20
Пётр Романенко
Вот так и жили
Дед Пето и внук Лёня сидели на берегу реки и молча наблюдали, как солнце, прячась за облаками, медленно опускается куда-то в картофельное поле за рекой, которое тянется далеко, почти до горизонта. Удочки они уже смотали, сегодня не везло – рыба клевала очень плохо. Они наслаждались тишиной, надвигающимися сумерками, дышали и не могли надышаться тёплым густым воздухом, ароматом луговых цветов и скошенной травы. От реки приятно веяло слабым, уже остывшим теплом дневного зноя. Этот догорающий закат, картофельное поле напомнили деду Петру его далёкое-далёкое детство голодное, трудное, но всё равно счастливое – потому что детство. Он вспомнил, как гонял коней в ночное. Кони, уставшие за день, ночью паслись, отдыхали, восстанавливали силы. Одной из главных задач было не пустить коней на картофельное поле, которое находилось рядом с лугом. Справиться с этим было не легко – нужно было постоянно бегать и отгонять лошадей от картошки. Но зато рассвет радовал Петра, придавал силы, бодрость и надежды. Кто не встречал рассвет у реки, тот не поймёт тех ощущений, которые вызывает рождение нового дня. Мирно щипали траву кони – шарк, шарк, шарк, прыгая на спутанных ногах, постепенно светлел восток, усиливался птичий гомон. В памяти всплывали строки стихотворения, которое Пётр помнил ещё со школы.
Звёзды меркнут и гаснут, в огне облака,
Белый пар по лугам расстилается.
По зеркальной воде, по кудрям лозняка
От зори алый свет разливается.
Дремлет чуткий камыш, тишь, безлюдье вокруг,
Чуть приметна тропинка росистая,
Куст заденешь плечом, на лицо тебе вдруг
С листьев брызнет роса серебристая.
Вот пахнул ветерок, воду морщит, рябит.
Пронеслись утки с шумом и скрылися.
Далеко-далеко колокольчик звенит –
Рыбаки в шалаше пробудилися.
Гениально. Автор, наверное, не раз встречал рассвет у реки. От тёплых и добрых воспоминаний его оторвал свежий ветерок, потянувший с реки, и вопрос Лёни.
- Дед, ты прожил большую жизнь, много видел, много знаешь, захватил войну, послевоенное советское время. Расскажи, как это было, хочется узнать из первых уст.
- Всего я не знаю, я могу рассказать лишь о том, что сам видел или слышал от участников событий.
- Почему-то вы с бабушкой не любите вспоминать своё детство. Расскажи, пожалуйста.
- Не любим вспоминать, потому что детство было трудное.
Родился я в глухой бедной деревне на брянщине. Деревня называлась Поляна. Находилась она хоть и недалеко от путей и дорог, но какие у нас дороги? На селе дорог и вовсе нет. Большие населённые пункты Азаровка, Курковичи, Понуровка, Андрейковичи были на расстоянии 7 – 15 километров. Детство моё пришлось на военные и послевоенные годы. Отец ушёл на финскую войну и вернулся только в 1947 году. Когда к нам в деревню вошли немцы, мне было года четыре, но некоторые эпизоды тех событий мне навсегда врезались в память. В это время в нашей деревне были одни женщины, старики да дети. Из мужиков были Степан Борисенко хромой - инвалид с детства да Семён, который уже отвоевался – прибыл домой без обеих ног выше колен. Передвигался он на руках. Опираясь на руки, он приподнимал туловище, подавал его вперёд, садился, потом снова поднимал туловище, перемещал вперёд, садился – так и шагал.
Заводилой среди пацанов был Женька. Женька рос без отца, был забияка и драчун без отцовской строгости. Отца ему заменил дядя Коля брат матери. Дядю Колю Женька любил и слушался.
Семён и Коля воевали вместе, но вернулся один Семён, повоевав не долго. Служили они в разведке. Семён до войны работал кузнецом, был стройным, сильным, ловким парнем. В армию его призвали раньше ещё до войны и определили в разведку. Коля ушёл в армию с началом войны. По счастливой случайности на фронте они встретились.
