, папа, – ответил за обоих Юлик.

Ольга обратила внимание, что после того, как Павел представил ее в качестве гувернантки, интерес к ней заметно вырос. Но если Ириночке еще нехватало нескольких лет, чтобы понять происходящее, то Юлик свой интерес тщательно скрывал за разными примитивными ужимками, свойственными его возрасту.

– Юлик учится в специальной школе, для одаренных детей. Вообще-то это не столько его заслуга, сколько результат моей спонсорской деятельности в пользу этой школы. Мне пришлось нанять репетиторов, чтобы поднатаскать его по математике и английскому. Не ударить же лицом в грязь.

Ольга заметила, как Юлик быстро опустил глаза. Что было в этих глазах?

– Извините, Павел Юрьевич. Я бы хотела с ними поближе познакомиться. Но ваше присутствие…

Кажется, Павел простил ей: сразу нахмурился, но потом обмяк.

– Конечно. Только сначала я покажу вам дом.

 

 

Экскурсия заняла около пятнадцати минут. Шутка ли! Одних дверей Ольга насчитала больше двадцати. На третьем десятке она сбилась со счета. Огромный пустой дом. Биллиардная, библиотека, тренажерный зал, столовая, кухня, и еще масса жилых и подсобных помещений. Она никак не могла понять, зачем их столько. Небольшой бассейн изогнутой формы, обсаженный экзотическими растениями, изумительной красоты ванная и две действующих душевых. Ванной в настоящее время не пользовался никто, а душевые распределялись так: одна – Павла, другая – детская.

– Я распоряжусь, чтобы вам подготовили отдельную душевую. А пока можете пользоваться любой, – разрешил он.

Это было, конечно, демократично, тем не менее она уже решила для себя выбрать детскую. Может, по инерции, а может, и нет, но Павел оставался для нее чем-то вроде идола, она уже не могла иначе, кроме как восхищаться им и трепетать.

– Ну вот и все ваши владения, – сказал он, закончив водить Ольгу по дому.

– А вот эта дверь? – крутые и очень узкие ступени заканчивались дверью, на которой висела колодка. Дверь была из толстых досок, а верх имел форму овала, как в давние времена.

– Нет, нет! – поспешно остановил ее Павел, в буквальном смысле стащив со ступенек. – Там чердак. Туда вам входить незачем.

Ольге показалось, что это прозвучало как запрет. Он же мог просто пренебрежительно отмахнуться: «Там чердак!». Тем более что на щеколде все равно висел замок. И Ольгу дверь перестала бы интересовать. Но нет, он так разволновался! А спросить напрямую после того, как он чуть с ума не сошел по поводу своей жены, она бы ни за что не посмела. Она с опаской покосилась на запертую дверь в самом верху лестницы и пошла за Павлом.

 

 

Снаружи в дом проник шум въезжающего автомобиля.

– Ну, а с моим водителем познакомитесь сами, – предложил Павел. – Кстати, вот вам ключи, теперь вы будете держать их у себя. Откройте ему гараж.

Это был пышащий здоровьем, круглощекий мужчина с толстой шеей. Кожаная куртка усиливала впечатление упитанности. Спустившись с крыльца и завернув за угол, Ольга чуть не столкнулась с ним лоб ко лбу. Она смущенно извинилась, он тоже, только без тени смущения. В противоположность привратнику, водитель оказался разговорчивым за двоих.

– Вы Ольга? – спросил он густым басом. – А меня зовут Богдан. Как умно было со стороны хозяина взять горничную. Видели? Столько комнат, а лишь раз в неделю приходит уборщица.

– Я гувернантка, – с улыбкой поправила его Ольга.

– Тем лучше! – подхватил тот ничуть не растерявшись. – На вас один раз только взглянуть, так сразу видно: вы любите детей. И спрашивать нечего. Дети будут рады. Они только и знают, что сидят взаперти, – добавил он с легкой грустью.

– Да. В детской как-то сумрачно.

– Правда? Значит, вы тоже обратили внимание?

Водителя из окна окликнул Павел.

– Извините, – сказал Богдан, садясь за руль. – Откройте-ка мне гараж. Хозяин не любит, когда болтают на работе… Вон тот, самый длинный ключ, – подсказал он, заметив, как Ольга беспомощно перебирает связку. – Сколько раз я ему говорил: купите электронный замок. А он – наоборот: дескать, что проще, то надежнее.

Богдан закрыл дверку и опустил оконное стекло.

– Знаете, а вы приятная женщина. Не то, что прежняя его пассия, Лариса. И вообще, здесь давненько не было такой приятной особы, как вы, я это сразу понял. Может, сходим куда-нибудь вместе? Конечно, я не могу предложить вам шикарный ресторан, но на ярмарке с утра до вечера торгуют шашлыками, а чего нам еще надо, верно? Мы люди простые.

Ему было под сорок, и на безымянном пальце он носил кольцо. Но прежде чем ответить, Ольга задумалась над тем, что она только что услышала: ее заинтриговало упоминание о какой-то Ларисе.

– Пожалуй. Как только появится свободное время.

– В таком случае, я за вами как-нибудь зайду, – обрадованно сказал он.

Темный, как ночь, с глянцевым отливом автомобиль самых богатых тихо проскользнул мимо нее вглубь гаража.

 

 

Ольга снова поднялась на второй этаж. Ей не терпелось поговорить с детьми. Первым она увидела Юлика. Полулежа на диване, он терзал учебник.

– Читать нужно сидя за столом. А в такой позе страдает позвоночник.

Ольга и не надеялась, что ее слова так сразу подействуют на мальчика. Но он послушно встал с дивана и сел за стол. Она попробовала сделать еще один шаг.

– И сидишь ты опять же неправильно. Видишь, свет падает с правой стороны, а должен падать с левой. Как только ты захочешь что-то написать, твоя рука бросит тень на бумагу. Давай-ка развернем стол.

И Юлик снова подчинился, не изъявляя никаких признаков неудовольствия. Ольга недоумевала. С таким образцовым послушанием (в четырнадцать-то лет!) она сталкивалась впервые.

– Я хотела бы с тобой немного поговорить.

Он отодвинул учебник и застыл в выжидательной позе. Теперь уже Ольге стало страшновато. Он был целиком в ее власти! Ее пугала ответственность.

– Какое у тебя любимое увлечение?

Он посмотрел на нее непонимающе.

– Ну, может быть, футбол, или, скажем, роликовые коньки? Что тебе больше нравится?

В этот раз, как ей показалось, Юлик был просто-напросто смущен.

– Ну хорошо, – сказала она, не дождавшись ответа. – Допустим, для футбола у тебя нет достойной компании. Для роликовых коньков маловато места. Тогда чем ты любишь заниматься? Может, компьютерными играми? – вспомнила она. – Такие усидчивые мальчики, как ты, часто этим увлекаются.

Но он едва мотнул головой.

– Я учусь. У меня не хватает времени на развлечения.

– Так ты даже телевизор не смотришь? – ужаснулась Ольга.

– Телевизор иногда смотрю (на секунду у нее отлегло от сердца). Но только в основном познавательные программы. Отец считает, что я должен повышать образовательный уровень.

– Вот оно что, – выдохнула она. – По крайней мере никто не скажет, что твой отец о тебе не заботится.

Пора менять тему, подумала она. Возможно, хотя бы здесь она добъется большего успеха. Дети не столь прагматичны, как взрослые.

– Хочешь знать, что меня сюда привело? Я не могу позволить, чтобы с твоим отцом приключилась какая-то беда. Но мне понадобится, возможно, и твоя помощь.

– Вы об этой гадалке?

Ольга обомлела.

– Как ты узнал? Неужели отец…

– Нет! Отец ни за что бы мне не сказал! Я все слышал сам. Стоял за дверью и все слышал, каждое слово.

– Ты подслушиваешь разговоры взрослых?!

Он не ответил, и даже не изменил выражение лица.

– Ну хорошо, – она смирилась. – Тогда ты мне не объяснишь, кто такая Лариса?

– Ну, Лариса, это папина любовница.

– Что?

– Точнее, бывшая любовница.

Ольге послышалось злорадство. Теперь ей стало казаться, будто в помещении нехватает воздуха.

– А где она теперь?

– Не знаю. Они расстались неделю назад. Потому-то отец как чумной. Вы же его видели.

Юлик посмотрел на настольные часы.

– Извините, но я еще и половины домашнего задания не сделал. Отец будет меня ругать, если я не управлюсь вовремя. Можно, я буду заниматься?

– Да, да, конечно! Я отвлекла тебя, прости.

Ольга собралась уходить. У самой двери она остановилась, донимаемая соблазном.

– Только… еще один вопрос.

Юлик поднял на нее глаза.

– Что находится на чердаке – за дверью в конце лестницы?

Внезапно она поймала в них то, что давно отчаялась увидеть: в глазах покорного, запуганного, хоть и неглупого подростка промелькнула искра радостного торжества. Хотя ответ был совершенно серым.

– Ничего особенного. Старый хлам.

Все! Юлик что-то знал, но тоже не хотел говорить. Теперь уже Ольга не сомневалась: от нее что-то скрывают.

 

1.3

 

– Ольга, вы будете ужинать вместе с нами, – объявил Павел, насчитав только три столовых прибора. – Вы теперь член нашей семьи, и я не потерплю, чтобы вы ели на кухне. Принесите, пожалуйста, еще один прибор.

Они разместились вокруг стола. Павел отведал картофельные драники, приготовленные Ольгой, и похвалил с высоты главы семейства:

– Вкусные драники! Дети, вкусные, правда?

Дети послушно подтвердили.

Учуяв запах жареного, в столовую прибежала кошка и взобралась сперва на колени к Юлику. Ольга проследила за мимикой детей и поняла: они не хотят, чтобы узнал отец. Но кошка не усидела на одном месте и решила попробовать на коленях у Ириночки. Было тепло, дома девочке позволяли не носить колготки. По ее гримасе Юлик догадался, что произошло, и приложил палец к губам. Но и это не помогло, едва когти снова вонзились в голые ноги, Ириночка тихонько вскрикнула.

Павел строго посмотрел через стол.

– Дорогая, я тебе что говорил? Кошке в столовой не место.

– Но она сама пришла.

– Так прогони ее.

Ириночка заглянула под скатерть. Кошка невозмутимо следила за нею из-под стола.

– Немедленно прогони ее, – строже потребовал отец.

Юлик пришел на помощь сестренке, громко хлопнув в ладоши под столом. Кошка испугалась и пустилась наутек.

– Нужно держать дверь закрытой, – поучительно добавил Павел. – Я, кажется, не первый раз об этом говорю.

– Извините, – вмешалась Ольга. – Но это я оставила приоткрытой дверь. Я не знала…

Павел смягчился.

– Ну, вам-то незачем извиняться.

Ольга разлила чай в стаканы, себе же достала молоко. Юлик даже не пытался скрыть отвращение.

– Вы пьете молоко?!

– В селе молоко, что хлеб, – усмехнулась она. – Хлеб и молоко, в какую хату ни зайди, всегда на столе.

– А что в этом странного? – вмешался отец. – Пить молоко очень полезно, особенно детям.

Юлик прикусил язык и с неприязнью взглянул на Ольгу: из-за нее теперь его тоже будут заставлять пить молоко.

Меняя тему, Ольга обратилась к Павлу:

– Простите, Павел Юрьевич, мне бы следовало раньше сказать. В кухне сломан выключатель, я вынуждена постоянно прибегать к помощи Юлика, чтобы выкрутить или вкрутить лампочку, если нужно опять включить свет.

Она думала, он скажет: ерунда, я пришлю кого-нибудь. Но реакция оказалась неожиданной.

– Ну вот! – Павел перестал жевать, откинулся на спинку стула и театрально взмахнул руками. – Вот оно! Подумать только: мой сын вкручивает лампочку, не будучи способным отремонтировать простой выключатель! – внезапно рассвирепев, он швырнул вилку на стол. Ириночка опять испуганно моргнула глазами. – Кого я воспитываю? На кого я трачу свою жизнь? Оглянись! – он обвел вокруг себя рукой. – Ты видишь результат моего труда. А сам? Бестолочь! Выключатель не в состоянии отремонтировать! А что ты вообще умеешь делать? Тебе гвоздь в руки дашь, так ты и жалкий гвоздь сам забить не сможешь!

Юлик попытался вскочить из-за стола.

– Куда?! – прикрикнул отец. – Это еще что такое? Ужин не закончен. Я никому не разрешал вставать.

Юлик с трясущимися губами упал обратно на стул.

– Ешь! – приказал отец. – Ешь, я сказал! Ольга для тебя готовила. И раз уж ты в четырнадцать лет ни на что другое не способен, так хотя бы прояви уважение к людям, которые для тебя старались.

Притихшая Ириночка совершенно прикипела к своей тарелке.

 

 

Ольга искала Юлика где только могла, но не видела ни его, ни Ириночки. Она забеспокоилась: уже поздно, детям пора ложиться спать. На всякий случай она решила проверить входную дверь – возможно, кто-то из них на улице. Но дверь была заперта изнутри.

Вдруг она услышала:

– Кис, кис, кис! – и потом снова. – Кис, кис, кис! Мурочка, посмотри только, что у меня для тебя есть!

Голос доносился из-за аквариумной горки. Ольга испугалась: уж не рыбок ли скармливает Ириночка своей любимице? Осторожно заглянув за аквариум, она успокоилась насчет рыбок. Ириночка разворачивала салфетку, в которой было ее сегодняшнее пирожное с кремом. За ужином Ольга видела, как она его прятала в карманчик, но ей и в голову придти не могло, что это для кошки.

Ольга постояла, с ужасом наблюдая, как кошка вылизывает крем. Она уже собралась было тихонько развернуться и уйти, как вдруг увидела: Ириночка разворачивает следующую салфетку. Ольга помнила хорошо, сколько пирожных она всего приготовила, и сколько оставалось в вазе. Каждый взял по одному. Она еще раз сходила на кухню, проверить. Нет, остальные пирожные были на месте. Тогда почему у Ириночки их два? Значит, Юлик тоже…

Возвращаясь, Ольга прошла той же дорогой. Спрятавшись за аквариумом, Ириночка приговаривала:

– Кушай, Мурочка, кушай! Завтра я тебе еще принесу.

Итак, Ириночка найдена, а где же Юлик? Ольга рассеянно бродила по дому. Она обошла весь нижний этаж и заканчивала второй, попрежнему безуспешно. Вспомнила, что прошла мимо той ветки коридора, которая вела к чердаку. Правда, там была одна единственная дверь, и та закрытая на проржавевший замок. Но Ольга решила проверить.

Она еще не завернула за угол, как расслышала непрерывные всхлипывания, а сквозь них прорывалось призывное бормотание:

– Мама! Мама!

Юлик сидел на верхней площадке лестницы, прислонившись спиной к той самой двери, и исступленно молотил кулаком по настилу. Заметив Ольгу, он вскочил на ноги, вытер слезы рукавом и спросил враждебно – таким она его еще не видела:

– Что вам здесь надо?

Ольга поняла, что допустила ошибку, показавшись ему на глаза, и нерешительно остановилась на нижних ступеньках.

– Я хотела только сказать…

– Знаю, что вы скажете! – перебил Юлик. – Уходите! Оставьте меня в покое!

– Напрасно ты злишься на меня. Конечно, это все очень неприятно…

– Не нужно мне ваше сочувствие, – злобно бросил он. – Приберегите для моего отца! А нас с Ириночкой мама защитит!

Ольга не успела и рта раскрыть: Юлик промчался мимо нее.

 

 

В эту ночь Ольга все никак не могла уснуть, напрасно ворочаясь на широкой кровати с резными спинками. Закрыв глаза, она призывала на помощь образы близких ей людей, но последние впечатления оказались сильнее. В каждом звуке ей чудились всхлипывания Юлика. А может, этот звук исходил с потолка? Как раз над нею должно быть то самое чердачное помещение, вход в которое так старательно оберегался, и где она в последний раз обнаружила мальчика. Ольга встала с кровати, прошлась из угла в угол, прислушалась. Нет, ничего подобного. Сверху не доносилось ни единого шороха. Где, где, а на чердаке, так уж точно стояла гробовая тишина.

На следующий день она подошла к Павлу и попросила отпустить детей на прогулку.

– Детям нужен свежий воздух. Посмотрите на Ириночку, какая она бледная. Юлик перегружен домашними заданиями, утром не добудишься.

– Ну что ж. Съездите с ними куда-нибудь на природу. Я скажу Богдану… Только вот что, Ольга, – добавил он, брезгливо оглядывая ее с ног до головы. – В своей одежде вы выглядите, как доярка на ферме, уж не взыщите за прямоту. Я бы предпочел, чтобы женщина, присматривающая за моими детьми, одевалась более, ну скажем, элегантно. Вы меня понимаете? Внизу, в прачечной, должно было кое-что остаться от прежних… – он замялся, – домработниц. Выберите себе что-нибудь на первое время.

Ольга послушалась совета и нашла себе какие-то брюки, она посчитала, что для поездки за город они подойдут больше, чем юбка, и подобрала к ним блузку с цветами, а сверху накинула плащ – могло быть ветрено. В машине она сняла плащ и поймала на себе внимательный, настороженный взгляд Юлика.

– Где вы взяли эту блузку? – не к добру спросил Богдан, после того как они приехали на место, и дети разбрелись по лужайке.

– В прачечной, – Ольга обеспокоенно провела руками по блузке: что она в ней проглядела?

Богдан покачал головой.

– Вам лучше ее снять. Заметили, как Юлик покосился на вас? Эта блузка принадлежала его матери. Хорошо еще, что хозяин вас в ней не видел. Она для него, что красная тряпка для быка. Не представляю, как она там оказалась. Разве что хозяйка отдавала в стирку. Хозяин все вещи своей жены запер в мансарде, а где ключ, знает он один. Если, конечно, он его сразу же не выбросил.

Богдан невольно сам подвел Ольгу к вопросу, который ее мучил с самого начала.

– А… где сейчас его жена? – спросила она настороженно.

– Умерла, – просто ответил он, обойдя муравейник и снова приблизившись к Ольге.

Они прогуливались вдоль опушки, прислушиваясь к голосам детей и наслаждаясь весной. Пора подснежников давно прошла, но деревья радовали нежной зеленью, и молодая трава бархатом стелилась под ногами.

При слове «умерла» Ольга даже остановилась на какой-то миг.

– Умерла?! Я почему-то думала…

– Дети до сих пор не могут ее забыть.

– Вот оно что. Как же это случилось?

– После того, как хозяин выгнал из дому, ее нашли в каком-то притоне почти без сознания.

– Выгнал? За что?

– Она не могла обходиться без наркотиков. Одно время лечилась, потом вернулась домой, но однажды хозяин выдвинул ящичек из ее комода…

– Наркоманка! Выходит, она была далеко не святая.

– Ее привезли в больницу, но спасти уже не успели.

Они помолчали. Ольга что-то вспомнила.

– А что находится на чердаке?

На этот раз Богдан почесал себя в затылке.

– Что вы имеете ввиду?

– Дверь на чердак, она все время заперта. Там висит огромный замок. Меня туда не пустили, объявив, что мне там нечего делать. Все что-то скрывают.

– Извините, Ольга, но вы ошиблись. На чердачной двери никогда не было висячего замка. Хотя я, кажется, догадываюсь, о чем вы хотели спросить. Дверь в конце лестницы, и на щеколде – висячий замок? Как раз над вашей комнатой? Ну так эта лестница, милая моя, ведет не на чердак. Она ведет в мансарду. Да, именно в ту самую мансарду, к которой хозяин и близко никого не подпускает. Ее устроили специально для хозяйки. Видите ли, она увлекалась живописью. Не знаю, правда, что она там такое рисовала, но хозяин ради нее устроил мансарду с отдельным входом со второго этажа, чтобы ей было удобнее туда подниматься. А теперь в нее снесены все ее вещи, и на двери висит замок.

Тут Ольга решила выяснить все до конца.

– А Лариса?

– А что Лариса? Ей пришлось уносить ноги. Дети ее невзлюбили, обслуга тоже, кроме хозяина, некому за ней горевать.

Но Ольга надеялась увязать с Ларисой предостережение гадалки, и хотела знать подробности. Как приятно, что Богдан такой разговорчивый!

– Ну, эта дамочка годилась разве что для парада. Выставки, концерты. Приемы у важных персон. Там она еще могла себя показать. Но в жизни… Ей не удавалось ладить с людьми. Вот вы, например: такая спокойная, приветливая, что вам ни скажи, вы на все отвечаете улыбкой. А эта… Взбалмошная особа. На окружающих смотрела с недоверием, во всем винила детей. Хозяина, так просто достала своими жалобами. Тот к ней прислушивался и отчитывал детей за самые мелкие проступки. Она многого от него требовала, слишком многого. По-моему, это из-за нее все стали друг друга ненавидеть.

– Как же все-таки случилось, что она ушла?

– О, в конце концов она превратилась в полную истеричку. Уверяла, будто ее хотят выжить из этого дома. Жаловалась на ночные кошмары, бывало, посреди ночи слышала сверху чьи-то шаги.

– Она спала в той же комнате, что и я? – быстро переспросила Ольга.

– Вот именно, в той же самой! Понимаете, о чем я?

Ольга задумалась над тем, что она только что узнала о мансарде.

– Нет, нет! – взглянув на нее, заверил с улыбкой Богдан. – И не думайте даже! С тех пор, как мансарду закрыли, никто в нее ни разу не заходил! Видели вы тот замок? Он так проржавел, что скобой прикипел к щеколде. По крайней мере год его не трогали, это точно. Да и вы пока не слышали никаких шагов, я угадал?

– Да, верно, – смутившись, подтвердила она.

– Ну так вот. Лариса потребовала, чтобы ее переместили в другую комнату, на том и сошлись. И что вы думаете: шаги сверху прекратились, но зато с этих самых пор кто-то начал по ночам после полуночи скрестись в ее дверь. Нашу кошку и днем не услышишь, а тут – строго в одно и то же время, всегда только в ее дверь. С чего бы это?

Тут уж Ольга многозначительно покачала головой.

– Ну, а дальше врач прописал ей снотворное, и все бы ничего, да однажды снотворное так быстро подействовало, что она уснула, не выключив светильник. Хозяин, выходивший ночью из своей комнаты, заметил светящуюся щель и, подумав, что она не спит, постучал в дверь. Поскольку Лариса не ответила, он так и решил, что, она, должно быть, попросту забыла выключить свет. Он открыл дверь своим ключом – она ведь так всего боялась, что запиралась на ночь. Итак, он открыл дверь своим ключом, но когда вошел, то сразу же заподозрил неладное и вызвал «скорую», это ее и спасло. Знаете, что: она приняла по меньшей мере десятикратную дозу.

– Ничего себе! – не удержалась Ольга.

– Но и это еще не все. Когда ее вернули к жизни, дамочка в слезах уверяла, будто приняла не больше одной таблетки!

 

 

Время было ехать назад, но Ольга тянула. Она издали посматривала на детей и не узнавала. Дети преобразились, ничем не скованные: дома Юлик, тот бы и пальцем не дотронулся до Ириночки, а сейчас он таскал ее за все части тела, словно куклу, у которой хотят проверить, как она устроена.

– Получается у вас с детьми? – спросил Богдан.

– Честно говоря, пока не очень. Кажется, они и терпят-то меня лишь из страха перед отцом.

– Э, тут вы преувеличиваете.

– Ничуть. Отдать кошке мои пирожные с кремом? Неслыханное дело! Конечно, они это сделали из ненависти ко мне.

– Ну что вы! Это уж слишком! Нет, здесь вы явно ошибаетесь. Эти дети, что бы там ни случилось, не способны на крайности. Возможно, они не сумеют вас полюбить так, как вы того заслуживаете, но и ненавидеть по-настоящему тоже не смогут. В данном случае я говорю не о Ларисе. Вы, другое дело!

Улучив момент, Ольга заговорила с Юликом.

– Знаешь, я по поводу этой блузки. Я ведь и не догадывалась, что она принадлежала твоей матери. Извини. Некрасиво вышло, но ведь ты не будешь на меня обижаться?

Мальчик пожал плечами.

– А вы напрасно беспокоитесь. Меня не волнует, во что вы там одеваетесь. Разве это блузка моей мамы? Ну, тогда это всего лишь блузка. В магазине таких полно. Вам нравится? Ну и носите себе на здоровье. Мне-то что за дело?

Такого Ольга не ожидала: перед нею стоял прежний спокойный Юлик. Она поделилась этой новостью с Богданом.

– Ну а я что говорил! Не беспокойтесь! Дайте им время, и тогда убедитесь сами.

Приговаривая, он фамильярно обнял Ольгу за талию:

– Ольга, Ольга! Вы такая красивая женщина, а в этой блузке, так просто неотразимы! Может, мне развестись?

Она попробовала деликатно отстраниться.

– Поосторожнее, пожалуйста, на нас с вами дети смотрят!

– Ну так, давайте куда-нибудь сходим вдвоем. Вы не против?

В тот вечер в тишине своей комнаты Ольга пробовала понять, насколько Ларисе импонировала бы роль отверженной женщины. Склонная к паранойе истеричка, доведенная сама и доведшая окружающих до крайней степени терпимости. Избалованная собственными капризами. Неспособность наладить отношения ставящая в вину кому-то другому. И, безусловно, красивая, а поэтому застывшая в ожидании дивидендов от одной своей внешности. И как поступит эта особа в том случае, если результат окажется прямой противоположностью ожиданиям?

Таинственная отверженная женщина.

Ольга разделась, натянула ночную рубашку, погасила свет и легла под одеяло. Сомнения рассеялись, а значит, и сон будет крепким.

В тот последний миг, когда она уже закрыла глаза и начала засыпать, вдруг ей показалось, будто где-то наверху скрипнула половица.

 

1.4

 

С проблеском утра Ольгу уже заботила одна только Лариса. Хотя подойти к Павлу она и думать не могла. Обратиться к Богдану? После вчерашнего он расценит любую ее просьбу как ответный шаг на сближение, а это не входило в ее планы.

Она готовила завтрак, когда в гостиной зазвонил телефон. На ходу вытирая руки о полотенце, перевешенное через плечо, Ольга подошла к аппарату. Звонил некто, представившийся как Сергей Наумович Экман, следователь прокуратуры. Ольга впервые слышала это имя, однако в любом случае время для звонков было еще раннее.

– Извините, но я думаю, что Павел Юрьевич еще спит. Вы не могли бы перезвонить попозже?

Тот протянул нечто вроде «о-ох!».

– Кажется, это мне следует просить у вас прощения. Но если вам не трудно, передайте, что я жду его звонка. А номер телефона я вам продиктую.

– Минуточку! – сказала Ольга, доставая фломастер, которым на скорую руку обычно заносила кулинарные рецепты. – Пожалуйста, диктуйте.

Она вырвала из того же кулинарного блокнота листик бумаги с только что записанным номером и вошла в кабинет к Павлу, чтобы положить ему на стол.

Стол у него впечатлял великолепием, нечего сказать. В самую пору какому-то министру, и никак не ниже. Множество выдвижных ящичков с замками, резные ножки, изящная инкрустация, хотя при всем при том чувствовался современный стиль. Аксессуары его копировали. Даже телефонный аппарат как будто специально делали в комплект. Ольга положила вырванный листик и не удержалась от искушения провести пальцами по клавиатуре: может, он не настоящий? Такого она еще не видела даже, хотя в колхозном правлении и стоял один с памятью.

Спокойно, Ольга! Ей в голову пришла интересная мысль. Что ж, пока все спят, можно попробовать.

С клавиатуры она набрала на табло имя: Лариса. Есть! Номер под этим именем значился в памяти. Ольга с нетерпением прислушивалась к деликатному звуку набора. Наконец пошел гудок вызова. У нее замерло сердце.

Впрочем, ответивший голос не мог принадлежать Ларисе – отвечала женщина явно преклонного возраста. Ольга спросила Ларису.

Кажется, вопрос оказался сложноватым для женщины, она долго соображала, прежде чем ответить.

– А кто ее спрашивает?

Теперь сердце у Ольги наоборот, забилось в учащенном ритме: вот так, сразу, найти Ларису она и не надеялась.

– Мы скорее незнакомы. Боюсь, что мое имя ей ничего не скажет.

– Извините, но она не может сейчас подойти к телефону. Передать ей что-нибудь?

– Да, да! – ухватилась Ольга. – Попросите ее перезвонить. Пускай спросит Ольгу, мой номер телефона… – она резко замолчала. И в самом деле, а если поднимет трубку кто-нибудь другой, не она? Нет, никто не должен догадываться, что она звонила Ларисе.

– Я слушаю вас, Ольга.

– Нет, не стоит. Лучше я перезвоню сама.

– Да, пожалуйста. Попозже.

Ольга положила трубку. Сердце еще трепыхалось в груди.

Она вышла за порог и неожиданно встретилась глазами с Юликом. Он стоял в пижаме и ждал – дожидался, когда она выйдет. Ольга беспомощно оглянулась на дверь.

– Звонили твоему отцу. На столе я оставила номер телефона, – объяснила она и покраснела оттого, что ей пришлось оправдываться перед воспитанником.

Юлик поднялся к себе, но минутой спустя выглянул опять. В коридоре никого не было. Он прислушался. Отец был еще в душе, Ольга на кухне гремела посудой. Он спустился вниз и вошел в кабинет.

Посередине стола лежал блокнотный листик, оставленный Ольгой. Он его не интересовал. Юлик нажал на кнопку телефонного аппарата и воспроизвел набор последнего номера. Прочтя номер на табло, он улыбнулся. Достал телефонный справочник, порылся в нем. Затем набрал имя «Лариса» в телефонном аппарате и включил режим перезаписи. Теперь пускай звонит, сколько душе угодно. Юлик снова, на этот раз уже злорадно, усмехнулся.

Стерев старый номер, он записал на его месте новый, который нашел в справочнике.

 

 

Экман появился где-то ближе к обеду. Оглянулся, куда бы повесить плащ. Ольга взяла плащ у него из рук. Наверное, он принял ее за горничную.

– Вас ждут. Сюда, пожалуйста.

Поглаживая лысину, он прошелся по ковровой дорожке, задержался перед зеркалом и одернул малость потертый рабочий костюм. Экман выглядел на скромного педанта, благополучно достигшего предпенсионного возраста, а еще на типичного еврея: достаточно было на него взглянуть. Фамилия, это было уже излишеством. Одно не подходило ему безусловно: приставка «следователь».

Ольга провела его по коридору и приоткрыла дверь в кабинет. Павел поднялся навстречу ему из-за стола.

– Очень рад, – сказал Павел, и хотя тот не торопился ему поверить, но любезно ответил нечто вроде: «взаимно».

Павел жестом указал на стул напротив. Стул был из того же гарнитура, что и стол. Экман, садясь, проявил чрезвычайную осторожность.

– У вас просто музейная мебель, – сделал он комплимент Павлу. – Увидеть такое можно разве что в каком-нибудь дворце. О, вы охотник?.. Вот это ружье! – он сделал шаг к стене, на которой в шкафчике висело охотничье ружье с дорогой инкрустацией. – Признаюсь, я поражен.

Павел поблагодарил кивком головы и выжидающе застыл. Обычная дипломатия. В этом случае собеседнику деликатно дают понять: «хватит нести чепуху, ближе к делу!». В ответ собеседник как бы спохватывается, что означает: «не удалось мне тебя одурачить, а жаль!».

Экман закряхтел.

– Знаете, я беседовал с Ларисой, вашей бывшей…

– Экономкой, – подсказал Павел.

– Экономкой! – подхватил Экман, обрадовавшись найденному выражению. – Там, в больнице. Надо признать, выглядела она не слишком обнадеживающе. Я имею ввиду ее психическое состояние.

– Ваша правда. Отсюда она ушла в полном упадке духа. Я пытался ее поддержать, как мог, но она отказалась от моей помощи.

– Да, да, она упоминала о вас.

Павел уже с минуту нервно барабанил пальцами по крышке стола.

– А… с ней что-то произошло? Почему, собственно, это заинтересовало прокуратуру?

– О нет, можете не волноваться. Пока все в порядке, если не считать некоторых обстоятельств ее ухода, или, правильнее сказать, бегства. Скажите, вам известно, что она начисто отрицает, будто совершала попытку самоубийства?

– Ах, вот вы о чем…

– Нет, нет, она не делала никаких официальных заявлений, – поспешно уточнил Экман. – Я зашел так просто, побеседовать.

– Видите ли… прошу прощения, ваше имя, отчество?.. Забыл!

– Сергей Наумович, – подсказал в свою очередь тот, без малейшего намека на обиду.

– Так вот, Сергей Наумович, вряд ли ее можно считать вменяемой. Все эти ночные кошмары ее совершенно измотали.

– Помню, как же! Странные звуки, – закивал в подтверждение Экман.

– Вот видите!

– Согласен с вами. У нее бурное воображение.

Павел просто кивнул головой. Экман что-то недоговаривал.

– Вы живете один? – безо всякой связи с предыдущим разговором неожиданно спросил он.

– Вы ошиблись, я не один. У меня двое детей.

– Да, конечно. Но я подразумевал нечто другое. В настоящий момент вы ведь не женаты? Да и дети растут без матери.

– Мое семейное положение тоже интересует прокуратуру?

– Ну что вы, я же просто так, без всякого умысла.

– Простите, но не кажется ли вам, что мы несколько уклонились от темы?

Экман немедленно согласился.

– Извините меня… Скажите, а женщина, которую я встретил внизу…

Павел вскинул брови.

– Она гувернантка. Я взял ее на службу, потому что за детьми нужно присматривать. Вы же не станете это отрицать после того, как только что сами упрекнули меня в том, что я лишил их матери?

– А, так значит, это вы их лишили матери? – казалось, Экман обрадовался возможности снова вернуться к этому вопросу.

Павел побагровел.

– Знаете, что, не ловите меня на слове! И вообще, я не очень располагаю временем, особенно для пустых бесед. Так что если у вас нет ко мне конкретного дела, то, может быть, не стоит продолжать наш разговор?

– Ну, это уж как будет угодно, – Экман огорченно уступил, поднимаясь. – Однако боюсь, что наше с вами знакомство на этом не закончится. Нет, я ничего определенного не подразумеваю. Но от судьбы не уйдешь. И чем дальше, тем будет сложнее… Извините! Всего доброго!

– Вас проводит Ольга.

Принимая свой плащ, который он не надел, а просто перекинул через руку, Экман устало поинтересовался:

– Так вас зовут Ольга?.. В таком случае, до свидания, Ольга!

Почти сразу после ухода Экмана привратник, открыв ворота, пропустил «Мерседес». Богдан, виновато улыбнувшись (хозяин требует), пробежал мимо Ольги и вошел в кабинет к Павлу.

– Ну как? – спросил тот нетерпеливо. – Был там?.. Говорил с ней?

– Пытался.

– Ну и… – Павел хмурился, предугадывая ответ. – Что же ты молчишь?

Богдан развел руками.

– Она не хочет вас видеть. Я уговаривал так и этак, все бесполезно.

Павел встал, прошелся по комнате.

– Что ж, – сказал он наконец, – не хочет – не надо. Пусть живет, как знает. Не стану я за ней бегать. Потом сама прибежит. Прибежит, вот увидишь. Только будет поздно.

Богдан достал из кармана кулон с драгоценным камнем.

– Вот, просила вам вернуть.

Павел взял кулон, подарок, который он когда-то сделал Ларисе. Подержал в руках, задумчиво потер камень, а затем вернул обратно Богдану.

– Возьмите, Богдан. Мне это не нужно. Подарите лучше своей жене.

 

1.5

 

Несмотря на то, что раз в неделю попрежнему приходила уборщица, Ольга взялась сама навести порядок в последней комнате Ларисы. С ее уходом в ней царил хаос, уборщица боялась прикасаться к вещам, принадлежавшим самоубийце, даже находиться там старалась как можно меньше, и то обязательно при открытой двери. Однажды Ольга проходила мимо, и стоило ей случайно прикрыть дверь, как та уже выскочила с перепуганным лицом.

О назначении многих предметов, которыми пользовалась Лариса, можно было только догадываться. Косметике она уделяла такое же внимание, как Ольга – кухне. Флакончики, тюбики, пинцетики. Запах французских духов держался до сих пор.

Ольга снимала покрывала, настенные коврики, поднимала дорожки, вытряхивая через окно. Пыль искрилась в лучах солнца.

Внезапно она испытала шок. Свернув матрас, Ольга заметила торчащую рукоять ножа: между спинкой кровати и мягкой частью был зажат кухонный нож. В отсутствие матраса он перевернулся и еще глубже забился в щель, поэтому, чтобы его вытащить, ей пришлось взяться за лезвие. Ольга не ожидала, что оно окажется таким острым. Она даже не почувствовала, когда полосой брызнула кровь.

Ольга побежала вниз, к аптечке. Павел, встретив ее там, озабоченно спросил:

– Что с вами такое? Вы порезались?

Вместо ответа она показала нож. На самом краю лезвия алела свежая кровь.

– Разве можно так неосторожно обращаться… – он не договорил, обратив внимание на острую заточку. – Знаете, Ольга, я бы не советовал так затачивать кухонные ножи.

– Это не я, – выдохнула Ольга. – Этот нож находился в комнате Ларисы. Она его прятала под матрасом.

Павел снова, только уже изумленно повертел в руках сверкающий нож.

Ольга набралась отваги спросить его о том, с чего, собственно, началось их знакомство.

– Вы ведь не верите в предсказания?

– О чем это вы?

– Одна гадалка предсказала нашу с вами встречу. А еще она предупредила о женщине, стоящей между нами. Эта женщина представляет для вас серьезную опасность.

