23

Февраль 2004г

Вера может превратиться в Отчаяние,

Надежда стать Разочарованием,

Любовь же останется Любовью –

Бессмертной бесконечностью.

BJ Butter

 

Фантазия на тему песни

«Clubb To Death»,

Reb Dougan

 

 

 

Мое имя Рэш. Рэш Дэлвинг – левая рука начальника Совершенно Секретного Государственного Проекта «Омикрон». Кодовый номер U-745-863. Ролевое имя – Волчица. Входя в состав отряда из двадцати высококвалифицированных специалистов из разных областей науки, техники и связи и являясь его главой, я выполняю единую для всех команд задачу – защищаю тех, кто может себе это позволить…

 

I

 

Десять лет – это большой срок. Особенно для таких как я… для тех, у кого нет прошлого… хм, да, собственно, будущего тоже. Для тех, кто живет только настоящим, опасным настоящим...

Так, снова нарушение пятой поправки – никаких посторонних размышлений во время операции. Если бы Шеф умел читать мысли, думаю, меня бы уже давно дисквалифицировали. Улыбка? Какой ужас! Нет, явно сдаю… Ненужные эмоции, рассуждения… немедленно пресечь на корню и прямо сейчас! Так-то лучше, дорогуша. Непростительно терять контроль после стольких лет напряженной работы.

Да, девять лет пробиваться через десяток пустых должностей, чтобы к закату жизни получить место капитана одного из отрядов «Омикрона» - это великолепно…

Какой кошмар! Неужели я произнесла это вслух?! У окна, напротив парадной лестницы, устланной красной дорожкой, стоял Коул. Аккуратно зачесанные каштановые волосы, легкая полуулыбка и безупречно отглаженный костюм для «особенных» выходов – как всегда, в своем репертуаре.

Снова улыбка? Ну что ж, он ее заслуживает. Немного избалованный, всегда очаровательный, живущий по своим правилом не в ущерб другим – самый настоящий Кот. В отряде, да и во всем отделе, его так и прозвали. Что поделать, ролевое имя обязательно.

Он появился у нас совсем недавно. Никто не знает его прошлого – так уж положено – только имя. Основная задача Кота – добыча информации обо всем, что касается будущей операции: от названий фильмов и одежды, которые предпочитает цель, до записей его психоаналитика и внебрачных детей. Как ни странно, но Кот никогда не плошал. Ходили слухи, что он в тесном контакте с Шефом… хм, возможно, поэтому, работа «инфотэйкера» давалась ему так легко, но мы никогда не спрашивали об этом. Личная жизнь, какая ни какая, со всеми своими тайнами, оставалась достоянием хозяина. Кроме исключительных случаев, как было с Пантерой.

Высокая кареглазая мулатка с черными, как ночь, волосами появилась в организации раньше меня на несколько лет. Была такой же успешной, неутомимой и удачливой – все операции с ее участием проходили блестяще. Таких не пропускают мимо. Повышение было получено в рекордно короткие строки – такое редко бывает, но если случается, то вызывает неподдельную гордость у «коллектива», а может быть, и зависть. Кто знает – чувства, хотя скорее их отсутствие – опять же являются достоянием хозяина. Так и Пантера никак не отреагировала на повышение. Сдержанная полуулыбка, кивок в знак благодарности и крепкое рукопожатие не по-женски сильной руки.

Все думали, что на этой ступени она долго не задержится, а пойдет еще выше и, кто знает, может, в будущем займет пост самого шефа, но видно не судьба. Первая же ее самостоятельная операция имела сокрушительный провал для всего отдела – задание не было выполнено, цель, которую она должна была уничтожить, осталась жива, и из-за этого погибло восемь наших человек. Ее обвинили в некомпетентности (я не знаю, что может быть хуже этого для агента «Омикрона»), и все думали, что за этим последует немедленная дисквалификация, но вместо этого ее понизили до рядового исполнителя без права на повышение. Многие тогда говорили, что Кот посуетился. Вполне может быть, но официальная версия была такова, что Пантеру спасли ее прежние заслуги.

Через год после этого я возглавила один из отрядов «Омикрона», и Шеф определил Пантеру ко мне. Неловко… неловко… да, вначале было что-то такое, но вспоминать прошлое у нас не принято. Может быть, поэтому никто и не узнал, почему Ив провалила то задание.

Я вздохнула: его присутствие всегда внушало мне уверенность. Но это была его работа: следить за обстановкой и безопасностью гостей, персонала… и нас. Самая напряженная из всех, какие существовали в «Омикроне», но он не жаловался. Никогда…

Ястреб сделал несколько шагов и остановился рядом. Лакированные туфли, черные брюки и темно-бардовая атласная рубашка – что-то новенькое. Н-да, после по-хулигански разорванных джинс и затертых футболок его внешний вид просто… завораживал. Он поднес ко рту бокал шампанского.

Я еле заметно мотнула головой: «Господи! Еще как хочу! И не только шампанского, но и…».

Как это у него получается? Читать мои мысли… или я опять произнесла их вслух? Не может же он знать меня настолько хорошо, чтобы быть в состоянии предугадывать желания и действия! Но он предугадывает… предугадывает! Почти всегда, с того самого момента, когда его нога переступила порог «Омикрона»…

 

Цепочка воспоминаний мгновенно, без разрешения, перенесла меня в тот день, семь месяцев назад. Стоял декабрь, и снег валил хлопьями, такими пушистыми и мягкими, что казалось, будто это вовсе не снежинки, а белоснежные перышки скользят по небу, вальсируя. Большая часть моего отдела разошлась по домам отмечать начало Нового года, а я осталась. И никто не знал, что мне совсем не хотелось брести в такой прекрасный вечер в пустую квартиру к маленькой елочке, чтобы, чокаясь о ее иголочки, встретить в одиночестве очередной любимый праздник. Все думали, что я осталась за дежурного. Да так и было официально объявлено на последнем собрании за вторую декаду декабря. И… уже в не первый раз меня это устраивало.

Последний раз пройдясь дозором по этажу, я вернулась в приемную, прошла в свой кабинет, оставив нараспашку дверь, уселась в кресло лицом к окну и погрузилась в себя. Самоанализ поступков и мыслей являлся обязательной программой обучения агентов «Омикрона», но в этот раз я размышляла только для себя, а не для отчета…

 

Спускаться с небес на землю было больно. Я повернулась и увидела официанта с небольшой тележкой, на которой блестела в свете десятка люстр ледяная фигура русалки, сидящей на дельфине.