Большая удача встретить вдали от дома в атмосфере постоянной опасности, смертельной опасности земляка, да ещё односельчанина. Поговорить с односельчанином, вспомнить родную деревню, друзей, знакомых – всё равно, что в отпуске побывать. Воевать вместе с земляком – удача вдвойне. Земляк всегда выручит, поможет, не оставит в беде, на него всегда можно положиться. В разведке нет плохих не надёжных бойцов, а тут земляк, да ещё односельчанин – лучше и надёжнее не придумаешь. Семён попросил командование назначить в его группу разведки Николая. Возражать не стали. И вот боевое задание. Семёну с его группой приказали взять языка с переднего края немцев. Немцы что-то затевали – перебрасывали на этот участок дополнительные силы. По крайней мере, так доносила разведка. Но информация была противоречивой, сведения были сомнительны – надо было проверить. Необходимо было взять языка и узнать, кто перед нашими войсками старые части или новые.
Семён с разведчиками обстоятельно готовились к выполнению задания. Они целый день наблюдали в бинокль за передним краем противника, изучали местность, расположение траншей, окопов, поведение немцев, порядок смены часовых, систему заграждений, пути подхода, ориентиры, которые можно различить в темноте. Был выбран участок, где недалеко от траншеи росла высокая трава.
Молодой солдат Курт Шульц был недавно призван в армию и направлен в роту обер лейтенанта Шмультке, которую перебросили на этот участок фронта.
- Смотрите, Шмультке, - говорил ему командир полка, - солдаты у вас молодые, не обстрелянные; хорошо проинструктируйте их и вообще будьте очень внимательны. На этом участке пропадают солдаты – русские охотятся за языком. За последнюю неделю было похищено три солдата.
Солдаты не обстрелянные, зато Шмультке уже успел повоевать и кое-чему научиться. Он приказал на проволочные заграждения повесить побольше пустых консервных банок и всяких железных предметов, которые громыхают при прикосновении к колючей проволоке. Получилась некая примитивная звуковая сигнализация.
Как только стемнело, Семён с группой разведчиков через проделанный в минном поле проход поползли к вражеской траншее. Быстро сориентировавшись на изученной местности, они направились к намеченному днём к участку колючей проволоки. Консервные банки они разглядели ещё днём. Осторожно перерезав колючую проволоку, они благополучно преодолели проход, подползли поближе к траншее и притаились в густой траве. Этого Шмультке не предусмотрел - надо было такие заросли или скосить, или как-то уничтожить. Разведчикам долго ждать не пришлось. Сменились часовые, на пост заступил Курт Шульц. «Вот этого надо брать, - подумал Семён, - только заступил, не скоро хватятся». Через некоторое время Шульцу приспичило. Он вышел из траншеи, закинул автомат подальше за спину и начал справлять малую нужду. «Вот, сволочи, - подумал Семён, - даже мочиться выходят в нашу сторону». В нашем Уставе гарнизонной и караульной служб записано: «Часовому на посту запрещается есть, пить, курить, отправлять естественные надобности» и т. д. Наверняка это есть и в немецких уставах. Невыполнение этих требований приводит к тяжёлым последствиям. Семён молниеносным прыжком сбил немца на землю. Тот даже рта раскрыть не успел. Через мгновение во рту у него был кляп, руки скручены, из глаз сыпались искры – Семён от души приложился. Надо было побыстрее уходить. Автомат захватили с собой, чтобы не давать немцам подсказку на вопрос – куда девался Курт Шульц. Разведчики быстро поползли к проходу в заграждении. Немец был худой и очень несговорчивый. Он вырывался, извивался ужом, не хотел ползти. До прохода его пришлось тащить волоком, стимулируя крепкими пинками. Проход преодолевали с чрезвычайной осторожностью. Такие действия давно отработаны, всё предусмотрено. Всё, да не всё. Пленный был хоть и молодой солдат, но сообразительный. Изловчившись, он стукнул по проволоке ногой. Немедленно сработала самодельная звуковая сигнализация – раздался грохот пустых банок на всём участке, занимаемом ротой обер лейтенанта Шмультке. Тот час в траншеях всё пришло в движение. В небо взмыли ракеты, раздались автоматные очереди, заработали пулемёты. Разведчики ползли, изо всех сил работая руками и ногами. Когда взлетала ракета, они замирали, когда гасла, они вскакивали и короткими перебежками продвигались вперёд, прикрываясь изученными днём складками местности и другими укрытиями. Немцы стреляли наугад. Пленный тоже бежал, хорошо понимая, что его могут убить свои. Потом начался миномётный обстрел. Немцы били по нейтральной полосе, где были разведчики и по нашему переднему краю. Мины с шипением и воем проносились над головами и рвались впереди, слева и справа, поднимая в воздух комья земли и град осколков.