– Вы не говорили, что она предсказала нашу встречу. Это уже любопытно.

– Сейчас дело в Ларисе, а не в нашей встрече.

– Почему в ней? Послушайте, этот нож только подтверждает лишний раз, что она была психопаткой. Она всего боялась, боялась даже засыпать! Вы понятия не имеете, что это был за кошмар!

– Напрасно так думаете. Я уже слышала кое-что об этой Ларисе.

– О, значит, вы уже осведомлены! Быстро же вы освоились. Поздравляю!

Ольга слегка покраснела, но это не помешало ей договорить до конца.

– Один и тот же нож можно использовать как для защиты, так и для нападения.

– Объяснитесь, – потребовал Павел.

– У вас ведь был ключ от ее комнаты. В ту ночь это ее и спасло. А раньше вы им часто пользовались?

– Это имеет значение?

– Вы сами только что сказали: она была психопаткой. Приняв вас за того, кого она боялась… Можно не продолжать?

Павел напряженно о чем-то думал, не глядя на Ольгу.

– Так! Ладно, собирайтесь, поехали!

– Куда это? – растерялась она.

– К гадалке! Пора с этим кончать.

 

 

Гадалка приняла их в своей гостиной: длинные черные волосы, накладные ресницы, ярко накрашенные губы и кричащее красное платье с черной тесьмой. Всего в избытке. Броская внешность. Красивая – ни за что. Именно броская.

Ольга еще подумала: а как она живет вне своего салона? Смывает грим, или не живет вообще?

– Карты? – спросила женщина.

– Карты! – кивнул Павел.

– На кого гадаем?

– Стало быть, на меня, – пожал он плечами.

Гадалка привычно перемешала колоду и предложила ему снять. Пока она раскладывала карты, на ее пальце привораживающе поблескивал крупный рубин – вероятно, искусственный, хотя наверняка знать было не дано.

– Судьба ваша вся здесь, – провела она рукой над столом. – Карты говорят: впереди у вас длинная дорога, а в конце – известие из казенного дома. Не бойтесь: это приятное известие.

Рубин перелетал от одной карты к другой.

– О вас думают! Это женщина. Вас ожидает страсть!

– А опасность? – нетерпеливо спросил Павел. – Опасности нет никакой?

– Опасности я не вижу. Удача, женщины, ссора… Известие о смерти! Но бояться вам нечего.

– Постойте! – вмешалась Ольга. – А вот это что? Крестовая семерка? Ведь это же опасность! Почему вы не говорите?

– Милочка, кто вам такое сказал? – гадалка посмотрела на нее снисходительно.

– Предыдущая гадалка.

– Ну, если и так, то никакая она не гадалка. Крестовая семерка означает известие из казенного дома. Опасность может выражать восемь пик, но никогда – крестовая семерка! Вам это любой подтвердит. Нет, милочка моя, вас попросту надули.

Павел расхохотался прямо за столом, не дожидаясь, когда они выйдут на улицу.

– Гадалка, тоже мне! Простите, это не вам! Обыкновенная авантюристка ваша гадалка! – продолжал он, обращаясь к Ольге. – Признайтесь, где вы ее откопали?

– Но ведь она дословно предвидела нашу встречу в больнице, – оправдываясь, сказала Ольга. – Помните? Вы тогда вошли с цветами и сразу направились ко мне. Она предсказала появление принца, который пришел бы за мной. Вы и явились, как принц. В белом костюме и с букетом орхидей.

Она дрожала, выдав свою тайну. Павел перестал смеяться.

– Что вы такое говорите? Подумайте, Ольга. Ну разве с тех пор у вас не было других встреч, не было никого, кто, кроме меня, сошел бы за принца?

Ольга вскинула на него укоризненный взгляд.

– Вы меня не поняли! Предсказание было сделано за час до вашего появления.

– Что?!

Ольга развела руками. Павел вцепился в нее, поедая хищным взглядом.

– Ольга! Где и когда видели вы эту женщину?

– Я же сказала, перед самым вашим приходом, в палате.

– Опишите мне ее.

– Безумно красивая блондинка, пахнущая французскими духами, стройная, элегантная…

– Достаточно, – прервал ее Павел. – Так вот оно что! Нет, Ольга, это было не гадание по ладони, и о моем появлении она узнала не из карт. Она отлично знала, что я приеду, потому что выписывалась из больницы, а я должен был забрать ее домой. Но я опоздал, точнее, она ушла раньше, попросту сбежала, решив порвать со мной. Вы же заняли ее место в палате, вот почему я направился в вашу сторону, а увидя вас вместо нее, все понял. Извините, Ольга, если я задел ваши чувства, но цветы предназначались ей. Это была Лариса.

Ольга утопила лицо в ладонях: да, это похоже на правду – она все поняла! Но ей нестерпимо хотелось заполнить пробелы невыдуманной истории о настоящем принце.

– А в больницу она попала после отравления снотворным?

– Вы угадали.

– И в конверте, очевидно, было письмо, предназначенное вам.

– Какой конверт? А впрочем, это уже не имеет значения.

– Ну да, – ответила Ольга сама себе. – Вместо того, чтобы оставить письмо, она решила предупредить вас через меня. Вот только что она имела ввиду, говоря об отверженной женщине?

– Так ведь у нее помутился рассудок, вы же знаете.

– Да, конечно.

 

 

Ольга вошла в кабинет Павла, только дождавшись, когда Юлик будет в школе, а Павел уедет на работу. На этот раз уже точно никого.

Стол сиял чистотой: Павел не любил оставлять документы сверху. Ольга с удобством расположилась в мягком вращающемся кресле и придвинулась вплотную к столу. Сняв телефонную трубку, вызвала из памяти номер Ларисы.

Гудков пять-шесть прошло впустую, никто не подходил к телефону. Она уже хотела отложить звонок на другое время, как на противоположном конце раздался чей-то голос:

– Психиатрическая лечебница.

– Что? – не поняла Ольга. – Еще раз повторите, пожалуйста.

– Это психиатрическая лечебница. Кто вам нужен?

Даже не извинившись, Ольга поспешно бросила трубку.

 

 

Обычно в промежутке между двумя и тремя часами Богдан привозил Юлика со школы. После этого Юлик садился обедать вместе с Ириночкой, молча съедал свой обед, вставал и уходил к себе заниматься. Ни разу такого не было, чтобы за столом он закапризничал. Не было у него ни любимых блюд, ни наоборот, нелюбимых. Что ему ни положи в тарелку, он проглатывал содержимое с одинаковым равнодушием. Вероятно, своим примером Юлик положительно влиял на Ириночку, потому что при нем и она ела быстрее.

Самое большее, на чем можно было ее поймать, так это на отвлеченности во время еды. Ей делали замечание: «Ириночка, пожалуйста, не смотри по сторонам. Смотри лучше в тарелку. Вон какая вкусная у тебя овсянка. Будь умницей. Ты же не собираешься растянуть это удовольствие до вечера?». Каждый раз она спохватывалась, начинала усиленно двигать челюстями, но энтузиазм таял на глазах, и опять что-нибудь отвлекало ее внимание.

Занимался Юлик много и упорно. Ольгу очень интересовало, сколько времени у него уходит на выполнение того или иного задания, но так она и не смогла определить. То он сидел над алгеброй, то писал сочинение, то опять возвращался к математике. К школьной программе добавлялись домашние задания от репетиторов. Справлялся он полностью, но Ольга не могла понять, чем он этого достигает: интеллектом или упорством. Во всяком случае, жалоб от учителей не поступало, и это давало ему право отказаться от предложенной помощи. Она даже стала подозревать, что для него это было стимулом к учебе: не подпустить ее к себе, а потому прилежно учиться, чтобы не дать ей такого повода.

Ириночка играла всегда очень тихо, не причиняя никому хлопот. В таком возрасте дети более открыты. Ольга была уверена, что ей-таки удастся подобраться если не к Юлику, то уж к Ириночке наверняка. Но что-то мешало, существовала невидимая преграда, отделявшая ее от детей. Все старания пропадали даром. С самого первого дня она не продвинулась ни на шаг.

Однажды, проходя мимо детской, сквозь приоткрытую дверь Ольга услышала их голоса. Ее привлекла интонация – нескованная, свободная, без привычной фальши. Она невольно задержалась, чтобы насладиться ею. За дверью находились дети, какими она хотела их видеть. Как тогда, в лесу.

– Что же ты делаешь, дуреха? Все знают, что нельзя на темный фон накладывать светлый. Видишь, что у тебя получилось?

– Ну и пусть!

– Дай-ка сюда кисточку! Вот посмотри, как надо делать.

Наступила пауза.

– Дай!.. Отдавай! Я сама.

– Сначала поучись!

– Хватит, отдавай кисточку!

– Убери руки!

– Что ты сделал с моим рисунком?

– Что я сделал? Да разве так не лучше?

– Ты все испортил!

– Не выдумывай!

Послышалось хныкание.

– Я пожалуюсь маме!

– Да? И что ты ей скажешь?

– Что ты отнимаешь у меня кисточку и мешаешь рисовать!

– Ну давай, попробуй. А я расскажу ей, что ты до сих пор писаешь в кроватку. То-то она обрадуется!

Ольга догадалась, что Ириночка сейчас разревется по-настоящему, и перешагнула порог.

– Дети, что у вас тут происходит?

Оба стояли за детским мольбертом, у Ириночки все руки были в краске, а Юлик с удовольствием разглядывал общую мазню.

– Ничего, – тут же ответил он, пожимая плечами.

Он быстренько вернул кисть Ириночке, достал платок и вытер слезы с ее лица.

– Так уж и ничего! А Ириночка почему плакала?

– Что вы, это вам показалось. Правда, Ириночка?

Та замотала головой:

– Нет, я не плакала.

– Вот видите. Я же говорю, вам показалось. У нас все хорошо.

Юлик смотрел прямо ей в лицо чистыми детскими глазами.

 

 

 

Вечером с работы вернулся Павел. Ольга подождала, когда он пройдет в кабинет, и вышла к Богдану. Тот крутился около машины.

– А, Ольга! Ну как, вы еще не решились прогуляться со мной, хотя бы для вида?

– Знаете, Богдан, мне не до прогулок сейчас.

– А что случилось? – Богдан нахмурился, но продолжал протирать тряпкой стекла.

– Скажите… Только скажите правду: где их мать?

Теперь он выпрямился и вздохнул, вытирая руки той же тряпкой.

– Да говорю же я вам: она умерла. Вы что, не верите?.. Господи! Она умерла ровно год назад, в той же больнице, что вы лежали. Хотите побывать на ее могиле? Я помогал Ириночке бросить первый ком.

– Нет, не хочу, – ответила Ольга.

У нее закружилась голова, и она присела на капот автомобиля.

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

2.1

 

Серый «Опель» медленно проезжал узкой улицей, в надежде найти место для парковки. Но вся сторона, отведенная под парковку, была забита машинами, и чем дальше, тем плотнее. Как они открывали дверки, непонятно. Кое-кто парковался, перекрывая другим выезд. Только у банка оставалась незанятая площадка, но там висел знак служебной стоянки. Водитель пожалел, что не остановился в начале улицы.

– Надо было сюда не ехать, а сразу пристраиваться, где можно. И откуда этих машин столько набралось?

Они проехали, не останавливаясь, мимо банка.

– Эй, Сашок! Выброси нас! – закричали с тыльного сидения.

– А где вы потом будете нас искать? – образумил их водитель. – Сейчас посмотрим, возможно, дальше где-нибудь и пристроимся.

Но и дальше было то же самое. Им пришлось сделать круг и вернуться в начало улицы, где еще оставалось свободное место.

– Ничего не поделаешь, – сказал он. – Придется вам топать на своих.

Публика переглянулась между собой.

– Тарас!

– В чем дело? Вместе пойдем.

– Нет, меня не уболтаешь, я остаюсь. Иди ты один. Ерунда, там и одному делать нечего. А будут проблемы – звони сюда, на мобилку. Давай, Тарас, поработай. Ты у нас самый молодой.

«Самый» еще не означало самый в буквальном смысле. Все они, четверо, были, в общем-то, сопляками, которые недостаток знаний возмещали избытком самомнения. Ясное дело: только тот, кто не знает ничего, думает, будто знает все.

– Так они и не признают меня.

– Ничего, ничего, скажешь, от Егорыча.

Тарас нехотя взялся за ручку дверцы. Ему не нравилось, что его держали за шестерку, но прямо отказаться он все-таки побаивался. Тем более что действительно пришел в группу позже остальных.

Его взяли с испытательным сроком. Срок он выдержал, но отношение сохранилось. Чтобы стать равным, необходимо было ждать год, а может, и два, или совершить поступок, который сразу поднимет его в глазах друзей. Назначение можно получить из рук шефа, но уважение…

Во главе организации стоял бывший офицер полиции, которого в свое время обошли по службе. Обошли в наглую. Кто-то умеет подстраиваться под начальство, а кто-то слишком самолюбив, чтобы унижаться. Задетый за живое, «мент» бросил службу и пошел в бандиты, полностью находя оправдание в том, как с ним поступили. Егорыч контролировал заведения малого бизнеса, в которых оборачивались наличные. Большой бизнес ему был не по зубам. Впрочем, никто ведь не считал, сколько у него было этих малых точек, потому что никто не знал, сколько людей на самом деле на него работало. Он содержал и городскую администрацию, и комитет национальной безопасности, и, конечно же, родную полицию, к ней он относился с особым презрением. Носителем этих идей становились молодые кадры, которых он успешно воспитывал на собственном примере.

Тарас шел, сутулясь и не вынимая руки из карманов. Ветер налетал вихрями и мог при этом сорвать кепку с головы, швырнув ее куда-нибудь в грязь или под колеса проезжающего автомобиля. Начал накрапывать дождь. Внезапные порывы ветра усеивали мелкими брызгами лицо. Пешеходы пораскрывали зонтики, теперь маячившие у него перед глазами. Он еще раз с обидой подумал о друзьях, оставшихся в машине слушать музыку.

В полуметре от него прошуршали автомобильные шины. Тарас скосил глаза и увидел, как «шестисотый Мерседес» ночного цвета, равнодушно блеснув темными окнами, прокатил мимо него и свернул на единственную, остававшуюся свободной, служебную стоянку около банка. Охранник видел, но ничего не сказал. А этим, так вообще все можно, с досадой подумал Тарас, провожая «Мерседес» завистливым взглядом.

Пока он дошел, в автомобиле открылась задняя дверца. Водитель тоже выскочил, хотел опередить, но не успел. Оттуда вышла элегантная женщина, и, повесив сумочку на плечо, направилась прямо к банку. «Шестисотый» с водителем, дамочка и банк. Тарас так засмотрелся, что ступил ногой в глубокую лужу. А, черт! – выругался он. Дамочка не попадет в лужу, ее «Мерседес» стоял под самым банком, и от стоянки до центрального входа тянулся ровнехонько вымощенный узорчатой плиткой тротуар.

Напротив банка размещалась небольшая забегаловка со старой доброй вывеской «Вареничная», сохранившей это название несмотря, или может, назло моде на макдональдсы. Благодаря банку тут не знали недостатка в посетителях. Отсюда Егорыч взымал самую высокую мзду.

Тарасу не пришлось объясняться с официантом. Сам хозяин как раз находился в зале. Он-то его и узнал.

– Что, Егорыч прислал? – догадался он. – Ну, раз так, проходи.

И он завел его в свой крохотный кабинетик без окон, размером два на два – раньше это попросту называлось чуланом. Даже сейф не поместился бы. Поэтому, очевидно, он сделал его встроенным в стену.

Хозяин отсчитал положенную сумму. Тарасу невдомек было, много это или мало, ощутимо для оборотов заведения или нет. Судя по благодушному виду хозяина, не очень. Но Тарас по неопытности заблуждался: просто тот заранее вычел ее из своих доходов. Сегодняшняя выплата была для него чисто механической процедурой, и не более.

Деньги толстой пачкой ощутимо прижались к груди Тараса во внутреннем кармане. Это было новое для него чувство. Пачками деньги в своем кармане он еще не носил.

При виде его друзья приоткрыли дверцу. Тарас влез на сидение, но дверцу не захлопнул. Вынимая деньги, сказал:

– Ребята, вы езжайте, а у меня тут еще дело есть.

Те пораскрывали рты от удивления.

– Какое такое дело? – прищурился Сашок.

Но Тарас лишь подмигнул и схватил зонтик, лежавший за спинкой.

– Он вам все равно ни к чему! Встретимся под вечер!

Дождь, кажется, полил всерьез. Тарас не помнил, чтобы когда-нибудь так радовался проливному дождю.

Он вошел в банк и тут же, перед постом охраны поискал глазами телефонный аппарат внутренней связи. Тот висел на стене. Сняв трубку, он наугад нажал несколько клавиш. Прислушался к гудку. После этого положил трубку на место и остался ждать возле телефона, как будто набираемый номер оказался занятым. Охранник скользнул по нему скучающим взглядом и с этого момента окончательно перестал им интересоваться. Время от времени Тарас возвращался к телефону, однако номер, естественно, все еще был занят.

Наконец она появилась на повороте лестницы, опасливо стуча туфлями на высоких каблуках. Суженная книзу юбка изящно огибала стройные ноги – он почему-то не сомневался, что ноги у нее должны быть стройными. Удачно подобранная прическа делала ее лицо красивым. Тараса переполнила приятная истома. Знакомиться с ней одно удовольствие. Охранник тоже уделил ей гораздо больше внимания, чем Тарасу. Едва она показалась на лестнице, он совсем про него забыл.

Не дожидаясь, пока она спустится вниз, Тарас вышел за дверь. Дождь, будто на заказ, лил как из ведра. Несколько человек тут же пряталось от него под прикрытием карниза. Тарас раскрыл зонтик. Истекла минута. Почему она так долго? Задержалась возле охраны?

Но открылась дверь, и он увидел Ольгу так близко, что потянул носом аромат ее духов. Тонкий аромат, приятный!

В ее глазах сразу промелькнул легкий испуг при виде дождя. Тарас непринужденно улыбнулся, как было не улыбнуться, когда рядом такая женщина!

– Можно предложить зонтик?

Он поймал ее ответную улыбку. Ей Богу, она была очаровательной!

– Спасибо, но меня ждет машина, и она здесь, в двух шагах.

– Как жаль! – произнес он с притворным разочарованием. Как хорошо, когда сцена продумана загодя.

– Почему? – удивилась Ольга.

– Потому, что вы мне нравитесь.

– Ого! Так сразу? – засмеялась она.

– С первого взгляда! – подтвердил он с неизбежным пафосом. – С вами такое случалось: вы человека видите впервые в жизни, а вам кажется, будто знали его давно?.. Неужели вы сейчас сядете, уедете, и я вас уже никогда больше не увижу?

Она заколебалась. Ей стало жаль напористого юношу. Заметив это, Тарас обрадованно достал из кармана сложенную банкноту в пять гривен и записал на чистом поле телефонный номер.

– Вот мой номер телефона, – сказал он, протягивая банкноту.

– У вас привычка оставлять свои телефоны на банкнотах?

– Это единственная бумага, которую я всегда ношу при себе.

Они подошли к автомобилю. Богдан видел, что она не одна и не вышел открыть дверцу, только толкнул ее изнутри. По манере разговора, по смеху он понял, что Тарас ее обхаживает, и надулся, отвернувшись и следя больше за тем, как работают «дворники».

– Как! «Шестисотый Мерседес»?! – воскликнул Тарас с ужасом. – Кого я провожаю?

Эту фразу он учился произносить все то время, пока торчал в банке.

– Не волнуйтесь, – успокоила его Ольга, – это не мой автомобиль. Я всего лишь гувернантка.

– И я бы не прочь стать гувернером, лишь бы ездить на такой машине.

Поверить так сразу он ей, конечно, не поверил. Хотя и гувернантка, уж если ей доверяют ездить в банк, что-нибудь да значит.

Ольга села в машину.

– Прощайте.

Струя дождевой воды с его зонтика лилась прямо на гладкую крышу кабины.

– Не говорите так! Я буду ждать вашего звонка, – сказал он с отчаянием, на этот раз искренне.

– Тогда наберитесь терпения.

Богдан резко нажал на педаль, чтобы только заставить этого хахаля отдернуть руку, которую тот нагло положил на автомобиль, наклонясь к ее окошку. Вот подать бы назад да проехаться на скорости той же дорогой! С каким удовольствием он облил бы его из лужи!

Тарас проводил глазами удаляющийся «Мерседес». Позвонит или нет? – кусая губу, мучился он вопросом. Но ни разу не задумался над тем, почему ее лицо и в самом деле показалось ему знакомым.

 

2.2

 

Ольга не звонила. С началом следующей недели Тарас окончательно потерял надежду.

Тогда он попробовал обратиться к хозяину вареничной, который наверняка должен был знать что-то о владельце такого автомобиля, бывающего в банке. Возможно, водитель заходил иногда перекусить.

Хозяин действительно видел его, и не раз, но сведений мог сообщить немного. А может, просто не хотел: кто знает, что еще на уме у этих молодчиков?

Тарасу ничего не оставалось, как попросить об услуге приятеля.

– Сашок, дело у меня к тебе.

– Валяй, – кивнул тот, откупоривая банку с пивом.

Тарас тяжело вздохнул.

– Не разузнал бы ты в банке через свою девулю о владельце «шестисотого Мерседеса»?

– В каком банке?

– Ну том, что напротив вареничной.

Он думал, Сашок удивится, начнет выспрашивать – ничего подобного. Тот отнесся к такой необычной просьбе очень даже спокойно. Сразу же уточнил:

– А что тебе нужно о нем знать?

– Адрес.

– Адрес, и только? – Сашок отхлебнул пиво из банки. – Ни сколько денег у него на счету, ни когда приезжает за наличными?

– Нет, только адрес, – смущенно ответил Тарас.

– Ну допустим. А Егорыч как же?

– Нет, надо, чтоб Егорыч ничего об этом не знал, – быстро сказал он. – Брось, я ведь в курсе: с банками работаешь ты один. Все сведения оттуда Егорыч получает через тебя. Так что…

Тот сделал очередной глоток.

– Будешь пить?

Тарас отрицательно мотнул головой. Сашок сам допил пиво и точным броском зашвырнул пустую банку в мусорную корзину.

– Вот ты какой, оказывается, шустрый! На себя хочешь поработать? – он довольно похлопал по животу, в котором бурлило пиво. – Ну, так и быть, достану я тебе этот «Мерс». Но только с одним условием: я в доле!

Вытерев губы ладонью, он прибавил:

– И больше никому ни слова!

Зато действовал он оперативно. Уже на следующий день адрес Павла был у Тараса в кармане. Сашок пригрозил пальцем:

– Но теперь смотри у меня! Кинешь – до конца жизни будешь помнить!

 

 

Улица, на которой находился особняк Павла, уже вся была в цвету. На фоне нарядившихся в белоснежные лепестки фруктовых деревьев выделялись кокетливо перекинувшиеся за ограду лиловые гроздья сирени. Воздух наполнял пьянящий аромат.

Первый этаж углового дома занимал продовольственный магазин. Рядом находилось кафе, а в нем бар, и бармен разливал алкогольные напитки.

Тарас взял порцию коньяку и пристроился так, чтобы видеть улицу. Если она будет проходить, он обязательно ее заметит.

Клиентов в это время было немного, как и покупателей в магазине, скоро он остался совсем один. Потом забрел какой-то забулдыга в грязном плаще, опохмелиться – что еще такому делать с самого утра? Он тихо подошел к бармену. Тот был не в настроении (касса-то пуста), и досадливо замахал на него руками.

– Сегодня ничего не дам, уходи!.. Уходи, я сказал! Иди своей дорогой!

Забулдыга отстал от бармена и развернулся к Тарасу. Его большие слезящиеся глаза по-собачьи уставились на единственного посетителя. Бармен только вздохнул и в знак бессилия покачал головой. После минутного присматривания забулдыга насмелился подойти поближе. У Тараса было свое на уме. Он раскрыл бумажник и протянул через стойку бармену купюру. Забулдыга с проснувшейся надеждой проследил глазами за ее перемещением.

– Налейте ему, – бросил Тарас.

Надежда переросла в спокойную уверенность. Бармен достал откуда-то из-под низу бутылку и налил полный стакан темноватой жидкости. Забулдыга бережно поднял стакан дрожащей рукой и пригубил, не сходя с места.

Тарас потребовал два бутерброда на двух блюдцах. Не веря в такую удачу, забулдыга с подобострастием осторожно подсел к нему со своим стаканом.

– Вы тут живете? – спросил Тарас.

– Я здесь живу, неподалеку, – согласился тот, умудряясь одновременно и говорить, и жевать, и потягивать винцо; последнее, впрочем, он делал очень степенно, относясь к этому как к ритуалу. – У меня дом, жена, дети. Но с ними тоже бывает скучно, и тогда я выхожу погулять. Люблю заводить новые знакомства.

Нетрудно было догадаться, что он это выдумал, но в то же время забулдыге нехватало воображения, чтобы уйти далеко от правды.

– Но вы же знаете всех, кто живет на этой улице?

– Всех, – согласился тот, выразительно кивнув головой.

– А Костырко Павла Юрьевича – его вы тоже знаете?

В голове собеседника происходил сложный процесс извлечения из памяти.

– Дом номер восемнадцать, – нетерпеливо подсказал Тарас. – Такой большой особняк по правой стороне, обсаженный туями.

По мере осмысления лицо собеседника преображалось. Наконец он испуганно прохрипел:

– Это не тот ли, с привратником, бородачом?

– Он самый! Так вы знаете, кто в нем живет?

Ответа Тарас не получил. Бросив недоеденный бутерброд, забулдыга захватил только стакан и пересел от него подальше. Тарас видел, как вздрагивали его плечи, пока он допивал то, что было в стакане. Его напряженная поза не оставляла сомнений: он чувствует на себе и безмерно боится этого взгляда в спину.

Тарас взял себе еще коньяку.

Ольгу он увидел, потягивая третью порцию. Она прошла мимо кафе в магазин, и на руке у нее висела не какая-то косметичка, а хозяйственная сумка.

Ну так что ж, подумал он. Не все богатые держат для этого прислугу. У молодой жены больше необходимости сидеть дома вместо того, чтобы пропадать неизвестно где и с кем. А если она сказала правду? Ну и пускай, утешил он себя, так оно, может, даже и к лучшему: с гувернанткой шансов все-таки больше.

Он последовал за ней. Сделав покупки и повернув назад, она столкнулась с ним лицом к лицу.

– Вы? Что вы тут делаете?

– Ищу вас, – немедленно признался Тарас.

– Вы сумасшедший!

– Разве что самую малость.

– Послушайте, но это же не имеет смысла. Вы ведете себя, как какой-то… – она не договорила, хотела сказать: «юнец», но вдруг поняла, что для него это не будет унижением. Ему-то и было всего двадцать-двадцать два года, почти тот возраст, когда совершаются самые безрассудные поступки. А с другой стороны, эта его юношеская прямота подкупающе действовала на нее, в то время как она прилагала все усилия, чтобы от него избавиться.

– Разрешите хотя бы, я помогу вам нести сумку.

– Она не тяжелая.

– Пакет сметаны, два пакета молока, два кило гречки, полкило сыра, – начал перечислять Тарас. – Что там еще?.. Томатный соус, минеральная вода! Поздравляю! Ваша сумочка потянет килограмм на восемь.

Ольга не удержалась от улыбки, хотя и сказала возмущенно:

– Да вы следили за мной! Ну хорошо, – она была вынуждена уступить, – вот сумка.

Перехватывая ручки, он поневоле крепко сжал ее пальцы своими. Они у него были тонкие, не знающие грубого сельского труда. У Ольги почему-то вдруг участился пульс. Как такое случайное прикосновение могло пробудить в ней женщину? Но что произошло, то произошло, и волна, прокатившая по ней, на короткий миг доставила ей удовольствие.

Она и сказать что-то боялась – чтобы не выдать себя дрожащим голосом.

– Вы должны были мне позвонить, – напомнил он, и голос его был тоже другим.

Ей пришлось ответить.

– Я вам ничего не обещала.

Она отвечала по возможности кратко, но затем необходимость думать над ответами вывела ее из этого волнующего состояния.

Они подошли к калитке.

– Мне можно войти? – спросил он.

– Это не мой дом, – сказала она, потянувшись за сумкой.

Тарас неохотно уступил, по крайней мере в отношении сумки. На этот раз она сделала все, чтобы их руки не соприкоснулись.

– А чей же?

– Я ведь объяснила вам: я всего лишь гувернантка.

– Но вы в нем живете?

– На положении гувернантки, – подчеркнула она. – У меня своя комната, и только.

– Ну хоть у себя-то принимать вы можете?

– Родственников – да.

– Как у вас все строго! Что ж, тогда я буду вашим братом.

– Это невозможно!

– Разве?

– Мой хозяин полностью осведомлен о моей семье, он хорошо знает, сколько лет моему брату, и что меня он сможет навестить не раньше, чем через год.

– Это почему же?

– Да потому, что в настоящий момент он сидит в тюрьме!

– Да, веская причина, – задумался Тарас. – Ну, тогда я мог бы стать… Вы откуда родом?

– Я из села.

– Прекрасно! Скажете, что мы с вами односельчане.

– Что еще за глупости! Посмотрите хорошенько на свои руки. Кто вам поверит? Да в вас за километр виден избалованный городской гуляка.

– А в деревне, что, нет гуляк?

– В деревне все работают. А гуляки бегут в город.

Она еще поколебалась.

– Ладно! В сантехнике понимаете хоть что-нибудь?

– А то как же!

– Ну вот и замечательно. В детском туалете плохо стекает вода. Наверное, дети что-то выбросили в унитаз. Неделю упрашиваю Богдана прочистить канализацию, где там! Для него, видишь ли, грязная это работа!

 

 

С улицы донесся автомобильный гудок. Так Богдан обычно сигналил привратнику. Ольга спохватилась.

– Это дети! Богдан привез их со школы.

Первой вбежала Ириночка, увидев незнакомого дядю, замерла на пороге. Следом неторопливо вошел Юлик. Остановившись за ее спиной, кинул любопытный взгляд в сторону гостя. Вежливо поздоровался, тронул за плечо Ириночку. Та тоже поздоровалась. На этом – все.

– Можно, мы пройдем к себе?

– Идите, переоденьтесь и умойтесь. Только недолго. Обед уже готов… Да, я вас не познакомила. Это мой односельчанин. Он здесь по делу. Кстати, я попросила его прочистить канализацию.

– Ах, так он водопроводчик! – догадался Юлик. – А я было решил, что он просто ваш односельчанин.

Она почувствовала себя неловко, не знала, что еще придумать. Но дети не стали ждать продолжения: дела взрослых, это дела взрослых.

– Милые детишки, – заметил Тарас, глядя им в спины.

– Еще бы! – сзади раздался басистый голос Богдана. – Коли такими их вымуштровали. Так вы односельчанин? Я и не знал! – добавил он с иронией.

Ольга и Тарас переглянулись.

– Ну я, пожалуй, пойду, – несмело сказал Тарас. – Если еще что понадобится, позвоните мне. У вас ведь есть мой номер телефона?

Она проводила Тараса до калитки и вернулась в дом. Богдан все еще был в гостиной.

– Не говорите ничего Павлу Юрьевичу, – попросила она.

– По поводу канализации или по поводу… вашего земляка?

– Откуда у вас на него зуб? Он вам пока ничего плохого не сделал.

– Мне – нет. А вам?

Ольга всплеснула руками.

– Послушайте, Богдан. Я вам по гроб благодарна за ту заботу, которой вы меня окружили, но только очень прошу: не вмешивайтесь в мою личную жизнь! Он не мой парень, если вы это имели ввиду, но в своем выборе я обойдусь без посторонней помощи!

Ольга резко развернулась, отчего взлетел подол ее платья. На полпути она остановилась.

– Что бы вы сказали, если бы кто-то начал давать мне советы, как себя вести с женатыми ловеласами?

Злость прошла, но Ольга оставалась под впечатлением последнего разговора. Нацепив фартук, она расставляла приборы. Дети явились, как всегда, без опозданий. Рука Юлика лежала на Ириночкином плече. Он подвел ее к столу, помог отодвинуть стул, и лишь затем занял свое обычное место, поражая Ольгу образцовым воспитанием.

Интересно, что они могут сказать по этому поводу?

– Вы тоже думаете, будто он мой ухажер? – неожиданно для самой себя спросила она.

Юлика вопрос не удивил, во всяком случае, не застал врасплох.

– Ну, за ухажера он не очень-то сойдет, поскольку значительно моложе вас.

 

2.3

 

В комнате Юлика горел свет, пробивавшийся сквозь щелку двери. Время было позднее, поэтому Ольга решила войти, чтобы уложить его спать.

Юлик лежал в кровати, на боку, и, подперев голову полусогнутой рукой, читал при свете ночника.

Ольга собралась было сделать ему замечание, но, увидев живой, сосредоточенный взгляд, устремленный в книгу, не смогла себя заставить. Юлик оторвался от чтения и поднял на нее серьезные глаза. Взъерошенные волосы падали ему на лоб. Нет, в эту минуту она решительно не могла быть строгой.

Она присела на кровать.

– Что ты читаешь?

Он показал обложку. Ольга была в шоке: буддийская философия! Не слишком ли умозрительная литература для четырнадцатилетнего подростка?

– Ты все понимаешь в ней?

Юлик кивнул головой.

– Не сложно ли это для тебя?

Он качнул ею отрицательно.

– А почему ты выбрал именно буддизм? Почему, например, не Новый завет?

– Там скучно читать, – ответил он, брезгливо поморщившись.

– Буддизм далек от нашего быта.

– Вот это-то и хорошо.

Ольга встала, поняв, какая между ними пропасть.

– Это правда, что индийские йоги могут переселяться из одного тела в другое? – внезапно услышала она.

Вероятно, его слишком интересовал этот вопрос, если он решил задать его ей. Ольга замялась.

– Видишь ли, мне трудно сказать, в моей деревне исповедуют другую религию. Хотя, возможно, среди индусов нечто подобное и случается, – ответила она, как могла, уклончиво.

Юлик, кажется, понял, что от нее ему ничего не добиться, и снова уткнулся в книгу. Она мягко напомнила ему, который час. Он безропотно (как всегда!) отложил книгу и навернул на себя одеяло. Ольга сама погасила свет.

– Спокойной ночи, – пожелала она.

– Спокойной ночи, – ответил он совершенно ровным голосом. Никакой обиды, ни тебе даже намека, словно только и мечтал, чтобы его уложили спать.

Придя к себе, Ольга приготовила постель и переоделась в ночную сорочку. Однако поняла, что не уснет. Только что она уложила Юлика, а вот самой спать еще не хотелось. В раскрытое окно входил теплый майский воздух с запахом сирени. Двор хорошо освещался – не то полной луной, не то отражением уличных фонарей. Нет, подумала она, скорее все-таки луной. Луна Богдантичнее.

При выключенном свете она постояла у окна, наслаждаясь ароматом сирени. Единственный звук, наполнявший ночную тишину, был шелест листвы в верхушках деревьев.

Скрип петель, долетевший, как ей показалось, откуда-то сверху, ни с чем не спутаешь. Она навострила уши. Звук повторился. Да, теперь Ольга не сомневалась, что слышала скрип, только вот откуда? Лариса слышала шаги, доносившиеся сверху. Вполне может быть, что и сегодняшний скрип доносился тоже сверху. По спине пробежал неприятный холодок.

Ольга пожурила себя: вот и она начала потихоньку сходить с ума. Ну где же там дверь? Кроме одной, конечно. Только всякий, кто увидит своими глазами тот ржавый замок, поймет, что к нему уже год никто не прикасался.

А все потому, что ночует она в той же комнате. Определенно, эта комната какая-то завороженная. Словно следы прошлых кошмаров попрятались в щели и теперь вылезают, чтобы терзать следующую жертву.

Что-то ей подсказало выглянуть за дверь, и она почувствовала невероятное облегчение: Ириночка, заспанная, наугад брела коридором, стараясь протереть глаза.

– Ириночка, детонька, ты заблудилась?.. Идем, я отведу тебя в твою кроватку.

Ольга взяла ее за руку, но когда оторвала руку от глаз, ее глаза так и остались закрытыми.

Она вернулась назад к себе, и хотя страх прошел, была все еще взволнована. Нет, так ей не уснуть. А надо бы: завтра рано вставать, готовить завтрак, детей выпроваживать в школу. Она спустилась вниз, нашла в аптечке снотворное. Очевидно, то самое, что принимала Лариса. При мысли о ней Ольга поежилась. Как все-таки чужой страх передается от человека к человеку! Она представила, как бы ей стали предлагать отправиться в «психушку».

 

 

Утром, сразу после завтрака Павел попросил Ольгу зайти к нему в кабинет.

– С вашим появлением Юлик начал делать успехи.

– Боюсь, что тут нет моей заслуги. Мальчик старается, вот, собственно, и все.

– Не скромничайте. Вы оказываете на него положительное влияние. Он стал лучше учиться. Только взгляните на его отметки! По трем предметам они выросли на два балла, и еще по трем – на один балл. Полный успех, чего уж тут говорить! Знаете, Ольга, за то время, что вы у нас, я ни разу еще не пожалел, что взял вас на службу. А сегодня вынужден поднять вам жалование. Так-то! Но я это делаю с удовольствием, – добавил он, улыбнувшись.

Ольга скромно поблагодарила. Павел открыл папку, лежавшую на столе.

