Аптекарь
С кухни понесло кислым смрадом. У меня от уксусного перегара из глаз полились непроизвольные слезы.
– Эй, вы там, дверь, что ли закройте! – кричу в душное марево. Хотя, какая дверь? Её в прошлом году нечаянно выломали, а вставить все руки не доходят. На кухне Батон учит Чинарика варить ханьё. Чинарик мутный какой-то тип. Сегодня притащил фитюль с чернухой. Я настоящей чернухи по окрестностям уже лет пять не встречал. Все, кто победней, перебиваются или соломой, или бинтами. Ну, у мажоров, понятно своя туса, там и чистый «герыч» не в диковину. Только их в нашем маленьком посёлке по пальцам перечесть. Для бедноты вроде нас даже цыгане хороший товар не возят. А тут фитюль настоящей афганской чернухи. Чудо. Чинар говорит, что кент из Узбекистана привёз. Ну, привёз, и привёз. Как говорится, дают - бери.
Завалились они ко мне утром. Батон слегка мрачный в предвкушении ломняка, и потому несколько более торопливый, чем обычно. И с ним этот новый, Чинарик.
Откуда он приплыл - не ясно. Вроде на практику приехал с другого конца области. Где учится – говорил, но теперь уже не вспомнить. Да оно мне надо? Приехал и приехал. Сразу пошёл людей искать. В компании двигаться, понятно, веселей, да и для «чернухи» кислый нужен. Хотя на худой конец, можно на крови или аспирине сварить. Но это уже фигня - трясти будет так, что половину кайфа пропустишь. Короче ханку кислым не испортишь – народная наркоманская мудрость. Правда, внутри своего круга мы это тупое слово «наркоман» не любим. Это чужой может сказать, или новичок. Обычно же говорят «камрады», «люди», «те, кто в курсе». Чё то меня понесло в сторону от темы. В общем, пришли они ко мне за «кислым».
Я – Аптекарь. На нашем жаргоне авторитетный парень, у которого всегда есть чем грамотно ужалиться. Ну, ещё бы – три курса фармфакультета за плечами. И вдобавок почти пятилитровая бутыль 96% уксусного ангидрида – наследство от бабушки. У кого при себе «двадцатка» кислого – может считать себя состоятельным человеком. А тут пять литров. Да, хорошее наследство мне оставила бабуля. Она у меня долгое время заведовала складом в больнице, и за годы беспорочной службы натырила полный гараж всяких колес и прочей муйни. Собственно с её наследства и началась моя аптекарская карьера. Пришёл я после похорон гараж разбирать, а там всего навалом. Выкидывать вроде жалко. Продать кому? Тут то и состоялось знакомство с Батоном. Вообще то, Батон лишь первая часть его кликухи. Полностью его величают Батон белого, что в приблизительном переводе «доза героина». Ну а для друзей он просто Батон. Великодушный и бескорыстный парень, душа общества, когда ужаленный. В другое время лучше к нему не обращаться - толку мало. Он меня в первый раз и кинул: машину-двадцатку кислого по моей просьбе продал, но в пять раз дороже, чем мне насвистел. Разницу, естественно, себе в карман положил. Вернее, в баян. Я тогда ещё цен толком не знал, купился. С этого и началась наша многолетняя дружба. Первый раз прощается. Зато я в другой раз его по приколу с пацанами отбуцкал, когда он на точку больше себе из общей кружки намерял. Но побили Батона не сильно – дружбан все же. Недельку отлежался – и вон, как огурчик. Зелёный.
Наконец из кухни появляется команда варщиков. Весёлый Батонище, как верблюд почуявший воду, тащит эмалированную кружку с фиолетовым зайцем на облупившемся боку. Заяц был уже изрядно подкопчён за годы службы, но ещё виден двузубый оскал и часть правого глаза. Из кружки шибает уксусом. Не дотерпел, не выпарил, как надо. Но парня понять можно, когда ломка на горизонте, тут не до гастрономических изысков. А промежутки от дозы до дозы у него теперь настолько маленькие, что и по два раза на день жалиться приходится. Пытался он дозу скинуть, в больничку ложился, но это пока ещё мать была жива. Потом матушка допекла его так, что даже Батон со своим ангельским терпением не выдержал. Ну, в самом деле, когда человеку плохо, чего над ухом нудить? «Наркоман проклятый, всю жизнь мне угробил» Ещё мать называется. Что там у них вышло – дело тёмное. Братва говорила, что он её грохнул. Видели его вроде в лесополке с большой клетчатой сумкой. Но может и брешут. Во всяком случае, менты помотали сынулю по случаю пропажи матери, и отстали. А в сумке старый керогаз оказался, который он у кого-то в хуторе спёр, да две алюминиевые кастрюли. Дали ему за керогаз год условно. Вот скажите – есть ум у человека? На фига в наше время керогаз. Разве что ханку варить. А Батончик пока в СИЗО сидел, переломался по сухому и снова начал по маленькому задвигаться. А ломаться по сухому – это вам не фунт кокса. Так что Батоно у нас герой нашего времени. А если точнее – то героин.
