Среди обследованных известным российским ученым-психиатром М.И. Рыбалко психопатов «возбудимого круга» патохарактерологические реакции в форме суицидальных тенденций наблюдались в 16 случая; (5,39 %), активного протеста – в 12 случаях (4,04 %) и пассивного протеста – в 9 случаях (3,03 %). Среди отдельных типов акцентуаций характера у обвиняемых с патохарактерологическими реакциями и девиантным поведением доминировал истерический – 16 случаев (5,39 %), затем следовали эпилептоидный – 5 (1,68 %), гипертимный – 4 (1,35 %) и неустойчивый – 4 (1,35 %). Определялась зависимость между патохарактерологический реакцией в форме суицидальных тенденций и акцентуаций характера истерического типа. У подростков с эпилептоидными, гипертимными, неустойчивыми и возбудимыми акцентуациями характера преимущественно имели место реакции активного протеста, а у обвиняемых с акцентуациями характера тормозимого типа (астенического, психастенического) – пассивного протеста. Реакции в форме суицидальных тенденций, помимо истерической акцентуации, встречались при лабильном, сенситивном, шизоидном, эпилептоидном и гипертимном типах акцентуаций. Следовательно, патохарактерологические реакции в количественном и качественном отношении зависят от типа акцентуации характера, что вполне можно использовать в криминалистической прогностике, например, как в нашем случае, при производстве допроса.²⁵⁶

Так, при допросе гипертимов следователь должен иметь в виду, что они, как правило, «...имеют несколько приподнятое настроение и брызжущую» энергию. Иногда злятся, когда окружающие мешают ее реализовать. С ранних лет гипертимы стремятся к самостоятельности и независимости. Плохо справляются с работой, требующей усидчивости, аккуратности и кропотливого труда. Часто болтливы, поверхностны. Любят жизнь, без особого труда преодолевают грусть, недостаточно управляют своей психической активностью. Плохо переносят ситуации, требующие терпения.²⁵⁷

Последнее свойство психики гипертима, на наш взгляд, особенно проявляется при избрании в отношении него меры пресечения в виде заключения под стражу, т.к. ограничение свободы гипертимик переживает особенно болезненно. В условиях допроса возможна протестная реакция гипертима, которая, чаще всего, по данному виду преступлений проявляется в полном отказе от дачи показаний. Не следует забывать при этом, что любая помощь правоохранительным органам и без того является «табу» для «вора в законе» или «положенца».

Большую осторожность при выборе тактики допроса необходимо проявлять в работе с эпилептоидным (инертно-импульсивным) типом акцентуантов. Психопаты данного типа инертны, тугоподвижны, в ярости представляют опасность для общества. Акцентуанты данного типа не любят, когда им «лезут в душу», всем своим поведением подчеркивают свои бойцовские качества, в том числе свою нервность, вспыльчивость, несдержанность. Постоянно готовы к нападению, как способу защиты. Повышено подозрительны, завистливы, склонны впадать во фрустрацию; проявляют некоммуникабельность при стремлении доминировать над окружающими. Необходимо иметь в виду, что для эпилептоидов присущи как экстрапунитивные реакции (реакции, направленные вовне), которые «...подразумевают разряд аффекта путем агрессии на окружающих – нападение на обидчиков или «вымещение злобы» на случайных лицах или попавших под руку объектах, так и имунитивные реакции (направленные вовнутрь), которые проявляются в бегстве из аффектогенной ситуации любым другим способом, включая реальный суицид».²⁵⁸

При допросе психопата эпилептоидного типа акцентуации следователь может столкнуться и с т.н. «маскировочной» депрессией.

«Маскировочные» депрессии «...часто проявляются психопатоподобными нарушениями, нередко являясь основой мотивации при совершении преступлений. Депрессивные проявления у эпилептоидов участвуют в формировании аномальной структуры личности в виде постреактивного, патохарактерологического и невротического развития личности. Общими чертами психогенных депрессий у преступников являются преимущественно невротический уровень проявлений. По мнению психиатров, наличие депрессивного аффекта в структуре психопатоподобных расстройств является обязательным критерием отнесения девиантного поведения к психопатоподобным эквивалентам депрессии. При этом в рамках «маскировочной» депрессии следует рассматривать у обвиняемых невротическую депрессию с агрессивным поведением по типу внезапных «вспышек», направленных не ближайшее социальное окружение».²⁵⁹

Вот почему при допросе таких акцентуантов нельзя демонстрировать осуждение их преступного поведения в связи с болезненным»' чувством собственного достоинства эпилептоида. Решающим фактором для установления психологического контакта с таким субъектом, на наш взгляд, будет являться именно демонстрация понимания следователем внутренней мотивировки поведения допрашиваемого.²⁶⁰

Этот «...внеинтеллектуальный» фактор в 20-х годах нашего столетия был назван швейцарским психиатром Э. Блейлером «синтонией». Человеку, как известно, свойственно стремление к «эмоциональному созвучию» с другим человеком. При этом человек пытается перенести свой образ мыслей и чувств на мир того, с кем он стремится установить эмоциональный контакт».²⁶¹

Сразу уточним, что отсутствие рефлексивного мышления и знаний в области психиатрии у следователя, на наш взгляд, сделают эти попытки абсолютно безуспешными.

При допросе психопатов истероидного (демонстративного) типа следователю необходимо обратить внимание на то, что «главными особенностями психики таких акцентуантов являются: 1) стремление во что бы ни стало обратить на себя внимание окружающих и 2) отсутствие объективной правды как по отношению к другим, так и к самому себе. Во внешнем облике большинства представителей группы особенно обращают на себя внимание ходульность, театральность и лживость»²⁶², о чем мы уже говорили в параграфе 2.2. настоящего исследования.

Очень часто в качестве свойства психики истероида психиатры называют т.н. «психический инфантилизм», под которым понимается «... клинический синдром, часто встречающийся у преступников и включающийся в группу пограничных нервно-психических расстройств. Психический инфантилизм очень часто связан у истероидов с т.н. «гедонистическими» переживаниями обвиняемых, которые в отличие от реалистических оценок сложившейся следственной ситуации «...игнорируют свершившийся очевидный факт (например, доказанности участия обвиняемого в преступлении), внутренне искажают и отрицают его, формируют и поддерживают у субъекта иллюзию благополучия и сохранности нарушенного содержания жизни».²⁶³ Это заставляет следователя в конкретной следственной ситуации прибегать к более гибкой тактике допроса с использованием собранных ранее доказательств.

При допросе психопата истероидного типа следователь может ожидать от допрашиваемого две формы реагирования: экспрессивную и импрессивную. Для первой формы характерна «...склонность к бурному, яркому выражению чувств, повышенная требовательность, тяга к самопоказу, «игра на публику», неискренность и высокомерие, упорство в отстаивании узкоэгоистических интересов, вычурность, крикливость, капризность. При второй форме реагирования наблюдается избыточная впечатлительность, ранимость, обидчивость.»²⁶⁴

При первой форме реагирования акцентуанта данного типа на изменение следственной ситуации допроса не в его пользу речь, как правило, идет о так называемом «психопатической концерте», который проявляется в демонстративном поведении, «псевдосуицидах», «суицидальном шантаже». Способы при этом избираются либо безопасные (порезы вен на предплечье), либо рассчитанные на то, что серьезная попытка будет предупреждена окружающими».²⁶⁵

Чтобы ситуация допроса не переросла в следственную ситуацию организационно-неупорядоченного типа, допрашиваемый не должен получить от следователя ожидаемой реакции на «психопатический концерт». Поэтому следователь должен вести себя в такой ситуации подчеркнуто официально, исключительно бесстрастно. Наблюдения за поведением истероидов показывают, что «...во время своих психопатических концертов они чутко наблюдают за реакцией окружающих и почти никогда не причиняют большого вреда себе. Следует, однако, иметь в виду, что поведение истероидов в период буйства может иметь и более тяжкие последствия, ибо они довольно хорошо контролируют направленность своего поведения, но гораздо хуже – ее интенсивность».²⁶⁶

Однако умение установить психологический контакт с допрашиваемым, имеющим различные формы психопатии – это лишь первый этап тактической операции «калибровка партнера по общению».

Второй этап «калибровки» – это углубление психологического контакта, основываясь на эмпатических (то есть самых глубоких методах проникновения в сознание партнера по общению) методах рефлексии. Отметим, что и сам процесс установления психологического контакта с лидером ОПС проходит в несколько этапов:

1. Прогнозирование общения и процесса установления психологического контакта.

