ИСТОРИЯ ГОРОДА КИТЕЖА.
«Взгляд, конечно, очень варварский, но верный»
Картина 1. Мощи.
Окрестности села Михайловского, Псковская область.
17 августа1998 г.
Разомлевшая от жары собака едва взглянула на паркующийся возле нее респектабельный автомобиль, даже не пытаясь отойти в сторону.
- Вот, сука, - привычно ругнулся водитель и виновато посмотрел в сторону пассажира, - извините, Афанасий Степанович. Кажется, колесо спустило.
Покряхтывая, с заднего сиденья выползло на свет божий видение двух джентльменов, чьи одежды явно диссонировали с окружающей природой. Смокинги, надетые ради приема в Смольном вчера вечером, так и не успели вернуться в родное ателье проката, поскольку обстоятельства непреодолимой силы заставили их временных владельцев на ночь глядя сорваться в дальнюю поездку по пушкинским местам. Привычно справив малую нужду, джентльмен, что выглядел годами и чином постарше, приятельски ударил по спине застегивающего ширинку соседа, - Евгений! Добрый мой приятель! Достань бутылочку пивка!
Евгений, молодой человек с одутловатым, нездорового цвета лицом, полез в багажник и вынул саквояж с припасами. – Давайте уж заодно и позавтракаем на свежем воздухе, коль скоро такой казус приключился.
Метрах в пятидесяти от них, по другую сторону дороги местные мужики перегружали с уазика на телегу явно ворованные кирпичи и с любопытством разглядывали редкий в здешних местах 600 –й мерседес. Господ в смокингах они приняли за артистов из самодеятельности, бывших частыми гостями в музее-усадьбе Михайловское, и потому нисколько не удивились.
- А вот скажи, Иван, доедет это колесо до Москвы, али не доедет, - спросил один из мужиков. – Доедет, чай, - ответствовал второй. Тачка крутая. До Великих Лук доберутся, а там шиномонтаж.
- А по мне, дак, ни почем не доедет, - не согласился первый. Им еще до трассы пилить немеряно, всю подвеску растеряют, не то что колесо.
В свою очередь господа, расположившиеся для завтрака под услужливо расставленным водителем складным навесом, рассматривали с любопытством мужичков.
- Да, погулял здесь славно Александр Сергеевич. Глянь на того слева – вылитый африканец. А баки? Баки - то какие славные отпустил. Ведь мало того, что похож, подлец, так еще и кудри под барина сделал. Интересно, завивает он их что ли? Пойду – сфотографируюсь с ним на память.
- Бросьте, Афанасий Степанович. Народ не стерилен.
- Нельзя, нельзя, о, друг Евгений, отрываться от породившего тебя населения. Потерять корни – утратить крону. Два чувства ведомы лишь нам. В них обретает сердце пищу. Любовь к родному пепелищу. Любовь к отеческим гробам.
- Это не Пушкин.
- А кто?
- Бродский.
- Спасибо, что предупредил. Не лохануться бы перед местным начальством. Здесь, говорят, культ великого поэта. А культ шуток не принимает.
Целью блиц визита наших приятелей был Тригорский монастырь, компактно расположенный на небольшом холме вблизи музея-усадьбы. Именно он приютил в последний раз солнце русской поэзии. Поводом же его послужил звонок одного из купленных чиновников о якобы согласии Министерства культуры на перенос праха поэта в село Большое Болдино сроком на 49 лет (больше, видит бог, никак-с) для раскрутки новой туристической Мекки. Маленькое но! С согласия дирекции музея-заповедника в Михайловском. Афанасий Степанович Чуб-Чиков, твердо знавший, что для денег нет границ, моментально оставил фуршет, данный сослуживцами в честь бывшего петербургского, а ныне московского чиновника Владимира Владимировича Путина, прибывшего по делам службы на малую Родину, и бросился в дорогу. – Да успею я еще с вашим москвичем пообщаться, - бросил он в сердцах устроителям фуршета. Об этой фразе Чуб-Чиков в последствие жалел всю оставшуюся жизнь.
Спутник его, петербургский юрист Евгений Долбунов, взятый в поездку для оформления сделки, выражал сомнение в ее правоспособности. – Это же не святые мощи, которые можно хоть на сто частей делить, - ныл он. Нет прецедентов на аренду покойника.
- Ты крючкотвор, тебе и думать, - ответствовал Чубчиков. Кстати, мысль. Возьмем только сердце. Это символично. И дешевле. Сердце поэта было навсегда отдано Болдину.
Столь искренняя любовь нашего героя к покойному поэту была связана с недавним приобретением крупных земельных участков вблизи Большого Болдина и деревенских домов непосредственно в поселке. Афанасий Степанович не любил длинных инвестиций. Он предпочитал действовать накоротке. Менее чем через год ожидалось празднование 200-летия великого поэта и весьма влиятельные люди в Москве пролоббировали торжества в обход Михайловского и в пользу не имеющего ни одного артефакта времен болдинской осени ничем не примечательного поселения в Н-ской губернии. Перенос праха поэта изрядно повышал капитализацию и ликвидность сделанной инвестиции.
