Лора Басина

Байкалочка

Стихи и диалоги

Родная стихия

Обращение

Кто не завидует тебе, Байкал,

Когда ты в гордом одиночестве

Самодостаточен чистейшей глубиной

И высотой возвышенных сказаний.

Кто ж не восхитится тобой, Байкал,

Когда неяркой красотой своей

Ты удивляешь не только глаз,

Но и трогаешь сердца тайной магией.

И кто ж не возгордится тобой, Байкал,

Когда ландшафтом уникальным

Места прекрасных заповедников создал,

Наполненные живой природой.

И как же больно слышать мне, Байкал,

Когда бранится местный житель

Сибирскою зимой, прохладным летом,

Имея всего лишь малый урожай.

Что предсказать могу тебе, Байкал,

Когда проблемы мира с пресною водой

Тех приведут сюда, чей капитал

Тебя для жаждущих преподнесет как чашу.

Благодать

Ветер с моря, солнце в воде, воздух дышит травой.

Сияет дорожка на волне. Господи, как хорошо!

Бродит по лесу барсук, мальчишкам над ним смешно.

Здесь не пугает их зверье. Господи, как хорошо!

Вёсел в уключинах скрип. Сети достанет рыбак.

Запел на деревне петух. Господи, как хорошо!

Паром в бане прогрет до костей, ныряю в прохладу волн.

Очищен и телом, и душой. Господи, как хорошо!

Термальное озеро

У побережья лежит дракон, лежит миллионы лет,

Оберегая своим существом Северный и Восточный Байкал.

Хребет его окаменелый, скалами проросли позвонки,

Горячим дыханием греет источники в глубине земли.

Термальное озеро тайну драконовой силы своей

Хранит, как зеницу ока, прохладным летом и теплой зимой.

Контрасты

Горы. Море. Снег. Солнце палящее.

Лето у Баргузинского хребта.

Потную голову охлаждаю

Взглядом на шапку ледника.

Древний паром в устье Баргузина,

Чайка летит величиной с гуся,

Высматривая байкальского сига.

Люди спокойные – верят в себя,

Хлебом горячим угостят в Уро,

Водой напоят из ручья-серебра,

Хранят, как завещанное добро,

Систему полива ссыльных декабристов.

Горячинск – южным курортам под стать,

Самое теплое место зимой,

Если в округе Байкала искать,

Находится в северной части его.

С детства мечтает душа

Дикой природы коснуться:

Тропой заповедника Давша

Пройти и стоять в тишине.

Танец

Там-там-там...

Там на Байкале камень Шаман,

Там на севере водится нерпа,

Там у Байкала подножия скал

Чувствуют ритмы планеты.

Там-там-там...

Там на Байкале остров Ольхон,

Там на юге лебедей озера,

Там у Байкала под пение волн

Ветры гудят на просторе.

Там-там-там...

Там на Байкале есть Листвянка,

Там на востоке мыс Бакланий.

Там у Байкала аборигенка

Танцует под бубен шаманий.

Там-там-там...

Родная стихия

Байкал, Байкал, суровый и могучий,

Защитой станешь для меня!

Всей силою любви и чувства

Ты всколыхнешь меня до дна.

Моей тревоги глыбы ледяные

Растают от весеннего тепла.

И солнышко, и небо над тобою

Нам улыбнутся и согреют нас.

Байкал, Байкал, дождемся лета

Да разбушуемся, да заиграем!

Ты самый удивительный на свете,

Великая стихия, но родная.

А осенью, чудесною порою,

Собрав весь августовский звездопад,

Богатством засверкаем и душою,

Душой, что в песнях зазвучит опять.

Мудрее школы жизни на планете,

Где все бушует: и снаружи, и внутри,

Нам не найти, но сохранить суметь бы

Такое постоянство чистоты.

Байкал, Байкал, водою серебристой

Омой меня и защити

От суеты и болтовни сенсаций,

Как сына или дочь твоей земли.

Сила стихий

О, как штормило на Байкале!

Разгневались его стихии,

И на десятки метров разлетались

Подброшенные массы водяные.

Темнело море до черноты,

Белесой пеною кипело,

Тянуло тучи из темноты

И грозно вслед ветрам свистело.

Ни усмирительной рубашкой

Подточенных волнами скал,

Ни злобным окриком напрасным

Крикливым чайкам этой мощи не унять.

Но стоит только малой птахе

Чирикнуть, пискнуть и попросить,

Мол, погоди, ты ненароком

Гнездо мое с птенцами можешь разорить,

И тут же стихнет ураганный ветер,

И станет горизонт со всех сторон

Вечернею зарею светел,

А море ляжет на покой.

Речитатив ветров

Ветер прародины древней – Баргузин.

Диких коней табуны по долине...

Гривы вздымает и рвет как богатырь!

Волны и пену о скалы – Баргузин!

Ветер ненастья, морозов Култук

Для того и создан, чтобы ценили мы

Тепло родного дома, верных надежных рук.

Долго-долго дует и дует Култук.

Сверкают на солнце льда кристаллы.

Снега – символ Севера и Сибири,

Превращаются в метели, бури.

Ветер удачного лова Сарма

Рыбачьи баркасы заманивает.

Становый невод ставит рыбак.

Ветер удачного лова Сарма...

Ни запретами, ни страхами не отнять

Тысячелетнюю практику

Рыбацкое счастье искать и пытать!

Легкий ветерок звенящий Шелоник

Ласково дует в лицо, за собою манит.

Озорной балагур, безобидный шутник

Именуется прозвищем ветра,

Шутливо, не обидно – Шелоник.

Ветры Байкала, ветры моей судьбы...

Баргузин и Култук, Сарма, Шелоник,

Пусть не утихают они ни на миг.

Заклинание

Встретимся у Байкала на белых Белых скалах,

Затихнут в нас вулканы бушующих страстей.

Знакомого шамана попросим на заклание

Овцой или бараном обряду дань отдать.

Из глубины колодца мы чистоты напьемся

И под лучами солнца вдохнем ее сильней,

Зажжем костер желаний пирушки долгожданной,

Завещанной друзьями, кого здесь рядом нет.

Мы песнями зальемся, пусть новые знакомства

Обиду беспокойства с собой не принесут.

Ну, а любовь с лихвою несем сюда с собою.

Судьбою непростою любовь не расплескать.

Встретимся у Байкала, у дальнего причала.

Жизни другой начало, Бог даст, и нас спасет.

Заклинаю небом, заклинаю морем:

Уходи за горы, прежняя печаль!

Отдых на Култушной

Вечер тихий на заводи Култушной...

Голос барабана – оркестрик живой.

Можжевеловый дымок шашлычной.

Вечность звездная набегает волной.

Двое маленьких на пирсе высоком...

Лиственницы пизанской по ветру крен.

И чайка низко кружится с криком,

Небо и море берут тебя в плен.

Цивилизация

Скутер «Ямаха» на озере Щучьем.

Тихой природе дерзкий вызов.

Ушки, хвосты, пятачки поросячьи –

Лучший деликатес. Чешское пиво.

Озеро чистой воды родниковой,

Степью без грани овал окаймлен.

Ломтик форели с икрой осетровой

Прохладой Бордо окроплен.

В тридцать три озерца на Оронгое

Смотрят как в зеркальца сопки покатые.

Армейский прицел снимает с покоя.

Автомобили летят кавалькадой.

Преодоление

Лед на Байкале полностью тает обычно к началу июня.

Вода остается кристально чистой из-за низкой температуры.

Не потому ли в старину на Байкале

даже рыбаки не умели плавать.

А те, кто нынче сюда прибывает,

считают обязательным делом

Понырять или окунуться хотя бы.

А вода прогревается лишь в середине июля,

И то в заливах и в устьях речушек.

Но придумали местные дети, озорники, шалуны, балагуры

Способ сделать сезоном купальным любое прохладное лето.

Прежде чем ступить в холодную воду,

сбросив с себя все одежки,

На берегу из валежника костер огромный разводят

И смело ныряют в жгучие волны.

Ни икоты и никакой простуды,

Знают, живой огонь согреет.

Скачут нагие фигурки у пламени

И снова и снова выпрыгивают из моря.

Вскрикивают, визжат и гогочут,

Будто плоть обрели боохолдэи –

Маленькие духи местности.

А может, так прежде плясали аборигены

В ритуальных танцах смеха?

Внутреннее море

Уникален Байкал – Внутреннее море.

Собирая сотни потоков, несущихся с гор,

Медленно плывущих с равнин и степей,

Мутных ручьев, речушек с отравой людской,

Громадой и силой природы своей

Очищает в истоках подземных рек,

Питаемых вечной мерзлотой.

Так и поэт вбирает в себя

Все, что увидит, услышит, прочтет.

Внутренним миром своим и чутьем

Выудит оригинальную суть.

Слово нужное ляжет рифмой.

Волны мыслей сотрут изъян.

Из глубин души и сознания

Образуется стих – многогранный кристалл.

Подледный лов

Рыжий пес – охотничья лайка

мчится рядом с бураном «Ямаха».

Каски, маски, ботинки, перчатки –

Все соответствует импортной марке.

Минуя торосы, как луноходы,

На середину Байкала в ледовом просторе

Пробираемся к лункам, ищем следы своего улова.

Пес не отстанет, пьет из лунки,

Ждет, как и мы, сеть из глубинки.

Хариус, омуль, бычки, голомянки...

Встрепенутся, живые, и, замерзая, обмякнут.

Помню отца и деда. На пороге обушком молотили рыбешек.

Подавали на стол расколотку. Что тебе суши?

Язык проглотишь!

Те, кто родился на Байкале, знают цену и вкус каждой рыбы:

Летом – тройная уха, осенью – омуль соленый из лагушка,

А зимой – расколотка, деликатес небывалый!

Неопределенность

Берег Байкала утренним декабрем.

Льдины у края, рябь водяная недалеко,

Снегом обильным все покрыто кругом.

Так ясно, что кажется, до Иркутска подать рукой.

Солнца в полдень бледно-неоновый круг,

В зените над горизонтом оно невысоко,

К вечеру сквозь дымку коптящих труб

Светит как окрашенное красноватым стекло.

Тихо. Ранняя ночь. Крепчает мороз.

Небо над Байкалом словно гигантский телескоп.

Ближе Млечный путь и множество звезд.

Только непонятно: эта красота для кого?

Тоскуют на берегу рыбаки и спрашивают себя:

Встанет в этом году Байкал? –

Солнце так разогнало календари,

Что студеный январь не удержит в зиме февраль.

Есть примета жителей Прибайкалья:

Если не покроет Байкал ледостав,

То, как и раньше бывало,

Не будет покоя у моря, не будет его и у нас.

Байкал, Байкал

Байкал, Байкал, к тебе стремления мои.

С тобой хочу я говорить: опять тревогою полны

Бессонницы и кратковременные сны.

И как ни странно, в этой жизни на склоне лет

Никак не исчезает интерес к событиям в кругу семьи

И к отношениям остальной родни.

Байкал, Байкал, я понимаю, что все проблемы

Порождает менталитет и обстоятельства извне.

Хочу влиять и опираюсь на возрастной авторитет,

Как будто бы потоком слов, порою – слез,

Смогу кому-то показать их глупое упрямство.

Ведь знаю: научит только жизнь сама.

