Павел Малов

Братва ростовская

Криминальный роман

 

 1

Отец Кольки Кадука, Виктор, был примечательной личностью. С малолетства не в ладах с законом – три ходки в места не столь отдалённые, – в то же время всегда на отшибе от местного криминального братства; дружбу с коллегами по несчастью не водил: как говорится, – «один на льдине». Был у него, правда, кореш с Нахаловки, Славик Толстопятов. С ним Виктор Кадук познакомился на зоне, во время своей последней отсидки. Колька несколько раз видел его у себя дома, стрелял закурить. Толстопятов, как и отец, уркой не был и большого интереса у Кольки не вызывал.

Приятели подолгу о чём-то разговаривали за бутылкой. Строили какие-то планы. Разговоры их чаще всего крутились вокруг денег, и причём денег не малых. Подвыпивший Виктор сыновьям своим, особенно старшему Кольке, философски внушал: «Лучше умереть на мешке с деньгами, чем под пивной бочкой!.. Так-то, сынок. Как у нас говорят: пить – так бочку, воровать – так миллион, а трахать – так английскую королеву!» Колька Кадук слушал нетрезвые сентенции пахана и мотал на ус.

В школе учился он неважно, за улицей недосуг было. А родителям, в том числе и матери, вкалывавшей на «Ростсельмаше» крановщицей, на его образование было наплевать. Они оба любили заглянуть в бутылку, как, впрочем, и остальные обитатели посёлка Берберовка. Предоставленный сам себе, Колька частенько наведывался с компанией дружков в летний клуб на посёлке «Строителей». Там как раз показывали французский фильм «Фантомас». Фильм до того поразил и увлёк берберовцев, что они просиживали в кинотеатре днями напролёт, посещая чуть ли не все сеансы. После фильма пацаны из компании Кадука обзавелись чёрными капроновыми женскими чулками и, напялив их на голову, пугали по вечерам девчонок.

Вскоре на Сельмаше кто-то умело обнёс несколько табачных ларьков, оставив на месте грабежа лаконичные записки: «Фантомас!» Дальше – больше: в городе начали грабить магазины и даже нападать на инкассаторов. Нападавшие были в неизменных чёрных чулках на головах и вооружены короткоствольными, необычной конструкции автоматами. Банду так и окрестили: Фантомасы.

Почти три года Фантомасы наводили ужас на ростовских обывателей, каждый раз умело уходя от преследования милиции. Оперативникам недоставало каких-нибудь пары минут, чтобы застукать грабителей на месте преступления. Их глазам представали опустошенные кассовые аппараты и трупы случайных свидетелей. Погибло и несколько сотрудников ростовской милиции, инкассаторов – бандиты же были неуловимы. Оперативникам только удалось составить по рассказам очевидцев примерные фотороботы нападавших: иногда Фантомасы снимали свои чёрные маски. Ростов прогремел на весь Советский Союз, об неуловимой банде передавали даже по «Голосу Америки».

Но рано или поздно конец приходит всему. Пришёл конец и Фантомасам. Во время одного из нападений грабителям не повезло – мимо проезжал патрульный автомобиль, в котором сидело два милиционера. Они и принялись преследовать банду. Двое из грабителей были ранены, причём один – тяжело. Он вскоре скончался в машине, которую Фантомасы остановили на дороге. Впоследствии выяснилось, что убитый бандит был не кто иной, как отец Кольки Кадука, Виктор. И подстрелили его милиционеры как раз на мешке с деньгами, на котором он сидел. Так сбылась его заветная мечта: умер он не под пивной бочкой... В мешке было что-то около ста пятидесяти тысяч дореформенных рублей – хватило бы на всю жизнь, если бы ограбление было удачным.

Главарём Фантомасов оказывается был тот самый Вячеслав Толстопятов – приятель Колькиного отца. В банду входили старший брат Вячеслава Владимир, друг детства Толстопятовых Вова Горшков и ещё человек пятнадцать пособников, непосредственно не принимавших участия в нападениях, но активно помогавших банде осуществлять свою криминальную деятельность. Братьям Толстопятовым и Горшкову присудили высшую меру, остальные отделались разными сроками заключения. Семьи бандитов вообще не тронули.

Зато авторитет Кольки Кадука и его младшего брата Бориса среди местной берберовской шпаны сразу возрос. Во время частых уличных разборок Кольке достаточно было только сказать: «Я сын Фантомаса!» – как враз его противники отступали, и Кадук выходил победителем. Тень убитого в перестрелке с ментами отца была своеобразным ангелом-хранителем, окружая малолетнего Кольку ореолом блатной романтики. Так братья Кадуки стали держать «центр» на посёлке Берберовка – самом бандитском месте города. Берберовка не уступала по своей воровской славе даже Нахаловке и Богатяновке, известным ещё с дореволюционных времён. Берберовка была своеобразной Меккой преступного мира Нахичевани – восточной части Ростова, здесь чуть ли не на каждой улице располагались весёлые воровские притоны, где находили на первое время пристанище «откинувшиеся» из зон урки.

Служить Колька Кадук попал во внутренние войска, в лагерную охрану. С некоторыми своими старыми приятелями встретился, – правда, были они все теперь по другую сторону колючей проволоки.

Через несколько лет после поимки Фантомасов в Ростове заговорили о новой банде, орудовавшей в соседнем Таганроге. Самым громким их делом был расстрел двух гаишников на трассе Ростов – Новочеркасск. Бандиты на угнанных «Жигулях» ехали на очередное дело: промышляли они в основном по области. В багажнике лежал труп хозяина «Жигулей». Бандитов было трое: братья Билыки, Пётр и Владимир, и муж их сестры, рецидивист со стажем Афанасий Ставничий. Двое сотрудников ГАИ попытались остановить подозрительную машину, а когда та на большой скорости промчалась мимо, – пустились преследовать. Через несколько километров бешеной гонки, поняв, что уйти не удастся, бандиты остановили «Жигули», один из них вышел из машины и хладнокровно расстрелял подоспевших гаишников из автомата Калашникова.

Больше до начала девяностых никаких громких дел в Ростове не было…

Когда вновь избранный первый президент СССР Горбачёв ослабил гайки, в Ростов начали подтягиваться блатные из закавказских республик, Северного Кавказа и Средней Азии. На базарах и городских рынках стали орудовать многочисленные бригады напёрсточников, умело обманывавших доверчивых ростовчан. Появились первые подпольные цеховики, как правило, из бывших партийных и комсомольских работников и, как следствие, – первые рэкетиры. Дальше – больше, приблатнённые уличные компании стали превращаться в вооружённые огнестрельным оружием банды или «бригады», как их теперь называли в криминальном мире, переняв это название у москвичей. С падением в 1991 году советской власти ушли в прошлое и старые берберовские традиции с почитанием блатных авторитетов, воровским законом – своеобразным кодексом уркаганской чести – и прочим.

 

2

Колька Кадук с младшим братом Борисом последнее время нигде не работали. Колька – коренастый, хулиганистого вида тип с повадками закоренелого уголовника, жил с женой в небольшом саманном домике в Татарской балке. Братьями стал интересоваться местный участковый: однажды весной, в апреле месяце, вызвал по повестке к себе, в милицейский пункт на Сельмаше, а когда они не явились, сам нанёс визит на Берберовку. Предупредил, что дело пахнет реальной уголовной статьёй, если они продолжат тунеядствовать.

– Нужно поскорее рвать когти, Борька! Только вот куда? – пригорюнился старший из братьев, Николай.

– Погнали к тётке Любе в Грушевку, – предложил младший. – Наши пацаны-армяне на посёлке говорят, что в деревне можно поле взять в аренду на сезон, под бахчу. Посеем арбузы, осенью привезём в Ростов, продадим, «бабок» наварим.

Сказано, сделано. Поехали братья Кадуки в станицу на заработки.

Тётка Люба – младшая сестра Виктора Кадука, их отца, – жила в недалёкой отсюда казачьей станице Грушевской, протянувшейся в степи, вдоль речки Тузлов почти до самого Новочеркасска.

Выйдя из города пешком, потому что не было денег даже на проезд, братья долго колесили по просёлочным степным дорогам в поисках самого короткого пути через Щепкино на Каменный Брод, но не нашли. К тому же вечерело. Не доходя Ковалёвки, вышли на новочеркасскую трассу. Проголосовали на попутку. Колька до боли в пальцах сжимал в правом кармане влажную от собственного пота, гладкую рукоятку финки. Подобрала их тёмно-красная «Лада». Водитель – пожилой, по молодёжному одетый мужчина поинтересовался, сколько заплатят.

Поехали, отец, не обидим! – успокоил его Колька. – Пару рублей тебя устроит?

– За глаза хватит, – кивнул головой водитель. Ехать недалеко, а с попутчиками веселее.

– Только нам не до самого Новочеркасска, а немного не доезжая. Я потом скажу, где тормознуть, – предупредил Колька.

До поворота на Грушевскую доехали без приключений. Когда водитель остановил машину и повернулся к сидевшему рядом на переднем сиденьи старшему Кадуку за деньгами, увидел перед собой направленный прямо в сердце нож.

– Вы что, парни?! Вы в натуре охринели… Что за базар?

– Не бойся, мужик, у нас денег нет, – сурово проговорил Колька. – Если что – потом отдадим, всё сразу… А ты гони червонец и езжай с богом. Не тронем.

– Погонял королей, блин… – с досадой проговорил водитель, нехотя отдавая деньги Кадуку. – Выметайтесь живее, мне ехать надо.

– Давай, брат! Не серчай, – выскалил зубы довольный лёгкой поживой Борис.

Расставшись с водителем, двинулись пешком в станицу. До неё километров семь извилистого степного просёлка. Стало заметно темнеть. На небе заблестели первые, робкие ещё звёзды. Путь был не близок.

– Жрать хочется! – ныл всю дорогу Борис, чем выводил из себя Кольку.

– Замолкни, козёл! Где я тебе в степи хавку достану? Вот доберёмся до места, тётка покормит.

– Ага, покормит... жди, – скептически ухмыльнулся Борис. – Колхозники, небось, сами сейчас последний хрен без соли доедают! Заколебал Горбатый своей долбанной перестройкой.

– Молчи, Борька, если ни фига не понимаешь, – урезонил его старший брат. – Если бы не Горбач со своими закидонами, разве бы мы раньше такие дела проворачивали? Ты посмотри, какой кругом бардак, а в ментуре и не чешутся.

– Ага не чешутся… За исключением нашего участкового, – зло напомнил Борис. – А сейчас, за водилу нам конкретно решётка светит, если впоймают.

– Не ссы, братан, прорвёмся! – обнадёжил его Колька.

В станице они были уже за полночь. Тётка, жившая одна, без мужа, чего-то испугалась, может, спросонья не признала племянников по голосу, отослала на ночёвку к другим родственникам, жившим через квартал, у самого берега Тузловки. Братья валились с ног от усталости и решили далеко не ходить, устроились спать тут же, в тёткином саду, под вишнями. К ночи сильно похолодало. Сидя на земле и привалившись спиной и затылком к шершавому стволу дерева, братья промучились до утра. Уснуть было невозможно. Только начинала обволакивать сладостная дрёма, как тут же всё тело наполнял обжигающий ночной холод и они просыпались. Вскакивали на ноги, мутузили друг друга кулаками, чтобы хоть немного согреться, бегали вокруг деревьев и вновь в изнеможении падали на землю. Но накопленного таким образом тепла хватало минут на пятнадцать и всё начиналось заново.

На следующий день, увидев на пороге не выспавшихся, грязных небритых, трясущихся от холода братьев, тётка Люба выказала на лице мало радости: не хватало ей ещё двух городских нахлебников.

– Мы за всё заплатим, тётя, лавэ у нас скоро будет, – заверил её Колька.

– А что ж в городе не живётся? Там работы много, не то, что у нас, – посетовала тётка Люба. – У нас трактористы с комбайнёрами по сту рублей всего зимой получают, да и те гроши не регулярно выплачивают... И к чему всё катится, ума не приложу? Не иначе к концу света.

– Да мы к вам не надолго, не переживай, тётя Люба, – продолжил Колька. – Так, в городе проблемы небольшие случились. Вот пересидим здесь малость, и обратно уедем. А работу мы найдём, не переживай. Мы с Борькой – на все руки от скуки!.. Правильно я базарю, Борис?

– Ну, сам знаешь, – поддакнул брат. – Я думаю, лохов и здесь хватит, кого развести можно. Мы по этой части спецы.

– Как это? – не поняла тётя Люба.

– А так, – кроме мордобития, никаких чудес! – ответил шуткой Колька. – Да ты не тушуйся, тётя, всё будет о,кей! Я тебе говорю...

– Плетёте чёрт знаешь что, – сердито покачала та головой.

Отоспавшись в первый день на мягких тёткиных перинах пока она работала на колхозной ферме, братья стали думать, что делать дальше.

– Ростов для нас закрыт наглухо, – сказал брату Колька, – там нам не даст покоя мент поганый – участковый. Следовательно, нужно прощупать Грушевку, может, здесь какое дельце найдётся?

– Ага пару курей стырить у соседей, – как всегда с издёвкой высказался Борис. – Что тут сделаешь, Колян, в натуре?.. Как есть – глухая деревня.

– И в деревне можно что-нибудь надыбать, – сказал убеждённо Колька. – Новые времена, чай, и сюда пришли... Нужно тётку порасспросить обо всём... А нет, так в Новочеркасск подадимся или ещё куда, в Шахты, например.

На том и порешили.

 

3

            О приезде к Бондурихе племянников из Ростова знали вскоре жители всех прилегающих улиц, в деревне новости разносятся быстро, без всякого телефона. Первым пришёл навестить братьев Кадуков тёткин сосед Петька Коробкин – старше Коляна лет на пять, он в детстве дружил с братьями, когда тех, юных школяров, родители привозили каждое лето в Грушевку погостить у тётки. Так, чуть ли не с первого класса, братья регулярно, каждые летние каникулы проводили в сельской местности, на природе. С соседскими мальчишками днями не вылезали из неглубокой речки Тузловки, загорали, ловили рыбу. Бродили по станице с рогатками, охотясь на воробьёв, устраивавших свои гнёзда под стрехами камышовых крыш, лазили в чужие сады за яблоками и виноградом, на колхозные бахчи – за арбузами и дынями. Играли по вечерам в казаков-разбойников. Приятель братьев Пётр Коробкин был неизменным заводилой этих игр.

Тётки Любы в доме не было, ушла на ферму доить коров. Работала она, как и прежде в местном колхозе имени Ленина.

            Коробкин заявился с утра уже навеселе, разнаряженный в старую, времён революции и Гражданской войны казачью форму с лампасами на штанах, в огромной лохматой овечьей папахе на голове.

            – Здорово дневали, казаки, – сдержанно поздоровался Пётр, завидев на дворе братьев.

            – Здравствуй, здравствуй, хрен мордастый, – шутливо поприветствовал его старший из Кадуков, Колька. – Давнененько не виделись, Петюня.

            – Каким ветром в наши края? – отвечая на крепкое рукопожатие Коляна, поинтересовался Коробкин.

            – Да так... дела всякие разные, то да сё... к тому же тётушку решили проведать, – уклончиво ответил Колька. – А ты, я смотрю, атаман! Чё вырядился как клоун? Бравый казак, блин.

            – Не-е, до атамана мне ещё далече... Сотник я по чину, – поправил его Пётр. – А вы что ж, гляжу, в городе омужичились?

            – Не, Коробок, казаки истинные, без примеси! – заверил, гордо стукнув себя кулаком в грудь, Колька. – У вас тут как насчёт новых рыл... принимают?

            – А вот ближайший станичный круг соберётся, примем и вас. Мы всех принимаем в казаки, – заверил Пётр Коробкин. – Знаешь, небось: с Дону выдачи нет!

            – И многие просятся?

            – А то нет... даже нацмены есть, но мы в основном только армян принимаем. Они более-менее свои. Живут на Дону с девятнадцатого веку.

            – У меня тоже в банде много армян: Вор, Костомаха, Кот, – похвастался Колька Кадук.

            – А ты что же, Колян, никак мафиози заделался? – устремил на него заинтересованный взгляд Пётр.

            – Было дело да прошло, – уклончиво буркнул Кадук. – наехали на нас мусора, чуть не приняли… К тому же борьба с синькой началась. Не слыхал про такую?

            – Откуда? – пожал плечами Коробкин. – А что это за чертовщина, Колян, что за синька?

            – Водяра, винище – алкоголь короче, – кисло скривился, как будто съел лимон, Колька. – Борис вон знает... Так я говорю, братан?

            – Всё так, Колян, развели нас коммуняки по полной программе, – поддакнул молчавший до этого Борис. – Бухать не дают конкретно, волки… За варевом в чипках – километровые очереди, как в Мавзолей лысого.

Поговорив ещё о том, о сём, приятели расстались, договорились встретиться вечером. У Пётра были ещё какие-то неотложные дела у станичного атамана. Он пообещал замолвить там слово и за них.

– А кто у вас атаман, Петюня? – полюбопытствовал перед расставанием Колька Кадук.

– Байгушев Иван Никифорович из Камышевахи – боевой казачура я тебе скажу, – с восторгом сообщил Коробкин.

– Тю-ю на тебя, да он же, помню, участковым здесь был! Мент, – отшатнулся Колька.

– Ну и что с того? Нам, казакам, что ни поп – то и батька! Мало ли кто кем не был…

На следующий день они шли в сопровождении Коробкина на приём к грушевскому станичному атаману. У входа в бывший сельский клуб, где размещалась атаманская резиденция, Петьке лихо откозыряли караульные: два молодых казачка в новеньких кубанках, с закинутыми за спину алыми башлыками. Поблизости, держа под уздцы коня, стоял бравый сотник, туго перетянутый портупеей, с настоящей казачьей шашкой на боку. Он беседовал с корниловцем, наряженным в черную офицерскую форму, с черепом и перекрещёнными костями на рукаве. Картину дополнял сине-жёлто-алый казачий флаг, свисающий из окна. Не доставало только традиционного Максима у входа, чтобы вполне походило на съёмки фильма из времён Гражданской войны. Проходившие мимо сельчане с любопытством посматривали на приезжих. Некоторые окликали Петра Коробкина, останавливались, завязывая разговор.

Атаман Байгушев был в кабинете не один, но, увидев заглянувшего Петра Коробкина с братьми Кадуками, пригласил войти. Представил своего собеседника:

– Походный атаман хутора Степного Виктор Шевченко. В Афганистане воевал. Бывший спецназовец.

Шевченко был примерно одних лет с Колькой Кадуком или немного младше. Широкоплеч, коренаст, коротко стрижен. Одет в камуфлированные штаны и куртку, из-под которой выглядывал уголок голубой десантной тельняшки. О принадлежности к казачеству говорили лишь трёхцветный, под стать флагу, шеврон на рукаве да южнорусский выговор. Шевченко походил на боевика, какими их показывают в американских приключенческих видеофильмах.

– Насчёт оружия ты, надеюсь, меня понял, – продолжил прерванный приходом Коробкина с братьями разговор станичный атаман, – всё, что имеешь – ховай, да так, чтобы ни одна собака не пронюхала. Особенно автоматы и гранаты. Немного стволов можно оставить на руках, на всякий пожарный. Но предупреди: за утерю ствола – к чёртовой бабушке из казаков!

– Всё ясно, господин атаман... – заверил Шевченко. – Нацмены, суки, в хутор лезут, землю в аренду берут, казаков притесняют… Когда ж? Руки чешутся…

– Придёт время, Шевченко, не торопись, всю нечисть из Грушевского юрта как метлой выметем!

– Дай-то бог.

– Бог-то бог, да ты сам будь не плох... Пора, пора, господа атаманы, браться за ум, – обратился он к присутствующим. – До каких это пор, спрошу я вас, русские будут холуями у пришлых криминальных паханов и всяких нацменов? Ведь всё сплошь кругом куплено. Евреи в Москве распродают Россию на корню. Скоро нашу Восточную Германию назад немчуре западной отдадут. Так министр иностранных дел порешил, грузин Шеварднадзе. А Горбач поддержал. Так скоро и до своей земли дойдёт: до Калининградской области, например, Западной Украины, Приднестровья, Крыма… И вы, казаки, потерпите, чтобы землю, в которой кости ваших предков лежат, иностранные толстосумы скупили? Грош вам цена в таком разе. Бабы вы, а не казаки. Уже сейчас на базарах русского лица не увидишь. Девчат ваших, казачек, за гроши кавказские головорезы с потрохами покупают! Гонят русских отовсюду. Из Прибалтики, из Средней Азии, из Абхазии... А мы молчим, а мы терпим.

Петру Коробкину стало стыдно за то, что он здесь, в станице, последнее время развлекался с девками и одинокими бабами, хлестал самогонку с дружками, а многие молодые казаки воевали в Афганистане, стало горько и обидно, что не довелось там служить самому.

– Господин станичный атаман, позвольте подать рапорт об отставке от должности. Разрешите поехать рядовым в Восточную Германию – бить недорезанных фашистов! – выпалил в припадке непритворного патриотизма Пётр.

Байгушев рассмеялся.

– У тебя другая задача, Коробкин, ты – с высшим образованием… Такие опытные люди как ты, агрономы, здесь нужны. Пушечного мяса и без тебя довольно. (Последние слова атамана покоробили Коробкина). Это хорошо, Коробкин, что ты, не смотря ни на что, Ростовский университет закончил. Полно евреям эту привилегию иметь. А то раньше, куда ни ткнись – всюду русский вкалывает, а еврей с высшим образованием в конторе штаны протирает. Кончилось ихнее время... Я давно тебя, Коробкин, приметил. Из тебя будет толк, поверь моему слову! Ты слушай только, что старшие говорят, да на ус наматывай. Не торопись, не высовывайся, действуй изподтишка, по еврейской тактике. Где надо, поклонись, где надо – подмажь (не подмажешь, не поедешь, шофера говорят). А в нужный момент – вдарь! Да так вдарь, чтоб зубы повыскакивали и глаза на лоб полезли. Жди своего часа, Коробкин, жди. Так будет.

Пётр слушал странные слова атамана и невольно с ним соглашался. Действительно: на рожон попрёшь, только шею сломаешь. А так – дело всей его жизни налицо. Из безобидного мальчишеского увлечения, почти что из игры в казаки-разбойники в Грушевской теперь – мощное казачье движение. И не беда, что не он, основатель движения, стоит у станичного руководства. Это закономерность. Никто из зачинателей чего-либо не воспользовался лаврами победителя. Так бывает всегда. Из идеи, походя брошенной в толпу полусумасшедшим пророком, седовласые учёные мужи выстраивают впоследствии стройную научную теорию, и даже имя первооткрывателя порой забывается, и открытию, подобно открытой Колумбом Америке, даётся чужое имя. И всё различие между пророком-первооткрывателем и продолжателями его дела лишь в том, что первый творит самозабвенно, подобно художнику, не думая о награде, а другие, идущие вслед за ним, как купцы на ярмарке, всего лишь сбывают ходовой товар.

– У нас в хуторе Степном турки-месхетинцы осели, – заговорил Шевченко. – С десяток семей будет. Беженцы, а году не прошло – у каждого машина, а то и трактор. Дома построили каменные, гаражи. Виноградники развели. Дошло до того, что батраков стали держать, из наших, бичей хуторских.

– А атаман хуторской куда глядел? – гневно спросил Иван Байгушев.

– Атаман у нас купленный. Из прежнего районного партаппарата. Пробовали скинуть, да совет стариков – ни в какую. А в совете кто: ветераны труда да войны с побрякушками сталинскими во всю грудь.

– Действуй умно, Шевченко. Семь раз отмерь, прежде чем резать. Гляди, дело тонкое.

– Я и думаю, мож того, к чёрту выселить всех из хутора на законных основаниях. Пускай в свою Турцию катятся с нашей земли.

– На законных, Шевченко. Только на законных... Нам с уголовщиной связываться не резон.

– Турки могут и сами что-нибудь эдакое забацать, господин станичный атаман. Петуха, например, красного пустить?

– Зачем им это, Шевченко? Дело мудрёное, а турки народ горячий, долго не рассуждают. Вот если б драка – это другое дело. А ещё лучше убийство. По пьяной лавочке, а?.. Казака, конечно... Могут ведь турки казака убить, Шевченко?

– Думаю... могут, – понял тот.

– Ну, так с богом.

Колька Кадук тоже понял иносказательную речь атамана Байгушева. Почему-то вспомнился Гена Бабкин – уличный полудурок с Берберовки, алкаш, допившийся до белой горячки. Гена одним из первых попал в Афганистан, был ранен осколком в голову, отчего малость свихнулся. Газеты в то время печатали трогательные репортажи о том, как наши военнослужащие помогают афганским школьникам разбивать аллеи и высаживать цветники. Гена Бабкин, когда бывал не сильно пьян, рассказывал совсем другое. Больше всего Кольке Кадуку запомнился рассказ о том, как офицер приказал солдатам добивать своих же раненых. Возможно, это был единичный случай, возможно, как уверял Бабкин, их настигала банда, и унести раненых не было никакой возможности. Раненых было слишком много, а оставшихся на ногах – мало. Офицер, вероятно, из гуманных соображений отдал такой приказ. Душманы всё равно бы не пощадили русских, но прежде чем убить, они продлили бы их муки жестокими пытками...

Потом станичный атаман говорил об армии. Что неплохо было бы привлечь её на свою сторону. И принялся расспрашивать Коробкина о каком-то Попове, бывшем военном лётчике... На это Коробкин сказал, что чеченец генерал Дудаев тоже военный лётчик, однако казачеству от того ни холодно и не жарко. Шевченко вступился за Дудаева, потому что тот тоже был афганцем. Вскоре приём у станичного атамана закончился.

Из правления вышли вчетвером. Виктор Шевченко зачем-то потянул братьев Кадуков с Петром Коробкиным в магазин, который находился здесь же, на площади. Там он взял пару бутылок белой, «Жигулёвского» пива, хлеба, колбасы, копчёной рыбы к пиву, одноразовые пластиковые стаканчики. Уложив всё купленное в целлофановые пакеты, двинулись в сторону колхозного двора, где и расположились за старой, полуразвалившейся церковью, в густых кустах терновника.

– Это в честь чего же такой шикарный «балабас»? – козырнул блатным словечком, хоть сам не сидел, Борис Кадук.

– А вот выпьем малость, потом и узнаешь, – уклонился от прямого ответа походный атаман Шевченко.

– Я понимаю так... эта «поляна» – аванс за какую-нибудь работу? – поинтересовался, почти угадав, и Колька.

– Соображаешь, – ухмыльнулся Шевченко, скручивая крышку с первой бутылки водки. Налил в подставленные пластиковые стаканчики.

– Водяра случаем не «палёная»? – с тревогой глянул на Виктора Шевченко Борис.

– А тебе не один хрен? – отмахнулся Шевченко. – По балде долбит и ладно...

– И то верно, – согласился Борис Кадук, выпивая.

Когда все основательно закусили после первой, Виктор Шевченко налил по второй.

– Между первой и второй промежуток небольшой, – одобрил его манипуляции Борис, большой любитель калдырнуть.

– И пивком заглянцуем, станичники, – подал голос Пётр Коробкин. – Как говорят ростовские студенты: водка без пива – деньги на ветер!

– Понимаешь, Коробок, – улыбнулся, глянув на него, Колька Кадук.

Когда первая бутылка белой опустела, а в поллитровках «Жигулёвского» пива оставалось на дне, Виктор Шевченко приступил к делу:

– В общем, так, господа-атаманы, вы, надеюсь, слышали, что говорил станичный атаман насчёт турок-месхетинцев? Нужно, братья, изгнать этих зверей назад, в ихнюю поганую Турцию! А что для этого надо?.. Провокация, вот именно! То есть нужно, чтобы турки замочили казака из хутора... Турки, конечно, по идее сделать это могут, но когда – бог его знает, а нам долго ждать не резон! Так что предлагаю это вам. – Он вопросительно уставился на братьев Кадуков. – Люди вы приезжие, здесь вас мало кто знает... По виду вполне за турок сойдёте: волосы чёрные, рожи не бритые... Сядете в машину – это я беру на себя, машина будет – головы повяжете зелёными повязками, подъедете вечером к окраине хутора, лучше к магазину, и расстреляете из автоматов какого-нибудь казака. Автоматы я дам. Крикнете: «Аллах акбар!» – и укатите. Вот и все дела...

– Сколько? – без обиняков, задал меркантильный вопрос Колька.

– Не обижу, брат. По двести пятьдесят зелёных на рыло.

– Мало, – скривился Колька Кадук.

– Чёрт с вами, грабьте, – по триста! – добавил походный атаман Шевченко.

– Идёт. По рукам! – согласился Колька. – Бабки вперёд…

На подготовку ушла неделя. Братья Кадуки вместе с Шевченко на стареньких, раздолбанных «Жигулях» пятой модели изучали окрестности хутора Степного, пути отхода в поля, дальнейший маршрут. После дела решено было в Грушевку на машине не возвращаться, автоматы спрятать в укромном месте и, миновав станицу, ехать в Новочеркасск и дальше, в сторону Шахт. Там, где-нибудь в поле или в глухой балке бросить «Жигули», а лучше поджечь. Назад добираться на попутках.

За неделю бороды у братьев подросли ещё больше, что было им только на руку. Вместо масок решено было воспользоваться чёрными очками от солнца. Чтобы видны были их бородатые физиономии. У хуторских казаков не должно было остаться ни малейших сомнений насчёт национальной принадлежности нападавших. Напасть и убить казака должны были чистокровные турки-месхетинцы!

На задание поехали после пяти. Так было решено. Долго кружили по пыльным степным просёлкам. Отъехав на достаточное расстояние от Грушевки, остановились передохнуть, а заодно и перекусить. Разложили на заднем сиденье тормозок, прихваченный из тёткиного дома, выпили по сто граммов водки. Принялись закусывать.

– Колян, а тебе не кажется, что это подстава? – прожевав, тревожно спросил у старшего брата Борис. – Заедем в хутор, замочим кого-нибудь, кто первый на пути подвёрнётся, а тут и нас снайперы из засады постреляют. Чтоб вещественные доказательства были. Так правдоподобнее… А?

– Засада, не засада, но мне тоже что-то не в кайф в сам хутор заезжать, – согласился с Борисом Колька. – У хуторских небось тоже стволы на руках имеются… Постреляют нас там, Борька. И зелёные баксы нам потом навряд ли понадобятся.

– Ну его на фиг, Колян, не едем, – запаниковал осторожный и рассудительный Борис. – Сам ведь знаешь: бережёного бог бережёт!

– Нельзя, братан, дело обговорено и баксы нами получены, – отрицательно мотнул головой Колька. – Так что ехать один чёрт надо. По любому… А давай-ка мы сделаем вот что: заявимся не в сам хутор, а куда-нибудь на речку Тузловку. Найдём там каких-нибудь рыбаков, положим из автоматов одного – двух и сделаем ноги! Какая разница, где их мочить, в самом хуторе или на речке? Главное, чтобы свидетели были, а это мы обеспечим. Свидетели будут, потому как мы всех рыбаков убивать не станем. Правильно я кумекаю, Боря?

– Это дело, Колян, – обрадовался Борис. – И верно, какого хрена мы в сам хутор попрёмся, когда можно всё в лучшем виде на речке обделать. И жмурики там будут, и свидетели!

 

4

Братья Кадуки подъехали к Тузловке неподалёку от хутора Степного, заглушив двигатель, вышли из машины. Поблизости на берегу речки не было ни души. Братья, повязав головы зелёными повязками и взяв короткоствольные десантные автоматы АКС, медленно двинулись вдоль прибрежной стены камышей в сторону хутора. Через несколько метров заметили на реке лодку, в которой сидел с удочкой старый дед в грязной стёганной телогрейке. Николай отрицательно покачал головой и махнул рукой дальше. Борис согласился с братом. Стрелять старика, да ещё без свидетелей не было никакого резона. Затем попался рыбак на берегу, но этот тоже не подходил и братья, прячась от него за камышами, проскользнули мимо.

– Нет, это не дело, так мы до самого хутора дойдём, а как потом ноги делать? – с сомнением прошептал Колька Кадук на ухо брату. – Давай за машиной вернёмся и лучше проедем дальше, авось кого-нибудь встретим.

Борис охотно поддержал старшего брата, и Кадуки двинулись назад к машине. В кабине «Жигулей» кто-то возился, вероятно, пытаясь завести мотор.

– Во, блин, и в степи нельзя тачку без присмотра бросить, того и гляди уведут! – укоризненно посетовал Колька Кадук и с угрозой вскинул автомат. – Аллах акбар, зёма, вылазь из машины!

Молодой парень, почти мальчишка, выскочил с испугом из «Жигулей» и направил на старшего Кадука ствол пистолета. Борис на полсекунды его опередил, нажав спусковой крючок автомата. Прогрохотала короткая автоматная очередь, и угонщик со стоном свалился на землю. Из нескольких пулевых отверстий в груди на траву хлынула алая кровь.

– Вот и есть один жмурик, да только ни одного свидетеля, – весело подытожил случившееся Борис. Подойдя к машине, пренебрежительно пнул покойника носком ботинка, подобрал пистолет.

Николай всмотрелся в лицо убитого. Недовольно покачал головой.

– Да это, я думаю, и не казак вовсе, а турок! Гляди, какой чёрный. Как есть турок-месхетинец, блин... И угораздило же его в машину к нам залезть.

Братья оттащили убитого к речке, бросили в камыши.

– Всё, теперь валим отсюда подобру-поздорову, пока нас здесь кто-нибудь не застукал, – сказал Колька Кадук, поспешно садясь в кабину.

Борис занял место рядом с ним, на переднем сиденье. Фиатовский двигатель взревел, и «Жигули» бешено сорвались с места. Через несколько секунд машины простыл и след. Только густая ярко-алая кровь на траве да стреляные автоматные гильзы, которые братья в спешке забыли собрать, напоминали о случившемся.

Колька, по глухим полевым дорогам, которые хорошо изучил за неделю, выехал на Новочеркасское шоссе и погнал машину в сторону Ростова. Он решил подъехать к хутору с другой стороны. Через несколько километров он свернул с трассы на грунтовый просёлок и, умело лавируя между засохшими колдобинами грязи, повёл машину к хутору Степному. Остановившись на минуту в поле, они вновь повязали головы зелёными исламскими «банданами», снятыми перед выездом на шоссе. До самого въезда в хутор как назло не попалось ни одной души. Только проехал навстречу, нещадно коптя соляркой, старенький разбитый «Беларус». У колонки на перекрёстке, набирая воду, судачили о чём-то две бабки и молодая казачка. Мимо пронёсся, чуть не попав под колёса «Жигулей», юный велосипедист с авоськой продуктов, маятником качавшейся на руле.

– Ну, кого будем мочить, Колян? – передёрнув затвор Калашникова, нервно взвизгнул Борис. От нетерпения у него зачесались ладони. Захотелось открыть огонь по любому встречному, лишь бы поскорее покончить с неприятным заданием.

