Эпизот из жизни Ридеаль Иван Саломоновича в молодости. Отца моей жены Галины Ивановны.
…Затянув легкий обласок* (остяцкий деревянный чёлн) на берег, затолкав его в заросший высокой травой куст тальника, Иван подхватил со дна мешочек-котомку и короткое весло. Весло он сунул в траву в нескольких шагах от куста и выпрямился передохнуть, осмотреться. Кругом на той стороне меньше, рядом по пояс, был настоящий травостой. Здесь, на этой стороне Оби, на заливаемых в половодье больших, болотистых лугах, после ухода воды, в июле наступало царство травы, густого и уже к концу июля высокого разнотравья. Там, где он родился, далеко от сюда, на берегах Волги, такого чуда не было. Там трава была поменьше, по жиже. Там, и здесь. Там, где он родился и здесь, где он обязан бесправно, безвыездно жить. Нет, выживать.
Солнце подымалось к полудню и надо торопиться на покос. Ещё раз посмотрев на озеро, в которое он заплыл с протоки, на точки утиного выводка этого лета, кормившегося у дальнего берега, на тихое голубое небо с ярким солнцем, с редкими, небольшими, низко плывущими белыми облаками, - вздохнул. Поправив лямку мешка, Иван повернулся и шагнул к знакомой тропе, еле видной сквозь сомкнутые стебли травы. Раздвигая их рукой, он медленно пошел, постепенно входя в свой привычный шаг.
Теплый ветерок принес неожиданный запах - разрезанного арбуза. Арбузы? Откуда здесь арбузы? Последний раз видел их в августе 1941года. Нет, показалось. Ещё раз пахнуло. Сейчас запахом кошенной травы. Он опять вспомнил арбузы..
..Большие арбузные поля, там, на родине. Чаны-котлы, вмазанные в летние, побелённые печи. В чанах пузырится и булькает густая, темно-красная мякоть – будущий, вязкий, сладко - ароматный, арбузный мёд…
Подходя к лугу, посматривая на открывающееся большое скошенное поле с ровными валками высохшей травы, прислушиваясь к иногда доносившимся звукам он понял, что сено не убирают, хотя вчера порешили копнить. Ведь для этого вчера и пригнал перевезенных на пароме через Обь двух лошадей с конными граблями. За ужином они решили копнить, не ждать больше, не пересушивать. После этого он уж под вечер пешком, потом на обласке, отправился назад в Нижний Сор отметится, доложить.
Несколько женщин в дальнем конце луга вручную собирали сено в небольшие копёшки - навильники. За Конной, на той стороне речки, цепочка мужиков косила край луга. Там же паслась на веревке одна из лошадей. Иван приостановился увидев лошадь на той стороне. Почему она на той стороне? Он прибавив шаг направился к шалашам у покоса. Зачем они косят, не сгребают? Остяки обычно послушны в работе. Что случилось? Что-то поломано у граблей? Вчера всё сам проверил и тяги и колёса, всё крепко.
Бабы увидев, что пришёл бригадир, не спеша бросали работу, с граблями, с вилами на плечах стали подходить. Сунув котомку в тень шалаша, Иван присел на чурбак у тлеющего костра.
В костре и рядом несгоревшие следы еды, брошенные рыбьи кости, головы, хвосты. Рыба в этом году нагульная, и её прорва. Он уже знал, если вода после половодья сходит быстро, то рыба будет и зимой. Зима. Зима здесь не та зима как дома, нет. Он уже забыл какая зима у них была там - на Волге.
Сколько же прошло лет? Сегодня 27июля 1947года, а их привезли эшелоном на ж.д. станцию « Т..» 22 сентября 1941года. Поезд шёл быстро. Один раз в день кормили, давали хлеба. По началу было не страшно, не голодно. По приезде разместили в пристанционном посёлке. Казенные дома, на два хозяина, в каждую половину 2-3 семьи. Весной 1942го на пароходе «…» до Абрамцево. Высадили семей 30. А оттуда - кого куда. Их ближе к Чулыму, в Верхний Сор. В конце тяжелого 42го еще дальше в глухомань, в Нижний Сор. Ему тогда было 14лет. Сестра постарше, брат помладше, младшая сестра и мать. Отца нет, он еще в 1933году с товарищем замерз в степи. В метель возвращаясь в село из Саратова, где они на рынке продавали сельские продукты. Молодые заторопились домой к семьям и не стали ждать других… Мать одна подымала детей. Жили трудно, своим трудом. Помогали родные, нищих в роду не допускали. Дети выучились. Вроде встали на ноги и тут вдруг война. Чего ждали, то и случилось - Указ от 28 августа 1941года… всех скопом, в одночасье..
Значит прошло 6 лет. Черных, без просветных лет войны с постоянным голодом, с тяжелым трудом в любую погоду, в жуткие морозы... Порой отчаянье в их существовании на земле - губило слабых…
Иван поднялся на встречу Эмме, поварихе на покосе, первой подошедшей к шалашам.
