Введение

 

Осталась позади тягучая сладковатая ночь с тошнотворными запахами, всполохами света, суетой и надсадным женским криком. Рассвет птицей встрепенулся на ветках сонного дерева, открыл глаза и выпорхнул в темную лазурь неба. Наступало утро. Тяжкий болезненный дурман жаркой ночи вдруг надвое разрезал звонкий крик новорожденного. Покалеченная ночь, гонимая и рассветом и этим жизнеутверждающим детским криком, скукожилась, расползлась клочьями по самым дальним пещерам в окрестностях деревеньки Замята и умерла. В мир Кхола после ночного сна вернулось чудесное летнее утро, а в Замяте, в семействе кузнеца, после долгих родовых мук матери появился еще один ребенок. Чудесный долгожданный младенец, которого так ждали оба родителя, второй и самый желанный ребенок в маленькой и дружной семье. Прекрасная маленькая девочка, которую назвали Лэрика.

 

Тем временем очень далеко.

 

Изнывающий от жары, летний Краснодар, подрастерявший (спасибо градоначальникам) свою зеленую прическу из тополей, принимающую на себя самые злые удары летнего зноя, и обзаведшийся вместо нее чахлыми клумбами, окружающими железобетонных многоэтажных монстров, дремал вполглаза. То и дело эту полудрему-полуобморок взрезал мотоциклетный рев да изредка в темных окнах отражались проблесковые маячки спешащей по вызову «Скорой». Одну из таких «Скорых» очень-очень ждали в многоэтажке на улице Стасова. Здесь в одной из квартир за железной дверью готовилось произойти чудо. Все, впрочем, выглядело вполне обыденно и совершенно не чудесно. Невысокий мужчина суетился вокруг стонущей женщины, огромный живот которой недвусмысленно говорил о причине вызова врачей в столь поздний час. Женщина причитала, охала, то и дело кривилась от боли, не забывая, впрочем, деловито шпынять мужа: «А ты не забыл халат? Да, тот зеленый, махровый. А полотенце? А посуду?».

 

Эти раздраженные вопросы, перемежаемые стонами (иногда даже чуть показушными) наконец были прерваны трелью домофона. Опрометью мужчина бросился к трубке и, даже не спросив «кто?», нажал на кнопку «открыть». Потом повернул ключ в замке железной входной двери и, приоткрыв ее, стал ждать, когда врачи поднимутся на второй этаж. Между тем, стоны в комнате прекратились, рожающая женщина внутренне собралась и приготовилась к встрече с медиками.

 

Трудно не заметить, что, как бы сильно вы ни были больны, при посещении поликлиники или визите врача на дом боль как будто стихает. Даже если вызвана она переломом конечностей или родовыми схватками. Кто его знает, почему так случается. Может, врачи овладели секретной технологией снятия боли на расстоянии – дабы уменьшить себе количество работы за счет пациентов, которые, обрадовавшись облегчению, решат, что врач им теперь не нужен и отправятся домой. А, может, мы все так боимся врачей, что поставленное перед выбором (боль или визит к доктору) подсознание в страхе выбирает болезнь, глуша боль и позволяя нам думать, что «отпустило» и услуг доктора пока не требуется.

 

Беременная попыталась приподняться с дивана навстречу входящей полноватой женщине в голубом брючном костюме врача, возраст которой варьировался между тридцатью и пятьюдесятью. Однако в следующий момент роженица ойкнула и, позабыв о боли начавшихся схваток, недоуменно опустила глаза на лужицу у своих ног. Врач, впрочем, сориентировалась мгновенно:

- Воды отошли. Готовы? Носилки или сами спуститесь? – все эти реплики отрывисто летели в ошарашенную столь стремительным развитием событий беременную, но, впрочем, ответа не требовали.

 

Пара медсестер, сопровождавших врачиху без возраста, уже подхватили роженицу под белы рученьки, а одна из сестер кивнула мужчине на собранную сумку. Пока роженица в сопровождении подручных Асклепия спускалась по полутемной и дурно пахнущей лестнице «хрущевки» к ожидающей у подъезда бело-красной «скорой», в квартире шел допрос с пристрастием. Врачиха допрашивала растерявшегося мужчину, записывая его ответы в подержанный и видавший виды журнал:

- Имя, отчество, фамилия роженицы. Возраст. Место жительства. Медицинская страховка есть? Какая по счету беременность? В какой консультации стоите на учете? Кто наблюдает беременность? Срок? Беременность нормально проходила, без осложнений? Когда начались схватки? – и так далее.

 

Мужчина, как и все мужчины не очень сведущий в «женских делах», мялся, заикался и обливался потом в бесплодных попытках отыскать точные ответы (желательно один) на камнепад врачихиных вопросов. В конце концов, та махнула на него рукой и, на ходу велев ему взять вещи, начала быстро спускаться по лестнице. Муж роженицы торопливо перебирал ногами ступеньки следом за ней, держа в каждой руке по увесистой сумке. Железная дверь подъезда, благодаря механизму доводки, беззвучно закрылась за парочкой. Затем хлопнули двери «Скорой», в салоне погас свет и машина, почти не потревожив обволакивающего теплого дурмана летней ночи, мягко покатила по улицам города в сторону роддома №1.

 

Начало пути

 

В маленькой бежево-розовой спальне, освещенной крошечным ночником в форме кленового листа, было тепло и тихо. На квадратной двухметровой кровати с белой спинкой спала молодая женщина. Рядом с нею, в крошечной деревянной колыбельке тихонько посапывала белокурая, сладко пахнущая молоком новорожденная девочка. Ни одна идиллия в мире не сравнится с этой картиной. Нет под солнцем ничего прекраснее, чем спящие рядом усталая молодая мать и младенец.

 

Наташа видела сон. Ей снилось какое-то прекрасное неведомое Далеко, где листва деревьев не зеленая, а с синевой, где люди живут в красивых маленьких белых домах, как будто слепленных из кружева. А еще ей почему-то снилась семья кузнеца. Точнее, она откуда-то знала, что вот этот великолепный, черноволосый мужчина – кузнец. Вот кузнец за работой: бугрятся мышцы, играет отблесками огня зрачок, звонко распевает молот. А вот другая картина – кузнец дома. И эта прекрасная, чуть полноватая женщина (Наташу отчего-то кольнула ревность) – жена, недавно подарившая молодому мужу вторую дочь. Ощущение единения, целостной медвяной ласковости висело вокруг картины, на которой семейство готовилось ужинать. Девочка лет шести, толстощекая, белозубая, помогала маме накрывать на стол, пока отец развлекал гримасами пускающую пузыри кроху в колыбели (Наташа вдруг до физической боли захотела взглянуть на эту малышку, скрытую за бортиком расписной детской кроватки).

 

В следующий момент все вдруг помертвело. Как будто на секунду приморозило, покрыло льдом, накинуло оцепенение и заиндевелую неподвижность на все. Тишина. Мертвая – ни хруста, ни шороха. Такой тишины не бывает – нигде. Лишь долю секунды длилось и вдруг оттаяло. Но Наташа остро почувствовала – что-то произошло. Что-то странное. В сон тугим гулом, набирающим тональность, прорвался всхлип, а затем и рев новорожденной Эрики.

 

Молодую мать вырвало из сна, поволокло и вывернуло в реальность. В ту самую, где плакала дочка двух месяцев от роду, где были заботы-хлопоты, памперсы, бесконечные кормления и недолгий беспокойный сон. Женщина спросонья качнула кроватку, где спала малышка, потом взглянула на часы. Эрика уже проголодалась.

 

Растерянно недавняя роженица нашарила очки на тумбочке (по пути к ним кисть наткнулась на чашку из-под чая), еще раз качнула колыбель с притихшим младенцем и, стараясь не видеть, не слышать, отправилась на кухню, двигаясь так, как будто сквозь толщу воды. Последние недели вынули душу, высушили ее, выскребли до прозрачности и вложили это тонко-пергаментное, пустое обратно в Наташу. Может, просто беспросветная усталость, а, может, послеродовая депрессия. Или и то и другое.

 

Женщина уже собралась ополоснуть чашку, подставив ее под шипящие струи, изрыгаемые хромированной гусиной головой крана, как вдруг…

 

Наташа недоуменно пригляделась к чашке, которую перед тем пристроила на край раковины. От пустой (!) толстостенной посудины поднимался парок – как будто бы в ней уже находилось горячее ароматное содержимое – чай или кофе с молоком. Женщина сморгнула, полагая, что в непромытых после сна глазах еще осталась легкая пелена, и вновь взглянула на синюю керамическую кружку. Над ней все так же парило. Только пар стал гуще, наваристее.

 

Протянула руки и, как сомнамбула, взяла в них прохладную посудину. Не думая, движимая лишь любопытством, заглянула в нее – и чуть не выпустила из рук. Со дна чашки поднимался тугой, густоты нереальной, столб пара. Наверное, так выглядело бы тяжелое грозовое облако, вздумай кто-то вытянуть его струнку и украсить верхушку замысловатыми игривыми вихрями, в которых то и дело весело посверкивали молнии.

 

Наташа глазам не поверила. Впрочем, осознать всю нетривиальность происходящего не успела – из комнаты, где Эрика дожидалась своего ужина, раздался дикий полувизг – полусвист, вслед за которым как-то разом упала темнота, холодным и липким языком слизнув весь мир.

 

Наташу вырвало из сна, поволокло и вывернуло – в реальность. В ту самую, где плакала дочка двух месяцев от роду, где были заботы-хлопоты, памперсы, кормления и недолгий беспокойный сон. Молодая женщина спросонья качнула кроватку, где спала малышка, потом...

 

Стоп. Наташа мотнула головой, пытаясь вытряхнуть из нее дымку сна. Сюжет, все еще проглядывающий сквозь нее, как-то уж слишком подробно воплощался сейчас в реальности. Женщина перевела взгляд на тумбочку, где лежали очки, и стояла темно-синяя керамическая кружка из-под чая. Все это здорово смахивало бы на дежавю, если бы только что не было увидено Наташей во сне. Единственное различие реальности и сна заключалось в том, что Эрика не плакала. Наташа испуганно заглянула за бортик кроватки, на секунду замерев, ослепленная тем, как похож этот бортик на тот – вожделенный – из другого сна, в котором главным героем был красавец-кузнец со своей семьей. Из кроватки на женщину смотрели совершенно взрослые, нечеловечески-глубокие и очень серьезные глаза младенца. Не Эрики. Наташа отпрянула от колыбели и зажала себе рот, чтобы не кричать. «Все, мать, это точно или бред, или сон, или переутомление, или что-то еще», - скользнула по краю мечущегося сознания довольно трезвая мысль. Скользнула и растворилась в панике.

 

Чуть погодя Наташе удалось взять себя в руки. Со страхом она вновь приблизилась к кроватке, заглянула. Младенец сладко-сладко спал. Нежное ушко полупрозрачно розовело в свете ночника, а смешной носик прямо таки требовал, чтобы его теплой гладкости кто-то коснулся любящими губами. Наташа уже потянулась было сдвинуть со лба малышки легкую прядку волос, более похожих на пух, но вдруг замерла, как громом пораженная. В сознании раздался крик. Наташа даже не поняла, как в ее голове, сознании мог кто-то так истошно, страшно кричать – Лэрика! Кричать голосом жены кузнеца из недавно увиденного сна.

 

Синеглазые

 

- Дуче! Дуче! - кто это посмел? Так бесцеремонно, самого магистра на аркане из слов притащить из высот горних – тех самых, в которых так сладко мечталось о будущем…

- Что? – дуче Паоло брезгливо стряхнул с себя слабый туман грез и воззрился на своего помощника – Дагомира, сейчас непривычно взволнованного. Впрочем, уже одно то, что эта ходячая статуя демонстрировала эмоции, заслуживало самого пристального внимания, поскольку числилось в разряде редчайших явлений. Дагомир, юноша лет 20-25, высокий, красивый, с черными смоляными волосами, синевой глаз на мертвенно-бледном аристократичном лице, не знавшем румянца, протягивал Паоло что-то… что-то, бывшее бездыханным, безжизненным трупом младенца. Девочки. Паоло уронил себя в алое кресло и невидяще скользнул взглядом по обитым серо-перламутровой кожей стенам и узким стрельчатым окнам по периметру зала. Видимо, этой паузы не хватило ему, чтобы собраться с мыслями, взять себя в руки.

 

- Кто? – выдохнул он, глядя на трупик живого некогда дитя в руках своего помощника.

- Вторая… Кхолка. Все гораздо хуже чем кажется. У первой теперь две силы. Две души в одном теле, - Даго перевел дух, – слились воедино во время перехода.

- Эксперимент провалился, - пробормотал дуче Паоло, задумчиво касаясь голой ступни младенца кончиком пальца. Отметил, что крошечные ноготки младенца мертвенно-синие, а кожа уже стала серовато-желтой. Просто констатировал смерть, равнодушно, по привычке, не придавая значения. Дуче видел много смертей и еще больше трупов, среди которых было немало его собственных.

 

Что это за странная пара? Дуче Паоло – магистр ордена Синего Пламени. Не столько маг и волшебник, сколько неутомимый исследователь, безжалостный, беспощадный пес войны, давно уже изучающий миры и ставящий эксперименты, дабы проверить ткань Вселенной на прочность. Седой, красивый старик. Его можно было бы назвать благообразным, если бы не холодные прозрачные воды его взгляда. В них легко захлебнуться, закоченеть – и утонуть. Опуститься на самое дно и уже никогда оттуда не выплыть. Сейчас дуче стоял напротив своего помощника и ученика – магистра рангом пониже, Дагомира, и внутренне обливался потом, думая о том, к чему привел последний эксперимент.

 

Целью, поставленной в нем, была поменять младенцев двух миров – двух ипостасей Вселенной, существующих рядом, но невидимых друг другу подобно тому, как для людей остается тайной жизнь тех, кого они не способны воспринять в силу отсутствия инструментария – органов восприятия оного, чуждого. Поменять младенцев, рожденных в один и тот же час. Причем, и речи быть не могло о том, чтобы заменить тела – столь разной была тонкая природа обитателей земного мира и мира Кхола. Речь шла о замене единой, неделимой и неизменной для всего конгломерата вселенных, частице – душе, составляющей суть любого существа, сотворяющей его. Честно говоря, Паоло очень рассчитывал на этот эксперимент – ведь он делал возможными путешествия в самые разные миры, коих во Вселенной были тысячи. Он делал возможным много чего, но.…

 

Сейчас на руках Дагомира лежала маленькая мертвая девочка. И этот крошечный детский трупик означал полный провал. Обмен душами невозможен, бытие в ином мире и чужом теле – невозможно, либо сопряжено со смертью собственного носителя. И в теле маленькой земной девочки Эрики теперь, в подтверждение этого факта, жило существо, которого не могла породить ни одна вселенная, но могли породить две. Формально, у этого ребенка было две пары родителей, две души и две жизни. Других изменений – в физиологии, восприятии и прочем надо было ожидать.

 

Точка перехода. Башня, ставшая убежищем синеглазым. Страж миров, место для которого было выбрано на стыке всех миров одновременно. Если представить себе Вселенную, как некий пенный конгломерат, каждый из миров которого являл собой обособленный прозрачными стенками мыльный пузырь, в то же время являющийся неотделимой частью целого, то Страж – своеобразная лаборатория ордена Синего Пламени, где работал магистр Паоло, был расположен на неком стержне, к которому крепились все миры Вселенной. Стержень, очень странное место, существовал одновременно во всех мирах и не существовал ни в одном из них. Только через эту точку миры и связывались воедино, только в ней они могли пересечься и существовать одновременно, не мешая друг другу, и не уничтожая друг друга парадоксами. Здесь тучи ходили беспрерывно и в любой плоскости, воздух пах яблоками, черное было равно белому, а единица – двойке. Этот мир был исполнен невидимого порядка, составленного из хаоса, он был ничем и всем одновременно. Каждую секунду он менялся, отражая проходящие вдоль него миры – менялся весь. Здесь не было пейзажа, не было пространства, времени – ничего живого, кроме тех, кто населял Стража. А Башня Страж – единственное неизменное, незыблемое явление в этом мире видений.

 

А кто были Паоло, Дагомир и сотни других – они уже и сами не помнили. Орден существовал всегда. Ходила, правда, легенда, согласно которой в один миг два мира столкнулись в своем вращении вокруг общей оси – столкнулись и разошлись. Лишь искры синего пламени взбили синеву неба каждого из этих миров подобно пуховой подушке. Все бы ничего, да вот только стали в каждом из этих миров рождаться люди, чьи глаза были подобны тем голубым холодным искрам, образовавшимся в короткое, как выстрел, мгновение, когда два мира почти стали одним. Странные люди. Однажды они исчезли. Впрочем, ни их присутствия, ни исчезновения никто особо не приметил – не до того было людям каждого из двух миров, занятых удовлетворением собственных страстей или тяжелой беспросветной работой... и удовлетворением своих страстей.

 

Люди Синего Пламени, неугомонные, неутомимые, сильные, любознательные, почти бессмертные, ушли на границу и центр всех миров и основали там группу-орден. Потом был построен Страж. Башня возводилась долго, целые века, но, в конце концов, строительство было закончено. И встала она на границе миров, как серый и хищный перст, указующий куда-то за пределы видимого Всего. А чуть позже выяснилось, что эти, построившие его, синеглазые люди могут путешествовать и жить в любом из миров Вселенского Конгломерата. Невероятная роскошь, дарованная им их собственной природой, или волей богов – кто знает… Роскошь, которую может оценить лишь тот, кто, живя на суше, попытается вдохнуть в свои легкие морскую воду, возомнив, что способен существовать и на океанском дне.

 

Дуче еще раз коснулся младенца, его мягких волосенок и промолвил – почти шепотом:

- Интересно, какого цвета у той кхолки-землянки глаза? – а потом, пытливо взглянув на мраморно-белую переносицу Дагомира – Как ты думаешь, Дагомир?

Дагомир пожал плечами. Он, высокомерный, высокий, сильный, преисполненный той чудовищной стати, которая заставляет бояться даже тени человека, ею обладающего – потому что сила всегда ассоциируется с опасностью, какого бы свойства эта сила не была, легко произнес:

- Магистр, они точно не имеют оттенка Синего Пламени. Это невозможно, прецедентов нет.

- Я бы не был так уверен. Двое стали одним… м-да. Ладно, посмотрим. Даго, сходи туда. Не сейчас – позже. Присмотри.

 

Дуче Паоло коснулся сияющей, огромной квадратной пряжки пояса перемещений – телепортера. Пояс-телепортер, изобретение синеглазых, мог переносить своего владельца как в соседнюю гостиную, так и в самый отдаленный из миров. На Дагомире такого пояса пока не было. Пояс через секунду оказался в руках молодого мужчины. Тот, приняв вещицу одной рукой, кивнул и вышел, унося с собой пояс перемещений и труп двухмесячной девочки.

 

Эрика

 

- Эрика, спой мне. Ну, пожалуйста, - Наташа устроилась поудобнее в белоснежном кожаном кресле и уже протягивала черноволосой девушке гитару.

Эрика, легко улыбнувшись, метнула на маму взгляд искристо-синих глаз, взяла инструмент и, присев в другое кресло, тронула струны тонкой голубоватой кистью руки. Наташа, поймав взгляд Эрики, опять внутренне вздрогнула, вспоминая момент, когда впервые среди бела дня увидела глаза дочери и истерику, которая с ней в ту злополучную минуту случилась. Хорошо, что дочь была слишком мала и не могла запомнить, как мама почти по-звериному выла, царапая руки мужа, державшие ее: – Убери это чудовище от меня! Это не моя дочь!

 

Вновь о том, что день уходит с земли, в час вечерний спой мне,

Этот день, быть может, где-то вдали мы не однажды вспомним.

Вспомним, как прозрачный месяц плывет над речной прохладой,

Лишь о том, что все пройдет, вспоминать не надо…

 

На бледных щеках девушки лежала густая тень ресниц, тонкие губы мягко выводили слова песни. Наконец Эрика отложила гитару и взглянув на заслушавшуюся мать, слегка улыбнулась:

- Мам, ну это же такое старье. Вообще, тебе давно пора самой научиться играть! Ты же закончила музыкальную школу? Значит, слух есть.

- Рика, рожденный ползать… - Наташа улыбнулась и похлопала дочь по руке, - ты чай со мной пить будешь?

- Неа. Я к Алисе, мам.

Иногда Наташе казалось, что в тот момент, когда она проклинала свое собственное дитя, Эрика все осознавала, все понимала и запоминала. И этот холодок – зябкая тень предательства – навсегда лег между матерью и дочерью.

 

Встреча

 

Тихо-тихо, чуть шелестя жухлой осенней листвой, скользнула тень и исчезла за углом. Эрика, возвращавшаяся домой из университета, ускорила шаг и поплотнее завернулась в короткое синее пальто. Октябрь. Дни еще теплы, но вечерами уже пахнет морозцем, а тонкие пальчики холода пробирают припозднившихся путников до костей. Эрика шла и мысленно прокручивала в голове последний разговор с преподавателем. Этот гад наверняка завалит ее на следующей сессии. И все потому, что она наотрез отказалась платить. Вот наглость, а! Егор Евгеньевич открытым текстом объявил, что все, кто проигнорирует покупку его методички, за которую он хочет ни много ни мало 100 долларов, ни за что не сдадут сессию. Конечно, это было подано как «в методичке есть много ценных материалов и без нее вы просто не сможете подготовиться», но едва прикрытый этими выдуманными причинами смысл всем был понятен.