Николай тоже сидел как на иголках. Он чувствовал себя разведчиком в тылу врага, и уже не один раз пожалел о том, что поддался на эту провокацию, но делать было нечего. Выбирать не приходилось: как говорится – пан или пропал!

Проехав через весь хутор, но так и не найдя жертву, братья Кадуки выбрались на дорогу, ведущую в станицу Грушевскую.

– Во, блин, Колян, никак обратно в свою деревню едем, – весело прокомментировал младший Борис. – Аллах Акбар отменяется?

– Погодим малость, – недовольно буркнул Николай, прикуривая сигарету. – Если сразу масть не пошла, то и нечего рыпаться, в бутылку лезть. Посмотрим, что дальше будет. Как ещё с этим жмуром, мальчишкой-турком пройдёт… Вдруг нас менты за него примут?

– Типун тебе на язык, братуха, – испуганно воскликнул Борис, снимая зелёную повязку. – А в остальном я с тобой согласен на все сто: будем ждать до другого раза.

– То-то и оно, что – до другого, – многозначительно подчеркнул Николай. – Баксы-то уже получили от Шевченки. Не отдавать же взад. Значит всё равно нужно кого-нибудь мочить, гонорар отрабатывать.

– Колян, а если втихаря замочить самого Шевченку? – подал неожиданно идею Борис. – Забить стрелку где-нибудь в глухой степи, дескать, чтоб за бабки отчитаться, стволы вернуть после исполненной делюги. Он прикатит – тут его из засады и грохнуть. Какова мысль, а? И волки сыты – и овцы целы… И риску, прикинь, братуха, – никакого.

– А что, Борька, в этом что-то есть, нужно обмозговать, – враз загорелся старший Кадук, ведя машину по плохой разбитой, напоминающей фронтовую, сельской дороге.

– Тогда бы и жмур сегодняшний пригодился, – продолжал развивать хитроумный план Борис. – Сейчас забираем его из реки и везём подальше в степь, на место, где будет стрелка с казацким беспредельщиком Шевченкой. Договариваемся о встрече, убиваем его из пистолета турецкого молодого отморозка, в руки Шевченки всовываем «калаша», рядом бросаем труп турка с волыной и уезжаем. Всё шито-крыто, Колян! Менты подумают, что Шевченку замочили турки на национальной почве. А мы – чистенькие и в стороне. И баксы – наши!

– Гениально, Борис! – воскликнул, не скрывая радости, Николай. – Ты у нас просто вундеркинд. Так и сделаем.

Он тут же круто развернул машину и погнал обратно к хутору. Доехав до знакомого поворота, свернул к реке. Вдвоём быстро отыскали притопленный на мелководье в камышах труп мальчишки месхетинца, бросив в багажник, снова выехали на грушевскую дорогу.

– Вот и бандана зелёная кстати пришлась, – сказал удовлетворённо Борис, разглаживая на коленке мятую повязку, которой до этого повязывал голову. – Нацепим на турецкого жмура, – всё правдоподобно как в кино будет. Скажут – исламский ваххабит, блин. Террорист-смертник камикадзе…

Снова вернулись в Степной, у встречных селян спросили адрес походного атамана Шевченко. Николай заглушил двигатель у нужного двора, громко постучал в калитку. Выглянувшей из летней кухни казачке крикнул:

– Привет, хозяйка! Это Николай Кадук. Мужик твой дома?

– Нету его зараз, – хмуро глядя на незваного гостя, ответила молодая, симпатичная женщина. – Может, что передать как заявится?

– Скажи: дело сделано, какое – он в курсе! Клиент исполнен, как договаривались. Но возникли непредвиденные обстоятельства… Пускай приезжает быстречко, без него не справимся, рассказывать долго, а времени у нас нет. Мы с Борей в самом начале Кирбитовой балки будем его ждать, за хутором. Часа через три… Приедет, сразу и волыны заберёт. У меня всё, ждём.

Николай приветливо помахал казачке рукой, и они уехали. Чтобы протянуть время, поколесили по степи, остановившись у лесополосы, плотно перекусили. Через два с половиной часа вернулись к Кирбитовой балке. Николай достал пистолет убитого турка-месхетинца, засунул сзади за брючной ремень под рубашку. Стали поджидать Шевченко.

Вскоре на просёлочной дороге, ведущей с горы в балку, заклубилась облаком пыль. Из неё вынырнула стального цвета новенькая «Нива» походного атамана Виктора Шевченко, осторожно съехав вниз, мягко остановилась напротив подержанной «пятёрки» Кадуков. Резко хлопнув дверью, из машины размашисто вышел Шевченко одетый как всегда в камуфлированную форму с трёхцветным казачьим шевроном на рукаве и золотыми погонами подъесаула на плечах.

– Здорово дневали, казаки! – проговорил он с улыбкой, шагнув навстречу показавшемуся из «Жигулей» Николаю. – Быстро вы управились, не ожидал. Ну что там у вас стряслось, жальтесь.

– Да тут такие дела, брат… – неопределённо начал Колька Кадук, незаметным движением выхватил сзади из-под ремня пистолет и с близкого расстояния, почти в упор влепил две пули в лоб походного атамана. Тот, раскинув руки и громко вскрикнув, упал как подрубленное дерево навзничь.

– Отлично! – сам себя похвалил старший Кадук.

Из «пятёрки» выскочил Борис с автоматом в руках, подбежал к брату.

– Колян, а контрольный в голову?

– Итак вся башка в кровище, – хмыкнул Николай, но всё же прислушался и выстрелил в голову Шевченко ещё раз, в висок. – Принеси из машины рабочие рукавицы, – сказал Борису.

В рукавицах Николай тщательно протёр приклад, ручку и цевьё одного из акээсов, вложил его в руки мёртвого походного атамана. Затем вдвоём приволокли из багажника труп мальчишки месхетинца, нацепили ему на голову зелёную повязку исламиста, положили недалеко от Шевченко. Николай достал пистолет, из которого убил атамана, точно так же как автомат – протёр его весь ветошью, сунул в руку турка-месхетинца, для большей убедительности зацепил палец за спусковой крючок. Повернулся к брату:

– Давай второй автомат.

– Зачем? – удивился Борис, но исполнил просьбу.

Старший Кадук, ничего не объясняя, взял АКС, дал короткую очередь вверх, проследил куда упали пустые гильзы.

– А-а, теперь врубился, – обрадовано закивал головой Борис. – Колян, ты гений!

– Садись в машину и не баклань много…

Николай в перчатках быстро обшмонал мёртвого Шевченко, вытащил пистолет, бумажник с документами. Заглянув в салон «Нивы», на которой приехал атаман, достал барсетку. Когда вернулся с добычей в «Жигули», Борис уже завёл двигатель.

– Кто заказывал такси на Дубровку? – пошутил он при виде старшего брата.

– Поехали, давай, Лёлик, – в свою очередь отшутился Колян.

«Пятёрка», взревев троившим движком, резко взяла с места и понеслась на большой скорости к выезду из Кирбитовой балки. Только пыль густо заклубилась позади, поднятая на грунтовке, да шарахнулись с придорожных кустов птицы…

 

5

Вскоре братья Кадуки снова были в городе, у себя на Берберовке. Первым делом отогнали на авторынок добытую в поездке в станицу «пятёрку», в тот же день сплавили с рук. Лишние деньги по нынешним неспокойным временам не помешают. В Ростове вроде бы всё было по старому, и в то же время – жизнь стремительно менялась. Участковый уже не ходил по хатам, проверяя работают ли его подопечные на благо родины или нет. Не до того было. Внимание всех было устремлено на Москву, где назревало что-то серьёзное, страшное и неотвратимое, как цунами. Постепенно менялся и криминальный мир: что ещё совсем недавно было не по понятиям, под запретом, сейчас постепенно входило в норму. Воровского закона уже почти никто не придерживался, и старший из Кадуков неожиданно понял, что первым проблеском новых времён в криминальном мире были те самые, уже почти забытые Фантомасы – беспредельщики, как бы их назвали сейчас. Против них в те времена ополчился весь воровской Ростов, который сейчас активно шёл по их стопам.

            В доме у Кольки Кадука по-прежнему собиралась почти вся лихая молодёжь с близлежащих улиц, жаждавшая острых ощущений и приятного провождения времени, – в основном его бывшие друзья-одноклассники. Многие из них уже отпахали по несколько лет на хозяина в советские времена. Сидели большей частью по глупости: кто за драку, кто за мелкие кражи, а кто и за изнасилование. Колька Кадук решил направить их дурную энергию в нужное русло. Тем более начались новые времена, – горбачёвская перестройка сменилась вскоре ельцинской демократией, и многие берберовские урки, подрабатывавшие грузчиками в продмагах, ночными сторожами или дворниками, оказались не у дел. Пить стало не на что, и Колька, встретившись с братом Борисом, стал делиться с ним своими планами на будущее:

            – Что, Боря, тебе не кажется, что пора приниматься за настоящее дело? Хватит морды бить сельмашевским и фрунзенским пацанам... Что толку выяснять, кто круче? Посмотри кругом: бывшие подпольные цеховики и кооператоры зажирели, долларами обросли, счета в банках пооткрывали. Не пора ли немного их подоить?.. Среди них и общие знакомые есть. Один – мой бывший одноклассник, гнида. Я ему в школе хорошо по морде давал, отличнику грёбаному! Не пил, не курил, тёлок не трахал – в комсомол первым вступил и спортом, блин, занимался.

            – А кто такой? – поинтересовался Борис.

            – Саня Солодарь, помнишь? На улице Сержантова живёт.

            – И много у него «бабок»?

            – Куры не клюют, брат. Я отвечаю! – стал объяснять Колька. – Тут схема простая: Солодарь женился недавно, смекаешь?.. Угоняем где-нибудь тачку, ловим его бабу и отвозим ко мне домой. Здесь конкретно её прессуем, садим в подвал, а у Сани требуем за жену «баксы». Тысяч пятьсот, думаю, даст, а то и больше... Каков план, Боря?

            – Ничтяк, задумка, Колян. Ты у нас вестимо – голова! У тебя не башка – а дом советов, – принялся восхищаться братом Борис. – А кого ещё на дело возьмём? Кто из наших пойдёт?

            – Я думаю, много людей не надо, – сказал Колька. – Я, ты, Джигит, Вор, Костомаха... Мне кажется, впятером справимся.

            – Клёвые пацаны, Колян, – согласился с братом Борис. – Особенно Джигит. Обезбашенный парнишка... К тому же в Афгане, в десантуре воевал. С таким можно и в разведку смело идти, не сдрейфит!

            В этот же день вечером Колька имел разговор с Костомахой, Вором и Джигитом. Все трое выказали полное согласие с задумкой главаря. Джигит, как звали в компании Виктора Колмагорцева, посетовал на отсутствие боевого оружия.

            – Тебе бы, Витёк, сразу стрелять. Не настрелялся в своё время в Афгане, – заметил высокий, стройный армянин Аркаша Бикчюрян или Вор по-уличному.

            – Джигит правильно всё просекает, будут скоро у нас и «волыны», – неожиданно поддержал дружка Колька Кадук. – Вот тряхнём толстосумов-кооператоров, да челноков на вещевом рынке можно на «бабки» поставить... Без оружия нынче никуда, Аркаша. Ну а на всякий пожарный есть у нас с Борькой пару «волын». – Колька имел в виду автомат АКС и пистолет ТТ убитого Шевченко, привезённые ими из Грушевки.

            По заданию старшего брата Борис с Вором долго и тщательно отслеживали все передвижения молодой красивой супруги Сашки Солодаря. Изучали её маршруты, время, когда она выходила из дома и возвращалась. Ездила она всегда на новенькой «Вольво» с шофёром, выбегавшим из машины и распахивавшим ей дверь. Налётчики гадали: есть ли у водителя пистолет и не является ли он по совместительству ещё и телохранителем знатной особы? В конце-концов решили понапрасну не рисковать и, помимо ножей, прихватить с собой на дело трофейные автомат и тэтэшник, чтобы в случае чего было чем отбиться от водителя. Так же Колька изменил первоначальный план: вместо угона чужой машины, он наметил воспользоваться собственной машиной супруги предпринимателя, обезвредив предварительно шофёра.

            – Водилу придётся замочить, – давал последние указания Колька. – Лишнего свидетеля оставлять не в наших интересах. Бабе в машине завяжем глаза, чтоб дорогу не вычислила. На дело пойдём ночью... Боря, как поздно она на крайняк домой возвращается? – спросил главарь банды у младшего брата.

            – И в десять часов вечера, и без четверти одиннадцать, а однажды в половине первого заявилась, – ответил Борис.

– Где бывает, выяснил?

– До шести на работе. Потом либо в салоне красоты, либо у матери на Западном, либо у подруг. У подруг как раз и задерживается допоздна, – сказал Борис.

– Хорошо. Продолжайте с Аркашей следить за чувихой, – объявил Колька. – Как только задержится у подруги, будем брать!

Ждать пришлось недолго, уже через два дня к старшему Кадуку примчался Аркаша и сообщил, что жена бизнесмена находится в районе Центральной городской больницы, назвал точный адрес. Было уже около десяти вечера, но по-летнему ещё не темнело. Сумерки должны были наступить вот-вот. Это было на руку бандитам.

– Хорошо, Вор, гони на тачке обратно к Борису! Мы с Джигитом – следом за тобой! Будьте готовы, – торопливо дал указание Колька.

Витьку Колмагорцева – Джигита долго разыскивать не пришлось, жил он рядом и сразу же откликнулся на призыв главаря. Они вышли на проспект Шолохова, быстро остановили попутку, идущую в центр города. Колька Кадук сел вперёд рядом с водителем, велел ехать быстрее к ЦГБ.

– Давай, братишка, жми на всю железку! У меня в больничке жена рожает, – соврал он водителю.

– Поздравляю, парень! – с улыбкой сказал тот, молодой, лет тридцати, мужчина в фирменных тёмных очках от солнца. – Раз такое дело, надо поднажать... Цветов-то что не купил? Хотя возле ЦГБ, на базарчике их всегда хачики продают.

– Значит, там и куплю, – многозначительно проговорил Колька. – Ты давай, брат, рули получше. На базар не отвлекайся. Нам авария сейчас ни к чему.

Не доезжая квартала до нужного места, друзья расплатились с водителем и вышли. На улице уже смеркалось, что было им на руку. Пройдя быстрым шагом несколько десятков метров, увидели Бориса с Вором, маячивших во дворе, между деревьев.

– Что вы здесь внаглянку тусуетесь? – гневно заговорил главарь, делая замечание брату и его напарнику. – Живо разбежались кто куда... Пока не подъедет «Вольва» за бабой, у подъезда не маячить, не привлекать внимание.

Все тут же сделали так, как велел главарь. Сам он вышел со двора на шумный проспект, не теряя, однако, из поля зрения противоположный конец переулка, откуда так же могла заехать машина за женой бизнесмена. В сплошном потоке мчавшихся по проспекту автомобилей разных модификаций всё чаще глаз отслеживал заграничные иномарки: и новые, крутые, и подержанные, но ещё в хорошем состоянии. Это невольно радовало Кольку Кадука: значит поле для его деятельности неисчерпаемое! По дороге ехали не машины, а денежные мешки, которые нужно было только не полениться – взять! И всё будет путём... Размечтавшись, он прозевал решающий момент. Из задумчивости его вывел Аркаша Вор, подошедший незаметно сзади и тронувший за плечо.

– Колян, там это... тачка за биксой этой прикатила. В натуре... Пойдём, а?..

– Что ж ты, блядь, молчишь, Вор... Живо за мной!

Они быстро вернулись во двор, где у первого подъезда старой хрущёвской пятиэтажки стояла новенькая, блестящая лаком белая «Вольво» супруги предпринимателя. Водитель, видимо, позвонив хозяйке по мобильному радиотелефону, сидел в кабине. Борис с Джигитом ждали их неподалёку, возле мусорных баков.

– Схема такая, – принялся торопливо говорить Колька, – как только баба спустится вниз, подходим к машине: Борис с Вором берут бабу, мы с Джигитом – водилу. Главное, не дать им пикнуть, поднять хай... Сразу затыкаем рты кляпами и – в машину! Быстро и оперативно. Бабу не мочить, водителя, если что – можно... Всё ясно?

Сообщники закивали головами и приготовились действовать. Никто не хотел ударить лицом в грязь и показать, что чуть-чуть в душе опасается. Когда примерно через четверть часа из подъезда показалась симпатичная супруга предпринимателя, водитель почему-то не вышел её встречать. Это немного осложняло дело. Колька с Джигитом быстрыми шагами приблизились к машине слева, главарь с силой рванул переднюю дверь и, приставив нож к горлу опешившего водителя, приказал:

– Ну-ка, чувак, живо подвинулся, машину поведу я!

Не дав ему опомниться, старший Кадук почти силком, всем корпусом своего тела, сдвинул испуганного водителя на соседнее сиденье и сам уселся за руль.

– Джигит, на заднее сиденье его! – глухо повелел стоявшему без дела Колмагорцеву.

В это же время Борис с Вором, схватив за обе руки женщину, зажали ей ладонью рот и быстро втолкнули в «Вольво». Не давая опомниться, всунули в рот тряпичный кляп, завязали старым шарфом глаза. Борис для убедительности провёл кончиком ножа по горлу.

– Хочешь жить, милаха, молчи, не рыпайся! Мы тебе зла не сделаем.

Джигит впихнул к ним назад обалдевшего от всего произошедшего водителя. Борис с Вором потеснились. Так же заткнули мужчине рот кляпом, связали руки. Витька Колмагорцев уселся на переднее сиденье и «Вольво», громко взревев мощным двигателем, быстро рванула со двора. На всю операцию ушло минуты три, не больше. Колька надеялся, что в темноте никто из соседей не смог ничего рассмотреть и понять. Да и лиц их ночью не было видно.

Колька повёл машину вверх по Ворошиловскому проспекту к площади Гагарина, потом по Октябрьскому проспекту – к Нариманова. Сообщники ни о чём не спрашивали главаря. Это было сейчас не нужно. Борис, спохватившись, завязал шарфом глаза водителю, торопливо его обыскал.

– Есть Колян!.. Волына! – радостно выкрикнул, передавая старшему брату пистолет. Пошарив в других карманах, выудил кожаное портмоне, плотно набитое деньгами.

– Ничтяк, дурка! – присвистнул от удивления сидевший слева у окна Вор, рассмотрев в раскрытом портмоне вожделенные зелёные бумажки. – У бабы, наверно, ещё больше баксов... Я её обшмонаю, Боря?

– Успеешь, не гоношись! – прикрикнул на него младший Кадук. – Не беги поперёд паровоза, Вор, знай, кто здесь старший!

– Ты, что ли?

– Не я, братан мой, усёк?

Когда добрались до Северного жилого массива, было уже совсем темно. Колька вёл машину по широкому, как на Западе, проспекту Космонавтов, доехав до круга, свернул налево.

– На кладбище никак путь держим, Коля? – робко поинтересовался Борис.

– Засохни, Борька, не то в торец дам, ещё хоть слово услышу! Ты же меня знаешь, – сердито ответил главарь. Он не любил, когда вмешивались в его дела. Он действительно ехал на Северное городское кладбище, что было обговорено с пятым членом шайки, Костомахой, как звали на Берберовке Вартана Нафикяна, армянина, тоже бывшего Колькиного одноклассника. Костомаха работал на кладбище в бригаде землекопов, рывших могилы, и был весьма полезным человеком. Колька Кадук, ничего не говоря сообщникам, договорился с ним о намеченном деле, и Нафикян в нужный день приготовил на кладбище специальную могилу для будущего покойника. Могила была в полтора раза глубже обыкновенной...

Колька легко отыскал это место, он несколько раз приезжал сюда днём, чтобы хорошо запомнить дорогу и не сбиться ночью с пути. Как и было обещано, Костомаха оставил возле ямы две присыпанные землёй совковые лопаты. Убедившись, что всё готово, Колька вернулся к машине, велел Джигиту с Борисом вести водителя к яме. Тот, заподозрив неладное, стал упираться, мычать, и чуть не вырвался из рук своих мучителей. Главарь несколько раз с силой ударил его кулаком в живот, успокаивая таким способом. Бандиты, подхватив под руки, поволокли несчастного к яме. Там старший Кадук приказал раздеть мужчину до гола.

– Зачем, Коля? Мы что, пидоры? – удивился Борис.

– Козёл, не понимаешь? Чтоб вещдоки не оставлять! – сердито прошипел старший брат. Принялся помогать сообщникам раздевать водителя.

Когда одежда была снята, Колька небрежно пнул её ногой в сторону Колмагорцева.

– Давай, Джигит, свяжи всё в узел и в машину. А дома сожжёшь всё в печке.

В машине, куда направился Джигит с одеждой водителя, Вор лапал извивающуюся на заднем сиденье пленницу. Она не давалась, пытаясь сопротивляться ногами. Руки у неё были предусмотрительно связаны. Вор взбил ей юбку к самым бёдрам и жадно шарил трясущимися руками по обнажённому телу, норовя стащить маленькие соблазнительные трусики, прикрывавшие чёрным кружевным треугольником выпуклый лобок.

– Эй, Вор, заканчивай беспредел, Коляну скажу! – пригрозил Джигит, бросил узел с одеждой в багажник и вновь направился к могиле.

Там Колька вытирал носовым платком окровавленный нож, Борис делал то же самое. Бездыханное белое тело водителя скорчилось в неестественной позе возле их ног.

– Что встал как вкопанный? – сердито взглянул главарь на растерянного Джигита. – Помоги Борьке закопать жмура. И поживее, время не ждёт! У нас каждая минута на счету.

Бандиты небрежно сбросили мёртвое тело водителя в могилу, взявшись за лопаты, принялись засыпать покойника землёй.

– Колян, тама, в машине Вор биксу трахать собрался, – сообщил главарю Джигит.

– Пойду, разберусь, – сказал Колька. – Вы всю яму не закапывайте. Как только забросаете трупака, прыгайте вниз и утрамбовывайте землю ногами. Чтоб незаметно было... А днём сюда ещё одного жмурика положат и обоих зароют. Так что и концы в воду!

– Здорово придумано, Колян! – оценил задумку брата Борис.

Главарь направился к «Вольво». Там Вор, стащив с женщины трусы, пытался её изнасиловать. Колька, резко открыв заднюю дверь, вытащил за руку сообщника из машины, грубо отшвырнул в сторону.

– Только после меня, Вор! Не лезь поперёд батьки в пекло.

Следом вытащил из машины растрёпанную, в изорванной блузке, пленницу. Повалив её на траву, сам навалился сверху, раздвинул сильные, сопротивляющиеся насилию ноги.

– Ну что ты дёргаешься, чувиха? Куда ты от меня денешься? Всё равно трахну... По любому, бля!

Женщина продолжала бороться, вырываясь из цепких объятий бандита. Её сопротивление только ещё больше распаляло главаря. Он стал жестоко хлестать её ладонью по щекам, а когда и это не помогло, вскочил на ноги, сорвал с себя толстый кожаный ремень с металлическими заклёпками, снова подступил к пленнице:

– Не дашь по-хорошему? – спросил, отдуваясь.

Та только замычала и отрицательно качнула головой.

Колька сорвал с неё мятую, вывалянную в земле юбку, перевернул на спину и стал с остервенением хлестать ремнём, так что женщина замычала ещё сильнее и забилась у его ног, как попавший в капкан зверёк. Главарь бил, пока не устала рука и пока тело женщины не покрылось багровыми, кровоточащими рубцами. Сломив волю к сопротивлению, уже затихшую, вяло реагирующую на что-либо, перевернул на спину и грубо изнасиловал. Сделав своё дело, уступил место сообщнику:

– Давай, Аркаша, твоя очередь... Только по-быстрому, сейчас Борька с Джигитом придут, ехать, блин, надо.

Когда подошли Борис с Джигитом, пленница уже одетая сидела на заднем сиденье «Вольво». Колька сходил к яме, посветил фонариком по дну, проверил. Всё было в порядке, никаких следов убийства они не оставили. Лопаты положили на прежнее место. Снова сев за руль, главарь рванул машину с кладбища. До Берберовки добрались минут за тридцать. Чтобы сбить с толку пленницу, Николай покатался ещё с полчаса по окрестностям, затем загнал машину в гараж в своём дворе, где раньше стоял на приколе старый отцовский запорожец – «горбатый», как называли его водители. Пленницу отвели в летнюю кухню, под которой был вырыт глубокий погреб. Бросив туда старый матрац и рваное тёплое одеяло, заперли жену предпринимателя в погребе. Перед тем развязали глаза и руки…

 

6

Предприниматель Александр Солодарь допоздна задержался в офисе своей фирмы – были неотложные дела. Приехав домой в первом часу ночи, поставил в гараж «Мерседес», отпустил телохранителя и поднялся к себе на третий этаж. Чтобы не беспокоить спавшую по его предположению жену, открыл дверь своим ключом, на цыпочках прошёл в квартиру. Там царила мёртвая тишина как в нежилом помещении. Супруга обычно имела дурную привычку смотреть допоздна телевизор и порой засыпала, забыв его выключить. Сейчас телевизор не работал и Александр неосознанно забеспокоился. Быстро прошёл в спальню, включил свет и обнаружил не разобранную супружескую постель. Жены в квартире не было.

Он подбежал к телефону, лихорадочно набрал номер домашнего телефона тёщи.

– Ирина Максимовна, здравствуйте! Это Александр. Извините, пожалуйста, за столь поздний звонок, у вас случайно Юлии нет?.. Спасибо... Да нет, ничего не случилось... Возможно, она задержалась у подруги. До свидания.

Предприниматель тут же принялся обзванивать всех Юлиных подруг, в том числе позвонил и Жанне Тюменцевой, бывшей однокласснице и однокурснице по РГУ, у которой супруга гостила этим вечером. Жанна сказала, что Юля ушла от неё в одиннадцатом часу вечера. Перед этим позвонила водителю, который за ней и приехал.

– Ты не знаешь, куда она собиралась ехать от тебя? – спросил Александр Солодарь дрожащим голосом, уже не владея собой, предчувствуя недоброе.

– Домой, куда же ещё, – удивлённо протянула Жанна.

Предприниматель набрал номер радиотелефона, установленный в машине жены, но тот не отвечал. Тревога за Юлию усилилась. Что-то явно произошло, но что? Авария? Ограбление? Не дай Бог... убийство?

Солодарь позвонил в городское управление ГАИ, назвав номер «Вольво» жены, поинтересовался, не попала ли данная машина в аварию? Ему ответили, что о дорожно-транспортном происшествии с участием этой автомашины у них информации не имеется. В неотложках города, которые принялся обзванивать Александр после ГАИ, отвечали то же самое: гражданка Юлия Константиновна Солодарь к ним не поступала. В морги предприниматель звонить не стал, не веря, что с супругой могло случиться самое страшное и непоправимое, отказываясь в это верить, решив не искушать судьбу... Но где же в таком случае Юля? Увы, ответа на этот вопрос не было, и куда ещё обращаться Александр не знал.

Он позвонил в районное отделение милиции, но там ему ответили, что о пропаже женщины можно будет говорить и объявлять её в розыск только по истечении трёх суток – таков закон. Предприниматель в досаде бросил трубку. Было уже около трёх часов ночи, а он всё ещё терялся в догадках и не знал что предпринять: Юлия как в воду канула! Солодарь снова схватился за телефон и набрал номер Сухаря, или Вахтанга Сухашвили – главаря грузинской преступной группировки, которая обеспечивала крышу для фирмы Александра.

– Слушаю, дорогой Саша. Что так поздно беспокоишь? Есть проблемы? – отозвался на другом конце провода грузин. Голос у него был бодрый, не заспанный. В квартире слышна была громкая кавказская музыка и весёлые женские голоса. Вероятно, Вахтанг как всегда развлекался с русскими девочками, которых очень любил, несмотря на свои почти пятьдесят лет.

– Беда, брат Вахтанг, жена Юля пропала, – почти в истерике закричал в трубку бизнесмен. – Сегодня вечером поехала на ЦГБ к подруге и не вернулась, и шофёр с «Вольво» пропал! Не знаю, что делать, брат, помоги, а? Подключай своих земляков, я жопой чувствую, здесь без криминала не обошлось... Юлю, вероятно, похитили!

– Ты успокойся, брат Саша, не нервничай, выпей чего-нибудь, – вразумил его доверительным тоном Сухашвили. – Криком ведь всё равно беде не поможешь, так я говорю? Так... И ложись спать, пожалуйста, а утром я буду у тебя в офисе. За ночь, может быть, что надумаю, с людьми посоветуюсь... Бывай.

Солодарь не ложился спать до рассвета, накачивая себя английским виски, бутылку которого взял из бара. Утром, пьяный, не вызвав телохранителя, сел за руль «Мерседеса» и поехал в офис. На полпути, на Красноармейской не справился с управлением и врезался в малиновую «Тойоту». Разбил ей левое заднее крыло, у своего «мерса» повредил бампер и правую боковину. Сидевшие в салоне «Тойоты» крепкие крутые парни вразвалочку подошли к Солодарю.

– Что, мужик, попал? – дерзко и нахально выскалился один из них. – На месте будем разбираться или гаишников вызовем?

– Разберёмся сами, ребята, без ментов, – согласно кивнул Солодарь. Вышел из кабины разбитого «Мерседеса», трясущейся рукой закурил сигарету.

– Да ты, никак с бодуна, брат?! – взглянув на него, безошибочно определил второй парень. – Значит, ты попал на всю катушку! Придётся раскошеливаться по полной программе, смекаешь, что говорю?

– Пришла, блядь, беда – открывай ворота! – горько посетовал Александр Солодарь. – У меня, мужики, жена вчера пропала. Может, уже и в живых нет! Всю ночь уснуть не мог, всё обзвонил, куда только можно было – нигде нет!.. Ну и напился с горя.

– Это твои проблемы, слушай! – недовольно проговорил первый. – Платить будешь?

– Сколько? – убитым голосом спросил Солодарь.

– А это мы посчитаем, сразу ведь на глаз не определишь, – уклончиво сказал парень. – Давай паспорт, права и документы на машину. И номер телефона, конечно, завтра позвоним, скажем, на сколько ты влетел. Ну?..

Александр, покрутив недовольно головой, отдал парням документы.

– И штуку баксов задатку, – неожиданно потребовал второй. – Для ясности, брат, чтоб всё в натуре по-честному было.

Солодарь согласился и на это, торопливо отсчитал нужную сумму. Ему не терпелось поскорее попасть в свой офис и встретиться с Вахтангом. Там можно было рассказать и об этих нахальных отморозках. Сухарь – авторитет из старых воров. Коронован ещё при Брежневе. Он разберётся, что к чему...

Отвязавшись, наконец, от парней на дороге, Александр с большим опозданием прибыл в офис. В приёмной Вахтанг заигрывал с его секретаршей, двадцатилетней смазливой Зиночкой. Несколько молодых грузин из его бригады пили за журнальным столиком дымящийся кофе из маленьких европейских чашечек. В коридоре, у входа в офис изнывал от скуки охранник. Из комнат то и дело выходили сотрудники и сотрудницы фирмы с какими-то документами в руках, постучав в кабинет заместителя генерального директора, курировавшего работу в отсутствии шефа, скрывались за дверью.

Солодарь небрежно кивнул охраннику, поздоровался за руку с Вахтангом, пригласил его в свой кабинет.

– Ну что скажешь, генацвале Вахтанг? – усевшись в директорское кресло, приступил к разговору Александр. – Я кстати только что «мерс» свой разбил. В жопу одной обезбашенной «Тойоте» въехал. Ты, генацвале, по ходу разберись с ребятишками. Похоже, они не знают, с кем связываются. Забрали у меня все документы, тысячу долларов и грозились завтра позвонить насчёт остальных денег. Ты уж посодействуй, пожалуйста, брат.

– Чьи ребята, не сказали? – сухо осведомился грузин-законник.

– Да кто ж их знает, слушай. Я ведь в ваших тонкостях не разбираюсь, Вахтанг, кто есть кто... – поморщился бизнесмен. – Это твоё дело, пробить парней по своим воровским каналам, и, если ребята ничьи, – ты уж накажи их по полной программе...

– Как наказать, брат Саша? – спросил Вахтанг. – Убит?

– Что ты, дорогой Вахтанг, я вовсе не о том, – замахал руками Александр. – Пусть хотя бы машину мою восстановят, а лучше всего, – отдай её ребятишкам и пусть мне пригонят новую, без пробега. И цвет обязательно чтоб такой же был: тютелька в тютельку.

– Сроку? – деловито поинтересовался Вахтанг.

– Ну что там... мне не к спеху... Дней пять, думаю, им хватит... Ты мне на это время, брат Вахтанг, какую-нибудь клячу подыщи из угнанных...

– Тоже «мерина»?

– Пусть будет так, – согласился Солодарь. – Ну, а если ребятки заупрямятся или машину вовремя не пригонят, тогда накажи!.. Только, ради Бога, не убивай... Так, по лёгкому... Квартиры можешь отобрать, жён в своё удовольствие использовать, – ты это любишь, знаю... В общем, с этим проехали! Теперь о главном...

– О твоей жене я ночью уже спрашивал у многих уважаемых людей в городе, – заговорил Вахтанг. – Узнавал и у ваших, у славян, и у наших, кавказцев... Даже у наших заклятых врагов, чеченцев, допытывался, – все в один голос отвечают, что ничего о похищении не слышали, и кто мог это сделать, не знают... Дело тёмное, генацвале Саша, возможно, это дело рук неподконтрольных нам, ворам, отмороженных беспредельщиков. А с этими ребятами, не признающими наших старинных воровских законов и живущих по своим звериным понятиям, дело иметь не безопасно. Лучше всего выполнить все их требования, заплатить, сколько они хотят, а уж потом вычислить и наказать. Вот моё слово.

– Хреново в таком случае дело, брат Вахтанг, – горько посетовал Солодарь. – А я рассчитывал, что ты мне поможешь.

– Как я тебе помогу, брат? – удивился старый вор. – Нужно ждат, слушай! Отморозки должны позвонить и потребовать выкуп, а иначе, зачем им похищать твою жену?.. Как только они засветятся, я начну действовать. Сейчас могу только предложить своих ребят тебе для охраны. Да тёще твоей на квартиру пару человек послать...

– Ага, чтобы твои зверьки там её оттрахали во все дырки, – лукаво подмигнул грузину Солодарь. – Знаю я вас, любителей слабого женского пола...

– Только по согласию, брат Саша, только по согласию, – улыбнулся в ответ Вахтанг. – От пожилой одинокой женщины, думаю, не убудет, если её пару раз, по согласию, на шершавый кукан посадят... Гораздо хуже, когда твою жену сейчас беспредельщики где-нибудь в грязном вонючем подвале всем кагалом...

– Не говори так, Вахтанг! – скрипнул зубами от злости Александр Солодарь. – Лучше скорее разыщи подонков, я хорошо тебя подогрею. Ты же меня знаешь...

– Всё сделаю, что смогу, генацвале Саша, – вновь пообещал Вахтанг и поднялся из-за стола. – А сейчас извини – срочные дела. Ещё в сто мест успеть надо... Ты сам-то держи себя в руках, больше не пей... До свидания!