Байкал, Байкал, спокойствие свое храня,

Ты миллионы лет воспринимаешь,

Как должное, восход, закат, весну и зиму.

Лишь иногда от гнева сотрясаешь

Все существо свое, свою пучину,

Являя нам еще непонятую пантомиму.

Байкал, Байкал, скажи, ответь: что человек?

Имея столь короткий век, спокойной жизни он не знает.

Не оттого ли так он о душе мечтает,

Когда она, из оболочки улетая,

Найдет себе пристанище покоя,

и лишь устав от тиши нудной,

Вселится вновь в кого-то для жизни бурной.

Очищение

Сижу у Байкала на берегу,

Погружаю себя в пустоту,

Слежу за рождением облаков.

То тают они, то плывут на восток,

Покорные розе ветров.

Плещет у ног волна за волной,

Смывая с мыслей горечь слов.

Без копоти эмоций и тревог

Очищенный сверкает мозг.

Янжима

Напрасно тебя зовут «старик Байкал»,

Мужчиной представляя седовласым.

Историк любознательный сказал:

У древних ты – женщина.

И это в душу мне запало.

Смотрю и слушаю тебя, Байкал,

Хотя бы раз в году я поклониться прибываю

Не разумом, а сердцем постигая,

Ты – женское начало, как мать родная.

Мне видится: стоишь ты в синем платье,

Платком покрыта голова.

Все бриллианты украшений затмевают

Глаза твои – бездонно чистая вода.

Собой являешь женское терпение

Ко всем, кого сама ты родила.

Придет чужой и, если не злонамеренно,

Его ты примешь, спокойствие храня.

Когда ж дыхание планеты

Вздымает гневом грудь твою,

Засвищут ураганы-ветры,

И льды, взрываясь, канонадою взревут.

А утром ясным после битвы

Глядишь на нас сквозь призму льдин,

Приподнятых чудовищною силой

В стену торосов и пирамид.

И вот свой лик изобразить решила

На склоне гор, на недоступной стороне

И местному народу разрешила

Назвать себя «святая Янжима».

Те, кто рожать боятся

И не могут зачать младенца,

Идут к тебе толпой.

Ты всех благословляешъ беспорочно

На продолженье рода и родов.

Байкал, Байкал – священная вода,

Сквозь толщу времени, через века

Несешь ты женское начало,

Как вечность, память и любовь.

Тяга

Почему иностранцы едут к нам на Максимиху?

Дома у них под Гамбургом, все газоны пострижены.

Ни пылинки, ни грязи – тротуары помыты,

А в лесу деревья подвязаны и посыпаны чем-то от моли.

А у нас можно лечь на лугу некошеном,

Продираться в лесу сквозь бурелом,

То ли лосем, то ли медведем развороченный.

Подобрав камни покатые, внутри со сквозною дыркою,

Из ожерелья куриного бога, и бросив монетку в море,

Загадать желанье – вернуться сюда обратно.

Братское море

Прадед мой охотник и прадед мой скотовод

В лесном шалаше и в юрте степной

Крепко спали и видели сон,

Как тучи из тысяч муравьев и пчел

Косили леса и стригли склон.

Инстинкт роя: «Делай, как я, а я – как ты!»

Пригнал их со всех сторон земли

Обуздать Ангару и море разлить.

Смыто все: брусника, кедровый орех,

Деревни и кладбища стариков.

Ранним утром на берегу, умыв лицо,

Смотрели на небо и молились вслух,

Держа оберег пихтовой коры жодоо,

Хозяйку Реки и Хозяина Гор

Просили помочь и спасти.

Отгоняя сон, злых духов кляня,

Легко добывали лишь для себя

Сказочной стерляди – рыб золотых,

Хрустально звенящую холодную воду

Женам и детям домой несли.

Братское море – слезы тайги.

Никто не услышит плача Земли.

Тысячи лет заповедник не знал

Ни запаха серы разящий дурман,

Ни ядовитый блеск металла...

Дары природы

Я с поклоном к родимой земле

Обратилась, прося защиты,

У Байкала спросила: – Зачем

Так бушуют стихии планеты?

И сказала родная земля:

– Песни дарю во спасение.

Море шепнуло сквозь толщу льда:

– Как хочу я вырваться из плена.

Тут вмешалась, подлетая, Луна:

– Что вы путаетесь с календарями?

И напрасно браните меня.

Все приливы – мои. Но не цунами.

Солнце глянуло строго сюда,

Потянуло Луну по орбите,

Растопило снега, горы льда,

И веснушками все расцветило.

Вот стою я, крупица мира,

На краю у Земли и Моря.

Что мне ждать теперь от природы?

Песни-молитвы «Спаси от горя!»?

Мысли и раздумья

до и после медитаций

Гуру. Прошение

Научите жить по-буддийски:

Мыслить праведно, говорить впопад.

Выбрав правильный путь,

Делать только угодное Богам.

Думать правильно.

Это значит:

Исключив из себя суету,

Вынимать из глубин познания

Истин осмысленных правоту.

Понимать: мир безбрежен и мал,

Бесконечен извне и внутри.

И, живя на планете Земля,

Мы все связаны и взаимозависимы.

Говорить по уму.

Трудней всего

Лукавых слов не произносить

Из тысяч изобретенных уже.

Лучше проглотить злой язык.

Просто говорить своими словами,

Признавать собеседника нужду,

Выражать сочувствие глазами.

Знать молитвы, хотя бы одну.

Дело праведное.

Есть мерило

Действий свершившихся всех:

По прошествии лет чтоб не стыдно было

И не пришлось ни о чем сожалеть.

Без причин не бывает действий,

И последствия есть всегда.

Дело станет плодотворно-умелым,

Если честно задумано,

Если праведны мысли твои и слова.

Сложно существовать в таких пределах.

О независимости где мечта?

В том-то и есть понимание свободы:

Осознанные мысли, слова и дела.

Принципы эти придумали люди,

И кому ж, как не нам, их понять?

Примем с надеждой. Ведь в каждом из нас

Есть некое подобие Будды.

Иероглиф

Вращаю барабан судьбы, благопожеланий полный,

Для изобилия еды, спокойных снов и жизни долгой.

Молитвы тайный иероглиф покой несет уже ушедшим,

А вновь рожденным и тем, кто жив,

Надежду что-то изменить:

Возможные потери и находки, перипетии жизненных путей,

Медлительный уход невзгод,

Стремительность приятных сердцу дней.

Точка в пространстве

Сосны. Грибной пригорок.

Стрекоз над тихой речкой кутерьма.

Чистейший воздух ая-гангою напоен.

На солнце расщепляется смола.

Здесь соразмерно все:

Песчинка и гора,

Травинка и сосна,

Да муравей и я.

Жизнь

Каплей дождя упаду на землю,

Поймаю в луже пылинки и грязь,

В ручье растворюсь и в бурном потоке,

Рекою и озером разольюсь.

Испита буду на водопоях,

Утолю жажду чью-то в пустыне,

Паду несбывшейся мечтою –

Кристалликом льда на вершине.

Пройдя лабиринт подземелья,

Стряхнув земное, чиста как слеза,

Влекома неведомой силой,

Со дна колодца лечу в небеса.

Чувства

Любовь прекрасна и мудра.

Легко прощая и отпуская,

Она несет в себе энергию добра.

Когда взамен любви дана привязанность одна,

Она сильна, порой жестока и потому

Рождает страсти и отрицаний тьму.

Лишь сострадание нейтрально

(Хотя приводит к действию оно).

И кто постиг его реально,

Других считая равными себе,

Тот и дарует душе своей отраду и покой.

Безграничность

Лишив себя земного тяготения,

Я поднимаюсь к небесам.

Достигла высоты, где спутником вращаюсь,

Смотрю вокруг, по сторонам.

Земля-планета, как единое ядро

В скорлупке атмосферы.

Здесь нет границ,

Сюда не достают перегородки веры.

Земля – как человек в руках судьбы

С закрытыми глазами.

То всемогущ он, то порой бессилен.

Бесконечность

Жизнь люблю за науку,

За науку познать терпение,

За терпение без вознаграждения,

За терпение, данное свыше.

Смерть люблю за науку,

За науку познать успокоение,

За покой без страданий и муки,

За покой для души и тела.

Жизнь и смерть – единое целое,

Как любое явление в природе.

Жизнь люблю за бессмертные гены,

Смерть люблю за желание вечной жизни.

Картина мира

Да есть ли Бог? Да, есть. Есть и Создатель,

Тот, кто для верующего каждого

Создал и Бога его, и веру.

Жизнь только на Земле? Нет. Она всюду.

Взгляни на микромир и макрокосмос.

Там в виде энергий жизнетворных,

Попавших в сферы соответствий,

В необходимые условия,

Возникают материальные формы жизни:

Физическое тело, инстинкты и сознание.

Имеет жизнь конец? Вопрос извечный.

Смерть вбирает все сущее, стирая

Энергии со знаком отрицанья.

Вечны душа и память – субстанции нематериальные

Энергии животворящей и жизнетворной.

Душа и память? Да. Так что за память?

Память генетическая и память

О нашей жизни в окружающем нас мире,

Память из прошлого для памяти в будущем.

Эссе

Человек – это Земля.

Океаны и моря – его слезы и кровь.

Есть и твердь – материки:

Это дома, где родился, вырос, женился,

Создал дом для детей и памяти.

Вулканы и гейзеры – его страсти и эмоции.

Непокоренные горные вершины – это его мечты.

Свет – его душа.

Человек приходит на землю,

А уходит в космос.

Вдох – выдох

Дыхание – основа жизни и песни.

Дыхание рождает молитвы и оркестры.

Движение – основа жизни и ритма.

Движение рождает танцы и игры.

Познание – основа жизни и веры.

Познание рождает надежду и чувство меры.

Действие – основа жизни и смысла.

Действие рождает перспективы и мысли.

Любовь – основа жизни и влечения.

Любовь рождает силы и спасение.

Раздумье

Спросив, зачем растет трава, я не нашла ответа.

Мысль дальше потекла о вероятностях,

О жажде бытия, возможности расцвета.

И далее вопрос: зачем пишу,

Когда немолода, затеряна в провинции глубокой

И пишется как будто только для себя?

В раздумье долгом одно лишь поняла:

На ум приходят не обычные слова,

А те, что пожелают, как и проросшая трава,

Увидеть больше света.

Одиночество

Кто сказал, что одиночество плохо?

Одиночество – это свобода.

И независимость – участь немногих.

Одиночество даже отрада,

Если можешь оторваться от стада

И пойти своею дорогой,

Не оглядываясь на проклятья.

Коллективный разум? Прекрасно.

Если это действительно разум.

Мозговая атака многих?

Выручает и находит

Выход из ситуаций тупиковых.

Но осмыслить жизнь до конца –

Умение и способность одинокого мудреца.

Визуализация

На уличном прилавке, под зонтиком цветным,

Пузатенький, тисненья золотого,

Карманный томик с именем твоим.

Короткое название загадочно –

«Богатый дом».

Со временем истреплются от чтения

Страничек шелестящая листва

И коленкор, окрашенный под дерево,

А там, глядишь, созреют новые тома…

Перерождение

Но почему бытует убеждение,

Что только после смерти

Нам уготовано перерождение?

Мне хочется оспорить такое мнение.

Даны мне от отца, от матери

две доминанты:

Черты лица, черты характера.