По телу опять засновали мелкие мурашки. Обняв себя за плечи, я отстранилась и обернулась – из зеркала на меня смотрели задумчивые серые глаза. Мои глаза. Тонкий нос и четкие губы. Мое лицо… Вздохнув, я положила руку на прохладную зеркальную поверхность.

Златовласа… да, он так называет меня. Мужчины знают толк в благородных металлах. В золоте, серебре… они уважают и ценят их блеск, их магнетическую притягательность. Но платят за это большую цену. Да, им приходится выбирать между живой красотой и блеском желтых слитков… Всем, всем им… кроме него… да, кроме… потому что ему принадлежит и то, и другое… Златовласа…

Мой взгляд метнулся вниз. Из-под глубокого разреза черного вечернего платья (и угораздило же надеть именного его!) на правой ноге, в объятиях черной атласной подвязки, сверкала маленькая серебряная рукоять «женского» пистолета – единственная модель, которая поместилась и была не столь заметна под обтягивающей блестящей тканью.

Мгновенно оценив ситуацию, я вынесла неутешительный вердикт: даже это оружие оказалось «не по вкусу» моему наряду. Шов медленно, но верно расходился, пока, наконец, не увеличил разрез сантиметров на десять, практически полностью оголив бедро.

Отстранив руку Марка и сжав края разреза руками, я бодро выпрямилась и, скрыв за золотыми волосами черный передатчик, обратилась к нему:

Я заглянула через плечо Ястреба и действительно увидела Коула, мило улыбающегося, с темными очками на лбу, а немного поодаль - Пантеру. На ее лице нельзя было прочесть ни единой эмоции, губы сохраняли мертвую неподвижность, и, тем не менее, она отчитывала Кота, в этом я ни сколько не сомневалась.

Дело в том, что Пантера являлась первоклассным «кукловодом»! Так у нас называют агентов, которые могут говорить, не разжимая губ. На то, что бы этому научится, требуется много лет упорных тренировок. Ив с разрешения Шефа учила меня несколько месяцев, но больших успехов не добилась. Я смогла освоить лишь несколько слов и часто употребляемых фраз, как ни парадоксально. Однако Пантера не достигла бы в свое время такой высоты в «Омикроне», если бы просто так сдавалась…

 

II

 

Поднявшись на второй этаж, я устремила свои шаги прямо по коридору, потом свернула направо и вошла в уборную.

Ирония? Опять что-то новенькое… хотя, какая разница!

Отстранив подол платья, я вытащила пистолет и положила его на туалетный столик. Затем, закинув на него правую ногу, предварительно сняв туфлю, аккуратно, со знанием дела, стянула черную атласную подвязку. Довольно вздохнув, я повертела ее в руке.

Если бы это получалось у меня так же хорошо, как стрелять, то я бы была идеальной женщиной! Исколотые пальцы, чуть примятая ткань и выплеснутое на подчиненных раздражение – в принципе, неплохо… для этого раза.

Подняв подол платья, я закинула на туалетный столик теперь уже левую ногу, оставшись босиком. Изогнувшись, дотянулась до атласной повязки – хм, а гибкости еще не потеряла! – и, неожиданно для самой себя, потянулась. Косточки приятно захрустели. Да! Встряхнув головой, я размяла напряженную шею – как приятно! В голову сразу полезли неуправляемые мысли об отпуске, море, песке и…

Так, это уже слишком! И чтобы я еще раз пообщалась с Чаком и Мэтом?! С этими безумными… «Гаджетами»… да никогда!

«Придется, ведь они в твоем подчинении», - съехидничал внутренний голос.

Я, было, открыла рот, чтобы возразить, но не нашлась, что сказать. Действительно, они были себе на уме, но, черт побери, на каком уме! Практически все фишки и приспособления, которые используются в «Омикроне», являлись плодом их умственной деятельности. И эти передатчики, кстати, тоже. Бесшабашные гении, но все же гении! Не знаю, где Шеф откопал этих близнецов, но он, впрочем, как и всегда, не ошибся в выборе. Хотя их внешность поначалу и вводила в ступор, Доберманы были первоклассными программистами. Я до сих пор не могу понять как, проводя по двадцать часов в сутки перед монитором компьютера, они умудрялись поддерживать совершенную, просто устрашающую физическую форму? Длинные русые волосы, заплетенные в конские хвосты, понятно, откуда взялись, но это! Да-да, как всегда - «Секрет Братьев-Доберманов». Иногда они напоминали мне амортизатор: разрядка особенно наколенной обстановки между членами отряда, предоставление хорошего настроения и технических новинок – это их амплуа. Да, и еще этот Знаменитый Подкол Доберманов… Коронный номер!

Внезапно скрипнувшая дверь прервала мои размышления, и, повинуясь выработанному рефлексу, я, изогнувшись кошкой, запрыгнула на туалетный столик, заняв оборонительную позу. Мое бедное платье затрещало и булавка, распоров тонкую ткань, срикошетила в стену. Не обращая на эту неприятность никакого внимания, я глазам попыталась отыскать пистолет, но с сокрушением поняла, что он за спиной на другой стороне стола, и, несмотря на всю гибкость своего тела, вряд ли я смогла бы до него дотянуться.

Обругав, на чем свет стоит, свою несобранность, я наконец-то соизволила поднять глаза и посмотреть на вошедшего. Ей Богу, если бы мне удалось каким-нибудь образом все же дотянуться до пистолета и направить его на эту бедную, обвешанную бриллиантами старушку, она бы не только обмякла под тяжестью своей многомиллионной ноши (или совершила какое другое естественное действие организма), но, того хуже, скончалась бы прямо здесь от шока. Как мне все же везет: это бедное создание отсутствующим взглядом смотрело на мою позу (не очень удобную, кстати) и не шевелилось. Двусмысленнее ситуации придумать нельзя!

Наконец, взяв себя в руки, я медленно, без резких движений, села на угол туалетного столика, незаметно прикрыв ладонью пистолет, и, мило улыбаясь, подняла правую руку так, чтобы она могла ее видеть.