Когда за ним закрылась дверь, шефа атаковали заждавшиеся в приёмной сотрудники. Солодарь вызвал секретаршу и категорически заявил:

– Зина, закрой, пожалуйста, дверь в приёмной на замок и никого не впускай. Скажи, что я занят срочными делами, пусть идут к моему заму... А мне приготовь кофе и какие-нибудь бутерброды. Пошли кого-нибудь из сотрудников в буфет или сама сгоняй, вот деньги, – шеф небрежно швырнул ей десять долларов.

– Где же я валюту разменяю, Александр Яковлевич? – удивилась секретарша. – В буфете ведь только русские деньги принимают.

– Ладно, баксы оставь себе на колготки, на вот ещё нашу капусту, – сказал Солодарь и недвусмысленно провёл по стройной, затянутой в нежный белый капрон ножке Зиночки. Рука шефа пробежала снизу вверх по выпуклому бедру и проворно юркнула под короткую юбочку.

– Что вы делаете, Александр Яковлевич, – притворно покраснела Зиночка и попыталась убрать руку шефа из-под своей юбки. Солодарь руку убрал, но тут же сунул её в другое место – назад, в узкую ложбинку между полненьких, пухлых ягодиц секретарши.

Получившая в подарок от шефа десять долларов, Зиночка не противилась, напомнила только шефу о том, что он собирался послать её в буфет за бутербродами.

– Ах да, иди, пожалуйста. Только поскорее возвращайся! – сказал Солодарь.

Пока Зиночка ходила в буфет, Александр достал из бара, который был у него не только дома, но и на работе, бутылку дорогого французского конька «Наполеон», два бокала. Из барсетки вытащил пачку крутых сигарет «Парламент», которые стоили на базаре баснословные деньги. Налив себе немного коньяка, стал прохаживаться с бокалом по кабинету, не обращая внимания на поминутно трезвонивший телефон в приёмной.

Когда секретарша принесла бутерброды, заваренный кофе в чашечках, тонко нарезанный лимон к коньку, шоколадные конфеты на десерт, Александр был уже навеселе. Он запер дверь кабинета, отключил стоявший на столе телефон, подсел с бокалом коньяка в одной руке и с дымящейся сигаретой в другой к Зиночке. Вручил ей свой недопитый бокал.

– Прошу, милая Зинуля, из рук шефа! Выпьем с тобой на брудершафт, и поцелуемся в губы.

Солодарь налил коньяка в другой бокал, обвил своей рукой руку секретарши, выпил и стал её целовать. Зиночка страстно ответила на поцелуй шефа. Языки их встретились и, как змеи, стали нежно обволакивать друг друга. Александр поставил бокал на стол и полез рукой под юбку Зиночке, попытался стащить с бёдер колготки, но сидя это сделать было неудобно. Секретарша всё поняла, оторвалась от губ шефа, приподнялась со стула и быстро сдёрнула с бёдер колготки вместе с трусиками. Член у шефа сейчас же вскочил, выпирая огромной палкой под брюками, так что аж затрещала ширинка. Рука его жадно мяла и массировала маленькое, поросшее коротким мягким пушком влагалище девушки. Та глухо застонала от удовольствия и, больше ничего не стесняясь и не думая ни о чём, упала перед ним на колени, расстегнула ширинку, вытащила красный, напрягшийся член с блестящей, похожей на шляпку гриба, головкой. Захватив головку губами, стала страстно облизывать её, заглатывая весь член чуть ли не до основания. Солодарь задёргался всем телом, схватил секретаршу за голову и стал махать членом, посылая его всё глубже и глубже ей в рот. Вскоре он, громко вскрикнув, кончил. Горячая сперма полилась прямо в Зиночкин рот, и она глотала её, в экстазе растирая пальчиками свой набрякший от прикосновений клитор.

Позволив девушке хорошенько, до блеска, облизать член, Солодарь спрятал его в трусы, не брезгуя, поцеловал секретаршу в губы. Снова подсел к столу.

– Сегодня работы не будет. Гуляем, Зинуля! – объявил он, снова наполняя коньяком бокалы…

 

7

Колька Кадук собрал на следующий день после похищения жены бизнесмена Солодаря свою бригаду и принялся держать совет.

– Я думаю, корефаны, «Вольву» толкануть местным чеченцам – они её себе в горы переправят, ни одна падла не найдёт, – заговорил главарь перед собравшимися. – А за бабу с толстосума потребовать пятьсот тысяч зелёных... Для начала, я думаю, нам хватит, как вы считаете?

– Не даст, братан. Блядью буду, не даст столько, – усомнился Борис.

– За молодую жену и не даст?.. – вопросительно взглянул на своих Колька. – Из-под земли выкопает, а найдёт баксы... Если ещё ухо у бабы отрезать и в почтовый ящик ему кинуть – сразу раскошелится! Что для крутого нового буржуя какие-то пятьсот тысяч зелёных? Он, думаю, и больше имеет.

– Колян, не забывай старую лагерную поговорку: жадность фраера губит! – напомнил оттянувший уже срок Джигит. Впрочем, сидели и многие пацаны из их компании, включая самого лидера. Легче было сказать, кто не сидел. – Поумерь аппетит... Тысяч сто баксов запроси – это реально, бля буду... По ходу, он такие бабки из сейфа вытащит и отдаст. Наличкой...

– Тогда уж тысяч двести нужно просить, – подал голос прагматичный как все армяне Аркаша Вор. – Как раз по пятьдесят кусков на рыло выйдет.

– Ты что же, Вор, себя ко мне, блин, приравниваешь?! – удивлённо присвистнул главарь. – Ни хрена себе порядочки – бригадир в одной доле с рядовыми бойцами ходит... С каких это пор, Аркаша? У нас тут, блин, не демократия. Тут я решаю – кому сколько, понял?!

– Усёк, Колян. Больше не буду, – признал свою ошибку Вор.

– Смотри, Вор, это ещё не предьява, – угрожающе предупредил Колька. – Но если ещё хоть раз такое повторится, – я с тобой разбираться буду конкретно, не посмотрю, что друг детства. Так что на будущее – фильтруй базар.

Решение главаря осталось прежнее – пятьсот тысяч долларов и ни центом меньше. По богатому, так сказать... Сообщить предпринимателю об их условиях должна была Колькина жена Валентина. Сроку для сбора денег они давали Солодарю неделю, в случае отказа грозились прислать в посылке отрезанную голову супруги. Взяв бумажку с номерами телефонов предпринимателя, Валентина, бывшая в курсе всех криминальных дел мужа и полностью поддерживавшая его, направилась к автобусной остановке. Бандиты решили полностью обезопасить себя и не делать из своего района даже телефонных звонков. Валентина должна была проехать в центр города и там позвонить из какого-нибудь телефона-автомата.

К предпринимателю она не дозвонилась ни домой, ни в офис, хотя звонила несколько раз из разных автоматов, бродя бесцельно по городу. Когда вернулась домой, компания куда-то ушла. Валентина походила по дому, наводя порядок, прибрала со стола в летней кухне, где перед тем выпивали муж с дружками. Пообедала в одиночестве. Вспомнив о томившейся в подвале пленнице, собрала по-быстрому кое-что из съестного. Предварительно включив свет, полезла в погреб.

Увидев спустившуюся в подземелье незнакомую женщину, пленница вдруг яростно набросилась на неё, сбила с ног и попыталась выбраться из подвала, но не тут-то было. Валентина быстро пришла в себя, разозлилась, схватила пленницу Юлю за ногу и с силой рванула на себя. Та упала с лестницы, по которой карабкалась вверх. Валентина умело, как это делают зечки на зонах (она тоже отсидела в своё время шесть лет), ударила беглянку ногой по лицу. Наклонившись, цепко схватила её за волосы и стукнула головой о земляной пол подвала. Юлия закричала от боли, забилась в её руках, лицо девушки залилось кровью из разбитого носа.

– Будешь ещё убегать, сучка? – победоносно спросила бывшая зечка. Перевернув девушку на спину, прислонила к стене.

– Не буду, не бей меня больше, пожалуйста, – заплакала пленница.

– Не бить? – Валентина ударила её по лицу ладошкой, вытерла окровавленную ладонь об одежду пленницы.

– Не бей, я тебя умоляю, – кричала Юлия, закрывая лицо от ударов.

Валентина, поднявшись, вновь ударила её ногой. Юлия завизжала ещё сильнее от боли и ужаса.

– Ползи сюда, сучка, не то буду бить, пока не уссышься! – приказала Валентина.

Девушка покорно подползла к своей мучительнице.

– Раздевайся, живо!

Юля торопливо, трясущимися руками, принялась снимать с себя остатки грязной, изорванной одежды. При этом поминутно причитая и всхлипывая. Оставшись без ничего, с боязнью взглянула снизу вверх на Валентину, ожидая дальнейших приказаний, уже немного догадываясь, что будет дальше.

Валентина ловко спустила с бёдер потёртые чёрные джинсы, когда они упали на пол, перешагнула их. Расставив пошире ноги, пальцами оттянула треугольник трусиков, высвобождая набрякший, маленький бутон влагалища.

– Лижи, сучка, ну! – потребовала она.

Юля, не противясь, подползла ближе, обхватила дрожащими руками бёдра женщины и утопила лицо в чёрной, курчавой поросли между её ног. Языком нашла скользкую, шершавую, кисловатую на вкус мякоть чужого влагалища, принялась быстро лизать, постанывая, возбуждаясь всё больше и больше. Валентина тоже завибрировала всем телом, страстно задёргалась, отзываясь на движения её языка. Оторвав лицо девушки от своего тела, повернулась задом.

– Давай, подлижи там... ну же!

Сама она засунула два пальца во влагалище и принялась яростно себя трахать, корчась всем телом от сладострастия. Юля в это время припала ртом к её анусу и обсасывала его, облизывала языком до тех пор, пока Валентина не закричала, не задёргалась ещё сильнее. При этом бывшая зечка всё быстрее и быстрее орудовала пальцами, доводя себя до исступления, и наконец, вскрикнув последний раз, стала кончать. Она упала на пол возле Юлии и, не вынимая пальцев из влагалища, стала извиваться, как змея, левой рукой лаская тело девушки, притягивая её к себе. Пленница послушно приблизилась и Валентина стало страстно целовать пальцы на её грязных ногах. Так, с пальцами во рту, она и застыла, утомлённая мастурбацией, полуприкрыв глаза от пережитого только что блаженства.

Юлия осторожно высвободила ногу, с опаской отодвинулась от Валентины.

– Мне было хорошо с тобой, девочка моя! – проговорила вдруг мучительница. Поднявшись с пола, подползла к девушке и нежно поцеловала её в припухшие, разбитые губы. – Прости меня, милая, за то, что я тебя била, ты сама в этом виновата... Тебе было больно?

– Да... и мне... мне страшно здесь, – заплакала ни с того, ни с сего Юля и ткнулась растрёпанной головой в грудь Валентины. – Отпусти меня, пожалуйста, я никому не скажу, где была! Я никого не выдам, обещаю... Что хочешь тебе сделаю, только отпусти.

– Ты опять за старое? – гневно вскричала Валентина и, оттолкнув её от себя, вновь с силой шлёпнула по опухшей щеке ладонью. – Учти, не говори мне больше об этом, не то я опять тебя побью. И не так как сейчас, ладошкой, а ногами. Или привяжу к лестнице и буду бить ремнём куда попало... испорчу твоё милое личико. Тебя мужчины потом любить не будут, муж законный бросит... Так-то.

– Не надо меня больше бить, миленькая, я всё сделаю, что ты скажешь, – умоляюще просила Юлия, ползая в ногах у Валентины.

– Ладно, одевайся, а то муж, наверно, скоро вернётся, – сказала Валентина, натягивая на бёдра трусики и джинсы. – Я буду приносить тебе еду, а ты будешь делать мне минет, так как делала сегодня. Если мне понравится, – буду давать что-нибудь вкусненькое. Могу принести даже водки и сигарет, хочешь?

– Принеси, пожалуйста, – согласно кивнула девушка. Она собрала разбросанную по подвалу одежду, торопливо оделась, кое-как привела себя в относительный порядок.

Валентина, слазив наверх, вновь принесла ей продукты, пачку сигарет «Наша марка» и немного водки в стакане. Оставила всё это возле пленницы и удалилась.

Через некоторое время заявился пьяный в дымину муж. Подозвав супругу, спросил насчёт порученного ей дела.

– Не дозвонилась я, Коля, трубку никто не берёт. Может, дома никого нет, не знаю, – ответила Валентина.

– Как не дозвонилась? Ты что, гонишь, в натуре? – гневно вскричал Колька. – Ты ведь дело общее срываешь, овца!.. Живо собралась и снова поехала звонить. И пока не дозвонишься, домой не возвращайся!

– Поздно уже, Коля, может, завтра? – робко попросила жена.

– Я сказал – сейчас! И без разговоров мне, – грозно прикрикнул Колька. – Ты что, овца, нюх потеряла? Забыла, кто в доме хозяин? Так я быстро напомню!

Пьяный, невменяемый Колька подбежал к Валентине и схватив за волосы, с силой ударил кулаком в лицо. Валентина, в ужасе закричав, залилась красной юшкой. Колька вырвал у неё с головы клок волос, ещё раз ударил кулаком, так что она упала на пол. Главарь стал зверски избивать её ногами, норовя попасть по лицу или по животу. Валентина заползла от ударов под кровать, всхлипывая, плакала там. Просила прекратить над ней издеваться.

– Хорошо, больше не буду, – устало сказал Колька. – Давай, вылазь скорее и езжай звонить Солодарю. Дело есть дело!

Валентина проворно выбралась из-под кровати, направилась в коридор умываться. Потом, в зале, перед большим зеркалом умело наложила бежевый тональный крем на раны, синяки и ссадины на лице. Накрасила помадой разбитые губы, набросила лёгкую косынку на поредевшую, растрёпанную причёску. Снова поехала в центр города. Но она напрасно звонила, – крутой предприниматель опять не отвечал, хранил гробовое молчание и телефон офиса.

«Что же делать?» – с тоской подумала женщина, зная наверняка, что её ждёт дома, если она снова не выполнит порученного ей дела. И она решилась на отчаянный шаг. Зашла в ближайшее почтовое отделение, купила ручку, конверт, попросила чистую квитанцию. На квитанции изложила все требования похитителей, положила её в конверт, заклеила. В справочном бюро узнала адрес фирмы предпринимателя Солодаря. Его офис как раз находился неподалёку от того места, где сейчас была Валентина. Подойдя к нужному здания, она походила вокруг да около, возле помойки повстречала грязного, хмельного бомжа, собиравшего пустые бутылки, передав ему письмо и двадцатку, попросила отнести конверт в офис Солодаря. Назвала точный адрес, этаж, номер комнаты. Бомж с радостью согласился, заработать на бутылку водки, выполнив такое лёгкое поручение, было для бедняги большой удачей. Не знал он, что эта почти дармовая двадцатка выйдет ему боком.

Как только мужчина появился в офисе Солодаря и протянул конверт стоявшему в дверях охраннику, несколько молодых грузин из бригады Вахтанга набросились на него, заломили руки за спину и притащили в кабинет шефа. Там, помимо Александра Солодаря, находились его заместитель Николай Украинец и старший грузинских боевиков Нугзар Инаури.

– Кто тебя послал, мужик? – с лёгким грузинским акцентом спросил бомжа Инаури.

– Баба одна... Двадцать рублей заплатила, вот они в кармане лежат, возьмите, только отпустите, – испуганно пролепетал бомж.

– Как она одета, быстро?

– В цветную кофту и чёрные штаны... Накрашенная, в косынке на голове, в руках коричневая сумочка.

Нугзар Инаури мигнул бойцам, державшим бродягу, и те, бросив его, быстро побежали на улицу.

– Ну, я пойду, что ли? – неуверенно спросил бомж.

– Стой, где стоишь, мужик! Команды базарить не было, – властно остановил его Инаури.

Тем временем выскочившие на улицу из офиса бандиты увидели далеко впереди фигуру женщины, внешне похожей на описанную бездомным мужчиной. Они со всех ног бросились за ней в погоню. Услышав за спиной топот ног преследователей, Валентина обо всём догадалась, быстро побежала к проезжей части, торопливо замахала рукой, останавливая первую попавшуюся машину.

– Пожалуйста, мужчина... Я хорошо заплачу! – задыхаясь, крикнула она затормозившему таксисту. Открыла переднюю дверь и тяжело плюхнулась на сиденье. – Поезжайте скорее, я опаздываю!

Краем глаза она заметила подбегавших к «Волге» бандитов. В это время водитель дал газу и машина умчалась, оставив далеко позади преследователей. Валентина немного успокоилась, но потом вдруг подумала, что бандиты тоже могут взять машину, и с тревогой оглянулась назад.

– Нельзя ли побыстрее, дорогой, у меня мало времени, – поторопила она водителя.

– Что, боитесь кого-нибудь, девушка? – догадливо намекнул водитель, тоже заметивший подбегавших к машине нерусских парней.

– Да. Два хачика в переулке пристали, требовали деньги и золото, я еле от них убежала, – соврала Валентина. – Теперь боюсь, как бы они на машине за мной не увязались.

– Видно, много у вас денег и золота, коль они такие настойчивые? – полувопросительно сказал, ухмыльнувшись, водитель. – Может, вас сразу к отделению милиции подвезти, девушка? Самое верное средство против хачиков. Враз отвяжутся.

– Не надо, что вы, – испугалась женщина.

– Как знаете, – буркнул таксист.

Только сейчас Валентина вспомнила, что у неё совершенно нет денег. Муж выделил только на проезд в автобусе. Внутри у неё похолодело. К тому же ей показалось, что сзади их всё время преследует какая-то машина, навязчиво мигая ближним светом фар. Ситуация была почти безвыходная, так что Валентина на время растерялась, не зная что предпринять. Из оцепенения её вывел сердитый голос водителя:

– Так куда вас везти, девушка? Вы не назвали адреса. На деревню к дедушке, что ли?..

– Отвезите меня, пожалуйста, на посёлок Маяковского... Только у меня... у меня нет с собой денег, – убитым голосом призналась женщина.

Водитель внимательно на неё посмотрел и криво усмехнулся.

– Вот те раз... Картина Репина: приплыли! А как же я вас без денег повезу? На халяву, что ли?.. Какой мне в этом интерес, спрашивается?

Пожилой мужчина вновь искоса посмотрел на странную пассажирку, оценивающим взглядом пробежал по её фигуре.

– Вы извините, пожалуйста, что так вышло... Давайте я вам завтра всё заплачу, – бессвязно забормотала Валентина.

– Нет уж, завтра не получится. Я завтра выходной, – отказался водитель. – Расплачивайтесь сегодня!

– Но у меня ничего нет, – растерянно развела руками женщина.

– Ошибаетесь, кое-что есть, – лукаво намекнул водитель, стрельнув взглядом на её ноги.

Валентина всё поняла... и промолчала. Ни слова не сказала она и тогда, когда водитель, миновав Пятидомики, где ей нужно было выходить, проехал ниже. Возле мемориала – поставленного на высоченный пьедестал реактивного истребителя – свернул в рощу. Асфальтированная дорога, обогнув мемориал, уводила вглубь рощи, к ещё одному памятнику, воздвигнутому на месте расстрелянных в войну немцами советских граждан. Дальше пути не было. Валентина поняла, зачем они сюда приехали... Расплачиваться!

– Ну что, родная, обойдёмся сегодня без денег, так, что ли? – сказал водитель, поворачиваясь к Валентине. Стал шарить жадными руками по груди, расстегнув пуговицы кофточки, полез за пазуху. При этом он тяжело, по-старчески задышал, закатил посоловевшие глаза, стал постанывать и хвататься левой рукой за член. Валентина, подыгрывая ему, тоже потёрла ладошкой у себя между ног, сладко вздрогнула и вполголоса застонала.

Мужчина распахнув кофточку, высвободил из лифчика её полные, отвислые груди с маленькими сосками. Принялся жадно сосать их, ласкать соски языком.

– Здесь неудобно, пошли на заднее сиденье, – простонала, возбуждённая его действиями женщина.

Они так и сделали. Здесь было попросторнее и баранка уже не мешала водителю. Он спустил до колен брюки, стащил широкие сатиновые трусы, обнажив дряблое, пожелтевшее тело с довольно крупным, вставшим членом.

– Возьми в рот, – попросил он женщину и нагнул её голову к своему паху.

Валентине было это не впервой. Сколько раз уже она делала мужчинам минет. Она профессионально заглотнула розовую, с блестящей, глянцевитой кожицей, головку, принялась обволакивать её влажным от слюны языком. Губами заскользила по напрягшемуся стволу члена, доведя водителя до экстаза. Он застонал, заскрежетал от наслаждения зубами, задёргался, но долго, по-стариковски, не мог кончить. Устав облизывать член, Валентина, так же приспустив джинсы с трусиками, села на его «палку» верхом. Стала раскачиваться вверх-вниз, всё учащая и учащая темп движения, так что заскрипело сиденье и задрожала на рессорах «Волга». Вскрикнув в два голоса, оба кончили одновременно. Крепко обняв друг друга и сомкнув рты в горячем, сладостном поцелуе.

Вытащив из неё мокрый, обмякший член, водитель вновь властно притянул к себе её голову.

– Ты уж, не обессудь, дорогая, но мне мыться негде, а дома жинка ревнивая...

Валентина поняла намёк и быстро облизала его член, вытерла под конец своими трусиками. За себя она не опасалась: муж дома был как всегда пьян и вряд ли мог что-нибудь почувствовать...

Водитель подбросил её до Кизитеринки и, высадив на остановке, уехал. Валентина направилась домой.

 

8

Бандиты, гонявшиеся за Валентиной, вернулись в офис Солодаря не солоно хлебавши. Нугзар Инаури разозлился.

– Упустили, бляд вашу мать, бабу! Даром хавку общаковую жрёте! В натуре...

– Нугзар, бля, что мы могли сделать? – оправдывались боевики. – Не стрелять же в неё в толпе народу?.. К тому же она на тачку села и укатила, ищи свищи! Мы пока машину нашли, её уже и след простыл. Только номер «Волжанки» запомнили: «34-52 РОД».

Главарь бандитов записал в небольшую книжку в кожаном переплёте номер такси, взглянул вопросительно на Солодаря.

– Займись завтра этим делом, – велел тот. – Найди тачку хоть под землёй и выпытай у водителя всё об этой особе: кто такая? как выглядит? куда отвозил?

– Водилу потом убрать? – уточнил Инаури.

– На твоё усмотрение, брат. Как хочешь... Мне предоставь сведения об этой бабе, что передала конверт.

– С бомжем что будем делать? – осторожно спросил Николай Украинец, заместитель Солодаря, указывая на сидевшего в приёмной под охраной одного из грузинских бойцов бездомного мужчину.

– Ночью вывезите на левый берег и того... пулю в затылок, – позёвывая, распорядился шеф. – Только умоляю, Украинец, без ваших всегдашних зверств и издевательств! И зверькам Вахтанга это скажи. Культурно и аккуратно отправьте мужика кормить раков. Без мучений чтоб... Стакан водяры напоследок налейте... после – камень на шею и – в Дон! Всё понял?

– Как не понять, Александр Яковлевич... Всё – как божий день, – смеясь отчего-то, заверил шефа Украинец.

– Кстати, ты случайно не из хохлов, Николай? – спросил вдруг Солодарь заместителя.

– Нет, что вы, чистокровный русак, – заверил шефа Украинец.

– Фамилия у тебя странная. Как будто не фамилия, а национальность, – задумчиво проговорил шеф.

– Уж какая есть, – пожал плечами заместитель. – И похуже встречаются...

 

Поздно ночью двое бойцов из бригады Вахтанга, те самые, что преследовали Валентину, повезли на левый берег Дона бомжа – убивать. Он сидел на заднем сиденье «Жигулей» рядом с одним из боевиков и внешне был спокоен. Бандиты настолько были уверены в его беспомощности и безобидности, что даже не связали руки. Однако, бомж прекрасно понимал, куда его везут и что хотят с ним сделать и лихорадочно искал выход. Предчувствие смертельной опасности мгновенно мобилизовало всю его внутреннюю энергию, властно заставив действовать. Дело в том, что в прошлой жизни этот человек был довольно умелым и бесстрашным воином, воевал в Афганистане, в спецназе. Звали его Сашка Истомин.

Переехав через Ворошиловский мост, «Жигули» свернула на лево и на большой скорости полетела по левобережью, мимо освещённых огнями баз отдыха, притихших придорожных шашлычных и закрытых продовольственных павильонов. Только в ресторане «Казачий хутор» продолжалась полуночная гулянка – здесь как обычно отдыхали новые русские из Ростова, Батайска или Аксая. Проехав ещё пару километров по пустому и мрачному ночному шоссе, «Жигули» свернула к берегу Дона и затормозила почти у самой воды. Бойцы вышли из машины, разминаясь и приседая, походили вдоль берега.

– Я думаю, Нодар, здесь хорошее место, – сказал один, тот, что вёл машину.

– Да, неплохое. Тихо главное, выстрела никто не услышит, – ответил его товарищ.

 Сашка, опустив немного стекло, всё это слышал и внутренне приготовился к самому худшему. Воскресив в памяти приёмы рукопашного боя, которые приходилось применять в Афганистане да и после, на гражданке, он собрался, как сжатая до предела пружина, и только поджидал удобного случая, чтобы напасть на бандитов первым. Вот один из боевиков подошёл к машине, открыв переднюю дверь, достал бутылку водки и три пластиковых стаканчика, расставив их на капоте, наполнил водкой.

– Давай, мужик, иди сюда, выпьешь напоследок с нами, – пригласил он Сашку.

Другой бандит в это время, повернувшись к ним спиной, с силой швырял в воду мелкую гальку, следя как прыгают по волнам пущенные метко камни. Сашка Истомин понял, что лучшего момента не будет, быстро вылез из машины, подошёл к боевику и протянул нарочито дрожащую руку за водкой. Но вместо того, чтобы взять стаканчик он вдруг с силой рубанул ребром ладони по горлу бандита, выхватил из бокового кармана его кожаной куртки пистолет и, сделав несколько торопливых шагов в сторону второго боевика, вскинул в прицеле оружие. Раздался громкий пистолетный выстрел, и бандит, вскрикнув от боли, упал лицом в набегающую донскую волну. Сашка вернулся к первому боевику и контрольным выстрелом в голову добил его. Бандит был примерно такого же роста и телосложения, как он, и Сашка принялся его раздевать, чтобы воспользоваться одеждой. Через несколько минут он уже красовался в его рубашке, джинсах и кожаной куртке. Сходив к воде, забрал пистолет и бумажник с деньгами и документами у второго боевика. Выпил стаканчик водки, негромко крякнул от удовольствия. Остальную водку взял с собой, в машину. Умело завёл двигатель, включил радио. Тут только подумал, что трупы оставлять здесь не стоит. Снова вышел из машины и стал перетаскивать тела убитых боевиков в воду, на глубину. Трупы не утонули, а медленно поплыли по течению, в сторону Ворошиловского моста. Это и нужно было  Сашке. Брезгливо помыв руки в Дону, он вновь сел в кабину трофейных «Жигулей» и, вырулив на трассу, поехал в сторону Аксайского моста. Переждать тревожное время Сашка решил пока в Аксае. Возможно, там его не достанут грузинсике бандиты, а что он вляпался в очень скверную историю, – в этом Сашка Истомин был уверен. И грузинская мафия за убийство своих людей мстит жестоко! Так что нужно конкретно залечь на дно. Сашка бомжевал одно время в Аксае и знал там все укромные уголки, где можно отсидеться до лучших времён.

Подъехав к мосту, он вспомнил о посте ГАИ, который был впереди, и на минуту заколебался: ехать дальше или нет? Но, увы, другой дороги не было, и Сашка, понадеявшись как всегда на авось, тронул машину с места и въехал на мост. Гаишники не спали, а расхаживали с полосатыми жезлами в руках по дороге. Один останавливал машины, идущие в Аксай, другой – едущие в противоположном направлении. Медленно приближаясь к посту ГАИ, Сашка был уже почти уверен, что его остановят, но милиционер, равнодушно взглянув на «Жигули», взмахнул палочкой в сторону идущего следом гружённого рефрижератора. И верно, там куш, возможно, был побольше!

 Сашка с облегчением вздохнул и, миновав гаишника, прибавил газу. В Аксае быстро отыскал частную автомобильную стоянку, заплатив сразу за неделю, оставил на стоянке «Жигули» и пошёл разыскивать в темноте знакомую пятиэтажку, в подвале которой как-то перекантовался всю зиму. Зима была не в пример предыдущей – вьюжная и холодная, а в подвале царил Ташкент! К тому же подобралась весёлая компания, и  Сашке скучать не приходилось.

Он не без труда нашёл сейчас этот дом, через узкое отверстие окна проник в подвал. Там было темно – хоть глаз выколи, под ногами шмыгали, попискивая, крысы, ноги то и дело натыкались на какие-то дребезжащие вёдра, поломанные стулья и прочий подвальный хлам. Воздух был сырой и затхлый. Остро воняло гнилью, человеческими испражнениями... Сашке подобные запахи не в диковинку, они сопровождали его во всех ростовских подвалах и подземельях, где ему приходилось обитать в последнее время. Настораживало только отсутствие людей и темнота.

 Сашка пробрался в самый дальний конец подвала, в так называемое спальное помещение, осторожно посветил вокруг зажигалкой. Слабый, бледный язычок пламени осветил горы грязного, полусгнившего, смердящего тряпья, устилавшие весь пол помещения. Вокруг было по-прежнему тихо, ничто не выдавало присутствия здесь людей.

– Эгей, есть тут кто? Отзовитесь! – вполголоса позвал Сашка Истомин. Снова чиркнул зажигалкой.

Тряпьё в углу подвала зашевелилось, и оттуда выглянула взлохмаченная голова то ли парня, то ли девчонки. Обитатель подвала был испуган и во все глаза смотрел с тревогой на таинственного пришельца.

– Я здеся, дядечка, – сказал он.

 Истомин, приглядевшись, понял, что это всё-таки парень, несмотря на длинные, до плеч, волосы и нежные, утончённые черты лица.

– Свечка есть? – спросил Сашка, присаживаясь рядом с юношей.

– Есть, дядечка, – парень подал ему выуженный из тряпья огарок.

Сашка Истомин засветил свечку, прикрепил её к выступу в стене над их головами. В подвале стало повеселее, на стенах заплясали кривые тени, мрачная темнота спряталась в затхлые, заплесневелые углы. Сашка вынул из кармана кожаной куртки принесённую с собой бутылку, пластиковый стаканчик. Поставил на деревянный ящик. Спросил у юноши:

– Пожевать что-нибудь есть, малой?.. Да ты не бойся меня, я такой же как и ты, бродяга бездомный. Позапрошлую зиму здесь обитал, только компания тогда была побольше... Не знаешь, куда они все подевались?

– Кто где, – принялся объяснять мальчик, вынимая из сломанной, трёхногой тумбочки в углу нехитрую закуску. – Кто в Ростов на Центральный рынок подался, кто дальше на юг, на море... Гешу Беспалого – он за старшего здесь был – наркоманы месяц назад камнями забили. Любку-алкашку сожитель по пьяной лавочке ножом пыранул... Так я один здесь и остался. Ничего, холода настанут, снова все соберутся. Это сейчас тепло, можно и на улице, на лавочке переночевать или в роще.

Мальцу с виду было лет тринадцать – четырнадцать, он был красив, не смотря на свой неопрятный, запущенный вид и грязную, давно не стираную одежду.

– Зовут-то тебя как? – спросил Сашка.

– Женькой, – сказал юноша.

– Водку пьёшь, Женька?

– Если нальёте... – замялся тот.

– Конечно, налью, о чём разговор. Обмоем встречу, – проговорил Сашка, откручивая пробку на бутылке. – Посуда есть? Давай, а то у меня всего один стаканчик.

Женька достал из тумбочки гранёный стакан. Сашка налил в него водки.

– Ну что, друг Женька, поднимем бокалы?

Новые приятели, чокнувшись, выпили, принялись торопливо закусывать тем, что приготовил по-быстрому хозяин ночлежки. Выпили ещё. Сашка быстро забалдел, закурил, всё чаще с интересом поглядывал на мальчишку. Женька тоже опьянел, доверительно признался Сашке, что боится оставаться ночью один в подвале.

– Дяденька Саня, ты теперь со мной будешь жить? – простодушно спросил он.

– С тобой, с тобой и даже спать будем вместе, – пошутил Истомин.

– Правда?! – обрадовался юнец.

– Ну, а что ж тут такого?.. Конечно, правда.

 Сашка выпил ещё водки, предложил Женьке, но тот отказался.

– Ну, тогда будем спать, – объявил Сашка и задул свечку.

Женька подвинулся в своей постели, освобождая место для своего нового товарища. Обвил его рукой за крепкую шею, потянулся губами к лицу.

– Дяденька Саня, а можно я тебя поцелую? – свистящим шёпотом спросил малец в темноте. Истомина передёрнуло.

– Зачем, Женька?

– Ну, просто... Я так хочу!

Мальчик нашёл в темноте своими мягкими губами его заскорузлые, обветренные губы и принялся целовать. Просунул ему в рот свой маленький горячий язычок. Сашка тоже обнял Женьку и, крепко прижав к своему телу, принялся ответно целовать. Член его почему-то напрягся и начал стремительно увеличиваться в размерах. Женька это почувствовал, засунул руку ему в штаны и принялся мять и гладить член, щупать крупные, поросшие жёстким волосом яйца.

            – Женька, блин, прекрати, паршивец, я сейчас кончу, – приглушённо простонал  Сашка.

            Но тот не прекращал своих манипуляций с его членом, а наоборот увеличил скорость. Привстав с постели, он расстегнул ремень на бёдрах Сашки, стащил с него джинсы вместе с трусами, стал раздеваться сам.

             Сашка, уже не владея собой, повернул обнажённого юнца задом, смочив слюной пальцы, стал разминать и увлажнять его по детски крохотный анус. Когда отверстие расширилось настолько, что в него свободно входило три пальца, Сашка стал осторожно вводить туда свой член. Женька зедёргался, забился в его руках. Застонал, жадно целуя его пальцы. Сашка погрузил в него член до основания. Вынимая и вновь проталкивая член в маленький анус, ощутил прилив небывалого наслаждения, как будто находился в раю... Такого он ещё не испытывал ни с одной женщиной. Женька, подмахивая ему задом, стонал всё громче и громче, так что Сашка, испугавшись как бы кто не услышал, зажал ему ладонью рот. Мальчик продолжал целовать и покусывать его пальцы. На Сашку нахлынула наиболее острая, последняя волна сладострастия и блаженства, ему показалось, что он оторвался от земли и улетает. За спиной как будто выросли крылья. Он тоже закричал, задрожал всем телом, повернул к себе Женькино лицо и впился губами в жадно раскрытый рот паренька. Они кончили почти одновременно, крича в два голоса, извиваясь в сладких конвульсиях. Сашка – внутрь мальчика, Женька – себе на коленки. В изнеможении оба упали на скомканное, вонючее тряпьё. Тяжело дыша, продолжали друг друга ласкать руками, благодарные за полученное удовольствие.