- Давайте отсидимся в воронке, пока не кончится обстрел, - предложил Николай.
-Нет, надо побыстрее уходить из под обстрела, вперёд короткими перебежками, - скомандовал Семён.
Вдруг разверзлась земля – ослепительная вспышка, оглушительный взрыв, комья земли, свист осколков. Семён видел, как упал Николай. Он хотел подбежать и помочь ему , но ноги не слушались , боли он не чувствовал, но закружилась голова, затошнило и он потерял сознание. До наших траншей оставалось метров двадцать. Ещё одного разведчика из группы обеспечения контузило, а немец отделался лёгким ранением. Видать, свои пули и осколки облетали его.
Немцы, войдя в посёлок, согнали всех жителей к школе и объявили новый порядок.
* Вся власть принадлежит немецкому командованию, жители должны неукоснительно выполнять его приказы.
* Колхозы распускаются, но жители должны работать – им, дикарям, выпала честь работать на великую Германию.
* За неповиновение – расстрел, за укрывательство коммунистов и красноармейцев – расстрел, за помощь партизанам – расстрел. Был назначен староста. Старостой назначили Степана Борисенко. Борисенко был сильно огорчён и испуган, отказывался, умолял, возражал. Но немцы возражений не терпели.
- Это приказ, а за невыполнение приказа – вы сами только что слышали.
Через несколько дней появился полицейский. Это был мужик из другой деревни, многие его знали ещё до войны. Он сильно выпивал и перед войной его посадили на пять лет за то, что он украл из колхозного тока полмешка зерна и променял его на бутылку самогона.
Борисенко впоследствии оказался для односельчан хорошим старостой. Будучи в управе, он знал планы и намерения немцев и предупреждал жителей.
- Галя, выйди на минутку, - стучал он в окошко, - отправь дочку куда-нибудь из посёлка, пусть побудет у бабушки в Демьянках дней пять. Немцы собираются отправлять в Германию на работу молодых девок.
- Анна, спрячь подальше корову, немцы хотят забрать весь скот и угнать в Германию, передай другим, только осторожно, не подведите меня.
Забегая вперёд, скажу, что, когда пришли наши, Степана Борисенко арестовали и больше его никто не видел, говорят, что его расстреляли за сотрудничество с немцами, разбираться долго не стали – так проще.
Семён и Женька каждый по своему таили в душе ненависть к оккупантам. У каждого были свои счёты. В жизни часто так бывает, что два человека, заряженные одинаковой сильной энергией, направленной к одной и той же цели, притягиваются и непременно пересекутся. Встретились и Семён с Женькой. Как-то Семён обратил внимание на то, что Женька часто крутится поблизости от немецких машин, от солдат, проявляя неподдельный интерес к оружию. Он явно что-то затевал. Семён встретился с ним, пригласил его к себе домой.
- Женька, что ты задумал, рассказывай, только не ври.
- Я ненавижу их, они дядю Колю убили, я буду их убивать.
- Как же ты будешь их убивать, интересно мне?
- Подойду, выхвачу у немца автомат и застрелю его.
- Ну ты смотри, как всё просто! Выброси эту авантюру из головы. Ты лучше сделай то, что тебе по силам.
- Что, например?
- Видел, немцы собрали наших коров для отправки в Германию?
- Видел, стоят в загоне у коровника.
- Ты можешь их оттуда выпустить?
- Раз плюнуть – снять две жерди и они сами разбегутся, могу пойти и сделать это хоть сейчас.
- Не торопись, это так не делается. Ты понаблюдай денёк-другой, узнай, как они охраняются, как к ним незаметно подойти, как быстро снять эти жерди.
- Я и так знаю, охраняет их пьяница полицай, а подойти незаметно легко – рядом кусты.