Из прошлой жизни как извне

На грани подсознания

Приходят ощущения во сне,

Интуитивно иль загадкой явною.

Живем мы не в пустыне,

Мы в социум погружены.

Образование, друзья, законы,

Менталитет, обычаи страны.

Условия, пристрастия, желания,

Порой несбыточность мечты

Приводят иногда в отчаяние,

И к тридцати подходим с пониманием:

Все лучшее осталось позади.

Теперь привычное существование:

Детишки, заботы разные, суета,

И ничего как будто не светит впереди.

Однако есть надежда у большинства.

Она потребует терпения, усилий.

Подростки-дети осуществят,

Что сами не смогли мы и не дала судьба.

Идут года. Мы – старше-старше.

Взрослеют дочери и сыновья.

И хоть признать бывает страшно,

Они совсем другие и будто бы не наши.

Уходим в книги – искать ответа,

Находим хобби – заводь для души,

Гуляем по лесу, в гостях и в Интернете,

Но нет уж ничего, что было бы для нас секретом.

Мелькают свадьбы, юбилеи, похороны.

Приходит осознание:

Уж не пора ли подводить итоги?

Болит то тут, то там, и голова, и ноги.

И вдруг, проснувшись утром рано,

Идешь к окну и смотришь на восход.

Перед тобой небесная картина,

Безбрежность жизни и что-то новое дано.

Осмыслить сразу не удается.

Пройдет немало дней, ночей,

Жизнь сможет приоткрыться

С еще непознанной страницы.

Телесное уходит на задний план.

Ты понимаешь: духом молод,

Перед детьми ни в чем не виноват

И радуешься внуков голосам.

В таком перерождении твоем

Не только год, но каждый день так дорог.

И одиночество здесь ни при чем;

Живешь не в прошлом, а в настоящем.

Так говори же мудрые слова,

Сумеешь, занеси их в мемуары

О смысле жизни, что судьба твоя – одна.

Не жаль, коль повторится снова.

Равновесие

Добро и зло даны нам от природы,

Как равновесие души и мрака.

И сколько нам тепла прибудет,

То столько же и холода, и страха.

Коль так, то жизни равновесие

Рождает равнодушие.

Его нарушить могут

Лишь чувства настоящие:

Преданность, искренность, любовь.

И трудно, и легко

Легко быть в старости святым,

Освобожденным от пороков молодых,

Любить, не требуя ответа,

Терпеть, не ведая просвета.

Легко быть старым мудрецом,

С иронией взирать на молодцов,

Все понимая, пусть и запоздало,

Не выпускать обиды жало.

Труднее все ж быть молодым,

Бремя неся надежд родных,

Не отвечать на призыв любви,

Признания не искать у других.

Так трудно бывает, и глухо

Мысль в голове стучит, что глупо

На время пенять, если юность

Не обеспечила будущность.

И трудно живется, и легко,

Когда с годами идешь далеко

За горизонты осознанных лет,

Радости ловишь, и страхов нет.

Определения

Время долговечное – время.

Время безупречное – чушь.

Время безумное – бремя.

Время свободное – жду.

Время ожидания – терпеливо.

Время созидания – прогресс,

Время раскаяния – необходимо,

Время потеряно – стресс.

Время веселья – к радости,

Время похмелья – к совести,

Время любви – к страсти,

Время потерь – без жалости.

Время жизни – твой век,

Время немощи – боль сердец,

Время страха – без оглядки бег,

Время смерти – всему конец.

Время прошлое – взгляд назад,

Время настоящее – трудно понять,

Время будущее – не достать,

Время бесконечное – все снова опять.

Символы

Простые вещи: зонтик и кейс –

Символы дорог. Ты снова в пути?

– Жить невозможно без перемен,

Это время меня торопит.

Редкие вещи: лавры и нимб –

Символы побед. Ты на вершине?

– Почести, слава гонят вперед –

Многие в этом смыслы ищут.

Прекрасные вещи алмазы –

Символы любви. Кому их даришь?

– Всё я смогу, всё с неба достану

За сына и дочь в благодарность.

Странные вещи вижу во сне –

Символы суеверий. Ты спишь?

– Видно, мозг переполнен извне,

Сознание лишнее глушит.

Привычные вещи дома ждут –

Символы эго. Ты уже здесь?

– Да, это мой труд и мой круг,

Земное мое пристанище.

Единоверцу

Живя внутри, смотреть со стороны

И, погружаясь в бездны бытия,

В минуты вдохновения взлетать,

Чтоб суть его понять, хотя бы для себя.

Живя внутри, смотреть по сторонам

И сравнивать все части света,

Знать прошлое, а в настоящем

Картину жизни видеть беспристрастно.

Живя внутри, смотреть в упор в глаза

Врагу, завистнику и равнодушным

(Их большинство), уметь найти слова,

По совести разящие беспощадно.

Живя внутри, смотреть из глубины,

Вести свой род из малой местности,

Питая корни духа и любви

В провинциальной чистоплотности.

Живя внутри, смотреть в себя, не дав

И повода для разочарованья,

Держать свой стиль и смело отвечать

На робкий отклик осознания.

Живя внутри, смотреть и на других

Без чванства и без чинопоклонства,

Ценить друзей, еще – любить родных,

Не видя в этом превосходства.

Голос

Голос чистый – жизненная сила,

Тетива натянутая туго.

Голос хилый – на сердце рана,

Словно засоренная мембрана.

Голос поющий – счастье вдвойне,

Песня живущим и радость себе.

Внутренний голос – защита и совесть.

Родной язык

Талисман прабабушки

Мой дядя волостной тайша (своих детей он не имел)

Однажды наказал мне, девушке:

– Сваты приедут, сядешь на коня

и поведешь их в ту лощину,

Где предки наши определяли состояние свое.

Я прикажу всем пастухам, чтобы туда стада согнали.

С вершины сопки мы смотрели,

как белоснежным покрывалом

Овец отара в тысячу голов лощину всю накрыла.

Затем потоком бурным табун промчался,

четыреста голов.

Буренок стадо, рогатых и пузатых,

мыча и медленно жуя, прошло.

Когда вернулись в летник, в юрте восьмигранной

Подали в пиалах молочный тарасун.

И дядя, обращаясь к нам, добавил:

– В приданое даю: дома, сахара большую голову,

шелка и серебра сундук.

Но, главное, дарю монету в оправе самодельной

величиной почти в ладонь,

Где на червонном золоте изображен король австрийский

Фердинанд.

Стада, дома, монгольские шелка и серебро

Вы можете отдать, продать и даже потерять,

Но монету эту храните,

по женской линии, как талисман, передавайте.

Она, как оберег, спасет и защитит весь род ваш,

«Король австрийский Фердинанд».

Поклон до земли

Сиротства не знали буряты,

Случалась беда у родни,

Брали в семью ребятишек

К ораве детишек своих.

Приемные дети не различались,

Всё поровну, как и родным.

Не только кормили, но и учили,

Женили и строили дом.

Бездетные семьи, бывало,

Молили Богов и всегда

Дитя забирали у юной мамы,

И та без укоров замуж пойти могла.

К счастью, порою приемыш

Пробуждал материнский инстинкт,

И следом за ним нарождались

Дети свои, один за другим.

Слово Вампилову

«Суть моя – генетически-хромосомная «помесь»

Европейской усталости,

Азиатской сонливости, христианской греховности

И всепобеждающей веры в романтическую любовь.

Интеллект мой в мозгах обширных

Средь холмов истории рода

На лугах цветущих познаний

Из начитанного годами

Родниковую свежесть рождает

И людские судьбы вбирает,

Что дает ненадуманный сюжет.

А характер мой – смесь гремучая,

Озорства, шутовства молодого,

Что от гнева вспыхнуть готова за предательство, за обман

Да и за ненароком оброненное слово,

И тогда возникает соблазн обозвать себя дураком».

А душа-то старуха согбенная, и слепа, и глуха от горя,

Не стенает, но просит у Бога:

– Дай же слову его память долгую

И роди у Байкала поэта – современника и патриота.

Суть его – генетически-хромосомная «помесь»

Европейской цивильности, азиатской премудрости,

Необуддийской святости

И всепобеждающей веры в романтическую любовь.

Хозяин гор

Язык, затерянный в веках, язык Гэсэра и Гармади,

Чья выразительность не менее сильна

Эмоций росичей, Шекспира и Эллады.

Язык Гэсэра и Гармади, прекрасной бабушки моей,

Родившей семерых детей.

Вскормив последнего младенца,

Угасла Баргузинская невеста

От зависти, от ревности, злодейства,

Легендою прослыв в потомках

Среди сородичей Большого Волка.

Отец мой сиротой-подростком был поражен

недетским горем,

Кончиной матери, трех братьев и сестренки.

Он рано возмужал в судьбе жестокой,

Не успокоился на том,

Что стал байкальским рыбаком и скотоводом.

Избрав для жизни принцип риска,

В чужую вотчину Новосибирска вошел как свой.

Учась расчету и веря в перспективу, нашел призванье

И выжил здесь, среди друзей-евреев,

Он, бурят красивый.

На военной службе офицером связи

Пройдя Вторую мировую,

Он в мирной жизни через тридцать лет,

Неся добро и справедливость, достиг своей вершины,

Помогая всем, кто рядом был.

Людей приливы и отливы...,

Их благодарность и лукавство,

Обман, предательство, коварство,

Хотя он «азиатчиной» России

Ни одного из них не оскорбил.

Большому сердцу не по силам быть на Земле,

Оно окаменело и застыло

В год Тигра – год рожденья своего.

Прошло немало лет...

Шаманы возвестили сны вещие свои из Поднебесья:

– Хозяин Гор он! Гор Хозяин он!

Где Баргузин, где Кяхта, Тулунжа,

Там, где Тунка и остров наш Ольхон.

Хозяин Гор он! Гор Хозяин он!..

И эхом замирает в тех горах язык, затерянный в веках.

Зов предков

Потомки благодарны, Джордж Ванкувер,

За трижды пройденный тобою путь

Вокруг земного шара, за обозначенный на картах мира

Неповторимо чудный остров по имени Ванкувер Айленд.

Известна ли тебе легенда, Джордж Ванкувер,

Как в незапамятные времена

Пришельцы с берегов Байкала

Основали здесь свои стоянки

И в танце вкруг построенных жилищ

Свершали обряд шаманский?

Те путешественники, Джордж Ванкувер,

Сначала двигались все на восток.

Так путеводная звезда манила,

И ветер странствий дул в лицо.

Он приносил с собою запах моря,

Неумолимо звавший их вперед.

На берег океана, Джордж Ванкувер,

Привел их предводитель, но не всех.

Услышав ропот в толпе людей усталых,

Он племя разделил на части:

Тех, кто ослаб, на юг направил,

А самых смелых двинул дальше на восток.

Сам же в сопровождении преданных друзей,

любимых женщин,

На север двинулся и пересек,

терпя потери и лишения,

Пролив меж двух материков,

Чтоб предком стать аборигенам.

И моих потомков, Джордж Ванкувер,

Всего за половину суток

Три четверти планеты облетевших,

Не покидало чувство,

Что в распростертые объятья

Их принимает вслед за общим предком

Твоя страна.

Намжил и Лиза

Намжил и Лиза – мать и дочь,

знахарка-акушерка и костоправка,

Известны были округе всей Аларской.