Прошло, наверное, несколько минут, пока она поняла, что я ей сказала, а потом, бормоча под нос что-то о «наглости, развращенности и испорченности молодых людей» прошла в ту часть помещения, что была отгорожена небольшой стеной. Судя по всему, эту уборную специально «переделали» для удобства гостей (очередные замашки толстосумов), так что удивляться чему-нибудь в ее интерьере – пустая трата времени.

Я с облегчением провела по волосам: «Какой кошмар! Еще не хватало, чтобы эта Мадам разболтала о «туалетном происшествии» таким же женам денежных мешков, как сама, и тогда…» - устало наклонившись за булавкой, я куда быстрее, чем в первый раз, справилась с ее водружением на нужное место, мимолетом осмотрев порванную ткань (как жаль!). Затем надела на левую ногу атласную подвязку и закрепила на ней пистолет так, чтобы при необходимости, я смогла достать его в «боевом положении» сразу правой рукой. Платье полностью скрывало бедро, так что быстрое извлечение оружия все-таки представляло некоторую трудность.

Потренировавшись несколько раз, пока старушка не вышла, и почти удовлетворившись результатом, я, развернулась перед большим зеркалом, проверяя, не слишком ли пистолет выделяется под тканью, и с наслаждением признала, что Кот был прав. Я действительно потрясающе выгляжу! Длинные стройные ноги, упругий живот и сильные рельефные руки – конечно, за культуристку не сойду, но за завсегдатая тренажерного зала – запросто!

«Еще бы, при твоей-то работе!» - снова показался внутренний голос, но я лишь отмахнулась.

Зловеще крякнула щеколда двери в этой «китайской стене», и с гордо поднятой головой из нее вышла моя давешняя знакомая. Статно, насколько позволял ее возраст, она прошла мимо меня к раковине и, выдавив «положенное» количество жидкого мыла, начала старательно намыливать морщинистые руки.

Не обратив на нее ни малейшего внимания – слишком часто мне приходилось сталкиваться с подобным – я направилась к двери, но старушка каким-то образом опередила меня, забрызгав платье водой с еще мыльных рук, и первым вышла из уборной.

На удивление уже не осталось моральных сил. Спокойно вытерев платье, я подошла к коробке с бумагой и уже протянула к ней руку, как услышала ироничный голос Ястреба:

Миновав коридоры второго этажа, я замерла перед лестницей. Об «общеобязательном поведении» не могло быть и речи: необходимость в максимально короткие сроки преодолеть десяток ступенек, расстелившихся передо мной, (что было фактически невозможно сделать на этих чудовищных шпильках) была гораздо приоритетнее светских манер и приличий, - что ж, выбор очевиден.

Подобрав полы платья, я по-женски «оседлала» перила и со скоростью американских горок устремилась вниз, провожаемая недоуменными взглядами гостей. Приготовившись спрыгнуть перед большим деревянным шаром на постаменте, увенчивающем конец перил, я со свистом втянула воздух: все так же гордо вышагивая, наперерез мне шла эта маленькая старуха! Уж не знаю, специально ли она это делала, чтобы отомстить за инцидент в туалете, или нет, но столкновение было неизбежно.

Вот в таких ситуациях и срабатывает настоящий инстинкт самосохранения у обычных людей, и IQ-поиск у секретных агентов. Передо мной стояла задача любой ценой избежать столкновения, и единственным решением было спрыгнуть раньше…

«Удача!..» - обе ноги приземляются на край предпоследней ступеньки, и я с удовольствием подмечаю разочарованное удивление на ее лице. – «О, нет…» - отвратительный хруст: шпилька на правой ноге переломилась пополам. - «***! Я отдала за эти туфли почти две свои зарплаты! И если Шеф еще раз заставит нас замаскироваться под гостей, посылая на задание, то… Оч!» - с катастрофической быстротой теряя равновесие, я выставила вперед «целую» левую ногу, оступилась и полетела вниз.

В воздухе руки нащупали что-то круглое и гладкое, и я не преминула за это ухватиться. Только чудо помогло мне в последний момент обрести равновесие, так что пострадать успела лишь моя гордость. В мгновение ока забыв о такой ерунде, я немедленно хотела продолжить свой путь, когда услышала за спиной пронзительный и до боли писклявый голос:

Под напором людей я была вынуждена отступить к стене. Чья-то нога, по всей видимости, мужская, отдавила мне пальцы. Сквозь боль я слышала, как подбежало несколько охранников и неизвестно откуда взявшийся репортер. Женщина продолжала истошно визжать, а толпа, вторя ее крику, передавала от одного к другому самые невероятные истории о том, «что же все-таки произошло». И хотя ни один из рассказов не был правдой, скорее всего виновника нашли бы быстро. А им, судя по всему, была я…

Еще один переплет! Вот не везет, так не везет! Все мои попытки незаметно протиснуться через толпу не увенчались успехом, и когда я уже услышала ключевые возгласы: «А кто это сделал? Это была она? Воровка! Кто-нибудь видел ее?» - чья-то рука схватила меня за запястье и буквально силой вытащила в соседнюю комнату.

Покачав головой, Кот отвел меня в сторону.

Но на этот раз мне было не смешно.

Французские окна были распахнуты, и прохладный ночной ветер играл дорогой тулью.

Тело била крупная дрожь – и это уже были не мурашки, а самый настоящий гнев вперемешку со страхом. Ужаснее всего была неизвестность. Я не знала точно, что произошло с Пантерой и частью отряда, а строить пустые догадки в нашем ремесле - самое последнее дело – только четкие факты, от которых в 99,9% от 100% зависят наши жизни.

Сняв трубку, мои оледеневшие от возбуждения пальцы стали набирать твердо заученную комбинацию символов. Когда сработала последняя цифра, послышался знакомый механический голос: «Неправильно набран номер, неправильно набран номер». Но я то знала, что все было правильно: после троекратного повтора этой сбивающей с толка фразы, прозвучало знакомое «тррррррх» - оператор соединял меня с «Омикроном».

Снова раздалось мерное тарахтение, и компьютерный голос осведомился:

Никогда в жизни эта операция не казалась мне такой долгой. В соседней комнате еще слышались оскорбленные возгласы и сочувствующие, но ничего не значащие фразы. Кажется, даже прозвучал голос Кота, но потом и он потонул в новой волне гвалта.

В дверях, ведущих из главного холла, появилось четверо мужчин, одетых в камуфляжную форму, с черными масками на головах и блестящими продолговатыми стволами автоматов.