            – Дядечка Саня, дай мне ещё водки, – сладко потягиваясь и улыбаясь, попросил Женька.

             Сашка, не одеваясь, поднялся на ноги, сходил к сломанной тумбочке за бутылкой, налил в стаканы.

            – Давай, Жека, за нашу брачную ночь, блин... Вот не ожидал никогда такого!

            Паренёк взял стакан с водкой, выпил одним духом, даже не закусывая. Подполз на четвереньках к Сашке.

            – Можно мне его поцеловать? – робко попросил мужчину.

            Тот утвердительно кивнул головой, сел, прислонившись спиной к шершавой, бетонной стене подвала, широко расставил белые волосатые ноги. Женька устроился у него между ног, принялся облизывать его обмякший, не реагирующий ни на что член. Сашка был уже пьян и вскоре заснул. Юнец ещё некоторое время занимался его членом, вскоре движения его стали вялыми, он устал, откинулся на кучу тряпья и тоже уснул. Только крысы продолжали суетливо сновать по подвалу, догрызая жалкие остатки их ночной трапезы.

 

9

Рано утром, ещё не рассветало, Сашка Истомин проснулся. Решил зря не рисковать, не разбудив спавшего Женьку, тихо, на цыпочках покинул гостеприимный подвал. Направился пешком в соседний хутор Большой Лог. Там вначале ходил по дворам, искал какую-нибудь работу. Его наняла одна бабка колоть дрова. До обеда управился. Купив в местном магазине жратвы, плотно поел в лесопосадке, там же проспал до вечера. На ночь вернулся в Аксай, быстро отыскал знакомую пятиэтажку. Уверенно нырнул в подвальное окно с выломанной решёткой. В подвале было всё так же темно. Сашка чиркнул зажигалкой и при её слабом свете направился в дальнее угловое помещение, где отдыхал вчера, в «спальню».

– Женька! – негромко позвал он, войдя в дверной проём между бетонными панелями. Истомин втайне надеялся, что того здесь уже нет, и тяготившая его весь день проблема разрешится сама собой.

В углу послышался лёгкий шорох, и из груды тряпья показалась взъерошенная голова Женьки. Сашка сразу узнал его и невольно в душе чертыхнулся – все его надежды рухнули. Беспризорник тоже узнал Истомина и с радостью бросился ему на шею:

– Дяденька Саша, вернулся! Как я тебя ждал, всё думал: где ты? Почему ты меня бросил? Ушёл и ничего не сказал, противный, – Женька полез целоваться, и Сашке ничего не оставалось, как ответить на его поцелуй. Он враз вспомнил всё, что между ними вчера было и его вновь неудержимо потянуло к мальчугану.

– Извини, дружок, так получилось, – торопливо оправдывался он, оторвавшись от Женькиных влажных, по-девчоночьи припухлых губ. – За мной погнались бандиты, ну те, от которых я здесь прятался, я тебе говорил, помнишь? Из банды Сухаря, чёрные отморозки… Пришлось бросить на стоянке машину и бежать в Ростов. Они как раз возле «Жигулей» крутились, которые я у них угнал.

– Ты больше никуда не уйдёшь, дяденька Саша? – продолжал осыпать его лицо частыми, горячими поцелуями мальчик. За короткое время, которое Истомин провёл с Женькой, он сильно привязался к парню. Только сейчас Сашка заметил, что юнец – довольно возмужалый, ростом – почти вровень с ним. Узкий в плечах, с резко выделенной не мальчишеской талией, которую подчёркивала тесно облегающая его торс рубашка, с заметно выпуклыми бёдрами и чрезмерно округлым задом, длинноволосый, – он и правда сильно смахивал на симпатичную, фигуристую девчонку.

Истомин был тронут его непосредственными, искренними чувствами и верностью. Нежно поглаживал мальчика по голове, говорил с дрожью вполголоса:

– Женька, понимаешь, дружище… ты хороший… пацан. Хотя, конечно, не совсем пацан… Но среди людей, с которыми я тоже дружу, вернее дружил раньше, это… не принято, понимаешь? Ты ещё не был в СИЗО и на зоне, но там это считается большим позором. За это «опускают», если узнают, что кто-то изнасиловал такого вот малолетку, как ты. Есть статья в Уголовном кодексе: совращение несовершеннолетних и мужеложество…

– Но ты ведь меня не совратил, дяденька Саша! Я сам этого захотел. Я тебя люблю, – жарко заверил его мальчик.

– Женька, блин, как ты не понимаешь, – смутился Истомин. – Я тоже тебя люблю, дорогой… всем сердцем, как… человека. Как друга, наконец… Но на зоне таких, как мы зовут педерастами и не считают за людей. Ты по тюремным понятиям – опущенный, и всякий, кто прикасается к опущенному, тоже превращается в камерного чушкаря, – изгоя! Особенно, если был до этого в авторитете, как я. Пойми меня правильно, Жека, меня в любой момент могут посадить, и если там, на киче, узнают, что я трахал опущенного, ты уж извини, называю вещи своими именами, – то мне и моему зэковскому авторитету конец! Я, конечно, не блатной, – простой правильный мужик по тюремным понятиям, но в чушкаря и подшконочника превращаться не хочу, уволь. И с петухами у параши прописываться тоже не желаю.

– Ты хочешь меня бросить, дядя Саша? – горько заплакал Женька, крепко обхватил его за шею и прижался мокрой щекой к его щеке.

– Нет, что ты, дружок, прекрати, – успокаивал его, как мог растроганный Сашка. – Я тебя не брошу, но я сейчас… не один, – соврал он. – Со мной товарищ, сослуживец по Афгану и, можно сказать, – подельник. Он сидел, как и я, и для него наши отношения не приемлемы. Мы бежали из Ростова, где нас ищут грузинские бандиты, и нам нужно какое-то время здесь, в Аксае, перекантоваться, пока не уляжется волна. Но, сам понимаешь, вместе нам жить нельзя: ты не сдержишься и обязательно себя выдашь, а я такими вещами рисковать не хочу! Не посоветуешь ли ты какой-нибудь другой подвал, где бы мы с корешем могли пока приземлиться? Поверь, так будет лучше для нас обоих. А я к тебе буду изредка приходить в гости… Ну что, согласен? Устраивает тебя такой вариант?

– Конечно, согласен, милый дядя Саша! Меня всё, всё устраивает, лишь бы видеть тебя! Лишь бы ты опять от меня не ушёл, – обрадовался враз повеселевший Женька. – А надёжный подвал есть через квартал отсюда. Там, правда, две бомжихи живут с лета, но и вам места хватит.

– Бомжихи старые? – не без затаённого интереса уточнил Истомин.

– Одна пожилая, беззубая – сожитель по пьянке вышиб, а другая ничего… лет двадцати девка, – принялся рассказывать Женька. – Её Светкой зовут, симпотная. Я с ними выпивал как-то – сами к себе в подвал затащили. Светка вырубилась, а старуха мне в штаны полезла, вытащила его и… облизывать стала. Так противно было – она ж без зубов, шепелявит… Сиськи вывалила из-за пазухи: большие, жёлтые, сморщенные. Как сдутые мячи болтаются. Я в тот раз так и не кончил. – Рассказывая, Женька неуловимым скользящим лёгким движением руки расстегнул молнию на Сашкиных джинсах и мягко притронулся к члену…

– Погоди, Жека, не сейчас, – решительно убрал его руку Истомин. – Меня товарищ на верху дожидается. Вечером приду… Ты скажи номер того дома с бомжихами, да как пройти. И не скучай, братишка мой дорогой, всё ещё у нас с тобой будет…

 

10

Сашка Истомин, несмотря на сгущающиеся сумерки, без труда нашёл дом, указанный беспризорником. В подвал проник прямо по лестнице: дверь заперта не была, на ней даже не имелось замка. Дом старый, к тому же почти весь подвал занимали сараи жильцов. Сашка щёлкнул выключателем, но свет не загорелся, видимо, не было лампочки или где-то был рубильник. Он как всегда воспользовался зажигалкой. Спустившись вниз, стал подыскивать укромный уголок за длинным рядом сараев. Поколесив в лабиринте узких проходов, он, наконец, нашёл то, что было нужно: в самом конце подвала зияла небольшая бетонная ниша, отделённая от остального помещения перегородкой. Там никого не было. В углу валялось два грязных, воняющих затхлой подвальной плесенью и мочой матраса, рваные одеяла, какая-то одежда, нехитрый кухонный скарб… Всё говорило о том, что здесь обитали хозяева подвала – те две бомжихи, о которых рассказывал Истомину Женька.

«Ничтяк апартаменты»! – весело скаля зубы, подумал Сашка. Он привык к такой спартанской обстановке и особой брезгливости не испытывал. Сказывалось недавнее прошлое, когда и сам в Ростове был бомжем и изгоем. Поэтому увиденная картина не шокировала. Хотя раньше, когда он только что вернулся из Афгана и жил нормальной человеческой жизнью, на предложение обосноваться здесь, вероятно, брезгливо ответил бы: «Ты чё, чувак, в натуре погнал? Хочешь, чтобы я, правильный ростовский пацан, жил в этом вонючем крысятнике, да ещё с зачуханными чушкарями?» – Потом брезгливо бы поморщился и презрительно сплюнул себе под ноги. – «Да пусть меня лучше замочат крутые отморозки, чем опускаться ниже унитаза, в натуре»!

Истомин вдруг остановил свои мысли и прислушался: в подвале послышались чьи-то осторожные шаги. Блеснул луч фонарика и из-за угла крайнего сарая вышли две женщины. Сашка Истомин заслонился руками от бившего прямо в глаза света, погасив зажигалку и спрятав в карман, крикнул передней:

– Убери фонарик, слышишь?

– Слышу, не глухая, – хриплым, прокуренным и пропитым басом, заметно шепелявя, сказала старшая бомжиха и отвела луч в сторону. В полутьме нельзя было хорошо её рассмотреть. С виду ей было за пятьдесят, её спутнице – лет двадцать. Одеты они неряшливо, но сравнительно чисто. Видно где-то умудрялись стирать вещи, которые, вероятно, находили на помойке. Там сейчас можно вполне прилично одеться: многие горожане активно избавлялись от советского старья.

– Ты кто такой, мужик? – спросила пожилая бомжиха у Истомина, проходя в свой закуток. В руках у неё были целлофановые пакеты, которые она тут же принялась разгружать. Видно, добыча была богатой. Её подруга, молоденькая девица, стала проделывать то же самое. У неё такие же кульки и пакеты.

– А я хороший чувак, мать, – ответил Сашка Истомин. – Пустите на постой? Я заплачу, лаве есть, – он демонстративно похлопал себя по пустому карману.

Молодая при этом внимательно взглянула на парня, но промолчала.

– А нам, что? Живи, коль хороший человек, места всем хватит, – разрешила пожилая бомжиха. – Меня Галкой зовут, её Светкой, а тебя как?

Сашка назвал своё имя.

– Ну и славно, мужик, как говорится, познакомились, – сказала Галка. – Правда, матрасов у нас только два. Но ничего, ты, как совсем стемнеет, пройдись по кварталу, по дворам, там на мусорниках много чего хорошего люди выкидывают. Авось и попадётся лишний матрас, а то и одеяло с подушкой.

– Ты чё, старая, городишь? – взорвался вдруг не сдержавшийся Истомин. – Это я пойду по мусорникам копаться? Да ты охренела в конец, слышишь! Спать я буду на ваших матрасах, а вы обе – бегом на мусорник за матрасами или ложитесь прямо так, на пол, мне по херу. Надеюсь, всё поняла, дополнительно объяснять не нужно? – Сашка угрожающе сжал кулаки. Он решил заранее расставить все точки над «и», чтобы показать, кто есть кто.

– Всё ясно, Санёк, не бычься, – покорно и примирительно кивнула головой Галка. – Как говорится, так бы раньше и сказал… Кто в доме хозяин… Я косяка запорола, мил человек, извиняй. Не поняла, с кем разговариваю… Из крутых, небось, мужчинка?

– Ещё слово и последние зубы повылетают, – зло пообещал Истомин.

– Ну, ты заканчивай хозяев обижать, парень, – попробовала его урезонить Светка. – Мы всё поняли и уступаем тебе все права на жилплощадь. А я – и свою постель. Хочешь, сбегаю, найду себе другие, хочешь – вместе на одной спать будем.

Старая согласно кивнула головой при словах подруги:

– Вы ложитесь, а я, кстати, пойду сама, прошвырнусь по воздуху перед сном. Для здоровья вечерние прогулки полезны. А я, девки и мужики, берегу своё здоровье… К тому же, не мешало бы нам обмыть нашу встречу, новоселье вспрыснуть...

– Кстати, она права, – поддержала её Светка, вовсе не обидевшаяся на наезд Истомина. – У нас есть, Александр, выпить. Галка дело предлагает... Будешь?

Светка, вообще до сих пор мало говорившая, с затаённым интересом поглядывая на парня.

– Вот и классно! Водочка? – обрадовавшись, уточнил Сашка. Потёр от удовольствия руки.

– И водка-палёнка есть, и пиво – полторашка, – принялась перечислять пожилая Галка. – Светка, доставай посуду и закусь.

– А вы руки мыли, это?.. – забеспокоился Сашка Истомин. – Вода у вас есть?

– А как же, Санёк, вон там кран, у окна, – кивнула не чёсанной головой Галка. Повелительно обратилась к молодой бомжихе. – Светка, живо сходи, всю посуду перемой. И овощи помой – вишь, господин… хороший нами брезгует.

– Побазарь мне ещё, – угрожающе зыркнул на неё Сашка.

Светка, гремя собранной в пакет посудой, двинулась к крану, мыть. Истомин подсел к импровизированному столу, который быстро и умело соорудила на матрасах Галка. Она первым делом зажгла толстую длинную свечку, укрепила её на сломанном ящике.

– Как в церкви всё равно, – пошутил Сашка.

– Ага, Санёк, и мы сейчас со Светкой «алилую» тебе петь будем, – в тон ему ответила старая бомжиха, к которой постепенно стало возвращаться хорошее настроение.

К Сашке Истомину – тоже. При виде выпивки он всегда добрел. А Галка в этот момент как раз выставила поллитровку белой и пластиковую, полуторалитровую бутылку пива. О своей намеченной прогулке перед сном на свежем воздухе она уже забыла…

 

11

            Колька Кадук с братвой ехал на угнанной «вольво» на стрелку с главарём чеченской группировки Гапуром Алгиреевым. Свёл его с абреками Джигит, встретивший как-то в городе знакомого чеченца, – сослуживца по Афганистану.

            В тот день Витька Колмагорцев бродил по Центральному рынку, присматриваясь к банковавшим там валютчикам, прикидывая, как бы их потеснить и составить конкуренцию. Чем хуже крутые берберовские пацаны этих зажравшихся, ожиревших на шальных бабках менял из центральной, исторической части города?.. Неожиданно к нему подошли двое.

            – Не узнаёшь, земеля? – сказал высокий, крепкого телосложения, черноволосый парень с худощавым, смуглым лицом. Говорил он с мягким южным акцентом, как говорят цыгане и чеченцы.

            – Э-э, постой, постой... кажется, Абакар? Точно, Абакар Дациев! – обрадовался Джигит. С улыбкой пожал протянутую руку. Пожал руку и приятелю Абакара, который назвался Султаном.

            – Как дела, земеля? Как живёшь? Чем занимаешься? – заговорил, внимательно разглядывая Виктора, Абакар. – Песни пишешь?

            – Пишу, и ещё кое-чем занимаюсь... Сколько воды утекло, Абакар? Какие наши годы!.. Ты-то сам как? Что в городе делаешь?

            – Живу, земеля, деньги зарабатываю... Валюту... Сейчас время хороший, деньги под ногами валяются, не поленись нагнуться и подобрать... За что воювали, а? – Абакар тряхнул Виктора за плечо.

            – Нужно обмыть это дело, земеля. Ты как?

            – Честно говоря, на днях здорово поддал... Но за встречу можно.

            – Даже нужно, – сказал Абакар. Повернулся к своему приятелю. – Ты, Султан, давай, иди к ребятам... Начинайте без меня. Я, видишь, сослуживца повстречал, в Афгане вместе воювали... Встретимся вечером в ресторане «Московском». Девочек захвати. Пока!

            Султан кивнул и растворился в толпе, праздно шатающейся по базару. Джигит с Абакаром направились к выходу, в сторону Буденовского проспекта.

            – Золотой дно, а не рынок! – восторженно говорил Абакар. – Здес «капуста» можно стричь, как с куста. Ваши русские всего боятся, как зайцы. К тому же – каждый сам за себя, не то, что мы, чеченцы-нохчий...

            – А чем вы промышляете? – осторожно спросил Виктор.

            – А всем понемногу, брат... Подобрались из Чечни деловые ребята, вовремя смекнули, что к чему... Свой бизнес открыли... Ничего, дело прибыльный, детишкам на молочишко хватает.

            – Фрукта?

            – Не, мы с перепродажей завязали. Слишком многих русских чиновников кормит нада... Да и хлопотно товар с юга возить. Пока довезёшь – половина испортится!

            Вышли из базара. Сразу за аркой стояло несколько припаркованных автомобилей. Абакар указал на шикарный, серого цвета «БМВ», стоявший с краю.

            – Вот мой лихой конь, земеля! Ничего зверь, а? Застоялся, родной... – Абакар ласково похлопал машину по пыльному капоту, прыгнул в кабину.

            – Едем ко мне. Ты, я смотрю, замученный какой-то... Отдохнёшь, душ примешь, а вечером – в ресторан! Ты никуда не торопишься?

            – Нет, я свободен, как негр в джунглях тропической Африки, – пошутил Виктор, устраиваясь рядом с Абакаром и с интересом окидывая взглядом салон иномарки.

            – Неплохая штучка. Много отвалил?

            – И не спрашивай, земеля. Скажу – испугаешься! Дешевле было «бээмпэшку» в Афгане купить.

            Абакар бесшумно завёл двигатель, вырулил со стоянки, и машина плавно покатилась по проспекту. Миновали бурлящую народом Соборную площадь, Абакар прибавил скорости.

            – Из ротных ребят никого после службы не видел? – поинтересовался чеченец. – Сергея Деркача помнишь, замкомвзвода? Он с Украины, из Днепроперовской области... А Сашку Истомина, снайпера? Этот, если не ошибаюсь, откуда-то из ваших краёв...

            – Не встречал... Адреса все записаны, да как-то не до того было, – сказал Виктор. – Я после Афгана, слышь, Абакар, в одну историю нехорошую вляпался...

            – Сидел, что ли? – предположил тот, внимательно следя за дорогой. Они доехали до Красноармейской и повернули направо.

            – Как ты догадался? – изумился Виктор.

            – Обижаешь, слышь, старого афганского волка!.. Я в любом кишлаке с первого взгляда духа от мирного мог отличить. У духа походка вкрадчивая, привык ночью по горам ходить, как кошка, чтоб ни единым камушком не загреметь. Глаз острый, прямо в глаза не смотрит, а – на руки, в основном, на автомат. Боится, что первый выстрелишь. Тут и козе понятно, что – дух!.. А для пущей верности рубашку ему с правого плеча сорвёшь: есть синяки от приклада – всё! Других доказательств не надо, что бандит... Против наших воювал.

            – Это всё я и без тебя знаю... Как просёк, что чалился я? – спросил Виктор.

            – Посмотри на себя в зеркало, земляк, много чего увидишь. Когда служил в Афгане, голову в плечи не вжимал, как будто ожидаешь удара киянкой по горбу. Так ведь? Было дело на киче? Бьют вертухаи, когда на шмон выгоняют? Бьют... За базаром следи, у тебя акцент блатной появился. Когда ходишь – семенишь ногами, стараешься сзади держаться, будто исподтишка ударить хочешь. Руки в карманах держишь, сигарету в кулак прячешь... Достаточно?

            – Ну, ты Шерлок Холмс, – покачал головой Джигит.

            – Жизнь всему научит. Живёшь как в лесу, от каждого шороха шугаешься, вот и присматриваешься ко всему, изучаешь всякую мелочь, запоминаешь... У меня дед абреком был, знаешь! Богатых купцов в горах грабил, бедным помогал. Зарезали его в Дагестане из-за женщины. Настоящий джигит был! Я, наверно, весь в него.

            Вскоре Абакар свернул с Красноармейской в переулок. Оставив машину на стоянке, они прошли через двор к новому девятиэтажному блочному дому, где снимал комнату Абакар. На лифте поднялись на восьмой этаж. На стене лифта кто-то коряво вывел чёрной краской: «Смерть дерьмократам!»

            – Шакалы, новый лифт испоганили, – покачал головой Абакар. – Скажи, земляк, будет в этой стране порядок?.. Где живут, там и гадят под себя... Никогда порядка не будет!

            – Ты ещё не привык к этому, Абакар? – улыбнулся Виктор. – Как говорится: «Умом Россию не понять...»

            Они вышли из лифта.

            – Россия – страна азиатская, тот же Афганистан, а ей постоянно навязывают европейские порядки, – продолжил свою речь Виктор.

            – Возможно, ты прав...

            Абакар Дациев позвонил в квартиру. Открыла пожилая, полнотелая женщина с типичным лицом горожанки. Несмотря на возраст, она явно следила за своей внешностью, была в плотно облегающих брюках, накрашена и завита. На вид ей было около шестидесяти.

            – Что-то ты сегодня рано, Абакар, – очаровательно улыбаясь, заговорила женщина. Отступив в коридор, пропустила пришедших в квартиру. С интересом глянула на Джигита.

            – Да вот, понимаешь, сослуживца встретил. Виктор Колмагорцев, – афганец, как и я. Сто лет не виделись! – сказал Дациев.

            – А ты, Абакар, разве афганец?.. Вот не знала, – удивлённо протянула женщина.

            – Я чуркестанец, Николаевна, – пошутил Абакар Дациев, приглашая Виктора в свою комнату. – Ты давай лучше, поставь нам чайку, а ещё лучше кофе... Ты кофе будешь? – спросил он Виктора.

            – Буду, но для начала не мешало бы чего-нибудь холодненького. Весь день на жаре был, пить хочу – умираю!

            – Что ж ты раньше молчал, земеля? – Абакар сходил на кухню и принёс из холодильника две продолговатые, запотевшие банки турецкого пива. Протянул одну гостю, с улыбкой сказал:

            – Я, видишь, Виктор, с некоторых пор стал придерживаться мусульманских обычаев: пиво пью только турецкое, сигареты курю только «Кэмэл», – правда, катаюсь на немецком «БМВ», но ничего не поделаешь, турецкие машины – дерьмо, как и музыкальная аппаратура!

            Он подошёл к стоявшему на низком журнальном столике роскошному импортному двухкассетнику и стал перебирать небрежно разбросанные по столу кассеты с записями.

            – Тебе что нравится, наша эстрада или западная?

            Джигит откупорил сердито зашипевшую, как змея, банку, с наслаждением отхлебнул резкое на вкус, ледяное пиво.

            – Мне лучше что-нибудь наше... Марина Журавлёва есть?

            – Конечно, есть, её сейчас на каждом углу крутят – забодали! – сказал Абакар, ставя кассету.

            Прихлёбывая пиво, Виктор развалился в мягком кресле и блаженно вытянул затёкшие от долгой ходьбы по городу ноги. Голос Марины Журавлёвой пьянил лучше всякого алкоголя, незатейливые слова грустной песни о неразделённой девичьей любви трогали за душу.

            – Клёвая певица, ты не находишь, Абакар? Я от неё балдею.

            – Э-э, лучше есть, послушай, земеля... Или ты из деревни приехал?.. Я в городе уже седьмой год живу: таких девочек снимал! Пальчики оближешь... Всё делают, что не попросишь... и не дорого совсем.

            – Я не об этом, Абакар, – поморщился Виктор. – Блядей везде навалом... А вот музыка... песня...

            – Я забыл, извини, земеля. Ты ведь сам, помню, в Афгане песни сочинял и под гитару пел, – сказал Дациев, усаживаясь в другое кресло. – Только, как говорил мой покойный дядя Магомед Нуратович Кечеруков, – он был сельский поэт, его весь аул знал! Он даже печатался в районной многотиражке… Он говорил – поэзия не кормит, а только поит, да и то не допьяна!

            – Ты всё остришь.

            – Что делать, Виктор, дорогой... Если ко всему относиться серьёзно, с такой жизни волком завоешь. Знаешь ведь: с волками жить – по-волчьи выть! Все люди – как волки стали, особенно тут, в России.

            – Ты шесть лет уже здесь? – напомнил Виктор.

            – Да, вначале в институте учился. Родители заплатили кому надо, устроили. Здесь ведь без этого никуда. Даже поссать бесплатно не сходишь. Поганый город, я тебе скажу, совсем прогнил, понимаешь. Как и Москва. Я в Москве несколько раз по делам был. Там такой бардак и беспредел!.. Всё покупается и всё продаётся... Рыба, как известно, с головы гниёт... Продажный город, дешёвый. Когда-нибудь найдётся покупатель, у которого капусты хватит, – купит всю Россию с потрохами! Я тебе говорю... – Абакар вытащил из кармана спортивной куртки «Адидас» пачку «Кэмэла», предложил сигарету Виктору, закурил сам. – Перестройка началась – плохо в институте стало. Преподаватели взятки перестали брать, Горбачёва испугались, я целиком две сессии завалил, кучу хвостов наделал... Два года на третьем курсе просидел и бросил институт. Нечего там делать, земеля.

            Постучавшись, вошла хозяйка квартиры. Принесла кофе и пирожные на небольшом серебряном разносе. Выставив всё на журнальный столик, удалилась, покачивая крутыми, соблазнительными бёдрами, буграми вздымавшимися под тонкой брючной тканью. Дациев проводил её взглядом до самых дверей, лукаво подмигнул Виктору.

            – Гляди, Джигит, какая жопа!.. Хорошая у меня хозяйка, а?

            – Ничтяк, Абакар, – заулыбался в ответ Виктор. – Как говорится: жопа, как орех, – так и просится на грех!

            – Ты бы её трахнул, слушай? – не отставал чеченец.

            – А то нет... Нам татарам один хрен, что водка, что пулемёт, – вспомнил армейскую прибаутку Виктор.

            – Ну, так давай, трахай, я её сейчас позову, – предложил неожиданно Абакар. – Она баба одинокая и не по возрасту злоебучая. Замучила уже меня в постели. Сама лезет, не веришь?.. Выручай, брат!

            – А даст? – усомнился Джигит.

            – Спрашиваешь... Только помани пальцем, под любого ляжет, – сказал Дациев. – У неё погоняло: Валя-диван, знаешь… Мы её однажды на пару с Султаном трахали: я в задницу, он – в рот. Несколько раз менялись местами, к утру – как выжатые лимоны были, а ей хоть бы что!.. Николаевна! – позвал он вдруг хозяйку.

            Та не замедлила явиться, будто ждала под дверью.

            – Николаевна, тут такое дело... Мне нужно срочно отлучиться на пару часов, срочные проблемы возникли, – сказал Дациев. – А ты пока с гостем моим побудь, чтобы он не скучал. Развлеки его, как ты умеешь. Лады?

            – Ну-у... Ты же меня знаешь, Абакар, всё будет как надо, – зарделась, обрадованная словами квартиранта, хозяйка.

            Когда Дациев ушёл, она подвинул стул, на котором сидела, поближе к креслу Виктора. Вытащила из пачки «Кэмэла» сигарету.

            – Пейте кофе, молодой человек, остывает, – сказала она, прикуривая от зажигалки.

            Джигит внимательно взглянул на неё, взял чашечку, сделав небольшой глоток обжигающего напитка, поставил на место. Смущённо кашлянул в кулак.

            – Может, телевизор включить, чтобы вы не скучали? – предложила женщина и, сходив в другую комнату за пультом, щелкнула кнопкой.

            Экран телевизора вспыхнул, замелькали кадры иностранного боевика. Хозяйка, понажимав кнопки, нашла на каком-то канале эстрадный концерт. Отложила пульт в сторону.

            Джигиту, наконец, надоело томиться в бездействии, выискивая подходящий предлог для сближения, и он решил приступить к делу как бог на душу положит. Встав с кресла, он подошёл сзади к стулу, на котором сидела пожилая женщина, обвил её за шею трепетными руками. Шепнул на ухо:

            – Ну что, милая, давай?.. Что там вокруг, да около?..

            Женщина всё поняла и потянулась к его лицу губами. Он жадно впился в её рот своим, пробежался руками по дряблому, старому телу. Хозяйка потянула его в спальню.

            – Пойдёмте туда, там, на диване намного удобнее, – прошептала она враз пересохшими от возбуждения губами.

            У Джигита уже встал на неё член и он, освободив его из штанов, всунул в руку хозяйки. Та стала гладить его пальцами, оттягивая с головки кожу и снова посылая её вверх. Виктор чуть не вскрикнул от удовольствия, – так она хорошо и умело это делала. Остановившись на полпути, он сбросил на пол свои джинсы и принялся стаскивать брюки с неё.

            – Погоди, миленький, я сама, – простонала женщина и стала торопливо сбрасывать с себя одежду. Через минуту она стояла перед ним голая, с огромным, отвислым, жёлтым животом и расплывшимися по бокам, прыщеватыми сиськами с коричневыми пупырчатыми пятнами сосков. Внизу живота жёстко закручивался тугой смолисто-чёрный волос её лобка, бугрились крупные, похожие на свиные ляжки, бёдра с просвечивающимися сквозь кожу синими прожилками кровеносных вен.

            Виктор повернул женщину к себе спиной: мясистые половинки гигантского, волнообразного зада повергли его в сладостный трепет. Он опустился перед ней на колени и принялся с наслаждением целовать эти соблазнительные половинки, а когда она нагнулась, широко расставив ноги, глазам его открылась дряблая, коричневая щель её влагалища. Виктор поводил по нему языком, смачивая слюной каждую выпуклость и ложбинку. Женщина протяжно застонала, расслабляясь, половинки её влагалища мгновенно раскрылись, как раковина, и Виктор утопил язык в красной, слизистой мякоти. Она вздрогнула всем телом и вновь простонала. Он погрузил язык ещё глубже, зарывшись лицом в жёсткую, колючую поросль волос вокруг её влагалища, стал неистово трахать её языком, чувствуя как вибрирует и содрогается каждая клеточка её старого, затасканного тела. Член его при этом едва не вылез из кожи, напрягшись и вытянувшись до последней степени. Виктор отнял лицо от влагалища, поднялся и с силой вонзил в неё своё мужское орудие. Она вскрикнула от неожиданности, но вскоре вошла в ритм и стала умело покачивать телом в такт движениям его члена. Он потрахал её во влагалище, но кончить не смог – отверстие было слишком большим, разработанным многими десятками, а может, и сотнями других членов, и Виктор решил попробовать по-другому. Он вытащил мокрый от смазки член из её влагалища и с разгона, не примеряясь, воткнул в анус. Член, как нож в масло, мягко вошёл на полную глубину, доставив Виктору невообразимое удовольствие. Это отверстие было намного уже первого, и член в нём двигался, как в узкой колбе, плотно соприкасаясь со стенками. Женщина застонала ещё громче, задрожала, схватив себя пальцами за ягодицы и с силой разведя их в разные стороны, чтобы Виктору было удобнее трахать её в зад. Он помертвел, чувствуя как накатывает та последняя волна неистового, потустороннего наслаждения, после которого начинаешь биться и дёргаться в экстазе, кончая, выплёскивая внутрь женщины горячее семя, ища ртом её рот или грудь, или влагалище другой женщины, если это групповуха, а то и член другого мужчины, даже если ты сам не педераст! Но теперь уже всё равно, потому что ты не просто кончаешь трахать, а заканчиваешь земную жизнь, не думая ни о чём, и ни о чём не жалея, подчиняясь только первобытным, звериным инстинктам и скрытым, подсознательным комплексам...

                          

6

            Стрелка с чеченцами была назначена в степи за городом, неподалёку от станицы Ольгинской. Берберовцы ехали как всегда – на авось – безо всяких документов на машину. У Кольки даже не было водительского удостоверения. Приближаясь к посту ГАИ у въезда на Аксайский мост, старший Кадук на всякий случай приготовил сотню баксов – откупиться от гаишников. И – как в воду глядел! Толстый потный старлей в расстёгнутой чуть ли не до пупа голубой ментовской рубашке резко взмахнул жезлом, останавливая их «вольву».

            – Влипли, Колян! – убитым голосом проговорил Борис, сидевший рядом с братом на переднем сиденьи. Позади, угрюмо затаились Вор, Джигит и Костомаха. Все понимали, что дело серьёзное, «вольву», может быть, уже объявили в розыск!

            – Всем сидеть тихо, не рыпаться. Говорю один я, – предупредил своих главарь. Сунул приготовленную для взятки сотку в нагрудный карманчик рубашки. Вытащил из кармана добытый у зарезанного водителя пистолет Макарова, сняв с предохранителя и дослав патрон в патронник, вновь спрятал. Изобразив на лице доброжелательную улыбочку, вышел из машины и развязной, приблатнённой походочкой направился навстречу гаишнику.

            – Что случилось, командир? Террористов ловите, что ли? Что за шмон на большой дороге? – весело заговорил с блюстителем порядка.

            Тот, не принимая шутку, угрюмо отдал честь. Буркнул, не глядя на Кольку:

            – Старший лейтенант Проскурин. Ваши документы!

            – Ты знаешь, командир, такое дело... – развязно положил ему руку на плечо Кадук, доверительно заглянул в глаза. – Забыл я документы по запарке. Дома на холодильнике оставил, а ехать позарез надо! Вспомнил только на полпути, – я в Семикаракорск к матери направляюсь. Она тяжело больна, при смерти. Боюсь – в живых не застану!

            – Это мы не раз уже от нарушителей слышали, – скептически усмехнулся толстый старлей. – У всех одна и та же отмазка: то тёща в тяжёлом состоянии, то жинка рожает... А документов на машину нет. И чем ты, парень, докажешь, что она не ворованная?

            – Докажу, – убеждённо сказал Колька и сунул в руку гаишника приготовленную сотню баксов. – Вот доказательство... Лады, командир? Я поехал?

            Старлей искоса заглянул в чуть приоткрытую жменю, тут же снова в испуге сжал руку в кулак, поспешно сунул её в карман.

            – Ладно, езжай, парень, на первый раз прощаю. Но смотри мне... Больше не попадайся!

            Довольный Колька подбежал к машине, быстро сел за руль и, дав по газам, уехал от греха... Ладонью вытер со лба обильно струившийся пот.

            – Пронесло, пацаны! Нужно скорее избавляться от тачки, иначе быть беде, – сказал своим людям.

            Когда приехали в условленное место, увидели несколько джипов и дорогих иномарок чеченцев. Среди них Джигит заметил и серый «БМВ» своего сослуживца Абакара Дациева. Он первый вышел из машины и направился к чеченцам, за ним, не отставая, следовал Колька Кадук. Остальные берберовцы остались около «вольвы».