 

Из-под ног – буквально из-под почти опущенного на землю каблучка черных сапожек Эрики внезапно, перепугав девушку до смерти, выпорхнула птица. Кажется, это был голубь. «Голуби ведь ночами не летают» – успела удивиться девушка. Чуть слышный шипящий свист, прыжок, мягкая ладонь зажала девушке рот, пропустив, впрочем, перепуганный сдавленный всхлип – не страха, а, скорее, неожиданности. Довольно громкий. В ответ на него на втором этаже близлежащего дома испуганно захлопнулась форточка.

 

Пришло оцепенение – какое-то тупое, равнодушное, ничего не хотящее. Оцепенело не только тело, но даже мысли, став хрусткими, тонкими, почти невидимыми. Так чувствует себя человек, которому в операционной дали недостаточно наркоза. Он все видит, понимает, но ничем не интересуется, не может пошевельнуться и только лишь равнодушно наблюдает за суетящимися врачами, не подозревающими о том, что он все видит и слышит. Почти мертвый и как будто бы заточенный в собственное неповоротливое, непослушное окаменевшее тело.

Так было с Эрикой. Впрочем, тот, чье дыхание она слышала где-то на периферии слуха; тот, кто тащил ее на себе сквозь зимние заиндевевшие подворотни, наверняка знал, что чувствует парализованная им жертва. Впрочем, Эрике было на это глубоко наплевать.

 

Наконец, ледяные заветревшиеся подворотни кончились. Тащивший девушку аккуратно, но неловко расстегнул верхние пуговицы ее пальто, обнажил шею (девушка даже почувствовала, как ледяной воздух обжег кожу. Или она просто вспомнила, что чувствуют, когда кожу трогает морозом?), легко прикоснулся – и мир вокруг Эрики как будто выключили. Просто щелкнули выключателем, и мир исчез.

 

Золотой, мягкий свет, проникавший под полузакрытые веки, тепло чьей-то ладони, поглаживающей щеку девушки – Эрика постепенно приходила в себя. Она уже чувствовала, каким мягким и невероятно уютным было ее, пока невидимое глазу девушки, ложе, каким легким и свежим был травянистый аромат, витавший в воздухе. Ладонь, поглаживающая щеку Эрики, опустилась ниже – на обнаженную грудь, лаская кожу и потирая меж пальцев сосок. Потом чьи-то жадные губы вобрали и стали посасывать его…

 

Эрика, окончательно пришедшая в себя, забилась, поняв, что происходит. Впрочем, похититель предусмотрительно связал ее, как бы растянув на постели. Потом была долгая, пронизывающая все тело боль, прекращавшаяся лишь короткие секунды обмороков, в которые время от времени проваливалась девушка; темно-синие глаза на белом лице незнакомца, нависшего над Эрикой – глаза, так похожие на ее собственные; болезненные короткие толчки внутри ее тела и унизительное состояние абсолютной беспомощности, невозможности распоряжаться своим собственным телом, которым сейчас распоряжался другой – тот, под чьей тяжестью сейчас оно было распластано, тот, кто в эту минуту безжалостно хозяйничал в нем. А еще – короткий шепот: «Терпи, девушка. Мне тоже это неприятно, но так нужно. Скоро все кончится».

 

Знакомство

 

Шевелиться? Зачем? Мир Эрики в одночасье рухнул. Нывшее, как будто бы избитое тело просило только одного – смерти, забытья. Сейчас, сию же минуту. Может быть так чувствует себя жертва, у которой отняли все, не оставив сил даже на месть. Однако что-то не давало девушке вновь провалиться в столь желанное безвременье. Голос. Тот самый, что когда-то – в прошлой жизни? – шептал ей что-то о необходимости потерпеть.

 

Голос-батарейка, порождающая живой огонь ненависти. Ток, горячий, сжигающий нервы ток прошел по жилам, моментально сократились мышцы, выбросив Эрику из постели – Эрику, готовую убивать. Убивать без жалости, но с наслаждением. Наверное, именно эти чувства испытывал впавший в состояние берсерка, древний викинг, имя которого Эрика носила. Дагомир едва (он весьма этому удивился) успел ухватить ее и отвести руки, целившиеся вцепиться ему в глаза.

 

Спустя две минуты вновь обездвиженная, но все понимающая, видящая и слышащая Эрика лишь взглядом следовала за Дагомиром, прохаживающимся по комнате. Ее душила нечеловеческая, испепеляющая злоба и густое вязкое унижение. Хотелось одновременно провалиться сквозь землю и медленно, мучительно-медленно убивать эту тварь, посмевшую похитить и изнасиловать ее. На секунду Эрика сама удивилась тому, что все эти чувства, захлестывающие ее, служат как бы фоном чистому и холодному разуму, безэмоционально наблюдавшему за происходящим. Без комментариев – так, как будто все это не имеет никакого значения.

 

Дагомир, ослепительно-бледный, время от времени поглядывающий на сидящую в кресле Эрику с легкой неприязнью и какой-то плохо скрытой брезгливостью, тем временем продолжал говорить каким-то ледяным голосом:

 

- …Остальное я расскажу позже. Самое главное, что ты должна знать, это то, что ты также как и я принадлежишь к людям Синего Пламени и должна присоединиться к Ордену. Как вышло, что эксперимент дал именно такой результат – неизвестно. Но твое рождение стоило жизни младенцу другого мира – гораздо более перспективному младенцу. Мы бы предпочли, чтобы на его месте была ты. Но получилось то, что получилось. Теперь о происшедшем. Я изучал людей и с удивлением обнаружил, что вы приспособили то, что называете сексом для получения удовольствия. Это омерзительно, неразумно и нецелесообразно. Вы имеете мощнейшие источники силы, энергии, молодости, различных талантов и возможностей, но используете их так бездарно. Ваш род порочен и омерзителен. Девушка, если ты думаешь, что произошедшее было насилием – ты ошибаешься. И я точно так же, как и ты не получил ни малейшего удовольствия от процесса совокупления с тобой. Честно говоря, я предпочел бы, чтобы этого не повторилось, но это решение буду принимать не я. В любом случае, тебе достаточно знать, что ни наше общение (он брезгливо дернул уголком безупречно-правильного рта), ни … дальнейшие события не стали бы возможными без нашего с тобой совокупления.

 

Дагомир закончил свою речь с явным облегчением, а через секунду Эрика неожиданно получила возможность двигаться. Она не преминула ею воспользоваться, кинувшись на Дагомира и норовя вцепиться зубами ему в горло. Даго легко, с каким-то отвращением отшвырнул девушку от себя и прошипел:

- Девушка, не вынуждай меня сажать тебя на цепь, как животное.

 

Прозрачно-голубые искры в туманной белизне, запах фиалок, густо-фиолетовое облако, служившее ей ложем, проступили сквозь темноту забвения – как будто бы одновременно приблизились. От края этого ложа то и дело отрывались и уплывали вверх струйки невесомого дымчатого вещества, из которого состояло это теплое, упругое облако. В такую красоту было невозможно поверить. Эрика и не пыталась. Просто наблюдала из-за полузакрытых век за этими нежно уплывающими вверх столбиками фиолетового дыма – отстраненно, не участвуя, но чувствуя. Ощущая теплую, мягкоупругую поверхность, на которой лежала, вдыхая тонкий, глубокий и прохладный аромат лаванды, следя за полетом сверкающих голубых точек в белесом тумане.

 

Кто-то похлопал девушку по щеке и позвал по имени. Голос доносился так, как будто бы Эрику и говорящего разделяла ватная стена. Искры в белизне начали стремительно таять, а сама эта теплая, уютная белизна рассеиваться подобно туману, на который она была столь похожа. Это было неприятное чувство – чувство, подобное тому, которое испытываешь когда яростное пиликанье будильника тащит тебя из теплого ложа туда, где собачий холод, бесконечные заботы и пустые, стеклянные глаза прохожих, глядящие в мир.

 

Эрика полностью открыла глаза и увидела странное место. Сказать, что оно было нереальным – ничего не сказать. Но от воспоминаний о том, как она в это место попала, осталось только легкое послевкусие. Как после дурного сна, когда сам сон ты уже не помнишь, но еще чувствуешь исчезающее тонкий налет эмоций, которые сновидение породило. Сон, благодаря которому Эрика оказалась в этом месте, был страшен. В нем происходило что-то грубое, жестокое, невыносимое. Но девушке не дали ухватиться за эти эмоции и вытянуть ими содержимое своего «страшного сна». Сильная мужская рука протянулась в руке девушки и помогла ей встать на упругий мягкий пол.

 

Позже выяснилось, что память девушки относительно того, как она появилась в Башне, почти чиста, как Tabula rasa с едва-едва различимыми штрихами-ощущениями того, что было написано на ней ранее. В ней не осталось каких-либо образов из прошлого, и самым первым четким воспоминанием в жизни Эрики стало пробуждение на мягком ложе, с которого она только что поднялась.

 

Сильная рука, помогшая девушке встать, принадлежала высокому белокожему юноше с непроницаемым лицом и синими льдистыми глазами. Эрика с тревогой взглянула на него, попытавшись поймать взгляд этих глаз. Но это ничего не дало: взгляд ускользал, как кусочек льда из теплых пальцев. Парень просто ждал, когда девушка будет готова следовать за ним. Затем он пошел вперед, мягким жестом пригласив ее с собой. Бесшумный, упругий шаг в туман, второй, третий.… Оказалось все же, что комната имеет границы, стены и двери. А туман… Он, как наваждение, почти исчез – незаметно и неслышно. На проступившей сквозь его остатки стене комнаты (самой обычной стене) появился открытый дверной проем, который равнодушно пропустил в себя Дагомира, а следом за ним и Эрику.

 

Они прошли через длинный безлюдный коридор (пол был бел и гладок, стены тоже, но ни единого звука шагов не отражалось от них), затем вошли в появившийся ниоткуда новый дверной проем в стене. Все время, пока они шли, Эрика старалась дышать тихо-тихо – так, чтобы этот странный мужчина, шедший впереди, не обернулся и не окатил ее как ведром ледяной воды взглядом холодных глаз.

 

Серо-перламутровые мягко-матовые стены, стрельчатые, подобно бойницам, окна по всему периметру огромного зала, золотой свет, источника которого не было видно (казалось, что светится сам воздух) и силуэт человека, стоящего посреди помещения – вот что увидела Эрика, войдя в дверной проем. Дагомир взял ее за руку. При этом жесте девушка вздрогнула от неожиданности, но даже не попыталась вырваться – настолько заворожило ее происходящее, вся его мягкость, изысканность, тишина и ощущение, что где-то не очень глубоко и в событиях и в людях, с которыми она сейчас находилась в комнате, скрывается стальной каркас.

 

Мужчина подвел Эрику к стоящему посреди зала силуэту, оказавшемуся жилистым худым стариком с белыми волосами и кинжально-синими глазами, в которые было страшно смотреть. Так страшно, как в глаза Василиска. Впрочем, страх был мимолетным. Девушка как будто замерзла там – в туманной комнате. И все еще никак не могла оттаять. Туман как будто бы продолжал скрывать от нее ее саму, и Эрика была занята тем, что пыталась разглядеть себя сквозь его завесу.

 

- Дуче, она здесь, - Дагомир поклонился и вытолкнул девушку вперед. Он не ждал похвалы, одобрительного взгляда или иного поощрения. Ему и в голову не могло прийти, что за поступками следует наказание или поощрение, и эти наказание либо поощрение для многих и являются причиной совершения поступков. Все это было неважно, несущественно, да и просто бессмысленно, как текущая в реке вода. Просто то, что необходимо было сделать – должно было быть сделано. Так его воспитали, и только так все всегда работало – когда у исполнителя не было ни малейшей личной заинтересованности в происходящем, ни малейшего шанса решить какие-то свои проблемы за счет совершаемых действий. Действие ради действия и результата, в котором ты не заинтересован, но которого не можешь не достичь. И только так.

 

Дуче Паоло давно уже ждал этого визита. Увы, сначала ему пришлось дождаться, пока девушка подрастет, перестав быть младенцем, а потом… потом нашлись другие заботы. Он поморщился, вспоминая, как вынужден был вместе с адептами Ордена оборонять Башню от неизвестно откуда взявшихся и невесть куда пропавших богов. И каким откровением для него стало то, что помимо Ордена на божественном поприще есть и другие игроки – неизмеримо более могущественные и непостижимые. Куда они ушли и откуда пришли? Это еще предстояло выяснить. А сейчас…

 

- Эрика, иди сюда, - произнес невыразительный голос. Паоло жестом затянутой в серую кожу руки пригласил девушку подойти, - Дагомир, ты тоже.

 

 

Тишина

 

Нет ничего тише в этом мире, чем звук, с которым миры задевают шпиль Стража, проплывая над ним. Нет ничего страшнее тонкой струйки крови, что стекает и уходит в серебристо-матовый пол зала для тренировок, как вода в песок пустыни. Она тонка, как лезвие ножа, но уносит с собой жизнь, не щадя и не останавливаясь. Даго ждал, не торопя ни себя, ни время, ни свою ученицу.

 

Эрика задумчиво смотрела на тонкую ниточку крови из случайного пореза. Время тренировки подходило к концу, и она устала сопротивляться напору Дагомира, не знавшему, кажется, усталости. Один пропущенный удар едва не вывел ее из строя, тронув алым росчерком блестящий от пота торс девушки. Но этот порез острым мечом, выпустивший из Эрики на удивление мало крови (сработала автоматика клинка), привел ее чувство. Эрика знала, что удар не был щадящим. Он бы убил ее, вспоров ее печень, разрезав позвоночник, отделив верх ее туловища от нижней его части, если бы не «умная» защита тренировочного клинка. И каждый раз оставалось молиться, чтобы она сработала, и следующая атака Даго не закончилась для Эрики смертью.

 

Пауза затягивалась. Рана была не первой, но вот осознание, что учитель убьет ее, если Эрика позволит ему это сделать, было не из приятных. Особенно с учетом того, что Даго и Эрика давно уже проводили вместе не только дни, но и ночи. Еще долю секунды девушка наблюдала за последними каплями собственной крови, стекавшие из рассеченной между соседними ребрами плоти, затем плавно перетекла в более удобную для атаки позу.

 

Над башней плыли миры. Фантастичность этого зрелища не поддавалась описанию. В темно-синей тишине скользили белые светящиеся облака – снизу вверх, слева направо, сквозь шпиль, отзываясь искрами на прикосновения темного холодного острия к их телам. Там было темно. Там всегда было темно и тихо. Белое, белесое, светящееся лунным светом, темно-синее и черное, бесплотное как тени. Невероятное. Острая грань миров.

 

Эрика уже переоделась после тренировки и ждала Дагомира у одного из окон-бойниц, что шли по периметру всей Башни, в которой жили синеглазые. После того, что произошло на сегодняшней тренировке, еще пару месяцев назад ее душила бы злость, дикая непрекращающаяся ярость заставила бы сверкать ее глаза неистовым, убийственным синим пламенем. Но Даго учил ее не только драться и уходить от его безжалостных ударов – он учил ее быть сильной. Учил ее владеть своими эмоциями и принимать все происходящее как должное. Не задавать вопроса «за что?», а только «что с этим делать?»

 

Серебристая матовая (здесь, в Башне, все было сделано из этого странного серебристо-матового темного материала, на ощупь напоминающего очень дорогую мягкую кожу) дверь отъехала в сторону, выпустив в коридор, где стояла девушка, синеглазого, бледного невозмутимого юношу с иссиня-черной шевелюрой и ростом под два метра.

 

Дагомир все еще не мог понять своего отношения к этому земному воплощению их неудачи. Его чувства можно было бы назвать теплыми, но у него постоянно было ощущение, что эту ношу ему навязали. Он принял бы и яд из рук Дуче Паоло и других старейшин Ордена, но это не обязательно вызвало бы в нем бурный восторг. Примерно так он относился к Эрике. Он ее терпел. Он выполнял свои обязанности. Он закрывал глаза и входил в ее тело долгими, бесконечно долгими ночами, пытаясь не вспоминать искаженное болью лицо Эрики в тот – первый раз. Может быть, это было бы чувством вины, если бы Даго знал, что это такое. Может, именно оно заставляло его делать свою работу – обучать Эрику – так хорошо, что порой это смахивало на жестокость. Чтобы с ней никогда никто больше не повторил того, что сделал с ее телом он. Слава богу, она не помнила.

 

Эрика и правда ничего не помнила. Тогда, в круглом зале Великий Дуче Паоло просто приказал Дагомиру обучать девушку. Научить ее всему и поставить на службу Ордену. Эрика до сих пор с недоумением вспоминает все то, что тогда произошло. Ее как будто не было. Ей никто не сказал, не объяснил, не спросил. Все было просто и жестко, как сталь и которой, казалось, здесь было сделано все и все. Ее просто вручили Дагомиру и велели сделать из нее то, что пригодилось бы Ордену. Оружие. А еще им обоим приказали делить постель. Тоже «в интересах Ордена».

 

Та самая, флуоресцирующая белесая постель из дыма, плавающая в лиловом бесформенном ароматном нечто, каждую ночь принимала их недолгую нежность. Закрытые глаза, тонкая кожа под мужскими белыми-белыми пальцами, аромат ее волос и тихий вскрик. Влажные пряди на его висках, бугрящиеся мышцы, руки, обнимающие податливое тело… те самые, что несколько часов назад могли сделать это тело неживым. Как это можно было сложить вместе? Никто, впрочем, и не пытался. Даго и Эрика просто приняли происходящее. Дагомир принял, потому что не мог не сделать этого, а Эрика потому, что не представляла себе, что можно поступить иначе.

 

Чуть позже на одном из уроков, где Даго обучал Эрику воинскому искусству, состоялся очень странный разговор.

- Дагомир, я хочу задать несколько вопросов. Ты позволишь? – девушка присела на пол и подняла глаза на стоящего юношу. Она почему-то все еще была убеждена, что их совместные ночи дают ей какие-то права, привилегии… Она не знала, почему. Даго мягко подошел к Эрике, встав перед ней так, что она была вынуждена подняться на ноги, чтобы не упираться носом в его колени. В этот момент ее самоуверенность сильно пошатнулась, но желание узнать хоть что-то осталось.

- Спрашивай, девушка.

-Даго, я здесь уже много дней. Я не помню, как оказалась здесь, но точно знаю, что это место – не то, где я жила раньше. Расскажи мне, что происходит, – в ее словах появилась твердость. Она ждала Своего. Это такое интересное чувство, когда ты вдруг понимаешь, что берешь то, что принадлежит тебе и искренне недоумеваешь, почему ты должен просить кого-то дать тебе Твое. Даго на секунду задумался и как будто бы вышел из зала для тренировок, телесно все же оставаясь в нем. Потом его взгляд вновь захватил лицо девушки и он начал. Короткие обрывистые предложения то и дело разбавлялись образами, которыми Даго щедро делился с девушкой, открыв ей свой разум и проецируя в ее мозг картины, увиденные им когда-то, либо так же переданные ему другими адептами Ордена, наблюдавшими за девочкой в его отсутствие.

 

- Эрика, ты родилась в одном из миров Конгломерата. Твой мир называется Земля (образ планеты, наполовину скрытой облаками в сияющей звездами ночи). Твоя мать – земная женщина по имени Наташа, родила тебя в тот же самый момент, когда в Кхола – другом мире – появилась на свет другая девочка. Ее назвали Лэрика, – тут в разуме Эрики возник мир, полный зелени, цветов, бесконечных золотых рассветов во все небо, пения птиц, синелистых деревьев и кипенно-белых домиков, – и она стала вторым слагаемым в Эксперименте, который тогда проводил Орден. В силу обстоятельств один младенец умер. Это был младенец из мира Кхола. В этот момент между вами была связь, установленная учеными Ордена, и ты в момент смерти Лэрики заполучила в себя ту субстанцию, что у землян называют душой.

Эрика вздернула брови и попыталась перебить мужчину.

- Но как это может быть? Я не чувст…

Даго внимательно смотрел на Эрику. Так внимательно, что она смешалась и не стала продолжать. Зато продолжил он.

- Целью Эксперимента было выяснить, может ли быть искусственно выведен синеглазый. Мы так же интересовались своим происхождением и пытались смоделировать ситуацию, когда на свет появились первые синеглазые.

 

В мозгу Эрики последовательно промелькнули картины зарождения племени людей с синими глазами в результате того, что два мира – Кхола и Земля – внезапно оказались слишком близко друг к другу. Конечно, для проведения Эксперимента ученые не могли изменить траекторию миров, заставив их вновь «потереться боками до синих искр», но связать ненадолго Кхола и Землю невидимыми канатами, синхронизировав некоторые процессы, им было под силу.

- Тебя оставили на Земле под моим постоянным наблюдением, – девушка метнула в Даго недоверчивый взгляд. Было не очень-то похоже, что мужчина намного старше ее, – на двадцать лет. По некоторым причинам ты не должна была более оставаться в своем мире, и я привел тебя сюда. Ты – одна из синеглазых и обязана служить Ордену, – Даго в точности повторил слова Дуче, сказанные Эрике в тот день, когда она впервые оказалась в Башне Стража.

- Дагомир, а как же моя мама Наташа, отец, мой … мир? Как? – девушка, взволнованная картинами, проплывавшими перед ее внутренним взором во время речи Даго, а так же своими ощущениями, которые вызывали в ней эти картины, образами, что они в ней будили, удивленно-умоляюще смотрела на мужчину.

- Я смогу вернуться? – почти не веря (ну как в такое поверишь) в то, что только что узнала, чуть отстраненно, но все еще неосознанно памятуя о нормальной человеческой (!) реакции, задала Эрика следующий вопрос.