Пальцы мертвой хваткой вцепились в остаток пластмассового корпуса телефона, когда один из них сделал несколько шагов в мою сторону:

Широкая ладонь, затянутая в черную, с обрезанными пальцами, перчатку, с силой обхватила меня за талию. Я быстро провела глазами по четверке, разрываясь между отвращением от этого прикосновения и необходимостью анализировать ситуацию. Как всегда безупречная программа «Омикрона» по подготовке агентов взяла верх над чувствами, и подарила этим ничтожествам несколько мгновений жизни…

«Ты уверена? Это было бы вполне в духе Коула, чертов герой…» - в словах внутреннего голоса была доля правды.

Ненавижу, когда так происходит!

Ладно, не время спорить. Как бы там ни было, мне просто необходимо найти Кота, а для начала избавиться от этих…

Сделав несколько шагов, ведомая Шакалом, я остановилась.

Но пули не достигли меня, встретив значительную преграду в виде тела Шакала, однако удержать равновесие мне стоило больших трудов. Пока один из нападавших продолжал стрелять, два других пришли в себя и очень резво выбили из его рук автомат.

Но благодаря ней, у меня было время бросить труп этого самого Грэга и обдумать свои последующие действия. Вот тут-то я и пожалела, что пистолет не на правом бедре, где разрез легко позволял мне его достать. Но времени на жалобы не было. Неожиданность – вот мое преимущество, и нужно было им немедленно воспользоваться.

Я откинула в сторону подол платья и достала пистолет. Взмах руки, движение пальца, напряженные до предела органы чувств – такие нечего не значащие действия, но один из Шакалов уже лежит без движения на полу. Двое других с диким криком поднимают автоматы. Пули въедаются в стены, разрывая окна и полосуя тюль, но им меня не достать. Мгновение – прыжок за диван и чехарда мыслей. Адреналин закипел в крови, доставив неописуемую радость.

Но не от убийства… нет… ни одно убийство не приносило радости или каких-нибудь других положительных эмоций, скорее наоборот. Оно разъедало сознание, подтачивало волю, поэтому в «Омикроне» действовал целый класс различных спецпсихологов, которые помогали новичкам справляться с отвращением к самому себе и воспоминаниями, выражающимися во снах и галлюцинациях. Это серьезное испытание, которое сразу же отсеивало неспособных преодолеть себя, но… какой ценой?

Хотя, никто из наших об этом не задумывался. Первый раз я убила на втором году службы. И хотя уже прошло около восьми лет, да и наши «врачеватели сознания» тогда надо мной постарались, осадок все равно остался. Помогло еще то, что я не была религиозной (таким в «Омикроне» делать нечего, а то билет в Ад прямо заказан… ну, еще может с предварительной экскурсией по Раю за примерное поведение и защиту других, не очень хороших, но разве на это кто посмотрит?) и поэтому не особенно размышляла о заповедях и последующих наказаниях.

Сейчас я уже не называю это убийством, скорее самозащитой… или это очередное оправдание самой себя? Как бы там ни было, я была забита в угол, без оружия – как холодного, так и огнестрельного. А Он стоял напротив с таким симпатичным антикварным пистолетом и улыбался. «Маньяк», - тогда подумала я. Да, наверное, так оно и было. Он знал, что мне никуда не деться, и решил поиграть. Подошел ближе, медленно провел дулом по скуле и дальше до подбородка, переходя на шею, продолжая улыбаться, а я, в отчаянии шаря руками по каменной стене, нечаянно наткнулась на ножевидный кусок железа, засыпанный пылью вперемешку с землей и…

Потребовалось несколько месяцев, чтобы забыть вкус от брызг его крови на моих губах, вообще, чтобы не только физически, но и морально отмыться от этой бурой соленой жижи. А когда мне все-таки это удалось, то чувств не осталось. Не то, чтобы я разучилась ощущать вообще, нет, просто тогда, когда я понимала, что без жертв не обойтись, все органы восприятия отключались, а в голове пульсировала одна мысль: «Если не я, то меня».

В большинстве своем неплохой стимул. Хотя у каждого по-разному: кто-то руководствуется советами психологов, успокаивая себя мыслью, что убирает «плохих дядей и тетей» или действует ради интересов большинства (такое тоже встречалось). А кто-то вообще ни о чем не думал и ничем себя не успокаивал. Они-то и были самыми опасными, безжалостными и безголовыми, но в «Омикроне» долго не задерживались – находился кто-то еще более сумасшедший, а тогда уже срабатывал закон джунглей: выживает сильнейший. Неплохо в нашем цивилизованном обществе, правда?

Внезапно поток пуль над моей головой прекратился: у Шакала заело автомат.

С такими увеселительными мыслями я оползала диван кругом. Тут уж все козыря были у меня на руках: лунный свет, пробивающийся из разбитых окон, полностью освещал противоположенную стену, у которой и стояли Шакалы. Даже целиться не пришлось: курок – и один сползает по стене.

Автоматная очередь обессилевшего от страха и злобы человека. Патроны кончились – автомат с треском летит в сторону. Что там? Лезвие армейского ножа. Красивый. Что, все еще не сдается? Хорошо, тут уж можно и руками, по-звериному…

Прозрачной тенью я выскользнула из-за дивана и точным ударом ноги выбила из его руки нож. Увесистый кулак на полпути к моему лицу с легкостью, будто на учении, перехватила, резко вывернув руку.

Я быстро скрыла пистолет в подвязке под платьем, подняла автомат, который еще был в рабочем состоянии, и на ходу подхватила нож – послужит для архива – а потом побежала искать Кота. Долго петлять не пришлось: все гости находились в гостиной, под охраной двух амбалов с ружьями. Пробежавшись глазами по стаду пленников, я увидела Коула в окружении дам, которые, тихо причитая, перевязывали его окровавленную руку. Лицо Кота было мертвенно бледным, но вполне довольным – да, некоторые вещи не меняются.

Передвинув затвор и закрепив корпус автомата под мышкой, я появилась в широких дверях зала. Судя по выражению их лиц, это произвело неподражаемое впечатление. Все замерли, словно кто-то нажал на стопкадр, шепот и всхлипывания моментально стихли, оставив первое слово за мной.

Однако это подействовало: Шакалы медленно опустили ружья.

Сопровождаемый перепуганными взглядами дам, Кот поднялся, оставив свой гарем, и медленно подошел ко мне.

