Владимир Гарасев

 

Пик Гамлета

 

повесть

 

 

 

Быть или не быть – вот в чем вопрос.

Достойно ли терпеть безропотно превратности судьбы

Иль надо оказать сопротивленье?

 

Общеизвестный монолог

 

 

 

Книга основана на реальных событиях.

 

 

 

На главной странице сайта, посвещенного прогнозам погоды, красовался крупный заголовок: «Последний снегопад».

Ксения Ksantie Тихонова, в недалеком прошлом студентка одного из самых недорогих британских университетов, а ныне совладелец одного из самых недорогих автотюнинговых ателье на лондонских задворках, непроизвольно усмехнулась. Последний! Многие приверженцы так называемых экстримальных видов спорта предпочитают не употреблять это слово. Последним снегопадом на их сленге станет тот, из-под которого вас откопают, чтобы похоронить... Автор статьи, разумеется, имел в виду другое – в Европе этот снегопад может стать крайним большим снегопадом сезона.

Ксанти пробежала статью глазами.

Собственно, статья служила просто пояснением к метеорологической карте, на которой и так все было понятно. По крайней мере человеку, привыкшему часто рассматривать такие карты.

Если совсем коротко — несколько холодных и теплых воздушных фронтов над Европой очень скоро встретятся примерно в ее середине. Там, где они встретятся, будет сильный ветер и много осадков. Над равнинами это будет дождь, а в горах — снег. Это произойдет дня через два или три. Подробности пока прогнозировать сложно. Но то, что это будет редкое по своей интенсивности явление, можно сказать с уверенностью. Согласно многолетней статистике, этого снегопада не должно было быть. Но в последние десятилетия количество погодных аномалий все время растет. Вот вам очередная: этой весной Альпы завалит снегом еще один раз.  

Ксанти снова усмехнулась – на сей раз довольно.

Хорошо бы! Во всей равнинной Европе кроме крайнего востока и севера зиму сменила весна. Только Альпы стояли зимним островом среди этого весеннего океана. Но граница снега поднималась все выше, а сам снег становился все более рыхлым к полудню, и разбрызгивался из-под лыж, не имея возможности держать их. В горах стояла сумасшедшая погода, солнечный свет лился рекой, можно было загорать и казалось, что жарко как летом. Но снег таял. Если бы он вновь выпадал, его можно было бы раскатать ратраками — специальными тракторами, которые ухаживают за снегом на трассах — и кататься стало бы ненадолго, но лучше. Надо только оказаться там, где он выпадет, сразу же после снегопада – в теплую погоду свежий «вельвет» - гладкий, только что обработанный ратраками снег - быстро раскатывается в бугры.

- Какая приятная неожиданность, - сказала она себе, рассматривая метеокарту, наложенную на карту Европы, - а как ты думаешь, может быть, стоит попробовать...

Она еще посмотрела на карту, представила, как медленно сближаются холодные и теплые воздушные фронты... Вот так создается будущее: видно, как оно идет нам навстречу, но никогда нельзя точно знать, что же именно будет.

Этот образ – что-то идет ей навстречу из будущего – неожиданно взволновал ее. Она не собиралась в Альпы в ближайшее время; она не должна была там оказаться. Решив ехать, она изменит что-то в будущем. И с того момента, когда она примет это решение, что-то выдет ей навстречу из этого измененного будущего, и она станет сближаться с этим «чем-то», и в какой-то момент увидит его... Она не ожидала ничего необычного от этой поездки, но внезапное ощущение меняющегося будущего оказалось на удивление сильным. Некоторое время она рассматривала его со всех сторон, стараясь почувствовать – что ей показалось про это будущее, что могло сейчас выйти ей навстречу оттуда  – но тут ее отвлек телефонный звонок.

Звонил поставщик запчастей – собщить, что некая редкая деталька, поставляемая только под заказ, наконец прибыла; ее можно забрать. Ксанти ответила, и тотчас вскочила из-за стола: забать эту штуку как можно скорее, привезти в цех, и вечером сдать клиенту тачку, которую из-за этой детальки они задержали хрен знает насколько. 

Через несколько минут она уже катила по узким непрямым улицам, застроенным серыми неприметными домиками. Часть Лондона, в которой помещалась ее компания, не имела ничего общего с имиджем города для богатых. Это был Лондон для простых, и он мало чем отличался от таких же районов Ливерпуля или Бирмингема. И машина у Ксанти была подходящая для такого района. SAAB 9000, собранный пятнадцать лет назад, стандартного серебристого цвета – сейчас на таком может ездить очень небогатый знаток автомобилей, который хочет за скромные деньги получить большой, безопасный, удобный и качественно сделанный аппарат. Внимание прохожих мог привлечь разве что левый руль – машина покупалась в первую очередь для поездок на континент. Когда-то Ксанти каталась на тюнингованных спорткарах, на которые смотрели все, но те времена прошли.

Вокруг было солнечное весеннее утро, тихое, теплое, почти летнее.

Ксанти смотрела вокруг, и ей хотелось поехать в горы.

 

 

 

Олег Иванов, известный на некоторых форумах как KongoFreeck, или попросту Конго, тридцати лет, начальник отдела продаж некой московской торговой конторы, собрал воедино всю имеющуюся в его распоряжении слюну, и смачно плюнул на чистый франкфуртский асфальт.

Причиной столь неполиторректного поступка послужил стресс.

Стресс был вызван телефонным разговором с директором. Тот сообщил, что господин владелец конторы неожиданно отказался от проекта, который Конго долго проталкивал, и на который уже было получено согласие. Но как оказалось, это согласие не стоило ни хрена. Ради этого проекта Конго взял неделю отпуска и на свои деньги приехал во Франкфурт, чтобы посетить некую выставку и окончательно выбрать поставщика; отправлять его в командировку босс отказался. Он два дня провел на этой выставке, и кое с кем успел поговорить. Но оказалось, что все это было совершенно напрасно. Стареющий пацан, успевший в золотые двухтысячные построить дачку на Рублевке, сменить сотню бумеров и оплатить услуги целой толпы шлюх, давно потерял интерес к новым проектам; похоже, отдыхая после вышеперечисленного, его фантазия окончательно отравилась элитной водкой.

Конго стоял посреди тротуара, не замечая ничего вокруг и чувствовал, как в нем поднимается всезаполняющая злоба. Он был уверен, что может руководить бизнесом в тысячу раз эффективнее, чем этот рублевский алкаш. Но у него не было ни бизнеса, ни возможности заработать денег на что-то более пригодное для раскрутки, чем палатка на рынке. Он мог превращать в деньги свои знания. Но в последнее время он все больше склонялся к мысли, что для того, чтобы сделать на знании много денег, общедоступных знаний едва ли хватит. Последние три года, закончив с работой инженера, он продавал знания работодателям-торгашам. Но работать на них было бесполезно – по крайней мере, если вам нужно что-то большее, чем дешевая тачка в кредит, смартфон и телевизор. Конго слышал рассказы старших товарищей о том, как простые люди, скопив или украв совсем небольшие суммы, богатели в девяностые годы просто на разумном подходе к бизнесу. Но тогда на рынках был рост, и постоянно появлялись все новые свободные места. Тому, кто вошел в двухтысячные с деньгами, удавалось богатеть даже и без разумного подхода. Но эти времена тоже прошли. И чем дальше, тем больше Конго преследовало ощущение того, что он попал в какую-то западню, из которой нет выхода. И ненавистное сочетание «кредитомобиль – смартфон – телевизор», подобное заклятью, наложенному каким-то Морготом, станет его прижизненной могилой. 

Так стоял он на тротуаре долго, созерцая собственный плевок – единственное, что ему действительно удалось создать по своей воле в полном соответствии со своими желаниями. А потом поднял глаза и заметил, как за весенними облачками то здесь, то там виднеется небо.

Он посмотрел в это небо так, словно впервые видел его. Посмотрел, и вспомнил прочитанную где-то непомниться где фразу: в тот момент, когда вам кажется, что вы все потеряли, вы и начинаете получать. Вдруг заметил он, что вместо московского промозглого холода вокруг начинается весна, и подумал, что на юге отсюда есть море, и там еще больше весны.

Ни о чем больше не думая, ничего не планируя, просто подчиняясь ощущению, что он попал в какой-то новый поток и сейчас нужно просто плыть по нему, он взял в первом попавшемся кар-ренте первую попавшуюся дешевую машину и поехал на юг – навстречу весне. 

 

 

 

Многие моменты этого дня он потом забыл, но хорошо помнил, как проезжая по улицам Франкфурта и после, на трассе, много раз начинал петь:

 

Перемен – требуют наши сердца

Перемен – требуют наши глаза

В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен –

Перемен! Мы ждем перемен...

 

Он много лет не вспоминал эту песню, лет пятнадцать, наверное – а вот теперь вспомнил, и все никак не мог уйти он нее – так дорого и так замечательно показалось вдруг то, о чем в ней пелось.

 

 

 

Если вы живете в Лондоне и катаетесь на горных лыжах, простой взгляд на карту показывает, что возможности для реализации вашего хобби у вас весьма велики, хотя и требуют некоторых усилиях. Вы можете отправится буквально на все четыре стороны. На западе, за Атлантикой, находятся горы Новой Англии, до которых от Нью-Йорка можно добраться на машине за несколько часов; надо только помнить, что Нью-Йорк – не лондонский пригород сразу за Хитроу, а расположен несколько дальше. На севере горы есть в Шотландии; на машине туда несложно добраться за ночь. На юге расположены Пиринеи, отделяющие Францию от Испании, и известная многим Андорра. Но, разумеется, лучше всего ехать на восток, потому что там, примерно в тысяче километров, начинаются Альпы.

Ксанти каталась на лыжах уже четвертый сезон, и зимой ездила в Альпы при каждой возможности, а в межсезонье посещала иногда ледники. У нее всегда была какая-то черточка в характере, которая вызывала потребность в фанатичном культивировании чего-либо; только так ей казалось не скучно жить. Некоторые ее увлечения проходили почти бесследно, другие оставались.

Исчезли, например, лошади, занимавшие интервал с тринадцати до пятнадцати лет. От лошадей осталось ощущение полета, возникающее на ровном, нетряском галопе – поначалу пугающее, но потом просто завораживающее. Ксанти не помнила, довелось ли ей в детстве летать во сне. Но ей казалось, что довелось, и вот именно так все при этом и было.

Потом появился мотоцикл, и занял тоже около двух лет. От мотоцикла осталась быстро наплывающая дорога и укладывание аппарата на бок в повороте.

Мотоцикл естественно сменился спорткарами. Родители Ксанти могли оплатить ее учебу за границей а в перспективе – дать денег на некоторый минимально необходимый бизнес, который позволит ей жить там, где она захочет. Но они не имели отношения ни к сырью, ни к приватизации, ни к освоению госбюджета, и просить у них деньги на не слишком необходимые вещи Ксанти считала некорректным. Кроме того, в Лондоне, в отличие от Москвы, студент на «Порше» выглядит скорее глупо, чем круто. А самое главное – просто купить новый «Порш» было не интересно. Куда интереснее было купить старый «Скайлайн», и попробовать сделать так, чтобы водить его было приятно. Все ее тачки были, как правило, порядочным хламом, но все еще довольно быстрым и, главное, прилично управляемым после перетряхивания подвесок и рулевых. По поводу этих тачек, их постоянной купли-продажи и перманентного ремонта-тюнинга, она познакомилась в Лондоне, еще во время учебы, со множеством людей, занимавшихся тем же самым. Это были не слишком богатые люди. Скорее, фанаты. Одного из них, парнишку примерно ее лет, из совершенно простой семьи, она выделяла из прочих – за толковость и фанатизм - и после двух лет знакомства предложила ему вместе открыть свою контору. Она раздобыла денег и стала старшим компаньоном, а он, соответвенно – младшим...

А однажды, с какой-то компанией, она оказалась в неком французском горнолыжном местечке, и поняла, что у нее появился еще один паззл из картинки «Я довольна своей жизнью». Это случилось ранним утром, когда в снятом ими накануне шале все еще спали после вчерашней гулянки. Она стояла на крыльце, в одиночестве, смотрела на горы и безоблачное утреннее небо, широкое, втягивающее взгляд и сердце, смотрела на синие тени и яркий снег, и ощущение счастливой находки появлялось у нее. Она смотрела вокруг, и не знала слов Жоржа Жубера о том, что горные лыжи, конечно, еще не являются всем доступным человеку счастьем, но они вполне способны его заменить. Она знала, что ей понравится; она смотрела вокруг и чувствовала, что вернулась в знакомое, только слегка подзабытое. Наверное, она была счастлива.

 

 

 

Так как Конго ехал, в сущности, куда глаза глядят, соблюдая только общее направление на юг, на следующй же день он уперся в Альпы. Конго не очень-то интересовался географий, но помнил со школы, что Альпы высокие. И князь Суворов, якобы, перешел их с трудом и не без потерь. Конго вдруг осознал – раньше он как-то не подумал об этом – что в горах, наверное, еще идет снег. Он прикинул, хорошо ли будет ехать зимой на дачу на такой машие, как у него сейчас, и решил, что не очень. Посему он попробовал Альпы объехать, и повернул на запад. Но Альпы оказались не только высокие, но и длинные; может, потому князь и поперся через них напрямик? Довольно скоро Конго наскучило ехать по одной и той же местности, и он опять повернул на юг. Это произошло в довольно случайном месте, и Конго подозревал, что могут быть места и получше. Но он не знал, что лучше а что хуже, а рыться в интернете в поисках ответа на этот вопрос ему было лень. Да и что может быть лучше человеку, который едет неизвестно куда?

Не имело и смысла вдаваться в подробности.

Навигатор выдал ему какой-то маршрут, идущий к какому-то городу к югу за горами, и по этому-то маршруту Конго и поехал.  

 

 

 

Вечером, когда Ксанти, закончив всякую текучку, возилась с эскизами оформления автомобильных салонов, ее отвлек звонок.

Она раскопала звонивший под слоем бумаг, журналов и кожано-тканевых обрезков телефон:

- Да, слушаю...

- Это Крис.

Несколько секунд она не знала, что ответить. Не знала потому, что не могла решить, хочется или не хочется ей говорить с ним. Этот человек был проблемой. Наверное, он был ошибкой. Наверное, ей давно следовало сказать прямо – и ему, и себе - что она не должна тратить на него время. Когда вам двадцать пять лет, уже не стоит тратить его на людей, с которыми возможны только пикаперские приемчики и механический секс, потому что вы с ними живете в разных мирах, и ни один из вас не может разделить ценности другого. Крис был нормальным человеком, привлекательным, из хорошей семьи, лишенным каких-либо проблем и постепенно переходящим от детского плейбойства к осознанию социальных и материальных ценностей. Ксанти многие считали странной девочкой – и в детстве, и сейчас. Ничего общего у них никогда не было. Но он ей нравился, а она была частью его коллекции телок. Он нравился ей по тем же причинам, по которым нравился последним идиоткам – потому, что был высок, симпатичен и достаточно умен для того, чтобы не выглядеть дешевым пикапером. «Каковым он всегда и являлся», - подумала она ни то с грустью, ни то с раздражением в следующую секунду после того, как услышала его голос. Не смотря ни на какие эмоции, она привыкла думать о нем именно так.

- Я тебя слушаю, - сказала она наконец.

- У меня есть предложение, - Крис давно усвоил, что разговор с Ксанти не следует начинать с вопроса типа «как дела?» - это ее раздражало, потому что у нее не было дел, которые она полагала интересными для него.

- Что же?

- Ты говорила недавно, что сезон кончается. Я узнал, что он может продлиться, и у тебя есть повод приехать в Европу через пару дней...

Если ему хочется трахнуть одну из своих постоянных телок – думала она с самыми разными чувствами – он не ленится найти то, что нужно именно ей. Умеет показать, что очень заинтересован в партнерше, изучает и помнит ее привычки и вкусы, ищет то, что может ей пригодится... Вранье, разумеется; но всякий раз это приятно, потому что – прямо сказать – такое обращение мало от кого получаешь.

- Ты читаешь погодные сайты? – ирония получилась сама собой, но ее было слишком мало для того, чтобы счеть ее признаком скорого отказа.

Он рассмеялся:

- Я просто хочу тебя увидеть.

Она почувствовала, как ее смутное раздражение переходит в явную форму. Она задала вопрос. Какого хрена надо заговаривать ей зубы, словно она какая-то дура, которой важны не ответы на ее вопросы, а имитация всяческих достойных поощрения чувств?

Не оттого ли, что в глубине души ей хочется, чтобы они были не имитацией, и это заметно?

- Успеть увидеть меня до Последнего снегопада? – она выделила слово «последнего».

Несколько секунд он молчал.

Очень хорошо – ей удалось его смутить. Прямо сказать, такое удается нечасто... Интересно, что она сама имела в виду, говоря так? Фраза получилась мрачновато-двусмысленной, и это сразу разрушило атмосферу стандартного соблазнения, когда партнерша постепенно расплывается от всяких приятных ее подсознанию звуков.

Он рассмеялся – не лучший выход из положения, но и не худший. Стандартный, потому что приемлимо смотрится в большинстве случаев.

- Ты же понимаешь, что это только предлог. Я просто очень хочу тебя увидеть.

Можно писать руководства по пикапингу, поговорив с ним...

- Я собиралась приехать, - сказала она, - хотя возможно, это и не получится. И я еще не решила, куда именно я поеду. Если хочешь, я позвоню тебе завтра в течение дня и сообщу, что решила.

- Конечно... И тебе не обязательно ехать через Париж, если это не слишком удобно. Я могу сам приехать... туда, куда поедешь ты.

Ксанти усмехнулась про себя. Если это не слишком удобно... Крис уже несколько лет жил в Париже под тем предлогом, что руководит тамошним представительством конторы, принадлежащей его родне. Ей действительно неудобно ехать через Париж; она поедет севернее. Но можно предполагать, что дело вовсе не в его заботе о ее удбстве. Однажды она заезжала за ним – летом, когла они ездили на Лазурный берег - и тех пор он всегда избегал ее услуг такого рода. Скорее всего потому – думала она не без злорадства - что он терпеть не может ездить с ней на ее машинах, причем сразу по двум причинам. Во-первых, он ненавидел все ее тачки, ибо они отрицали Самое Главное Автомобильное Правило Всех Нормальных Людей – автомобиль должен быть новый, полный побрякушек и куплен в кредит. Разумеется, сам Крис в кредит не покупал ничего, так как все, что подобает иметь человеку его круга, он мог купить сразу; но ведь не все это могут, и нет ничего плохого в том, чтобы поиметь с этого... SAAB, казалось, был достаточно респектабелен. Но и он представлял собой тайную насмешку над Нормальными Людьми, потому что был куплен не новым, и имел возмутительную механическую коробку передач, которой, разумеется, Нормальному Человеку пользоваться неприлично. А во-вторых, Крис просто боялся с ней ездить, потому что в то время, когда они познакомились, ей еще не надоело гонять. С его стороны это было глупо и оскарбительно. Ксанти всегда очень тщательно изучала то, чем занималась. Она не просто гоняла,  а специально училась спортивному вождению, изучала теорию и ездила по трекам с недешевыми инструкторами. Кроме того, за годы экстримных хобби она привыкла к многократной перестраховке, как к обязательному правилу во всем. Это не тяготило ее, потому что во всех своих увлечениях она искала эстетику, а не адреналин. Она водила очень осторожно, с хорошей тактикой, с исключением любого предсказуемого риска. Она гордилась своей способностью ехать не только быстро, но и очень плавно, редко меняя скорость, заранее готовя все маневры, незаметно преключая передачи. Ничего этого Крис не замечал и не ценил; наверное, для этого надо было уметь водить, а Крис умел только ездить. Он не понимал, что в ее действиях заложен многократный запас надежности, что и водитель, и автомобиль могут намного больше – но объяснять это она не считала возможным, потому что не хотела настолько явно его обижать. Она подозревала, что заметно подорвет его самоуверенность, если начнет рассказывать, что надо делать с автомобилем. Крис не умел строить отношения с женщинами на равных, стеснялся советоваться и спрашивать то, что не знает – а может быть, просто предпочитал женщин, над которыми можно всегда доминировать.     

Явилась недолгая пауза, и Крис сказал:

- Ты еще в офисе, или уже дома?

Ксанти усмехнулась мимо телефона: первый этап соблазнения благополучно завершен, чувак добился промежуточного результата и разговор можно заканчивать. Он дает ей возможность сделать это самой.

- В офисе. И для того, чтобы уехать, завтра мне потребуется поработать и за завтра, и за послезавтра. Так что пожелание успеха в бизнесе в качестве завершения разговора не будет проявлением невежливости.

Он едва заметно рассмеялся – именно так, как и должен был в такой ситуации:

- Успеха тебе во всем, Ксанти.

- И тебе тоже...

Она нажала красную кнопочку.

Потом сказала:

- Ну и как, по-твоему – это правильное поведение?

Она обращалась к себе; она нередко говорила с собой, и вовсе не потому, что испытавала недостаток общения. Она слабо помнила своих родителей такими, какими они были, когда трудились в московских НИИ. Во времена, когда она стала воспринимать их как взрослая – взрослых, они были уже буржуа в первом поколении, видивших себя основателями буржуазного клана. А она была их наследницей, которая со временем окажется во главе семейного бизнеса. Как и все на свете, это обстоятельство имело две стороны. Ксанти хватало на свободу, на то, чтобы работать на себя и не зависеть от других в необходимом; именно в этом ее родители полагали главное назначение денег и именно столько она могла у них просто взять. Но тот, кто хочет сохранять свободу и увеличивать возможности, должен думать своей головой. Посему с раннего детства родители постоянно подсовывали ей всякую информацию о том, как думать эффективно, и как другие люди могут препятствовать ее умению думать, потому что им выгодно обманывать ее. Отец часто говорил ей: посоветуйся с собой - и ей нравилось это делать, потому что нравилось найти свое решение прежде, чем она узнает любое другое.

- Ты должна встретится с ним, и закончить эту историю, - сказала она себе, - может быть, и не стоит ехать за тысячу верст ради одного дня каталки. Но ради этого стоит, потому что то, что у тебя в голове, ты должна контролировать только сама...  

 

 

 

Конго никогда в горах не бывал и потому до поры, до времени вел себя, как обычно – то есть полагая, что проблем, не решаемых с помощью банковских карт, не существует. Он ехал все вверх да вверх, погода стояла отличная, виды по сторонам открывались все более необычные – но в какой-то момент его остановила дорожная полиция.

Есть ли у него цепи?

Цепи? Конго понятия не имел, что это такое. Лично у него нет. Но он не искал, может, в машине и есть...

Полицейский осмотрел багажник и извлек нечто, что так называлось. Тем не менее, он не был вполне доволен. Он спросил Конго, известно ли тому о приближающейся непогоде. Конго, разумеется, ничего не знал. Зачем человеку, приехавшему в Франкфурт на выставку, погода и непогода? То, что он уже сутки не такой человек, как-то ускользнуло от его внимания.

А куда он едет?

Конго назвал случайный город, до которого навигатор проложил ему маршрут.

Полицейский покачал головой – и это был жест внезапного недоумения, как показалось Конго – и сказал, что хорошо бы Конго непогоду переждать. Вероятно, впереди – как в пространстве, так и во времени – ожидалось нечто такое, что полицейский не мог представить там человека, не знающего, что такое цепи противоскольжения.

Конго было согласился, но тут в нем проснулось упрямство. Надо сказать, что свойство это пребывало в нем изначально, и лишь с годами притупилось, как препятствие к получению результата наименее трудоемкими способами. Но за сутки вне привычной жизни Конго начал оттаивать, и нормальные человеческие рефлексы в нем начали проявляться.

Ну да, он готов выполнить соответсвующие правила. Если дорогу закроют – полицейский сказал ему об этом – он, разумется, повернет назад и укроется от штормов, тайфунов и ураганов в ближайшем отеле. Но если можно ехать, отчего этого не делать? Стоит ли бояться того, что еще не началось?

А поскольку теперь ему очень хотелось порвать с прежней жизнью, в которой его действия определялись обычно чьими-то капризами, и сделать что-то по-своему, он проехал первый попавшийся отель, проехал второй и третий, и ехал вверх большую часть ночи. Ему пришла в голову романтическая мысль встретить рассвет высоко в горах, и поснимать его на телефон.

Но незадолго до рассвета небо исчезло за облаками, а потом поднялся ветер и пошел снег.

Это произошло так быстро и неожиданно, таким сильным оказался этот внезапный ветер, так сразу исчезло все вокруг за множеством летящих в свете фар снежинок, что Конго решил, что настало время хоть ненадолго отказаться от самонадеянности в пользу здравного смысла.

И когда за снегом показалось нечто, похожее на отель, Конго свернул к нему.    

 

 

  

Ксанти понимала, что выехала поздно, но уехать раньше не позволяли дела. Она несколько лет вдалбливала коллегам по бизнесу, что является полноправным участником их сообщества, а не просто дочкой нового русского, решившей поиграть в красивые машинки. Она знала, что за ней наблюдают, и оценивают критически. Незапланированный отъезд следовало подготовить так, чтобы он не сказался на делах, и это оказалось не очень просто.

Она планировала подъехать к Альпам с севера, в районе Базеля. По прогнозу, основная масса снега выпадет именно на северных склонах. Но было неизвестно, где и сколько его выпадет, и какие дороги будут открыты. Базель был некой стратегической точкой, позволяющей иметь максимум вариантов. Кроме того, это относительно большой город, и в местных прокатах можно взять джип. Ехать на джипе из Лондона, за тысячу верст, было бы слишком неудобно – тем более по сравнению с SAAB 9000, который Ксанти считала идеальным автомобилем для дальней дороги за разумные деньги.

Она планировала прибыть в Базель рано утром того самого дня, когда должен был начаться снегопад. Перед тем, как взять джип и ехать дальше, она хотела отдохнуть хотя бы часа три – это можно было сделать прямо в машине, которая с этой целью давно уже ездила без задних сидений, освобождая место для спальника. При удачном стечении обстоятельств Ксанти успевала заехать довольно далеко в горы до снегопада, то есть – до закрытия дорог. Тогда после снегопада она быстро оказывалась на свежеподготовленных трассах... Но снегопады начинаются не по расписанию, и, гоняясь с ними наперегонки, желательно иметь запас времени – а его у Ксанти не было. 

Когда она выехала из Кале на двадцать шестую трассу, в зеркалах пребывал безоблачный североатлантический закат. Навстречу поднималась темно-синяя ночь. Небо оставалось полностью ясным, и на юго-западе, над пустынными полями, одна за другой появлялись яркие зимние звезды. Развалившись в удобнейшем рикаровском кресле, Ксанти полетела в эту темно-синюю безфонарную ночь под заходящими зимними звездами. Вокруг была весна. Хотелось открыть окно и впустить пахнущий весной воздух – одинаковый всюду, одинаково вызывающий множество эмоций и воспоминаний. Впереди были горы, впереди было лето, были средиземнорские пляжи и высокогорные ледники, огромные звезды по ночам и тысячи верст горячего полуденного воздуха над гладким европейским асфальтом. Много чего было впереди, и ожидало ее; вся жизнь была там.

 

 

 

Первое соприкосновение холодного воздуха с северо-востока с теплым, из Южной Европы и Атлантики, произошло к северу от Альп, в начале наступающей ночи. В слабом свете клонящейся к горизонту растущей луны можно было видеть, как в небе поднялась огромная туча. Верх тучи напоминал застывший взрыв - это поднимались над холодным воздухом облака, образованные его соприкосновением с воздухом теплым.

Ксанти заметила тучу вскоре после полуночи. Останавливаясь на заправках – в дальней дороге она заправлялась часто и понемногу, чтобы регулярно выходить из машины и разминаться, и иметь минимум топлива на борту – она смотрела, как туча поднимается над горизонтом. Она даже поймала момент, когда туча заняла полнеба, и ее край нависал над головой, и сделала несколько снимков со светосильным объективом – такой эффектной показалась ей эта картина.

Потом появился ветер – необычно сильный, неожиданный – выезжая на открытое место, приходилось смотреть, нет ли сбоку другой машины.

Потом небо исчезло, и пошел дождь – пока еще только дождь.

Под утро, среди темноты и потоков дождя, она добралась до Базеля, нашла прокат, в котором договорилась взять джип, нашла место, где поставить машину, забралась в спальник и мгновенно заснула.

Когда она проснулась, уже рассвело; дождь поливал пуще прежнего. Она переложила вещи в джип и, пристроив на правом сиденье ноутбук с открытыми погодными сайтами, покатила по пустынным улицам в сторону невидимых гор. Судя по сайтам, она опаздывала – в горах уже несколько часов шел снег.  

 

 

 

В середине дня ей попался первый закрытый перевал.

Он сообщил о себе заранее – длинной цепочкой грузовиков на обочине. Цепочка заканчивалась возле отеля. При отеле имелась стоянка, и довольно обширная, но машин на ней было мало. Вероятно, большинство водителей уже знало об ожидаемой интенсивности снегопада. Дорогу расчистит специальная техника, и съехать на нее с обочины будет легко. Откапывать грузовики, стоящие на стоянке вплотную друг к другу, куда сложнее...

Она поставила машину так, чтобы можно было выехать, если снега станет намного больше, и пошла на ресепшн – узнавать, куда ее занесло.  

 

 

 

Отель, в котором укрылся Конго, оказался вовсе не типичным туристическим заведением. Он был совсем небольшим, но возле него помещалась заправка и очень немаленькая стоянка. Сложно было представить, как такой отель сможет вместить всех приехавших, если их будет столько, что вся стоянка окажется заставленной машинами. Разве что в нем трехярусные нары... Впрочем, более вероятным показалось Конго другое предположение. На стоянке, кроме нескольких легковых тачек, пребывали несколько грузовиков. Размеры стоянки указывали на то, что отель и построен в расчете на дальнобойщиков. По этой трассе ездит много грузовиков. Перевал, можно думать, зимой закрывают не так уж и редко. Куда им деваться? Незадолго до этого Конго проехал небольшой городок. Трудно было представить, что в этом миниатюрно-чистейшем городке, едва помещающимся в неширокой долине, устроят грузовую стоянку. Ее должны были устроить рядом с городком, но все-таки вне его – и вот, пожалуйста, она и есть.

Поставив машину, Конго схватил с сиденья сумку, и быстро пошел к дверям отеля. Ветер засовывал снег во все дыры между одеждой и телом, и это было совсем не в кайф.

Синглов в отеле не оказалось. Были только даблы. Конго оплатил дабл на сутки полностью, чтобы к нему никого не подселили, и спросил, как долго может продлиться снегопад. Ни о каких Последних снегопадах он, разумеется, не читал. Леди за стойкой сказала: от суток до трех. Так долго? А что? По телевизору говорили, что это будет сильный снегопад. Необычно сильный.

Она неплохо говорила по-английски, наверное – подумал Конго – эта трансевропейская дорога требовала максимально универсального языка.

Конго взял ключи от номера, и пошел спать.

 

 

 

Когда он проснулся, за окном была серая полутьма. Он снова заснул. Так продолжалось несколько раз, а когда он проснулся окончательно, часы показывали три часа дня по местному времени. Конго умылся, побрился и пошел в ресторан – ночью он заметил дверь, ведущую куда-то, где были столики.

Столики за дверью действительно оказались, но вместо ресторана пребывала столовка, вполне соответствующая назначению отеля. В столовке сидело человек двадцать, все мужики, и в углу на непонятном Конго языке болтал телевизор. Вероятно, это были дальнобойщики, и они не столько ели, сколько тусовались – а что им было делать в их даблах, где даже телевизоров не было?

Впрочем, в комнате был еще один человек, только Конго, чье внимание привлекла куча водил и ящик, не сразу его заметил. Вернее, ее. Девушка лет двадцати с чем-то сидела в стороне ото всех, и созерцала стоящий перед ней ноутбук, да лежащие рядом бумаги. И едва Конго ее увидел, как все остальное исчезло для него сразу и минимум на пару минут.

Она была невероятно, неправдоподобно необычна. Вернее, она показалась такой Конго; он вполне допускал, что только он один в этой комнате и видит ее необычность. Остальные видели – если давали себе труд отвлечься от телевизора – очень темные средне-длинные волосы, собранные в хвост, и довольно правильные черты лица. По-взрослому правильные; Конго в первую очередь обращал внимание на то, не сохранилось ли в лице потенциальной партнерши детских черт - такие черты в лицах взрослых людей отталкивали его. Но остальным присутствующим в комнате – подумал Конго, окинув их взглядом -  скорее всего, больше понравились бы именно детские черты, потому что они свидетельстуют о большей управляемости их обладательницы. С некоторых пор ему стало казаться, что большинство мужчин чувствуют себя неуютно со взрослыми женщинами, которыми нельзя управлять... Еще он замечал, что те черты, что ему нравились в женских лицах, его знакомые обычно оценивали как крупноватые и резковатые. Возможно, господа телезрители все же начислили бы леди в дальнем углу несколько очков за крупные, довольно полные губы очень правильной формы – притом едва ли накачанные – но скромность ее фигуры сразу переключила бы их внимание обратно на телевизор. Скорее всего, они не нашли бы в ней ничего интересного.