            Навстречу русским направился сам бригадир чеченских бойцов Гапур Алгиреев в сопровождении Дациева. Сойдясь на равном расстоянии от своих основных сил, главари банд обменялись вежливым рукопожатием. Джигит с Абакаром по кавказскому обычаю обнялись и слегка коснулись щекой щеки.

            – Как дела, земеля Виктор? Надеюсь, всё путём? – спросил бывшего сослуживца Дациев.

            – Дела у прокурора, братан Абакар, – засмеялся в ответ Джигит. – А в общём, – всё ничтяк! Как там твоя хозяйка, Николаевна, Валя-диван, поживает?

            – Затрахала меня, веришь?! – улыбнулся чеченец. – Вот, бля, ненасытная русская баба. За ночь палок десять кидаю и всё мало... Понимаешь, на молодых девок ничего не остаётся!

            Колька Кадук с Гапуром, пожилым, седоволосым чеченцем лет сорока пяти, отошли в сторону.

            – О чём толковать будем, русский? Зачем звал? – сразу же приступил к делу главарь чеченцев.

            – Дело есть, уважаемый Гапур, – сказал Колька. – Хорошую машину хочу продать, поможешь?

            – Эту? – небрежно кивнул тот на «вольву».

– Её.

– Тачка ворованная?

– Спрашиваешь... Конечно ворованная, к тому же мертвяк на ней...

– Это осложняет дело, но я тебе помогу, – пообещал чеченец. – Сколько хочешь за неё?

– Две трети от рыночной стоимости, – деловито проговорил Кадук. – «Вольва» почти новая, пробега всего-ничего... Где ещё такую тачку купишь, Гапур? Почти даром уступаю – деньги очень нужны.

– Я слышал, Вахтанг одной «вольвой» интересуется, – осторожно намекнул Ангиреев. – Её угнали какие-то отморозки у одного крутого бизнесмена, вместе с его женой. Вахтанг даёт крышу этому новому русскому... Подключился к этому делу. Так что смотри, брат... Может такой расклад выйти, что твоя тачка гроша ломаного стоить не будет! С Вахтангом шутки плохи...

– Кто такой Вахтанг? – поинтересовался Колька.

– Вахтанг – вор в законе, возглавляет наших вечных врагов – грузинскую групприовку, – ответил Гапур Алгиреев. – В принципе, мне на Вахтанга насрать, но за ним стоят большие люди в России, так что ссориться с ним я не хочу.

– «Вольву»-то хоть возьмёшь? За полцены? – уступил Колька.

– За полцены что ж, возьму, – согласился чеченец. Подал знак одному из своих людей и тот принёс в целлофановом пакете доллары.

Колька подозвал Бориса, велел ему пересчитать деньги. Когда все формальности были закончены, Гапур сказал на прощание Кольке:

– Если будет нужно что-нибудь ещё, звони. Поможем... Кстати, делаем любые документы: паспорта разные, дипломы, водительские права, техпаспорты на машину, милицейские и гаишные корочки и даже депутатские удостоверения.

Чеченцы расселись по машинам, в том числе и в купленную только что «вольву», посигналили на прощание остающимся русским и уехали длинным, растянувшимся по степи караваном. Берберовцы пешком двинулись к шоссейной дороге. Главарь подбадривал своих приунывших бойцов.

– Ничего, братва, вот разведём лоха Солодаря на пятьсот тысяч – у каждого будет личная тачка... Блядь буду, если не так!

– Что-то долго он, сука, не раскошеливается, – посетовал Аркаша Вор, шагая впереди всех по степному бездорожью. – Может, предупредим его, Колян, ещё разок? Фотку тёлкину в почтовый ящик бросим, – с разукрашенной физиономией?

– Это идея, Вор. Сегодня же её и провернём, – ухватился за эту мысль Колька.

 

* * *

Тем же вечером главарь с братом Борисом и Вором, прихватив старенький фотоаппарат «Зенит Е», спустился в подвал, где томилась жена Солодаря Юлия. Набросившись на беззащитную девушку, бандиты втроём жестоко избили её, затем сфотографировали – лежащую без сил на полу, окровавленную, в изорванной, грязной одежде. Проявлял плёнку и печатал фотки Джигит, увлекавшийся этим делом ещё до армии. Фотографии вместе с запиской, где они вновь требовали пятьсот тысяч долларов выкупа, вложили в конверт и отослали Солодарю по почте. В следующий раз, если не будет денег, грозились прислать отрезанное у пленницы ухо! А пока решили отметить первую, весьма удачную по их мнению, коммерческую сделку – продажу ворованной «вольвы». Тем же составом, то есть впятером, – всей бригадой, поехали под вечер в ресторан «Восход», что возле старого автовокзала.

Колька Кадук бывал здесь и раньше, в советские времена, когда хорошо зарабатывал за баранкой. В «Восходе» всегда можно было снять на ночь девочку – начинающую проститутку, которые крутились по вечерам в ресторане целыми табунами и брали с клиентов сравнительно недорого.

– Вот мы здесь, как сейчас помню, давали жару! – мечтательно заулыбался главарь, едва вступил в знакомые родные пенаты. – Отрывались конкретно, бывало – на всю зарплату. Так что на утро на пачку сигарет бабок не оставалось.

– Было дело под Полтавой, – поддержал воспоминания старшего брата Борис. – А с хачиками нахичеванскими как махались однажды? Нас тогда ещё всех менты повязали, по пятнадцать суток, волки, втулили!

– Ага, помню, – кивнул головой Колян. – Здорово мы им тогда навешали, нахичеванским. Одному башку бутылкой шампанского проломили...

Заняв крайний столик в глубине полупустого зала, берберовцы начали изучать меню, впрочем, не очень внимательно. Особых гурманов среди них не было, в основном – любители выпить, – а чем закусывать водку им было совершенно всё равно. Хоть солёными огурцами. Джигит так и поступил, заказал себе солёных огурцов, шницель с глазуньей и салат. Остальные взяли, кто что хотел: шашлыки, цыплят-табака, беляшы, хачапури, зелень, кока-колу. Ну и, конечно, водку: три графинчика для начала.

– Водка без пива – лаве на ветер, – многозначительно произнёс Вор и заказал себе две бутылки «Жигулёвского».

– Тогда уж давай, тащи ещё пива. На всех, – сказал Колька записывавшему в свой блокнотик заказ официанту. – И побыстрей шевелись, чувак, не то на чай не получишь!

Официант управился быстро, и главарь остался доволен. Он велел Борису налить всем водки, поднял свой бокал и произнёс первый тост:

– Выпьем, кенты, за удачу. Что б нам всегда фартило, так же как в этот раз, и чтобы Денежный Мешок поскорей раскошелился! А мы себя ещё покажем. Я такие дела задумал, что опупеете! У меня идей – море... Сейчас ведь наше время, пацаны. Кто смел и решителен – тот счастье своё всегда возьмёт! Главное, держитесь за меня, а я вас не оставлю... С богом, орлы!

Колька выпил и все последовали его примеру. Некоторое время молча чавкали, утоляя внезапно вспыхнувший голод, налили по второй, и выпили уже безо всяких тостов. Заглянцевали пивом. Кое-кто расслабился и закурил. Стали оглядывать помещение, с интересом стреляя глазами по столикам, за которыми сидели девушки или женщины. Смотрели на готовящихся к игре музыкантов в самом конце зала.

Когда заиграла зажигательная южноамериканская «Ламбада», большинство женщин и молодых девушек, вскочив из-за столиков, устремились в центр зала. К ним тут же присоединились их кавалеры, и ресторан на несколько минут стал походить на массовку репетиции знаменитого бразильского карнавала. Не хватало только экзотических костюмов, блистательных фейерверков и полуобнажённых женских фигур.

– Ничтяк пляшут, Колян, – не сдержал своего восхищения Борис. – Самому, что ли пойти, попрыгать с какой-нибудь биксочкой!

– А что ж, пойди попляши, Боря, а мы посмотрим, – приободрил его старший брат, дымя сигаретой. Он налил Борису ещё водки, тот выпил для храбрости и развязной походочкой направился в центр зала.

Внимание его привлекала одна молодая красивая армянка в короткой, воздушной юбочке, соблазнительно извивавшаяся в ритм музыки, как большая чёрная кошка, вставшая на задние лапы. Возле неё крутился, тряся крупным отвислым животом, низкорослый, плешивый армянин лет пятидесяти. Борис, решив, что это, должно быть, её пахан, смело вклинился между ним и красивой стройной армянкой.

– Мамзель, разрешите вас подснять на сегодняшний вечер? – нагло выскалившись и смотря прямо в её огромные чёрные глаза, ляпнул Борис. Водка в его пустой голове уже сделала своё коварное дело, и он плохо соображал, что делал. Он даже попытался обнять девушку.

Армянка засмеялась и, ловко уклонившись от его объятий, снова подбежала к своему низкорослому пожилому напарнику. Тот что-то ей гортанно сказал на своём языке и сердито повернулся к не отстававшему от его девушки Борису.

– Слушай, билат, если ты сейчас не уйдёшь, я буду тебе бит физиономия прямо здэс, при дэвушка. Хочешь? – с угрозой проговорил он.

– Что? Это ты мне, ара?! – взбесился хмельной Борис и долго не раздумывая, сходу засветил низкорослому армянину в глаз.

Как только тот плашмя, во весь свой маленький рост, растянулся на паркетном полу ресторана, из-за ближайших столиков вскочило несколько плечистых, черноволосых парней. Громко матерясь по-русски и армянски, они яростно набросились на Бориса. Он едва успел врезать одному из нападавших в челюсть, как сам полетел на пол, сбитый с ног жестоким, точным ударом в висок. Удар был настолько сильным, что он на миг потерял сознание и дар речи, а когда вновь пришёл в себя, в ресторане уже царил шум драки и невообразимый хаос. Берберовцы с криками: «Наших бьют!» – бросились на выручку поверженному Борису. Колян напал на армянина, свалившего с ног его младшего брата, и после первых же ударов понял в чём дело: у парня на руке был свинцовый кастет!

– Джигит, сюда, здесь клиент с кастетом! – крикнул он Витьке Колмагорцеву и тот сразу же поспешил на помощь главарю.

Армянин точным ударом рассёк верхнюю губу Кольке, отбросив его на ближайший столик, и хотел вторым сильным ударом добить – чтобы тот уже не поднялся. Главарь берберовцев, не глядя, ухватил со стола графин водки и врезал им нападающего по голове, но тот оказался проворнее. Умело подставив под удар блок, он вышиб из Колькиной руки графин. И тут сбоку от него вынырнул Джигит. Он поймал выброшенную для удара правую руку армянина, крутанул её себе за спину, так что раздался отчётливый хруст кости, резко перебросил противника через себя. Тот со стоном покатился по полу. Витька проворно нагнулся над ним и сдёрнул с ослабевших пальцев кастет, ловко перебросил его Кадуку.

– Держи, Колян, пригодится! – крикнул главарю сквозь шум потасовки.

Вора и Костомаху, принимая за своих, армяне вначале не трогали. Те, пользуясь этим, точными, сильными ударами вырубали врагов одного за другим. Вартан Нафикян добрался даже до маленького лысого армянина, из-за которого и вспыхнула драка. Тот, видимо, был главарём в компании и подбадривал своих бойцов, сам, однако, больше не вступая в драку. Он попытался вывести из зала молодую красивую армянку, с которой танцевал «Ламбаду». Здесь его и настиг Костомаха. С силой хватив армянина ногой в пах, он тут же сжатыми в крепкий замок руками рубанул его по затылку, и когда тот почти достиг пола, врезал ногой по физиономии. Увидев это, его спутница в ужасе вскрикнула и закрыла лицо руками, чтобы не видеть брызнувшей во все стороны крови. В это время двое армян сзади набросились на Вартана. Один ударил его по плечу ножкой от поломанного стула. Костомаха вскрикнул от боли, схватившись за плечо. Плотно прижался к стене, чтобы обезопасить себя с тыла. Увидев дравшегося неподалёку Вора, позвал на помощь:

– Аркаша, ко мне, тут, блядь, их двое!

Вор тут же бросился на выручку, сбил с ног армянина с ножкой от стула, выхватил у него это орудие. Воспользовавшись тем, что второй противник повернулся лицом к Вору, Костомаха, быстро подбежав, ударил его сзади в челюсть. Вор добил его ножкой от стула, разломав её об голову армянина.

Кругом по залу валялось уже около пяти бесчувственных тел армян, вырубленных берберовцами, но всё равно численный перевес был на стороне противника. Ещё около дюжины крепких армянских парней яростно набрасывались на людей Кольки Кадука. Из них сильно досталось одному только Борису. Он вяло отмахивался от нападавших и норовил, забившись в дальний угол зала, отсидеться. То и дело сплёвывал кровью и тяжело, со всхлипами дышал. Сам Колян, хоть и получил хорошо кастетом в лицо, от чего оно всё было окровавлено, но на ногах стоял свободно и всё время помогал ослабевшему Борису. Вор с Костомахой держались в паре, спина к спине, и уложили на пол не одного нападавшего. Особенно старался Вор, то и дело хватая со стола бутылки шампанского или графинчики и разбивая их о головы неприятельских бойцов. Джигит дрался как боец-одиночка, применяя все недозволенные приёмы рукопашного боя, которым его обучили в спецназе. От умелых ударов его обутых в крепкие армейские ботинки ног армяне буквально отлетали, как мячики, врезаясь спиной в стену или падая навзничь на столик.

Официанты и обслуживающий персонал попрятались кто куда. Ресторан закрыли на замок, и директриса вызвала милицию.

– Колян, атас, лягавые! – крикнул брату Борис, увидев через окно два милицейских бобика с мигалками, резко тормознувшими у «Восхода».

– За мной, кенты! – сообразив, что пора делать ноги, скомандовал своим Колька и побежал через зал к двери, ведущей в подсобные помещения ресторана. – Джигит, Вор, всё, кончили... Уходим!

Берберовцы, не обращая больше внимания на противника, рванули вслед за главарём. Колька поймал на кухне испуганную официантку, крепко обхватив её рукой за шею, приставил к виску пистолет.

– Показывай, где запасной выход. Быстрее, убью, сука!

– Сейчас покажу, не убивайте! Всё сделаю, родненькие, – заплакала официантка. По ногам у неё потекло, образовав на полу лужу...

– Во, бля, обоссалась! – удивился Джигит, никогда не терявший присутствия духа. Увидев на столе соблазнительный торт, подошёл и прямо грязной, окровавленной рукой отломил большой кусок лакомства.

Колька рукояткой пистолета подтолкнул официантку к двери.

– Живо веди к выходу! Проведёшь, на новые колготки получишь, нет – пулу в лоб! Поняла, родная?

– Всё сделаю, ребята, миленькие... Только жить оставьте, – никому ничего не скажу, клянусь матерью, – бессвязно бормотала почти обезумевшая от ужаса девушка. Она проворно шмыгнула из кухни в затемнённый коридор, повела берберовцев по петляющим проходам к двери на улицу.

Дверь была не заперта на замок, только закрыта на шпингалет. Отодвинуть его было делом одной секунды. Колька, покопавшись в кармане, вытащил пятьдесят рублей, сунул перепуганной официантке.

– Как обещал, – на колготки! Бывай.

Вскоре шайка растворилась в сгущающейся темноте. Родная Берберовка была рядом, от ресторана – каких-нибудь десяток-другой метров.

 

                                                                                   7

Последнее время Вахтанга Сухашвили преследовали неудачи. Как будто капризная воровская фортуна напрочь отвернулась от него, по праву считавшего себя раньше баловнем судьбы. И началось всё с похищения жены предпринимателя Солодаря, которую его люди никак не могли найти, подрывая тем самым его безупречный воровской авторитет и веру в его всемогущество. Мало того, он начал терять людей. Пропали вместе с машиной ездившие кончать случайного свидетеля, – бомжа, два лучших бойца из его бригады: Нодар и Абел. Трупов их нигде не нашли, «Жигули» – тоже. Бомжа, естественно, и след простыл.

Александр Солодарь звонил по несколько раз на день, истерически кричал в трубку, что похитители требуют пятьсот тысяч немедленно, прислали фотографии его избитой до неузнаваемости жены, и грозятся в скором времени отрезать ей нос и уши! Упрекал, что Вахтанг даром получает от него деньги, и если так дальше пойдёт, он откажется от его услуг и сменит крышу! Будет платить тем же чеченцам, которые неоднократно уже предлагали ему свои услуги.

Вахтанг разозлился и решил действовать жёстко и беспощадно, как он это делал всегда. Хватит играть в кошки мышки с наглыми отморозками! Они ещё узнают, кто такой Вахтанг Сухашвили и каково связываться с честными ворами! Он по телефону вызвал к себе на квартиру всех главарей групп, в том числе своего помощника Нугзара Инаури, державшего старый автовокзал. В его группе были наиболее крутые ребята, готовые в огонь и в воду за своим главарём.

Через полчаса, когда все собрались, Вахтанг обратился перво-наперво к Нугзару:

– Нодара с Абелом не нашли?

– Ребята ищут, Вахтанг... Весь город уже на уши поставили, – ответил помощник.

– Найди их, Нугзар. Живыми или мёртвыми... Они мои земляки, из Кутаиси... – сказал бригадир. – Если, не дай бог, их убили – помоги семьям. Хорошо помоги, чтоб надолго денег хватило... И после не забывай, чтоб не бедствовали.

Вахтанг дал знак одному из своих телохранителей и тот принёс из кухни огромный разнос с фруктами, отдельно, под мышкой, – медовую среднеазиатскую дыню. Поставил всё это на стол, кривым охотничьим ножом раскроил дыню на части, убрал семечки. Снова сходил на кухню и принёс несколько пакетов виноградного сока, распечатав, разлил по стаканам, которые моментально «вспотели» – сок был только что из холодильника.

Не приглашая никого угощаться, бригадир взял стакан виноградного сока, отхлебнул маленький глоток, отщипнул от кисти крупную, изумрудную виноградину, с достоинством положил в рот.

– Таксиста, что подвозил ту бабу нашли? – снова спросил Нугзара.

– Нашли, Вахтанг, это большого труда не составило, – ответил помощник. – Обзвонили все таксопарки, представились гаишниками, сказали, что такая-то машина совершила ночью наезд на пешехода и скрылась с места происшествия. В таксопарке, что близ Комсомольской площади, нам этого водилу и сдали. Ну а потом вычислить его – это уж дело техники...

– Хватит, не говори лишних слов, Нугзар, – резко остановил его бригадир. – Что сказал водитель о той женщине? Куда он её отвёз?

– На посёлок Маяковского, остановка Кизитериновка. Это рядом с Пятидомиками, – сообщил Инаури.

– Больше ничего не сказал?

– Как не сказал... У меня да не скажет, – хищно улыбнулся Нугзар Инаури. – Сознался, что трахал бабёнку в роще, возле памятника расстрелянным в войну... Минет она ему делала.

– Это не существенно... Больше ничего?

– Пока всё.

– Где водила сейчас? – осведомился Вахтанг.

– За городом, в подвале моего коттеджа, – ответил помощник.

– Убейте его там и во дворе закопайте, – приказал главарь. – На тачке перебейте номера и продайте.

– Она убитая, Вахтанг, – сообщил Инаури.

– Тогда отгоните подальше в степь и сожгите... Теперь о главном, – сказал главарь. – Нугзар, бери в помощь Баграта с его людьми и займись вплотную той бабой. Прощупай все приблатнённые компании на Маяковском, как это делать, – учить тебя не надо!.. Найди эту бабу по любому и притащи сюда. А здесь она нам расскажет, где жена Солодаря... Ты меня понял, Нугзар?

– Всё понял, Вахтанг. Сделаю, как ты хочешь.

– Как дела на автовокзале?

– Недавно приехала на гастроли бригада щипачей из Тбилиси. Старший вышел на меня, попросил разрешения поработать, авансом заплатил, как полагается... Я дал добро, – сообщил Нугзар Инаури.

– Хорошо, брат, деньги нам нужны... Пусть земляки поработают, на родине сейчас туго, – усмехнулся бригадир. Снова отпил из стакана, взял сочную скибку дыни. – Все свободны. Будут какие проблемы – звоните.

Выйдя от Вахтанга, Нугзар с Багратом каждый на своём «БМВ» в сопровождении двух джипов с бойцами направились на Маяковский. Нугзар Инаури хорошо знал эту восточную окраину города – это была территория его группы. Здесь он был полновластным хозяином: вершителем судеб всех местных предпринимателей, базарных торговцев, «челноков», частных таксистов, автовокзальных карманников и прочего люда, тем или иным путём зарабатывающего свою копейку. Ребята Нугзара взимали с них ежемесячную мзду в общую кассу бригады, с этих же денег получали свою зарплату. Это было им выгодно: чем больше предпринимателей и бизнесменов ставили они на бабки, тем больше имели сами. Всё дело портили не подконтрольные им местные берберовские группировки, сами старающиеся отхватить себе побольше «клиентов». Грузины, – более сплочённые, более многочисленные и лучше вооружённые, – безжалостно расправлялись с главарями местных группировок. Расстреливали их из проносившихся мимо иномарок меткими автоматными очередями, забрасывали в их собственных домах гранатами, резали в тёмных берберовских переулках. Подобными мерами Нугзар Инаури добился того, что в округе не осталось ни одного мало-мальски значимого местного авторитета, а наиболее дерзкие и способные бойцы из враждебных группировок перешли под его начало. Так в его группе появилось несколько русских, которым было всё равно кого мочить, лишь бы платили бабки.

К одному из этих бойцов и направились сейчас грузинские авторитеты. Звали его Игорь Кащеев и жил он неподалёку от автовокзала. Кащей, как звали этого парня в бригаде, был дома. Увидев из окна подкативший к дому длинный эскорт крутых иномарок, всё понял. Накинув поспешно кожаную куртку и сунув за спину, за ремень, пистолет, вышел встречать гостей. Нугзар пригласил его в свою машину, когда Кащей уселся рядом с ним на заднем сиденье, велел водителю трогать.

– Покрутись, дорогой, по улицам, но далеко от автовокзала не отъезжай. У нас тут ещё дельце имеется.

Кащей закурил сигарету, вопросительно уставился в лицо главаря группы:

– Надо чего, Нугзар? Говори, всегда рад помочь.

– Ты не знаешь, братан, каких-нибудь деловых ребят с Маяковского, район Кизитериновки, которые бы могли составить нам конкуренцию? – начал издалека грузин. – Ты же понимаешь сам – сейчас все денег хотят, причём лёгких, шальных... А где можно по лёгкому срубить капусту? Известно где – в шайке!.. Не все ведь в курсе, что уже всё поделено и просто так, на халяву, капусту дармовую не срубишь...

– Есть с этим проблемы, Нугзар? – спросил Кащей.

Главарь не стал открывать ему свои карты.

– Пока нет, братан, но всё может быть... Нужно пресекать опасность на корню!.. Дело в том, что у нас есть наколка насчёт одной компании крутых, обезбашенных парней с Маяковского, которые хотят заняться рэкетом на колхозном рынке. Кто они, мы пока не знаем. Вахтанг поручил мне выяснить, что за ребята. Можешь ты мне помочь, братан?

– На Маяковском, на Маяковском... – морща лоб, задумался Кащеев. – Кто же там может быть, на Кизитериновке?.. Там, в основном, калдыри да синяки позорные живут, на серьёзное дело никто из них не способен... Разве на другой стороне, на самой Берберовке кто? Или на Клубной, на первом Орджоникидзе?..

– А у тебя, Кащей, есть знакомые на Кизитериновке? – спросил Нугзар.

– Так чтобы очень – нет, – замялся Кащеев. – Встречался я там как-то с одной бабой... Нинкой Серебряковой зовут. Наполовину цыганка, наполовину русская... Красивая, стерва!..

Четыре машины с грузинскими бандитами вырулили на проспект Шолохова и рванули вниз, в сторону Пятидомиков. За светофором свернули налево, проехав несколько кварталов, остановились.

– Вы подождите тут, Нугзар, – выйдя из машины, сказал Кащеев. – Я схожу к Нинке, узнаю, что к чему... Я её уже года четыре не видел. Может, её и нет уже здесь.

Главарь кивнул головой в знак согласия. Кащеев, свернув в ближайший переулок, направился к дому Серебряковой. На требовательный стук в калитку из дома вышел Нинкин отец, уже неделю бухавший без просыпу. Вчера вечером его здорово поколотил Нинкин любовник, и мужик жаждал реванша. Сейчас ему показалось, что у калитки опять стоит он, любовник его дочери, Колька Кадук с соседней улицы. Пьяный, подняв с земли черенок от лопаты, решительно побежал к калитке.

– Вот ты мне и попался, Колян. Теперь, блядь, не уйдёшь! Все мозги нахер вышибу, – крикнул он и угрожающе взмахнул своим орудием.

Кащеев еле увернулся от сильного удара, оттолкнул пьяного от себя и, решив не связываться, пошёл прочь. Мужик и не подумал отставать, он быстро догнал парня и с силой рубанул его черенком по голове.

– Ах, бля, ты драться! – вскрикнул злобно Кащей, хватаясь за ушибленную голову. Рука его нащупала что-то мокрое и горячее, потёкшее струйкой за воротник. В голове гудело.

– Ты, мужик, по ходу, черепок мне пробил, – удивлённо проговорил он.

Пьяный, злорадно выругавшись, занёс черенок вторично.

– Не бей, бля, замочу! – крикнул Кащеев, выхватывая из-за ремня пистолет и пятясь от пьяного.

Тот, не слушая Кащеева, продолжал наседать, и как только черенок готов был вновь опуститься на голову парня, раздался выстрел. Пьяный, выронив черенок, схватился за рану в сердце, ноги его подломились, и он грузно повалился на землю. Кащей, сунув пистолет в карман, неторопливой походкой, как ни в чём не бывало, направился к ждавшим его грузинам.

– Промашка вышла, Нугзар, я мужика одного замочил, – сообщил он главарю, усаживаясь в машину. – Показал окровавленные руки и кровоточащую рану на голове.

– Ни фига себе, тебя угораздило, братан! – присвистнул удивлённо главарь. Тронул за плечо водителя, чтобы тот ехал.

– Тебя никто не видел на улице? – осторожно поинтересовался у Кащеева.

– А хрен его знает, я не присматривался, – ответил тот.

– Нинка Серебрякова в каком доме живёт? – спросил грузин, что-то сосредоточенно обдумывая.

– В сто сорок девятом.

Нугзар промолчал, продолжая думать о своём. Подъехали к автовокзалу.

– Куда теперь? – спросил водитель.

– Остановись, я Баграта позову, побазарить надо, – велел главарь. Как только машина притормозила, вышел и направился к «БМВ» Хоперии.

Кащей заподозрил неладное. Когда Нугзар вышел, он тоже выскочил из машины и что есть духу побежал к ближайшему берберовскому переулку.

– Уйдёт, сука! – вскрикнул, увидев это, главарь и рванул вслед за ним. Баграт Хоперия и ещё трое бойцов – следом.

Было уже темно, но беглец хорошо ориентировался на посёлке, который знал, как свои пять пальцев. Он оставил далеко позади преследователей и бежал, петляя из стороны в сторону, сворачивал на прилегающие улицы и в переулки. Смертельный страх за свою жизнь подстёгивал его и удесятерял силы. Нугзар Инаури понял, что ещё немного и Кащей уйдёт, а потом – ищи свищи ветра в поле! Выхватил из кармана пистолет, приостановился и, тщательно прицелившись, выстрелил в удаляющуюся фигуру Кащеева. Пуля попала в цель, и беглец, охнув, рухнул с разбега на землю. Подбежавшие к упавшему бойцы добили его двумя выстрелами в голову. Поспешно вернулись к главарю.

– Конец ему, Нугзар! Завалили конкретно, – похвастались парни.

Инаури дал знак и все бесшумными тенями,побежали по притихшему ночному посёлку к проспекту Шолохова, где ждали на дороге машины. В этот миг из-за угла вдруг вынырнул милицейский «бобик» с включённым синим проблесковым маячком на крыше. Проехав на большой скорости несколько метров в сторону бегущих людей, он резко затормозил. Из машины посыпались люди в бронежилетах и касках на головах, с автоматами в руках.

– Стоять, суки, бля! Всех замочим нахер! – взревели они, передёргивая затворы.

Нугзар Инаури, не долго думая, первым выстрелил в сторону автоматчиков, ранив одного из них. Его бойцы и Баграт Хоперия так же дали дружный залп в милиционеров, завалив ещё одного. И тут заговорили милицейские автоматы. Пули веером ударили по переулку, скашивая ветки деревьев, впиваясь в заборы, разбивая стёкла в домах. Под смертоносную очередь попал один из грузинских бойцов. Выронив пистолет, он со стоном повалился на колени и, постояв в такой позе немного, упал навзничь на дорогу. Остальные, во главе с Инаури, отчаянно отстреливаясь, продолжили путь к проспекту Шолохова. Там, в машинах, уже услышали звуки выстрелов и, выставив из окон стволы, с нетерпением ждали своих. Как только группа Нугзара вынырнула из темноты, к ним на большой скорости подлетели оба джипа. Грузины поспешно расселись по машинам и те, взревев моторами, вновь выехали на дорогу. Появившихся вскоре милиционеров бандиты встретили пистолетными выстрелами и автоматными очередями из окон удаляющихся иномарок. Случайные прохожие, оказавшиеся в этом месте, с ужасом падали на землю, закрывали руками головы. На проспекте останавливались машины и маршрутные автобусы, давая дорогу уезжающим бандитским иномаркам. Вскоре грузины были далеко от этого опасного места – на площади Энергетиков.

Потеряв очередного бойца, Нугзар был мрачнее тучи. Знал, что Вахтанг по головке за самодеятельность не погладит. К тому же поручение бригадира так и осталось не выполненным, – он ничего не узнал о женщине с Кизитериновки... Инаури отпустил Баграта и его людей, а сам, злой, как собака, приехал к себе домой, в загородный коттедж в районе Темерницкого жилого массива. С главарём остались только двое телохранителей на джипе и водитель «БМВ». Выйдя во дворе из машины, Нугзар велел шофёру загнать её в гараж, а сам с телохранителями спустился в подвал под домом, где томился пленник – таксист. Он был прикован наручниками к трубе, по которой зимой в подвал поступала горячая вода для отопления. Лицо его вспухло от побоев, одежда была изорвана, – в заскорузлых пятнах от засохшей крови. Руки тряслись, как у эпилептика. Мужчина понимал, что живым ему из подвала не выбраться и окончательно пал духом.

Нугзар решил: перед тем как убить таксиста, – насладиться его унижением. Приказал своим освободить его от наручников.

– Я не буду тебя убивать, слышишь, – обратился бандит к пленнику. – Но у нас сегодня нет женщин, и ты их заменишь! Если хочешь жить – сделаешь нам минет... Согласен?

Главарь выжидающе посмотрел на мужчину. Тот колебался всего лишь долю секунды: жажда жизни перевесила все другие чувства, и пленник с готовностью выкрикнул «да».

– Вот и хорошо, дорогой, сейчас и приступим! – Нугзар мигнул своим телохранителям, те подскочили к мужчине и стали его раздевать.

Вскоре он остался без ничего. Главарь бандитов с интересом осматривал его крупное белое тело, особенно зад. Телохранители между тем расстегнули ширинки брюк, вытащив свои члены. Велели таксисту стать на колени. Тот послушно повиновался, неумело тронул губами один член, втянул его в рот наполовину.

– Лучше делай, дорогой, не то мне не понравится! – пригрозил Нугзар Инаури.

Пленник принялся усердно сосать член боевика, причмокивая влажными от слюны губами. Член встал и еле помещался в его рту. Другой грузин подошёл к нему со спины, наклонившись, приподнял зад мужчины. Член у него тоже встал и боец начал проталкивать его в анус пленника. Оба грузина сопели и пыхтели от удовольствия, трахая мужика в рот и в задницу. Таксисту особенно неприятно было последнее, он стонал и корчился от боли, продолжая сосать член у первого боевика. Тот вскоре задёргался от удовольствия, застонал, заскрипел зубами. Крепко схватил мужчину за уши и ещё быстрее заработал членом в его рту. Вскрикнув громче прежнего, он кончил в рот пленнику, и только когда вытекла вся сперма, вытащил член. Тут стал кончать второй боевик, быстро-быстро орудуя набрякшим, затвердевшим, как камень, членом в заднице пленника. Крепко обхватив его руками за толстую, бесформенную талию, он припал губами к уху таксиста, обсасывая и покусывая его зубами. В это время горячая сперма волнами выплёскивалась из его члена, орошая внутренности мужчины.

Потом таксист сосал член у самого Нугзара, а телохранители по очереди трахали мужика в задницу. После поменялись местами, и в анус пленника пользовал сам главарь. Под утро, когда все способы были перепробованы и бандиты изнемогали от усталости, таксиста снова приковали к трубе, и главарь отправился наверх, спать. Телохранителям он велел копать во дворе яму...

                                  

                                                                                   8

Сашка Истомин безвылазно прожил в подвале с двумя бомжихами неделю. Затем вернулся в подвал к Женьке, время от времени посылая пацана за водкой и продуктами. Потом осмелел и стал выходить сам. Сначала по ночам, робко озираясь по сторонам, крепко сжимая запотевшей рукой трофейный пистолет в кармане. Вскоре стал покидать своё убежище и днём. Русские деньги, добытые в карманах убитых бандитов, заканчивались, и нужно было срочно обменять доллары. Сашка не решился обращаться в обменник, а предпочёл найти частного менялу. Около одного из обменных пунктов топтался небритый широкоплечий верзила в импортной белой майке и камуфлированной сетчатой бейсболке на голове. Крутил вокруг пальца серебряный брелок для ключей на цепочке. На шее у него, на толстой золотой цепи, висел большой православный крест так же из чистого золота. Пальцы были унизаны золотыми кольцами со сверкающими на солнце драгоценными камнями. Под мышкой парень сжимал внушительных размеров барсетку, туго чем-то набитую. Окинув профессиональным, оценивающим взглядом подошедшего Сашку, он интимно и доверительно зашептал, как заклинание:

– Доллары, марки, фунты, – мужик?.. Золото, брюлики, ордена, нумизматика...

 Истомин согласно кивнул головой, с опаской поогляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, вытащил из кармана брюк двести долларов. Меняла жадно схватил банкноты, зачем-то потёр толстыми пальцами плотную бумагу, посмотрел купюру на свет, проверяя на месте ли водяной знак. Потом вытащил из заднего кармана потёртых джинсов лупу и стал скрупулёзно рассматривать портрет американского президента на лицевой стороне бумажки.

– Да всё нормально, братан, что смотришь... Фирма веников не вяжет, – сам всю ночь сегодня печатал, – выдал дежурную шутку Сашка.

Верзила не оценил его остроумия и с серьёзным видом продолжил изучать купюры Сашки. Когда все степени защиты были проверены, он торопливо спрятал «баксы» в барсетку, из другого отделения вытащил пачку отечественных рублей. Не спеша, слюнявя пальцы и ощупывая каждую бумажку, чтоб не передать лишнего, отсчитал нужную сумму.