И тут шлюзы моего терпения прорвало. Откинув на спину автомат, я схватила Кота за грудки и, прижав к дверному косяку, несколько раз хорошенько встряхнула.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я стремглав бросилась к лестнице, на бегу поправляя передатчик.

Ступеньки, резкий поворот направо. По плану Марк с губернатором должны были быть в главном кабинете - самом защищенном и безопасном месте. Охрана расставлена по наиболее выгодным позициям, разработанным самим Шефом. Значит они в безопасности… в безопасности…

Отрывистое «трррррр», и сердце задавило грудь, на мгновение свет погас, и стало трудно дышать. По всему телу выступили капельки пота, но я продолжала бежать: коридор – поворот – череда кабинетов – еще один поворот… уже скоро…

Все явственнее мой напряженный слух различал крики и ругань. И, наконец, почти выломив двери холла, я оказалась в примыкающей к кабинету приемной. У распахнутых настежь дверей лежало двое мертвых охранников. Буквально перелетев через них, я оказалась в главном кабинете губернатора. Полная разруха: перевернутый стол, покрытый мелкими вмятинами от пуль, словно гнездами ласточек на отвесном берегу, выпотрошенные кресла, разбросанная бумага и опрокинуты стеллажи. Я огляделась в поисках Марка и губернатора, но их нигде не было.

Внезапно справа раздался крик. Я бросилась на звук и, отдернув тяжелую портьеру, обнаружила еще одну комнату, в которой Ястреб боролся с двумя Шакалами. Ни минуты не раздумывая, я с неистовством бросилась в драку. Удар прикладом – приседание – подножка – перехват и нокаут. Когда мы вместе, нам нет равных. Поднявшись и тяжело дыша, я посмотрела на Марка.

Его грудь высоко вздымалась, и на лбу блестели крупные капельки пота. Не долго думая, я бросилась к Марку на шею, еще не веря в то, что он жив, а потом, отстранившись и внимательно посмотрев в его черные глаза, со страстью пережитого страха поцеловала. Он крепко обнял меня, а потом улыбнулся.

Он расхохотался в ответ, и только тогда я поняла, о каком Кодексе шла речь – о сборнике нерушимых правил поведения любого агента «Омикрона». Первой статьей с десятком уточнений был строжайший запрет на любые не профессиональные отношения между сотрудниками. Теперь уже мои губы расплылись в улыбке.

Обернувшись, я увидела губернатора. В пыльном, изрядно подпорченном костюме, он все это время стоял за портьерой. Я нахмурилась, почему-то подумав о последствиях, но Ястреб невозмутимо отпустил меня и подошел к нему.

Вздохнув, я отодвинула портьеру, отделяющую кабинет от потайной комнаты.

В дверях стоял Шакал с перекошенным от гнева лицом. В руках его дрожал пистолет, под дулом которого у противоположенной ко мне стены находился Марк, а за ним губернатор. Шакал стоял ко мне спиной, но, услышав голос, вздрогнул, резко повернулся и выстрелил.

Я видела, как Марк беззвучно рванулся в мою сторону, но губернатор схватил его за руку, заставив остаться на месте, прежде чем пуля разнесла вдребезги дверной косяк. «Разрывные!» с ужасом подумала я, закрывая голову руками от острых щепок, полетевших в меня. Он промахнулся…

 

Ветер резво подхватил несколько бумажек, выпавших из корзины для мусора, и разбросал их по тротуару. Неоновая вывеска кинотеатра осталась далеко позади.

Еще теснее прижавшись к его руке, я внезапно спросила:

Я остановилась:

Он провел кончиками пальцев по моему лицу и улыбнулся.

 

…И я поняла. Моя душа трепетала, разрывая тесную ей телесную оболочку. Его глаза сказали все, наполнив ужасом все мое существо.

Это еще больше вывело Шакала из равновесия. Он занервничал, быстро переложил пистолет в левую руку, вытер потную правую о брюки, снова взял его, не дав нам достаточно времени для нападения, и обернулся ко мне.

Напряженной взгляд его немного успокоился, но указательный палец продолжал нервно бегать по гладкой поверхности курка.

Страшный взрыв с улицы выбил окна кабинета, засыпав пол градом стеклянных осколков. Ударной волной, меня отбросило от стола на противоположенную стену. В лицо ударил ослепительный свет прожекторов. Я услышала рядом с собой безобразный возглас Шакала, померкший под разрывающим душу выстрелом…

 

III

 

Миллиарды невероятно пушистых снежинок медленно кружились в воздухе, переплетаясь в причудливом танце. Совершенные, они легко планировали на воздушных потоках, направляясь к земле, или, подхваченные по-зимнему яростным ветром, возносились ввысь, чтобы заново начать свое падение.

Необычно живой ночной город переливался желтыми огнями просторных окон, в которых люди с суетливым нетерпением ждали прихода Нового года. Темное небо казалось неимоверно глубоким и непроницаемым, внушая некое подобие суеверного страха. И это было прекрасно.

Закинув ноги на подоконник, я с наслаждением вжалась в мягкую спинку кресла, зарывая руки в просторные рукава свитера крупной вязки.

«Да, и еще один ничего не значащий вечер в кругу самой себя… что ж, нам не привыкать».

Прошло, наверное, около получаса, когда троекратное постукивание в дверь вывело меня из пессимистического оцепенения. Резво обернувшись, я увидела новенького. Темно-синие, чуть потертые, джинсы, кремовый свитер и бутылка шампанского с двумя бокалами в руках и баночкой красной икры.

Не знаю, сколько времени мы провели в молчании – комната, наполненная лишь приглушенным светом лампы у стола, казалось, замедляла его ход, - только мне показало очень долго. Ни разу за все это время я не обернулась к Марку, ни разу он не окликнул меня. Как ни странно, но тишина устраивала нас обоих, пока часы на моем столе не пиликнули три раза, любезно предупредив, что до полуночи осталась всего минута.

Я услышала скрип дивана, с которого поднялся Ястреб, и обернулась. Ловко подцепив пальцами горлышко бутылки, он взял ее в руки, сорвал серебряную фольгу и со знанием дела принялся за непосредственное ее открытие. Я с интересом наблюдала за действиями Марка, мимолетом разглядывая его внешность.