Они не нашли бы в ней ничего интересного потому, что были совершенно другими существами, и не чувствовали узнавание существа своего вида. А вот Конго сам был из этого вида, и понимал, что именно видит в ней. Перед ним был человек, способный думать и чувствовать, совершенно лишенный комплексов, не прогрммируемый ни стереотипами какой-либо культуры, ни собственными недостатками. Этот человек мог быть любым; он способен был сам выбирать себя. С его точки зрения, она была просто совершенно нормальным человеком, и именно поэтому и казалась ему такой неожиданно-необычной.

Разумеется, он должен был познакомится с ней. Не имело значения, кто она по социальной принадлежности и где живет; такие люди всегда и везде одинаковые. Если она говорит по-английски, не могло быть никаких препятствий для общения между ними.

Он был совершенно уверен в том, что надо просто подойти и заговорить; не нужно ни повода, ни каких-то особых приемчиков. Но ему хотелось еще понаблюдать за ней. Стоя в проходе между столиками, за спиной телезрителей, он рассматривал ее, наверное, не одну минуту. И это было очень интересно делать, потому что обнаруживались все новые интересные обстоятельства.  

Что именно?

Например - функциональность того, что на ней было надето. Эта аккуратная функциональность воспринималась и как красота, и как свидетельство того, что она привыкла четко формулировать свои цели и обдумывать действия, и не в спешке, а сохраняя душевное спокойствие. Конго постоянно обращал внимание на то, как случайно и, в сущности, неаккуратно одето большинство европейцев. Да, обычно он видел их на отдыхе; но ему отчего-то казалось, что это просто такая манера, она распространяется всюду. Просто вместо висящей майки будет кривовато повязанный перетянутый галстук... Девушка выглядела совершенно иначе. Свитер был не широкий и не длинный, он сидел плотно, хотя и не в демонстративную обтяжку. Скорее всего, его носили именно для тепла: теплая одежда должна сидеть плотно, чтобы под нее не проникал холодный воздух, но и не стеснять движений. Джинсы казались свободными, но не было потертой гармошки внизу, хотя с виду они были довольно старыми. Ботинки тоже выглядели не новыми и какими-то специальными, вроде туристических, а не стилизованными подо что-то. Вероятно – думал Конго – они куплены в специализированном магазине, и стоят недешево, но давно не менялись, потому что в разношенной обуви удобно ходить. Часы на руке, темные, массивные, он не мог расмотреть издалека. Но по всему ее облику ему показалось, что это тоже вовсе не стиль. Это одна из тех штук, которая не разбиваются и действительно не промокают, и показывают не только время, но и всякие вещи вроде высоты над уровнем моря или частоты пульса.

Еще – то, чем она занималась. Она не обращала ни на кого внимания и за все время, пока Конго наблюдал за ней, ни разу не отвлеклась от своей деятельности. Что же именно она делала? О, это было очень занятно. Она не  читала и не писала, а вернее – делала иногда то и другое, но большую часть времени – ни того, ни другого. Она смотрела на что-то, что было в бумагах и на экране, и думала. Именно думала; это было написано на ее лице совершенно определенно. Думала она легко и естественно, это происходило само собой, без какого-то понукания себя, возвращения внимания к размышлению – нет, оно ничем не прерывалось. И все-таки это не было размышлением взрослого мужчины, превращающим его в тяжеловесно-неподвижную статую. Это было размышление молодой девушки, которая превносила в него немало эмоций и непоседливости. Она то и дело меняла позу, касалась рукой подбородка и губ, пробегала пальцами по столу... Казалось, она молча беседовала сама с собой – а может, и с кем-то еще. И когда она с почти мечтательным выражением, глядя на экран, поймала и стала накручивать на палец выбившиеся из «хвоста» волосы, Конго сам собой сдвинулся с места и пошел прямо к ней.

Он остановился вплотную к ее столику; теснота отчести объясняла такую близость к собеседнице, но скорее все-таки выдавала намерение сесть именно здесь. После того, как он постоял так несколько секунд, она подняла на него взгляд.

 

 

 

Она увидела человека, которого не ожидала увидеть; в долю секунды это отразилось на ее лице. Человека, способного думать и чувствовать, совершенно лишенного комплексов, не прогрммируемого ни стереотипами какой-либо культуры, ни собственными недостатками. Этот человек мог быть любым; он способен был сам выбирать себя. С ее точки зрения, он была просто совершенно нормальным человеком, и именно поэтому и казалась ей таким неожиданно-необычным. Подобно ему, подобно всем живым существам она сразу узнала существо своего вида. Она не знала, кто он и откуда, но это не имело значения – все существа этого вида одинаковые. Она захотела, чтобы он что-то сказал – лучше по-английски или по-французски, потому что итальянский и немецкий она знала не слишком хорошо – и это ее желание оказалось вполне заметным.

Разумеется, она не ожидала увидеть здесь соотечественника – вдали он известных в России альпийских местечек и вообще ото всего, где обычно бывают русские в здешних краях.

 

 

 

- Извините; скажите пожалуйста – это место свободно? – Конго указал на стулья напротив нее; было почти очевидно, что эти места ей не нужны, но стоящий возле нее, на соседнем стуле рюкзак как-то изображал претензию на одиночество - и, вероятно, не спроста.

Он спросил по-английски, просто потому, что альтернативой был только русский, а встретить в таком месте соотечественницу казалось ему маловероятным. Он был готов к тому, что она его не поймет; тогда оставалось только извиниться, и пройти мимо.

- Да, - сказала она по-английски, - здесь свободно.

Разумеется, он заметил, как неслучайно было выражение ее лица, когда она рассматривала его. Не имело смысла заниматься формальностями и маскировать свои намерения – это только испортило бы произведенное им впечатление.

Он уселся напротив нее, скорее придвинувшись к ней, чем занимая нейтральное положение.

- Я несколько минут наблюдал за вами, - сказал он, - впечатление было такое, что вы что-то увлеченно обдумываете.

Он ожидал, что она что-то скажет – скорее всего, не особо конкретное – но она просто повернула к нему ноутбук. На экране было схематическое изображение автомобильного салона – как будто крышу и двери сняли; салон выглядел, словно набранный с разных автомобилей. Сам автомобиль был каким-то спорткаром, судя по дизайну – семидесятых годов.

Внезапно Конго кое-что вспомнил.

- Это «Де Лорин»...

Она посмотрела на него с некоторым интересом:

- Да, «Де Лорин». Его нынешний хозяин откопал его в какой-то дыре, и теперь восстанавливает.

- А вы примеряете к нему всякие... как это сказать? Всякие варанты того, что там будет...

- Да, совершенно верно. Это программа, которая позволяет видеть, как будут выглядеть те или иные варианты салона. Например, с обивкой разного цвета. Сложность в том, что хозяину этого автомобиля нравится двухцветный салон, с контрастными цветами – это один из характерных стилей для салонов спортивных автомобилей. Но мне он не очень нравится. Я предпочитаю ткань или кожу одного цвета, а разнообразие вносится за счет цвета пластика, деревянных или металлических накладок... Пластик, кстати, можно обтянуть кожей любого цвета... Я стараюсь войти в образ человека, которому нравятся контрастные двухцветные сиденья. Это работа не столько над дизайном, сколько над своим восприятием. Если увидеть ситуацию изнутри, увидеть логику, верное решение должно найтись само. По крайней мере, это мое предположение. Есть куча типовых решений этой задачки, и можно просто копировать... или компилировать, хотя это уже сложнее, потому что хорошие решения комплексны, их нельзя растащить на детальки. Но я хочу сначала подумать сама, как это можно сделать. Хотя бы из интереса.

Она снова посмотрела на него – выжидающе, как будто от того, что он сделает или скажет, зависело что-то немаловажное для нее. Конго молчал – он совершенно не ожидал ничего подобного. Все это было как-то нереально: вы заходите в водительскую столовку, и знакомитесь с леди, которая хочет самостоятельно решить, как подобрать салон для «Де Лорин». В том мире, в котором жил Конго, автомобильные салоны бывали кожаные и хреновые – причем совершенно независимо от того, сколько денег было у их тонкого ценителя. А «Де Лоринов» не было вовсе. Где все было стандартное и типовое – от самого дешевого до самого дорогого. Эксклюзивное обычно тоже было стандартным – и это казалось не худшим вариантом, если доводилось встретится с отклонениями от стандарта.

Он сказал:

- Мне очень редко приходится видеть человека, который хочет найти свое решение. Большинство вообще ничего не хотят решать. Они хотят только иметь то, что видели у других. А те, кто навязывает свои решения другим, редко обдумывают их. Они любят командовать, а не думать.

- Чем вы занимаетесь, если не секрет?

- Руковожу отделом в конторе, которая торгует электроинструментом.

- Вам это не нравится?

Он непроизвольно хмыкнул. Не нравится? Он не привык думать об этом. Он изучал рынок труда и приходил к определенным выводам, по которым и оценивал свое положение. Эти оценки показывали, что он зарабатывает несколько выше среднего – не странно, учитывая, сколько труда и размышлений он вкладывал в эту работу, которую большинство выполняет и лениво, и формально. Хотел ли он большего? Да, конечно. Но у него был период, когда ничего не получалось, потому что он хотел сделать слишком много и слишком быстро. Теперь он принял, что на зарабатывание денег, достаточных для того, чтобы изменить свою жизнь, потебуется много лет. Тогда он сделает свой бизнес, и это будет то, что ему хочется. Но времени до этого момента оставалось слишком много для того, чтобы уже сейчас требовалось решить, что именно это будет. Его устраивали разные вырианты. Собственно, главное требование было одно: обеспечить себе максимум свободы и выбора.

- Нет, - сказал он, - мне это не нравится. Я не выбирал эту работу. Я просто старался заработать побольше, чем совсем мало, и так оказался на этой работе. Я знаю, что мне платят неплохо. Но то, что я делаю, мне безразлично. А я хочу, чтобы мне нравилось то, что я делаю. Вам нравится это? – он кивнул на экран ноутбука.

- Да, нравится. Хотя это тоже сложилось случайно... почти случайно.

- Случайно? Как?

Она улыбнулась:

- Понимаете... наверное, я была довольно странной девочкой. Я почти не смотрела глянцевые журналы. У меня не было куклы Барби. У меня были лошади и спортивные мотоциклы, а потом – спортивные тачки. У меня не было подруг, но были друзья... действительно, просто друзья, с которыми было общее хобби и иногда, но во вторую очередь - секс. Потому, что я считала девочек-ровесниц несерьезными, безответственными и неинтересными. Никакого настоящего интересного дела с ними невозможно было сделать... – она усмехнулась, - так что моя теперешняя работа – это просто детское хобби, за которое берешь деньги. Просто я оказалась в среде, где многие этим живут. Я не уверена, что буду заниматься этой работой всю жизнь. Я не из этой среды. Наверное, я еще не вполне взрослая... А вы, - она посмотрела на него, - как вы считаете – вы совершенно взрослый человек?

Конго было удивился этому неожиданному вопросу, но внезапно понял, что может ответить на него, и это будет довольно важный для него ответ.

- Нет, - сказал он, - во-первых, я тоже не нашел то, на чем планирую остановиться. А во-вторых, я не чувствую ответственности за то, что делаю, потому что, по-моему, я занимаюсь ерундой. И люди вокруг меня тоже занимаются ерундой.

- А чем вы хотели бы заниматься?

Конго несколько секунд подумал – не о том, что сказать, а как это сформулировать:

- У меня есть много разных проектов. Их объединяет то, что все они не похожи на мою теперешнюю жизнь. Потому что эта жизнь – это просто ничего. То, что со мной происходит, не вызывает эмоций. А мне не интересно жить, если нет явных эмоций. Наверное, они не всем нужны. Но мне нужны.

- Хотя бы один пример...

Он кивнул:

- Например, вот что я узнал совсем недавно. Один человек в Канаде, у которого были на это деньги, купил транспортный самолет времен Второй мировой войны, и переоборудовал его для тушения лесных пожаров. Теперь он и его компания летом тушат пожары, а зимой... ну, занимаются чем-то еще, наверное. Самолет, по крайней мере, зимой не летает.

- И чем вам это нравится?

- Это необычно. Это позволяет ездить. Это полезная, довольно квалифицированная работа, не жульничество какое-нибудь. Наконец, это оставляет свободное время...

- А зачем оно вам?

- В первую очередь – чтобы узнать о своих воможностях. Это надо пояснить... Я из небогатой семьи. А детям из небогатых семей часто кажется, что жизнь меняется от того, если вместо дешевых вещей у их будут дорогие. Или если они сделают так называемую карьеру... Я стал маленьким конторским наполеончиком, который имеет право выкрикивать команды, и купил несколько дорогих вещей. Но никаких изменений не почувствовал. Тогда я стал смотреть вокруг в поиске ответа на вопрос: что все-таки я могу получить от жизни? Судя по людям из той среды, в которой я работаю, я могу только одно – сменить уже имеющиеся вещи на еще более дорогие. Прямо сказать, это оскарбительно. Неужели я похож на дебила, раз мне предлагают такое? Но, к счастью, мои родители все-таки обладали одним очень важным богатством – книгами, которые копились несколько поколений. И в детстве я много читал. И когда мне надоело выкрикивать команды и гордится ценой своего барахла, я вспомнил, что в жизни есть много всего другого. Я ведь читал об этом в детсве! – он радостно засмеялся, - и я знал, что меня обманывают, когда говорят, что можно только сменить вещи на более дорогие, и ничего больше! К сожалению, книги только не позволяли поверить в обман, но не давали ясных указаний на то, что же еще я могу. В основном, это были книги, написанные довольно давно, и мир тогда был иным. Современные книги, которые мне попадались, написаны про какие-то придуманные вещи, не имеющие никакого отношения к нормальной жизни нормального человека. Оказалось, что при огромном количестве информации, которую даже навязывают, от которой не так-то легко избавиться, узнать что-то о реальности довольно сложно. Девяносто девять процентов этой информации – реклама, и вся она одинаковая. «Ваша жизнь изменится, если вы отдадите нам деньги»... Но это я уже пробовал. И теперь мне хочется найти что-то такое, что мне на самом деле понравится. Скорее всего, это будет какое-нибудь занятие. Ну и конечно, сам поиск информации о реальном мире  - очень интересное занятие, которое сильно скрашивает мою так называемую жизнь...

Она подняла брови, слушая его, словно показывая, что услышала нечто неожиданное, требующее осмысления, и хотела было что-то сказать, но тут из ее рюкзака послышался телефонный звонок.  

Она качнула головой – с некоторой досадой, как показалось Конго – и полезла в рюкзак. Телефон, извлеченный оттуда, оказался под стать часам – облицованная пластиком штуковина, явно расчитанная на то, чтобы не разбиться, упав на что-то твердое.

- Да, слушаю... Извини, я не позвонила, но это потому, что я и сейчас не могу сказать, где и когда я буду. Я в отеле не доезжая перевала, – она произнесла название, которое Конго не запомнил, - этот перевал сейчас закрыт из-за сильного снегопада... Какой-то случайный отель, просто ехала мимо... да ничего нет поблизости, кроме этого перевала... От суток до трех... Я сто раз смотрела по всем сайтам – никто не делает прогнозы так точно. Возможно, будет две волны, между ними снег перестанет... Это зависит от того, сколько его выпадет. Могут и не успеть расчистить... Крис, ну кто может знать такие вещи? Нет, я поеду только вперед, через перевал, мне нечего делать там, откуда я приехала... – она усмехнулась, - Крис, по горам так не ездят. Здесь обычно нельзя объехать быстро. Здесь перевалы, их мало. Хочешь воспользоваться другим перевалом – может получится объезд в сотню километров...

Конго заметил, как по-другому она стала говорить. С ним она говорила обстоятельно и точно, подбирая слова, думая, прежде чем сказать – это было заметно, даже если в ее речи не было пауз. Но она держалась совершенно естественно; похоже, ей было комфортно, не смотря на постоянное думание. С неким субъектом по имени Крис она говорила случайно и быстро, и чувствовалось, что она начинает нервничать. Кажется, она стала говорить вдвое быстрее.

Собеседник ее, между тем, начал говорить что-то довольно длинное, и она стала слушать, но то и дело встречалась взглядом с Конго. Потом сказала в телефон:

- Извини, мне нужна пауза. Я решала один вопрос, мне нужно договорить о нем. Я перезвоню через несколько минут.

Еще послушала, нажала соответстующую кнопочку, и посмотрела на Конго:

- Извините, пожалуйста. Это один мой давний знакомый, который полагает, что имеет основания претендовать на мое время. Я согласилась встретится с ним, но, как вы поняли, эта встреча откладывается. Так что в каком-то смысле я в некотором долгу перед ним... Сейчас он хочет со мной поговорить, а это может затянуться. Я должна вас оставить, но, - она сделала рукой жест, призывающий к вниманию, - я прошу вас не уезжать, не сообщив мне. Хотя бы потому, что это может быть опасно. Вы часто бываете в горах?

- Впервые в жизни.

- Тем более. Можете написать свой телефон? Я сброшу вам, как мне позвонить...

Конго вытащил из кармана пиджака визитку, и собрался было протянуть ей, но потом вытащил из другого кармана ручку, и написал на визитке: Kongo.

Она взяла, посмотрела:

- Однако...

Это было сказано по-русски, без малейшего акцента и вообще так, что у Конго не могло остаться сомнений относительно ее происхождения. На визитке была кириллица...

Она посмотрела на него, и усмехнулась:

- Если у нас нет наших национальных недостатков, нас не так-то легко узнать... Откуда вы?

- Из Москвы.

- И живете там сейчас?

- Да. А вы?

- Оттуда же. Живу в Лондоне семь лет, с тех пор, как поступила в университет... Это почти нарицательное географическое название не должно вас смущать. Мои родители занимаются бизнесом, но они не богаты. Моя самая дорогая вещь – это красивый диплом...

Конго кивнул; несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Потом она сказала:

- Не уезжайте без звонка.

Он отрицательно покрутил головой:

- Не уеду.

Еще несколько секунд длилась молчаливая передача друг другу чего-то, чего Конго не мог пока понять. Но что-то явно происходило, какая-то информация качалась между ними в эти секунды, а потом Ксанти сказала:

- Вас надо называть так, как приписано ручкой?

Конго кивнул:

- Это имя я придумал себе сам. Хотя против того, что выбрали родители, я тоже не возражаю.

Ксанти усмехнулась:

- А вот я предпочитаю не называться Ксенией. В любом имени, которое носит кто-то еще, мне не хватает чего-то... наверное, самого главного. Так что везде, где не нужно соответствие паспорту, я - Ксанти... Ладно, пойду. Увидимся. И ждите сообщение.

Сложила ноутбук, сунула его в рюкзак, смахнула следом бумаги, нацепила рюкзак на одно плечо, повернулась и быстро пошла к выходу. Она не улыбнулась и не сделала никакого шутливого жеста, обычно сопровождающего недолгое расставание недавно знакомых, но уже явно симпатичных друг другу людей, и Конго заметил это, и много раз в течение этого дня начинал думать – а почему?

 

 

 

Особенностью этого шторма было то, что холодный фронт встретился не с одним, а с двумя теплыми фронтами последовательно; первый приостановил его, второй стал вытеснять. Это произошло с интервалом всего в несколько часов. Но в течение этих часов погода улучшилась, что было, в целом, очень хорошо и уместно. Множество смолетов, севших совсем не там, где должны были, успели добраться до пунктов назначения. Дорожные службы успели расчистить много километров дорог, и это позволило множеству людей, застравших где попало из-за первого снегопада, тоже куда-то доехать. Но было по крайней мере одно совсем неудачное последствие этих солнечных часов, хотя тогда об этом едва ли кто думал. Произошло вот что: дорога, идущая через высокий перевал мимо отеля, где пребывали тогда Ксанти и Конго, тоже была расчищена, но только до стоянки грузовиков, а потом снегоочистители вернули вниз, в долину. Так сделали потому, что местное региональное руководство, посмотрев на первую часть шторма и зная, что вторая будет намного сильнее, постаралось избежать проблем из-за нерасчищенных улиц в населенных пунктах и дорог между ними. По сравнению с этим простой грузовиков представлялся им менее важным. Всю технику, нужную для расчистки снега, собрали в городках в долине; это решение позволило многим людям пережить Последний снегопад.

В результате грузовики, застрявшие из-за снегопада в долине, где они загромождали улицы и дороги и мешали убирать снег, удалось выдворить оттуда. Они поднялись до отеля и скопились там, совсем близко от закрытого перевала. Если бы им удалось проехать перевал, они смогли бы отправиться к местам своего назначения почти без помех, потому что за перевалом дорога быстро спускалась настолько низко, что вместо непроезжего снега там был сильный, но не препятствующий движению дождь.

Могло показаться, что убытки, возникающие из-за простоя машин, легко было свести к минимуму – ведь для этого требовалось пройти всего один перевал. Наверное, эта иллюзия легкости была естественна для людей, которые не слишком хорошо знают горы, но очень хорошо знают, что им нужно как можно больше денег. Эти люди живут в больших городах, воспринимают мир в основном через финансовые отчеты и можно предполагать, что этот воспринимаемый ими мир -  не совсе тот мир, который состоит из местности, дорог, снега, дождя и всего остального, на чем можно, конечно, делать деньги, но что на самом деле предназначено совсем не для этого. Эти люди стали убеждать кое-кого из местного руководства в том, что в интересах всех заинтересованных лиц следует выделить снегоочистители, и все-таки расчистить перевал.

И некоторые заинтересованные лица их предложением заинтересовались.         

 

 

 

Утром Конго проснулся от телефонного звонка.

- Доброе утро, это Ксанти. Вы не спите?

- Нет, - разумеется, Конго не стал уточнять причину, по которой он не спит; он очень обрадовался ее звонку.

- Видели, какая погода?

Для того, чтобы это увидеть, не требовалось даже подходить к окну. Водопад сине-золотого света так и лился в комнату, и в этом свете виднелось что-то очень белое и яркое.

- Конечно, - сказал Конго.

- Тогда еще вопрос: какая у вас медицинская страховка за границей?

- На все случаи жизни. И страховая компания с весьма хорошей репутацией. Я не экономлю на таких вещах, хотя до сих пор удавалось не пользоваться.

- Это хорошо... У меня есть предложение, - сказала Ксанти, - я хочу поехать покататься. Покататься на лыжах, я имею в виду. Ведь я, собственно, и приехала в Альпы для того, чтобы покататься после этого снегопада. Но опоздала, и из-за него же застряла в этом отеле... Когда я доберусь туда, куда ехала, неизвестно, и поэтому я хочу воспользоваться ближайшим доступным местом. В нем нет ничего особенного, но оно близко и к нему ведет расчищенная дорога. По крайней мере, хозяин этого заведения говорит, что она должна быть расчищена. Хотите поехать со мной?

- Хочу, - сразу сказал Конго; что он будет делать в этом неизвестном ему месте, казалось совершенно неважным.

- Когда вы будете готовы?

- А вы?

- Около часа.

- Отлично. Через час я спускаюсь в фойе.

- Подходите. И наденьте или возьмите с собой все свои теплые вещи.

Он появился в фойе заранее. Она пришла ровно через час – короткая куртка, свободные лыжные брюки и вчерашние ботинки; на одном плече висел рюкзак, на другом – чехол с лыжами. У Конго вещей не было – все теплое он надел, а мелочевку рассовал по карманам.

- Давайте мне что-нибудь.

Она подставила ему чехол. Он взял – чехол оказался неожиданно тяжелым.

- Это лыжи?

- Ну да.

- Тяжелые.

- Не самые, потому что узкие и короткие. Это лыжи для обработанной трассы. На таких, только еще потяжелее, ездят спортсмены на соревнованиях. Еще есть лыжи для необработанных склонов, они намного длиннее и шире, и потому еще тяжелее. Мне нравится ездить динамично и точно, а для этого нужна гладкая обработанная трасса. По необработанному склону тоже иногда прикольно ездить. Я легкая, мне не очень-то нужны для этого широкие лыжи... А в паудер я не лезу, потому что не люблю, когда снежная пыль попадает под одежду...

- Паудер?

- Сухой свежевыпавший снег. Лыжи в нем плывут, как автомобильная резина по луже на большой скорости. Или как быстроходный катер на подводных крыльях... Это бывает довольно забавно но, повторюсь, при этом поднимается снежная пыль, а мне это не нравится. Кроме того, я люблю ехать точно, именно так, как хочу, а в паудер лыжи управляются весьма относительно. Кроме того, этот паудер еще надо найти, и обычно это будет неблизко к отелям, потому что то, что близко, обычно быстро раскатывают. Если вам нравится обработанная, укатанная трасса, вам куда проще живется...

Они вышли из отеля; сейчас же стало очень светло.

- У вас темные очки есть? – спросила Ксанти.

- Нет.

- Плохо. Здесь же высоко, воздуха над головой меньше, излучения он пропускает больше. В горах не стоит  быть на снегу без очков даже в пасмурный день. И тем более не стоит надевать дешевку. Дешевый пластик ослабляет видимый свет, а ультрафиолет пропускает. Зрачки расширяются, и глаза сильнее травмируются от ультрафиолета... Когда приедем, я дам вам свои, в которых вожу машину, а сама надену лыжные...

Они прошли мимо фасада отеля, выходящего на дорогу, и оказались на стоянке, с которой открывался вид на горы.

Тогда Ксанти остановилась.

Конго тоже остановился; его внимание привлекло то, как она смотрела на пребывавшие за отелем склоны. Очень внимательно; а еще так, словно внезапно увидела то, чего не ожидала.

- Что-то интересное? – спросил Конго.

Ксанти кивнула:

- Да... весьма. Посмотрите на эти склоны...

Прямо за отелем, на расстоянии нескольких сотен метров, начиналось нечто, напоминающее половинку воронки, если смотреть на нее изнутри. Воронка была сложена из камня, почти везде покрытого снегом. Она казалась очень высокой – наверное потому, что была так близко.

- Выглядит внушительно. А что?

- Как вы думаете, снег хорошо на них держится?

- Думаю, плохо.

- Вот именно. Склоны лавиноопасные.

- То есть?

- Снег съезжает с крутого склона. Это называется лавина. Если снега много, лавина может разрушить даже каменное здание. Большие лавины, идущие на большой скорости, обладают просто удивительной силой.

- С этих склонов может сойти лавина?

- Не может не сойти. Они слишком крутые. Видите вон те заборчики на склонах?

- Да. Это против лавин?

- Точно.

- Они выглядят довольно низкими.

- Потому, что до них далеко. Скорее всего, если их сделали такими, то такими они и должны быть. В Альпах за этим обычно следят... Но любая такая защита расчитана на определенное количество снега. Но как выбрать это количество при проектировании? По максимуму и с запасом? Тогда стоимость защиты станет заметно больше, а защиты надо много, и в масштабах любой альпийской страны это заметные деньги. Исходя из наиболее вероятной максимальной величины? Но тогда рано или поздно эта величина будет превышена. Невозможно с виду сказать, какой запас прочности есть в той или иной защите, и что с ней будет, если снега выпадет больше.

- Вы имеете в виду Последний снегопад? Тетя на ресепшн вчера сказала мне, что происходит что-то необычное и не по сезону... Он был сильным?

- Он был сильным. А будет еще сильнее.

- То есть?

Она посмотрела на него с некоторым недоумением, но тут же понимающе кивнула:

- Ну да, вы же не смотрели подробности про этот снегопад... Будет продолжение, причем намного сильнее. То, что было вчера – много, но обычно.

- Когда?

- По прогнозу – через пять – десять часов. Мы успеем съездить и вернуться.

Конго хмыкнул с некоторой озадаченностью. Конечно, он ничего в это не понимает. Но все же он полагает очевидным...

- А почему вы не хотите уехать отсюда совсем? Почему они не уезжают? – он кивнул на грузовики и несколько легковых машин на стоянке.

- Потому, что и мне, и им надо за перевал, - Ксанти кивнула вверх по дороге, - в горах обычно очень долго объезжать препятствия. Альпы – это как стена. Стена между Северной и Южной Европой. В ней не так-то много мест, где эту стену можно пересечь на автомобиле или на поезде. Часть из них под землей, тоннели. Часть – дороги через перевалы. Мы сейчас на одной из таких дорог. Объезды такие длинные, что коммерческий транспорт будет терять много денег. А все остальные – много времени. Кроме того, если сейчас уехать отсюда, чтобы воспользоваться каким-то другим путем, наверняка попадешь во второй шторм. Ниже нас, в долине, есть небольшой город. Но он не туристический, я не заметила там даже отеля, когда проезжала. То есть, остановиться там негде, надо ехать дальше. Может быть, рядом будет городок или отель, защищенные от лавин. А может, и нет. Попадать в шторм на горной дороге категорически не рекомендуется. Альпы высокие. На всех дорогах много лавин. И далеко не все опасные места защищены. На это просто никаких денег не хватит... Здесь мы как в крепости. Здесь точно есть защита, я ее вижу, и судя по тому, что отель стоит, она неплохо работает. Но это осажденная крепость. Надо ждать, пока осаду снимут – сбросят все эти лавины, которые готовы сойти в любой момент и которых будет еще больше после второго шторма... Ну что – мы едем?

- Конечно.

Ксанти пошла на стоянку к торчащем среди снега джипу. Конго разбирался в автомобилях неплохо – джип был из тех, что реально ездит по бездорожью.

Ксанти устроила в салоне чехол и рюкзак, и забралась в машину. Конго уселся рядом.

- Есть еще одна причина, по которой никто не уехал, - сказала Ксанти, ожидая, пока двигатель прогреется, - все эти машины, которые здесь стоят, совершенно беспомощны в глубоком снегу. В Альпах почти постоянно можно ездить на любом автомобиле, потому что дороги быстро и хорошо чистят. Я, например, обычно езжу на СААБе. Но сейчас мой СААБ стоит в Базеле, в прокате, где я брала этот аппарат. Потому что я знаю, что бывает здесь в сильные снегопады. До какого-то момента помогают цепи, они обязательно должны быть с собой. Но в глубоком снегу они бесполезны. Конечно, в сильные снегопады горные дороги во многих местах закрывают, в основном из-за лавин, и ехать все равно нельзя. Но если снегопад застал вас в пути, вам еще надо доехать куда-то. И тогда настоящий джип может очень пригодиться. Настоящий – то есть с блокировками и понижающим рядом, а не кроссовер... Но джипы дороги и неэкономичны. Поэтому в европейских странах даже те, кто регулярно бывает в горах, их обычно не покупает. 

- Наверно, джип тоже годится до определеного предела, - сказал Конго, - говорят же: чем круче джип, тем дальше идти за трактором.

Ксанти засмеялась, и смеялась долго; по всему, ситуация с осажденной крепостью совершенно не портила ей настроение.

- Ну да, наверное... Но знаете – есть такая волшебная вещь, как лопата. Конечно, если вы засадили двухтонный джип в глину, проще сходить за трактором. Но ведь мы поедем по асфальту. Здесь просто нет плохих дорог – или асфальт, или ничего. И под слоем снега всегда есть, по чему ехать. А свежий снег копать легче, чем глину... Впрочем...

- Что?

- Снег от только что сошедшей лавины может быть прочным, как бетон. Не всегда, правда...

Они выехали со стоянки и двинулись вниз по дороге. Вчера, среди плотного снегопада, Конго никакие окрестности не видел. Сейчас он с интересом рассмартивал совершенно новые для него пейзажи: крутые склоны вниз и вверх от дороги, долины далеко внизу, игрушечные городки в долинах... В какой-то момент Ксанти свернула на какую-то боковую дорогу, и дорога эта, попетляв туда-сюда, привела их на площадку среди уже совсем не крутых склонов, с небольшим отелем и какими-то конструкциями, похожими на линии электропередач. Конструкции уходили вверх по склонам, и под «проводами» висели сдвоенные кресла. Кресла двигались.

Ксанти зарулила на стоянку перед отелем, и остановилась.     

- Ну вот, - сказала она, - типичное заведение для своих. Туристов нет или почти нет. Компактно, малолюдно и, полагаю, недорого. Еще есть надежда на хорошую еду. Ну что – подбираем вам снаряжение, и едем наверх?

Конго посмотрел вверх по склону. Он понятия не имел, насколько легко или сложно оттуда спустится. Но, разумеется, он без тени сомнения кивнул:

- Ну да, конечно.

Ксанти посмотрела на него, и засмеялась.

- Что такое?

Она перестала смеяться.

- Конго, это вовсе не тест на правильное поведение мачо. Это просто одна попытка освоить один-единственный прием, который позволит вам ехать, и не падать. Это может быть скучно, но уж точно не опасно.

Он улыбнулся:

- Ну... тем лучше.

Дальше последовали очень необычные два часа – наверное, самые необычные в жизни Конго. Никогда еще ему не приходилось видеть и делать так много нового за один раз.