- Эрика, это решаю не я. Продолжим тренировку.

 

 

Задание

 

Он подходил к ней, она ждала. Подошел. Скользнул взглядом – не ласкающим, а проверяющим, все ли на месте. Темно-серая одежда, свободная, скрывающая микродвижения, каждое из которых могло быть началом чей-то смерти. Она и он. Некоторое время, пару секунд молчаливой настороженности, холодных, не прозвучавших вопросов, застывших в воздухе меж двух взглядов. Эрика уже почувствовала, что что-то произошло. За два месяца она успела немного изучить своего наставника-любовника.

 

Дагомир молчал, но в его молчании уже были слова. Наконец он слегка нагнулся над Эрикой (все же он был на полторы головы выше ее) и произнес у самого уха девушки:

- Нас вызывает Дуче.

- Зачем? - девушка нервно сглотнула. Ее пугал этот худой безжалостный старик. От него можно было ждать неприятностей, которые не смогла бы причинить даже «Энола Гэй». Эрика не понимала своих чувств к Дуче, но ей всегда казалось, что для него не существует отдельных членов Ордена. Для него существовал только весь Орден целиком. И он был готов пожертвовать любым из его членов ради того, чтобы сохранить целостность организации. Все равно, что вынуть занозу. Порой, стоя под пытливым взглядом Дуче Эрика чувствовала себя той самой занозой, которую Дуче не прочь был бы извлечь, но решил пока этого не делать.

 

Безлюдный коридор. Лишь пару раз мимо как тени скользнули другие адепты Ордена, ритуально поприветствовав Даго прижатыми на долу секунды к груди ладонями и окатив Эрику холодным льдом взглядов. На секунду девушка почувствовала короткое управляемое бешенство. Она не понимала, не могла понять, почему она тут, кто она тут, почему на ее вопросы никто не собирается отвечать, давая ей понять что они просто неуместны! Она не понимала, почему вынуждена общаться только с Дагомиром, а прочие синеглазые местные жители делают вид, что ее не существует. Лишь порой, когда она вынуждена перемещаться между по коридорам Башни, недоброй украдкой они поглядывают на нее, думая, что она не видит. Почему, ну почему? Кто она и какого черта?!

 

В том же зале, куда два месяца назад привел полубессознательную Эрику Дагомир, Паоло ждал их. На этот раз в нем не было никакой скуки (Эрика помнила нарочито безжизненные пальцы Дуче, лежащие на подлокотниках кресла, тускло поблескивающие из-под век радужки, беспристрастность). Кажется, сейчас хищные его глаза блестели от нетерпения так, что даже невозмутимый Даго на долю секунды вскинул брови и ускорил шаг, неожиданно взяв за руку и потащив за собой девушку.

 

Дуче смотрел в переносицу Эрики, и от этого взгляда ей становилось все более и более не по себе. Старик как будто всверливался в ее мозг своими синими иглами-глазами, пытаясь увидеть что-то. Так разглядывают кнопки на новом инструменте – силясь понять, как и зачем и для чего этот инструмент использовать и как это делать сподручнее. Через пару секунд эта пытка кончилась, Паоло перевел взгляд на Даго.

 

- Даго, Эрика, вы выбраны для того, чтобы доставить Ордену из королевства Кхол в одном из миров… женщину. Мать умершей женщины Лэрики. Нам нужен был и ее отец, но, по нашим сведениям, на Замяту, где он жил, напали, и кузнец был убит. На выполнение задания у вас три дня. Даго, ты знаешь, что и как делать, - сухой невыразительный голос Дуче, вначале как будто слегка окрепший, под конец фразы вновь шелестел, как мертвая осенняя листва.

 

В зале вновь появился ремень с огромной блестящей пряжкой. Нет, три ремня. Первый и второй в руках Дагомира, третий в руках Эрики. Даго кивнул, в точности повторив давнишний свой жест, когда вместо второго ремня в этой комнате был труп младенца, схватил за руку загипнотизированную светом от «пряжки» пояса девушку, и вышел из зала. Даже не оглядываясь на своего Учителя. А если бы оглянулся, то увидел бы, как Дуче в бессильном нетерпении сжал кисти своих рук так, что они побелели. До синевы.

 

Сейчас он сомневался, правильно ли поступил, не рассказав своему ученику Даго, для чего ему потребовалась вдова кузнеца. Но как можно такое рассказать? Как признаться в том, что, может быть, эта женщина – последняя надежда племени синеглазых на то, что когда-нибудь они смогут… Что когда-нибудь в их Башне Стража появятся дети.

 

Так уж случилось, что при всем совершенстве каждого из адептов Ордена, никто из них не мог иметь детей. Невозможность была чисто физиологической. Когда природа создала синеглазых, она сделала их почти совершенными, почти бессмертными. Но это «почти» несло в себе нечто фундаментальное, базовое, которого та же природа как будто бы в насмешку лишила свои совершенные создания. Яблоки без семян, трава без корней, река, в которую не впадает ни один ручей. Увы, все было обстояло примерно так. Мужчины и женщины с синими глазами могли спать вместе, но не могли иметь потомства. И до сих пор население Башни пополнялось только за счет клонов, приходящих на смену своим почившим владельцам.

 

Клоны – это вообще отдельная история, от одного упоминания которой у каждого синеглазого появлялся нестерпимый зуд в том месте, где у земного жителя располагается душа. Никто не знал, кто они, откуда приходят. Просто однажды одному из синеглазых наступала пора умирать. А на следующий день в его постели просыпалось его более юное, но уже взрослое подобие, не унаследовавшее всего жизненного опыта своего оригинала. Лишь часть. Но базис был, и это создавало проблему. Орден не мог развиваться быстро, поскольку все клоны уже почивших адептов были жестко запрограммированы так, как запрограммирован любой двадцатилетний человек. Самый важный возраст формирования личности выпадал из жизни синеглазых, а значит, не позволял изменить программы, которые закладываются в любого человека с самого детства и приблизительно до отрочества.

 

Сейчас могло случиться чудо. Точнее, оно могло случиться десятки лет назад, если бы генетики Ордена повнимательнее изучили население одного из миров Конгломерата – того самого, где находилось королевство Кхола (для простоты мир так же стали называть Кхола). Паоло энергичо покрутил седой головой, пытаясь вытряхнуть эти мешающие нынешнему порядку вещей «если бы» из своих бесчисленных извилин. Все происходит вовремя и так, как должно происходить. Этому он учил своих учеников, этому учили его, на этом принципе зиждилась негласная философия Ордена. Если повезет, синеглазые смогут иметь детей от женщин мира Кхола. Если нет, то не будет разочарований.

 

Синий мир

 

- Эрика, надень телепортер. – Даго не дождавшись, когда девушка сама застегнет «пряжку»- генератор на поясе, принялся ей помогать. Это не было похоже на всегдашнюю невозмутимую его манеру поведения и Эрика от неожиданности начала сопротивляться попыткам мужчины нацепить на нее этот странный пояс. Но руки Дагомира отвели пальцы Эрики, застегнули ремень (щелчок и шипящий звук, последовавший за ним, заставили девушку чуть вздрогнуть) на тонкой талии.

- Дагомир, я ничего не понимаю. Объясни мне, – от привычки к молчанию голос ее звучал глухо и чуть хрипловато, - я не смогу быть полезна, если не узнаю все.

Даго с прохладным любопытством (он все еще отказывался воспринимать ее иначе, нежели инструмент, нечто не до конца одушевленное) взглянул Эрике в лицо. Ее в очередной раз прошила насквозь ледяная игла его взгляда, и она в очередной раз отвела глаза.

 

«Двух месяцев тренировок мало, очень мало. Она не должна ни сомневаться в своей правоте, ни бояться», - с неудовольствием подумал Даго, потом пальцами взял Эрику за подбородок, заставив поднять голову и встретиться с ним глазами (он физически ощущал ее внутреннюю дрожь и желание отвести взгляд), а затем принялся объяснять тихим, но жестким голосом.

- Девушка, Магистр Ордена Синего Пламени только что дал нам задание – отправиться в один из миров, - он чуть заметно кивнул в сторону окна-бойницы, – чтобы изъять из него женщину и перевезти сюда, на границу. Эта женщина – та, что родила младенца Лэрику, душа, как вы ее называете, которого сейчас находится в тебе. Твоя вторая мать, по сути, – Даго непонимающе пожал плечами. Он и правда не понимал, о чем говорил, ведь его семьей всегда был только Орден.

 

А Эрика… Ее захлестнуло что-то... странное. Мама. Женщина с ароматом Шалимар (что за слово дурацкое, откуда?), с теплыми зелеными глазами (ни губ, ни лица, ни фигуры – только глаза), протягивающая ей гитару, женщина, наливающая в чашки чай, держащая в полупрозрачных пальцах вазочку с душистым овсяным печеньем и ставящая е на белую скатерть. Мама Наташа. «Рика, ты чай пить идешь? Сегодня вкуснятина – папа открыл кизиловое варенье». Тонкий горячий аромат корицы вперемешку с благоуханием свежезаваренного жасминного чая, ощущение… нет, тень ощущения упругого подрагивания стальной гитарной струны под пальцами. «Спой мне…» - нежный-нежный, шутливо умоляющий откуда-то из самой глубины воспоминания голос.

 

Дагомир уже несколько секунд внимательно смотрел на Эрику, захваченную воспоминаниями.

- Иди сюда, – он каким-то деревянным жестом, через собственные приказы и то, что вдалбливали в его голову сотни лет магистры Ордена, поднял руки и обнял девушку, прижал ее к своему телу, тому месту его, где под серебристо-серой одеждой мерно отстукивало удары сердце. Даго обнимал Эрику, такую теплую, напуганную, не понимающую, что с ней происходит и откуда появились все те образы, что она сейчас проживала. И в этот момент он знал, что память к ней вернется. Уже возвращается. И когда-нибудь очень скоро она вспомнит, как попала сюда. Его кольнуло неизвестной ему ранее болью и стыдом. Горячим тяжелым уколом тупой иглы куда-то в грудь ткнуло так, что он удивленно отстранил от себя девушку и отвернулся. Они должны сделать то, что велел Дуче. Должны, пока еще могут работать и быть вместе, а не на разных концах Башни или даже в разных мирах.

 

 

Эрика вынырнула из своей дремлющей, но только что щедро поделившейся с нею образами прошлого памяти и вопросительно посмотрела на Даго. Он тоже уже справился с собой и своим обычным невозмутимым голосом с чуть (девушка удивилась) потеплевшими интонациями произнес:

- Пора, Эрика. Смотри, что нужно делать, - Даго чуть надавил на «пряжку» телепортера, после чего на ее поверхности забегами какие-то знаки. Пряжка была пультом управления, сенсорным экраном, приводимым в действие нажатием того, на ком находился прибор. Эрика взглянула на свой пульт управления, сверкавший на ее поясе как огромная драгоценность, потом коснулась его пальцами. На экране появились какие-то символы. Даго ждал.

 

- Теперь смотри и запоминай, - он, не касаясь экрана, поочередно указал на четыре символа, потом повторил эту последовательность еще три раза, - так нужно нажать только так и в такой очередности. Сделаешь иначе – окажешься где угодно. Повтори.

Эрика указала на те же четыре символа на своем пульте управления, точно воспроизведя последовательность Даго.

- Все верно. Следуй за мной, - теперь мужчина уже касался пульта управления-экрана с кнопками, последовательно нажимая четыре из них. После того, как была нажата последняя, Дагомир исчез. То есть просто, без спецэффектов, запаха серы и светящихся в воздухе силуэтов. Его вдруг не стало. Эрика несколько секунд смотрела на место, где он стоял. Она даже протянула руку, чтобы потрогать невесомый воздух там, где только что был Даго. Легкая паника, которая уже поднимала голову, грозила перерасти в парализующий страх, который не дал бы ей двинуться с места. Эрика не могла себе этого позволить. Быстро, чтобы не думать, не анализировать, она набрала код из четырех символов на панели управления, украшающей ее тонкую талию, и ароматное теплое помещение Башни исчезло. Вместо него был ветер, бесконечный свежий ветер, развевающий одежды и длинные волосы Дагомира. А еще там была трава под ногами. Синяя.

 

На горизонте, полном сине-зеленых гор (дорога к которым лежала через лес), ветра и облаков, висело огромное, раздутое солнце, похожее на голубоватый туманный шар, не имеющий к источнику света никакого отношения. Травы ложились вокруг ног Эрики шелковым синеватым ковром с крошечными узорами белых цветов. Это все было так красиво и так чуждо всему, что она до сих пор видела, что девушка замерла от восторга. Эти травы… казалось, они были чище снега, мягче хлопка. Эрика тряхнула головой и пошла к Дагомиру, стоявшему в нескольких шагах и тоже смотревшему на горизонт.

 

- Даго, где мы? – вопрос, удивление, восхищение и что-то еще… Он почувствовал. Обернулся, глядя на нее как-то по-новому. Маска, которую раньше Эрика считала его лицом, как будто растворялась, расплывалась, как грязный снег сходит с земли по весне, обнажая влажное, живое, умеющее дышать, изменяться, прорастать чувствами как первоцветами.

- Эрика, здесь все будет чуть иначе, - он опустил глаза, соображая, как бы ей объяснить, как подготовить ее к тому, что будет происходить. Чтобы она приняла это как должное, но не ожидала, что этот порядок вещей сохранится навсегда, - Здесь не работает генератор спокойствия, который держит в своем поле Башню.

- Э… Что? – вскинутые брови, недоумение в глазах, еще один шаг навстречу – почти вплотную к нему – носом в грудь. «Какая она маленькая!» - подумал Дагомир удивленно.

- Эрика, понимаешь, в Башне чрезмерные эмоции гасят специальным прибором. Эмоции… когда-то синеглазые чуть не поубивали друг друга из-за них. Потому было принято решение снизить уровень эмоциональности искусственно. Ну, физически это невозможно, потому придумали Генератор, который…э.. , - подумав, что ни к чему ей технические подробности, мужчина продолжил, - снижают способности живых организмов испытывать такие эмоции, как симпатия, антипатия, враждебность, сочувствие и им подобные. Каждый синеглазый – лидер. Мы не смогли бы работать вместе.

 

- То есть, вот то подмороженное состояние там, - по лицу Эрики текли невольные слезы. Даго едва не потянулся к ней, чтобы их вытереть, но вспомнил, что чрезмерная эмоциональность после умиротворяющего поля Генератора нормальна, - это, - она долго подбирала слово, - противоестественно?

Вскинула мокрые глаза, ожидая ответа. Ответа не было. Потому что она не могла бы сейчас понять, а Даго объяснить, что ради выживания малочисленного племени синеглазых хороши все способы. Что обучение каждого клона требует бешеного количества затрат человековремени, которые можно было бы потратить с большей пользой. А потому клонам умерших лучше бы появляться как можно реже.

- Да. Девушка, - тон его, чуть оттаявший, снова похолодел. Даже не прикоснувшись к Эрике, чтобы как-то подбодрить ее (черт, его тянуло к ней все сильнее и сильнее… проклятое место!), мужчина развернулся в сторону гор и зашагал, на ходу бросив через плечо все еще стоявшей девушке:

- Нам пора.

Эрика чувствовала, что она – рыба, которую выловили и бросили на берегу. Чужой мир, чужая враждебная среда, эти почти осязаемые тяжелые эмоции, которым нет названия, но которые вызывают вполне себе теплые и мокрые слезы из глаз. Она задыхалась. Девушка хотела окликнуть Даго, но подумала, что обычно он никогда не оказывал ей помощи в таких мелочах, как невозможность справиться с болью или что-то еще. Эрика сделала над собой усилие и поплелась за мужчиной.

 

Что происходило между ними? Это сложно описать. Девушка ощущала его как сквозь толщу воды. В воде все кажется легче, изящнее и холоднее. Прикосновения в воде воспринимаются, как невесомые, как будто бы тебя касаются тени. Такой тенью был Дагомир для Эрики. Он был – в этом нет сомнений. Она даже была по-своему привязана к нему. Ей было приятно с ним спать – его теплое большое тело умело доставить ей наслаждение. Ну а больше… Ее чувства к нему если и имелись, то были плоскими. Девушке и в голову не приходило требовать от него больше, чем он давал, скучать по нему, когда его не было рядом… В этом было что-то простое, животное, бес-чув-ствен-ное.

 

Уже очень долго они брели по травам, как по зыбучему песку, не желающему хранить их следу. Брели, но горы приближались только чуть. И распухшее болезненное солнце как будто бы не собиралось садиться. Что-то с этим местом было не так. С ним все было не так. Внезапно солнце скрылось за горами и мир Кхола окутали сумерки. Это произошло так же неожиданно, как в пустыне. Вот еще только минуту назад был день, обжигающий яростной жарой, а через минуту – ледяная ночь. Ветер, как полагается порядочному ветру, сонно улегся на травы, предоставив путников самим себе, и задремал.

 

Сумерки в этом странном мире были тихи и зыбки, как стоячая вода. Дагомир, до сих пор шагавший, как какой-то механизм, остановился, как будто бы у него кончился завод. Бредущая следом Эрика чуть не ткнулась носом в его лопатку. Все это время она шла за его спиной, но не участвуя в процессе ходьбы. Просто переставляла ноги как автомат, пытаясь не отстать. В ее же голове крутились и никак не желали собираться воедино части головоломки под названием «мир Эрики». Даго, Башня, мама где-то на Земле (опять предательски дрогнуло сердце), Кхола, Лэрика, опять Даго, чувства, Дуче, боль…

- Как ты думаешь, мы сможем дойти сегодня до леса или нам заночевать тут? – Дагомир развернулся к Эрике и смотрел на нее вопросительно.

 

Эрика поразилась. Дагомир советуется с ней? Взглянув вперед, девушка увидела на горизонте очертания синих деревьев, до которых было еще идти и идти. А она так устала… Только сейчас Эрика поняла, как сильно она устала. Ноги гудели, мышцы были как каменные.

- Даго, я устала, - она как будто бы извинялась, - но в поле опасно ночевать. Решай сам.

Дагомир кивнул и вновь зашагал к лесу. На Кхола опускалась темная хищная ночь.

 

Нападение

 

Кто-то зажал девушке рот и не дал вскрикнуть. Подняв глаза, Эрика увидела, что это сделал Даго. Указательный палец свободной руки он прижал к губам, давая девушке понять, что орать сейчас – не лучшая идея. Шорох приближался. Кусты раздвинулись и на пушку леса, где девушка и мужчина решили заночевать прямо на земле (смелый поступок, но карабкаться в такой темноте на дерево было еще более смело) у корней какого-то дерева, вышло Оно.

 

Силуэт животного в предрассветных синих сумерках выглядел как густое чернильное пятно. Эрика гадала, было ли оно хищным. Судя по размерам, округлостям и сытому похрюкиванию, нет. Девушка откуда-то знала, что хищники не бывают круглыми и жирными, что они не хрюкают и не передвигаются по лесу так, как будто вовсе не имеют мозгов. Ну а там, кто его знает. Дагомир убрал руку от лица девушки и так же как она всматривался в то место, где стояло животное. Казалось, зверь что-то почуял. Во всяком случае хрюканье прекратилось совсем, а силуэт животного перестал двигаться и застыл на одном месте.

 

Пауза грозила затянуться, но тут Эрика почти непроизвольно попыталась высвободить затекшую руку. Шорох прозвучал как взрыв, запустил цепную реакцию. В долю секунды животное взвыло и бросилось к путешественникам. Даго отшвырнул Эрику в сторону и выхватил свой клинок, намереваясь убить несущегося на него гигантского жирного монстра, которого он все еще не мог толком разглядеть. То, что зверь приближался, было ясно по смраду, который становился все нестерпимее. Наконец животное оказалось рядом с Даго, который уже был готов к бою. Клинок вонзился в шею огромной свиньи с полуметровыми клыками, растущими из нижней челюсти, но кажется, лишь легко ранил ее. Свинья оглушительно взвизгнула и отшвырнула Даго в сторону. Все произошло в долю секунды. Эрика еще пыталась встать на ноги, чтобы прийти Даго на помощь, а огромная тварь уже стояла над ней, капая на одежду девушки кровью из раны, нанесенной Дагомиром. Свинья подняла копыто, чтобы раздавить Эрику, но пришедшая в себя девушка попыталась увернуться от твари, откатившись. Свинья рассвирепела от боли и ярости. Ведь добыча явно пыталась скрыться. Почти встав на дыбы, тварь уже приготовилась всем своим весом переломать Эрике все до единой косточки, как внезапно издала сдавленный хрип и рухнула огромной тушей вбок, не зацепив девушку. Дагомир вынул из тела мертвого животного свой меч.

 

Эрика испуганно приподнялась на локте, подтянула в себе ноги и попыталась отползти подальше от мертвого животного.

- Не двигайся, - в половину звенящего от напряжения голоса произнес мужчина, присевший перед ней на корточки, - ты ранена?

Эрика помотала головой, сопроводив свой жест неуверенным и хрипловатым «не-ет».

- Черт, что же это за тварь такая? - Даго встал и, приблизившись вплотную к туше, брезгливо тронул ее бок. Потом поморщился и каким-то древнейшим и понятным в каждом уголке Вселенной жестом вытер ладонь о полу своего короткого плаща.

 

Эрика поднялась на слабо держащие ее ноги (Даго быстро глянул на ее белое лицо и поморщился еще и от недовольства… два месяца тренировок – это слишком мало!) и подошла к мужчине, разглядывающему тушу мертвой гигантской свиньи. Поднимался ветер, тот самый прозрачный и чистый ветер, что вчера играл синей травой. Сейчас он еще только тихонько шептал что-то на ушко листве, пытаясь нежно разбудить кроны деревьев подобно заботливому любовнику.