- Это хорошо, но самое главное – как только выпустишь коров, сразу уходи из посёлка. Есть куда?
- Можно в Азаровку к тётке.
В эту ночь полицейский был мертвецки пьян и спал сидя, прислонившись к стене коровника. Женька уверенно, но осторожно, вздрагивая, однако, при каждом шорохе, пробрался к загону и без труда снял две жерди, освободив тем самым выход. Коровы немного ещё постояли, как бы раздумывая, идти или нет, не наругают ли их немцы за это и, не торопясь, разбрелись в разные стороны. Утром стало видно – загон пуст. Кто это сделал, не трудно было догадаться, но Женька уже исчез. Женька ушёл, но ниточка потянулась к Семёну. Ясно, что мальчишку кто-то научил, а раз Женьку очень часто видели с Семёном, то Семёна арестовали. Семён не скрывал враждебного отношения к фашистам, открыто высказывая это при всех. Он вообще удивлялся, почему немцы до сих пор его, красноармейца, не расстреляли. Он искал смерти. Жить калекой он не хотел, он думал, искал варианты, как подороже отдать свою жизнь, как рассчитаться за свои ноги. Не успел.
Вскоре произошло ещё одно событие. Немцы собирали для армии тёплые вещи у населения окрестных сёл и свозили на склад в нашем посёлке. Под склад был приспособлен колхозный амбар – просторное деревянное помещение с соломенной крышей. Охранял склад сначала полицейский, но после происшествия с коровами ему склад не доверили – поставили немецкого часового. Буквально через неделю склад сгорел. Часовой был убит. Это было дело рук не наших жителей – у нас это сделать было просто некому. А через два дня за посёлком был найден убитый офицер. Стало ясно, что появился какой-то неизвестный мститель.
У всякого события есть две стороны – хорошая и плохая. Уничтожая фашистов, он делал хорошее дело. Но в то же время он создавал проблемы жителям. Пока немцам не докучали, они вели себя спокойно. После поджога склада и убийства немцев начались аресты и расстрелы. Расстреляли Семёна, расстреляли двух девушек, правда, из соседнего села, заподозрив их в связях с партизанами. Застрелили бабку Исачиху. Бабка Исачиха, я считаю, сама нарвалась.
Баба Дуня сильно затосковала, когда забрали корову во второй раз, будто бы лишилась близкого родственника. Она каждый день подходила к загону и смотрела на свою Зорьку. В этот день ей стало совсем невмоготу, она решила пойти на свидание с Зорькой и отнести ей передачу – охапку свежего сена. Бабка пришла к загону, позвала корову. Она подошла. Исачиха стала её гладить, кормить травой и , когда полицейский куда-то отлучился, она взяла корову и повела домой. Немцы увидели её, когда бабка с коровой отошли на приличное расстояние. «Хальт! – крикнул немец, - Стой! - пояснил он на ломаном русском языке». Бабка Исачиха или не слышала, или решила – всё равно пропадать, если немцы не убьют, так с голоду умрёшь без коровы. Она продолжала идти. Немец выстрелил – попал, бабка Исачиха упала – скончалась на месте.
Немцы вообще планировали какую-то карательную акцию против жителей посёлка. Об этом узнал староста Борисенко. Он и оповестил односельчан. Было решено тайно ночью уйти всем в лес. Лес с незапамятных времён был в наших краях лучшим другом и защитником для жителей. Он прятал беззащитных людей от захватчиков, беглых от преследователей, жертв от палачей. Удивительно, как мог Борисенко, помогая жителям, не вызывать подозрения у немцев – Штирлиц какой-то.
- Ну и как же вы жили там в лесу?