-Guten Morgen Иван Соломонович. Sie werden ist? ( Есть будете?) - бойко спросила молоденькая повариха.
Здороваясь и снимая старый, белесый, с обтрепанными рукавами пиджак Иван ответил:
- Nein, ist noch früh. (Нет, есть ещё рано.) Взглянув на небо, добавил:
- Du besser als tee erwärme, ja ist mehr grösser es. Der tag, wahrscheinlich heiß wird.( Ты лучше чаю согрей, да побольше. День, наверно жаркий будет.)
- Jetzt, ich schnell. (Сейчас, я быстро) Она аккуратно положила грабли на шалаш и нырнула внутрь.
Услышав сзади говор подошедших женщин, он спросил в шалаш по русски:
- Эмм., а Красавчик где? - давая ей знать, что они не одни. (им запрещали говорить и писать на родном языке.)
Повариха поняла это, и из шалаша донеслось:
- Тама, у Большой осера.
Обернувшись и здороваясь, он спросил у женщин:
- Почему мужики не сгребают сено? -
Бабы разом заговорили:
-Справиться с Красавчиком не могли. Он у них в грабли не шел. Как упрётся и ни в какую.
-А ещё, к кобыле рвался. Еле спутали.
Клавдия, старшая, усмехаясь пояснила:
- Течка началась у Тайки. Пришлось ее за Конную сплавить.
- А он все равно чует. Зараза.- добавила Райка молодая, бездетная вдова.
- Ясно - Иван взял поданную ему большую жестяную кружку, черную от копоти, горячую, с тёмным, пахнущим смородинным листом чаем. Присел на сутунок. Сдув пепел с чая, стал осторожно, мелкими глотками пить терпкий кипяток.
Не справились остяки, и понятно, народец не крупный, а жеребец в силе. Летали поди от него. Из них только рослый Ефим мог бы, да не умеет с лошадьми обходиться, боятся они его. Ещё позавчера, в конторе, приказано было копнить. Теперь придётся одному запрягать Красавчика и сгребать сено. Решив так Иван быстро допил чай, сказал бабам – собирать сено в навильники, взял уздечку и скоро пошёл к озеру.
Красавчик, был единственным жеребцом рыбхоза. Иван шел и вспоминал, как четыре года назад, в 1943году в В.С. ранней весной, еще до ледохода пригнали пять лошадей. Среди разномастных коней были два молодых породистых жеребца - Томич и Красавчик. Всех поместили в обновленную за зиму конюшню, где раньше стояли две старые кобылы и мерин.
На промысле рыбы, зимой и летом, кони тянули большие невода, возили рыбу и лед в ледник. В рыбхозе сразу увеличился улов, заготовка.
Иван еще подростком, там дома, научился пасти, поить , кормить лошадей. Так ему и поручили днем ухаживать за лошадьми, а на ночь сдавать сторожу конюшни старику Карпу. Он был рад, есть работа и за нее он будет получать хлеб. Хлеб для семьи, для всех, больше еды - матери меньше забот как накормить детей. Он помнил как старательно трудился, и лошади шли к нему, были послушны.
Накормлены, напоены во время, выгуляны, ухожены. Прошел месяц, пошел другой, а он не получал за работу, ни хлеба, ни зерна, ничего. Наконец мать сказала – Не ходи. Он не стал ходить. К ним приходили, ругались. Муртазин, председатель, грозился убить. Злой татарин всегда ходил с молотком. Иван был тверд. Наняли другого паренька – остяка, тому давали хлеб, а ему немцу нет.
В покос, ночью, утонул в болоте Томич, проглядел парень коня, в болото пустил пастись, в путах.
Муртазин говорил, что Иван это сделал, он утопил. Иван тогда на дальней пасеке работал, пасечнику деду Макару помогал омшаник рубить, учился топором орудовать. Красавчик тогда у них был, бревна таскал, тем и уцелел не утоп. За работу, за два месяца Ивану пуд муки полагался. Написал дед записку в контору В.С. чтоб выдали Ивану муку за два месяца. Пришел Иван, выписали ему, пошел получать. Только начал складской муку отмерять, как Муртазин в воротах. Иван и не помнит почему татарин промахнулся не попал ему в голову, а в плечо, то ли плохо видел со свету, то ли Иван сам уклонился. Испугался Иван проскочил мимо Муртазина и со всех ног дальше. Пришел под вечер на пасеку, заплакал деду Макару в плечо, всхлипывая рассказал все. На другой день дед Макар сам, на обласке поплыл В.С. Говорили потом, что он Муртазину трудармию предрекал. Дед не простой был, умный старик. Через год Муртазина забрали в трудармию, а от туда не возвращались. так он там и пропал. А хлеб Иван получил тогда. Первый заработанный хлеб.