Освободить от бремени любую роженицу

ласково и осторожно

Намжил умела,

все ночи напролет по вызовам туда, где роды, приходила,

А утром шла коров доить.

(Большинство людей являются на свет в ночное время

и зимой.)

Спрашивали: «Зачем изводишь так себя

и денег не берешь совсем?»

На это Намжил серьезно отвечала: «Отказывать нельзя нам

И цену назначать нельзя. Благодарят нас, кто чем может.

Но меньше пятнадцати копеек давать нельзя».

(Предполагаю, в те времена так стоила буханка хлеба.)

А Лиза вытворяла чудеса: вправляла голову и руки-ноги,

Вставляла позвонки и убирала грыжи,

Опущенные почки поднимала и что-то там еще.

И как-то раз и я, племянница ее, к ней на прием попала.

С мальчишками футбол гоняла,

и от пинка мне палец выставило так,

Что опухоль была, как будто на руке два кулака.

Тетя Катя меня, зареванную, мигом собрала и к Лизе повела.

Та мельком глянула на руку,

подула на нее, сказала: «Чай сейчас заварим».

Я завопила: «Чаю не хочу. Мне больно,

терпеть уж больше не могу».

«Тише, тише», – тетя Катя сзади одернула меня за платье.

Теплым чаем мне Лиза руку поливала,

все горячей и горячей,

Потом как дернула,

я вскрикнуть не успела – вся боль прошла.

Минут пятнадцать шла до дома – и опухоль опала.

Помню от Лизы: буряты знают, что кости

Зарастают ровно столько дней, сколько тебе лет.

Мать трехлетнего мальчишку со сломанной ногою

к Лизе привела.

Та все косточки в ступне сложила

И, плотно головным платком перевязав, велела унести.

Позже мать бранила:

«Зачем его таскаешь на руках.

Ведь я сказала, три дня прошло –

и все зажило.

Спусти его на землю». И вправду,

мальчуган уверенно ступил и сам пошел.

Намжил и Лиза... В деревне нашей им благодаря,

Калек, пожалуй, было меньше.

Так что же с нами происходит?

В сумятице перемещений и разборок,

Мы сбили с толку саму Природу, что ли?..

Мне кажется, на тысячу рожденных

она почти всегда давала

Поэтов, лекарей и дураков, конечно,

но мало.

Горести

Дорога на нефтебазу... Кутулик.

Солнце печет, песок по щиколотку...

Подберет ли нас грузовик

Или пыль в глаза и матерный окрик?

Брошенные с детства родные места,

Пусть не по своей, родительской воле

Ранят память, как кончик хлыста,

Больно попавший под шлею.

Вырублен весь огромный Туглуй,

Не зеленеет больше лесами.

Умерли те, кто мог сохранить обряды, обычаи,

Песни – все то, что предки оставили.

А помнишь? Всего полвека назад

Мальчишки коней в ночное водили,

Сестреница Клара, студентка Москвы,

В ехоре-хоре была заводилой.

Первый парень села, братанник Марат

(Кто бы знал, такое давая имя),

Лучшей участью жизни считал

Службу в Тихоокеанской флотилии.

Доярка Анфиса, миллионерка колхоза,

За семьдесят лет миллионы литров молока надоила.

Орден Ленина – все ее наследство

Ныне бедствующим внучатам.

Кто ж разорил эту землю богатую,

Стер следы былого достатка?

Неумолимое время жестокое или мы сами,

Среду обитания потерявшие?

Души предков и ссыльных литовцев,

Чей прах увезен до последнего

На родину-мать Литуву,

Так и блуждают еще над Туглуем.

Паду на землю, рыдая,

Умру без страданий и боли,

Потому что уже при жизни получу

За все прощение этими горестными словами.

Грязелечебница

Вонючий сероводород. Радоновая грязь.

Таков он мой народ при взгляде свысока.

Избитые слова, неясные глаза.

Испитые сердца, нечистые дела.

Подонки друг для друга. Драчливей петухов.

От зависти, от злости и лопнуть уж готов.

Но вот к родному дому с утоптанным крыльцом

Я подхожу, готовый припасть к нему лицом.

С моею пуповиной, закопанной отцом,

С тоскою об отчизне я связан день за днем.

И сколько бы ни жил я, с больной ли головой,

С израненной душой ли, я возвращаюсь в дом родной.

И погружая ноги в радоновую грязь,

Земным вонючим газом, ух... надышусь я всласть.

Заразу всех болезней изгонит из меня

Байкальская родная грязелечебница моя.

Вот чай густой и терпкий, вот омуль на рожне.

Слова прямые цепкие теперь всего важней.

Родной язык Алари

Говорила лет до семи на родном бурятском,

А в городе, в среде другой, забыла,

Каким он в жизни повседневной был.

Запали в душу песни, что пели старики Алари,

О том, как Сэрэн Тухаев, местный голова, уговорил царя,

Чтоб не крестили насильно против воли простых бурят,

Как другой мой предок по имени Булдай

За прививанье оспы всей округе

Скальпелем из серебра был награжден

И скромно он хранил царскую медаль.

Удивляюсь я: в бурятских песнях

Есть поразительно прекрасная деталь,

Когда певец все строки начинает с одной и той же буквы.

Мечтаю, богатством слов таким одарена,

На русском написать подобную спираль певца.

Выучить снова язык материнский,

Лет пятьдесят тому словно застывший?

Проще с компьютером мне по-английски

Ночью и днем разговоры вести.

Знаю, наверное, в час мой последний

Сила великая предков заставит меня

На аларском слова прощения произнести.

Сэмэн эжы

Любимой тетушкой у моего отца была старушка

из села Чисан,

Сэмэн эжы он называл ее. Тогда впервые узнала я:

Как только женщина рожает сына,

ее по имени уж больше не зовут,

А имя первенца дают ей с приставкой мать, по-нашему эжы.

Пять сыновей Сэмэн эжы растила,

и пять сэргэ стояло у ворот.

Так каждый раз, как только сын родился,

Отец семейства новое сэргэ (столб коновязный)

обычаю согласно

В землю вкапывал, а конь-то был всего один.

Могучие в плечах и коренасты, в высоких скулах

светилась сила.

С Сэмэном старшим в труде их воспитали:

Охотники, и пастухи, и плотники, и землепашцы.

Пришла война, их в армию забрали, всех пятерых.

И с сорок первого по сорок пятый

все братья погибли на фронтах.

Отец от горя умер вскоре. А мать, скорбя,

лет пять из дома не выходила.

Но вот однажды в город собралась. Возможно, она решила,

Что моего отца, его семью большую, ей надо поддержать.

Мешочек из холста, в нем пряники сухие Чисанского сельпо

(Но мы им были очень рады!). И туесок сметаны,

Такой густой, что ложка в ней стояла.

Сэмэн эжы смотрела, улыбаясь,

и гладила нас всех по голове.

Наутро попросила хурабша, по-нашему наперсток,

И штопала носки, обутки подшивала, латала телогрейки,

И постоянно, дважды в год Сэмэн эжы к нам приезжала.

То свяжет нам носки, то ягоду, орехи привезет.

А как-то раз дала мне оберег – кусочек из коры пихтовой.

Полвека с лишним минуло с тех пор…

и все же я мечтаю

Когда-нибудь стать меценатом и заказать скульптуру:

Сэмэн эжы стоит у коновязи,

И рядом с ней

пять сыновей ее…

Разлука

Мать, хоронившая отца, не голосила, не рыдала.

Так принято у нас, чтобы душа усопшего смогла

В миры иные без помех уйти.

Мать говорила: – Меня положите с могилой мужа рядом.

Потом смирилась с тем, что за Удою кладбище закрыли,

Ушла в заботы о детях-внуках,

семью кормила огородом-садом

И ровно столько, сколько замужем была,

Лет тридцать с лишним жила вдовою.

И в девяносто шесть газеты местные читала

И голос свой на выборах всегда за коммунистов отдавала,

Не потому, что раскулачена была и выгнана

метлой из школы,

Не потому, что брата-прокурора Иринчея Ильина

они сгубили под Воркутою,

А потому, что в муже коммуниста настоящего нашла,

И в благодарность советской власти

За то, что детям всем образование дала.

Хотя с житейской мудростью своей она мне часто говорила:

– Промашку Ленин дал большую.

Смотри-ка, Лора, как малое дитя, что ни увидит,

к себе тянет

И в рот берет, а отдавать совсем не станет.

А Ленин задумал все отобрать и поделить.

А человек-то от природы на такое не способен.

Как-то однажды газету отложив, произнесла со вздохом:

– Коррупцию не победить. –

И рассказала притчу старинную:

«Вот человек-толстяк, объелся он всего,

что только мог достать.

Его телега даже не поднимет,

и все равно себе в еде он не откажет.

Вот точно также и богач,

чье состояние телеги никакие не поднимут,

Преподношению любому будет рад

и отказаться от даров не сможет».

С годами утихает боль разлуки.

Все меньше тех, кто помнит их теперь.

Как достояние храню отца и матери науку

И повторяю вслед за ними:

«Учитесь сами, детей учите, чтобы никто над вами

Командовать не смел».

Об языках

Живу в России, пишу по-русски,

Так следую совету известного поэта.

Из прошлой жизни по-французски

Слова необудизма произнести хочу.

Когда волна глобализации

Накроет страны, смывая как цунами

Малочисленных народов языки,

И вся Москва гутарить станет

Как в Индии или Китае на английском,

Готова ль буду перевести

На языки другие краткие свои стишки?

Анафоры

Звучание

Звуки окружающей жизни,

Загадка песен внутри меня.

Звонят на колокольне ближней.

Запела следом и душа моя.

Замирает сердце, понимая

Замысел и пыл джазовых струй.

Заворожили и взволновали

Заигранные свинг и блюз.

Зрачки хранят в глубине глаз

Затрепетавших эмоций нерв.

Задел за живое старинный джаз.

Знаю: то любовь возвратилась ко мне.

Счастье

Счастье дано мне большое:

Солнце встречать по утрам,

Светом луны восхищаться,

Строки-строфы в поэмы слагать,

Славным улыбкам любимых внуков

Сердечною ласкою отвечая,

Сказки свои смешные им сочинять.

Вера, неверие

и суеверие

Песнопение

Молится женщина тихо.

Шепот не слышит никто.

Великою силой насыщен

Трепетный голос её.

Господи Вездесущий,

На всем твоя печать.

Время без меры послушно

Стремится вперед и вспять.

Господи Всемогущий,

Этому миру дай покой,

Тем, кто понять себя не может,

Тайну судьбы открой.

Господи Всевластный,

Коварных власти лиши.

Женщинам подари согласье,

Характером награди мужчин.

Господи Непревзойденный,

Детские плечи обними.

Стань отцом и опорой

Не знавшим отцовской любви.

Молится женщина, молится.

Сердце надежд полно.

Великою силой насыщен

Трепетный голос ее.

Мелодия на «Молитву» Лермонтова

Деточка малая голосом ангела

На свою музыку чудо-мелодия:

«Я, Матерь Божья, ныне с молитвою

Пред твоим образом ярким сиянием».

Дедушки старого голос дрожащий

Внучке любимой вторит с волнением:

«Не за свою молю душу пустынную,

За душу странника в свете безродного».