- Жили в постоянном страхе. Большой удачей было то, что почти всем удалось увести с собой коров. Разговаривали шёпотом, а, если у кого замычит корова, готовы были его съесть. Ушли подальше в лес, боялись, как бы немцы не обнаружили. А немцы в лесу не появлялись, наверное, боялись партизан – где-то в окрестностях Куркович базировался партизанский отряд; а, скорее всего, им было не до нас – дела на фронте шли неважно, после Курска наши наступали. И вот пришли наши. Этот день мне очень хорошо запомнился. Это была разведка пять человек. Не передать, сколько было радости и ликования, бабы плакали навзрыд от счастья. Разведчики расспросили, есть ли в деревне немцы, успокоили нас, сказали, что скоро немцев прогонят. Мы, осмелев, выдвинулись поближе к деревне. Выглядывая из кустов, мы видели, как немцы, торопясь, уходили из деревни. Видели, как солдат с пылающим факелом подходил к каждой избе и поджигал её. Деревянные избы с соломенными крышами вспыхивали мгновенно и превращались в огромные факелы. Мы с тупым оцепенением смотрели на это зрелище. Эмоций не было, никто не рыдал, не бился в истерике. Бабы смотрели и просто констатировали.
- Вон Галина хата горит, а вон Анисьина, сама загорелась – близко стоит, вон пошёл к Дусиной. А школу не поджигают.
Когда немцы ушли, мы вышли из леса, пришли в деревню. Теперь бабы заголосили, увидев одни пепелища. Ни один дом не уцелел.
- Ну и как же вы потом жили?
- Ужасно. Было очень трудно. Моя мать вышла из леса с четырьмя детьми и двумя стариками. Слава Богу, корова уцелела. С нами была ещё тётка с тремя детьми. Как жить, что делать? Погоревали, потужили, но надо же что-то делать, пока лето. Решили выкопать землянку. Выкопали, кое-как утеплили – перезимовали. Одиннадцать человек в землянке.
- А дальше как, в землянке жили?
- А дальше все начали строить себе жильё, да и колхоз восстанавливать. Видал фильм «Председатель?»
- Видал.
- Так вот там всё правильно показано. Пахали на коровах, а точнее – на бабах. Корова в хозяйстве – главная кормилица, без неё выжить очень трудно, поэтому её берегли, как зеницу ока. Хозяйка впрягалась в плуг вместе с коровой и помогала ей тянуть лямку, прилагая, подчас, больше усилий, чем корова.
Потихоньку стали возвращаться мужики с войны израненные, искалеченные физически и душевно. Душевные раны они заливали самогоном. И до сих пор деревня и радости, и беды, и вообще всю жизнь заливает самогоном. Бог нас проклял, что ли?
- Питались вы хоть чем?
- С питанием к весне приходилось совсем туго - за зиму скудные запасы, сделанные летом, заканчивались. Заканчивались и корма у скота. Приходилось раскрывать соломенные крыши, рубить солому, чем-нибудь её сдабривать и кормить коров. Весной становилось немного легче. На подножный корм переходили и люди и животные.
- Какой же подножный корм был у людей?
- На лугах появлялся щавель, молодая крапива, лебеда, в лесу сныть, липовые почки, молодые берёзовые серёжки, ещё какое-то растение, из серёжек которого пекли оладьи. Оладьи получались очень невкусные, трава рассыпалась во рту, проглотить её было трудно. Лучше оладьи были из гнилой картошки. Весной, когда сходил снег и поля высыхали, мы шли на картофельное поле и собирали прошлогоднюю картошку – высохшие темные комочки, которые рассыпались в руках. Оладьи получались некрасивые чёрные, но съедобные.
-Дед, а откуда у тебя эта странная привычка; когда ты покушаешь, то сметаешь в ладонь хлебные крошки и отправляешь их в рот?
-К хлебу у нас было отношение святое – это был главный продукт. Без хлеба ничего не ели – разве что только оладьи или блины. Как можно пить молоко или есть мясо без хлеба? Без хлеба разве наешься? Это ж сколько молока или мяса надо было извести? Такую роскошь мы позволить себе не могли. Сейчас я уже наелся, но ощущение голода всегда присутствует в подсознании. А ещё был приусадебный участок, на котором выращивали всё – картошку, рожь, просо, гречиху, лён, коноплю и другие культуры.
- Я понимаю, картошка, рожь – для еды, а зачем же вам нужен был лён и конопля, курили?
- Курили табак, который тоже выращивали, а лён был нужен для того, чтобы ткать холсты и шить себе одежду. Коноплю тоже вымачивали, высушивали, мяли и получалась пенька, из которой вили верёвки. Всё это, конечно, делалось вручную, примитивно.