2. Создание внешних условий, облегчающих установление контакта.

3. Проявление внешних коммуникативных свойств в начале зрительного контакта.

4. Изучение психического состояния, отношения субъекта к начавшемуся общению.

5. Действия по ликвидации помех в общении.

6. Возбуждение интереса к развитию действия во время предстоящего общения.

Здесь существенную тактико-психологическую помощь нам может оказать оперативный опрос – гласное оперативно-розыскное мероприятие, также, как и допрос, основанное на вербальных методах получения информации.

Основные приемы получения интересующей информации в ходе оперативного опроса.

Исходя из общих теоретических положений и практического опыта, выработанного человечеством, можно выделить два основных способа получения необходимой информации в ходе оперативного опроса:

1) побуждение субъекта к непроизвольным высказываниям фактов, представляющих интерес для сотрудников.

2) побуждение интересующего лица к непроизвольным физическим и экспрессивным действиям, содержащим соответствующую информацию.

Внутри названных способов можно выделить ряд конкретных приемов, с помощью которых и осуществляется получение необходимой правоохранительным органам информации:

1. Приемы получения информации путем побуждения субъекта к непроизвольным высказываниям фактов, представляющих интерес для сотрудников, в частности, демонстрация конкретных предметов, оживляющих в памяти заинтересованного лица соответствующие образы и побуждающих его к непроизвольным высказываниям.

Например, чтобы выяснить, знакомо ли интересующее лицо с фотографией, сотрудник берет с собой какие-либо фотопринадлежности (фотоаппарат, фотобумагу, пленку), которые объективно могут послужить к определенным высказываниям, да и разговору в целом. А для того, например, чтобы выяснить некоторые стороны жизни интересующего лица, можно использовать соответствующие альбомы по назначению, в частности, для завязывания разговора на политическую тему – газету, журнал.

В качестве конкретных предметов, побуждающих заинтересованное лицо к непроизвольным высказываниям, могут быть использованы личные вещи этого лица (предметы туалета, книги и т. д.); предметы, принадлежащие близким связям этого лица; иные предметы, доступные для восприятия.

Наличие таких конкретных предметов дает двойной психологический результат. С одной стороны, альбом с фотографиями, например, воспроизводит в памяти интересующего оперативное подразделение лица хранящиеся там образы прошлого, а с другой – побуждает к конкретным высказываниям. Разумеется, оживление в памяти образов прошлого – процесс достаточно осознанный. Что же касается высказываний, то они, как правило, непреднамеренны, в том смысле, что лицо, интересующее нас, рассказывая о своей жизни, не осознает, что тем самым оно сообщает нужную сотруднику информацию.²⁶⁷

Необходимые условия для успешного применения этого приема:

1) предмет, избранный для демонстрации, должен ассоциироваться с предметом, который бы воскресил в памяти интересующего лица события, подлежащие уяснению;

2) демонстрация должна быть всегда естественной и оправдываться конкретной ситуацией;

3) действия и поступки сотрудника при демонстрации предмета должны быть экспрессивно обоснованы.²⁶⁸

Важно отметить, что побуждение к непроизвольному высказыванию при демонстрации предметов достигает своей конкретной цели только если интересующее лицо не осознает, что данный предмет служит поводом для высказывания.

2. Использование смежной темы разговора.

Этот прием дает возможность вести целенаправленную беседу, не прибегая к прямой постановке вопросов. Используемая тема оживляет ряд образов в памяти человека, неизбежно захватывая в свою орбиту и образы из области «запретной», т.е. известной только ему информации. Здесь следует учитывать не перечень возможностей, а сам способ «ставить тему», то есть умение наводящими вопросами подвести к нужному разговору и получить на них ответ. Переключение на смежную тему может осуществляться с помощью самых различных нейтральных вопросов, высказываний.

Пример (начало разговора доверенного лица с матерью разыскиваемого преступника):

– Мария Ивановна, очень прошу извинить за опоздание, – сказала она (доверенное лицо), тяжело дыша.

– А я вас уже давно жду. Видимо, опять собрание было?

– Нет! Вы знаете, кого я встретила? Валентину Николаевну... Помните?

– Как же, как же!.. Что-то она ко мне уже не заходит...

– Ей очень некогда. Понимаете, в больницу привезли оборудование... У них теперь своя лаборатория будет...

– Вот как?

Мать разыскиваемого помолчала и затем добавила:

– А как хотел этого мой Виктор! Ночами не спал...

Сотрудник и доверенная знали, что разыскиваемый, в прошлом врач больницы, настойчиво добивался организации такой лаборатории, о чем постоянно говорил с матерью. Именно это обстоятельство и было выбрано в качестве смежной темы для разговора доверенной о разыскиваемом. В итоге мать долго рассказывала о своем сыне и сообщила часть данных о его личности и образе жизни, которые вообще не были до этого известны правоохранительным органам.

В данном случае получение информации осуществлялось путем использования смежной темы, которая оживляла в памяти интересующего нас лица соответствующие представления и побуждала его к непроизвольным высказываниям.

Сущность этого явления заключается в том, что практически одинаковые реакции возникают у человека на все слова, которые сходны по смыслу, то есть относятся к одной логической группе и почти не зависят от их звучания или написания.

Основные условия успешного применения данного приема состоят в следующем:

1) тема разговора, используемая в качестве смежной, должна быть известна интересующему нас лицу и иметь для него определенную личностную значимость и ценность;

2) смежная тема должна логически вытекать из конкретной ситуации;

3) действия и поступки лица, осуществляющего получение информации, должны быть психологически обоснованными и экспрессивно подтвержденными, то есть соответствовать профессиональным и индивидуальным особенностям личности.

Методические условия использования данного приема:

1) смежная тема не должна быть слишком близка к основному вопросу, подлежащему выведыванию, так как в противном случае она приобретает характер плохо замаскированного прямого вопроса;

2) тема не должна быть и слишком отдалена от основного выясняемого вопроса, ибо это вызывает в памяти массу других образов и ведет к высказываниям, которые не содержат в себе интересующей информации.

Таким образом, использование смежной темы разговора для получения важной сотрудника информации состоит в том, чтобы оживить впечатления, хранящиеся в памяти у интересующего нас лица, замаскировать действительное значение смежной темы и в результате побудить его непреднамеренно передать соответствующую информацию.

3. Использование чувства значимости конкретной личности.

Люди, как правило, стараются сохранить чувство собственного достоинства и повысить свою значимость в глазах окружающих. Затронув это чувство, можно добиться того, что человек, защищая свой престиж, выскажется по вопросу, представляющему интерес для сотрудника. В целенаправленных беседах можно использовать стремление человека во что бы то ни стало защитить свою точку зрения, не уронив своего достоинства в глазах окружающих. При этом следует учитывать сложившиеся с заинтересованным лицом взаимоотношения. В частности, представляющее интерес для правоохранительного органа лицо может считать сотрудника или другом, или зависимым лицом. Вследствие того, как это лицо относится к сотруднику, создаются определенные предпосылки для получения информации. К таким предпосылкам относятся следующие:

а) стремление собеседника искренне и бескорыстно помочь партнеру. Это стремление выражается обычно в попытках дать конкретный совет, переубедить и т. д.;

б) чувство благодарности, испытываемое в ответ на действия и высказывания партнера. Поэтому собеседник может сообщить интересующую нас информацию, рассматривая свои действия как своеобразное возвращение «долга»;

в) желание удивить оппонента, вызвать у него растерянность. Этот фактор ярко проявляется в процессе спора, затрагивающего интересы обоих собеседников;

г) потребность получить отклик собеседника на свои высказывания. Данный фактор имеет особое значение, когда партнер пользуется авторитетом у собеседника. В этом случае, рассказывая что-либо, человек особенно желает получить совет или одобрительный отклик.

В зависимости от конкретных предпосылок могут применяться различные приемы: обращение к чувству собственного достоинства, проявление равнодушия, «игра» на чувстве собственного достоинства собеседника, проявление участия и т.д. Рассмотрим некоторые из таких приемов:

4. Обращение к чувству собственного достоинства.

Этот прием предполагает похвалу, лесть, подчеркнутое выражение уважения, большой заинтересованности и внимания по отношению к собеседнику. Прием особенно эффективен при общении с тщеславными и честолюбивыми людьми. Обращение к чувству собственного достоинства позволяет установить с такими людьми тесные отношения и способствует проявлению искренности с их стороны.

