Jump & Back

или

невероятное путешествие

Велимира Сподобского

 

Оглавление

 

• Jump & Back или невероятное путешествие Велимира Сподобского

 

• Словарь слов вышедших из употребления

 

• Словарь слов в употребление вошедших

 

 

Часть III

 

Теперь каждый день, рискуя прослыть колдуном, крадётся он в Голосов овраг, укрываясь тряпьем, оставляя своего коня подальше от этого места.

Многое он узнал уже о странной, меняющей цвет дымке, появляющейся из отростков громадной древней трещины. Будто невидимые великаны начинают, не разжигая, курить холодные сырые трубки, и тогда берегись, прохожий, - достаточно одного только легкого прикосновения, и кто сможет найти тебя по ту сторону времени, где нет ночи, впрочем, так же, как и нет дня.

Туман появлялся почти каждый день, до восхода луны, но на короткое время и в малом количестве. Только лишь в определенные дни некто незримый в расточительной щедрости расходовал свои запасы, светящиеся в темноте.

Клубилась, подбираясь к ногам, опалесцирующая дымка, приглашая в увлекательное путешествие, и протягивала бесплотные нити к Белову, не стесняясь открыться, но и не набрасываясь без разрешения. Он не спешил - хотел узнать как можно больше, но не о бегстве в заповедное Лукоморье помышлял новоиспеченный боярин, незачем ему стремиться к чудесному фонтану, отпить из него трижды и, став молодым, забыть невзгоды и потери. Нет! Если опять не судьба обрести здесь своё место, то есть у него особая мечта: хотя бы краешком глаза увидеть, что же будет после него. И каждую ночь приходит он на свидание с Вечностью, терпеливо изучая, пытаясь понять закономерность появления нужного для перехода количества неустойчивого вещества.

Имелась ещё одна неразрешимая задача: скачок в прошлое произошёл всего один раз и самопроизвольно, каким образом теперь попасть в будущее - он не знал. Вдруг перемещение происходит исключительно в одну сторону, и, погрузив ноги в опаловую муть, он окажется отброшенным ещё лет на восемьсот? Полная неизвестность… Хотя, скорее всего, принесут в жертву перед одним из своих идолов - язычники, что с них взять.

Бежали дни, складываясь в недели и месяцы, а он ни на шаг не приблизился к сокровенной тайне. Но однажды…

Белов сидел на одном из мегалитов лощины и наблюдал, как туман, принимая самые причудливые формы, пытается дотянуться до обуви. Безмолвие… Неожиданно в полутора метрах от него, вспучиваясь, словно собирается достать до звезд, исходя неизъяснимым светом, выстреливает, равняясь переливчатыми клубами с верхушками деревьев, а в самой середине, под непроглядной плотной оболочкой, слышится стон, и кажется, что шевелится кто-то. В следующее мгновение Белов на ногах, в руке подаренный царем длинный прямой нож с драгоценной рукоятью. Секунда неприятного ожидания, и вот луна, освещая всё вокруг, истребляет последние лоскутки призрачного марева, и на земле перед ним - человек и, как кажется, в одежде времён его молодости.

Оружие тут же спрятано и, готовый оказать необходимую помощь, Белов стоит на коленях возле незнакомца.

- Голубчик, - произносил он непривычно звучащие в этом мире слова. - Что с вами? Позвольте помочь - я живу здесь недалеко.

Незнакомец с трудом повернул голову, взглянул в глаза Белову, и, вызвав у того крайнее удивление, со слабой улыбкой произнес:

- Васька, - вот так конфуз! Ты-то как тут оказался?! Погоди-ка, погоди-ка, - он попробовал приподняться, но застонал от боли. - У нас что же, ничего не вышло?

***

Все чаще утренние заморозки покрывают сединой почерневшие от времени гонтовые¹ крыши. Крытые соломой избы и вовсе выглядят простоволосыми старушками, распушившими истончившиеся от возраста белые волосы.

Все больше времени проводит Велимир с царевичем Димитрием. Все глубже вникает он в сложные взаимоотношения представителей высшего руководства страны. С каждым разом княжич становится все откровеннее, и Сподобскому кажется, что вот-вот откроет тот тайну заговора, и окажет великую честь, и доверит присоединиться, чтобы бежать вместе с ним.

Хрустит под копытами тонкий ледок утренних лужиц, пофыркивает нетерпеливый конь, недовольный медленным шагом. Прояви снисхождение, не горячись Индрик - твой всадник в высшей степени неординарен. Ровесник "Pacman", первопроходец "Doom", которого ты несешь на могучей спине, едет ко двору грозного самодержца продолжать опасную игру в непонимание, и ему надо крепко подумать.

Во дворе Потешного дворца Индрик прядает ушами, косится глазом на многочисленные клетки с дикими животными для собачьей травли и уже совсем собирается укусить того, кто принимает поводья, но, посмотрев на Велимира, успокаивается: "Так бы сразу и сказал, что все свои".

Димитрий Иоаннович уже спешит навстречу, размахивая чем-то наподобие арбалета, который при приближении действительно оказывается его близким родственником.

- Посмотри, вот! - задыхаясь от возбуждения, вскричал Царевич, подбежав к застывшему в поклоне Велимиру. - Максимилиан,² брат наш, прислал мне дар: шпанский баллестр на потеху, - и, наконец, окончательно поправив сбившееся дыхание, порождающее густой пар, с гордостью произнес: - Работа Пуеблоса Мадридского.

Он схватил Велимира за свисающий пустой рукав и с силой потащил к яме для поединков, по пути рассказывая, как и чем стреляет богато украшенное позолотой и ценным лаком чудо оружейного искусства.

Вокруг ристалища уже суетилось несколько придворных, которые, завидев приближающегося наследника, не жалея лбов и колен, попадали в земном поклоне.

- Офонька! - закричал в возбуждении молодой князь, заглядывая за частокол. - А ну, кланяйся Велимиру да расскажи нам, как это по старости лет медами по самые глаза наливаться.

- Так не сладости ради, отец милосердный, для излечения только - совсем извел меня почечуй, будь он неладен, - Афонька сделал слезливое выражение лица.

- Ах, так это хворь у тебя?! А у меня, к случаю, и зелие имеется: получше медов да хлебного вина. Сей же час исцелит. А знаешь, как?

- Как же можно, благодетель! Вовек не сподобиться многомудрости твоей.

- Тогда поворачивайся да нагибайся - вот оно зелие целебное, - царевич потряс испанским подарком. - Наповал сразит почечуй твой. Заодно баллестру пытание на меткость учиним, - довольный своей шуткой, он расхохотался. - Будешь знать, пес, как не почитать государевы указы, - и громко сопя, принялся натягивать тетиву.

Зная непримиримое отношение молодого наследника к выпивохам любого рода, Велимир не ждал ничего хорошего.

- Помилуй, батюшка-благодетель, - вдруг возопил из ямы наказуемый. - Не лишай милости своея светлыя-аа. Попусти на сей раз, отсрочи лютую казнь. Неужто не помнишь, как любил ты Афоньку во младости твоея-аа, сколько верст проскакал на этом вот хребту-уу?

Лицо царевича перекосилось. Не в силах сопротивляться рыданиям, он, глотая слезы, вдруг громко всхлипнул и натужно заголосил:

- Разжалобить хочешь, ехидна? Не выйдет! - и, сунув баллестр оторопевшему Велимиру, спрыгнул к приговоренному Афоньке. Там, внизу, крепко обнявшись, они затряслись в рыданиях, изредка прерываясь для того, чтобы утереть друг другу слезы.

Остаток дня прошел спокойно и был занят преимущественно раскрытием возможностей заграничной диковины. Все, даже холопы, долго спорили по поводу настройки приспособления для более меткой стрельбы, поскольку после каждого натяжения тетивы прицельная рамка, приделанная к рычагу, сбивалась. Затем княжич велел сотворить ему "малую потешную заячью охоту" - выпустили двух обреченных, и они заметались по яме, не находя укрытия.

"Охота" продолжалась довольно долго: выстрелы княжича не достигали цели. Керамические ядрышки разлетались брызгами, попадая в частокол, и Велимир подумал, что дед Мазай, окажись он здесь, давно бы слег с инфарктом. Наконец, необъяснимым образом шальной снаряд сразил одного из зайцев, страдания другого были милосердно прекращены хитрым придворным холопом Еропкою, который, воспользовавшись тем, что Димитрий был поглощен наведением орудия на мятущуюся цель, незаметно, но метко и сильно бросил в зверька какой-то небольшой тяжелый предмет. Заяц рухнул, как подкошенный, - Еропка с отсутствующим видом уставился на клетку с пьяным медведем, а царевич, не сомневаясь в своей исключительной меткости, издал победный крик и в обычной оптимистической манере сообщил:

- Пристрелял, наконец пристрелял! Уж теперь-то промаху не даст!

Тут же последовал приказ выпотрошить добычу и скакать на вольное место - огонь разводить, снедь жарить, потом, по княжьей милости, есть всеми. Удалось только убедить княжича сначала скакать, потом потрошить.

Чумазое пиршество, затеянное наследником, закончилось под вечер, и возвращались в царский терем, боясь смотреть на лик монаршего дитяти, дабы не прогневить инфанта дерзким смехом. Впрочем, царевич, наблюдая просветленным взором за перемещением ворон в вечерних сумерках, казалось, не замечал ничего вокруг.

Велимир незаметно посмотрел на молодого князя - всё же он решился и теперь готовит новый побег. А кто скажет, как теперь поступить Велимиру? Порой возникают обстоятельства, когда человек становится перед выбором. В данной ситуации потакание взбалмошным выходкам царевича и его необдуманным поступкам чревато гибелью наследника престола.

Даже если помыслы дедушки - мутьянского господаря - светлы и чисты, как утренняя роса, и он не собирается использовать своего внука как заложника для освобождения дочери, всё равно побег сына разобьет сердце и без того тяжелобольного человека.

Все же придется рассказать обо всём Василию Никифоровичу: больше ждать помощи не от кого, только бы он согласился молчать до поры, и, может быть, самим удастся уговорить царевича: нет желания предавать человека, особенно того, который доверяет тебе. Если же всё станет известно царю, то строгий отец в тот же день примет меры, и, может статься, попадет Димитрий под горячую руку да и отправится к своей матушке.

С тяжелым сердцем покидал он потешный дворец. Спеша добраться до подворья Василия Никифоровича до темноты, он, выбравшись из посада, становившегося всё более неприветливым с закрытыми наглухо ставнями, запертыми воротами да громоподобным лаем меделянских собак³ за заборами зажиточных горожан, отпустил поводья, и конь, почуяв свободу, понес его по окоченевшей земле, со дня на день ожидающей первого снега.

На какое-то время мрачные мысли отступили, и он почти летел по пустынной местности, полностью доверившись Индрику, прислушиваясь к мощному дыханию коня и закрывая своё лицо от колющих ударов посыпавшейся с неба ледяной крупы.

***

Подъезжая к подворью, Велимир уже находился в крайне тоскливом настроении. Вспоминалась непромокаемая одежда, легчайшие и теплые куртки с капюшоном и системами теплорегуляции - все это казалось фантастикой и неописуемой роскошью.

Да что там говорить, сейчас он готов был пожертвовать многим ради обычного полиэтиленового пакета. Суконная шапка, богато отороченная бобровым мехом, хотя и не промокла, но так отяжелела от напитавшей ее воды и налипшей крупы, что вот-вот, казалось, свалится на землю вместе с головой.

Осадки, бодро стартовавшие "манкой", раскисли в сумерках до промозглой мороси, и не было спасения от холодных струек, стекавших за ворот. В довершение всего ему пришлось потратить весьма продолжительное время на обычные, впрочем, пререкания со сторожем, который пытался выяснить, почему без фонаря - честные люди без оного не ходят, а только лихие да тати - и, несмотря на то, что прекрасно знал, кто стоит за воротами, еще минут десять продержал Велимира под холодным косым дождем.

Когда Сподобский вошёл в терем, у него уже зуб на зуб не попадал, и подворье, даже в отсутствие хозяина, пришло в движение.

Акулина бросилась топить баню, несколько дворовых стаскивали с него мокрую одежду. Кто-то заваривал целебные сборы Василия Никифоровича. Когда в корзину упала последняя рубаха, Велимир понял, как сильно продрог. Зубы стучали друг о друга, а вместо слов из груди вырывалось нечленораздельное мычание.

Баня с чередой и ромашкой помогла немного согреться. Закутав в шкуру, Акулина проводила его в светлицу, уложила на лежанку, накидала сверху теплых покрывал, и, измучившись за день, он не стал сопротивляться сну и мучить себя тяжкими думами о ситуации, в которую попал, общаясь близко с царским отпрыском. Он просто погрузился в долгожданную дрему, которую сменил восхитительный, удивительно реальный сон - привиделась Настя.

Девушка была непозволительно близко, и он, не открывая глаз, видел и слышал, как с тихим шуршанием упали на пол многочисленные одежды, и, скользнув под душные шкуры, она прикасалась прохладными ладонями к изнывающему от жара Велимиру, снова и снова вызывая мучительный озноб. "Что я делаю, - с ужасом подумал Сподобский, более чем когда-либо ощутивший себя неблагодарным пришельцем. - Ведь она может быть моей…", - но рассудок уже покидал вместилище, которое делил с чувствами - их было больше, и они были несравненно сильнее.

- Я тебя люблю, - шептал он, через силу ворочая языком, - … никогда не брошу, … заберу с собой! О, Боже!

- Абсурд!!! - строчки забегали перед глазами с чудовищной быстротой. - Невозможно! Что вы себе позволяете?! Я вынуждена доложить руководству!

"Вот-вот, сходи пока, доложи, и не мешай", - оглушительно громко подумал кто-то за Велимира.

- Кошмар, вопиющее безобразие - совсем с ума посходили, животные, - гласило последнее сообщение, после чего красная точка возмущенно замигала в углу правого глаза…

Наутро Велимир к удивлению обнаружил, что от вчерашней простуды не осталось и следа, разве что во всем теле поселилась необъяснимая истома, и хотелось потянуться, размять мышцы. Появилась Акулина. Вопреки обыкновению, она молча поставила таз и кувшин с водой для умывания и, не глядя в глаза Велимиру, не отвечая на улыбку, вышла.

Быстро приведя себя в порядок и одевшись, Сподобский посмотрел на электронные часы джампера - было девять тридцать. Вот почему Акулина надулась - много спал, здесь это не приветствовалось. Он уже собирался пойти сказать, чтобы седлали Индрика - позавтракать можно и по дороге: купить какую-нибудь кулебяку - но тут прибежал дворовый человек с известием, что его зовет к себе хозяин.

"Успел вернуться, пока я спал, - подумал Сподобский, - Вот и хорошо, сейчас и поговорю с ним о царевиче".

Василий Никифорович ходил по комнате с озабоченным видом. В светлице никого не было, поэтому они обошлись без утомительной церемонии приветствия по всем правилам. Доктор как-то странно вел себя: ему явно надо было что-то сказать своему всельнику, но он не знал, с чего начать и, казалось, был очень смущен. Наконец, побагровев, он произнес исчезающим голосом:

- Скажите, Велимир, где вы были сегодня ночью? - Сподобский округлил глаза.