Высокий, спортивно сложенный и одетый, вопреки правилам «Омикрона», в гражданскую одежду мужчина. Хм, да и я была хороша – брюки да свитер – но на это имелось письменное разрешение Шефа…

Наверное, главной особенностью его внешности были темно-каштановые волосы, всегда лежащие в неописуемом беспорядке, и черные глаза. Не темно-карие, а именно черные. Черные до такой степени, что радужка полностью сливалась со зрачком, придавая им мистический, почти дьявольский цвет. По таким глазам нельзя определить мысли и чувства человека, если только он сам не захочет их вам показать.

Марк превосходно справился с пробкой и разлил искрящийся коктейль по бокалам. Взяв их в руки, он обошел журнальный столик кругом и остановился рядом со мной. Поднявшись с дивана, я взяла шампанское, и мы оба подошли к окну, из которого открывался потрясающий вид на праздничный город.

Я удивленно взирала на него, не в силах ничего сказать. Бой часов лишил меня этого права: словно смотря на себя со стороны, я чокнулась с Марком, поднесла бокал ко рту и сделала несколько глотков. Двенадцать раз пробили часы, двенадцать вопросов отсчитало сердце, двенадцать мгновений для одного взгляда…

Марк кивнул, поставил свой бокал на столик и вытащил из-за дивана небольшую коробку в праздничной упаковке, которую я раньше не заметила, и протянул ее мне.

Я беспомощно вздохнула и повиновалась. Быстро сбросив разноцветную оберточную бумагу, я извлекла из коробки маленький бревенчатый домик на серебряной подставке под прозрачным куполом. Рядом с избушкой стояли миниатюрные сани с двумя парами золотистых оленей, гномом на козлах и белобородым стариком. А «из купола» шел снег: прозрачный и невесомый.

 

Солнце стояло высоко в небе, насмехаясь надо мной. Повсюду пели птицы, восхваляя жизнь, которую я ненавидела всеми фибрами своей души. Природа веселилась, играя ветром и травой, шелестя здоровыми листьями деревьев, вызывая во мне отвращение. Жизнь, Судьба, Смерть – я ненавижу их, я презираю их законы и правила. Кому нужна Жизнь без смысла? Судьба без цели? Смерть?

Зачем все они пришли сюда? Кто их просил? Шеф? Ну, конечно, соблюсти все правила приличия в его духе. Какое они имеют право находится рядом с ним? Кто они? Эти печальные лица, стеклянные слезы и мокрые от воды платки – фальшь, партия бездарного актеришки! Как все они посмели прийти сегодня сюда и притворятся, будто скорбят о его утрате!? Разве они были рядом с ним тогда? Разве отдали бы они свои жизни за него? Бессмысленные вопросы, ответы на которые давно известны…

Закрыв воспаленные глаза темными очками, я прошла мимо каменных надгробных плит к многочисленной группе людей в траурных одеждах.

Многие перекрестились, а несколько женщин, после того, как Шеф кончил говорить, возложили на деревянную крышку гроба цветы. Внутренний голос взвыл, словно от пытки, так что наружу вырвался судорожный вздох. Каждый агент, проходя мимо него, останавливался, отсутствующим взглядом скользя по гробу, а потом уходил.

И этот ритуал был настолько заучен каждым из них – слишком часто мы теряли людей – что выжил чувства. И вот теперь я с содроганием наблюдала за тем, как, словно роботы, эти люди останавливались рядом с ним и уходили, мгновенно забывая. О, если бы я могла прекратить этот спектакль! Но агенты продолжили идти стройными бесчувственными рядами, не останавливаясь. Когда же последний из них сел в черный «Мерседес» и скрылся из виду, я, наконец-то, смогла обратить свой взгляд к нему.

Сделав два неуверенных шага к могиле, я наблюдала, как рабочие медленно опустили его тело в утробу земли, и каждое движение их лопат нестерпимой пыткой отдавался в моей душе.

Взмах – и шипованные тиски сдавливают мое сердце, взметая в воздух капли крови, стук земли о деревянную поверхность – и железная рука сжимает горло, содрогая грудь от нехватки кислорода, еще один взмах – и холодный металл вонзается в мои ладони и ступни, по которым, словно реки, стекают струи ледяной крови, треск земли – огонь опаляет ресницы, выжигая из глаз соленые слезы, снова и снова истязая душу.

Можно ли кричать, не разжимая губ? Теперь я знаю…

Знаю, как беспомощно стучит сердце, не в силах ничего изменить, как бесплотно разум ищет выход и теряется в собственных логических коридорах, как внутреннее существо, не выдержав пыток, срывается на крик загнанного зверя: сначала яростный, а потом испуганный, затравленный и в конечном итоге безнадежный.

Не было сил бороться, не было сил сдерживаться. Прошло около двух часов, прежде чем рабочие справились со своей задачей: засыпали яму землей, выровняли ее поверхность и водрузили на место надгробный камень. Я чувствовала их сочувствующие взгляды на себе, но мне не было до них дела. Пусть смотрят, пусть жалеют, но только не трогают… только не трогают…

Мое сердце отчаянно затрепетало, когда они закончили, и собрались уходить. Один из них, самый молодой, на мгновение остановился, желая что-то спросить, но, так и не решившись, поспешил догнать своих товарищей. Я отбросила в сторону сумку и сорвала с себя плащ, открыв солнечным лучам запыленное черное вечернее платье.

И самообладание отказало мне. Судорога скрутила тело, подкосив ноги, и я опрокинулась перед его могилой на колени. Теперь бушующий водопад слез невозможно было остановить. Вся горечь, которую я держала внутри себя эти дни, неудержимо вырвалась наружу. Содрогаясь всем телом, я не в силах была вымолвить ни слова, когда должна была!

Слезы с новой силой хлынули из глаз. Ослабшими ладонями я захватила часть земли с его могилы и притянула к груди. Усталый взгляд надрывно обнял холодный камень, остановившись на фотографии.

Обняв могильный камень обеими руками, я прижалась к нему щекой. Теперь я не чувствовала слез. Просто знала, что они продолжают наполнять мои глаза, что медленно стекают по лицу, падая на холодную каменную поверхность, впитываясь в нее или испарясь под лучами солнца.

Я твердо встала на ноги и, стряхнув в себя чужие руки, протерла глаза. Поежившись, подняла голову и отступила. Скрестив руки на груди, передо мной стоял Шеф.