– Возьми, мужик, можешь не пересчитывать, точно, как в аптеке, – сказал Истомину. – Приходи ещё, я на этом же месте каждый день.

– Ладно, бывай!

 Сашка спрятал деньги и быстро пошёл прочь, не оглядываясь. Первым делом нужно было вновь заплатить за стоянку, где он оставил добытые у бандитов «Жигули». Он не терял надежды когда-нибудь использовать машину в своих целях или, в крайнем случае, – продать на запчасти, если подвернётся подходящий покупатель... Не доходя нескольких десятков метров до стоянки, у него вдруг тревожно заныло сердце, и он интуитивно почувствовал опасность. Но вопреки предупреждению внутреннего голоса, всё-таки продолжил путь. Выйдя на открытое место между домами, откуда автомобильная стоянка была как на ладони, Сашка вдруг заметил каких-то черноволосых парней, крутившихся возле его «Жигулей». У въезда на стоянку хищно застыло несколько запылённых джипов, возле которых тоже топтались чёрные.

«Всё, засекли, суки!» – понял Истомин и, утопив руку в правом кармане, где лежал один из пээмов, быстро пошёл обратно. Как только опасное место скрылось из виду, он со всех ног припустил к дому, в подвале которого обитал последнее время. До него было несколько кварталов. На полпути Сашка вдруг сообразил, что в подвал возвращаться опасно. Найдя угнанные «Жигули», бандиты наверняка прочешут всю прилегающую местность, не исключая и подвалы домов. Следовательно, нужно вообще уходить из Аксая! Выбежав на дорогу, Истомин быстро остановил первую попавшуюся попутку и попросил отвезти в Ростов. В большом городе легче было укрыться от преследователей. К тому же внешний вид у Сашки был вполне цивильный. Обитая в подвале, Сашка за неделю отъелся, привёл себя в порядок, постригся, побрился, сходил в баню. Так что сейчас и отдалённо не походил на того грязного бомжа, которого возили на левый берег убивать грузинские бандиты. Он жалел только об одном: что не успел толкануть кому-нибудь угнанную у бандитов тачку.

Раньше он обитал в исторической части города, в районе Центрального рынка. Теперь решил обосноваться на дальней окраине. Подходящим местом как раз был восточный въезд в город, куда он сейчас и направлялся. Там было много густых рощ, похожих скорее на небольшие леса, чем на городские рощи и парки. Вначале он хотел выйти возле аэропорта, но, вовремя сообразив, что здесь всегда бывает полно ментов, передумал. Попросил остановить машину за мостом, расплатившись с водителем, юркнул в зелёную чащу. Только здесь он почувствовал себя в относительной безопасности. Но нужно было ещё успеть до темна оборудовать себе берлогу. Земля в роще была относительно мягкая, чернозём, и Сашка решил выкопать пещеру.

Через всю рощу, по дну глубокого обрывистого оврага с осыпающимися берегами, протекал мелководный, грязный ручей или небольшая речка. Лучшего места, чем крутые берега ручья и желать нельзя. Сашка отошёл на приличное расстояние от края рощи, цепляясь за корневища деревьев, спустился на дно оврага. Это было как раз то, что надо! С верху его совершенно не было видно. Правда, с противоположной стороны всё как на ладони, но это не беда. Можно замаскировать лаз в пещеру валежником и для безопасности сделать запасной выход.

Прикинув всё это, Сашка Истомин разделся до трусов, чтобы не выпачкать одежду, вытащил нож, и, помогая себе левой рукой, принялся копать нору. Почва была рыхлая, рассыпчатая и поддавалась легко, так что он за какой-то час выкопал длинный узкий коридор, ведущий вглубь берега. Здесь же перекурил, скорчившись в три погибели, отдохнул и вновь взялся за дело. Вырытую землю он насыпал в майку и волоком оттаскивал к выходу. Ещё через два часа он значительно углубил и расширил лаз, начал копать пещеру. Сашка спешил, стараясь закончить работу до темноты. Хотя основная часть строительства была уже сделана, и место для ночлега у него имелось.

 Сашка вскоре почувствовал дикую усталость, к тому же он проголодался, как волк, и умирал от жажды. Пить из грязного, вонючего ручья он не решился и, бросив работу и одевшись, вылез наверх. Там он ножом нарезал длинных веток с деревьев, сложил их огромной кучей на краю обрыва, чтобы приметить место. Пошёл по берегу ручья к выходу из рощи. Он плохо ориентировался в этой местности, к тому же была уже ночь, и Сашка шёл наобум, надеясь выбраться на дорогу. Там можно остановить машину и доехать до ближайшего дежурного коммерческого ларька. Неожиданно внимание его привлёк какой-то неясный шум в глубине рощи, как раз по направлению его пути. Сашка насторожился и замедлил шаг. Рука машинально потянулась в карман за пистолетом.

Он с опаской сделал ещё несколько шагов, стараясь ничем себя не выдавать, то и дело останавливался и прислушивался. До рези в глазах всматривался в темноту впереди. Звуки голосов и шум какой-то борьбы усилились. Сашка отчётливо различил угрожающий мужской бас и приглушённый девичий голос, пытавшийся звать на помощь. Голос то и дело прерывался, как если бы девушке зажимали рот. Сашка всё понял: впереди вершил своё чёрное дело насильник или насильники. Может быть, даже сексуальный маньяк вроде знаменитого Чикатило!

 Сашка вытащил из кармана пистолет, передёрнул затвор, и крадучись, на цыпочках направился к месту, откуда доносились голоса. По мере приближения шум впереди усиливался. Осторожно раздвинув ветки, Сашка увидел фигуру мужчины, привязывавшего к дереву девушку-подростка. Рот её был заткнут кляпом, глаза завязаны. Она была без юбки и трусов, из разорванной блузки выглядывали небольшие белые груди. Девочка мотала головой, мычала и плакала. Это злило мужчину. Связав ей сзади руки, он принялся срывать с жертвы остатки одежды. Когда она осталась без ничего, выломал длинный гибкий прут и ударил её несколько раз со всей силы. Бил, не разбираясь, – куда попало. На груди и животе девочки сейчас же появились кровавые рубцы, она забилась и задёргалась ещё сильнее. Это, видимо, доставило животное наслаждение маньяку. Он стал хлестать девочку по голым ногам, по бёдрам, норовя попасть по лобку. Потом отбросил прут, вытащил зажигалку и, чиркнув ею, поднёс тонкий язычок пламени к волосам на её лобке. Ещё мгновение и волос бы вспыхнул, причинив девочке ужасные страдания.

 Сашка понял, что дело идёт к развязке и медлить нельзя. Он стремительно подбежал сзади к мужчине и что есть силы ударил его тяжёлой рукояткой пистолета по голове. Маньяк охнул и, выронив зажигалку, рухнул как подкошенный к ногам Сашки. Земля под его затылком мгновенно почернела от крови. Мужчина дёрнулся последний раз и затих. Истомин понял, что перестарался. Нагнувшись, он приложил ухо к груди маньяка: сердце, увы, не билось. Мужчина был мёртв!

– Вот, блин, угораздило меня ввязаться, – горько посетовал Сашка. Спрятал в карман пистолет и принялся торопливо обыскивать труп мужчины. Нашёл складной перочинный нож, верёвочную петлю, немного денег. В стороне увидел небольшую спортивную сумку, раскрыв молнию, обрадовался. В сумке были продукты, пластиковая бутылка с каким-то газированным напитком, поллитра водки. Сашка схватил газировку и тут же с жадностью стал пить, опорожнив сразу наполовину. Отломил от круга большой кусок копчёной колбасы, стал торопливо есть, продолжая рыться в сумке. Нашёл пластиковые стаканчики, откупорив бутылку, налил себе водки. Крякнув, с удовольствием выпил.

Привязанная к дереву девочка притихла, не понимая, что происходит, со страхом прислушиваясь к странным звукам. Истомин, наконец, вспомнил о ней, оставив трапезу, подошёл к дереву и перерезал ножом верёвку. Развязал глаза и вытащил изо рта тряпку. Девочка с ужасом взглянула на него, перевела затравленный взгляд на лежащего на земле маньяка.

– Не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю, – предупредительно поднял руку  Сашка. – И этот больше тебя не тронет, я его того... порешил, бля.

Девочка торопливо закивала головой, давая понять, что она благодарна своему спасителю и бояться не будет. Спохватившись, ойкнула и зажала ладонями свои маленькие обнажённые груди. Сашка кинул ей остатки изорванной блузки, и девочка натянула её на себя, пытаясь скрыть под этими лохмотьями наготу.

– Ты давай, помоги мне, слышишь, – попросил её  Сашка. – Этого чёрта закопать нужно!

Он поманил её за собой, спустился на дно балки к ручью, вручил перочинный нож, найденный у маньяка.

– Будем копать могилу здесь. Сможешь? – спросил он её.

– Смогу, конечно, – торопливо заверила девочка и тут же приступила к делу.

 Сашка стал копать рядом...

Перед тем как сбросить труп в вырытую яму, Истомин снял с него вещи, передал девочке.

– Возьми, одень пока это, а завтра что-нибудь придумаем.

Девочка повиновалась, торопливо натянув на себя измятую, явно великоватую ей, одежду маньяка. В ней она стала выглядеть смешно и нелепо. К тому же штаны спадали, и она всё время придерживала их руками.

– Утром можно мою юбку поискать и трусы с лифчиком, – сказала она. – Этот их вон там, за теми кустами бросил.

– Поищем, – согласился Сашка. Взял труп за ноги и, подтащив к краю могилы, небрежно сбросил вниз. – Ты давай, это... засыпай.

Когда дело было сделано, он походил на верху, оглядывая место. Ногами затёр пятна крови на земле, подобрал перерезанную верёвку у дерева. Передал девочке спортивную сумку убитого маньяка.

– Пошли!

– Куда? – испугалась девочка.

– Со мной... Не пойдёшь ведь ты в таком виде домой, – резонно сказал Истомин. – Переночуешь в моей «квартире», а утром поищем твою одежду, сейчас вряд ли что найдём.

– У меня вообще-то нет дома, – сказала она, направляясь вслед за Сашкой.

– Бродяжка, что ли? Беспризорная? – поинтересовался Сашка.

– Нет, трассовая, – призналась девочка.

– А зовут тебя как?

– Меня не зовут – сама прихожу, – пошутила та.

– А всё-таки?..

– Мариной.

– А меня Сашкой. Будем знакомы, значит.

 Истомин привёл её в свою пещеру. Здесь было темно и тесно, но уютно. Он взял у неё спортивную сумку, достал оттуда бутылку водки, стаканчики, колбасу, нарезной батон.

– Ты выпьешь чуть-чуть, Маринка? – спросил Сашка, наливая в пластиковый стаканчик водки.

– Давай, – протянула руку девчонка. Выпив, она хорошо закусила, видно, была голодна. Попросила сигарету. – Спасибо тебе, Сашка! Если бы не ты – зарезал бы меня этот урод и в речку бросил.

– Хорошо, если б только так, – сказал Сашка. – Как бы похуже чего не придумал, отморозок... Издевался бы над живой, – сколько таких случаев было!

Марина вскоре заснула, утомлённая пережитыми злоключениями. Сашка не стал её тревожить, хоть соблазнительные мысли были. Но он решил подождать до завтра, всё равно она никуда от него не денется.

Утром, едва рассвело, Сашка разбудил Маринку и они, похмелившись остатками водки, вернулись на место убийства маньяка. Истомин вновь скрупулёзно обследовал всё вокруг, уничтожая замеченные улики. Спустился в балку, где они вчера закопали труп, забросал сухими ветками свеженасыпанную землю на могиле. Тем временем Маринка, облазив на четвереньках все кусты, отыскала свою юбку и изорванное бельё. Тут же, не стесняясь Сашки, сбросила брюки насильника, натянула на бёдра трусики и коротенькую юбочку.  Истомин залюбовался её стройными ножками, многозначительно присвистнул.

– Красивая ты, Маринка!

– Что, трахнуть меня хочешь, да? – засмеявшись, ляпнула вдруг девчонка. – Что ж вчера не попросил? Я бы дала.

 Сашка смутился.

– Кто ж знал... К тому же спала ты вчера после ста граммов...

– Ну и что тут такого? Меня, бывало, и спящую шофера трахали... Во все дыхательно-пихательные!

 Сашка понял тонкий намёк и приблизился вплотную к девчонке. Рука его трепетно шмыгнула ей под юбку, нащупала тугую резинку трусиков, с силой решительно потянула её вниз. Маринка помогла ему, сбросив трусы. Легла на траву, широко разбросав ноги, задрала высоко юбку. Сашка узрел маленький, по детски почти голый лобок, крохотное отверстие влагалища. Член его сразу же встал на всю длину, Сашка вытащил его через ширинку.

– Ни фига себе у тебя палка! – с восхищением сказала девчонка. Потёрла пальчиками верхнюю часть влагалища, нащупывая клитор.

 Сашка лёг рядом с ней на траву, стал целовать в губы, потом переместился ниже. Расстегнув пуговицы мужской рубашки, принялся облизывать её соски, враз набрякшие под его языком. Маринка вздрогнула, выгнулась дугой и сладостно застонала. Сашка сполз по её хрупкому телу ниже и заработал горячим влажным языком по влагалищу, целовал её пальцы, массирующие клитор. Она по-взрослому обхватила его руками за голову, принялась ласково гладить по волосам, плотнее прижимать его лицо к своему телу.

– Да, да, дорогой! Так... Ещё, пожалуйста! Ещё... Глубже войди. Да! Да!.. Мне хорошо с тобой, милый! – шептала она частой скороговоркой, как опытная секс-бомба в американском порно-фильме.

Удовлетворив её языком, пока она, забившись в экстазе, не кончила, Сашка приступил к традиционному сексу. Такого маленького влагалища он ещё не встречал и вначале даже испугался, как бы что-нибудь там не порвать. Осторожно, по миллиметру, он вводил в неё свой огромный, вставший член. Чувствовал, как плотно обволакивает его горячая, нежная мякоть её, истекающего любовными соками, влагалища. Маринка подавалась навстречу ему всем телом и страстно стонала, осыпала обжигающими поцелуями его лицо, шею, руки. Сосала его пальцы. Сашка качнул ещё несколько раз членом внутри её тесного, узкого влагалища и сам зарычал от страсти, чувствуя, что неудержимо кончает. Они обхватили друг друга руками, крепко прижались телами, покатились по траве, извиваясь в сладких конвульсиях. Они кончили одновременно и через несколько секунд – уставшие, но довольные – в изнеможении откинулись на траву, широко разбросав руки и ноги.

– Никогда ещё мне не было так кайфово, как с тобой! – признался  Сашка.

– То ли ещё будет! – многозначительно пообещала Маринка.

 Сашка в этот же день пошёл на Колхозный рынок купить ей кое-что из одежды, вместо испорченной насильником. Где находится рынок ему обстоятельно объяснила Маринка, хорошо знавшая этот район. Сашка купил у одной старушки, торговавшей подержанным, старым, доперестроечным тряпьём, женскую кофточку. У пожилого седого армянина выторговал  бэушные кроссовки. Заметив продававшего бутылочное пиво парня в белой заграничной панаме, почувствовал смертельную жажду и стал в очередь. Взяв пару бутылок «Волжанина», отошёл в сторону, чтобы насладиться прохладной влагой. Поставил бутылки на небольшой столик возле шашлычной. И тут его неожиданно окликнули из толпы:

– Сашка, блин! Истома!.. Привет, братан!

 Сашка чуть не поперхнулся пивом от неожиданности и метнул испуганный взгляд на окликнувшего его человека...                                            

 

                                                                                   9

Начальник районного отдела милиции с утра вызвал на ковёр капитана Кобелева, который руководил убойным отделом. Устроил ему грандиозный разнос. Проходившие в это время по коридору оперативники и молодые девчонки-следовательши затыкали уши. Из кабинета начальника доносился отборный русский трёхэтажный мат.

– Три трупа за один день!.. – кричал в бешенстве подполковник Буков. – Плюс двое раненых сотрудников, причём один серьёзно... Ты понимаешь, Кобелев, что это такое в конце квартала? Это же, твою мать, три уголовных дела, из которых вряд ли хоть одно раскроем до конца года!

– Один, чёрный, не в счёт – это бандит из группировки Сухаря, – оправдывался оперативник.

– А на Сухаря, думаешь, не надо дело заводить, бля? – вскрикнул в ярости подполковник Буков. – Не его ли люди бойцов из патрульно-постового батальона завалили?

– Не советую я вам связываться с Сухарём, – подал голос капитан Кобелев. – У него кругом свои люди, даже в городском управлении.

– Не пугай, пуганные, – сердито сказал начальник. Задумчиво побарабанил пальцами по столу. – У тебя больше никаких заявлений нет?

– Никаких, – отрицательно качнул головой оперативник.

– Насчёт ночного происшествия выяснил? – продолжал расспрашивать Буков. – Кто замочил Серебрякова?

– Это дело проще пареной репы, товарищ подполковник, – ответил капитан Кобелев. – Следственные действия, экспертиза – проведены. Пуля, извлечённая из тела Серебрякова при вскрытии, аналогична тем, что были в обойме пистолета Кащеева. Гильза так же найдена на месте происшествия – всё один к одному с другими гильзами из его пистолета. Свидетели, а также дочь потерпевшего по фотографии покойного Кащеева в один голос опознали убийцу Серебрякова. Других нападавших не было, так что дело можно смело закрывать, ввиду смерти главного и по ходу единственного обвиняемого.

– Что ж, логично, – согласился начальник. – Зато теперь нам предстоит найти убийцу самого Кащеева, а он, как ты сам знаешь, из банды пресловутого Сухаря!

– Будем работать, – неопределённо пожал плечами Кобелев.

Тут начальник раскрыл лежавшую перед ним на столе папку и протянул оперативнику какой-то листок.

– И вот это посмотри, мне кажется, это звенья одной цепочки.

– Что это? – сухо осведомился капитан Кобелев.

– Заявление директрисы «Восхода» о драке в ресторане, – пояснил начальник.

– Но это же не по моей части, – скривился начальник убойного отдела, отодвигая бумагу.

– Посмотри, посмотри, капитан, это тебя касается! – приказал начальник. – Одна из официанток утверждает, что у хулиганов славянской внешности был пистолет. А это уже попахивает криминалом!.. Убийство Кащеева произошло на следующий день после драки в ресторане... Как ты думаешь, не причастны ли к убийству хулиганы, устроившие драку в «Восходе»? Ведь Кащеева завалили совсем недалеко оттуда!

– Проверим, – согласился с доводами начальника оперативник.

Выйдя из кабинета начальника, он тут же собрал на планёрку сотрудников своего отдела. Пришли все, за исключением двух человек, находившихся на задании. Кобелев, вкратце описав ситуацию, присовокупив пару ласковых из лексикона подполковника Букова, приступил к постановке конкретных оперативных задач:

– Старший лейтенант Оншин, – займёшься расследованием обстоятельств дела по убийству гражданина Кащеева. Проверь его связи, знакомства на предмет принадлежности к каким-либо криминальным группировкам. Поговори с участковым. Особое внимание обрати на лиц, ранее судимых, отбывавших срок в местах лишения свободы, а также на бывших афганцев, то есть, солдат и офицеров запаса, выполнявших интернациональный долг в демократической республике Афганистан. Эти ребята сейчас толпами повалили в криминальные группировки: вовсю занялись рэкетом, исполнением заказных убийств... Короче, ты меня понял. Один справишься или дать помощника?

– Дайте, если можно, – попросил  лейтенант Оншин.

– Хорошо, помогать тебе будет капитан Пенькова, – сказал Кобелев. – Можете сразу же браться за дело, я вас больше не задерживаю.

Когда Оншин с Пеньковой вышли, начальник поднял следующего сотрудника:

– Лейтенант Носовец, тебе поручается не менее ответственное задание: недавняя драка в ресторане «Восход»... У нас есть оперативная информация, что это не просто спонтанная хулиганская выходка неких случайно собравшихся лиц, а умело спланированная и хорошо проведённая бандитская акция, целью которой было ограбление ресторана. Лишь по чистой случайности ограбление сорвалось: вовремя подоспели сотрудники патрульно-постовой службы на двух «газиках»... Ты, Носовец, так же проверь и выясни, не причастна ли так же группировка, пытавшаяся ограбить «Восход», к убийству Кащеева. А главное – узнай, что это за бандгруппа? Каков состав? численность? вооружение? дальнейшие цели на перспективу? В общем, предоставь исчерпывающую информацию.

...Поставив оперативную задачу сотрудникам отдела, капитан Кобелев остался в кабинете один. Закурив сигарету, в задумчивости уставился в окно. На улице накрапывал мелкий дождь, горожане, раскрыв зонты, спешили к трамвайной и автобусной остановкам. На душе было отчего-то тоскливо и пакостно. Хотелось напиться. Он позвонил участковому Ерохину, в чьём ведении был интересующий его район. Как раз на участке Ерохина убили Серебрякова.

– Привет, Семёныч! Это Кобелев на связи, – глухо сказал он в трубку. – Ты какие меры предпринимаешь по убийству Серебрякова?.. Соседей опросил? Хорошо... Что-нибудь новое всплыло? Что?.. Потерпевший сопротивлялся, свидетели показывают?.. Был пьян? Сам напал на убийцу?.. Во, блин!.. Хорошо, разбирайся. Приблатнённые компании пошерсти, алкашей, наркомов, бродяг в роще у самолёта... Действуй, короче, Семёныч, согласно инструкциям.

Капитан устало бросил на аппарат трубку, подошёл к сейфу, гремя ключами, открыл его и вытащил неполную бутылку водки «Белый орёл» и полторашку местной минералки «Аксинья». Плеснул себе полстакана, поколебавшись, налил ещё граммов пятьдесят, громко выдохнув воздух, выпил водку. Жадно припал к бутылке с минералкой...

 

                                                                       10

Сашка Истомин с опаской глянул на окликнувшего его человека и в тот же миг лицо его осветила радостная улыбка: он узнал в подошедшем своего однополчанина по Афганистану Витьку Колмагорцева.

– Сколько лет, сколько зим, Витёк! – заключил он в объятия сослуживца. Тот тоже обнял его, похлопал руками по спине.

– Здоров, братан! Не ожидал тебя здесь встретить... Ты каким ветром сюда?

– Попутным, Витёк, попутным... Потом всё расскажу, – говорил  Сашка, беря со столика бутылку. – Пиво пить будешь? Угощайся.

– Да я не один – с ребятами, – кивнул Джигит на подходивших к столику Вора и Костомаху.

– Ну, тогда я и им пива возьму, – полез в карман за деньгами Сашка Истомин.

– Не дёргайся, братан, сами всё принесут, – остановил его Витька  и поманил пальцем парня, продававшего пиво. – Эй, чувак, иди-ка сюда.

Тот, бросив товар, сейчас же подбежал к их столику.

– Принеси-ка нам по паре бутылок холодненького, – властно приказал Джигит.

– Я не от себя торгую, от хозяина, – замялся парень.

– Хозяину скажешь – я взял! Давай живей пиво, у нас трубы горят, – сказал Витька.

Парень сбегал куда-то и притащил восемь запотевших, видно только из холодильника, бутылок.

– Ты шашлык хавать будешь, Сашка? – поинтересовался Джигит.

 Истомин в растерянности развёл руками.

– Если угощаешь, не откажусь.

– О чём базар, конечно, угощаю, – сказал Витька и кивнул одному из своих приятелей. – Костомаха, не в падлу, скажи Армэну, чтоб клёвых шашлыков сварганил. Он это умеет, если постарается.

– Ты, как я посмотрю, крутым стал, Витёк, – с восхищением сказал Сашка. – Базар держишь?

– Не весь ещё, но пытаемся прибрать к рукам, – ответил Джигит. – Здесь раньше хачики, блин, хозяйничали. Мы теперь помаленьку их вытесняем, но некоторые торгаши упираются, не хотят нам платить. Говорят, что платят уже Вахтангу... Вот и Армэн, шашлычник, поначалу залупился, пока мы ему горящий мангал на голову не надели. Теперь отстёгивает капусту как миленький, и грев регулярно даёт, когда не попросишь... Золотой человек, бля, стал. Зря только последних волос на лысине лишился!

Они попили пива, съели принесённые Армэном шашлыки. Вразвалочку, сытые и довольные, пошли прогуляться по Колхозному рынку. Ребята Витька по-хозяйски, оценивающе разглядывали свои будущие владения, прикидывали, что ещё можно прибрать к рукам. Они не видели как Армэн поспешно выскочил из шашлычной, подбежал к ближайшему телефону-автомату и набрал номер...

Через полчаса, нагулявшись по рынку, они направились к выходу. Там их уже ждали. Толпа плечистых, черноволосых парней человек в пятнадцать топталась возле нескольких джипов и отечественных «Нив». Бойцы курили, громко переговаривались на своём гортанном наречии, помахивали короткими цепями и кусками металлической арматуры. Кое у кого на правой руке был кастет.

– Во, блин, попали! – удивлённо протянул Джигит и успел только шепнуть Костомахе, чтоб тот по любому прорвался на Берберовку и привёл подмогу.

Увидев берберовцев, люди Вахтанга тут же набросились на них, и закипела жаркая схватка. Костомаха, уворачиваясь от так и сыпавшихся на него со всех сторон жестоких ударов, сам метко бил противников кулаками. Неумолимо прорывался сквозь густую толпу нападавших. От него не отставал Джигит, страхуя товарища со спины. Он умело ставил руками блоки, бил грузинских парней и с правой и с левой, профессионально орудовал ногами, так что несколько неприятельских бойцов уже корчились на земле. Отобрав у одного из них тяжёлую цепь с крупными стальными звеньями, он намотал её на руку и, со свистом рассекая воздух, стал бить нападавших. Благодаря помощи Джигита Костомаха вскоре выбрался из свалки и со всех ног помчался на Берберовку за своими.

Сашка Истомин так же вспомнил всё, чему его учили в спецназе в Афганистане. Бросив пакет с купленными для Маринки вещами, чтобы не мешал, он кинулся в самую гущу нападавших. Высоко подпрыгивая, поражал грузинских бойцов ногами в грудь или в подбородок. Ловко встав на ноги, бил других кулаками, либо, раскрутившись, как юла, словно японский ниндзя, с громким криком рубил ребром ладони по шее или по горлу. Неприятельские бойцы так и отлетали от его жестоких молниеносных ударов, и многие уже не поднимались. Только Вору пришлось туго. На него навалилось трое, и пока он отбивался от двоих грузин, третий врезал его арматуриной по голове. Вор, обливаясь кровью, упал под ноги дерущимся. Джигит, увидев это, быстро пробился к месту его падения, подхватил дружка за шиворот левой рукой и потащил к ближайшему торговому павильону. При этом правой рукой продолжал раскручивать над головой цепь, не давая приблизиться грузинам.

– Сашка, Истома, – давай, бля, сюда. Вора замочили нахер! – позвал он своего сослуживца.

 Сашка сейчас же пробился к нему на выручку, уложив по пути ещё пару человек. Но всё равно численный перевес был на стороне противника. Грузины наседали толпой, не давая им отдышаться. Истомин уже получил несколько ощутимых ударов железным прутом: у него была рассечена бровь, перебита ключица. Досталось и Витьке Колмагорцеву, – он поминутно сплёвывал кровавые сгустки, ощупывая языком пустоты на месте выбитых зубов.

Подмога всё не приходила, и Джигит с Сашкой стали сдавать. Вор вообще, лежал постанывая, под ларьком. Держался рукой за разбитую голову. У Сашки Истомина, после одного из ударов, брызнули из глаз искры. Он злобно выругался и выхватил из-за пазухи пистолет.

– Назад, уроды! Не подходи! Всех, блин, замочу! – закричал он и выстрелил несколько раз под ноги нападавшим. Грузины отхлынули.

– Всё, Витёк, теперь делаем ноги! – крикнул Сашка сослуживцу и перебросил ему в руку второй пистолет. – Держи, братан, пушку!.. Берём парня.

Они быстро подхватил Вора под руки и, потрясая пистолетами, бросились в ближайший переулок. В спину им загремели выстрелы. Это открыли огонь пришедшие в себя грузины. Били не только из пистолетов, но и из укороченных десантных акээсов. Одна пуля попала в плечо Сашки Истомина, другая – в ногу и без того еле двигавшегося Вора. Он, вскрикнув, страшно заматерился, попытался вырваться из рук товарищей, но те не дали. Сашка, превозмогая страшную боль в плече, как будто его проткнули раскалённой до красна железкой, обернулся и метко выстрелил в ближайшего грузина. Пуля клюнула нападавшего прямо в лоб и тот рухнул на землю как подкошенный. Сашка снова нажал на спусковой крючок – и, взмахнув руками, упал второй боевик. Остальные в испуге отхлынули, поспешно попрятались за машинами. В них наугад выпустил несколько пуль Джигит, но ни в кого не попал.

Они быстро добежали до перекрёстка и свернули налево.

– Куда теперь? – спросил у Джигита Сашка, морщась от острой боли в пробитом пулей плече.

– А хрен его знает, братан, – пожал плечами Витька. – Подальше отсюда и от ментов, а там видно будет.

– Тогда пошли ко мне в рощу, – предложил  Истомин. – Тут совсем недалеко, где самолёт на пьедестале стоит, знаешь?

Джигит кивнул головой и они втроём, петляя и заметая следы в кривых берберовских переулках, направились к самолёту. Они не пошли напрямик, а чтобы сбить с толку возможных преследователей, сделали огромный крюк. Буквально таща на себе Вора, вышли на первый посёлок Орджоникидзе, миновали его и, добравшись до железной дороги, направились по насыпи в сторону посёлка Фрунзе. Вскоре показался автомобильный мост. Нырнув под него, они наконец-то оказались в нужном месте. Прошли ещё несколько метров, углубились в рощу и сделали, наконец, привал. Попадали в изнеможении под деревья.

Отдышавшись, Сашка решил заняться своим плечом. Быстро сбросил с себя кожаную куртку и рубашку, разорвав на полосы чёрную майку, попросил Джигита перевязать рану. Пуля прошла навылет, и это немного успокоило Истомина. После они вдвоём перевязали голову и ногу Вору. У того выходного отверстия в ноге не было, возможно, пуля застряла в кости, а это уже дело серьёзное. Аркаша Вор едва мог двигаться.

– Ничего, братва, двоих я уложил конкретно, больше не встанут! – похвастался Сашка, поднимаясь на ноги.

Они вновь подхватили ослабевшего от большой потери крови Аркашу и продолжили путь по роще. Джигит неожиданно упрекнул сослуживца:

– Зря ты это сделал, Сашка. Это люди Вахтанга, известного воровского авторитета. Убийства он нам не простит, а это – война! Колян, бригадир наш, к войне с ворами ещё не готов. Да и пацанов у нас мало, а стволов вообще – кот наплакал. С твоими – всего четыре или пять «волын»! Во какие дела, братан...

– А что же, лучше чтобы чёрные нас замочили? – резонно спросил Истомин. – Нет уж, уволь. Я задаром подставлять свою башку не намерен. Не за тем я в Афгане свою и чужую кровь проливал... Буду мочить каждого, кто поднимет на меня руку!

– Ты чем вообще после Афгана занимался? – всё ещё тяжело дыша, поинтересовался Джигит.

– Да я в Афгане не до конца был, знаешь... – замялся Сашка. – Там история одна вышла...

– Это когда тебя от нас под Кандагар перебросили? – спросил Джигит.

– Ага. С ротным я по пьяни поцапался, дал ему по башке. Ну, меня сразу под трибунал и – в Союз, на ударные стройки коммунизма... Пять лет на хозяина отпахал.

– Не хило, – присвистнул Джигит. – Мне и то трояк всего влепили.

– Да мне ещё измену советской родине приплели довеском, – сказал Сашка. – Я солдат, ребятишек наших, духам сдаться подговаривал.

– А на фига? – удивился Джигит.

– А чтоб зазря за товарища Брежнева и всю его кремлёвскую кодлу братишки головы свои не ложили, – зло процедил Истомин. – Им, этим кремлёвским бандитам, выход в Индийский океан нужен был, лишняя провинция к Советскому Союзу, новые толпы бессловесных рабов для гулагов, «Ростсельмашей», колхозов и прочей фигни, а мы подыхать за них должны были?

– Это политика, брат... На хера нам политика? – положил ему руку на плечо Джигит. – Что мы солженицыны, что ли?..

– То-то и оно, – согласился Истомин. – Как только Солженицына или какого-нибудь еврея-диссидента по политике закроют, – так сразу на Западе иностранные Голоса на весь мир хай поднимают... Нарушение прав человека! Произвол, блин, и – всё такое-прочее... А как нашего брата, русака, повяжут, так хоть трава не расти... Всем Голосам до фени.

– После зоны что делал? – продолжал расспрашивать Джигит. – Небось, по политике поканал? В народный фронт или ещё куда... В демократический Союз к Новодворской?  

– Бомжевал я, – признался  Сашка.

– Что так?

– Да дело прошлое... Жена мне изменила, – я ведь после лагеря обженился, ещё мать живая была, – горько заговорил  Истомин. – Ну, прописал, дурак, жену в материной хате, а тут мамаша возьми вскорости да и помри. Ну, я с горя-горького и забухал. За пьянками-гулянками не заметил, как супруга хахаля себе на стороне завела. Я, конечно, поучил её пару раз, да что толку. Насильно, как говорится, мил не будешь... В общем, подала она, стерва, на развод и на раздел имущества. Родительский дом – большой, четырёхкомнатный – продали, я себе коммуналку захудалую на Шаумяна купил. Бухать стал по-чёрному, как перед пропастью... работу долго не мог найти. А тут бабёнка одна ушлая подвернулась, – риэлтерша, блин, из фирмы недвижимости. Наобещала золотые горы, дом хороший в колхозе, работу механизатором, «Москвича» не старого в придачу. В общем, не хило проехалась по ушам, а потом развела по полной программе. Водку каждый день покупала, один раз даже переспала со мной, ну и я, блин, подписал однажды по пьяни какие-то бумаги. Оказывается – смертный приговор себе подписал! Приехали наутро крепкие парни из фирмы, посадили на якобы моего «Москвича» повезли смотреть домик в деревне. Завезли хрен знает куда за сто вёрст от города, остановились в укромном месте: кругом степь, да степь. Кричи, не кричи – хрен кто услышит! Достали парни из багажника бейсбольные биты ну и стали меня ими конкретно рихтовать. Я попробовал махаться, да куда мне против четверых «шкафов» с битами. К тому же пьяный ещё был, еле на ногах с бодуна держался. Наверно, эта тварь, риэлтерша грёбаная, мне чего-то в стакан подсыпала... Клофелина, может? Короче отметелили они меня до полусмерти и бросили подыхать в степи. Хорошо, хоть ножом не пырнули, подумали, видать, что сам вскоре дойду, а труп бродячие собаки схавают. Я, блядь, только к утру в себя пришёл, ещё сутки потом  в балке у воды отлёживался – «шкафы» мне, видать, все внутренности бейсбольными битами поотбивали. Дикий чеснок в степи рвал, тем и питался. Поначалу только ползти мог, на вторые сутки кое-как на ноги стал подниматься. Ящериц ловил и на костре жарил, – у меня коробок спичек ещё оставался. Так и жил... Когда через неделю до Ростова добрался, – уже настоящим бомжем стал: морда небритая, вся в шрамах и ссадинах, вместо одежды – лохмотья.