Да, что то мысли путаются, соскакивают. С чего бы это? Авитаминоз что ли осенний? Надо будет завтра витаминок купить. Ханку разбодяжили с водой и димычем, откинули на ватку. Чинарик вату выкинуть хотел, а Батон его чуть не убил за это. Ну, действительно, что за чудило? Элементарных вещей не знает, варить не умеет. Ватка, когда прижмёт, на вторяк сгодится. Везёт же дуракам, им кенты с Чуркестана шмаль центровую привозят. Или бабушки бутыли с кислым оставляют. Впрочем, я далеко не дурак, я - Аптекарь. Цикл Кребса со второго курса биохимии я помню не хуже формулы героина. Диацетилморфин – сразу и не выговоришь. За то меня братва и уважает. Вон на плече у меня паук в паутине выколот. Паук вниз головой повёрнут – значит, парень при делах. Иногда паук со мной разговаривает. Правда, не поймёшь где у него рот, но слова прямо в голове отчётливо отдаются. И всегда дело говорит. Сейчас молчит, но как-то многозначительно. И чувствую, не нравится ему Чинар. Не смотря на свой фитюль, которым он с нами поделился. Вернее с Батоном. Я то свою законную порцию за ангил… англилдрид.. Тьфу, ну, в общем, за кислый имею.
Ханка приятно-коричневого цвета. Играет в лучах утреннего солнца. Хотя может и вечернего – я уже тыщу лет на улице не был. Вроде не за чем. Спасибо бабуле, за дозой теперь бегать не надо, люди сами несут. Не жизнь, а праздник. Да и замок на двери квартиры выломан. Украсть вроде нечего, но хату сожгут с дури, где жить тогда? Правда, богатство своё я дома не держу, в надёжном месте спрятал, в подвале. В сарайчике подвальном бочка с краской стоит, а в краске на дне и бутыль с притёртой пробочкой спрятана. А в пробочке трубочка стеклянная от аппарата Боброва. Снял заглушку, засунул внутрь длинный пластиковый катетер – и, вуаля, качай в шприц. Сколько раз братва ломала двери в подвал, но так потаёнку и не нашла. Я все до мелочей просчитал и специальный костюм с перчатками предусмотрел, чтобы краской не перемазаться. Да и лекарство в безкислородной среде лучше хранится. Я ж Аптекарь.
Батон сидит в углу на корточках и вроде спит с машинкой в руках. Но он не спит. Он караулит свою вену. Дороги у Батона давно на узлах и язвах, колоться проблема. Даже в половой член двигался, пока была возможность. Теперь у него осталась одна маленькая дорожка у основания большого пальца левой ноги. И Батон её караулит. Словно кот у мышиной норы, терпеливо сидит и ждёт. Ждёт, пока тоненькая синяя ниточка набухнет настолько, чтобы в неё можно было попасть иглой-капиллярочкой. Главное не промазать. Промажешь раз, венка уйдёт, и тогда хоть вешайся. Вот поэтому мой друган, не смотря на багряный отблеск приближающейся ломки, сидит и терпеливо «пасёт» свой собственный палец. Я-то уже задвинулся и с интересом наблюдаю за процессом ловли вены. Чинарик куда-то пропал из виду, может в спальню ушёл? Мне лень повернуть голову, чтобы его поискать. Тем более, что Батон, наконец, ловко ширяет себя в ступню. Его худое, острое лицо расплывается в довольной улыбке: - Дома…
Я тоже рад за него. Всё-таки друг, а дружба – это святое. Важней дружбы – только доза, когда задвинуться необходимо. На лицо Батона падает с потолка рыжий таракан. Таракан-таракан-тараканище…Он долю секунды висит на заострившемся носу, перебирая в воздухе задними лапами, наконец, находит точку опоры и бежит вверх по переносице. Батон его не замечает, не до того. Он весело улыбается мне и вынимает иглу, ловко прижав ранку кусочком ваты. Хорошо. Может это и есть простое человеческое счастье? Меня пробивает на смех. Я смеюсь до рвоты. Правда, рвать не чем. Когда я последний раз ел? Не помню уже. Вчера точно. Верка приносила сухой лапши в пакетиках. Меня рвет лапшой на домашние шлёпанцы. Странно, не переварилась. Желудок что ли не пашет совсем? Смех вылетает изо рта вместе с макаронами, от чего мне становится ещё смешней. Резкая, но вполне терпимая боль вонзается мне в спину справа. Она какая-то нереальная, ненастоящая. Ну да, я ведь под дозой. Во, блин. Я радостно ржу, сплевывая внезапно пошедшей изо рта кровью. Пытаюсь перевернуться на спину, но что-то мешает. Зеркало на противоположной стене тускло отражает фигуру человека, лежащего на диване лицом вниз. Из спины человека, слегка покачиваясь, торчит широкий нож.