Новым было абсолютно все. Необычно тяжелые и жесткие пластмассовые ботинки, которых под руководством Ксанти и неанглоязычного прокатчика он перемерил несколько пар, прежде чем была выбрана подходящая. Странно тяжелые лыжи – хотя и намного легче, чем у Ксанти. Тракторы на очень широких гусеницах, которые ровняли и укатывали снег на трассах. Штука, похожая на линию электропередач, которая везла над склоном сдвоенные кресла до самого верха. Фигурки людей, проезжающих вниз – невозможно было понять, как им удается двигаться так. Неожиданно ровная, с совсем небольшим уклоном вершина, на которую привозила эта штука со сдвоенными креслами. Огромное, широкое, очень темное небо, еще более темное от плотных темных очков – и удивительно широкий зазубренный горизонт. Конго отчего-то казалось, что в горах везде должны торчать закрывающие обзор пики. Они и торчали, но далеко и низко, на уровне глаз. Конго даже узнал знакомую вершину – ту, что возвышалась над их отелем; до нее было на удивление близко.

И в какой-то момент что-то переключилось у него в голове, и он забыл все, что с ним было раньше. Остался странный, никогда ранее не испытываемый восторг. Этот восторг не имел иной причины, чем простое пребывание Конго в оружающем его мире. Но это были такой мир и такой Конго, что восторг этот представлялся естественным и даже единственно возможным состоянием.    

Он понял, что стоит и смотрит вокруг и простоял так, наверное, довольно долго, а Ксанти стоит рядом, и смотрит на него.

Казалось, она хотела что-то сказать.

Он вопросительно посмотрел на нее.

Она улыбнулась:

- Смотрите вокруг, Конго, и запоминайте. Сегодня отличный день – именно такой, за какими люди едут в горы. Запомние его. Запомните то, что чувствуете. Возвращайтесь в него по памяти. Возможно, это изменит вашу жизнь к лучшему...

Он ничего не ответил, потому что чувствовал, что ответа не требуется. Ему сообщили некую важную для сообщившего истину; он не умеет еще оценить ее в полной мере, но может научиться – и тоже стать ее полноправным обладателем.

- Вы готовы немного поработать?

Конго кивнул:

- Готов.

Ксанти попрыгала на обоих лыжах, и оказалась рядом с ним. Ей явно некуда было девать свою энергию, пока они стояли тут.

-  Смотрите на меня. Ставите лыжи на ширине плеч. Примерно. Это только исходное положение. А теперь разводите пятки вот так.

Конго сделал. Теперь его лыжи сходились носками.

- Теперь вот что. Сейчас вы поедете вон туда. Как видите, там почти плоско. Лыжи будут едва ехать. Вы должны спускаться в том же положении, что и сейчас. Ноги напрягаете и держите лыжи, чтобы они не съезжались и не разъезжались. Колени согнуты, корпус наклонен вперед... вот так. Руки вот так, палки смотрят только назад, иначе можно наткнуться на них... И когда вы поймете, что стабильно едете и сохраняете положение лыж, начинайте приподнимать носок одной из них. Любой. Понятно?

- Понятно. И что будет?

- Сами увидите. Увидите и почувствуете. Когда захотите остановиться, шире разводите пятки лыж и упирайтесь в снег их внутренними частями... вот этими металлическими полосками, они для этого и сделаны. Понятно?

- Понятно... кажется.

-  Поворачивайте лыжи вниз по склону, и поезжайте.

Конго, до того стоящий к склону боком, повернул и поехал. Ехал он очень медленно. Лыжи действительно иногда собирались изменить свое положение. Но Конго регулярно качал основные группы мышц – просто ради эстетики – и легко удерживал их в нужном положении. И ботинки, и лыжи сразу утратили весь свой вес. Ощущения были необычными, но тренированные мышцы с работой справлялись. В какой-то момент Конго начал поднимать носок левой лыжи, и сразу и увидел, и почувствовал, что правая лыжа повезла его налево. Он поставил левую лыжу так, как она ехала раньше, и стал приподнимать правую. И почти сейчас же левая лыжа повезла его направо.

Он остановился.

Пожалуй, от удивления – так легко это оказалось сделать.

- Неплохо, - сказал он скорее себе, чем подъехавшей Ксанти.

Она усмехнулась:

- Будете продолжать, или поедете вниз? Можно спустится и на подъемнике...

Конго закрутил головой:

- Конечно, продолжать.

- Тогда спуститесь еще метров на сто, такими же поворотами, снимайте лыжи и идте обратно. Так не делают, потому что быстро устаешь. Но здесь нет учебного склона со своим подъемником. Чтобы воспользоваться общим подъемником, надо спустится вниз. При этом вам придется ехать по более крутым участкам, чем вам сейчас надо для тренировки. Если вы выедете на них, крутизна не даст вам тренироваться, вы будетет просто сползать, сохраняя равновесие – бесполезная трата времени. А если поедете быстро, то сразу потеряете координацию движений, и будете падать. Поднимайтесь и спускайтесь, но не уставайте сильно. Потому что потом придется съезжать вниз, в том числе и там, где круче. Если час потренироваться, сможете спустится и по таким участкам, хотя и совсем медленно. В целом, это несложный склон.

Конго улыбнулся:

- Вы говорили, что спустится можно и на подъемнике...

Ксанти отрицательно покачала головой, и вид у нее был при этом серьезный.

- Можно. Но это повредит вам куда сильнее, чем синяки от падений. Даже умелому человеку не стыдно спустится на подъемнике, если станет опасно. Например, будет туман и нулевая видимость, а трасса сложная... Здесь все просто. Не имеет смысла отступать. Согласны?

Конго кивнул.

- Тогда я спущусь, а потом поднимусь, и найду вас. Телефон у вас с собой?

- С собой.

- Тогда – удачи.

Оттолкнулась палками, и покатила вниз. Сперва просто прямо. Потом, когда скорость стала расти, появился легкий изгиб, уводящий ее в сторону трассы, где каталось большиство поднявшихся. Потом изгиб изменился на противоположный, и стал чередоваться – то влево, то вправо. Это движение удивляло своей легкостью. Казалось, она движется в воздухе. Казалось, так можно двигаться только во сне.

 

 

 

Они катались около часа, Ксанти – спускаясь до нижней станции подъемника, Конго – сползая на сотню метров вниз и возвращаясь наверх. Он успел спустится несколько раз и теперь чувствовал, что на такой скорости и при такой крутизне склона у него нет проблем с управлением лыжами.

Когда Ксанти в очередной раз поднялась и подъехала к нему, Конго заметил, что на ее лице нет улыбки, сопровождавшей каждую их встречу на склоне.

- Посмотрите, - сказала она, указывая палкой на горизонт.

Конго посмотрел.

За вершинами поднималась полоса облаков.

- Вот он идет, - сказала Ксанти, - шторм номер два. Последний.

Конго смотрел на полосу облаков, и чувствовал непривычно приятное волнение. Он видел, как приближается проблема – но как доказать Ксанти, что он достоин ее внимания, если не будет проблем? За ее дружественностью он инстинктивно чувствовал требовательность. Чувствовал, что за этой дружественностью есть еще один уровень симпатии. Она из тех, кто ищет настоящее; ищет человека, который никогда не станет просто привычкой, с кем она всегда будет чувствовать что-то достаточно яркое, сильное и положительное. На этот уровень сложно попасть. И Последний снегопад на второй день их знакомства тут как нельзя кстати. Он допускал, что в этом ощущении много игры, много ребячества. Наверное, взрослый мужчина, настоящий боец должен смотреть на проблему бесстрастно; возможно, в игре перед лицом проблемы есть элемент безответственности. Но он чувствовал именно так; наверное, в этом тоже был какой-то смысл.  

Он тут же подумал: в своей прошлой жизни – сейчас он совершенно определенно чувствовал, что она прошлая – он ждал приближения проблем с совсем другим чувством. Проблемы исходили от начальства и его тогдашней девушки, которая была недовольна, если начальство было недовольно им. Начальству можно было сопротивляться, но лишь с величайшей осторожностью: ошибка могла вызвать к жизни Начальственный Каприз, и повлечь за собой потерю кормушки. Его гелфрендша боялась потерять и свою кормушку, и его кормушку, хотя почти не претендовала на последнюю. Она просто была таким человеком, который боится за кормушки. Теперь он мог позволить себе почувствоват то, что не позволял раньше, пока не решил, что та жизнь – прошлая: постоянное присутствие страха в себе и в женщине, что была рядом. Страха тем более возмутительного, что речь шла не об их жизни, а о возможности получать деньги, которые тратились на совершенно необязательные вещи. Женщина, которая была тогда рядом с ним, боялась потерять эти деньги, нужные для покупки необязательных вещей. И этот страх, едва заметный, скрываемый и оправдываемый, если его не удавалось скрыть, переходил на него и впитывался им; так проникает в человека радиация от лежащего рядом радиоактивного вещества. Только сейчас, когда Конго смог представить свою жизнь без этой женщины и этого страха, он почувствовал, как нетерпим, возмутителен и несовместим ни с чем нормальным был этот страх. Он был несовместим с самой жизнью. И сам Конго не жил тогда. А вот сейчас у него появился шанс наконец-то родиться на свет. Конго и сам не знал, в чем этот шанс. Он просто сменил свои чувства. И оказалось, что вокруг другой мир, с другими возможностями, другим ощущением себя, другими мыслями... Вот эта леди, что стоит рядом с ним посреди широкого мира, и указывает на горизонт – она не может быть радиоактивным нечто, заражающим страхом. Она указывает на источник опасности; похоже, она понимает в таких опасностях куда больше среднестатистического туриста. Но вот страха она почему-то не излучает. Потому, вероятно, что в ее мире опасностям противопоставляют силу. В нем человек имеет силу, соизмеримую урозе и не боится, а действует...

Ему очень захотелось быть таким же человеком. Владельцем силы, и потому -  хозяином своей жизни. Владельцем своей кормушки, которую не так-то просто отнять. Человеком, который не служит кому-то, а договаривается со всеми на равных.

И тогда он точно попадет на этот самый высокий уровень, потому что во все остальном они и так подходят друг другу.

 

 

 

Они успели вернуться в отель до начала снегопада. Но когда они уже шли от машины к дверям, идущий им навстречу человек вдруг остановился и стал смотреть куда-то вперед и вверх.

Ксанти сразу обернулась. Когда Конго обернулся тоже, он увидел, как из-за острого пика за отелем появляются первые облака.

Они были темными и двигались очень быстро, словно их выстреливали из чего-то, стоящего за горами; их становилось больше с каждой секундой. Не прошло и минуты, как небо за горами загородила сплошная темная облачная стена.

Потом, совершенно неожиданно, от острых заснеженных вершин потянулись легкие белый шлейфы – это достигший их ветер начал сдувать снег.

Еще несколько минут облачная стена поднималась над головами безмолвно наблюдавших за ней людей, а потом ветер достиг отеля. Он был холодный и плотный, словно воздух стал намного тяжелее.

Потом появился снег.

Сперва стало видно, как что-то светлое быстро скрывает с глаз горы за отелем; они исчезли в считанные секунды. Потом, совершенно внезапно, снег появился вокруг. Казалось, он просто возник из этого уплотнившегося воздуха – одновременно везде. Его сразу же стало столько, что грузовики, до которых было метров двадцать, скрылись в нем без следа.

Ксанти схватила Конго за рукав:

- Пойдемте...

Они быстро направились к отелю; они находились довольно далеко от него, и он был виден через снег, но так, что казалось – он тоже может исчезнуть в любую секунду. Если это произойдет – думал Конго – его придется еще поискать. Ведь тогда вокруг останется только снег...

Они быстро пересекли светло-серое пространство, отделяющее их от несколько более темного силуэта отеля, и забрались внутрь. Встреченный им человек – верно, водитель, шедший зачем-то к своей машине – стряхивал с себя снег посреди фойе. Леди с ресеншн и еще какой-то человек стояли возле окна, и смотрели на снег. Они даже не взглянули в сторону вошедших – так увлекло их это зрелище.

Ксанти обернулась к Конго:

- Видели? Видели, сколько снега?

- Видел. В первый раз в жизни.

- Такое бывает на западе обоих Америк, во всех горах, где может идти снег, потому что там рядом океан, и много очень влажного воздуха. Но в Европе я никогда не видела такого плотного снегопада.

- Интересно, почему так?

Ксанти пожала плечами:

- Едва ли кто знает точно... Климат меняется, становится все более нестабильным.

- Глобальное потепление? Много парниковых газов от промышленности и так далее?

Ксанти кивнула:

- Скорее всего. Но дело не только в парниковых газах. Климат сам по себе менялся в очень широких пределах. Если я правильно помню, в Москве сейчас суша, и зимой холодно, так?

- Ну да.

- А ведь Москва стоит на дне древнего моря. Причем теплого моря. Там есть известняк – такой белый, как мел, но крепче... видели?

- Видел. Фундаменты самых старых домов из него сделаны. И первые каменные стены вокруг Москвы построили из известняка. Выражение «белокаменная» до сих пор сохранилось...

- Вот именно. А что такое известняк?

- Не знаю.

- Это ракушки. Мелкие морские ракушки. Много лет падали на дно, слежались, получился камень. Если он окажется глубоко под землей, где высокая температура и большое дваление – будет мрамор... Было теплое море, а стала зима со снегом. Так почему было тепло? Потому, что динозавры не соблюдали Киотский протокол?

Конго улыбнулся; потом спросил:

- Откуда вы знаете про древнее море и известняк?

- У меня отец геолог. Причем не только потому, что работал им до того, как в начале девяностых стал приторговывать всяким барахлом. Ему это действительно интересно, он читает журналы, у него куча знакомых из этого мира... Мои родители относились к тем весьма романтичным господам, которые в советские времена в отпуск не лежали на пляже, а лазали по горам. Ну, и я с довольно раннего возраста лазила с ними. Так что у меня долгая история общения с горами... А ведь большую часть геологической информации люди получили в горах. На равнинах везде лежит толстый слой всякого песка и так далее, под ними не видно ничего. Горы показывают, как на самом деле устроена земля у нас под ногами. И вот мы ходили по горам, и я слушала всякие геологические пояснения – почему это так, а это по-другому.  Мне нравилось... нравилось видеть вокруг себя настоящий мир, а не условности, среди которых обычно живешь. И горы мне нравились... Вы обедать пойдете?

Конго с готовностью кивнул:

- Пойду.

Они двинулись было в сторону столовки, но тут в кармане Ксанти активизировался телефон.

Она вытащила его на ходу:

- Да, слушаю...

Потом сразу остановилась; лицо ее сделалось напряженным.

- Где – здесь?.. Да, наверное, найти не сложно... Хорошо, давай сейчас встретимся. Надеюсь, подобно всем остановившимся здесь сегодня аристократам, ты оплатил дабл полностью? Хорошо, я зайду через пять минут.

Она ткнула кнопку на телефоне и, ни к кому не обращаясь, демонстративно пожала плечами.

Потом повернулась к Конго:

- Слушайте... Извините... Тот человек, который мне звонил, когда мы познакомились – он приехал сюда. Я сказала, куда еду, и что перевал закрыт, и про отель. По этой информации найти меня оказалось очень легко. Он приехал – успел до второй волны снегопада. Узнал, что я уехала, но не съезжала, и принялся ждать. Заметил меня в окно и позвонил... – она снова отвела взгляд, пожала плечами, - не знаю... бывают такие давние истории, которые... иногда сложно разобраться в собственных чувствах, как это ни глупо звучит...

Она снова посмотрела на него.

- Мы встретимся позже, - сказал Конго, поймав ее взгляд.

Секунду она смотрела на него с вопросительным выражением; наверное – подумал Конго – оно было вызвано его уверенным тоном. Он постарался вложить в эти слова побольше уверенности и, похоже, Ксанти вполне уловила смысл этого: на нее серьезно претендуют, и уступать не собираются.

Конго постарался понять, что еще, кроме вопроса, было в ее взгляде – но не увидел ничего определенного.

Она молча кивнула, молча взяла у него чехол с лыжами и ушла, так ничего и не сказав.

 

 

 

Конго пообедал один, а потом принес ноутбук и долго сидел в интернете; в комнате такой возможности не было. Он читал все подряд про лыжи и лавины, стараясь составить хоть самое поверхностное представление об этих вещах. Работалось ему беспокойно. Оставшись один, он вдруг почувствовал, что за минувшие сутки очень привык к Ксанти. Привык, что она – часть того, что с ним происходит. И даже его собственность в какой-то мере. Это произошло на удивление быстро. Конечно, это было естественно для двух похожих людей, вынужденно оказавшихся среди людей совершенно посторонних. Но ему хотелось думать, что она еще и симпатизирует ему. Ведь нравился же он другим женщинам! Не всем, разумеется; но ему отчего-то казалось, что таким, как она, он точно должен нравится. Он сознавал, что увлекся, и что суждения его необъективны – но не допускал даже мысли о том, чтобы рассмотреть это увлечение критически. Ведь увлекаться так хорошо, и так редко появляется что-то, что способно вызвать это драгоценное состояние!

Несколько раз он выходил из отеля – недалеко, на несколько метров – и смотрел, как идет снег. Снег был фантастический. Потом ему пришла в голову мысль измерять его толщину, и он стал делать это при помощи плексиглассовой обложки для водительского удостоверения, на которой была небольшая линейка. Он стал даже записывать, когда проводил измерения, и сколько, и в каком именно месте тогда было снега.

В какой-то момент ему показалось, что снега как-то слишком уж много. Он пошел на ресепшн и завел разговор со скучающей тетей о снеге и о том, сколько его выпадает обычно. Тетя не мерила снег в сантиметрах, но очень удивилась, когда он показал ей руками, сколько его выпало на полностью расчищенную площадку перед отелем. Она даже переспросила – не ошибся ли он. Он сказал, что мерил несколько раз. Она покачала головой и сказала, что никогда не видела ничего подобного.

Тогда Конго вернулся за свой столик, и отправил Ксанти эс-эм-эску: «Если Вам интересно – за два часа выпало столько-то снега».

Она тут же позвонила ему:

- Вы уверены, что именно столько?

- Да, - сказал он, - у меня тут целая лаборатория. Меряю каждые полчаса в нескольких местах, беру средний результат.

- Плохо, - сказала она, - вы сейчас где?

- В столовке.

- Спать не собираетесь?

- Нет. Я обычно поздно ложусь.

- Хорошо, подождите, я перезвоню вам минут через десять.

Она позвонила через несколько минут.

- Слушайте – вы сможете сейчас съездить в городок внизу? Я дам вам свою машину.

- Конечно, - сказал Конго.

- Не уверена, что это понадобится, но – вполне вероятно. Вы по-прежнему в столовке?

- В ней.

- Подождите меня. Я приду минут через пятнадцать... мы с моим знакомым придем, я хотела сказать...

- Хорошо, конечно...

«С моим знакомым...» Конго злобно усмехнулся; разумеется, он уже недолюбливал этого совершенно незнакомого ему человека.

Впрочем, он тотчас усмехнулся едва ли не с торжеством: ведь она сначала сказала «я приду», и только потом поправилась, добавив этого самого «знакомого»...

Прошло не пятнадцать минут, а почти полчаса – но зато и появилась она не с одним знакомым, а с целой делегацией.

Сперва-наперво Конго выделил из делегации высокого и почти  блондинистого чувака лет тридцати, весьма располагающей наружности; сто против одного, что это и был «знакомый». Потому как другие члены делегации представляли собой заурядных мужиков средних лет, соответстующих им теток и троих детей разного возраста. Вид чувака снова поверг Конго в состояние холодной злобности, потому как чувак был и выше его, и посмазливее на мордашку – однако не до такой степени, чтобы его за это можно было поднять на смех. Впрочем, одно обстоятельство эту злобу поубавило: чувак выглядел не слишком уверенно. Казалось, ему неожиданно сообщили нечто не особо приятное. Впрочем, вся делегация несла на себе отпечаток этого не особо приятного известия. Только один лысоватый мужик лет сорока – пятидесяти, спортивного вида, выглядел оптмистично, хрен знает отчего.

По дороге Ксанти поймала взгляд Конго, и сделала подзывающий жест.

Конго подошел; теперь все вышеперечисленные стояли плотной группой.

Тогда лысоватый оптимист заговорил. Заговорил он на языке, который Конго мог определить, но знал всего несколько слов. Как только оптимист произнес первую фразу и замолчал, последовал ее перевод на английский в исполнении Ксанти. Переводя, она смотрела на него – похоже, остальных англоязычная версия не интересовала.

- Господа, вы в целом представляете ситуацию, из-за которой мы и хотим предпринять некоторые действия...

Она замолчала, оптимист сказал еще.

- Господа, при всей эффективности наших служб, занятых обеспечением безопасности людей в горах, лучше не увеличивать им объем работ. Мы стали свидетелями уникального природного явления, но смотреть на него лучше из долины.

- К сожалению, дорога уже непригодна для большинства автомобилей. Но наши гости, приехавшие на джипах, любезно согласились доставить вниз всех, кого они смогут взять в свои машины.

- Мы располагаем двумя джипами, в соответствие с этим мы сформировали первую группу. Прогноз погоды позволяет надеяться, что будет и вторая группа. Повторюсь: мы не видим в сложившейся ситуации никакой опасности. Но все присутствующие находятся здесь только потому, что перевал закрыт, и приходится ждать. Внизу ждать лучше. Хотя бы потому, что там есть, чем развлечься...

Дальше последовала короткая суета.

Пассажиры, явившиеся уже с вещами, говорили между собой; Конго их не понимал. Ксанти указала на высокого, и представила его Конго, а потом – представила Конго ему; ни в том, ни в другом случае она не сказала ничего типа «мой бойфренд» или «мой знакомый». Высокого следовало называть Крис. Он вежливо улыбнулся, и сказал на вполне британском английском какую-то подходящую случаю фразу, которую Конго тут же забыл. Во всем его облике явственно видилась светская непринужденность – причем не деланая, а какая-то очень настоящая, словно он привык так вести себя – но к ней примешивалось все то же отражение не слишком хорошей новости.

Потом Ксанти сказала, обращаясь к Конго:

- Одевайтесь и подходите сюда – я должна показать вам машину.

Конго поспешно сходил за курткой и шапкой; они тотчас же вышли в снежную темноту.

- Кто он? – спросил Конго, едва они остались одни.

Он не собирался спрашивать – просто мысль, не дававшая ему покоя, автоматически превратилась в слова, как только это стало хотя бы в принципе уместно.

Ксанти на ходу обернулась к нему, и ему показалось, что она улыбнулась.

- Человек из прошлой жизни.

Потом снова обернулась, уже явно без улыбки:

- Конго, выбросите из головы все, кроме этой поездки. Когда вы сказали, сколько выпало снега, я не просто так переспросила. Это неслыханно для здешних мест. И этот снег будет идти еще долго. Все это очень серьезно. Надо быстро спустится, и быстро вернуться...

Он перебил ее:

- Вы едете?

- Во второй раз.

- Почему?

- Потом скажу, - она даже не оглянулась.

Оказывается, на стоянке были довольно сильные прожекторы. Они только подсвечивали снег, не увеличивая видимость, но зато создавали контур света, позволявший не потеряться.

Они отыскали джип Ксанти.

- Вот ключи. Садитесь за руль.

Они забрались в машину.

- Вы ездили когда-нибудь на машине с джиповской трансмиссией?

- Нет.

- Тогда смотрите. Коробка механическая – знакомо?

- Только на таких и езжу.

- Хорошо... Это простейший автомобиль, никаких лишних кнопок. Вот этот рычаг управляет тем, что делает джип джипом. Что означают слова и буквы и зачем это надо, я сейчас расскажу. Давайте прогреваться.

Конго запустил двигатель.

- Что еще? Управление печкой... – вот здесь. Что еще тут может вызывать сомнения?..

Она окинула взглядом салон, и пожала плечами.

- В багажнике лежит веревка, на которой можно вытащить такой джип из не очень глубокой задницы, и очень хорошая лопата. Вот, - она достала из-под водительского сиденья некий круглый предмет, - очень хороший фонарь. Очки с вами?

Когда они вернулись, она не спросила про очки, и они так и остались в кармане его куртки.

Конго сунул руку во внутренний карман куртки:

- Да.

- А перчаток, разумеется, нет...

- Ну да.

- Вот мои рукавицы. Перчатки я оставляю себе, они вам малы, а рукавицы влезут. Ручка есть?

Конго снова слазил в карман:

- Есть.

- А бумага?

- Нет. А зачем?

- Если уйдете от машины, напишете записку и положите в салоне на видное место: кто вы, кому о вас сообщать, куда и во сколько ушли. Вот, держите... – она протянула ему несколько листов из небольшого блокнота, -Телефон работает по дороге до города везде, я проверяла, когда сюда ехала... может быть, есть небольшие мертвые зоны, которые я не заметила, но в целом – работает. Постарайтесь не потерять его. Возьмите второй – это мой запасной – суньте куда-нибудь в надежное место... Навигатор я не снимала, он перед вами. Знаете, что с ним делать?

- Знаю.

Она еще посмотрела туда-сюда по салону.

- Теперь про то, как управлять трансмиссией... Этот автомобиль хорошо ездит, но управлять режимами трансмиссии с непривычки в нем нелегко. Сейчас я расскажу, что к чему, а потом поездим туда-сюда. Я буду говорить, какой режим.

Минут пять Конго медленно катался по заваленной снегом стоянке, пробуя разные режимы.

- Куда мне их везти? – спросил Конго, когда Ксанти решила, что результат получается удовлетворительным, и они остановились.

- На дороге, в городе, есть автовокзал. На автовокзале можно какое-то время существовать с относительным комфортом. Координаты его на бумаге, которую я вам дала. Там же его адрес и телефон, если понадобиться. Там же телефон полиции и местной горноспасательной службы и заодно Криса... мало ли, для чего... В моем аппарате они внесены в телефонную книгу.

Конго включил навигатор, и ввел координаты автовокзала. Довльно извилисто – серпантин...

Ксанти сказала:

- Вы поедете первым, потому что машина у вас получше, чем у Криса. Вам надо найти баланс между скоростью и надежностью. Надежность приоритетна. На дороге везде ограждение, так что вниз вы не уедете. Но снега столько, что оно может быть не очень заметно, так что смотрите внимательно. Если застрянете – сразу звоните мне, я скажу, насколько это опасное место. Сейчас найду топографические карты этого района и карты лавинной опасности, и попробую определить, где какая вероятность схода лавин...

Потом в стекло постучали – прибыли пассажиры. Ксанти вылезла, на ее место тут же поместилась какая-то тетка.

Конго тоже вылез; некоторое время они с Ксанти стояли молча среди летящего в свете прожекторов снега. Она молчала; он не знал, что сказать. Да и едва ли стоило затевать какой-то разговор сейчас, когда до отъезда оставалось, наверное, несколько минут.

Конго услышал, что сзади сигналят. Подъехал джип Криса.

- Олег, вы готовы ехать?

Конго повернулся к Ксанти:

- Что-то еще?

Она отрицательно покачала головой.

Конго обернулся к высунувшемуся в открытую дверцу Крису:

- Да, готов.

Крис захлопнул дверцу – снег проникал в салон с удивительной скоростью.

Конго снова обернулся к Ксанти.

Она сказала:

- Поезжайте, удачи.

Конго сказал:

- Будьте острожнее здесь.

Он не знал, что она может сделать неосторожно. Казалось, она знает о сложившейся ситуации все, и все у нее было предусмотрено и разложено по местам. Но он все равно чувствовал, что беспокоится за нее. Ночная поездка по горной дороге, в ливневый снег, его совершенно не волновала. Ему захотелось сказать: позвоните, когда вернетесь в отель – но он постеснялся.

Она кивнула:

- Конечно... И вы тоже, пожалуйста...

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Конго кивнул, и быстро забрался в машину. Потом посмотрел через левое стекло – Ксанти стояла за снежной сеткой, освещенная прожекторами – и осторожно тронулся к выезду со стоянки.

 

 

 

Ехать было не сложно. Конго впервые двигался на полноприводном автомобиле через глубокий снег, и не мог определить, насколько хорошо это получается, но и проблем никаких не замечал. Никаких необычных режимов включать не требовалось. Ехал он медленно – видимость составляла метров двадцать. Пассажиры несколько раз обменялись несколькими словами, и замолчали; похоже, всем было не по себе.

Минут через двадцать позвонила Ксанти, спросила, все ли в порядке – и услыхав, что в порядке, быстро закончила разговор.

Минута шла за минутой; ничего не происходило. Ксанти позвонила еще раз, и взглянув на телефон, Конго увидел, что с момента отъезда прошел почти час. Еще через полчаса появились какие-то огни у дороги; навигатор показывал, что они уже близко.

Потом показался автовокзал. Конго узнал его по обширной площадке, на которой пребывало несколько автобусов. Площадку чистили после начала снегопада, снега там было меньше, чем вокруг, но потом чистить перестали. Вероятно, автобусы все равно уже никуда не могли доехать.

Конго заехал на площадку к автобусам, и остановился. Пассажиры стали вылезать. Джип Криса остановился неподалеку.

Люди, которых он привез, вылезали из машины, переговаривались между собой, указывали на здание автовокзала. Все они повторяли одно и то же слово, обращаясь к нему; кажется, они выражали свою благодарность. Конго молча кивал и улыбался. Пассажиры тотчас исчезли в направлении автовокзала.

Конго набрал номер Ксанти.

- Мы на автовокзале, все в порядке, готовы возвращаться, - он вдруг вспомнил, что не спросил Криса, готов ли он ехать.

- Очень хорошо. Поезжайте быстрее.

Конго подошел к машине Криса – тот говорил по телефону. Тоже с Ксанти, наверное... Впрочем, разговор закончился столь же быстро. Крис окрыл дверь.

- Мы едем? – спросил Конго.

- Да, конечно.

- Я впереди, вы за мной?

- Да.

Конго кивнул, и пошел к своей машине; за его спиной хлопнула дверь.

Вскоре немногочисленные городские огни исчезли, и вокруг снова был только снег.

Время снова остановилось. Летящий снег создавал ощущение какой-то другой вселенной, где все не так, как в нашей, и где нет даже времени. Впрочем, в нем была колея, вполне заметная и проезжая. Посматривая на спидометр, Конго думал, что поднимаются они быстрей, чем спускались.

Потом что-то произошло. Во вселенной, состоящей из одного только снега, появился новый объект, и объект этот находился прямо перед машиной Конго. Он выглядел, как нечто рассыпчато-белое; вернее, рассыпчато-снежное, потому что сам снег в свете фар был не совсем белым. Снежное нечто возвышалось над дорогой; колея упиралась в него, и исчезала.

Конго остановил машину.

Вышел и пошел вперед, по освещенной фарами части снежной вселенной.

Наконец, снежное нечто оказалось у него под ногами.

Это был именно снег, и именно насыпанный, словно его вывалили на дорогу откуда-то сверху. Сверху-сбоку – так показалось Конго по тому, как этот снег рассыпался.

Он достал телефон, и набрал номер Ксанти.

- Слушайте, тут поперек дороги навалена куча снега...

- Высокая?

- Полметра над снегом, который выпал. Кажется, дальше немного выше, но видно очень недалеко...

- Конго, это лавина. Она только что сошла, и поэтому какое-то время это место будет безопасно. Но неизвестно, что там сверху. Может быть, что по одному и тому же пути сходят лавины с разных частей склона, там что-то вроде... как это сказать? Как будто несколько дорог сверху вниз сливаются в одну... тоже возможно, хотя и маловероятно. Вернитесь в машину, скажите мне координаты. Я нашла топографическую карту, с рельефом – можно посмотреть, что за склоны над вами...

Конго поспешно вернулся, залез в машину и прочитал координаты.

- Сейчас, я их наберу... вот это место. Судя по крутизне склона и рельефу, там нет ничего особенного. Я вижу склон, по которому лавина могла сойти. Наверное, это она и есть, потому что другого лавиноопасного места поблизости не видно. Она должна быть небольшая. Сейчас важно понять, какая у нее ширина, можно ли прокопать в ней проход для машины.

- Я пойду и посмотрю.

- Посмотрите. Не отключайтесь.

Конго вылез из машины и заметил, что к нему идет человек.

Разумеется, Крис.

- Что там?

- Лавина поперек дороги. Я сейчас посмотрю, какая у нее ширина, можем ли мы прокопать коридор для машин...

Крис пошел за ним. Лавинный снег позволял идти, почти не проваливаясь; можно было представить, как сложно его будет копать.

Ширина лавины оказалась метров десять.

- Десять метров, - сказал Конго в телефон.

- Начинайте копать, - сказала Ксанти, - надеюсь, снег не слишком плотный... Сделайте участок с толщиной снега ..., - она назвала величину, - чтобы можно было заехать на машине, и попробуйте, как она едет.

Конго кивнул куда-то в сетло-снежную полосу от фар:

- Хорошо. Я отключаюсь?

- Да. Но позвоните минут через десять, скажите, сколько удалось прокопать.

- Понятно.

- Хорошо, начинайте. И пусть один сидит в задней машине, пока другой копает.

Короткие гудки.

- Что она говорит? – спросил Крис.

Конго быстро пересказал. Потом полез в багажник за лопатой.