Условия успешного применения данного приема:

– перед похвалой следует сделать комплимент, относящийся к конкретному событию;

– при обращении с похвалой следует принять соответствующее выражение лица и позу;

– подчеркивать достоинства интересующего лица лучше, сравнивая его с оппонентами. При этом следует помнить, что все хорошо в меру.

5. Проявление равнодушия.

Этот прием применяется, когда у собеседника наблюдается большое желание обсудить сведения, которыми он располагает, затронуть в разговоре известную лишь только ему новость, которой он придает большое значение. Проявление безразличия к важной с точки зрения собеседника информации, пренебрежение ею задевают его самолюбие и тем самым стимулируют к высказыванию дополнительных данных, подчеркивающих значимость этой информации.

Условия, необходимые для успешного применения данного приема:

1) нужно вовремя почувствовать, что интересующее лицо переполнено сведениями. Это, безусловно, заметно по его поведению: он бросает частые взгляды в сторону лица, которому хочет что-то сказать, не может спокойно сидеть на одном месте, начинает усиленно жестикулировать и показывать, что владеет информацией;

2) нельзя в это время навязывать свою тему разговора;

3) проявление равнодушия со стороны оперативного сотрудника может побудить это лицо к высказыванию лишь в условиях доверительности. Это фиксируется по стремлению лица уединиться с сотрудником. При отсутствии доверительности равнодушное отношение сотрудника к этому лицу не вызовет у него ответных реакций подобного рода.

6. Использование эмоционального стресса.

Под эмоциональным стрессом в данном случае понимается состояние психического напряжения. В таком состоянии у человека ослабевает контроль за своим поведением и высказываниями. Различают несколько этапов развития такого состояния. Эмоциональный стресс возникает в результате какого-либо резкого и сильного воздействия на человека, возбуждающего его психику и нарушающего нормальную ориентировку в окружающей обстановке. Основной этап – период бурных переживаний, плохо контролируемых действий и речевых реакций. И заканчивается эмоциональный стресс постепенным переходом к спокойствию.

Ввести интересующее лицо в состояние эмоционального стресса можно несколькими способами:

– задав неожиданный вопрос;

– сделав неточное или ложное заявление;

– сообщив якобы важные сведения;

– показав свою осведомленность в чем-либо.

Разберем эти способы подробнее:

– постановка неожиданного вопроса.

Путем постановки неожиданного вопроса можно привести интересующее нас лицо в замешательство либо уличить его в чем-то, например в обмане. В первом случае это лицо может не осознавать намерений собеседника, во втором – эти намерения им осознаются.

Условия для успешного применения этого приема:

1) неожиданный вопрос не должен быть связан с темой настоящего разговора;

2) этот вопрос должен касаться интимных проблем или секретов;

3) содержание вопроса должно быть четким и конкретным;

4) если поставлена задача разоблачить или уличить собеседника, то неожиданный вопрос должен поставить интересующее лицо в тупик;

5) если же нужно привести его в замешательство, то надо предусмотреть для этого лица пути выхода из этого положения.²⁶⁹

Неточное или ложное заявление.

Намеренно делая ложное заявление или неверно высказываясь по какому-либо вопросу, мы рассчитываем на то, что собеседник захочет уточнить или дополнить наше высказывание. Особенно эффективен этот прием при общении с эмоциональными и импульсивными натурами, которых искажение фактов легко выводит из равновесия. Не менее эффективен этот прием и по отношению к людям с высокой самооценкой, считающим себя знатоками или большими эрудитами.

Условия успешного применения данного приема:

1) неточное или ложное заявление должно касаться сферы идей, которые волнуют интересующее лицо в данный момент;

2) такое действие должно создавать у интересующего лица определенное затруднение в виде борьбы мотивов: сказать – не сказать и т. д.;

3) используя этот прием, следует убедить собеседника в искренности своего поведения.

Основное правило применения приема: информация должна быть очерчена в основном правильно, искаженными могут быть лишь отдельные конкретные детали нашей информации.

Сообщение «важных» сведений.

Использование сведений, которые могут изменить настроение человека, помогает направить беседу в нужное русло и получить интересующую сотрудника информацию.

Условия, необходимые для успешного применения данного приема:

1) при подборе «важных» сведений необходимо учитывать доминирующие потребности человека и его индивидуально-психологические особенности;

2) необходимо находиться с интересующим лицом в состоянии доверительности;

3) источник информации должен обладать в глазах интересующего лица уважением и авторитетом.

Показ осведомленности.

Этот прием используется, когда уже известны некоторые детали вопроса и событий и необходимо получить дополнительную информацию. Умелое оперирование даже немногими известными деталями может создать у лица впечатление полной информированности собеседника и побудить его к взаимности и откровенности.

7. Подбрасывание ложных доказательств.

Давно известно, что человек гораздо больше доверяет идеям, возникающим в его собственной голове, нежели тем, которые преподносят ему другие люди. Поэтому опытные в профессиональном плане оперативники по возможности стараются избегать прямого давления на объект, предпочитая косвенное воздействие на его образ мыслей. Для этого они как бы ненароком подбрасывают ему определенную информацию, выводы из которой он должен сделать сам.

Искусство получения информации состоит как раз в том, что при грамотной подаче определенных фактов объект нашего интереса должен сделать и донести до слушающего именно те однозначные выводы, на которые и рассчитывает оперативный сотрудник.²⁷⁰

8. Создание образа «простака».

Суть этого приема заключается в том, что оперативный сотрудник, нарочито принижая собственные умственные способности, старается создать у объекта ощущение интеллектуального превосходства. В результате объект теряет бдительность, так как не ожидает какого-либо подвоха от «простака», с которым он общается. На самом деле простаком оказывается объект. Отметим, что это лишь небольшая часть приемов, которая может быть использована в рамках оперативного опроса на втором этапе тактической операции «калибровка партнера по общению».

Третьим этапом тактической операции «калибровка партнера по общению» является распознавание ложных показаний организатора преступного сообщества.

Полагаем, наиболее эффективным способом распознавания ложных показаний допрашиваемого является использование логических приемов допроса. К таким приемам относятся, в частности, т.н. «сократовский метод», метод дробления и ступенчатый метод.

«Сократовский метод» заключается в том, чтобы в ходе дискуссии отодвигать доказательство основного пункта как можно дальше, подведя к нему оппонента медленное незаметно».²⁷¹ Этот прием сам Сократ называл «методом повивальной бабки», «...потому что он, как повитуха, помогает родиться истине. В споре Сократ предоставлял собеседнику высказать и тем самым еще раз утвердить свое убеждение. После он высказывался таким образом, что делал сомнительными утверждения противника».²⁷²

«Сократовский метод» нашел применение в судебно-следственной практике как тактический прием допроса – «допущение легенды», суть которого в том, что «...фиксируя все противоречия в самой легенде и ее противоречия с другими доказательствами, следователь аргументировано опровергает показания допрашиваемого, заставляя говорить правду».²⁷³

«Сократовский метод» в следственной тактике, как правило, используется в паре с методом дробления, который применяется для демонстрации несостоятельности аргументов допрашиваемого. Для этого следователь условно разбивает показания обвиняемого на отдельные части и анализирует их. Таким образом, легче найти противоречия и другие логические погрешности, позволяющие распознать ложные показания.

Метод Сократа необходимо отграничивать от так называемого ступенчатого метода, суть которого сводится к прохождению всех ступеней доказывания с таким расчетом, чтобы посредством маленьких доказательств прийти к большому выводу. При данном приеме допроса вопросы ставятся следователем в такой последовательности, чтобы допрашиваемый мог вспомнить сначала предыдущие факты, а затем последующие вплоть до факта, интересующего следствие. Данный прием допроса может рассматриваться как средство мнемической помощи, с помощью которого следователь активизирует память допрашиваемого. Если метод Сократа, как правило, используется в конфликтных следственных ситуациях, когда «...вопрос должен быть сформулирован и поставлен так, чтобы допрашиваемый не смог извлечь из него никакой информации для своего ответа и вынужден был черпать материал только из своей памяти»²⁷⁴, то ступенчатый метод – для активизации памяти добросовестного свидетеля.

В криминалистической литературе для распознания ложных показаний предлагается использовать и другие приемы: например, «...ложная осведомленность следователя», а также средства психического воздействия на снятие напряженности – замедление темпа, перерыв в допросе и т.д.²⁷⁵ Применение названных методов может быть эффективным лишь в том случае, если будут применяться следователем адекватно сложившейся ситуации допроса.