Я надела плащ, подняла с земли сумку и очки, которыми закрыла глаза, и, развернувшись, направилась прочь.

 

IV

 

Серые тучи загромоздили небо. Мутные потоки дождя полосовали воздух, разбиваясь о хмурую поверхность асфальта. Молния сотворила пируэт на пару с громом, вызвав у меня шизофреническую улыбку. Задушив в пепельнице очередную сигарету, я машинально потянулась за следующей, не обращая внимания на усыпанный окурками пол.

Там, в заветном уголке, стояла бутылка «Мартини»… большая, пьянящая, затупляющая боль, но не было сил подняться, и поэтому я отвернулась к окну, в котором чернь земли смешивалась с серостью неба.

Я со злостью затушила сигарету и схватила со стеклянного столика его подарок – маленький заснеженный мир. Встряхнула в руках – и миллиарды беленьких снежинок закружилась в хороводе. Мой взгляд потонул в этом танце, проникая за завесу обыденного.

Я несколько раз моргнула, но это ощущение не прошло. Внезапно кольнуло сердце, и я поняла: в ворохе снежинок на меня смотрели его глаза и необыкновенно живая улыбка, обрамляющая белоснежные зубы…

 

В слепящем свете прожектора быстро мелькали тела агентов, запрыгивающих в комнату через окно. Трое окружили Шакала, двое подошли ко мне, что-то быстро говоря. Они осторожно подхватили меня под руки и подняли, продолжая о чем-то спрашивать. Сознание не воспринимало окружающую реальность – все его мироощущение сосредоточилось на поиске хоть какого-нибудь ответа. Стона, крика, слова, шепота, наконец!

Кашель! Я рванулась из рук агентов к смежной стене, оттолкнула еще одного, наклонившегося над…

На полу, истекая кровью, лежал Ястреб. Пуля насквозь прошла правый бок, оставив чудовищного размера рану. Дрожа, я опустилась на пол рядом с ним, положила горячую голову к себе на колени, крепко сжала руку и вытерла кончиком платья обильный пот со лба. Краем зрения увидела, как новоприбывшие агенты увели в ужасе прижавшегося к стене губернатора.

Один, по виду новенький, опустился перед Марком на колени и открыл чемоданчик. Он долго доставал разные инструменты, что-то записывал, делал измерения, но ни сколько не улучшал состояние Ястреба. Я не выдержала и, изловчившись, схватила его за ворот униформы, стараясь не потревожить Марка.

Вместо ответа, он накрыл мою руку своей и поцеловал. Я почувствовала, как задрожали губы, а глаза пополнились слезами.

Он медленно обхватил мою голову руками, и посмотрел в глаза. В черных кратерах его зрачков танцевали языки пламени. Сливаясь и переплетаясь в мимолетных прикосновениях, они изменяли свою форму, размер, но только не цвет – ало-красный или огненно-кровавый. Плавные их движения завораживали, и я была не в силах оторваться. Слезы высохли, губы перестали дрожать, а мысли судорожно путаться. Передо мной в этот момент было только два пламенных тела. Они продолжали двигаться, изгибаясь плавными очертаниями, еле ощутимо касаться друг друга, идя по спирали от внешнего круга радужки к внутреннему. И чем ближе они приближались к зрачку, тем сильнее сплетались между собой, пока черная бездна глаз не поглотила их, единых.

Словно в тумане, я поднялась с колен, не выпуская его руки. Двое агентов «Омикрона» подошли ко мне и, взяв за плечи, настойчиво потянули к двери.

И тут я очнулась. Умоляюще взглянув на Марка, пересохшими губами проговорила:

Он выпустил мою руку…

 

Фотография… это была лишь фотография. Его глаза и эта улыбка – только воспоминание на куске бумаги и в душе…

Продолжая теребить в руках его подарок, я запрокинула голову, чувствуя, как слезы медленно стекают по лицу. Молча и безразлично взгляд скользил по потолку. В сердце уже не было ненависти, оно пережило разочарование и отвращение. Осталось только тупая боль, безответное «почему» и пустота…

Телефонная трель заставила меня вздрогнуть.

Я хмыкнула.

Вздохнув, я встала с дивана, подошла к телефону и стерла запись. Прошлое осталось в прошлом. От слез голова страшно болела, отдаваясь звездочками в глазах. Сделав несколько шатающихся шагов к кухне, я подошла к холодильнику и открыла его. Он был похож на мою душу – ничего. Только разница была в том, что ему мог кто-то помочь заполнить эту пустоту, а мне – нет.

Захлопнув дверцу, я, пересилив себя, вышла в холл, накинула плащ, захватив по пути зонт, и вышла на улицу. Солнце нерешительно показалось из-за угрюмых туч. Дождь кончился. Вздохнув, я закрыла красные от слез глаза очками и направила свои шаги к магазину. Автоматические двери вежливо открылись передо мной и, схватив тележку, я пошла между рядами продуктов.

Выбирала долго, будто боясь ошибиться, но когда же закончила, то со страхом обнаружила, что работа сняла с сердца тяжесть.

Оплатив заказ, я, спешно покидая магазин, столкнулась в дверях с мужчиной.

Я подняла голову. Передо мной стоял Кот.

Обещанного дома я так и не увидела. Вместо этого Кот… Коул отвез меня в небольшой ресторанчик и, не обращая на мои проклятия и гневные возгласы абсолютно никакого внимания, усадил за один из столиков. Тут же рядом материализовался официант, и этот… сделал заказ за двоих.

Несколько минут мы сидели молча, и я видела, как ходят желваки на его лице и брови все более и более сходятся на переносице. Это было невыносимо – еще чуть-чуть и он заставил бы меня чувствовать себя виноватой и раскаиваться!

Я вздохнула, поднимаясь, когда Коул резко обернулся ко мне и выпалил:

С невиданной злобой, я наклонилась над столом так, что он скрипнул под нажимом, и посетители ресторанчика обеспокоено обернулись:

 

…Из моей памяти почти стерлась обратная дорога домой. Коул за все время пути не проронил ни слова, а когда я вышла из машины рядом со своим подъездом и захлопнула за собой дверь, он с пугающей быстротой тронулся с места, не взглянув в мою сторону и не попрощавшись.