 

- Эта тварь ничего не боялась. Она просто наткнулась на нас и попыталась убить. Как человек. Мы не угрожали ей, она не была голодна. Она просто гуляла и, увидев нас, решила убить, - девушка все еще пребывала в шоке и сейчас как будто бы говорила сама с собой, бубня фразы трудноразличимой скороговоркой под нос. Дагомир кивнул, затем резко обернулся и неожиданно обнял дрожащую Эрику. В этом объятии не было страсти, не было в нем и ничего дежурного, товарищеского. Так отец обнял бы дочь, брат – обиженную младшую сестру, после того, как наказал бы ее обидчиков. Эрика всхлипнула и зарылась носом в одежду своего попутчика, вдыхая его тепло и напитываясь его силой.

 

Дыхание девушки стало спокойным, и Дагомир осторожно отстранил от себя Эрику. Сейчас в лесу было уже совсем светло, кроны деревьев вольготно отдавались чистому ветру. Ни звука, ни запаха – только шум листвы. Лес был насквозь прозрачен, чист и светел. Только под одним из его деревьев на самой чистой в мире траве валялась туша свиноподобного хищника.

 

Несколько часов непрерывной ходьбы по лесной чаще прошли почти в молчании. Ветвистые кроны некоторое время с любопытством глядели вслед этой странной паре, а затем вновь страстно отдались ветру. Наконец деревья стали реже, а потом лес и вовсе закончился. Путешественники вышли на опушку и увидели, как чуть вдали, у подножия прекраснейших гор цвета морских волн, в низине играют в прятки с вездесущим ветром несколько белоснежных изящных домиков. В одном из них жила та, за которой они пришли в этот мир, и которая так нужна была Дуче. Эрика украдкой взглянула на спутника. О чем он думает? Потянулась к его руке, повинуясь невесть откуда взявшемуся желанию прикоснуться, и сжала пальцы где-то на полпути, сделав шаг назад.

 

Предгорье, по которому разбегались домики Замяты, было похоже на сон. Сине-зеленый сон с хлопьями белых крыш, разбросанными по всей его неровной поверхности.

- Пришли. Нам нужно будет ждать ночи, чтобы никто не увидел. В деревне все друг друга знают.… Войдем в дом, наденем на нее пояс и через минуту будем в Башне. Вон там она живет, - Даго указал на один из едва видневшихся с места где они стояли, домика. Потом продублировал свой жест мысленной картинкой, послав ее девушке. Эрика еще не совсем пришедшая в себя после быстрой ходьбы подняла взгляд на Даго.

- Даго, ну и что, что все друг друга знают? Давай просто придем и заберем ее. Кто нам помешает, кто нас узнает или остановит? – Эрика почти умоляюще взглянула на мужчину. Оставаться в этом полупустом прохладном мире с равнодушным ветром и синей шелковой травой, мире, где по ночам в лесу бродят клыкастые хищные свиньи, ей совершенно не хотелось. Дагомир вновь чертыхнулся про себя. Она боится. Она всего боится. Он не всегда будет с ней, а Орден будет требовать от нее выполнения работы. Самой разной работы.

- Девушка, - он нарочно перешел на свой всегдашний холодный и высокомерный тон, с которым всегда обращался к ней на тренировках в Башне Стража, - я несу ответственность за нас обоих. А значит, все решения принимаю я. Твоя задача – не доставлять слишком много хлопот и выполнять мои приказы.

Мужчина подкрепил свои слова прямым жестким взглядом куда-то в переносицу Эрики и как будто бы отпечатал свои слова в ее теле, на секунду крепко и больно сжав запястье ученицы.

 

Ожидание

 

Долгий-долгий день начал угасать. Сколько он длился – было неясно. Но о том, что близился вечер говорило спускавшееся к горизонту туманное бело-голубое солнце этого мира. Нельзя сказать, что день прошел совершенно бесплодно. Дагомир ни за что не позволил бы этого. Несколько часов он терпеливо вдалбливал в голову девушки все то, что, по его мнению, должно было бы в ней находиться. Он делал бы это до самой ночи, но в какой-то момент она сжала голову меж ладоней, сморщилась и, закрыв глаза, простонала «хватит!».

 

Даго остановился. Его жизненный опыт не включал в себя способов реагирования на подобные требования со стороны учеников. Почтение и благодарность – вот чего ждал любой синеглазый от тех, с кем делился знаниями. И только на такую реакцию был запрограммирован сам. С самого начала обучения синеглазого программировали на то, что знания – высшая ценность всех миров. Только они являются универсальным инструментом выживания, только они стоят любого риска ради их получения. А значит, делящийся с тобой знаниями, делится самым ценным, что только может быть, и отвергать его дар не следует ни в коем случае. Примитивно, но в высшей степени эффективно.

 

Но Эрика – дитя другого мира. Даго с теплотой, удивившей его самого, подумал о том, что, в отличие от него, девушка когда-то была ребенком, училась не только впитывать сухие знания, но и ходить, говорить, чувствовать, держать ложку. Земные младенцы беспомощны в отличие от клонов. Внезапно его мысли до конца заполнились ею, и у Даго появилось ощущение, что в его голове, душе не осталось места больше ни для чего. Повинуясь какой-то чудовищной силы потребности, он обнял Эрику, от неожиданности отпрянувшую от него. Обнял и тут же отстранился сам.

 

Такой напряженной паузе позавидовал бы любой драматург. Секундное теплое прикосновение, преграда, растолкнувшая два тела, две души, синяя вспышка встретившихся взглядов и новое объятие. Как прорвало, как будто эта горячая лавина сдерживалась тонкой-тонкой стенкой. Такое же тонкой и такой же непреодолимой, как стенка груди. А сейчас этой преграды просто не стало. И Эрика обнимала Дагомира, целовала его теплые губы так, как будто это было самым правильным на свете. А он зарывался в ее волосы, гладил длинными белыми пальцами лицо девушки и впитывал в себя ее нежность и податливость. Впрок, зная, что, может быть, этот раз – последний.

 

Похищение

 

Наступившая темнота вытолкнула из леса две тени, скользнувшие в Замяту. Уже погас последний огонек в одном из немногочисленных изящных домиков, и тени безбоязненно двинулись по улице, поросшей вездесущей шелковой синей травой. Их путь лежал к дому кузнеца, убитого в последнем нашествии варваров. Сейчас в этом доме крепко спала Табана, вдова кузнеца и мать его дочери, совсем недавно переехавшей жить в дом мужа.

 

Сон разгладил морщинки на полном и совсем не по-старушечьи свежем лице женщины, навел румянец на щеки, разметал по полушке длинные черные пряди ее волос. Табана все еще была дивно хороша собой. Полноватое тело женщины даже не вздрогнуло, когда Даго коснулся его. Эрика, вошедшая в темный дом следом за мужчиной, успела лишь заметить, как ее любовник склонился над лежащим в постели человеком, а затем быстро разогнулся.

 

Они уже говорили о том, что должно произойти в этом белом изящном доме, и она знала, что сейчас женщина не проснется, даже если у нее над головой будет спорить воронья стая. Даго нажатием на одному ему известные точки на теле Табаны, и теперь женщина была погружена в самый глубокий и беспробудный из всех снов за исключением смерти. На свет появились пояса, один из которых обхватил широкую талию спящей. В тот момент, когда телепортер защелкнулся, на нем зажегся пульт управления – та самая «пряжка», когда-то поразившая Эрику. Голубоватый ее свет выхватил из темноты лицо и силуэт Даго. В полной тишине Мужчина поманил девушку к себе, а после того, как она на цыпочках приблизилась, нажал на один-единственный символ, светившийся особенно ярко на дисплее. Символ, похожий на Башню.

 

Эрика чуть не закричала, когда в следующий миг тело Табаны исчезло. Просто исчезло, как исчезает свет, когда щелкаешь выключателем. Этот странный пояс как будто бы «выключил» женщину из мира Кхола. Дагомир, видя шок Эрики, слегка, буквально на ходу приобнял ее, передав в ее разум картинку, на которой кхолка благополучно оказывалась в одном из помещений Башни. Он стремился успокоить девушку и в то же время поторопить ее. Времени и правда не было – истекали третьи утки с момента, когда они получили задание от Дуче. Дуче не должен ждать!

 

Два синеватых сенсорных дисплея зажглись в деревенской комнатушке, полной грубой, почти примитивной утвари: каких-то колченогих табуретов, стола топорной работы, перекосившихся полок вдоль стен. Они, дисплеи, были неуместны здесь, чужды, как космический корабль на викторианской ферме. Дагомир с немым вопросом взглянул на Эрику и, получив согласный кивок, нажал на кнопку с Башней. Один из голубоватых огоньков погас, а через долю секунды погас и другой. Комната в маленьком деревенском домике деревеньки Замята, жмущейся к синим горам синего мира Кхола, опустела.

 

И если бы в эту минуту кто-то неспящий проходил по узкой травянистой улочке Замяты мимо домика кузнеца, то этот случайный прохожий непременно бы заметил, как в его окнах взметнулся и почти сразу же погас всполох пронзительно-синего пламени. А на следующий день немногочисленные жители деревеньки не досчитались старой доброй Табаны, на которую имели виды все холостяки Замяты. Ведь женщин в этом мире было значительно меньше, чем мужчин.

 

Возвращение в Башню

 

Кажется, переход из Замяты в Башню занял доли секунды. Палец Эрики едва оторвался от символа Башни на дисплее телепортера, а вместо темных стен деревенского дома ее уже окружали серебристо серые стены комнаты в Башне.

-Даго?

Дагомир склонился над лежащей на полу полной черноволосой женщиной, и даже не обернулся, когда Эрика окликнула его. А в следующую секунду на нее обрушилось то самое ощущение, по которому и в кромешной тьме она смогла бы определить, что находится в Башне Стража. Это было какое-то стерильное, выхолощенное спокойствие. Точнее даже холодное и внимательное присутствие, но не участие в происходящем. Тени чувств, тени эмоций, которые вот только секунду назад еще были материальны, и полновесно заявляли о себе страхом перед диким свиноподобным зверем, страстью поцелуев в синем лесу, почти нестерпимым желанием не идти туда, куда идти нужно. Эрика почти физически чувствовала, как в ее черепе изнутри нарастает тонкая ледяная корочка. И знала, что то же самое сейчас происходит с Дагомиром. За окнами-бойницами Башни безмятежно плыли миры-облака. В ее же глубоких-глубоких недрах делал свою работу генератор поля, лишавшего синеглазых львиной доли расточительных и горячих эмоций, амбиций, эгоистичных желаний; превращавшего их в невероятно умных любознательных и живучих, но муравьев. И пока еще никто не догадывался, что поле, генерируемое им веками, уже изрядно ослабло. Только временами кто-то из синеглазых ловил себя на вспышке теплого дружелюбия к соседу или раздражения властным тоном учителя.

 

Табана

 

Открыв глаза, деревенская жительница, уважаемая всей Замятой и еще способная к деторождению Табана попыталась закричать и одновременно выбросить свое большое тело из обволакивающего уюта ложа, на котором оно покоилось. Наверное те, кто сейчас наблюдал за ней – молодой синеглазый мужчина с белым как снег лицом и черными длинными волосами, худой старик с льдистыми безжалостными глазами и юная девушка с длинной темной косой и такими же синими как у мужчин глазами – предвидели это. Табана не смогла ни открыть рот, ни пошевелиться. Разум ее в панике метался по крошечному пространству внутри черепа, выглядывая через глазницы, стремясь хоть чуть-чуть понять происходящее.

 

- Если бы не генератор, она бы сошла с ума, - поделился своими соображениями с Дуче Даго. Паоло едва заметно кивнул. Эрика с любопытством наблюдала за лежащей на туманном ложе красивой полноватой женщиной с совершенно обезумевшим взглядом. Казалось, пауза затягивалась, но это приносило свои плоды. Табана (а на ложе была именно она) уже почти привыкла к своим наблюдателям и практически успокоилась. Взгляд ее черных глаз стал приобретать некоторую осмысленность и это послужило своеобразным сигналом к тому, чтобы Даго приблизился к ее ложу.

 

- Женщина, я знаю, что ты меня слышишь, - морозно-ровный и безучастный голос с минимум интонаций. Эрика поежилась от холода, сквозившего в словах Даго, сама удивившись своему жесту. Генератор действует на нее меньше, чем на прочих синеглазых? Дагомир меж тем продолжал говорить. Торжественно, пытаясь сделать так, чтобы похищенная ими дикарка полностью прониклась торжественностью момента:

- Женщина, волею богов ты оказалась между мирами. Ты здесь для того, чтобы выполнить свою миссию. Ты пробудешь здесь недолго, поскольку долгое пребывание в обители богов грозит тебе смертью. Завтра в это же время мы вернем тебя домой. Сейчас я отпущу тебя. Ты не причинишь вреда ни себе, ни нам, и примешь все, что будет происходить с тобой в ближайшие часы.

 

Дагомир внимательно всмотрелся в лицо Табаны и, видимо найдя в ее взгляде признаки понимания и согласия, легко коснулся какой-то точки на ее шее и отошел к Дуче и Эрике. Женщина неуверенно, как будто бы еще сомневаясь в том, что невидимые оковы исчезли, качнула головой. А в следующее мгновение она уже стояла напротив троицы, разглядывая их так, как минуту назад они разглядывали ее. Она шагнула к Даго, подняла голову, всматриваясь в его лицо – цепко, но не враждебно. Женщина лишь пыталась понять, кто стоит перед ней. Старик, впрочем, вызвал у нее неприязнь (глаза Табаны сощурились, а челюсти сжались, когда она встретилась с ним взглядом). Самое странное случилось, когда вдова кузнеца с Кхола остановилась перед Эрикой. На ее лице появилось удивление, смешанное со страхом.

- Лэрика? – бережный полувопрос, полуутверждение и полнейшее непонимание, - Нет, Лэрики нет… Ты – Лэрика? – теперь в ее тоне было требование. И обращено оно было к стоящей девушке.

- Я Эрика. Мы с вами незнакомы… кажется, – смущение и неуверенность. У Эрики появилось ощущение какой-то связи с этой женщиной, какой-то долгой и теплой нити, тянущейся, казалось, из самых темных глубин ее памяти. Той самой, которая все еще не вернулась, вопреки обещаниям Даго.

 

Кхолка утвердительно кивнула то ли девушке то ли своим мыслям, и отвела проницательный и пронзительный взгляд. Теперь своими черными глазами-буравчиками она смотрела на старика, безошибочно определив в нем главного.

- Вы – боги?

Паоло даже нахмурился от неожиданности. Жители Замяты, конечно, были столь же прохладно-чисты, как весь их синий ветреный мир. Но с такой невозмутимостью принять тот факт, что сейчас ты стоишь перед лицом одного из небожителей.… Этого он совершенно не ожидал. Впрочем, все это было таким неважным по сравнению с тем, что могут сделать для них яйцеклетки этой женщины. Сотни яйцеклеток. Сотни детей, рожденных в лаборатории и, возможно, уже не бесплодных. Мальчиков и девочек, способных зачать новых синеглазых. Они могли подарить им всё. Дух захватывало от перспектив, что синеглазые будут появляться на свет беспомощными младенцами, из которых учителя смогут вылепить все что угодно. И больше никаких жестко запрограммированных взрослых клонов. В почти всегда пустых коридорах Стража появятся дети. А со временем количество синеглазых увеличится настолько, что они смогут занять целый мир! Один из тех, что сейчас кружат у Башни, и, разумеется, самый лучший из них! Дуче остановил поток своих сладостных фантазий. Кажется, у специалистов в медицинской лаборатории уже все было готово.

 

 

Боги переглянулись, и во взгляде каждого было восхищенное удивление. Ну и наглецы эти синеглазые! Тиферет даже хлопнул в ладоши от избытка чувств. Звук этого хлопка могущественного бога заставил мелко дрожать каждый листочек на Древе Жизни. Йесод, дурашливо присев как будто бы от испуга, подскочил к Тиферет и отвесил ему шутовской подзатыльник. По всему было видно, что эти двое, чуть уставшие от наблюдения за игрой, которую вместе с прочими сами же и создали, нашли отличный повод разхмяться.

 

Прекрасная и величественная сереброглазая Кетер отвела взгляд от панорамы игрового пространства, висящей в воздухе над игровым столом и с понимающей чуть укоризненной полуулыбкой обратилась к младшим:

- Мальчишки не шалите.

- Вы только посмотрите! Я предполагала, что нечто подобное возможно, но так быстро… Фишка «Эрика», да еще и почти битая, стала полноценным игроком! Ну-ну, - мудрая Бина с недоверчивым удивлением покачала головой и вновь с головой ушла в перипетии Игры. В конце концов, пространство этой игры было почти самостоятельным и независящим от воли собравшихся за игровым столом. Все-таки элемент непредсказуемости делал игру качественно лучше, интереснее тех, что создавались богами ранее.

 

 

 

Эрика и Табана

 

 

Ложе с простынями из теплого тумана, аромат фиалок и иглы тонких серебряный искр, прошивающие тишину – пустая светлая комната, стены которой покрыты белесой пеленой. Розоватый свет освещает сидящую на лавандовой постели юную черноволосую девушку с живыми ярко-синими глазами.

 

У Эрики никак не шло из головы то, что произошло с ними в синем мире. Да и то, что было потом – тоже. Вновь и вновь со свойственным всем влюбленным зацикленностью, она прокручивала в голове сцены, драгоценные для нее моменты, когда он сам взял ее за руку или как что-то новое появилось в его взгляде. Снова и снова она вспоминала, как впервые услышала тревогу в его голосе. Тревогу за нее. В груди что-то сладко-сладко ныло, разливаясь томлением по телу девушки, оставляющим тягучее тепло в каждой клетке ее тела.

 

Воспоминания уводили Эрику все дальше и глубже. Вот они идут по полю (Господи, здесь нет ни клочка земли, который не порос бы этой вездесущей травой) по колено в синем шелке, обвивающим их ноги мягко, но настойчиво. Здесь только трава и ветер. Самая чистая на свете трава. Эрика даже не удивилась бы, если бы узнала, что у нее нет корней, и ничто не держит эти шелковые пряди на плоти планеты кроме их собственного желания. А еще на Кхола постоянно дул ветер. Все дни, что Даго и Эрика брели по синим роскошным шелкам мира, здесь дул ветер. Бесконечный свежий ветер.

 

Воспоминания все больше и больше захватывали Эрику, заставляя ее уже почти физически вновь переживать все то, что приготовил для путешественников синий мир Кхола. Лес ровных древесных стволов с синеватым кружевом крон, наслаждающихся обществом ветра и не обращавших внимания ни на что; туманное огромное и тусклое белое солнце. синее небо.… А потом перед внутренним взором девушки вновь возникли крошечные и какие-то по-змеиному холодные глаза свиноподобного существа. Картинка была настолько живой, а воспоминание настолько сильным, что Эрика почувствовала, как от ужаса вновь скрутило ее внутренности, как в тот момент, когда эта махина понеслась на нее. А потом вдруг сразу, без перехода в памяти возникли его глаза. Кажется, чуть испуганные даже. За нее. И вкус его губ в лесу с видом на крошечную белую деревню, жмущуюся к синим горам.

 

 

А потом девушка вновь всей кожей почувствовала тишину, в которой они крались по деревне к серебристому домику вдовы кузнеца. Воспоминания теснились, стремясь пролезть в ее сознание без очереди. Дыхание спящей женщины, мертвый свет пульта управления, мгновение небытия во время перехода, Дуче…

- Лэрика? – удивленный и как будто бы узнающий голос черноволосой полной женщины с пронзительными глазами. Что оена знает о ней? Почему назвала ее именем свой умершей дочери – жертвы эксперимента синеглазых? Вопросы.… И лишь несколько часов, чтобы получить на них ответ. Часов, оставшихся до момента, когда кхолка будет отправлена назад в синий мир.

 

 

Дверь бесшумно отошла в сторону, пропустив Эрику в комнату, где находилась Табана. Кхолка сидела на своем ложе из лавандового тумана и как будто бы ждала девушку. Во всяком случае, ее взгляд на нее не выразил ни малейшего удивления. Скорее, глаза жительницы синего мира приглашали, обнимая Эрику уютным теплом. Внезапно девушке померещилось, что эти глаза уже не черного, а голубовато-зеленого цвета. Аромат фиалок в комнате сменился тягуче-томным сандалово-ванильным Шалимаром. Эрика едва заметно тряхнула головой, пытаясь отогнать иллюзию, и приблизилась к кхолке.

 

- Здравствуй. Нам нужно поговорить.

В ответ та легко улыбнулась и приглашающим жестом указала на место рядом с собой. Эрике ничего не оставалось, как принять ее молчаливое приглашение и устроиться поудобнее.

- Ты молчишь. Тогда я начну. Ты хочешь знать, почему я назвала тебя именем, которое так похоже на то, что ты сейчас носишь, - женщина на секунду опустила взгляд, задумавшись, потом продолжила, – Они – боги, ты – нет. Может быть, ты – моя девочка, взятая богами в младенчестве. В тебе ее душа. Я чувствую. Ты не похожа на жителей Кхола, но ты – Лэрика. Может быть, так случилось, что ты не совсем она. Наверное, так бывает.

 

В коротких рубленых как бисер фразах Табаны чувствовалась неуверенность. Она и сама не понимала, что или кто сидит сейчас рядом с ней. Просто женщина знала так, как знает каждая кхолка, что перед нею – ее дитя, связь с которым не обрывается даже после смерти.