Б) Пределы допустимости тактического приема

Вопрос о критерии допустимости тактического приема является в криминалистической науке наиболее сложным. Вызвано это не только особенностью указанного феномена, но и тесным переплетением этичности и законности в уголовном судопроизводстве. Весьма спорным представляется суждение отдельных авторов о том, что оценка тактического приема лишь неэтичным не влечет признания полученных доказательств недопустимыми.²⁷⁶ Такой подход, на наш взгляд, полностью идет вразрез с положением о тактическом приеме как системном образовании, предполагающем наличие определенного числа элементов и структурных связей между ними.

Наиболее часто разделение признаков тактических приемов основывается на выделении критерия их допустимости, причем у разных авторов содержание данного критерия, его доктринальное и практическое назначение являются различными.²⁷⁷

Так, А.Г. Филиппов, говоря о совокупности требований, которым должны удовлетворять тактические приемы, выделяет, наряду с научной обоснованностью, целесообразностью, эффективностью, экономичностью, простотой и доступностью, еще одно требование, которое он называет «допустимость тактического приема», понимая под ним правомерность приема с точки зрения законодательства и морально-этических норм.²⁷⁸

Иногда в работах отдельных авторов осуществляется, по сути, простая замена термина «признаки тактического приема» на термин «критерии допустимости тактического приема»; при этом отмечается, что законность и направленность на достижение истины являются обязательными критериями, а научная обоснованность и этичность могут выполнять неодинаковую роль. Это логически ведет к употреблению понятия «недопустимые тактические приемы».²⁷⁹

Криминалистике хорошо известны такие недопустимые с нравственно- психологической точки зрения тактические приемы. Например, при производстве допроса следователь не может применять средства, связанные с воздействием на психическую сферу человека. Такие тактические приемы достаточно хорошо описаны в криминалистической литературе. К ним относятся:

1. Давление – воздействие на эмоциональную сферу допрашиваемого.

2. Шельмование – попытка следователя опорочить, принизить, а иногда и прямо оскорбить допрашиваемого.

3. Апелляция к чувствам, унижающим и оскорбляющим человеческое достоинство.

4. Наводящие вопросы.

5. Обман, введение в заблуждение.

6. Открытая психологическая война между следователем и допрашиваемым.

Можно с уверенностью утверждать, что здесь, в криминалистической тактике, с пределами нравственной допустимости тактических приемов все более-менее понятно и достаточно определено. Гораздо сложнее дело обстоит с другим тактическим приемом, также входящим в тактическую операцию и активно используемым в расследовании преступлений, предусмотренных ст.210 УК РФ – агентурным методом. Полагаем, без применения указанного тактического приема раскрытие и расследование преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, вообще невозможны. Проанализируем данный тактический прием с точки зрения гносеологии и его нравственной допустимости.

Агентурный метод как тактический прием

Впервые мысль о необходимости исследовать в сфере оперативно-розыскной деятельности (далее по тексту ОРД), кроме правовых, нравственные отношения была высказана известным российским ученым в области ОРД Д.В. Гребельским в 1967 г.²⁸⁰

Несколько абстрактная постановка вопроса привела ряд читателей и ученых к суждению о том, будто при такой постановке проблемы выражается сомнение в этичности ОРД вообще. Возможность такой трактовки вызвала категорическое несогласие видного теоретика ОРД А.Г. Лекаря, который в острополемической форме указал, что если отдельные недостаточно опытные или неквалифицированные оперативники и допускают неэтичные действия, то это совершенно не означает наличие неэтичности и аморализма в самой ОРД. В целом, по мнению А.Г. Лекаря, во-первых, этические принципы ОРД ввиду очевидности и недвусмысленности их формулировки в законе проблемы (в смысле сомнений в этичности) не составляют; во-вторых, возникающие в ОРД своеобразные нравственные отношения между оперативниками и агентурой, между самими оперативниками, между ними и разрабатываемыми по делам оперативного учета лицами непременно должны быть предметом исследования²⁸¹.

В теории оперативно-розыскной деятельности достаточно подробно рассмотрены моральные основы ОРД применительно к типичным, классифицированным по ряду оснований ситуациям ОРД, а также разработке научно обоснованных рекомендаций по решению различных оперативно-розыскных задач при наличии условий, определяющих состояние моральной крайней необходимости, взятой не в уголовно-правовом, а в этическом ее значении. По их мнению, она не является «привилегией» только ОРД; она встречается и в других видах деятельности, например, во врачебной.

Так, одним из принципов работы врача является правдивость. Дезинформация в устах врача отнюдь не относится к универсальным способам его деятельности. Но есть ситуации, при которых врачебная этика не только разрешает, но и предписывает врачу оберегать тяжелобольного от жестокой правды, более того – сообщать ему сведения, не соответствующие действительности. Иными словами, из двух возможных зол выбирается меньшее, коллизия обязанностей разрешается путем исполнения той из них, которая при сложившейся обстановке является, с точки зрения морали, более предпочтительной. Это и есть состояние моральной крайней необходимости. И было бы напрасной тратой времени пытаться найти правовые регуляторы поведения участников такого роды «тонких» отношений. Единственным мерилом дозволенности поступков здесь являются нормы морали. Вот и в оперативно-розыскной работе такие приемы, как введение в заблуждение, дезинформация разрабатываемых, их близких связей, отнюдь не являются универсальными средствами решения оперативных задач и применимы далеко не в каждой ситуации²⁸².

Гегель по этому поводу писал, что суды, воины не только имеют право убивать людей, но это их долг, однако при этом точно определено, по отношению к какому типу людей и при каких обстоятельствах это дозволено и является долгом.²⁸³

Как известно, содержанием оперативно-розыскной деятельности является разведка и контрразведка. Понять духовно-нравственное содержание ОРД без раскрытия этих категорий невозможно.

Разведывательная и контрразведывательная деятельность известна человечеству с библейских времен и воспринимается людьми как необходимая часть жизнедеятельности общества и государства.

Более того, разведка и контрразведка являются социально одобряемыми видами человеческой деятельности.

Так, проведенные нами социологические опросы различных групп и слоев населения Дальнего Востока показывают, что около 85 % респондентов считают, что «в разведке все методы хороши» и «цель оправдывает средства». Около 13 % опрошенных негативно относятся к работе «рыцарей плаща и кинжала», и лишь 2 % респондентов проявили безразличие в вопросах оценки нравственности в разведывательной и контрразведывательной деятельности.²⁸⁴

Примерно такие же результаты социологических опросов получены по оценке роли дезинформации в оперативно-розыскной деятельности. По мнению большинства опрошенных (91 %), дезинформация является вполне допустимым нравственным приемом выведывания оперативной информации. Указанные респонденты считают, что дезинформация жизненно необходима в ОРД, в которой столь развито игровое начало и которая представляет собой творческую деятельность, не терпящую шаблона.

Что же такое дезинформация – безнравственный обман или тонкий психологический прием получения оперативно значимой информации? В теории ОРД под намеренной дезинформацией понимают как заведомую ложь, так и утонченную полуправду, исподволь подталкивающую воспринимающих к ложным суждениям. Наиболее распространенными приемами здесь являются:

– прямое сокрытие фактов;

– тенденциозный подбор данных;

– нарушение логических и временных связей между событиями;

– подача правды в таком контексте (добавлением ложного факта или намека), чтобы она воспринималась как ложь;

– изложение важнейших данных на ярком фоне отвлекающих внимание сведений;

– смешивание разнородных мнений и фактов;

– сообщение информации такими словами, которые можно истолковать по-разному;

– неупоминание ключевых деталей факта.²⁸⁵

Проблема искаженной информации и дезинформации в теории ОРД актуализирует проблему ее восприятия и оценки оперативным работником.

Оценка оперативно-розыскной информации связана с мыслительной деятельностью оперработника, направленной на формирование определенного вывода. Его вывод представляет собой обоснованное полученными данными логическое умозаключение о наличии в определенном действии признаков преступления и причастности к нему определенных лиц.²⁸⁶

В теории ОРД в связи с этим разработаны достаточно четкие рекомендации по распознанию ложной оперативно-розыскной информации. В частности, предлагается:

– различать факты и мнения;

– понять, способен ли информатор по своему положению иметь доступ к соответствующим фактам;

– учитывать субъективные (самомнение, фантазию) характеристики источника и его предполагаемое отношение к выдаваемому сообщению;

– применять дублирующие планы информации;

– исключать все лишние промежуточные звенья;

– помнить, что особенно легко воспринимается та информация, которую вы предполагаете или желаете услышать.²⁸⁷

Правильность вывода в оценке такой информации будет зависеть не только от качества полученной информации, но и от свойств мышления оперативного работника, а также от правильности выбранного им направления поисково-познавательной деятельности. Эти факторы обусловливают высокую вероятность ложной интерпретации полученной информации, которая возрастает еще больше, если оперативному работнику предоставлены не все материалы, а некоторые из имеющихся в его распоряжении фактических данных.