- Как где?! У себя в комнате - спал до утра, как убитый. Спасибо Акулине, иначе, как минимум, воспаление легких.

- И что же, к вам никто не заходил? - Василий Никифорович очень внимательно посмотрел в глаза Велимиру, но не придавший значения ночному видению Сподобский продолжал с недоумением и без задней мысли смотреть на своего благодетеля и единственного друга в двух измерениях и по обе стороны времени, несмотря на разницу в возрасте.

Государев лекарь обнажил коротко остриженную голову, промокнул лицо и шею, вспотевшие от напряжения, и открыл уже рот, собираясь произнести самую главную и одновременно трудную фразу, как вдруг в коридоре раздался топот несущегося во весь опор привратника.

С хрустом поклонившись розе ветров, он громогласно известил о прибытии важного гостя из Кремля. Теряясь в догадках, оба выбежали к воротам.

Один, без охраны, растерзанный и вспотевший, несмотря на, мягко говоря, прохладную погоду, прибыл Офонасий Демианыч, или просто Офонька, как называл его царевич.

Завидев бегущих к нему доктора и Велимира, он, не раздумывая, бухнулся на четвереньки и на удивление быстро пополз навстречу.

- Но позвольте, - проворчал себе под нос Василий Никифорович, - это уж слишком - черт знает что такое. Прости Господи, меня окаянного! Ну, никак не могу привыкнуть.

Скоро стали слышны унылые завывания, как обычно исполненные высокого самоуничижающего слога.

- Несть пощады старому нерадивцу, аже и вы, премногоблагомилосердные боляре поведав о прегрешении моем возопите: "Не буди милости за прелесть твою помраченную. Проглядел, змей вселукавый Офонька, како батюшка кормилец господин наш, Димитрий Иоаннович, снова в бега тронулся, в мутьянское королевство, к деду свому заморскому на погиби-иль"!

- Что ты мелешь, Офонасий Демианыч, какие ещё бега?! Да встань ты, наконец, нету сил смотреть на повадки ваши, - вспылил Василий Никифорович. Он поймал понимающий взгляд Велимира и, видимо, заподозрив осведомлённость о заговоре, теперь мрачно смотрел то на одного, то на другого.

- Сегодня хотел говорить с вами об этом…

Но было уже поздно.

- Дорого яичко ко Христову дню, - строго произнес доктор, оскорбленный небрежением Велимира.

- Василий Никифорович, поверьте, я не знал, только догадывался, - смутился Сподобский.

- Как у вас всё легко получается: там ничего не знал, тут ночью никого не было - Ангеле небесный во плоти.

- Довольно, закончили прения! - предупредил он попытку Велимира ответить на обвинения.

Доктор перешёл на современный ему русский, и Офонасий Демианыч, открыв рот, в испуге смотрел то на Сподобского, то на Василия Никифоровича, соображая, а не пуститься ли и ему в какие-нибудь бега.

- Седлать коней сей же час, - обратился доктор к подбежавшему на шум Юсуфу. - Собери оружников, да скорее, скорее, каждая минута на счету.

Он резко повернулся к Велимиру.

- Что вы стоите? Где же ваша сабля изукрашенная, саадак и прочее, такое необходимое для спасения друга? вы же друзья, я правильно понимаю ситуацию?

Он опять пренебрег древнерусским, и Офонасий Демианыч не выдержал:

- Помилосердствуйте боляре, убо же напустили ужасу великого. Не внимает старый Офонька диковинным речам. Аще же страшную тайну скрываете - не погубить ли хотите старого дядьку?!

Он снова готов был рухнуть на четвереньки, но успокаивать его не пришлось - со стороны конюшни приближалось сорок всадников во главе с Юсуфом, который привёз вооружение Велимира, и, больше не теряя ни минуты, все понеслись по направлению к Каширской дороге.

Только бы успеть перехватить до самой Каширы: попадёт в руки татарам - либо концов не сыскать, либо безжалостный, нескончаемый шантаж. Тогда всей Руси будет плохо на долгие времена. И они без устали погоняли коней.

Каширская дорога… Сколько горя выпало нести тебе на своей истоптанной басурманскими ичигами спине. Терпеть унизительные ордынские посольства. Видеть, как увозят последнее, нажитое непосильным трудом. И это только потому, что Повелители и Обладатели не сумели в свое время договориться между собой, и всех по одному разбил сплоченный враг, и потянулись нескончаемыми процессиями вереницы плененных соотечественников, уводимых в рабство, да подводы с живым товаром, годным для бойкой торговли с появлением первых намеков на вторичные половые признаки.

Они только что миновали Кремль. Дорога с каждым конским шагом все серьёзнее готовилась к встрече со степью, освобождаясь от последних редких строений. Велимир машинально оглянулся и увидел отделившуюся от крепости небольшую группу всадников, делающих им знаки. Он нагнал Василия Никифоровича, который узнал в одном из наездников Ряполовского. Решили, что лучше всё-таки остановиться и узнать, в чем дело - не будет же воевода без особой нужды гоняться за первыми встречными.

На сей раз князь Симеон сразу вспомнил имя Василия Никифоровича.

- Беда, крамола нежданная: князь Гавриил из опалы Царской освобожден - с войском идет на Москву, бунты повсеместно, - он отдышался. - А князь Димитрий бежал, воссоединиться желает с дядей против батюшки своего, чтобы царство поделить.

- Ложь! - не выдержал Велимир. - Димитрий Иоаннович и в мыслях не держал трон узурпировать. Поверю, что убежать хотел к своему деду - господарю Стефану, но только не восстание против отца.

- Да как ты смеешь меня во лжи винить?! И что есть слово твое супротив княжеского, холоп, пес безродный!!! - с искаженным от злобы лицом вскричал обыкновенно выдержанный Ряполовский.

- В другом месте холопов поищи, князь! Более того, и отца, и матушку имею, а если и пес, то не беспородный, потому собачиться с тобой не буду, - не выдержав, мрачно возразил Сподобский, - поле⁴ решит, кто прав.

- Ах, ты…

Князь сделал непроизвольное движение рукой к тому месту, где к седлу была привешена внушительных размеров булава.

- Мыслится, что обиды свои, бояре, скоро разберёте в подобающем месте, - с ловкостью завзятого секунданта прервал перепалку доктор. - Мы теряем драгоценное время - царевич может попасть к татарам, нам тогда всем непоздоровится. Присоединяйтесь, князь, в такое время каждая сабля на вес золота, - он красноречиво посмотрел на Сподобского, который сделал вид, что взгляда его не заметил, и принялся успокаивать постоянно ноющего Афоньку.

Против ожидания, княжич с сопровождением недалеко успел ускакать. Видимо, он не ожидал ничего плохого от сегодняшнего солнечного дня и, наслаждаясь погодой и возникающими видами нетронутой высокими технологиями природы, не спеша перемещался по направлению к далекой мутьянской стране с её зажигательными танцами, ореховыми рощами и гроздьями спелого винограда, в каждой янтарной ягоде которого заключена частичка жаркого молдавского солнца.

Несмотря на долгое уже пребывание здесь, Велимир иногда все ещё чувствовал некую отрешённость по отношению к происходящим событиям. Вот справа из-за небольшого холма стрелой вылетел незнакомый конный отряд. Будто на широкоформатном экране безупречно правильно расположились элементы композиции: на фоне готовящихся к долгой и студёной зиме холмов - быстро приближающиеся татары и застывшие от неожиданности беглецы - ну, конечно, кто же посмеет нападать средь бела дня на наследника престола, хотя бы и беглого!

Расстояние между ними быстро сокращалось. Велимир, доктор и все, кто был с ними, как только возможно подбадривали коней, но нападавшие были ближе к своей цели. Вот осталось всего каких-нибудь десять метров, и в следующую секунду они сшиблись.

Вернее будет сказать, что кочевники ударили по отряду царевича. Человек семь ратников успели окружить Димитрия, защищая его своими телами от яростных выпадов, остальные были отброшены в степь и убиты прежде, чем успели оказать какое-либо сопротивление. Осталось только несколько человек, которые скакали по кругу, преследуемые дерзкими степными воинами, не имея возможности приблизиться к месту схватки.

Велимир, Василий Никифорович и, благодаря новому коню, ни на вершок не отстающий от них Юсуф оторвались от основной группы. Это было замечено, и им навстречу были высланы хорошо вооружённые кочевники. Приказания отдавал рослый татарин. Будто выказывая презрение к противнику, гордо восседал он с непокрытой головой на своей коротконогой лошадке. Длинные, черные, как смоль, волосы, стянутые на затылке и спадающие на спину, композиционно грамотно поддерживались такими же ниспадающими, похожими на две толстые хамсы усами. Команд его не было слышно, но Велимир хорошо видел, как он делает условные знаки.

На память пришли занятия с Юсуфом, и Сподобский поёжился от мысли, что навстречу ему скачут люди, с которыми вот-вот придётся сражаться насмерть, а имеет ли он право на то, чтобы в чужом пространстве и времени лишить жизни кого бы то ни было? Впрочем, уже через секунду, увёртываясь от кривых сабель, видя вблизи перекошенные злобой лица, он и сам без сожаления срубал дареным оружием отороченные лисьим мехом шапки, появляющиеся в поле его зрения.

Вокруг царила животная злоба: рычали люди, храпели и кусались лошади. Оставшаяся без всадника каурая кобылка, выкатив покрасневшие глаза, попыталась схватить Велимира за ногу, но положение её было крайне невыгодным, и внимательный в бою Индрик не преминул лягнуть злоумышленницу в грудь своим всесокрушающим копытом - лошадь издала на вдохе какой-то удивленный, почти человеческий звук, и по-собачьи села на землю.

Наконец, подоспел основной отряд. Заграждение было смято, и они ринулись на помощь княжичу, которому самому пришлось теперь обнажить саблю: из всей охраны осталось лишь несколько израненных воинов.

Всего-то три прыжка его могучего коня, и он окажется вблизи царевича. Велимир уже не мыслил привычными категориями, все его существо до краев было заполнено невероятно простыми, всеобъемлющими понятиями: успеть, победить, спасти любой ценой. Наверное, именно в такие минуты человек забывает об осторожности, подвергая опасности свою хрупкую жизнь.

Всего три прыжка - напрягись, Индрик - Велимир посмотрел вбок - с ним поравнялся князь Ряполовский. Неожиданно дружелюбно осклабившись, он посмотрел на Велимира. Сподобский отвернулся и тут же вспомнил, что начальник татарского отряда подавал кому-то условные сигналы, обратившись в их с воеводой сторону. В ту же секунду Индрик, давно взявший на себя заботу о беспечном хозяине, резко отпрянул в сторону, и не ожидавший такого маневра Велимир потерял равновесие и вылетел из седла. Он сумел сгруппироваться и быстро встать на ноги: занятия не прошли даром. И еще в этот короткий промежуток времени он понял, что Ряполовский - предатель, и развернулся навстречу.

Раздувая ноздри подобно своему коню, князь Симеон замахивался булавой и, чтобы достать Велимира, легкомысленно кренился в его сторону. Не задумываясь ни на секунду, Сподобский нырнул под руку противника и с лёта ударил его гнедого плечом в ребро. Конь, заржав, отпрыгнул в сторону, а Ряполовский, перевалившись через разозленного Велимира, оказался в воздухе, откуда, умело направляемый, тяжело упал на подмерзшую землю.

Поверженный враг не шевелится, и победитель вновь в седле. Царевич, как кажется, уже вне опасности: татарам не удалось сомкнуть кольцо вокруг самоотверженно сражавшихся ратников и Димитрия Иоанновича. Теперь Василий Никифорович, не отстающий от него Юсуф и несколько оружников укрепили оборону наследника, основные силы сражались с остатками татарского отряда, который вот-вот должен был обратиться в бегство. Но, чтобы доказать предательство князя Семеона, главным для Велимира было не упустить татарского командира, так же как и не дать ему погибнуть. Он вспомнил то, что сказал Ряполовский об освобождении опального князя Гавриила, и подумал, что, возможно, по возвращении доказывать что-либо будет уже некому.

Остатки нападавших были зажаты в тиски, и татарин с усами хамсичкой-черноспинкой отчаянно пытался пробиться через воинов Василия Никифоровича, чтобы увести свой отряд к холмам, за которыми в пределах видимости могла находиться подмога.

Индрик мчал его во весь опор, и Велимир, боясь опоздать, кричал: "Брать живым"! - но, видимо, это был неблагоприятный для Велимира день: опережая его совсем ненамного, вдруг появился рядом с мурзой один из спутников Ряполовского. Велимир видел, что татарин не был ни озадачен, ни удивлен, и тем более не ждал от него никакой опасности, скорее помощи, и спокойно отвернулся, считая себя защищенным, по крайней мере, именно с этой стороны.

Эх, мурза, мурза, поменьше бы тебе холить модные усы, а сменять бы часть твоего табуна на добрый шелом. А ещё лучше - изучать тех, с кем сговариваешься на лихое дело. Сверкнула отточенная сабля, и брызги крови достали Велимира, протягивающего свой бесполезный уже клинок в деле спасения ценного врага.

Не было свидетелей крамолы, не было очевидцев нападения Ряполовского, кроме Юсуфа, чьё слово ничего не значит, стало быть, надеяться можно только на себя. После целования Святого креста только поле решит, чья правда угоднее Богу.

Биться, помолясь да выбрав удобное для себя оружие, кроме пищали или лука. Вообще, Велимир выбрал бы пулемет: не осталось благородства у Велимира для хотя и высокородного, но всё равно бессовестного предателя, если, конечно, он еще жив.

 

***

Жив князь Симеон и, несмотря на ушибы, поспешил прибыть ко двору первым. Даже успел оговорить уже Велимира перед государем: "Яко взбеленилось лекарю да выблядку его сговоритися со татары на погибель царевичу". А потом якобы повернуть все наоборот да напасть на князя-спасителя, чтобы лишить наследника заступничества.

Иоанн Иоаннович хмурится: не знает, кому верить очень уж истово крестится Ряполовский. Но и Велимир кажется ему искренним, несмотря на сдержанность. Выход один, и царский вопрос, стало быть, простой:

- Лезешь ли на поле?

- Лезу, Государь, - первым горячо восклицает Велимир: надоели ему оскорбления надменного и самоуверенного заговорщика. - "Подумаешь, аристократ хренов"!

Велимир ничего не знал о своей родословной. Прабабушки старательно скрывали корни генеалогического древа от бабушки и дедушки, умерших в начале двадцать первого века и всю жизнь скрывавших от своих детей уже всё древо целиком, дабы не навредить им в сложном и агрессивном обществе. Последние же, став родителями Велимира, вероятно, по инерции, регулярно убирали из-под невидимой давно кроны случайно опадавшую листву.

В результате Сподобский уже не знал, к какому классу он мог бы принадлежать, и до настоящего момента это его не интересовало. Но вдруг он понял, что просто жаждет стать одним из тех расхлябанных матросов, которые вместе с пролетариями и беднейшим крестьянством совершат Великую Октябрьскую социалистическую революцию там, где он сейчас находился, непременно учредив диктатуру и, как следствие, красный террор.