– А теперь, вот по какому делу я вас пригласил, – он достал из папки документ. – Известно ли вам, что это такое?.. Это банковское уведомление. Репетитор моего сына по английскому вернула деньги, которые я только что перечислил на ее счет. Ежемесячно я перевожу одну и ту же сумму, и до сих пор возражений не было. К тому же, когда требуют больше, это еще можно понять. Но когда отказываются… Прошу вас, Ольга, съездите к ней и выясните, что произошло.

– Обязательно, Павел Юрьевич.

– Вот вам ее адрес. Впрочем, Богдан знает, как ее найти, он вас и отвезет.

– Не стоит беспокоиться, – сказала она, взглянув на адрес. – Это недалеко.

– Ну что вы, какое там беспокойство!.. Так я на вас рассчитываю.

– Конечно, – она решила, что это все, и с адресом в руках собралась уходить.

– Да, кстати!

Ольга остановилась.

– Помнится, я обещал найти того, кто стащил с вас туфли тогда на вокзале. Так вот, некоторые справки я уже навел. Вероятнее всего, это человек Егорыча. Ну, в общем, фамилия его Егоров, а называют Егорычем. Местный авторитет. Вокзал – его территория. Другие туда не суются, – он прибавил. – Теоретически мог еще быть, конечно, кто-то из пассажиров, как-никак, вокзал. Но только последнее маловероятно. Чтобы на виду у всех? Да и полиции там как грязи. Нет, для чужака это уже наглость сверх меры. Скорее все-таки, это были свои. Стащили шутки ради.

Ольга запротестовала. Ей показалось возмутительным, чтобы такой серьезный человек, и тратил на нее время. А кроме того, она не питала ни к кому зла.

– Павел Юрьевич, ну зачем же вы! Экая невидаль! Все ведь обошлось.

Но Павел был непреклонен.

– Нет, нет. Вы почти как член нашей семьи. Из-за какого-то негодяя вы попали в больницу, а он и думать забыл. Нет! Не пробуйте даже уговаривать! Я узнаю, кто это сделал, и накажу его.

 

 

Ольга не хотела ехать с Богданом, и позвонила Тарасу. Богдан снова будет ее упрекать, даже в его молчании она чувствовала упрек.

Перед Тарасом она оставалась в долгу за канализацию. Для него это было невозможным самопожертвованием. На самом деле он ничем особенно не выделялся. Посредственность в любых отношениях. Прическа, одежда, и те как у всех. Единственное, что в нем было привлекательного, так это остаток юношеской наивности, позволяющей смотреть на мир с неисчезающей улыбкой и без вечных угрызений совести. Вот уж чего нехватало самой Ольге, и наверное, это определяло выбор между претендентами.

Ради нее он одолжил старенький «Опель» у приятеля и подъехал к воротам ровно в одиннадцать, как она того требовала.

В это время дня репетиторша была на работе, и они поехали сразу в колледж, где она преподавала. В преподавательской они узнали, в каком классе она вела занятие, осталось дождаться перемены.

В ожидании звонка Тарас закидал ее пустыми вопросами. Кто она по профессии, за что упрятали ее брата, чем болен отец и тому подобное. Ольга устала отвечать. И зачем людям это знать? Как будто он может сократить срок наказания или вылечить отца. А ему подавай все новые подробности.

– Как вы стали гувернанткой?

Ольга не знала, что ответить. Еще нехватало здесь истории о принце, гадалке и сбывшемся предсказании!

– Павел Юрьевич увидел меня в больнице. Он был там… с благотворительной миссией. Подарил мне… домашние тапочки. Это было так трогательно.

– А вы что делали в больнице?

– У меня было воспаление легких, в тяжелой форме.

– Да? Дело нешуточное!

– Ну, все уже позади.

– И как это с вами случилось?

Ну вот, теперь придется рассказать, как ее разули на вокзале в холодную мартовскую ночь. Или вечер? Нет, скорее, это был поздний вечер.

Но прозвенел звонок, избавивший ее от необходимости отвечать. Ученики повысыпали из классов. К ним подошла сухопарая женщина с прямыми седыми локонами, скромно подрезанными в кружок.

– Вы, очевидно, по поводу Юлика? – спросила она. – Я его репетитор.

– Очень приятно, – отозвалась Ольга. – А я – его гувернантка, – слово это прозвучало как-то унизительно в стенах колледжа, поэтому она тут же поправилась. – Воспитатель.

Та строго наклонила голову.

– Понятно. Так я вас слушаю.

– Ну, скорее у нас к вам будет вопрос, – Ольга вынула из сумочки банковское извещение. – Павел Юрьевич просит, чтобы вы объяснили ему вот это.

Репетиторша, поспешно надев очки, которые держала в руках, мельком взглянула на распечатку.

– Почему я не взяла его деньги? – спросила она, прячя очки в футляр. – Да потому, что я беру плату только за выполненную работу. В этом, как и в прошлом месяце, Юлик пропустил много занятий. Ваш Павел Юрьевич проявляет излишнюю щедрость, продолжая платить, как и раньше, но я не могу принять такой подарок.

– Простите, но я вас… не совсем понимаю, – призналась Ольга. – Насколько мне известно, Юлик аккуратно посещал занятия. В течение последнего месяца, по крайней мере, когда я начала работать.

– Минуточку! – репетиторша вошла в учительскую и вернулась с записной книжкой и очками наготове. – Сейчас я вам скажу точно… – она перелистала страницы. – Вот! Последний месяц. Вместо положенных восьми занятий Юлик был только на четырех. Половину он пропустил! – она с треском захлопнула блокнот.

Ольга осталась в недоумении.

– Но ведь каждый раз его отвозил наш водитель, прямо под дверь. Что же это?

Зато репетиторша, видимо, начала понимать.

– Юлик сказал, что получил травму во время тренировки по дзю-до, и ему назначили физиотерапию. Так что иногда он будет пропускать занятия. Но при этом чтобы я не беспокоилась: платить мне будут как и прежде. Потому я и не стала звонить его отцу.

– Ах, вот оно что…

– Но вы же понимаете, пропуски – пропусками, а деньги я брать, естественно, не могла. Что подумают мои ученики?

Ольгу вдруг словно током ударило. В памяти всплыли все упоминания детей о маме, и ей стало не по себе. Куда это Юлику понадобилось так таинственно исчезать по вечерам? Фу, какая чушь! – урезонила она себя. Но мысль назойливо вертелась где-то рядом, готовая в любой миг вернуться и занять доминирующее место в голове.

– Вы слушаете меня? – кажется, репетиторша заметила ее рассеянность.

– Извините! – сказала Ольга. – Не могли бы вы посмотреть, в какие дни Юлик отсутствовал.

– И смотреть нечего! Это было по средам. Всегда по средам, – уверенно ответила репетиторша.

Едва простившись, Ольга возбужденно схватила Тараса за рукав и потащила на улицу. Ничего не подозревавший Тарас позволял выделывать с собой все, что ей заблагорассудится.

– Это она! Наверняка, она! – повторяла Ольга в экстазе.

– Кто – она?

Вопрос был равен холодному душу. Ольга опомнилась. В очередной раз ей стало стыдно: как она могла в такое поверить?

– У нас сегодня вторник, – сказала она. – Завтра мы попробуем это выяснить. Тарас, вы мне нужны завтра опять, с вашей машиной.

– Во сколько? – спросил он, даже не поинтересовавшись, зачем.

– В половине восьмого. Только не подъезжайте близко к дому, я не хочу, чтобы вас увидели. Ждите меня лучше за углом.

 

 

Ольга ни словом не обмолвилась в разговоре с Павлом о посещении репетиторши. На тот случай, если бы он спросил сам, у нее был готов ответ. Она сказала бы, что не застала ее, и что поедет завтра еще раз. Но Павел не спросил, значит, не придавал этому большого значения. Хоть бы он подольше не вспоминал о своем задании.

В назначенное время Тарас ждал ее за углом. Ольга сделала вид, будто забыла купить что-то там к завтраку, и помчалась с хозяйственной сумкой в магазин. Пройдя мимо магазина, она завернула за угол и увидела автомобиль Тараса.

Сумка полетела на тыльное сидение.

– Будьте внимательны, – сказала она. – Не прозевайте, сейчас Богдан будет выезжать с Юликом.

Спустя несколько минут и в самом деле «Мерседес» вырулил на шоссе. Тарас выждал и поехал за ним.

Богдан всегда ездил аккуратно. Это позволяло им без особых усилий держать «Мерседес» в поле зрения. Остановился он, как и следовало ожидать, под домом репетиторши. Юлик вышел из автомобиля и исчез за парадной дверью. «Мерседес» отъехал, сейчас он должен был вернуться домой, а к концу занятия снова заехать за Юликом.

Ольга велела Тарасу следить за подъездом. Так и есть: Юлик вышел, едва успел уехать Богдан.

– Вот, сорванец! – не удержалась она.

Юлик остановил свободное такси.

– Поезжайте осторожно за ним, – сказала она Тарасу.

Такси привело их на окраину города, в район одноэтажных особняков с огородами и садами. Эти не так впечатляли, как на улице Павла, но сады цвели не хуже, прикрывая уютные домики молодой зеленью.

Впрочем, здесь любой автомобиль сразу бросался в глаза, поэтому они остановились, порядком не доезжая до того места, где вышел Юлик.

– Идемте, – сказала Ольга, и первая вышла из машины.

Они приблизились к калитке, за которой тот скрылся, встреченный хозяевами. Живая изгородь из дикого винограда мешала обзору, старый сад сгущал сумерки, но то, что в доме светилось два окна по обеим сторонам угла, видно было и отсюда. Хотя просто так было не подойти: по двору свободно разгуливала приличных размеров собака, и даже без своих клыков она поднимет такой лай, что из хозяев душу вытрясет, а заставит выглянуть.

– У вас не найдется ничего съедобного? – поинтересовалась Ольга.

– Только шоколад, – вспомнил Тарас.

– Давайте его сюда, – потребовала она невозмутимо.

Он пошел к машине и вернулся с начатой плиткой шоколада.

Ольга медленно приоткрыла калитку. Собака угрожающе зарычала, шерсть поднялась дыбом. Но Ольга, выросшая в деревне, отлично знала, как с ними обращаться. Она присела на корточки и отломила кусочек от плитки. Привлеченная шелестом фольги, собака воткнула глазища в шоколад. Ольга бросила ей первую приманку. Собака обнюхала носом, лизнула языком один раз, другой. Понравилось: сожрала полностью и еще облизалась.

– Ну вот, видишь, я знала, что тебе по вкусу придется, – приговаривала Ольга, отламывая следующую порцию.

Последний, самый большой кусок ушел прямо из рук. Она успела почувствовать деликатное прикосновение зубов.

– Ну вот, мы и подружились, – сказала она, приглаживая собачьи уши, пока та была занята шоколадом.

Затем Ольга встала и неторопливо прошла к дому. Собака виновато проследила за ней, как будто осознала, что получила взятку, да теперь уж ничего не поделать. Виляя хвостом, побрела следом.

Ольга нашла пустое ведро, перевернула и стала на него, держась за подоконник.

Посреди большой комнаты стоял овальный стол, люди, расхаживающие по комнате, о чем-то спорили, потом стали рассаживаться вокруг стола. Среди них был и Юлик.

Тут она обратила внимание, что второе окно, выходившее на другую сторону, открыто, и перешла туда, прихватив с собой ведро. Возможно, бряцание ведром привлекло внимание, потому что внутри предложили окно закрыть. Ольга быстро поискала глазами вокруг. Нагнулась, подхватила валявшийся сучок и как раз вовремя просунула его в щель. Окно до конца не закрылось. Оттуда послышался голос:

– Ладно уж, пусть так и остается. Лишь бы зашторить.

На обоих окнах задвинули плотные шторы. Даже люстра, подвешенная к потолку, расплывалась в светлом прямоугольнике окна. Затем приглушили свет.

– Соберитесь с мыслями, – услышала она. – Думайте о нем.

Сквозь щель проникал голос медиума, настойчиво вызывавший духа.

– Он не хочет с нами разговаривать, – вдруг заявил медиум. – Его что-то беспокоит. Есть ли среди нас кто-то, кто не готов оказать ему должное уважение?

Снова звякнуло ведро, неустойчивое на неровной цементной поверхности. Ольга испугалась: она представила, как в этот миг все поворачивают головы к окну.

Не заботясь о сохранении тишины, она соскочила на землю и побежала к выходу.

– Скорее! – крикнула она Тарасу. – Уезжаем, пока нас не увидели!

 

 

Дальше откладывать было некуда, и тем же вечером ей пришлось сообщить Павлу о своем визите к репетиторше. О чем она, естественно, умолчала, так это о загородном доме и об увлечении Юлика спиритизмом. Юлику придется искать собственное оправдание прогулам, но это максимум того, что она могла для него сделать.

Как и следовало ожидать, Павел пришел в ярость. Кровь ударила ему в лицо.

– Позовите-ка мне его, – явно придерживая гнев до встречи с сыном, попросил он Ольгу.

Юлик занимался в своей комнате. Глядя на этого тихого, скромного мальчика, она поверить не могла, что лишь несколько часов назад этот скромный тихоня тайно посещал сеансы спиритизма.

– Продолжишь готовить уроки позже, – сказала она. – Тебя требует отец.

Он еще ни о чем не подозревал. Ольге захотелось как-то предупредить его, подготовить к разговору с отцом.

– Почему ты не был сегодня на занятии у репетитора? – она поймала его настороженный, враждебный взгляд. – Тебе придется объяснить это отцу.

Она еще не закончила говорить, а уже поняла, что этот взгляд означал. Ну конечно, он считает ее главным виновником: она разнюхала, что он прогуливает занятия, и рассказала Павлу. Это же очевидно!

И попробуй теперь объясни, насколько он неправ!

Юлик выскочил из кабинета с трясущимися губами. Ольга пошла следом за ним. Хотя она еще не придумала слов, чтобы его успокоить. Надеялась, что они придут сами.

Еще за дверью она услышала приглушенный вопль:

– Мама, мама!

Ольга тихо вошла в комнату. Но как бы тихо ни перешагнула она порог, он услышал ее шаги. Она тут же увидела его заплаканные глаза.

– Зачем вы пришли? – спросил он, размазывая по лицу слезы.

– Просто, поболтать.

Ей показалось, что он презрительно усмехнулся – сквозь слезы, все еще выступавшие на глазах.

– Спасибо. Мне не нужно ваше утешение.

– Куда ты так торопишься?

– От вас мне ничего не нужно, – повторил он.

– Ты ошибаешься, думая, что я хочу тебе зла.

– Никто не хочет мне зла: ни вы, ни отец. С чего вы взяли, будто я так думаю? Просто вы отвечаете за мое воспитание, вот и все. Это ваш долг. Разве нет? Тогда с какой стати мне на вас сердиться?

По мере того, как он говорил, слезы высыхали. Ольга заметила, что его речь становилась все более спокойной, более взвешенной, и более отчужденной.

– Сейчас твой отец донельзя взбешен. Но завтра утром я попробую с ним поговорить.

– И что вы ему скажете завтра? Что вы его обманули? Что вы все это придумали, для смеха?.. Вот видите! Вы уже сделали свой выбор, а обратного пути нет!

Ольга прикусила губу.

– И не беспокойтесь, за меня будет кому вступиться. А вот вам… Лучше бы вам подумать о себе.

– Что ты имеешь ввиду?

– Уезжайте в свое село. Она не позволит вам занять ее место.

– Кто – она?

 

 

Ольга думала, что не уснет. То она сидела перед зеркалом, расчесывая волосы, то обтачивала ногти. Попробовала читать книгу, оставленную Ларисой. Но как книга не шла в голову, так и сон не приходил.

Наконец она погасила свет и попробовала закрыть глаза. Но опять ничего не вышло. Ворочаясь с боку на бок, она почувствовала, что ей стало жарко под одеялом. Тогда она встала, подошла к окну. Раскрыла обе створки. Нежный ветерок раздул ночную сорочку. Она оглянулась. Луна оставила странную, живую тень на полу.

Она закрыла окно и вернулась в постель. Возможно, усталость свое возьмет.

Лежа в кровати, она смотрела в потолок.

Внезапно сверху донесся глухой удар. Ольга вздрогнула. Впрочем, она была уверена, что ей почудилось.

Второй звук напомнил скрежет передвигаемой мебели.

Потом она услышала затихающие шаги.

Она не спала, ей не снилось, происхождение звуков уже не вызывало сомнений. В закрытой мансарде, которую в течение года не посещали, кто-то был.

 

2.4

 

Утром, явившись к завтраку, Павел увидел Ольгу и сокрушенно покачал головой.

– Э, да на вас лица нет! Что с вами?

– Плохо спалось этой ночью.

Юлик и бровью не повел. Ириночка тоже склонилась над своей тарелкой.

– Я знаю, почему вы плохо спите. Это все бредни сумасшедшей дамочки так на вас подействовали! Я вас понимаю. У меня у самого чуть не помутился рассудок. А потом еще этот нож! Даже когда она далеко, все равно ей удается нагнать страху! Нет, придется-таки для вас подготовить другую комнату, там уже точно ничего не будет напоминать о ней.

Ольга ничего не сказала. Когда он покончил с завтраком и, сославшись на срочные дела, быстро ушел, она посмотрела на детей.

– Кажется, мы пропустили поминальное воскресенье. Думаю, нам все же следует съездить на кладбище, положить цветы на могилу вашей матери.

Она хотела увидеть их реакцию.

Ириночка первая надула губу.

– Это неправда! Мамы нет на кладбище.

Ольга вскинула брови.

– А где же она?

– Разве вы не знаете: когда тело зарывают в землю, душа отделяется и летает сверху. А потом она возвращается в другом теле.

– Да, но для этого ей необходимо родиться вновь, – тут Ольга вспомнила вопрос Юлика о переселении душ, и посмотрела ему в глаза, ожидая, что он скажет.

– Мама не любит, когда режут цветы, – бросил он.

Это «не любит» в настоящем времени полоснуло по ней сильнее, чем Ириночкина интерпретация вечной жизни.

После завтрака она позвонила Тарасу и попросила его немедленно приехать.

 

 

Приятели сидели вдвоем в машине.

– Послушай, Сашок, я должен смотаться в одно место…

– Снова понадобилась тачка?

– На этот раз – нет. Но Егорыч, ты же знаешь, в любой момент может позвонить, а я не могу отвечать по сотовому, и не хочу, чтобы он знал…

– Опять рандеву? – догадался тот. – Долго ты еще будешь канителиться с этой своей бабенкой? Пора за дело приниматься. Помни, что ты мне обещал! Денежки твоего Павла Юрьевича когда начнем считать?

– Да не забыл я. Только не так все просто.

– Брось! Тебе что, нужна моя помощь в постели?

– Не в этом дело, – нахмурился Тарас.

Сашок не поверил.

– А в чем же еще?

– Я не могу вот так сразу… Не было подходящего момента.

– Что?!.. Родной, хватит мне лапшу на уши вешать! Ты подбираешься к ней уже третью неделю. Третью неделю ты ее обхаживаешь, и никакого проку! Эх, Тарас, Тарас! С такой простой работой, и то справиться не можешь.

– Попробовал бы ты чужие сортиры чистить, – с обидой бросил Тарас.

– Ну, тебе-то уж точно, только этим и заниматься! – расхохотался приятель. – Как раз по тебе занятие.

Тарас обиженно замолчал.

– Ладно, не тушуйся. Поезжай к ней. Но если через неделю скажешь, что ты с ней еще не переспал, я тебя перестану уважать… как самца.

 

 

Тарас приехал, уже когда никого не осталось в доме, кроме Ольги. Дети давно были в школе, и Богдан только что повез Павла на работу. Один молчаливый привратник, пользуясь хорошей погодой, грелся на солнышке у ворот.

Ему, как постороннему человеку, она доверяла больше других. Остальные помнили Ларису, были сыты ею по горло, и можно представить их реакцию, если бы они услышали очередной рассказ о привидениях.

Тарас выслушал ее вполне спокойно. Не потому, что поверил в духов, бродивших по дому тревожными ночами, а всего лишь думая о приятеле, наседавшем на него в ожидании своей доли.

– Ну, я не знаю… – сказал он, и предложил осмотреть дом.

Ольга в свою очередь только этого и ждала, и очень обрадовалась. Сначала они обошли дом снаружи. Потом прошли по всем комнатам нижнего этажа, поднялись на второй и осмотрели его весь. Однако ничего подозрительного не обнаружили. Тарас высказал предположение, что странные звуки могли быть результатом какого-нибудь звукового эффекта, поэтому они проделали следующий эксперимент: Ольга оставалась в своей комнате, а он в это время ходил по всем другим, стараясь шуметь погромче. Но эксперимент тоже ничего не дал. Иногда он производил такой грохот, что она слышала его через дверь, но – ничего похожего на ночные шорохи, исходившие с потолка.

Тогда Ольга подвела его к ступеням, ведущим в мансарду.

Она повторила то, что слышала из этой таинственной истории от других. О том, как Павел устроил ее для своей жены, увлекавшейся рисованием. Как потом выгнал ее из дому, как жена умерла, а мансарду закрыли, и что с тех пор туда никто не входил. Даже на Тараса она произвела впечатление. Он поднялся узкими ступенями и со знанием дела осмотрел ржавый замок, висевший на такой же проржавевшей щеколде. Ольга принесла ему фонарик и лупу.

– Вы правы, – сказал он, выпрямляясь. – Эту дверь не открывали очень давно, по меньшей мере, год.

Спустившись вниз, он пожал плечами:

– Честное слово, я даже не знаю, что и сказать.

– Все и так ясно! Вы не хотите признаться, что имеете дело с обыкновенной психопаткой!.. Но я не психопатка, и то, что я слышала, я слышала на самом деле! – бросила она возмущенно.

– Ольга, не примите это на свой счет, но если вы пройдетесь по палатам психиатрички, услышите то же самое.

– Вот! – отвернувшись, с болью воскликнула она. – Там мне и место!

Она быстро пошла коридором к выходу, он ее догнал.

Возможно, сейчас самое время? Ни разу еще не удалось ему приблизиться к ней так же, как в тот день, когда он помогал ей нести сумку. Тарас давно мечтал воспроизвести этот момент. Он думал, что если возьмет ее руку в свою, как тогда, это склонит ее к близости. Но он не знал одной вещи: если делать это с умыслом, ничего не получится.

Ольга выхватила руку.

– Извините, Тарас. Но сейчас вам лучше уйти. Я хочу остаться одна.

Богдан снова ухитрился привезти детей со школы до ухода Тараса. Узнав от привратника, что у них гости, он немедленно подыскал предлог, чтобы заглянуть в дом.

– Вы здесь, Ольга? – увидев Тараса, он рассыпался в извинениях. – О, простите, я не знал, что в своей комнате вы будете не одна. Надеюсь, я вам не помешал?

Он говорил так, словно застал их по меньшей мере целующимися. Ольгу раздражали его намеки.

– Вы хотели меня видеть? – спросила она сухо.

Богдана не остановил ее тон.

– Но я могу зайти и позднее, – он даже отступил на шаг, в подтверждение.

– Ну что вы!.. А впрочем, как хотите! Кажется, я вас не звала! – в ней вскипала злость.

Ольга понимала, в каком свете ее выставляют, но ей было все равно. Будь она мужчиной, послала бы этого Богдана куда подальше.

– Да что вы там все мямлите?

Как ни странно, а ей удалось положить конец ревнивым играм. Богдан никогда раньше Ольгу такой не видел, и догадался, что с ней происходит что-то неладное.

– Извините меня, – смущенно сказал он. – Дело в том, что завтра в Ириночкином классе должно состояться родительское собрание. Но девочкам сказали, чтобы пришли мамы. Я не был уверен, что она вам передаст, так как не считает…

Ольга все ждала, когда Богдан договорит, но он словно воды в рот набрал. Тогда она закончила вместо него:

– …Не считает, что я могу заменить ее маму? Вы это хотели сказать?

– Вы угадали, – выдохнул он.

– От нее вы узнали?

– Нет. Мне сообщил классный руководитель.

– Спасибо, что предупредили.

Ей бы не помешало как-то помириться с Богданом, подумала она. Но только не сейчас. Сейчас он ее не поймет. Стоит ей поделиться с ним ночными наблюдениями, и он сочтет ее психопаткой, как Тарас. А о чем-то еще она и думать не могла.

Тарас улучил момент и простился, он был лишним здесь. За порогом он повстречал Юлика.

– Что, опять забилась канализация?

Юлик смотрел на него бесхитростными глазами, но Тарас был уверен, что в них должна скрываться насмешка. В этом доме только кошка не лицемерила.

 

 

Под вечер в кабинете зазвонил телефон. Павел снял трубку.

– Павел Юрьевич? – справился кто-то, кого он не узнал.

– Слушаю вас. С кем я разговариваю?

– Егоров.

– Простите… Мы с вами знакомы?

– Друзья называют меня Егорычем. Возможно, так вы скорее вспомните.

– Ах да, наслышан.

– Один наш общий знакомый, которого я весьма уважаю, попросил меня вам позвонить.

– Догадываюсь, о ком вы.

– Речь идет о том случае на железнодорожном вокзале. Вас это попрежнему интересует?

– Даже очень.

– В таком случае, не могли бы вы предоставить мне описание той особы, как она была одета в тот момент, ну и, конечно, желательно было бы получить ее фотографию.

– Что-нибудь уже нашли?

– Кое-что, – уклончиво ответил собеседник. – Но я бы не хотел обсуждать это раньше времени. В таком деле должна быть полная уверенность.

– Да, понимаю. Хорошо. Я опишу вам ее и предоставлю фотоснимок. Пришлите завтра кого-нибудь.

– Разумеется.

– Я буду с утра у себя дома до одиннадцати часов.

На этом Павел закончил разговор.

Где сейчас Ольга? Он заглянул в ее комнату, но там было темно. Может, она с детьми? Он заглянул в детскую. Ириночка усердно разрисовывала картинки. Ее вообще тянуло к цветным карандашам, фломастерам, краскам. Павел никак не поощрял эти увлечения, но бороться с мамой… Мама у нее находилась где-то на пьедестале, а поскольку та была художником, то, значит, и рисование расценивалось как самое достойное занятие.

Юлик, как обычно, готовил уроки. При виде отца напрягся, и сейчас уж не столько думал о задании, сколько приготовился выслушать очередное нравоучение. Он трепетал перед отцом. Отец мог повергнуть его ниц, мог обратить в ничто. Он был властелином положения, а властителей боятся.

Павел доброжелательно кивнул головой.

– Все хорошо, занимайся.

Он и так слишком строг с сыном. Надо будет устроить детям небольшой праздник. Скоро конец учебного года, они отметят это поездкой куда-нибудь не очень далеко, хотя бы на озера. Пусть у него много незавершенных дел, но пару-тройку дней он сумеет вырвать для своих детей. Завтра же он позвонит и зарезервирует номер в кемпинге.

Он нашел Ольгу в библиотеке. Абажур настольной лампы оставил в тени ее лицо. Склонившись над книгой, она не сразу оторвалась от чтения.

– Что вы с таким интересом читаете?

Ну, с ней-то он никогда не бывал резок. Разве что очень давно. Она легко улыбается, и смотрит на него совсем не так настороженно, как дети. Ситуация прямо противоположная: те боятся, она же открыто им восхищается. Да! Кто-кто, а Ольга умела поправить настроение.

Стараясь вспомнить название, она сама взглянула на обложку. Павел обомлел. Она увлеченно читала книгу о буддизме. Кто поймет этих библиофилов?

– Знаете, я не видел вашего старого плаща среди тряпья. Как он выглядел?

– Вам нужен мой старый плащ? – не поверила Ольга.

– Нет, что вы! Приходили цыгане, я отдал им кое-какое старье. А вот вашего плаща в этой корзине почему-то не нашел; уж не собрались ли вы оставить его себе?.. Какого цвета он был, зеленого?

– Нет, бежевого… Я думала отвезти его в деревню, там он еще сгодится, но если хотите…

– Упаси меня Бог!.. Послушайте, Ольга. Если вам что-то нужно будет, не стесняйтесь. У меня кредит в лучших магазинах города.

– Спасибо, Павел Юрьевич. Но это совершенно излишне. Вы и так чересчур много для меня сделали.

– По отношению к вам не может быть чересчур. Знаете, Ольга, вы настоящий клад! Это я вам в глаза говорю… А головной убор у вас был, до того, как вы попали в больницу?

– Только платок. Но я его там и оставила. Уж больно он был…

– Старомодный?

Ольга смутилась.

– Не краснейте, – успокоил ее Павел. – Вашим туалетам еще позавидуют жены многих местных тузов.

 

 

Избавляясь от приятелей, Сашок дал понять Тарасу, чтобы он остался.

– Ну что, по пивку? – предложил Сашок.

– Давай!

Они зашли в пивной бар, взяли по бокалу пива и примостились за столиком в самом углу. Место было одно из лучших, но им повезло: оно только что освободилось. В зале людей было столько, что и не протиснуться, все с пивом, все толкали локтями соседей, и все шумели, стараясь перекричать друг друга. Наклонясь к нему, Сашок спросил во весь голос:

– На днях Егорыч ни о чем тебя не расспрашивал?

Тарас пожал плечами.

– Я с ним и не виделся даже. А что?

– Вот скажи: сколько раз мы с тобой ездили на вокзал… ну, например, в марте?

– Ну да, прямо уж! – возмущенно хмыкнул он. – Так я и буду помнить все дни, когда мы бывали вместе на вокзале, да к тому же в марте! Ты бы еще прошлый год поворошил!

– А ты вспомни, – настаивал Сашок. – Как-то раз зашли мы с тобой в буфет, и шашлыки нам подали сыроватые…

– Ну, кажется, было что-то похожее, – начиная припоминать, Тарас почесал себя в затылке.

– Если б не коньяк, меня бы точно замутило. Мы тогда еще одну деревенщину разули, вот умора! До сих пор, как подумаю – за живот хватаюсь.

– Верно! – теперь и он вспомнил тот день. – А потом мы поехали ко мне, и до утра смотрели видео… Ну так что?

– А то, что в этот день на этом самом вокзале кто-то тряханул одну важную персону.

– Ну, тогда это не про нас, – небрежно махнул он рукой, теряя интерес.

– И я так думаю, – согласился Сашок.

– Мы в тот день вообще никого не тронули, если не считать эту самую колхозницу, – добавил Тарас уверенно.

– Я так и сказал Егорычу.

– Он тебе поверил?

– Еще бы! Я же ничего не наврал. Все подробно рассказал, где мы с тобой были и чем занимались.

– Ну так и нечего голову сушить!.. – он тронул своим его пустой бокал. – Будешь еще заказывать?

– Нет, с меня хватит.

Они вышли из бара. На улице, несмотря на поток машин, и то было тише.

 

2.5

 

Ольга была сама не своя. Хуже всего то, что она не могла ни с кем поделиться своими сомнениями. Все, что она переживала, она переживала в полном одиночестве. Наступление ночи ожидалось с неминуемым ужасом, а затем с утра до вечера надо было вести себя так, будто ничего не произошло. Она вздрагивала при каждом неожиданном скрипе двери и тут же натягивала на лицо беззаботную улыбку, чтобы не вызвать ни у кого подозрений. Похоже, ей удавалось справляться со своей ролью, но разве кто скажет, сколько ей это стоило усилий? Во всяком случае, она сама чувствовала, что долго так не выдержит.

Теперь она все чаще вспоминала Ларису. Лариса уже не казалась ей до такой степени сумасшедшей. Предупреждение об отверженной женщине имело свои корни. Но вот насколько была реальной опасность? Сначала она угрожала самой Ларисе, теперь – ей. Только на самом ли деле угрожала? Быть может, звуки, доносившиеся с потолка, как раз-то и стали причиной помешательства Ларисы, в результате которого она чуть не отравилась снотворным. А может, никакого помешательства и в помине не было, и она не растворяла в стакане больше одной таблетки? Вернее, это сделал кто-то вместо нее…

Ольга стряхнула с себя набежавшую дрему, а вместе с нею и всякие невероятные домыслы. Ну что за бред ей приходит иногда в голову! Так она точно, скоро отправится в психушку вслед за Ларисой.

А все потому, что она почти не спит. Наверное, Павел прав, ей нужно всего лишь сменить комнату. И с позором сдаться?! Ольге стало до ужаса стыдно.

Но тут же взглянув на часы, она поняла, что помимо воли считает оставшееся время.

Солнце не торопилось уходить. Это были последние дни мая, на смену ему скоро явится июнь, месяц самых коротких ночей. Комнату оживляли густые краски заката. Пока солнечные лучи попадали в окна, Ольге еще удавалось сохранять некоторую уверенность. Но с наступлением сумерек к ней незаметно начали подкрадываться сомнения.

Водворилась ночь. Если верить настенным часам, только что перевалило за полночь. Вдруг она услышала шаги – только не сверху, а за дверью. Ольга выглянула в коридор и увидела заплаканную Ириночку.

– Ириночка! – ласково позвала она. – Почему ты не спишь? Что случилось?

– Мне приснился плохой сон. Я боюсь, что если усну, он приснится мне опять.

– Глупости! Не бойся, ничего тебе такого не приснится больше.

– Юлик всегда читает мне сказку на ночь, а сегодня не захотел. Сказал, чтобы я посмотрела телевизор. Но ведь мультики уже закончились. Раньше мне читала сказки мама, – добавила она со вздохом.

– Хочешь, я тебе почитаю?

Ириночка робко кивнула. Тут Ольге пришла в голову счастливая мысль.

– Только я почитаю в моей комнате. Хочешь пойти ко мне?

Ириночка кивнула снова.

– Тогда пошли, – Ольга взяла ее за руку.

Девочка с удобством растянулась в ее постели, а Ольга открыла томик Пушкина на том месте, где была сказка о мертвой царевне.

– Разве это сказки? – недоверчиво спросила Ириночка.

Дойдя до слов: «И встает она из гроба», Ольга побоялась даже взглянуть на Ириночку. Она успела забыть содержание этой сказки и не знала, как получилось, что выбрала именно ее.

Наверху стояла мертвая тишина. Словно тот, кто расхаживал каждую ночь по мансарде, знал, что сейчас она в своей комнате не одна, и решил отложить хождение.

Нет, она ошиблась! С потолка донесся какой-то скрип, а затем прямо над головой раздались чьи-то тяжелые шаги. Кто-то снова передвигался по мансарде. Ольга, боясь заглушить звуки скрипом кровати, не смела пошевелиться. Ну, теперь-то, по крайней мере, у нее появится свидетель. Так она думала.

Но Ириночка сладко спала, разметав распущенные волосы по большой Ольгиной подушке.

 

 

В душе Тарас надеялся, что о договоре между ними Сашок стал забывать. Идеальным случаем было бы, забудь он совсем. Но на память приятель не жаловался, этого Тарас никак не хотел учитывать.

Тот заговорил об этом ровно неделю спустя, как и обещал.

– Ну и как там чувствует себя наша золотая рыбка? Пора ей уже и в невод, хватит, засиделась.

– Послушай, Сашок, – Тарас занервничал, он уже знал, что раз тот зацепил тему, так просто не отстанет. – Мне нужно еще время. Такую на улице не снимешь.

– Чего, чего? Может, мне за нее взяться?

Тарас испугался: здесь он оказался прав!

– Зря ты так, – упрекнул он. – Она особенная.

– Будешь так говорить, когда попробуешь, – Сашок не поддался на его мягкий тон, он был попрежнему груб. – Ну все, хватит! Понадеялся я на тебя, слизняка. А ты слизняк, оказывается, и есть.

Он достал из пачки дорогую сигарету, прикурил от зажигалки. Они находились в машине, Сашок приспустил окно, готовясь выпустить дым.

– Как часто она ездит в банк? – неожиданно спросил он.

– А я почем знаю? Зачем оно мне? Я не спрашивал, – отрезал Тарас, удрученный его напористостью.

– Выясни, когда она поедет в следующий раз.

– Что ты еще надумал? – спросил он встревоженно.

– Не понимаешь? Уличное ограбление. Самое банальное уличное ограбление. Не хочет она с нами иметь дело – и не надо! Без нее обойдемся! Останавливаем «Мерседес» где-нибудь по дороге, направляем на них стволы и приказываем выйти из машины… Да не бойся, они нас не узнают. Мы же будем в другой одежде и в масках.

– А если она окажет сопротивление?

– Ну что ты! В такую минуту они все становятся ручными. Кто захочет рисковать?

– Ты ее не знаешь, – угрюмо настаивал Тарас.

– Послушай, тебя деньги интересуют или она? Что ты за нее так беспокоишься?

– Это слишком рискованно. Кто знает, как они себя поведут… Машина оборудована радиосигнализацией, – нашелся он. – Водителю достаточно нажать на кнопку, и сигнал о нападении тут же поступит на полицейский пульт.

Разумеется, он это сочинил, но Сашок все равно не сможет проверить. Тот скис в один миг.

– У меня есть другое предложение, – Тарас выждал, пока Сашок проявит интерес. – Послушай, у них в доме чего только нет! Ну прямо как в ломбарде. Между тем я слышал, они поговаривали о поездке в выходные куда-то на озера. Можно улучить момент, когда никого не будет, и спокойно обчистить дом.

После неудачи с планом нападения Сашок приободрился.

– У них деньги лежат прямо на секретере, – Тарас продолжал подвергать его соблазну. – А сколько столового серебра!

Сашок заерзал.

– Полная уверенность, что дома никого не будет?

– Отвечаю! – убежденно заявил Тарас, в этом-то и был фокус: Ольга тоже уедет вместе с детьми, а значит, она вне опасности.

– А привратник? Ты сам говорил, что они держат привратника.

– Это для вида. На самом деле он работает только днем. Ночью там никого не будет.

– Как я понимаю, мы должны войти туда ночью, – догадался Сашок.