Кроме того, в процессе использования дезинформации в качестве тактического приема весьма часто возникает конфликт двух нравственных норм: необходимость оградить от преступников и проникновение в личную жизнь человека. Это, в свою очередь, порождает компромиссную норму, «лезвие бритвы», по которому идет оперативный работник в своей деятельности, а единственными мерилами, чтобы не перейти грань морального и аморального, являются его совесть и нравственная оценка психологической ситуации. Ведь любую оперативно-тактическую комбинацию с использованием легенды и дезинформации под определенным углом зрения можно рассматривать как обман, введение в заблуждение оппонента. Конечно, идеалом был бы отказ от тайного характера ОРД, но это было бы нечестно по отношению к другим гражданам, так как открывает простор преступной деятельности, которая и так приобрела качественно новые черты.²⁸⁸

В современной преступной среде знания методов агентурной работы является почти обязательным условием образа жизни так называемой преступной субкультуры, особенно в организованной, а тем более коррумпированной преступности, характеризующейся высоким уровнем криминального профессионализма. Преступные элементы активно применяют агентурный и контрагентурный методы, нацеливая их против сотрудников органов внутренних дел нередко в целях шантажа, дискредитации, стремясь избежать разоблачения и привлечения к уголовной ответственности.²⁸⁹

Если обратиться к истории криминалистики, легко можно убедиться в том, что во многом и сами эти методы пришли из криминального мира. Достаточно вспомнить основателя французской полиции Сюртэ Жан-Поля Видока, который являлся «авторитетным» вором-рецидивистом и которому, по праву, принадлежит пальма первенства в изобретении внутрикамерной разработки. Видок считал, что с уголовным миром можно бороться только методами уголовного мира. И следует признать, что шеф полиции Парижа Видок успешно справлялся с этой задачей – при нем эффективность работы французских полицейских считается самой высокой за всю историю полиции Франции. А, как известно, главный показатель эффективности – это раскрываемость преступлений.

Оперативно-розыскная деятельность, как любая разведка и контрразведка, имеет очень много схожих черт с театральным искусством. Однако есть и существенные отличия.

Так, маскирующийся сотрудник оперативного аппарата общается лицом к лицу с противоборствующим партнером с тем, чтобы психологически перенести его в мир легендированной роли. В театре же актеры втягивают в мир образов зрителей.

В театре игра содержит в себе противоречие: играющий и зритель все время пребывают в двух сферах: условной и действительной. Забыть о двойственном характере ситуации для них – значит, прекратить игру.²⁹⁰

Иное дело с мерой психологической втянутости в мир легендированных мероприятий в ОРД. Даже усомнившийся партнер может убедиться в истинности воспринимаемого, осуществив доступную для него проверку.

В качестве примера можно привести эпизод из ставшего хрестоматийным кинофильма «Место встречи изменить нельзя», где главарь банды Горбатый учинил детальную, поэтапную проверку легенды Шарапова, безуспешно пытаясь поймать его на противоречиях. Удачно спланированная оперативными работниками легенда внедрения в банду, в конечном итоге, создала условия для успешного завершения всей тактической операции.

Блестящий пример перевоплощения в легендированную роль показан в бестселлере советского кинематографа режиссера Саввы Кулиша «Мертвый сезон». Герой Донатаса Баниониса советский разведчик Лонсфилд – прототип советского разведчика Абеля, работая под легендой покупателя боулинга, виртуозно вербует священника, уговаривая его через библию открыть тайну исповеди и сообщить сведения о германском химическом оружии – по существу, конфессиональное преступление для священника. «Меч во благо Богу, а не дьяволу», – говорит Лонсфилд, убеждая священника в необходимости нарушить конфессиональную тайну.

Возникает закономерный вопрос: что такое легенда и насколько она отвечает критериям нравственной допустимости?

Отдельные авторы, в частности, Д.В. Гребельский²⁹¹ и В.Г. Самойлов²⁹² относят понятие легенды к числу системообразующих, так как оно пронизывает все оперативно-розыскные мероприятия, которые сопровождаются зашифровкой, маскировкой, инсценированием. Легенда в ОРД – это, прежде всего, внутренний образ, определяющий цель деятельности, ее направления и содержание. Мотивировка при этом является внутренним компонентом легенды, маскирующим в глазах других людей действительный мотив проводимого оперативно-розыскного мероприятия. Легенда, как рефлексивный замысел оперативного работника, является весьма эффективным приемом разрешения оперативно-розыскных ситуаций, прежде всего так называемого рандомизированного типа, развивающихся под действием закона случайных чисел, так как в ситуациях именно этого вида явно присутствует игровое начало. Необходимая глубина рефлексивного мышления в ОРД достигается жесткими требованиями, предъявляемыми как к легенде, так и самому процессу легендирования.

Например, при внутрикамерной разработке группа участников рефлексивного общения обычно состоит из 2-х человек – секретного сотрудника и разрабатываемого. Направление в развитии оперативно-розыскной ситуации задается легендой. Легенда включает в себя как минимум описание социального положения источника до водворения в камеру, которое задается набором социально-демографических характеристик, описания преступления, якобы совершенного агентом. Ролевое поведение источника в камере должно соответствовать заданной в легенде позиции. Таким образом, секретный сотрудник играет роль задержанного, которая выступает маскировкой его социальной роли».²⁹³

В начале 90-х годов прошлого века в журнале «Огонек» была опубликована потрясающая история самоотверженного служения долгу. Полковник милиции в рамках проводимой внутрикамерной разработки более 15 лет провел в местах лишения свободы в целях выявления неучтенного золотого прииска на Магадане, питающего воровской «общак» – кассу криминального мира. Офицер в рамках легендированной роли сумел подняться от простого «мужика» до «вора в законе», физически устраняя на своем пути мешающих ему преступных «авторитетов». За этот беспримерный подвиг он был удостоен звания Героя Советского Союза. Очевидно, что успех этой оперативной комбинации во многом зависел от качества легенды внедряемого лица.

Наше время также изобилует примерами высокого профессионализма сотрудников подразделений по борьбе с организованной преступностью, проявленном при оперативном внедрении.

В качестве такого удачного примера приведем оперативно-розыскную ситуацию по так называемому делу Трунова, вызвавшему в свое время большой общественный резонанс в стране.²⁹⁴

Это организованное преступное сообщество действовало на территории Новосибирской области в период с 1997 по 2009 гг. В банду входило более 40 человек, в том числе представители власти: вице-мэр г. Новосибирска Александр Солодкин; его отец, советник по спорту новосибирского губернатора Виктора Толоконского, Александр Солодкин-старший; бывший заместитель начальника областного Госнаркоконтроля Андрей Андреев. На счету этой банды только 4 доказанных убийства, 12 эпизодов вымогательств и многое другое. Возглавлял это ОПС, очень похожее на ту банду, что была показана кинематографистами в знаменитом фильме «Бригада», Трунов Александр Александрович: 1959 года рождения, уроженец с. Красная Сибирь Новосибирской области, образование среднее. Имеет ярко выраженные лидерские качества, стрессоустойчив; является лидером преступного сообщества на территории Новосибирской области, созданного им же самим (Заключение отдела психологической экспертизы МВД РФ по СФО).²⁹⁵

Чтобы разоблачить и обезвредить эту опасную банду, начавшую свою деятельность еще в 1991 году с полного контроля знаменитого Гусинобродского вещевого рынка на окраине Новосибирска, понадобилось 10 лет оперативной работы и усилия более 100 сотрудников правоохранительных органов. В банду Трунова с безукоризненно подготовленной легендой были внедрены 2 агента под «прикрытием», которые в течение 5 лет подготавливали почву для проведения масштабной тактической операции по ликвидации этого опасного преступного сообщества. В настоящее время 8 человек из ОПС Трунова отбывают наказание в виде лишения свободы. Сам Трунов получил 22 года колонии строгого режима, строки остальных варьируют от 5 до 15 лет.