Князь Симеон преобразился: он ползал перед царем на четвереньках, оттопыривая бороду, подобострастно заглядывал в глаза господину, как уже говорилось, не стеснялся в выражениях по отношению к Сподобскому и совершенно не походил на тех гордых и непобедимых русичей, которых Велимир привык встречать в национально-историческом эпосе. Впрочем, степень уязвимости Ряполовского еще только предстояло выяснить.

Наконец-то Великий князь, Царь всея Руси, Иоанн IV Иоаннович, Обладатель и Повелитель решился, и ввиду того, что свидетельства сторон одинаково убедительны (опальный Димитрий Иоаннович находился под домашним арестом: его голос не учитывался), призвал положиться на божественное правосудие.

…Часы на Иване Великом только что отзвонили шесть утра. Велимир наблюдал, как густые стаи ворон, совершая круг почета над храмом святой Троицы Живоначальной, минуя замерзшую речку Неглинку, летели в сумеречном небе прочь от Китай-города.

Второго полевщика пока не было видно. Может, не придёт? Но это едва ли. Ну, да пусть приходит, всё уже решено и обдумано - Велимир не боится, наверное, поэтому нет даже злости, не говоря уже о более сильных чувствах.

Проводив взглядом ворон, он, отойдя немного в сторону, стал наблюдать за двумя спорщиками по простому вопросу. Пока не начался главный поединок, народ, собравшийся на позор, сгрудился возле малого майдана⁵. Кто бился об заклад, делая ставки и разогреваясь перед настоящей, азартной, игрой. Кто-то просто глазел на то, как, вцепившись в остриженные под горшок волосы, два дюжих посадских мужика пытались перетащить друг друга через специально вырытую канаву.

Им было больно. Об этом свидетельствовали красные лица и сильное пыхтение. Изредка из глаз капали невольные слёзы: каждый не только как можно сильнее тянул на себя, но и старался как бы случайно выдрать прядь волос у противника.

Зрелище было потешным, и даже старавшиеся быть бесстрастными ворожеи, разного рода гадатели и физиогномы улыбались тайком в свои внушительные бороды, не говоря об остальных позорщиках, которые гоготали, не стесняясь даже представителей духовенства. Но это было только начало, настоящая потеха - потом, когда определится "убитый": ему-то и предстоит перенести на себе победителя через Неглинку, а ледок только встал: тонок, вряд ли выдержит - смех, да и только. Потом придется оплатить еще избяные пошлины и поминки недельщику, который тоже тут - наблюдает, чтобы все проходило по-честному.

Заморозки. Будто художник прошёлся жесткой кистью по комьям земли, взрытой каким-то животным, как по фактуре гигантского холста, заодно мазнув белилом не успевшие сломаться еще осенние былинки и приготовленные загодя дрова для разжигания костров - торговцы уже хлопочут вокруг, готовя горячие напитки для сугреву продрогших.

Велимир сегодня только в сопровождении Юсуфа, который, не переставая, дает указания и ценные советы. Он-то и придумал коварный и одновременно рискованный способ ведения поединка с князем Симеоном. А вот, наверное, и он: группа конных и пеших отделилась от кремлевской стены, медленно приближаясь. Только Василия Никифоровича не видно, хотя, несмотря на натянутые в последнее время отношения, обещал быть несколько позже: срочное дело во дворце.

Заметив вдали ожидаемую всеми процессию, многочисленная публика ринулась занимать места вокруг ристалища. Самые прозорливые вычислили Велимира как поединщика и начали приставать с предложениями услуг. Кудесники разложили астрологи и рафли⁶ и, цепляясь за одежду, настырно требовали плату за магический бросок горошины: вдруг выпадет злая судьба и поражение, тогда гадать по "Аристотелевым вратам⁷" - смотреть, что может исправить ворожея. Понемногу начались торги, делались заклады. На него никто не ставил, да и не мудрено: поначалу даже не поняли, что он тоже полевщик.

Компания супротивника приблизилась настолько, что возможно уже разглядеть печальников, дружек и самого высокородного искателя высшей справедливости.

Рассчитывая, видимо, на свои физические данные, он совершенно справедливо полагал, что Велимир облачившись традиционным способом, если и устоит, то уж точно не сможет пошевелиться. Недавний программист окончательно уверился в креативности Юсуфа и отдал должное его мудрости и военной смекалке.

Никогда и никто не узнал бы князя Симеона в этом наряде: поверх всеобъемлющей кольчуги с рукавами, достающей почти до колен, были надеты местами позлащённые латы и поручи. Ноги прикрывали кольчужные чулки, видимо, доходившие до бёдер, подступы к голове были укреплены плотно надетым шишаком, с которого ниспадала низкая кольчужная сетка, прикрепленная на ремнях под обеими руками, защищёнными, в свою очередь, толстыми, кольчужными же, перчатками. В левой руке он держал цельнокованый, с двумя лезвиями, кинжал поединщика, посередине которого имелось продолговатое отверстие для ладони, в правой - не менее странное короткое копьё с вилообразно раздвоенным наконечником. За пояс князь заткнул железный топор, но этого, видимо, показалось недостаточно, так что из-за спины торчала довольно изящная секира, а к поясу привешены были сабля и средних размеров булава.

Увидев Велимира, вовсе не укрепленного бронёй, он растерялся, но, заподозрив коварство, начал шептаться со своим окружением.

Теперь все ждали прибытия Государя, который в сопровождении многочисленной свиты приближался к месту поединка…

Храпят лошади. Тяжело ступая, выходит из богато украшенных носилок Иоанн Иоаннович, пожелавший присутствовать и быть судьёй. Как по волшебству, открываются ворота храма, и выносят седалище, достойное государя, и оборудуют царское место. Царь, не торопясь, шествует по персидскому ковру, садится на подушки и жестом подзывает спорщиков. Он хмурится, завидев Велимира: облачение не соответствует событию.

Князь Симеон падает в ноги, впрочем, он уже почти рад постоять на четвереньках: видно, что устал. Князь вопиет о том, что Велимира надо одеть положенным образом. Царь, хотя согласен с ним полностью, не хочет нарушать древний обычай, однако теперь вся ответственность ляжет на самого Велимира, и в случае, не дай Бог, его гибели Ряполовский душегубом считаться не будет. "Волен в том, в чем сподручнее", - хмуро возглашает Иоанн Иоаннович и дает команду на благословение.

Молодой священник, осеняя крестом склонившегося перед ним Велимира, шепчет: "Надень хотя бы бахтерец. Дай только знак, сей же час из храма принесут"! Упрямо мотает головой Велимир, и вот уже получили благословение доспехи Ряполовского, и супротивники занимают места на ристалище. Товарищи помогают князю дойти и оставляют его тет-а-тет с Велимиром. Князь фокусируется на противнике, и непристойности разного рода так и сыплются из-под кованой маски.

- Ладно, железный дровосек, - несмотря на произошедшие в нём перемены, Велимир не удерживается от того, чтобы не дать прозвище законсервированному князю Симеону. - Начинай, твоя подача.

Собрав в комок всю свою волю, с явным намерением сразить противника наповал князь Симеон, сильно сопя, сделал два энергичных выпада копьём и даже, широко замахнувшись, описал своим хитроумным кинжалом горизонтальную дугу. "Наскоком внезапу" воевода не добился сколько-нибудь заметного результата, только силы потратил, и теперь требовалось время для того, чтобы их восстановить.

В этот злополучный момент и подскочил "вероломный выблядок" и тяпнул обушком топорика по шелому княжескому, сбив его с насиженного места.

Князь Симеон в сильной злобе еще несколько раз махнул вслепую смертоносным оружием, запутался в сабле и, уколов себя копьём в левую ногу, сбивая дыхание, снова грязно выругался - получил еще разок, опять по шелому, после чего пришёл уже в бешенство.

Лишённый полноценного обзора, забыв об усталости, он крутился в разные стороны и, изредка ругаясь пропадающим голосом, наносил удары, не достигающие цели. Наконец силы оставили его, и, выронив копьё, он упал на четвереньки, тяжело и громко производя на выдохе звуки, похожие на хриплый крик.

Не опасаясь более нападения, Велимир подошел и, скорее для порядка, легонько стукнул по шишаку. Издав кастрюльный звук, князь покорно уткнулся в землю головой.

- Уходил, возгреныш хитрожопый, - обреченно резюмировал он и снова сипло задышал.

Толпа оживилась. Несколько спутников князя, проигравших заклад, колотили какого-то гадателя его же собственными "Аристотелевыми вратами". Кое-кто праздновал большой выигрыш, и этим немногим везунчикам требовались напитки утолить нервную жажду. Вместе со всеми радовались скоморохи, изображая в эпатажной пляске недавние события: кидались на четвереньки и, оголяя задранные кверху зады, бесстыдно крутили ими перед гогочущей публикой, осыпающей их мелкой монетой.

Сопцы, рискованно надувая щеки, извлекали из своих более чем антикварных духовых инструментов визгливые веселящие всех звуки. Бухали бубны, ревели какие-то особые большие трубы, и орали сладострастные непристойности бродячие гаеры, - праздник продолжался.

Тем временем несколько приставов подхватили посрамленного предателя и в сопровождении стражи поволокли прочь от храма - "на Варвару для расправы": на Варьской - приказ, там же узилища, в одном из которых будут держать тебя, князь, до тех пор, пока не встанет крепкий лед на Москве-реке. Вина твоя уже доказана - Божий суд состоялся, и кара здесь за такое, как, впрочем, и за многое другое, одна, хотя и в разных интерпретациях.

***

Председатель закрытого Совета учредителей небезызвестной компании "Jump & back" в раздражении встал из своего левитирующего кресла и усилием мысли открыл симуляторы окон модифицированной окружающей среды.

Стараясь ни о чём не думать, он включил блокировку программы-информатора управления социальным и физическим здоровьем. Когда наконец-то загорелся индикатор, сообщающий о том, что он оказался в виртуальном одиночестве, председатель совершил некую условную манипуляцию, и в стене обнаружился небольшой шкафчик, из которого были с нетерпением извлечены сигареты "Стюардесса", доставленные контрабандой из прошлого и такая же незаконная газовая зажигалка.

Осторожная затяжка - приятно зашумело в голове. Он сознательно вредил своему здоровью ради удовольствия. Это было уголовно наказуемо, и сознание незаконности действия приносило истинное наслаждение.

Пагубная привычка возникла во время последнего путешествия: несмотря на солидную стоимость, он, будучи более чем состоятельным человеком, смог позволить себе целых три тура. Но этого было недостаточно…

Размеренное течение жизни в прошлом завораживало. Эх, если бы поселиться там навсегда - с какой легкостью он смог бы сделать себе карьеру среди первобытных дикарей, ученые которых только мечтают о продлении жизни и победе над разными смехотворными заболеваниями, а о нанокоррекции жизненно важных органов грезят только фантасты.

У него все это имеется от рождения, а кое-что он приобрел сам, например, ту же нанокоррекцию, но уже внешнего облика. В обществе, где понадобилось единообразие в одежде, вернее, во всё большем её отсутствии, это был отличный способ хоть как-то меняться.

Он бросил окурок в автономный утилизатор - полезная вещь для тех, кто может позволить себе небольшую преступную индивидуальность. Скоро появятся участники совещания. Это не простые подчинённые, которые у него как на ладони: сканеры эмоционального фона встроенной системы руководящего работника регулярно сообщают о малейших изменениях настроения сотрудников, но те, кто явится сегодня, так же, как и он, имеют последний уровень независимости и открыты только службе президента.

Для подчинённых попытка сокрытия своих эмоций - должностное преступление. Кроме того, поводом к увольнению является также отказ сотрудника от подачи ежегодных сведений о двадцати персонах, использование связей которых может оказаться полезным для процветания фирмы. Кое-что его все же раздражало, самая мелочь: было бы неплохо перестать, наконец, лукавить, прекратив создавать видимость соблюдения прав человека, и снять все ограничения. Насколько легче было бы судить о нерадивости работника по количеству информации, а при существующем положении невозможно собрать данные даже обо всех родственниках, не говоря уже о чём-то большем. Любое предприятие должно ассоциироваться с большой дружной семьёй, где нет места секретам.

Если бы не регламентирование, можно было бы использовать информацию выборочно: из большего всегда можно выкроить меньшее…

Датчики проинформировали о начале инициализации одиннадцати объектов девятого уровня и одного, относящегося к младшему руководящему звену. Сканирование показывало, что последний нервничал и частично догадывался, по какой причине был приглашён на собеседование.

В этот момент утилизатор выключился. "Вовремя, - подумал председатель и неспеша развернулся".

Проявившись в пространстве, одиннадцать мало отличающихся друг от друга интерактивных воплощений, флуоресцирующих периодически исчезающими желтым и фиолетовым, удобно расположились в креслах за возникшим столом.

Двенадцатым был Инс, он устроился в кресле, появившемся специально для него, но, как и положено по протоколу, несколько позже остальных (пришлось постоять) и немного в стороне. Таким образом, без лишних слов подчеркивалось превосходство руководящего состава верхней ступени. Это было в высшей степени удобно, так как сотрудник не подвергался унижению непосредственно начальником - все происходило как бы само собой.

Председатель не стал обращаться к Инсу по имени. Уж эта молодёжь, всегда от них проблемы: стали вместо имен использовать аббревиатуру занимаемых должностей. Им кажется, это остроумный протест против обезличивания, как они выражаются.

- Доложите обстановку, - он телепатически поправил подголовник кресла, чтобы не напрягаясь смотреть на подчинённого, у которого подголовника не предполагалось, и поэтому приходилось сидеть на краешке сидения, чтобы не заваливаться назад.

- Пока никакой интерактивности, - Инс опустил голову.

- Сколько уже? - председатель был совершенно бесстрастен.

- Четыре года относительного времени…

- Время абсолютно. Что за невежество?! - он сделал паузу. - Кстати, почему нет никаких упоминаний в исторических документах? Вы хорошо проверяли?! - его тон стал жёстче.

Инсу стало неловко. Так всегда бывает, когда начальник говорит несуразности, заметные профессионалу, и он, не поднимая головы, осторожно произнёс:

- Мы так выражаемся, чтобы было понятно, если, например, клиент возвращается в точку отправления, то временной промежуток замыкается и как бы выпадает для окружающих, не имея для внешнего алгоритма никакого значения - это то, что касается относительности времени. Получение же информации из древних источников не планировалось изначально по той же самой причине - все джамперы работают с точкой отправления как с пунктом прибытия и представляют время одномерным.

Индикаторы отметили всплеск эмоций, которые были интерпретированы как ликование по поводу небольшой победы над руководителем, - сопляк. На самом же деле всё было наоборот. Это Инс был значительно старше, но председатель и ему подобные никогда не были на криобирже и жили непрерывно, ощущая пополняемый багаж жизненного опыта.

"Уволить бы тебя! Впрочем, всему своё время. Займёшь тогда ячейку глубокой заморозки и заснёшь мертвым сном в ожидании вакансии, а если она появится, тебя разбудят, и все будет как прежде: все те же желто-фиолетовые, будто и не было пятидесяти лет или семидесяти. Быдло"!

Это слово давно было изъято из употребления, а значит, прицепилось во время путешествия, но он не помнил, когда и где. Несмотря на бурю эмоций, он не потерял над собой контроль, и ни одна жилка не дрогнула на его лице.