Разговор прервало жужжание пейджера, взятого в качестве средства связи при поездке на дальние расстояния. В столицах Афанасий привычно пользовался сотовой связью, бывшей недоступной для населения в те уже изрядно подзабытые времена. Вглядевшись в подслеповатый экран, Чуб-Чиков прочитал по буквам: Завтра придет Де фолт. Что за хер? – спросил он сам себя. – Срочно приезжай в Москву. Иванов.
«Иванов» был кодовый псевдоним его московского хозяина.
– Жень, ты такого Де фолта не знаешь? Что за птица?
- Француз, наверное. Не связывайтесь. Французы – они жадные, хуже финнов.
- Однако ж, придется ехать. Ну, вот что, Евгений. Возьми вот сто долларов, пойди – найми тот уазик и ехай, милый, в монастырь за мощами. А я в Москву напрямки рвану – с французом общаться.
Картина 2. … хуже губернаторского.
Село Большое Болдино Н-ской губернии. 6 июня1999 г.
- Что стоишь, качаясь, тоонкая рябина. Гооловой склоняясь до самого тына… После торжественной церемонии на палящем солнце так приятно сидеть за накрытым столом под навесом и петь вместе с народом что-то не имеющее отношение к Пушкину. Губернатор Сидор Артемьевич Склянцев*, крепкий, аппаратного вида мужчина обернулся к сидящему рядом московскому гостю. – Да, Афанасий Степанович, жаль. Жаль, что прах нашего великого земляка не попал на родную землю.
- Что поделать, питерские все к себе тащут. Помнится еще Петр - Первый слямзил из вверенного Вам региона мощи Александра Невского в Санкт- Петербург. Так и не вернули до сих пор, блокадники. Вам, Сидор Артемьич, надо поближе к Москве держаться. Москва – она кормилица. И пожурит по- отечески при необходимости, и деньжат подкинет. А Питер - это временно. Чеченов попугаем и снова на боковую.
- Вам - то легко говорить. Вы не при исполнении. Мы – губернаторы - товар штучный. Знаете, откуда выражение пошло «положение хуже губернаторского»?
- Я и выражения такого не слыхивал.
* прославился тем, что на инагурации, отвечая на вопрос журналистки: кому он больше симпатизирует – Клаудии Шифер или Наоми Кембелл, услышав знакомое слово шифер, отвечал: Мы будем работать с обеими фирмами на условиях равно удаленности.
- Темный Вы человек, хоть и москвич. Ну, не обижайтесь. Выражение сие вошло в литературный оборот в 19 веке и означало совершенную конфузию. Губернаторами же традиционно называли на конезаводах жеребчиков не голубых кровей. Чтоб кобылка при случке не брыкалась, и драгоценное семя племенного жеребца попало по назначению, сначала на нее напускали «губернатора». После доведения дамы до кондиции, его убирали и запускали «императора». Вот и представьте себе состояние души тех губернаторов, которые не щадя живота своего ублажали женское начало и, не получив удовлетворения, передавали право на оргазм центральной власти. Вот это я Вам скажу аллегория. Я как в литературе про этот случай прочитал, сразу понял свое предназначение, и ни разу потом ему не изменял, отчего и ценят меня в обеих столицах.
Праздник тем временем подошел к концу. Не знающие русского языка потомки поэта – все как один лощеные европейцы - разбежались под кондиционеры своих авто и, с чувством облегчения от выполненного долга, направились в сторону Москвы. По дороге они кляли своего предка за выбранный им для проживания в степной азиатчине населенный пункт. - Уж лучше быть потомком Блока, - выразил общее мнение один из них. Чиновники рангом повыше откланялись и уехали продолжать веселье в более приватном кругу. В их число запланировано, то есть по звонку из Москвы руководителю протокола, попал и наш герой. Более того, приплатив прямо на месте за право сидеть рядом с Губернатором, проявил он свои актерские способности и уговорился ехать в столицу губернии в одной машине с ним и местным градоначальником с тем, чтобы составить приватный разговор на тему, интересующую его московских хозяев.
Темой разговора был перенос столицы России из Москвы на берега Волги. В отличие от провинции, слепо смотрящей в рот тогдашней семибанкирщине, люди умные понимали, что гвардейский переворот уже произошел и сине-красно-белый шарфик скоро затянется на бычьей шее хозяина Кремля. Питерские чекисты активно расставляли своих людей на ключевые места в аппаратах правительства и президента, а маленький лысоватый полковник уже присягнул на верность семье, привычно скрестив пальцы в кармане пиджака гражданского покроя. Московская чиновничья братия, присягнув новым хозяевам, стала искать альтернативные площадки для приложения имеющихся у нее административных талантов.
Талантливый имиджмейкер Гельминт, руководствуясь напутствием своего духовного отца доктора Йожефа Неббельса - «ложь должна быть грандиозной», предложил идею новой столицы вдали от перегруженного МКАДа, но ближе к нефтяным и газовым ресурсам Западной Сибири. Место подобрали идеологически выверенное – на берегах великой русской реки Волги вблизи от местоположения мифологического града Китежа, ушедшего, как известно, под воду при виде безбожных моавитян – отряда татарского хана Удэгея. Реализовывать проект был послан наш старый знакомый Афанасий Степанович Чуб-Чиков, в девичестве Лев Михайлович Чиков. Столь необычную фамилию приобрел он после женитьбы на девице Елизавете Чуб, а имя - отчество ему подобрал тот же неугомонный Гельминт.