В усталого папу входит спокойствие,

Молча он слушает, просит немногое:

«Но я вручить хочу деву невинную

Теплой заступнице мира холодного».

Мама довольна согласьем семейным,

Ласково смотрит и молится тихо:

«Окружи счастьем душу достойную.

Дай ей сопутников, полных внимания».

Каждому слышится голос небесный,

Он веру вселяет исполнить желания:

«Молодость светлую, старость покойную,

Сердцу беззлобному – мир упования».

Солнечная просьба

Закатное солнце, за горизонт

Уносишь свои лучи.

Ты слышишь, ты знаешь, о чем поет

Сердце мое в ночи.

Возьми же с собою прощальный взгляд,

Как свет моей души.

Искру надежды с собой унеси,

Словно огонь свечи.

Краешком глаза твоим посмотреть

На край земли другой

Хотелось бы мне, а не суждено

Этой жестокой порой.

Утром весенним багульник зальешь

Лиловым цветом своим,

И точно такой же рододендрон

Там, на склонах, манит.

Закатное солнце, за горизонт

Уносишь свои лучи.

Ты помнишь, ты знаешь, о чем поет

Сердце мое в ночи.

Туманный разговор

Ах, туман, туман, расскажи-ка нам,

Что за тайну звезд прячешь в небесах?

Ах, зачем зарею по утрам,

Облаком упав, ходу не даешь

Солнечным лучам?

Ах, туман, туман, скольким островам

Ты печальный взор исцелил слезой?

Зыбкою средою – символом тревог,

Затуманил голову, капая на мозг?

Задрожал туман, вздрогнул и сказал:

– Потому-то, люди, я не нравлюсь вам,

Что дано нам сходство словно близнецам.

За семью печатями прячет человек

Тайну пребывания на Земле

И сказать не может, от какой звезды

Засветиться хочет лучиком души.

Места не находит, покорясь ветрам,

Перекати-полем, тоскуя, пробежит.

Затевая прятки, словесною игрой

Закрывает истину белой пеленой,

Ищет лучшей доли, покоя и тепла.

И от счастья тает, как от солнца я.

Лунное послание

Луна моя на небосводе,

зову тебя планета Зазеркалье.

Таинственно и властно правишь всеми,

Кто рядом живет и умирает.

Твои приливы и отливы, и отраженные тобой лучи

Могущественны и величавы.

Луна моя, всегда в тени, не ведаешь ни бурь,

ни потрясений.

Хотя изменчивость свою являешь еженощно.

А твой восточный гороскоп – загадочные сочетания.

Людей различия – неповторимый калейдоскоп

с животными сравнений.

В основе их лежат вода, земля, дерево, огонь, металл,

К тому ж окрашены они в различные цвета.

Луна моя, твой календарь еще нас по-иному различает:

На тех, кто как бы смотрит на восток,

И тех, чье направленье – запад.

Но мудреней всего деление на группы,

Где проверяешь всех на совместимость.

Здесь есть и недруги, и други –

Пожизненный экзамен на терпимость.

Луна моя,

великая удача родиться в новолуние твое.

А если в черную дыру меж месяцев попала?

Так и терплю я вечное страдание,

Но знаю, хуже всяких мук,

Когда на полную луну не только волки воют,

Но и дома для сумасшедших и тюрьмы.

Луна моя, прости, прости! Тебя я не виню.

Благодарю тебя и властелина Солнце

За те чудесные мгновения,

Когда едва ль не на погосте

Душа прозрела для созидания,

За то, что мне, как всем, дано

С рождения счастливое число.

Нейтрино

Если пучком нейтрино,

вошедшим из космоса в око Байкала,

Пронзить как спицей глобус земного шара,

Там, где сильны суеверия, возникнут кругом видения

Из прошлого и настоящего.

Из прошлого и настоящего религии всех народов,

Из горя, слез и отчаяния создали свои верования,

О будущем редко мечтая, доверив его предсказаниям

Гениев и шарлатанов.

К гениям и шарлатанам

Тысячу лет поколения лики свои обращали.

После, упав на колени, к небу глаза устремляли,

Только с одной молитвой: «Боже, сохрани и помилуй!

Боже, сохрани и помилуй!»

«Ум дари дудари дури сууха!»

Буддийской молитвой Востока о будущем грезит Запад,

Новых цивилизаций истоки принять и понять готовясь,

Дрожа от волненья открытий.

Но разум и душу согреют не утопические идеи,

А прежде всего познание человеком себя самого.

Себя самого! И станет понятной картина.

Если пучком нейтрино…

Статистика

У Создателя статистика своя.

Что значит смерть живущих рядом?

Напоминание, что и твоя жизнь

Им установленный предел имеет.

Небесной канцелярии законы

Нарушаются поспешностью людей,

Давно забывших ритм, часы природы,

Сердец биение, души покой.

Когда порой спешим на самолетах,

Кораблем переплываем океан,

И одному из нас средь сотен

Пришла пора уйти за жизни грань...

Так что же? Вместе с ним уйдут до срока

Все те, кого сюда случайность привела?

Согласно космогонии буддийской

В безмерности пространства и времен

Седалища души людей различных

Сосуществуют словно мириады звезд.

Когда душа земную оболочку

Готова обрести, она еще не знает

Ни сроков жизни на земле, ни строчку

Прописанной Создателем судьбы.

Не потому ль небрежно и жестоко

Мы души раним близких и чужих,

Тем самым пополняем сонм в небытие ушедших

И уменьшаем количество живых.

У Создателя статистика своя.

Седмица

На небе седьмом сидела, и стало семь пятниц в неделе.

Семью печатями хотела закрыть свое невезение.

На семи ветрах у семи дорог

стою и смотрю во все стороны,

Исключаю только северо-восток –

обиталище злых духов.

Семь обильных сошло потов, семь раз мерила. Отрезала.

В году две тысячи седьмом я в новую жизнь поверила.

Семь цветов взяла у радуги, семь нот одолжила у пения,

Запела громко от радости, рисуя семь новых чудес света.

Семь пядей во лбу отмерено,

И чувством седьмым, наверное,

Ощущаю и даже уверена:

Семь кругов счастья мне кем-то завещано.

Тринадцатое

Снимаю суетную магию числа тринадцать.

Двенадцать раз в году

тринадцатые сутки мы встречаем

И, как обычно, перевернем привычно

Тот суеверный листок календаря.

А каждый полдень возвещает

Приход тринадцатого часа.

Его мы также незаметно проживаем

Без промедленья, без остатка.

В тринадцать лет любой мечтает:

Удачно, счастливо, без страха

Успешным стать и даже кем-то знаменитым,

Кого еще в округе не было и нет.

Моя молитва

Благодарю тебя, Создатель, за этот день, за эту ночь,

За то, что будет завтра, за будущее наших малышей.

За то, что солнце неизменно дарует свет

И вместе с ним зеленый цвет растениям живым

И лунным отражением своим

Рождению любого человека

Несет его счастливое число.

Благодарю еще за этот жизни смысл,

Когда умеешь бросить взгляд на козни мира

Через магический квадрат догадок и предположений,

И призму чисел, событий и свершений,

Когда в аду земных страстей, страдая, но любя,

Лишь об одном просить осмелюсь я:

«Создатель, дай познать себя».

Выбор

Когда меня Создатель спросит строго:

– О чем мечтаешь, книжки издавая?

Ведь я могу на выбор предоставить

Все, что душа твоя ни пожелает.

Слов глубокомысленное сочетание?

Или дворец на Белых скалах

На недоступном берегу Байкала?

Иль остров в тихой части океана?

Звезду, планету, горную вершину

Чтоб люди именем твоим назвали?

Иль сохранить тебе способность слышать

И музыку, и ритмы мирозданья?

– О, Создатель! Тебе я благодарна за все,

За все, что не было и было.

Одно прошу: не добавляй страдания,

Освободи от муки делать выбор.

Вера и неверие

Родное имя Анатолий Сидлер.

Романтик. Творчества сподвижник верный.

При жизни был он человеком сильным,

Ничем не защищенный совершенно.

Скажи, Создатель, линию несчастий

Прервать могу я силою внушенья,

Пустившим корни в стороне бурятской,

Что их спасение – обряд шаманский?

Ведь каждый день стоим на перепутье:

Курить иль не курить? Ругаться громко

Иль молчать? Молчать, смиряясь с жутью?

Выходит: шаг любой ошибка только?

Не ошибается лишь тот, кто верит,

В такого Бога, что тобою создан,

Кто принимает испытаний меру,

Не опуская голову безвольно!

Кто, руки воздевая к Богу, к небу,

С молитвою на языке понятном

Неверие уничтожает верой,

Себе и всем защиту обретая.

Слепая лошадь

Движение по кругу без оглядки

С рождения по заданной спирали

В придуманной давным-давно упряжке:

Борьба с болезнями, учеба, труд напрасный.

Привязанность к родителям и детям.

В ответ лишь понукание, упреки.

Выносливость такая, что заботы

Ложатся и ложатся мне на плечи.

Как я хочу седло подставить внукам

И вывезти их на тропу удачи,

С мольбою обращаюсь каждым утром:

«Отец небесный! Спаси и помоги,

И выпрями для них дорогу жизни,

Чтобы решить предназначения задачу».

И верю я: исполнятся надежды

Лошади слепой, когда,

Легко взлетев под облака,

Смогу окинуть пытливым взором

Владения крылатого коня.

Песня слез

Плачет, плачет, плачет

Горькая память моя.

Слезы роняет, сердце терзает,

Плачет душа моя.

Сколько, сколько, сколько

Не сказано добрых слов

Милым, родимым, с детства любимым.

Время для них не нашлось.

Годы, годы, годы,

Годы идут чередой,

Многих до срока уводят.

Их мне забыть не дано.

Боже, Боже, Боже,

Боже, прости меня.

Тот, кто ушел, простить не может.

Если бы раньше знала я!

Горько, горько, горько

Плачет душа моя.

Слезы роняет, сердце терзает,

Плачет память моя.

Провинциалка

Идешь дорогой жизни незаметной

Средь миллионов провинциальных женщин,

Замужних, разведенных, а чаще одиноких.

Даруешь родине детей и внуков,

Солдат для армии и бизнесменов.

Воспоминания и книги, книги...

На радио поют о молодости гимны.

Лишь в памяти театры и кино.

Душе отдушина – большие сериалы:

Любовь и жизнь чужая за окном.

Но вот однажды в библиотеке

Ты видишь книгу о чьей-то вере.

Доступно и простодушно она гласит:

Те счастливы, живут надеждой,

Кто верит в Бога: Христа и Магомета,

Отца святого и во множество Будд.

Везде открыты двери храмов:

Церквей, мечетей и дацанов.

На каждой улице есть экстрасенсы,

Гадалки, ворожеи, колдуны, шаманы.

И наконец, проверив скудный кошелек,

Зовешь давнишнюю подругу.

Накроешь стол, чем Бог пошлет,

И выпьешь с ней заветную бутылку.

И разговор, и песни, смех и шутки.

Чудеса

В двадцать лет изучала

Теорию пространства и времени,

Величину градиента поля

И прочие чудеса.

В тридцать лет познала

Чудо рождения дочери,

Нежного ростка.

Простые люди

Не философы мы, не философы.

Мы не знаем ценности бытия и вечности.

Не психологи мы, не психологи.

Не осознаем себя как особые личности.