- Смею напомнить - ваш подопечный должен оказаться на четыре года старше, - шутливым тоном произнёс председатель. - И это как раз то, что планировалось при Вашем непосредственном участии для получения живой памяти о прошлом, а не синтетической, восстановленной при помощи холдеров и дозы наночастиц.

Среди присутствующих одно только это зарвавшееся ничтожество является специалистом по управлению временем. Поэтому, независимо от того, что будет сказано, важно не потерять контроль над ситуацией. Не дать почувствовать присутствующим, что он некомпетентен.

- Кроме того, вы сами выбирали кандидатуру. Объект, по вашим же словам, идеален, вот досье, - он открыл нужные файлы, и в воздухе повисли строчки, которые, впрочем, никто не стал читать. Ну, что ж, он это сделает сам.

- Вот основное: социальная деятельность кандидата сосредоточена на самом себе и не может иметь для будущего какое-либо значение в случае его потери. Субъект идеален - не так ли было сказано? - мысленно затянувшись сигаретой, председатель продолжил:

- В последнее время слишком много замечаний вашему отделу, - он многозначительно посмотрел…

Куда посмотрел? Да, собственно, никуда он в этот момент не смотрел. Просто поймал себя на том, что перебирает свои искусственные воспоминания о далеком прошлом - замучила тоска. Как хочется туда навсегда - вполне возможно, при восстановлении памяти специально добавляются переживания, способствующие появлению потребности вернуться.

Раздражение росло. Еще секунда - и он больше не сможет сохранять бесстрастное выражение лица. Председатель Совета чуть было не встал со своего места (неадекватный поступок), но вовремя выпущенная в мозг доза синтетического миртазапина⁸ помогла скрыть раздражение.

Чтобы не выглядеть из-за действия препарата неестественно благодушным, он выдержал паузу. Этим воспользовался директор силиконового комплекса - накачанное наноматериалами подобие атлета-репликанта. Он давно раздражал его своей бесцеремонной активностью.

- Не слишком ли много мы тратим времени и средств на подобную проблему, и так ли она важна для нас, уважаемые коллеги? Еще один клиент пропал в прошлом - какая трагедия, можно подумать, в первый раз…

Он поморщился: всего несколько случаев за сто лет - стоило ли напоминать. Надо быстрее переломить ситуацию, и нарочито пренебрежительно перебивая на полуслове, уверенно произнёс:

- Касательно вашего замечания, коллега, - так, чтобы все увидели, он с нескрываемой иронией посмотрел на дерзкого наглеца. - Разрешите напомнить, как совсем недавно вы первый упрекали нас в нежелании разобраться с назревшей проблемой, кроме того, созыв этого совещания - единственное, кстати, ваше предложение за последние пять лет, и вдруг, извините за архаизм, на попятную. Что это с вами?

Среди присутствующих очевидной поддержки не наблюдалось. Один только руководитель долины синтетического питания еле заметно улыбался глазами в его сторону. Мол, будешь сговорчивее - найдёшь во мне крепкую опору.

Этот неприятный тип его всегда поддерживал, но только лишь как объект воздыхания. Он это знал и старался делать вид, что всё еще не может решиться принять ухаживания. Флирт продолжался слишком долго: в персональной улыбке прочитывались колкости. Пора было менять тактику, но ничего пока не придумывалось.

Слово взяла рассудительный начальник криобиржи труда. Она попросила у собрания разрешения обратиться напрямую к непосредственному исполнителю задания. Датчики зафиксировали мощный всплеск отрицательных эмоций, расцененных как сильный испуг - немудрено: этой миловидной, улыбчивой, скромной женщине стоит только пошевелить бровью, и последует увольнение, после которого длительный вынужденный отдых в холодке.

- Уважаемый Инс, мне как неспециалисту многое непонятно из Вашего высокопрофессионального разговора с председателем. Но абсолютно ясно, что возникли препятствия на пути к решению проблемы. Не могли бы вы объяснить нам, в чём её суть, и предложить способ решения, ну, как-нибудь проще. Потенциальные клиенты теряют интерес к нашим услугам. Я думаю, вы должны понимать, как важно для компании получение естественной памяти.

В данной ситуации Инс понял только одно: председателю зачем-то понадобилось упрятать его в заморозку. Этого он хотел менее всего и бережно принял спасительную соломинку от "Снегурочки": так подчинённые не без опаски называли за глаза грозную начальницу. Ему очень не хотелось принимать чью-либо сторону, но не в его положении отстаивать свою независимость: Снегурочка не стала бы просто так ему улыбаться, если бы не хотела использовать против председателя Совета и заодно дать понять, что выбора у него нет.

- Проблема состоит в том, что объект потерялся. Собственно, об этом уже говорили. Уникальность же его заключается для нас, как ни парадоксально, в полной бесполезности данного субъекта для будущего. Его влияние на временной поток заканчивается в начале двадцать первого века вместе с полной потерей данных о его виртуальной деятельности в информационной сети в результате разрушительного действия магнитной мегабури на Солнце. Помимо всего прочего, он не оставил бы даже потомства, так как должен был вскоре бесследно исчезнуть. Как написано в милицейском протоколе, "пропал без вести". Это как раз и явилось решающим фактором в выборе подопытного, - Инс видел, что председатель давно собирается его перебить, и поспешил продолжить:

- Планировалось переправить объект в нашу реальность с тем, чтобы в течение нескольких недель, пока необратимые изменения внешности будут незначительны, выкачать всю информацию из мозга и альтернативных носителей, подкрепить живыми интервью и развернуть рекламную кампанию с показом наиболее эффектных сюжетов из его турне - он повернул голову в сторону Снегурочки. - После чего предполагалось поместить испытуемого к вам и оставить до той поры, когда наука найдёт, наконец, способ справляться с последствиями перемещения в будущее.

- А как же собирались сохранить память у испытуемого? - на сей раз руководитель департамента мясомолочной синтетики снова не дал председателю произнести ни слова.

- В нашем распоряжении имеется оборудование, которое используют для эвакуации тел погибших клиентов. Его-то и хотели применить, поскольку для этого прибора не имеет значения, в какую точку времени поступает груз. Эта особенность как раз и давала возможность сделать небольшой, несколько дней всего, разрыв во времени, который и позволил бы сохранить живую память клиента. Кроме того, устройство имеет возможность безграничного поиска не только во времени, но и пространстве.

- Гарантируете ли вы сохранность груза во время перемещения? Насколько это безопасно для…, ну, вы понимаете? - вопросы так и сыпались со всех сторон, не позволяя открыть рта тому, кто, собственно, и собрал совещание.

- На моей памяти было три случая с летальным исходом, - Инс иронично улыбнулся, - по разным причинам: злоупотребление алкоголем, например, экстремальное переедание и сексуальные излишества, но повреждений, связанных с работой экстрактора, во всех случаях обнаружено не было. Проблема, как мне видится, кроется не в этом, - он устало вздохнул и добавил, посмотрев на председателя:

- Для того чтобы отыскать клиента, нужно установить оборудование в его времени, а значит, потребуется и полноценное перемещение специалиста, знающего аппаратуру до тонкостей. Но до сих пор это не практиковалось сотрудниками моей категории, поэтому наш глубокоуважаемый председатель пытается использовать возможность и отправиться в прошлое самостоятельно. Тем самым, не будучи профессионалом, он ставит под угрозу успех уникального эксперимента.

Высказывание, которое позволил себе Инс, расценивалось как грубое нарушение служебной этики, но он уже сделал выбор и теперь принадлежал противной председателю стороне.

Взгляд теряющего авторитет руководителя высек молнии.

- Рассуждать об этом не в вашей компетенции. За недостатком информации вы не можете ясно представлять себе производственную логику.

- Простите, - безразлично отозвался Инс.

- Я думаю, - Снегурочка торопилась пожинать плоды неожиданно возникшего многообещающего конфликта, - никто не будет против того, чтобы теперь отпустить нашего незаменимого специалиста по управлению временем, а самим ещё немного посовещаться в присутствии председателя.

Собственно, для него всё было уже решено. Как говаривал один знакомый, повстречавшийся в последнем временном туре, выдержка - оборотная сторона стремительности, и совершенно напрасно он относился к древней мудрости без должного почтения - не надо было спешить с созывом внеочередного собрания.

***

Сколько раз уже приходилось расщепляться на разного рода легкомысленные фигурки, служа прихотям начальства. Никакое гарантированное восстановление жизненных ресурсов не в силах компенсировать потери здоровья у человека, вынужденного растягиваться во времени до неимоверных расстояний - полноценное перемещение младшему руководящему составу до настоящего момента не полагалось. Инс нервно зажмурился, несколько дней дергался правый глаз.

Когда-то у него было детство, или казалось, что было: несколько раз он подолгу находился на бирже, (вехи, которые оставляли намеренно, акцентируясь на последствиях ошибок в работе) и не мог быть уверенным в своей памяти. Сколько времени прошло с тех пор, как он родился? Не того прожитого времени, которое укладывалось от силы лет в тридцать, а времени объективного. Лет сто пятьдесят, двести или больше? А сколько раз за этот промежуток его размораживали и наоборот - сказать невозможно. Все относительно, по крайней мере, для его второй категории, особенно время, объективность которого ему не принадлежит.

Он с содроганием думал о третьей категории, куда после некоторого количества ошибок мог попасть с легкостью, тогда практически вечная жизнь с сезонным размораживанием: снегопад, листопад, стихийное бедствие - уборка территории. О высшей лиге мечтать не приходилось, туда такие, как он, никогда не попадали. Не тот социальный уровень, несмотря на заявленные равные возможности.

Инс долго готовился. Сначала он снова вытянется до местообитания Велимира, перенесёт аппаратуру, затем совершит настоящий прыжок. Для этого была синтезирована подходящая одежда.

С лёгким электрическим потрескиванием желто-фиолетовый шлейф мутновато протянулся по комнате. Почти такая же ночь, как и при первой их встрече. Дома никого, кроме кота Сократа, который с шипением выгнулся дугой и почти превратился в шарик из-за насытившего комнату статического электричества.

Инс трудился, ничего не замечая, примерно еще полчаса: приборов было не так много, но у независимого виртуального воплощения физические возможности ограничены.

Наконец аппаратура была включена. Вместе с появлением еле различимого высокого звука посреди комнаты засветился треугольник, ограниченный по вершинам небольшими и поэтому необъяснимо тяжёлыми коробочками. Такими же черными, как и мрак, который их окутывал. Со стороны всё выглядело так, будто работал телевизор, и никто бы не подумал, что в этот самый момент посреди освещенной площадки синтезируется, растёт солидных размеров шар, пока еще никак себя не проявивший.

Перед тем как переместиться полностью, Инс вернулся на некоторое время в точку отсчета. Отпустил сотрудников, которые, услышав о конце рабочего дня, как по команде перестали общаться и, погрузившись в личные пространства, разошлись, не прощаясь, и вдруг остановился, разглядывая унылое, опустевшее теперь служебное помещение. Под действием каких-то незнакомых до сих пор мыслей ему стало немного грустно - будто навсегда прощался с этим безразличным миром, где постепенно начинаешь верить и в собственную виртуальность…

…Ощущения были поистине грандиозными: никогда ещё он не оставался один на один со своим здоровьем - под действием каких-то неведомых, но всемогущих энергий перестала функционировать система жизнеобеспечения. Инс явственно ощущал собственные внутренние органы, болевшие каждый своей отдельной жизненно важной болью.

Он не смог даже пошевелиться, не то, чтобы сориентироваться на местности. В результате его бросило на пол, и он больно ударился ребром о веревочный мячик Сократа, подло расположившийся как раз там, где менее всего нужен.

Но разлёживаться времени не было. Потирая ушибленное место, он направился к пульту экстрактора, установленному немного в стороне от подобия "посадочной площадки". Предстояла малоприятная процедура по извлечению заблудшего пилигрима. Оставалось надеяться на то, что некий хранитель времени справится с поставленной перед ним задачей и сумеет согласовать внутренний и внешний алгоритмы, объяснив странное отсутствие человека в течение нескольких дней и такое же его очередное исчезновение.

Но хватит уже философии. Итак, все по-порядку - сначала поиск. В режиме ожидания прибор мерцал тусклым холодным светом. Он запустил программу и ввел код ДНК Велимира, заполнив нужную графу. Набрал комбинацию необходимых действий стандартной процедуры по захвату объекта и создания для него защитного кокона. Далее, после обнаружения, должны последовать доклад о состоянии клиента (вдруг извлекать уже нечего) и вопрос о том, можно ли начинать.

Посмотрев на кнопку "Extract", он улыбнулся: сколько времени они потратили на то, чтобы придумать "язык будущего". В отделе было весело, даже без синтезатора положительных эмоций. Некоторые смеялись…

Однако поиски явно затягивались. Индикатор показывал, что процесс стартует в третий раз, и когда на мониторе возникла канареечная надпись, он уже знал её содержание. Сообщалось, что на заданном отрезке времени объект не обнаружен.

Скорчив недовольную гримасу, Инс набрал код редко используемого экстренного режима с данными о положении объекта в пространстве.

Он не понимал, что происходит, повторял операцию снова и снова, но монитор упрямо писал то же сообщение. Опытный работник, под контролем которого было проведено более двадцати успешных перемещений и три экстренных извлечения, находился в полном недоумении. Он увеличил чувствительность поиска до максимума и стал пристально смотреть за построением графика, линия которого из плавной и гладкой превратилась в ломаную, покрытую зазубринами загогулину. Обычно наблюдение за работой программы считалось бесполезным занятием, и такие работники, как правило, подлежали увольнению, но в данном случае поведение, не соответствующее "производственной логике", дало положительный результат…

Возможно, просто показалось, но Инс готов был спорить, что в районе примерно одна тысяча пятьсот восьмого года линия всё же замедлила ход и как будто забуксовала, нарисовав некую мелкую, но вполне заметную фигуру, и, хотя сообщение не поменялось, Инс пришел в еще большее замешательство. Он встал и отвернулся от пульта: надо было отвлечься и дать возможность подсознанию поработать.

Комната Велимира изобиловала невообразимо древним антиквариатом, причем функционировавшим - целое состояние. Некоторые вещи, правда, запрещены к использованию - деревянная мебель, например.

Из прошлого посещения запомнились такие вещества, как мыло, чай, кофе, давно приравненные к наркотическим и поэтому изъятые из употребления. В вазочке почти завяли живые цветы - штраф за порчу флоры, слово, которое пока еще политкорректно, а вот фауна - ни в коем случае, "животный мир" - тем более. Он посмотрел на умывающегося в дверном проёме кота, содержание которого - уголовно наказуемое преступление - заведомо спланированное, умышленное удерживание в неволе существа, имеющего полное право на свободу и размножение. В этой связи излишне напоминать об ответственности за некую операцию, которой был подвергнут навсегда лишённый теперь радости отцовства Сократ.