Риэлтерши той паскудной, как и следовало ожидать, и след простыл, фирмы по продаже недвижимости – тоже. В моей коммуналке на Шаумяна – другие хозяева. Один новый русский скупил весь этаж и отгрохал там настоящие хоромы с евроремонтом и прочими баснословно дорогими прелестями буржуазной жизни! У меня – ни документов, ни денег, ни крыши над головой, ни родственников в городе, ни семьи, – вообще ничего! Человек без будущего, блядь! Никому не нужное существо, хуже собаки, потому что некоторые собаки сейчас, у тех же новых русских, – как сыр в масле катаются! А кому был нужен я, бывший спецназовец, не умеющий в жизни ничего, кроме как убивать духов? Я ведь даже воровать не умел... Вот и пришлось просить милостыню в переходах, подрабатывать грузчиком, где придётся, рыться на помойках.

– Ты чё, братан, на помойках с твоими способностями?! – присвистнул от удивления Джигит. – Ты же в роте лучшим стрелком был... Да и сейчас, как я убедился, профессиональному снайперу не уступишь! Здорово ты тех двоих у Колхозного рынка срезал: два выстрела – два трупа...

– Кому это нужно, – горько посетовал Сашка Истомин.

– Балда, ты же можешь профессиональным киллером заделаться, – пояснил Витька Колмагорцев. – Киллеры сейчас знаешь, какие бабки зашибают!..

– Какие? – заинтересовался  Сашка, останавливаясь и закуривая одной рукой. При этом он продолжал поддерживать израненное тело Вора.

– Тысяч по десять зелёными, а то и больше, в зависимости от клиента, – авторитетно заявил Джигит. – Мелкие сошки, естественно, тысяч на пять потянут. А если, к примеру, завалить авторитетного вора из старых, либо какого-нибудь нового русского, – директора крупной фирмы или завода, – то можно заработать и кусков двадцать. А это целое состояние, – я не прав, братан?..

– Тебе виднее, – пожал плечами Истомин.

Раненый Вор молчал, изредка постанывая и скрипя зубами от боли. Напомнило о себе простреленное плечо и Сашке.

– Витёк, как только доберёмся до места, ты живо чеши к своим ребятам за лекарствами, – сказал он Джигиту. – Йод, бинты, противоспалительное... А этого пацана вообще в больничку надо, на операцию. Пулю из ноги извлекать.

– Коляну скажу, разберётся, – уклончиво ответил Джигит.

Они привели Вора к обрывистому краю балки, Сашка вполголоса окликнул Маринку.

– Принимай гостей, хозяйка!

Когда та выползла на зов из пещеры, где отлёживалась без дела всё утро, они уже осторожно спустили Вора вниз. Девчонка, увидев перевязанное плечо Сашки, испугалась.

– Ты ранен, слушай?.. А это что за люди?

– Мои знакомые, – ответил Сашка.

Втроём они затащили раненого в пещеру. Джигит сейчас же ушёл за своими. Сашка, вытащив пистолет, проверил, сколько осталось патронов в обойме: патронов было не густо.

– Классные кроссовки и кофточку тебе на базаре купил, да во время драки потерял, – посетовал он. – Сослуживца по Афгану встретил, – он с ребятами на Колхозном рынке порядок наводил, – на них чёрные отморозки набросились, ну и пришлось малость помахаться...

– Опять кого-нибудь замочил? – спросила Маринка. – Патроны зачем считаешь? Стрелял в кого?

– А ты догадливая, – усмехнулся Истомин.

Вскоре вернулся Джигит и с ним человек пять парней: армян и русских. Среди них  Сашка узнал уже знакомого Костомаху. Они принесли бинты и лекарства. Истомину сейчас же сделали обезболивающий укол, залили рану йодом. То же проделали и с Вором. Двое пацанов осторожно вытащили его наверх, и повели к шоссейной дороге, где ждала машина. Его решили везти в частную клинику, где было хоть дороже, зато не задавали посторонних вопросов. К Сашке подошёл главный и, протянув крепкую, узловатую руку, представился:

– Кадук.

Едва услышав фамилию, Сашка обрадовано воскликнул: – Здорово, братан! Не ожидал здесь тебя увидеть. Мне за тебя много хорошего рассказывали…

– Ну-ка, ну-ка, – Кадук внимательно вгляделся в землистое от многодневных скитаний, не выбритое лицо Истомина. – Постой, брат... Что-то я тебя не припомню. Кто тебе про меня назвонил? Уж не менты ли?

– Обижаешь, начальник! – с улыбкой протянул Сашка. – Что я, стукач кумовской, что ли… Фильтруй базар! Джигит мне за тебя в Афгане трепался.

– Ну и?..

– Говорил – правильный пацан по жизни. И папаша – из уважаемых. С самими Фантомасами кентовался. Правда, одна загвоздка есть…

– Какая? – впился в него взглядом Кадук.

– Свистят, ты на зоне вертухаем служил? – напрямик брякнул Истомин.

– Это служба, брат, а службу не выбирают, – резонно ответил Колька. – Ты вон и сам – в Афгане воевал, в спецназе. Тоже – не ангел с крылышками.

– А я и не скрываю, – пожал плечами Истомин. – На войне, как на войне… Мочил духов в зелёнке.

– А я за наших всегда был, за воров, – пустился в воспоминания Кадук.

– Это на ментовской зоне? – скептически ухмыльнулся Колмагорцев, подкалывая главаря.

– А ты там был, Джигит? – недовольно зыркнул на него главарь. – Не знаешь, как я на зоне одного фраера из волыны завалил, когда в охране служил? Когда в седьмом бараке воры мочилово с беспредельщиками устроили. Я – тогда ещё за воров подписался.

– Всё помню, Кадук. Сотню раз ты уже рассказывал, – махнул рукой Колмагорцев. – Кто старое помянет, тому глаз вон... А помнишь, как мы с тобой из-за бабы поцапались? Ну, той, Надьки Чухлебовой... В парке Островского возле летнего клуба дело было.

– Помню ещё бы, – мотнул головой Кадук. – Нас тогда ещё в ментовку всей кодлой загребли. Из-за тебя, бля!..

– Нечего было быковать, Кадук, – упрекнул Виктор. – Вечно ты хотел меня под себя нагнуть, ан не тут-то вышло...

– Да, было дело... – мечтательно протянул Колька. – Помнишь, как мы «бурсаков» на Вятской мочили, у трёх училищ?

– Это когда «плуги» на твоего брата Борю наехали? – вспомнил тот случай Колмагорцев. – Вот время было... Истома, а вы с «бурсаками» у себя в районе махались? – обратился Виктор к Сашке.

– Ещё как, – хмыкнул тот. – Весь штакетник из заборов повыдирали и молодые тополя у школы на колуны поломали. Вот дрались!..

– В Афгане снайпером был? – вывел Сашку из воспоминаний хрипловатый, прокуренный голос Кольки Кадука.

– Приходилось из «Драгуновки» духов шмалять, – сказал Истомин.

– Мне Джигит всё про тебя рассказал, что ты за человек по жизни, – продолжил главарь. – Ручается за тебя Джигит. Хочет тебя в нашу компанию сосватать... Ты как насчёт этого, в натуре?..

– К вам, так к вам, у меня выбора нет, – ответил Истомин. – Только с условием: я не один...

– Баба?

– Да... Девчонка-малолетка... Здесь, в роще познакомились.

– Твоё дело, Истома... Хотя, не советую. За малолеток больше дают!

– Она это... трассовая проститутка, – признался Истомин.

– Мы все, брат, и сами не ангелы, – ухмыльнулся главарь. – В общем, жить тебе в роще не стоит. Квартиру на посёлке подыщем. Всё чтоб путём... После, думаю, найдётся и работёнка...

– Какая? – поинтересовался Сашка Истомин, однако, почти наверняка зная, – что ответит Колян.

– По специальности, брат. По специальности, – похлопал его по плечу Кадук. – Будешь и у нас стрелком, Истома... Кстати, на зоне у тебя какое погоняло было?

– Афган. Я ведь к хозяину оттуда загремел, из демократической республики, бля, – ответил Истомин.

– Неплохая кликуха. Будешь, в таком случае, и у нас Афганом. Лады? – предложил Колька.

– Хоть горшком называйте, мне по фигу, – только на печку не ставьте, – засмеялся в ответ Сашка.

 Сашку и Марину тем же вечером устроили на квартиру на Маяковском, неподалёку от Татарской балки, где был дом главаря. Жена Кольки Кадука Валентина принесла девушке кое-что из одежды. Пришедший вместе с ней младший брат главаря Боря попросил у Истомина один из пистолетов.

– Тут, Афган, тема такая, – начал он издалека. – Ты всё равно пока отдыхать будешь, рану залечивать, а нам волына понадобиться может... Ты это... дал бы пока на прокат?

– О чём базар, конечно, помогу своим ребятам! – с готовностью согласился  Истомин. – Бери пушку, братан. Пользуйся: работает, как часы!

– А вторая где?

– У Виктора.

– Джигит говорил, что ты двух чёрных из бригады Вахтанга замочил? – спросил Борис, с восхищением разглядывая пистолет Макарова, вертя его в руке из стороны в сторону.

– Да, положил пару, – кивнул  Сашка. – И до этого двух... Похоже из той же компании, кавказцев. Они меня убивать возили на левый берег.

– Ты, я гляжу – настоящий Рембо! – присвистнул от удивления Борис Кадук. – С тобой, братан, лучше не связываться!

– Жизнь довела, парень... С волками жить – по-волчьи выть! – грустно констатировал Истомин.

 

                                                                                               11

Бывший спецназовец Сашка Истомин быстро адаптировался в банде братьев Кадуков и вскоре приобрёл немалый авторитет. Его побаивались и уважали. Да и верно: он был человек отчаянный, сполна хлебнувший в жизни лиха, и терять ему было нечего. Частенько, схлестнувшись с Джигитом, они вспоминали за бутылкой своё боевое прошлое, Афганскую войну, погибших товарищей.

– Золотое время было, Витёк! – хлопал сослуживца по плечу Сашка. – Какое братство было! Какие пацаны! Как друг за дружку держались, из беды выручали, себя не жалели. Помнишь, небось: сам погибай, а товарища выручай?

– Твоя правда, дружище, – накатив сто пятьдесят водяры, отвечал Джигит. – Были, бля, раньше времена, а теперь мгновения. Раньше поднимался хрен, а теперь давление!

Маринка, малолетка трассовая, сожительница Сашки Истомина, принимавшая участие в застолье, рассмеялась при последних словах Джигита.

– Что, пацанка, веселишься? Правду говорю, не веришь? – глянул на неё Джигит. – Раньше, при Брежневе, у меня стоял – как солдат по стойке смирно перед сержантом! А сейчас, при долбанных демократах, – на полшестого... Довели, бля, народ, пидоры!

– Во, во, Джигит!.. За что кровь в Афгане лили? – поддержал тему тоже изрядно уже поддатый Истомин. – Сколько ребят классных полегло за интернациональный долг и за Советский Союз, а они в Беловежской пуще сообразили на троих и утром, с большого бодуна, долго не думая, развалили великую империю одним росчерком пера!

– Ничего, дружбан, будет и на нашей Берберовке праздник, – пообещал Джигит, разливая по стаканам остатки водки.

– Согласен на все сто, – поддакнул Истомин.

Допив водку, сослуживцы покурили. Потом Джигит достал скомканную жменю ельцинских денег, отсчитав необходимую сумму, протянул Маринке: – Пацанка, смотайся ещё за варевом, будь человеком. Пить, так пить!.. Верно я говорю, Афган?

– На халяву не пью, Витёк, а бабок своих, увы, нету, – развёл руками Сашка Истомин. – Так что, я думаю, хватит. Дождёмся лучших дней... Борька Кадук мне работёнку обещал фартовую. Снайперы, говорит, в Ростове в большой цене. Верно?

– Не буксуй, Афган, я знаю, что делаю, – отмахнулся Джигит, всучивая деньги Маринке. – Давай, пацанка, в – ларёк и побыстрее!.. Я угощаю, братишка. Мы ж с тобой оба – афганцы, кенты клёвые, а не какая-нибудь подзаборная шушера... Сегодня есть у меня бабки – я угощаю! Завтра не будет – ты меня угостишь, так я говорю?

– Так, Витёк, всё так... – кивнул головой Сашка. – Стишок такой есть, на зоне выучил:

Деревья, автомобили,
  Лягушки в пруду поют...

Сегодня меня убили,

А завтра тебя убьют!

– Классный стишок?

– Типун тебе на язык, Афган, – чертыхнулся Джигит. Давай лучше про баб... это самое... Помню до армии, при советской власти ещё, поехал я как-то на Украину к одной заочнице. По переписке познакомились, короче. Я ж тогда, при Брежневе по умняку канал, комсомолистом был, в технаре на мастака учился. Ну и подогнал мне один хохол-однокурсник адресок своей знакомой дивчины из города Черкассы. Это под Киевом как раз. Маричкой дивчину звали. Фотку прислала: черноволосая, красивая – жуть!.. Приезжаю, короче, в гости. То да сё, хуё-моё... бурьяну ей букет в подарок, конфетки в огромадном коробке. В гастрономе в Ростове часа два в очереди стоял. Как раз под конец месяца выкинули... Она и растаяла. Чувствую – понравился бабе... Первую ночь я провел у неё, в женской общаге, где меня определили в комнату для приезжих – гостевую, блин. Дел я особенных в Черкассах не планировал, так, – побродить по магазинам, закупить кое-каких вещей и продуктов. Попутно я решил приударить и за Маричкой. Чем чёрт не шутит, авось, что по случаю и обломится! А нет, так и того лучше, – лишних проблем не будет...

Вернулась из магазина Маринка с фирменным пакетом, прервав его рассказ. Поставила бутылку водки на стол.

– Садись рядом, пацанка, – предложил Джигит, отвинчивая алюминиевую пробку. – Я, Афган, почему и вспомнил свою украинку, – он многозначительно кивнул на Маринку. – Так же вот звали, блин... Где-то она теперь?

– На вольной Украине, где ж ей ещё быть, – сказал Истомин. – А ты, Витёк, на чужой-то каравай рот не разевай! – Он укоризненно погрозил Джигиту пальцем и грубо пересадил Маринку к себе на колени.

– Что, блядь трассовую для другана жалко? – удивлённо присвистнул Джигит. – Забыл, как в Афгане последней галетой делились? Последней каплей воды из простреленной пулей фляжки?..

– Всё, Витёк, закрыли тему! – Сашка Истомин сердито хлопнул ладонью по мокрому от водки, липкому столу. – Здесь – без вариантов, учти! Я тебе не какой-нибудь чушкарь позорный. Я на зоне человеком был и за себя постоять сумею... И за бабу свою тоже.

– Человеком ты не был, Афган, что ты мне тут фуфло толкаешь, – тактично поправил его Джигит. – Люди в армии не служат и на хозяина не пашут! И в помойках, бля, не роются.

– А я в воры и не подписываюсь, я по жизни – мужик, – согласно кивнул головой Истомин.

– Вот это уже ближе, – ухмыльнулся Джигит, наливая в стаканы водку. – Давай в таком разе за русского мужика и накатим.

– Непонятное вы всё базарите, – смело опрокинув свою стопку, встряла в разговор Маринка. – Мужик, человек, вор... В чём разница-то?

– Один ебёт, другой дразнится! – отшутился Истомин, закусывая колбасой.

Джигит пояснил:

– Мужиков в России – как говна, а людей по пальцам пересчитать можно. И в основном все грузины.

– А русские куда подевались? – поинтересовался Сашка.

– Кто куда. Кто в беспредельщики подался, кто в легальный бизнес, кто за кордон, как Япончик с Солоником, – ответил Джигит. – Поразбрелись, бля, русские люди.

 

12

            Вскоре Сашке Истомину предложили первое дело по специальности. К нему во флигель в Татарскую балку пришёл сам Колька Кадук с братом и все остальные парни, – не было только лечившегося дома после операции Вора. Кстати, у самого Истомина ещё не зажило плечо, простреленное бандитами Сухаря в тот памятный день, но ему срочно нужны были деньги, и он от дела решил не отказываться.

            Кадук принёс ему пистолет, чёрную маску, сделанную из шерстяной лыжной шапочки, принялся инструктировать:

            – Втроём: ты, Афган, Джигит и Костомаха, – угоняете где-нибудь тачку. Джигит – за рулём, ты с Костомахой – сзади. Едете на Сельмаш, на улицу Сержантова, сорок три. Ждёте у подъезда чёрного «мерина», госномера: е 999 уе. Постарайтесь всё сделать засветло. Как только клиент подъезжает, Афган стреляет «мерину» по колёсам, одну пулю – в башку водиле предпринимателя, другую – в башку телохранителя. Как только удостоверитесь, что водила с охранником сыграли в ящик, сваливаете. Машину не бросайте. Пригоните ко мне: номера перебьём, кузов перекрасим, будем пользоваться. Пора, братва, нам колёсами обзаводиться... Если до темна «мерина» не будет, звоните вот по этому номеру на домашний телефон клиента и говорите, что его жинка ждёт у подъезда… Дальше – по обстоятельствам. Но при любом раскладе главного терпилу не стрелять – валить только его холуёв! По делу всё ясно?

            – Почти что, – подал голос Истомин.
            – Что тебе не понятно, Афган? – зло скосил на него глаза Колька.

            – Зачем убивать шестёрок и оставлять в живых туза? И сколько я за этих двух жмуриков получу? Если вообще получу что-нибудь… – спросил Сашка.

            – Получишь столько же, сколько и остальные в бригаде, потому что дело – часть нашего большого плана, над которым мы работаем уже хрен знает сколько времени, – сказал Кадук. – А клиента валить нам нет никакого смысла, потому что, Афган, ты ничего не знаешь! Его жена у нас в заложницах и нам нужен от него большой выкуп. Этим наездом мы его припугнём, чтоб был посговорчивей.

            – В таком случае вопросов больше нет, – сдался Истомин. – Дело будет сделано в лучшем виде... Кто старший?

            – Джигит... Давайте, с богом, орлы!..

            Угонять машину решили традиционно, проголосовав на дороге на попутку. Чтобы водитель ничего не заподозрил, останавливать машину должен был один Сашка Истомин, Джигит с Костомахой присоединятся позже, когда машина доберётся до места. Место выбрали пустынное: улицу Вятскую на Втором посёлке Орджоникидзе, рядом с рощей.            – Жаль, Камикадзе нет, – посетовал перед выходом на дело Сашка Истомин. – Он бы вечером любую машину угнал со стоянки. Ему это – как два пальца обоссать.

            – Кто такой? – спросил Джигит.

            – Да был в своё время на Нахаловке один пацанчик, мой корефан, одноклассник бывший, – сказал Истомин. – Он спичками любой мотоцикл заводил, а машины обыкновенной женской заколкой открывал, а некоторые даже – ногтем!

            – Виртуоз, – похвалил Костомаха.

            – И где он сейчас, Афган, может, возьмём в долю? – предложил Джигит.

            – Ищи-свищи, – присвистнул Истомин. – Я как в армию ушёл, след его напрочь потерял. Кореша писали, – будто бы сел Камикадзе за очередной угон. Видать, на зоне и сгинул!

            – Жаль. Сейчас бы он нам пригодился, – посетовал Джигит.

            Вскоре подельники разделились. Джигит с Костомахой уехали на пассажирском автобусе вперёд, Сашка Истомин, выждав время, достаточное, чтобы они добрались до места, принялся останавливать машину. Старался тормознуть иномарку, на толстосумов у него больше злости. Остановился новенький, блестящий «Форд», за рулём которого сидела молодая, симпатичная девушка. Истомин минуту поколебался.

            – Куда тебе, парень? – развязно спросила та.

            – Да тут недалеко, на Северный, к мамаше еду. Болеет, – сымпровизировал на ходу Сашка, усаживаясь рядом с красивой, светловолосой водительшей. Сам подумал: «Хрен с ней... Значит, не повезло бабе. Судьба! Да и какая разница кого мочить? Все они, новые русские буржуи, одним миром мазаны! Что их жалеть? Меня никто не жалел, когда на зоне гнил и после, когда вот такая же красивая, расфуфыренная блядь, риэлтерша грёбаная, на квартиру развела!»

            До места доехали минут за десять. Девушка пробовала разговорить угрюмо молчавшего Сашку.

            – Не скучай, парень, поправится твоя маман. Держи хвост пистолетом!

            При последних её словах Истомин выхватил из кармана всамделишный пистолет и зловеще скомандовал:

            – Ну-ка ты, блядво ростовское, живо прижмись к обочине и тормози тачку! В случае чего, стреляю без предупреждения!

            Девушка вскрикнула от испуга и, неловко крутнув руль, чуть не врезалась во встречную машину.

            – Держи баранку, дура! – ухватился за руль Сашка. Помогая девушке, припарковал «Форда» к обочине, за которой была роща.

            Кусты метрах в трёх впереди раздвинулись и на дорогу выскочили Джигит с Костомахой.

            – Мама мия, чувиха! – обрадовано протянул Джигит, разглядев кто сидит за рулём. Сев в салон на заднее сиденье и достав пистолет, приказал насмерть перепуганной девушке:

            – Ну-ка ты, мадам баттерфляй, бля, живо канай сюда!

            Девушка покорно пересела на заднее сиденье.

            – Господи, что вам от меня нужно? – запричитала она, опасливо косясь на оружие в руках грабителей. – Возьмите деньги, машину, только отпустите, я никому ничего не скажу! Господи, что вы хотите делать?

            – Трахать сейчас тебя будем, не знаешь что! – засмеялся Джигит и, расстегнув ширинку, нагнул голову девушки вниз. – Давай милая, поработай для начала губами. Губы-то, смотрю, рабочие, отсасываешь у своих новых русских, бля. Отсоси и у пролетариата. За что боролись!
            – Джигит, кончай дурковать, на дело опоздаем, – предостерегающе воскликнул Истомин, но распалившийся Витёк его не слушал.

            Костомаха поддержал Джигита, пристроившись к девушке с другой стороны. Принялся стягивать с её бёдер туго сидевшие джинсы.

            – Вот два сексуально озабоченных! – сплюнул с досады Сашка. Стал рыться в женской сумочке, выискивая деньги, обследовал бардачок.

            – Афган, отгони тачку в рощу, – попросил Джигит, занятый девушкой. – Сделай доброе дело, братан, отгони, а то как бы менты нас не застукали. Будут проезжать мимо и – хана!..

            Истомин недовольно сел в водительское кресло, включив скорость, тронул машину с места. Проехав до первого поворота, свернул направо, через несколько метров, заметив просвет между деревьями, снова повернул направо. Углубился в рощу.

            – Хорош, Афган, далеко не заезжай, глуши мотор, – продолжал командовать Джигит.

            – Да пошёл ты... – огрызнулся Сашка, но подчинился.

            Джигит с Костомахой выволокли девушку из машины, заткнули ей рот кляпом.

            – Только и можете, что баб похищать, да насиловать, – сплюнул пренебрежительно Сашка Истомин.

            – Ты же свою трассовую не даёшь! Что нам, лысого дурака в кулаке гонять, что ли? – выскалился Витёк, увлекая вырывающуюся девушку вглубь рощи.

            Минут через тридцать они вернулись одни, без пленницы. Хмуро уселись в машину: Джигит за руль, Костомаха сзади. Витёк вытер окровавленные руки о ветошь, выбросил тряпку в окно.

            – Убили бабу, что ли? – нарочито равнодушно, но с внутренним содроганием спросил Сашка Истомин.

            – Замочили мы её с Костомахой нахер, царство ей небесное, – кивнул головой Джигит. – Смотри, Кольке Кадуку ничего не вякни. На фига нам, Афган, лишний свидетель?..

            К дому предпринимателя Солодаря подъехали часов в семь вечера. Остановились так, чтобы хорошо был виден подъезд. Стали ждать.

            – А вдруг он уже дома? – с тревогой предположил Сашка Истомин. – Проваландались на хрен с биксой в роще, он и приехал раньше времени. Что тогда?

            – Посидим с полчаса так, если не будет гада, домой звякнем, я телефон знаю, – сказал Джигит. – Не парся, Афган, ситуация под контролем!

            Костомаха вознамерился выйти из машины.

            – Сиди, ара, куда попёрся? – остановил его Витёк. – Ты вообще, чем соображаешь, мозгами или жопой? Нам же рисоваться, бля, никак нельзя, а ты лезешь... Сядь и не рыпайся!

            – Я отлить, Витёк. Можно?

            – Нет! Вот сделаем дело, тогда ссы, хоть обоссысь, а сейчас терпи, – категорически запретил Джигит.

            Но через время он сам вышел из машины, найдя ближайший таксофон, набрал номер домашнего телефона предпринимателя. Поднявшей трубку домработнице назвался слесарем-сантехником из ЖЕУ. Вернувшись, сердито сказал сообщникам:

            – Ещё нет гада! Сколько ж его, суку, ждать тут. До утра, что ли?

            – Витёк, звони в офис, как Колька говорил, – посоветовал Костомаха.

            – Рано ещё, отвяжись, армян. Это на крайняк, – отмахнулся Джигит.

            Сашка Истомин, вытащив свой пистолет, стал нервно постукивать рукояткой по коленке.

            – Ты уже, Афган, приготовился мочить? Молодец, кореш, своё дело знаешь, – похвалил Джигит.

            Во двор неожиданно въехал милицейский «уазик». Сашка Истомин похолодел. По быстрому спрятал в карман пистолет. Костомаха, сидевший рядом, зловеще просипел на ухо Сашке:

            – Вяжут, Саня! Менты по наши души...

            – Умри, ара! – гневно прошипел Джигит. Рука его сама собой потянулась в боковой карман китайской кожаной куртки за пистолетом.

            Милицейская патрульная машина подъехал к стоявшему у дома «Форду». Притормозила. Из кабины выглянул улыбающийся мент-водитель в серой «бесформенной» кепке новой милицейской формы. Помял в пальцах длинную коричневую сигарету. Обратился к Истомину:

            – Слышь, почтеннейший, огоньком не угостишь?

            У Сашки гора с плеч свалилась, услужливо высунувшись из окна, он протянул милиционеру дешёвую зажигалку.

            – Держи, начальник! Презент от меня.

            – Даришь, что ли? Вот клёво...

            – Травись на здоровье!

            Милицейский «бобик», сделав почётный круг по двору, скрылся за поворотом. Джигит, облегчённо вздохнув, в изнеможении откинулся на спинку сиденья.

            – Фу, бля, пронесло! Я уж думал, нам кранты.

            – А если бы «мерин» с клиентом как раз приехал? – боязливо поёжился Костомаха.

            – Пришлось бы валить и Ментов, и тех, кто в «мерине», – полушутя, полусерьёзно сказал Истомин.

            – Ага, Куликовскую битву бы тут устроили на хер, – выскалился, приняв его шутку, Джигит. – С вами, бля, не соскучишься.

            Наконец, когда уже не чаяли и дождаться, показался чёрный «Мерседес» Солодаря.

            – Внимание, всем готовность номер один! – шепнул своим Джигит и положил руку на рычаг коробки передач.

            Истомин поспешно достал пистолет, натянул на голову чёрную маску.

            Машина Солодаря подъехала к подъезду дома. Первым из салона выскочил плечистый, бритый наголо охранник. Держа правую руку в кармане кожаного коричневого плаща, где у него, вероятно, был пистолет или короткоствольный автомат, подбежал к двери подъезда. Быстро набрав код, скрылся за дверью. Из машины больше никто не выходил. Стёкла у неё были тонированные, сколько ещё человек сидит в салоне видно не было. Охранник вскоре вернулся и дал знак рукой. Из «Мерседеса» выскочил ещё один телохранитель, распахнул переднюю дверь, выпуская хозяина.

            – Их четверо, Витёк! – удивлённо протянул Истомин. – Мы вообще-то так не договаривались.

            – Тебе что, патронов жалко? Мочи всех, кроме хозяина! – приказал Джигит.

            В ту же минуту Сашка, стреляя на ходу, выскочил из салона угнанного «Форда». Первыми же выстрелами он продырявил переднее и заднее колёса «Мерседеса» и свалил охранника, прикрывавшего Солодаря. Продолжая палить по движущимся и неподвижным целям, Истомин быстро побежал к машине. Оба охранника Солодаря уже корчились на земле в предсмертной агонии. Упал оглушённый выстрелами и сам Солодарь. Сашка Истомин изрешетил всё дверное стекло «Мерседеса», пытаясь достать водителя. Тот, раскрыв дверь, вывалился из машины. Во дворе поднялся переполох, закричали случайные прохожие и гулявшие с малыми детьми женщины. Времени на то, чтобы добить жертвы контрольными выстрелами в голову уже не было.

            – Сваливаем, Афган! – крикнул из «Форда» Джигит.

            Истомин чуть ли не на ходу запрыгнул в машину, выпустив напоследок ещё несколько пуль в лежавшего на земле водителя. «Форд» яростно взвизгнул тормозами и на полной скорости понёсся прочь со двора. Мокрое дело было сделано!

 

13

            После покушения Александр Солодарь долго не мог уснуть ночью. Два убитых телохранителя, тяжело раненый водитель, сам он – едва не изрешечённый пулями нападавших, – таков итог его глупой несговорчивости!.. А чего стоит крыша Вахтанга? За что он платит этому залётному грузину такие деньги? Где гарантия его работы? Её нет! Жену он так и не нашёл, обеспечить его собственную безопасность Вахтанг не может, так зачем ему такая крыша? Мало того, Вахтанг сам потерял уже немало людей от пуль неуловимых похитителей. Значит они сильнее? Не лучше ли договориться с ними? Заплатить выкуп за жену и предложить работать на него, на Солодаря?.. С этими мыслями Александр и уснул под утро... На работе, у себя в офисе был как всегда ровно в девять. Вызвав в кабинет своего заместителя, Николая Украинца, Солодарь коротко бросил:

            – Свяжись с похитителями, забей стрелку, но так чтобы не знала ни одна живая душа, особенно Вахтанг! Скажи, что я согласен заплатить выкуп за жену. Также скажи, что у меня есть для них интересное предложение... Об этом я буду говорить с глазу на глаз лично с их главарём.

            – Давно бы так, Александр Яковлевич, – горячо поддержал шефа Николай Украинец. – Душа изболелась, глядючи на весь этот беспредел!

            – Всё, Николай, больше ни звука, не лезь не в своё дело! – предостерегающе зажал ему рот рукой Александр Солодарь. – О вчерашнем инциденте в милицию не сообщай...

            – В новостях уже передавали, Александр Яковлевич, – поспешно сказал Украинец.

            – Пусть... Ты, главное, заявление ментам не пиши, чтоб уголовного дела не заводили. Я Букову, их начальнику, позвоню, скажу, что сами разберёмся... Всё понял, Николай?

            – Всё, Александр Яковлевич, – охотно ответил Украинец.

            – Кстати, ты кто по национальности?

            – Русский, а что?

            – Да так, уж больно фамилия у тебя чудная.

            – Это от папаши досталась, – пожал плечами Украинец. – Уж какая есть...

 

            Узнав, что Солодарь хочет договориться, Колька Кадук чуть не подпрыгнул от радости.

            – Лёд тронулся, чуваки! Таможня даёт добро... Скоро будем с большими бабками и в шоколаде!

На стрелку с Солодарем Кадук послал Джигита со своим младшим братом Борисом и несколько боевиков, в том числе Сашку Истомина, вооружённого автоматом. Джигит недавно, через знакомого офицера достал несколько списанных «калашей» в воинской части на Красноармейской.

– В случае какого кипеша, первым шмальнёшь Солодаря, – наставительно предупредил Афгана Колька Кадук. В душе он опасался подвоха и потому сам на встречу с бизнесменом не поехал. Вдруг там ждёт его засада боевиков Сухаря?

Поехали на двух машинах: на «Форде» и угнанных накануне «Жигулях». В «Форде» сидели Джигит, Борис Кадук, Костомаха, Истомин и оклемавшийся после недавнего ранения в ногу Вор. В жигулёнке ещё пять новых боевиков, в основном подрастающий зелёный молодняк с Берберовки. Среди них были крутые парни, уже отсидевшие на зоне, почти у всех имелись стволы. 

            – А мы что же, пушечное мясо? – возмущался всю дорогу Костомаха. – Приедем, а там как раз чёрные с калашами в засаде сидят... Что делать тогда будем, Джигит?

            – Драться! – коротко ответил Витёк.

            – Угомонись ты, ара, что ноешь? И без тебя на душе тошно, – поддержал Джигита Вор.

            – Тебя, Аркаша, уже раз продырявили, ещё захотел? – подколол его Костомаха.

            – Ара, слышь, ещё слово, я тебя по другому продырявлю!.. – недвусмысленно пригрозил Джигит. – Так, что потом, если на зону попадёшь, будешь вместе с петухами у параши кукарекать и бабское имя носить... Хочешь?

            – Да я, бля, за такой гнилой базар!.. Ты за слова отвечаешь, Джигит? – аж взвился от возмущения Костомаха. В жилах его заиграла горячая армянская кровь. Костомаха полез в карман брюк и вытащил ствол, которые теперь были чуть ли не у всех бойцов Кольки Кадука.

            – Ну вот, вы ещё мочилово между собой в машине устройте, – скептически хмыкнул Борис Кадук, рассеянно смотря в окно. – Костомаха, не бычься и не мешай Джигиту вести машину, он берёт свои слова в обратку... Берёшь ведь, Витёк?

            – Да ну его... – зло буркнул Джигит.

            – Ша, братва, на общее дело идём, не хер друг с другом лаяться, – принял сторону Бориса Сашка Истомин. – Свои ведь все пацаны... ну чего не поделили?

            – Бабу твою, Маринку, – ехидно ухмыльнулся Джигит.

            – Я гляжу, запал ты на неё, Витёк... Гляди, моё не трож, не посмотрю, что сослуживец, – накажу! – угрюмо предупредил Истомин.

            Так, незлобно переругиваясь, доехали вскоре до места. Стрелку забили на новочеркасской трассе, официально – Федеральная автомобильная дорога М4 «Дон», в степи недалеко от бывшего совхоза Красный Колос. Когда свернули с шоссе на просёлок, Истомин тронул Бориса Кадука за плечо.

            – Боря, я думаю, пацанов из жигулёнка в лесопосадке лучше оставить. В случае чего, они нас огнём прикроют. Стволы у них есть, патронов достаточно... Да и нам спокойнее будет.

            – Дело говоришь, Афган, – кивнул головой младший Кадук. Велел Джигиту остановить машину. Выглянув в окно, помахал рукой водителю «Жигулей». – Братан, рули сюда, живо!

            Когда «Жигули» подъехала и остановилась рядом, Борис приказал старшему:

            – Бибик, поезжайте правее, в лесопосадку. Спрячьтесь там в кустах. Следите за ситуацией. Если только дело запахнет керосином, мочите всех чужих на хер! Своих только не заденьте по запарке.