Лопата, и верно, оказалась непростая – очень легкая, очень острая, с обрезиненной ручкой и черенком. Она пребывала в крепком чехле, который можно было повесить через плечо.

Конго достал из кармана полученные от Ксанти рукавицы, и принялся копать.

Он сразу понял, что работа будет двигаться медленно – снег был плотный, словно его специально утрамбовали. Но сложно было поверить, что он выдержит джип. Надо было оставить этого снега столько, чтобы не сесть на мосты, и чтобы хватало мощности размалывать  его колесами.

Однако, работая по очереди, за десять минут они почти подготовили площадку для экспериментального заезда машины.

- Нормально, - сказала на это Ксанти, - как заедите – позвоните еще.

Конго, включив для надежности понижающий ряд, медленно заполз на расчищенную площадку. Никаких проблемных ощущений у него при этом не возникло.

Он вышел, осмотрел колеи. Колеса двигались почти по асфальту, оставался только символический слой снега.

Он позвонил Ксанти.

- Хорошо, - сказала она, - позвоните, когда выберетесь из лавинного снега, или через час в любом случае.

Звонить через час не пришлось – минут за сорок они прокопали коридор, и пропихнули через него оба джипа.

Минут через десять впереди снова показался насыпанный на дороге снег, но его было совсем немного. Конго снова включил понижающую, и проехал без проблем. Но не прошло и пяти минут, как дорогу перегородила лавина побольше.

Конго остановился, и сразу пошел смотреть, как долго придется копать. Недолго - заметно меньше, чем в прошлый раз. Пожалуй, об этом можно и не звонить Ксанти; они позвонят, если заметно задержатся...

Подошел Крис:

- Я не думал, что эти лавины сходят так часто...

Конго мог только пожать плечами; он не знал, часто это или нормально.

- Да здесь работы минут на пятнадцать, - сказал он, - наверное, от крупных лавин шоссе защищено, сходят только мелкие...

Крис молча кивнул.

Конго пошел за лопатой. Когда он шел, через шум ветра появился какой-то звук, и стал нарастать.

Он остановился и стал оглядываться. Он сделал это совершенно рефлекторно; в следующую секунду он почувствовал страх.

Собственно, бояться было уже нечего, потому что звук успел исчезнуть быстро и безо всяких последствий. Но приближение чего-то, издающего этот низко-глухой звук, из кромешной темноты за освещенным снегом – нет, скорее из несуществующего нечто за освещенным снегом – вызывал страх независимо от того, что происходило непосредственно с ним, Конго.

Он увидел, что Крис тоже резко оглядывается туда-сюда; потом они уставились друг на друга.

- Что за дерьмо... – голос Криса показывал, что тот явно не в порядке.

Конго вытащил телефон, и набрал номер Ксанти.

- Слушайте, мы остановились прокопать совсем небольшую лавину, и какой-то странный звук был в течение... сложно сказать, может, секунд несколько... не сильный, не резкий, как будто что-то приближается... потом все исчезло.

- Откуда он шел?

- Я не понял.

Несколько секунд она молчала, потом сказала:

- В такой ситуации это, скорее всего, лавина, причем относительно крупная. Скажите свои координаты.

- Сейчас дойду до машины, - оставшийся путь он проделал бегом, - наши координаты...

- Секунду... это вот здесь. Выше вас по дороге начинаются проблемные участки. Дорога идет по крутому склону, он практически весь лавиноопасен, это только вопрос толщины снега... ну, и еще ряда причин, но сейчас меняется только толщина снега, поэтому она важнее всего. Другое дело, что в некоторых местах лавины могут быть совсем небольшими, а в других – опасными для человека в машине. Я нашла карты лавинной опасности, на них показана защита. Там, где вы стоите сейчас, ничего серьезного быть не может. Кроме того, как и в первом случае, лавина только что сошла. Ближайший опасный участок начнется метров через восемьсот. Запомните, что у вас на счетчике, когда поедете. Длина опасного участка около трехсот метров. Судя по карте, он защищен. Но при таком снегопаде эффективность защиты может быть недостаточна. Если вы не сможете быстро его преодолеть – возвращайтесь обратно. Отъезжайте или отходите назад на полкилометра от начала опасного участка, там точно начинается безопасный. Разумеется, звоните мне, если что-то пойдет не так. У вас есть вопросы?

- Пока нет.

- Тогда начинайте копать.

Конго взял лопату, и пошел к лавине.

Крис шел ему навстречу:

- Вы говорили с Ксанти?

- Да.

- Что она сказала?

- Через восемьсот метров начинается участок, который может оказаться опасным. Триста метров. Если нельзя проехать быстро, надо вернуться. Защита есть, но может быть недостаточна в такой снег. Дальше будут еще проблемные участки.

- Зачем вообще надо уезжать из отеля, если там безопасно?

- А там безопасно?

Конго сказал это совершено автоматически – он мысленно увидел склоны за отелем и вспомнил слова Ксанти: оттуда не могут не сходить лавины.

- Вы хотите сказать, что отель могли построить в опасном месте?

Конго пожал плечами:

- Не знаю. Я не специалист в этих вопросах. Но сегодня я немного почитал про лавины. Я читал, что они сносили какие-то дома. То есть, дома иногда строят в опасных местах. Или эти места становятся опасными, хотя не были такими, когда там строили...

Он принялся поспешно копать. Ему хотелось как можно скорее ехать в отель; это было его единственное сильное желание на данный момент.

Крис ничего не сказал.

Минут за десять они разбросал снег, и поехали дальше.

Но через пару минут после того, как счетчик показал начало проблемного участка, в свете фар перед Конго предстала такая куча снега, что он сразу понял – дальше им сейчас не проехать.

Он остановил машину, схватил фонарь и как можно быстрее полез по этому снегу вперед и вверх. Когда он добрался до верхней части завала, и направил свет фонаря вперед, глазам его предстал только такой же снег. Метров двадцать он карабкался по нагромождениям этого снега, но границы его так и не увидел.

Он набрал номер Ксанти.

- Снег на дороге, выстота около метра, протяженность больше двадцати.

- Возвращайтесь в город, - сказала Ксанти.

- Какого черта!

Это восклицание предназначалось не для нее, а просто выражало то, что Конго сейчас почувствовал.

- В чем дело? – спросила она.

- Это невозможно, - сказал Конго именно то, что почувствовал в следующую секунду.

- Что невозможно? Почему?

- Как почему?..

- Конго, - сказала она с тем небыстрым выражением, которое сопровождает желание что-то объяснить или понять, - скажите точно, что там происходит. Почему вы не можете вернуться в город?

Несколько секунд он думал, потом сказал:

- Ничего не мешает мне вернуться в город, и Крису тоже, я думаю. Но я туда не вернусь. Я оставлю машину в ближайшем отсюда безопасном месте, и пойду в отель пешком. Или вы хотите, чтобы я отогнал машину в город?

- Да шла бы она, эта машина!  - похоже, заявление Конго вызвало у Ксанти примерно ту же реакцию, что у него – ее предложение отказаться от возвращения в отель, - вы просто не понимаете, что происходит. Выпало уже столько снега, что лавины пошли везде. Здесь высоко, дорога почти везде идет по крутым склонам. Я могу понять, где опасно, а где нет. Я могу узнать, где и какая стоит защита. Но уже это потребует времени, а снег все это время будет идти, и чем дальше, тем больше его скапливается над дорогой. Но я не смогу узнать, в каком состоянии этот снег над дорогой, сколько его в том или другом месте, насколько он прочно лежит, или готов съехать в следующую секунду. Это целая наука, это нельзя понять, изменяя линейкой снег на стоянке возле отеля! Сейчас ситуация меняется слишком быстро. Почему, вы думаете, я так торопилась отправить машины вниз? Потому что при таком снегопаде толщина снега на склонах растет так быстро, что снег становится нестабильным. Сейчас на любом крутом склоне готовятся сойти лавины, а здесь везде крутые склоны, других почти нет!

Она замолчала.

- Полушайте, - сказал Конго по возможности рассудительным тоном, - если я правильно понимаю, для меня опасен только момент, когда лавина пересекает шоссе. Так?

- Ну... предположим...

- Сколько времени она его пересекает?

- Да черт ее знает! От нескольких секунд до... до полминуты, наверное...

- Какова вероятность того, что в эти секунды я окажусь у нее на пути? Я ведь все время двигаюсь.

Несколько секунд она молчала, а потом сказала:

- Вы или забыли теорию вероятности, или пытаетесь меня успокоить. Если лавина одна, вероятность попасть в нее в твоей ситуации очень мала. Но их может быть много. Человеку без машины хватит совсем небольшой лавины, чтобы погибнуть. Вы уже видели три... или больше?

- Четыре – одну удалось проехать, не останавливаясь.

- Тем более. Каждая могла стать опасной для пешехода. Та, возле которой вы стоите, опасна даже для машины. Пешеходу конец настанет наверняка... Вероятности независимых событий складываются. И если попасть в одну лавину маловероятно, в одну из многих – намного более вероятно.

- Десть шансов из миллиона вместо одного из миллиона.

- Не из миллиона. Я не знаю, сколько там шансов. Люди не ходят по горам в снегопад, поэтому нет статистики, насколько это опасно. Но каждый большой снегопад в горах сходит очень много лавин. Они обязательно сходят. Люди просто сидят дома в такой ситуации. Если они оказываются в горах, с ними постоянно что-то случается.

Конго сказал:

- Есть очень веская причина, по которой я должен вернуться в отель. Она не имеет к вам прямого отношения. Я не хочу сейчас развивать эту тему - не стоит терять время. Вы согласны, что мне нужно пройти дорогу как можно быстрее?

- Это очевидно. Но я хочу, чтобы вы поняли – это может быть ваша последняя прогулка. Если в отеле нет чего-то жизненно важного для вас – не ходите.

- Есть жизненно важное. Ксанти, вы все равно не можете помешать мне идти. Поэтому помогите. Скажите координаты начала и завершения опасных участков – я буду проходить их максимально быстро, а в безопасных отдыхать. Согласны?

- Согласна.

- Сейчас я позвоню Крису – он ждет в своей машине – и скажу, что пойду наверх. Потом перезвоню вам. Подготовьте координаты следующего опасного участка. Сделаете?

- Да.

- Хорошо. Тогда – до звонка.

Он отключился.

Потом набрал номер Криса.

- Крис, это Олег. Лавинный снег шириной больше двадцати метров, копать бесполезно. Я иду наверх пешком. Вы меня поняли?

Несколько секунд Крис молчал, а потом почти крикнул:

- Да вы с ума сошли, что ли?

- Крис, по ряду причин я должен быстро вернуться в отель. От этого зависят очень важные для меня дела. Вы поедте вниз?

- Я? Вниз? Ну да, конечно! А зачем я нужен без машины в отеле?

- Не нужны. Хорошо, позвольте пожелать вам удачи.

- Слушайте – я в этом ничего не понимаю, но сейчас, пока мы ехали, я долго разговаривал с Ксанти. Она много времени провела в горах, и вообще склонна тщательно изучать то, чем занимается... полагаю, она знает, что происходит. Она считает, что на этой дороге сейчас лучше не задерживаться.

- Она мне тоже так говорила. Но речь идет... ну, можете считать – речь идет о моей жизни. О моем будущем... Я не могу вернуться вниз.

Крис хмыкнул; хмыкание его было невеселым.

- Жаль.

И замолчал – наверное, не знал, что надо еще сказать перед тем, как развернуться, и укатить вниз. Конго подумал, что Крис, наверное, боиться ехать один. Конго его прекрасно понимал. Ему тоже не хотелось бы ехать в такую ночь одному, хоть бы и вниз. А вдруг дорога окажется перекрыта очередной лавиной? И придется копать этот плотный снег, и все время помнить, что из темноты за спиной в любой момент может появиться... Он вспомнил звук сходящей лавины, и ему стало страшно. Но не за себя, а так, словно он был Крисом, копающим в одиночестве снег. Он даже удивился – насколько он сам свободен сейчас от какого-либо страха. И разумеется, он понимал – почему: Ксанти делала его заговоренным. Самим своим существованием она лишала его жизнь какого то ни было самостоятельного смысла, и тем самым освобождала от страха за себя. Но она не могла сделать это для Криса, и Конго было искренне жаль этого человека, чья жизнь подвергается опасности, потому что у него нет ничего, что было бы важней для него, чем он сам.

- Хорошо, Крис, удачи вам.

- Спасибо. Вам тоже...

Конго отключился.

Он собирался было позвонить Ксанти, но она опередила его:

- Конго, записывайте координаты...

Он записал.

- Не отключайтесь. Вернитесь к машине, я скажу вам, что сделать...

Он вернулся.

- Я у машины.

- Записка под лобовое стекло, на английском: Олег Иванов, гражданство, место жительства, телефоны родствеников, вышел к отелю такому-то в такое-то время...

Конго залез на водительское место, написал записку и пристроил ее под лобовое стекло.

- Готово.

- Скажите координаты места, где стоит машина.

Конго сказал координаты; потом засунул навигатор в карман.

- Лопата...

- Стоит у машины.

- Очки...

- В кармане.

- Шапка...

- На мне.

- Рукавицы...

- В кармане.

- Фонарь...

- На коленях.

- Наденьте на шею.

- Надел.

- Лавинный датчик...

- В кармане.

- Зеленая лампочка на нем...

- Светится.

- Карман застегнут?

- Да.

- Второй телефон...

- В кармане.

- Карман застегнут?

- Да.

- Навигатор...

- В кармане.

- Застегнут?

- Да. Он там же, где телефон.

- Ключи от машины...

- В кармане.

- Проследите, чтобы был выключен свет. Машина может еще понадобится, а если аккумулятор разрядится, толку от нее не будет.

- Выключил.

- Все, выходите. Не отключайтесь. Когда вы перелезете через завал, и пойдете по дороге, я буду рассказывать вам, что делать, если окажетесь в лавине.

- Хорошо.

- Выходите?

- Да.

- Пройдете завал – скажите. Я жду.    

Конго вылез, захлопнул дверцу и пошел к куче снега – в одной руке телефон, в другой фонарь, за спиной лопата; у него промелькнула мысль, что лопата похожа на какое-то холодное оружие, вроде меча. Поднялся на завал и пошел по нему, светя фонарем. Наконец, появился конец завала и колея. Конго спустился в колею, и сказал в телефон:

- Я на дороге за лавиной. Иду вверх.

- Хорошо... Кстати, у фонаря три режима – слабый, средний и сильный. Я его полностью зарядила, но все равно сделайте самый слабый режим, при котором видно метров на десять. Кнопка, которой он включается, имеет четыре положения. Сделайте сейчас.

Конго сделал. В пребывающей вокруг кромешной тьме хватало самого слабого режима.

- Готово.

- Теперь сделайте самый сильный, и направьте вверх по склону.

Конго сделал.

- Очень ярко, но из-за снега видно не дальше, чем метров на двадцать.

- Понятно. Сделайте, как было... Но если снег перестанет, вы сможете посветить туда, откуда услышите шум вроде того, какой слышали, когда позвонили мне. Или любой другой... Фонарь очень сильный. При хорошей видимости вы сможете увидеть лавину заранее... если повезет. Важно, с какой скоростью она двигается. Скорость может быть очень разная...

В следующий час - полтора Конго прослушал целую лекцию о том, что с ним в принципе может произойти, почему и что с этим делать. Лекция прерывалась вопросами о координатах и максимально быстрыми переходами через участки, которые представлялись Ксанти опасными. Ксанти, похоже, все время вычисляла, где он сейчас находится – это можно было сделать, зная исходные координаты, время и примерную скорость его подъема. Скорость она определяла довольно точно. Перед опасным участком она ненадолго останавливала его, чтобы он мог отдохнуть перед спринтерским броском через все пребывающий снег. Это были очень тяжелые участки; Конго был уверен, что только регулярная беготня по дороге на работу помогала ему не застревать на них. Было очевидно, что нетренированный человек затратил бы на подъем несколько часов. Снег становился глубже на глазах; все это куда больше походило на какой-то странный сон, чем на реальность.

Было довольно шумно из-за ветра, и большую часть времени он слушал Ксанти, но однажды ему показалось, что он слышит такой же шум, как в первый раз, у лавинного завала. Звук был далекий и слабый, и Конго не стал ни светить вокруг, ни говорить Ксанти об этом звуке.

Когда до отеля оставалось около километра, начался долгий заметный подъем, и тут Конго почувствовал, что человек может устать настолько, что короткий отдых уже почти не помогает. Снег оставался рыхлым, но двигаться в нем стало почти невозможно. Конго останавливался через каждые двадцать метров. Он был совершенно мокрым от пота. В таком состоянии было даже приятно, что похолодало, и довольно сильный ветер постоянно обдувает его плотным снежным потоком. Здесь было практически безопасно – прямо над ним находился отель, который, казалось, был хорошо защищен. Но такое могло случиться и на опасном участке – и тогда человек оказался бы приделанным к нему почти так же прочно, как муха – к клейкой ленте. Ксанти уже ничего ему не говорила, только спрашивала иногда что-нибудь – видна ли колея, ни становится ли сильнее или слабее снег, ни показались ли огни отеля... Кажется, она просто поддерживала контакт с ним. В какой-то момент, когда стало ясно, что он сильно затормозился, она сказала:

- Я могу выйти навстречу, сделать тропинку в снегу. Вам сразу станет легче идти. Это важно – идете вы по свежему снегу, или по тропе через него, по которой дважды кто-то прошел.

Он, разумеется, отказался. Сложно было придумать, что реально могло с ним случится в нескольких сотнях метров от отеля, на защищенной от лавин территори. Конечно, он был бы рад, если бы идти стало легче. Наверное, Ксанти не составит труда пройти эти несколько сотен метров туда и обратно – он помнил, как она так и излучала энергию во время каталки. Но он хотел одержать чистую победу.  

Наконец, через плотную снежную сетку показалось светлое пятно – прожекторы, освещающие стоянку. Конго прикинул, с какой стороны от стоянки находится отель, и еще через несколько минут ходьбы рассмотрел едва видимые силуэты освещенных окон. Конго удивился – как они близко, как сильно снег задерживает свет. Он направился в дверям, расположение которых помнил, и тут его окликнули, и перед ним появился еще один источник света.

В следующий момент из снега появилась Ксанти.

- С прибытием, - она улыбалась в свете подсвеченных фонарями снежинок, и Конго, не смотря на почти парализующую усталость, тоже стал улыбаться; сейчас ему казалось, что счастливо завершилось занятное приключение. Он забыл одиночество в темноте и шум лавин, и слова Ксанти о том, что это может стать его последней прогулкой. Ничего этого не было; все вокруг было хорошо.

 Улыбаясь, стряхивая с одежды снег, они ввалились в фойе отеля. За стойкой никого не было – дама оттуда уже сидела на автовокзале.

- Сильно устали?

Конго кивнул:

- Честно говоря, да. И... очень жарко...

Ксанти засмеялась:

- Это хорошо известно тем, кто занимается некоторыми зимними видами спорта. Например, тасканием лыж. Кататься не очень жарко, иногда бывает даже холодно... Но в целом зима – довольно теплое время года... Вы будете обедать? Или, наверное, ужинать?

- Да, хорошо бы. Надо только влезть под душ и переодеться.

- Тогда приходите в столовку.

Когда Конго пришел туда, Ксанти сидела за столиком в стороне от неизменной кучи водителей, но делала то же, что и они – смотрела телевизор.

Конго подошел.

Она заметила и поднялась:

- В связи с отбытием всего персонала, введено самообслуживание. Емкости с едой еще теплые. Берете сколько надо, и оставляете деньги – там стоит жестяная банка из-под чего-то.

В емкостях, как обычно, нашлась картошка и мясо. Еще удалось достать хлеба, кипятка, чаю и сахара. Стоимость взятого прикинули по висевшей рядом бумаге с меню, и расплатились с жестяной банкой; цены показались Конго невероятно низкими. Он даже не стал брать сдачи, хотя в банке было немало евромелочи.

Они притащили подносы в угол, противоположный телевизору, и уселись друг против друга.

- Сообщу, чтобы вы были в курсе, - сказала Ксанти, - пока вы переодевались, я позвонила в местную горноспасательную службу и сказала, что человек, оставивший записку в машине, добрался до отеля. Ведь когда дорогу начнут расчищать, машину найдут. Следует избавить людей от лишнего труда, а нас – от недоразумений.

Конго кивнул.

Потом внимание его привлекла картинка в телевизоре – на ней были кадры заваленного снегом городка.

- Вы понимаете, что там говорят? – Конго кивнул на телевизор.

- В сочетании с картинками – примерно половину... Это местный канал. Смотрят его потому, что он периодически сообщает местные новости про погоду... ну, и всякие разговоры вокруг нее.

- И что говорят?

- Происходит небывалое природное явление, и возникает много проблем, но те, кто должен с ними бороться, прилагают все усилия и почти все их решают, - Ксанти изобразила многозначительный вид.

- Конечно, конечно, - Конго закивал с деланым согласием, - разумеется, прилагают, и делают все, что надо... Интересно другое – то, что они не могут сделать. Что говорят об этом?

Ксанти сделала пренебрежительный жест:

- Так, мелочи. Завалило все дороги выше определенной высоты, и никакой транспорт, кроме вездеходов, не может передвигаться. Несколько ниже обледеневают и рвутся провода. Еще ниже что-то затопило... – она перешла на серьезный тон, - я старалась не пропустить информацию о лавинной обстановке, но она просто «осложняется». Как я поняла, практически все дороги на высоте, где идет снег, закрыты. Их пытаются расчищать только в населенных пунктах да между ними, если это «между» - в долине. По крайней мере, все кадры, снятые про расчистку, сняты именно в долине. Думаю, дороги на склонах закрыты из-за лавин. Но, поскольку из транспорта по таким дорогам могут ездить только тракторы на широких гусеницах, никто ничего на этих дорогах и не снимает. В некотором смысле, вам повезло – вы видели то, что, возможно, пока еще никто не видел...

Конго кивнул, изобразив сознание важности момента.

- Насколько легко и быстро можно расчистить дороги после такого снегопада?

- После – и легко, и быстро. В Альпах много техники для этого. Бульдозеры, роторы... видели, как работает ротор?

- Нет. Что это?

- Роторные снегоочиститель. Обычно трактор, на который спереди навешаны такие горизонтальные... вроде штопоров. Они быстро вращаются, захватывают снег и через специальную трубу выбрасывают далеко в сторону... Но для того, чтобы роторы вышли на дороги, надо обезопасить дороги от лавин.

- Как?

- Спустить их искусственно. Обычно – что-то взорвать в том месте, где лавина может образоваться. То-есть, наверху данного склона. За последние полвека придумали много способов делать это. Поначалу просто таскали на гору взрывчатку в рюкзаках. Еще - обычное артиллерийское орудие. Потом в Штатах стали использовать безоткатное орудие... труба с ракетой, - Ксанти изобразила характерный жест удержания такой штуки на плече, - знаете?

Конго кивнул:

- Проходил в институте... в некоторых российских институтах преподают военную подготовку. Не могу похвастаться, что посещал ее постоянно...

Ксанти засмеялась:

-  Хорошо, что вы прогуляли не все занятия... Потом появилась пневматическая пушка – ее уже специально конструировали для работы с лавинами. Первая модель стреляла консервными банками... Еще потом стали делать стационарные устройства, которые стоят в горах, и надо только нажать кнопку, чтобы они сбросили на снег что-то такое, что спустит лавину. Но это дорого, разумеется, куда дороже, чем пушка, стреляющая консервами, и есть далеко не везде...     

- То есть для того, чтобы мы смогли уехать отсюда, нужно вот что. Первое: должен перестать снег. Второе: надо спустить лавины. Третье: надо расчистить дороги.

- Да, так. Но лавины могут спускать и во время снегопада – чтобы снега не скапливалось много, и лавины были как можно меньше. Другое дело, что для этого иногда нужно доехать до определенного места, а пока снег идет - ехать и сложно, и опасно, потому что лавины могут сходить в любой момент.

- Но ведь все равно ехать придется.

- Снег со временем стабилизируется. Если подождать немного после снегопада, вероятность схода лавин сильно уменьшается. Большая часть их сойдет еще во время снегопада. Часть – сразу после, потому что когда погода меняется, обычно меняется температура, а ее изменение способствует сходу лавин. Но всегда наступает момент, когда уже ничего не меняется. Тогда вероятность схода лавин минимальна. Это самые общие правила, могут быть и исключения. Но обычно это так...

Конго смотрел на нее и чувствовал, что усталость уходит. Во-первых, устали только мышцы ног, а они восстанавливаются быстро. А во-вторых, он все сильнее ощущал влияние тестостерона. В первые минуты их знакомства его внимание полностью поглотила ее идентификация, ее сходство с ним и ее необычность для всего привычного ему мира. Потом был самый необычный день в его жизни, а на ней была зимняя одежка, не фиксирующая его внимание на ее секусуальных свойствах. Теперь и то, и другое прошло, и он увидел ее так, как и было бы с самого начала, если бы не первое да не второе – как существо женского пола, вызывающее чисто сексуальную реакцию. Он давно заметил, что существует порода неброских леди, которые воспринимаются куда сильнее большинства моделей – и красивей, и сексуальней. А еще он помнил типичную ошибку своей ранней молодости, когда дружественность и наличие мозгов у подружки мешало ему воспринять ее как сексуальную партнершу – и, вероятно, иные из них затаили на него молчаливую обиду за то, что он, якобы, не оценил их как женщин.  

И еще одно побуждало его, слушая и воспринимая ее слова, думать о том, что перед ним женщина, которая нравится ему как таковая. Он чувствовал, что с ней не будет дурацкой игры в сомнения, что лишь в очень умном и творческом исполнении делает приближение к сексу интересным, а в любом другом вызывает только досаду. Он чувствовал, что надо просто передать ей его предложение, и дальше все будет нормально. Как именно, он не брался определить. Он просто полагал, что они достаточно близкие люди для того, чтобы все свои дела вести наиболее простым и разумным способом. И пока он так думал, что-то, наверное, менялось в его неизменно обращенном к ней взгляде, и когда очередная фраза в их разговоре была произнесена и наступила наполненная ожиданием пауза, он увидел в ее взгляде ответ.

Оставалось встать, сложить на подносы посуду, отнести их на мойку и подниматься... наверно, к нему, потому что после того, как она весь вечер шаг за шагом вела его через совершенно неизвестные ему препятствия в тепло и безопасность, он должен был взять инициативу, и довести ее до койки самостоятельно. 

 

 

 

 

Он узнал две новых для себя вещи о женщинах этой ночью.

Менее значимая, хотя и тоже приятная, состояла в том, что леди могут быть не лишены мускулатуры – легкой, но явственно заметной. Руки могут не напоминать палочки, а живот – быть не только плоским из-за отсутствия жира, но и с «прессом», заметным и на вид, и на ощупь.

А во-вторых, он узнал, что леди могут не просто заниматься сексом, а заниматься им с партнером. Что не только действия партнера могут вызывать оргазм, но и сам партнер может вызывать некие чувства, отличные от оргазма, обращенные не на себя-любимую, а на него. Это было поистине удивительно. Возможно, стоило еще больше удивиться тому, что до тридцати лет Конго не встречал такой способности у женщин, хотя и хотел встретить – но он отчего-то не удивился. Может быть, его прежние партнерши стеснялись проявлять эти самые отличные от оргазма чувства? Может, он сам не вызывал у них таких чувств? Он полагал, что Ксанти – существо куда более высокого уровня, чем все его прежние партнерши; он подозревал, что ее отношение к нему – это аванс, а не оценка. Но – так или иначе – именно Самая Лучшая Леди за его жизнь оценила его выше всех остальных. Правда – думал он – дело могло быть вовсе не в нем. Дело могло быть в том, что его прежние партнерши не умели испытывать увлечение человеком. Они понимали умом, какой партнер престижнее или удобнее, а вот чувствовать к нему не могли ничего. Как бы то ни было, он впервые занимался сексом так, как хотел; чтобы отыскать партнершу для этого, ему понадобилось десять лет.  

 

 

 

В какой-то момент после всего этого, уже засыпая, он увидел себя вместе с Ксанти среди освещенного прожекторами снега на стоянке. Она обещала сказать -  когда-то потом – почему не поехала вниз первым рейсом, который стал единственным.

- Ты не спишь? – спросил он.

- Нет. Но собиралась.

- Слушай – почему ты не поехала вниз? Ты сказала, что расскажешь...

Несколько секунд она молчала, потом отодвинулась от него так, что они уже не соприкасались друг с другом, и сказала:

- Это может тебе не понравится.

- Тем более важно узнать, - Конго был несколько удивлен.

- Я хотела выяснить, кто из вас двоих захочет вернуться сюда, если это будет не просто. Конечно, проблем могло и не возникнуть. Но в такой снегопад с каждым часом вероятность этого падает, и быстро... Наверное, я должна извиниться перед тобой за то, что вынудила тебя идти наверх. Я искренне отговаривала тебя идти, но была рада, что ты не согласился. Я не должна была хотеть твоего возвращения, потому что возвращаться было опасно. И в то же время я этого хотела. Что-то подсказывает мне, что этот риск был оправдан. Но я не могу объяснить точно, чем именно – ни тебе, ни себе. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову – это что-то вроде инстинкта отбора. Мужчины иногда злятся на то, что женщины создают им вроде бы ненужные проблемы. Но как иначе проверить, кто вы? Если не проверять, останутся одни... одни Крисы. Симпатичные, удобные, идеально отформатированные под общепринятые нормы и всегда готовые отступить... Что скажешь?

- Я польщен.

Она усмехнулась:

- И только? Не обижен и не возмущаешься?

- Нет. Ты мне слишком нравишься. И...

Он непроизвольно замолчал, обдумывая то, что пришло вдруг в голову.

- Что? – спросила она.

- Я подумал, что признаю за тобой право на отбор. Вернее, обязанность.

- Как средство от глобальной крисизации?

- Да.

Несколько секунд она молчала, потом глубоко вздохнула, и сказала:

- Хорошо. Больше я так делать не буду. И предлагаю завершить этот разговор, и не возвращаться к нему без явной необходимости.

Конго кивнул в темноте.

- Согласен.

- Тогда предлагаю спать, - она передвинулась так, чтобы снова касаться его.

Через несколько секунд после этого он уже спал – словно сделал последнее, что хотел в этот день, и позволил усталости выключить себя. 

 

 

 

Он проснулся под утро, верно, по привычке, сложенной с разницей во времени, и сразу понял, что ему не хочется спать. Ксанти спала впритирку к нему; их было проще обвести единым контуром, чем представить по отдельности. Она спала очень крепко – отсоединяясь от нее, он смог ее не разбудить. При свете фонаря за окном он написал на листе из блокнота, что скоро придет, оделся, взял телефон и осторожно выбрался в коридор.

Он подумал: скоро настанет серое утро, в которое некуда будет ехать – хорошо бы достать шампанского или вина; в выпивании поутру есть что-то утрированно-отпускное.

В столовке по-прежнему сидели телезрители, хотя ряды их и поредели. Конго окинул взглядом помещение, но не обнаружил никаких признаков спиртного. Следующий шаг вел к хозяину заведения – логично предположить, что он не стал выкладывать сей продукт для всеобщего пользования, а выдает только лично.

За стойкой никого не было, но лежала записка – обращаться в такую-то комнату. Время возможного обращения указано не было.

Конго нашел эту комнату; за дверью, не смотря на поздний час, негромко играла музыка. Конго определил ее как фортепианный концерт. Еще послушал, и постучал.

Через короткое время дверь отворилась; на поргое явился тот самый лысоватый чувак, что держал речь перед отправляющимися на автобусную станцию постояльцами. Спотривные штаны и майка демонстрировали тощую, но накачанную фигуру; если не считать разных типов лиц, люди по обе стороны порога выглядели, как зеркальные отражения друг друга.

Не найдется ли у почтенного господина чего-нибудь выпить?

Едва задав этот вопрос, Конго понял, что попал по адресу – чувак был навеселе. Настолько не сильно, что в России об этом не сказали бы «пьян». Источник сей благодати в виде бутылки вина и стакана пребывали на столе.

Однако, надежды Конго не вполне опрадались.

У чувака был целый набор пива и крепких напитков, и их он и предложил, но Конго хотел вина или шампанского, а в этом ему было отказано. Сразу став хреново понимать английский, почтенный хозяин заявил, что вино у него есть только то, что стоит на столе.

Конго, разумеется, не отступил. Он сказал, что готов заплатить хорошо – может быть, чувак все же поищет? Нет, не поищет – потому как искать нечего.

В сущности, это могло быть правдой. Но Конго был готов отказаться от желаемого менее, чем когда-либо раньше. Посему он завел разговор о том, где поблизости можно купить вина – разумеется, после того, как кончится снегопад. Пока длился разговор на эту тему, он успел хорошо запомнить расположение вещей в комнате хозяина. Вино могло стоять или в холодильнике, или в одной из вон тех полочек, которые логично использовать в качестве мини-бара. После чего вежливо откланялся.