Странно всё же, он здесь, а его трансформирующаяся квартира, убирающаяся на время отсутствия, где-то далеко в будущем. Он сел в запрещенное кресло и стал думать о вещах, которые возникали в его доме по велению мысли. Его вдруг заинтересовал вопрос о том, куда эти предметы деваются, когда в них нет нужды? Существуют ли они в ожидании вызова или синтезируются каждый раз заново, находясь в полной зависимости от сознания? Это его развеселило - параллельный мир вещей… Возникает только при определённом состоянии разума и живёт в паузах основного ритма. Правда, чей ритм основной, надо ещё …

Он резко встал и в следующее мгновение уже был возле пульта. Теперь он был почти уверен, что его протеже-первопроходец соскользнул. Так выражались профессионалы, описывая возможность попадания в соседнее измерение - надо было проверить наличие параллельного двойника. Скорее, такого же второго Велимира там не было: возможно погиб или вовсе не родился - теперь это уже не важно. Вот ведь сэкономили!

Хотелось бы думать, что именно из-за перегрузок, связанных с перемещением, Инс покрылся испариной. Но, если честно, положение его было незавидным: существовала реальная опасность физической утраты объекта. Тогда лучше не возвращаться - увольнение и заморозка, скорее всего, навсегда.

В его практике подобных случаев не было, кроме того, операцию, которая была возможна только теоретически, придётся провести в одиночку. Вероятно, энергии потребуется гораздо больше, чем обычно, но он не придал этому должного значения и совершенно напрасно не провёл диагностику системы.

…Не возвращаться - несбыточная мечта: он весь помечен таким количеством наноматериалов, что его найдут даже в самом последнем измерении самой захолустной категории.

Дрожащими руками он набирал коды системы подключения к внешнему информационному полю, медленно продвигаясь к решению проблемы. С первыми прикосновениями к считавшимся ранее мистическими оболочкам тонкого плана повеяло холодом, и беспричинный страх приподнял волосы на руках. Еле заметная дымка пролегла над полом, и боявшемуся оглянуться Инсу казалось, что раздвинулись стены и за спиной слышится неразборчивый шёпот.

Здесь хранится всё, что вольно и невольно совершает человек, и если эти поступки или просто мысли согласуются с внешним и внутренним алгоритмами целостности высшего замысла, то такие отпечатки хранятся вечно, и в этом случае экстрактор не собьётся со следа.

Он нажал на клавишу, отвечая на вопрос по поводу необходимости начала операции, больше не задумываясь о том, чем занят человек по ту сторону времени, в какой ситуации застанет его бесстрастный посланник, сверкающий неживым светом. Понемногу начал пробуждаться достигший полного размера черный матовый шар в центре треугольника. Нечто, находившееся внутри, казавшееся до этого непрозрачным, засветилось, все больше набирая яркость и обороты. Наконец, всё слилось в единую туманную массу, обманчиво мерцающую нитями несуществующего серебра, яростно перемалывающими пространство.

Еще некоторое время понадобилось для того, чтобы шипение переросло в довольно неприятный свист, который, как показалось, поднял шар в воздух, после чего невидимая домохозяйка громко проверила готовность утюга, и экстрактор исчез, словно не было.

Теперь надо было подождать. Инс встал и провёл рукой по лицу. В стену стучали соседи с требованием прекратить скачивание содержимого порносайтов по ночам. Он уже совсем было направился к полюбившемуся креслу, но тут взгляд его зацепился за предмет, лежавший на столе - тетрадь в переплёте из желтой кожи с золотой застёжкой. Инс подошёл .

Никогда он не ощущал ничего подобного. Текстуры древних материалов, требующих бережного отношения, тайна и предвкушение открытия.

То, что нашёл он внутри, превзошло все даже самые смелые ожидания, вывернув наизнанку устоявшиеся представления о природе не только пространства, но, что самое главное, и времени тоже. Инс читал ещё только первые слова, а его встроенные системы усиления интеллекта воспринимали информацию как условие некой новой потрясающей задачи и уже производили вычисления, определяя местонахождения естественного портала с неограниченными возможностями. Теперь не нужно было придумывать громкие названия, как, например, Отдел управления (ни чем иным, а самим) временем, руководитель которого не имел ни малейшего понятия не только об управлении, но и, как оказалось, о природе этого самого времени. Требовалось только лишь научиться пользоваться тем, что было дано изначально, чтобы перемещаться и в будущее, и в прошлое без последствий.

Осталось дочитать совсем немного, но это, собственно говоря, не имело отношения к скупым научным выкладкам, да и сделаны были эти записи совсем другим почерком. Поэтому, когда знакомые уже ощущения и звуки возвестили о скором прибытии груза, он без сожаления отложил "кладезь мудрости": всё уже запечатлелось в его памяти, а в основной или дополнительной - пока не имело значения.

Прошло ещё некоторое время, прежде чем полностью завершилась инициализация. Со звуком испаряющейся капли на раскалённой сковородке резко исчез защитный кокон. Наступила тишина, и в освещенном треугольнике остался лежать человек, на которого прежний Велимир походил настолько, насколько кот Сократ мог претендовать на схожесть со своими свободными собратьями. Экстремальное перемещение не прошло для него бесследно: он был без сознания, и тело слабо подёргивалось в подобии электрических судорог, но даже и в таком состоянии он излучал нечто необходимое, вызывающее нестерпимую зависть урбанизированного человека из-за невозможности обладать этим. Но вскоре созерцание первобытной (несмотря на царскую тиранию) независимости во плоти было прервано существенными изменениями, происходившими вокруг.

Не каждому выпадает в жизни случай стать свидетелем работы хранителей Высшего Смысла (если, конечно подобные существуют). Куда бы Инс ни поворачивался, он успевал только заметить либо появление, либо исчезновение разнообразных деталей. Вот пропала фотография, изображающая родителей Велимира, выглядевших на ней более чем отчуждённо, вместо неё засиял в радостной рамке семейный снимок с маленьким Велимирчиком, оккупировавшим одно мамино и одно папино колени. Стоявший в уголке скромный компьютер вдруг раздулся, превратившись в мощную машину Сподобского-младшего, и, замигав светодиодом, как ни в чём не бывало продолжил свою нескончаемую работу. Появились следы недавнего присутствия самого пользователя. Раньше не было, например, небольшой кучки фисташковых скорлупок на журнальном столике, и снова возникла оставленная в прошлый раз записка.

Это не должно было происходить и означало только одно: Инсу, как бы он ни старался, не удастся выполнить задание. Но почему? Он ещё не сделал даже попытки переправить Велимира в своё настоящее и его далёкое будущее? И тут его взгляд упал на дисплей пульта управления экстрактором - в правом верхнем углу яростно мигал красный символ, оповещающий о начале процесса самоликвидации оборудования. Он бросился к приборам, но всё, что смог прочитать, это сообщение об успешном завершении процесса и сожаление по поводу полной выработки ресурса энергетических элементов в связи с неординарным режимом экстракции - спустя несколько секунд уникальное оборудование стало исчезать в пространстве, оставляя после себя дурно пахнущий дымок.

Инс больше не боялся своего непоследовательного председателя, но встроенные усилители интеллекта подсказывали, что надо бежать дальше, туда, где он окажется вне пределов досягаемости для таких вот экстракторов, и уже не сомневаясь ни в чём, он кинулся раздевать распластавшегося на полу Велимира.

Прошло около двух часов. Инс без труда достиг музея-заповедника. Тех денег, которые он нашёл у Сподобского, вряд ли хватит для того, чтобы устроить свою жизнь, но его внутренние системы подскажут, что нужно сделать, чтобы обеспечить себе безбедное существование.

Он быстро переоделся, закопал джинсы и футболку, пользуясь обломком импортной доски от помидорного ящика, и поспешил спуститься в овраг: согласно расчетам, скоро поднимется туман, возникающий в месте открытого портала. Он спешит - надо успеть добежать до пересечения двух лощин, но пока всё складывается, как нельзя лучше, и через минуту он уже уверенно левитирует к нужному проходу. Он не видит со стороны, как распадается его тело, как перемалываются нитевидными турбинами мельчайшие составляющие - отсортировываются синтетические частицы и бережно сохраняется всё истинное и настоящее.

Отлетели в сторону и вспыхнули искорками наночастицы, не успев понять, что происходит, растворились никогда не видевшие света холдеры, очистилась от чужих воспоминаний память и преподнесла неожиданный сюрприз: перед тем как с бешеной скоростью устремиться навстречу прошлому, приоткрылась завеса его будущего.

Он вдруг ясно увидел себя в жарко натопленной кухне, куда носил дрова и воду. Рядом с ним хромоногий человек в переднике, которому он пытается обо всём рассказать, а тот, ничего не понимая, всё покачивает головой да жалеет его, называя убогим. Картина исчезла, и, теряя сознание, он вспомнил, что его зовут Серёжей.

 

***

Странный человек, называвший его Васькой, утверждавший, что они друзья, и что Белов - врач в той самой школе, в которой он помнил себя учителем, умер вчера, несмотря на все старания и оказанную посильную помощь. Он много рассказывал об их дружбе с самого детства, о подготовке к перемещению и о том, как он высчитал возможность бегства в далёкое прошлое. Как было ему горько, что не может хоть одним глазком увидеть мир, к встрече с которым готовился так долго. Увы, в него всадили столько свинца, что те несколько дней, которые он провёл в доме Белова, были настоящим подарком смертельно раненому. Его звали Александром Владимировичем Сувориным, и он невероятно много знал о Голосовом овраге, о случаях перемещений, в том числе и документально зафиксированных.

И всё же, несмотря на все свои знания, Суворин испугался. Очутившись в первый раз по ту сторону времени и увидев огромных косматых существ, указывающих путь, он повернул, в отличие от Белова, который якобы продолжал идти выбранным курсом. Но недолго Александр двигался в этом направлении. Вскоре тошнота, сопровождавшая его на протяжении всего пребывания в этом месте, стала настолько нестерпимой, что он потерял сознание и очнулся рядом с лавочкой невдалеке от оврага, там и был схвачен людьми с красными повязками на руках. Приняв Суворина за пьяного, они отвели его в отделение милиции, где он провёл несколько дней, а поскольку не имел при себе никаких документов, то ему после проверки грозило тюремное заключение или принудительные работы за тунеядство.

Это было будущее… Люди, которые с исключительным энтузиазмом крутили ему руки, приговаривая: "Теперь не уйдешь, битломан! Ты смотри, вот алкаш, все вокруг заблевал, зараза!" - назывались дружинниками, и среди них были женщины, которые получали не меньшее удовольствие от этой своеобразной охоты. Одна из них, молоденькая совсем (запомнился ее бюст, обтянутый эластичной кофточкой и умело подчеркнутый с левой стороны кроваво-красным значком), с неподдельным пафосом изрекла: "Вот из-за таких вот, с позволения сказать, такое вот кругом!".

В отделении его первым делом неровно остригли наголо. Называя "старпёром", долго удивлялись, почему Суворин "хипует" в таком преклонном возрасте. И с удовольствием потом иронизировали над тем, что он слушает каких-то "БитлОв", а они, между прочим, с сидениями для унитазов на шее выступают. Он же, испугавшись, сказал правду, и начальник дежурной части начал уже телефонировать, чтобы вызвать медицинскую карету, когда Александру удалось все же упросить передать его более компетентным структурам, представителем коих оказался уравновешенный и внимательный человек в костюме без единой пылинки из качественной, но очень унылой ткани.

Он проводил с ним не менее четырех часов в день, присутствовал на освидетельствованиях у психиатра, прежде чем решился, наконец, обнародовать полученную информацию перед вышестоящим руководством. Об этом событии Суворин узнал после примерно двухмесячного пребывания в одиночной камере. Ему предлагалось на месте рассказать о феномене и показать, как происходит перемещение. Для наглядности из зоны заключения был доставлен "доброволец": отбывающий длительный срок рецидивист Кондратов по кличке "Булава". Александр был предупрежден: при малейшем подозрении на попытку к бегству будут вынуждены открыть огонь на поражение - хорошие стрелки имеются. Несколько дней он изучал цвет и структуру тумана, после чего пришел к выводу, что по прошествии трёх-четырёх суток наступит благоприятный момент.

Всё было, как он и предполагал: туман приобрел нужный оттенок и поглотил несчастного Кондратова, который, показав неприличный жест, успел только с деланной мукой воскликнуть: "Волки позорные" - и исчез в прошлом. Замерев, стояли, словно пораженные громом, высшие чины контрразведки, и Суворин решил рискнуть…

Выстрелов он не слышал, даже не почувствовал боли. Тошнило гораздо меньше, и скоро он стал различать еле заметные неровности пространства, своеобразные окна или воронки, если угодно. Впереди, на небольшом расстоянии парил Кондратов, он пытался что-то кричать, принимая угрожающие позы, но слов не было слышно. Его несло прямо в одну из нор, как назвал их про себя Александр. В следующее мгновение, если оно здесь, конечно, существовало, Булава рассыпался на разноцветные мелочи, похожие на те, что употребляют для игры в бирюльки, которые, в свою очередь, были молниеносно затянуты невидимым мощным потоком. Суворин наметил себе впадину и, как ни странно, стал перемещаться именно к ней. Дальше падение. Остальное Белов видел сам.

***

Пошатнулось Иваново царство. Не выдерживая снисходительного взгляда потомков, выведавших секреты пращуров, подернулось его основание мелкой сеточкой предательских трещин, и нет больше никакой надежды на его крепость.

Большая рать наступает с севера от Вологды, Белоозеро обложили - государева казна в осаде. С юга сговорчивые кочевники подвинули свои войска - удобный случай поживиться, побезобразить да, возможно, помочь новому царю с тем, чтобы обложить потом данью на долгое время. С запада Литовское княжество да Польское королевство снабжают мятежного князя всем необходимым, даже пушками, которые он так любит, и уже не обойтись, как на Угре, великим, но, всё же, стоянием: не тот человек князь Гавриил, чтобы бездействовать - не миновать сражения. По всей Москве костры по ночам, кордоны, ополченцы и совсем уж сухой закон.

Велимир готовился встретить свою судьбу с теми, кто поверил в него и поддержал в трудную минуту. Не надеясь когда-нибудь оказаться в угасающем в памяти будущем, он твердо решил победить, и мечтал о той единственной, которая непостижимым образом являлась его несказанной любовью лишь в сумраке сознания. О той, к которой наяву он боялся даже прикоснуться.

Он стиснул зубы и ударил плёткой по торчащему из-под снега репейнику. Приставучие шарики посыпались в разные стороны, парочка самих цепких осталась в привесках кнутовища. Занятый своими мыслями, он рассеяно попытался стряхнуть их, но вскоре оставил эту затею.

Было грустно от того, что осознавал необходимость объяснения, но не знал, как это сделать. Если принять как действительность все, так сказать, видения, то он, как настоящий мужчина, должен засылать сватов, но вдруг это только сны и фантазии. Кроме того, задача осложнялась подозрительным поведением Василия Никифоровича, характер которого, растеряв романтические устремления серебряного века, дал крен в сторону домостроя.

Как ему пробраться в женский терем или вызвать её оттуда? Остаться незамеченными ни за что не удастся. И всё же надо на что-то решаться: впереди большая война, а значит, существует возможность…

Он не стал продолжать строить бесполезные предположения. Он просто почувствовал, что не может больше жить далее, ощущая себя неполным существом. Неважно, где он нашёл свою половину, отделённую от его плоти задолго до рождения, главное, что это была она - его Ева, и он не мог ошибиться.