Разумеется, Афанасий Степанович имел в данном проекте и свой интерес. Понимая собственный небольшой в чиновничьем мире вес, он и не надеялся отгрызть от многомиллиардного бюджетного пирога в процессе грандиозного строительства и думал получить комиссионные сразу по завершению переговоров с местной камарильей. Кроме того, будучи натурой поэтической, лелеял он одну бизнес-идею, реализацию которой полностью брал на себя, не посвящая в нее московских покровителей.
Суть идеи заключалась в строительстве плавучего роддома на базе купленного в лихие до-дефолтные времена списанного американского авианосца времен Второй Мировой Войны. Как известно, по законам США, любой рожденный на территории штатов младенец автоматически становится их гражданином. Российским подданным приходилось в целях получения вожделенного гражданства для своих отпрысков проникать всеми правдами и неправдами на территорию американского континента, а бдительная иммиграционная служба отсекала беременных гражданок еще на стадии получения визы. Вездесущий Гельминт нашел лазейку в законодательстве, позволяющую рожать на морских и авиационных судах, являющихся неотъемлемой территорией Америки. Дело было за малым – через компанию, зарегистрированную на территории штатов на имя гражданина США купить судно, переоборудовать его и поставить у причальной стенки Москва – реки с последующим приемом рожениц.
Захват питерской группировкой столицы путал все карты и купленный загодя авианосец требовалось куда бы то ни было пристроить. Вот об этих материях и шел откровенный разговор в губернаторском авто под коньячок и легкую закуску из автомобильного бара.
Картина 3. Великий князь.
Уездный город Н., 200… г.
Заранее предупреждаю пытливого читателя, не пытайтесь вычислить местонахождение реального города, ставшего прототипом своего литературного двойника, царственно раскинувшегося в месте слияния великих русских рек Оки и Волги. Слишком живы еще воспоминания и часть людей, принимавших непосредственное участие в описываемых событиях, отзвуки которых периодически слышны и поныне. Не все еще покинули места заключения и не все еще добрались до земли обетованной, спасаясь от гнева фараона. Однако пепел Клааса стучит в мое сердце, заставляя фиксировать на бумаге дела минувших дней в назидание потомкам работников правоохранительных органов.
Итак, уездный, но претендующий на статус губернского и третьей столицы Владимирско-Суздальского княжества город Н готовился стать новой столицей России. Или хотя бы ее пригородом. Однако имелась проблема. Будучи заложен* Великим Князем в качестве оборонительного от мордвы и черемисов сооружения на крутом берегу Волги, стал он заложником своего местоположения в современное нам время.
Некуда было ему развиваться и строиться.
*Когда делегация западных банкиров на совещании у губернатора по поводу выделения синдицированного кредита робко спросила про залог, то получила царственный ответ: город заложен Великим Князем в 13 веке и перезаклад его не предполагается.
Его промышленные кварталы, расположенные вдоль Оки уже дотягивались до ближайшего Подмосковья, а вдоль Волги все свободные, не подтопляемые паводком места были застроены.
Разумеется, фабрики можно было закрыть, а людей уморить с голоду, но все требовало времени. Хотя за последние 15 лет смертность в городе стабильно превышала рождаемость в 2 раза, приток населения с близлежащих территорий, живущих еще хуже, не прекращался, и это очень тревожило местные власти.
Соседи, прослышав про проект переноса столицы, стали активно навещать Москву, возвращаясь оттуда с заметно похудевшими кейсами. Вечный конкурент, губернский город К, только что справивший за федеральные деньги свое тысячелетие во второй раз – первый был еще при Советской власти, но потом порешили считать это событие нелегитимным – весьма недвусмысленно указывал на технологическую отсталость и неразвитость территории города Н. Подняли голову города С и даже Я. Сразу вспомнились обиды гражданской войны, когда ни один из городов не смог удержать поезд с золотым запасом царского Госбанка, ушедший в последствие к японским милитаристам.
Более того, события времен похода Иоанна Грозного на Казань были вытащены из учебников истории на страницы губернских газет. В лесах зашевелились черемисы. Отдельные, наиболее впечатлительные граждане, видели в отдалении отряды монголо-татар в мохнатых шапках на низкорослых конях. В общем надо было что – то делать.
Время, описываемое нами, было временем торжества православной идеи и, с учетом местной специфики, идеи просвещенного ислама. Бывшие преподаватели научного коммунизма, ставшие первыми и наиболее последовательными адептами традиционных вероучений пали жертвами более активных лидеров комсомола, перехвативших инициативу у старших товарищей. Повсюду слышался колокольный звон и крики муэдзина. Из уст в уста передавалась трогательная история московского олигарха, передавшего в дар церкви много миллионов долларов. После совершения им акта дарения произошли печальные события. Сначала взорвали его авто, затем ушла от него жена, а конкуренты отняли половину бизнеса. Опечаленный олигарх обратился к князям церкви с предъявой и получил достойный ответ. – Ты, сын божий, жертвуешь на церковь, а за такими людьми следит дьявол и преследует их. Заплакал олигарх, что раньше его не предупредили, и за свои же деньги получил он себе горе. Ушел олигарх в керженецкие леса и до сих пор живет там в согласии с природой. Говорят, что принял язычество марийского толка.