 

 

 

Минут через двадцать Конго нашел щиток с автоматическими выключателями, и вырубил в отеле все электричество, которое выключалось с этого щитка. Выключалось довольно много. Самое главное – выключился телевизор в столовке, и возмущенная делегация потянулась сперва на ресепшн, а потом и к хозяину; впрочем, он уже сам спешил ей навстречу.

Пока он спешил, Конго поднялся к его комнате, и в темноте, пользуясь запомненным, нашарил холодильник. В холодильнике нашлось сразу несколько бутылок; их пробки на ощупь были именно винными. Конго взял две, и покинул аппартаменты хозяина прежде, чем тот добрался до щитка, и привел его в рабочее положение. Вместо бутылок он оставил бумажку в пятьдесят евро. Если вино стоило дороже, хозяин продал его с убытком по своей же жадности.

В своей комнате, при свете все того же фонаря за окном, Конго осмотрел добытое. Вино, как и следовало ожидать по его источнику, было белым – сладким и полусухим. Вин таких Конго не знал, но надеялся, что хозяин отеля в винодельческой стране барахла не хранит.

Засыпая, он думал, как хорошо быть не слишком скромным. Ведь если бы он взял только одну бутылку, поутру не из чего было бы выбирать...

Ксанти не проснулась.

Даже когда она спала, она влияла на него положительно.

 

 

 

Утром было медленное плавое пробуждение в обнимку, секс, вино из горлышка – не брать же в столовке стаканы после ночного исчезновения бутылок – душ, секс в душе, долгое постсексуальное пребывание в потоке теплой воды, полусонное состояние в койке после этого, снова секс и пустые бутылки в финале, выброшенные из окна далеко в снег. И вот тогда-то, когда в состояниии заслуженного релакса они валялись в койке, их отвлекли: явственный звук двигателей появился в серо-пестрой неопределенности за окном, и стал нарастать.

Ксанти очнулась первая, поспешно выбралась из-под одеяла и подошла к окну.

Конго последовал за ней.

В той стороне, где за снегом должно было быть шоссе, виднелся довольно яркий источник света. С минуту они молча наблюдали за этим светом. Наконец, глазам их предстали два трактора с некими приспособлениями, выбрасывающими в сторону фонтаны снега, и идущий за ними бульдозер.

- Роторы, - сказала Ксанти, и посмотрела на Конго, - какого хрена, а?

- Тебе это не нравится?

Ксанти пожала плечами:

- Мне это не понятно. Снег как шел, так и идет. Все прогнозы утверждали, что он будет идти еще минимум сутки. Зачем расчищать дорогу, которая через несколько часов снова станет непроезжей?

Конго немного подумал.

- Перевал далеко?

- Несколько километров.

- Успеет эта штука расчистить дорогу до перевала до тех пор, пока ее снова не завалит?

Ксанти снова пожала плечами:

- Наверное, да... Если пустить несколько роторов с некоторым интервалом, они смогут поддерживать дорогу проезжей сколь угодно долго. Но это слишком шикарно для нынешней ситуации, когда в лучшем случае едва успевают убирать снег внизу, где города и люди. Единственное разумное объяснение – открыть перевал ненадолго, чтобы пропустить ограниченную партию машин.

- Грузовиков, которые стоят на стоянке. Наверняка ведь кому-то не выгодно, что они там стоят. И будут стоять еще минимум сутки.

- Возможно. Но на самом деле сейчас эту дорогу чистить нельзя. Роторам надо пройти несколько километров под лавиноопасными склонами. Я смотрела по карте... А лавины с этих склонов никто не спускал.

- Почему ты так думаешь?

- На карте лавинной опасности выше отеля не показано никаких стационарных приспособлений для сброса лавин. Чтобы их сбросить, надо проехать мимо этого отеля. Но следов, как видишь, нет.  

Еще с минуту они следили, как машины проследовали мимо отеля. Потом они удивительно быстро исчезли за снегом.

Когда Конго перевел взгляд на Ксанти, то подумал – она никогда ему не надоест; он никогда не сможет спокойно смотреть на нее; ему нужно полностью выбиться из сил, чтобы ее не хотеть. С общепринятой точки зрения, в ней не было ничего особенного – просто ему нужно было именно то, кем была она.

Она поймала его взляд и усмехнулась:

- Еще один раз, и идем смотреть телевизор.

 

 

 

Телевизор за минувшую ночь существенно изменился – по крайней мере, так показалось Ксанти, которая смотрела его вчера вечером, и могла сравнивать. В нем стало куда больше плохих новостей, и куда меньше разговоров о том, что возникающие проблемы решают и почти решили. Вероятно, проблемы приняли такой характер, что «почти решили» стало выглядеть глупо, и явившийся катаклизм перевели в категорию превосходящих человеческие возможности. В кадрах иногда появлялись роторы и бульдозеры, но их почти вытеснили зрелища засыпанного и залитого. О прогнозах говорили мало и неопределенно.

Ксанти принесла ноутбук – вай-фай нормально работал только в столовке – и стала просматривать сайты, на которых могла быть информация по данному региону. Языка этих сайтов Конго не понимал, и потому рассматривал картинки, да слушал пояснения Ксанти.

Поиски информации заняли около часа. Они не дали ничего интересного, за исключением карты закрытых и открытых дорог. Интересно в ней было то, что шоссе через перевал, возле которого стоял их отель, считалась закрытым. Эту карту обновляли несколько раз в течение часа – шоссе оставалось закрытым по-прежнему.

- За два часа роторы должны были добраться до перевала, - сказала Ксанти, - а за перевалом начинается другой административный район, у которого своя дорожная служба. То есть, шоссе должны чистить с двух сторон. Совсем не сложно рассчитать время так, чтобы роторы с разных сторон вышли на перевал примерно одновременно. Так надо сделать, потому что расчищенная часть засыпается снегом, пока расчищают остальное, и не имеет смысла использовать одну пару роторов для расчистки длинного участка.

- Ротор, наверное, может сломаться.

- Их два. Чтобы сделать дорогу в один ряд, хватит одного. Глупо прекращать работу из-за поломки одного ротора из двух, потому что, пока его починят, всю дорогу придется чистить заново. Глупо посылать один ротор, потому что он может сломаться, и сделанная работа может пропасть впустую. Впрочем... можно позвонить в местную дорожную полицию.

Телефон таковой нашли без труда, но дозвониться оказалось очень сложно – телефоны все время были заняты. Когда кто-то, наконец, ответил, он смог сообщить только то, что и так было известно из ранее найденной карты. О том, как идет расчистка шоссе от отеля до перевала, ответивший не знал. Он не знал даже, что таковая ведется. Но он сообщил телефон дорожной службы. Еще он посоветовал по возможности не выезжать ни на какие горные дороги вообще.

В дорожную службу тоже пришлось дозваниваться с трудом. И там тоже не знали, как идет расчистка этого участка. И тоже советовали не выезжать никуда, особенно в горы.

- Разумный совет, - сказала на это Ксанти, - я бы не рискнула уехать сейчас вниз по нашей дороге, хоть она и расчищенна.

Прошел еще час. Шоссе числилось закрытым, никто по нему не поднимался.

Но в конце концов посетители столовки увидели в окнах, выходящих на шоссе, яркий свет.

 

 

 

Свет притащил за собой звук двигателя, а потом звук приблизился, и можно было увидеть, как некая машина, напоминающая фургон на гусеницах, остановилась у подъезда отеля.

В следующую минуту все в отеле разом изменилось.

Из фойе послышались голоса, и в столовку вошли трое мужиков, одетых в одинаковые яркие куртки. Едва глянув на них, Ксанти повернулась к Конго:

- Конго – это спасатели...

Один из них начал что-то говорить, обращаясь ко всем сразу; кто-то тут же выключил звук в телевизоре. Ксанти сказала:

- Этот человек говорит, что они из местной горноспасательной службы, и хотят узнать любую информацию о роторах, которые прошли мимо отеля наверх. Эти роторы не встретились с роторами с другой стороны перевала. С водителями роторов нет связи. Они спешат, и просят быстро рассказать, если есть информация о них...

Несколько человек стали что-то говорить; один из спасателей начал писать что-то в блокноте.

Ксанти сказала:

- Все говорят, что видели, как роторы прошли мимо, не останавливаясь. Никто не заметил ничего необычного. Несколько человек довольно точно назвали время. Так что, я думаю, мы можем не повторять то же самое...

Потом один из присутствующих спросил спасателей о чем-то, и те ответили; Ксанти перевела:

- Водитель грузовика спрашивает, когда откроют дорогу наверх. Ему отвечают, что это неизвестно, и если с роторами случилось что-то серьезное – это буквальный перевод – то откроют нескоро. Тогда водитель спросил, можно ли ехать вниз. Спасатель ответил, что физически можно, но официально дорога пока закрыта, так как нет документа от лавинной службы о том, что она безопасна.  

Потом Конго услышал свое имя.

Ксанти подняла брови с утрированным удивлением, и перевела:

- Он спрашивает, есть ли здесь человек, которого так зовут. Тебе лучше поговорить с ним.

- Конечно.

Ксанти подняла руку, и громко что-то сказала.

Один из спасателей кивнул ей в ответ и быстро прошел к их столику.

- Господин Иванов может ответить на наши вопросы? – перевела Ксанти обращенные к Конго слова.

Конго кивнул.

Человек что-то сказал.

- Ему интересно, - сказала Ксанти, - запомнил ли ты по дороге в отель, где были следы лавин и как они выглядели.

- Это скорее к тебе, - сказал Конго, - скажи им координаты, которые я говорил. А я скажу, как это выглядело.

- Точно, - Ксанти взяла блокнот, который все время носила с собой, и сказала что-то спасателю; потом перевела Конго, - я предложила ему дать нам карту. Я хорошо помню эти места на карте, я же делала профили склонов, чтобы оценить лавиноопасность...

Спасатель кивнул – вид у него был довольный – и крикнул что-то кому-то через столовку. Подошел второй, доставая на ходу карту.

В течение нескольких минут на карте появились отмеченные места виденных Конго лавин, а в блокноте спасателей – время их наблюдения и толщина снега.

Потом один из спасателей сказал что-то Ксанти, она хмыкнула, ответила, и спасатели заулыбались; впрочем, улыбки их тотчас исчезли.

- Они спросили, зачем ты вообще пошел в отель. Я сказала – мой бойфренд не может заснуть, не пообщавшись со мной...

Спасатель снова что-то сказал.

- Он сказал, что наша операция была отлично организована, гм... ладно, спасибо... но это самый неожиданный поступок в горах, который он знает. Он просит меня не оставлять тебя одного, если дело идет к ночи...

Конго хмыкнул; он был крайне польщен и доволен.

- Еще он благодарит нас за толковую информацию. И еще раз призывает быть очень осторжными. Он говорит – только нам и совершенно неофициально – что никто здесь не рассчитывал на такой снегопад, и можно ждать всего, чего угодно.

Она сказала что-то спасателям; те сказали что-то в ответ; она подвинула им блокнот и ручку. Один из спасателей написал в блокноте два мобильных телефона.

- Визитку и тебя еще не кончились? Они хотят наши телефоны.

Конго достал визитку, написал на ней номер Ксанти – он сразу выучил его наизусть – и протянул одному из спасателей.  

Потом оба спасателя поспешно поднялись, обменялись рукопожатиями с Ксанти и Конго, и пошли к выходу; третий ушел раньше.

Не прошло и минуты, как вездеход тронулся, и быстро скрылся из вида.   

Конго отвернулся от окна, и увидел стоящего в дверях хозяина отеля. Сперва ему показалось, что тот рассматривает его. Но в следующий момент он понял, что хозяина интересует вовсе не вероятный похититель бутылок. Его интересовала Ксанти; по крайней мере, он смотрел на нее, и смотрел весьма увлеченно.

 

 

 

- Они пообещали позвонить мне, когда узнают что-нибудь про роторы, - сказала Ксанти, - похоже, мы снискали их расположение.

- Давай все-таки попробуем определить, насколько безопасно в отеле сейчас, - сказал Конго, - да, здесь есть защита. Но насколько она надежна в такой снегопад? 

- Хорошо. Мы ведь не определяли высоту снега после поездки вниз, так? Давай определим, и заодно посмотрим еще кое-что.

Они оделись, и вышли наружу.

Снег продолжал идти, кажется, безо всяких перемен. Возможно, он был чуть сильнее или чуть слабее, но определить это было невозможно. Глубина уже выпавшего снега показалась Конго совершенно нереальной – он никогда не видел ничего подобного. Идти было нелегко. Все вчерашние следы исчезли.

Конго показал, где он измерял высоту снега. Чтобы измерить ее в очередной раз, ему пришлось вытащить брючный ремень и измерять им, а потом отрезки на ремне измерять линейкой на чехле для водительского удостоверения. Примерные расчеты показали, что снег идет с той же интенсивностью, как и в первые часы шторма.

- Теперь я хочу посмотреть, как отель ориентирован по отношению к направлениям, откуда могут прийти лавины, - сказала Ксанти, - в Альпах здания, до которых могут дойти лавины, часто строят так, чтобы они встречали максимально сильную лавину не стеной, а углом.

- Так меньше шансов, что она его снесет?

- Да. Может быть, мы узнаем, какое направление считали самым опасным те, кто строил отель.

 Минут двадцать они возились, определяя по навигатору координаты точек на линиях, являющихся продолжением стен отеля. Такая работа тем точнее, чем дальше от отеля можно отойти. Сейчас видимость не превышала двадцати метров, и им приходилось фиксировать линии продолжения стен всякими случайными предметами, положенными на снег.

В процессе этих работ оказалось, что со стоянки на шоссе ведет полузасыпанная колея. Выехали на легковом автомобиле. Чтобы он мог добраться до расчищенного шоссе с заваленной снегом стоянки, пришлось прокопать целую траншею.

Как и следовало ожидать, следы уходили вниз по шоссе.

- Наверное, здесь работы не на один час, - сказал Конго, кивнув на траншею, - несколько неожиданный энтузиазм...

- Да, странно, - сказала Ксанти, - учитывая, насколько небезопасна дорога вниз. Столько трудиться ради возможности застрять или попасть в лавину... Или они вспомнили, что забыли выключить дома газ, или что-то им здесь очень не понравилось. Интересно, что?..

В комнате Конго Ксанти перенесла результаты их измерений на скопированную с экрана ноутбука карту, и некоторое время рассматривала то, что получилось.

- Интересно, - сказала она, - отель стоит углом к направлению, от лавин с которого отель защищает вот эта естественного происхождения впадина. Понятно, что лавины с этого направления попадают в нее, и никакого вреда отелю причинить не могут. Я, конечно, не считала сейчас в уме объемы лавин и этой ямы для их поимки, но на первый взгляд кажется, что яма больше. Даже с учетом того, что она частично заполнена снегом.

- Я могу прикинуть эти объемы.

- Как?

Конго усмехнулся:

- Свою конторскую работу я давно наладил, и делать мне на ней особенно нечего. Иногда мне удается придумать повод свалить из офиса, а иногда – нет. В последнем случае я стараюсь узнать что-то новое с помощью интернета. Однажды я скачал и освоил программу для определения объема земляных работ. Дачный участок моих предков имеет довольно сложную форму рельефа, и я давно думал – сколько машин земли надо купить, чтобы она стала попроще... Объем ямы вычислить легко. Ты знаешь, как вычислить объем той или иной лавины?

Ксанти кивнула:

- Если не очень точно – то да. По топогрфическому плану можно прикинуть площадь лавиносбора – площадки, с которой сойдет снег при образовании лавины. Остается определить толщину снега.

- Ты ее знаешь? Примерно?

- Точность будет от вдвое больше до вдвое меньше.

- Не важно. Сделаем три модели – минимум, максимум и середина. Толщина свежевыпавшего снега нам известна. Скорость, с которой он выпадает – тоже. Можно посчитать, сколько и как быстро свежего снега собирает яма.

- В яме может быть лавинный снег...

- ...С тех же самых лавиносборов. Его легко посчитать. Две модели: он весь сошел в яму и он не сойдет туда вообще. Эти объемы просто добавляются к предыдущим моделям...

Все это выглядело несложно, и они начали считать вышеизложенное на двух ноутбуках. Но прежде чем работа была завершена, Ксанти отвлек телефон.

Она ответила, и заговорила на языке, с которого переводила разговор со спасателями. Вид у нее был напряженный. Разговор продлился меньше минуты; как понял Конго, собеседник закончил его сам.

Ксанти посмотрела на Конго:

- Спасатели нашли на шоссе снег от большой лавины, до которого доходит расчищенный участок. За завалом шоссе не чистили. Роторов не видно. Скорее всего, они лежат ниже по склону в лавинном снегу. Спасатели начали спуск по лавинному снегу. В принципе, водители могут быть живы, потому что их защищают кабины тракторов. Но надо спешить, потому что люди в лавинном снегу обычно остаются живыми очень недолго. Так что следующую информацию мы получим нескоро – спасателям не до нас.

- То есть, перевал останется непроезжим до конца снегопада, - сказал Конго, - после такого происшествия другие роторы не пошлют точно. А если попробуют, согласится только ненормальный. Може быть, мы должны сообщить эту информацию другим людям в отеле? Она не секретная, полагаю?

Ксанти отрицательно покачала головой:

- Не думаю, что секретная. В любом случае нас не просили ее не разглашать. Хотя, полагаю, нам не стоит называть источник. Если такой вопрос возникнет, я скажу, что не поняла по голосу, кто именно звонил. Скажу – мы были снаружи, когда он звонил, я слышала очень плохо из-за ветра... Не стоит подставлять людей, которые сделали нам одолжение.

- Почему «подставлять»?

- Чистить шоссе, не спустив лавины, в такую погоду не стоит. Если чистили по просьбе транспортных компаний, может быть серьезный скандал. Возможно, кто-то попробует представить дело в несколько ином свете, а наш информатор ему помешает... Но я согласна – люди в отеле должны знать, что произошло. Это важная информация для того, чтобы решить, что им делать.

- Давай досчитаем сначала объемы. Для принятия решения неплохо хотя бы примерно знать, какие проблемы могут возникнуть в отеле...

Ксанти молча кивнула, и вернулась к ноутбуку.   

Результат расчетов показал, что впадина может быть засыпана в этот снегопад. Это может произойти в срок от суток до трех – минимальная и максимальная модель соответственно. Расчеты также показали, что ни в один типичный для этих мест снегопад впадину не засыпает – ни снегом, ни сошедшими через нее лавинами.

- Я знаю одного человека, который занимается лавинами профессионально, - сказала Ксанти, - могу попросить его проверить, нет ли у нас какой-нибудь ошибки. Не уверена, что он сможет сделать это прямо сейчас. Посему едва ли имеет смысл откладывать наше сообщение. Я скажу, что расчеты можно проверить, но к этому моменту дорога вниз может стать непроезжей.

- Хорошо, - Конго поднялся, - тогда пошли.

- Я зайду к хозяину, - сказала Ксанти, - предложу собрать людей в столовке. Тебе к нему лучше не заходить. Конечно, никакого вина мы не брали. Но все же - ну его на хрен...

 

 

 

Она постучала в хозяйскую дверь; через самое короткое время перед ней предстал хозяин отеля.

- Добрый день...

- О, добрый день, мисс! – хозяин был несколько нетрезв, и излучал неподдельный восторг – верно, по поводу ее появления, - чем могу быть полезен?

Он прекрасно говорил по-английски.

Улыбаться Ксанти не хотелось.

- Вы ведь знаете, что пропали роторы, которые пошли наверх?

Хозяин сразу сделался срьезным и вполне трезвым:

- Да. Что-то случилось еще?

- Мне звонил кто-то из спасателей, которые были здесь недавно... я дала свой телефон и попросила сообщить что-нибудь о возможности расчистить шоссе, если это станет известно. Он сказал, что роторы попали в лавину. Их пока не нашли, но начали спускаться к ним... Мы считаем, что это должны знать люди, которые здесь сейчас находятся. Я прошу вас собрать их в столовой, я расскажу, что стало известно. Согласны?

Хозяин помедлил секунду, потом сказал:

- Вы уверены, что надо сообщать это?

- Конечно. А что?

Хозяин качнул головой жестом ни то отрицания, ни то сомнения.  

- Нет, я не возражаю. Тем более, что если вы захотите, то обойдетесь и без меня... Но... что будет дальше? Что этим людям делать с этой информацией? Что им делать?

Он смотрел на нее с таким выражением, словно почти осуждал за опрометчивый поступок.

- Я должна решать, что им делать? – она была несколько удивлена такой постановкой вопроса.

- Нет, мисс. Я хотел сказать не это. И не думайте, что я плохо соображаю, потому что выпил. Я знаю, склько мне можно выпить, тем более в такой ситуации... Из вашего сообщения следует, что перевал не откроют раньше конца снегопада. Большая часть грузовиков, которая стоит здесь сейчас, поднялась сюда из долины только потому, что водители надеялись пройти перевал до начала второго снегопада. Им сказали, что это возможно. Но успели не все, потому что перевал снова закрыли. Я говорил с водителями, это они мне так рассказали... Ни один человек не хочет сидеть здесь в такую погоду. Все водители, которые ездят через горы, знают про лавины. Все понимают, что сидят сейчас в таком месте, где лавин полно. Теперь в лавину попадают роторы... На их месте я ехал бы отсюда вниз, побыстрей и подальше. Я не знаю их договоренностей со своими работодателями, но сейчас такая ситуация, что надо думать о своем спасении, а не о работодателях. Не все, но многие захотят спустится... Сколько я мог понять, вы разбираетесь в таких вещах. Скажите – спускаться безопасно?

- Опасно.

- Опаснее чем сидеть здесь?

- Это я выясняю.

- Что? – хозяин даже отклонился немного назад.

- Я сообщила ситуацию своим знакомым лавинщикам. Сейчас они пытаются разобраться, что и откуда тут может сойти. Эти лавинщики далеко отсюда, и им наплевать на местных боссов и транспортные компании. Они могут быть объективны.

- Здесь безопасно.

Она почувствовала, как в ней поднимается холодная злоба.

- Я сегодня что, в блондинку покрашена...

В ее голосе было столько этой даже для нее неожиданной злобы, что хозяин снова немного отклонился от нее назад. Она вдруг заметила, что его фигура очень похожа на фигуру Конго – те же пропорции, те же мускулы. И что интересно – с поправкой на гендерные различия, оба они очень похожи на нее. Как будто когда-то в доистоические времена сложилась вот такая порода людей, и все это время существовала, смешиваясь только сама с собой.

- Извините, - ей стало неудобно, как будто она повела себя с чем-то близким ей человеком так, как с чужим и враждебным, - самый хороший способ меня разозлить – это говорить мне глупости, – хозяин попытался что-то сказать, но она начала раньше, - разумеется, здесь безопасно. Так надо для репутации вашего заведения. Я это понимаю. Информация нужна мне не для того, чтобы сделать деньги, критикуя других, а только для того, чтобы уехать отсюда живой... По моим расчетам, в такой снегопад отель может оказаться в зоне достижимости лавин. Если хотите – расскажу, как я это считала... Еще я узнала, что ваш отель стоит углом к впадине, которая является его главной защитой от лавин. В нормальных условиях с этого направления вам ничего не грозит. Но отель построили так, чтобы встретить лавину именно оттуда... Мы видели следы легкового автомобиля, которые ведут вниз; их еще не засыпало. Эти люди, которые уехали вниз, как только дорогу расчистили – откуда они? Из этой долины?

- Да. Какое это имеет значение?

- Они местые. Они могли знать, что оставаться опаснее, чем уехать.

- Тогда они знают больше меня.

Ксанти посмотрела на него, изобразив демонстративное недоверие:

- Вы что-то скрываете от меня.

- Это мое право. 

Она подняла руки общепонятным жестом отступления и примирения:

- Хорошо, согласна. А мое право – узнать то, что я хочу знать.

Хозяин столь же демонстративно усмехнулся:

- Тогда узнайте еще заодно, куда девались две бутылки вина из моего холодильника, когда вчера ночью кто-то вырубил свет. Ваш бойфренд – который вернулся, русский – незадолго до этого хотел купить у меня вина. Предлагал заплатить много. Но я не продал, потому что не люблю глушить пиво и крепкую дрянь, которую держу на всякий случай. До магазина я доеду не скоро, а много ханки дома не держу. Я не алкаш. И эти бутылки были не лишними. Наверное, живи я в России, я запирал бы за собой все двери, когда ухожу. Но я как-то забыл, откуда он...

Отчего-то она не могла больше на него злиться. Ей стало весело.

- Зря. Никогда не забывайте, встретив русского, что он из России. И всегда продавайте то, что он хочет купить. Можете запросить цену повыше, если покупка не для бизнеса, а для развлечения. Но всегда продавайте. Не связывайтесь.    

Она сказала это совершенно серьезным тоном, и хозяин посмотрел на нее с некоторым недоверием. Потом в его взгляде появилось что-то новое – похоже, он тоже решил блефануть:

- Вас он тоже перекупил у того высокого, белобрысого? Белобрысый-то повиднее был.

Ксанти кивнула с тем же серьезным видом:

- Точно. Белобрысый решил не связываться.

Хозяин еще глянул на нее, и хмыкнул куда-то в сторону:

- Вас хрен купишь. Такие сами все покупают. Вы не очень похожи на человека, чьи доходы зависят от босса...

- Купить можно все. И дело не только в том, сколько заплатить. Во многих случаях куда важнее, чем заплатить... Вы соберете людей?

Хозяин еще помедлил, и сказал:

- Соберу... Скажите мне свой телефон. Я позвоню вам, если... если у меня будет для вас что-нибудь важное.

Ксанти пожала плечами с деланым безразличием – ей захотелось пофлиртовать с ним, хотя, разумеется, с ее стороны это было чистой игрой:

- Пожалуйста...

Хозяин достал телефон из кармана спортивных штанов:

- Может так получится, что вам, как воспитанной леди, придется сказать мне «спасибо»...  

 

 

 

Пока хозяин обходил комнаты, она спустилась в столовку.

- Этот лысый качек меня клеит. С виду – большой бабник. Попросил телефон, якобы для того, чтобы сообщить нечто важное – если оно будет. Я сказала... Интересный был разговор, потом расскажу подробно... И вот что – я молчаливо признала, что ты спер вино.

- Зачем?

Она посмотрела на него, встретилась с ним взглядом и усмехнулась:

- Хотела тобой похвастаться.

 

 

 

Ксанти много выступала перед самыми разными людьми, но, к счастью, до сих пор ей не приходилось сообщать им настолько плохие новости. Кроме того, когда она выступала, у нее всегда были конкретные предложения. Сейчас предложений не было. Она ставила перед людьми вопрос, ответ на который не знала. Посему она несколько нервничала, хотя и старалась, разумеется, не подавать виду.

Она предполагала, что будет дальше. Найдутся те, кто стенет паниковать, кто захочет от нее руководства, кто станет ее обвинять и кто вообще ничего не станет, словно ничего не случилось.

Так оно и вышло.

Несколько человек, похоже, только и ждали повода свалить вниз. У всех их были большие грузовики. У этих машин еще оставался шанс проехать, потому что за счет веса они продавливали свежевыпавший снег до асфальта, и могли даже немного раздвигать перед собой. Эти люди говорили именно то, что говоил про них хозяин отеля: они поднялись сюда только для того, чтобы быстро пройти перевал. Если перевал откроют через двое или трое суток – значит, тогда они к нему и поднимутся. Когда идет снег, безопасно только там, где идет дождь...

Еще несколько человек стали выражать сомнения – и тоже именно так, как предвидел хозяин: они не могли решить, что им делать, и хотели, чтобы решил кто-то другой. Ксанти выглядела единственным специалистом; как ни странно водилам средних лет было обращаться за советом к молодой телке, ничего иного не оставалась. Она медлили, решая, что лучше – отложить советы до выводов ее консультанта – которому она даже еще не звонила – или твердо сказать, что когда тот что-нибудь присоветует, дорогу завалит, и советы все равно станут бесполезны. Но ей помогли. Некто стал громко продвигать ту идею, что если роторы попали в лавину, то и всякий кретин, который выедет на дорогу, попадет в нее тоже. Говорившего явно следовало отнести к вредным паникерам, но в данном случае он оказался полезен, сделав неопределенную ситуацию определенной: собравшиеся ехать не обратили на него внимания, а сомневающиеся решили остаться.

Потом Ксанти пошла звонить своему лавинщику, а группа людей по количеству найденных в отеле лопат пошла откапывать грузовики. Конго тоже пошел. Пошел и хозяин, и пару раз Конго ловил его взгляд, но сделал вид, что ничего не заметил; совершенно незачем было общаться с ним. Потом пришла Ксанти, и тоже стала копать. Копали по очереди, часто сменяя друг друга, потому что из-за огромного количества снега работа эта оказалась довольно тяжелой. У хозяина был небольшой ротор, но убирать им  такой высокий снег оказалось очень долго и неэффективно. 

Когда удалось прокопать дорогу, по которой грузовики смогли выехать, Ксанти собрала отъезжающих, и отдала им ключи от своей машины. Грузовики могли застрять, в сущности, где угодно. Это «где угодно» вполне могло оказаться лавиноопасным местом, и машины пришлось бы в нем бросить. Машина Ксанти стояла в безопасном месте. В ней можно было сидеть несколько суток – топлива в баке хватило бы на то, чтобы не мерзнуть. Отъезжающие купили у хозяина кое-какой еды, воду в пластиковых бутылках, и уехали. 

 

 

 

Через несколько часов Ксанти, давно уже побуждаемая к этому беспокойством, набрала оба известных ей номера лавинщиков, уехавших на поиски роторов.

Ни один телефон не ответил.

Она позвонила через десять минут и еще через десять минут. Ответа не было. Если бы аппараты находились вне зоны покрытия – такое вполне могло быть в районе падения роторов, так как высокие горы могли экранировать радиоволны – ей бы ответили соответствующим сообщением. Аппараты были доступны. Теоретически, их могли не слышать из-за ветра или, к примеру, работы двигателя. Но она помнила, что у всех лавинщиков были блютузы. Еще она помнила теорию вероятности.

Она позвонила в лавинную службу и сказала, что происходит. Она спросила – есть ли связь хоть с одним человеком из спасательной группы. Ей ответили, что ответивший не владеет такой информацией, и не сможет получить ее быстро.

Ксанти посмотрела на молча созерцающего ее Конго:

- Катастрофы интересны тем, что многие в них теряют свои маски... Впрочем, ничего нового про масконосителей я пока не узнала. Хрен с ними... Мы знаем важную информацию. Поэтому именно мы должны как-то организовать людей для реагирования на нее...

Они взяли ноутбук и спустились в столовку, к вай-фаю. Там, в течение двух часов, Ксанти отыскивала все сайты, на которых люди могли искать информацию о последствиях аномального снегопада в долине такой-то, что под таким-то перевалом, и на всех известных ей языках писала одно и то же. При попытке расчистить перевал пропали два ротора и бульдозер; по непроверенному автором, но очень правдоподобному сообщению, они лежат под лавиной; группа, которая их нашла, не отвечает на звонки; соответствующие инстанции ничего не комментируют. Все, кто имеет информацию или соображения об этом, пусть сообщают на этих сайтах.

Очень скоро люди начали отвечать. Сначала никто ничего не знал, просто выражали все, что имели по этому поводу. Потом кто-то написал имена пропавших водителей и спасателей. Потом собрали список телефонов соотвествующих инстанций и имена отвественных лиц и начали выкладывать сведения о том, кто из них и как ответил на очередные вопросы. Потом стало происходить что-то еще, интернетная деятельность вокруг всего этого стала расти, как снежный ком. Через два часа Ксанти пошла спать – она была уже не нужна.

Конго остался дежурить в столовке – периодически просматривать задействованные сайты и наблюдать – не поедет ли кто мимо отеля. Он постоянно пил кофе и щедро бросал в жестяную банку лаве – пусть сексактивист набьет все карманы евромедяками, если они способны скрасить ему жизнь.   

 

 

 

Конго специально уселся так, чтобы видеть максимально далеко вниз по шоссе, и это ему пригодилось: он заблаговременно увидел возникший на шоссе ниже отеля свет. Не долго думая, он вскочил, и бросился к двери с намерением остановить проезжающих и выяснить все, что возможно. Уже распахивая входную дверь он сообразил, что проезжающие могут не знать английского. Он бросился обратно; по счастью, несколько человек сидели в столовке перед телевизором ночи напролет. Конго крикнул им, что нужен переводчик с английского. Поднялись двое, а потом вселед за ними наружу выскочили все.

От дверей отеля к шоссе вела узкая тропинка; Конго видел вечером, как хозяин отеля расчищал ее своим маленьким ротором. Тропинка была похожа на коридор.

Когда Конго выбежал на шоссе, источник света приблизился к отелю метров до пятидесяти. Конго начал кричать и махать руками; кое-кто из постояльцев последовал его примеру.

Пока аппарат приближался, Конго успел рассмотреть его – это был точно такой же вездеход на широких гусеницах, как и тот, на котором ехали спасатели. Когда вездеход приблизился еще, стало видно, что и раскрашен он также.