После обеда он прямо подошёл к Акулине, которая теперь относилась к нему подчеркнуто холодно, и без обиняков попросил помощи, ссылаясь на их дружеские в прошлом отношения.

Забыв о том, что "самоуничижение паче гордыни", она, ехидно поджав губы, засомневалась, что такие вот "сирые холопи" смеют помогать "пресветлыя бояре. Албо не сами с усами? Аже токмо со свещою стояти"?

- Не стыдно ли, Акулина, говорить такое? Я ведь в сравнении с тобой мальчишка…

Но оказалось, что не "отрок" вовсе, а "тлилель изученный коварного латыньства", а еще "окудник в образе фряга, цветок заветный в приполе носяща, вержаща цветок тот на кого любо. Аще прилпяше к кому цветок, та же умом расслабев, помрачишася в блуде".

- Не знаю, чем я тебя так обидел, Акулина, - не обращая внимания на страшные обвинения, спешит сказать Велимир, - но без тебя не справиться. Ты знаешь, что я издалека и обычаев не знаю, но случилось, что полюбил, и нет силы дышать без неё. Ночью привиделась, и не знаю теперь, где явь. С той поры не было часа, чтобы не думать о том. Всё перепуталось: живу лишь во сне, а сплю ли наяву, не знаю сам.

Он чувствует, как горит лицо, и непривычно сухой язык, прилипая к нёбу и зубам, не повинуется ему, выговаривая и без того трудные древние слова.

- Хочу быть с ней, но там, откуда я пришёл, не принято сговариваться за спиной женщины. Поэтому прошу тебя, Акулина, помоги - мне с ней объясниться надо…

Он всё говорил и говорил. Никогда ещё Велимир - крутой программер и видный блогер - не думал так о женщине, не упрашивал униженно помочь устроить свидание. Чем изощрённее становился он в рукопашном бою, чем больше мужал, тем более ощущал себя безоружным перед своей любовью - такой нежной, что потребовалось облачиться в "полный доспех" и кольчужные перчатки, дабы не сломать хрупкое чувство.

Тирада Велимира произвела на Акулину неизгладимое впечатление. Женщины, как говорят, любят ушами, но с большей охотой они посредством этих органов сочувствуют чужой любви. Излишне описывать перемены, происшедшие с одинокой кухаркой, достаточно сказать, что она тотчас согласилась и, совершив земной поклон, молча понеслась прочь, пытаясь от избытка восторга поклониться еще и на ходу.

…Пересыхает гортань, слабеют руки, цепенеют уды телесные, еще немного - и остановится сердце, замирая от счастья, которое не в силах изъяснить коснеющий язык. Анастасия и Велимир - рядом на собольих мехах, и Акулина расчесывает им волосы, обмакивая гребень в вино. Зажигаются от Богоявленской свечи пудовые брачные свечи, и осыпают молодых хмелем и деньгами. Череда последующих событий, молниеносно сменяющих друг друга, становится настоящим испытанием для Велимира.

Запоминается камка, подложенная в церкви под ноги, да чаша с крепким хлебным вином, которую противник пьянства игумен Досифор, согласно обряду, трижды подносит молодым, после чего Велимир топчет пустую склянку, и, слепив воедино сакральные свечи, они покидают храм, чтобы поселиться в новом доме, который пожаловал верному своему другу царевич Димитрий.

Там, в сеннике, по четырём стенам поставлены иконы, а в каждом углу воткнуто по стреле, и на тех стрелах по соболю и кунице с калачом. Столько же оловянных сосудов уже наполнены мёдом и стоят на лавках, а в середине - постель на двадцати одном соломенном снопе, там ставят они в изголовье брачного ложа символ их великого счастья - неделимые теперь уже свечи, которые призваны светить им целый год.

Но вот подали на стол жаркое, и царевич, исполняющий роль дружки, с недвусмысленными прибаутками обернул скатертью блюдо да калач с солонкою и спешит в сенник, а вслед за ним - Василий Никифорович с бесконечными советами, как жить в супружестве, передаёт новобрачную её мужу. Акулина, которой приходиться играть многие роли, одев две шубы (одну навыворот), не жалеет осыпала, потом кормит молодых в постели, которую зерно, хмель и монеты сделали, по меньшей мере, неуютной.

Весь следующий день, после бани, дабы не случились неприятный брак и несогласие, новобрачные ходят, взявшись за руки, да они и рады.

Не одни они прощались с домом Василия Никифоровича. Радушный хозяин, давший обоим кров на долгие годы, отпустил с ними Юсуфа и Акулину, и, обняв Велимира, беззлобно проворчал:

- Видно судьба: никуда не деться от племени вашего пролетарского и где вы только ни появитесь, везде одно разорение хозяйству и томление душе. Всё забрал у старика - трёх основ лишил: вкусной еды, верной защиты и утешения в старости. И ведь не знаю даже, что с нами со всеми дальше станется, а все одно почему-то счастлив.

И вправду, хрупко счастье влюблённых, особенно тогда, когда кажется нерушимым. Пролетели несколько месяцев, и вот первые послания незаметной пока еще, но скорой братоубийственной войны - безжалостной междоусобицы и великой битвы, которая решит, кому быть царём, а дело черни - под руководством знатных людей сложить головы за правое дело каждого из претендентов на трон.

"…Подкрадываясь ко гнезду как змей, из пустынных степей подступил нечистый кочевник к городу и, подобно ехидне, огнём прыскающей, с юго-востока поджигал строения. За ними и литовское княжество - окаянное латинство - к разделу спешит: со времён князя Александра, прозванного Невским, не даёт им покоя ни Псков, ни Новгород, а теперь ещё и Смоленск.

Стали съезжаться с севера первые сторожевые отряды князя Гавриила и вкупе с латинянами да зверьми-сыроядцами, как аспид трехголовый, наполнившись смертоносным ядом, по трём сторонам разоряли окраины и Божьи церкви.

Предавая мечу всех, закалывали даже детей малых, а матерей и сестёр их оскверняли блудом, и настал плач великий по всей Москве и горькая печаль; безысходное рыдание во всех пределах".

Одно горше другого потекли известия с Белоозера. Как приступом - пушками и метательными орудиями - взяли крепость.

"…Установили тараны и лестницы, но прежде зажгли лучины на бочках со смолой, и метали их на дома через городскую стену, и зажгли город. Из пушек стреляли по стенам, но нигде не пробили. На седьмой день пошли на приступ, и опять ничего не сделали городу, только потеряли около ста ратников. И стояли потом три дня, в четвёртый же на восходе снова приступили к городской стене.

Поделали короткие и огромные лестницы. На них, стоя выше стен, метали бунтовщики камни, стрелы и сулицы по воинам, державшим оборону, а тем временем с коротких лестниц другие перелезали на стену - так и овладели городом.

Воевода же, спасая казну государеву, скрылся тайно от всех, а за ним бояре и жена его, только перехватили её у сенного рынка, и привели в острог, и долго подступали, требуя от неё: "Скажи нам, где муж твой"! Сорвали ногти, посекли тело, но не открылась им. Тогда сказал князь Гавриил, опальный брат Государев: "Вскоре схвачу гонителя Нашего Иоанна! Я ваш Царь, а муж твой - воевода - был бы у меня первым сановным боярином, только пусть отречётся от самозванца. Но ответила ему женщина: "Будет проклят тот, кто забудет государя истинного. Лучше ослепнуть, чем видеть мужа иудой-отступником"!

От лютой ненависти смутился умом князь и закричал в гневе: "Пусть случится с тобой по слову твоему"! И предал её холопам, которые ослепили несчастную стеклом, оставив глаза целыми, только незрячими.

И вступили бунтовщики в город и ворвались в святые храмы. Ободрали окованные серебром престолы и двенадцать столпов. Сорвали с жертвенников и святых икон драгоценные камни, жемчуг и золотые цаты.

Под трапезной монастыря нашли тайник, а в нём - бочонок чистого золота. И другие церкви в окрестностях разграбили, похитив не счесть сколько серебра и драгоценных праздничных сосудов. Монахов, монахинь и попов - всех обокрали, некоторых поубивали. Людей, оставшихся в живых, изгнали из города, потому что никто не захотел отречься от государя"…

Потрясенные страшными событиями пока ещё малой войны, привыкшие к спокойной жизни и знатные бояре, и простые москвичи собрались на торговой площади по зову царя, который, облачившись в парадные позлащённые доспехи, прибыл в седле.

Презрев боль, он самостоятельно сошел с коня и поднялся на помост.

- Братья! Попущением Божиим по грехам нашим идёт на нас войной безжалостный и нечестивый разоритель, готовый ради престола раздать русские земли в полон иноземцам, чтобы снова платить нам непосильную дань татарам, которые ему теперь союзники, - он перевёл дыхание.

- Сердце обливается кровью, потому что должен объявить коварным врагом государства брата своего, князя Гавриила, который и ранее замышлял козни против царя, и многие слушали его советов. Теперь же, после злодеяний на Белоозере, пусть его оружие поразит его же сердце, и тверди его сокрушатся. Нет имени ему более, кроме дьяволова единомышленника да предтечи антихристова. И пусть не радуется своей недолгой победе - есть ещё сила в наших руках.

Увлекая всех к святой соборной церкви матери Божьей Заступницы милосердной, упал на колени перед храмом, обратившись к Царю Небесному со спасительной молитвой великого князя Димитрия Донского.

"…Тремя днями позже, с самого утра покрылось небо мглою, и было темно до первого часа, и страх охватил собранных в полки людей, но вскоре развеялась тьма, простиравшаяся над землёй, и заиграло солнце. Тогда сказал Великий князь Иоанн, Царь и государь, что это есть великое и радостное знамение Архистратига небесного: с Божьей помощью рассеются сонмы врагов, и засияет солнце победы над нами.

Двинулось княжеское войско во главе с государем и крепкой верой на север, навстречу нашествию. Разбивая по пути малые отряды бунтовщиков, и какая бы битва ни случилась, Великий князь - в самой гуще, будто не было болезни его. Не слушает своих воевод, отвечая им подобно славному Донскому, что не может прятаться за спинами своих воинов.

Приближается войско царское к просторному полю, а с другой стороны подходит непримиримый враг, и, как было писано, "растворились врата смертные, и слетелись вороны и другие хищные птицы"…

Теперь и Велимиру виден неприятель, и обнажает он свою драгоценную саблю.

"…Встретились полки и двинулись навстречу, сошлись, перемешались, и земля гудела от копыт множества коней, отягощённых чалдарами. Началась сеча лютая и жестокая, покраснело обширное поле от крови, воин на воина падали замертво, и грохотали доспехи конские и людские, лязгала, покрываясь щербинами, оружейная сталь. Не было такой битвы со времён Куликовской - бились они с раннего утра до третьего часа дня, и словно дождь, падали стрелы и сулицы, легко находя свои жертвы"...

Велимир с многочисленным отрядом в резерве по правому флангу гневается на государя: стыдно бездействовать. На другой стороне со своим неотступным Офонькой царевич, примирившийся с отцом, также ждёт. Наконец, дрогнул враг и вот-вот обратится в бегство, а у победителя нет уже сил - тут-то и нужен Велимир со свежими ратниками, и по сигналу устремляются они на противника, топча копытами своих коней не успевших укрыться врагов.

Паника охватила неприятеля, побросав сабли, бегут, натыкаясь друг на друга и сбивая с ног ослабевших, наёмники, у которых не было другой причины для братоубийственной войны, кроме наживы.

Всё ближе к Велимиру толпа бегущих с перекошенными от страха лицами мародёров. Но что это? Некое туманное, навевающее крайнее уныние, видение мигнуло перед глазами, пропало, и, окончательно проявившись, не приближаясь и не удаляясь, зависло перед скачущим во весь опор Индриком, превратившись в словно покрытый бархатом, самый черный на свете шар. Исчадие уставилось на Велимира единственным мертвым глазом, и последнее, что услышал он по эту сторону, был противный высокий свист. Потом очень удивился, что видит Индрика сзади, скачущего с пустым седлом, и уже весь закутанный в студнеобразную массу, погружаясь в знакомую тошноту, почувствовал привкус крови во рту.

***

Решено! Как и в ту теплую ночь, он спускался в овраг. Внизу - переливающаяся, манящая к себе масса. Как хочется остановиться и подумать еще, несмотря на долгие дни и годы раздумий. Но надо торопиться - луна пока не взошла, и Каин еще не тащит по ней вязанку хвороста на свой жертвенник⁹. Вперед! Прочь сомненья - магический туман уже приобрел нужный оттенок, а вчера отданы обреченные на забвенье последние распоряжения. Подошвы касаются светящегося вещества, призрачные нити пронзают ставшее нечувствительным тело, и он парит над залитым светом бескрайним простором, блистающими лугами, не ощущая веса, не отбрасывая тени, начиная понимать, что она совсем необязательна - достаточно богатства оттенков сияния.

Далеко внизу, ступая по колено в траве, наклоняющей стебли только по собственному желанию, бредут в никуда единственные здешние обитатели - кроткие в этом мире, покрытые шерстью первобытные гиганты. Они машут Белову, указывая вдаль, и он неведомым образом, благодаря исключительно только своей воле, направляется именно туда. Скорость возрастает. Опасно снижаясь, он чуть не касается голов незнакомых существ, и, памятуя о встрече с одним из них, невольно тянется к поясу, туда, где находится царский подарок - длинный охотничий нож с персидской бирюзой в рукояти, но рука проваливается в пустоту.

Он уже видит так называемые норы, те самые, о которых говорил его странный и, увы, недолгий гость. Выбирает одну и, разгоняясь еще сильнее, несется к ней, рассматривая странные, неистово вращающиеся вокруг прохода серебристые спирали. Яркая вспышка, небытие и - новая реальность по другую сторону. Вот и последняя частица устремилась к новой временной станции, и позади не осталось ни малейшего воспоминания, будто и не было Василия Белова, только несколько следов от стоптанных сапог в укромном уголке его бывшего подворья, да неизвестно откуда взявшийся диковинный способ возделывания капусты. Микита Данилович, например, считает, что так её выращивал его дед и дед его деда тоже. И в эти минуты непосильных раздумий он потирает напоминающий о себе шрам и думает, что Акулина могла бы стать искусным лекарем.

На Варьской, как и раньше, жизнь кипит с раннего утра, и в ходу разные деньги, но, как бы ни было туго, Прохор не спешит расставаться с двумя необычно круглыми монетами. Короткими безлунными ночами заноет сердце, и достаёт он из потайного места на кухне небольшой фланелевый сверток и разглядывает кружочки из жёлтого металла.

Преображается Прохор - никто и никогда не видел его таким. Сердце его наполняется гордостью за причастность к каким-то деяниям, которые он не может вспомнить, и кажется, что вот-вот с языка слетят слова, повествующие о событиях, оградивших страну от великих потрясений. Но стоит открыть рот, как что-то промелькнет перед глазами, или неожиданно громко треснет лучина, и не может Прохор вернуть мимолетного воспоминания, а только шепчет неизвестно откуда взявшиеся странные слова: "Храни тебя Господь, податель сего! Храни тебя Бог, радетель благий!".