- Убили тебя – говорит мне безрадостно паук, - Чинарик, сука, замочил. У него крыша с дозы съехала – кислый плохо выпарили.
Коричневый клинок, на который я столько раз высаживал кору, спокойно торчит у меня в районе правой лопатки. Чинарик, которого хватило как раз на одно это бессмысленное движение, лежит на полу у дивана. Лицо у него спокойно, как у спящего младенца. Ко лбу прилипла съеденная мной вчера, и извергнутая сегодня, лапшина. Батон весело смеётся, сидя тощим задом на загаженном линолеуме. Кисти его рук, опираясь запястьями на обтянутые линялыми трениками колени, расслабленно полувисят.
- Аптекарь, ты как в кино – сообщает он мне. Я пытаюсь вытащить нож, но дотянуться не получается. Встать тоже. Что-то я ослаб. Верно, говорю, витаминов не хватает. Паук все более чернеет на фоне бледнеющей кожи. Или он из меня кровь пьёт? Или я из него пью? Вон её вокруг сколько. Ну, так я Аптекарь, я в авторитете. Люди в курсе. Подавишься, паучина.
Кровь изо рта идёт уже тугой алой струёй.
Учительница музыки.
Тусклое пасмурное утро процеживалось в комнату сквозь диафрагму неплотно задёрнутых штор. Комната была полупустой, мрачной и поглощала робкий утренний свет, как чёрная дыра. Полумрак стыдливо драпировал ободранные обои, диван с кучей разного тряпья на нём, и письменный стол в углу, обставленный вместо стульев какими-то чурбачками. На столе, в андеграундном орнаменте из пустых консервных банок, бликовал серебристой лысиной бюстик Чайковского – предпоследний оплот высокого искусства в этом мрачном жилище. Последний оплот, он же кормилец, старый аккордеон стоял в головах дивана безрадостно раздвинув меха и поблёскивая перламутровыми боками. По загаженной крышке стола сновали небоязливые тараканы, вольготно роясь в остатках съестного. Крупный прусак пересёк щелястый пол и взбежал по ножке дивана на тряпичную гору. Хриплый звон старого будильника «Витязь» разрушил вонючую стоялую тишину. В утробе тряпичной джомолунгмы, венчающей диван, прозвучал искажённый зевком короткий матерок. Хозяйка берлоги с неохотой вылезла на свет. Сегодня пятница, базарный день, и пропустить его никак нельзя – пенсия по инвалидности благополучно пропита. А ведь надо похмелиться, да и поесть не мешало бы. Может со вчера осталось? Лежащая на столе, как поверженный шахматный король, пустая бутылка гасила робкую надежду на опохмелку. « Серёга гад! – подумала женщина, внезапно озлобляясь до спазмов в глотке - Мог же ведь оставить глоток. Тем более, что на мои деньги гуляли.» С трудом преодолевая дурноту она вяло поплелась в ванну. Совмещённый санузел густо благоухал смесью аммиака и прокисшего табачного перегара. На месте унитаза зияла дыра канализационной трубы, поэтому и хозяйка и гости облегчали мочевые пузыри прямо в ванну или раковину – кому куда удобней. Всё остальное совершали в старое ведро, стоящее на лоджии и благоухающее миазмами на десять метров вокруг. Рябое зеркало над умывальником равнодушно отразило помятое женское лицо, некогда красивое и ухоженное, а теперь покрытое преждевременными морщинами, как старое глиняное блюдо. Жёлто-зелёный бланш украшал левую скулу – знак любви от очередного ухажёра. Хорошо, что не под глазом. А это что? Единственная оставшаяся блузка была распорота крест-накрест, обнажая бледную грудь с увядшим соском. Серёга вчера ножом баловался, выкидухой. Вот гад! В чём же теперь идти играть на рынок? На пальто не хватает двух пуговиц и с голой грудью будет совсем неприлично. Перед