Наконец, вездеход остановился. Конго поспешно подошел к одной из дверей; дверь открылась, внутри можно было рассмотреть человека в куртке спасателя.

- Вы говорите по- английски?

Человек сделал отрицательный жест.

- Кто-нибудь говорит?

Человк повернулся, и сказал что-то вглубь вездехода. Через несколько секунд распахнулась другая дверь:

- Я говорю.

- Мы сидим в этом отеле вторые сутки, не можем уехать. Есть какая-то возможность сделать это?

Человек во второй двери закивал:

- Я знаю. Мы подобрали четверых из этого отеля, которые застряли на шоссе, когда хотели спустится вниз. Они сидели в машине, которая стоит ниже большой лавины... в джипе одной туристки, которая сейчас здесь... Насчет того, чтобы уехать... Перевал откроют только после снегопада. Вниз можно проехать только на этом, - он похлопал ладонью по кузову вездехода. Такие машины сейчас все заняты на спасательных операциях, их не могут выделить для эвакуации. Кроме того, на всех горных дорогах опасно...

- Из-за лавин?

- Да.

- Почему их не сбрасывают?

- Сбрасывают там, где стоят дистанционно управляемые системы. Но они есть не везде. В такой снег сходит очень много лавин. В том числе и там, где обычно их нет, или они не опасные. Не хватает людей и техники, чтобы сбросить все. Очень много. Ко многим нельзя подъехать, опасно.

- Артиллерийские орудия стреляют далеко.

Человек отрицательно закрутил головой:

- Нет, этого нельзя. У нас так давно не делают. Это разрушает горы, и очень опасно.

- Но в крайнем случае это возможно?

- В крайнем – да.

- Что должно для этого произойти?

Человек усмехнулся:

- Я должен принять такое решение. Я руководитель лавинной службы ..., - он сказал название района, в который входила расположенная ниже долина.

Конго закивал:

- Я понял. Что-нибудь известно о первой группе, которая искала роторы, и с которой нет связи?

- Нет, к сожалению, нет. Мы должны это выяснить... Да, вот что мы можем сделать... надеюсь: на обратном пути мы можем забрать столько людей, на сколько хватит места в машине. Сколько вас?

- Человек пятнадцать.

- С вернувшимися двадцать... На крыше тоже можно ехать...

- Когда мы сможем узнать, нашли ли вы кого-нибудь?

- Как только найдем. Кто-то начал целую компанию в интернете, когда понял, что... так скажем – информация передается с задержками, и теперь все публикуется быстро. Смотрите наш сайт, все сайты местных органов власти, местных газет, телеканалов... Сейчас уже все везде есть. 

Конго кивнул:

- Большое спасибо... Может быть, у кого-то еще есть вопросы... – в этот момент вокруг него стояли все, кто сидел в столовке, когда появился второй вездеход.

Сразу несколько человек заговорили на неанглийском. Конго отступил от вездехода, и несколько минут просто наблюдал за говорившими. Потом начальник лавинной службы выразительно постучал пальцами по левому запястью, сказал еще несколько слов, и захлопнул дверцу.

Вездеход тронулся, и – как Конго показалось, очень быстро для гусеничной машины – исчез среди летящего снега.

 

 

 

«Предварительная информация о судьбе спасательной группы, выехавшей на поиски роторов, исчезнувших в районе перевала ..., и также пропавшей несколько часов назад. Группа до сих пор не найдена. Однако перед лавиной, в которую, предположительно, попали роторы, обнаружен вездеход, на котором ехала спасательная группа. Вездеход не имеет следов повреждений. По последней информации, поступившей от группы, она обнаружила один ротор, частично лежащий под лавинным снегом, и начала предпринимать попытки добраться до кабины водителя. Так как эту работу необходимо было выполнить максимально быстро, в ней участвовала вся группа, в которую входило трое спасателей. Участники второй группы не обнаружили ротор. Место, координаты которого указаны первой группой, как местонахождение ротора, перекрыто слоем лавинного снега. Вероятно, на него сошла лавина с другого направления. Вторая спасательная группа приступила к работам...»

 

 

 

В семь утра появилась Ксанти:

- Иди спать.

- Я не хочу, - Конго действительно так казалось.

- Ты почти сутки не спишь. Ты уверен, что у тебя будет возможность спать сегодня ночью? Рассказывай, что тут было, и иди спать.

Конго рассказал про вторую спасательную группу, про то, что на данный момент было известно о первой группе, и почти дословно передал свой разговор с начальником местной лавинной службы.

- Идиотизм какой-то, - сказала Ксанти, - артиллерия разрушает горы... Я не раз это слышала, но не перестаю удивляться. Разрушает... Горы разрушаются каждую секунду. Горы образуются, разрушаясь – это ветер, вода, солнце делают их такими, какие они есть, и делают они их, разрушая их. А горы все время медленно поднимаются. Не все – некоторые действительно только разрушаются, и через сколько-то миллионов лет исчезнут. Станут камнями, песком... Это, конечно, одна из главных проблем, которые власти должны решить до ближайших выборов... Опасно? А что, кто-то сидит сейчас в горах, где ни дорог, ни жилья, и может попасть под обстрел? В Штатах в пятидесятые годы стреляли из армейских орудий в лыжных курортах, и то никого не убили. Да, это пытались не разрешать, требовали миллионы согласований, но на это тихо клали и стреляли. И люди гибли в лавинах куда реже, чем во многих других местах.

- Начальник сказал, что в случае крайней необходимости он может принять решение стрелять.

Ксанти посмотрела на него с несколько странным выражением:

- Начальник? Один?

Конго пожал плечами:

- Про других он не сказал.

- Начальник поехал туда, откуда не вернулось шесть человек за минувшую ночь...

Конго мог только пожать плечами. У него было ощущение совершаемой на его глазах ошибки, но думать о ее причинах не мог.  Ксанти была права – он соображал уже не совсем хорошо.

- Да, чуть не забыл – те, кто уехал вчера вниз на грузовиках... Они застряли где-то, и дошли до твоей машины. А когда мимо ехали спасатели, вернулись с ними в отель.

Ксанти смотрела на него, и в глазах ее было грустно и пустовато.

- Конго, - сказала она, - я устала. Сейчас только половина восьмого утра, а я уже устала... Эти люди были почти спасены. Они сидели в самом безопасном месте в округе, в тепле, и могли слушать радио и болтать по телефонам с родными. А теперь они сидят в отеле, откуда местные свалили при первой же возможности, рискуя застрять под лавиной на своей экологично-экономично-самоубийственной тачке, и их не ждал джип в безопасном месте, но они все равно свалили. В отеле, который построен так, чтобы принять удар оттуда, откуда он якобы не должен прийти. В отеле, которй стоит под склонами, с которых так и смотрит пи...дец, и только яма, которую с каждой секундой заваливает снегом, спасает его от чего-то, чего мы еще не знаем. Им, наверное, стало страшно без привычной толпы вокруг, и они вернулись. Или скучно без телевизора..., - она подняла на Конго отведенные было в пустоту глаза, - Конго, иди спать. Потому что все эти люди вокруг не помогут нам, даже если захотят. И если мы будем слабыми, то просто умрем.

 

 

 

Часа через два зазвонил ее телефон.

- Мисс Тихонова, я не отвлекаю вас?

Звонил хозяин отеля.

- Нет.

- Тогда у меня предложение. Пока русская мафия спит, я прошу вас подняться ко мне. Позволю себе напомнить, что я обещал беспокоить вас только по важному поводу.

Ксанти хмыкнула; за минувшие два часа не случилось ничего плохого, и она успела отдохнуть от утренных плохих новостей.

- Вы уверены, что спит?

- Это вероятнее всего. Мистера Иванова нет в столовке уже два часа. Он всю ночь не спал. Что еще он может делать сейчас?

- Вы неплохо осведомлены.

- Мисс Тихонова, это все-таки мой отель...

- Хорошо. Несколько минут.

Она отправила Конго эс-эм-эску: «Я у нашего дорогого хозяина. Ушла девять тридцать семь. Если я тебя разбудила, спи дальше.» Несколько минут она ожидала, но ничего не произошло – Конго не проснулся.

За дверью хозяйских аппартаментов было тихо.

Ксанти постучала.

- Входите...

Она вошла.

Хозяин сидел за столом, служащим, видимо, сразу почти для всего, что можно на столе делать, так как второй столик был маленький и кухонный, и на этом Главном Столе помещалась бутылка вина, два стакана, два работающих ноутбука, несколько книг, какие-то бумаги и немного разной одежды. Одежда явно предназначалась для прогулок зимой.

- Садитесь, пожалуйста.

Он по-прежнему был слегка навеселе.

Ксанти устроилась за столом.

- Выпьете?

- Нет.

- Почему?

Она улыбнулась:

- Это может быть небезопасно.

Он усмехнулся, посмотрел в сторону и кивнул:

- Понятно, - потом снова посмотрел на нее; в глазах его показался ей интерес, - были проблемы?

- Нет. Я привыкла видеть проблемы издалека и избегать их.

- А случайные сексуальные связи опасны?

- Конечно.

- Вы так не делаете?

- Нет.

- И не хотели ни разу?

- Хотела. Больше всего я хотела заняться сексом с одной компанией молодых латиносов, которых наблюдала в баре одного отеля в Сан-Паулу... в Бразилии. Они были похожи на студентов на каникулах – тогда как раз были каникулы.

- И вы так и не познакомились с ними?

- Нет. Я поднялась в свой номер, и занялась сексом сама с собой. Воображая, что это происходит с ними, разумеется, - она пожала плечами, - возможно, я потеряла не так уж много. Они довольно активно потребляли спиртные напитки, это могло их слегка утомить...

Несколько секунд он молча рассматривал ее.

Потом сказал:

- Состояние легкого опьянения не только раскрепощает ум, но и позволяет делиться с окружающими результатами обретенной внутренней свободы. Всегда можно потом извиниться и сказать, что был просто пьян... Вот вам банальный комплимент, простительный выпившему: вы - редкая жещина. Но на самом деле я не шучу. Я просто говорю правду, используя ситуацию с алкоголем... В вас чувствуется способность к страсти. Не к жалким желаниям, скаченным с телевизора, а к тому, что идет изнутри. Но вы можете контролировать себя. И вы умная. Большинство людей управляются извне; на вас нельзя повлиять... Это очень чувствуется и очень возбуждает. Это очень редкая способность. 

- Если бы ни эта способность, я не могла бы жить так, как хочу.

- Как?

- Брать то, что хочешь, и оставаться в живых. Реализовывать страсть, - она улыбнулась.

- Я знаю, что вы катаетесь. Вы не ездите фрирайд?

- Почти нет. В основном жесткую трассу.

- Почему?

- Контроль, точность и при этом скорость. Говорят, в паудер почти летаешь. Если уметь, на жесткой трассе лучше летаешь.

- Но под контролем?

- Конечно.

- Что вы больше всего любите?

- Когда у меня есть то, что действительно увлекает.

- Многие считают, что способность увлекаться – свойство непостоянных людей.

- Это мнение тех, кто не может увлекаться.

- Вы постоянна?

- Верность – высшее человеческое достоинство.

- Едва ли вы делаете то, что обязаны, но не хотите.

- Да, я сама выбираю обязательства. Я обязуюсь делать то, что чувствую стоящим. Я не считаю, что верность – высшее достоинство, я так чувствую.

- Вы осторжная?

- Очень.

- Почему?

- Жизнь – слишком хорошая штука. Хочется ее поберечь.

Хозяин молча, отведя взгляд, качнул головой, словно вдруг узнал нечто интересное, и на секунду задумался об этом. Потом снова посмотрел на нее:

- У вас было много партнеров?

- Вы о сексе?

- Да.

- Мало.

- Почему?

- Люди почти одинаковые, нет смысла менять.

Он посмотерл на нее с сомнением, помолчал а потом рассмеялся:

- Я, кажется, понял, почему вы так сказали. Для вас они одинаковые, потому что вы много от них хотите. Другой масштаб. И мелкие различия становятся незаметны. Если хотеть меньше, различия появляются...

Он замолчал, словно о чем-то задумался.  

- Было что-то, что послужило предлогом для нашей встречи, - сказала Ксанти, - вы что-то хотели мне рассказать.

Он кивнул:

- Да. Да... С чего бы начать, чтобы все было логично? Пусть так: когда я купил здесь землю стал строиться – заправка, отель, магазин... то заметил, что кое-кто из местных как-то странно относится к этому. Никто ничего не говорил, но я чувствовал, что меня воспринимают... человеком, совершающим ошибку, что ли... Я стал выяснять, в чем дело. И мне сказали, что с местом, где мы находимся, связана одна легенда. Об очень большой лавине, которая, якобы, может возникнуть при определенных обстоятельствах. Доказать или опровергнуть эту легенду довольно сложно. Но здесь в нее верят, потому что человек, который все это придумал, стал местным героем в свое время, и ему поверили, и его слова запомнили... Начало не слишком дурацкое? Это может быть вам интересно?

- Да, может. Что за человек для начала?

- Один англичанин, сэр Артур Смит. Местные обычно называют его «сэр Артур»... Сэр Артур был первым человеком, который поднялся на пик Гамлета. То есть на пик, который торчит посреди цирка за отелем, самый высокий... Официально у него нет названия, но все местные называют его именно так, потому что сэр Артур, первовосходитель, называл его так. Вы понимаете что-нибудь в альпинизме?

- Самый краткий курс почти без практики. Умею пользоваться навеской. Все.

- Я тоже не альпинист. Но я много раз проверял у знающих людей: на пик Гамлета очень сложно залезть. Несколько человек пытались сделать это до сэра Артура, один из них погиб. Сэр Артур пробовал много раз, несколько лет подряд. Похоже, им тоже владела страсть... – он едва заметно усмехнулся, но усмешка тотчас исчезла, - и в конце концов он на него поднялся. Сэр Артур был образованным человеком, знатоком английской литературы, даже написал ряд трудов по Шекспиру. Полагаю, очевидно: фанат Шекспира – это фанат Гамлета. Отсюда и название... Местные следили за этой эпопеей с большим интересом, и когда сэр Артур совершил восхождение, то стал местным героем. Так вот – он сделал предсказание... Вы оценили цирк за отелем с точки зрения лавин?

- О да, разумеется. И подумала – зачем вообще было строится здесь?

- Единственное место вблизи перевала, где есть естественная площадка для стоянки грузовиков. В других местах пришлось бы делать огромный объем земляных работ, а это слишком дорого. Перевал часто закрывают зимой, грузовики должны где-то стоять. В городке, что внизу, население возражало против стоянки, и я с ними согласен. Ну, а потом к стоянке логично было добавить магазин, самый дешевый отель, потому что в нем все-таки лучше, чем в кабинах, и люди готовы за это платить... Очень своеобразный бизнес и не очень доходный, но под него удалось получить дешевый кредит, потому что он нужен для обеспечения грузопревозок. Но ведь вы знаете то единственное место, где бывает бесплатный сыр...

- Я знаю два таких места.

Хозяин улыбнулся с наигранным удивлением:

- Вы сделали большое открытие, найдя второе место.

- Вовсе нет. Второе место тоже все знают, но стесняются признать, что пользуются им. Это помойка. Сыр там бесплатный, потому что тухлый. Но это мешает далеко не всем... Не поймите превратно: единственная площадка для стоянки под Пиком Гамлета – это, конечно, совсем не помойка. Но мышеловка – возможно. 

Хозяин засмеялся, и остановился невскоре.

- Я запомню про второе место...

- О-кей... Скажите вот что. Над отелем есть серьезная лавинная защита. Такую защиту стоит государство. Едва ли ее построили только для отеля. Значит, здесь есть опасность для чего-то еще?

- Да. Защиту строили для города, куда отвезли людей на джипах. Потому что лавины из цирка под Пиком Гамлета могут пройти до него. В старину, до строительства защит, такое бывало не раз. Разрушения бывали невелики, потому что город строили в расчете на эти лавины. И дома были только там, куда лавины доходят очень редко. А теперь город намного больше... Но с момент строительства защиты ни разу не было так, чтобы лавины доходили до города. И сюда, к отелю, они тоже не доходили.

- Вы знаете, на какие предельные условия расчитана защита?

- Знаю. Такие, каких никогда не случится – даже в этот снегопад. Но не все так просто... Главную проблему вы заподозрили сами. Вы заметили, что между площадкой отеля и крутым плато, которое поднимается к цирку, находится естественная впадина. Вы выяснили, что отель стоит углом к ней. Вы совершенно верно предположили, что именно с плато под пиком Гамлета исходит максимальная опасность, и именно впадина ее устраняет. Так оно и есть. Искусственная защита расчитана на лавины с других направлений, и для них защита вполне достаточна, даже в такой снегопад. Лавина с плато под пиком Гамлета сильнее других, но она задерживается впадиной. А чтобы она не накопила столько снега, что часть его хотя бы теоретически сможет пройти за впадину, ее периодически сбрасывают. Артиллерией – строительство стационарных сооружений в настолько труднодоступном месте обойдется слишком дорого... Итак, с самого опасного направления и отель, и город защищены лучше всего. Но когда я начал строится, мне посоветовали поставить отель углом к впадине. Потому что сэр Артут сказал, что если здесь произойдет действительно серьезная катастрофа, то она придет оттуда. Из-под пика Гамлета. Потому что...

- Стойте, дальше все ясно. Идет аномально сильный снег. Впадина быстро заполняется - и им, и снегом от сходящих во впадину лавин. Когда она заполнится, то перестанет задерживать лавины. Прогноз сэра Артура состоял в этом?

Хозяин кивнул:

- Да. Но не только.

Он взял со стола свернутый до того топографический план, и развернул его перед Ксанти:

- Вот цирк за отелем, вот отель, вот город. Рельеф склона вы видите?

- Вижу.

- Тогда смотрите на то, что нарисовано карандашом. Зеленым обведены лавиносборы – площадь, откуда сойдет лавинный снег. Красные стрелки – направления схода лавин. Лавина, обозначенная как номер один, не сходит почти никогда. Почему?

- Слишком полого. Снег успевает стабилизироваться до такого состояния, что его сложно сдвинуть... Кажется, ясно. Успевает, потому что в обычные снегопады его выпадает меньше той величины, которая его сдвинет. А в аномально сильные снегопады он станет достаточно тяжелым для схода очень быстро. И вот тогда-то лавина-один и сойдет. Верно?

- Верно.

- ...И на схеме видно, что вот здесь, на повороте, сходящая лавина-один может перехлестнуть через гребень, и вызвать сход тоже обычно несходящей лавины-два. Так ведь?

- Да. А ниже они сливаются. И по дороге стряхивают вниз вообще все, что там еще не сошло. Масса суммарной лавины может на порядок превысить самые сильные, которые здесь наблюдались за то время, пока наблюдения организованы достаточно хорошо - то есть, примерно за сто лет. И Месть Гамлета совершится... 

- Месть Гамлета?

- Да. Тоже выдумка сэра Артура. Вероятно, он сочувствовал этому Гамлету... человеку, который хотел быть, и не кем-то, а самим собой, но у него это не получилось... Который пытался быть откровенным с обществом... Лавина-один стартует из цирка под Пиком Гамлета, вот почему она так названа. И вот, наконец, последняя сцена: все вот это, - он обвел пальцем участок карты, - съезжает вниз... куда?

- Я поняла, - сказала Ксанти, - вот этим единственно возможным путем. На этом пути впадина. Но если она заполнена, то лавину ничего уже не останавливает. Дальше перед ней отель, участок дороги и город.

Она откинулась назад от стола; ей показалось на несколько секунд, что стало как-то непросто дышать.

- Так бывало?

- Не известно. Есть очень давние, старше двухсот лет, сообщения об очень сильных лавинах в этом месте. Тогда была разрушена часть города. Именно разрушена, а не просто засыпана, потому что главную роль в этом сыграла ударная волна. Такие лавины могут образоваться здесь только по схеме «Месть Гамлета». Но невозможно установить никаких количественных параметров тогдашней погоды и тех лавин. Даже их траектории. Ничего. Все, что здесь нарисовано, основано на расчетах.

- Кто-нибудь считал, сколько для этого нужно снега?

Хозяин пожал плечами:

- Официально – нет. Я писал во всякие инстанции, но ответ был один: маловероятно и не подтверждается практикой, - он усмехнулся, - я с этим всегда был согласен. Но при этом учитывались обычные снегопады, которые намного слабее нынешнего. Все понимали, что более сильные снегопады возможны. Но вот признать их официально возможными невозможно. Потому что тогда господа чиновники или должны потратить огромные деньги на совершенно иную защиту, или сказать налогоплатильщикам: у нас мало денег, и поэтому рано или поздно настанет день, когда вы или ваши потомки окажутся под лавиной. Они не могут сделать ни того, ни другого... Но частным порядком я говорил со многими лавинщиками, и они соглашались с тем, что в принципе это возможно. Я заплатил за расчеты – сколько для этого должно выпасть снега. Точность была невелика, но то, что происходит сейчас, оказывается в указанных рамках.

- И поэтому на вас смотрели странно, когда вы строили отель? Потому что вы строили то, от чего рано или поздно останется одна страховка?

- Да. Здесь верят в Месть Гамлета. Но верят неофициально.

Ксанти поднялась:

- Хорошо, я вас поняла. Не сочтите невежливым, но мне нужно срочно уйти. Я знаю людей, которые обсчитают еще одну модель Мести Гамлета. Хорошо бы получить ее побыстрее. У вас есть еще что-то важное на эту тему?

- Есть. Как узнать, когда впадина заполнится снегом? Можно с первого же снегопада записывать, сколько выпадало снега. А так как снег оседает, иногда лазить и мерить, сколько его там реально. Так я и делаю. Но есть еще один фактор, заполняющий впадину снегом. Это лавины с соседних склонов. Их последствия, разумеется, тоже можно просто померить. Но вы же не станете лезть ко впадине сейчас. А лавины в нее сходят и сходят! Можно примерно оценить, сколько они приносят во впадину снега, потому что мы же знаем, сколько его выпало на их лавиносборы, и площадь этих лавиносборов. Еще мы знаем – потому, что я это меряю после каждого сильного снегопада – толщину снега в их лавиносборах. А еще у меня на крыше стоят направленные микрофоны. Каждый – в сторону одной из лавин, поплняющих впадину. И сейчас я слышу, как они сходят. И прикидываю, сколько теперь снега во впадине. Это довольно неточный метод. Но он позволяет увидеть, как мы приближаемся к опасному уровню заполненности впадины.

Ксанти усмехнулась:

- Неплохо...

Хозяин тоже усмехнулся:

- Не сочтите за излишний мелодраматизм, мисс – но я их тех людей, которые борятся за свою жизнь. У меня есть опыт такой борьбы, и есть результаты, и есть, что беречь...

- Что?

Хозяин отрицаельно покачал головой:

- Не сейчас. Занимайтесь делами.

- Хорошо. У вас есть еще что-то полезное для этих дел?

- Нет.

- Тогда – спасибо вам, - Ксанти кивнула, повернулась, и пошла к двери.

Потом одна мысль пришла ей в голову.

- Слушайте, но ведь ничего этого не случится, если просто вовремя сбрасывать лавины. Впадина заполнится, но каскадная лавина, эта самая Месть Гамлета, не сможет сойти, потому что энергии первой лавины не хватит на начало цепной реакции.

 Хозяин неопределенно качнул головой:

- Да, это так. Но... знаете, люди есть люди. Расчитывайте на себя. Люди делают ошибки, даже когда знают о них, потому что не могут распоряжаться собой... Идите. Буду благодарен, если вы не забудете сказать мне, что насчитали ваши друзья. 

 

 

 

Сначала она позвонила человеку, который мог сделать настолько точный анализ лавинной обстановки в районе Пика Гамлета, насколько это вообще возможно. Она познакомилась с ним в университете, и писала учебную работу по лавинам под его руководством. Это был серьезный человек; в частности, он  сотрудничал с горнодобывающими компаниями и руководил созданием таких анализов для проектов, в которые вкладывались сотни миллионов долларов.

Потом, в течение почти часа, она искала информацию о сэре Артуре и его работах.

 

 

 

«Артур Смит

 

Месть Гамлета

 

На самом деле, это статья не о лавинах; она только начинается с них. Я хочу изложить свои мысли о способности людей избегать тяжелых последствий катастроф вообще. Недавняя лавинно-селевая катастрофа в Перу только побудила меня не медлить дольше с изложением этих мыслей, хотя я отдаю себе отчет в том, насколько не укладываются они в модные ныне представления.

Катастрофа в Перу стала широко известна, и нет необходимости лишний раз пересказывать ее обстоятельства. Тем более что в этой статье она – только иллюстрация основной мысли. Я начинаю с лавинной катастрофы лишь потому, что известен как специалист по горам и лавинам.

С точки зрения темы этой статьи смысл перуанской катастрофы состоит в том, что она – почти точное повторение такой же лавинно-селевой катастрофы, произошедшей в том же месте пятнадцать лет назад. Точно также схождение крупной лавины вызвало селевый поток, уничтоживший несколько населенных пунктов. В первый раз погибло пять тысяч человек. Говорят, в этот раз погибших еще больше.

Разумеется, факт такого повторения был в центре всех комментариев. Говоили о бездействии властей, о бедности, не позволяющей построить защитные сооружения, о неосведомленности простых людей... ну и все, пожалуй. Все это правильно.

Все это правильно, но я полагаю, что неверна сама постановка вопроса.

Обычно вопрос ставят так: почему бездействовали власти, которые еще после первой катастрофы получили консультацию лучших американских специалистов и предупреждение о следущей катастрофе? почему не нашли средств? почему не проинформировали людей?...

Я не хочу даже обсуждать эти вопросы. Не хочу потому, что они молчаливо навязывают одно крайне неприятное мне условие: человек может быть только жертвой. Если за него не заплатят, если ему не помогут – он обречен. Это молчаливое допущение я считаю преступлением перед человечеством, вроде мировой войны. Человек имеет право не быть жертвой. Он имеет право жить, даже если за это никто не хочет платить. Но прав без обязанностей не бывает; тот, кто хочет не быть жертвой, обязан что-то для этого делать. И я формулирую случившееся по-другому: люди видели, как погибло несколько тысяч их соседей, и пятнадцать лет в полном бездействии ждали своей смерти.

Это довольно необычная постановка вопроса, ни так ли? В наше время в Европе принято не связывать понятия «простые люди» и «ответственность». Виновата может быть только власть. По крайней мере, говорить принято только об ответственности власти.

А теперь простое соображение: в долине, по которой дважды прошел, и может еще не раз пройти селевый поток, живет примерно десять тысяч человек. За пятнадцать лет эта горстка людей могла рассеяться по миру, и никто из них не погиб бы. Это можно было сделать совершенно самостоятельно, без помощи власти или кого бы то ни было. Конечно, это сложно и трудно было бы сделать. Население долины – простые крестьяне, очень мало знающие об окружающем их мире. Но из любой горной долины множество крестьян уезжает в города. То есть, инофрмация о такой возможности у этих людей есть. Отчего они не воспользовались ею? Можно перечислить много причин, у разных людей они разные. Но ведь речь шла об их жизни. А они не сделали ничего.

Может быть, они имели основания надеяться на чью-то помощь?

Едва ли. Я утверждаю с полной уверенностью: защитные сооружения, которые гарантировали бы безопасность этим людям, очень дороги даже для богатой страны. Эти сооружения будут защищать поля, на которых и за тысячу лет не вырастет урожай на сумму, которую стоит защита. То есть, люди не могли рассчитывать на то, что их защитят. Переселить людей в другое место также слишком дорого. И это тоже было известно жителям долины. То есть, единственным выходом для этих людей был самостоятельный отъезд. Это было ясно, но почти никто не уехал.  

Кто-то из моих постоянных читателей, возможно, вспомнит, что и у меня есть свое маленькое поле для борьбы против надвигающейся катастрофы. Много лет назад, в одном альпийском местечке, я увидел возможность схода необычно сильной для этого места лавины. Гора, возвышающаяся над этим местечком, с моей легкой руки неофициально называется Пиком Гамлета, а гипотетическая лавина – Местью Гамлета. Эта лавина – мой личный пример того, что люди все знают, но ничего не могут предотвратить. За много лет, прошедших с тех пор, как я начал говорить об этой лавине, мне привели множество аргументов в пользу того, что про Месть Гамлета лучше не думать. Она одновременно и возможна, и невозможна. Возможна потому, что нельзя опровергнуть расчеты, по которым она возможна. Невозможна – потому, что слишком многим выгодно жить так, как будто ее не может быть.

Человек всегда живет не в реальном мире, а в отражении этого мира в своем сознании. Человек тем успешнее в реальном мире, чем ближе отражение этого мира в его сознании к самому этому миру. Я смотрю на отражение реальности в сознании большинства людей и перестаю удивляться неуспешности человечества, потому что отражение это представляется мне весьма далеким от реальности. Наверное, многим людям дана способность, лично мне совершенно не свойственная: способность обмануть себя, не замечая проблем. Я могу быть спокоен только тогда, когда вижу проблемы и решаю их. Этим людям спокойнее не знать и не делать. Вероятно, именно поэтому человечество выглядит так, как выглядит, и получило такую историю, какую получило. И в этой истории будет еще много катастроф, кризисов, войн – того, что легко предугадать и не так уж сложно предотвратить, но спокойнее просто ждать, не думая о том, что будет. Иной образ мысли и действий – путь отдельных энтузиастов. Иногда этот путь становится модным – как это вышло, к примеру, с экологией – но он никогда не становится повседневными действиями большинства. И результат его всегда недостаточен. И однажды люди, ожидающие услышать очередные новости моды и светской жизни, вместо этого узнают, что начинается очередная катастрофа, а это значит, что они скоро умрут. Делать что-то уже поздно. Немногим удается бежать; многие погибают.

Судя по тому, что так было всегда, изменить это положение нелегко, и скоро оно не изменится. Но человечество в последнее время копит проблемы с ранее небывалой скоростью. Копит оружие, обладающее глобальным действием. Копит отходы. Копит генетические сбои. Копит разбалансированность экономики. Мирится с растущей перенаселенностью, с тем, что хотя люди уже голодают, а сельскохозяйственной земли становится все меньше, перенаселенность растет. Тратит ресурсы, которые пока не умеет ни восполнить, ни заменить. Если верить имеющимся в нашем распоряжении цифрам, до серьезных последствий остались десятилетия; многие из ныне живущих пострадают от них. Как решатся эти проблемы? Ждет ли нас долгий период терпеливого исправления ошибок, когда придется отказаться от многого, чтобы не потерять все? Или нас ждет серия внезапных, как землетрясения, сбросов напряжения, совершенно неуправляемых и разрушительных?

Я не возмусь предсказать это.

Но я почти уверен, что основная масса людей опять окажется ни к чему не готова, и шарахаясь, будет затаптывать тех, кто был более готов, но не успел оказаться на безопасном расстоянии. И если вы хотите, чтобы вас не затоптали, отойдите на безопасное расстояние заранее. Личное восхождение от иллюзии к признанию реальности, от бездумия к мысли, от незнания к знанию, от слабости к силе трудно и сложно. Но это путь к спасению.

Не ждите. Не надейтесь. Не верьте. Не просите и даже не требуйте.

Совершенствуйтесь, ищите истину, отбрасывайте иллюзии и будьте готовы к долгому одинокому восхождению.»

 

 

 

Ксанти просматривала информацию на сайтах, используемых активистами наблюдения за развитием ситуации вокруг снегопада, когда заметила значек, извещающий о получении почты.

В письме оказался ответ лавинного консультанта. Схема и пояснения.

Ксанти поспешно просмотрела полученное.

Потом набрала номер хозяина отеля.

- Я получила ответ. Он похож на вашу схему, как две капли воды.

Хозяин усмехнулся:

- Мою тоже готовили знающие люди. Только они не поставили на ней свои подписи. Они дали понять, что не станут высказываться на эту тему официально, потому что от них ждут только здорового скептицизма. Разумеется, я не стану ссылаться на них. И что-то подсказывает мне, что ваш консультант тоже не хочет, чтобы вы ссылались на него.

- Да. И должна признать, что для него это весьма разумно.

- Но вы опубликуете схему в интернете?

- Конечно. Анонимно. С примечанием, гласящим, что никакая официальная организация не подтверждает ее никаким образом.

- В таком виде ее мало кто воспримет всерьез.

Ксанти пожала плечами:

- Это одна из тех ситуаций, где человек сам должен сделать что-то для своего спасения. Например, быстро найти информацию на эту тему в интернете. Еще – подумать, нет ли в приведенной схеме грубых ошибок. Ну, или хотя бы просто ответить себе на вопрос: что важнее – мое нежелание действовать, или моя жизнь? Использовать эту схему очень просто: сесть в машину, и отъехать на безопасное расстояние. Посидеть там до конца снегопада и сброса всех лавин. Дороги внизу расчищают, а основная масса людей живет именно там. Уехать может каждый, и этого хватит, чтобы спастись.   

Хозяин секунду помолчал, а потом спросил:

- Что вы намерены предпринять?