… Пройдет не так уж много времени, и смертельно больной государь призовет к постели лекаря, вопрошая о том, может ли тот вылечить его, и услышит: "Я не в силах воскресить мертвого". Вспомнит Василий своего грозного батюшку, и от подобной дерзости да в единственном желании сейчас же казнить невежу сожмутся кулаки, сминая простыни царского одра. Но чьи-то ускользающие слова бросятся краской в лицо, и, оставляя государство на малолетнего сына и огненно-рыжую жену свою Елену, думая о том, что не в мести величие правителя, заметит только: "Врачеватель вынес мне смертный приговор".

***

Вызывая нежелание шевелиться, по всему телу расползлась непреодолимая слабость. Вот, кажется, с таким наслаждением до хруста в суставах потянулся бы сейчас, но ни руки, ни ноги не слушаются приказов разума, да и с ним, как видно, не всё в порядке…

Где он, и что с ним? Почему такое ощущение, что его долго и методично избивали? Такая мысль не возникла бы, если б не знакомый солоноватый привкус во рту. А почему, собственно, знакомый? Насколько он помнит, последний раз дрался еще в начальных классах.

Всемилостивейший Боже! Отчего же уныние такое!?

- Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий помилуй мя грешного, - неожиданно вслух сказал Велимир и очень удивился церковной фразе, которой, по его мнению, никоим образом не должен был знать.

Всё же досталось ему неслабо: вот и пятнышко красное в глазу дёргается, пляшет - кажется, из-за этого голова болит еще больше. Делая невероятное усилие, он приоткрыл глаза. В первую минуту показалось, что ничего не изменилось, но скоро он понял, что лежит в темноте, в своей комнате, и помещение освещается лишь красным светодиодом работающего компьютера - вот что мигало в глазах. Велимир слабо пошевелил пальцами - силы понемногу возвращались. Через минуту он уже приподнялся на локтях и, к своему удивлению, обнаружил, что лежит на полу и, что ещё более странно, абсолютно голый.

Невдалеке валялся мячик вездесущего Сократа, в стену колотили чьи-то твердокаменные кулаки, и невнятные, но очень эмоциональные возгласы не сулили ничего хорошего. А в спёртом воздухе закрытого помещения стоял неприятный до тошноты запах.

Превозмогая потребность слегка повернуться на бок и тут же уснуть, Велимир встал на четвереньки, затем, ухватившись за кресло, на ноги и, опираясь на стены, с мыслью о том, что не надо работать так много, побрёл в ванную. Включив воду, долго стоял под душем, думая почему-то о том, что не делал этого целую вечность.

Он вышел оттуда другим человеком, ощущая даже какой-то незнакомый прилив бодрости. Подойдя к окну, Велимир повернул задвижку, совершив не совсем равноценный обмен использованного воздуха на относительно свежий. Вспомнив, что до сих пор расхаживает голым, быстро оделся и подошёл к столу.

Всё было, как обычно: компьютер работал в стабильном режиме, живя своей собственной, мало понятной синтетической жизнью, периодически задабривая владельца необходимой информацией, мол, вот тебе, оставь только в покое и не лезь в мою электронную душу.

Велимир проверил мобильник - один пропущенный звонок, абонент не определился - ну и ладно, кому надо, тот дозвонится. Записка: "Обязательно купить кофе - очень важно"! Он опять вспомнил ссоры с родителями и, почувствовав себя виноватым, стал собираться в магазин. Конечно, на дворе ночь, ну так что ж - круглосуточный супермаркет напротив дома, только стоянку перейти. Деньги лежали в обычном месте - он взял весь кошелёк. Сподобский ощущал себя необыкновенно голодным, причём больше всего хотелось того, что с некоторых пор стало называться фэстфуд.

Противоречивые чувства одолевали его. С одной стороны, он все время необъяснимо радовался чему-то. Но порой накатывала такая волна печали, что, казалось, вспомни её причину - и сердце разорвётся, не выдержав горя.

Велимир уже возвращался и почти пересёк автостоянку, когда его окликнул развязный женский голос.

- Эй, лысый, слышь, погоди. Дай прикурить, а то уши горят! - и игриво добавила: - Глядишь, вместе покурим…

От неожиданности Велимир вздрогнул, споткнулся о рёбра вывернутой канализационной решётки и оглянулся. Облокотившись на слегка помятое крыло тридцать первой "Волги", стояла молодая, скорее всего, крашеная блондинка и вертела в руке незажженную сигарету.

- Чё на очко припал, борода, не стремайся - не кусаюсь.

Велимир сделал два шага к незнакомке и, с трудом ворочая языком, почти по слогам произнёс:

- Я не курю, и вам не мешало бы бросить…

- Ну, ты бзданул! - блондинка скорчила презрительную гримасу.

Тут же, как створки ларца, распахнулись двери автомобиля, испуская из его чрева клубы скопившегося сигаретного дыма и винного перегара, и высыпали наружу, окружив Велимира со всех сторон, молодые люди агрессивного склада характера. Один из них, обладатель ехидной рыжей бороды "аля Калинин", сплюнул себе под ноги и, приблизившись, злобно изрёк:

- Слышь ты, на! Ты чё, не понял, урод!? Деньги давай, на!

Далее в памяти Велимира возникло перекошенное злобой лицо какого-то, как показалось, очень знакомого азиата, и те замысловатые ходы, которые он впоследствии совершал с превеликим тщанием, поразили его самого не менее, чем пострадавших. Никогда до этой злополучной ночи им не приходилось испытывать такой первобытный, животный страх. Он содержался в каждом жесте, каждом точном движении этого бритоголового человека, за одну секунду превратившегося в свирепого зверя.

Это только в дорогих блокбастерах бывают длинные красивые поединки, когда герой повергает врагов смертоносными ударами, а они, чудом выжившие, снова и снова набрасываются на него, давая возможность более полно продемонстрировать своё боевое искусство. Здесь же в ход пошло всё, что подвернулось под руку, даже блондинка, которую просто грубо схватили за бюстгальтер, выглядывавший пикантной своей частью из низко расстёгнутой кофточки, и с силой швырнули в воплощение верного ленинца и сталинца. Лязгнув зубами, девица протаранила его отвисшую от удивления челюсть и, выбив несколько передних зубов рыжебородого, надолго сохранила у себя на лбу отметины, похожие на укус шимпанзе.

Глухо рыча, незнакомец поднял решётку сливной канализации, использовал её, как щит, прикрывшись от нескольких ударов монтировкой, и в следующую секунду обрушил всей тяжестью на ногу хулигана. Пользуясь замешательством пораженного противника, глубоко погрузившегося в яркий мир собственных ощущений, он ощупал пакет с покупками и сразу нашёл то, что требовалось. Обретя, наконец, оружие, не слушая вопли раненых, которые, надеясь на помощь, безнадёжно пытались пробудить добродетели общественности, он полностью сосредоточил своё внимание на тех двоих, которые до сих пор оставались невредимыми и которые наконец-то поняли задним умом, что именно сейчас если их и не убьют, то очень сильно покалечат.

Тяжело глотая тягучий, переполненный различными веществами воздух, в котором было очень мало того, что так необходимо для дыхания, не придавая значения блеснувшим ножам, Велимир, подобно разъярённому леопарду, в два прыжка достиг места, где находились горемыки, повстречавшие, наконец, свою судьбу.

Обезвредить врага! Сделать его беспомощным, чтобы никогда больше не возникло у того желания грозить оружием ближнему своему - вот цель, которую преследовал Велимир, молниеносно перемещаясь между хулиганами, получавшими взамен на судорожные выпады очень болезненные удары залежавшейся на прилавке, твёрдой, как кость, сырокопчёной колбасой, с которой, на удивление самому себе, он не смог расстаться в гипермаркете.

Он наносил их, не задумываясь, по всем частям тела, оказавшимся в пределах досягаемости. Вскоре один из колобродников пропустил сильный удар и рухнул как подкошенный. Второй же, боясь пошевелить израненными руками, упал на колени и стал молить о пощаде.

Не обращая внимания на стоны, Велимир молча снял ремень с побеждённого и, повалив на асфальт, связал, как учили. "Кто учил"? Мысль вызвала смутные, но невероятные, необъяснимые воспоминания, от которых отвлёк немного оправившийся двойник всероссийского старосты, но с новой силой вспыхнувшая было злоба была тут же погашена безжалостным кулаком Велимира. Потеряв способность полноценной ориентации в пространстве, рыжий некоторое время стоял на коленях, потом упал на асфальт и не менял позы до приезда милиции.

Услышав звуки, возвещавшие скорое прибытие стражей порядка, Велимир, повинуясь здравому смыслу, поспешил покинуть поле битвы, забыв на месте сражения своё грозное оружие, только что купленный кофе и вожделенные беляши.

Снова пришлось принять душ и сменить одежду, за которой надо было идти в комнату. Он включил свет, и вдруг что-то блеснуло драгоценным блеском из-под кресла. Он быстро нагнулся и остолбенел: на полу, переливаясь рукояткой, изукрашенной самоцветами, лежала древняя сабля восточной работы. Он огляделся - ножны также находились неподалёку, кроме того, тут же была кожаная потертая сума.

Необъяснимое волнение охватило Велимира. Дрожащими руками он развязал ремешок, запустил руку внутрь и ощутил знакомую поверхность, которая ожила под его прикосновениями, и в свою очередь приветствовала всеми шевелящимися и чмокающими присосками.

Память обрушилась на него с такой силой, что на несколько минут он совершенно оглох. Шквал воспоминаний, наверстывая четыре года, так спешил заполнить все извилины мозга, что, казалось, вот-вот разлетится на куски голова. Но встали на свои места все детали необыкновенных событий, и наступило затишье. Будто коварный убийца готовился к решающему смертоносному удару. И вот, постепенно накопившись, неизъяснимая тяжесть сорвалась и обрушилась коломенскими камнями на душу Велимира.

Он выхватил из сумы джампер и стал производить манипуляции, имевшие целью возвратить его жизнь, в которой все так просто и понятно. Где есть друзья навеки и смертельные враги, а главное - его любовь, без которой теперь уже ничего не может быть.

Один, два три раза набираются коды, которые за годы путешествия он успел выучить наизусть. Наконец перед глазами неторопливо поплыли строчки, сообщающие о том, что устройство успешно перепрофилировалось и с удовольствием приветствует своего пользователя в качестве суперкомпьютера производства всем известной фирмы, что, собственно, полностью соответствует договору.

- О, Боже! Настя! - простонал Велимир, и сел на пол.

***

Оказалось, что предвкушение радости встречи с шестью сотками обетованной земли, было преждевременным. До того, как он успел убрать ногу с педали газа, машина, забирая влево, рванула вперед, и все, что оставалось делать, это, отчаянно вращая баранку, уклоняться от автомобилей, несущихся навстречу.

Кое-как справившись с управлением, Игнат вернулся в свой ряд. Сдув с кончика носа капельку пота, он уже собирался поднажать, чтобы быстрее покрыть расстояние до показавшегося вдали поворота, как вдруг, не в силах сопротивляться испугу, пронзительно взвизгнула жена, и прямо перед капотом, почти на расстоянии вытянутой руки, Игнат увидел привидение. Вернее, ему так показалось поначалу: фигура, облаченная в последнее тряпье, опирающаяся на замусоленную палку, появилась из воздуха и застыла среди гудевших на разные голоса автомобилей, с пугающим вжиканьем исчезающих вдали.

Бездействие длилось всего долю секунды, в следующее мгновение тряпье было сброшено. Накидка ещё летела по воздуху, когда бритоголовый бородатый человек, одетый в средневековое платье, шагнув навстречу их автомобилю, оперся рукой о капот и, сделав какое-то невероятное сальто, избежал удара, переместившись на соседнюю полосу. На миг они встретились взглядом, потом в воздухе мелькнули бывшие некогда желтыми сапоги. Сподобский вздрогнул, резко затормозил и получил вполне предсказуемый и сильный удар в зад, отчего давно уже неисправное сиденье разложилось, и со словами "А ты ЭТО тоже видел?!" его жена упала назад.

- Прости, Наташ…! - рассеянно обронил Сподобский.

Им повезло - автомобиль от удара выскочил на обочину, но человек, появившийся из ниоткуда и чудесным образом избежавший столкновения с их шестёркой, был всё же сбит тридцать первой "Волгой", мчавшейся по соседней полосе. Невероятной ловкости пришельца оказалось недостаточно на загруженной автотрассе.

Игнат открыл дверцу и направился к месту происшествия. Вокруг уже стояло несколько машин, водители и пассажиры которых вели оживленную беседу.

Решался вопрос о том, кто повезет раненого в больницу: "Волга" с забрызганными номерами покинула место происшествия. Присутствующие по разным причинам перекладывали неприятную обязанность друг на друга, и появление Сподобского было для всех сродни выпадению манны небесной. Странный наряд потерпевшего не вызывал удивления - кто-то сказал, что неподалеку снимают исторический фильм. Странный человек находился в сознании и, несмотря на боль, временами заставлявшую его задыхаться, старался слушать собравшихся вокруг автомобилистов. После короткой дискуссии единогласно пришли к выводу, что, собственно, из-за Сподобского всё произошло, так что ему и везти "артиста"…

Несколько минут он молча гнал свою шестерку по направлению к ближайшей больнице. И уж кто-кто, а Игнат был уверен в том, что его пассажир полностью соответствует эпохе, в костюм которой он одет, и бесполезно убеждать себя, что все это просто кино - таких спецэффектов нужно ожидать лет сто, самое малое.

Сзади послышался слабый стон, раненый человек, потерявший сознание, когда его переносили в машину, пришел в себя.

- Послушай Игнат, может ему что-то надо? Воды, скажем…

- Попробуй, бутылку покажи: я не уверен, что он нас понимает, - не оборачиваясь, крикнул Сподобский. Он старался держать максимальную скорость и внимательно следил за дорогой.

- Я вас отлично понимаю - разговор мало изменился, только стал грубее, что ли, не в обиду будет сказано, - раненый напрягся, превозмогая подступившую боль. - У меня просьба: остановите, пожалуйста, очень прошу.

- Как же я могу остановиться! Вы подумайте - каждая секунда на счету. Вам в больницу надо: рентген, укол, гипс, не знаю, что еще…

- Нет! Прошу, мне не помогут, да и вряд ли я смогу здесь жить, я имею в виду ваше общество, а надо успеть многое сказать и просить - вы уж не обессудьте.

- Да потерпите минут пятнадцать всего и…

- Останови, Игнат! - голос жены звучал непривычно решительно, и он повиновался. Он даже не стал говорить, что раз они так, то пусть теперь сами и объясняются с милицией. В конце концов, Наталья сидит намного ближе к пассажиру и, должно быть лучше знает, что сейчас нужно делать. "Господи, неужели они не спасут этого человека?". Это ужасно - увидеть смерть так близко… Главное - знать, что без помощи умрет, и не сделать ничего…

Сподобский покинул автомагистраль, проехал вглубь по просёлочной дороге, выбрал место, остановился и заглушил мотор.

Вокруг висела тишина: оглушительно стрекотали бесконечные кузнечики, шелестели, соприкасаясь друг с другом, крылья стрекоз. Опершись колесами о дорогу, готовую сорваться вглубь старой балки, замерла машина и внимательно слушала мычание коровы и надоедливый лай, доносившиеся снизу со дна лощины, где живописно расположилось игрушечное село с небольшой церковкой.