- Я не Лэрика. Я – Эрика. Я родилась в другом мире, - девушка попыталась произнести это как можно мягче. Она даже протянула было руку, чтобы обнять женщину, но потом передумала, - я землянка. Моя мама… Я хотела бы вспомнить, я хотела бы понять почему ты похожа на мою маму… Я почти ничего не помню. Только запах и глаза мамы. И еще некоторые картины из своей прошлой жизни, но я не уверена, что это мои собственные воспоминания. Табана, я действительно ношу в себе часть твоей дочери. Боги играли и… мы с Лэрикой стали одним, поселившись в одном теле. Я выролсла в другом мире и потом боги взяли меня к себе. Табана, расскажи мне то, что можешь рассказать.

 

Женщина молчала. Потом, как будто бы отвечая своим мыслям, кивнула и начала свой рассказ.

- Лэрика умерла через несколько недель после своего рождения. Но потом мы даже не сумели ее похоронить. Ее тело исчезло и, - она замялась, - поэтому мне показалось, что она не умерла, что ты – это она. Не так уж я и ошиблась. А потом начались видения, - еще один взгляд на девушку, быстрый, как удар клинка, а затем секундная пауза. Затем Табана продолжила.

- В нашем мире каждая мать всегда знает, что происходит с ее дитя. Между ребенком и матерью могут быть тысячи дорог, но закрыв глаза, мать увидит, где ее дитя и что с ним происходит. Когда ребенку грозит опасность – женщина всегда знает. Много лет я видела сны о девочке, которую чувствовала как дочь.

 

Табана принялась рассказывать Эрике о том, как прошло ее детство, о ее маме Наташе. С каждым словом, каждой фразой этой невероятной женщины в Эрике просыпались собственные воспоминания. Как будто бы голос кхолки служил ключом к пропыленным сундукам ее памяти, хранящим в себе тонкие запахи маминых духов, утреннюю дрему в светлой огромной постели, кустик алоэ на белом подоконнике, и множество других моментов бытия, которое она почему-то забыла. Было немного обидно за то, что все это так долго оставалось закрытым от нее, и в то же время девушка с замиранием сердца ждала возвращения каждого мгновения ее памяти. Каждую крупинку пережитого она пробовала на вкус, смакуя, а затем бережно откладывая в сторону. Вдруг кхолка прервала свой рассказ, встала и отошла к двери. Эрика чувствовала, что сейчас рассказ продолжится, и спокойно ждала, которая принять в себя новые фрагменты своей жизни.

- Однажды мне приснился кошмар. Я видела тебя, идущую по холодному мрачному и темному месту. Ты шла среди домов и мечтала, как откроешь дверь в сове жилище, согреешься, но…

И Эрика увидела. Воспоминание так больно резануло ее по сердцу, что она вцепилась в свое запястье зубами, чтобы не закричать. С открытыми широко глазами, из которых катились слезы, со сжатыми скорбью губами она встречала свое прошлое. То самое воспоминание, благодаря которому оказалась в Башне.

 

Холод подворотен, тихий голос Даго, тяжесть его тела и тупая боль между ног, куда сейчас вторгалось что-то чужое, бесчеловечно разрывая ее. Вспышка. Снова боль, но уже в связанных слишком туго запястьях. Холодные глаза Даго, холодные и равнодушные его слова. Вспышка. Холод, желание убить и умереть самой. Снова вспышка. Боль. И глаза, везде, в каждом уголке ее памяти льдистые глаза Драгомира, который изнасиловал ее чтобы притащить в Башню и чтобы она могла в ней выжить. Только неся в себе часть синеглазого – вполне материальную часть – она могла пережить период адаптации к жизни между мирами.

 

Кхолка подошла к девушке и попыталась погладить ее. Но жест вышел какой-то виноватый, ненужный и неуместный. Стряхнув с себя руку женщины, Эрика рванулась к двери и через секунду вылетела из комнаты. Она еще не знала, что предпримет, но боль и стыд настолько переполняли ее, что ей просто необходимо было сделать хоть что-нибудь, чтобы не дать этим чувствам ее раздавить.

 

Побег

 

Как дрожит стальная гитарная струна под беспощадными пальцами музыканта, так нервы Эрики сейчас звенели, и душа просила пощады. Как больно! И тот синий лес... Он знал, он все знал и помнил, все то, что соединило их и как это произошло. И эти воспоминания ничуть не мешали ему ласкать ее волосы, целовать ее, касаться кожи, говорить с ней. Не мешали. Он помнил ее полузакрытые глаза и тряпичные руки. Он обездвижил кхолку так же, как Эрику тогда, на Земле. Эту боль невозможно было вынести. Девушка сидела на своем ложе обняв колени, и мерно раскачивалась из стороны в стороны. Глаза ее были открыты и из них катились слезы. Сейчас она не могла думать. Она вся была там – в своих только что открытых ей воспоминаниях.

 

Дверь тихонько отошла в сторону. Дагомир замер на пороге, как будто нечто невидимое ударило его в грудь. Может быть, это была ненависть Эрики, а может, ее материализовавшаяся боль. В любом случае, эта густая тяжелая и удушливо-черная волна скорби чуть не сбила его с ном. А потом он увидел на ложе Эрики раскачивающееся из стороны в стороны маленькое тело, половину которого, казалось, составляли широко распахнутые невидящие глаза. Она вспомнила.

 

Дагомирне и сам не ожидал тех чувств, что овладели им. Это была физическая боль. Точнее, почти физическая. Болело и ныло все тело – изнутри и снаружи. Каждый мускул кричал от боли, нестерпимой и огненной боли. «Ты ее предал! Ты почти убил ее! Ты отнял у нее все!» Дагомир еще секунду окаменевшей бледной статуей постоял на пороге, а затем дверь за ним все так же тихо закрылась.

 

Решение пришло как будто бы из ниоткуда. Какой-то новый голос в нем, новая субличность, безжалостно нашептывала: «Ты должен вернуть ей хоть что-то из того, что украл. Ты должен помочь ей бежать. Она никогда не простит тебя, потому лучше всего для тебя будет позволить ей уйти. Только так ты сможешь со временем забыть ее». Как легко принимать решение, когда все части тебя с ним согласны! Даго принял такое решение и, зайдя ненадолго в помещение Арсенала, вернулся к комнате Эрики.

 

Дверь снова открылась, и девушка, уже способная реагировать, подняла усталый измученный взгляд на дверной проем. Конечно же, это был он. Но… Слезы отняли у нее столько сил, что их не осталось даже на ненависть.

- Убирайся, – она опять опустила голову, не ожидая от него ничего, не прося объяснений и не ища ему оправданий. Она просто вновь погрузилась в себя, выключив его из своего мира, как гасят свет, выходя из комнаты.

- Эрика, так было нужно. Ты бы погибла в Башне через сутки, если бы… - ровный, мягкий голос. Как ни в чем ни бывало. Просто объясняющий.

- Я знаю. Уходи, - безжизненный ответ. Она даже не подняла головы.

- Хорошо. Я оставлю тебе это, - мужчина приблизился к девушке и что-то положил рядом с нею на постель, - решай сама, что ты с ним сделаешь. И я хочу, чтобы ты осталась.

Девушка вздрогнула, как от удара, потом мотнула головой, давая понять ему, что все это уже не имеет значения. А затем еще раз вновь глухо и безразлично повторила свое «уходи».

 

«Прикоснуться к ней. В последний раз! Боги, как пронзительна печаль по тебе, уже ушедшей, моя девочка! Ты ведь примешь мой дар, я знаю. Боги, я хочу помнить ее, всю ее! Только слабый ищет забвения от таких воспоминаний. Милосердные, верните мне ее.. когда-нибудь». Беззвучно закрылась дверь за вышедшим мужчиной. Девушка, подняла голову и посмотрела на прощальный подарок даго – телепортер и записку, на которой рука Даго начертила два символа. Это была дорога домой.

 

Безжалостность

 

Гвура победно оглядел собрание. Боги по-разному реагировали на то, что только что произошло на игровом поле. Хесед недоверчиво качала головой, обычно невозмутимая Нецах сейчас довольно улыбалась. С ее точки зрения все складывалось как нельзя лучше. Гневливый Ход хмурился, недовольный тем, что конец игрового уровня получился таким … непредсказуемым и, на его вкус, пресноватым. Ему хотелось битв, ярости, огня, способного подпалить пятки кружащим у Башни подобно собакам на цепи мирам! Прочие небожители старательно прятали свои чувства за непроницаемыми масками лиц.

 

- Ну что, ставки? – царственный красавец Гвура по-мальчишески улыбнулся, адресуя фразу скучающим творцам. Вообще-то он был убежден, что если он не предложит богам поставить небольшие суммы на дальнейший исход событий, то это сделает предприимчивая Малхут. И она же выставит свою кандидатуру на пост хранителя банка игровых фишек. И, разумеется, богиня с замашками ростовщика непременно назначит свою цену за то, что милостиво согласилась осчастливить богов, подержав у себя все ставки до тех пор, пока не станет ясен исход раунда. Ведь сегодняшняя игра – не первая и не последняя, а фишки… без них игра невозможна, хотя когда фишка становится игроком, что происходит очень редко, боги больше не имеют над нею почти никакой власти. Кстати, одной из фишек в самом начале раунда была Эрика, и большинству небожителей очень не нравилось то, что такая сильная фишка переродилась в игрока. Конечно, это добавляло еще больше неожиданности в игру, но фишка – это всегда фишка. А сильная фишка серьезно увеличивает шансы своего владельца на выигрыш.

 

- Ну, давай. Десять фишек на то, что она останется в Башне. Тем более, что, - Малхут чуть прищурившись всмотрелась в панораму игрового поля, висящую над столом, за которым собрались боги, и продолжила заговорщицким тоном - тут у нас, кажется, наклевывается младенец.

Боги переглянулись, а затем сгрудились над столом, как дети, обнаружившие что-то новое и интересное там, где уже все, казалось, было исследовано до последней пылинки. Последовала минута бурного обсуждения, суть которого сводилась к прогнозам, родится ли новый игрок или фишка и родится ли вообще, за нею жаркий торг (Нецах отбросила свою невозмутимость и на повышенных тонах доказывала раскрасневшейся Малхут, что десять фишек – это грабеж). Наконец, ставки были сделаны и фишки перекочевали к Малхут. Гвура с неудовольствием заметил, что вездесущая и практичная Малхут сумела обойти его, сосредоточив банк в своих нежных, но цепких руках.

 

Эрика решительно надела пояс, защелкнувшийся на ней с едва различимым шипением, и нажала на его пульте два символа, выглядевшие так же точно, как и те, что нарисовал на листке бумаги Даго. Боги выдохнули – одни с облегчением, другие разочарованно. Великолепный Гвура тряхнул золотыми кудрями и обиженно вышел из игровой комнаты. Что ж, все случилось так, как случилось, и никто из небожителей даже не попытался оспорить происшедшее. Ведь боги тем и отличаются от людей, что никогда не отрицают происшедшее и никогда не берут свои обещания назад, убедившись в том, те были даны чересчур опрометчиво и грозят некоторыми неудобствами. Отказавшие девушке в праве покинуть пристанище синеглазых снова сгрудились у игрового поля как ни в чем ни бывало. Молча и по одному к богине-букмекеру подходили чтобы забрать свои фишки небожители, поставившие на то, что Эрика покинет Башню. Наконец в руках несравненной Малхут осталось несколько фишек, которые она, легко усмехнувшись, спрятала в мешочек на поясе. Великое искусство – быть в выигрыше при любом результате игры!

 

Дом, милый дом

 

 

Уже знакомый неслышный щелчок выключателя. гасящего целый мир, и вот уже Эрика стоит посреди почти тротуара на городской улице. Здесь только ночь, отблески городской иллюминации на мокром асфальте и растерянная девушка в серебристо-серой одежде, подпоясанная широким поясом с пряжкой-дисплеем. Секундное непонимание, дезориентация чуть не сбили девушку с ног. Из машины, остановившейся на светофоре как раз напротив Эрики, донеслось: «Клевый гаджет! Малыш, поехали с нами?». Эрика собралась что-то ответить (навык игнорирования попыток досужих искателей секса «приснять» у девушки имелся, но сейчас, не будучи востребован долгое время, еще дремал), но зажегся зеленый, и темно-вишневая иномарка лихо умчалась прочь. Наверное, компания, что была в ней, очень торопилась в какой-либо ночной клуб или просто навстречу приключениям, которые щедро раздаривал всем желающим полуночный Краснодар.

 

В том, что это был именно Краснодар, родной город Эрики, сомневаться не приходилось. Тротуар, на котором она стояла, проходил вдоль низких и убогих хаток, построенных из того, что было под ногами еще в середине прошлого века. Крошечные палисадники, закрытые на ночь ставни, белые мокрые от недавно прошедшего дождя стены и покосившиеся тронутые ржавчиной заборы из рабицы. А через дорогу лишь от хибар – роскошный отель, как гигантская бригантина среди утлых лодчонок бедных домиков и парусных яхт домов побогаче. Подсвеченный сиреневым фасад отеля глядел на ночной город широко распахнутыми желтыми окнами ресторана и розоватыми уютными окошками номеров для постояльцев. Торец здания ощетинился блоками сплит-систем, как будто защищаясь от непрезентабельных соседей эконом-класса. Краснодар – город контрастов.

 

Сейчас здесь была поздняя осень. Или, может быть, ранняя весна. Голые ветки уличных деревьев удерживали на себе сверкающие в свете фонарей прозрачные дождевые капли. Сырой холодный ветерок забирался под одежду, касаясь кожи, заставляя передергивать плечами и поплотнее запахивать одежду, чтобы сохранить драгоценное тепло. Эрика вспоминала, плыла по волнам воспоминания, позволяя нести им свой разум, не сопротивляясь и не помогая. Эта улица, знакомая ей с глубокого детства (тогда здесь было много цветов, аккуратные домики, сады, и никаких отелей) как старая видеозапись, сделанная в странном порыве запечатлеть кусочек жизни подвернувшейся видеокамерой, будила память. Не потому ли люди хранят фото, эти плоские картинки, ничего не говорящие случайному наблюдателю, но несущие в себе целые эпохи, тонны впечатлений и эмоций, гигабайты событий для тех, кто на них запечатлен? Так якоря привязывают корабли к причалам, позволяя возвращаться к ним вновь и вновь.

 

 

Мимо промчалась еще одна машина, на этот раз серебристая, как рыба. Потом прошелестел шинами и не подумавший притормозить на красный сигнал светофора полицейский автомобиль – белый с синими полосами. Медленно-медленно, как из сновидения Эрика выплывала из глубин своей памяти. Подняв голову к звездам, невидимым за световым маревом, всегда висящим над ночными городами, девушка вдохнула сырой воздух, уже чуть отдающий морозцем, с наслаждением, хорошо известным тем, кто долго не был дома. Теперь она точно знала, куда ей идти.

 

Почти пустынный город провожал ее редкими огнями фар и никогда не спящей световой рекламы до самого подъезда. Эрика шла мимо светофоров, почти бежала вдоль дремлющего парка, летела сверкающих витрин ночных магазинов и бесконечных фасадов вездесущих банков, которых, казалось, в городе приходилось по одному нам каждую человеческую душу. Тысячи Гобсеков, Скруджей и прочих им подобных на один не слишком большой провинциальный город, половина которого еще по привычке хранила деньги в Сбербанке, считая его государственным, а значит более защищенным от разного рода финансовых коллизий.

 

Набрав номер квартиры на пульте домофона, Эрика долго слушала мелодичные гудки. Страх и надежда – взрывная смесь, способная вынуть душу даже из самого мужественного человека. Страх заставлял ноги девушки буквально подкашиваться от слабости, а надежда дарила ощущение нетерпения, от которого можно было взлететь. Наверное, только совокупность этих эмоций сейчас поддерживала Эрику на ногах.

- Кто там? - спокойный женский голос, чуть хрипловатый и мягкий.

- Мама, открой.

- Рика? Ты почему так поздно? Поднимайся.

Короткие гудки, сигнализирующие о том, что замок на тяжелой двери открыт. Эрика не чуя ног взлетела на второй этаж и в дверях квартиры практически столкнулась с сонной Наташей.

- Рика, в чем дело? – Наташа, кутающаяся в теплый халат (ах, эти милые пушистые мамины халаты, пахнущие ее духами, в которых так уютно заворачиваться после ванны!), решила не откладывать нотации загулявшей и не соизволившей прихватить с собой ключ дочери. – Ты где была так поздно? И.. что это на тебе надето? – мама девушки недоверчиво оглядела дочь с головы до ног. Она точно помнила, что из дома Эрика уходила в синем коротком пальто и высоких черных сапогах, а не в этом непонятном костюме, подпоясанном черте чем.

- Мама, я костюм, - девушка лихорадочно перебирала в уме своих приятельниц, – у Алисы позаимствовала. Мы встретились случайно, кофе у нее попили, потом были в ночном клубе, а…

- Эрика, ты совершенно безответственна, – мама зевнула, невольно выдав этим зевком свое отношение к этому утверждению, и, уже уходя из прихожей - чай пить будешь?

- Мам, нет.

- Ну, тогда спокойной ночи. И, кстати, тебе звонил Олег. Он хороший мальчик, Рика, не обижай его.

- Ой, ну мам! – привычная фраза сама собой вырвалась из уст девушки. Эти рефлексивные фразы, почти неконтролируемые... Все мы немножко собачки Павлова.

 

«Дома, дома! Как будто и не было ничего! Мамулечка, милая моя умная, красивая мамочка, как же хочется обнять тебя, зареветь, выплакаться в твой мягкий халат с запахом Шалимар! Мамочка, как я тосковала по этому запаху, по тебе! Господи…» - и все это мысленно, на грани едва сдерживаемых слез. Впрочем, едва Эрика добралась до своей крошечной розовато-бежевой спальни, большую часть которой занимала огромная квадратная кровать, они все же брызнули из глаз – неудержимо, безостановочно, как горный поток. Эрика бросилась на кровать, скатала собственное тело в клубок, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками, превратившись в тугой комок напряженных до судорог мышц и расплакалась. Сначала рыдала натужно, болезненно, пытаясь выплакать выдавить тяжелый густой комок в горле, ноющую боль в груди, гася о подушку слишком громкие всхлипы. А потом вдруг в груди прошелестел порыв свежего прохладного ветра, слезы стали прозрачнее, а мышцы – мягче. Тяжелые каменные рыдания постепенно превратились в светлый плач, постепенно превращающийся в легкие всхлипы-вздохи. Каждая слезинка смывала боль, горечь, страх и все то, что натерпелась девушка за эти месяцы в Башне… месяцы, которых не было здесь, раз даже мама считала, что ее отсутствие длилось лишь несколько часов. А, может, ей все это приснилось? Ну, ведь бывает так, что проснешься и не можешь понять, где ты, что с тобой, был ли только что увиденный тобой сон реальностью или все, что ты видишь сейчас вокруг – лишь порождение фантазии.

 

Слезы смывают боль, унося ее вместе с последними силами. За все нужно платить. Омытая ими душа, усталое тело требовали покоя, а тяжелые опухшие веки отказывались подниматься. Сон, блаженный сон, темный и теплый, как самые уютные в мире постели, разгладил, размягчил мускулы девушки, шепнул что-то ласковое ей на ушко, легко коснулся губами порозовевшей щеки, и, наконец, заключил Эрику в свои отеческие уютные объятия.

 

«Сейчас придет Даго, надо вставать» - Эрика попыталась открыть глаза, но не смогла разлепить их. Соль от вчерашних слез намертво склеила ресницы, превратив простое ежеутренее открывание глаз в странную болезненную пытку. Эта резкая боль в веках как будто включила Эрику в сеть, дав доступ к файлам происшедшего. Резко вспыхнули на внутреннем экране все эпизоды прошедшего дня. Это было ослепительно (может, приснилось?), как удар током. Рика на секунду задохнулась, а потом поднесла руки к лицу и стала судорожно выдирать из ресниц острые, царапающие кожу кристаллики соли, вчера еще бывшие теплой влагой, а сегодня намертво склеившие веки. Впрочем, даже избавившись от следов слез, Эрика не сразу смогла открыть глаза. Веки опухли и горели, протестуя против любой попытки поднять их. Почти наощупь девушка нашла лежащую на стуле домашнюю тунику, натянула ее через голову и потащила разбитое тело в ванную. Единственное, что сейчас ей требовалось – контрастный душ и умывание ледяной водой. А все остальное – позже. Девушка с удивлением заметила, что сегодня после пробуждения отнеслась к перипетиям своей судьбы и вчерашним событиям с большим хладнокровием, чем сама от себя ожидала. Что ж, возможно, тренировки Дагомира сделали свое дело, превратив тонкую чувствительную барышню в сдержанную и лишенную излишней страстности личность.

 

- Рика, ты встала? – вместе с вкусным запахом оладьев из кухни донесся мамин голос.

- Да, мам. Сейчас приду.

Девушка нырнула за дверь ванны, дернула вверх ручку смесителя и сняла с себя тунику. Пара пригоршень ледяной воды и Эрика почувствовала, как лицо, минуту назад больше похожее на подушку, приобретает нормальные очертания. Вот глаза, сияющие промытые от вчерашних слез, смотрят на нее из зеркала. Синие, как небо ранней осенью. Мятный вкус зубной пасты во рту, глубокий вдох, вызванный прохладным дождем из лейки душа, падающим на теплую размягченную сном кожу, тонкий аромат иланг-иланг, источаемый пеной на мочалке-спонже – обычный утренний ритуал, понятный и приятный. Наконец, Эрика промокнула тело мягким махровым полотенцем (привычка не вытираться досуха, а лишь впитывать излишки воды полотенцем никуда не делась, хотя в Башне утренний душ выглядел иначе, чем дома), сняла с вешалки банный халат и вышла из ванной.