- Самое простое и надежное – дождаться возвращения спасателей на двух вездеходах, в которых мы все влезем. Ехать вниз на вездеходах почти безопасно, потому что они не застрянут и едут достаточно быстро для того, чтобы почти мгновенно пересекать те участки на шоссе, через которые могут сходить лавины. Я же намерена предпринять вот что: подумать, что мы можем сделать, если вездеходы не появятся раньше, чем снег и лавины завалят впадину.

- Я знаю ответ.

- Я подумаю сама.

Хозяин рассмеялся:

- Хорошо. Только недолго.

- Час.

- Нормально. В любом случае, прошу вас позвонить мне не позднее, чем через час.

 

 

 

Ксанти не требовался час, потому что ответ был изображен на карте лавинной опасности примерно так же ясно, как если бы он был написан текстом. Она хотела только проверить со всех сторон, нет ли непреодолимых препятствий для реализации этого почти очевидного ответа.

Она проверяла около получаса, а потом позвонила хозяину:

- Мой ответ готов.

- И что в нем?

- Подъем на гребень, который является частью цирка и начинается недалеко от отеля, а заканчивается четвертой вершиной от пика Гамлета. Лавина пройдет мимо него. Все, что мне известно об ударной волне от лавин говорит о том, что она не создаст проблем на гребне. Судя по крутизне гребня, лавины с него не сходят, так как снег вообще не задерживается. Я помню, что он почти полностью покрыт снегом. Но это должен быть плотный неглубокий снег, который ветер надул и утрамбовал. Он держится за камни и всякие неровности, и лежит, наверное, довольно крепко. Это так?

- Да, так. Таково преобладающее направление ветра в цирке. На противоположном склоне снега почти нет.

- Склон гребня проходим на лыжах, лесенкой, и в любой обуви с твердой подметкой, если вырубить ступени, например, лопатой. Так?

- Да. Однажды зимой я по нему поднимался.

- Зачем?

- Проверить то, о чем мы сейчас говорим.

- Вы поднялись?

- Да.

- Как?

- Именно так, как вы говорите. На лыжах лесенкой. Забил несколько спитов и вешал на них веревки, чтобы страховаться от падения. Оттуда лучше не падать. Погибнуть едва ли возможно, но можно что-нибудь сломать. В данном случае это особенно важно, потому что, если сломать ногу, подняться на гребень уже не удасться. А под гребнем начинается лавиносбор, снег оттуда, скорее всего, уйдет с лавиной. Да и выше может захлестнуть, так что на нижней половине склона я бы не стал останавливаться.

- Эти веревки можно сейчас найти?

- Нет. Я делал это позапрошлой зимой... Но зачем они вам? Я лез на фрирайдных лыжах - других у меня нет, я человек экономный, - он усмехнулся, - и то не особо напрягся. На ваших слаломках, которые в полтора раза уже, лезть будет еще легче. Так что вы подниметесь легко. Если будет не влом, вырубите лопатой ступеньки для всех желающих. Могу дать спиты, веревку и ледоруб. Только вот... видите ли – сейчас мало у кого есть шанс добраться до гребня.

- Много снега?

- Много снега и подъем. Споросите у вашего бойфренда-мафиози – последний участок серпантина под отелем имеет примерно такую же крутизну, как и ведущий к гребню склон, только снега там вдвое меньше, потому что чистили. Спросите, насколько легко он добрался.

Ксанти хмыкнула:

- Не слишком.

- Он у вас крепкий чувак?

- Довольно. Тренируется.

- А теперь представьте нашего типичного постояльца с пивным животиком. Пусть с небольшим... Он же из-за баранки вылезает только для того, чтобы пересесть к телевизору... Кстати, вы свои шансы как оцениваете?

- Выше, чем у мафиози.

- Да? Ну... вам виднее... И вот что еще: зайдте ко мне, я должен передать вам одну вещь...

Когда Ксанти вошла в хозяйские аппартаменты, она сразу заметила яркий рюкзак, стоящий под столом. Рюкзак был из тех, что используют для фрирайда – среднего объема и хорошо сидящий на спине.

Хозяин, похоже, уловил направление ее взгляда:

  - Это вашему мафиози. Одет он хреново. Идти вверх по дороге и дойти до отеля можно в чем угодно, не замерзнешь. Но сидеть часами на гребне без теплой одежды нельзя. Еще надо взять одеяла – их вы положите в рюкзаки. У вас рюкзак есть, вот еще один... Ему могут понадобиться лыжи, но лыжи у меня только одни, и они могут пригодиться мне. Посмотрите, что в мешке.

Ксанти посмотрела. Лыжные куртка и брюки, довольно потрепанные и грязные, но хорошего качества. Свитер. Лыжные перчатки, немного рваные, но вполне годные к использованию. Ботинки для зимнего трекинга. Футляр с темными очками.

Она посмотрела на хозяина:

- Почему вы ему помогаете?

- Потому, что вы его выбрали. А вы – кроме того, что просто мне нравитесь – еще и такой человек, что невозможно не помочь вам и вашим избранникам. Вы заботитесь о людях. Вы решаете чужие проблемы.

Ксанти пожала плечами:

- Я просто следую семейным традициям. Конечно, мои родители-бизесмены следовали традициям накопления стартового капитала, и это не слишком гуманные традиции, но лишь потому, что это был их единственный шанс не стать жертвами... у сэра Артура есть статья о том, что люди не должны позволять себе становиться жертвами... Но я всегда помню, что один мой прадед, адвокат, бесплатно защищал в суде бедных, а второй, сельский учитель, основал кооперативный банк, чтобы односельчане могли брать в нем кредиты под низкий процент, а не под высокий – у так называемых кулаков... крестьян, которые уже скопили стартовый капитал... До сих пор мне хватало сил и удачи не становиться жертвой, и я могу иногда позволять себе быть хорошей.

- Ваше сочувствие людям идет от души. Это чувства, а не обязанность, пусть добровольная.

Ксанти снова пожала плечами; она не знала, что еще ей сказать на эту тему. Обычно похвала вызывала у нее очень приятные чувства. Но такая похвала немного смущала.

- Что вы хотите делать сейчас? – спросил хозяин, - ждать? Или что-то еще?

- Ждать. В приниципе возможно, что лавина застрянет во впадине частично, а частично пройдет дальше. Сейчас довольно холодно, идет сухой снег. Облако, которое он образует при сходе лавины, полностью не задержится во впадине. Лавина, которая при этом пойдет дальше, может быть безопасна для отеля. А для человека на открытом месте любая лавина опасна. Пока не станет ясно, что оставаться в отеле нельзя, я предпочту сидеть в нем. И ждать информации от вас о том, что впадина скоро заполнится.

- Согласен. И уж коль скоро вы приняли на себя социальную миссию просвещать наших дорогих постояльцев, предлагаю снова собрать их, и сообщить очередную порцию плохих новостей... 

 

 

 

У хозяина был принтер, и они распечатали схемы схода Мести Гамлета, полученные Ксанти от консультанта, и раздали постояльцам, собравшимся в столовой. Про Гамлета, правда, не было сказано ни слова. С видом совершенно академическим Ксанти рассказала о перспективах, а хозяин отеля перевел ее сообщение собравшимся; он выглядел вполне трезвым при этом. Ксанти сказала, что единственной гарантией непопадания в предполагаемую мегалавину является подъем на гребень, и лично она так и сделает. Но добраться до гребня будет крайне трудно. Про пивные животики и путешествия между баранкой  и телевизором она умолчала – до этого каждый мог додуматься сам. Все желающие могут оценить сложность подъема, прогулявшись по дороге вниз метров на сто, а потом вернувшись обратно. Теретически, при этом тоже можно попасть в лавину – ту самую, не полностью остановленную впадиной. Но человек, который застрял на середине подъема к гребню, потому что устал и не может идти ни вперед, ни назад попадет в лавину с гораздо большей вероятностью. Так что она попробовала бы пройти эти двести метров, если бы сомневалась – идти на гребень или остаться.

Идти двести метров не захотел никто. Все хотели знать две вещи. Первое: насколько вероятен сход мегалавины. Второе: когда за ними вернутся спасатели.

На первое Ксанти отвечала, что сход вероятней несхода.

На второе она ничего не могла ответить.

 

 

 

Она вернулась к ноутбуку.

Между тем стала появляться первая реакция на опубликование схемы Мести Гамлета.

Просматривая ее, Ксанти думала, что больше всего люди хотят не верить в то, что комментируют. В основном авторы комментариев указывали на то, что сам анонимный издатель сей схемы не ручается за приведенную информацию. Но это лишь показывало, что они не хотят признавать реальность. На самом деле мнение анонимного издателя не имело никакого значения. Схема и полностью приведенные расчеты говроили о ситуации объективно. Указанные пределы возможных ошибок показывали временные рамки предполагаемых событий. Простенькая английская фраза в конце, которую не составляло труда перевести, сообщала, что лавина может и не сойти - но все, что известно современной науке о лавинах говорит за то, что она скорее сойдет, чем нет.

Появились официальные комментарии. Как и можно было предположить, они утверждали, что соответствующе инстанции изучают все возможные варианты развития событий. Однако для выяснения полной и всесторонней картины происходящего им требуется время; при этом надо учитывать, что ситуация постоянно меняется, так как снег продолжает идти. Как обычно, все, кто должен, делают все, что должны. Или все, что могут – как вам больше нравится в зависимости от вашего типа психики и уровня реализма.

Вне явной связи с этими коментариями, но довольно настойчиво сообщалось, что дорога из города вниз по долине, не смотря на немалые трудности, поддерживается в проезжем состоянии. И она не лавиноопасна. Желающие могли воспринять это как предложение сматываться. Но никто не мог обвинить официальных лиц в создании паники.

Приведенные для иллюстрации ролики показывали, что «дорога жизни» действительно существует. Едва видимые в ливневом снегу, роторы и бульдозеры шли, казалось, один за другим. Одна полоса расчищалась, другая была свободна для проезда. Похоже, власти отправили на эту дорогу всю имеющуюся в их распоряжении технику. И очень похоже, что это было единственное правльное решение. Ничего нельзя было сделать для того, чтобы защитить город, рсчистить другие дороги, вывезти людей из окрестных отелей, восстановить порванные провода... проше сказать – ничего вообще. Можно было только поддерживать открытой одну-единственную полосу, идущую к безопасности. Но этой полосы хватило на многое: все, кто проехал по ней тогда, остались в живых.

 

 

 

Ксанти поднялась в комнату Конго, и некоторое время наблюдала, как он спит. Конго спал крепко. Ей часто случалось спать самым беспорядочным образом, и она знала, что портебность в сне накапливается, и тогда можно спать очень долго. Она подумала, что хочет его скорейшего пробуждения. Она привыкла к нему. Иногда – и так с ней бывало не раз – важные события следуют друг за другом, и тогда очень короткие промежутки времени начинают казаться долгими, как вся уже прожитая часть жизни. В той жизни, которая началась с ее отъезда из Лондона, Конго присутствовал как один из важнейших элементов. Эта жизнь очень скоро стала их общей. Ксанти усмехнулась про себя: и эта койка тоже была не его, а их общей. Они неплохо умещались на ней, не смотря на ее явную недвуспальность, потому что довольно плотно притирались друг к другу во сне. Они еще ничего не сказали друг другу о будущем, о том, как относятся друг к другу, на что надеются и чего хотят. Вышло так, что их общая жизнь появилась, как факт, который никогда не был планом, который никто ни с кем не обсуждал и не согласовывал, и единственным, что пребывало в основе его, было внезапное взаимное узнавание существа, похожего на себя, в другом существе. Она смотрела на эту комнату и ей казалось, что они живут тут всю сознательную жизнь.

Она осторожно поставила на пол рюкзак, и вышла в коридор.

 

 

 

Когда она шла по коридору, то услышала знакомый звук.

Она сразу остановилась.

Звук был совсем слабым, но здесь, в коридоре второго этажа, не было слышно телевизора в столовке – единственного источника шума в отеле. Звук стал нарастать, но Ксанти тотчас поняла по каким-то неосознаваемым признакам, что он так и останется далеком и слабым. Тем не менее, что-то так и подобралось в ней, словно она подготовилась к прыжку. Вдруг вспомнила она, как смотрела на экран ноутбука у себя дома и чувствовала, как откуда-то издалека вышло будущее, и стало приближаться.

Так, замерев на месте, готовая прыгнуть в неизвестное нечто, из которого оно приближалось, она ожидала, пока не исчезнет далекий слабый гул, стоящий за стенами отеля как огромное невиданное существо, поднимающееся среди гор. А прямо за ним, за сеткой снегопада, острой узкой тенью поднимался Пик Гамлета.

Когда звук исчез, она достала телефон, и набрала номер хозяина.

- Что сошло?

- Очередное пополнение для впадины, - он слегка усмехнулся, - мы приближаемся... Зайдите – я приготовил веревку, спиты и ледоруб.

 

 

 

Когда она вошла, то сразу заметила, что со стола исчезла бутылка с вином.

- Сколько у нас еще времени, как вы думаете?

- Если лавин больше не будет, то можно говорит о двенадцати часах. Но сложно поверить, что их не будет так долго. Правда, это самая пессимистическая оценка. Если брать среднюю, будет примерно сутки.

- Угрозу своей жизни я предпочту оценивать по самой пессимистической оценке.

Хозяин расмеялся:

- Я тоже. Не смотря на скромность своего положения, мне есть, что терять... Вон стоит пакет. Пятьдесят метров самого легкого репшнура, который вам подойдет, спиты и ледоруб.

- Вы второй раз сказали, что вам есть, что терять. Расскажите.

Хозяин снова рассмеялся:

- Что мне терять? Вот это все, что сейчас вокруг нас. Этот отель, от которого, как вы верно заметили, скоро останется одна страховка. Долги. Дешевая мебель, которую я собирал по распродажам... Но знаете? Во всем этом есть для меня великий смысл. И чтобы получить это, я перевернул всю свою жизнь, - он сделал жест, точно смахивающий что-то со стола.

Ксанти молчала, ожидая.

Хозяин сказал:

- У меня к вам нескромная просьба, мисс Тихонова. Скажите – ведь большую часть времени, проведенного здесь, вы сидите на стуле?

Ксанти засмеялась. У нее не было никаких предположений о том, что дальше последует что-то смешное, но что-то в манере этого человека то и дело начинало ее веселить. Возможно – подумала она – так работает подсознательная программа, выработавшаяся у этого человека за многие годы совращений среднестатистичеких леди. Ведь среднестатистическую леди куда легче совратить, когда она смеется...

- Ну да. А что?

- Я хочу попросить вас не садиться, а постоять... где-то вон там, например... можете облокотится о кухонный стол... я уже все продумал, как вы понимаете...   

Продолжая смеяться, Келли прошла к кухонному столику и пристороилась к нему задницей. Теперь она была словно на сцене, а хозяин отеля – словно в партере. В этой ситуации была некая сюрреалистическая симметрия. На сцене должен был быть он, так как она собиралась слушать его монолог. Но и она явно пребывала на сцене, так как явно служила объектом расмотрения.

- Жаль, что я не сумею хорошо исполнить стриптиз.

Хозяин отрицательно покачал головой; вид у него был совершенно серьезный.

- Отнюдь нет, мисс Тихонова. Вы не станете выглядеть более сексуально, если устроите стриптиз. Стриптиз искусственен. Даже просто раздеться – это и то искусственное вызывание возбуждения, потому что в нашей культуре люди ходят одетыми. Вам не нужны эти искусственные повышатели вашей способности возбуждать, потому что вы обладаете ею в полной мере. Одна поправка – вы обладаете этой способностью не для всех. Но эта неспособность других, а не ваша ограниченность... Я думаю, что большинство тех, кто интересуется женщинами, согласятся со мной вот в чем: женскую привлекательность невозможно формализовать. Нельзя назвать черты, которые нравятся или возбуждают с гарантией. Знатоки наверняка скажут вам, что нет самого привлекательного женского типа даже для одного мужчины. Что секс-символы искусственны и примитивны и созданы в основном для того, чтобы заставить подростка заплатить за диск или билет в кино. Что в мире полно женщин, которые формально относятся к серым мышкам, но действуют куда сильнее, чем среднестатистическая секс-бомба... Бабники – это люди, которые в основном ищут легко управляемых женщин. Я думаю, это идет от детского комплекса неполноценности, заставляющего человека все время доказывать, что он круче всех. Но самоутвердившиеся бабники, изжившие этот комплекс, готовы признать, что есть вершины, не доступные им. Наверное, в каждом мужчине есть некая предрасположенность к легко или труднодоступным женщинам. Я имею в виду не тех труднодоступных, которые требуют много денег или понтов, но при соблюдении этих условий готовы быть почти с кем угодно. Я говорю о тех, кто требует от партнера наличия его собственных достоинств... Когда я преуспел с легкодоступными, то начал интресоваться большим. Просто интересоваться, потому что это все равно не для меня. Для того, чтобы это стало для меня, надо стать другим человеком. Возможно, более способным жить интересами других людей... Труднодоступные постоянно выбирают мужчин, которые, в сущности, не умеют и не учатся совращать женщин. Их выбирают за их собственные качества, а не за то, что они умеют играть... Вы не выберете меня. Но то, что я признаю это и соглашаюсь с этим, позволяет мне чувствовать удовольствие, а не раздражение, наблюдая за вами. И подобно тому, как настоящий мужик привлекает без совращений, настоящая женщина привлекает, даже когда просто прислоняется к старому столу, и на ней старые джинсы и старые ботинки для трекинга. Это не повод для болтовни. Это повод для ощущений. Так что, пока вам ни надоест, я прошу вас оставться там, где вы сейчас стоите.

Ксанти кивнула – тоже уже без улыбки:

- Хорошо.

Он сказал:

- Но и я в чем-то настоящий, мисс Тихонова, потому что я перевернул свою жизнь. Знайте, что я был стандартным человеком из большого города, который каждый свой день сурка садится в девять утра за стол, и делает деньги людям, которых он обычно даже не знает. А они не знают его. Он – даже не винтик, а просто бит информации в компьютерах, оперирующих статистикой. Разница между битом и винтиком вот какая. Винтик может, так сказать, завалится в шестеренки какого-нибудь механизма, и этот механизм остановится. Винтик по пьяни может разбить рожу начальнику, и его уволят или даже посадят, но ему все равно, потому что для него не очень важно, где работать, а для некоторых не важно даже, быть на воле или в тюрьме. Человек типа «бит» держится за то, что имеет. Ему кажется важным, что у него есть диплом, чистая работа в офисе, определенный социальный статус, некоторые гарантии... Он сам старается узнать как можно больше социальных правил, чтобы не дай Бог не нарушить какое-нибудь из них. Люди-биты – самое главное достижение цивилизации. И это не шутка! Именно они обеспечивают цивилизацию ежедневной, довольно напряженной и весьма недорогой работой, именно их умами и руками создано почти все, чем мы пользуемся в повседневной жизни. И при этом они не бьют витрины! Таким я и был. Я получил диплом, устроился на работу, женился, выплачивал кредиты, страховки, аренду, что-то еще... На эти расходы уходили все мои заработки. Все - независимо от их размеров... Чтобы облегчить этот процесс, при мне состоял торговый агент, замаскированный под жену. Его задачей было найти и изъять те мои деньги, которые случайно не достались торговцам, банкам или еще кому-нибудь. Агент работал успешно...

Хозяин замолчал, и взгляд его блуждал в каких-то иных вселенных, настолько далеких, что даже свет, отражаемый Ксанти, не доходил туда. Потом он вернулся, и узрел это свет, и это помогло ему словно выбраться из бездонного, темного, почти засосавшего его тоннеля.

- Да, мисс Тихонова, так оно все и было! Но, верно, я все же родился не битом, потому что сознавал свою смерть. Ведь невозможность жить так, как хочешь - это и есть смерть. Я жил так, как требовалось кому-то еще. Я должен был хотеть вещи, с помощью которых у меня изымали заработанное, независимо от того, нужны они мне, или нет. Я должен был считать, что обмен невосполнимого времени на ненужные вещи – это и есть и жизнь, и само счастье! Но я был мутантом, я не подчинялся гипнозу. Я не мог забыть, например, времена моего студенчества, когда мы с друзьями зарабатывали какие-то гроши и тратили их на пьянки, и трахали телок, а о вещах и не думали. Вот тогда я точно был жив! Я чувствовал, что живу! А еще у меня была компания, в которой я ездил в горы. Здесь у нас почти все в какой-то период своей жизни ездят в горы, они же вокруг, эти горы, они так и смотрят на вас! И стоит вам только отвлечься от созерцания телеящика и прилавков, как вы встречаетесь с ними взглядом... – он снова замолчал ненадолго, посмотрел куда-то, и снова вернулся взглядом к Ксанти, - Тогда как раз начинался фрирайд. Всякие чокнутые хипаны, студенты, просто бездельники стали доставать себе широкие лыжи и кататься вне трасс. Многие еще тогда свернули себе шеи; иные – чуть после. Вы говорите – можно летать и по жесткой трассе. Можно! Но не приходило ли вам в голову, какова социальная разница между классической каталкой по обработаной трассе и фрирайдом? Не тем фрирайдом с вертолетами, подаваемыми к балкону люксового номера, который возник позже, а изначальным, нерафинированным, грошовым фрирайдом? Обработанная трасса родилась и осталась явлением бизнес-класса. Буржуазным явлением. На ней или тратят деньги, или их зарабатывают. Парнишка из горной деревни, с минимальным образованием, который ездит слалом, гигант и спуск, и постепенно поднимается во всяких рейтингах – бизнесмен. Он делает деньги. И в этом смысле он ничем не отличается от состоятельного отдыхающего, прибывшего покататься в обществе эскортницы. А вот изначальнфй фрирайдер был антибизнесменом. Он был хиппи. Он поворачивался спиной к классической лыжной индустрии со всем ее буржуазным смыслом, и тем самым выражал свое отношение к обществу. Как вы поняли наверное, я не в восторге от общества. Но я понял одну истину, которую культивирую, потому что дорого за нее заплатил: надо не протестовать против несовершенства общества, а использовать его возможности. Одни лыжные хиппи становились бизнесменами, и начнали превращать фрирайд в моду – и вы видите, как они преуспели. Другие погибли или остались бедняками. Я думаю, что не ставшие бизнесменами просто не верили в то, что смогут использовать общество для себя. Не верили, что им хватит сил. И потому продолжали протестовать, а ведь это путь гибели... К тридцати годам я был битом, я был мертв, я был пустой трубой, через которую крутятся чужие деньги. Но у меня были две страсти, которые жили в моем обездушенном теле – секс и фрирайд. Они-то и не давали мне забыть о том, что жизнь существует. Что я имею право жить, то есть иметь и исполнять свои желания – свои, не чужие... Я долго не мог найти путь. Мне все казалось, что я должен вернуться к хиппи, потому что они вне того положения вещей, которое лишало меня жизни, - он рассмеялся, - но там уже ничего не было! Осталась кучка людей, не верящих в себя, да простят они мне такую оценку, ушедших из мира словно в какой монастырь – а я ни в какой монастырь не собирался. От земных благ, полной пригоршней хотел черпать я, и притом быть свободным, и притом жить! И в какой-то момент словно голос свыше услыхал я, и этот голос сказал: повернись лицом к тому, что презираешь, и да найдешь путь свой. Я обернулся: златой телец был передо мной.

Хозяин снова замолчал.

Потом посмотрел на Ксанти:

- Вы не находите, что я говорю чушь?

Ксанти отрицательно качнула головой:

- Нет, сэр. Продолжайте, пожалуйста.    

Хозяин кивнул:

- Да, мисс Тихонова... Вот так я начал свое служение – золотому тельцу – и именно он вывел меня к жизни. На это ушло около пятнадцати лет. Я начал бороться. Для начала я навел порядок в своей голове. Оказалось, что на самом деле ничто не привязывает меня к тому положению вещей, при которм я не мог удержать свои деньги, и превратить их в свою жизнь. Агентша по дошариванию в карманах оказалась какой-то нелепой иллюзией; я понял, что не могу объяснить себе, зачем она мне нужна. Разве не было женщин, с которыми я мог заниматься сексом бесплатно? Один мой друг детства говорил: чуваки бывают двух видов – факеры и спонсоры. Я был вторым, хотя мог быть первым.  У меня были задатки, я использовал их, будучи бедным студентом, и оставалось только развить их. Ну, агентша провалила миссию, и была уволена. Секса стало больше, а деньги оставались при мне. Так я убил самый вредный миф, токсикозивший мне мозги – миф о том, что женщинам надо платить. Вторым мифом было потребление. Я перестал покупать. Я платил только за то, что было необходимо для моего физического существования, да еще – за мои не такие уж дорогие удовольствия. Оказалось, что вещи служат неопределенно долго, а многие вообще не нужны. И знаете – я не почувствовал никакого дискомфорта. Оказалось, что большая часть того, на что уходили мои деньги, мне просто не нужно, я не заметил отказа от этого... Третьим оказался миф о том, что кто-то другой лучше сможет управлять моими деньгами, чем я сам. Я стал узнавать об инвестициях все, что только мог. И главное – я стал думать о смысле разведанного. Я начал понимать пути, которыми движутся деньги, и использовать их. И вот, за пятнадцать примерно лет, я создал то, чем пользуюсь сейчас. Я поселился в горах, перестал сидеть в конторе с девяти до шести и сам стал нанимать битов. Как обычно, они работают за вещи, а я живу. Я тоже работаю, и работаю много! Но теперь каждое мое движение в первую очередь поддерживает мою жизнь – такую, какой она мне нужна... Я думаю, не один только золотой телец дал мне это. Жизнь была во мне изначально, я родился со спопобностью к ней. Ведь это она все время не давала мне покоя, пока я валялся в отключке стандартной нежизни, требовала проснуться, требовала бороться на нее! Если бы ни она, что мог предложить мне телец? То же, что моей агентше-жене, которая, кажется, ни разу ничему не порадовалась по-настоящему, ничего по-настоящему не испытала? Телец лишь воздает по заслугам. Живым дает он жизнь, мертвых оставляет среди их смерти. Человека от вещи отделяет он, но не может создать человека из вещи. Человеком надо родится...          

Несколько секунд в комнате было очень тихо. Хозяин, кажется, видел одновременно и Ксанти, и что-то такое, что вызвал в его памяти или воображении его рассказ. Казалось очевидным, что больше ничего не стоит говорить. Хозяин не предлагал Ксанти обсуждать то, как он прожил половину своей жизни, и насколько верны взгляды, к которым он за это время пришел. Он предложил ей оценить это, но не перед ним. Она подумала, что сейчас ей лучше уйти.

Она сказала:

- Спасибо вам. И за снаряжение, и за рассказ.

Хозяин молча кивнул.

Она взяла пакет, и вышла.

 

 

 

После она сидела в столовке, просматривала сайты с интересующей ее информацией и думала о своем. Ничто не мешало ей думать. Огромные силы, подчинившие себе весь регион и определявшие жизнь в нем с начала снегопада, пришли в равновесие с действиями людей. Было сделано почти все, что возможно было сделать; начатое следовало просто продолжать. Кажется, ничего нового уже не происходило вокруг, и неоткуда было появится новостям. Это немного беспокоило Ксанти, напоминая затишье перед бурей, но она говорила себе, что отсутствие новой информации еще не дает реальных причин для беспокойства.

 Понемногу она начала засыпать. Она понимала, что не заснет здесь, за столом – для этого она недостаточно устала – и некоторое время пребывала в очень приятном состоянии между сном и бодрствованием. В этом состоянии довольно скоро она начала вспоминать Конго, вспоминать то, что они делали в минувшие суткии и подумала – раз уж она все равно ничего не делает, почему бы ей не заняться этим в их общей койке? Она поставит будильник так, чтобы проснуться через три часа. К этому моменту Конго достаточно отдохнет. Спать дольше обоим одновременно небезопасно – мало ли, что произойдет? На гребень нельзя подняться быстро. Чем лучше контролируешь ситуацию, тем больше шансов пережить Последний снегопад...

Она пришла в их комнату – Конго спал, как не в чем ни бывало. Она поставила будильник, разделась и залезла под одеяло. Тогда Конго, конечно, проснулся, но не так, чтобы совсем, и через минуту снова спал. Она притерлась к нему, закрыла глаза и отправилась в долгий плавный полет, который нельзя было измерить в единицах привычного времени, потому что время там шло по-другому.

Но очнулась она не от будильника, а от телефонного звонка.

Ксанти поспешно нашарила телефон.

- Мисс Тихонова, вы не у компьютера?

- Нет.

- Тогда, вероятно, вы не знаете, что связь со второй спасательной группой потеряна.

- Потеряна? – Ксанти не сразу удалось включиться.

- Только что первое сообщение об этом появилось на ..., - он назвал один из сайтов, используемых инициативной группой жителей долины, - возможно, это не подтвердится. Но я советую вам исходить из того, что это так.

- Они недоступны или не отвечают?

- Не отвечают.

- Вторая группа спасателей не отвечает, - сказала она Конго, хотя голос хозяина был слышен ему почти наверняка, - хорошо, спасибо вам. Мы сейчас подумаем, как это отразится на наших планах.

- Позвоните и расскажите потом.

- Да, конечно.

Гудки в телефоне тоже были слышны достаточно хорошо.

 

 

 

Едва Ксанти и Конго появились в столовке, как их окружили со всех сторон телезрители. Отвлечься от телевизора телезрителей побудил сам телевизор, рассказав о потере связи со второй группой спасателей; теперь все новости попадали в телевизор мгновенно. Зрители желали знать подробности. Из подробностей же их больше всего интересовали любые намеки на то, что спасатели все же живы и здравствуют. Еще бы – ведь если они погибли, то вряд ли отвезут телезрителей вниз... О подъеме на гребень никто не сказал ни слова за все те полчаса, что Ксанти рылась в интернете, выуживая появляющиеся новости. Через полчаса новости кончились. Связи по-прежнему не было, а предположения о причинах этого были опубликованы полностью.

Ксанти нашла все сообщения, какие появились по теме после исчезновения связи, а некий энтузиаст из числа собравшихся прочитал их во всеуслышание.

Когда Ксанти заметила, что ничего нового не появляется, то обратилась к телезрителям с напоминанием о том, что подъем на гребень является самым надежным средством от самых больших проблем, которых здесь можно дождаться. Телезрители сразу потянулись прочь. Ничего определенного никто не сказал.

- Можешь что-нибудь сказать? – спросила Ксанти у Конго, когда последний телезритель отбыл на место постоянного сидения.

Конго уже кое-что знал по рассматриваемой теме, и некое мнение сформировать мог.

- Надо быстро сбрасывать снег из-под Пика Гамлета, чтобы не допустить первой лавины в цепной реакции. Вопрос: можно ли сделать это без опасного и разрушительного артобстрела, который может санкционировать только начальник лавинной службы.

Ксанти тут же набрала номер хозяина.

- У нас совещание, не откажетесь виртуально присутствовать?

- Не откажусь.

- Первый вопрос к вам: стоят ли под Пиком Гамлета, над лавиносбором лавины-один, средства для дистанционного сброса?

- Нет. Это недешево, а деньги много на что нужны. Да и зачем? Лавины оттуда не сходят. Это официальное мнение.

- Понятно. Вы знаете, что санкционировать применение артиллерии для сброса лавин может только начальник лавинной службы?

- Да, знаю.

- Только он, и никто больше?

- Пока он жив – да. Если он не сможет выполнять свои обязанности, его заместитель получает все его полномочия до назначения нового начальника...

- Что значит – не сможет? Что это за случаи?

- В отъезде, болен или мертв.

- Официально, с соответствующими бумагами мертв?

- Конечно. Это серьезная должность, и сложно представить, что на нее назначат другого человека просто потому, что начальник вышел покурить, но что-то долго не возвращается... Кстати, а откуда это знаете вы?

- От него. Рассказал, когда ехал наверх. Он возглавлял вторую спасательную группу.

Несколько секунд хозяин молчал, а потом сказал:

- Иногда люди вынуждены делать глупые ошибки... Он не должен был ехать. Он должен был сидеть в своем офисе и держать палец на красной кнопке. И сохранить в резерве людей и технику, нужные для того, чтобы поехать на эту антиэкологическую стрельбу. Обязательно схранить, кто бы где ни пропал. Остается только гадать, сколько проблем возникнет из-за вовремя не спущенных лавин... Хотя, конечно, я не могу его критиковать. Пропали его люди. С некоторыми из них он работал много лет. Просто вьетконговская ловушка...

- Вьетконговская ловушка?

- Да. Во время войны между Северным и Южным Вьетнамом, в которую имели глупость влезть американцв, северные коммунистические вьетнамцы использовали вот какой прием. Они стреляли в некого американского солдата, чтобы только ранить его, но так, чтобы он не мог двигаться без посторонней помощи. А сами сидели в засаде и ждали. Когда кто-то из сослуживцев делал попытку подобраться к раненому и вытащить его, в него стреляли тоже. Потом в третьего... Когда попытки спасти прекращались, всех раненых добивали. Так погибло много американцев, потому что очень сложно принять решение бросить раненых...

- Думаете, они погибли? Вторая группа?