– Тогда и соседей можно не бояться.

– Но ты забыл про сигнализацию, – напомнил он с меньшим энтузиазмом. – Такая себе малость.

– Есть и на это средство.

– Да? Интересно, как ты собираешься ее отключить?

Тарас хитро улыбнулся.

– А я и не предлагаю ее отключать.

Сашок посмотрел на него с недоумением.

– Там есть одно окно без сигнализации: мансарда. Сигнализацию меняли в этом году. Мансарду закрыли раньше. Однажды хозяин повесил на дверь замок и с тех пор никого туда не впускал. Даже для такого случая не сделал исключения.

– Протиснуться в него хотя бы можно? – поинтересовался Сашок, не давая ему уклониться от темы.

– А хоть и вдвоем.

– Надо составить подробный план дома.

– Вот здесь, – Тарас постучал себя пальцем по лбу. – Подробнее не бывает. Не зря же я облазил все темные углы в поисках привидений.

– Каких еще таких привидений?

Тарас снова самодовольно ухмыльнулся.

– Мама наших двух отпрысков умерла в прошлом году. Мы устроим так, что никто ни о чем не догадается. Они всерьез думают, что по дому бродит призрак…

Сашок прищурил глаза. И вдруг покатился со смеху.

– Свалить все на привидение! – он уже лежал на руле и хватался за живот. – Нет, правда?.. Я тащусь! Такого в наших краях еще не бывало!

 

 

Поездка на озера планировалась по окончании учебного года, а до конца занятий в школе оставались считанные дни. Завершающим аккордом должен был стать «последний звонок» для старшеклассников, в котором Ириночкина роль, как первоклашки, сводилась к тому, чтобы вручить букет цветов какому-нибудь оболтусу выпускнику.

Павел загодя выбрал день и предупредил об этом всех, включая Ольгу. Втайне Ольга ужасно обрадовалась: как же она мечтала о передышке, хотя бы и кратковременной, вне стен этого дома, переполненного кошмарными тайнами. Он, подобно вулкану, был жив, дышал и готовился нанести внезапный удар.

Следующую ночь она ждала с откровенно растущим внутренним беспокойством. Долго сдерживаемое чувство искало выход. Страх, как забродивший сок. Его можно закупорить, но нельзя удержать: выстрелит.

Шаги раздались как обычно, если вообще выражение «как обычно» применимо в данном случае. Напряжение достигло предела. Ольга сама от нервозности забегала по комнате. Впрочем, ожидание, это было еще хуже. Она знала, что рискует сорваться, как Лариса, но это был бы для нее сладостный срыв. Ее сдержанность подвергалась искушению. Ну, а сейчас она прямо-таки подошла к краю.

Нет, она больше так не могла, она чувствовала, что должна дать этому какой-то выход. А иначе, действительно, пусть тихо, но сойдет с ума.

Ольга выбежала из комнаты и помчалась в ту сторону, где начиналась узкая лестница. Ее заносило на поворотах, и ночная рубашка развевалась, будто крылья птицы. Она сама могла сойти за привидение.

Ольга смело взошла ступенями на лестничную площадку перед входом в таинственную мансарду. Впрочем, это была смелость приговоренного смертника, решившегося на побег. Луч фонарика высветил нетронутую щеколду и замок, прикипевший к ней. Ольга прислушалась. За дверью стояла безупречная тишина.

Тишина возмутила ее еще больше, чем шаги, доносившиеся с потолка.

– Там кто-нибудь есть? Отзовитесь! – громко потребовала она.

Не щадя кулаков, она забарабанила в дверь.

– Отворяйте! Кто там?..

И снова никто не ответил. Зато теперь, после того, как она вслух это произнесла, Ольга поняла, что поверила, и испугалась.

С таким вот открытием вернулась она к себе.

Она прошла к туалетному столику, села и посмотрела на себя в зеркало, рассчитывая увидеть первые признаки безумия в собственных глазах.

Тут она расслышала запах духов. Ольга могла подумать, что забыла закрыть или неплотно закрыла какой-то из флакончиков, находившихся на столике. Но это был не ее запах, не ее духи. Ни один из кремов, которыми она пользовалась, тоже не имел такого запаха. Сомневаясь в самой себе, она проверила подряд все без исключения тюбики и флакончики. Нет, определенно, запах исходил не отсюда.

Тогда она встала и прошлась в другой конец комнаты. Запах не исчез и даже не ослабел. Он просто стоял в комнате, как будто только что в ней находилась некая особа, использующая эти духи. Вероятно, женщина. Но в доме, кроме Ольги, никто не пользовался женскими духами.

Она осмотрелась, стараясь останавливаться на мелочах. Нет, все предметы как будто на месте. Расстеленная кровать, забытая расческа, двойной свет, от люстры и настенного бра – все, как и было. Но вот запах… И форточка не помогла ему выветриться.

Ольга резко рванула на себя одну за другой обе створки окна. Свежий ночной воздух ворвался в помещение, вытесняя загадочный запах. Она постояла так, дыша всей грудью, пока он не растворился в ароматах летних садов. А ей все казалось, будто она чувствует его до сих пор.

 

 

Услыхав, как заурчал автомобиль, Ольга подождала немного, а затем вышла во двор и прошлась с деловым видом в летнюю кухню. Не глядя в ее сторону, Богдан крутился около машины. Когда она возвращалась, он как раз закрывал гараж, готовясь отвезти детей в школу.

– Дети только что закончили завтракать, – поздоровавшись, сказала она. – Еще буквально пять минут.

Собственно, это был только предлог, чтобы заговорить.

– Я не тороплюсь, – пожал плечами Богдан, все еще отводя глаза.

– Сегодня последний день. Конец занятий.

Следующий шаг к примирению. Ему пришлось посмотреть ей в лицо. Она заметила, что он смущен не меньше, и это придало ей уверенности.

– Я обнаружила какие-то духи, – продолжала она так, словно никогда между ними не пробегала кошка. – Я таких и не встречала раньше. С выраженным запахом лаванды.

– С лавандой? – подхватил Богдан. – Ну, тогда это покойной хозяйки. Ее любимый запах. Она отличалась оригинальностью вкусов.

Ольга ни на что другое и не рассчитывала, а все равно это ее шокировало.

– А где вы их нашли? – воспользовавшись ее молчанием, спросил он. – Хозяин не оставил ничего после ухода жены, все запер в мансарде.

Он это уже говорил. Он так сказал однажды, когда увидел на Ольге ее блузку.

– Я… нашла их в своей комнате.

– Они до сих пор там?

– Нет, нет! – поспешно ответила Ольга. – Я решила, что они принадлежали Ларисе, и выбросила.

– И правильно сделали. Они принесли бы вам несчастье.

Ольга побледнела.

– Несчастье?

– Все, к чему покойница прикасалась, хозяин возненавидел, как и память о ней.

– От детей мне приходилось иногда слышать… – осторожно напомнила Ольга. – Они говорят о ней, как о живой.

– Ну да. Мне кажется, он ее ненавидит еще больше оттого, что дети не хотят забыть.

 

2.6

 

С Тарасом они договорились встретиться прямо в школе. Ольга не хотела дразнить Богдана, едва успев помириться, и поэтому уговорила его уехать, заверив, что праздник может затянуться.

Ириночка была очень нарядная, и сама это чувствовала. Букет можно было сравнивать с ее ростом. А вот Юлика это мероприятие, напротив, заметно тяготило. Он радовал, как всегда, примерным послушанием, но на его лице застыла смертельная скука. Вместе с Ольгой он стоял позади и безразлично следил за церемонией.

В середине ее Ольга услышала за спиной приглушенный голос Тараса:

– А вот и я.

Юлик оглянулся назад и с детской непосредственностью перевел взгляд на Ольгу, рассчитывая увидеть ее реакцию. Он как бы все понимал, и только вместо ехидства попрежнему демонстрировал недетское равнодушие.

– Вы сегодня, как никогда, прекрасны, – заявил Тарас, не стесняясь присутствия Юлика.

Ольга родила вымученную улыбку: со стороны Тараса это была явная ложь, она почти не сомкнула глаз в последнюю ночь и не лучшим образом провела предыдущие. Она сама боялась взглянуть на себя в зеркало. Что он еще выдумал!

Впрочем, у Тараса были и другие причины расточать комплименты.

– Кто вас этому научил? – спросила Ольга.

Она почти угадала, что за его лестью что-то стоит, в чем он едва ли признается.

– Вы, – дерзко ответил он.

Ольга сокрушенно покачала головой и попросила Юлика присмотреть за Ириночкой. Первоклассников с цветами уже выстроили в ряд.

– По крайней мере некоторое время мы не будем видеться: мы с детьми уезжаем отдыхать. Вам оно тоже пойдет на пользу.

– Не говорите так!

Она расслышала упрек.

– Сами же в этом убедитесь.

– Когда вы едете? – спросил он обреченно.

– В субботу.

– Как, уже в эту субботу?! – повторил Тарас упавшим голосом.

Он расстроился совершенно искренне, но Ольга и не догадывалась о настоящей причине его беспокойства.

Ириночка вместе с другими детьми побежала навстречу выпускникам.

– Вот увидите, к нашему возвращению вы о нас забудете, – убежденно заявила Ольга.

– О нас? Ну да, конечно, как же я сразу не сообразил! Вы вчетвером: вы, дети, и он… Еще бы! Такой лакомый кусочек… – к его горечи примешалась неожиданная злоба.

– Не смейте! – она оборвала его с досадой, но продолжала уже спокойнее. – У Павла Юрьевича срочные дела. Он пробудет с нами только сутки и вернется уже в воскресенье, к вечеру. Я останусь с детьми одна. Это моя работа. Не верите?.. Ну и напрасно. Он-то вам не конкурент. На вашем месте я бы не стала ему завидовать. Это сложный человек. Даже дети его боятся. Меня он опекает, но… настолько, что одержим жаждой мести.

– Какой еще мести? – спросил Тарас почти что равнодушно.

Ольге пришлось рассказать.

– Когда-то на вокзале, по дороге домой я уснула, а в это время какие-то воры сняли с меня туфли. Это случилось ранней весной, еще стояли заморозки. Пока я добралась до села, простудилась и подхватила пневмонию. После этого долго лежала в больнице. К счастью, все закончилось благополучно. Но он вбил себе в голову, будто должен отыскать воров и воздать по заслугам.

У Тараса пересохло в горле.

– Вы сказали, воров? С чего вы взяли, что вор был не один?

Ольга растерялась.

– Ей Богу, не знаю, почему я так сказала… Впрочем, это он так выразился, а я лишь повторила за ним.

Увидев, как Тарас вдруг затрясся, Ольга осуждающе покачала головой.

– И вы туда же!

 

 

Тарас сам позвонил Сашику. Ему казалось, он никогда еще не чувствовал себя настолько отвратительно.

– Никого не будет с субботы на воскресенье. Потом он вернется.

Сашок сразу догадался, о чем речь.

– Значит, у нас только одна ночь, и все. Пора действовать!

– У тебя все готово?

– Давно.

– У меня тоже.

Тем не менее после каждой фразы следовала небольшая заминка: оба колебались. Во время этого короткого разговора ни один не признался в том, что его беспокоило.

Тарас промолчал в отношении Ольги: он-то теперь знал, что Ольга и есть на самом деле та самая колхозница с вокзала. Это удваивало его страдания.

А Сашок? Не далее как час назад его пригласил к себе Егорыч и снова заговорил об известном случае на вокзале. А потом показал фотографию потерпевшей – той самой важной особы. Описание вкупе с фотографией кое-что напомнило Сашику…

 

 

Они выехали после полудня, рассчитывая к вечеру прибыть на место. Но уже в пути Павел принял телефонный звонок.

– Да, да, разумеется… Где вы намерены остановиться?.. Прекрасно, утром я вам позвоню.

Он спрятал телефон с озабоченным видом.

– Стойте, Богдан, – велел он.

Автомобиль съехал на обочину, в сумерки, под крона деревьев. Дело шло к закату, солнце еще пробивалось сквозь верхнюю листву, но от земли уже тянуло прохладой и болотной сыростью.

Такое впечатление, будто он хотел сделать остановку. Но Павел и не думал выходить из машины. Ольга спросила Ириночку, не хочет ли она выйти. Тогда Павел попросил подождать.

– Извините, но планы поменялись. Завтра с утра мне предстоит важная встреча. Я собираюсь заключить контракт с одной голландской фирмой. Только что позвонил ее представитель. Поймите меня правильно. Это очень важная сделка. Он уже прилетел и звонил из аэропорта. Мы должны встретиться завтра в моем офисе. Поэтому сейчас нам придется повернуть назад. Да, я согласен, это не совсем удобно, когда мы столько ждали этого дня, и вот… Но что же тут поделаешь!

Ириночка еще не успела ничего понять и бестолково ерзала на сидении, по очереди заглядывая в лица окружающих. Юлик, напротив, все понял в один миг и отвернулся к окну, на этот раз не удержавшись и с шумом демонстративно вздохнув.

– Впрочем, я думаю, ничего страшного не произошло. Завтра с самого утра вы все поедете, только без меня, – прибавил Павел. – А теперь, кто желает, может выйти. Лес рядом.

Возвращались они уже в темноте. Ольга клевала носом, Ириночка видела второй сон у Юлика на коленях. Незадолго до полуночи «Мерседес» подъехал к опустевшему дому. Привратник ушел сразу же после их отъезда, поэтому Богдан сам вышел из машины, чтобы открыть ворота.

Ольга хотела понести Ириночку на руках, но та проснулась и брезгливо оттолкнула протянутые руки. Ольга надолго запомнила ее отталкивающий жест.

Уложив детей спать, она спустилась на кухню, чтобы приготовить себе чаю, и повстречала Павла в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу. Он торчал возле аптечки с медикаментами: аптечка находилась тут же за кухней, рядом с электрощитком и выходом на веранду.

Увидев ее, он обрадовался.

– Ах, Ольга! Как хорошо, что вы еще не легли. Вы разбираетесь во всем этом? Где-то здесь, среди прочей отравы, должно быть снотворное. Прошу вас, помогите мне его найти.

– Конечно! – с готовностью отозвалась она.

Ольга порылась среди вороха коробочек.

– Вот, пожалуйста.

– Огромное спасибо! Не могу никак уснуть, – пожаловался он. – Наверно, этот внезапный звонок так на меня подействовал. Дайте, пожалуйста, воды запить.

Ольга налила ему из чайника.

– Сколько я должен принять таблеток?

– Здесь написано, одну.

– Значит, две, – сказал он и бросил сразу две таблетки в рот.

Павел выплеснул в раковину остаток воды.

– Дети уже спят?… Ну, тогда спокойной ночи!

Его тапочки прошлепали ступенями и затихли наверху, в спальне.

 

 

Серый «Опель», еще больше серый в темноте, прополз под уличным фонарем и прикипел к бордюру в тени между двумя фонарными столбами. Улица тихая, и днем движение вялое, а уж ночью и вовсе никакого.

Сашок с Тарасом переглянулись.

– Двигаем?

Оба вышли из автомобиля. Включать сигнализацию Сашок не стал. Лучше рискнуть, оставив его без сигнализации, чем разбудить полквартала воем сирены. Ну, и по теории вероятности, две бригады воров на одной улице – вещь абсолютно невообразимая.

Они остановились за два дома до нужного адреса.

– Там собаки есть? – поинтересовался Сашок.

Тарас ответил, будто задели его гордость:

– В таком районе, как этот, дворовых собак не держат.

Приятели сначала прогулялись улицей, изучая обстановку. Никакого движения. Все вымерло. Дом опустело смотрел черными прямоугольниками окон.

Убедившись, что никто их не видит, они друг за дружкой перемахнули через забор. Это было самое слабое место в программе. Сашок покраснел, представляя, что подумают друзья. Да, они с Тарасом могли обыкновенной отмычкой в два счета открыть калитку. Но тогда остались бы следы.

Минуя гараж, они зашли с тыльной стороны дома. Тарас двигался наощупь, помня только, что в десяти метрах от гаража должна быть летняя кухня. Они боялись включить фонарь: кто-то из соседей мог случайно заметить.

А вот и она. Здесь можно было и посветить, ото всех сторон прикрытый луч никто не увидит. В свете луча Тарас отыскал лестницу, спрятанную за летней кухней.

С этой стороны дома под окнами веранды был разбит цветник. Это была пора тюльпанов. Ночью бутоны сворачивались и огненно-красными факелами устремлялись к небу. Воры аккуратно обошли клумбы, стараясь не оставить следов.

Покатая крыша веранды вызвала у Сашика презрительную ухмылку. Приставив лестницу, они спокойно взобрались наверх. Теперь осталось вытащить ее за собой и точно так же преодолеть последний подъем. В отместку за забор с невиданным комфортом вылезли они на крышу дома. Еще два метра по наклонной поверхности – и они были у окна мансарды. Здесь Тарас нашел прикрученную к раме самодельную скобу и потянул за нее. Окно свободно открылось. Рваные тучи, угрожая закрыть и без того неполную луну, тревожно ползли над головой.

Под ним образовался черный провал. Тараса проняла мелкая дрожь, следствие суеверия, но Сашок дышал в спину и ждал своей очереди. Затаив дыхание, Тарас первым спустился в темноту. Повиснув на руках, он не видел ничего под собой, даже своих ног. Возможно, только чуть-чуть нехватило ему роста, чтобы коснуться пола, а возможно, под ним была целая пропасть. Если бы не Сашок, подгонявший его сверху, он так никогда и не решился бы.

Заставив себя разжать пальцы, он спрыгнул вниз и попал на коробку из картонной гофры, хрустнувшую у него под ногами, будто вафельная трубочка. С языка само собой слетело ругательство.

– Подсвети мне, – потребовал он.

– Нас могут заметить, – напомнил Сашок.

Он был, конечно, прав, свет на крыше виден издалека, но Тараса это заботило куда меньше, чем затаившаяся темнота мансарды.

– Скорее я тут сломаю себе ноги!

Сашок распластался на краю, свесил руку в проем и зажег фонарик. Узкий сноп света вырвал из темноты лицо женщины с копной всклокоченных волос и пронзительным взглядом, устремленным на Тараса. Тот в ужасе попятился. Будь фонарик у него, он бы его, несомненно, уронил.

– Ты чего? Это же картина! – образумил его Сашок.

Луч скользнул по деревянной раме, выкрашенной в бронзовый цвет.

– Убедился? Эх, ты! Тоже мне, домушник!

– Поживи среди них, и я посмотрю, что ты тогда запоешь, – сказал в оправдание Тарас.

– Вот еще, нашел, чем испугать! – фыркнул Сашок. – Посторонись! Я спускаюсь, – предупредил он.

Теперь и он выругался, споткнувшись о ту же самую, возможно, полупустую коробку.

– Какого хрена! Что это еще за хлам?

Он снова осветил картину. Теперь глаза странной женщины переместились на Сашика, неотрывно следя за всеми его перемещениями.

– А она ничего, симпатичная. Коль увидишь какой дух – свистни. Я бы не против с ним завести шуры-муры.

В воздухе стоял прелый запах старых вещей. Мансарду загромождали темные свалки чего-то там.

Осторожно обходя завалы, Тарас пробрался к двери. Осмотрел косяк. Сашок светил фонариком. Свет из глубины комнаты рассеивался, не достигнув окна.

Тарас нашел торчащие концы замковой скобы и подобрал гаечный ключ.

В волнующей тишине любой шорох давил на психику.

– Ну, что ты там копаешься? – нервно подхлестнул его Сашок. – Долго еще?

– Сам попробуй! Тут все проржавело, – огрызнулся Тарас.

Мама осуждающе следила за ними со спины.

 

 

Глухой стук с потолка и шаги, ставшие привычными, разбудили Ольгу глубокой ночью. Еще сквозь сон она распознала этот звук и проснулась резко, как от удара током.

Лежа в кровати, она прислушалась. Шаги то затихали, то звучали вновь. Это было невыносимо.

Ольга потянулась рукой к выключателю, чтобы зажечь светильник у изголовья, но он не зажегся. Тогда она встала с кровати и попробовала включить верхний свет. Тоже напрасно.

Она почувствовала себя неуютно: в темноте, с более чем странным соседством наверху. Все же она накинула халат и открыла дверь. Серый прямоугольник окна, затененный высоким деревом, смутно выделялся в конце коридора. Вытянув руку, Ольга наощупь продвигалась вдоль стены.

За поворотом сердце учащенно забилось.

У подножия лестницы она замерла, собираясь с духом. Она уже хотела было занести ногу на первую ступеньку, как вдруг услышала возню у самой двери. Кто-то с другой стороны пытался открыть дверь!

Душа ее ушла в пятки. Ольга побежала назад. Наталкиваясь на невидимые препятствия, один раз даже споткнувшись, она кое-как добежала до спальни Павла. Ворвалась к нему без стука.

Лунный свет оставил узор тюлевых занавесок на белом пододеяльнике.

Она была уверена, что разбудила Павла, когда хлопнула дверью, но ошиблась. Он спал сном младенца, уткнувшись лицом в подушку и натянув одеяло почти до самой макушки. Ольга попробовала его растормошить – бесполезно! Он был неподвижен. Хоть из пушки пали!

Тут-то она и вспомнила о ружье. Она стремглав метнулась из спальни в кабинет. Охотничье ружье висело на своем месте, в шкафчике за стеклянной дверцей. Дверца была закрыта на ключ. Не раздумывая, Ольга схватила стул и разнесла стекло вдребезг. Осколки с яростным звоном посыпались на пол.

Патроны хранились в нижнем ящике стола, она это знала. И про то, что ящик не запирался. Впрочем, это ее наверняка не остановило бы. Злость вытеснила страх.

Она зарядила ружье и вернулась к подножию лестницы, снова медленно пробираясь наощупь, хотя ей до бесчувствия не терпелось всадить кому-то пулю в самое сердце.

Внезапно луч фонаря ударил ей прямо в глаза, ослепив ее и парализовав волю. Она только и сумела, что прикрыться ладонью, и то под действием инстинкта.

За фонарем немедленно поднялся истеричный вой, шум, фонарь дрогнул, а затем и вовсе погас.

– Она! Скорее, назад! – раздался до ужаса перепуганный голос, и тут же один кто-то затопал вверх по ступеням, к мансарде, а другой помчался дальше коридором.

Роли поменялись местами: теперь они сами были перепуганы насмерть.

Ольга ничего не понимала. Кто это, мама или воры, забравшиеся в дом?

Очнувшись, она кинулась за тем, который выбрал коридор. Вообще-то впотьмах это занятие неблагодарное. После фонаря «чортики» еще прыгали в глазах. Ольге, правда, пришло в голову оставлять открытыми двери всех комнат, в которые она заглядывала по дороге. Их окна посылали лунный свет, рассеивавший тьму.

Того, за кем она гналась, Ольга так и не нашла. Зато открыв последнюю дверь… Она уже хотела было идти дальше, как что-то ее остановило. Она снова посмотрела туда.

Окно выходило в сад, как раз над верандой, а вот за ним… За ним она увидела лестницу.

Ольга рванула на себя ручку оконной рамы. Но окно было большим и давно не открывалось. Пока она по очереди открывала все эти запоры, кто-то спустил лестницу вниз и вот-вот мог очутиться на земле.

Тогда Ольга сбежала на первый этаж, промчала мимо кухни, электрощитка и выскочила на веранду. Лестница стояла прямо перед ней, и кто-то уже спускался ею, перекладина за перекладиной. Как только он поравнялся, Ольга резко потянула на себя створку окна и навела на вора охотничье ружье.

Вор от неожиданности дернулся, лестница тоже, но вор не упал, а лестница успокоилась. Тут Ольга увидела его лицо, освещенное луной, и руки опустили ружье с уже взведенным курком. Она узнала Тараса.

Шок был не меньший, чем только что, у входа в мансарду. К счастью для нее, рассуждать было некогда.

Ружье коснулось подоконника, там она его и оставила. Сама побежала в обход во двор, что было духу, не боясь споткнуться в темноте и упасть. То, что уже случилось, было намного хуже.

 

 

Пока Ольга огибала дом, надеясь перехватить Тараса, он уже удирал через сад к ограде. Куда подевался Сашок, Тарас не знал. Он надеялся, что тот убежал через парадную дверь.

С тыльной стороны двор заканчивался кирпичной кладкой. Тарас взобрался на нее с разбега, не останавливаясь. Однако в тот момент, когда он хотел спрыгнуть по другую сторону, с крыши дома его окликнули: это был Сашок.

Тарас растерянно оглянулся. Он уже почти ускользнул. Он успел изучить эти дворы и знал, как пройти сквозь них. За ними был тесный закоулок, из которого он попадал на улицу, где стоял «Опель». Правда, «Опеля» могло уже и не быть. Если Сашок убежал через дверь, то он мог давно уехать, не дожидаясь Тараса.

Спрыгни Тарас секундой раньше, он не услышал бы голос приятеля, и совесть его была бы чиста. Но судьба распорядилась иначе, и он понял, что ему придется вернуться.

Тарас еще раз спрыгнул в сад и побежал к веранде. Лестница была на месте. Он успел преодолеть несколько перекладин и снова очутился вровень с окном веранды. На подоконнике попрежнему лежало ружье, оставленное Ольгой. Его дуло снова упиралось Тарасу в живот.

Ольга позвала Тараса. Она как раз подоспела к этому моменту. Сашок тоже настойчиво звал приятеля. Он не знал, куда тот исчез, и беспокоился, чтобы Тарас не сбежал без него. Услышав голос сверху, Ольга отступила от стены, чтобы увидеть того, кому он принадлежал. Сашок не заметил Ольгу в тени садового дерева, а вот Ольга сразу увидела фигуру Сашика на крыше дома как раз тогда, когда он стоял на корточках и пытался выглянуть вниз.

Пожалуй, ее зов оказался для Тараса роковым. Он замешкался, и тут грянул выстрел. Тарас сначала повис на лестнице, а затем скатился на клумбу.

Ольга не поверила своим глазам.

При звуке выстрела Сашок упал ничком на крышу, с минуту его не было видно.

Ольга подбежала к Тарасу. Он был еще жив, однако сквозь свитер расширяющимся пятном обильно сочилась кровь. Руки распростерлись в разные стороны, придавив яркие желтые и красные бутоны тюльпанов. Наверно, его страдания были невыносимы. Но, увидев Ольгу, он попытался виновато улыбнуться.

– Это судьба. Простите меня!

Пока он еще дышал, она не могла стерпеть его взгляда. Но когда он умер, она, как бы восполняя упущенное, долго и с желанием понять всматривалась в его неподвижное лицо.

 

 

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 

3.1

 

Дети отнеслись к тому, что случилось ночью, с поразительным равнодушием. Ольга боялась, что это отразится на их и без того нарушенной психике. Но, к ее безмерному удивлению, они сели за стол вовремя и с выжиданием посмотрели вместе на кастрюлю, стоявшую на плите. Павел тоже никак не потерял аппетит. Наверное, только одна Ольга и страдала по этому поводу.

А ведь кто-то из них, сидящих за столом, не далее как нынешней ночью нажал на спуск охотничьего ружья. Неужели с таким же хладнокровием, как вот сейчас завтракал с нею за одним столом? Окровавленный Тарас не выходил у нее из головы. Ей захотелось вскочить и сотворить что-нибудь из ряда вон выходящее. Чтобы не поддаться соблазну, она раньше времени вышла на кухню за чаем. Этого хватило, чтобы предотвратить эмоциональный взрыв, но вот надолго ли? Она опасалась, что он не последний, и что следующий наплыв безумия уж точно застанет ее врасплох.

– Не чавкай! – замечание предназначалось Юлику. – А ты, – сказал отец, весьма строго взглянув на Ириночку, – убери локти со стола и не болтай ногами.

Ольга не могла справиться даже с той символичной порцией риса, что положила себе в тарелку, и все ждала, когда он спросит: «Что с вами, Ольга? Вы нездоровы?» Чтобы на том и покончить, она уже решила сказать, в таком случае, будто ее знобит.

Впрочем, это было скорее правдой. Солнечное июньское утро заглядывало во все окна, а она никак не хотела расстаться с шерстяной кофточкой.

Под конец завтрака дверь приоткрыл бородатый привратник и сказал, с трудом ворочая языком:

– Извините. Там… полиция.

Ольга так редко слышала его голос, что успевала забыть, как он звучит. У него были проблемы с произношением, а иначе служить бы ему дьяконом в сельском приходе.

– Опять? – вздохнул Павел. – Ладно, проведите их в гостиную.

Ольга воспользовалась тем, что он отвлекся, и поставила свою тарелку на тележку с грязной посудой.

Павел бросил взгляд на пустое место.

– Вы уже поели, Ольга? Тогда, может, займете наших гостей чем-нибудь?

Гость был один: лысеватый, одетый в плохо сшитый костюм, купленный в ближайшем одежном магазине. Лицо показалось ей знакомым.

– Здравствуйте, Ольга! – поздоровался он приветливо.

Теперь и она вспомнила: это был тот самый следователь из прокуратуры. Его фамилия…

– Экман, – с улыбкой напомнил он. – Да, видите, какие настали времена. Снова я вам надоедаю.

– Павел Юрьевич сейчас спустится. Он приводит себя в порядок.

– Очевидно, мне следовало придти попозже, у вас ведь была бессонная ночь.

– Уже все позади.

Экман не ответил, только недоверчиво посмотрел Ольге в глаза. Она испугалась этого взгляда, слишком много он означал.

– Говорят, вы были знакомы с убитым, – сказал он.

– Действительно.

– Кто-нибудь вас познакомил?

– Нет. Первая встреча была случайной.

– И вы не спрашивали, кто он, откуда?

– Зачем мне это было нужно?

Экман осуждающе покачал головой.

– Вы хоть понимаете, что он вас просто использовал?

Вопреки ожиданию Экмана, ей не было стыдно. Смерть Тараса все уравновесила. Это Экман, не знавший ни ее, ни тем более Тараса, мог предполагать что угодно. На самом деле ей не хотелось, чтобы кто-то узнал о ее слабых сторонах. А слабой стороной была жалость, которую она до сих пор испытывала к Тарасу. И не потому, что он умер, смерть сама по себе вещь естественная. А потому, что умер обыкновенным вором, так и не сумев преодолеть этот барьер.

– Кажется, вам пришлось подождать.

Это произнес Павел. Он шагнул к зеркалу и, стоя к гостю спиной, поправил щеткой волосы.

– Ничего страшного, – ответил Экман в спину Павлу, не ставя ему в вину столь раскованное обращение.

– Ну вот, – сказал Павел. – Теперь я готов уделить вам несколько минут. Прошу за мной.

– Позже мы вернемся к нашей беседе, – пообещал тот Ольге, вставая с дивана.

 

 

Они прошли в кабинет. В дверце стеклянного шкафа, в котором раньше висело ружье, до сих пор торчали невыпавшие осколки разбитого стекла. Экман с сожалением припомнил, что восхищался им в прошлый раз.

– А я ведь предупреждал, что мы еще встретимся.

Павел пожал плечами (ничего не сделаешь!), и предложил занять кресло в углу кабинета.

– Лично я не вижу связи между ворами и моей бывшей экономкой.

– Ну, с ворами все более или менее просто. Двое молодчиков впервые решились на самостоятельное дело, и, как оно водится, первый блин – комом. Хотя вынужден признать, они неплохо подготовились – как для новичков, разумеется. Этот ваш компаньон подвернулся весьма кстати.

– Какой еще компаньон?

– Ну как же! – удивился Экман. – А ваша предстоящая сделка?

– Ах, вы и об этом знаете!

– Вы упомянули о нем в своих показаниях.

– Да, кажется. Я и забыл.

– Вот видите… – следователь загадочно помолчал. – Ну да Бог с ним. Меня сейчас другое интересует.

Поскольку он снова умолк, Павел закончил вместо него.

– Кто стрелял из ружья?

– Вы сами об этом заговорили, – подчеркнул Экман.

 

 

Следователь оставил разговор с Ольгой под самый конец.

– Надеюсь, что хотя бы вы, Ольга, прольете свет на это темное дело, – скромно пожелал он.

– Спрашивайте, но… ведь я уже давала показания.

– Ну, показания, что – бланк, заполненный с соблюдением формальностей. Документ, имеющий юридическую силу. Нет, я хочу другого. Позвольте мне взглянуть на прошедшую ночь вашими глазами. Меня интересует, светила или нет луна, и как пахнут тюльпаны в ночном саду.

– Дайте-ка я на вас погляжу! И откуда это полицейский такой выискался, Богдантик? – Ольга с усмешкой покачала головой.

Экман лукаво прищурил глаза.

– Нет, – возразил он, – я никакой не Богдантик, это точно. Но зато вы – библиотекарь. У вас замечательная профессия. Вы-то уж определенно должны видеть глубже остальных.

– Ах вот оно что! Вам известно, кто я! Когда же вы успели?

– Ошибаетесь, я знаком с этой семьей уже давно. И с вашей историей в том числе.

– Это ли не в связи с Ларисой?

– А вот сейчас вы угадали.

– Это было нетрудно. После вашего визита Павел Юрьевич все рассказал водителю, а тот – мне.

– Беседовать с вами одно удовольствие. Вы, стало быть, в курсе всех семейных тайн.

Ольга снова получила повод улыбнуться: этот следователь очень ловко намекал, будто она знает больше, чем говорит. И наверняка о последней ночи тоже.

– Хорошо. Я постараюсь описать ночь со всеми подробностями. Одно прошу: не заставлять меня это делать в третий раз.

– Я весь – внимание.

Экман слушал, слушал, наконец не удержался и осторожно спросил:

– Как вы думаете, почему вы одна услышали, что в доме чужой?

Ольга взметнула брови.

– А вы разве не знаете, что моя комната как раз под мансардой?

Экман задумался.

– Вероятно, раньше это была комната Ларисы?

– Ну да, – автоматически согласилась Ольга. Кажется, она поняла, на что он намекал, но решила сделать вид, будто не заметила.

Экман в свою очередь тоже не торопился развивать эту мысль.

– Первым делом вы заглянули к хозяину?

– Да.

– И он спал крепким сном?

Ольга подтвердила.

– Вам не удалось его разбудить, тогда вы забежали в кабинет, схватили ружье и вышли им навстречу. А они, увидев вас, не на шутку перепугались… Как будто столкнулись с привидением.

Голос его прозвучал вкрадчиво, он сам был осведомлен несколько лучше, чем хотел, чтобы выглядело со стороны.

– Вы ведь тоже испугались? Но все-таки вы сильная женщина.

– Ну, не так уж. Честно говоря, мною скорее двигал страх…

– Перед грабителями?

Уточнение странное, но Ольга о том не подумала. Правда, Экман не стал дожидаться ответа.

– И все же вы их обратили в бегство, а потом стали преследовать…

– Пока они не одумались.

– Чудесно. А теперь скажите: как вам посчастливилось заметить лестницу?

– Я оставляла открытыми двери комнат, чтобы пустить хоть немного света в коридор. Как вы, наверное, обратили внимание, в нем нет окон, кроме узкого оконца, затененного деревом.

– Ну, допустим. Значит, вы увидели лестницу и спускающегося по ней вора. Почему же вы не выстрелили сразу?

Ольга пронзила его глазами.

– А я должна была выстрелить?!

– Ну хорошо, – он вскинул руки вверх. – Признаю, это был провокационный вопрос.

– Вы считаете, что это я убила Тараса! – догадалась она.

– Ну зачем же вот так сразу! Нет, что вы. Я далек от мысли обвинять кого бы-то ни было.

– Но меня вы тоже ведь включили в число подозреваемых?

Экман оживился.

– А что, могут быть еще подозреваемые? Как, по вашему?

Ольга передернула плечами.

– Я не знаю, кто бы мог выстрелить.

– Ну, в доме-то находилось всего четверо. Правда вот только, ваш хозяин…

– А что хозяин?

– Но вы же сами минуту назад утверждали, что не смогли его добудиться.

– А если он… – она прикусила язык, посчитав уже само предположение чересчур дерзким. Говорить такое про хозяина!

– Ну, что же вы! Договаривайте, раз уж начали!

Но Ольга отрицательно мотнула головой.

– Что ж. Тогда я позволю себе закончить вашу мысль. Вы хотели сказать: возможно, все это лишь притворство? Разве нет?

Ольга замялась.

– Только теоретически.

– Теоретически? Гм… Он при вас выпил снотворное?

– При мне, – подтвердила она, уже догадываясь, куда он клонит.

– Двойную дозу?.. Вот видите. А вам приходилось принимать это снотворное?

– Приходилось.

– И как результат?

– Спала без задних ног.

– От двух таблеток?

– От одной, – призналась она со вздохом.

Экман мог не продолжать.

– Да, конечно, – согласилась она смущенно. – Я не подумала об этом.

– А к Юлику вы не заглядывали случайно?

– К Юлику? – Ольга судорожно сглотнула слюну. Как видно, он решил ее добить. – Но ведь он же еще ребенок!

– В четырнадцать лет? Не скажите!

Она растерялась.

– Юлик? Нет! Я не знаю, но…

– А Ириночка? – этот Экман, должно быть, решил над ней поиздеваться.

Она так и подумала, вообразив его неловким шутником. Но у того был самый серьезный вид.

– Вы не представляете даже, насколько дети легче решаются на преступления, чем взрослые.

Ольга задрожала.

– Да вы в своем уме? Вот еще! Семилетний ребенок! Она и ружье-то не поднимет!

– Ну, вполне возможно, что убийце не было надобности поднимать ружье. По предварительному заключению, выстрел был сделан как раз с того положения, в котором ружье и было найдено, то есть прямо с подоконника. В любом случае, кто бы из них ни нажал на спуск, другой его покрывает, поскольку они с Юликом были в это время вместе. Так, по крайней мере, они оба утверждают. Вы не знали?