Будучи центром встречи двух титульных конфессий гордился город Н своим положением и всегда ставил его в пример побратиму – уездному городу И, что в государстве Израиль. Дескать, не можете вы, евреи, с палестинцами в мире жить, а мы не то, что с мусульманами, мы даже с православными на одной территории уживаемся. И приводил в качестве доказательства государство Хазарейское, коему и стольный Киев-град дань платил.
Так в столкновении мнений и под чутким руководством политолога Гельминта постепенно выкристаллизовывалась идеология новой столицы государства Российского. Рядом с местом погребения православного града Китежа следовало возвести башню вавилонскую такой высоты, чтобы ни у кого сомнения не возникло в могуществе населяющих ее народов. Все российское Правительство должно было поместиться в той башне.
- Ну и рядом маленькая синагога, - добавлял про себя местный раввин.
– И плавучий роддом, - улыбался во сне Афанасий Степанович.
Прибыв в очередной раз в Н спустя ряд лет после описанных выше событий, подивился он смене облика губернатора. То есть губернатор остался тот же и звали его по- прежнему Сидор Артемьевич Склянцев, но был это совершенно иной человек. То есть стать и аппаратное прошлое остались, но стал он и выше ростом и шире в плечах, а волжское оканье сменилось московским аканьем. Впрочем встретил он московского гостя все также радушно, называя его, правда, не Чуб-Чиковым, а каким- то Де Велопером. Памятуя свой давнишний конфуз с Де Фолтом Афанасий Степанович не перечил. О правилах игры договорились быстро, благо оба были из одного круга, и язык жестов и недомолвок был понятен обоим. Оставалось определиться с конкретным местом. С этой целью после губернаторского звонка был нанесен визит к Леониду Метрилову, отвечающему в администрации за архитектуру и градостроительство.
Картина 4. Русский валенок.
Вход в здание департамента развеселил Афанасия Степановича чрезвычайно. Будка охранника была украшена объявлениями. Первое из них гласило: «Областное имущество – вход со двора». Второе: «Депград застройщику рад. Депград застройщику – Друг, Товарищ и Брат».
Пока Чуб-Чиков ждал оформления пропуска, его рука машинально сбегала в карман за ручкой, и он исправил концовку фразы: «кум, племянник и сват».
Директором департамента оказался милейший человек несколько рассеянной внешности, свойственной художественным натурам. Узнав, что гость прямо из Москвы, тут же набросился с требованием рассказать все последние новости московской архитектуры. Удовлетворив, насколько это было возможно, его любопытство и совместно понегодовав на столичные новоделы, к коим так неравнодушна московская публика, Афанасий Степанович попытался перейти к делу.
- Видите ли, вопрос у меня к Вам несколько конфиденциального свойства. Я уже имел беседу с вашим губернатором и мэром. Весьма достойные люди и досконально разбираются в экономике региона. Они выразили полное понимание моей позиции, которая в свою очередь является отражением тех полномочий, которыми наградили меня уполномоченные на то люди в Москве. Мы бы хотели разместить на свободной площадке, желательно с коммуникациями, новую столицу России.
- Ах да, я слышал эту идею, - осклабился Метрилов. Но, сами понимаете, столица это не супермаркет. Основы территориального планирования и зонирования территорий требуют проведения предпроектной работы, а она, в свою очередь, требует определенных затрат.
- Денег хочет, - облегченно вздохнул Чуб-Чиков. – Считайте, что этот вопрос даже не обсуждается и полностью улажен. Давайте посмотрим план города. Мне нужен выход к воде, причальная стенка, площадка под строительство 200 – этажного дома. И без обременений, пожалуйста.
- Таких площадок давно нет, - опечалился Метрилов. Могу предложить только промзоны.
- В промзонах пусть живут кобзоны. Давайте посмотрим близлежащие окрестности. Вот у вас пустое место.
- Да что Вы. Это аэропорт, потому и не нанесен на карту. Если к воде ближе, то единственное место на той стороне Волги. Одно «но»…
- Я же сказал, деньги не проблема.
- Нет, речь не об этом. Там строить нельзя. Зона подтопления. Низкий берег. Плюс слабые грунты, ну там плывуны, карсты и прочее. Только малоэтажное строительство. К тому же МЧС не разрешит. Вверх по Волге плотина ГЭС и, если ее прорвет, снесет все к чертовой матери.
Последний аргумент донельзя воодушевил Афанасия Степановича. Плотина? Плотина – это то, что нужно. Смоет, говорите. Это хорошо. Беру не глядя. Помните у Петра - Первого « на берегу пустынных волн мной будет город заложен». Это же символично. Петр, значит, смог, а мы не потянем?
- А мост? - слабо пискнул Метрилов.
- Что мост? Мост нам не мешает.
- Я не к тому. Там вообще нет моста.
- Это не проблема. Скажите, есть ли у вас в городе метро?
- Кажется, есть.
- Значит, будем строить метромост, переходящий в скоростную железную дорогу. Чиновник, проживающий в Москве должен за 2-3 часа попадать непосредственно на работу в новую столицу. По дороге он уже должен работать. Следовательно, каждому министерству свой вагон в каждом поезде. Поезда уходят через 15 минут утром и возвращаются тем же макаром вечером. Скажите, в вашей области что-нибудь было «впервые»?
- Мы – родина русского валенка.
- Вот и славно. Станете первыми носителями идеи передачи части столичных функций скоростному поезду.