Легенда как результат мыслительной деятельности оперативного работника должна быть внутренне детерминированной и адекватной сложившейся оперативно-розыскной ситуации. В противном случае разрабатываемому станет ясно, что сокамерник – не тот человек, за которого себя выдает. Это, в свою очередь, может вызвать различные реакции со стороны разрабатываемого: от недоумения и удивления, нежелания разговаривать и дачи ложной информации до физического воздействия на агента.

Подобная ситуация возникла в изоляторе временного содержания г. Хабаровска при расследовании уголовного дела в отношении гр-на Борисова, совершившего ряд разбойных нападений на квартиры граждан. Помещенный в камеру агент Иванов имел легенду, из которой следовало, что он неоднократно судим и наказание отбывал на Дальнем Востоке. Однако один из сокамерников, имеющий навык расшифровки татуировок, указал Иванову на несоответствие легенды содержанию татуировок, из которых следовала, что их владелец судим один раз и отбывал наказание в колонии общего режима в Читинской области. Кроме того, у агента имелась татуировка в виде перстня, якобы указывающая на его принадлежность к воровской касте, за что Иванов и был избит сокамерниками.²⁹⁶

В приведенном примере речь идет о неспособности оперативного работника в достаточной мере спрогнозировать развитие сложившейся оперативно-розыскной ситуации. Между тем, прогнозирование в ОРД отличается от других видов, в частности криминалистического, прогнозирования.

Так, стратегическое прогнозирование в структуре оперативно-розыскной ситуации заключается в оценке вероятности раскрытия преступления в целом. Тактическое прогнозирование более предметно и представляет собой оценку эффективности конкретных тактических операций.

Полагаем, удачным примером тактического прогнозирования в ОРД является оценка оперативным работником степени риска вербовки агента. Здесь оперативно-розыскное прогнозирование направлено на предотвращение следующих проблемных ситуаций:

1) ситуация, когда предложение о сотрудничестве вызывает у кандидата активно-негативную реакцию;

2) ситуация, когда происходит нежелательное «засвечивание» личностей вербующих (помехи в их дальнейшей деятельности, «бросание тени на контактеров»);

3) ситуация, когда тактически неверное проявление интереса вербующего к конкретной теме насторожит противника и осложнит намеченную разработку, даст нить в активной контригре;

4) ситуация неопределенности того, сообщит ли объект «своим» (опасность двойной игры) или нет;

5) ситуация, в которой информационная лазейка может позволить противнику добраться до вербующей структуры.²⁹⁷

Прогнозируя развитие указанных проблемных ситуаций и оценивая выгоды от возможной вербовки, а также риск привлечения кандидата и реальные направления его использования, оперативный работник принимает одно из следующих решений: срочно завербовать агента, повременить с его вербовкой и отказаться от нее вовсе. Рефлексия оперативного работника в процессе разрешения таких ситуаций, очевидно, играет не последнюю роль.

Как и всякое явление психологического свойства, рефлексия имеет свои параметры. Первый из них – глубина. Глубина рефлексии – это способность человека к отражению многократно вложенных друг в друга образов. Число таких образов и определяет глубину рефлексии количественно. Наибольшая глубина ее достигается при так называемом эмпатическом общении.

Эмпатический способ общения с другой личностью имеет несколько граней. Он подразумевает вхождение в личный мир другого и пребывание в нем «как дома». Он включает постоянную чувствительность к меняющимся переживаниям другого – к страху, или гневу, или растроганности. Это означает временную жизнь другой жизнью, деликатное пребывание в ней без оценивания и осуждения. Для этого применяются приемы рефлексивного слушания (уточнения, перефразирования и резюмирования).²⁹⁸

Второй параметр рефлексии – сложность, определяется количеством альтернатив (вариантов) в рефлексивном рассуждении, а также количеством предметов, о которых рассуждение ведется. Ситуация, в которой осуществляется коммуникативное воздействие, определяется набором пространственных и временных констант. Типические сочетания таких констант могут быть системно охарактеризованы как «хронотопы».²⁹⁹ Хронотопы (от греч. «время – пространство») отдельные авторы определяют как слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом.³⁰⁰

Полагаем, хронотоп является одним из важнейших критериев сложности рефлексии в разрабатываемом легендированном мероприятии, т.к. планирование и проведение тактических операций в условиях города существенно отличаются от оперативной разработки в условиях сельской местности или исправительной колонии. В последней хронотоп настолько узок в силу ограниченности пространства, что это постоянно требует от оперативных работников уголовно-исполнительной системы активного рефлексивного мышления даже при решении несложных тактических задач.³⁰¹

Так, оперативные работники исправительных учреждений постоянно сталкиваются с проблемой расшифровки источника во время встречи с агентом из числа осужденных. Дело в том, что осужденные четко фиксируют все происходящее в колонии, поэтому возможности встречи в охраняемой зоне с секретным сотрудником значительно ограничены. В связи с этим практически любая встреча с агентом в исправительной колонии сопровождается разработкой так называемой операции прикрытия, задача которой как раз и состоит в объективной подмене оперативным работником действительного мотива встречи убедительной для наблюдателей-осужденных мотивировкой.

Метод рефлексии является иногда единственным способом разрешения проблемных ситуаций в условиях информационной неопределенности, например, в случаях, когда состоящий на связи агент затевает с оперативным работником двойную игру. Рефлексия оперуполномоченного будет направлена в такой ситуации на определение степени заинтересованности источника в результатах оперативной разработки, а также объективности представленной им информации. Психологические уловки, используемые оперуполномоченного при распознании двойной игры агента, являются одним из многих проявлений рефлексивного метода в оперативно-розыскной деятельности. При этом, как и в любой оперативно-розыскной ситуации, у оперативного работника есть несколько вариантов ее решения: при выявлении двойной игры агента либо прервать контакт, либо использовать ситуацию для проведения тактической операции, либо для забрасывания противоборствующей стороне дезинформации.

Так, беседы, осуществляемые в процессе оперативной установки, во всех случаях проводятся зашифровано и преимущественно с целью сбора информации об образе жизни, поведении и связях устанавливаемого лица. Разведывательный опрос же проводится как с зашифровкой, так и без зашифровки целей и для сбора более широкого круга информации, чем при оперативной установке. В зависимости от степени гласности относительно окружающих и зашифровке целей опроса относительно опрашиваемого различаются следующие виды разведывательного опроса: гласный без зашифровки целей; гласный с зашифровкой цели; негласный без зашифровки целей; негласный с зашифровкой цели.³⁰²

Как и в агентурном методе, разведывательный опрос направлен на преодоление информационной неопределенности, детерминирующей генезис и динамику оперативно-розыскных ситуаций. Это, в свою очередь, предполагает постановку и решение следующих мыслительных задач:

1) формирование представлений о психологическом облике разыскиваемого субъекта, а также лица, действия которого направлены на сокрытие объектов розыска;

2) прогнозирование с учетом этих представлений поведения и действий разыскиваемых лиц и определение вероятных мест нахождения объектов розыска;

3) моделирование поведения и действий субъекта розыска;

4) прогнозирование ответных действий лиц, противостоящих субъекту розыска, как разыскиваемых, так и иных, так или иначе связанных с объектами розыска».³⁰³ При этом, следует помнить, что по преступлениям, связанным с организацией преступного сообщества, такое прогнозирование особенно необходимо, так как уровень противодействия со стороны криминалитета по данным уголовным делам самый высокий. Неправильно оцененный криминалистом уровень такого противодействия может фатально ухудшить следственную ситуацию по уголовному делу, причем уже на стадии его возбуждения.

Примером такого неудачного, на наш взгляд, прогнозирования ответных действий преступников может послужить ситуация, возникшая в работе Восточно-Сибирского ЛУВДТ в г. Братске.