- Извините за бесконечные просьбы, но не могли бы вы приподнять то, на чем я лежу? Благодарю, так гораздо лучше. Красиво! Как же всё-таки красиво…

- Скажите, какой сейчас год? - Игнат, не удивляясь, ответил. - Ух, ты! Вот это прыжок. - Он нетерпеливо пошевелился, отчего тут же застонал. - А та церковь внизу, она, что же, работающая?

Игнат покосился на село - крест на месте, купол позолочен.

- Да, конечно!

- Вот как!? Занятно, право, - он криво усмехнулся. - Совсем недавно, лет этак пятьсот назад, один очень умный человек сказал мне, что у людей нет ничего, кроме прошлого, в которое превращаются выбранные и освоенные ими варианты будущего. Несмотря на всё уважение, я не могу с ним согласиться.

Настоящее все же существует, только оно зависимо, субъективно и множественно, поскольку его носителем являемся все мы - люди, не имеющие власти замедлить путешествие в неизвестность. Но мне, всё же, повезло: я получил возможность почувствовать, что без каждого даже самого ничтожного настоящего, будущее просто невозможно. Впрочем, это уже не имеет никакого значения: чувствую, что путешествие лично моего настоящего заканчивается: не мог же я, в самом деле, создать для себя настолько далёкое будущее…

Он неожиданно поперхнулся и, не находя себе места, вцепился рукой в сиденье. Секунда, другая - боль не отпускала. Тогда, больше не обращая на нее внимания, он вытащил из-за пазухи толстую тетрадь в кожаном переплете.

- Возьмите… Вам будет небезынтересно… Тут всё, что я успел записать, вся моя история, и не только. Поверьте, всё это правда, - он задыхался. - Деньги… на поясе… и ещё в сапогах. Гвоздик сбоку…, каблук повернуть. Издайте, возможно, остались ещё каким-то чудом коммерческие издательства.

Игнат хотел сказать, что только одни коммерческие и остались, но не стал перебивать.

- Пусть узнают обо мне! Хочу думать, что я не одинок… Хотя, - он посмотрел им в глаза, - грешно гневить Бога: где бы я ни оказался - в трудную минуту мне всегда встречались хорошие люди…

Он улыбнулся, немного напрягся всем телом, будто потягивался перед сном и, закрыв глаза, перестал дышать.

…Прошло несколько дней. Уладив правдами и неправдами формальности, Игнат и Наталья похоронили Василия Никифоровича в той самой низине на сельском кладбище, недалеко от маленькой церкви Воскресения Христова.

Монет в кошельке было немного, но нумизматическая их ценность оказалась выше всех предположений, и Игнат заказал большой камень, на котором уместилась заключительная часть правдивой книги самозваного боярина Белова. Теперь каждый может это прочесть.

"…Господи, я тот кирпичик, который, напутав что-то, отложили ангелы Твои, возводя здание Великой Твоей же Церкви. Рачительные строители не выбросили меня, приберегая на черный день, но и не употребили, найдя изъяны и постепенно забыв о моем существовании.

Я неприкаян, я лежу на краю пропасти, проводя время в стенаниях и пеняя на свою участь. Время от времени, покоряясь гордыне, пытаюсь фальшиво вторить Тебе, нарушая стройность недоступных разуму моему гармоний. Сколько ещё здесь таких же безвестных, подобных мне, незаметных из-за выросшей вокруг сорной травы?

Или я всё же один? Тогда "призри на мне" - нет ничего сокрытого от Тебя и невозможного для Тебя. Яви время, где станут достоинствами изъяны мои, а лучше найди меня среди мусора и бурьяна, возьми в руки свои: очисти от греха. Дай тонкий слух ушам моим, чтобы слышать! Ясный взор, чтобы видеть. Дай голос крепкий, чтобы славить Тебя, став достойным творения Твоего! Прибави крепости духу моему, проясни замутившиеся сферы разума моего и насыти их Премудростью Своею. И дай, Господи, прощение моим врагам, которых в непримиримости своей делал я врагами Твоими!"…

Когда Игнат дочитывал последние слова, накатилась волна воспоминаний о сыне. Та другая, абсолютно лишённая родительской радости память, которая господствовала до этого, отдалялась, уходя в небытие, и он цеплялся за её обрывки, как делал бы это любой человек на его месте, желающий запомнить все худшее для того, чтобы оставаться счастливым до конца дарованной ему новой жизни.

***

"Были бы крылышки у Настеньки, уж она бы облетела всю землю русскую, все сторонки безродные с городами незнакомыми, лесами дремучими, озерушками студеными. Спустилась бы с гор высоких ко глубоким морям - разыскала бы, повыспросила у сердешных да чужих людей, где найти милого супруга. О том, как же он свою победну младость погубил, как с белым светом расставался, где искать ту братскую могилушку, что его последний приют".

- Хватит ныть, Акулина! Истинно слово - кровь в жилах стынет от твоих завываний, - Василий Никифорович передал поводья всхлипывающему Юсуфу. - И ты туда же? Что, брат, проворонил господина своего?

- Шайтан забирать, - он сделал страшное лицо и показал руками большой шар. - Чёрный, как ночь! Юсуф видеть, на небо лететь!

- Я тебе покажу, шайтан! Совсем распустил вас тут Велимир - развёл социализм. Да и я тоже хорош: надо было самому приглядывать, - он вздохнул. - Ладно, где хозяйка?

Ответом было молчание. Акулина, сидя на порожках, продолжала всхлипывать и раскачиваться, а Юсуф смотрел на бывшего хозяина и тоже молчал.

- Ну, что ещё?! - Василий Никифорович насторожился.

- Царевича с заутра у госпожи, - Юсуф потупился.

- Уф! А я уж подумал, что заморили уже. Шутка ли, в таком аду находиться, - он покосился на простоволосую Акулину. - Несколько часов хватит, чтобы проститься с разумом, - и, повернувшись к крыльцу, собирался уже пройти в терем, как вдруг Юсуф загородил дорогу...

- Велеть никого не ходить!

- Да-а?! - доктор иронически хмыкнул. И чем же они таким важным занимаются?!

- Говорить, что плакать три дня по хозяина…

- О, Боже, еще один причитальщик! Послушай, Юсуф, - Василий Никифорович отвёл татарина в сторону: у него уже не хватало чувства юмора, чтобы переосмыслить ту неизбывную тоску и вселенскую скорбь, которую распространяла вокруг себя Акулина. - Я знаю, ты не глупый и давно уже догадался, что Велимир - не обычный человек, - он посмотрел на превратившегося в слух Юсуфа.

- Я не буду долго объяснять, хочу сказать только - не шайтан это был, и мне срочно надо поговорить с Настей, пока она глаза свои до дна не выплакала.

Он еще раз оглянулся на Акулину.

- По пути сюда я видел невдалеке всадников, похоже, что остатки воинства Гавриилова бродят в округе. Кстати, неужто царевич один прибыл!?

- Нет, ратники его на другая сторона, чтобы не мешалась.

- Вот и пойди, скажи, что разбойники тут бродят, пусть поохотится, и ты с ним, только возьми человек сорок…

Василий Никифорович предусмотрительно спрятался за крыльцом, и минуты через три, поправляя на бегу амуницию и утирая кулаком слёзы, мимо пронёсся князь Димитрий и скрылся за воротами, невнятно выкрикивая противоречивые приказы.

Теперь можно было исполнить то, за чем он пришёл. Бегом преодолев ступени, он без стука отворил дверь. Настя стояла в красном углу. Она не молилась и не рыдала, просто смотрела на образ Спасителя, будто ждала объяснений.

"Здравствуй, милая!". Настя даже не вздрогнула, обернулась и посмотрела в глаза - всё тот же вопрос, и чтобы она не произнесла вслух обычных в этой ситуации богохульных слов, он заговорил первым, постепенно возвращая надежду на обретение украденного счастья.

…Жанна Кузякина - огненно рыжий сержант отряда конной милиции музея-заповедника Коломенское несла патрульно-караульную службу в районе церкви Вознесения Господня. Сегодня, впрочем, как и всю последнюю неделю, её беспокоила одна очень важная вещь: в это коварное, в некотором смысле, время года миловидное в общем-то личико, которое и без того напоминало жарко натопленную печь, регулярно обезображивалось омерзительными образованиями, именуемыми в народе веснушками.

На этот раз их было столько, что, не умещаясь на щеках, они высыпали на голове и, казалось, уже лезли друг на друга. Весенние россыпи доставляли владелице неподдельные муки, так как неизменно генерировали глумливый юмор у нарушителей в момент их задержания.

Кузякиной было всего только двадцать три года, и, как все молоденькие девушки, она мечтала о большой всепоглощающей любви - грезы часто принимали причудливые формы, несоответствующие служебному уставу.

Например, однажды, как и всегда, она выполняет свой служебный долг и покачивается в седле уныло бредущей по маршруту такой же рыжей, как и её хозяйка, двухгодовалой кобылы Муськи.

Вдруг, откуда ни возьмись (ночь же кругом - как ни появись, все равно внезапно), скажем, вон из-за того дерева, еле передвигая ноги, выходит израненный, в крови, преследуемый всем министерством внутренних дел молодой человек (атлет, красавец) и падает без чувств перед стражницей порядка. Она ничего о нем не знает, но верит ему, так как умоляющий взгляд теряющего сознание брюнета с чувственными губами ясно говорит о том, что его "подставили оборотни в погонах".

Рискуя собственной карьерой, а может быть, и жизнью, Жанна грузит (неважно, каким образом) бесчувственное тело на Муську, прячет в укромном месте, лечит и кормит на последние деньги, а затем, используя весь известный Кузякиной арсенал стрелкового оружия, они вместе воздают по заслугам предателям Родины…

Весенняя безлунная ночь. Воздух, в отличие от осеннего - прозрачного и совсем пустого, кажется до такой степени насыщенным просыпающейся жизнью, что трудно дышать. Душа наполняется неизъяснимой жаждой чуда и томится в ожидании прекрасного, изнывая от счастья.

Проезжая храм Вознесения, Жанна вспомнила, что в её воображаемом романе не хватает счастливого конца, и, живо представив сцену венчания, она, как показалось, даже услышала бодрые перезвоны праздничных колоколов.

Продвигаясь далее в своей воображаемой идиллии (появились дети), она также продолжала двигаться и по маршруту патрулирования. Вот и Голосов овраг, дальше поворот и возвращение к исходной точке, встреча с другими патрульными, и все снова и снова до самого утра.

В этом месте воздух показался оцепеневшим и затхлым, да еще повеяло со дна лощины какой-то промозглой сыростью. Жанна вздохнула как могла глубоко и хотела уже поторопить Муську: скорей бы проехать проклятое место - она хорошо помнила рассказы дедушки о том, как его отец повстречал однажды мужика, обернувшегося громадным мохнатым существом наподобие, смешно сказать, снежного человека. Кузякина уже сложила губы трубочкой, чтобы подать понятный любой лошади сигнал, и тут, наползая на реальность, закрывая собой робко распускающиеся первые листочки замученной частыми обрезками хилой растительности, появляется призрачное видение, имеющее начало и опору где-то в глубине мерцающей теперь холодным светом лощины.

В этой незаслуженно забытой реальности не было ночи - первые лучи солнца золотили многочисленные маковки незнакомого замка и турецкими луками изогнутые крыши, неожиданно чередующиеся с высокими черепичными башенками, укрывающими тенистые галереи с арочными проёмами.

И еще, это странно, но там была осень, и ощущение пустоты после пресыщенного чувственного весеннего воздуха было настолько сильным, что все внутри Жанны дрогнуло, и сердце сжалось, сочувствуя чьему-то далёкому одиночеству.

Но потрясения только начинались. В следующее мгновение прямо из середины чуда, разрушая до основания торжественную тишину, с диким ржанием, похожим, скорее, на зловещий хохот, взрывая копытами землю и неся за собой шлейф некоего фантастического вещества, вылетел вселяющий ужас громадный конь, несущий на спине своей белоликую всадницу. Позади её неподвижной головы, перемешиваясь с волосами, развивались длинные красные ленты. Многочисленные одеяния из тонкой ткани довершали величавый образ.

Не давая опомниться, зверь, который в понимании Жанны не мог называться лошадью, уставился на неё своими бешенными глазами, зловеще оскалился и, подскочив, вырвал из рук сержанта при исполнении резиновую дубинку, которую она не помнила, зачем достала, но, по всей видимости, для задержания.

- Ой, блин! - вздрогнув от неожиданности, произнесла милиционер Кузякина, и всё на некоторое время замерло.

Они стояли вплотную - две девушки, разъединённые чудовищным расстоянием во времени, и Жанна упивалась невероятным искрящимся видением, на фоне которого давно уже несуществующий ветер развевал волосы незнакомки.

А Индрик, бросив игрушечное, по его мнению, оружие, был поглощен созерцанием невиданной доселе разящей красоты кобылицы Муськи. Он улыбался, как-то по-особенному пофыркивал, вдыхая ароматы неведомой ему лошадиной косметики, толкал мордой разомлевшую от грубоватых средневековых нежностей Муську и теребил губами бантик, любовно завязанный Жанной на челке своей боевой подруги.

Первой нарушила молчание пришелица. Внимательно посмотрев на пылающую весной Жанну, она вежливо приложила руку к груди и поклонилась в седле.

- Не из Глинских¹⁰ ли бояр будеши, ратница? - и опомнившись, путаясь, заспешила, залепетала. - Сударыня, помози, Христа ради, суженого мово, болярина Велимира Игнатьича отыскать.

"Вот это любовь! - подумала сраженная подвигом незнакомки романтическая Кузякина. - Ни время, ни расстояние не помеха. Так и надо добиваться своего счастья!".

Не в силах вымолвить хотя бы слово или пошевелиться, она во все глаза смотрела на девушку, отмеченную красотой, не принадлежащей ни одному из времён. Не возникло даже малейшего подозрения на то, что особа выдаёт себя за кого-то другого (мало ли какие в последнее время ряженые дуры шляются по оврагам) и что совсем нелишним было бы проверить у неё документы. Но Жанна Терентьевна, хотя и служила в милиции, была рождена женщиной, и как всякая представительница прекрасного пола думала, прежде всего, сердцем, а этот тонко чувствующий орган до сих пор ни разу её не подводил.

- Аз же кресщену Анастасиею, - делая последнюю попытку разговорить облаченную в кожу воительницу, продолжала незнакомка и, оценив молчание по-своему, потупилась и, погладив звероподобного коня по шее, тихо пошептала ему на ухо.

Конь вздрогнул, будто опомнился, последний раз вдохнул вожделенный Муськин воздух и уверенно пошел, не оглядываясь, прочь из Коломенского. А позади, прячась в ночи, угасало прекрасное солнце заповедного прошлого, освобождая более привычные глазу асфальтовые дорожки и искрящиеся, но только лишь в темноте, ларьки с сувенирами.

Немота прошла, и на радость опечалившейся было Муське Жанна крикнула.

- Подожди, заблудишься - я тебе помогу…

 

Слова, вышедшие из употребления

 

1 Крытые специальной колотой щепой

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/