Разговор явно клеился. Метрилов имел в тех болотистых местах загородный дом, доставшийся от родителей, и идея строительства моста с возможным отчуждением земельного участка для государственных нужд весьма одушевила его. – Надо еще земли прикупить,- подумал он одновременно с мыслью о возможной цене выкупа.
Следует заметить, что земельный вопрос был поднят в городе Н на самый высокий уровень. При губернаторе был создан земельный совет, носящий для маскировки название «инновационного» и каждый участок земли под застройку больше размеров захоронения подлежал его одобрению. Сия функция была своевременно отобрана у местных муниципалитетов, и догадливый застройщик с этих пор носил взятки уже в 2 адреса. Губернатора же с недавних пор мучили изжога и амбиции. Он видел себя Давидом Строителем и мэром Москвы одновременно. Спешно возводились жилые квартала и бизнес-центры. Поскольку граждане не имели денег, чтобы купить недвижимость, банкам было велено сих граждан кредитовать. Поскольку граждане все равно не имели денег, чтобы отдать кредиты, все квартиры со временем доставались банкам. Банки выдавали новые кредиты, чтобы избавиться от этих квартир, но они упорно возвращались обратно. Квартирный вопрос стал кошмаром для банкиров. Для обозначения данного вида психического расстройства был даже придуман специальный термин – ипотека, что в переводе с греческого означало синдром приобретенного замкнутого пространства.
Вот для этого совета и было велено Афанасию Степановичу подготовить необходимые документы. Получив от Метрилова карту местности с нанесенными границами запрашиваемого участка и предполагаемого мостового перехода через Волгу, покинул он гостеприимный департамент и перешел в соседнее здание.
Картина 5. Циркуль.
Департамент инноваций отличался от склонного к художественной расхлябанности депграда деловитостью и функциональностью. Повсюду мчались курьеры, дублируя электронные письма. Перекуры в мужском туалете напоминали отдых бойцов между танковыми атаками. Сделав две-три затяжки в кулак, мужчины в пиджаках и украинских косоворотках разбегались по рабочим местам как мальки, вспугнутые хищной рыбой.
Хищником, держащим в страхе разношерстное стадо, оказался начальник департамента – широкоплечий со стальными глазами и волевым подбородком молодой человек. Звали его Арнольд Ризеншнауцер. Приветливо улыбнувшись принятому губернатором (эти встречи тщательно отслеживались департаментами) чиновнику из Москвы, он пригласил того к столу безо всякой, впрочем, тени чинопочитания.
- О, брат, - подумал про себя Чуб-Чиков, - да ты не простая штучка. И завел разговор про московскую погоду, плавно перейдя на существующую только в его воображении недавнюю рыбалку с рядом высоких особ, упоминая в основном имена-отчества. Имена-отчества были собеседнику хорошо знакомы, поддерживать светскую беседу он явно умел и даже, в процессе ее, пытался перейти на французский, чем изрядно оконфузил московского гостя. Обнюхавшись и признав равенство статусов друг против друга, перешли к сути вопроса.
- Столицу построить – это тебе не супермаркет замастрячить, задумчиво начал Ризеншнауцер.
= Где –то я это уже слышал, - улыбнулся Афанасий Степанович, и быстро добавил, характерно потерев пальцы, - инновации не проблема, есть решение на самом высоком уровне.
- Скажите, Вы знакомы с концепцией развития нашей области на ближайшие двадцать лет? Чуб-Чикову пришлось согласиться, что знаком. – Так вот, милейший, запрашиваемая Вами площадка занята. Концепция предполагает строительство там выносимого за пределы Москвы Черкизовского рынка. Директор департамента оживился и с пафосом продолжил изложение своей любимой идеи. – Мы мост, соединяющий Европу и Азию. Если взять циркуль*, раздвинуть его побольше, и поставить в центр нашего города, то проведенная окружность сможет дотянуться до границ Евросоюза. Мы станем центром международной торговли, оазисом на великом шелковом пути, базаром на пути из варяг в греки. Через несколько лет, не имея торговой подпитки, Москва захиреет и превратится в Южное Бутово. Столичная функция сама упадет к нам в руки, ибо, где Черкизово – там и столица.
- Говорят, что местные чиновники преподнесли супруге губернатора на день ангела циркуль, увенчанный двумя головами супруга, смотрящими в противоположные стороны. Циркуль имел разной длины ножки. На короткой значилась «Европа», на длинной «Япония». Циркуль не работал, но, будучи воткнут в карту, выглядел внушительно.
- Красиво чешет,- с некоторым уважением подумал Афанасий Степанович и тот час же добавил: ни в коей мере не противуречу вашему замыслу. Ваш рынок будет снабжать мою башню свежими овощами и спецодеждой. Все инновации предполагаются на основе частно – государственного партнерства. После постройки башня будет сдана государству в аренду на 49 лет под столицу. Федералы подведут нам электроэнергию и тепло, построят скоростную железную дорогу и мост через Волгу. Ежели проект не удастся, всегда есть возможность приоткрыть кран на плотине. Ни одна счетная палата не догадается.