родителями учеников неудобно – мелькнула вдруг глупая мысль, отголосок прошлого. Женщина безрадостно улыбнулась в зеркало – как давно это было: музыкальная школа, весёлые капустники, муж-скрипач и, так любимое ею, шампанское. Муж после ряда тщетных попыток вытащить её из алкогольной зависимости уехал, шампанскоё превратилось в самопальную водку, а работа – в завуалированное игрой на аккордеоне попрошайничество. Грустная сказка о современной золушке, где принца не предвидится, а карета уже превратилась в тыкву. Тягучий похмельный спазм сжал желудок мощной ладонью и воспоминания ушли, оставив место насущным проблемам. Эх, бутылочку пивка бы! Всего одну! Но где там, Серёга вчера выгреб последнюю мелочь на курево. Она прошла в комнату, где из груды одежды в углу вытащила купальник с закрытой грудью. Сойдёт вместо блузки. Спина, правда, голая, да под пальто всё равно не заметно. О, а вот и серёгин нож – посеял, придурок. Может удастся продать? Освобождённое кнопкой хищное лезвие прыгнуло из рукоятки тусклой молнией. Красиво прыгнуло.
Рынок несуетливо копошился под сенью куполов храма. Неяркое ноябрьское солнце выглядывало в прорехи облаков, отбрасывая зайчики от золотых зубов смуглых цыганок: «Куртки, дева-ачки, куртки.» Яркие пятна ковров лоскутно пестрели в серой базарной мешанине. «Владимирский централ, ветер северный» - хрипло басил один динамик. «Ой не буду горювать» - залихватски откликался соседний. Запах шашлыка безмолвной рекламой плыл в осенней сырости, вызывая невольное слюноотделение. На мосту, где резкий ветер не ломался о спины торговых палаток и пронизывал в полную силу, негромко мяучил аккордеон. Озябшие пальцы с облупившимся маникюром старательно извлекали из перламутрового нутра «Вальс- бостон». Но любителей живой музыки было не много – на дне раскрытого футляра одиноко блестели три рублёвые монетки. Хозяйка аккордеона почти бессознательно, на одних рефлексах перебирала клавиши. Она не замечала презрительно сожалеющих взглядов бывших коллег, учеников, родителей учеников, друзей из той прежней, благополучной жизни. Пива! Похмелиться бы! Господи, ну неужели я так много прошу? Выбитые ветром слёзы размазывали остатки дешёвой туши по лицу, превращая его в маску паяца, печального арлекина. Неподалёку стояли два крепких паренька – стриженные затылки, золотые цепи на мощных шеях выблескивают из по кожаных «косух». Гоготнули, ударили по рукам: - Замазали. На кабак? Я те говорю вылизывать будет!
- Эй, клизма, хочешь стольник заработать?
Аккордеонистка выдернутая из небытия молодым наглым голосом вяло подняла взгляд. – Пошёл ты, хам. – вырвалось вдруг неожиданно, не иначе из того искрящегося необратимого прошлого. Потому что в сером сегодня она отвыкла реагировать на любые оскорбления – подумаешь, клизма.
- Да ты не кипятись, тётка – притворно сочувствующим голосом заговорил краснощёкий амбал – Мы ж тебе помочь хотим. Стольник и бутылку пива. У нас тут спор вышел.
Магическое слово пиво сделало своё дело. – Может сыграть чего – с надеждой спросила уличная музыкантша, непроизвольно дёрнув горлом. – Я блатных песен много знаю.
- Да нет, пошли с нами. Не бойся. – и ломая последний лёд недоверия крепыш сунул ей за пазуху сторублёвую купюру. Собрав инструмент, она прошла в сопровождении этого странного конвоя за угол какого-то склада. Здесь было безветренно и тихо, выщербленный асфальт в мозаике битых стёкол был почти сухим. На грязной стене яркое граффити – Я люблю тебя, Эминем.