 

Алиса

 

Тусклая осенняя улица окончилась не менее тусклым подъездом, способным вызвать приступ клаустрофобии даже у бывалого подводника. Здесь не хотелось задерживаться ни секунды сверх необходимого. Тусклая лампочка, тяжелый густой звериный запах – не лучшее первое впечатление от возращения домой. Жильцам многоэтажки, в которой жила Алиса, стоило посочувствовать. Впрочем, сочувствовали им лишь случайные гости, сами же они давно привыкли к тому факту, что путь к любимому дому лежит через плохо освещенный подъезд с облезлыми стенами и глухую звериную вонь.

 

Эрика, стараясь дышать как можно мельче, взбежала по лестнице и нажала кнопку звонка. Через несколько секунд тяжелая железная дверь вознаградила ее за храбрость звуками открываемого замка. В проеме показалось милое пухлое личико Алисы, расплывшееся в улыбке.

- Рика! Приветики. Быстренько-быстренько заходи!

Дверь гостеприимно распахнулась, вызволяя Эрику из мрачного дурно пахнущего подъезда и пропуская в прихожую алисиной квартиры. Девушка до сих пор помнила, сколько возни было с этой прихожей (Алисе с ее «безупречным вкусом» было очень трудно угодить), но итог впечатлял. Арочный потолок и псевдокаменные стены напоминали о коридорах древних замков, а свисающий с потолка фонарь а-ля «летучая мышь» со стоваттной лампочкой довершал впечатление. На вкус Алисы здесь однозначно не хватало пары кованых решеток, рыцарских доспехов и, возможно, какого-нибудь пыточного приспособления. Увы, родители, с которыми жила девушка, и слышать не желали о таких девайсах в своей квартире.

- Лисен, приветики, - Эрика обняла подругу и по заведенной традиции обменялась с ней парой «чмоков» в щечки. Алиса – невысокая пухленькая блондинка с длинной пшеничного цвета косой и зеленоватыми русалочьими глазами – извлекла из незаметного обувного шкафчика пару мягких тапочек и поставила их перед гостьей.

- Рика, пошли на кухню. Я как раз кофе варить собираюсь, – и уже с полпути – Тебе с молоком?

 

Удобно устроившись диванчике, девушки молча пили кофе. Точнее, молчала только Эрика, размышляя о том, как высказать Алисе свою просьбу и избежать объяснений. Уж что-что, а получать объяснения Алиса умела очень хорошо. Прямо с языка сдергивала. Нет, Эрика и хотела бы рассказать все подруге, но это казалось невозможным. Она до сих пор и сама была не уверена, в том, что все, что с ней произошло – устремленный вверх перст Башни, синие травы другого мира, Даго – не приснилось ей.

- Рика, ты представляешь? Она его отшила, а он по-прежнему за ней таскается. Он ей бриллианты дарил, купил машину, квартиру, по кабакам дорогим таскал. Вот не дурра, а? А вчера встретила ее в «Озоне». Куда что делось! Простенькая такая, сумочка дермантиновая, сапожки такие…ну ты поняла, куртка ни о чем. Вот чего ей не хватало? Блин, Рик, ну вот почему не я, а? – Алиса возмущенно развернула конфету, - Ну вот почему он этого заморыша выбрал? Что он в ней нашел?

- Лис, ну она вроде ничего, стройная, хорошенькая.

- Ах… Ты подруга! – Алиса укоризненно покачала головой, - Она – стройная. А я – жирная? Ну да, кое-где не мешало бы убрать. И что? Пару килограмм всего. Да при чем тут вес вообще? – экспрессии любимой подруги Эрики не было предела. А говорят, что блондинки флегматичны.

- Лисен, ну не в весе же дело. Ты очень-очень милая, но…. Да кто их знает вообще, как они выбирают. Может, он и правда в нее влюблен.

- Твоя правда…

- Лис, у меня просьба.

- Ну, конечно! Кто бы сомневался? В гости не затащишь, а как появилась нужда – так…

- Лис, ну послушай, а?

- Валяй, - и вот чашка с кофейным осадком отставлена в сторону, а в прозрачных зеленоватых глазах Алисы плещется неподдельное внимание.

- Алис, мне нужно, чтобы ты меня прикрыла, если мама спросит, где я была вчера. Скажи, что с тобой, а?

- Все интереснее и интереснее! А где ты была вчера? – Алиса всплеснула загорелыми руками и с показным нетерпением уставилась на Эрику.

- Потом расскажу, - улыбнулась та. Если бы не ранние сумерки и незажженный свет на лоджии, где подруги пили кофе, Алиса непременно заметила бы, насколько вымученной была улыбка Рики.

- Ну-у! Так нечестно! Я тут ее двадцатилетнюю (с ума сойти!) задницу прикрывай, а она еще и кокетничает! Скандалы, типа, интриги, расследования. Афигеть! Ладно. И где мы с тобой были?

- Мы были в… - девушка задумалась, - О! В «Озоне» мы с тобой были.

- Яволь, мой суслик!

- Лис, и мне нужно кое-что у тебя оставить. Ничего не спрашивай – не хочу врать. Если мама спросит, то это – твое.

Эрика встала и вышла в прихожую. Через несколько секунд девушка вернулась с серым свертком.

- Нифига себе. Рик, это что? Это из чего? Я в жизни ничего подобного не видела! Олег привез из Италии? – Алиса засыпала бедную Эрику вопросами, не забывая попутно ощупывать, осматривать и прикидывать на себя серебристо-серый костюм, как будто бы сделанный из тончайшей кожи и не имеющий ни единого шва.

- Алиса!

- Молчу-молчу. Мась, я померю? – и, не дожидаясь ответа, Алиса умчалась в спальню, оставив подругу наедине с пустыми чашками из-под кофе и грустными слезливыми сумерками за окном. В Башне не было ни дня, ни ночи, ни рассвета, ни сумерек, ни дождя, ни солнца. Внутри всегда горел свет, а снаружи, казалось, светила никогда не заходящая Луна. Или так светился воздух за стенами Стража? А был ли там вообще воздух? Ни разу за два месяца пребывания у синеглазых Эрика не покидала Башни. Только та вылазка на Кхола, с Дагомиром…

-Дай поносить, - потребовала появившаяся в дверях Алиса.

 

Олег

 

Когда сидя в холодной квартире (душки-коммунальщики ревниво экономят деньги граждан как свои собственные, включая отопление лишь после первого снегопада) смотришь на осенний дождь, трогающий каплями стекло окна, пытаясь согреть замерзшие пальцы о чашку чая, кажется, что лета никогда не было. И то, что из твой «дежурный» шкаф все еще полон тоненьких летних маечек, легкомысленных шор и прочих летних предметов одежды, кажется глупой шуткой. Лето… Ты читала о нем в книгах, но его, кажется, никогда не было в твоем городе. Здесь всегда шел дождь, всегда пахло сыростью и всегда было холодно.

 

Впрочем, нет. Иногда посреди осени выдаются деньки, когда кажется, что лето все таки было. Эти дни – как его последний привет, ласковый, полный обещания и просьбы не грустить. В эти дни небо становится пронзительно звонко-синим, еще более синим от соседства торжественно-золотых крон деревьев и яркого медно-золотого пушистого ковра из листьев. За эти немногие золотые дни прощают осени всю ее враждебную долгую непогоду и промозглую сырость.

 

В Краснодаре кружила и пела золотая осень. Эрика шла по улице, по-девчоночьи пиная охапки алых листьев, которые еще не успели перекочевать в мешки дворников. После двух недель дождливой погоды теплый солнечный денек был как бальзам на душу. Искрилось синевой небо, такая радость, такое торжество царило вокруг, что девушка даже думать забыла о своей бессоннице. Только по привычке вздрогнуло и заколотилось сердце, когда в паре метров от себя Эрика увидела спину высокого черноволосого парня.

 

В сумке запиликал мобильник. Девушка остановилась, извлекла из нее свою Нокию и, не глядя на номер, нажала кнопку «Ответить». Тут же ее затопил, оглушил хлынувший в ее уши мягкий голос Олега. Господи милосердный, она совсем забыла про него! А ведь у нее наклевывался бойфренд. И мама что-то говорила об Олеге, только в тот момент девушке было не до нее. Две недели после возвращения из Башни Эрика жила как сомнамбула, почти не воспринимая окружающий мир. Она почти не спала, почти не ела. Она просто боялась уснуть, чтобы не проснуться на ложе из тумана в комнате, пахнущей фиалками. И еще она боялась Даго. Боялась настолько, что всеми силами пыталась забыть о нем. Прочтя где-то методику избавления от неприятных воспоминания, девушка провела много часов, выписывая на лист бумаги все то, что хотела забыть. Намеренную безжалостность Даго во время тренировок, его голос, который под конец их знакомства уже был полон интонаций, его теплые твердые руки, горячие губы. А попутно всеми силами Рика разжигала в себе ненависть, смакуя и пережевывая каждый миг того, что он сделал с ней чтобы привести ее в Башню. Она накручивала себя до ослепительной ненависти…. и прощала его. Зная Дуче, зная Даго, зная все, что знала теперь, она искала и находила ему оправдания.

 

- Рика, малыш, я вернулся! Давай встретимся. Сейчас! Рик, ну не молчи, а? – скороговоркой, не давая девушке вставить ни слова.

- Э… Привет, Олеж. Рада слышать. Откуда вернулся-то?

- Ну, ты даешь. Из Питера. Ты, мамзель, за две недели не заметила моего отсутствия? Эх ты! Скажи, откуда тебя забрать, - из улыбчивого голос Олега стал деловитым.

- Олег, я иду по Ставропольской в сторону дома. Сейчас возле университета. Если ты долго – лучше встреть меня у подъезда. Только не возле самого подъезда, ага? А то соседи черте что подумают.

Олег хмыкнул в трубку.

- Оки, возле твоего подъезда. Минут через двадцать подъеду, угу?

- Давай, - Эрика уже улыбалась. Все-таки в Олежке было что-то ужасно милое, трогательное и одновременно надежное. Они дружили с самой школы, но только сейчас, после окончания последнего курса университета, в их отношениях возник легкий намек на нечто большее, чем дружба. Во всяком случае, всем подругам девушки казалось, что Олег начал за ней ухаживать. И каждая из них считала своим долгом намекнуть девушке, какая из них с Олегом получилась бы прекрасная пара.

 

«Ну, действительно, где ты найдешь лучше, а? Он такой красивый. К тому же умный, веселый, уже хорошо зарабатывает. Тебе же не придется ничего добиваться – у вас все будет!» – убеждала подругу Алиса. Насчет «красивого» она была абсолютно права. Почти белые волосы, светло-карие глаза, белозубая улыбка, не покидающая его лица, и высокий рост заставляли буквально млеть всех представительниц прекрасного пола, встречавшихся Олегу на жизненном пути. Причем, независимо от их возраста. А подруги Эрики, знавшие, из какой семьи происходит парень, чем занимается (в данный момент Олег был владельцем дизайнерской конторы, превращавшей серийные автомобили в штучные произведения искусства а-ля Need For Speed) и что получит в наследство, абсолютно не понимали, что ей еще нужно и при чем тут какая-то любовь. Эрика , как это часто бывает, даже попыталась пересмотреть свое отношение к Олегу. Ведь в конце концов, если все вокруг говорят тебе, что ты дурак, то поневоле начинаешь искать изъяны в своей точке зрения, а после и в себе. Однажды напившись текилы в каком-то ночном клубе, они даже поцеловались в такси у подъезда девушки. К чести Олега, он не напоминал Рике о том поцелуе и том, что именно она тогда вдруг (мнения подружек наложились на изрядное количество выпитого) начала неистово настаивать на продолжении поцелуя где-нибудь в более интимной обстановке. И, бог – свидетель, девушка была очень ему благодарна, хотя еще некоторое время краснела при одном только воспоминании о том, как прижималась к нему всем телом и перебирала золотые волосы пока его рот жадно завладевал ее губами.

 

Положив в сумочку телефон, Эрика поправила платок, намотанный вокруг шеи, и направилась в сторону набережной, которую ей нужно было преодолеть, чтобы попасть к своему дому. Он увидел ее метров за двадцать до дома. Во всяком случае, когда она пересекала площадку для авто, Олег уже гостеприимно распахнул пассажирскую дверь своей ауди и сейчас ждал Эрику, улыбаясь во все тридцать два зуба.

- Осторожно, не садись.

Нырнув в салон, он извлек из него охапку сиреневых орхидей.

- Мадемуазель, не могу передать, какая часть для меня… - дурашливо начал он.

- Олежка, - Эрика уже смеялась в голос, - ты чудо! Давай сюда.

Она взяла цветы и сев в автомобиль, бережно уложила их на колени.

- Господи, какие красивые! Олег, спасибо, - Рика дотянулась до его щеки и аккуратно коснулась ее губами?

- И все? Мадмуазель, вы скупердяйка!

- А вы, сэр, вымогатель, - парировала девушка.

- Виноват. Позвольте искупить, загладить и все такое. Рика, поехали поедим? Заодно поболтаем. Я, конечно, понимаю, что вы тут не особо убивались по отсутствующему мне, но я-то скучал.

Не дожидаясь ответа, Олег повернул ключ в замке зажигания.

 

Олег и Эрика

 

В таких ресторанчиках не бывает висящих на стене телевизоров, а большинство крошечных квадратных столиков с уютной лампой под бежевым абажуром рассчитано только на двоих. Здесь всегда звучит негромкая спокойная музыка без слов. В таких заведениях непременно существует два комплекта роскошно оформленных меню: одно для мужчин – с ценами, другое для дам – без цен. Здесь все имеет приглушенный и дорогой блеск, пахнет ароматным кофе, а официанты беззвучно скользят где-то на самой грани восприятия. Во всяком случае, тот, что подошел сейчас к столику, за которым устроились Эрика и Олег, позволил себя заметить только в тот момент, когда положил перед девушкой и парнем по экземпляру меню, а затем освободил от упаковки и поставил роскошный букет гостьи в вазу.

 

 

- Ну, рассказывай, - сделав заказ, потребовал Олег.

- Да нечего рассказывать. Видишь, у нас тут совсем уже осень наступила. Олеж, ты рассказывай. Питер же великолепный город. Я всего раз в нем была, но мы тогда обошли пешком весь Невский. Были в Исакиевском Соборе. Слушай, какая там красотища! Потом в Эрмитаже. Я даже просила у мамы, чтобы мы здесь остались жить. Меня тогда так впечатлила выставленная в одном из залов карета! Я решила почему-то, что если буду жить во дворце, то обязательно превращусь в принцессу и буду ездить только на такой карете, запряженной четверкой лошадей – белых. Но другого подходящего дворца кроме Эрмитажа я не знала. А в Кунсткамере тогда испугалась так, что мне пару дней снились кошмары. А Петропавловская крепость… Олег, ты там был?

Олег улыбался, видя, как розовый румянец вдохновения заливает анемично-бледные щечки Эрики, как начинают блестеть ее глаза – может от приятных воспоминаний, а, может, от вина и, как он надеялся, его общества. Во всяком случае, она была искренне ему рада, и с его стороны было глупо упустить такую возможность.

- Рика, я был в Питере по делам – своим и родительским. Папа выходит на пенсию, а в Питере него есть недвижимость. Ну а у меня там заказчик. Но мы с тобой, если хочешь, можем съездить туда просто так, посмотреть Питер, освежить твои детские воспоминания. Можем даже пожить там пару месяцев, а на Новый Год поехать в гости к Деду Морозу – в Финляндию. Хочешь? Тем более, как я говорил, у нашей семьи там роскошная квартира. Рика, соглашайся!

- Мы будем жить вдвоем? В твоей квартире? – Эрика задумалась. Сейчас, после двух бокалов вина, все казалось возможным. Особенно, если оно поможет ей забыть Даго и Башню, синие глаза Дуче и черные буравчики кхолки, фиалковый аромат, смешанный с запахом пота – мужского и женского. И ненависть к этим безжалостным и сильным рукам – рукам синеглазого…

«Я люблю его», - внезапной мыслью сознание девушки было как будто взрезано, как разрезают ткань острые ножницы. А сквозь дыру в полупрозрачной ткани объяснений, которыми она себя успокаивала, все то, что происходило с ней в последнее время, стало вдруг таким реальным, понятным и настоящим.

- Я могу подавать горячее? – официант возник ниоткуда, получил от Олега утвердительный кивок, наполнил бокалы и вновь исчез.

- Рика, все в порядке? Да, конечно, мы будем жить вместе, если не возражаешь. Ты ведь не возражаешь? – Олег улыбнулся и взял девушку за руку.

- Н-н-нет… Олег, мы с детства дружим. Я помню, как ты защищал меня от Костика, запихивал за шиворот снежки и обзывал дурой, когда я тебе призналась, что влюблена в Егора. Кстати, ты тогда был абсолютно прав. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не ты. Я привыкла к тому, что ты – как старший брат, взрослый мудрый друг, всегда на моей стороне, на страже моих интересов… Ты же всегда был каким-то... не знаю, – она замялась и продолжила, – взрослым, что ли. Да, именно. Даже в десять лет ты уже казался взрослым мужчиной. Мне тогда все понятно было – ты друг, старший брат. Но вот сейчас я совсем не понимаю – мы друг другу кто? Мы друзья или Алиса права, намекая на то, что мне бы стоило разглядеть в тебе мужчину? – Эрика испытующе с легкой полуулыбкой взглянула на спутника.

 

- Ах, ну если сама Алиса! - Олег рассмеялся и впервые напомнил Эрике о том, о чем она предпочла бы не вспоминать, - Рика, я хочу быть честным с тобой. Ты помнишь, как мы целовались? Я тогда четко понял, что хочу, чтобы мы встречались. Хочу с тобой спать и… кто знает. Рика, детство кончилось. Я больше не буду твоим нетребовательным рыцарем, и даже другом не смогу оставаться после того, как ты кого-то найдешь. Я просто не желаю оказаться в шкуре отвергнутого и безответно влюбленного, готового на все лишь бы хоть иногда лицезреть свою обожаемую возлюбленную, - незаметно для себя он перешел на высокопарный тон. Начитанность и хорошее образование всегда давали ему преимущества там, где требовалось как можно точнее выразить свою мысль и эмоции к ней прилагающиеся.

 

Эрика впервые видела такого Олега – жестко и требовательно выражающего свою позицию, свои желания. До сих пор он был жесток только с ее обидчиками, а с ней – никогда. Ну, за исключением того случая со снежками. Наверное, он и сам ощутил, что перегнул палку и, попытавшись смягчить впечатление, улыбнулся и отсалютовал девушке бокалом с безалкогольным вином.

 

 

… Боги переглянулись. Только в изумрудных глазах Бины не было недоумения.

 

Растерянно ковыряясь вилкой в баклажанах по-пармски, Эрика лихорадочно соображала. Олежка нравился ей. Действительно нравился, но… Все дело было в том, что она просто не могла себе представить их вместе. Быть парой с Олегом, спать с ним, готовить ему завтрак, принимать вместе душ – все это не укладывалось у нее в голове. С другой стороны, ни кого другого рядом с собой девушка не могла представить. Разве что Даго.

Сердце Эрики бухнуло так, что едва не проломило грудную клетку. Дагомир. Господи, ну за что? Ну что это за стокгольмский синдром – ненормальная неправильная реакция на того, кто мучил ее? Ей бы ненавидеть синеглазого, а она боится уснуть, чтобы не увидеть во сне его тонкие длинные пальцы, ласкающие ее талию. И даже сейчас в музыке без слов Эрике мерещится шелест его шагов и тихий твердый голос.

 

- Олежка, не дави на меня, - Эрика картинно вскинулась. Реакция девушки выглядела так, как будто являлась хорошо отрепетированной, но плохо сыгранной ролью. И Олегу было понятно, что его будущая, как он надеялся, любовница и, возможно, жена, тянет время. Вот только о причине этой паузы он не догадывался.

- Рика, ну я же не требую, чтобы мы прямо сейчас поехали в какую-нибудь гостиницу и …эээ... скрепили наш договор. Просто подумай. А завтра-послезавтра сообщи мне свое решение, – на этот раз его улыбка была мягкой и ободряющей, - и тогда мы закончим этот разговор. Договорились?

- Ну конечно! – девушка с облегчением улыбнулась и отпила глоток вина. Он дал ей двое суток на размышление. А размышлять было о чем. Эрика четко понимала, что если Олег уйдет, то она останется совсем-совсем одна и, возможно, сойдет с ума, просыпаясь и не понимая, где находится, ища рядом с собою горячее тело Дагомира. Если бы только все, что произошло в Башне, оказалось сном!

- Слушай, а в Питере я покажу тебе…, - и, наткнувшись на взгляд Эрики, закончил стыдливым – молчу-молчу!

 

Холл ресторана встречал и провожал гостей улыбчивым швейцаром и огромными зеркалами во всю стену. Когда Эрика и Олег проходили мимо них, девушка мельком взглянула на отражения. Они действительно казались очень красивой, хоть и немного странной парой. Миниатюрная синеглазая женщина с длинными черными волосами и фарфоровой кожей, одетая в темно-вишневый брючный костюм, а рядом с нею – высокий загорелый блондин с теплыми карими глазами и добродушной улыбкой. Эрика даже усмехнулась – отражение Олега выглядело таким… всеобъемлющим, вселенским, что, казалось, занимало все зеркало, оставляя прочим незначительным деталям вроде ее самой место где то у самой рамы – на периферии. Опять знакомой и уже привычной болью резануло воспоминание о Дагомире. Если бы только это зеркало могло менять реальность и вместо отражения Олега отражение Даго сейчас подавало бы сейчас пальто Эрике. Увы.