Красавчик пощипывая сочную приозерную траву стоял в тени большой ивы, хвостом сгоняя надоедливых паутов. Услышав острыми ушами шум шагов запрял им, встрепенулся и изогнув шею повернул голову. Глаз его с голубыми белком, с темной, блестящей роговицей отразил идущего бригадира. Спутанный конь, с поворотом, мелко запрыгал навстречу Ивану.
Похлопывая, поглаживая жеребца, Иван привычно надел уздечку, наклонившись распустил путы и проведя несколько шагов, сходу вскочил. Дав коню пробежаться, направил к озеру. Напоив коня шагом поехал запрягать.
Запряженный в грабли Красавчик, тихо гортанно ржал, прислушивался, снова ржал. Иван усевшись в металлическую раковину сидения тронул к ближнему валку. Красавчик легко потянул тяжелые грабли.
Изогнутые прутья греблей скоро забились собранной травой. Переложив поводья в одну руку, Иван другой потянул рукоять - освободить набившееся сено.
Приближалась середина большого круга, берег Конной. По той стороне бегала привязанная на верёвке Тайка. Остановившись она призывно позвала жеребца. Красавчик натянув ремни, ускорил шаг. Иван потянул за рукоять сбросить сено и понял, что зря. Сено вывалилось и конь почувствовав легкость, побежал всё ускоряя движение граблей. Натянув поводья Иван сколько мог откинулся назад. Возбуждённый конь уже мчался вовсю к краю обрывистого берега. Грабли начали крениться и подскакивать на старых кочках, кидая верх в стороны с трудом сидевшего Ивана.
Иван рискуя упасть, привстал сколько можно, и мешая слова закричал коню:
- Стой! Дура, куда?! Тпру!Halt! Halt!–
Вдруг сильный толчок, кидает его в верх, и он падает мимо сиденья под грабли. Спасло его то, что он упал среди кочек. Гребли перепрыгнули через него и гремя умчались дальше. Тут же вскочив он успел увидеть, как Красавчик вместе с граблями, в махе, перелетев короткий береговой откос - исчез . Шумный всплеск воды и сразу стало тихо. Всё произошло мгновенно. Косари на той стороне побросав косы бежали к реке. Иван перемогая боль в бедре то же пытался бежать, но путаясь в траве, запинаясь о кочки, падал. Поняв, что не успеет, он закричал подбегающим к реке:
- Быстрее! Голову надо поднять выше. Уши!..
Наконец он увидел поверхность реки, полузатопленные грабли, круп коня. Тяжелые грабли своей массой не давали свободы. Красавчик, пытаясь опереться на сломанные передние ноги, в топком илистом дне, раз за разом уходил головой в воду.
Наконец он шатаясь встал. С болью в глазах он вдруг тихо, хрипло, с дрожью заржал , как бы прощаясь со всеми. Мотая головой стал бессильно опускаться.
Ефим, размахивая руками, почти по грудь в воде ухватил узду, остяцким кривым ножом перерезал ремни привязи.
- Поздно. Всё. Погиб конь, И мне конец… решил Иван бредя по воде, шатаясь из стороны в сторону.
Они вдвоём с трудом пытались удержать обезумевшего Красавчика. Кровь из открытых ран сломанных ног, мешаясь с взбаламученной водой, красила воду в коричневый цвет.
Ефим тоже понял, что конь не будет уже никогда настоящей рабочей лошадью. Смекнув это, он не смело сказал:
- Поди ресать надо. Мясо худой будет.
Ивана охватил страх, стало зябко, холодно, его затрясло мелкой противной дрожью, он задрожал, застучал зубами как в стужу. Он понял, лошадь пропала, нет уже жеребца Красавчика. Его же обязательно будут судить и он сам пропадет, сгинет. Ну и пусть, все ровно.
Всё равно ? Нет, он не виновен. Люди всё видели. Эта мысль согрела. Иван взглянул на Ефима, в его понимающие глаза. Мясо. Люди давно хорошо не ели, а их семьи? Пусть Красавчик ещё послужит.
- Режь - коротко и решительно приказал Иван.
Остяк тут ж, умело, резанул сверкнувшим ножом по шейной артерии. Кровь брызнула, конь мотнул головой, последний раз, и стал заваливаться на Ивана…
Шатаясь бригадир вышел на берег. Обступившие Ивана мужики загалдели - они ругали Красавчика за его буйный норов, за жеребцовую неугомонность и успокаивали бригадира тем, что сами не смогли справиться, и что всё видели, и что он не виноват в этом.
Чуть оправившись Иван отправил людей в помощь Ефиму.
-Только шкуру оставьте – И чуть дрогнув губами в горькой усмешке добавил:
- Для отчета.
Хромая он побрёл к кобыле. Тайка одиноко стояла и смотрела. На людей, на бредущего к ней бригадира, на речку куда прыгнул Красавчик. Она нетерпеливо ждала Красавчика.
- Luder (Стерва) - тихо сказал Иван со стоном падая на скошенную траву...
Указом ВС от 29 августа 1964 года,
немцам разрешили выезд с мест.
11\08\2010
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com
Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/