- Я не могу придумать других вариантов. Они вели поиски в ущелье, куда лавина сбросила роторы. В отличие от дороги, там нет никакой защиты. А лавин много.

Несколько секунд все молчали.

- Что со впадиной? – спросила Ксанти.

- Возможно, еще несколько часов. Впрочем, при таких небольших интервалах времени расчеты становятся слишком ненадежными. Я бы на вашем месте подготовился к выходу. У вас есть еще вопросы?

- Пока нет.

- Тогда я продолжу свой отдых. Я решил уделить два часа сну, прямо перед вашим звонком. Неизвестно, что будет ночью...

- Извините...

- Ничего. Всегда рад помочь.

 

 

 

- У меня появилось сразу две идеи, - сказал Конго, когда разговор с хозяином был завершен.

- Да?

- Первая: я припоминаю, что есть некая штука, вроде коротких лыж, которые надевают для ходьбы по глубокому снегу.

- Снегоступы. Хочешь сделать себе такие?

- Да. Из фанерных днищ ящиков от тумбочек, которые стоят в комнатах. Фанера тонкая, ее легко обработать. В столовке есть зазубренные ножи для пиления хлеба. Можно использовать их.

- Хорошо. А вторая?

- Вторая хуже. Собственно, это постановка вопроса. Когда здешние боссы решат начинать стрельбу?

Ксанти пожала плечами:

- Начни реализовывать первую, а я подумаю над второй.

 

 

 

Конго вооружился несколькоми ножами – на случай, если они будут быстро тупиться – и ушел в комнату.

Ксанти некоторое время лазила по сайтам, а потом ей тоже пришла некая мысль. Она тоже вооружилась ножом, и собрала все литровые, полуторалитровые и двухлитровые пластмассовые бутылки, какие нашла на кухне. После чего отнесла их в комнату.

Конго оторвался от пиления, и уставился на бутылки:

- Что это?

- Элементы страховки для подъема на гребень.

- То есть?

- То есть, их набивают снегом и в снег же закапывают. На полмера хватит. Бутылка обвязывается веревкой, и веревка торчит из-под снега. Снег утрамбовывают. Получается что-то вроде якоря. Если на гребне достоточно снега, это самый быстрый и легкий способ закрепить веревки, за которые можно держаться при подъеме. Надо только отрезать дно у бутылок, чтобы наполнять их снегом.

Конго даже рассмеялся – так понравилась ему эта идея.

- Вместо бутылок можно использовать любую прочную емкость для снега. Перчатку, например... Но перчаток у нас мало, а бутылок много. Ладно – оставляю тебя среди пустых бутылок, и иду думать дальше...

 

 

 

Когда Ксанти вернулась в столовку, несколько человек обернулись к ней. Выражения их лиц позволяли предположить, что поступила по крайней мере одна хорошая новость. На секунду Ксанти понадеялась, что она касается спасателей из второй группы. Но ее сейчас же разочаровали.

Оказалось, что на погодных сайтах появилось объявление о скором прекращении шторма. Оно очень быстро попало и в ресурсы, используемые инициативной группой, и в телевизор.

Ксанти поискала информацию о том, из каких предпосылок были сделаны такие выводы, и через некоторое время нашла метеокарту, иллюстрирующую изенение погоды в ближайшие часы.

Эта карта действительно обещала прекращение снегопада, но на Ксанти она произвела двойственное впечатление. Причина этой двойственности была в том, что холодный фронт быстро сменялся теплым.

- Вот ответ на вопрос, сколько у нас еще времени, - сказала она самой себе так тихо, что звук ее слов не смог пробиться к телезрителям через шум их любимого гаджета, - пошли, расскажем об этом Конго...   

 

 

 

- Нам пора уходить, - сказала она, едва закрыв за собой дверь комнаты, - я только что видела прогноз погоды, по которому часа через два снег прекратится, но при этом начнет быстро теплеть. Изменение погоды – один из пусковых механизмов лавин. Сколько времени тебе еще надо на снегоступы?

- Минут пятнадцать.

- Хорошо. Мы выходим, как только ты доделаешь это, - она кивнула на фанерку, которую Конго держал в руках; вторая уже превратилась во вполне употребимый продукт, - я сейчас в последний раз обращусь к телезрителям. Возьму эту штуку, - она подняла с пола завершенный снегоступ, - может, кто-то захочет сделать такой же. Он сильно облегчит ходьбу... Я потрачу на это десять минут. Потом я возвращаюсь, и мы занимаемся только сборами, и выходим. Можешь что-то сказать по этому поводу?

Конго отрицательно покачал головой:

- Нет.

Ксанти посмотрела на часы:

- Тогда через десять минут я возвращаюсь, - она помахала в воздухе снегоступом, - нам повезло, что это дешевая мебель, и дно ящиков из фанеры, а не из доски...

 

 

 

Она знала, что среди телезрителей есть более-менее англоговорящие, и попросила переводить. Она сказала, что снегопад может кончится даже раньше, чем они недавно слышали, но это лишь сокращает время, в течение которого они могут сделать что-либо для своего спасения. Потому что прекращение снегопада вызвано тем, что теплый воздух вытесняет холодный. Будет быстро теплеть, и вероятность схода лавин увеличится. Кроме подъема на гребень, она по-прежнему не может предложить ничего. Но лавина может быть такой, что на открытом месте люди погибнут, а в отеле останутся живы. Она склонна верить в расчеты, а они показывают, что лавина будет опасна и для отеля. Для дальнейших раздумий нет ни времени, ни новой информации. Решать – идти или не идти – надо сейчас.

Ее слушали в полном молчании – даже на телевизор никто не смотрел, она специально встала так, чтобы слушатели были вынуждены отвернуться от телевизора – и заговорили не сразу. Зато это сделало несколько человек одновременно, и переводчик не сразу смог сообщить, что и кто хочет сказать.

Телезрители говорили о следующих вещах.

Во-первых, сложно поверить, что их не будут спасать.

Во-вторых, на этот чертов гребень не так-то легко забраться. Что, если они устанут по дороге настолько, что застрянут надолго на пути у лавины?

В-третьих, у многих нет подходящей одежды и обуви.

И наконец - снегопад длился так долго, но ничего не случилось. Какова вероятность, что что-то случится за каких-то пару часов?

Ксанти посмотрела, сколько минут у нее еще есть, и постаралась объяснить, что эта пара часов соберет в себе все проблемы, которые накопились за время снегопада. В качестве ответа на все остальное она может только повторить то, что уже сказала. Она ничего не гарантирует; все может произойти совсем по-другому. Она только хотела поделиться своими соображениями.

Снова заговорило несколько человек сразу.

Переводчик не поспешил перевести все дословно. Послушав, он сказал, что собравшиеся высказывают две точки зрения. Во-первых, они благодарят за участие, но хотели бы послушать специалистов – благо, в телевизоре их хватает. А во-вторых – на хрен им не нужны соображения, из которых следует прогулка по горам по пояс в снегу.

Ксанти поблагодарила за внимание, повернулась и вышла.

Никто не спросил, для чего ей понадобилась фанерка, которую она все время держала в руках.

За ее спиной опять говорило сразу несколько человек.

 

 

 

 Она вернулась в комнату, и стала собирать рюкзаки – свой для себя, отданный хозяином – для Конго. Она почти закончила с этим, когда зазвонил ее телефон.

Это был хозяин:

- Я прошу вас срочно зайти ко мне. Возьмите куртку и шапку, возможно, придется выйти наружу.

- Хорошо.

Она повернулась к Конго:

- Местный босс просит зайти. Говорит – срочно, и может понадобиться выйти наружу.

- Может, пойдем вместе?

Ксанти секнуду подумала.

- Я возьму и включу лавинный маяк – сможешь найти меня... если никто его не выключит. Через пять минут я позвоню. Если нет – ищи маяк.

Она увидела, как его взгляд стал таким, словно он хочет увидеть в ней что-то не слишком общедоступное.

Потом он кивнул:

- Хорошо, иди. Не закрывай дверь.

Ксанти взяла куртку – шапка и перчатки лежали в карманах – и вышла.

 

 

 

Она подошла к двери, и постучала.

Ей никто не ответил. За дверью была тишина.

Она посмотерла по сторонам, прислушалась. Никого, ничего.

Тогда она потянула дверь за ручку, но дверь не открылась.

Тут снова зазвонил телефон. Вытаскивая его из кармана, она была почти уверена в том, что это снова хозяин.

- Мисс Тихонова, я должен извиниться. Вы сейчас возле моей двери?

- Да.

- Куртка?

- На мне.

- Я обманул вас. Мне нужно было, чтобы вы вышли из комнаты, где находились, и были одеты для прогулки. Вот для чего. Я сижу на снегоходе, на дороге, в пятидесяти метрах вниз от отеля. Я сижу здесь потому, что десять минут назад я выходил мерить глубину снега, и нашел на стоянке за отелем дорожный знак. Он лежит среди лавинного снега. Я знаю эту лавину – она регулярно сносит этот знак выше по шоссе. Она почти безобидна, потому что ни на что другое ее не хватает. Но она никогда не доходила до стоянки, потому что на ее пути – впадина. Вы меня понимаете?

- Да.

Сложно не понять – впадина больше ничего не задерживает.

- Я не хотел уезжать открыто, потому что побоялся, что снегоход у меня просто отнимут. На нем можно очень легко попасть в безопасное место, я специально оставил этот козырь на последний ход, и я не верю людям, которые напуганы, и вдруг обнаруживают, что могут спастись... Этот снегоход я покупал в расчете на глубокий снег и вообще сложные условия. Он очень хороший. Но он одноместный. Два человека могут с некоторым трудом ехать на нем. Трое – нет. Поэтому у меня есть к вам предложение, которое я должен сделать. Вы просто выходите из отеля, проходите пятьдесят метров по моей колее, и мы уезжаем. Это не накладывает на вас никаких обязательств. Скорее, это моя обязанность. Вы меня поняли?

- Да. Вы ведь знаете, что я отвечу?

- Знаю.

- Поезжайте, спасибо вам. Если вы хотите мне помочь... кто еще знает про дорожный знак на стоянке?

- Никто. Помолчать об этом, пока вы не поднимитесь на гребень?

- Да.

- Это очевидно, можно было и не говорить... Выходите сейчас. Лучше – так, чтобы вас не видели. Не думаю, что господа из столовки вынашивают против вас какие-то планы. Но я боюсь людей, которые сидят, и ничего не делают. Когда они понимают, что им приходит пи...ец, то иногда начинают метаться, и всем мешать... Когда отойдете от отеля метров на пятьсот, позвоните мне. Тогда я позвоню в отель и скажу, чтобы все желающие спускались в подвал. Подвал перекрыт бетонными плитами, и в нем можно пересидеть очень серьезную лавину. Дверь туда я оставил открытой. Еще я сделал колею в том направлении, куда вам надо идти, насколько смог. Немного, метров на двести. Но эти двести метров прямой колеи указывают на то место, где проще всего подниматься на гребень на лыжах, и при этом ближе всего до него от отеля. За колеей начинается очень глубокий снег, идите там первая и только на лыжах. Как бы медленно это ни было, без лыж будет медленнее. Потом начнется подъем, и неудобно становится идти на лыжах лицом вперед, а идти лесенкой долго. Снега там меньше, можно идти без лыж. Пустите вперед вашего мафиози. Пусть делает вам тропу, пока хватит сил, и бережет ваши силы. Когда он остановится, обгоняйте его и идите к гребню тем же курсом. Дойдете – надевайте лыжи и лезте вверх. Делайте ступеньки в сложных местах. Подниметесь метров на пятьдесят – ищите место для веревки. Не задерживайтесь, что бы ни происходило у вас за спиной. Тем, кто дойдет до гребня, очень нужны ступени и веревка, у них же нет лыж. Протащить через этот снег человека нельзя, только себя самого. Кто не дойдет до гребня, тот просто не дойдет. Подготовьте тем, кто дойдет, возможность подняться, это единственное, что вы можете для них сделать. И позвоните мне, как подниметесь. Это все. Советую не медлить.

- Я поняла. Спасибо.

Она сунула телефон в карман, и почти бегом направилась в комнату.

 

 

 

Когда они вышли из отеля, снег шел уже заметно слабее. Проваливаясь при каждом шаге, они дошли до конца проложенной хозяином колеи, и остановились, чтобы подготовиться к дальнейшему пути. Ксанти должна была надеть лыжные ботинки и лыжи, Конго – привязать свои снегоступы. Когда оба были готовы двигаться дальше, Ксанти рассказала о том, какой порядок движения предложил хозяин, и почему. Последним словом в этом рассказе было «не знаю...»

- Что тебя смущает? – спросил Конго.

- Я оказываюсь в привилегированном положении, - сказала она, - я первая поднимаюсь на гребень и оказываюсь в безопасности. А ты можешь застрять под гребнем...

- Ты не оказываешься в привилегиованном положении, - сказал Конго, - ты в нем просто находишься. Общество, в котором такие как ты не находятся в привилегированном положении, надо слить. Да оно само сольется, дай только время на вырождение... Ты готова идти?

- Да.

- Тогда пошли.

Идти без остановок оказалось слишком сложно и, чтобы не доводить себя до сильной усталости, Ксанти останавливалась. В движении Конго понемногу отставал от нее, потому что даже по лыжне его снегоступы не могли совсем не проваливаться в снег. Извлечение их оттуда отнимало куда больше времени и сил, чем у Ксанти – извлечение лыж. Лыжи не погружались глубоко – слежавшийся снег под слоем свежего останавливал их. Снегоступы же часто уходили в этот слежавшийся тяжелый снег. Пока Ксанти стояла, Конго догонял ее, и останавливался сам, а она шла дальше; так получилось как-то само собой.

Снег между тем прекратился совершенно, в облаках стало появляться небо, его быстро становилось все больше, и скоро уже не оно виднелось среди облаков, а облака шли по нему. Оказалось, что за облаками светит почти полная луна. Вскоре Конго заметил, что Ксанти выключила фонарь – света стало достаточно для движения.

И не только для него.

На очередной остановке Конго посмотерл вокруг – в движении он сам собой стал смотреть только в снег, да иногда – на идущую впереди Ксанти – и понял, что видит все окрестые горы без помех. В лунном свете они казались очень четкими, так что при желании можно было вообразить, что они совсем маленькие, и стоят у него на ладони. Наверное, так казалось потому, что воздух был очень чист, и городской житель, привыкший к дымке, затруднялся верно определять расстояние в нем.

Полукльцом, справа от них, был виден весь цирк; гребень серо-снежной стеной поднимался точно впереди, переходя правее в серию вершин; Пик Гамлета поднимался по правую руку; за ним серия менее высоких вершин уходила за спину, где осталось световое пятно отельной стоянки. Ветер почти прекратился; стояла полная тишина. Направо, под острые вершины, плавно поднималось заваленное снегом плато. Конго смотрел на снежное плато и думал: настанет момент, когда где-то вон там, под скальными стенами, появится темная черточка – линия, по которой этот снег оторвется, начиная свое движение вниз. Снег был точно армией, готовой к атаке. А вершины, образующие цирк – это полководцы, окружившие своего лидера. Гамлета, вернувшегося сказать, что он-то и есть избранный для жизни, а вот остальные – еще неизвестно. Конго смотрел и думал еще и другое: перед ним истинная картина мира. Мир полон шумом и иллюзиями, и бывают эпохи, когда ничего не меняется, и в иллюзии можно верить. Иллюзии носятся в воздухе, подобно снегу, и можно счтать, что так будет всегда. Но всегда наступает момент, когда человеческому взгляду открывается истинное обличие мира. Оно каменное; оно намного старше людей; оно спокойно смотрит на суету и спокойно увидит, как она уходит в небытие. Если подняться туда, где кончаются иллюзии и начинаются каменные конструкции настоящего мира, можно остаться в мире и после этого. Ну, а неподнявшихся подхватывает поток использованных иллюзий, и утаскивает в небытие...

Ему казалось странным и очень приятным, что он не чувствует никакого страха – только легкое волнение, словно от прикосновения к чему-то новому и интересному. Он стоял на пути у огромной массы снега, готовой сняться с места, но ощущение было такое, словно и эта армия, и ее полководцы смотрят не на него, а на то, что дальше и ниже. Он был слишком близко. Он был своим. Умом он понимал, что надо спешить, и спешил как мог. Но на душе его явился покой, словно кто-то достойный доверия сказал ему: ты оторвался, тебя уже не догнать, и так и должно быть.

Они добрались до места, где относительно ровная поверхность начала подниматься. Ксанти дошла туда первой, и сразу стала менять лыжные ботинки на трекинговые. Конго догнал ее, взял чехол с лыжами, надел его через плечо и ушел вперед. Никто не сказал ни слова – говорить уже не хотелось, это казалось значительной тратой сил.

Потом Конго уже не смотрел ни на что, кроме снега перед собой и приметного места на верхушке гребня, который он выбрал, чтобы обозначить направление своего движения. Наверное, импровизированные снегоступы ему помогали, но сравнивать было не с чем. Снег был слишком глубок для того, чтобы вытаскивать из него ноги. Так могла делать идущая следом Ксанти, но ему приходилось скорее раздвигать снег, чем шагать по нему. Руки оставались свободными, и он помогал себе руками, разгребая снег перед собой. Это была самая трудоемкая и самая медленная часть пути; иногда Конго казалось, что он не двигается, а топчется на месте. Но круто уходящая вверх стенка гребня приближалась и приближалась.

В какой-то момент Конго почувствовал, что уже не может делать так, чтобы его ноги совершали движения. Что-то похожее было при подъеме к отелю, но тогда он останавливался, не дожидаясь полной невозможности двигаться. Сейчас ему хотелось как можно скорее отправить Ксанти вперед; оп полагал, что двигаясь до полной остановки, он скорей подведет ее к гребню, чем если станет отдыхать. Когда идти стало невозможно, он остановился и отодвинулся немного вбок, чтобы Ксанти могла не обходить его, и не делать лишний метр по снегу. Потом снял с плеча чехол с лыжами, и положил рядом на снег.

Ксанти подошла, молча надела чехол и молча пошла дальше; несколько секунд он слышал ее дыхание.

Минут через пять он пошел за ней. Конечно, идти стало гораздо легче, но он не успел отдохнуть, и потому все равно двигался очень медленно. В какой-то момент ему показалось, что через звук своего дыхания он слышит что-то, похожее на далекий крик. Он поднял голову и посмотерл вперед -  Ксанти все также шла к гребню, спиной  нему, и она была слишком близко для того, чтобы ее голос мог звучать так. Конго остановился и посмотрел вокруг и назад, и снова услыхал этот звук. Звук шел сзади. Присмотревшись, Конго увидел на оставленной ими тропе человека. Тот стоял на месте, и то и дело отчего-то принимался кричать. Он стоял вполне нормально, в одиночестве, никто не нападал на него, вокруг не происходило решительно ничего и не было видно причин, побуждающих его стоять и кричать. Сперва Конго подумал, что лавина все-таки пошла, но снег лежал, как  прежде. Потом он решил, что у этого человека возникли проблемы с головой; ему вспомнилась картина Мунка с кричащим человеком. Потом он подумал, что этот человек просто понял, что не может идти дальше. Конечно, после отдыха он сможет пойти. Но – если это действительно так – он застрял на тропе, по которой уже прошли двое, посреди ровного участка пути. Ему оставалось пройти еще столько же по ровному месту, еще столько же на подъем, а потом лезть на гребень. Конго казалось почти невероятным, что этот человек сможет хотя бы за два часа добраться до гребня. Возможно, самому человеку это казалось совсем невероятным. И тогда, не имея возможности идти, он начал просто кричать. Почему? Потому, что видел далеко впереди две ускользающе-маленькие человеческие фигурки? Он должен был понимать, что вернуться они не могут. Он должен был понимать, что другие обитатели отеля не придут ему на помощь, потому что они не захотели выйти даже для того, чтобы помочь себе. Может быть, он впервые в жизни понял, что надеяться не на кого, и это открытие и вызвало такую реакцию – не просьбу о помощи, невозможность которой он вдруг осознал, а протест против того, что именно так оно все и есть?

Конго постоял, совмещая попытки понять происходящее с отдыхом, а потом снова пошел дальше.

До самого гребня он не оглядывался.  

 

 

 

Гребень поднимался из снега, как некая явственно выраженная стенка. Когда до этой стенки оставалось несколько метров, Конго услышал, как звонит его телефон.

- Да... – его голос прозвучал странно и хрипло, и мешало говорить тяжелое дыхание.

- Слышишь меня?

- Да.

- Как ты?

- Нормально. Ты?

Она усмехнулась:

- Полагаю, что лучше. Сможешь начать подниматься сейчас?

- Через несколько минут.

- Хорошо. Я прямо над тобой...

Конго поднял голову: Ксанти, и верно, виднелась на склоне метрах в двадцати от него.

 - ...А прямо перед тобой веревка. Наматывай ее то на одну руку, то на другую, когда будешь подниматься, чтобы никогда не оставаться без страховки. Висеть на ней не придется, но надо как-то страховаться, если, например, нога соскользнет. Здесь мало снега, и он жесткий. Я сделала ступеньки там, где в ботинках не удержишься, но они узкие, на нормальные не стала тратить время. Так что будь осторожен, и всегда держи веревку намотанной на руку. 

 - Хорошо...

Он не хотел лезть прежде, чем пройдет это ватное ощущение в ногах. Он знал уже, что для этого потребуется немного времени. Когда он полезет вверх, усталость снова быстро его остановит. Но если он сумеет подняться хотя бы на эти два десятка метров, лавина его уже вряд ли достанет. Дело было почти сделано. Оставалось только не сорваться со склона, а для этого следовало не спешить.

Когда он почувствовал, что снова может уверенно управлять своими ногами, то сразу же начал подъем. Поднимался он очень медленно. Каждый раз перед тем, как поставить ногу в очередное новое место, он внимательно осматривал его и старался предугадать, что может произойти в том или ином случае. Поставив ногу, он переносил на нее вес постепенно, проверяя надежность опоры прежде, чем перенесет на нее половину веса своего тела. И еще раз проверял, прежде чем сделать следующий шаг, из-за которого в течение нескольких секунд на опору будет приходиться уже весь его вес. Его так увлек этот процесс – гораздо более легкий, кстати, чем раздвигание снега – что он и не заметил, как поднялся до уровня Ксанти.

Ксанти стояла боком к склону, на кантах лыж и выглядела почти свежей.

- Я отдыхаю, - сказала она, - но сейчас же иду дальше. Вот эту суперступеньку я сделала специально для сидения. Сиди тут, пока я ни повешу еще веревку. А эту давай мне.

Она обвязала веревку вокруг пояса, забросила за спину чехол с лопатой и стала подниматься. Со стороны казалось, что это удается ей очень легко. Над ней было звездное небо. Она поднималась в это небо – светлая фигурка, освещенная луной – и это было похоже на какой-то мультфильм, который Конго смотрел в настолько далеком детстве, что вспомнил сейчас только то, что в нем была похожая сцена.

Еще он помнил, что эта сцена символизировала счастливый финал.

 

 

 

Когда он поднялся на гребень, то увидел, что тот похож на конек крыши, только немного пошире, и там есть вытоптанная в снегу площадка, на которой стоит Ксанти, а вокруг – только пространство и горы.

- Не выходи за пределы площадки, - Ксанти обвела рукой то, что утоптала, - вон там, - она показала в сторону, противоположную той, откуда они поднялись, - карниз. Ветер дует обычно оттуда, - жест в направлении оставленного склона, - и над противоположным склоном растет что-то вроде навеса из снега. Если на него влезть, он может обвалиться, а склон там такой же крутой. Да и весить он может так много, что сломает что-нибудь, если упасть вместе с ним... Отдыхай. Я должна позвонить хозяину отеля, сказать, что мы дошли...

 

 

 

Она набрала его номер.

- Мы на гребне.

Хозяин усмехнулся:

- Очень хорошо. Признаться, я не без волнения ждал этого момента. Проблем не возникло?

- Нет.

- Кто-нибудь есть сейчас междй отелем и гребнем?

- Мы никого не видим. Примерно через час следом за нами вышел еще один человек, но сюда не дошел. Я смотрела в бинокль – внизу его нет. Наверное, он вернулся в отель.

- Тогда я предаю гласности приключения дорожного знака... Знаете, где я сейчас?

- Где?

- В вашей машине. Господа, свалившие из нее со спасателями, оставили ключи в замке. Даже не повернули до упора... Но аккумулятор еще крутит стартер, так что здесь тепло и хорошо.

- Вы поедете вниз?

Хозяин усмехнулся:

- Э, нет. Месть Гамлета лучше смотреть из-за его плеча... Кто знает, куда дойдет эта лавина или ее ударная волна? А здесь точно безопасно. Да и вид на долину хороший... Правда, у вас он еще лучше: вы увидите все от начала до конца. Готовьте мобильники, если они у вас с камерами, пополняйте социальные сети! Завтра все скучающие менеджеры в конторах по всему миру будут смотреть, как происходила крупнейшая за последнее столетие лавинная катастрофа... Ладно, мисс Тихонова – поспешу оповестить общественность об очередной неприятности. Может быть, кто-нибудь все же оторвет задницу от дивана, и спасет свою жизнь для страховых компаний... Удачи вам, мисс Тихонова, и вашему мафиози тоже! Счастлив был познакомиться с вами!

- Спасибо вам, - сказала Ксанти, но поздно – в трубке уже были гудки.

 

 

 

Потом они поспешно обустроились на своем вытоптанном пятачке между двумя крутыми сконами. Оба сильно вспотели при подъеме и сейчас начали остывать, а на гребне был заметный ветер. Они быстро набросали снега с той стороны, откуда дул ветер, положили на снег фанерки-снегоступы и уселись на них, прижавшись друг к другу и завернувшись в одеяла. Так они сидели около получаса, молча, и, кажется, начали понемногу засыпать. А потом появился звук, который Ксанти сразу узнала, а Конго – мог догадаться, что он означает.

Они вскочили и остановились, глядя на снежное поле внизу.

Со стороны вершин мимо гребня двигалось нечто, показавшееся Конго похожим на длинное облако. В свете луны было видно, что в этом облаке происходит постоянное движение. Его передняя часть поднималась выше остальной части, и казалось, что там постоянно взрывается множество мелких зарядов. Облако удлинялось вниз. Через некоторое время, которое Конго не смог бы точно определить – время шло очень медленно – облако проследовало мимо них под гребнем, и частично повернуло вместе с ним, а частично – перешло через низкую часть гребня недалеко от поворота. В этот же момент исчезло пятно света отельной стоянки. Потом облако скрылось за скалами, но звук продолжался, и в какой-то момент часть городских огней внизу-справа вдруг погасла, словно задули свечи, а туда, где они были, быстро наползало облако.

Потом звук исчез. Облака больше не было. Была широкая светлая полоса, и немного городских огоньков.

 

 

 

Они спустились к отелю, чтобы попытаться помочь тем, кто мог выжить и нуждаться в помощи. Спуск был легче подъема, но все же занял много времени, и их опредили – хозяин отеля вернулся раньше их и теперь копал снег маленькой саперной лопаткой. Собственно, никакого отеля уже не существовало. На его месте была относительно ровная площадка, на которой лежал лавинный снег. Кое-где из снега торчали остатки стен. Ни машин со стоянки, ни обломков. Все это лежало где-то ниже по склону. Там же должны были находиться трупы тех, кто находился в отеле в момент его разрушения. Но кто-то мог спустится в подвал. И если перекрытие подвала не было разрушено, в нем могли оставаться живые люди.

Втроем, сменяя друг друга, они начали рыть шурф в том месте, где находилась лестница, ведущая в подвал. Но как только они прошли слой лавинного снега, стало ясно, что плиты, перекрывающие подвал, снесены по крайней мере частично. Подвал был разделен на несколько помещений, и между ними стояли металлические двери – хозяин старался сделать так, чтобы хотя бы часть подвала избежала возможных разрушений. Но сила, способная снести плиты перекрытия, скорее всего сломала и двери – по крайней мере, это казалось наиболее вероятно. Если подвал заполнен лавинным снегом, они вряд ли откапают живых... Но они продолжали копать – теперь уже просто наудачу, потому что люди или их трупы могли быть в любой точке подвала. Рассвело, и началось безоблачное утро. Потом за горами взошло солнце. Потом прилетел вертолет. Когда он прилетел, все трое настолько устали, что едва могли поднять руки с лопатами. Они уже ничем не могли помочь прибывшим спасателям и добровольцам, и тем же вертолетом отправились в город, где на все той же автобусной станции началось оборудование пункта обеспечения спасательной операции.

 

 

 

Когда дорогу из города до перевала расчистили и официально открыли, они добрались на попутной машине до джипа Ксанти. Джип не имел никаких повреждений, но все пепельницы были забиты окурками, и воняло табачным дымом – вероятно, сидевшие в нем постояльцы отеля использовали лошадиные дозы никотина как средство от стресса. Ни Конго, ни Ксанти не курили, и машину пришлось основательно проветривать.

Хозяин отеля, временно поселившийся на пункте оказания помощи пострадавшим, попросил их позвонить, когда они доберутся до машины и определятся с дальшейшими планами, и Ксанти сделала это по возможности быстро. Она сказала, что машина в порядке, и они уезжают.

- Куда? – спросил хозяин.

- Кататься, - сказала Ксанти.

Последовала короткая пауза, а потом хозяин сказал:

- Кататься на лыжах?

- Да, - сказала Ксанти, - я приехала, чтобы покататься после Последнего снегопада. Этим я и займусь.

Хозяин усмехнулся:

- Наверное, многие жертвы этого снегопада, для которых он не стал последним, решат никогда больше не появляться в горах. Я слышал, как иные из них благодарят Бога и обещают больше не искушать судьбу.

- Я не жертва, - сказала Ксанти, - такой создал меня Бог. И я благодарю его тем, что беру все, что он приготовил для человека. Ведь если вы что-то сделали, и предложили людям, вам будет приятно, если они это возьмут, и неприятно, если они это отвергнут.

Хозяин снова усмехнулся:

- То, что вы сказали относительно Бога почти очевидно, но почему-то я слышу об этом впервые... Хорошо, мисс Тихонова – тогда позвольте еще раз пожелать удачи вам и вашему... гм... вашему спутнику...

Ксанти сунула в карман телефон, и посмотрела на Конго.

Они сидели в машине ожидая пока прогреется двигатель; стекла передних дверей были полностью опущены, и по салону свободно гулял пребывающий снаружи ветер. Вокруг был весенний день – солнце, небо и свежий снег на склонах. Было тепло. Солнечный свет казался материальным; казалось, по нему можно подниматься, как по лестнице, все вверх да вверх, в безоблачное небо над горами.

Они сидели в машине, и смотрели друг на друга. Ксанти смотрела на Конго и вспоминала, как рассматривала метеокарту в своем офисе, и думала, что в этот момент ей навстречу что-то вышло из будущего, и скоро она встретится с этим. Конго смотрел на Ксанти и думал, что видит сейчас всю свою дальнейшую жизнь. Не то, чтобы он видел, где будет жить и что будет делать – это-то как раз оставалось сейчас совершенно открытым, и могло быть почти каким угодно. Он не думал об этом сейчас. Как ни странно, он думал о том, что на первый взгляд не имело к происходящему никакого отношения. Он вспоминал, что японский меч – он интересовался когда-то такими вещами – собирается из десятка или около того деталей, а скрепляет их маленькая бамбуковая палочка. Эта палочка очень простая и не такая уж прочная. Но она превращает кучу деталей в один из самых совершенных мечей в истории. Конго смотрел на Ксанти и думал: это именно то, что делает для мужчины его партнерша – превращает его в единое целое; во что-то такое, что может, подобно оружию, противостоять превратностям судьбы. Для одинокого человека в жизни нет смысла; одинокий человек почти мертв, потому что у его жизни нет продолжения, а жизнь эта коротка, и в основном на борьбу с превратностями судьбы и уходит.

- Поехали, - сказала Ксанти; она предложила ему сесть за руль – пусть учится вести такой аппарат; она была уверена, что это ему пригодится.

Он молча кивнул, тронул машину и они поехали – той дорогой, по которой он шел в снегопад, мимо все еще лежащего выше и ниже дороги лавинного снега, сошедшего в ту ночь, мимо разрушенного отеля, все вверх да вверх.

Когда они проехали отель, Ксанти сказала:

- Я проиграла. Я хотела, чтобы все вышло иначе.

Конго сказал:

- Ты играла на стороне тех, кто не выигрывает.

- В это не хочется верить. Даже когда это очевидно.

Конго молча кивнул.

Нескоторое время Ксанти молчала, а потом сказала:

- Но я признаю очевидное, что бы я о нем ни думала.

Потом дорога, до того неизменно поднимавшаяся перед машиной, стала пологой и внезапно уступила место небу – они поднялись на перевал.

 

  

 

 

  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  

 

 

 

     

 

 

 

 

 

 

   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

   

 

 

 

 

 

 

   

 

 

 

  

 

 

     

 

 

 

 

 

   

  

 

 

 

 

  

 

 

    

 

 

 

    

  

    

 

 

 

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com