Безнадежность волной нахлынула на меня, и в полузабытьи добравшись до квартиры, я кинула на кухне пакеты с едой и, ворвавшись в спальню, навзничь рухнула на кровать, задыхаясь в слезах. Бессонная напряженная ночь не принесла успокоения. Не помогали и сигареты, даже алкоголь не выводил из тупого, отрешенного состояния.

Я существовала, словно в коконе. Жизнь проходила мимо, а я была лишь ее случайным свидетелем неизвестно откуда взявшимся. Телевизор, радио, газеты – пустые слова, заголовки. Спасательные операции, сходы лавин, наводнения, беженцы, заседания правительства – качественно фильтрованная информация, в которой практически не было реальности, только то, что люди хотят слышать и видеть. Но я то знала, как все это происходило на самом деле! И это убивало меня.

Как и было обещано, «Омикрон» прислал инструкции вместе с почтой. Я должна была подписать бумагу, в которой говорилось об обязанности держать в тайне все то, к чему у меня был доступ… не малый доступ…

Достав из сейфа все бумаги и документы, я сложила их в общую папку, вложила туда инструкции в единственном экземпляре с моей подписью и бросила на дно картонной коробки. Потом открыла шкаф и без сожаления освободила его от париков, некоторой маскировочной косметики (существует и такая) и нескольких костюмов. Складывая вещи, я внезапно остановилась, вспомнив про еще одну немаловажную деталь.

Бросив на кровать одежду, которую держала в руках, я подошла к тумбочке, выдвинула средний ящик и, вскрыв потайное отделение, вытащила пистолет. Солнечный блик резко отразился от блестящей поверхности дула. Я провел по нему пальцами, словно прощаясь, и вытащила обойму. Все пули на месте…

Сзади раздался душераздирающий скрип. В мгновение ока, водрузив обойму на положенное место и сняв с пистолет предохранителя, я развернулась. Зеркало в закрывающейся дверце шкафа отразило мою напряженную фигуру. Забранные сзади в заколку-краб пряди выбились наружу, обрамив усталые серые глаза.

Я фыркнула, не без сожаления опустив руки, и, толкнув надоедливую «скрипуху», подошла к коробке с вещами. Последний раз коснувшись именного оружия, я бросила его на рыжий парик и закрыла сверху одеждой. Не без труда подняв короб, отнесла его к двери.

Вечером посыльный из «Омикрона» забрал все собранные мною вещи и, наблюдая из окна, как он положил их в багажное отделение, сел за руль и тронулся, я с грустью поняла, что вместе с ним от меня уходит прошлое, не оставив в замен ничего… ничего, кроме черноты и серого дождя…

 

…Последующие дни тянулись с отвратительной монотонностью и были похожи друг на друга, словно однояйцовые близнецы. Не приносящее радости утро сменялось постным завтраком и томительным просмотром телевизора. Редкие походы в магазин за продуктами не привносили разнообразия, потому что дорога от дома до супермаркета была заучена мною наизусть.

Из-за невозможности и нежелания чем-нибудь занять себя, я много думала. И эти размышления больше пугали, чем успокаивали. За полмесяца своей жизни я потеряла куда больше, чем за всю жизнь! И чем больше я думала над этим, тем больше приходила к выводу, что не вижу в таком существовании смысла.

Скука убивала меня, и, вспоминая о днях, когда неистовый адреналин переполнял все артерии, я вздрагивала, словно ото сна. Но прошлое навсегда утеряно. Его нельзя вернуть, и поэтому я с каждым днем все больше и больше чувствовала, что неотвратимо погибаю, что не в силах ничего изменить… до тех пор, пока не увидела в новостях Пантеру.

…Монотонное переключение каналов ничего не давало, и поэтому я решила остановится на одном. Часы в кухне пропели три раза, когда появилась заставка новостей, и девушка в идеальном черном костюме подала голос:

Монитор показал молодого мужчину, выходящего из машины и поправляющего свой пиджак. Вокруг него суетились охранники, когда раздался приглушенный треск автоматной очереди. Реакция была мгновенной – трое тел тут же накрыли мужчину, а остальные, достав оружие, запрокинули головы, пытаясь обнаружить стрелявших. Непроизвольно я отметила про себя отлично сработанную телохранителями вариацию защиты.

Я вздохнула и уже собралась переключить канал, когда увидела рядом с этим Вондайком Доберманов и Пантеру. У меня перехватило дыхание, и я сползла с дивана, прильнув к экрану. Не может быть! Сердце учащенно забилось при виде знакомых лиц: после неприятного разговора с Коулом я ничего не слышала о них, а наладить контакт было невозможно – теперь мы принадлежали разным мирам.

Но сознание не хотело об этом думать, полностью превратившись в зрение. Телефонная трель заставила меня поморщиться, и я с неохотой потянулась к трубке. Секундное изображение бывших напарников и друзей сменилось сводкой погоды.

Несколько мгновений я еще слушала размеренные гудки, а потом роботоподобно положила трубку.

Звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. Я выключила телевизор и, поднявшись с колен, направилась к двери, гадая, кто бы это мог быть. Рука автоматически повернула ручку.

Я несколько мгновений смотрела на нее молча.

Я виновато скрылась на кухне, собираясь приготовить ее любимый капучино и пытаясь одновременно собраться с мыслями.

Поставив чашки, сахарницу и чайник на поднос, я вышла в гостиную. Ив все так же сидела на диване и рассматривала подарок Марка.

По тому тону, как Ив это произнесла, я с неприязнью подумала, что она знает о моей реакции, связанной с репортажем о покушении на Вондайка, но лицо Пантеры продолжало сохранять дружескую непроницаемость.

Сознание услужливо подбросило картину недавнего прошлого: девушка со спутанными золотыми волосами и опухшими глазами, стоящая на краю карниза и удерживающая свое тело от падения лишь четырьмя дрожащими пальцами рук…

Я молчала. Только слезы ровными полосками резали мое лицо.

 

* * *

 

Мое имя Рэш. Рэш Дэлвинг – левая рука начальника Совершенно Секретного Государственного Проекта «Омикрон». Кодовый номер U-745-863. Ролевое имя – Волчица. Входя в состав отряда из двадцати высококвалифицированных специалистов из разных областей науки, техники и связи и являясь его главой, я выполняю единую для всех команд задачу – защищаю тех, кто может себе это позволить…

Гаджетами (от англ. Gadget) – безделушка, ерунда; техническая новинка.

 




Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com

Рейтинг@Mail.ru