Проверкой в порядке ст. 144 УПК РФ, проведенной следователем СО при ЛУВДТ г. Братска Куприяновой, установлено:
12 ноября 2008 г. гр-н Трофимов возвращался из Москвы фирменным поездом «Москва-Братск». Во Владимире в купе, в котором ехал Трофимов, подсел некий гражданин Толеубаев – казах по национальности. В пути Трофимов и Толеубаев начали активно употреблять спиртные напитки, при этом в стакан Трофимова Толеубаеву, очевидно, в какой-то момент удалось незаметно подмешать клофелин. Вскоре Трофимов крепко уснул, и Толеубаев, завладев музыкальным инструментом – синтезатором «Roland», принадлежащим Трофимову, сошел в городе Екатеринбурге. На следующее утро Трофимов почувствовал себя очень плохо, вероятно, от употребленного им накануне спиртного с клофелином, и в городе Омске, не приходя в сознание, он скончался. Вызванный начальником поезда врач диагностировал у Трофимова смерть от сердечной недостаточности.³⁰⁴

В данной ситуации следователь совершенно проигнорировала, и, по всей видимости, умышленно, данные ОРД, предоставленные ей сотрудниками уголовного розыска ЛУВДТ г. Братска. Из оперативных источников стало известно, что в поезде «Москва-Братск» в течение ряда лет орудовала самая настоящая «банда на колесах», возглавляемая начальником поезда
35-летним азербайджанцем Мамедовым. В сговоре с бандитами находились и сотрудники милиции, сопровождавшие данный «криминальный» поезд. Схема функционирования организованного преступного сообщества Мамедова была предельно проста: наводчики из числа проводников определяли потенциальную жертву с деньгами либо ценным грузом, входящую в вагон на Казанском вокзале города Москвы. Вскоре в купе к жертве подсаживался «случайный» попутчик, который входил в психологический контакт с жертвой, стремясь при первом же удобном случае подсыпать психотропные вещества в бокал разрабатываемого «объекта». На случай, если этот план по какой-то причине не срабатывал, в вагоне находились и «боевики» из числа бывших спортсменов, а также ветеранов войны в Афганистане и Чечне. Они провоцировали драку с «объектом», после чего на место происшествия являлись милиционеры и протоколировали административное правонарушение «пьяного дебошира», ссаживая его с поезда на ближайшей станции.

В описанной выше ситуации план Мамедова неожиданно дал «осечку», вызвав непредвиденный им летальный исход Трофимова. Как стало известно в ходе проверки, Трофимов являлся профессиональным музыкантом, долгое время был в Москве на заработках и вез с собой весьма приличную сумму денег. Естественно, что кофр его дорогого инструмента, в котором, к тому же, находилось 250 тысяч рублей, заработанных Трофимовым в Москве, сразу же обратил внимание бандитов уже при посадке в поезд на платформе Казанского вокзала.

Несмотря на, казалось бы, очевидную версию убийства в сложившейся следственной ситуации, следователь Куприянова, неожиданно для всех, в том числе представителей потерпевшего, вскоре вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава преступления, сама оказавшись в роли жертвы мощного психологического давления как со стороны руководства ЛУВДТ, так и Восточно-Сибирского отделения железной дороги, активно взявшего под защиту Мамедова. А к такой ситуации противодействия со стороны своих непосредственных руководителей сотрудники уголовного розыска ЛУВДТ оказались совершенно не готовыми.

Решение этих задач во многом зависит от правильности и объективности выдвинутых оперативно-розыскных версий.

В научной литературе существуют различные точки зрения на вопрос о соотношении понятий розыскной и оперативно-розыскной версий.

Одна группа авторов полагает, что эти понятия совпадают по объему и содержанию.³⁰⁵

Другая группа авторов считает, что между ними существуют различия, которые заключаются:

1) в субъекте их выдвижения. Розыскная версия – версия следователя, оперативно-розыскная – версия оперативного работника;

2) розыскные версии всегда являются частными, поскольку относятся не ко всему событию, а лишь к отдельным его элементам. Оперативно-розыскные версии могут быть и общими, и частными;

3) субъектом проверки розыскной версии могут быть как сам следователь, так и по его поручению оперативный работник; субъектом проверки оперативно-розыскной версии может быть только оперативный работник;

4) средством проверки розыскных версий могут быть следственные действия, розыскные мероприятия, а также оперативно-розыскные меры, осуществляемые по поручению следователя; средством проверки оперативно-розыскных версий могут быть только оперативно-розыскные меры.³⁰⁶

Полагаем, отмеченные Р.С. Белкиным признаки позволяют достаточно четко дифференцировать оперативно-розыскные и розыскные версии. На наш взгляд, более сложное соотношение понятий оперативно-розыскной и следственной версий. Отличия здесь коренятся не столько в субъекте выдвижения (оперативном работнике или следователе), сколько в соотносимости данной версии к рассматриваемому типу проблемной ситуации (оперативно-розыскной или следственной).

С гносеологической точки зрения, процесс построения следственных и оперативно-розыскных версий одинаков, т.к. основывается на законах формальней и диалектической логики, т.е. по своей природе мыслительная деятельность оперуполномоченного, как и следователя, является дискурсивной (понятийно-логической). Кроме того, на наш взгляд, ретросказательные оперативно-розыскные версии практически совпадают по объему и содержанию с ретросказательными следственными версиями, т.к. криминалистическая характеристика преступления, как информационная модель прошлого, является единым объектом познания и для следователя, и для оперативного работника. Версии данного типа отличаются только по субъекту выдвижении.

Иначе, полагаем, обстоит дело с так называемыми предсказательными (прогностическими) версиями. Если следственные версии данного типа направлены на оценку эффективности планируемого следственного действия и прогнозирование следственной ситуации по уголовному делу, то оперативно-розыскные предсказательные версии – на предсказание результата планируемого оперативно-розыскного мероприятия и прогнозирование соответствующей ему оперативно-розыскной ситуации.

Так, при планировании и проведении любой тактической операции в рамках расследования преступления, предусмотренного ст.210 УК РФ, оперработнику следует помнить и учитывать, что преступная группа с позиции психологии – это малая неформальная группа. В ней происходит постоянное противоборство сил: одна направлена на дальнейшую интеграцию и сплочение членов группы, другая – на разъединение и дифференциацию ее участников. В связи с этим в любом преступном сообществе возникают конфликты:

1. между лидером и всей группой;

2. лидером и оппозиционером;

3. старыми и новыми членами группы;

4. членами группы, решившими прекратить преступную деятельность, и всей группой;

5. членами преступной группы, выполняющими разные функциональные роли при совершении преступлений;

6. членами группы, стремящимися занять более высокое иерархическое положение в ее структуре;

7. группой в целом и одним из ее членов, чем-либо скомпрометировавшим себя;

8. отдельными членами группы на почве личных неприязненных отношений.³⁰⁷ Эти психологические процессы, происходящие внутри организованного преступного сообщества, могут существенно повлиять на ход и вектор развития запланированной тактической операции и, безусловно, должны быть учтены в рамках предсказательной версии.

Изучение познавательных механизмов в процессе выдвижения и проверки оперативно-розыскных версий несет в себе ценную для науки идею квантификации, т.е. определения меры извлекаемой из объекта («фрагмента действительности») исследования информации.³⁰⁸ Идея квантификации находит свое отражение в проблеме избирательности восприятия оперативного работника, которая решается не только в ходе дискурсивной мыслительной деятельности, но и с помощью интуитивного мышления.

Интуитивное мышление чаще всего бывает развито у оперативных работников, имеющих большой практический опыт. Под интуицией понимается способность решать мыслительные задачи, определять путь решения задач при ограниченных исходных данных. Интуиция позволяет как бы неожиданно, внезапно находить новые версии, новые объяснения, новые предположения о причинах, связях, мотивах, целях тех или иных поступков, действий лиц, о путях поисков объяснений событий, фактов. Однако, применяя термин «интуиция», всегда надо иметь в виду, что это не только «неожиданное озарение», а результат не полностью осознаваемых нами мыслительных процессов, происходящих и основанных на глубоком знании материалов дела, богатом профессиональном опыте и умении пользоваться воображением. Интуиция не завершает мыслительную деятельность, после интуитивной догадки познавательная деятельность не прекращается, а, наоборот, разворачивается во всей своей полноте. Интуиция есть в данное время практически непрослеживаемый процесс дискурсивного мышления.³⁰⁹

Интуиция оперативного работника, как показывает практика, в некоторых случаях является единственным средством разрешения исходной следственной ситуации в условиях информационной неопределенности. Ведь не даром, в среде сотрудников уголовного розыска существует такое понятие, как «удача сыскаря», которая, на наш взгляд, и является результатом интуитивного мышления оперработника.

Кодирование (декодирование) – вид деятельности со знаково-символическими средствами, суть которой состоит в переводе реальности (или текста, описывающего реальность) на знаково-символический язык и в последующем декодировании информации. Оперативно-розыскные проблемно-поисковые ситуации являются по своей природе знаковыми, поскольку знаки используются как преступниками, так и оперативными работниками.

Например, татуировка, как это было показано выше, являясь атрибутом субкультуры мест лишения свободы, при ее декодировании может дать достаточно полную информацию о ее владельце как рецидивисту, так и оперативному работнику.

На основе кодирования и декодирования в теории ОРД и юридической психологии разработаны универсальные и так называемые ситуационно обусловленные системы приемов и правил получения личностной информации у различных ее носителей, применяемых адекватно сложившимся проблемным ситуациям.