Не любовники мы, не любовники.

Ключ запрета в нас от воспитанной скромности.

Не политики мы, не политики.

Не даруем свой голос фальсификациям – выборам.

Не церковники мы, не церковники.

Не стоим между Богом и верой.

Не завистники мы, не завистники.

Радость ближнего числим и своею пользой.

Не писатели мы, не писатели.

Лишь на сон грядущий читатели.

Не артисты, певцы, музыканты,

Но споем и станцуем, коль на празднике.

Простолюдины мы, простолюдины.

Трудоголики и послушники.

Жены верные, отцы, матери

Да о счастье внуков мечтатели.

На день Кирилла и Улиты

О чем журчит река Сухинка?

Обо всех безвременно ушедших,

О мальчике, что по весне когда-то

Впервые к берегам ее пришел.

Едва к нему смогла привыкнуть

И рассказать успела все о прошлом,

Исчез надолго он, исчез из виду,

И возвратился уже взрослым.

На устье стал вылавливать ондатру,

У рыбаков скупать всю рыбу,

Завел охотничью собаку,

Построил дом себе кирпичный.

Односельчане поначалу

Его хвалили за удачу,

Потом завидовать и ненавидеть стали.

Мол, богатей, к тому же жадный.

Простых людей чураться начал,

Он доверялся лишь своей собаке.

И часто видела Сухинка,

Как в море уходил он, опечален.

На день Кирилла и Улиты,

Примет старинных не заметив,

На катере с мотором мощным

Ушел он в море, одинокий.

Никто его не спохватился.

Охрана дом оберегала.

Одна собака долго-долго выла,

Пока из моря не выбросило катер.

О чем же плачет река Сухинка?

Обо всех безвременно ушедших,

О мальчике, что по весне когда-то

Впервые к берегам ее пришел.

Мой календарь

Премудрые буддисты, наблюдая

Луну, свой календарь составили.

Цикличность лет, зависимость от солнца

Им дала числа: двенадцать, шестьдесят и триста.

Земное время – это сутки,

А месяц – период для Луны.

У солнечной активности свой промежуток –

Примерно лет двенадцать.

Для жизни человека статистика дает

Годов так-эдак шестьдесят.

А триста лет для космоса

Одна ничтожная секунда.

Стремление к подражанью

Породило моду:

Года к животным причисляют

И объясняют все по-простому.

Рожденные в год мыши и свиньи

Всегда довольны, сыты.

А лошади, быки, бараны – домашние,

И потому близки нам.

Родному дому преданы собаки и коты,

А тигры, змеи, петухи мудры и благородны.

Гримасничают обезьяны,

Из сказки – все драконы.

Но если лень преодолеть

И углубить познание,

То понимаешь: знаки эти самые,

Они совсем иное значат.

К примеру, мышь – способности ума,

А лошади – таланты.

Карьерный рост – змея,

А осторожность – кролики и зайцы.

Красавицы, красавцы – все куры да петухи,

Они на внешность очень симпатичны.

А свиньи – символ доброты,

И самые святые – драконы.

О, если б люди так существовали,

Давно бы наступила благодать,

Но рядом с нами ян и инь:

Мы сами умеем плюсы минусовать.

И все же вспомним Чингисхана,

Как он умел стандарты отрицать

И перенес начало Сагаалгана

На месяц позже, потому что у монголов

Окончание его знаменуется весной.

Итак, собрав различные календари,

Я разложила их подобно картам

И начала игру по числам

И направлениям, как математик.

Хотя не верю в магическую силу цифр, однако

Беру фэн-шуйское число ГОА,

Соотношу его со стороною света

И, сочетая с двенадцатью из лунного календаря,

К ним добавляю девятилетний цикл шаманизма.

Передо мною матрица любого года.

Для каждого индивидуальна и точна,

Коль знаешь точно время своего прихода

И день, когда мамаша родила.

Теперь дышу спокойствием, когда

Разглядываю эту схему.

Я понимаю, что могу теперь

Проблему, по вероятности, предугадать.

Ощущение

времени

Симфония жизни

У каждой жизни три основных звена:

Рождение – влечение – потомки.

В ядре рационального зерна природа продолжение находит.

Из лона матери, вырвавшись на свет,

в плену семьи мы остаемся долго:

Зависимость и обстоятельства,

и бремя благодарственных долгов.

Неодолимо в нас влечение пола,

аскеты – мученики поневоле.

Природный дар любить и отдаваться, брать самому

и наслаждаться вволю.

Родив детей – венец своей природы,

живем заботами потомков,

Смиряясь с возрастом, как с непогодой,

и не познав дыхание свободы.

Библейских заповедей назидание,

обрядов шаманизма первобытность

Нас замыкают в круге верования.

Несем дары без сожаления,

Надежды поверяем откровенно служителям всех культов

И, в конце концов, теряем веру в сокровенное.

Свободу получить от тлена можем,

когда умеем вдохновенно

Раздумья выразить свои в каком-либо произведении,

Что зазвучит оригинальной нотой

в симфонии многоголосой.

Память

Шекспир сказал однажды:

«Что человек? Когда он только занят сном и едой.

Животное, не более.

Не для того нам дан богоподобный разум,

Чтоб праздно плесневел он».

Скажите, звезды – память мироздания,

О силах движущих ума и интеллекта,

О тех нейронах в нас от безымянного араба,

Кто первым цифры на песках пустыни начертал,

От женщины, что излечил Ибн Сина

По формуле своей:

«Слова – трава – и скальпель, наконец».

Взнуздать коня удачи помогала

Самодисциплина – сила духа Чингисхана,

Она-то породила силу воли корпораций,

Когда микроусилия громады большинства

Слагаются в один неразжимаемый кулак.

И есть еще расчетливая сила

Того еврея, кто, золота крупицу раздобыв,

Умеет многократно достаток свой

И приумножить, и сохранить.

Сказали звезды – память мирозданья

О силах движущих ума и интеллекта:

Знание и опыт, сила воли, терпение и труд,

Но лишь в сопровождении удачи.

А творческая сила каждого таланта?

Она вас всех и создала, ум, интеллект и память.

Продолжительность жизни

Как жизнь мала для одержимых и удачливых

И как длинна для безуспешных и несчастных.

Секунды одинаковы для всех,

Минуты счастья для влюбленных.

Дни в ночи переведет болезнь,

А ночи в дни – лишь творческие муки.

И как же хочет человек

Года размером в свой короткий век

Сравнять хотя бы со столетием.

К юбилею сестры Даши

Письма и фотографии,

Лежащие на дне колодца,

Колодца большой памяти

Незамутненного детства.

Мать и отец влюбленные

Рады рождению дочери,

Пишут свое сердечное

Каллиграфическим почерком.

На треугольном конверте

Пробита штемпелем дата

Прошедшего шестидесятилетия

Осенью сорок пятого.

Ветры тревоги вселенской,

Войны и павшие троны

К радости человечества

Добрые чувства не тронули.

Письма и фотографии,

Лежащие на дне колодца,

Колодца большой памяти

Незамутненного детства.

И снова жизнь

Постаревший хиппи, мой друг,

По-буддийски считает лета,

Шестьдесят превращает в нуль

И снова живет, плодотворно шутя.

Утром проснется – песни поет,

Что пришли во сне иль наяву,

Верит в призванье как поэт

И в рок-н-рольную судьбу.

Влюбляться в женщин не перестал.

Серой считает жизнь без них.

Ищет отклик в сердцах, отзыв в глазах

И тонет в словах своих.

Взрослых детей от разных жен

Тянет магнитом родство по крови.

Внуков, конечно, не нянчит он,

И все на него похожи они.

И формой носа, и цветом волос,

Фигурой и даже ногтями.

Да, может быть, генами передались

Протест и хипповое начало.

Постаревший хиппи, мой друг,

По-буддийски считает лета,

Шестьдесят превращает в нуль

И снова живет, плодотворно шутя.

Школьный академик

Академический час. В школе урок.

Алгебра. Геометрия. Седьмой класс.

Переходный возраст. Учеба не впрок,

но только не здесь и не сейчас.

Михаил Ефимович Карпов, стареющий Учитель, асс,

Так погружен в свою математику,

будто открытия делал для нас.

Молодые глаза смотрели насмешливо. –

Не понимаешь? Повторим опять.

И каждый с места решал задачу,

произнося вслух ход решения и результат.

Не по инструкциям знал дидактику,

метод собственный изобрел давно:

Полный курс учебника и сборника прорешать.

Все задачи, все до одной.

Девять десятых материала входило

в этот самый академический час,

И времени еще хватало на развитие смекалки

и веселый рассказ.

Никогда, заикаясь и маясь, никто не торчал у него у доски.

Тетради на проверку не сдавались,

а только с контрольными листки.

Домашку брали как затравку,

учились абстракции смаковать,

В школу придя, сразу спрашивали:

– Решил? Покажи тетрадку. У меня не так.

А на доске висел листочек, где на каждой строчке

каллиграфическим почерком

Все решения с вариациями, и уже до начала урока знаешь:

верно тобой решено.

Как-то хотела классная дама с математики нас забрать.

(Чешскую польку мы танцевали).

Он один с урока не отпустил

И шутливо вслед сердитой коллеге сказал:

– А немецкий краковяк не хотите?

Глупые, сами того не замечая, мы постигали главное –

«Без математики ум в порядок привести нельзя».

О школе провинциального Братска

вспоминаю и на склоне лет.

Я благодарна Михаилу Ефимовичу Карпову,

подарившему эту науку и мне.

От дятла

И туки-так, и туки-так.

И что не так, и что не так?

Меня все учишь, мама.

А я освоил барабаны.

Такое и не снилось вам.

И туки-так, и туки-так.

Опять не так, опять не так?

Подружек много, но неженат.

Пример сестры? Она тихоня,

Так и сидите рядом, дома.

И туки-так, и туки-так.

Твой сын дурак, твой сын дурак?

Не слушай радио из сарафана.

То зяблики и трясогузки,

Болтают кумушки-кукушки.

И туки-так, и туки-так.

Скажи не так, скажи не так,

Слова как яблоко раздора

Употребляют без разбора

И словно вороны кричат.

И туки-так, и туки-так.

Не я ль мастак, не я ль мастак?

Мне шири леса мало,

Меня пространства манят.

Я поднимаюсь к небесам,

Прощай! Я взрослый, мама.

Страхи избирателя

Да, я боюсь правителей, далеких от нас, как солнце,

Непредсказуемых, как непогода.

Да, я боюсь большевизма,

Убившего моих дедов, обозванных «кулаками».

Да, я боюсь фашистов,

убивших под Киевом в сорок первом

Моего дядю инженера, танкиста.

Да, я боюсь чекистов, убивших под Воркутою

Моего дядю другого – честнейшего прокурора.

Да, я боюсь юристов, а также служителей культов,

Делающих из моего горя собственную наживу.

Да, я боюсь монополистов,

держащих в руках рычаги и кнопки,

Занятых «трудной» работой: отнять заработанные копейки.

Да, я боюсь урны, куда упадет мой голос,

Как будто в земную трещину при очень сильных морозах.

Но если найдется смелый, тот, кто на страхи мои ответит,

Отбросив любые фобии,

соберу для него все голоса на свете.

Чёрные дыры благотворительности

Я ненавижу слово «спонсор».