Ольга часто заморгала ресницами.

– Так вот. Ириночке ночью понадобилось выйти, но света, как вы знаете, не было, она боялась темноты и поэтому разбудила брата. Юлик сводил ее куда надо, но после того как снова уложил в постель, она заявила, что ей страшно, и потребовала, чтобы он не уходил.

– И он остался?

– Вплоть до момента, когда прогремел выстрел. Он успел рассказать ей сказку об Аладдине, так они оба уверяют.

– Я и не подозревала, что Юлик помнит хотя бы одну сказку, – подумала она вслух, и немедленно отмахнулась. – Извините, но мне даже слушать вас невмоготу. Чтобы сочинить подобное, нужно обладать безудержной фантазией при полном отсутствии сочувствия к вашим жертвам. Теперь я понимаю, откуда у вас, «мусоров», такая никудышняя репутация.

Экман нисколько не обиделся.

– А разве у меня большой выбор подозреваемых? Если не ваш хозяин и не его дети, то кто же тогда – вы?.. Почему вы с таким возмущением на меня смотрите? Вы согласны с тем, что это не мог быть хозяин, потому что сами напоили его снотворным. Вы отказываетесь заподозрить детей – ну что ж… Кстати, я разделяю ваше убеждение, что дети не могли этого сделать. Только я руководствуюсь не одними эмоциями. Но сперва еще такой вопрос. Вы ведь ложились последней. Смею предположить, что вы нигде не оставили включенным свет перед тем, как лечь спать.

– Что вы, конечно, нет!

– Прекрасно. Понимаете, свет появился сразу после выстрела, можно сказать, в считанные секунды. Дети тут же узнали об этом, так как Ириночка оставила включенным ночник. Но кто еще в доме мог это знать? Соседи, выглянувшие на звук выстрела, тоже обратили внимание, как в одном из окон загорелся свет от ночника. Это была спальня Ириночки. Но с тыльной стороны дома вы не могли этого видеть. И там все окна оставались темными. Свет горел только в Ириночкиной спальне. Первым на выстрел примчался Юлик, не прошло и минуты. Ириночка пуще прежнего боялась оставаться одна, вся в слезах, она прибежала следом. Теперь вообразите себе, будто кто-то из них нажал на спуск охотничьего ружья. Кто бы это ни был, у него не остается времени, чтобы подняться наверх, увидеть единственную зажженную в доме лампочку, а затем так же быстро спуститься вниз и выбежать во двор. При всей нелогичности такого поступка боюсь, что он просто не успевает проделать столь длинный путь. Какой же напрашивается вывод? А такой, что в момент, когда грянул выстрел, дети находились наверху, в Ириночкиной комнате.

Ольга продолжала сидеть затаив дыхание: вдруг Экман еще что-нибудь добавит.

– Не сомневаюсь, что вы с большим облегчением восприняли эту новость. Вам бы очень не хотелось, чтобы дети оказались в это замешаны, не правда ли? Ну вот, мы с вами и доказали их непричастность. Правда, теперь единственный оставшийся подозреваемый, это – вы.

– Я?!

– А вы со мной не согласны? Только что мы с вами вместе отвели три возможные кандидатуры. Ваша последняя.

– Но я же… я же знаю, что этого не делала! – в отчаянии закричала Ольга.

– Да? Весьма убедительно.

Она застонала, но потом ей удалось взять себя в руки. Она должна привести неопровержимый довод! Довод, но какой?

– Как, объясните, я могла стрелять, если находилась в это время у него за спиной?

– Кто-нибудь это видел?

– Но я же была там, когда он упал. Тарас умер у меня на руках. Я была там раньше всех. Как бы я успела? Нет, это невозможно!

– Очень даже возможно, если выпрыгнуть из окна веранды. На это хватает и нескольких секунд, – невозмутимо возразил Экман.

– Да неужто вы в самом деле думаете, что я сиганула бы с такой высоты? За кого вы меня принимаете? В конце концов, я не мужчина все-таки!

– О, вы не представляете, на что способны многие женщины, стремящиеся ускользнуть от наказания!

– Ах вот как вы решили все повернуть!

– Не я. Обычная логика. До сих пор вы со мной во всем соглашались, – заметил Экман как бы с упреком.

– Вас послушать, так я должна взять на себя вину за чужое преступление лишь потому, что у вас нет убийцы!

– Опять двадцать пять! – Экман прихлопнул себя по коленям. – Вы только что сказали, чужое. А можно конкретнее? Одно имя. В виде самого простого предположения.

Ольга нахмурила брови.

Экман вдруг увел разговор в другую сторону, словно и не было никакого обвинения в убийстве.

– Да, между прочим, одна любопытная деталь… Эти ребята хорошо подготовились к ограблению. И знаете, что? У меня сложилось впечатление, будто они хотели скрыть следы проникновения извне. На что, интересно, они рассчитывали?

– Я вас не вполне понимаю, – сбрасывая паутину удручения, призналась Ольга.

– Дверь мансарды они открыли очень аккуратно, отвинтив гайки с двух болтов, что удерживали скобу. Они лишь отпустили щеколду, не трогая замок. Снаружи это невозможно, другое дело изнутри. Но там все заржавело. Я представляю, как им пришлось попотеть. Впрочем, у них для этого было с собой все необходимое. Они хорошо знали, с чем им придется столкнуться. И еще, – Экман достал из кармана два болта с насаженными гайками. – Это было у них изъято среди прочего «хозяйственного набора». Хотя кого заинтересует пара самых обыкновенных болтов с самыми что ни на есть обычными гайками! Их даже не включили в опись. Я и сам, честно говоря, собирался выбросить, да только знаете, что меня остановило? Размер тот же, что и снятых с двери мансарды, вот только длина значительно больше. Видите, какие они длинные?.. Убедились? – он подбросил болты на ладони. Металл коротко звякнул один раз и утих, зажатый его пальцами.

Но Ольга все равно не могла взять в толк, зачем ему эти болты.

– Знаю, знаю! Вы хотите спросить: ну и что же тут такого? А вот что. Каким способом они открыли дверь мансарды, я только что вам объяснил. Но чтобы уйти тем же путем, через крышу, и при этом закрыть за собой дверь столь же аккуратно, необходима бόльшая сноровка. Аккуратно, означает в данном случае закрыть дверь изнутри, но так, чтобы снаружи попрежнему висел нетронутый замок. Для этого и нужны болты бόльшей длины. Вы возвращаетесь в мансарду, собираясь покинуть дом с мешком награбленного добра. Прикрываете за собой дверь, оставляя лишь небольшую щель – настолько, чтобы просунуть руку. Напоминаю: сам замок вы не трогали, он висел и продолжает висеть прикипевший у вас на щеколде, вы отпустили только скобу, прижатую двумя болтами к косяку двери. Теперь в обратном порядке: вы снова пропускаете болты через скобу, сквозь отверстия в дверном косяке, и благодаря длине проталкиваете так, что концы уже выступают из отверстий, а ваша рука все еще просунута в щель и толкает болты, пока ее не начинает зажимать дверью. В этот момент вы вытаскиваете руку и подтягиваете болты уже за выступающие концы. Вы себе это представляете?.. Наконец, дверь закрыта, гайки навинчиваются на болты, а выступающие длинные концы срезаются. Вам и в голову не придет, что нынче ночью эту дверь открывали, – он опустил болты обратно в карман. – Вы все поняли?.. А я нет! Воры были уверены, что дом пуст. Они могли вышибить ее двумя ударами ноги. Зачем все это было нужно? Как вы думаете?

– А что на это второй? – нашлась она.

Экман пожал плечами.

– Да из него и слова не вытянешь. Трясется, и только. Возможно, чем-то сильно напуган. Интересно, что бы это могло быть? – он пристально посмотрел Ольге в глаза перед тем, как встать на ноги. – Если появится срочная необходимость, можете мне звонить в любое время. Надеюсь, номер моего телефона вы еще не потеряли.

Ольга почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине.

Что он этим хотел сказать? Что-то еще кроме того, что над ней нависла угроза быть обвиненной в убийстве?

 

3.2

 

После ухода Экмана Ольга вернулась в гостиную, где были они всем семейством, куда спустился и Павел, одетый, чтобы ехать на работу.

– Ольга, у вас вид человека, которого только что вытащили из-под обвала, – заметил он обеспокоенно. – Что он вам такого наговорил, этот, как его… Напрасно вы беспокоитесь, на самом деле в руках у него против вас ничего нет. Это дело быстро закроют. Вора посадят, и на этом все закончится. Вот увидите!

Он шагнул было к выходу, но раздумал.

– Послушайте, не воспринимайте его всерьез. Все это расследование – шелуха, пустой звук. Запомните: чем меньше собака, тем больше она производит шума. Кто он такой, этот ваш Фукман, или как его там? Шестерка! Всего навсего шестерка, попавшая в приличный дом и от такой радости решившая показать свою власть. Ничего у него не выйдет, уверяю вас! И знаете, почему? Каждый занимает место в иерархии общества в меру своих способностей. Протрите глаза! Я зарабатываю в минуту столько, сколько этот не заработает и за час. Я неплохо содержу семью и создаю рабочие места для других, где они все окажутся без меня? А этот Фукман – кого они только прислали? – не в состоянии даже купить себе приличный костюм! Что он может – составлять протоколы, это весь его тяжелый труд? – Павел неожиданно кивнул в сторону Юлика. – Вот еще один подрастает… такая же бездарь!

Юлик вздрогнул и прикусил губу. Притихшая Ириночка переводила взгляд то на брата, то на отца.

– А меня вы к какому разряду причисляете? – пожалуй, Ольга тем самым встала между отцом и Юликом.

Павел стушевался.

– Вы женщина, вы – другое дело.

– Мы другого склада ума?

– Нечто вроде этого, – согласился он.

Самое время было выйти из разговора.

– Кстати, думаю, что после сегодняшних событий вам-таки необходимо сменить комнату. Я обещал вам это раньше, но теперь-то уж пора перейти от слов к делу. Мы определимся, когда я вернусь. А сейчас мне нужно ехать. Извините!

 

 

Ольга не находила себе места. Экман не развеял, а наоборот, только укрепил ее подозрения. Она сама бродила как привидение по дому. Вот коридор, вдоль которого она пробиралась наощупь этой ночью, сжимая в руках злополучное ружье. Кто же мог нажать на спуск? Не выстрелило же оно само.

При дневном свете все видится гораздо проще. Но Ольгу не покидало ощущение опасности, захватившее ее сегодня ночью. Она было успокоилась, да Экман снова разбередил душу.

Ольга и не заметила, как очутилась у подножия лестницы, ведущей в мансарду. Что-то помимо воли тянуло ее туда. Прагматичный ум советовал ей вернуться. Но искушение взяло верх.

Хотя дом был огромный, ей казалось, будто скрип рассохшихся ступеней слышно в отдаленных уголках. Она стала подниматься медленней и осторожней. Скрип перестал резать слух.

Сердце стучало все чаще по мере приближения. Не потому, что она надеялась там что-то найти, чего не углядели другие – сказывался прежний строгий запрет.

Замок висел в том положении, в каком его оставили воры: в ушке скобы, болтающейся на дощатой двери. Экман был прав: не трогая замок, они отпустили только скобу, приложив к этому немало стараний. При такой ржавчине им пришлось как следует повозиться! Наверное, оно стоило того. Что же получается? Имей Тарас своей целью что-то унести незаметно, он мог бы это сделать в любое из своих посещений. Если таскать понемногу, сразу никто бы и не хватился. Так ведь нет же! Значит, надо было, чтоб заметили? Интересно получалось. В доме никого нет, взлома тоже не было. А ценности исчезли за одну ночь сами собой.

Опять же: кто стрелял из ружья?

Затаив дыхание, Ольга перешагнула порог мансарды.

Сквозь единственное окно в крыше струился яркий свет. Сверкающий столб живой пыли тянулся от пола к окну. Углы тонули в полумраке. В самом низком месте высота не превышала и метра, в самом высоком… Тарасу только чуть-чуть не хватило роста. Спрыгнув на пол, он тут же разбудил Ольгу.

Она осторожно сделала несколько шагов. Тем не менее каблуки громко застучали по голому дощатому полу.

Комната носила следы погрома. Воры в темноте перевернули все вверх дном. Одна коробка полностью раздавлена – Тарас наступил на нее ногой. Под ногами валялось затоптанное тряпье. Другая, наоборот, распакована очень аккуратно, а часть вещей из нее вынута и сложена рядышком, да не на полу, а на соседнем ящике. Ольга заглянула вовнутрь и увидела косметический набор, лежавший сверху. Она взяла в руки флакончик духов. Запах лаванды, вот оно что! А она не могла понять, что еще за аромат примешивался к прелому запаху, насыщавшему неподвижный воздух мансарды. Однажды Ольга уже слышала этот запах в своей комнате. Но кто мог открыть коробку? Едва ли воры в ночь ограбления интересовались ее содержимым. А коробка-то была открыта сравнительно недавно. Слой пыли внутри был очень тонкий, тогда как снаружи хоть рисуй пальцем.

Она оглянулась. Тут еще, оказывается, были вещи, покрытые более тонким слоем пыли, чем эта коробка. Как такое могло случиться? Ни воры, ни полиция не могли ее стереть, тогда слой остался бы неравномерным, или же пыли не было бы вовсе. Нет, эти вещи кто-то безусловно трогал, не сейчас, не этой ночью, а раньше.

В углу находилась картина, прислоненная к стене лицевой стороной. Вот ее-то как раз брали в руки только что: следы совсем еще свежие.

Ольга развернула картину. С полотна в нее вонзила взгляд красивая женщина с тревожными глазами и копной всклокоченных волос. Специально она себя так изобразила, или же была такой на самом деле?

У Ольги возникло острое чувство, словно у этой комнаты попрежнему имеется своя хозяйка, а она, Ольга, незванным гостем вторглась в чужие владения. Смысл взгляда с портрета теперь она расценивала как оскорбленный всеми этими вторжениями.

Внезапно ей показалось, что в комнате кто-то есть. Как будто кто-то еще смотрит ей в спину. Ольга резко обернулась, но никого не увидела. Нервы совсем расшатались, подумала она на выдохе.

Вдруг она увидела своими глазами (а может, снова почудилось?), как шевельнулась перевернутая на бок треснувшая коробка, вещи из которой лежали, тоже наполовину высыпавшись на пол. Нет, ей не показалось. Вот она снова ожила. И – хруст. Легкий, осторожный, но отчетливо распознаваемый хруст. Ольгу снова кинуло в дрожь.

Она мужественно шагнула навстречу притаившейся опасности. И тут ее встретили настороженные желто-зеленые глаза.

Кошка неотрывно следила за ней из глубины полупустой коробки.

– Мурочка! – позвала Ольга.

Но кошка кинулась наутек в раскрытую дверь.

После пережитого волнения Ольга готова была разрыдаться. Неудивительно, что Лариса отправилась прямо отсюда в сумасшедший дом.

Она ушла из мансарды, оставив все, как есть. Но и за стеной тревожный взгляд хозяйки продолжал ее преследовать.

Сойдя со ступенек, Ольга столкнулась с Ириночкой. Та посмотрела вверх и увидела открытую дверь мансарды.

– Вы ищете маму? – простодушно спросила Ириночка.

Ольга взяла ее за руку.

– Где Юлик? Отведи меня к нему.

Юлик сидел перед телевизором. Кошка пристроилась у него на коленях. При виде Ольги он направил пульт на экран, тот погас. Он, безусловно, догадался, что она все равно потребует выключить.

Его ноги были на диване, в присутствии Ольги поза не совсем подходящая. Безусловно, он это понимал. Ему пришлось спустить ноги на пол, он сам, она даже не заикнулась. Потревоженная кошка нехотя спрыгнула с насиженного места.

– Что происходит в этом доме? – спросила Ольга напрямик.

Его брови потянулись вверх.

– Я не знаю, что вы имеете ввиду.

– Все-то ты знаешь, – нестрого пожурила она. – Только хитришь… Кто стрелял из окна веранды?

– Мы с Ириночкой были в это время в ее комнате, – быстро ответил Юлик.

– Это я уже слышала. Нет, я не имею ввиду вас двоих. Но кто-то ведь нажал на спуск! Часто ли ружье стреляет само по себе, попадая при этом кому-то прямо в живот?

Ольга надеялась, что он хоть как-то отреагирует на такую подробность, хотя бы поморщится, что ли, но Юлик только пожал плечами. Он видел в этом лишь техническую сторону дела.

– Не сомневайтесь, попасть в живот легче, чем в голову…

Ольга замерла в ожидании: что в таком случае он скажет дальше? И услышала слова, от которых повеяло холодом.

– Вы заходили в мансарду, надо полагать? Я же говорил: мама нас защитит. Но вы не поверили.

Ольга нахмурилась.

– Пожалуйста, не издевайся надо мной. Не далее, как прошлой ночью в доме произошло убийство.

– С чего вы взяли, что я над вами издеваюсь? – удивился он, и, кажется, вполне искренне.

– Потому что не считаю тебя сумасшедшим. Твоя мама умерла ровно год назад. Или ты надеялся, что я не стану наводить справки?

– Ну, умерла, это еще как сказать!

Теперь ее бросило в жар.

– Что значит, как сказать?

– Тело умирает, зато душа остается жить – в новом теле. Так бывает.

Она попробовала взять себя в руки.

– И в какое же новое тело переселилась ее душа?

Юлик не ответил.

– Мама… – повторила она вслед за ним. – Хорошо. Познакомь меня с ней… Ну, что же ты!

– Не волнуйтесь. Она сама скоро постучится в вашу дверь. Успеете наплакаться.

– Почему? Я не причинила ей никакого зла.

– Да неужели? – насмешливо переспросил Юлик. – Она все видит! От нее ничего не скроешь.

– Да что она такое видит?!

– Ну, это вам лучше знать, – уклонился он от ответа, вставая. – Извините, можно, я пойду в тренажерный зал? Отец велел мне побольше тренироваться. Я как раз собирался туда идти перед вашим появлением.

Ольга не смогла его удержать. Она бы заставила его ответить на любой вопрос, но только не по поводу ночного призрака. Конечно, он это знал.

Задержавшись на пороге, Юлик бросил с полуоборота:

– Если плохо спится, примите снотворное. Лариса накупила его на год вперед.

Так дерзко он еще никогда с ней не разговаривал. Ольга недоумевала. Всегда такой тихоня. Откуда он набрался смелости?

Мама?!

 

3.3

 

Новая комната, в которой предстояло жить Ольге, оказалась даже больше прежней, но зато теряла в уюте. Какой-то она была холодной, как номер в дешевой гостинице. Нет, все удобства были на месте: и трюмо, и туалетный столик, и платяной шкаф, и даже банкетки, чтобы не садиться на кровать во время переодевания. Всего два по обе стороны трюмо. Толстый ковер на полу посередине глушил все шаги. Вот только закатные лучи никогда не заглядывали вовнутрь. Сумрак с утра до вечера. А в сумраке и обстановка кажется более строгой. К тому же окно выходило на гараж вместо цветочных клумб.

Ольга убеждала себя в том, что уступила требованию Павла. Но втайне сознавала свое позорное отступление перед суеверием и терзалась догадками, как посмотрят на это дети, особенно Юлик.

Они столкнулись на повороте коридора. Богдан как раз выносил матрас, когда появился Юлик. Мальчику пришлось посторониться. Наморщив лоб, он проследил глазами за перемещением матраса, но ничего не сказал.

Подбежала Ириночка, искавшая спрятавшуюся кошку.

– Кис, кис!

Ольга видела, как та юркнула в приоткрытую дверь опустевшей комнаты под мансардой.

Ириночка, так уж точно ничего не смыслила в этих играх, и спросила прямо, без всяких задних мыслей:

– Куда вы перезжаете?

Ольга не смела открыть рот, ее выручил Богдан.

– Всего лишь в другую комнату, деточка.

– А почему? – допытывалась Ириночка с истинно детским простодушием.

– Новая комната просторнее, и меблирована лучше. Ольге в ней будет удобнее.

Интерес был удовлетворен. Юлик оттащил сестренку к стене, чтобы не задело громоздкими вещами, проплывавшими мимо них, и опять промолчал.

В следующий раз Ольга увидела его на пороге своей новой комнаты. Он вошел, волоча перед собой журнальный столик.

– Если не ошибаюсь, вечерами вы любите читать, сидя в кресле, – пояснил он.

В комнате действительно нехватало чего-то такого. Но Юлик… Она не могла в это поверить. Что это еще за порыв души?

Она смущенно застыла с вешалкой в руках. Следующей фразой, произнесенной вдруг, без всякой связи, он, наверное, решил окончательно выбить у нее почву из-под ног.

– Вы хотели знать, в кого вселилась мама.

От неожиданности Ольга упустила вешалку. Та беззвучно упала на мягкий ковер. Наклонившись за нею, Ольга выиграла для себя несколько секунд, чтобы обдумать поведение.

Юлик выждал тоже.

– Ну так я вам скажу.

 

 

Вечернее солнце обходило ее новую комнату стороной, а вот ночное небо являлось во всем своем блеске. Ольга задумчиво уставилась на звезды, за спиной светила настольная лампа, но ее свет простирался не дальше раскрытого окна. За окном же стояла ночь при загадочном сиянии луны.

Ну что за фантазии роятся в детской голове! И как только они могли додуматься!

Юлик такой не по возрасту ответственный, серьезный. Отец явно завышает планку требований. Другие его сверстники и половины тех знаний не имеют, которыми напичкан его мозг! Пускай много ненужного, по мнению Ольги, вот хотя бы этот буддизм, но ведь у каждого свои увлечения. Не беда, еще год, два – и он сам разберется в хаосе своих потребностей. Сам! Не стоит навязывать даже соблазны, если он о них ничего не знает, эффект чаще бывает противоположный. А уж подавно то, к чему душа не лежит.

И вот – на тебе! Как это на него непохоже! Вернее, на ее прежнее представление о нем.

И вообще, как плохо она его знает!

А Ириночка? Казалось бы, одно загляденье! Чудо – не ребенок. Тихая, скромная. Совершенно не избалованная. Запретишь срывать цветы – послушается, велишь ложиться спать – и слова не скажет против. Братово послушание иной раз, может, и пугает даже, зато у нее уж точно искреннее. Иногда любит поплакать. Так кто ж не любит? Только вот плач и нытье – далеко не одно и то же. А Ириночка никогда не ноет. По крайней мере в ее присутствии.

Ольга еще мирилась, пока они говорили о маме, как о живой, воспоминание, должно быть, свежо, но чтобы всерьез верить в переселение душ… И в кого?!

Какой ужас! Надо же такое придумать, будто мама переселилась в кошку! Нет, они не шутят, они в это верят!

Видно, это уже традиция, в доме все по очереди сходят с ума.

Не забыть ей до конца жизни, с каким самозабвением скармливали они кошке ее пирожные. И вовсе не из-за того, что выпекала она, Ольга. Дело, оказывается, не в ней, и даже не в пирожных. Любой на ее месте имел бы тот же успех. Наверное, у них даже слюнки текли при виде того, как Мурочка вылизывает крем. А, чтоб тебя!..

Какой-то шорох привлек ее внимание. Ну и устала же она от этих звуков! Впрочем, на этот раз что-то новое. Прежде она его не слышала. Во всяком случае, ничего похожего на шаги. Безусловно, Ольга их больше не услышит: мансарда осталась далеко в стороне. Нет, сегодняшний скорее походил на робкое кошачье поскребывание.

Она замерла посреди комнаты. Должно быть, возмутитель спокойствия испугался ее, Ольги, шагов. Потому что на время шорох исчез, но повторения она-таки дождалась. Будто кто-то царапал дверь. Она остановилась на местоимении кто-то, чтобы не сказать: кошка.

Скреб, скреб. Пауза. И опять: скреб, скреб.

У Ольги внутри все перевернулось. Она резко нажала на ручку двери и потянула на себя.

На пороге никого не было. Тогда она выглянула в коридор: тот был абсолютно пуст.

Показалось?.. По правде говоря, что-то уж многовато кажется ей в последнее время.

Вот разве что дверь ванной комнаты в нескольких метрах отсюда – она была приоткрыта.

Ольга открыла ее пошире и поискала рукой выключатель. Вспыхнул свет, приумноженный белым кафелем. Голубоватые цветочки на белом фоне.

И все равно никого. Только об дно ванной со звоном бились частые капли из неплотно закрытого крана.

Усталой рукой она перекрыла кран и погасила свет. Спать, спать! Что ей сейчас действительно необходимо, так это хороший, глубокий сон. А иначе она изведет себя до такой степени, что станет слышать не только шаги или поскребывания, но и голос покойной хозяйки дома.

 

 

С такими вот намерениями провела Ольга очередную бессонную ночь. Юлик, и тот обратил внимание на круги у нее под глазами. Он даже грязную посуду в этот раз убрал со стола после завтрака и сам отнес на кухню, поближе к мойке. Сам, никто его не просил.

Поутру обыкновенно все видится проще, если бы только не усталость… Впрочем, хлопоты по хозяйству помогли Ольге преодолеть и этот кризис. Интеллигенция обычно больше страдает, потому что много думает. У домохозяек времени на размышления остается меньше.

Она и не заметила, как снова пришел вечер. Уложив детей спать, Ольга пристроилась в своей комнате, в кресле у журнального столика, что притащил Юлик, с книжкой в руках. При свете настольной лампы она раскрыла книгу на месте закладки, но так и не перевернула ни одной страницы.

Скребки она услышала сразу. Всего лишь пять минут за полночь! Она не торопилась подходить к двери, пробуя в тишине прислушаться к осторожному поскребыванию. Вроде мыши, грызущей доску, или собаки, поднявшейся на задние лапы, с требованием, чтобы ее впустили. Собаки, а почему не кошки? При всем своем упорном неприятии Ольга снова и снова возвращалась к одной и той же мысли. Действительно, это могла быть и кошка. Только вот кошка, просящаяся в дверь, жалобно мяучит, а эта прямо рвется, и все тут.

К тому же, Ольге еще ни разу не приходилось слышать от кого-нибудь, или видеть, чтобы Мурочка царапалась в какую-либо дверь. Еще бы, в просторных домах с большим преобладанием пустых комнат такой инстинкт совершенно бесполезен.

И наконец, последнее. Вчера она тоже взглянула на часы: было одиннадцать минут первого. Откуда у кошки пунктуальность такая, с разницей во времени в шесть минут?

Ольга тут же рассердилась на саму себя. Почему все ее подозрения в итоге возвращаются к тому, что ей настойчиво подсовывал Юлик? Глупые детские бредни становятся навязчивой идеей, не дающей ей прохода. А ведь он сам недавно пообещал ей, что мама скоро постучится в ее дверь. Его обещание сбылось.

А может, это он и есть? Сидит себе сейчас под дверью, и дразнит ее? Ольга подскочила как ошпаренная, взбудораженная этой внезапной мыслью. Не удалось разгадать тайну мансарды, так хоть теперь не дать бы себя одурачить! Она подбежала к двери, рванула за ручку. Если там Юлик, на этот раз он от нее не скроется! Правда, эта мысль могла только на секунду, в момент возбуждения увлечь Ольгу. На самом деле такой поступок был бы примитивным и недостойным Юлика. Посиди она еще пару минут, глядишь, и сама от нее отказалась бы.

Судорожный спазм сдавил ей горло. Если бы не он, Ольга закричала бы. Нет, она не увидела ни Юлика, ни грабителя в маске, вообще никого. Ни даже какого-нибудь хитроумного приспособления, какой-нибудь электронной игрушки, которой этот сорванец мог бы управлять на расстоянии. Никого и ничего.

Ольга посмотрела в один конец коридора, затем в другой. И там никого! Вот только круп кошки с поднятым триумфально хвостом неспеша повернул за угол.

Припав к косяку двери, Ольга неожиданно зашлась слезами. Это были слезы отчаяния.

 

3.4

 

Экман появился около одиннадцати, когда Павел уже уехал к себе на работу, а дети отправились играть в сад. Им обещали, что расследование не затянется надолго, поэтому всего лишь через пару дней они смогут возобновить прерванную поездку. Неразговорчивый привратник молча впустил его в дом, но сам дальше крыльца не смел ступить даже в отсутствие хозяина и его детей.

Ольга приняла гостя с кислой миной.

– Не волнуйтесь. Я не буду заставлять вас повторять все сызнова, – немедленно успокоил ее Экман.

Она предложила ему место на диване. Экман, привычным движением подтянув брюки, сел, и тотчас ему на колени взобралась кошка.

– У меня результаты дактилоскопии, – заявил он, погладив шерсть под довольное прищуривание кошачьих глаз. – Наши эксперты исследовали ружье.

Ольга безучастно ждала продолжения.

– Должен вас разочаровать, но кроме отпечатков ваших пальцев, других, ни на стволе, ни где-нибудь в другом месте, увы, не обнаружено.

– Что вы хотите этим сказать? – еще не успев сосредоточиться, переспросила Ольга. Она безотрывно следила за кошкой, растянувшейся у Экмана на коленях.

Тот вполне терпеливо воспринял ее невнимательность, однако, видно, его самого тяготила собственная миссия.

– Видите ли, вы попрежнему остаетесь единственным подозреваемым. А это означает, что работа всей следственной группы направлена на сбор улик, подтверждающих вашу причастность к убийству, – он вздохнул, замечая, что Ольга попрежнему слушает его весьма рассеянно. – Другими словами, единственная конкретная задача следствия на сегодняшний день – посадить вас на скамью подсудимых.

Тут Ольга вздрогнула, наконец она поняла смысл того, что втолковывал ей Экман.

– Честно говоря, я вам симпатизирую, но что я могу? – он оторвал руку от гладкой шерсти цвета морской волны, чтобы подчеркнуть слова жестом.

Об оконную раму ударился бумеранг. Кошка навострила уши и в следующее мгновенье соскочила на пол.

– Извините, это дети, – пояснила Ольга.

– Ну что вы! Наоборот, это я отнимаю у вас время, тогда как вы, очевидно, в качестве гувернантки должны находиться рядом с ними.

– Не будете возражать, если я вас ненадолго покину? – спросила Ольга, обеспокоенно выглянув в окно.

– Вы к детям? Если позволите, я охотно составлю вам компанию.

Обогнув дом, они вышли в сад. Юлик виновато покосился в их сторону. Ольга только качнула головой.

– Кажется, вы к ним успели очень привязаться? – предположил Экман.

– Почему вы так решили? – спросила она скорее из любопытства, чем из желания опровергнуть его догадку.

– А потому, что вы тотчас забыли о собственной проблеме, едва вспомнили о детях.

Ольга задумалась над его словами. Экман не стал дожидаться признания, развел руками, вдруг меняя тему.

– Как здесь у вас замечательно! Какой воздух, а запах!

Его окружал цветник, усеянный пестревшими тюльпанами, их развернувшиеся бутоны настойчиво тыкались в его ладони. За цветником соблазнительно зеленел газон, прятавшийся от солнца в тень высоких деревьев.

– Обожаю эту пору года, когда лето еще только на пороге. Все познается в сравнении. Июнь – с февралем. Ваши годы – с моими. Наслаждайтесь жизнью, пока можете.

– Это ваше «пока» звучит довольно пикантно в сложившейся обстановке. Не правда ли?

– Вы намекаете на дело, которое меня сюда привело?

– Нет, это скорее вы намекаете.

– Ну что ж, можно и так это понимать. Хотя молодость, она все равно молодость.

– Даже в тюрьме?

– Представьте себе.

– Представила. Когда вы меня арестуете?

– Во всяком случае, не сегодня. А если бы это зависело от меня, то – никогда… Знаете, учитывая мое к вам отношение, могу пообещать, что предупрежу вас заранее.

– Подозреваю, вас не очень радует ваша работа.

– На этот раз вы правы. Вы, молодые, счастливы хотя бы тем, что живете легко, не испытывая сомнений.

– А вы как же?

– А что я? Мне и так скоро на пенсию.

– И что это вы так собрались?

– Да ничего. Просто возраст. Возраст, милая моя.

– Хороший предлог, нечего сказать. Зачем же вам пенсия? Вы еще полны сил и умрете от скуки.

Экман отмахнулся.

– Лучше умереть от скуки! Вот, закончу это дело, и подам рапорт. С меня хватит. Я старый еврей. Сейчас в органах не осталось евреев. Нет евреев, и нет профессионалов. Потому что еврея в органах удержит разве что призвание.

Он стоял и смотрел прямо в окно веранды.

– А знаете, баллистика подтвердила: выстрел произведен непосредственно с подоконника, как и предполагалось вначале. Стрелявший мог и не брать ружье в руки. Только это обстоятельство и может быть расценено в вашу пользу. Да вот беда в том, что прокурор не захочет принять его во внимание.

Ольга нахмурилась.

– Значит, все-таки выстрелить мог любой, в том числе и ребенок?

Экмана насторожил ее вопрос. Он закряхтел.

– Зря я вам это сказал. Последнее невозможно по другим причинам. Вы их знаете.

– Да, да, я помню, – рассеянно подтвердила Ольга. – А вот… например, кошка?

– А что, кошка? – не понял Экман.

– Ну, кошка могла тоже ведь нажать на спуск? Разумеется, случайно.

Он хитро прищурился. По его глазам нельзя было понять, что он думает. Тут Ольга опомнилась и сообразила, что выглядит абсолютной идиоткой.

 

 

А все же она не успокоилась и посмела задать тот же вопрос Богдану. Перед тем ее, правда, долго мучили сомнения. То она сама откладывала под разными предлогами, то Богдан уехал куда-то по заданию Павла. Сам Павел остался на обед. Но спросить его она и в мыслях не имела. На это она не пошла бы ни под каким видом.

– Кажется, сегодня снова приходил этот, из прокуратуры? – поинтересовался он между прочим, сидя за обеденным столом и кроша хлеб. – Вы с ним разговаривали?

Ольга ответила, что да.

– Что он тут забыл?

Ей не хотелось признаваться в том, что она главный или, точнее, единственный подозреваемый, и Ольга просто сказала, будто он приходил с целью осмотреть еще раз место происшествия. Павел поверил или нет, но в любом случае разозлился.

– Вот что, Ольга. Вы уже и так достаточно уделили ему внимания. Все, хватит. В следующий раз не церемоньтесь, гоните смело в шею! Вы не обязаны ради удовлетворения чужого любопытства отвечать на все его дурацкие вопросы. Хочет – пусть официально вызывает в прокуратуру. Там и беседуйте с ним, сколько влезет. Но не волнуйтесь! Вот увидите, как только вы ему это скажете, он тут же оставит вас в покое. Он не станет таскать вас в прокуратуру, будьте уверены. Дело выеденого яйца не стоит, а он все канителится с ним. Воображает себя персоной, хотя на самом деле этот ваш следователь – пустое место!

У нее что-то там грелось на плите, и она воспользовалась этим, чтобы убежать на кухню. От его слов сохранился неприятный осадок. Чтобы не продолжать тему, она старалась больше в столовой не появляться.

Тем более, что она поставила перед собой другую задачу: подобраться к Богдану.

Услышав, как въехал автомобиль, а затем хлопнула входная дверь, она выглянула в коридор. Это действительно был Богдан. Его легко было соблазнить чашкой кофе с творожным пирогом, испеченным ею собственноручно. Богдан растаял на глазах. Как же, она сама приглашала! Теперь из него можно вить веревки.

– Ваши выпечки неподражаемы! Вот бы моей жене у вас поучиться! – он добавил со вздохом. – Ее сырник не идет с вашим ни в какое сравнение.

– Я поделюсь с вами секретом. Передайте вашей жене, что творог великолепно сочетается с ванилью, именно ей он обязан своим вкусом. Почему-то все хозяйки добавляют лимонную цедру, но никто – ваниль.

Он снова вздохнул.

– Знаете, если у человека нет к этому таланта, никакая ваниль не поможет.

Она попробовала улыбнуться.

– Я отрежу вам часть. Захватите с собой.

Ему она сказала правду.

– Сегодня опять приходил следователь. Они считают, будто это я стреляла из окна веранды! Можете себе представить?

– Да что вы говорите?! – Богдан от возмущения даже отставил чашку.

– Вы один знаете, что это невозможно!

– Неужели найдется кто-нибудь, кто в это поверит?

– А как вы думаете, кто бы это мог быть? – спросила она с затаенной надеждой.

Богдан растерянно замолчал.

– Они утверждают, что ружье выстрелило прямо с подоконника. Его не брали в руки, понимаете?

– Ну, случается, что ружье стреляет само… – несмело промямлил Богдан.

– И при этом пуля попадает в живот грабителю, который как раз в этот момент поднимается приставной лестницей на второй этаж?

– Ну… – он поскреб себя в затылке.

Ольга увидела, что подобралась к главному вопросу. Только теперь ей не помешало бы занять у кого отваги.

– Вот разве если бы только… если бы какое-то животное, например, кошка… Как вы считаете? – спросила она осторожно.

– Не понимаю, – откровенно признался Богдан. – Что вы имеете ввиду?

Как и Экману, этому тоже приходилось буквально разжевывать. Ну почему они упорно не желали понимать ее с полуслова? Ольга чувствовала себя очень неловко.

– Я хотела сказать, что… кошка, повидимому, тоже ведь могла задеть спуск, – лишь только она это выдохнула из себя, как ей сразу полегчало.

– Чего, чего?

Вдруг забыв о лояльности к Ольге, Богдан уставился на нее словно на привидение. Ей показалось, что, оправившись от шока, он обязательно рассмеется ей в лицо.

Ольга залилась краской и смущенно опустила глаза. Ей вдруг стало очень стыдно. Как же такое могло случиться, чтобы она, и поверила в подобную чепуху?