Директор департамента благосклонно кивал, не проявляя, впрочем, своего интереса. – Мы, когда про рынок думали, тоже вариант плотины в уме держали. Чуб-Чиков продолжил. - Тут ведь есть еще одна фенечка. И он посвятил собеседника в идею плавучего роддома, предложив участие в деле от местной бизнес-элиты за 10 процентов. Сговорившись на двадцати пяти, выпили за успех мероприятия коньячку и тут Ризеншнауцер вспомнил про обременения. – В тех местах колхоз был. Его один местный купил, Ноздрев фамилия. Помещичье хозяйство организовал, первое в области. Будем развивать полезный опыт, и транслировать его на Россию. Любопытный, я Вам скажу, тип. С ним придется договориться о выделе земельного участка, иначе совет не пройдем.
Картина 6. Крепость на Волге.
Перебравшись на пароме через Волгу, черный мерседес, сопровождаемый милицейской машиной с мигалкой и сиреной, призванный произвести впечатление на новоявленного помещика и заранее сбить цену на землю, помчался в сторону бескрайних заливных полей и болот, обильно покрывавших низинный берег. Асфальт, впрочем, скоро закончился. Пошли дубравы да перелески, ямы да рытвины. Вот, наконец, показался и помещичий дом. Окаймленный по краям системой прудов с плавающими лебедями, обильно украшенный балконами и шпилями в псевдоцыганском стиле, возвышался он над окружающей его природой крепостью средневекового румынского феодала. Сходство дополнял трехметровый бетонный забор, огородивший территорию в два десятка гектар. Впрочем, натянутая поверху колючая проволока и стоящие по углам сторожевые вышки наводили на мысль и о сходстве с лагерем смерти.
- А Вы правы, - сказал, выслушав приветствие гостя и комплимент дому, широкоплечий, в пеньковой бороде хозяин. Местные его так и зовут – Майданек. Я их тут секу на конюшне. Вообще, официальное название: усадебное хозяйство « Мой домик». Чем могу служить? Машина сопровождения его нисколько не обескуражила, и Чуб-Чиков понял, что разговор предстоит нелегкий. Стал спрашивать о видах на урожай, но получил неожиданный ответ, - Да, какой на хрен урожай. Здесь отродясь ничего не росло. Охота да рыбалка. Овес только на потраву сеем.
- Медведя приваживаете?
- Больше для души. Крестьяне сеют, а мы топчем. О конь.
- Не ропщут?
- Куда там. У меня же крепостное право. Я с каждым контракт заключил на год. Они в соседней деревне живут, работы нет, у меня барщину отрабатывают. Себе на прокорм овес сеют, а я топчу. За все про все по 15 тыс. с души в месяц обходится.
- Они Вам платят? Тогда это уже оброк получается, а не барщина.
- Изволите смеяться? Я же сказал – контракт, по старинному - крепость. Я их закрепостил, по контракту и плачу. Плюс бонус в конце года – тем, кто доживет. Прошлый год под рождество гости приезжали. Так по- пьянке всю деревню спалили. Я, как протрезвел, на площадь вышел, упал в ноги. Простите, говорю, ребятушки. Объявляю вам Юрьев день. Идите с Богом, хреновый я помещик. Представляете, ни один не ушел. Жили в землянках, пока я новую деревню не построил, и все, как один, потом контракт перезаключили.
Немало подивившись такой форме крепостного права, Афанасий Степанович перешел к делу. Выпрашивал он по сходной цене двести гектар под строительство башни, упирая в основном на местный административный ресурс и «решение в Москве уже принято».
Ноздрев долго не колебался. – Пойдем, друг, выпьем, да медведя подразним. Он у меня славный, прошлый месяц одному руку отгрыз, паршивец. А земля не проблема. Присылай юриста. Пусть с моим адвокатом решает. У меня этой земли - прорва. Хочешь, крепостных на стройку дам. Или концлагерь построим, холокост организуем. В смысле - фейерверк. Пойдем, брат, выпьем…
Цену, впрочем, заломил вполне рыночную. Памятуя, что платить не ему, Афанасий Степанович предварительно согласился, оговорив свой процент.
Подъезжая снова к Волге, уже в состоянии легкого подпития, обнаружил он некое волнение среди людей, дожидающихся переправы. Увидевшие черный мерседес, следующий от дома Ноздрева, люди старательно, но неумело принялись ломить шапки и кланяться.
- Понятно. Входит в условия контракта, – догадался Чуб-Чиков и, выйдя из автомобиля, приветливо рыгнул, - Что за дела, мужички? Аль привидение увидели?
- Утопленник всплыл, барин, - угрюмо сообщил чернобородый мужчина, одетый в армяк и баранью шапку.* Кажись, Федька Умойсягрязью. Третий день, как на рыбалку пошел и пропал.
Разглядев на воде непонятное пятно, Афанасий Петрович решил поддержать светскую беседу, - А может, баба?
* бывший преподаватель истории в местной школе.
- Нет, Ваша светлость, точно мужик. Мужик как тонет, так потом завсегда брюхом всплывает. А бабы - те задом. Такая у них конституция.
Подивившись народной наблюдательности, Чуб-Чиков повелительным жестом разогнал собравшихся, сел в мерседес и приказал водителю, - Трогай.
- Ну, залетные, - присвистнул тот и лихо рванул с места.
- Эх, тройка! Птица - тройка. Куда несешься ты? Когда превратилась в шестерку с двумя нулями? Нет ответа.*
Целью следующего визита заезжего гостя, отпустившего за ненадобность машину сопровождения, являлся держатель общака местной синагоги Соломон Банкер.