- Мы тут с братухой поспорили – проползёшь ты десять метров за пятнадцать секунд или нет. – весело пояснил один из качков. Женщина недоумённо подняла глаза на диатезно-краснощёкую харю – Зачем? - спросила по инерции, хотя и так было понятно – посмеяться хотят ребятки. – Поспорили мы – терпеливо повторил парень. – Да ты не бойся, стольник твой. А чтоб веселей ползти было… - он поставил метрах в десяти откупоренную бутылку дорогого пива. – Глянь, какое. Сроду, небось, такого не пила. – Да не менжуйся, тут чисто. – поддержал его напарник – Всё равно твоим пальтом только сортир чистить. Она хотела вспылить, гордо уйти, бросив им в лицо мятую купюру. Чего захотели? Ведь она музыкант, служительница искусства, ведь это её задаривали цветами на городских концертах и приглашали в ресторан известные в городе люди! Но постепенно негодование сошло на нет под воздействием близости желанного пенного эликсира. Эх, только бы глоток пива! Да хрен с ними. Действительно асфальт чистый, да и не видит никто. Бывшая учительница музыки опустилась сначала на колени, потом легла плашмя, опираясь на чуть согнутые руки. – На старт, внимание, марш – загоготали где-то наверху глумливые голоса – Пошла родимая! Лёгкий пинок в крестец стронул её с места и она поползла, смотря прямо перед собой, на коричневую бутылку с пенной шапкой на ней. Всё ближе и ближе, уже горло сладостно сжимается в предвкушении пряной прохлады. Скорей, скорей. Вот она заветная узкогорлая ёмкость. Надо быстрей схватить, сжать это горлышко, опрокинуть содержимое в иссушенный похмельной жаждой рот. Тупой носок кроссовки «Рибок» аккуратно опрокинул бутылку на бок. Что это?! Пенная влага толчками полилась на асфальт, впитываясь в мелкие трещины. И в этот момент плотно закрыв глаза женщина лизнула мокрый от пива асфальт. Сил чтобы схватить бутылку руками у неё уже не было.
Она перекатилась на бок, с трудом села. В ушах шумело, руки дрожали, краснощёкие мордовороты двоились в глазах, заходясь от смеха и хлопая себя по ляжкам. Она встала. Свет померк. Когда он включился снова, краснощёкий амбал недоумённо прижимал руки к животу и смотрел на красное пятно сочившееся горячими каплями из под широких ладоней. Второй по инерции ещё смеялся. Мимика его медленно менялась от бурного веселья к мрачному негодованию. Звякнул о бутылку испачканный кровью нож – невольный Серёгин подарок. Она подхватила окровавленной ладошкой футляр, сделала первый шаг в направлении шумевшего неподалёку рынка. Тяжёлый удар опрокинул её на землю. В меркнущем сознании среди какофонии посторонних шумов набирал обороты «Вальс-бостон».
С новым счастьем.
Мелкий снег исподволь сеялся с небес, принаряжая грязный город к празднику. Новогодние витрины сочились разноцветьем гирлянд и отблесками ёлочных игрушек. Игорь Нежин медленно шёл с новогодней корпоративной вечеринки и медленно таял от накатившего вдруг новогоднего настроения. Господи, хорошо то как! Он выдохнул в морозец перегар дорогого коньяка «Хеннеси», которым раздобрившийся шеф потчевал сегодня коллектив.
Всё складывалось на редкость хорошо. Секретарша шефа Людочка невзначай прижалась высокой грудью к нему, бухгалтеру очкарику, и многообещающе вздохнула. Шеф был сама любезность. Даже завидев флирт Нежина со своей наперсницей не взревновал( обычно он был крут и несдержан), а весело прорычал:
- Ну, Игорь даёт! А ты парень не промах!
И было в этом «непромах» нечто сулящее новую должность или прибавку к зарплате.
До встречи Нового года оставалось ещё шесть часов, а дома ждала жена Лена, красивая женщина и по совместительству бухгалтер крупной фирмы. Мимо, уткнувшись взором в припорошенную землю, пробежал Дед Мороз, сгибаясь под тяжестью большого красного мешка. В мешке выступало острыми углами нечто большое и квадратное.