 

 

За ужином Павел посмотрел на нее, и не выдержал.

– Ольга, что с вами происходит? Вы какая-то заторможенная. И день ото дня все чахнете и чахнете. Я вас совершенно не узнаю. Сюда пришла несколько отставшая от моды провинциалка, и даже исхудавшая после болезни, но во всяком случае ее глаза блестели и на щеках красовалася румянец, а что сейчас? Бледное, помятое лицо, потухший взгляд – покойник, и тот лучше смотрится. Если так пойдет и дальше, останется только вас похоронить.

Дети оценивающе присмотрелись к ней вслед за отцом.

Интересно, говорил ли он то же самое Ларисе?

– Уж не больны ли вы?

– Нет, нет! Просто в последнее время замучила бессонница, – решила она сознаться. Наверное, это все же лучше, чем если ее уложат в постель.

– Вот оно что! Попробуйте попринимать снотворное. Средство безотказное, по себе знаю.

– Спасибо. Я так и сделаю.

Ольга сказала так больше, чтобы его успокоить. На самом деле она и не думала даже, но когда пришла пора, ей припомнился его совет.

А может, и правда, ей все это лишь мерещится? И все эти кажущиеся полночные шорохи, доведшие Ларису до безумия, до попытки самоубийства, творят теперь то же самое с ней?

Если только это была попытка самоубийства.

Ну вот! Опять за старое! Ох, уж эти сомнения. Именно они не дают ей покоя, лишают сна.

Ольга зажгла светильник, чтобы взглянуть на часы. Скоро полночь. Вчерашнее царапание прозвучало в такое же время.

Нет, на этот раз она не позволит себя увлечь! Назло всему она будет спать. Павел прав. Игнорируя странные звуки, она поставит себя над ними, только так и можно одолеть всю эту мистификацию – не думая о ней.

Она подошла к туалетному столику. Возле приготовленного стакана с водой лежал оторванный уголок пластинки с таблеткой снотворного. Ольга разорвала фольгу и вытряхнула ее в стакан. Таблетка с шипением тут же растворилась в воде. Она уже поднесла стакан к губам, как ее будто током ударило.

Еще вчера в аптечке она сама насчитала несколько таких пластинок, а точнее – три. По меньшей мере три пластинки вчера находилось в одном из ящичков аптечного шкафа. Сегодня вечером она обнаружила только одну.

Ольга попробовала себя урезонить: скорее всего, кто-то что-то искал, да и внес беспорядок. Но это легко проверить. Правда, ей не хотелось набрасывать на себя халат и спускаться на первый этаж, где находилась аптечка. Вот еще, станет она проверять, доказывая тем самым слабость натуры! Она уже пообещала себе оставаться сильной, то есть вера в догмы материализма не должна поколебаться.

Но нет, она не сумела устоять. Искушение взяло верх. Ольга набросила халат и спустилась вниз, чтобы развеять сомнения.

Где там! Она выдвигала один за другим ящички в поисках исчезнувших таблеток. Ей пришлось полностью высыпать содержимое аптечки на стол, но и это не помогло. Вернее, теперь она уже окончательно убедилось в обратном. Двух пластинок как не бывало!

 

 

Ольгу затрясло. Если бы одна пластинка, но две! Кому понадобилось сразу две пластинки?

Кто бы мог взять? Павел не носится с таблетками. Если нужно, всегда принимает на кухне, благо, та в двух шагах. Дети, так они и вовсе в руки не берут. Может, Богдан? Но опять же: почему две?

Дрожь усилилась, после того как она полностью перепроверила всю аптечку. Таблетки самым таинственным образом исчезли.

Ольга поднялась к себе. Сначала медленным шагом, затем быстрее, и наконец ворвалась, гонимая страхом, в свою комнату.

Стакан, на треть наполненный водой, все так же стоял на туалетном столике. Ольга опасливо взяла его в руку, посмотрела сквозь него на свет. Ничего такого, обыкновенная прозрачная вода. На дне, разве что, лежало несколько крупиц осадка. Если принять во внимание, что одну таблетку она уже бросила – все в порядке. Только вот Ольга не помнила, появился осадок после того, как она растворила таблетку, или же был до этого.

Она резко поставила его назад, так, будто рука вдруг ослабела. Вода всколыхнулась и перелилась через край, расплескавшись по столику. Ольга с отвращением отряхнула ладонь, куда тоже попали брызги, и тщательно, с тем же чувством вытерла о подол халата.

Попрежнему ее бил озноб. Вобрав голову в плечи, села она на кровать и уставилась бессмысленным взглядом в одну точку прямо перед собой.

Внезапно сорвавшись, подбежала к двери и заперла ее на замок. Этого ей показалось мало, она схватила стул и заблокировала им дверь, открывавшуюся наружу, продев за дверную ручку. И снова вернулась на свое место, к той же позе.

Однако ощущение опасности не покидало ее. Тем более неприятное, что являлось ниоткуда, хотя замысел с таблетками она уже раскрыла и, пока не захочет пить, вряд ли с этой стороны ей что-либо угрожает.

Рука сама собой скользнула в щель, под подушку, туда, где когда-то был встромлен кухонный нож. Она вернула его на место, в кухню. Нож был остро отточен и оставался таким по сей день, потому что Ольга к нему не прикасалась.

Она снова вскочила и прикипела к двери. За дверью стояла гробовая тишина. Тогда Ольга осторожно отпустила замок. Короткий глухой скрежет, и опять – тревожная тишина.

С отчаянно бьющимся сердцем она перешагнула порог. Свет из комнаты хлынул за ней следом, в его отражении она увидела пустой коридор, но и это не умерило ее волнение.

Ольга спустилась на кухню. Дом спал. Она сняла нож со стены. И снова, как раньше, в ряду ножей был недокомплект.

Оставляя позади темное пространство, Ольга возвращалась в свою комнату. Однако с ножом, крепко сжимаемым в ладони, она чувствовала себя увереннее. Прижимаясь к стене, кошка в панике прошмыгнула мимо нее вниз по ступеням.

Ольга опять закрылась на замок. Можно было еще и стул посадить на дверную ручку, но теперь у нее был нож. Она легла в кровать и спрятала его под одеялом.

Вскоре веки, тяжелея, стали опускаться помимо воли. Ольга закрыла глаза. Только ночник продолжал гореть, предупреждая, что она еще не спит.

Она проснулась, разбуженная возней у двери. Кто-то с другой стороны пытался попасть ключом в замочную скважину. Ольгу кинуло в жар. Она сорвала с себя одеяло. Вот оно, началось!

Нож, как назло, куда-то запропастился. Она ужаснулась и нервно сбросила одеяло на пол. Нож полетел впереди одеяла на ковер.

С ожесточением она схватила нож и на цыпочках подкралась к двери. Затаив дыхание, Ольга прислушалась, она стремилась угадать, кто был за дверью: взрослый человек, ребенок, или… животное. Палас до порога не доходил. Босыми ногами она совершенно не чувствовала холодный пол. Зато слышала сопение того, кто находился по ту сторону двери.

Сжимая в правой руке нож, левой она отпустила замок и, нажав локтем на ручку, резко толкнула дверь. Кто-то, не успев даже охнуть, грузно свалился на пол. В полосе света мелькнули голые икры ног.

Ольга открыла дверь настежь.

На миг Павел отвел ладонь, которой было прикрылся от слепящего света. Увидев над собой Ольгу с занесенным ножом, испуганно закричал:

– Ольга, остановитесь, это же я! Это я, Костырко Павел Юрьевич! Вы меня не узнали?

Ольга оцепенела. Он назвал даже фамилию, очевидно, решив, что она не в себе. А и правда, в своем ли уме она была?

Вдруг обессилев, она выпустила нож, и тот брякнулся рядом с Павлом. Из ее глаз ручьем хлынули слезы.

Павел убедился, что ему больше ничего не грозит, и вскарабкался на ноги, придерживаясь за стену.

– Ах, Ольга, как вы меня напугали!

Ольга продолжала истерично рыдать. Он успокаивающе положил руки на ее вздрагивающие плечи.

– Ну, ну, будет вам. Все уже позади. Не плачьте.

Но она увернулась, с ужасом представив, что думает о ней Павел, и спаслась бегством в свою комнату.

 

3.5

 

Поутру ее спальня имела вид неописуемо страшный. Подушка мокрая от слез, одеяло съехало на пол, одежда разбросана по углам, цветочная ваза, расколотая, валялась в луже вместе с тюльпанами.

И только стакан с питьевой водой, почему-то нетронутый, попрежнему стоял на столике. Это все из-за него! Ольга в порыве ненависти схватила его, хотела выплеснуть воду в окно, да и стакан зашвырнуть куда-нибудь за ограду, но вовремя опомнилась. Нет, это хорошо, что она вчера забыла про стакан. Сегодня и осколков было бы не собрать. А так…

Она поискала глазами, достала с полки полупустой флакон из-под духов и безжалостно выплеснула содержимое в окно, как только что собиралась опорожнить стакан. Аккуратно, стараясь не потерять ни единой капли, слила воду в освободившийся флакон, а флакон вернула на место. Никто и не догадается.

Зеркало оказалось прямо перед ней. Увидев в нем себя, она пришла в такой ужас, что ночным страхам пришлось потесниться. Глаза красные, под глазами мешки, нечесанные волосы торчат клочьями, и взгляд совершенно дикий. На этот раз ее уж наверняка примут за сумасшедшую.

Позабыв обо всем, Ольга суетливо взялась приводить себя в порядок. Не пожалела ни времени, ни косметики, но зато теперь ее было не узнать. Вернее, она стала куда более похожей на прежнюю Ольгу. Даже платье сменила. Не то чтобы на лучшее, а просто на другое. Урок Ларисы не прошел даром.

Теперь задача: исправить то, что она натворила ночью, скрасить неприятное впечатление, которое она произвела на Павла. Еще одна глупая выходка вроде этой – и психушки не избежать.

В последний раз взглянув на себя в зеркало, она разгладила руками морщины. Вот так, поприветливей. Как будто ничего не произошло, наставляла она себя. Пусть лучше он усомнится, что видел ее с ножом в руке.

Стараясь удержать на лице улыбку, Ольга вышла из комнаты. Они все были внизу, обескураженные запаздыванием завтрака, а может, и не только этим.

– Извините, но, кажется, я сегодня проспала, – произнесла она, сокрушенно вздыхая.

Юлик с Ириночкой, раскрыв рты, осмотрели ее сверху донизу. Смена макияжа произвела нужный эффект. Без сомнения, посчитав это хорошим признаком, Павел располагающе закивал головой.

– Не беспокойтесь. Ничего страшного. Главное, что с вами все в порядке. Я-то ведь за вас переживал. Увидев свет в комнате, решил заглянуть. Вообще-то я стучал, но вы не слышали, – поколебавшись, он добавил. – После той истории с Ларисой я бы не прошел мимо… Ну, вы, конечно, догадываетесь, о чем я.

Ольга механически кивнула в ответ. Он даже не подозревал, насколько в действительности близок стал ей тот эпизод.

– Ну вот, вообразите, стоит мне увидеть глубокой ночью светящуюся щель в дверях, и уже места себе не нахожу. Все время кажется, будто кто-то опять наглотался снотворного. Так что не смущайтесь, мне самому не помешал бы хороший отдых. Нервы, нервы…

 

 

Ольга позвонила Экману, уже когда Павел уехал на работу. Ей не хотелось также, чтобы его видели дети, поэтому она назначила ему встречу в ближайшем кафе, в том самом, куда безуспешно приглашал ее Богдан в течение первых двух недель. Позже он оставил эти попытки, довольствуясь короткими чаепитиями на кухне в ожидании хозяина.

Детей она оставила под честное слово Юлика, что он присмотрит за Ириночкой, и поспешила на встречу с Экманом.

Тот совершенно не удивился ее звонку. Может, привычка такая прокурорская, ничему не удивляться, а может, он попросту знал, что рано или поздно она позвонит. В кафе он явился раньше ее. Впрочем, это произошло опять же скорее из-за того, что она опоздала. Но он не выказывал нетерпения. Сидел себе, попивая остывший кофе так, словно для того только и зашел, чтобы отдохнуть от суеты. Сквозь окно было видно, как детвора играет в классики, прямо на проезжей части. В этом квартале движение на дорогах редкость. Автомобили надолго паркуют прямо у бордюров, не беспокоясь о том, чтобы оставить свободным проезд.

Ольга инстинктивно обошла стороной расчерченный асфальт, хотя очень торопилась, и на полном ходу влетела в кафе. Она боялась, что Экман может уйти, не дождавшись ее.

Увидев его за столиком, она направилась к нему все той же стремительной походкой, по дороге задевая стулья. Энергично, не успев сбавить обороты, бросила сумочку на стол и придвинула стул. Потом убрала ее со стола, взяв себе на колени. Затем перевесила на спинку стула. Она нервничала.

Ольга извинилась за опоздание. Экман бесстрастно поздоровался в ответ. Несмотря на протест, он заказал для нее (и для себя тоже) кофе с булочками.

– Уж вашей-то фигуре оно никак не повредит.

И он заметил! Ольга прикусила губу. Экман позволил ей съесть булочку, и лишь после этого спросил:

– Так что у вас там стряслось?

Ольга промолчала и взялась за следующую булочку. Экман не настаивал на немедленном ответе, хотя ее голос по телефону показался ему достаточно взволнованным, особенно когда он попытался перенести встречу на более позднее время. Чтобы уступить ей, ему пришлось испрашивать у начальства разрешения отсутствовать на совещании, а начальство всегда идет на это очень неохотно. И вот теперь он сидел с ней за одним столиком в кафе и, предвидя все последствия для своего пошатнувшегося здоровья, допивал очередную, сверх меры, чашку черного кофе.

В сумочке, висевшей на спинке стула, находился флакончик с водой, той самой, в которой Ольга растворила таблетку. Но в последний миг она испугалась. Довериться следователю, слыханное ли дело? Хотя Экман казался ей вполне порядочным человеком, она не была в нем уверена до конца.

Не дождавшись, пока она соберется с духом, он заговорил сам.

– Ваша предшественница весьма интересная особа. Надо признать, вы тоже…

Сравнение с Ларисой Ольгу убивало. Но она не поддалась на провокацию, не позволял маленький флакончик из-под духов.

– Надеюсь, вы атеистка?

– Я давала повод так думать? – удивилась она.

– Ну, вы библиотекарь, а библиотекарю приходится сталкиваться с литературой весьма разного толка. Его влечет любопытство, ненасытная страсть ко всему, что еще непознано. А религия таких не любит. Мне кажется, что подавляющее большинство библиофилов – атеисты.

– А что, это имело бы значение?

– Ну, если вы атеистка, то и в мистику, очевидно, не верите? Или я ошибаюсь?

– А почему вы об этом вспомнили? – спросила она с дрожью внутри.

– Меня толкает на это ваша таинственность.

Ольга опустила глаза.

– Помните наш разговор по поводу запасных болтов, найденных у взломщиков? – продолжал Экман. – Вам так ничего и не приходит на ум?.. Нет, настоящее зло следует искать не в мистике, а в наших мыслях, в наших поступках, в наших сердцах. Попробуйте расценить библейского героя как художественный образ, и вы увидите, что все начинает становиться на свои места. Вот если, скажем, вы умный человек, одаренный, но применение своим способностям не находите, кто-то определенно в этом виноват. Точнее, постаралось злое начало, сидящее в ком-то: например, ваш экзаменатор спешил закончить пораньше, оттого и произошла ошибка. Отнесся кто-то небрежно к своим обязанностям, и вот вам результат. Вы можете сколько угодно обвинять тирана, но тиран опирается на ваши же недостатки: на трусость, эгоизм, тщеславие и так далее. А в сумме это огромный отрицательный потенциал, религия дает ему вполне конкретное название – думаю, вы догадываетесь, какое, – в любом случае это некое суммарное зло, носителем которого в разной степени являемся все мы. В моем примере оно помешало доброму, если хотите, Божескому началу, то есть вашим способностям, послужить на благо общества. Все остальное – лишь мистика. Есть такие, которые любят водить руками вверх-вниз, вправо-влево, эта процедура им понятнее и ближе, чем оказание бескорыстной помощи. Один ворует прямо, забираясь в чей-то карман, другой ни за что не посчитает себя вором, но продаст вам гнилой товар, третий украдет у вас время, обойдя в очереди. Потом все эти воры пойдут в церковь молиться. Ну, допустим, помолились. Скажите, а что, после этого они перестали быть ворами? Вот вы, оглянитесь на себя: а всегда ли вы правы?.. Вот оно, зло, ищите его не где-то, а в своих же побуждениях. И не пробуйте изобразить в телесной форме. Как только вы захотите его материализовать, представить каким-нибудь конкретным чудовищем, считайте, что забрели в виртуальное пространство. Зло прячется и в вашем доме. Но не ищите, повторяю, зло во плоти. Оставьте это проповедникам.

Экман заглянул на дно своей чашки и допил холодный кофе. Ольга терялась в догадках. Из всей этой кучи намеков она поняла только одно.

– Вы встречались с Ларисой, – произнесла она. – Что она вам рассказала?

Экман хитровато прищурился.

– Вы стараетесь что-то выведать у меня, но сами-то не хотите говорить откровенно.

– Ах так, – деваться некуда, Ольга сунула руку в сумочку.

На столе появился злополучный флакончик. Экман впился в него глазами. Она подтолкнула флакончик к нему.

– Возьмите.

Экман не спешил дотрагиваться.

– Что это?

– Вода.

Он даже не улыбнулся.

– Одна только просьба, – прибавила Ольга. – Сразу же дайте знать, когда будет готов анализ. Но больше никому ни слова. Это частное дело, только между мной и вами.

– Это уже две просьбы.

– Я очень вас прошу, – настаивала она.

Экман еще размышлял.

– Что следует искать в этом флакончике?

– Снотворное, вернее, нужно знать его концентрацию.

Он опустил флакончик в карман пиджака.

– Хорошо, я никому не скажу.

Ольга облегченно вздохнула.

 

 

Отдав лично, как и обещал Ольге, флакончик на экспертизу, Экман поехал в больницу. Психиатричку окружал парк; безмятежный шелест в густых кронах деревьев и сломанные судьбы. Многим из пациентов суждено было оставаться здесь до конца жизни.

Экман не стал предъявлять удостоверение, он вообще крайне редко пользовался привилегиями службы. Как и все прочие граждане, скромно присел на скамью в вестибюле, времени вполне хватало. Если бы он торопился еще куда-нибудь, тогда другое дело. А так… На совещание он все равно опоздал.

Как и следовало ожидать, врач явился не сразу и с натянутым лицом, но, узнав Экмана, оживился.

– Вы?! Что же вы не назвали себя?.. Извините, что заставил вас ждать.

Он был низкого роста, из-за чего зрачки непременно закатывались вверх, когда он беседовал с кем-то, вроде как у дьякона, поющего псалмы. Зато собеседник наоборот, ощущал превосходство.

– Не страшно, – успокоил его Экман. – Время терпит.

– А вот ваш пациент пока еще не готов, – опережая его, предупредил врач. – Малость подлечим, тогда – извольте.

– А что, разве он совершенно невменяем?

– Ну, не так чтобы, – уклончиво ответил врач. – Но подобные визиты преждевременны… Скажите, вы хотите получить полноценного свидетеля, но чуть попозже, или вас устроят показания, которые вы не сможете никуда подшить, так как любой адвокат выставит вас идиотом. Вас, не его! – он показал оттопыренным большим пальцем на дверь за своей спиной.

– Я все понял, – улыбнулся Экман. – Простите, что сомневался. Настаивать не буду.

– А, пустяки! – отмахнулся тот.

Экман фамильярно взял его под руку и отвел в сторону.

– Может быть, вам он все-таки что-то рассказывал, как лечащему врачу?

– А что бы вы ожидали услышать? – насторожился врач.

Экман заговорщически повел бровями. Его еврейское лицо от этого стало еще больше еврейским.

– Ну, что-то не совсем обычное…

Врач скосил глаза на проходившую мимо них медсестру.

– Я хотел сказать, необычное для нас, простых смертных, – поправился Экман. – Вашему учреждению оно-то, может, как раз наоборот, очень даже знакомое.

– Да, конечно, – согласился врач, когда медсестра уже была далеко, – у нас свои понятия об экстравагантности.

– Стало быть, вы меня чем-то порадуете?

Тот засопел и вытер лоб платком, вынутым из нагрудного кармана. Шапочка съехала на затылок, приоткрыв заблестевшую лысину. Она хорошо была видна Экману сверху.

– Мы с вами люди, повидавшие жизнь, – рискнул напомнить он. – Что нам юлить?

Врач ответил шумным вздохом, не то сожалея, не то соглашаясь.

– Ну ладно. С ним что-то происходит… Если бы только он не молчал… Правда, мы случайно заметили: он бурно реагирует на упоминание о какой-то маме. Скажите слово: «мама», как он от вас немедленно шарахается. Хотя в остальном ведет себя очень спокойно.

– Мама? – Экман сделал вид, будто не понимает, о чем речь. – Мама, и все?

– Только вот чья это мама, и чем она его так напугала, мы не знаем.

– Допустим, но что же в этом странного?

Врач помялся.

– Как человек, я убежден, что мы имеем дело с серьезным нарушением психики. Но как врач, я склонен думать, что он скорее здоров, чем болен. Об остальном догадывайтесь сами.

Он развел руками и в последний раз закатил глаза.

– И больше я вам ничем не помогу. А теперь, если не возражаете, я хотел бы вернуться к больным.

– Разумеется. Спасибо и на том.

Пройдясь по аллее, Экман выбрал тенистую скамейку и, развалившись на ней, с удовольствием прислушался к шелесту листвы.

Кто же их поймет, этих психиатров?

 

 

В середине дня Павел заказал билеты и попросил Ольгу съездить с детьми в цирк. Возвращались они вечером, к тому же солнце пряталось где-то за тучами, и смеркалось быстрее обычного. Еще в машине Ольга обдумывала, что бы ей на скорую руку приготовить. Может, оладьи? Они у нее получались хрупкие, нежные, дети их просто обожали. Все необходимые продукты оставались в холодильнике. Да и какие там продукты? Вот разве что сметаны маловато будет, пожалуй, на такое мероприятие. Не мешало бы остановиться где-нибудь возле магазина. Она сказала об этом Богдану. Но тот ее просто ошарашил. Он ответил, что хозяин только что звонил на мобильный и велел ему не задерживаться, а возвращаться поскорее домой. Для чего нужна такая спешка? Все равно ведь ответственность на ней. Ольга даже рассердилась и решила выразить Павлу свое возмущение, если только он не собирался поднять ей зарплату. На худой конец его могло спасти землетрясение.

А Богдан, видимо, что-то знал. Но не хотел признаваться, загадочно отворачиваясь и пожимая плечами. Ну что еще за секреты?

Перешагнув порог, Ольга так и застыла на месте. Павел стоял посреди гостиной в вечернем костюме для выходов, все вазы наполнены свежими орхидеями, горели только свечи.

Ольга ахнула. Но это было еще не все. В столовой на четыре персоны был накрыт стол, какой не часто увидишь и в ресторане.

Ольга начисто позабыла загодя приготовленные сердитые выражения.

– Знаете, Ольга, – произнес он ласково, – после той трагической ночи мы стали какие-то холодные, разобщенные, а ведь мы все – одна семья, и вы тоже, и я хочу, чтобы вы чувствовали себя, как в настоящей семье. Ведь вы же заменили детям мать, и кажется, они это поняли. Правда, дети?.. Извините, что вас не предупредили по поводу сегодняшнего вечера. Но я очень хотел, чтобы это стало сюрпризом. Забудьте свои обязанности. Сегодня ваш выходной.

Они расселись вокруг стола. Павел откупорил шампанское – только французское, только выдержанное. Ольга с недоверием воткнула нож наугад.

– Что это?

– О, это особенное блюдо. Приготовлено по специальному рецепту на заказ. Отведайте!.. Не бойтесь, – рассмеялся он. – Оно вполне съедобно, можете мне верить. Догадываюсь, что вы никогда ни о чем подобном и не слыхали. Но я убежден: вам понравится. Ну же, смелее!

Она рискнула отрезать ломтик чего-то и положить себе в тарелку.

Павел провозгласил тост.

– За нашу выросшую семью! За вас, Ольга!

Ольга смущенно приподняла бокал. В эту минуту из коридора донесся телефонный звонок. Павел вскочил.

– Не беспокойтесь! На этот раз я сам подойду.

Слышно было, как он взял трубку. И больше ничего. Почти сразу он появился в дверях.

– Ольга, это вас! – сообщил он обрадованным голосом: посчастливилось услужить.

Ольга взяла трубку с мыслью об отце. Как же она удивилась, узнав голос Экмана! Она и думать забыла о нем, сочтя собственные подозрения досадной ошибкой. Она уже приготовилась принести извинения.

– Скажите, что натолкнуло вас на мысль отдать это на экспертизу?

Ольга решила, что вопрос и есть вступлением перед тем, как ее высмеять.

– Ничего не нашли? – вяло поинтересовалась она. Слова прозвучали как догадка.

– Напротив, вы оказались правы. Там очень высокая концентрация снотворного. Стоило выпить до дна – и вы бы уже не проснулись.

– Ольга, без вас мы продолжать не можем! – через открытую дверь донесся призыв Павла. – Передавайте привет вашим родственникам и возвращайтесь к нам.

– Да, да, я сейчас! – прикрыв трубку ладонью, крикнула она.

Но Экман все равно услышал.

– Он недалеко?

– Вы угадали.

– Я выполнил ваше условие. Никто ничего не знает. Но, возможно, теперь-то вы захотите…

– Нет! – испуганно отрезала Ольга. – Нет, ни в коем случае!

– Ольга! Вы идете? – настойчиво звал Павел.

– Извините, – сказала она в трубку. – У нас небольшой семейный праздник. Меня зовут к столу. Я думаю, ваше дело не такое уж и срочное.

Она положила трубку.

– Кто это был – ваш отец? – спросил Павел, увидев ее снова, только чуть побледневшую, на пороге.

– Нет, – рассеянно отозвалась Ольга. Но тут же поправилась. – Мой брат.

– А и ладно! Итак, Ольга, следующий тост – за ваше здоровье!

Она взяла наполненный в ее отсутствие бокал и поднесла к губам.

 

 

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

 

4.1

 

За всю ночь Ольга не сомкнула глаз, напряженно прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Она слышала, когда Ириночка хлопнула дверью, и как прошлепала в туалет и обратно. Дальше раздались голоса ее и брата. Потом все стихло. Перевалило за полночь.

И снова послышался скребущий звук, будто с требованием впустить. Только на этот раз она решила не подходить, даже не встала с постели. Завернувшись в одеяло, настороженно прислушивалась, ожидая в страхе, что же будет дальше. Она вспотела, но так и не выбралась из-под одеяла. Царапание прекратилось само по себе, словно там, за дверью, убедившись, что она заперта, терпеливо отложили попытку до завтра.

Кто-то выстрелил в живот Тарасу. Кто-то с настойчивой регулярностью с наступлением ночи скребется в ее дверь. Кто-то подсыпал ей смертельную дозу снотворного.

Кто-то из них? А может, ни один из них? – Чушь! Это все же кто-то из них.

Но пускай по дому и не бродила покойная хозяйка, Ольге от этого легче не было.

Утром, взглянув на себя в зеркало, она ужаснулась. И никакой макияж не поможет скрыть последствия бессонной ночи.

Сделав, что могла, со своим лицом, она спустилась на кухню. Пока все спят, она должна будет приготовить завтрак. Но отделаться от мысли, что кто-то из них пытался ее отравить, Ольга не могла все равно. Своему отравителю она старательно перебирала гречневую крупу. Боже упаси пропустить нелущенное зернышко!

Музыка, донесшаяся из комнаты Юлика, заставила ее поторопиться.

– Доброе утро, Ольга! – Павел, пахнущий мылом, растирая на щеках крем после бритья, заглянул на кухню специально, чтобы поздороваться.

Скоро все сойдутся в столовой. Ольга заварила чай для детей и смолола кофе Павлу. Себе, как обычно, налила молока. Не прокисло ли? Сделала глоток – и тут же выплюнула в раковину.

Молоко пила она одна, все это знали. Недавно у Ириночки было расстройство желудка, врач посоветовал какое-то время воздержаться от молочных продуктов, поэтому каши Ольга варила теперь исключительно на воде. Ей в голову закралось подозрение: если бы кто-то хотел отравить ее в эти дни, ему ничего бы не стоило подсыпать яд в молоко, с полной уверенностью, что он найдет адресата. Ольга с отвращением задвинула стакан под самую стенку.

А вот и Ириночка, первая заняла свое место и, пока никого нет, из любопытства заглянула под крышку кастрюли, уже стоявшей посередине. Ольга сделала вид, будто ничего не заметила. У нее уже не осталось сил на замечания.

– Как тут у нас вкусно пахнет! – сказал Павел, присаживаясь и себе к столу. – Никто не сравнится с нашей Ольгой по части кулинарии, как, дети, вы не находите?

Юлик сдержанно согласился (отец того требовал!), Ириночка что-то промычала сквозь набитый рот.

– Да, непросто было на это решиться, но все же я намерен пригласить на работу кухарку… Да, да! Вы не ослышались. И не смотрите на меня так. Ольга прекрасно готовит, как тут поспоришь! Но ведь для нее это непомерная нагрузка, вы только взгляните, она же скоро совсем зачахнет за домашней работой. Нет, так дальше не пойдет. Ольга, искренне каюсь, что навесил на вас столько обязанностей и обещаю исправить положение. Сегодня же дам объявление в газету.

От неожиданности Ольга чуть не подавилась куском хлеба. Она сразу поняла, к чему это может привести, и испугалась. До тех пор, пока кухня оставалась в ее руках, она могла не бояться отравителя. Тот, конечно же, действовал избирательно: яд должен был попасть в суп к Ольге, но больше ни к кому другому. Только это и служило ей защитой.

– Что вы, что вы! – запротестовала она, еще и не откашлявшись как следует. – Мне совсем нетрудно. Я с большим удовольствием…

– Ольга, не уговаривайте меня. Дело решенное, – строго остановил ее Павел.

Тут она и вовсе потеряла осторожность. Пустила в ход все красноречие, на какое только была способна, и-таки добилась своего. Павел уступил. Главным аргументом стала намеченная поездка на озера. Нет смысла нанимать кого-то на оставшееся время, лучше подождать, когда они вернутся, и уж тогда… Ей пришлось побещать, что по возвращении она сама займется поисками кухарки. Правда, это была всего лишь отсрочка. Но все равно неплохо. А к тому времени ситуация могла как-то разрешиться. Во всяком случае, она не теряла надежды.

Отвлек ее телефонный звонок. На этот раз Ольга сама подошла к телефону. Это был снова Экман.

– Ольга, мне с вами необходимо срочно увидеться. Пожалуйста, сами назначьте время.

Он был серьезен и взволнован.

– Хорошо, – согласилась она. – В двенадцать там же.

– Я приеду, – сказал он и положил трубку.

Ольга вернулась в столовую за грязной посудой. Завтрак был съеден, все разошлись. Она сложила на тележку посуду и покатила на кухню. Там она застала Ириночку, крутившуюся около буфета.

– Ириночка, деточка, ты что здесь делаешь?

– Я хочу пить.

– Почему же ты не выпила свой чай?

– Тогда мне еще не хотелось, – простодушно объяснила она.

– А теперь захотелось?.. Ну, тогда придется подождать, пока разогреется чайник.

Ольга отвернулась, чтобы поставить чайник на огонь. Едва она повернулась назад, как волосы у нее встали дыбом: Ириночка уже тянулась к ее молоку. Что она делает?!

– Не смей! – прохрипела Ольга, но голос куда-то пропал, и Ириночка ее не услышала.

Тогда Ольга кинулась к ней. Она выбила стакан у нее из рук в тот момент, когда Ириночка уже поднесла его ко рту.

Стекло рассыпалось на мелкие осколки, потонувшие в молочной луже у Ириночкиных ног. Сама Ириночка стояла и оторопело рассматривала забрызганное платьице. Молоко осталось лишь у нее на губах.

 

 

С утра непрерывно моросил дождь, было не по-летнему холодно и сыро. Экман сидел в мокром плаще и ежеминутно тянулся за носовым платком. Ольга пожалела его. Что заставляло этого немолодого простуженного человека в такую-то непогоду мчаться в другой конец города? Не для его же пользы – касательно той ночи она ему рассказала все, что знала, или, во всяком случае, что считала важным, и больше ему нечего ждать.

Экман кивнул официанту. Тот мигом поставил на стол две чашки дымящегося черного кофе. Ольга, откинув капюшон дождевика, сама с удовольствием глотнула обжигающий напиток. Рукава, которые она не успела закатать, оставили на столе мокрый след.

– Я не переставал думать о вас, – признался Экман, только что спрятав носовой платок. – Шутки в сторону. Вам лучше уехать, пока еще не поздно.

– А дети?

Брови его потянулись вверх.

– Вы уверены, что это их отец?

– Я не знаю, – нахмурившись, ответила она. – То-то и оно, что не знаю.

Он покачал головой.

– Боюсь, это только начало. В хорошенькую семейку вы попали…

– А что вы о них знаете? – в свою очередь, поинтересовалась она.

– Семейка, что надо, – повторил Экман. – Один другого стоит.

– А что вы имеете против? – Ольга неожиданно кинулась на их защиту, словно никто и не пытался ее отравить.

Со своей стороны, Экман был настолько корректен, что не стал ей об этом напоминать.

– Да вот я смотрю на вашего хозяина, и одного не могу понять. Деньги, как мне кажется, лишь в одном случае могут выходить на первый план: когда есть нечего. А у него они всегда на первом месте. У него деньги – признак то ли ума, то ли еще чего. Сам заработал кучу денег, так теперь оценивает других с этой же позиции. Будь он спортсмен, очевидно, мерилом была бы мускулатура, как вы думаете?.. Он и сына меряет только по его самостоятельности. Юлик способный парень, а из него делают круглого идиота. По-моему, он ненавидит отца еще больше, чем вас.

Ольга округлила глаза.

– А меня-то за что?

– О-о! И вы еще спрашиваете? – он опять качнул головой. – Извините, Ольга, но вы же заняли место его матери. Чего, чего, а этого он вам не простит.

Она рассердилась.

– Глупости! Я никогда об этом и не мечтала!

– Правда? – переспросил Экман с иронией.

– Ну, вы можете и не верить, но что касается Юлика… Тут уж вы явно преувеличиваете. Это очень спокойный мальчик. А вы его представили этаким циником.

– Осторожнее! Я ведь еще ничего не сказал о цинизме! Но вы ждали этого от меня, не правда ли? А может, вы и сами так думаете, только боитесь себе в этом признаться? Не стоит! На самом деле цинизм присущ детям, как никому: им еще не успели объяснить разницу между добром и злом. И чем возраст меньше, тем… Говорите, спокойный мальчик?.. Признаюсь, Юлика я бы давно поставил на первое место в число подозреваемых. Одно мешает: он слишком запуган. Что вы хотите? Если изо дня в день кому-то вдалбливать в голову, что он рохля, он рохлей и будет.

– Слава Богу! Как иной раз хорошо оказаться рохлей! По крайней мере, его не будут больше подозревать!

Она и не заметила, как это сказала. Экман пристально посмотрел ей в лицо.

– А остальных? Тоже?.. А может, вы подозреваете кого-то еще – кого не хотели мне назвать?

Ольга почувствовала себя загнанной в угол и промолчала.

– Значит, все-таки эту троицу?.. Я заметил, что когда речь идет обо всех вместе, вы со мной соглашаетесь, но подозревать кого-нибудь в отдельности – Боже упаси!

Ольга покраснела и опустила глаза. Ей показалось, что Экман видит ее насквозь. В тайниках ее души он читает лучше, чем она сама!

– Вы хотя бы не держите это в секрете. Пускай знают, что вы знаете. Пригрозите, будто позаботились на крайний случай, изложили все в письме, а письмо передали в надежные руки, ну и так далее. Быть может, хоть таким способом вы отобъете кому-то охоту подсыпать вам мышьячку в супчик.

– Вы думаете, они это воспримут серьезно? – теперь Ольга с сомнением покачала головой. – Лариса уже пыталась рассказать, а чем это кончилось: ее сочли помешанной.

– Лариса много чего рассказывала. Например, о шагах в пустой комнате сверху и полночном царапании в дверь. Вы же ничего этого не слышали?

– Разумеется, нет! – бросила она возмущенно.

– Вот видите. Вам нечего бояться. Не так-то легко представить кого-то сумасшедшим.

Ольга согласилась:

– Да, конечно.

Она потянулась за хозяйственной сумкой, стоявшей под столом.

– Извините, но мне еще нужно за покупками.

Экман кивнул, заметив при этом, что не очень-то она ему поверила.

– Все-таки подумайте над тем, что я вам сказал.

 

 

Ольга сидела перед зеркалом, рассматривая свое изможденное лицо и разглаживая руками первые морщины. Волосы, и те как будто потеряли блеск. Хотя возможно, оттого, что она стала мыть чем попало. Замухрышка! Еще немного, и она будет рада покончить с собой. Если не от нервного перенапряжения, то от морщин наверняка.

Она достала губную помаду и поднесла к губам.

А в голове носились обрывки разговора с Экманом. В одном тот оказался безусловно прав: она бы ни за что не согласилась поверить в виновность кого-то из членов семьи, кого-то конкретно. Придти к логическому умозаключению – еще может быть. Но чтобы поверить? Там должен быть кто-то еще. Неосознанно она вполне могла повесить на него всю вину. Но вот согласиться с его правом на существование – никогда!