- Средневековье какое-то. А как делали обувь?
- Был скот – свиньи, бычки, овцы. Бродячие мастера, сапожники шили сапоги, овчинные полушубки, из овечьей шерсти валяли валенки. Летом ходили босиком. Но основной обувью были лапти. Ты видел лапти?
- Видел на картинке.
- А я и сейчас могу сплести лапти, до сих пор не забыл. Самая удобная обувь, мне кажется. В лаптях ходили, в основном, зимой, в сухую погоду поздней осенью и летом в лес – было много змей. В школу в 1945 году я пошёл в лаптях.
Было тяжело, да ещё и государство буквально душило деревню. Я понимаю – надо было восстанавливать промышленность, но и сельское хозяйство надо было восстанавливать. Однако, деревню просто разоряли. Каждое крестьянское хозяйство должно было сдавать государству мясо, молоко, яйца, шерсть, свиные и коровьи кожи, овчины. Кроме того платить налог. Налог надо было платить за каждую яблоню, за каждую грушу, то есть за каждое плодовое дерево. Были ещё другие выплаты – страховка, какая-то контрактация, облигации и ещё что-то, я в этом не разбирался.
- А, где же вы брали деньги на такие налоги?
- А денег совсем не было. В колхозе на трудодень почти ничего не давали.
- Почему не давали, а куда девали собранный урожай?
- Всё собранное зерно засыпали в закрома Родины, которые находились в Стародубе, оставляли на семена, а, что после этого оставалось , выдавали колхозникам на трудодни. Вся беда в том, что на трудодни ничего не оставалось. Деньги на трудодни никогда не давали.
- Ну, как же без денег жить?
- Продавали скот, в основном, поросят.
- Почему поросят?
- Потому, что поросят удобнее. Рынка поблизости не было, надо было ехать в Погар, или в Семёновку, это далеко, да и на чём ехать, лошади в колхозе не давали. Вот и приходилось – поросёнка в мешок, мешок на плечи и идти пешком. Хрущёв на ХХ съезде КПСС говорил: «Сталин считал, что колхозник продаст курицу и рассчитается с налогами».
- Ну, что ж это за жизнь? Почему вы не плюнули на всё это и не ушли в город?
- Потому, что колхозники были практически крепостными крестьянами. Паспортов у них не было и, если председатель не отпустит, не даст справку, никто никуда не уедет. А председателю было категорически запрещено отпускать кого бы то ни было.
Вот так и жили, много всего было, но обо всём не расскажешь.
- Дед, вот ты постоянно говоришь, что у каждого события есть две стороны - хорошая и плохая . Про плохую сторону военной и послевоенной жизни ты рассказал, а что же в этом было хорошего?
- Хорошего мало, но эти трудности и лишения воспитывали людей, меняли их, делали добрее, отзывчивее. Беда заставляла людей быть сплочённее, приходить на помощь, кому она требовалась, быть честнее и бескорыстнее. В деревне дверь дома никогда не запиралась на замок, была просто какая-нибудь защёлка, задвижка , чтобы ветер не открыл, да чужая собака не забежала.
- Дед, а как вы учились, какие были учителя? Кто мог согласиться работать в такой глуши и нищете?
- А согласия ни у кого не спрашивали. После окончания института всех направляли туда, где они были нужны.
До восьмого класса я учился в своей деревне. Ничего не было. Не было учебников, не было тетрадей, чернила делали из сажи или из красной свёклы, писали на газетах. Правда, скоро всё начинало налаживаться. Появились тетради, чернильный порошок, учебники – один на несколько учеников.