 

- Рика, пристегнись, - Олег продолжал опекать ее, и это начинало раздражать. Ну, бывает момент, что даже то, что обычно принимается очень благосклонно (например, дружелюбное внимание, забота) вдруг вызывает желание стряхнуть его с себя как липкую паутину. За окнами автомобиля блистал вечерний Краснодар, брели куда-то сутулящиеся от осеннего холода прохожие, а в салоне играло что-то легкое, скрипично-итальянское и работала печка. Эрика поймала себя на мысли, что ей сейчас чертовски не хватает снега за окнами. Белых-белых пушистых хлопьев, медленно и торжественно падающих на дорогу, обочины и крыши домов, грустно и величественно, подобно нотам «Аве Марии» Шуберта, ложащихся под колеса автомобиля.

 

Тоска

 

- Мам, я дома! – Эрика переобулась в мягкие тапочки и прошмыгнула к себе в комнату. Ею овладело лихорадочное чувство, знакомое всем, кто когда-нибудь совершил нечто, и вдруг четко понял, что это «нечто» было ошибкой, да к тому же увидел возможность все исправить. Эрика распахнула свой одежный шкаф и на пол полетели свитера, кофточки, платья и джинсы. Наконец, поток одежды иссяк и девушка вынырнула из-за дверцы шкафа, держа в руке пояс телепортера. Это была воплощенная надежда! Боже, она действительно не хотела быть здесь, ей ничего не было нужно от этого мира! Боже, как она была глупа и слепа! Единое сконцентрированное в луч желание как будто смыло все сомнения с ее души. Да, он сделал это. Да. Этого не исправить. Но люди – это не точки на координатной сетке. Каждый человек – вектор, сам себе Путь, изменяющийся и изменяющий мир вокруг себя. И сейчас она больше всего хотела отвести себя в Башню – к Дагомиру. К дивным чужим мирам, каждый из которых сулил ей столько же открытий, сколько подарил Кхола. Решено! Усевшись на кровать, Эрика попыталась реанимировать темный серый дисплей. Девушка трясла им, пыталась нажимать на невидимые кнопки, но все было напрасно – панель управления оставалась потухшей и мертвой. Обессилев, девушка уронила пояс на пол, уткнулась в подушку и разрыдалась. Нет ничего более болезненного, чем обрести надежду, прожить с ней несколько секунд и вдруг обнаружить, что она была иллюзией.

 

- Олег, - она старалась, чтобы по ее голосу не было заметно недавних слез

- Мм? Рика, что-то случилось?

- Олежка… хотела поблагодарить тебя за вечер. И пожелать спокойной ночи.

- Спасибо, солнышко, - кажется, он расплылся в улыбке, - и тебе приятных снов.

Эрика нажала на кнопку отбоя. Она только что чуть не смалодушничала. Олег не заслужил того, чтобы быть синицей в руке. Но, жизнь сложнее, чем женские романы и даже детективы. Сложнее и неизмеримо проще. Главное, знать, куда смотреть.

 

Даго

 

- Как ты посмел отпустить ее? – шипел Дуче на стоящего перед ним Дагомира. Сейчас он был не похож сам на себя, а напоминал, скорее, ртуть, хаотично мечущуюся по залу, то раскатывающуюся мелкими ядовитыми шариками, то собирающуюся в тяжелую страшную каплю серебра, - Отвечай!

- Дуче, - Дагомир пытался поймать в прицел глаз переносицу Паоло, мечущегося по комнате, - я решил, что это будет лучшим выходом.

- Ты?! Решил?! – Паоло остановился и посмотрел на Даго с почти изумлением. Потом сделал над собой усилие, чтобы не убить на месте этого глупого недалекого щенка. Он проворонил их шанс завершить Эксперимент! К тому же, пока численность синеглазых оставалась одинаковой на протяжении многих столетий, увеличение ее хотя бы на одного человека казалось немыслимой, почти невероятной удачей. Возможно, первой в череде. И сейчас это первое звено в возможной цепи было вырвано из рук Дуче и выброшено туда, где ему совсем не место.

- Ты действительно думаешь, что она сможет жить там, где выросла? После того, как ты показал ей наши возможности, иные миры? После того, как она была твоей любовницей и успела увлечься тобой, несмотря на то, что вы встретились при не самых лучших обстоятельствах, которые тоже были частью Эксперимента? Ты уверен, что во всем, что с вами обоими происходило, есть хоть что-то случайное, спонтанное? Ты правда думаешь так? Дагомир, я был лучшего мнения о твоих интеллектуальных способностях, – голос Дуче стал тусклым, как вороненая сталь. – Иди и приведи ее назад. Сейчас! – это был приказ.

В руках Даго снова были телепортеры. Два.

 

Быстро развернувшись и вылетев в едва успевшую отойти в стену дверь, Даго вылетел из приемной Паоло. Да, Дуче переиграл его. Он все спланировал с самого начала. И то, что он назначил Даго присматривать за Эрикой, и их близость, и то, что ему пришлось стать ее учителем, а потом и экскурсоводом в мире, где она должна была найти свои воплотившиеся воспоминания. Все до единой мелочи подчинялось плану Дуче, этого непостижимого кукловода, смыслом жизни которого стало найти возможность сковырнуть племя синеглазых с той мертвой точки, на которой они застыли, и отправить вперед - дорогой богов, а не изгоев, едва сводящих концы с концами. Да и черт с ним! Сейчас он отправится на Землю, в этот глупый холодный город, по которому уже однажды крался за спешащей домой Эрикой, возьмет ее за шкирку и притащит обратно в Башню. Нет, сначала он будет долго-долго ее целовать. Дагомир только сейчас с удивлением обнаружил, как скучает по ней. На него вдруг ниоткуда пахнуло ароматом ее кожи, тонко защекотало губы – как будто она играючи провела по ним прядкой своих волос, а из глубины памяти глянули вдруг ее бесконечно синие огромные глаза, хранящие в себе его отражение.

 

Дагомир собрал длинные черные волосы с пучок, переоделся в серый, чуть отдающий тусклым серебром костюм, не стеснявший движений, а затем нетерпеливо защелкнул пояс на талии. Пряжка-дисплей едва засветилась яркой голубизной, а пальцы мужчины уже выдавливали на ней комбинацию символов. Через долю секунды комната была пуста, и легкий воздух с едва слышимым звуком заполнил место, которое только что занимала фигура Дагомира.

 

 

… Один из проигравших в прошлой Игре богов чуть незаметно шевельнул пальцами левой руки.

 

 

Не-земля

 

 

Дагомир стоял посреди тротуара на холодной и осенней улице – почти такой же, как та, по которой он преследовал Эрику перед похищением. Высокое синее небо, холодное и неприступное, серый мокрый асфальт под ногами, облезлые и не очень многоэтажки с тусклыми окнами и вывеска продуктового магазина над огромной, заклеенной рекламой соков витриной. В этом городе ничего не изменилось. Все месяцы, прошедшие со дня похищения, здесь плакала дождями и танцевала с желтым листопадом осень, спешили по своим делам прохожие, без устали трудились дворники, сновали автомобили. И еще одна примета большого города здесь имелась – на улицах почти не было детей. Только унылые сутулые взрослые с пустыми глазами и хмурыми лицами. Стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания, Дагомир быстрым шагом двинулся с места в сторону, где по его расчетам находился дом Эрики. Спешащие навстречу люди, впрочем, совершенно не обратили на него внимания.

 

 

Через несколько часов кружения вокруг места, где (он точно знал это!) находился дом Эрики, Даго начал понимать, что дело не в нем. Что-то было не так с этим местом. Точнее, с ним все было не так. Внезапно многие мелочи, от которых он отмахивался все эти часы пребывания на Земле, бросились ему в глаза - все и одновременно. Все парочки, спешащие по улице, были однополыми. Женщина с женщиной, мужчина с мужчиной, парень с парнем, а девушка с девушкой. С точки зрения официально гетеросексуального общества это было немыслимо. Да, подруги, бегущие на работу в один офис, два приятеля, собирающиеся зайти в кафе – это нормальное явление на городской улице. Но чтобы посреди бела дня, на улице мужчина держал за руку мужчину, а девушки обнимали друг друга за талию, улыбаясь друг другу отнюдь не по-дружески – это немыслимое явление для Земли, с которой был знаком Дагомир. Он присматривался к прохожим и не видел ни одной влюбленной или, судя по поведению, семейной пары разнополых людей. И это было еще не все.

 

Взглянув перекресток, где сейчас стояло с десяток машин, синеглазый понял, что все автомобили выкрашены в один цвет – серебристо-голубой. Все до единой. Этого просто не могло быть, если только на городских трассах не проходили какие-либо соревнования в будний день и среди бела дня, а эта стайка автомобилей не принадлежала бы одной команде. Или, возможно, неподалеку власти организовали слет чиновников, обязав всех членов местной аристократии покрасить авто в один цвет. Что-то вроде отличительного знака местной аристократии.

 

Автомобили стояли на перекрестке, но светофора над ним Даго тоже не увидел. Вместо него сигналы водителям и пешеходам подавал висящий над дорогой огромный шар. Сейчас шар светился ровным белым цветом. Но вот по нему пробежали сиреневые крапинки, и цвет сменился на голубой. Автомобили поехали, пешеходы остановились. Еще через минуту цвет стал розовым, послужив, видимо сигналом остановки автомобилям, движущимся по другой полосе.

 

Что ж, возможность такого поворота событий существовала. Преподаватели, после каждого перерождения обучавшие его навыкам воина и исследователя, предупреждали его, что настройки телепортера очень сложны, и малейший сбой может занести путешественника куда угодно. И ему очень повезет, если это «куда угодно» окажется обитаемым миром с человекоподобными существами, чья степень развития позволит им не счесть неудачно зашедшего в их родной мир синеглазого едой. Причем, не требующей предварительной тепловой обработки. На всякий случай Дагомир попытался выяснить у проходившего мимо мужчины, где находится улица Стасова в этом городе. Немолодой худощавый мужчина в сером пальто, бесцеремонно выдернутый из своих размышлений вопросом Даго, несколько секунд недоуменно смотрел на вопрошающего бесцветными рыбьими глазами. Несколько мгновений спустя он видимо сообразил, что от него хотят:

- Стасова? В Краснодаре нет такой улицы. Может, есть, но я не знаю, где. Спросите у кого-нибудь еще.

Он вновь погрузился в себя (это было видно по опустевшему взгляду и расслабившимся уголкам губ) и заторопился прочь.

 

Секундная паника, вполне уместная в критической ситуации, накрыла с головой Дагомира и тут же схлынула, теснимая трезвой мыслью о том, что ни для какой паники нет причины. Даго даже усмехнулся – настолько рефлексивной была эта паническая атака. Все же, ничто человеческое им не чуждо, да и двух лет тренировок (после смерти синеглазого его клон появлялся в Башне будучи в биологическом возрасте примерно 18 лет) при всей их жесткости маловато для того, чтобы стать закаленным и непробиваемым воином, полностью контролирующим каждое движение своей души. Или почти каждое. Тут Даго не смог удержаться от легкой, припомнив бешенство Дуче, отправившего его сюда.

 

«Кстати, а не его ли это рук дело?» - подумал мужчина, бредя по тротуару в сторону места, где он появился на этой, параллельной Земле. Собственно, после того, что сделал Паоло с ним и Эрикой.… От учителя можно было ожидать любого хода, и он не остановится ни перед чем, пытаясь добиться процветания Ордена. И Дагомир еще раз в этом убедился. Наверное, еще пару месяцев назад окажись он на месте Дуче, Даго тоже недрогнувшей рукой сломал бы судьбу землянки, четко спланировал бы направление шрамов в душе одного из синеглазых и равнодушно позволил бы этим шрамам появиться. Никакая жертва не чрезмерна, когда речь заходит об интересах Ордена. Но теперь, когда он узнал Эрику, а его душа ныла и болела все эти дни после ее ухода. Он обязан ее вернуть. И не позволит Дуче ставить над ней никаких экспериментов.

 

На неизвестный город, стоящий под неизвестным холодным небом неизвестного мира опускалась ночь, а на его улице, освещенной фальшивой радостью рекламных огней, фальшиво-теплой от золота автомобильных фар, высокий черноволосый мужчина в странном костюме вдруг сменил задумчивую неуверенную походку на размашистый твердый шаг. Шаг, который говорил о том, что у его обладателя появилась цель.

 

Выйдя к перекрестку, на котором он появился несколько часов назад, Даго пошел медленнее и, наконец, совсем остановился. Что ж, прощай параллельная Земля, такая похожая и такая иная, чем та, где стоит дом его любимой. Впрочем, да мало ли вокруг Башни вращается странных миров? Дагомир пожал плечами и нащупал на поясе пряжку-пульт. Заученным автоматическим движением мазнул указательным пальцем по месту, где располагался символ Башни и… Ничего не произошло. Вокруг по-прежнему сновали прохожие чужого мира, а вдоль улицы дул холодный ветер. Даго, быстро двинулся вперед, дошел до ближайшего угла и скрылся в подворотне, что находилась за ним – от ветра и случайных глаз.

 

«Только этого не хватало» - думал он, разглядывая мертвый экран телепортера. Видимо, сбой не только выкинул его в иной мир, нежели было запланировано, он еще и лишил прибор энергии. Теперь телепортер был бесполезен. Оставался еще тот, что Даго прихватил для Эрики (он нащупал тугой сверток в одном из карманов), но… А как же она?

«Я отправлюсь в Башню, прихвачу другой телепортер и вернусь за ней» - решил Дагомир и снял с себя испорченный прибор. Достав из кармана второй, он защелкнул замок. Дисплей засветился приятной голубой прохладой. Даго уже прицелился нажать на кнопку с Башней, как вдруг получил сильнейший удар по спине, сбивший его с ног и заставивший скорчиться от боли на холодной земле.

 

- Давай сюда свою цацку. Не видел еще таких мобил, - говоривший выдвинулся из темноты и Дагомир, стиснувший зубы (кажется, этот гад сломал ему пару ребер) смог увидеть напавшего на него. Это был невысокий коренастый мужчина, державший в руке что-то типа биты. Черт лица в темноте, конечно же, не разобрать, но судя по голосу грабителю было около тридцати. Дагомир глубоко вздохнул и мысленно повторил про себя: «Боли нет. Боль – лишь иллюзия, которая способная овладеть нами, если мы решим что она реальная. Боль – это плод воображения». А затем одним движением вскочил на ноги, легкой тенью переместился к напавшему и вырвал у него из рук биту. Сколько все это заняло времени? Доли секунды. Дагомир не думал. Он просто позволил своим мышцам делать то, что они посчитают нужным. Рефлекс, тренировка и дикое желание тела жить – вот все, что порой нужно человеку. Ум в таких ситуациях становится помехой, старым и неторопливым и чересчур болтливым умником, которого стоит связать и спрятать под кроватью, чтобы не мешал.

 

- Ты… Ах ты гад!!! – грабитель, еще не в полной мере осознавший происшедшее кинулся было на Дагомира, но тот лишь легко коснулся ладонью его груди и бандит оказался лежащим на земле. Дикий зверь, пойманный в капкан, никогда не кричит, не зовет на помощь. Потому что подобное безрассудство может стоить ему жизни в зубах голодных собратьев. Этот вор был диким зверем. Зверем, промышлявшим в городском лесу. Он не издал ни звука, упав на землю. Поняв, что сила не на его стороне, грабитель-неудачник быстро отполз в сторону и, вскочив на ноги, бросился прочь от этого странного парня, которому положено было пару часов проваляться без сознания после его удара по ребрам. Парень, как ему и полагалось, упал, но вместо того, чтобы отрубиться, через секунду оказался на ногах и чуть не убил его одним легким движением руки. Такого воришка, много лет промышлявший разбоем по подворотням, не видел никогда. И у него почему-то создалось впечатление, что задержись он еще на пару секунд возле этого странного парня, он больше вообще ничего никогда бы не увидел.

 

Дагомир коснулся рукой темной пряжки-пульта и мысленно послал вору проклятье. Доли секунды отделяли его от Башни и вдруг ... этот. Впрочем, сам виноват. Его учили, что человек – сам виновник событий, происходящих с ним. А значит, пенять не на кого, и единственно верным действием станет поиск выхода из ловушки, в которую он себя зачем-то загнал.

«Оба телепортера испорчены. Это раз. Кажется, у меня сломаны ребра. Это два. Отличные новости!» - Даго пошатываясь доковылял до подъезда, открыл дверь и рухнул без сознания. В конце концов, за все надо платить.

 

Сквозь туман уходящего обморока он слышал, как открывается одна из квартирных дверей. А потом возник чей-то мужской голос, о чем-то спрашивающий – настойчиво и с беспокойством. И, после того, как голос не дождался ответа, Даго куда-то потащили. Он не сопротивлялся – просто не мог. Снова темнота обморока опустила занавес перед его разумом, а потом, кажется, спустя лишь доли секунды он вдруг оказался лежащим и огромной удобной кровати. На следующем кадре, угодившим в поле его зрения, был изображен сидящий рядом молодой парень. Глаза Дагомира широко распахнулись. На постели сидела, держа в руках флакон с чем-то омерзительно-вонючим, сидел брат-близнец Эрики. Ее точная копия, выполненная в мужском варианте. У Даго возникло нестерпимое желание протереть глаза или ущипнуть себя. Такая естественная реакция, когда вдруг видишь перед собой любимую женщину, вдруг решившую перевоплотиться в мужчину. Даго медленно протянул руку, чтобы коснуться незнакомца. Тот удивленно отпрянул, а потом заулыбался.

- Ну вот, Вы уже хотите меня пощупать. Не стоит, право слово. Я не галлюцинация. Принести Вам что-нибудь?

Дагомир мотнул головой, не осознавая, что все еще во все глаза пялится на незнакомца. Незнакомец опять улыбнулся и заговорил. Протяжный мягкий голос как будто пел. В этом парне было что-то очень, очень располагающее.

- Ну, хорошо. Только не вздумайте вставать. Я нашел Вас в подъезде без сознания. Видимо, Вы подверглись нападению одного из местных воришек. Вы крайне неосторожны. Выходить на улицу одному после того, как стемнело – верх беспечности! - в голосе юноши прорезались нотки беспокойства.

- Я не местный, - голос Даго звучал тускло, как из подпола.

- Я уже понял. Вы очень странно одеты. А Ваш странный мобильный телефон на поясе… У Вас, кажется, треснуло ребро, но я никак не мог снять с эту штуку. Без нее Вам было бы не так больно. Меня зовут Эрез.

- Дагомир.

- Мне приятно. Скажите, должен ли я вызвать полицию, чтобы они занялись воришкой, напавшим на Вас?

- Благодарю Вас. Пожалуй, не стоит. Он ничего не взял, да я его толком и не разглядел.

- Я тоже так считаю. Увы, все, что смогут сделать наши полицейские – лишить Вас изрядного количества денег, нервов, сна и, возможно, все это будет зря, - Эрез улыбнулся теперь уже слегка виновато, - я все же принесу Вам попить. А потом посмотрю, что смогу сделать для Ваших ребер.

 

Удивительно, что в мире, где ночная прогулка может стоить вам жизни, где полиция обирает людей вместо того, чтобы их защищать, время от времени встречаются такие добрые самаритяне, как Эрез. Восьмой день Дагомир жил в его квартире и парень ни разу не намекнул ему, что пора бы поискать себе другой кров. Более того, Эрез всегда был приветлив и стремился во всем помочь Дагомиру. Вот только он никак не мог понять, почему сломанные ребра спасенного им незнакомца уже на второй день начали срастаться, а через семь дней тот уже смог спокойно передвигаться по квартире. Даго и не смог бы ему объяснить, даже если бы постарался. Как объяснить жителю этого мира, что ты, хоть и выглядишь как он, все же немного другой? Совсем чуть-чуть другой. Но этого чуть-чуть хватает для того, чтобы он на всю свою одну-единственную жизнь был привязан к угрюмому и опасному городу, лгущему случайным путникам каждым приветливым и ярким огоньком, а ты путешествовал между мирами, даже не пытаясь вести счет ни им, ни прожитым тобою жизням.

 

 

Каждый раз, когда добрый хозяин возвращался домой и входил в комнату, служившую палатой для выздоравливающего Даго, тот вздрагивал. К этому лицу – лицу брата-близнеца его Эрики нельзя было привыкнуть. Дагомир не уставал размышлять об этом Как могло случиться. что существует этот мир, так похожий на тот, где живет его любимая, а в нем есть мужчина – точная копия Эрики? Это было невозможно ни теоретически, ни практически. Разве что Эксперимент пошел не так, как они предполагали. Даго отмахнулся от этой мысли и отправился на кухню – искать еду.

 

За время, проведенное с новым другом, Дагомир многое узнал об этом странном мире, в который занесла его судьба. Здесь действительно не были приняты разнополые браки – его догадка оказалась верна. Древняя традиция предписывала мужчинам и женщинам создавать семьи лишь с себе подобными. В этом была своя логика. Во всех мирах уже давно решили, что мужчины и женщины никогда не смогут договориться, а кому нужна семья, в которой каждый тянет одеяло на себя? На Земле, где жила Эрика, да и во многих других местах эту проблему решили, отняв у женщин права. Законы просто отдали их в полную и бесконечную власть мужчинам. Женщину поставили в такие условия, что выжить она могла только рядом с мужчиной. Когда кто-то из партнеров лишен всех прав (даже права распоряжаться собственным телом), и оба считают эту ситуацию нормой – никакого недопонимания обычно не случается. За века существования этой традиции женщины даже полюбили это положение. Любимым времяпровождением и великосветских дам и пейзанок стало привлечение самого сильного жестокого и беспринципного мужчины. Те, кому не достался такой, довольствовались чем-то поплоше. Но быть совсем без мужчины являлось сродни уродству, которого женщине следовало всячески стыдиться.