Попытка отравления, а особенно же смерть Тараса ну прямо выпадали из логики взаимоотношений. Вот если бы вычеркнуть их совсем, тогда все стало бы по своим местам. Как только Ольга пробовала распутать это узел, у нее тут же начинала болеть голова.

Задумавшись, она забыла, для чего открыла помаду. Внезапно ее глаза сошлись на кончике стержня, выглядывавшего из тюбика. А почему, собственно, стержень нельзя отравить так же, как еду? Очень даже просто! И никто не прикоснется к нему, кроме Ольги. А ведь она едва не вымазала им губы!

Ольга с неоправданной ненавистью зашвырнула помаду в угол.

Облизав пересохшие губы, она оторвалась от зеркала и пошла искать детей.

 

 

Ее подозрения затем распространились и на прочие принадлежности туалета: зубную пасту, жевательную резинку. Теперь ее мозг непрерывно работал в одном направлении: каким еще способом могли ее отравить? Нет, так можно далеко зайти! И без того она уже начала шарахаться собственной тени.

Ольга решила воспользоваться советом Экмана и только дождалась момента, когда вся семья была в сборе. Начала с высоких нот, но постепенно снизила тон, увидев, что никто не спорит. Юлик украдкой зевнул. Она не понимала: как они могут сохранять спокойствие?

Впрочем, как благоразумный человек и порядочный отец, Павел в эти сказки просто не поверил.

– Боюсь, Ольга, вы снова пали жертвой остроумного розыгрыша. Да если бы на самом деле все было настолько серьезно, как вы излагаете, сейчас тут прохода не было бы от полиции.

Очевидно, он имел ввиду шутку, которую в свое время сыграла с ней Лариса. Вероятно, он не забыл, кроме того, как она напала на него с ножом. Меня считают законченной истеричкой, догадалась Ольга и покраснела, потому что сама была того же мнения о себе. Вот только, в отличие от Павла, у нее был союзник: Экман.

– Потому что в полиции об этом не знают, – пояснила она. – Экспертиза проводилась неофициально, всего лишь по моей просьбе. И опять же я настояла, чтобы результат был сохранен в тайне.

– Снова этот Фукман, или как его там! – с презрительным неудовольствием хмыкнул Павел. – Вы обращались к нему…

– Извините, но у меня не было другого выхода.

– Я ему не доверяю. Он что-то затевает против нашей семьи, и готов на любую мерзость, только чтобы добиться своего. Я его выставил за дверь, так он решил действовать через вас. Вы меня ослушались, и вот что в итоге. С вашей помощью, Ольга, он собирается проникнуть в мой дом и посеять между нами вражду.

– Зачем ему это?

– Зачем? Чтобы держать вас в руках. Повторяю, не знаю, что он там замышляет, но только у меня в отношении этого отребья давно сложилось определенное мнение. И настоятельно советую вам тоже держаться от него на расстоянии.

Ольге вдруг показалось, что, не находя ответа, он все пытается свалить на Экмана.

– Я знаю, кто это сделал.

Все повернули головы к Ириночке.

– Ириночка, рыбонька, что ты знаешь? – ласково спросила Ольга.

– Это все мама, – сказала Ириночка. – Мама хотела вас усыпить.

Кровь схлынула у Ольги с лица.

– Что ты такое говоришь?!

– Вы ее оскорбили, – настойчиво продолжала Ириночка.

– Почему ты так думаешь?

– Она так сказала.

– Сейчас же перестань! – едва оправившись от шока, велел Павел.

– Чем же я ее оскорбила? – не обращая внимания на Павла, допытывалась Ольга.

Ириночка оробела, встретившись глазами с отцом.

– А я вам что говорил! – напомнил Юлик. – Только вы мне не верили!

Но и он поймал строгий взгляд отца, заставивший его замолчать.

– Чем же я ее оскорбила? – повторила Ольга вопрос, обращенный теперь уже в пустоту.

– Не обращайте внимания на выдумки детей, – ответил вместо них Павел. – И чтоб я этого больше не слышал! – он повысил голос, взглянув по очереди на Юлика, а затем на Ириночку.

 

4.2

 

Экман позвонил, уже когда Ольга пришла к мысли, что предупреждение сыграло свою роль, и по крайней мере с этой стороны ей ничего не грозит. На всякий случай она питалась только из общей кастрюли, и только со всеми вместе. Впрочем, она не была так наивна, чтобы полагать, будто на этом все и кончится.

Экман снова заговорил о встрече, и Ольга немедленно согласилась, догадавшись, что ее ожидают новости.

Официант, вероятно, должен был подумать, что они назначают здесь любовные свидания. И только внешность Экмана, чересчур скромная как на любовника, позволяла в этом усомниться.

– Кофе с булочками, как обычно? – спросил он с улыбкой, и, прочитав ответ на лице у Экмана, отправился выполнять заказ.

Экман достал носовой платок (видно, до сих пор не избавился от насморка) и начал первый, не дав ей раскрыть и рта. Ольга была спокойна. Что бы он ни сказал, она все равно чувствовала себя вольготнее, когда напротив сидел он, Экман.

– В прокуратуру пришло анонимное письмо, отпечатанное на пишущей машинке, – сообщил он, доставая из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок. – Взгляните, – он развернул его и показал Ольге, – не ваша ли это машинка?

Не успевая прочесть полностью текст, она узнала шрифт и кивнула головой.

– Я так и думал, – сказал он и положил письмо перед собой.

Неизвестный «доброжелатель» сообщал о недавнем событии, которое Ольга, в общем-то, предпочла бы скрыть, то есть о том случае, когда ее пытались отравить снотворным. Все это с явным и несложным лицемерием преподносилось автором как искреннее беспокойство за ее жизнь. Это главное, что она успела понять из прочитанных строк. Дальше было не менее волнующе и не менее гадко, но Экман уже забрал письмо.

– Стиль односложный, – вглядываясь в текст, продолжал он. – Это мог писать и ребенок семи-восьми лет.

Ольга не сдержалась.

– Опять ребенок!

Экман бросил на нее изучающий взгляд, но прежде чем ответить, снова втупился в письмо.

– Я стараюсь рассматривать все возможные варианты. Но дабы вы напрасно не переживали: мог быть и взрослый, экономящий на словах, чтобы себя не выдать.

– Другими словами, прикрывающийся детьми?

– Вот именно. Вы правильно меня поняли.

– Боже, какая низость!

– Ну, не более, чем попытка отравления, кто бы ее ни совершил, взрослый или ребенок.

Нетронутый кофе остывал на сквозняке. Чашки были сдвинуты в сторону, середину стола занимало письмо.

Экман только что спрятал носовой платок.

– А что это за ночные поскребывания, которые вы якобы слышите? Подобные звуки, если не ошибаюсь, преследовали также и вашу предшественницу. Удивительное совпадение, не правда ли?

Ольга не поверила своим ушам.

– Я никому об этом не говорила!

– А, так значит, все-таки слышали? – он поймал ее на слове.

– Я никому не рассказывала, ни одной живой душе! – настаивала она.

– Если так, то откуда же он об этом узнал?

– Может, он сам и подстроил все это, – растерянно предположила Ольга.

– А вы кого-нибудь видели хоть раз… за дверью?

Ольга уныло отвела взгляд.

– Понятно, – сказал он, не дождавшись ответа. – Так может, все же вы кому-то рассказали, но успели забыть? У вас раньше случались провалы в памяти?.. У меня есть знакомый врач по этой части, я бы настоятельно советовал вам сходить к нему на прием.

– Вы считаете меня сумасшедшей?!

– Я – нет, – успокоил он ее. – Но ведь я же не врач. А в вашем случае не избежать направления на обследование, – прибавил он осторожно.

Она нахмурила брови.

– В каком таком моем случае?

Экман опять развернул платок. Может, на самом-то деле его не так мучил насморк, как неприятный разговор, но платок оказывался весьма кстати, когда необходимо было сделать паузу.

– Скажите, приходилось ли вам нападать с ножом на вашего хозяина, или такого случая вы тоже не припомните?

Ольга похолодела. И об этом ему известно!

– Значит, меня уже считают сумасшедшей, – заметила она обреченным тоном.

– Ну, пока еще нет, – ответил он растягивая слова, как бы в раздумии: может, нет, а может, и да.

Он потянул носом.

– Но хочу предупредить. Что касается дела, которым я, как вы знаете, занимаюсь, то в свете упомянутых событий ваши шансы занять первое место в списке подозреваемых стремительно растут.

Она презрительно поджала губы и покачала головой.

– Выходит, я не ошиблась. Анонимка нужна была не затем, чтобы оградить меня от убийцы, а для того, чтобы прикончить.

– Ну, не знаю, – протянул Экман в каком-то колебании. – Ребенок, например, еще мог по недомыслию оказать вам медвежью услугу. Я вообще уверен, что без подсказки взрослых он сам не придумал бы подобную комбинацию. Либо случайная подсказка взрослых, либо трагическая ошибка. Хотел, как лучше, а вышло с точностью, да наоборот.

– Ребенок! И что это вас все время влечет к детям?

– Ну тогда считайте, что кто-то роет вам хорошую яму, если так вам больше нравится.

 

 

Ольга пришла в отчаяние. Она чувствовала себя скользящей по наклону вниз, в невидимую пропасть. Поверхность идеально гладкая, совершенно не за что зацепиться.

Сумасшедшая, нажавшая на спуск ружья, вот как раз то, что им нужно! Одна истеричка пошла на самоубийство, другая – на убийство. Все закономерно.

И тогда она решилась. Юлик сам подошел к ней за разрешением прогуляться с приятелями, которые поджидали его на улице. Впервые выглянуло солнце после серии дождей, и вполне естественно, что ему наскучило сидеть дома, развлекая Ириночку. Но после того, как раскрылись прогулы уроков, отец строго-настрого запретил ему уходить из дому иначе, кроме как в сопровождении кого-нибудь из взрослых, то есть Ольги либо Богдана. Ольга понимала, насколько такая мера может быть унизительной для четырнадцатилетнего подростка, и не могла подавить угрызения совести: ведь это она обнаружила его прогулы и сообщила о них Павлу.

А теперь она собиралась обратиться к нему с неожиданной просьбой.

Взглядом она заставила его присесть.

– Я никак не могу забыть твои слова… – что-то ей мешало, но Юлик проявил терпение. – Ты сказал, – продолжала она после паузы, – что никто тебе не верит. Так вот, допустим, я верю. Нас, взрослых, переполняет неоправданное высокомерие. Тебе не кажется, кошка, видимо, тоже считает себя очень умной, и даже умнее человека, раз она заставила его на себя трудиться. Нет, признаюсь, поначалу я воспринимала все это как выдумку. Надеюсь, ты меня простишь?.. – подумав, она добавила. – Надеюсь, твоя мама тоже меня простит?

Глаза Юлика вдруг наполнились какой-то небывалой раньше теплой тоской. Его было не узнать. Таким она его не помнила, все больше тихоней, сдержанным, закрытым.

После того, как она смирилась и решила запрятать подальше свою гордость, Ольга переживала душевный подъем.

– Твоя мама – умная, сильная женщина, ей незачем держать зло, особенно на того, кто уступает ей по многим качествам, – продолжала она с завидным самоунижением. – Тем более, что если я и нанесла ей какую обиду, видит Бог, это случилось неумышленно.

– Ладно, обещаю поговорить с ней, – сказал Юлик растроганно. – Думаю, она забудет, что сердилась на вас. Не беспокойтесь. Я постараюсь убедить ее в вашей искренности.

– Спасибо!

– Не за что, – он пожал плечами. – Мама только защищает нас с Ириночкой, и никогда первая не причинит никому вреда.

– В таком случае, я хочу обратить твое внимание, что мне придется сильно пострадать из-за нее.

Он широко открыл глаза.

– Помнишь того следователя, что приходил к нам несколько раз после попытки ограбления?

Юлик кивнул.

– Знаешь, почему он приходил? Я у них единственная подозреваемая. Они подозревают меня в убийстве Тараса, понимаешь?

Юлик снова кивнул.

– Вместо твоей мамы, – прибавила Ольга. – Это ведь… она стреляла в Тараса, не правда ли?

– Правда, – хладнокровно подтвердил он. – Она стреляла в грабителя, проникнувшего в наш дом под покровом ночи, она защищала нас с Ириночкой.

– А как ты об этом узнал? – с беспокойством спросила Ольга.

– Она сама рассказала, – он недоуменно пожал плечами. – Как же еще?

– В самом деле?.. А… каким образом?

– Она явилась во сне Ириночке.

Ольга нахмурилась.

– На этот раз я позволю себе усомниться. По-моему, ты скрываешь от меня что-то.

Юлик часто заморгал ресницами.

– Я вас не понимаю.

– Чем ты объяснил отцу прогулы занятий у репетитора?

Юлик прикусил губу.

– Я видела тебя в одном загородном доме в обществе довольно, я бы сказала, странных людей. Догадываюсь, что там происходило.

– Вы следили за мной?! – ужаснулся он.

– Так как ты об этом узнал? – не отвечая, повторила она свой вопрос.

– Я сказал правду. Ириночка видела маму во сне.

Ольга отвернулась, чтобы он не заметил промелькнувшего на ее лице разочарования.

– Вообще-то раньше можно было поговорить с ее духом, – заметил он несмело, – но после того случая…

Она снова повернулась к нему. В отчаянии он взмахнул руками.

– Теперь это невозможно. Отец ни за что меня не отпустит.

– И часто случалось тебе посещать такие собрания?

– Не очень… Да вы же сами все знаете.

– Тебе удавалось с ней поговорить?

Он утвердительно закивал головой, глядя ей прямо в глаза. Если он и врет, то очень искусно, подумала Ольга.

– А если бы твоя мама согласилась представить доказательство, что не я стреляла в Тараса? Как ты считаешь, она ведь не допустит, чтобы пострадал невиновный?

Он изобразил неопределенную гримасу. Ольга настаивала.

– Только она и может снять с меня обвинение.

– Я попробую, – сказал Юлик, нахмурив брови. – Но для этого…

– Да, я знаю, – остановила его Ольга. – Но может быть, я смогла бы поехать туда вместо тебя?

Юлик энергично дернул шеей.

– У вас ничего не получится, – возразил он убежденно.

– Это почему же?

– Мама не станет с вами говорить.

– Ах да… Но я могу и не вступать в разговор, а поручить это медиуму.

– Бесполезно! Дело не только в вас. Она признает лишь нас двоих, меня и Ириночку, и никого больше.

Ольга засопела.

– Ну хорошо. Я постараюсь найти благовидный предлог, чтоб отец ни о чем не догадался. А теперь иди, но смотри, долго не задерживайся. Если я должна вытащить тебя на сеанс спиритизма, то не следует испытывать его доверие.

Юлик встал и сделал несколько неуверенных шагов, потом все же оглянулся. Теперь уже Ольга смотрела на него выжидающе.

– Наверное, для начала не помешало бы вам самой показать маме, что вы хотите снискать ее расположение.

– Как это? – не поняла Ольга.

– Ну скажем, сделайте ей пирожное с кремом.

– Ей?! – тут уж она совсем оторопела.

– Кошке, – глядя на нее чистыми детскими глазами, напомнил Юлик. – Она их очень любит.

 

4.3

 

В тот момент, когда Ольга разглядывала детский рисунок, ее осенило.

Твердой походкой она вошла в детскую. Юлик почувствовал, что Ольга нашла решение и ждал, что она скажет. В этом он полагался на нее.

– У тебя найдется красная краска?

Сеанс начинался в восемь. Если Павел задержится на работе как обычно, ее план безусловно сработает.

Юлик полез за гуашью, которой они с Ириночкой по очереди раскрашивали свои рисунки.

– Очень хорошо, – сказала Ольга. – Теперь давай сюда руку.

Она обильно смочила марлю в краске, наложила ему на обратную сторону ладони и туго забинтовала. Сквозь бинт проступило алое пятно. И не скажешь, что бутафория. Юлик не отрываясь любовался своей рукой.

Ольга предусмотрительно уничтожила следы приготовлений.

– Ну вот. Теперь можем идти.

Они уже спускались с крыльца, когда за воротами, перекрыв урчание мотора, дважды завыл короткий гудок. Впрочем, привратник и сам уже спешил к воротам.

У Ольги неприятно защемило под ложечкой. Это вернулся с работы Павел. Зато Юлик не проявил ни капельки беспокойства, целиком полагаясь на Ольгу. Она почувствовала эту ответственность, и страх тут же прошел.

Павел вышел из автомобиля им навстречу. Взволнованное лицо Ольги произвело на него впечатление.

– Юлик поранил руку, – сходу пояснила она. – Мы торопимся в поликлинику, хочу, чтобы там осмотрели рану. Возможно, придется накладывать швы.

– Рана глубокая? – нахмурился Павел.

– Не знаю пока. Но считаю…

– Вы правильно считаете, – прервал он ее, не дослушав. – Только пешком идти я вам не позволю.

Он наклонился к окошку автомобиля со стороны водителя. Богдан уже приспустил стекло.

– Вот что, Богдан. Разворачивайтесь.

Ольга испугалась: так можно загубить все дело.

– Да что вы, зачем? Тут всего-то два шага!

– И не думайте спорить. Этих два шага вы проедете с Богданом. Может, и мне поехать с вами? – сказав это, он призадумался.

– Ну уж нет! – Ольга открыла дверцу и почти силой втолкнула туда Юлика. – Мы как-нибудь сами, без вас управимся!

Она сама села на переднее сидение, заняв место Павла.

– Поехали, Богдан! А то вы тут совсем уж раздуете…

Павел остался на аллее. Ольга победила. Она смогла облегченно вздохнуть, когда они выехали на проезжую часть дороги.

До поликлиники и впрямь было два шага, но Богдан прокатил их на «шестисотом» за две минуты, притормозив лишь у главного входа. Однако хуже всего оказалось то, что он не собирался уезжать.

– Выходите! Я припаркую машину.

– И вы туда же! – возмутилась Ольга. – Ну зачем ждать, объясните? Домой-то мы уж как-нибудь дойдем и без вашей помощи!

– Ничего не случится, если я вас тут подожду, – заупрямился Богдан. – Подумаешь, постою немного на паркинге!

– Мы можем проторчать больше часа.

Она все еще надеялась его уговорить. Богдан пожал плечами.

– Ну так и что же? Я не тороплюсь. Дома хозяин упрекнет, почему не догадался подождать, а тут я при вас, разве это наказание?

Ольга поняла, что ей с Богданом не сладить. Они с Юликом перешагнули порог и, оказавшись в вестибюле, переглянулись между собой. Ольга – нервно кусая губу, он – с любопытством, как она будет выходить из затруднения. В конце концов она пришла к выводу, что одному из них следует остаться. Другого варианта нет.

– Значит, так, – сказала она. – Вдвоем нам не улизнуть. Этот Богдан будет караулить, что называется, на совесть. Я его знаю, он все глаза проест, а не позволит оставить себя в дураках. Езжай туда один. Деньги на такси у тебя есть?.. Тогда стой здесь и не высовывайся, пока я его не отвлеку.

Богдан заметил Ольгу сразу же, как только она появилась в дверях, и до первой ступеньки не успела дойти. Ольга приблизилась.

– Кажется, это надолго. Врач направил его на рентген. Вернуться бы вам домой!

– Пустой разговор!

– Ну как хотите. А то ведь холодновато все-таки, – она зябко передернула плечами, нарочно затягивая беседу, чтобы Юлик мог проскользнуть у него за спиной.

Но Богдан, как назло, не стоял к ней лицом, а только, прислонившись к капоту, вертел туда-сюда толстой шеей. Нет, так дело не пойдет.

– Я могу и в машине посидеть, в случае чего, – отмахнулся он.

– Ну и оставайтесь, – Ольга окончательно сдалась, тем более, что она придумала другой способ заставить его оторвать свой зад от капота. – А то знаете, что? Не выпить ли нам по чашечке горячего черного кофе?

– А вот это уже по-нашему! – обрадованно подхватил Богдан. Ольга знала, чем его соблазнить!

Он поставил автомобиль на сигнализацию.

– Здесь рядом неплохая забегаловка. Кофе, во всяком случае, готовят на совесть.

– Ну так ведите!

– А как же Юлик? – вдруг вспомнил Богдан и обеспокоенно оглянулся на окна поликлиники.

– За Юлика не переживайте. О нем позаботятся врачи.

 

 

Забегаловка и в самом деле оказалась крохотным кафе на пару мест, где стоя можна выпить чашку кофе и съесть бутерброд. Обычно в таких местах подают еще и спиртные напитки, но тут их не было, что избавляло заведение от грубой публики. В общем, здесь было довольно тихо и спокойно. Ольге пришлось по душе. Она пожалела, что раньше отвергала его приглашения куда-нибудь сходить, бедный Богдан, видимо, считал ее законченным снобом.

Прав он оказался еще и в том, что для общепита кофе был превосходным.

– Ну, что я говорил! – напомнил Богдан с сияющим лицом.

Видимо, успех его окрылил. Он постарался разжечь ее любопытство рассказами о своих любовницах. Известно, что женщин это часто заводит, нечто вроде рекламы для товара на продажу. Учитывая обстоятельства, Ольга смотрела на все это вполне трезво, а значит, совершенно с другой стороны. Но она промолчала, было бы невежливо снова напомнить ему о супруге.

Вообще, неизвестно, чем бы это кончилось, но тут общее внимание привлек жуткий визг тормозов. Все, как по команде, повернулись к окну, хотя увидели, в общем-то, знакомую картину: взбешенный водитель грозил кулаком подростку, перебегавшему улицу на красный свет.

– Дети, кто ж еще! Выдрать бы хорошенько ремнем! – злобно пожелал кто-то из-за спины. – Вот бы родителей сюда, пускай бы полюбовались!

Одно только заслуживало особого внимания: в нарушителе Ольга узнала Юлика. Сердце ее тревожно забилось. Видел Богдан или нет?

Он схватил ее за руку. Значит, видел! Юлик торопился перехватить такси, из которого выходили пассажиры. Вдобавок чуть не сбив с ног одну из них, пожилую даму, он влетел в открытую дверку.

– Видели? – подтвердил Богдан ее самые худшие опасения. – Вот, паршивец!

Вдруг она увидела его вскакивающим и почувствовала, как он порывается увлечь ее за собой.

– Идемте же! – ощутив сопротивление, нетерпеливо потребовал Богдан.

Ольга не понимала его намерений, но спорить уже не могла, сама была в растерянности. Все оборачивалось против нее!

Такси тронулось, когда они не добежали нескольких шагов. Юлик никого не заметил и преспокойно сидел себе на тыльном сидении.

– Ах ты!

Ольга увидела, что Богдан тащит ее через улицу, не обращая внимания на поток машин, как только что Юлик. Тут она сообразила, что он торопится к стоянке у поликлиники, где находился их автомобиль, и поняла, что он задумал. Но помешать ему уже не могла.

– Скорее! – он усадил ее в машину и завел мотор.

Такси не могло далеко уйти: впереди был выезд на шоссе, а там пробка сильно тормозила движение. Они обнаружили его у поворота. Благодаря высоко поднятому «гребешку» в форме телефонной трубки такси видно было издалека.

Правда, Богдану тоже приходилось проявлять осторожность, если он хотел оставаться незамеченным. Вряд ли «шестисотый Мерседес» можно считать автомобилем, удобным для слежки. Поэтому он сохранял значительное расстояние, а когда они оказались на окраине, то и вовсе потерял такси из виду в лабиринте коротких улочек.

Наконец он досадливо что-то промычал и остановил машину. Ольга перевела дыхание: следующий поворот был бы последним. Стоило ему не так быстро нажать на тормоз, и он увидел бы искомый объект стоящим возле определенного дома.

Но радость ее оказалась преждевременной. Знакомое такси выползло им навстречу из той самой улочки. Пассажиров в нем, естественно, уже не было.

Раз так, Богдан вышел из машины на середину шоссе. Узкие улицы имеют также и свои преимущества. Такси пришлось остановиться. Впрочем, водитель на всякий случай не спешил осыпать его ругательствами.

Богдан объяснил, что разыскивает подростка четырнадцати лет, который, как он видел, сел в эту машину. Водитель не стал спорить. Тогда Богдан попросил его сказать, где он высадил пассажира. Тут водитель проявил гораздо меньшее понимание.

– Речь идет о том, чтобы вернуть сына его отцу, – уточнил Богдан. – Вы же не станете этому препятствовать?

– У вас на лбу не написано, кто вы и что вам в действительности надо. Почем мне знать, отец мальчика вас послал или не отец?.. Простите, но я не обязан давать отчет о пассажирах первому встречному.

Водитель приготовился опустить стекло. Богдан вскипел.

– Послушайте, я могу сейчас вызвать полицию, и вы проведете пару часов в участке, пока не дадите все нужные пояснения. Заодно узнаете, кто меня послал. Так как? Разойдемся мирно, или…

Очевидно, все-таки уважение к марке автомобиля сыграло большую роль. Водитель должен был знать, что человеку, который вышел из такой машины, ничего не стоило сдержать обещание. И он, сбавив тон, назвал адрес, под которым высадил Юлика.

 

 

Таинственный дом, погруженный в тень старых деревьев, как и в прошлый раз, светился окнами, выходившими в сад. За это время живая изгородь еще больше разрослась.

Богдан сунулся было в калитку, но, услышав тихое рычание, так и замер на месте.

– О! – сказал он, присмотревшись. – И что это за волкодав такой?

– Пропустите меня, – велела Ольга, овладевшая собой лишь тогда, когда стало ясно, что терять ей уже нечего.

Богдан уступил дорогу, машинально подчинившись твердым ноткам в ее голосе. Узнав Ольгу, собака прекратила рычать и завиляла хвостом.

– Моя хорошая! – сладко пропела Ольга, потрепав ее за уши. У той аж глаза осоловели от удовольствия.

Зато у Богдана отвисла челюсть.

– Идемте, – позвала Ольга. – Не бойтесь, она вас уже не тронет.

Собака было грозно оскалилась на Богдана, но Ольга ее мгновенно утихомирила.

– Идите за мной, – повторила она.

Сопровождаемые влюбленной в нее дворнягой, они направились по вымощенной дорожке к дому. Окно в этот раз было открыто настежь, как-никак, середина июня. Оттуда доносились голоса. Оглянувшись на Богдана, Ольга приложила палец к губам.

– Ну вот и все в сборе. Присаживайтесь к столу, – услышала она голос хозяйки дома.

В комнате задвигали стульями.

– Верхний свет выключите. Хватит одной настольной лампы.

Потухла люстра.

– Сосредоточьтесь. Сконцентрируйте мысли на том, кого мы хотели бы видеть среди нас.

На секунду запала тишина. Затем ее разрезал однотонный голос медиума.

– Призываю дух мамы Юлика и Ириночки! Прошу тебя также, ангел-хранитель, отогнать от нас злых духов!.. Дух мамы Юлика и Ириночки! Здесь ли ты?.. Желаешь ли ответить мне?.. Отвечай!.. Подавайте бумагу, ну что же вы! Не спите! – последнее, видно, было адресовано кому-то из сидящих рядом за столом.

– Почерк неразборчивый, – заметил кто-то. – Невозможно ничего понять.

– Кто здесь? – продолжала женщина-медиум.

Пауза.

– Бумагу! Не задерживайте! – нервно подстегнул кто-то третий.

Ольга догадалась: пока женщина водила ручкой по листу бумаги, ей непрерывно подкладывали чистые листы.

– Не могу прочесть, – снова пожаловался второй.

– Это мой домашний дух, – успокоила всех женщина-медиум. – Узнаю его почерк. Как всегда, крайне неряшливый. Можешь писать поаккуратнее, Олесь? Даже я с большим трудом различаю твои каракули.

– Вот теперь уже лучше! – обрадованно заключил второй.

– Готов ли ты ответить на наши вопросы, Олесь?

– «Да», – вслух прочел второй.

– Пробовал ли ты найти того, кого я вызывала? Знал ли ты еще раньше, что среди нас есть кто-то, кто хотел бы с ним разговаривать?

«Да. Да», – дважды ответил дух.

– Тогда почему же он не явился?

Продолжительная пауза, заполненная шелестом бумаги.

«Сейчас он бодрствует и не может покинуть тело».

– Он воплощен в другом теле?

«Я же сказал!».

– Где он теперь находится?

«В кругу семьи».

– Это далеко от нас?

«Нет».

– Близко?

«Да».

– Как близко?

«Очень близко».

– В ком он воплощен?

– Ровная линия, – взволнованно прокомментировал второй. – Что она означает?

– Это знак. Олесь отказывается отвечать на вопрос. Не хочет, или ему запретили… Почему, Олесь?

«Дух, который вы ждете, ответит на него сам, если пожелает».

– Ты приведешь его в следующий раз?

– Снова линия, – объявил второй.

– Кажется, мы вышли за рамки. Извини, Олесь.

Ольге захотелось увидеть лицо Богдана. Она оглянулась, но его не оказалось рядом.

Тогда Ольга пошла по дорожке, стараясь в сумерках отыскать пропавшего водителя. Она уже вышла за калитку и нерешительно остановилась. Куда же он подевался? Ей в ответ мигнули фары «Мерседеса».

Быстрым шагом она направилась к автомобилю. Богдан изнутри приоткрыл дверцу.

– А я вас там ищу, – пожаловалась она.

– Ну и зря. В саду мне пришлось выключить сотовый. Представляете, что за визг у них там поднялся бы, зазвони прямо под окном телефон?

– Это правда, – согласилась она со вздохом. Еще бы не правда! В прошлый раз она бежала оттуда как заяц.

– Но и держать все время выключенным я тоже не мог, а то ведь как потом объяснить хозяину, почему я не отвечал на его звонки? Он приходит в бешенство, когда не может связаться.

– Кстати, – вспомнила Ольга. – Пожалуйста, не говорите ему ничего. Он, если узнает, где мы были, не пощадит ни Юлика, ни меня.

Богдан смущенно почесал себя в затылке.

– Извините, Ольга. Но я уже сообщил.

– Как?! – она едва не задохнулась.

– Пока вы отсутствовали, он позвонил, узнать, почему так долго. Ну, я ему все и выложил. А с какой стати я должен был покрывать этого сорванца? Нет, конечно, предупреди вы раньше… Ради вас, Ольга, я и соврать готов.

– Спасибо, Богдан. Теперь уже не надо.

 

4.4

 

Павел буквально позеленел, выслушав отчет Богдана, который счел своим долгом сообщить отцу правду о его сыне. Но он еще больше позеленел, когда после этого позвонил в поликлинику, и там ему ответили, что они даже не записывали Юлика на прием.

Услыхав шум мотора, он дождался Богдана и велел ему сходить за Юликом.

– Так что у тебя с рукой? – поинтересовался отец.

Юлик ответил, как они с Ольгой и условились.

– Пробовал втыкать нож между пальцев, да промахнулся.

– В самом деле? Плохо, что промахнулся.

Юлику послышалась ирония. Он опустил глаза и невольно посмотрел на перевязанную руку.

– Сильно болит? – продолжал отец.

– Немного.

– Задета кость?

– Кажется, нет, – ответил Юлик, не смея поднять глаза.

– Выходит, не очень сильно болит?

Юлик пожал плечами.

– Дай мне руку, – вдруг потребовал Павел.

Юлик, недоумевая, все же подчинился и протянул ладонь. Павел взял ее в свою и неожиданно начал сжимать. Юлик попробовал выдернуть, но отец не отпустил.

– Так не болит?.. А так?… А может, и вовсе не болит?

Юлику ужасно хотелось, чтобы пошла кровь, но чуда не случилось, кровь не пошла. Тогда он вобрал голову в плечи, словно ожидая удара.

– Чья кровь на повязке? Ольги? Или чем вы там ее, может, краской пропитали?.. Ну, отвечай! Я тебя спрашиваю!

Павел брызгал слюной. Юлик дрожал перед ним, не смея убежать снова-таки из страха, потому что это будет ослушание. Что страшнее: ослушаться и убежать, или стоять в непосредственной близости от падающей стены?

Павел не сдерживал себя. Его голос достигал отдаленных уголков. На крик прибежала Ольга.

– А, вот и вы, Ольга! Очень кстати, – сказал он, заранее злорадствуя.

При ней ему удалось обуздать свой гнев, но только еще неизвестно, что хуже.

– Может, вы мне объясните, с какой целью понадобилось вам устраивать этот спектакль? А впрочем, не нужно. И без ваших слов ясно. Меня только удивляет, как взрослый человек способен был до того опуститься, чтобы поверить в духов и прочий вздор, бегать за детьми на спиритические сеансы… Курям на смех! Что ж: сперва – эти ваши сказки о живых принцах, теперь – ужастики о мертвых принцессах?

Ольга залилась краской, к великому удовольствию Павла.

– Сколько можно играться в куклы? Чтобы купиться на такое… Эти медиумы, много они денег из вас вытянули?

Он говорил, не стесняясь присутствием Юлика, читать ей нотацию при воспитаннике в высшей степени унизительно, но Павел как будто делал это нарочно. Чтобы было еще больнее, он упрекнул ее в черной неблагодарности.

– Признаться, вы меня разочаровали, – добавил он. – Посмели водить меня за нос? И это при том, что я для вас сделал, из какой нищеты вытащил! Да если б не я, где бы вы сейчас были?

 

 

От Павла Ольга ушла сама не своя. Впервые с тех пор, как поселилась в этом доме, она чувствовала себя такой униженной и растоптанной. Она не расплакалась, только постеснявшись Юлика. Он следовал за ней по пятам.

– Досталось же вам из-за меня! – сказал он сочувственно.

– Только не из-за тебя! – поправила она. – Да и тебе на орехи не меньше, кажется, перепало.

– Точно! – согласился он с горькой усмешкой.

Не встречая ни малейшего сопротивления, Ольга безо всякого умысла сначала положила руку ему на плечо, а затем прижала к себе. В нем не осталось враждебности, только она этого не заметила, то есть инстинктивно почувствовала, но еще не осознала; была б готова осознать, может, вообще не положила бы руку ему на плечо. Сознание всегда плетется позади инстинкта и часто только мешает. Вероятно, она вспомнит об этом позже: завтра, послезавтра, когда будет меньше занята собой.

– А что это за история с принцем? – неожиданно вспомнил Юлик.

Она снова густо покраснела, а он отвернулся, прячя улыбку. Наверняка что-то знал или догадывался. Ольга чуть не сгорела от стыда.

– Не переживайте! – успокоил он. – Зато у вас теперь есть я.

Он доверительно вложил свою руку в ее ладонь.

 

 

Кое-как Ольга провела эту ночь, ворочаясь с боку на бок, а наутро пообещала себе проявить терпение, что бы ни случилось. Но ей не пришлось этого делать. Во время завтрака внимание Павла сосредоточилось на другом конце стола. Обведя строгим взглядом детей, он спросил:

– Кто из вас двоих взял себе за привычку в одно и то же время за полночь торчать у моей двери?.. Кто ночами царапает мне дверь? И не вспоминайте кошку, у нее пока нет часов!

Юлик вытаращил глаза и замотал головой.

– Только не мы!

– Если не вы, тогда кто же?

Ольга поняла, что ей следует вмешаться.

– Извините, Павел Юрьевич, но дети не подходили к вашей спальне. Я это могу подтвердить.

– Может, это были вы?!

– Упаси меня Бог! Но дети тоже не подходили. Я за ночь и глаз не сомкнула, а слух у меня такой, что жаловаться нечего. Дети не подходили. Никто не подходил. Вам показалось.

На самом деле она не смотрела на часы, а был момент, когда сон ее сморил. Кто знает, может, как раз в полночь. Но все равно Ольга без колебаний приняла сторону детей. Она так или иначе знала, что их там не было.

Павел не в шутку рассвирепел.

– Вы меня что, за идиота принимаете? Слышали вы или нет, а я слышал, и этого достаточно!

Он вскочил из-за стола, швырнув на стол салфетку.

Прекрасно, думала Ольга. Как быстро движется очередь! Лариса, потом она, теперь вот Павел. Ну, он-то, вероятно, провинился больше всех. Сама она вот уже несколько ночей подряд спала совершенно спокойно. Ни скребков в дверь, ни каких других ночных звуков. Последняя ночь – исключение, но то из-за Павла. Кошмар прекратился, едва она испекла кошке ее любимые пирожные. Пронесло, решила она. Интуиция ей подсказывала, что и с таблетками тоже.

Теперь вот Павел… Ольга встревоженно заходила из угла в угол. Она была у себя, за окном стемнело, и часы показывали, что скоро придет время сна. Днем она еще могла поймать себя на тайном злорадстве. Поделом ему, пускай помучается, ответит за ее унижение. Если бы на том все и кончилось. Но Ольга хорошо знала, чем заканчиваются странные ночные визиты. Всегда одинаково. Ну допустим, Лариса спаслась бегством, Ольга – ценой унижения, которому подверг ее Павел. Он же не пойдет ни на то, ни на другое. Он слишком горд для этого.

Она вышла из комнаты и спустилась вниз, к аптечке. Остановилась, прислушалась. Все звуки доносились сверху. В комнате Юлика звучала музыка, иногда перекрываемая Ириночкиным голосом. У Павла в кабинете стояла тишина, он продолжал работать, как обычно.

Ольга открыла аптечку и вытряхнула содержимое на стол. Все снотворное она отобрала и спрятала себе в карман, а остальные медикаменты опять рассыпала по ящичкам.

Возвратясь к себе, она тут же разделась, легла в постель, погасила свет и крепко уснула, несмотря на музыку.