Недавний опыт дал понять,

Что в этом отношении к другим

Есть отрицательный нюанс.

Вот был художник. Сказали: голодает.

Купить его картину я решила,

Где в образе поникшей птицы

Изобразил себя он.

И денег получив немало, он рухнул в пьянство,

Да так там и остался.

Как безоглядно следуем за модой!

Увлекшись верой и поисками Бога,

Знакомимся со служителями культов.

И что ж в итоге? У них своя стезя:

Священники и ламы, а вслед за ними и шаманы,

Собрав старушечьи рубли, меняют иномарки

Едва ль не так же часто, как перчатки.

В народе зреет мнение уже:

Подобные достойны лишь приставки «лже».

И как же поднимается рука

Наполнить продовольственный пакет

В день пожилого старика

Трухою вместо чая и банками с просрочкой,

Вдобавок сорная крупа с бутылкой масла, что горчит.

Еще и надо за это всех благодарить.

А сколько было телемарафонов,

Душещипательных сюжетов тьма,

Благочестивых разговоров,

Заваливая детские дома

Одежками, игрушками и прочим,

Мы отгоняем мысли от себя,

Когда статистика гласит и прочит:

По большей части у таких сирот

Одна дорога – преступность и тюрьма.

А ныне новый ритуал.

Для жизни установлена цена.

Ее назвали материнский капитал,

К десятку тысяч долларов она близка.

Не лучше ль было папам дать

Возможность зарабатывать

Большой отцовский капитал?

Евразия

Европа и Азия – женская доля,

Свободолюбия и целомудрия вволю.

Евроязык и евромодели,

Азия все принимает на веру.

Старушка Россия – древняя мать,

Бабушек столько, что дедов не видать.

От Европы в России – эталоны времени

И путаница календарей.

От Азии в России – недра,

Лунные животные и выносливые сибиряки.

Времена музыки

Проходят дни, идут года, иные песни на слуху.

Порою удивляет мелодий пестрота,

Но их не так уж много, не знаю почему.

Простые песни для простых,

Романсы, танцы – для влюбленных.

Симфонии уводят в пустоту,

Где по-буддийски просветление находим.

Нас развлекает опереточный сюжет,

И опер трогает серьезность.

Но манит ныне джазовый концерт

И мюзикла лихая современность.

А память крутит старые пластинки,

И новый автор собирает синтез

Традиций и авангарда звуки.

О, музыка! Ты симбиоз души и времени.

Теорема

Гены и гениальность имеют общий секрет?

Гены в результате мутаций дают то, что в нас есть.

Ген несет информацию в спирали ДНК.

Ген гениальности еще не открыт пока.

Как ни странно, не существует гена культуры.

Значит, мы родимся чистым листом натуры.

Не обнаружен и ген алкоголизма совсем.

Важное открытие: могут излечиться все.

Гениально – понимать все вокруг и внутри.

Любить гениально – несбыточное подарить.

Так не случайно в Оксфорде студентами

Решена теорема и нежданно имя мое обрела.

Круговорот

Земля любит воду, вода любит небо,

Небо хранит Бога, Бог хранит землю,

Земля хранит воду, вода дает жизнь,

Жизнь любит жизнь.

Перельмания

Не давать интервью, отказаться от премии –

Это кодекс чести в стране Перельмании,

Где у жителей есть смыслы глубинные:

Познать истину и дать миру знание.

Не гадать всуе, на досуге: в мешках с золотом

Сколько фальшивых монет запаковано?

Но лучше следить как в теории струнной

Из вибраций рождается все сущее.

Для герба избрать символ прошлого – интеграл

Да прибавить к нему современный фрактал,

Исчислять у прогресса вероятную скорость

И смотреть во Вселенную внутренним взором.

Первый юбилей

Мне семьдесят лет. Ну и что же?

Восемьсот сорок месяцев я прожила.

А это всего лишь три тысячи

Шестьсот пятьдесят недель.

Не правда ли, жизнь у нас коротка?

Мне хочется плакать, но не от горя,

Скорей от выпитого французского вина,

Чтобы ослабить то напряжение,

Когда живешь, как натянутая струна.

Я трезво смотрю ушедшему вслед

И вдруг понимаю, среди забот

И промелькнувших лет

Чудо одно улыбнулось мне.

В четырнадцать лет у еврея

Купила зеленые зерна кофе.

Жарила их, в ступе латунной вручную молола

И в кипящую воду бросала цикорий.

Позже из книг узнала:

Кофе – любимый напиток французов.

Все их романы прочла, фильмы пересмотрела,

И возникло чувство, что все мне знакомо,

Ощущение, что и к этому я имею отношение.

Теперь перебирая четки судьбы,

Я понимаю, совсем не случайно

Дочь изучала французский

И вместе с сыном посетила

Францию, Морестель и Париж.

Так из детских мечтаний

Возникло и осуществилось то,

О чем в те времена и не помышляли.

И это я считаю удачей своей жизни.

Дань любви

Байкалочка

Чиста, словно из горного хрусталя,

Стройна, как сосенка в чащобе бора.

Велению сердца послушна всегда,

Великодушия полна, как море.

Любовной науки не знает пока.

Любить ли самой или быть любимой?

Что в этом счастье жизни, убеждена,

По сути природы своей глубинной.

Тонкие пальцы гитарной струны

Коснутся – и голос звенящий чудно,

Нисколько не нарушая тишины,

Смятение чувств рождает в душах.

Кистью дизайна отменного вкуса

Дома убранство, повседневный наряд отмечены,

Привлекают внимание и невольно

Привораживают взгляд.

Не чеховская дикарка на скакуне –

Мчится за рулем быстроходной «Камри».

С каждым говорит на его языке:

«Хэллоу», «Хай», «Добрый день» и «Атандэ».

Вся жизнь

Когда придет печаль, я стану плакать,

Молиться Богу и небесам,

Но буду знать: она – расплата

За счастье, данное сейчас.

Когда придет разлука, я остолбенею

И слова вымолвить я не смогу,

Но буду знать: такая мука

Дана мне за любовь мою.

Когда придет воспоминание,

Я улыбнусь и тихо запою.

Всю жизнь тебе я благодарна

За верность, за любовь твою.

Дуэт

Гитара и аккордеон созвучие нашли однажды.

И как он был в нее влюблен, искрился весь от радости.

Гитара и аккордеон.

Изяществом овальных форм и тонкой длинной шеей,

И сердца стуком ее аккордов она пленяла все сильнее.

Изяществом овальных форм.

Мелодиями разливался он, пел широко-раздольно

И в такт гитаре звучал то нежно, то очень мощно.

Мелодиями разливался он.

Гитара – женская душа – в руках мужчин пылает страстно.

Аккордеон – мечтатель – порой грустит и даже плачет.

Гитара – женская душа.

В тот час, когда любви экстаз их возвышает над земным,

Исполнить могут друг для друга любую прихоть, любой каприз.

В тот час, когда любви экстаз.

Лишь иногда, услышав диссонанс, гитара вздрогнет,

смолкнет строго.

Аккордеон подтянет лад и зазвучит печально в ритме танго.

Лишь иногда, услышав диссонанс.

Тончайшим звуком гитарных струн

аккордеон сурово пророкочет,

Чтоб знали все: гитаре он так предан, как она захочет.

Тончайшим звуком гитарных струн.

Гитара и аккордеон созвучие нашли однажды.

И как он был в нее влюблен, искрился весь от радости.

Гитара и аккордеон.

Глобализация мечты

Как хочу я быть в Сеуле

Прародительницей красавиц кореянок,

Предвосхищая изящность и скромность,

Граничащие со славой.

Как хочу я быть в Будапеште,

Танцевать, взявшись за руки по кругу.

Отбросив современную поспешность,

Обрести и друга, и подругу.

Как хочу я быть в Лиссабоне,

Изваяна, словно древняя статуя,

Деревянная и земная мадонна,

И чтоб поклонялись, нечаянно другим подражая.

Как хочу я в Солт-Лейк-Сити

Плыть по соленым озерам,

Понимая, сколь терпкими были слезы

Предков, пришедших сюда с берегов Байкала.

Как хочу побывать в Сиэтле

Кибернетическою святошей,

Заряжая мозги электронные

Виндоусом и Макинтошем.

Как хочу попасть я в Рио,

Бежать босоногим парнем,

Играть в футбол на пляжах

И проснуться знаменитым однажды.

Как хочу оказаться в Токио,

Воскрешая память о самураях,

Махнуть веером из дерева сандала

И вернуться домой, к берегам Байкала.

Лягушки

Кву-куа, кву-куа. Свингуют лягушки.

Ждите дождя, ждите дождя.

Мы призываем ветер и тучки.

Кву-куа, кву-куа. Довольны лягушки.

Лужи кругом. И, как мальчишки,

Прыгают кувырком шалунишки.

Кву-куа, кву-куа. Разошлись лягушки.

Дождь все льет. Бурлят речушки.

Угомониться пора, подружки.

Кву-куа, кву-куа. Заводят лягушки.

К жабам ушли в болотной гуще,

Петь с ними хором лучше.

Кву-куа, кву-куа. Смотрят лягушки.

Рты большие, выпуклы глазки.

Не те ли это царевны из сказки?

Байкал-блюз

Печально прохладные волны дробят твое отражение...

Горестно чувство, рожденное боязнью быть одиноким.

Чаек тревожные всхлипы. Порывы холодного ветра.

Плачут в блюзовом ритме скрипка и голос кларнета.

Слезы пролив благодатные, мелодия душу согреет.

Без сожаления трудное счастье

Дала мне любовь ушедшая.

Тоонто

Тоон-тон, тоон-тон,

Тоон-тон, тоонто нютаг.

Бубны и барабаны слышу сквозь шум веков,

Будто в утробе мамы биение сердца ее.

Тоон-тон, тоон-тон,

Тоон-тон, тоонто нютаг.

Музыки разноголосицу слышу со всех сторон.

Кто же в этой жизни даст нам праведный камертон?

Тоон-тон, тоон-тон,

Тоон-тон, тоонто нютаг.

Тоонто нютаг – по-бурятски отчий дом.

Дом мой, мой очаг, близких мне примет он.

Тоон-тон, тоон-тон,

Тоон-тон, тоонто нютаг.

Конь удачи

Наш белый конь удачи,

Рожденный эхом и ветрами,

Игриво, звонко скачет,

Сам вихри порождая.

Водой кристальною напоен,

Конь белым серебром сверкает,

Энергиями тьмы и света нас питает.

Наш верный конь удачи.

Он не привязан к дереву судьбы,

Игриво, звонко скачет

И ржет, вздымаясь на дыбы.

Конь, верный друг, хоть не обязан,

Нас из болота зависти и лжи

Как феникс огненный спасает.

Наш мудрый конь удачи,

Подкованный металлом,

Игриво, звонко скачет

И высекает музыку земли.

Она звучит и плачет

В душе, в уме, и голосами

Поёт вокруг: поем и сами.

Добрая зима

На закате осени к нам стучит зима.

Снегом запорошена, ежится земля.

Кутаемся в шубы, прячемся в тепле,

Радуемся с теми, кто родился в декабре.

Никуда не денешься от тебя, кума,

Матушка Сибири – добрая зима.

Вьюжится, красуется вся из серебра,

Инеем ажурным смотрится в глаза.