Учителя были разные, хорошие тоже были. Мой первый учитель Михаил Спиридонович запомнился мне на всю жизнь. Как учитель , он был, наверное, не плохой . Он был страстный садовод и нас стремился сделать юными мичуринцами, помогал прививать саженцы, на пришкольном участке выращивали картошку, убирали и каждый получал свою долю в соответствии с вложенным трудом. Но того, как он обращался со своими детьми, которые учились вместе с нами, нельзя ни забыть, ни простить. Они были неплохие ребята, но тупые, соображали туго. Если Таисия, его дочь, не могла ответить на вопрос, а это было очень часто, он взрывался – хватал указку, ореховую палку толщиной в палец, и бил по голове, по рукам, которыми она закрывала голову, по чему попало, срывая зло и досаду на то, что дочь учителя и такая тупая. Часто, изломав об неё одну указку, он брался за другую. То же было и с сыном Игорем, который был слабым болезненным мальчиком и где-то в четвёртом классе умер. Мы в ужасе смотрели на этот кошмар. Позже, когда Таисия подросла, она ушла от отца. Ушла и старшая дочь и он, старый больной человек, прикованный к постели, доживал свой век в одиночестве, нищете и забвении. Ему, в буквальном смысле слова, воды подать было некому. Где-то в пятом классе к нам пришёл учитель географии Иван Степанович. Этот был большой любитель выпить и часто на урок приходил пьяным. Другие учителя были нормальные и я вспоминаю их с большой теплотой. В восьмой класс надо было идти в школу в другое село. Можно было ходить в Понуровку – там жила тётка, но это 15 км, можно в Азаровку или в Андрейковичи. Решили в Андрейковичи, там тоже жила тётка. До Андрейкович было 7 км. Вот так и учился – зимой жил на квартире у тётки, летом ходил пешком, а потом поднатужились и купили старенький велосипед, ездил на велосипеде. Бывали и курьёзные смешные случаи.
Дорога в школу проходила мимо старого полузапущенного кладбища. Оно находилось рядом с дорогой за не густым низкорослым кустарником. Мне иногда приходилось задерживаться в школе и возвращаться домой вечером или вовсе ночью. Занимался я во вторую смену. Поначалу я проезжал мимо кладбища спокойно. Я любил Гоголя, рассказ «Вий» произвёл на меня глубокое впечатление. Теперь, проезжая мимо кладбища, я немного напрягался, по спине пробегал отвратительный холодок, дыхание на вдохе задерживалось и я нажимал на педали, стремясь побыстрее проскочить это место.
Зимой у нас в посёлке погибла девушка Тоня, погибла незадолго до своей свадьбы. Она набирала из колодца воду, поскользнулась, упала в колодец и утонула. Эта трагедия потрясла весь посёлок. Рыдал брат, рыдал жених Егор – гармонист первый парень на деревне, сильно переживали все жители. Тоня была красивая добрая, приветливая девушка. Егора она сильно любила. Похоронили её на этом кладбище. И вот летом пошли по посёлку слухи, что ночью на кладбище кто-то в белых одеждах ходит, выходит на дорогу, стоит и снова уходит на кладбище. Старики вспомнили, что когда-то давно уже такое было. На этом кладбище была похоронена дочь богатого купца, покончившая с собой из-за несчастной любви.
- Это Тоня, - заявила баба Анисья, которую подозревали в связи с потусторонним миром, - она выходит ночью из могилы и ждёт своего возлюбленного. Жители мимо кладбища вечером и, тем более, ночью не ходили. Когда говорят: «Он не робкого десятка» - это не про меня, а тут я и вовсе оробел. Но деваться было некуда, надо было ездить. Мимо кладбища я нёсся пулей, не разбирая дороги, прыгая по колеям и кочкам. Некоторое время всё было нормально, я на одном дыхании пролетал мимо кладбища и благополучно прибывал домой. Но однажды я возвращался домой ночью. Было темно, лунный свет едва пробивался сквозь тучи. Я уже почти поравнялся с кладбищем и вдруг, увидел, как из кладбища к дороге движется нечто в белом. Я обомлел – почувствовал, как на голове шевелятся волосы, грудь сдавил панический страх. Кровь от лица отхлынула, я почувствовал, что стал бледный, как луна, даже светлее стало. Как я рванул! Чемпион по велогонкам отдыхает. Все чувства обострились до предела. Я слышал, как где-то за полкилометра отсюда летит комар. Звук «Му-у-у-у» прозвучал для меня, как раскат грома. Я, ничего не соображая, крутил педали изо всех сил. Лишь отъехав, нет – отлетев от кладбища на приличное расстояние, я начал приходить в себя, был в состоянии осмыслить случившееся. Оказалось всё просто. В селе Барбино находилась ферма по откорму крупного рогатого скота. Корова белой масти отбилась от своего стада и скиталась по лугам и полям. Поскольку на кладбище была густая и сочная трава, она там постоянно паслась. Долго надомной смеялись, вспоминая этот случай.