Утром Павел, протирая красные от бессонницы глаза, едва успев поздороваться: «Доброе утро, Ольга!» – первым делом спросил:

– Вы не знаете, куда подевалось снотворное из аптечки? Я все перевернул, но не нашел ни одной таблетки.

На что Ольга лишь пожала плечами.

– Наверное, израсходовали. В этом доме бессонница стала обычным делом. Придется докупить.

 

 

Накануне Юлик заглянул к Ольге пожелать ей спокойной ночи. Неслыханное дело! Увидев его в пижаме на пороге своей комнаты, она глазам не поверила. Она даже испугалась, не случилось ли что, на этот раз с отцом. Да и о чем думать ей, живущей в постоянном страхе? Любое подозрение приходит на ум легко. Как раз перед тем она собиралась спуститься вниз, чтобы забрать из аптечки снотворное.

Очевидно, заметив, что произвел на нее сильное впечатление, он пояснил:

– Я всегда заглядывал к маме попрощаться перед сном. Вам это тоже приятно?

– Безусловно, – согласилась Ольга, вздохнув с облегчением.

Подумав, он сказал:

– Ответ мы все равно получим, только позже. Может быть, в следующий раз.

Она заинтересовалась.

– А когда очередной сеанс?

– В среду. Вы должны знать, – ответил он, намекая на регулярные пропуски занятий у репетиторши. Она должна была запомнить, что сеансы бывают только по средам, и ни в какие другие дни.

– Ах да!

– Только вот как теперь выйти из дома? Отец не позволит и шагу ступить.

Ольга коротко кивнула.

– Уж я-то знаю, как. Богдан! Отныне если кому твой отец и будет доверять, так это ему.

 

 

Она перехватила Богдана еще в прихожей, едва он перешагнул порог. Они прошли вдвоем в гостиную, но дальше гостиной она его не пустила. Богдан то и дело кидал беспокойные взгляды наверх, где его ждал хозяин, а Ольга делала вид, будто не замечает их, и он разрывался между нею и Павлом.

Впрочем, это не помешало ему внимательно ее выслушать. Причем Ольга заметила, что он не удивился, когда она сообщила ему о своем участии в спиритическом сеансе. Видимо, он и так уже знал. Конечно же, от хозяина. Но также не было для него неожиданностью, когда она попросила его о помощи.

– В среду Юлику следует быть в том доме, где мы его с вами видели. Проблема в том, что никому, кроме вас, Павел Юрьевич теперь не доверяет. Вам-то, конечно, он поверит, потому что…

Она замялась, подыскивая более мягкое выражение, чем то, что вертелось у нее на языке. Богдан закончил вместо нее.

– …Потому что это я вас заложил? Ваша правда.

Вместо слов Ольга лишь пожала плечами.

– Так вы хотите, чтобы я его прикрыл?

– Тогда вы проговорились, что солгали бы ради меня.

– Припоминаю.

– Ну вот. Пора браться за дело. Если, конечно, мне вы сказали правду.

Богдан нахмурился, но кивнул головой.

– Хорошо, согласен. Когда, вы говорите, это должно произойти?

– В среду вечером, в половине восьмого.

– Хозяин редко приезжает так рано.

– Ну, мне-то вы можете не напоминать.

– Тогда – что?

– Он может позвонить. Если при этом спросит, где Юлик, я ему отвечу, что Юлик в ванной. Но что бы я ни сказала, он захочет перепроверить.

– А в чем же секрет?

– Перепроверять он станет лишь в том случае, если это скажу я. Но вот если вы…

– Ах, значит, вот в чем дело! Вы хотите улизнуть вместе с Юликом и оставить меня одного у телефона? Ну, с Юликом понятно, только вот как быть, если он вдруг затребует вас? Что за оправдание вы придумали на этот случай?

– Скажете, будто я выскочила в магазин.

– А когда он закрывается?

– Ну хорошо. Поехала к отцу в госпиталь, и еще не вернулась. Вас же попросила присмотреть за Юликом.

– Вот те на! Отца хоть не вмешивайте! И не стыдно вам? Когда там приемные дни?

Ольга всплеснула руками.

– Ну чего вы от меня хотите? Чтобы я осталась дома, с вами?

– Послушайте, Ольга. Один, еще куда ни шло. Но двое… Отсутствие вас обоих сразу бросится в глаза, – он понизил голос, так как на втором этаже хлопнула дверь, это мог быть Павел. – Хозяин стал такой подозрительный… Боитесь вы меня, что ли?

Под действием упрека Ольга справилась с колебаниями. Она предпочла бы сама участвовать в переговорах, но обстоятельства все время складывались против нее.

– Ладно, уговорили, – согласилась она, тяжело вздохнув. – Но уж Юлик, по крайней мере, должен быть там не позднее восьми.

– Я сам вызову такси, – пообещал Богдан. – Можете не переживать.

 

 

Кому снотворное, а Ольга выпила на ночь хорошую чашку крепкого черного кофе, рассчитывая не спать еще по крайней мере пару часов. Густой аромат разошелся по кухне, дразня обоняние в необычное для этого время суток.

Все уже легли спать. Ольга поднялась к себе, по пути выключая свет и оставляя за спиной черное пространство.

Последнюю лампочку выключила она уже в своей комнате. После этого все разом погрузилось в темноту, и мебель, и зеркало, и окно. Луны и близко не было, невидимые тучи плотно запеленали ночное небо.

Но вот кровать Ольга и не думала стелить, она на нее даже не взглянула. Вместо этого тихонько, стараясь не нашуметь, выскользнула в коридор. В ее комнате было темно, но за дверью темнота была еще гуще, насколько это возможно. Единственное узкое оконце, и то затенялось высоким деревом. Со всей осторожностью она прошла коридором в направлении ванной. Каких-нибудь пятнадцать метров она преодолевала ни много ни мало, целых три минуты.

Ванная тем и отличалась, что не имела окон, только глухие стены. В настоящий момент это было преимуществом. Неплотно прикрыв дверь за собой, она могла быть уверенной, что никакая, даже тысячная доля света не выдаст оставленную щель в двери.

На ощупь отыскав табурет, она села на него и прислонилась к кафельной стене. Глаза уже привыкли к темноте, и тогда оказалось, что темнота вовсе не такая уж полная. Различимые очертания окна в конце коридора и смутные контуры предметов у обоих стен по крайней мере вселяли уверенность, что если кто появится, она его безусловно увидит. И спать не хотелось, так ведь не даром же кофе пила. Правда, это только поначалу, тут Ольга явно себя переоценила. Или, вернее, неодооценила коварную силу монотонного ожидания. Когда ничего вокруг не меняется – ни зрительные образы, ни звуки, ни запахи, все замерло на одном уровне, как вода в крытом бассейне. Нет морской ряби, нет родникового журчания, нет даже холода внезапного душа. Никаких всплесков, никаких эмоций. Лишь подлые веки неизвестно в какой момент норовят сомкнуться.

Неожиданно яркий свет резанул глаза. Полосой брызнул из Ириночкиной комнаты. Боясь что-либо пропустить, Ольга припала к щели.

Ириночка ступила в полосу света неуклюже, с порога протирая заспанное личико. Вообще походкой она напоминала лунатика. Движения ее были плавные и маловразумительные. Она шла, держась за стену, а когда достигла двери, то и за дверь. Тут Ольге показалось, будто она замедлила ход. От напряжения у нее даже колени задрожали. Но Ириночка прошла мимо. Ольга увидела загоревшийся свет в туалете, и окончательно успокоилась.

Она снова присела на табурет. Глаза уже не слипались, на определенное время она получила запас бодрости. А потом все пошло, как по кругу: закрываются глаза, голова беспомощно свисает, и Ольга чуть не падает с табурета. Просыпается, и все начинается сызнова.

Вдруг что-то произошло, как будто темнота шелохнулась. Сон как рукой сняло. Она вгляделась во мрак, но ничего не увидела. Все тот же узкий прямоугольник окна и пустой коридор. А все-таки там что-то было.

Ольга оказалась права, темнота внезапно пришла в движение: она ожила. Кто-то двигался коридором со стороны окна, медленно приближаясь к ней, притаившейся у порога ванной. И это не было игрой воображения, не видя никого, она наверное знала, что в этом крадущемся сгустке темноты кто-то прячется.

Вот он замер у ее спальни. Опять же не видела – только ощутила: не то по колебанию воздуха, не то по движению каких-то теней, наложенных на темноту.

Ольга похолодела. Нет, отправился дальше.

Снова остановился, теперь под дверью Павла. Сердце забилось в учащенном ритме. Конечно, никаких сомнений: это дверь Павла!

В этот момент она услышала знакомый звук, словно кошка скребется когтями, требуя, чтобы ее впустили.

Ольга не могла пошевелиться. Руки и ноги совершенно одеревенели. Страх себя выдать по какой-то неподвластной ей инерции продолжал оказывать на нее влияние, не позволяя тронуться с места, хотя то время уже прошло.

Наконец она почувствовала себя свободной и включила фонарик. Направив узкий сноп света на дверь, она увидела метнувшийся в луче серый комок. Ольга остановила луч. Навстречу фонарику смотрели не мигая круглые желто-зеленые глаза. Спина настороженно изогнута, хвост поднят трубой, хотя бы шелохнулся. Какое-то время фонарик и глаза соперничали друг с другом в выдержке, но, будучи только что заряженным, фонарик победил. Кошка развернулась и стремглав кинулась наутек.

Дверь очень резко отворилась. На пороге вырос Павел. Прикрываясь ладонью от яркого света, неосторожно направленного Ольгой ему в глаза, он недовольно спросил:

– Вы, Ольга? Что вам от меня нужно? – и, поскольку она промолчала, будто воды в рот набрав, уточнил вопрос. – Зачем вы это делали?

Но Ольге некогда было с ним объясняться. Она услышала звон разбитой вазы на первом этаже и побежала посмотреть, что случилось. Примчавшись, увидела следующую картину: ваза разбита, осколки стекла рассыпаны между тюльпанами на полу. Кошки не было. Вероятно, она выпрыгнула в открытое окно. Ольга перегнулась через подоконник: газон под окном темнел сплошной густой травой – и следов не найдешь.

 

 

Кошка исчезла. Ее все вместе искали по всему дому, по всему саду, расспрашивали соседских ребят, но так и не нашли. Не то сбила машина, не то ушла и потерялась. Дети перенесли потерю на удивление спокойно. Ольга ожидала, что пойдут истерики, но очень удивилась, когда поняла, что сама переживает больше, чем они.

Впрочем, ее-то переживания имели свою причину. Ольгу волновало, сможет ли теперь она рассчитывать на помощь мамы, или нет. Спросить же об этом Юлика напрямую язык не поворачивался.

Она посмела, только когда он сам напомнил ей о предстоящем сеансе. В ответ Юлик терпеливо объяснил ей, что дух мамы не может покинуть детей так же, как тело. Это ее успокоило.

Богдан сдержал слово; в назначенный день и назначенное время Юлик поехал на спиритическое собрание.

Ольга осталась вдвоем с Богданом, но все то время, пока Юлик отсутствовал, он ни разу не поинтересовался, зачем ей нужно было в это встревать. На саму затею он смотрел снисходительно, но оказать услугу Ольге… Уже одного этого было достаточно. Плюс два часа в ее обществе – надо быть дураком, чтобы отказаться.

Павел позвонил предупредить, что задержится. Как Ольга и предполагала, он при этом не забыл справиться о Юлике. Она сказала, будто он моется в ванной. Возможно, Павел что-то и заподозрил, однако, узнав, что здесь Богдан, быстро успокоился.

Спустя немного времени телефон зазвонил еще раз. Трубку снял Богдан, думая, что это опять хозяин. Но голос оказался женский.

– Простите, можно Павла Юрьевича?

Богдан заинтересовался, он знал всех, кто поддерживал отношения с его хозяином, а этот голос он слышал впервые.

– Сейчас его нет дома. Что-нибудь передать?

– Нет, спасибо, ничего. Я позвоню попозже.

– Хотя бы, кто его спрашивал?

– Я по поводу работы.

– Не понимаю. Какой работы?

– По поводу объявления. Ему еще нужна гувернантка?

– Что?!..

Богдан поднялся в кабинет к Павлу и вернулся с ворохом свежих газет.

– Так, посмотрим, – пробормотал он себе под нос и начал открывать газеты одну за другой на колонках частных объявлений. – Ага, вот! «Требуется гувернантка»!?..

Ольга оставила плиту и заглянула через его плечо. Богдан нахмурил брови.

– Черт возьми! Что он еще такое придумал?

– Он ведь давно собирался нанять кого-то для работы на кухне, – неуверенно напомнила она.

– Повариху – не гувернантку! – Богдан возмущенно тряхнул газетой. – Надо будет с ним поговорить!

– Ну что вы, зачем? – тихо возразила Ольга. – Это его личное дело, кого принимать, а кого увольнять.

– Не прислужницу себе выбирает, а воспитателя для своих детей! Есть разница?

По стуку калитки они догадались, что вернулся Юлик. Увидев их лица, он и себе встревожился.

– В чем дело? Звонил отец?

Богдану, застигнутому врасплох, пришлось показать газету.

– Твой отец решил все-таки уволить Ольгу. Он ищет ей замену. Только что был первый звонок.

Он предпочел бы оградить Юлика от переживаний, но Юлик, прочтя объявление, пренебрежительно отшвырнул ее от себя.

– Всего-то? Не волнуйтесь! Вы не знаете нашу маму. Они тоже, – презрительным кивком показал он на телефон.

Упоминание о маме заставило Ольгу посмотреть на него выжидающе.

– Извините, Ольга, – произнес он виноватым тоном, – но мама… Я разговаривал с ней.

Ольга забыла даже про объявление в газете. Юлик перевел дух.

– По этому делу с убийством… Она не захочет сказать правду.

После объявления следующий удар Ольга вынесла уже с долей покорности; к неприятностям тоже привыкают.

– Да? Отчего же? – спросила она только лишь.

– Никто не поверит, что стреляла мама. Но если она поможет оправдать вас, они решат, будто это сделал я.

Ольга прикусила губу, отпустила и качнула головой.

– Безусловно, ты прав, – согласилась она. – Так ответить могла только твоя мама.

 

4.5

 

Все свои вещи Ольга спаковала в один чемодан. Решение уехать далось ей легко. До этой минуты она ничего не чувствовала, но едва решение стало реальностью, душевная боль открыла ей глаза.

Экман позвонил в тот момент, когда Ольга была уже готова покинуть дом. Он сказал, что появились новости, и нужно срочно встретиться. Хотя он был как никогда серьезен, Ольга ответила: нет.

– У меня совершенно не осталось времени. Я уезжаю.

– Куда это вы собрались? – удивился Экман.

– Домой. Через час уходит мой поезд.

– Что так спешно?

У нее комок застрял в горле. Экман это почувствовал.

– Что-то случилось?

– Ничего такого. Извините, но я должна торопиться, – она была рада любому предлогу, лишь бы он отвязался.

– Хорошо, – согласился он. – Я приеду к поезду. Ждите меня на вокзале. Скажем, у аптечного киоска.

Экман вышел из такси и, обгоняя людей с вещами, проскочил в вестибюль. Ольга ждала в назначенном месте.

– Давайте присядем, – предложил он. – До отправления вашего поезда еще есть время.

Подхватив ее чемодан, Экман направился к свободному месту в главном проходе. Это было самое неудобное место, потому что мимо то и дело сновали пассажиры, второпях задевая сидящих громоздкими сумками. Потому оно и было свободно.

– Так что у вас там произошло? – спросил он, когда она, недовольная его настойчивостью, присела рядом. – Меня не проведешь. Или вы забыли, с кем имеете дело? Итак?

– Что произошло, то произошло. Меня вышвырнули.

– Уже?

– А что, я должна дожидаться, когда мне об этом объявят? Мой работодатель подыскивает новую гувернантку. Я его больше не устраиваю.

– А как же Юлик, Ириночка?

– Они не мои дети.

– Еще вчера вы говорили совсем по-другому.

– То было вчера. А вы? Вы же сами уговаривали меня уехать отсюда.

– Тогда я боялся за вас.

– Дайте мне жить, как я хочу! Оставьте меня в покое.

Экман отрицательно дернул головой.

– Вы не сможете уехать.

– По какой такой причине? – ее брови потянулись вверх.

Он раскрыл папку и достал бланк. Она покосилась с подозрением.

– Что это?

– Подпишите.

Ей пришлось поставить свою подпись.

– Только что вы дали подписку о невыезде. Дело еще не закончено. У вас есть где остановиться?

– Нет, – она обиженно отвернулась.

– Значит, вы остаетесь по прежнему адресу и без ведома прокурора не вправе тронуться с места.

– Зачем вы это сделали? У вас ведь есть мой деревенский адрес. Вы же знаете, что я живу не так далеко от города.

– Мне будет удобнее, если вы останетесь у меня под рукой.

– Неправда!

– Можете не верить, – сухо ответил Экман, захлопывая папку.

Ольга шмыгнула носом.

– Ну вот, теперь у вáс насморк. Вы хоть тепло оделись? Туфли еще на вас?.. Что вы на меня так смотрите? Знаю я вашу историю. На этом самом месте все и произошло… Вернее, с этого только и началось.

Ольга почувствовала себя не в своей тарелке. Скоро весь мир будет знать.

– Хотите отыскать воров?

– Нет.

Экман кивнул головой.

– И правильно. Месть – удел людей тщеславных и недалеких.

– И это говорит следователь! – ужаснулась Ольга.

– О нет, я только устраняю несправедливость. Улавливаете разницу?.. Несправедливость – зло, а зло должно себя чувствовать неуютно в этом мире.

– Тогда как же месть?

– А! Только не путем мести. Месть, это тоже зло. Одно зло заменит другое? – он пожал плечами, она промолчала. – Впрочем, ваш хозяин, как я слышал, он тоже ведь собирался найти и наказать ваших обидчиков, не правда ли?

– Слава Богу, не успел, как видите, – показала она глазами на чемодан.

– Слава Богу?

– Скорее всего, он это делал в угоду собственной мании величия, чем ради торжества справедливости.

– Вы это поняли уже после того, как он решил вас уволить?

Ольга прикусила губу. Экман подметил ее уязвимое место. Не дожидаясь ответа, он продолжал.

– Да неужели вы надеялись когда-нибудь, что он оценит вас по-достоинству? Какая наивность! Нет, его занимала лишь собственная личность. Вы – то зеркало, в которое мог смотреться самовлюбленный принц. Вам одной удалось потешить его тщеславие. С первого же дня вы смотрели на него снизу вверх – вот что на самом деле ему в вас нравилось! А обласкав вас, явив свое благородство, отныне он может сколько угодно любоваться собой, наслаждаться собственным величием. По существу, он-то и провоцировал Юлика с Ириночкой, пытаясь навязать вас детям, и одновременно продолжая их унижать.

– Что вы имеете ввиду?

– А это я вас должен спросить: почему вы скрыли от меня, что слышали шаги наверху? Почему я должен был узнать об этом только из анонимного письма, скажите на милость?

– Кто написал анонимку?

– Спросите лучше, кто подсыпал вам снотворное в стакан.

– Так вы узнали? – Ольга оживилась.

– Я – да. Что же касается вас, вопрос излишний. Послушайте, хватит лицемерить! Вы это знали с самого начала, не правда ли? Но прятали голову в песок. Хорошо, я отвечу. В некотором роде это тот, кому вы мешали, вклинившись между нею и детьми, кто искренне вас ненавидел, думая, что вы стремитесь занять ее место: мама.

– Да, да, и перестаньте делать удивленный вид!.. Вы не могли думать о детях плохо, поэтому и с логикой у вас ничего не получалось. Вы и сами, как мать. Видите только положительные стороны. Мама! Кто такая эта мама? Опустившаяся наркоманка, на самом деле ничего путного в жизни не сделавшая, кроме как родившая двух милых детишек… Павлу не приходилось слишком преувеличивать ее недостатки, чтобы оправдать себя в собственных глазах. Верни он ее домой, они бы его стали боготворить. Но она умерла на улице, и в глазах детей он стал тираном, а она его жертвой, и тогда они ее идеализировали. Детям нужен идеал. Вообще мы часто идеализируем тех, кого уже нет рядом. Особенно, если очень нужно противопоставить кого-то отцу. Например, его жертву. Такую же точно жертву, как и сам Юлик. Ага! – Экман поднял вверх указательный палец. – Вот мы и добрались до сути. Вы думали, чьих это рук дело? Их мать вот уже второй год как погребена на кладбище, так что давайте не будем тревожить ее покой… А ведь я вас предупреждал: не обособляйте зло. У зла нет образа. Достаточно нарисовать лицо зла, как вы тут же поверите и в маму. Кто-то ходил по мансарде, кто-то царапал дверь, а кто-то…

– Почему вы решили, что это дети?

– А знаете, что вас, как и меня, еще останавливало, что мешало придти к такому выводу? Перед вами был затравленный ребенок, и представить его способным на неординарный поступок вы просто не могли. И кстати, в известном смысле были правы! Ну чего же вы хотите? Если подростку изо дня в день внушать мысль о его неполноценности... Павел сделал из Юлика безвольного тихоню именно потому, что не доверял. Правда, это не совсем то, что вы делаете с глиной. Не знаю, согласитесь ли вы с таким сравнением, но, по-моему, состояние Юлика сейчас больше напоминает сжатую пружину. Она сдавлена, неподвижна, застопорена, но попробуй тронь!.. Разве вы не ощущали это на себе?.. В действительности от природы Юлик не настолько уж и безволен. Но и отец, будучи сильной личностью, на самом деле не потерпел бы неподчинения со стороны сына. Сильная личность ревнива и эгоистична, она всегда подавляет другую, такую же, в своем окружении. Любящий отец помимо своей воли делал все, чтобы дети смотрели на него с опаской. Нет, сами они не могли противостоять отцу. Но вот мама…

– Может, вы и правы, – почти согласилась Ольга. – Но все же, как им это удавалось?

– Водить вас за нос?.. А кто, по-вашему, ходил по мансарде? Кто… впрочем, кто скребется по ночам в одну и ту же дверь, удобнее будет выяснить вам самой. А может, вы все-таки считаете, что с того света можно вернуться, жить себе в пустой комнате наверху, проситься к вам ночью в вашу спальню, подсыпáть смертельную дозу снотворного, и вдобавок стрелять из ружья? Осматривая дом, вы могли не обратить внимания на некоторые детали, а вот ваш приятель Тарас обратил. Воры подсказали мне путь, каким Юлик проникал в мансарду. Прежде всего это была ответная реакция на запрет отца; отец старался вычеркнуть любое упоминание о матери, поскольку оно служило бы ему упреком... Ну, в общем, мансарда, полночные шорохи у двери, снотворное – все это более или менее понятно. А так как пострадавшая сторона предпочитает молчать, нет и уголовного дела. Только вот кто стрелял из ружья? Тут у нас с вами целых четыре кандидата.

– Вы же сказали, что у всех есть алиби, – поспешно напомнила Ольга. – Кроме меня, разумеется.

– К счастью для вас, уже нет.

Она округлила глаза.

– То есть?

– Мне следовало сразу обратить внимание на показания соседей: они сказали, что видели, как после выстрела загорелась лампочка над входной дверью. Но почему они не сказали: когда появился свет? Очень просто: у них свет не пропадал. Я справился у диспетчера и, думаю, вы уже догадались, что мне там ответили. Никаких перебоев на линии в ту ночь не было. Я тоже, оказывается, дал маху! Мне и впрямь пора на пенсию.

Ольга смотрела на него непонимающе. Экман спохватился.

– Извините!.. Так что же отсюда следует? Выходит, что свет пропадал только в вашем доме, напрашивается мысль, что его просто выключили. Внизу, общим рубильником. Кто-то из домашних. До того, как грабители проникли вовнутрь. Кто-то их ждал. Воры думали, что дом пуст. А если бы кто-то из своих, проснувшись, не ко времени включил свет? Вот дело в чем: он боялся их спугнуть. – Экман выдержал паузу, во время которой устроился поудобнее, локоть закинув на спинку скамьи и развернувшись к ней в полоборота. – Вам известно, что ваш хозяин наводил кое-какие справки о вашем приятеле?.. Очевидно, нет. Так вот, по всей вероятности, он уже знал, что это за тип, и не верил, что ваше знакомство на ступенях банка произошло случайно. Я, кстати, тоже. В этом случае ваша поездка на озера и внезапное возвращение с полпути были, как вы сами понимаете, загодя спланированы. С тем, чтобы заманить наивных грабителей в ловушку. Все это очень на него похоже. Величие замыслов, которые ставятся превыше всего. Помните, я спросил, в вашем присутствии он выпил снотворное или нет. Одно дело, если он понятия не имел о том, что произойдет ночью. Тогда и не было причин вводить вас в заблуждение. Но вот если знал… Он спокойно мог выплеснуть таблетку или две с остатками воды. И вы бы ничего не заметили.

– Так это он? – с облегчением подхватила Ольга.

Экман лукаво прищурился при виде этой метаморфозы, прежде она и слышать не желала о Павле ничего плохого.

– Не уверен, хотя и вполне возможно. Я ведь сказал только, что он выключил освещение, но я не утверждал, что он его включил. Это очень важный момент, потому что он вполне мог глотнуть снотворное и отправиться спать, предоставив дальнейшее в руки судьбы и правосудия. А мог и не отправиться. Как мы это проверим?

Он еще не закончил говорить, а Ольга снова помрачнела. Назидательным тоном Экман продолжал.

– Стрелял тот, кто включил свет в доме, а не тот, кто выключил. Еще раз позволю себе напомнить, что свет загорелся сразу после выстрела. Электрический щиток находится около веранды, в двух шагах от места преступления, поэтому кто же это мог сделать, если не убийца? Кандидатур хоть отбавляй. В прошлый раз я наделил алиби детей, потому что они знали, когда появился свет. А знать они могли только находясь в это время у себя, не так ли? Соседи опять же видели, как появился свет в окне детской. Но теперь мы можем взглянуть на это иначе. Скажем так: разбуженный Ириночкой, которой понадобилось в туалет, Юлик пробует включить лампу – ту, которую потом увидели соседи в окне, – но света нет, и он спускается к щитку проверить флажок предохранителя, это вполне естественно. И что же? В окне веранды он видит лестницу и грабителя, а на подоконнике лежит заряженное ружье…

– Ириночку вы с таким же хладнокровием просчитали? – враждебно поинтересовалась Ольга.

Ее тон Экмана не смутил.

– Ну, Ириночка не настолько предусмотрительна, чтобы стереть отпечатки своих пальчиков, но я думаю, в этом ей мог оказать помощь ее брат. Они ведь так или иначе покрывают друг друга. На днях я пришлю ему повестку. Разумеется, вы можете его сопровождать.

Ольга плотнее сжала губы.

– А вам-то что? – вдруг спросил он. – Вы же все равно собирались от них сбежать.

В проходе появилась тройка раскованных молодых людей не старше двадцати, легко одетая, без вещей. Они бесцеремонно потеснили Экмана, рассевшись на скамье рядом с ним, где еще оставалось в некотором роде свободное место. Экману пришлось принять неудобную позу. Теперь он выворачивал шею, чтобы увидеть лицо Ольги. Экмана молодые люди попросту не замечали, зато на Ольгу пялились с откровенным интересом. От них за версту несло улицей.

Видимо, им было все равно, что Экман подумает. Оправдывая их ожидания, он действительно промолчал и под насмешки всей компании встал со скамьи, подавая пример Ольге.

– Идемте, я провожу вас, – сказал он и снова подхватил ее чемодан.

– Почему вы им уступили? – спросила она, поравнявшись с Экманом. – Вы же запросто могли их приструнить!

– Ошибаетесь. Я уже почти на пенсии.

 

 

Ольга не хотела, чтобы с нею видели Экмана, хотя тот предложил свою помощь в объяснениях с Павлом. Привратник, не дожидаясь, когда его попросят, взял чемоданы, которые таксист выставил на тротуар, и понес в дом. Утром она успела кинуть ему «прощайте», поэтому сейчас у крыльца шепнула на ухо: «Не говорите детям, что я уезжала насовсем». Как будто кто-то слышал, как он разговаривает! Но поверх густой бороды ее встретил понимающий взгляд.

Увидев ее на пороге, Ириночка просияла. Юлик смотрел недоверчиво.

– Вы больше не захотите от нас уехать? – осторожно спросил он.

– Ну что ты! – успокоила его Ольга, совершенно растроганная. – Неужели я могу вас бросить?

Она заметила, как он тоже вздохнул с облегчением.

– Ириночка испугалась, что вы больше не вернетесь, – пояснил он, но Ольга поняла, что не только Ириночка.

 

 

Ольга никак не могла уснуть – впервые из-за монотонной, ничем не нарушаемой тишины. Теперь уже мама оберегала ее сон.

Она вышла в сад подышать воздухом и, оглянувшись, увидела дом таким, каким он был в ту роковую ночь. Разве что тюльпаны отцвели, зато пахло скошенной травой. А так ничего не изменилось. Дом казался вымершим. Темные стены чернели незнакомыми прямоугольниками окон, и только вызвав дневные воспоминания, она могла сказать, за каким окном что находится, и в этот момент они перестали ее отпугивать.

Когда из темного окна грянул выстрел, она была на этом же месте, в саду под деревом. Вон там стояла лестница, по ней взбирался Тарас. Лунный свет не смог исказить юные черты его лица, когда он оглянулся на ее зов.

Тот, другой, оставался на крыше. Прежде Ольга и не вспоминала о нем, но острота ощущений поистерлась, и она могла восстановить в памяти подробности, отошедшие на задний план. Теперь она знала, почему они так уверенно шли на ограбление, и замысел их не казался ей таким уж безумным. План того, кто завлек их в эту ловушку, тоже был продуман до мелочей. Даже свет на щитке не забыли выключить. Да, этот все предусмотрел.

Кроме выстрела из ружья?

И тут, глядя на пустую крышу, на которой в ту ночь маячила фигура второго грабителя, она наконец поймала мысль, от нее все время ускользавшую: сразу, едва прогремел выстрел, на крыше никого не оказалось, она вдруг опустела, вот такой став, как сейчас. Этот момент Ольга вспомнила отчетливо. Ну конечно! Сашок присел, испугавшись внезапного выстрела!

Потом… Потом он, разумеется, снова выглянул. Следил за происходящим сверху, пока его оттуда не сняли прибывшие оперативники; он и не думал спасаться бегством.

Стоп! Она широко открыла глаза. Но ведь это же алиби, настоящее, неопровержимое алиби! Из окна веранды этого не увидишь. Если Сашок подтвердит ее показания, она свободна от всех подозрений!

Ольга была на седьмом небе. Но сейчас уже поздно звонить Экману. Завтра с утра.

 

 

Утром она набрала номер Экмана, сгорая от нетерпения.

– Я могу доказать свою непричастность к убийству, – сходу заявила она. – Я знаю, как это сделать. У меня есть алиби!

– Это очень кстати, – невозмутимо ответил тот. – Скоро у вас появится возможность мне все рассказать, потому что я вас уже вызвал повесткой. Если вам до сих пор ее не вручили, то должны вручить с минуты на минуту.

Вдруг она вспомнила его обещание вызвать на допрос Юлика.

– Юлика вы тоже вызвали? – спросила она дрогнувшим голосом.

Экман секунду подождал, видимо, колеблясь, отвечать или нет.

– У него еще все впереди. Его очередь после вас.

Узнав, что Ольгу вызывают в прокуратуру, дети настояли на том, чтобы поехать с ней. Ольга этого не хотела, но их неожиданно поддержал Богдан.

– Дома они еще больше будут переживать.

– За меня?

Богдан укоризненно покачал головой.

– Неужели вы до сих пор этого не поняли?

Ольга с деланной строгостью кивнула на автомобиль детям, ожидающим ответа.

– Ладно, марш! Только быстро, пока я не передумала!

Дети с невиданным удовольствием разместились на тыльном сидении. Ольга еще спросила себя: куда их везли, в прокуратуру или на детский аттракцион?

Может, поторговаться?

– А вы расскажете, как вам удавалось заставить кошку скрестись в дверь?

Тут она поняла, что могла требовать и большего. Юлик ответил сначала хитрой улыбкой. Потом взглянул на Ириночку и, уступая часть славы, положил руку ей на плечо.

– Это все Ириночка. Она промазывала дверь сливочным кремом. Вы ведь заметили, она всегда бегает в туалет около полуночи, надо же!

– Моим любимым кремом! – ужаснулась Ольга. – С моих пирожных!

– Мурочка их обожала, – вздохнул Юлик. – Если намазать крем внизу, кошка начнет его слизывать, а если чуть повыше, то пустит в ход когти… Она слышала, когда Ириночка проходила по коридору, и это было для нее сигналом. Она уже знала, к какой двери бежать.

– Не переживайте, – вмешался Богдан. – Я принесу вам щенка. Это еще лучше, чем кошка, – обращаясь к Ольге, он добавил. – Моя сучка недавно ощенилась.

Ольга сочувственно качнула головой.

– Как же она могла вас покинуть?

Юлик тотчас угадал смысл ее слов.

– Мама нас не покидала. Она не могла покинуть!

– Да? И где же она?

– Вы, наверное, про Мурочку?.. – она разглядела на его лице пренебрежительную гримасу. – Глупости! Она никогда не была нашей мамой.

Вот и пойми этих детей!

– Конечно же, после смерти мама осталась с нами. Вот только мы думали, будто она вселилась в кошку, но ошибались. Мама не могла стать кошкой! Вы это знали, только притворялись, разве нет? Теперь и я знаю, почему. Потому что вы – наша мама.

Ольга оправиться не могла от шока. Нужно было подвергнуться двойному унижению, чтобы достичь высот, о которых она и мечтать не смела!

Автомобиль остановился у входа в здание прокуратуры. Богдан тут же выскочил, стараясь ее опередить. В этот раз ему удалось протянуть ей руку.

– Вот видите! – заметил он с неподдельным восхищением. – Я же вам говорил, дети вас полюбят.

 

 

Экман сидел за столом и что-то усердно строчил, напялив очки.

– Присаживайтесь, – мельком указал он на стул напротив.

Ольга присела на край, так, словно хотела поскорее уйти. В своем кабинете Экман казался ей другим.

– Ну, давайте сюда ваше алиби, – обронил тот, не прекращая писать.

– Его нет.

– Как так? – машинально спросил Экман.

Но уже в следующую секунду в упор взглянул на нее поверх очков.

– Я ошиблась, – повторила она. – Нет никакого алиби.

– Когда вы говорили со мной по телефону, у вас был совершенно другой тон. Прошло всего несколько часов.

– И все-таки я ошибалась, – повторила она упрямо.

Экман встал, приблизился к окну.

– Вы ничего не вспомнили? – спросил он еще раз оттуда.

– К сожалению.

Он раскрыл створки окна. В кабинет влетел теплый летний ветерок. Солнце как раз осветило промытый дождем асфальт и заиграло бликами на глянцевой крыше «шестисотого Мерседеса». Прикрываясь от солнца ладонями, дети дружно пытались что-то разглядеть в верхних окнах здания, откуда, собственно, и смотрел на них Экман.

– Они здесь?

– Попробовали бы вы их отговорить!

– Что они с вами сделали?

– Ничего. Сказали, будто я их мама.

Экман отвернулся от окна. Через весь лоб у него пролегла глубокая складка.

– Что они сказали? – переспросил он.

Но он смотрел задумчиво куда-то мимо нее, и она промолчала.

– Странная мысль приходит мне в голову, – продолжал он. – Как утверждают сами дети, стреляла мама – чтобы защитить их от непрошенных гостей. Что, по-вашему, могут они ждать от следствия? Глазами детей, если не они это сделали, то только мама, и никто другой. А если они, то опять же мама должна придти и защитить их, на этот раз от меня. Разве не так?

Ольга вонзила ногти в сумочку.

– Вам лучше знать.

Впрочем, Экман не обратил на ее реплику никакого внимания.

– Да, но вот только кто бы мог подумать, что в вас они увидят свою маму!.. Признайтесь, вы сами верили в маму до нашей встречи на вокзале?

Ольга пожала плечами.

– А это имеет значение?

Он кивнул, принимая ее ответ.

– Смотрите-ка: ваш хозяин в своей великолепной гордости, со всеми своими неизмеримыми достижениями сумел завоевать разве что их ненависть. Вам же достались только насмешки, и этого хватило, чтобы заслужить их любовь. Не удивительно ли?

Ольга опустила глаза. Экман уже начал понимать, что не сможет спокойно жить с этой тайной, но останавливаться было поздно.

Он тронул папку, лежащую на его столе.

– Вот дело об убийстве, которое мне предстоит расследовать, прежде чем я уйду на покой. У меня четверо подозреваемых, включая вас. Пожалуй, вы единственная, кто наверняка не имеет к этому отношения. Но повидимому, дело обстоит так, что едва я кого-нибудь, любого из оставшейся тройки попробую прижать, как на его месте непременно окажетесь вы. Что вы мне посоветуете?

– Вы ждете не совета, вы хотите снять с себя ответственность, – с упреком бросила она ему.

Внутри нее шевельнулась было жалость к растерявшемуся Экману, потому что она-то свое решение уже приняла. Но чувство это исчезло, стоило ей подумать о детях, дожидающихся ее внизу.

Ольга подсунула ему пропуск.

– Пока вы не предъявили мне официального обвинения, с вашего разрешения, я хотела бы вернуться к ним.

На последних ступенях лестницы, перед самым выходом, она вдруг улыбнулась сама себе, ничуть не смущаясь тем, что ее могут увидеть. Ей пришло в голову, что по крайней мере одно обстоятельство сложилось в ее пользу: в любом случае, теперь по средам ей не придется ездить на спиритические сеансы.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/