            – Лады, Боб, всё сделаем как надо, – кивнул головой модно прикинутый, в тёмных итальянских очках, Бибик. Велел своему водителю трогать.

            Машины разъехались в разные стороны: «Жигули» в лесопосадку, «Форд» на место назначенной стрелки, – в поле, на открытое место. Бандиты, выйдя из машины, разбрелись по окрестностям: кто отливать, кто просто так, размять кости. Джигит, поссав под переднее колесо, сразу же вернулся в кабину. Положил рядом с собой пистолет.

            – Движок не глуши, слышь, – предупредил его Борис, стоявший рядом.

            Ровно в одиннадцать, минута в минуту, подъехал отремонтированный уже после недавнего нападения «Мерседес» Александра Солодаря в сопровождении огромного, тоже чёрного, джипа фирмы «Тойота», в котором, видимо, сидели телохранители бизнесмена.

            – А у них тачки покруче наших, – кивнув на подъезжающие иномарки, сказал Джигит. – Случись ежели ноги делать, – они нас в два счёта догонят и перегонят. Это тебе не Америку совдеповским строем перегонять!

            – Что ты имеешь против совдеповского строя, Джигит? – сердито глянул на него Борис Кадук, так же как и старший брат, горой стоявший за коммунистов и бывшую Советскую власть.

            – Ничего, Боря, не время сейчас дискуссии разводить, – отмахнулся Витёк. – Нужно дело делать... Давай, чеши к предпринимателю, договаривайся, о чём Колян наказал.

            Борис, дав знак своим, чтобы подтягивались следом, направился навстречу вышедшему из «Мерседеса» Солодарю, окружённому телохранителями. Не доходя нескольких десятков метров, остановился, велел своим оставаться на месте.

            – Потолкуем с глазу на глаз, Александр Яковлевич? – крикнул Солодарю.

            Тот, узнав Бориса, в растерянности заморгал глазами.

            – Не понял... Чё, это вы, Борька? С братом Коляном на меня наехали?.. – Солодарь потерял дар речи от нескрываемой злости. – Ах вы, волки позорные!.. И Колян Кадук хорош, – с одноклассником так поступить!.. Не ожидал, в натуре.

            – Мы что лаяться сюда прикатили? – сердито оборвал его Борис. – Давай по делу базарить... Отойдём в сторонку, Александр Яковлевич.

            – Да я же вас, ребята, в порошок сотру за жену! – угрожающе заскрежетал зубами предприниматель. – Я же вам, Борька, этого никогда не прощу!

            – Что, может, тогда разъезжаться будем? – спросил с тревогой Борис, останавливаясь на полдороге. – Или всё-таки потолкуем?

            Солодарь вспомнил про томившуюся вот уже несколько месяцев в неволе супругу и, вздохнув, смирился:

            – Ваша взяла, суки! Пойдём побазарим. – Повернувшись к своим, строго приказал: – Всем оставаться на месте. И без фокусов чтоб... Встреча наша мирная, стрелять не будем. Это наши друзья, можно сказать... Увижу, кто вытащит ствол – уволю!

            Главари отошли на некоторое расстояние от своих людей, принялись совещаться. Бандиты Кадука и охранники Солодаря издали следили за ними, не забывая то и дело окидывать подозрительными взглядами друг друга. Разговор длился минут сорок. Порешав все дела и, по всей видимости, успешно, Борис с предпринимателем обменялись крепкими рукопожатиями и разошлись. Довольный Борис сел на переднее сиденье «Форда», пригласил остальных так же занять свои места.

            – Всё нормально, мужики, фраер согласен отстегнуть лаве за свою жену. Мало того, он хочет, чтобы мы были его крышей. Заместо Сухаря.

            – Это что же, с чёрными воевать? – с опаской переспросил Джигит. – Не, Борис, ты не прав, в натуре! Я на это дело не подписываюсь. В Афгане своё отвоевал.

            – У тебя никто и спрашивать не будет, – скривился Борис Кадук. – Как Колян решит, так и будет. А если ты не подпишешься, – сразу вылетишь из бригады! У нас это быстро делается, сам знаешь.

            Вскоре были в Ростове. Борис передал брату предложения Солодаря. Колька Кадук задумался. Стать крышей крутого предпринимателя – перспектива конечно заманчивая, если бы не одно но: обезбашенные отморозки Вахтанга Сухашвили. Их голыми руками не возьмёшь, а ввяжешься в драку – сколько клёвых пацанов из бригады ляжет?.. Нет это дело нужно обмозговать...

            Кадук решил пока ограничиться получением выкупа за жену Солодаря. По телефону обговорили место предполагаемой передачи пленницы, назначили время на завтра, уточнили сумму выкупа и ещё массу мелких деталей. Из осторожности Колька Кадук звонил из уличного телефона-автомата на старом пригородном автовокзале. Борис поджидал его, сидя за рулём угнанного «Форда».

            В это время Сашка Истомин с Джигитом обмывали удачно завершённое дело, которое сулило всем немалые барыши. На время не смотрели – впереди была ещё целая ночь. Маринка замучилась бегать в ближайший ларёк за водкой, пивом и сигаретами.

Не успели они опорожнить вновь налитые стаканы, как в дверь летнего флигеля, где они бухали, с улицы требовательно и нетерпеливо забарабанили.

– Какого чёрта? – недовольно поморщился Сашка. – Не дают с культурным человеком пообщаться... Маринка, а ну погляди, кого там принесло?

Маринка быстро встала из-за стола и бесшумно выскользнула в коридор. Через секунду дверь в комнату широко распахнулась и на пороге появился запыхавшийся Костомаха.

– Гуляете, на хер, а у нас ЧП! – выпалил он одним духом, вылупив округлившиеся, испуганные глаза на приятелей. – Живо собирайтесь и до Коляна, – бикса, что в подвале у него была, – сбежала!

– Как сбежала? – не поверил своим ушам Джигит.

– Погнали, Колян всё объяснит, – поторопил Костомаха. Подумав, добавил: – Его жена, Валька, с ней оказывается трахалась, когда Кольки дома не было. Подпольная лезбиянка оказалась, на хрен. Ну и дотрахалась, что та её сегодня вечером связала в подвале и свалила к мужу – крутому предпринимателю. И теперь нам всем остаётся только ждать на свою жопу дальнейших приключений, потому что муж её ходит под крышей Сухаря – зверя беспонтового. А у Сухаря бригада – полсотни рыл кавказской национальности!

– А сам Колян куда смотрел, бля?!– выматерился от души Джигит, вскакивая из-за стола и спешно заправляя выбившуюся из джинсов рубашку.

– А он, на хрен, с Борькой на автовокзал ездил, звонил предпринимателю, договаривался о выкупе за бабу. Недавно вернулись и – на тебе! – ответил Костомаха.

Когда они втроём прибежали в дом главаря, тот в кухне жестоко избивал жену, упустившую пленницу. Бил ногами, пинал ползающее по полу тело Валентины, которая уже не могла подняться и только жалобно стонала. Даже на крик у неё уже не оставалось сил, она сорвала от крика голосовые связки. Всё лицо у неё было в крови, одежда изорвана в клочья, сквозь которые кое-где проглядывало голое тело.

Друзья, не вмешиваясь, застыли на пороге, с интересом наблюдая сцену экзекуции провинившейся женщины. Колян, видно, и сам порядком притомился махать ногами, ударил Валентину ещё несколько раз по лицу и по вывалившейся из-за пазухи груди, отошёл в сторону. Трясущимися руками закурил сигарету, повернулся к своим дружкам:

– Что стоите, как вкопанные, присаживайтесь к столу. Сейчас Вор с Борькой братаном подтянутся. Побазарим...

Валентина, воспользовавшись передышкой, с трудом поднялась на четвереньки и, глухо постанывая, охая от недавно перенесённой острой боли, уползла в спальню. Приятели проводили её взглядами, в которых была и жалость, и скрытый сексуальный интерес, и страх за свою собственную участь. Ведь все они были причастны к этому тёмному делу, пленница неоднократно видела их здесь и теперь она обо всём расскажет супругу. А он начнёт мстить и месть будет страшна – они в этом не сомневались. И уже прикидывали куда бы на время непредвиденного шухера свалить – чем дальше, тем, ясное дело, лучше.

Пришли, как и обещал главарь, Вор с Борисом. Почти вся шайка была в сборе. Молча расселись за кухонным столом. Колян достал с посудной полки большую квадратную жестяную банку, на которой было написано «Сахар», открыв крышку, высыпал на стол жменю измолотой до мельчайших частиц, высушенной уссурийской конопли. Быстро выпотрошил протянутую Борисом беломорину, набил папиросу анашой без табака. Закурил. Глубоко «ворвавшись» несколько раз, бережно передал косяк младшему брату.

– Давай, Борька, раскумарься и пускай по кругу.

Сам принялся набивать анашой вторую папиросу. Одной явно было мало на такую компанию.

Тут к нему обратился, нетерпеливо заёрзавший на стуле Сашка Истомин: – Колян, ты что делаешь? Ты в своём уме, в натуре? Когти рвать надо отсюда и чем скорее, тем лучше, а не травкой баловаться!

– Ты думаешь? – удивлённо глянул на него главарь. – В натуре, Афган, ты не по делу под себя грести начал... За базар отвечаешь?

– Джигит, ну скажи хоть ты ему, что – как базарил ещё великий и ужасный Ленин, – промедление смерти подобно! – тронул за плечо сослуживца Витьку Колмагорцева  Истомин.

– Без понтов, Колян, Истома прав на все сто пятьдесят! – поддержал приятеля Джигит. – Чувиха когда свалила?

– Давно. Валька говорит – часов в пять, – мрачно ответил Колян.

– Пиши пропало!.. Джигиты Сухаря, как два пальца обоссать, уже нас здесь, в этой берлоге вычислили и только пасут, когда лучше начать мочить. – С горечью и тоской в голосе выкрикнул Колмагорцев. – Бля буду, пацаны, нам сегодня отсюда живыми не выйти: кругом, бля, звери с калашами засели. Это ж капкан, брателы! Амба!

– Не дешеви, Джигит... Война хуйня – главное манёвры! – сухо успокоил его Вор. Вытащил из кармана недавно появившийся у него старый, поцарапанный ТТ. Положил перед собой на край стола.

Вытащил свой пистолет и Истомин, но на стол класть не стал. Крепко зажал в руке.

– Короче, братва, во многом вы правы, признаю. И вина – на мне, ясный хуй, – скорбно заговорил главарь. – Воевать с бригадой Сухаря мы, конечно, не будем. Не тот кураж... У нас, блин, разные весовые категории... Валька, сука, во всём виноватая, пришить её мало, ковырялку раздолбанную!.. Короче – васар, пацаны! Все – врассыпную до лучших времён, потом, когда кипиш поутихнет, я вас опять всех соберу. А теперь – с богом! Кто куда и в случае чего – своих не выдавать! Закон Берберовки...

Выйдя на улицу, Истомин остановил Джигита. Пропустив всех остальных к калитке, указал ему глазами на забор, ведущий в соседний двор.

– Бережёного бог бережёт, Витёк. Айда за мной!

Джигит последовал за бывшим сослуживцем беспрекословно. Не успели они перемахнуть в соседний двор, как позади, на улице Новомосковской громко и отчётливо загремели пистолетные и автоматные выстрелы. Послышались крики раненых, ругань, призывы о помощи.

– Звери ребят мочат, – невесело констатировал Сашка Истомин и побежал через чужой двор на соседнюю улицу. Джигит, инстинктивно пригибаясь как в Афганистане на задании, – за ним.

Рванувшегося было к ним свирепого, брызжущего слюной боксёра замочили в четыре ноги, обутые в тяжёлые кирзовые, полуармейские ботинки. Джигит добавил ещё по спиняке палкой, подобранной тут же во дворе под яблоней. Боксёр взвизгнул от боли и, жалобно поджав короткий обрубок хвоста, юркнул поскорее в будку. Оттуда, оскалив свирепо пасть, угрожающе рыча и брызгая запенившейся слюной, наблюдал за непрошенными гостями. Кидаться же на них больше не посмел, наученный горьким опытом. Да и хозяина в доме не было, перед кем надлежало бы ему непременно проявлять своё собачье холуйское рвенье по охране чужой частной собственности. Пропади она пропадом – спина-то и морда не казённые, чтоб по ним эдак запросто стукали острыми носками ботинок и болючими палками.

 Сашка с Джигитом перепрыгнули через забор и побежали что есть духу по улице.

– Куда теперь? – спрашивал на бегу Джигит.

– Я домой, за Маринкой. Если хочешь – давай с нами, – крикнул на ходу Истомин.

– Идём, брат. Мне всё равно деваться некуда, – согласился Джигит.

Забрав из флигеля, где Истомин короткое время квартировал на Берберовке, не меньше их перепуганную Маринку, они, наверно, с час кружили по посёлку, заметая следы, как зайцы от опытного охотника. Потом, через Сельмаш, пошли на Второй посёлок Орджоникидзе.

– Я думаю, лучшего места, чем моя прежняя пещера в роще у ручья, не сыщешь, – вслух рассуждал насчёт их дальнейших действий Истомин. – Я как знал – не стал её закапывать, думал: авось ещё пригодится на что-нибудь. Вот и пригодилась.

– Пещера – это, конечно, клёво, – вкрадчиво заметил Джигит. – Только что мы будем сегодня хавать? У меня, честно говоря, в кармане, как у латыша – хуй да душа. А у тебя, Истома?

– У меня есть малость лаве, – ответил  Сашка. – Да за это, братан, не беспокойся. Что мы жрать себе не найдём, что ли? Я во всяком случае всегда найду, не привыкать. Сколько лет по свету странствую... Как говорится: ловкость рук и никакого мошенничества!..

Вскоре они уже были в своём «родном доме» – в пещере на обрывистом берегу ручья. Вход за собой, как и было до их прихода, завалили густыми ветками, сквозь хаотичное сплетение которых еле пробивались изломанные солнечные лучи. Притомившийся от дневного напряга, от побега, от выпитой ранее водки, Сашка Истомин тут же завалился спать, как медведь в берлоге. Даже громко, рокочуще захрапел, чем вызвал невольное опасение у Джигита: как бы на улице кто-либо случайно не услышал эти странные звуки, доносящиеся из-под земли.

Маринка расслабленно растянулась напротив сожителя, прижавшись худой спиной к противоположной стенке пещеры. Темень была кромешная, и Джигит ничего не мог рассмотреть, но он, как животное, по запаху чувствовал присутствие в помещении женщины-самки и инстинктивно потянулся к ней, как только уснул Истомин.

В темноте он нашарил лежавшую на земле девочку, прилёг рядом, прижавшись к её хрупкому, по-детски ещё угловатому, не оформившемуся тельцу. Принялся ощупывать, лапать, поражаясь в душе её худобе и в то же время возбуждаясь от этого. Маринке было с виду лет шестнадцать и росту она была довольно высокого... Она не сопротивлялась насильнику, а может, он ей успел уже понравиться? Как бы там ни было, она позволила себя раздеть, под конец, помогая ему, сама сняла модные трусики, подаренные женой Коляна, Валентиной. Привычно легла на спину, широко разбросав ноги. Джигит стал тереть пальцами её крохотное круглое влагалище, пытаясь разбудить клитор. Девочка задрожала мелкой дрожью, приглушённо застонала. По мере того, как он продолжал свои действия, она начала выгибаться дугой, быстро ёрзая ногами по земляному полу пещеры. Доведя её пальцами до экстаза, Джигит быстро снял брюки, обнажив торчащий длинной кривой палкой, разгорячённый член. Нащупав в темноте её лицо, провёл влажными от её собственного любовного сока пальцами по губам Маринки, сунул два пальца ей в рот. Она начала быстро, с упоением сосать его пальцы, обволакивая их во рту горячим своим язычком, орудовавшим как тонкое змеиное жало. Джигит аж привскрикнул от удовольствия и только сейчас с натугой, на всю глубину вставшего члена, вошёл в неё, – как будто вонзил в девочку острый кавказский кинжал, пробивая чуть ли не насквозь, до позвоночника. Маринка вскрикнула и забилась под ним, как захлопнутый капканом зверёк. Закричала, лихорадочно обсасывая, слюнявя его пальцы, как будто это были не пальцы, а половой член. Джигит принялся качать в её тугой маленькой вагине своё огромное, вставшее на дыбы орудие. Рычал от наслаждения, остро бьющего по незримым нервным каналам из области паха в голову. Сладкая истома вдруг обволокла всё его тело и он, не реагируя больше ни на что в мире, поплыл куда-то в иной, потусторонний мир. Джигиту показалось, что он умирает или заново рождается... Первобытный, нечленораздельный крик рвался из его горла наружу, и Маринка, сама извиваясь и крича не своим голосом, жадными бессовестными поцелуями зажимала ему рот, чтобы не дай бог не услышал Сашка, продолжавший богатырски храпеть в нескольких шагах от совокупляющейся парочки.

 

14

Утром проснулись голодные и замёрзшие. Было уже начало сентября и по ночам стало заметно холодать, так что к утру зуб на зуб не попадал. А одеты наши герои легко, по-летнему.

Решили послать в ближайший магазин на соседнем посёлке Фрунзе Маринку.  Сашка снабдил её необходимой суммой денег, которых и так было в обрез. Наказал купить что-нибудь подешевле из продуктов, а главное – бутылку водки. Мужчинам хотелось согреться после неуютного, холодного ночлега. Да и, по правде сказать, головы побаливали после вчерашнего.

Маринка ушла и как будто сквозь землю канула. Приятели тщетно прождали её битый час, на втором часу забеспокоились, выползли из берлоги на свет божий, сходили через рощу к железнодорожному полотну, откуда уже рукой подать до ближайшей фрунзенской пятиэтажки, где на первом этаже располагался магазин. Девчонки нигде не было.

– Не люди ж Сухаря её замочили? – недоумённо пожал плечами Джигит на немой вопрос Сашки Истомина. Однако, в душе он чувствовал себя перед ним виноватым за ночную историю с Маринкой и был даже рад таинственному исчезновению своей недавней партнёрши по сексу.

 Сашка не знал, что и думать. Но в любом случае место проживания снова нужно было менять. Афган никогда не рисковал понапрасну и сейчас ясно осознавал, что пропавшая невесть куда Маринка свободно могла навести на их укрытие врагов, которые за ними охотились.

– Ну что, Джигит, теперь твоя очередь меня выручать, – сказал, улыбаясь, Истомин. – Пошевели извилинами, прикинь, где нам можно перекантоваться?

– А тут и думать нечего, братан, погнали к Абакару Дациеву, – сразу же предложил Колмагорцев, как будто ожидал этого вопроса.

– Постой, постой, знакомая фамилия, братишка, – наморщил лоб, припоминая,  Истомин. – Дациев Абакар?.. Чеченец? Из второго взвода?.. Он что, здесь, в городе?

– А где ж ему ещё быть, – пожал плечами Витька. – Чеченским абрекам у нас раздолье. Как мухи на мёд слетелись со своих гор.

Они осторожно выбрались из рощи на проспект и пошли к автобусной остановке. На Кизитериновской сели в рейсовый автобус, который довёз их до старого автовокзала.

– Выходим. Здесь пересадка, – сказал Колмагорцев.

– Жрать хочется, аж сосёт! – пожаловался на остановке Истомин. – Глупо как всё вышло, Витёк... С Маринкой и вообще...

– Глупее не придумаешь, – согласился Джигит.

Неожиданно увидели на противоположной стороне автовокзальной площади Вора – Аркашу Бикчюряна, таинственно махавшего им рукой.

– Гляди, Афган, Вор нас зовёт, – подтолкнул Истомина под локоть Витька Колмагорцев. – Айда до него, узнаем за наших пацанов.

Они быстро пересекли под углом проспект Сельмаш, перешли трамвайные рельсы. Аркаша поджидал их на проспекте Шолохова, на углу крайней пятиэтажки.

– Что стряслось, Вор? Где все наши? Где Колян? – сразу же скороговоркой зачастил Джигит.

– Наши кто где, – горько ответил Аркаша. – Кто в бегах, кто на кладбище... Не знаете, черти, – Костомаху начистяк звери Сухаря замочили! – огорошил он их страшной вестью. – За мной гнались два квартала, да я слинял... Валька Колькина в реанимации. Муженёк тогда постарался, помните? Да зверьки добавили трендюлей... Колян с Борисом скрываются. Я – тоже... Хорошо – вас встретил. Одному – кранты!

– У нас тоже проблемы: Маринка пропала сегодня утром, – сообщил  Истомин. – То ли свалила с моими бабками, то ли в ментовке сидит, бог его знает. Мы с Джигитом бедствуем, – вторые сутки ничего не рубали, хоть волком вой... Аркаша, братан, выручай, сообрази что-нибудь?.. Капуста есть, может?

– Конечно, есть, о чём базар, – откликнулся сразу на просьбу Вор. – Погнали на автовокзал, там и похаваем что-нибудь в забегаловке.

 Сашка с Джигитом с готовностью приняли его предложение и через несколько минут были уже на автовокзале. Не успели они приблизиться к зданию автовокзала, как Вор указал на крутившихся возле шахтинского автобуса подозрительных черноволосых парней.

– Гляди, пацаны, – карманники. Я их тут часто вижу. Это люди Сухаря, бля буду.

Двое из грузинских щипачей в это время проскользнули в салон «Икаруса», двое других остались работать на перроне в негустой толпе пассажиров.

– А ну давай глянем! – попытался остановить своих Сашка Истомин. – Никогда не видел, как карманники орудуют. Интересно полюбопытствовать.

– Пошли, времени нет, – возразил Джигит. – Тут кишки к позвоночнику прилипли, а его глупостями заниматься тянет.

После сытного обеда в вокзальном кафе друзья повеселели. Стали обдумывать план дальнейших действий. Неожиданно к столику, за которым они сидели, дымя сигаретами, подошла худенькая, угловатая девчонка лет тринадцати в стоптанных, кривобоких туфлях и коротенькой юбочке, едва прикрывающей задницу.

– Дяденьки, угостите сигаретой, а ещё лучше – пивом, – попросила она и подмигнула многозначительно Вору.

Тот всё понял, дал девчонке сигарету с фильтром, шепнул приятелям, чтоб подождали его на перроне. Поманил её к выходу из кафе.

– Пиво сейчас будешь или после, когда назад вернёмся? – спросил у девчонки на улице Вор.

– Одну – сейчас, остальные – после, – бойко ответила та, подхватив Аркашу под руку. – Куда катим? В парке под кустиком или у тебя дома?

– А у тебя что же, хаты нету? – притворно удивился Вор.

– Ко мне нельзя, у меня дома маман с отчимом, – сказала девчонка. Он такой козёл, отчим, прикинь... Сколько раз ко мне приставал, а позавчера трахнул.

– А мамаша куда смотрела? – спросил Аркаша.

– Ей не до меня было. Её, пьяную, отчим отколотил и с фингалом из дома выгнал, – принялась охотно рассказывать девчонка. – Маман всю ночь на улице тусовалась, пока этот меня трахал, прикинь.

– Да, тяжёлый случай, – притворно посочувствовал Аркаша Вор. – Он купил ей, как обещал, бутылку пива, привёл девчонку в парк Островского, выбрал самую отдалённую, глухую аллею, заросшую густым кустарником. Расположились на лавочке. Пока та сосала из горлышка пиво, Вор настраивал свой «инструмент»... Когда всё было готово к делу, встал с лавочки и поманил девчонку внутрь зелёной, хаотично переплетённой молодой парковой поросли. Заросли кустарников и ветки деревьев напрочь скрыли их от всего белого света. Внутри раскидистого зелёного шатра царил таинственный полумрак и приятная, сыроватая прохлада.

Вор велел девчонке раздеться. Та покорно сбросила одежду, оставшись в одних крохотных трусиках, которые прикрывали только лобок впереди. Сзади, узкой полоской вдавившись между ягодицами, они оставляли всё открытым. Вор сам торопливо сдёрнул с её бёдер этот прозрачный кружевной лоскуток. Волосы на её гладком, по-девичьи розоватом лобке только начали кое-где пробиваться. По-мальчишечьи маленькие груди едва обозначились коричневыми точками. Тоненькая талия, втянутый, упругий животик, узкие угловатые плечи, худенькие белые выпуклости ягодиц, – всё это дико возбуждало Аркашу. Фактически – перед ним был ребёнок, которым можно было легко, по согласию, овладеть и за которого его не привлекут к уголовной ответственности. Это была полубездомная бродяжка, многие тысячи которых промышляли сейчас на трассах страны, обслуживая изголодавшихся дальнобойщиков, либо обитали в подвалах и на чердаках, отдаваясь за гроши наркоманам, бомжам, малолеткам-бакланам.

Вор тоже разделся, член у него уже стоял, высоко задрав синевато-розовую головку. Он поманил девчонку к себе, сунул ей в руку член. Она быстро и умело, крепко зажав пальцами, помяла его. Забегала рукой взад-вперёд по напрягшемуся стволу, возбуждая. Вор вздрогнул и застонал, сладострастно прикрыв глаза. Девчонка опустилась перед ним на колени и заглотнула головку члена маленьким ртом. Принялась сосать, облизывая её губами и щекоча горячим, тоненьким жалом язычка. При этом она тёрла правой рукой своё крохотное влагалище, теребила пальчиками клитор. Доведя себя и его до безумного экстаза, оторвалась от члена, давая ему отдохнуть. Вор, рыча от страсти и нетерпения, повалил её на траву, сам навалился сверху и грубо вошёл в неё, содрогаясь от наслаждения. Через минуту он уже кончал, извиваясь, целуя её в губы, проталкивая влажный язык глубоко в её рот, соприкасаясь с девчонкой зубами. Она истерически смеялась и плакала одновременно, шептала частой скорговоркой:

– Сделай мне больно, милый, я хочу. Ну, ударь меня! По лицу. Пожалуйста.

Вор стал больно хлестать её ладонью по щекам, так что голова её от сильных ударов моталась из стороны в сторону. Из носа у неё потекла кровь. Девчонка взвизгнула от страха и боли, и в то же время возбудилась опять. Ловя ртом его пальцы, обсасывала их, как до этого – член. Стонала, тёрла пальчиками свой набрякший маленький клитор.

– Ещё, ещё! Так... Бей! Сильнее бей! О, как хорошо, милый! – причитала она.

Вор поставил её на четвереньки задом к себе, обильно смочил слюной пальцы и потёр ими крошечную дырочку её ануса, увлажняя. Наслюнявил и головку своего вновь вставшего члена. На миг усомнился: пролезет ли такая огромная «палка» в её почти что микроскопическое отверстие? Но похоть жаждала своего, и Вор принялся медленно, миллиметр за миллиметром, проталкивать в «мышиную норку» девчонки своего, поднявшегося на дыбы «дикого зверя». Она застонала и заплакала от боли, но видно и боль доставляла ей удовольствие. Девчонка не отстранилась, а наоборот сама подалась всем телом к нему навстречу. Член вошёл в её задницу наполовину, и Вор стал её с наслаждением трахать и моментально кончил, выплеснув в неё струю горячей, «закипевшей» спермы...

Когда он вернулся на автовокзал, Джигит с  Сашкой, развалясь на лавочке на перроне, прихлёбывали из бутылок пиво.

– Вы что, обалдели, мужики, в наглянку рисуетесь на перроне? – набросился на них с упрёками Вор. – Тут зверьки Сухаря шастают по автобусам, а вы... Живо встали и линяем, пока при памяти!

– А ты куда соску водил? – лениво поинтересовался Джигит. – Нам ничего не сказал, бля... Друг называется! Вместе бы и отодрали биксу в три смычка.

– Перебьёшься, – хмыкнул Вор. – У меня принцип – к одной бабе всем кагалом не ходят! Найдёшь себе другую, Джигит, тут их хоть пруд пруди. Всяких-разных...

– Что делать будем, чуваки? Что вы заладили, блин, о бабах, – прервал их перепалку Истомин. – Вор, мы тут до тебя совещались и решили к чёрным на поклон податься. У Витька корефан в чеченской группировке, Абакар Дациев. Кстати и я его тоже хорошо знаю. По Афгану, блин. Воевали вместе в спецназе.

– Не, мужики, я пас! – отказался Аркаша. – Мне с чеченами не по пути. Вы как знаете, а я к своим погоню, в Чалтырь. Там на время у родни укроюсь. Хотите, – со мной, а нет – как знаете.

– Давай, Вор, решено! Разбегаемся в разные стороны, как тараканы, – кивнул головой Джигит. – Мне, честно говоря, к чеченам тоже не очень хочется, да ничего не поделаешь – больше некуда деться. Настанут лучшие времена – схлестнёмся. Езжай в свой Чалтырь.

– Дело говоришь, Витёк, – согласился с ним Сашка Истомин. – Сейчас надо мелкими группами залечь на дно. Пока гроза над головами не пройдёт.

Вдвоём перебежали на другую сторону проспекта Шолохова, торопливо пошли в сторону двадцать второй линии. Аркаша Бикчюрян направился по перрону к месту, где останавливался автобус на Большие Салы, сел в подошедший вскоре «пазик».

 

15

Молодая несовершеннолетняя проститутка так и оставалась в кустах в парке Островского, где её оставил Вор. Утомлённая бурным сексом, она задремала, как была, не одеваясь. Тёплый, солнечный день начала октября, когда во всю вступало в свои права Бабье лето, позволял это. Она не слышала, как раздвинулись кусты и на небольшую, примятую полянку, где она спала, ступили трое.

– Он только что был здесь, я его видел! – сказал один – молодой невысокий грузин, промышлявший перед тем в автобусах на автовокзале в бригаде залётных карманников. Двое других – люди Вахтанга – согласно закивали головами, решительно подскочили к лежавшей на траве проститутке. Нугзар Инаури – бригадир, державший автовокзал, грубо пнул девчонку ногой в бок.

– Вставай, сука! Разлеглась, блядь, как у себя дома... Ну, живо!

Он ещё несколько раз нетерпеливо пнул её по печени. Девчонка, вскрикнув от боли, испуганно вскочила на ноги. Зажала инстинктивно ладонями малюсенькие, едва обозначившиеся мальчишеские груди.

– Где парень, с которым ты трахалась? – без обиняков грозно спросил главарь. – Говори сразу, у нас нет времени, иначе отрежем уши и нос!

– Он ушёл... я ничего не знаю, родненькие... Не убивайте меня, пожалуйста! – в голос завыла девчонка и, упав на колени перед бригадиром, обвила руками его ноги, стала целовать носки запылённых туфлей.

Грузин с силой ударил её ногой по лицу, так что на чёрный лакированный туфель брызнула кровь. Брезгливо отпихнул другой ногой схватившуюся за лицо проститутку. Нагнувшись и подобрав ворох её одежды, вытер запачканный туфель.

– Сосо, кончайте её, – я на автовокзал к ребятам, – сухо бросил своему боевику и карманнику Нугзар Инаури и, раздвинув ветки, стал выбираться из зарослей. Позади вскоре раздался отчаянный вскрик девчонки, послышалась какая-то возня, мычание... Вскоре всё стихло.

Напротив автовокзала стояло два больших чёрных «Нисана», набитых грузинскими боевиками и чёрный огромный «Мерседес» бригадира, где на заднем сиденье томились его телохранители с короткими израильскими автоматами «Узи» под куртками. Нугзар сел в «Мерседес», дождался Сосо и грузина-карманника. Сказал как бы в раздумье:

– Они не зря на автовокзале появились. Хотят куда-нибудь уехать... Сосо, бери ребят, – обшмонайте все автобусы. Отморозки, похитившие супругу нашего уважаемого Александра Яковлевича, непременно должны быть в одном из них! Ты их в лицо видел?

– Только одного. Того бомжа с помойки, который наших ребят на левом берегу Дона замочил, – ответил Сосо.

– Достаточно. Остальных знает он, покажет, – кивнул бригадир на карманника.

Сосо с бойцами ушли, а через некоторое время с автовокзала прибежал гонец и сообщил Нугзару, что один из трёх отморозков, по виду армянин, сидят в «пазике», идущем на Большие Салы. Остальные, вероятно, тоже в этом же автобусе.

– Хорошо, скажи Сосо, чтоб садился с ребятами в машину и ехал вслед за ними. За городом, на трассе отморозков чтоб в живых не было, – велел бригадир. – Вы ищите остальных. Их было больше. К тому же здесь нет ихнего главаря с младшим братом... Из-под земли достаньте главаря!

– Понял! – кивнул головой боевик и, сломя голову, бросился исполнять приказание...

Вор ни о чём не подозревал, сидел на заднем сиденье «пазика и мысленно был уже в Чалтыре, у своего дяди, который держал шашлычную и жил довольно безбедно. Сколько раз звал племянника к себе, предлагал войти в долю, покрутиться в выгодном бизнесе (шашлычная стояла на оживлённой автомагистрали), открыть со временем собственное дело и стать, в конце концов, человеком. Сейчас, по мнению дяди, он был обыкновенным опустившимся городским шаромыгой, которому, в перспективе, светят только два пути: в тюрьму либо на кладбище от ножа такого же, как он сам неприкаянного оболтуса! «Ты пойми, Аркадий, – смутные времена пройдут, шальные деньги испарятся, как вода, – поучал он не раз племянника, старательно наставляя на путь истинный. – Кулаками махать всю жизнь не будешь, а работать где? Без специальности, без опыта, без знакомств... Грузчиком на базаре? Сопьёшься как все и пиши пропало. Нет, сейчас деньги по-умному вкладывать надо: в недвижимость, в землю, в дело какое-нибудь. Чтобы не прогореть. У вас, у молодёжи в городах, сейчас ветер в голове гуляет. Ни о чём не думаете, ни к чему хорошему не стремитесь. А есть поговорка: куй железо пока горячо, потом поздно будет – застынет!..»

Вечерело. За окнами автобуса проносился знакомый донской ландшафт. Мелькали редкие, подёрнутые уже желтизной лесополосы, одиночные строения, столбы телеграфных линий, бензоколонки с убогим придорожным сервисом продуктового ширпотреба в коммерческих ларьках, рассчитанного на непритязательных дальнобойщиков и трассовых проституток. Задумавшийся Вор не обратил внимания как незнакомый чёрный «Нисан» стал вдруг стремительно обгонять автобус. Из окна машины высунулся чуть ли не до пояса человек в чёрной кожаной куртке, в синей бейсболке и тёмных очках. В руках у него был американский одноразовый гранатомёт «Муха». Прогремел выстрел и «пазик», объятый ярким пламенем, словно факел, юзом пошёл в кювет, оставляя за собой на шоссе огненные ошмётки. Аркаша Вор увидел только ослепительную вспышку перед глазами, как будто взорвалось солнце и обдало всех в салоне испепеляющим пламенем. Боли он не почувствовал, мгновенно уйдя из реальности в потусторонний мир и оттуда, как бы со стороны, посторонним зрителем наблюдал, как катится, кувыркаясь, под откос, в кювет, бесформенный огненный ком, несколько минут назад бывший междугородним автобусом...

 

2006 – 2021 гг.

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/