- Здравствуй, Дедушка Мороз, - добродушно пошутил Игорь, настроенный на шутливо-новогодний лад. Тот недовольно пробурчал что-то на ходу и прибавил скорость. Вдруг впереди замигала синим милицейская «канарейка». Дед Мороз резко остановился, будто натолкнувшись на неведомую преграду, и повернулся к Нежину:
- Слышь, мужик. Тьфу, то есть, внучек. Постереги мешок, мне отлить надо. Таю я. И чуть хмыкнув своей бородатой шутке, он поспешно скрылся налегке в ближайшей подворотне. Игорь, ухмыльнулся и закурил подле брошенного мешка. Рядом взвизгнули тормоза.
- Вот он, гад! Это один из тех, что склад офисной техники бомбанули.
Игорь не успел даже посмотреть, о ком идёт речь, как здоровенный сержант добродушно вытянул его по спине твёрдой дубинкой.
- Где мешок взял? Скажешь, Дед Мороз принёс?
Робкие попытки Игоря ответить утвердительно были тут же грубо высмеяны. Из приоткрытой горловины мешка выглядывал угол компьютерного монитора.
В тесном отсеке для заключённых было холодно и тряско. Игорь недоумённо приходил в себя, стукаясь об углы на ухабах. Вдруг «УАЗ» сильно тряхнуло, и невинную жертву обстоятельств выронило в открывшуюся от толчка дверь. Патрульная машина как раз поворачивала за угол, и потери арестанта никто не заметил. Беглец побежал прямо по переулку, смотря к себе под ноги. «Когда ты в бегах, - вспомнилась вдруг фраза из боевика, - не смотри никому в лицо». Игорь добросовестно не смотрел никому в лицо, пока не ударился макушкой во что-то твёрдое. Дюжий детина, чей твёрдый живот остановил отчаянный бег, недружелюбно смотрел маленькими глазками на тщедушного очкарика.
- Ты что, дятел, не видишь, что тут частная собственность? А может ты киллер, шефа моего завалить хочешь?
Вконец ошарашенного Игоря взяли за шиворот и отнесли в какой-то бункер.
- Шеф, - рокотал за дверью бас поимщика, - я тут киллера взял! На вас охотился!
- Вася, ты что, идиот?! Не видишь, что я с дамой?
Пьяный и чуточку жеманный женский смех аккомпанировал последней фразе.
- Ладно, тащи его сюда. Сейчас поглядим, что за птица.
Игорь, ускоренный недружелюбным пинком влетел в кабинет. В кабинете сидел вальяжный толстяк с лицом постаревшего Вини-Пуха. Рубашка его была полурасстегнута, на коленях сидела до боли знакомая женщина.
- Лена, я прошу объяснить, что тут происходит, - звенящим шёпотом вопросил псевдокиллер и лягнул твёрдую ногу охранника. С таким же успехом он мог бы лягать деревянный шкаф. Вини-Пух слегка растягивая гласные на московский манер, не торопясь все объяснил:
- Елена Александровна сдавала мне годовой отчёт. Василий, отвези Елену Александровну и (как вас там?) Игоря Николаевича домой.
Василий шумно вздохнул и пошёл заводить хозяйский «мерседес».
Автомобиль несся через рощицу между двумя спальными районами, осколок некогда девственного леса. Лена пристыжено забилась в угол просторного салона, прикрывшись корзиной с деликатесами.
- От шефа – буркнул мрачный охранник. В этом немногословии сквозило недоумение, вызванное странными действиями босса и большое желание дать этому очкарику пенделя.
Игорь гордо молчал, увиливая плечом от робких прикосновений неверной жены. В лесу что-то треснуло, и в лобовом стекле «мерина» возникла аккуратная дырочка. Машину занесло и выбросило с дороги в глубокий сугроб. Василий отреагировал неожиданно быстро для его тупой физиономии. Он вытащил здоровенный чёрный пистолет и бросился в лес, петляя как заяц. Нежины ломанулись в другую сторону. Елена мертвой хваткой тащила за собой корзину, забыв в панике от неё отцепиться. Из корзины сочилось на снег красным.
Выбившись из сил, они остановились у большой, принаряженной снегом ели. Где-то далеко зазвучали куранты, послышались взрывы салютов и петард.
- Хорошо то как, - робко вздохнула Елена, - Когда б мы ещё так здорово Новый Год встретили? С Новым Годом!
Игорь согласно вздохнул, отмякая душой, и вылил из разбитой бутылки в пластиковый стакан остатки марочного вина.
- С новым счастьем.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com