Картина 7. Шинок.
Афанасий Петрович прекрасно знал, кто истинный хозяин города и, договорившись с властью светской, перешел к диалогу с властью, имевшей, в отличие от государевой, стабильное финансирование и неограниченное влияние.
- Непонятно как попавшая в текст фраза.
Соломон Банкер жил по заветам предков. Будучи обладателем ннн – го состояния держал он шинок на заводской окраине города, где и проживал в грязной комнатенке позади питейного зала. Любимым развлечением его было спаивание православных и выдача ссуд под залог личного имущества и небывало высокие проценты. Не то чтобы это было ему нужно – доход его состоял от сдачи в аренду торговых помещений в центре города – но для поддержания формы и в назидание детям.
Нравилось ему также устраивать локальные еврейские погромы. Это уже для укрощения соплеменников, периодически пытающихся не платить в общак, и увиливающих от похода в синагогу.
Предки Соломона жили в здешних местах уже более ста пятидесяти лет. В свое время легендарный Мойша Банкер попал в солдаты на 25 лет. Это была самая неудачная его инвестиция, но видит бог, как глубоко видел человек.
Забрили его из местечка под Могилевом в 1830 году в рамках нац. проекта «привлечения жидов к созидательному труду». Поскольку через 25 лет службы в кантонистах, а потом николаевских солдатах, еврейские кагалы таких людей обратно не принимали (солдат ест, что дадут, а давали в числе прочего сало), Правительство встало перед трудной проблемой. Черту оседлости никто не отменял, и требовалось найти место компактного поселения военных пенсионеров в Великороссии. Так был выбран город Н., и предки легендарного Мойши автоматически, еще до революции, получили гражданские права. За следующие 150 лет они окончательно прибрали экономику региона к своим рукам. Достаточно заметить, что среди потомков Мойши фигурировали и Яков Свердлов и Генрих Ягода.*
Перекрестив лоб и поплевав через левое плечо, московский гость глубоко вздохнул и нырнул через низкую скрипучую дверь в липкую темноту полуподвала. – Хаванагила, - сказал он, вспомнив пароль, выданный ему в Москве.
- Хай живе, - прозвучал ответ, и оба собеседника облегченно вздохнули. Свои.
Взглянув на сморщенное как печеное яблоко лицо хозяина шинка, Афанасий Степанович ударил себя кулаком по лбу. Семен! Банкин! Ядрена шишка! Не узнал? Это же я! Левка Чиков! Оказалось, они старинные знакомые по учебе в пединституте и даже, когда-то приятельствовали.
Выпили по стопке, вспомнили общих московских товарищей и студенческие кутежи.
- Как же ты соломоном стать не побоялся? – спрашивал гость.
* исторические личности, не очень приятные. Тем не менее, не путать со звездами шоу-бизнеса.
- Так же как и ты афанасием, - ответствовал хозяин. Рынок… Что, решил за ум взяться? Большое дело, я слыхал, затеял. Ты зачем немца в проект роддома запустил? Так, брат, дела не делаются. Крути руль обратно. Река, куда будешь авианосец ставить, все равно за нами.* Так что 40 процентов. Плюс, мы будем клиентуру местную подгонять.
- А плотину тоже вы контролируете?
- Нет, опечалился Банкер, - там питерские москвичи мазь держат. Маша Коробочка, в девичестве Боксер, мать ее, за кран отвечает. Что, сразу будешь смывать следы преступления, или подуркуешь пару лет на федеральные деньги?
- Это уж как доведется, - уклончиво отвечал Афанасий Степанович, - я так и не понял, даешь добро на развитие территории?
- Р. Волга, в переводе с древнееврейского - Рахиль.
- Да не оскудеет рука дающего, да не дрогнет рука берущего. В синагогу как зайдешь – там слева ящик стоит для подаяний. Векселя Сбербанка сроком «по предьявлению» с бланковым индоссаментом. Не мни, там щель широкая. Номинал – 600 тысяч каждый. Количество должно соответствовать номеру твоего мерседеса – пойму, что это ты. Чернуху не лепи, бодяжных лавок не подсовывай – тогда, считай, договорились. В администрацию можешь больше не ходить, все команды пройдут, всех построят. Ну что, выпьем за новую столицу государства российского?
- За то, - торжественно добавил гость, радуясь нулю в начале номера автомобиля, - чтобы наши дневные иллюзии не перерастали в ночные поллюции.
Выпив и ударившись в воспоминания, Банкер вспомнил историю из восьмидесятых годов. Тогда в Узбекистане под московские деньги целый город построили, на бумаге, понятное дело. В Москву только отчеты посылали. Были люди в наше время, не чета нынешним. Ведь Советская власть в силе была. И КГБ, - при этих словах Соломон поежился. Когда узнали, что комиссия едет, целое землетрясение организовали, стерли город с лица земли. И еще бабла отсосали – на ликвидацию последствий стихийного бедствия.*
Тепло попрощавшись с товарищем и окончательно решив, что дело в шляпе, Афанасий Степанович покинул гостеприимный шинок и, усевшись в мерседес, дал команду двигаться на Москву. Однако ж, не тут - то было.
- Никаких намеков на историю с Саяно-Шушенской ГЭС!