 

В этом мире проблему неуживчивости разнополых партнеров решили иначе. Мужчины создавали семьи с мужчинами, женщины с женщинами. Разумеется, детей рожали женщины, но в дальнейшем младенцы часто отдавались в мужские семьи. Со временем обязанность рожать с женщин сняли. Теперь этим занимались специальные механизмы. Паре следовало только заявить о своей готовности завести младенца – и через девять месяцев с конвейера одного из родильных комбинатов сходил крепкий и здоровый малыш.

 

Совещание

 

Боги оторвались от созерцания Игры. Кетер, отошла в сторону для того, чтобы держать всю компанию в поле зрения и, переводя внимательный взгляд с одного лица на другое, осведомилась:

- Ну, что будем делать?

 

Игры существовали почти столько же, сколько существовал конгломерат миров и сами боги-создатели. Когда-то очень давно, через пару десятков тысяч лет после сотворения конгломерата боги заскучали. Они слонялись из угла в угол по своему вневременью, то и дело ссорились друг с другом, устраивали массовые побоища в подвластных им мирах, но скука одолевала их все сильнее и сильнее. Не зная, чем заняться, боги, как маленькие дети, которым надоели старые игрушки, решили разрушить созданные ими миры.

 

Это было чудовищное время. Смертные создания в мирах конгломерата гибли миллионами от пожаров, смерчей, потопов и землетресений. Боги наслаждались, стирая с лица реальности один мир за другим. Это извечное свойство богов – наслаждение процессом, решила использовать прекрасная и великая Кетер, питавшая слабость ко всему живому и сочувствующая великому множеству живых тварей стонущих и умирающих в огне, воде и под каменными завалами лишь для того, чтобы развлечь горстку творцов. В те страшные дни мягкосердечная (ибо превыше всего и всех на свете доброта) Кетер забыла про сон, трапезы и прочее. Она думала, как помочь творениям богов выжить. И тогда ее посетила одна мысль. Богиня отправилась к своим собратьям.

 

- Бессмертные. Все мы имеем равные права и равные голоса. До сих пор мы почти всегда принимали решения единодушно. Но вот я оказалась в полном одиночестве, когда воспротивилась тому, чтобы разрушить Конгломерат и построить новый.

Боги переглянулись. Они прекрасно помнили тот день, когда было принято решение и как громко и тяжело звучали шаги покидающей зал собрания Кетер.

- Сейчас я прошу вас пересмотреть свое решение! – она оглядела богов, отметив, какая скука и недовольство отразилась на лицах многих из них. Лишь маленькая золотоволосая Бина впилась в нее глазами, в которых плескался живой интерес и нестерпимое жгучее желание, чтобы Кетер нашла выход из этой чудовищной ситуации.

- Я понимаю, что происходящее вас развлекает, и вы уже предвкушаете новые акты творения. Но я прошу вас оставить в живых существующие миры и существ, населяющих его, - ее голос стал тверже гранита и тяжелее свинца, - потому что мне есть, что предложить вам взамен. Я предлагаю Игру. Все наши разногласия будут устранены, все миры окажутся в безопасности, а вы получите в свое распоряжение бесконечное развлечение, которым сможете наслаждаться целую вечность и не испытывать скуки.

- О чем ты говоришь, Кетер, - Бина выдвинулась из стайки бессмертных и шагнула в сторону говорящей.

- Я нашла способ … который удовлетворить всех. Теперь у нас будут игры. Каждая Игра – это то, что будет происходить в реальности и на игровом поле одновременно. У нас будут герои, персонажи, антигерои. Мы сможем выбирать себе фаворитов и делать ставки, вводить правила. Все будет по-настоящему. Это – хорошая альтернатива разрушению того, что вы создали, ибо ваши творения прекрасны и достойны существования в реальности. Но, главное, каждая игра будет уникальна. Я, - Кетер замялась, – привела первого Дракона. Когда-то он был человеком, но однажды перестал им быть. И он создал для нас первую Игру.

 

Из темной арки зала, где собрались боги, выступило нечто, имеющее человеческие очертания тела, но тела, блистающего золотой гибкой чешуей. Место, где у людей и богов находилось лицо, занимала маска, у которой был приподнят один и опущен другой уголок рта. Сверкающий позолотой Дракон миновал столпившихся и с интересом изучавших его богов. При этом заглянув в глазные прорези его маски (боги весьма любопытны), даже самые жестокие творцы сделали шаг назад. Наверное, будь у них выбор, они бы стерли в порошок мир, где способно было появиться такое существо.

 

Между тем, сверкающая фигура приблизилась к круглому возвышению посреди зала и… Над возвышением появилась трехмерная панорама пространства самой первой Игры. Сгрудившиеся перед ней боги увидели, как в огромные городские ворота Вифлеема въезжает юная беременная женщина, сидящая на осле, которого ведет под уздцы усталый немолодой мужчина в длинных одеждах.

 

 

- Ну, так что же мы будет делать с этой (!) Игрой? – повторила и даже слегка расширила свой вопрос Кетер.

- Мы должны вмешаться, - твердо ответил ей Гвура, - нельзя позволить этой Игре завершиться так… - пока он подбирал слова, другие боги присоединились к его мнению. Малхут завела свою песню о новых ставках и азарте, которые сулит развитие Игры, Нецах алмазным голосом высказала пожелание досмотреть, чем все кончится. Все остальные жители Древа были более или менее согласны с тем, что вмешательство в данной ситуации необходимо.

- Кто готов пожертвовать фишкой? – новый вопрос Кетер заставил серебряные голоса бессмертных умолкнуть.

- У меня есть подходящая, - ответил Йесод.

 

Спасение утопающих

 

В одном из мест, которые принято называть «далёко» по комнате с серыми, отливающими тусклым серебром стенами бродил худощавый седовласый старик с синими льдистыми глазами. На его лице застыло выражение бесконечной задумчивости, а каждый шаг как будто впечатывался в беспросветно-черные глянцевые плитки пола. Их глухую черноту тщетно пытались разбавить пятна голубоватого призрачного света, падающего из узких стрельчатых окон-бойниц. Впрочем, все старания их были тщетны – свет оставался лежать в паре сантиметров от пола. Как будто брезгливая чернота не позволяла ему осквернить себя. Впрочем, к шагам Дуче она относилась более благосклонно. А, может, у нее не было выбора. Как бы там ни было, именно Дуче Паоло сейчас вышагивал по комнате для приемов, размышляя о том, что ему следует предпринять в сложившейся непростой ситуации. Старейшина Ордена относился к тем, кому лучше думается на ходу и, судя по скорости его перемещения по комнате, в голову Дуче вот-вот должно было явиться какое-то решение.

 

Паоло остановился. В его затуманенных глазах как будто отражался ведомый им сами с собою диалог, подобный разыгрываемой умелыми соперниками изящной шахматной партии. Шах и мат. В глазах Дуче мелькнула синяя искра найденного решения, подобно комку снега вызвавшая целую лавину действий. Стены комнаты, многое повидавшие на своем веку, сейчас безо всякого любопытства наблюдали, как Дуче застегнул на своем хрупком теле телепортер, нажал несколько кнопок на пульте и исчез.

 

Раз, два, три… Едва слышимый вопль возмущенного воздуха, место которого неожиданно оказалось занятым двумя фигурами. Одной из фигур был задыхающийся смертельно-бледный Дуче, а второй – Эрика, поддерживающая старика за талию.

 

Стены проснулись и с неодобрением взглянули на столь неуместный среди них розовый наряд девушки. То ли пижама, то ли домашний костюм… Увы, сделать с нахалкой они ничего не могли, а потому принялись пассивно наблюдать за развитием событий. Бледная, трясущаяся Эрика пыталась усадить Дуче в кресло, стоявшее посреди зала. Она непрерывно повторяла «все будет хорошо. Только не умирайте!» так, как будто это могло залечить раны, которые оставили глубоко в теле Дуче всесильные Время и Пространство. За все нужно платить. И сейчас Паоло жестокой болью, заставлявшей его молить о смерти, расплачивался за все свои прегрешения перед этими двумя.

- Отправляйся за Даго, девочка, - прохрипел он.

- Даго здесь нет? Он… где он? – Эрика растерянно опустила руки, позволив телу Дуче соскользнуть в кресло, до которого она его все-таки дотащила.

- Он…, - Дуче вдруг отказались повиноваться легкие, но он смог ткнуть двумя пальцами в символы на пульте телепортера. Те самые, которые вели в мир, взявший в рабство Дагомира. А потом всесильный и всемогущий, бессменный Глава Ордена Синеглазых умер. Глаза его остекленели, а тело безвольно обвисло. Эрика вскрикнула и усилием воли затолкала остаток крика с легкие. А через пару мгновений в зал вошли серые тени с пронзительно-синими глазами.

 

 

В комнате, служившей спальней Дуче на постели Магистра открыл глаза высокий хрупкий юноша с золотистыми волосами, тонкими, почти девичьими чертами лица и кожей цвета томленых сливок. Он сладко потянулся и нажал кнопку вызова. «Ваш Глава снова с вами. Я готов» - произнес он, обращаясь к двум вошедшим синеглазым. Такова привилегия магистров – помнить, кто они, помнить все, что было с ними в предыдущих жизнях. Юный Дуче выпрыгнул (о, какое счастье было вновь обзавестись молодым послушным телом!) из туманной постели и отправился инспектировать свой труп. На этот раз умирать было крайне болезненно, да и причина… С каких пор темпоральный переход между мирами мог нанести столь значительный ущерб, причем выборочный. Ведь пострадал только он, а Эрику ни время, ни пространство не тронули. Даже волос не упал с ее головы в те страшные секунды, когда он истекал жизненной энергией. Подобно крови она обильно сочилась из ран, нанесенных когтями тех, которых Дуче обычно не принимал в расчет. Да и момент смерти… На этот раз все было действительно неприятно. Как будто бы лимит отпущенных Дуче жизней вдруг стал подходить к концу и те, кто создал Конгломерат (кем бы они ни были) нашли способ намекнуть Магистру, что срок его пребывания в числе живых подходит к концу. Умом Паоло понимал, что синеглазые бессмертны, обречены возрождаться вновь и вновь. Но с ним все было чуточку иначе, чем с остальными членами Ордена. Они приходили в мир с разумом почти что чистым. Он же появлялся наполненным знаниями о себе, своих прошлых жизнях – подобно заряженному оружию, готовому к стрельбе. Вот только кто стрелял из него…

 

Идя по длинному коридору к залу приемов, Дуче вспоминал окончание своей предыдущей жизни. Все для Ордена, до последнего вздоха, последней капли жизненной силы! И отправляясь за Эрикой в мир Земля, Паоло знал, что умрет. Знал… нет, скорее, чувствовал. Тем самым чувством, которое дает тысячелетие жизней, миллионы просмотренных комбинаций, в которые имеют обыкновение складываться события. И когда Дуче позвонил в ее дверь, и когда она впустила его (Наташа в наушниках от плеера что-то готовила на кухне – по квартире витал запах выпечки), а потом буквально вырвала у Дуче из рук пояс телепортера, едва не сорвав ногти о застежку, Паоло чувствовал, что для него конец путешествия гораздо ближе, чем для этой девочки. Но он даже не думал, что все будет так… больно.

 

Тени все входили и входили в зал приемов, пока все пространство не заполнилось ими. Лишь середину комнаты предоставили креслу, больше напоминающему трон и лежащему на нем трупу. Наконец, синеглазые перестали прибывать. Это было редкое зрелище – зал, полный серебристо- серых теней, окруживших алое кресло с лежащим на нем трупом старика. Синие глаза всех присутствующих были устремлены не на труп, а почему-то на двери, ведущие в зал. «Кого они ждут?» - подумала Эрика. Ответ последовал быстро. Высокие двери отошли в стену, оставив на пороге высокого красивого юношу со светлыми волосами. Эрика внимательно посмотрела на вошедшего, а потом на лежащий в кресле труп, уже начавший истаивать, как клок сахарной ваты, и смутное узнавание превратилось в уверенность. По проходу, образованному тенями, к креслу шествовала молодая копия Дуче. Девушку бросило в холодный пот, когда она встретилась с его ледяным взглядом. Да, перед ней был молодой и прекрасный юноша, но из его черепа на нее посмотрели ледяные и безжалостные глаза старика, умершего несколько минут назад на ее руках.

 

Что творилось в его голове? Что он сделает с ней? Даго говорил, что клоны не помнят своего прошлого. Этот помнил. Секунда, две… Клон Дуче приближался, не отводя глаз от Эрики. Решив не рисковать, девушка нажала на пульте комбинацию, показанную ей Дуче за секунду до смерти. И вновь оказалась в Краснодаре. Светлая длинная улица – кажется, Селезнева. Магазины, прохожие, спешащие куда-то авто и чуть накрапывающий дождик. Девушка мысленно выругалась: «Черт, да что ж такое-то! Я разве сюда собиралась? Не то нажала, дура несчастная! И что теперь ты будешь делать? Вернешься в лапки Дуче? Одна, без защиты Даго?»

 

Кетер хлопнула в ладоши и по залу, в котором играли боги, пронесся зябкий ветерок.

 

…Впрочем, поток самоуничижения и издевательского недоумения был прерван самым странным образом, каким только можно себе представить. На Эрику налетела ее копия. Только в мужском исполнении. Налетела и тут же затараторила:

- Ах, простите меня великодушно. Сама судьба послала мне Вас! Видите ли, у меня живет постоялец…, - мужественная копия девушки уже тащила Эрику за собой, успевая уворачиваться от прохожих и рассказывать девушке душераздирающую историю о незнакомце, раненом ночным грабителем и полностью потерявшим память вследствие этого «неприятного случая».

- Ах, право, так неловко! Надеюсь, мой уход хоть немного компенсировал неприятное впечатление от нашего города! А Вы… Мне послали Вас боги. Судя по одежде, Вы из тех же мест, что и мой гость, – закончил тираду добрый самаритянин и открыл дверь в комнату. Эрика задрожала. Каменный ком прокатился по горлу, перекрыв дыхание. Слезы… Девушке пришлось сжать челюсть, чтобы не разрыдаться – от облегчения. На огромной кровати спал Дагомир. Ее Даго.

- Какого черта ты тут делаешь! – от отчаянного облегчения она заорала так, что хрупкого хозяина квартиры буквально вынесло из комнаты. Это был хороший способ – криком перекрыть дорогу готовым брызнуть слезам. Но он не сработал. Ручьи и водопады текли по щекам девушки, когда она бросилась к Дагомиру. Все ночи, все дни без него, вся эта зияющая пустота одиночества уходили, растворялись в ее раскаленных слезах, когда она обнимала своего мужчину, хлестала его по щекам и отвечала на поцелуи.

 

Дороги, которые нас выбирают

 

Эрика вручила Дагомиру пояс телепортера, который успела стащить с мертвого Дуче за секунду до появления теней.

- Мы вернемся? – полувопрос-полуутверждение и пытливый взгляд – синева, вопрошающая синеву.

- Эрика, – он вздохнул и с наслаждением повторил, - Эрика. Моя! - сгреб в охапку и тут наткнулся на неодобрительный взгляд Эреза, стоящего в дверях. Его ужас уже прошел и сейчас он лишь неодобрительно и где-то даже брезгливо наблюдал за тем, что считал противоестественным, извращением – любовью между мужчиной и женщиной.

- Это Эрика, - Даго толкнул девушку навстречу Эрезу, – и она из тех же место, что и я.

Юноша застенчиво улыбнулся и протянул девушке узкую белоснежную ладонь с великолепно отполированными ногтями.

 

За время, проведенное в доме юноши, Дагомир узнал многое о его мире. О законах, которые пишут сильные для того чтобы защитить их интересы, об однополых браках, о странных обычаях. Он слушал, как Эрез хвастается тем, что, несмотря на высокую преступность, у них в стране все относительно хорошо, в то время как в прочих местах гремят бунты, льется кровь и умирают от голода люди. На вопрос, откуда он это знает, бесхитростный и женственно нежный юноша (есть такая порода мужчин, которым следовало бы родиться в женском теле – так нежны их голоса, легки жесты, изящны движения и неразборчивы мотивы поступков) отвечал, что из официальных газет и новостей, которые показывает телевизор. В ответ на откровенные и подробные рассказы Эреза Дагомир вначале отмалчивался. Но долго ли можно отмалчиваться, когда собеседник столь доверчив и так искренне интересуется вами?

 

Однажды был тихий теплый вечер. Один из тех вечеров, что осень на прощанье и на память дарит всем тем, кто уже успел привыкнуть к ней. Такие вечера – как обещание вернуться и просьба не грустить. В маленькой двухкомнатной квартире Эреза на стерильно-чистой белой кухне двое черноволосых мужчин пили чай. Тонкие синие чашки источали ароматный терпкий запах, на столе скучали вазочки с золотистым печеньем и янтарным медом, а из приоткрытого окна едва доносился шум никогда не спящего города. И Даго стал рассказывать. Он не говорил о пространстве между мирами, нет. Он говорил об окнах-бойницах, в который всегда сочится свет, подобный лунному, расписывал красоту оранжерей в подвалах Стража, вскользь упоминал о жестокости тренеров, сделавших из него воина. Даго рассказывал о Башне. Он говорил о дисциплине, о тренированных воинах, населявших Стража, о серых мягких стенах и Порядке. Короткими, рублеными фразами мужчина пытался передать свое принятие происходящего, покорность Дуче и идеалам Ордена, уверенность в его абсолютном праве на бытие. Он пытался рассказать об Эрике. Но не смог. Какое-то внутренне табу не дало ему это сделать. Так большинство людей, повинуясь первобытному страху сглазить, опасаются говорить о своей удаче или о чем-то сокровенном, дорогом душе.

 

Эрез слушал его с открытым ртом. Ему, выросшему в городе, где все относительно свободны (во всяком случае, полагают себя таковыми), очень сложно было понять жесткий устав Ордена, почтение, испытываемое Даго к Дуче и странные ритуалы синеглазых. Он много раз спрашивал, что за место, в котором стоит Башня, что находится снаружи ее, но каждый раз Дагомир уходил от ответа. И впрямь, нельзя же было рассказать Эрезу о том, что вокруг Башни нет ничего, кроме множества светящихся пузырей, в каждом из которых заключена целая Вселенная! И что в одном из таких пузырей находится мир Эреза. Впрочем, тот все равно бы не поверил. Когда Даго окончил свой рассказ, чай был выпит, а в опустевшей вазе синего стекла грустил одинокий кусочек печенья.

 

 

 

Эрика проснулась от того, что Эрез убил ее. Проснулась в городе богов, а, точнее, в комнате, где, боги играли. С удивлением разглядывали небожители незнакомку, которая по всем канонам мира должна была либо умереть насовсем или ожить в Башне.

 

- Та-ак, - голосок Кетер прошелестел по залу, умудрившись коснуться лежащей на полу Эрики и даже заставить ту сесть. Десятки удивленных глаз уставились на нее, заставив девушку почти против воли задать глупейший вопрос:

- Вы кто такие?

 

 

Так было угодно богам

 

 

Боги решали, что делать с гостьей. Но почему, черт возьми, почему она стала их гостьей? Что за существо спало сейчас в одной из комнат их обиталища?

- Я считаю, что ее нужно отправить в Башню, - прозвенела Бина.

- Или на землю? Стерев память? – прошелестел голос кого-то из богов.

- Ну нет, - Кетер улыбнулась, - Я думаю, что нужно поступить иначе.

 

 

Олег сунул рук у почтовый ящик и нащупал в нем толстый конверт. Этого не могло быть, но это случилось. В ящике, предназначенном для писем, газет и прочей легкой бумажной корреспонденции, лежала самая настоящая посылка. Олег нахмурился и поднялся в квартиру.

- Что за..?, - в его руках оказался сияющий пояс телепортера. Слава богу тем, кто прислал ему ЭТО пришло в голову приложить инструкцию. «Если хочешь ее увидеть…. Надень…. Нажми кнопки…». И он надел. И нажал. Как он мог не сделать этого???

 

 

Дуче потянуло, поволокло, вывернуло наизнанку. Крик, больше чем крик рвался из него – бездонный нечеловеческий. Так кричит существо, которое лишается себя, своей природы. Так кричит бабочка, принужденная вопреки всему вновь стать гусеницей. И все кончилось. Даже тело его кончилось. В зеркале прихожей обычной земной квартиры отражался обычный земной парень Олег. С грохотом, заставившим его пошатнуться, задвинулись заслонки в мозгу, отрезая память Дуче от памяти земного юноши. В следующую секунду Олег пожал плечами и вышел из квартиры на лестничную площадку. Пояс телепортера, уже погасший, полетел в мусоропровод. Олег терпеть не мог хранить дома всякий хлам.

 

 

- Ну что же, теперь у нас есть еще одно существо с двумя душами, - прозвенела Кетер. Бина восторженно хлопнула в ладоши.

- Осталась малость. Эрика и Дагомир. Думаю, никто не будет возражать, если…

 

 

- Даго, Даго!!! Рика бросилась к нему, вошедшему в их комнату, полную тумана и запаха фиалок.

- Моя.

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com