Надо сказать, что знания у нас были очень слабые. Я со своими пятёрками еле-еле поступил в военное училище.
- Дед, но вот так проходило твоё детство. Потом ты уже подрос, жил при советской власти, можешь дать более объективную оценку.
- Объективную оценку дадут историки и политологи, а я человек маленький, могу только рассказать, что сам видел, или слышал от очевидцев.
- Вот я и хочу слышать от человека маленького, что он думает, что было хорошего и плохого в советское время.
- Про плохое уже много было сказано, грязью облито всё с ног до головы. Но скажи, что плохого было в пионерских и комсомольских организациях? Сколько добрых дел на их счету. Да и сам принцип социализма – от каждого по способности, каждому по труду – чем плох? А посмотри Моральный кодекс строителя коммунизма – это же заповеди Закона Божия. Конечно, это утопия, красивая сказка, но перед людьми ставилась задача, цель, идеал, к которому надо стремиться.
- Дед, а можно задать тебе один деликатный вопрос? Только не ругайся.
- Можно, задавай.
-Как у вас обстояли дела с сексом?
- Никак, секса не было. Это за рубежом буржуазные идеологи придумали секс, чтобы отвлечь трудящихся от борьбы за свои права. А советским людям было не до секса. Правда, детей делали, случалось, девок портили, но сексом не занимались. Сначала воевали, потом восстанавливали страну. А, когда немного оклемались, надо было срочно строить «коммунизьм».
- Почему срочно?
- Потому, что Хрущёв на съезде КПСС объявил: «Партия торжественно заявляет – нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Поэтому надо было поторапливаться, чтобы не осрамиться перед всем миром, не прослыть болтунами.
- Дед, а про настоящее время что ты можешь сказать?
- Включи телевизор и тебе всё расскажут.
- Они-то расскажут, а вот что ты думаешь – маленький человек?
- Открой газету «Правда» времён КПСС, прочти материалы съезда или Пленума ЦК КПСС. Какие красивые слова, какие грандиозные планы! Ну, думаем, теперь уж мы заживём. Но проходили годы и ничего не менялось. Вся экономика – это нефть и газ.
- А сейчас лучше?
- Сейчас лучше.
- Чем же?
- Говорят красивее, без бумажки, хорошим русским языком. Лучше. Конечно, лучше. А нам с тобой пора домой, заговорились мы.
-Дед, ответь, пожалуйста, ещё на один вопрос. Что ты можешь сказать про нынешнюю молодёжь?
- Что я могу сказать? – хорошая молодёжь.
- А, почему же вы, старики, всё время брюзжите – плохая молодёжь, безнравственная, без всяких моральных и этических ценностей? Все ценности – это деньги и нажива. Потерянное поколение.
- Старики во все времена ворчали на молодёжь. Но совершенно понятно, что это не так. Молодёжь всегда умнее, образованнее, более развита, иначе – жизнь бы остановилась, по крайней мере, не было бы прогресса, не было бы развития, движения вперёд. Надо признаться, что все мы теперь стали такими. Нас такими сделали. После развала Союза все моральные устои тоже развалились. Спасайся, кто как может, хватай всё, что можно – такие сейчас ценности.
- Раньше молодёжь по призыву партии и правительства ехала на большие комсомольские стройки, делала великие дела. Сейчас такое возможно?
- Возможно за хорошие деньги. Но, если страна вдруг окажется перед лицом какой-нибудь смертельной опасности и надо будет встать грудью, молодёжь не подведёт. Я в этом уверен на 100%. А всем ворчунам я могу привести один яркий пример. Пусть вспомнят, как целая рота мальчишек десантников погибла, но не пропустила огромный отряд боевиков. Ни один боец не дрогнул. А вы говорите!
Сумерки быстро сгущались, над водой и в прибрежных камышах повисла лёгкая пелена тумана, завели свою долгую песню лягушки – кря-кря-кря. Дед Петро и Лёня, собрав удочки, побрели по тропинке, которая, петляя между кустов, убегала вдаль и скрывалась в сумерках.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com