Картина 8. Присяга.
Проезжая окольными путями на московскую трассу, увидал он траурную процессию, вытянувшуюся вдоль дороги.
- Богатые похороны, - отметил про себя. Велел остановиться, высунулся из окна, почтительно сняв шляпу, которую не снимал ранее даже сидючи в автомобиле. Кого хоронят, добрые люди?
- Городского прокурора, - был ему ответ.
- Видимо, хороший был человек, коль столько народу набралось?
- Да, почитай, единственный честный чиновник во всем городе.
- Что, и взяток не брал?
Вопрос повис в воздухе, поскольку пути авто и процессии разошлись. – Надо же, как бывает, - пригорюнился Афанасий Степанович, - вот так трудишься денно и нощно на благо отечества. А там, бац - вторая смена. И велел ехать дальше, думая по дороге, хорошая или плохая примета – встретить мертвого прокурора.
Доехать до пункта назначения в один присест ему было не дано. Аккурат в начале московской трассы, где двух- полосное движение плавно переходило в четырех- полосное, аккурат за секунду до того, как велел он водителю включить мигалку, собираясь долететь до столицы с ветерком, прижали его к обочине два джипа с тонированными стеклами и «ментовскими» номерами. Оборвалось все в душе г-на Чуб-Чикова, ибо решил он, что попал в лапы незаметного полковника.
Все, однако, оказалось и обыденнее и обиднее. Будучи пересаженным в джип, оказался он соседом неопрятно одетой и дурно пахнущей (нефтью? Газом?) неопределенных лет женщины.
- Мария, - застенчиво произнесла она и подала для рукопожатия ладонь, свернутую в лодочку. Мария Коробочка. Уж, извините, что так, без стука. Знаем, знаем, что спешите, и что дела неотложные тоже знаем. И про векселя все знаем и про роддом на авианосце. Вот только подъездом вы ошиблись, милый друг. Наш ящик в синагоге не слева, а справа.
- Да нет проблем, - в душе Афанасия Степановича мелькнул слабый проблеск надежды. Мы готовы и слева, и справа. Или два раза справа.
- Поздно пить боржоми. Вопрос решен в Питере. Московские здесь уже не играют. Уполномочена заявить, что предложенная Вам территория будет затоплена в процессе поднятия уровня лежащего ниже Ч-го водохранилища. Энергетика, мой друг, основа всего. Экономика задыхается, Вы газеты читаете?
На Афанасия Степановича было жалко смотреть. Еще никогда его не унижали так явно. Единственным утешением было то обстоятельство, что бить московского гостя не собирались. Попытался было откланяться, но властный окрик остановил его.
- Стойте! Вы мне нужны! Афанасий Степанович! Помогите родить американского гражданина – и я Ваш добрый друг. Ниже по Волге у меня есть прекрасный затон – ваш авианосец завсегда поместится. Будьте моим! Я следила за вами все эти дни. Те люди с кем Вы общались – ничтожества. Вам нужна только я. Только я и партия власти. Согласны? Если да, то говорите присягу.
- За веру, царя и отечество, - привычно забормотал Чуб-Чиков заученный текст, произносимый не раз им ранее, - не пощадим живота своего, не посрамим славу отцов наших и дедов наших. Присягаю стольному граду Мо…, тьфу, Санкт-Петербургу. Трижды аминь.
- Ну, вот и славно. Кстати не забудьте вступительный взнос в правый ящичек. У раввина получите удостоверение члена партии «единая и неделимая». А про новую столицу забудьте. У нас теперь одна столица – славный град Петра.
- И Владимира, - добавил про себя Афанасий Степанович.
Картина 9. Улетная.
Уже ночью, подъезжая к МКАДу и отделавшись от неприятных воспоминаний прошлого дня, наш герой обрел способность к анализу. Он понял, где и когда попал впросак. Не сей час – это мелочи, любая сделка восстанавливается, пусть и в другом обличье. Тогда, тогда в далеком теперь уже 98 году, за день до дефолта, который оказался никаким не французом, а чистокровным русаком, выбирая между солнцем русской поэзии и маленьким полковником, сделал он неправильную ставку. – Эх, Александр Сергеевич, сукин ты сын. Не зря, не зря Дантес на тебя дулся. В голову сами по себе пришли незабываемые пушкинские строфы: Прощай немытая Россия. Страна рабов, страна господ. И вы - мундиры голубые. И ты - покорный им народ.
Ударил в плечо водителю. – Гони, Селифан, по окружной в Шереметьево -2. И замер на заднем сиденье, крепко сжимая в руке заграничный паспорт с открытой шенгенской визой. Требовательно зазвонил сотовый. Чуб-Чиков посмотрел на дисплей, подумал какое-то время и решительным жестом выбросил телефон в приоткрытое окно.
Мчался, мчался по окружной московской трассе черный автомобиль, озаряемый огнями придорожных фонарей, выл надрывно сиреной и устало крутил никому не нужной мигалкой. Позади оставалась страшная и непонятная страна, отгороженная от него глухим голубым забором с фотографическим плакатом во всю стену: Старый, угрюмого вида человек с накинутым на шею шарфом цветов государственного флага жал руку невысокому, лысоватому блондину. Снизу шла надпись: «Об одном прошу – берегите Россию».
Куда несешься ты? Нет ответа.
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com