Чистый и морозный воздух дарит нам,

Бодро и задорно ускоряет шаг.

Затевает игры: хохот и азарт.

И на лыжи ставит, и гоняет всласть.

А по горным склонам птицами летим.

На катках в круженье ловим свой экстрим.

Песня настроения

Дождь холодный, дождь осенний, льешь как из ведра.

Ветер дует, сносит струи. Неприглядная пора.

Стал причиною депрессий, простывают все подряд.

Ноги мочишь, спину корчишь, сам себе не рад.

Вспомни-вспомни: прошлым летом, разгоняя зной,

Вслед за молнией и громом ты со смехом шел.

Расцветали под тобою не одни цветы,

Над асфальтами пестрели яркие зонты.

Дождь холодный, дождь осенний, ты меня прости

За обиду с укоризной, будто раньше не был ты.

Зарядишь как на неделю... Видно, для того,

Чтоб ценить умели люди ясность и тепло.

Вспомни-вспомни, как весною оживив траву,

Даже маленьким кусточкам ты дарил листву.

От семян, от мелких зерен, от садов в цвету

Знал всего одну лишь просьбу: «Дождика я жду».

Дождь холодный, дождь осенний, мы с тобой сродни.

Много-много непогоды воды унесли.

Но осталась все ж забота: мы обречены

За тобою и зимою лета ждать, весны.

Вспомни-вспомни: прошлым летом, разгоняя зной,

Вслед за молнией и громом ты со смехом шел.

Расцветали под тобою не одни цветы,

Над асфальтами пестрели яркие зонты.

Песенка августа

Ласковым августом мальчик рожден. –

С солнцем играет он.

Весело, звонко поет кларнет. –

Грусти-печали нет.

Тучки разгонит гитары аккорд. –

И затихает дождь.

Звуками мира вокруг удивлен,

В руки возьмешь саксофон.

Голосом силы и мощью льва

Вознаградит судьба.

Смотришь большими глазами добра.

С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя!

Колыбельная

Солнце упало небу в карман.

Луна нагоняет сонный туман.

Спи, наш сыночек – наша мечта,

Папино сердце и мамы душа.

Мама и папа смотрят любя,

Покой берегут для тебя и меня.

Мама, как облачко, рядом сидит,

Лаской своею тебя защитит.

Смехом веселым радуешь нас,

Неугомонный, пора уже спать.

Солнце упало небу в карман.

Луна нагоняет сонный туман.

Спи, наш ребенок – наша мечта,

Мамино сердце и папы душа.

Песня Белого месяца

Белый месяц на дворе,

Ветер дует в трубы,

В танце кружится метель,

Приглашает вьюгу.

Что же, милая, уныло

Смотришь на меня с утра.

Неужели позабыла,

Как мы жили, как любили,

Удавалось все сполна.

Наши годы не помеха.

За зимой придет весна.

Подрастают наши дети,

Им уверенность нужна.

Белый месяц, нарастая,

Станет полною луной.

Не печалься, дорогая,

Будем вместе мы с тобой.

Новый месяц на дворе,

И весною воздух дышит,

Солнце светит веселей,

Птичий гомон слышен.

Сибирь. Зима. Ох, этот год!

Сияет солнце по утрам.

Морозный день приходит к нам.

Смотрю-смотрю в твое лицо.

Тепло на сердце и светло.

Сибирь. Зима. Ох, этот год!

Не беспокойся, он пройдет.

Не прячь улыбку, затаясь,

Ведь в жизни он всего лишь раз.

Луна в окне и фонари.

Что говорят календари?

Не верь в печальный гороскоп.

Немало в нем рекламных слов.

Весною пустим по ветру

Всю нашу зимнюю хандру.

Откроем руки и сердца

Навстречу чувствам и глазам.

Душевное

Блуждаю в памяти своей по годам,

Хочу подобрать отмычки-ключи,

Чтобы понять: когда же, когда

Впервые ужаснулась душа.

Слезами залито детское личико.

Помнится ряд телеграфных столбов.

За одним из них спряталась матушка,

Проверяя, вижу ли я что-то еще.

Школьницей в черном фартуке

Мечталось до отчаяния, до вранья,

Что умею играть на фортепиано

И разливаюсь пением соловья.

Не обучена музыкальной грамоте,

Не коснулась ни разу клавира рука.

И захлопнулась наглухо дверца

В тот любимый и недоступный мир.

Как обещанные десять копеек

За мешок просеянной муки

Не дала мне старшая сестреница,

И прошел без меня в сельском клубе фильм.

Хватит жалеть себя отчаянно.

Брось отмычки-ключи в никуда.

Вспомни-вспомни – было больше радостей,

И тогда улыбалась душа.

Как отец линовал по ночам

Мне тетрадки десять лет.

И пятерки всегда красовались там

За отличный и нестандартный ответ.

Когда голос дочери пел

И гитара звенела струной:

«Мело-мело весь месяц в феврале»…

А мне солнце светило в лицо.

И смеялись внуки до упаду,

Сказку просили сто раз подряд

О писаных красавицах, о загадках,

А затем затевали игры в слова.

* * *

Счастье не знает меры.

Счастье так огромно.

Оно не бывает долгим,

Но ждем его и помним вечно.

Цветы

Как солнца глазок, смотрит пылкий жарок.

Солнца кудряшкою вьется саранка.

Весны и тепла сынок – подснежник манящий.

Ветром рожден колокольчик звенящий.

Реквием

Прости, сестра, прости, родная Таня!

Трагическое имя ведь я тебе дала...

Так незаметно и так нечаянно

Тебя к усталости смертельной привела.

Как два ствола из корня одного

Росли мы и жили неразлучно,

Детей своих, любя безмерно,

Старались воспитать как можно лучше.

Ума математического склад,

Умений и задумок трудоемких...

Какой могучий интеллект угас!

И растворился в твоих студентах...

Песня о себе

Сердце мое, мысли мои,

Сны из печали и бед,

Ноты мои, голос звенит,

Песню пою о себе.

Сколько путей у моей судьбы,

Все их пройти смогу.

Сколько людей, казалось бы,

Только друзей нет вокруг.

– Брось, – говорят мне река и гора.

Все рядом с тобой, все для тебя.

Солнце и небо сияют с утра,

Теплом согревает Земля.

Тайны мои – это мечты

Быть с теми, кого люблю,

Как же дойти до той широты,

Где помнят меня и ждут?

Сердце мое, мысли мои,

Сны без печали и бед,

Ноты мои, голос звенит,

Песню пою о себе.

Вариации

Земляки

Есть в наших сибирских просторах

Неизведанная другими глубина:

Здесь каждый выживший дорог.

Ай да силен! И жизнь в нем сильна.

Твердость лиственниц взяли сибиряки

И как хвойный лес морозостойки,

Веселы и задорны будто березняки

И словно кедры плодотворны.

Знаки

Когда с небес приходят знаки:

То солнышко согреет в день ненастный,

То тихую погоду дарят маги

Разбушевавшейся кругом природы,

А в тяжкий день, когда изнемогая,

Надрывно сердце бьется, жилы тянет,

Неведомая сила поднимает

Сказать предчувствию конца: «Нет и нет!»

Кружение

Птицы даруют песни людям.

Люди поют колыбельные детям.

Дети играют джаз и блюзы.

Блюзы звучат как грусть и печали.

Печали роняют на лица тени.

Тени плывут за облаками по лугу.

Луга приводят к лесу и саду.

В саду нас встречают певчие птицы.

Не спеша

Куда же торопиться? Перед нами вечность.

От плюса к минусу вся бесконечность.

«Все будущее в прошлом»? Тогда у жизни одна стезя –

Движение по замкнутому кругу.

Мечтать о будущем теперь не модно.

Нас настоящее настолько поразило,

Что жить без Интернета уже не можем

И в нем реально черпаем мы силы.

Мастер и подмастерье

Слово – звучное, рифма – легкая,

Согласная – сонная, гласная – нежная.

Так из слова обычного,

Сказанного подмастерьем,

Мастер грань алмазную

Высекает своим кремнем.

Терпение

Господь вознаграждает терпеливых.

Ту мать, что день и ночь

Полна заботой – взрастить младенца,

Того отца, что опыт свой

Ума и мастерства

Передает родному сыну,

И тех родителей, что взрослым

Детям говорят: «Ты личность.

Сам сумеешь все. Иди своей дорогой».

Заслуга

За что мне дана такая долгая жизнь?

Шагать и шагать без устали и боли.

Возможно, за то, что изучив атеизм,

Во всем нашла божественное начало.

Познание

Коль льются слезы, то будет радость.

Страдание дано нам от природы.

И кто его постигнет досконально,

Тот и познает безмерность счастья.

Призыв

Родная земля, воды Байкала,

Без края леса, высоченные горы,

Дайте силы, спасите меня.

Жизнь оградите от зла и горя.

Пусть скачет степью мой конь удачи,

Не зная преград и людской неприязни.

Но если без них нельзя никак,

Дайте мне волю для понимания.

Имя

Лариса – чайка, Лариса – птица,

Лариса – чистая вода.

Лариса – город за границей,

и мне такое имя нравилось всегда.

Еврейка Лара, бурятка Лора, а немка – Лорелея,

За океаном – Ла, на континенте – Ри,

а где-нибудь в Китае – Са.

Наречена отцом

в честь молодой красавицы телеграфистки.

Да... Неслучайно я потом немногословием удачным

Умела выразить суть жизни.

Так кто же я? Бурятка.

Мозги – еврейские. Родная речь – русская.

Образованием горжусь российским высшим,

Трудолюбием – китайским.

Лариса – чайка, Лариса – птица,

Лариса – чистая вода.

Лариса – город за границей,

и мне такое имя нравилось всегда.

Чайка

Мчится чайка к морю,

Стремительно летит.

Ветер несет ее в бурю.

Берег ей вслед говорит:

– Чайка, чайка, чайка,

Держись, родная, держись!

Вернись на твердь земную,

Вспомни Бакланий мыс.

В непроходимых болотах,

В местах гнездовий твоих,

На белых камнях беззащитные дети

Кричат, призывая жизнь.

Молчание

Молчать не потому, что нечего сказать

И выразить словами трудно.

Молчать не потому, что некому сказать,

Круг любопытных всегда обширен.

Молчание – моя свобода

И независимость от жалобы и просьб.

Молчанье есть, возможно, свойство Бога,

Когда не надо лукавить и не лжешь.

Кино

Смотрела накануне старый фильм.

Двадцатый век из прошлого воссоздал картину,

Как толкователь вдохновения веков.

И, повторяясь, уже известный нам сюжет

Стал философией и притчей.

А ныне другая жизнь и другие времена.

Одежда, скорости и мысли – всё другое.

Но бесконечной лентою ума

Раскручиваем страсти,

Всё те же страсти, те самые, людские.

Наш интерес – монотеизм и полигамия.

Искать, найти, не потерять.

Профессия как парус или знамя.

Ветра судьбы, глядишь, куда-то занесут.

Другой страны привычки принимая,

Выходим из кино, и снова в путь.

Эпилог

Мы все равно уйдем навеки.

И все ж достигнув возраста высот,

Мечтать посмеем о возможном –

Без боли и страданий кончить век.

Из всех известных нам болезней,

С чем борются наука и врачи,

Пусть самой тяжкой окажется

Вся прожитая нами жизнь.__

---

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com