Так, общаясь с носителем информации, сотрудник черпает ее не только из речи собеседника или исполненного им письменного текста, но и из неречевых средств передачи информации. Поэтому, вникая в содержание устной и письменной речи собеседника, оперативный сотрудник не должен упускать из виду интонацию, эмоциональную насыщенность, мимику, тактильные действия, вегетативные и иные проявления, сопровождающие речевую деятельность. Важное значение с точки зрения изучения личности носителя информации имеет учет того, как выглядит собеседник, в каком состоянии находится его одежда, обувь, какие особенности характеризуют его руки, прическу, имеются ли у него татуировки, шрамы и т.д.³¹⁰

С этой точки зрения, разработанная оперуполномоченным легенда также представляет собой систему знаков, декодировать которую в состоянии как разрабатываемый преступник, так и сотрудник. В беседах с опытными оперативниками, включая и работников седьмых подразделений, установлено, что поведение начинающих оперативных работников при исполнении легендированных мероприятий характеризуется неестественностью. Дело в том, что легенда и легендированное общение имеет внутреннее противоречивое основание: мотив и мотивировку. Мотив скрывается, а мотивировка объективируется, выставляется напоказ, но в такой дозированной информационной мере, чтобы в чужих глазах она воспринималась и оценивалась в качестве мотива.³¹¹

Не выдерживая эту дозировку информации, оперуполномоченный неизбежно допускает ошибки при кодировании, что порождает проблемную ситуацию так называемого «рандомизированного» типа (от англ. «random» – случайный), которая развивается под действием закона случайных чисел и теории вероятности.³¹²

Схематизация – использование знаково-символических средств для ориентировки в реальности. В схематизации в качестве заместителей выступают различного рода схемы. Их используют для ориентировки при решении тех или иных задач, возникающих в практической деятельности человека. Самостоятельного значения оперирование со схемами не имеет, работа с ними осуществляется с постоянным соотнесением с реальностью. Обычно оперирование схемами происходит при одновременной работе в двух планах – реальном и символическом.

Схематизация активно используется в решении оперативно-розыскных ситуаций, например, при составлении фотороботов или оперативных ориентировок для розыска преступников.

Сказанное выше позволяет сделать вывод, что оперативно-розыскная деятельность, по своей сути, представляет собой двустороннюю борьбу, соперничество, в котором побеждает сильнейший. Говоря о необходимости безукоризненного соблюдения норм морали при проведении оперативно-тактических комбинаций, следует иметь в виду, что тактические хитрости, как и во всякой игре с наличием двух и более соперников, вполне допустимы и согласуются с нормами не только светской, но и христианской морали. Библия изобилуют примерами использования тактических хитростей в благих целях, которым пророки призывают следовать и нас, современных юристов. Главное в этом процессе – чтобы они были продиктованы необходимостью, ибо, как говорил Макиавелли, если поступки не будут продиктованы необходимостью, они будут продиктованы честолюбием. На эти грабли человечество не устает наступать уже много веков. В образе идеального оперативника, на наш взгляд, должны найти свое отражение семь библейских добродетелей: вера, надежда, милосердие (любовь), справедливость, благоразумие, стойкость, умеренность.³¹³ Эта универсальная система ценностей позволит наиболее точно определить грань между дозволенным и недозволенным поведением, а также пределы нравственной и правовой допустимости тактического приема в ОРД.

Одним из значимых теоретических вопросов, представляющих определенный научно-практический интерес, является проблема определения пределов, то есть критериев нравственной допустимости агентурного метода как тактического приема.

В теории ОРД принято считать оперативно-розыскное мероприятие нравственно допустимым лишь в том случае, если его проведение или использование повлекло за собой меньшие физические, нравственные, материальные и иные издержки, нежели их отсутствие, или, иначе говоря, если положительный результат, достигнутый с помощью данного оперативно-розыскного мероприятия (ОРМ), окажется по своему значению выше, чем ущерб, нанесенный им. Безусловно, подлежит ответственности тот оперативник, который идет на неоправданный риск, но еще в большей мере – тот, кто не выполняет возложенных на него обязанностей, бездействует из-за боязни последствий³¹⁴.

Определение границ допустимости проведения тех или иных ОРМ в каждом конкретном случае производят оперативники, каждый из которых обладает индивидуальным нравственным и правовым сознанием, т.е. имеет собственное представление о содержании нравственных и правовых норм и ценностей, о критериях нравственного и безнравственного, правомерного и противоправного. Главной целью ОРД является получение оперативно-значимой информации. Цель в общем благая и здесь никаких нравственных проблем не возникает, другое дело – в способах получения такой информации.

Например, проблема оценки нравственной допустимости получения и использования сведений в результате вступления в интимные отношения с источником информации. История человечества изобилует примерами использования сексшпионажа с библейских времен.

Так, в главе 16 Книги судей повествуется о том, что Самсон полюбил Далилу, жившую в долине Сорек. Являясь агентом филистимлян, она отправилась на задание – узнать у Самсона, в чем его великая сила. Узнав тайну силы Самсона с помощью своих женских чар, Далила выдала его филистимлянам, в результате чего Самсон погиб, хотя и умертвил в бою множество врагов³¹⁵.

Не менее красноречивым в этом плане является пример с библейской Юдифь, которая использовала силу своего очарования, чтобы убить ассирийского военачальника Олоферна, предварительно выпытав у него честолюбивые планы захвата Иудеи.

Наше время изобилует примерами еще более изощренного сексшпионажа.

Так, известный чекист Яков Блюмкин, вернувшись из Стамбула, где он налаживал сеть агентов ОГПУ, поведал своей любовнице Лизе Зарубиной, также являвшейся агентом ОГПУ, о своей встрече с Троцким, который попросил организовать ему встречу в Москве с нужными ему людьми. Лиза подала рапорт по инстанции, в результате чего Блюмкин был арестован и вскоре расстрелян. Следует отметить, что к этому времени он уже закончил Академию РККА и занимал должность командира бригады. Такова цена откровений в «постели».

Очевидно, что сексуальный шпионаж как метод получения оперативной информации давно и прочно занял свое место в системе методов разведывательной деятельности.

Например, широкую известность получила Мата Хари (Маргарет Зелле) – голландская танцовщица, агент немецкой секретной службы в Париже во время Первой мировой войны, доставлявшая военные секретные сведения, получаемые от офицеров высокого ранга армии союзников. Она была расстреляна французами и часто изображалась в литературе привлекательной женщиной, которой ни в чем не могли отказать мужчины. Существуют противоречивые свидетельства о перемещениях Маргареты в канун Великой войны. Согласно одному из них, она провела ночь с легендарной немецкой шпионкой (не без лесбианского подтекста). Согласно другому, она спала с таинственным прусским бароном, затем ускользнула через границу с Францией. Однако наиболее популярна история о том, как она обедала с неким Траугиттом фон Яговом из секретной столичной полиции. Предполагали, что она встретилась с ним около восьми часов в «Романише кафе» и к полуночи предала очередную дюжину британских агентов³¹⁶.

Проведенные исследования показывают, что сексшпионаж в разведке является социально одобряемым типом поведения. Достаточно привести пример харизматической личности Рихарда Зорге, которого коллеги называли «Казановой советской разведки». Обладая незаурядной внешностью и обаянием, он активно использовал сексуальные связи с женщинами для получения ценной разведывательной информации, в том числе и о начале войны Германии с СССР. Понятно, что никто не осудит разведчика, использующего любые способы защиты родного государства. Другое дело – использование сексуальных отношений для получения оперативно – значимой информации в ОРД, осуществляемой органами внутренних дел. Все ведомственные приказы МВД прямо называют эти связи незаконными, являются поводом для служебных расследований и жестко наказываются.

Конечно, ОРД, осуществляемая службой внешней разведки любой страны, носит достаточно специфический характер и отличается от ОРД органов внутренних дел. Это обусловлено спецификой задач, решаемых службой внешней разведки, при внешней схожести методов работы в обеих службах.

Так, во всех справочниках и методических рекомендациях для разведчиков вербовка испанского агента Меркадера советским разведчиком Павлом Судоплатовым приводится в качестве примера верха мастерства оперативной разработки. При этом не следует забывать, что целью этой вербовки было убийство Льва Троцкого. В данном случае общественная морально-нравственная оценка данного деяния однозначна – убийство врага государства оправдано, как и убийство на войне. Касаясь вопроса нравственной допустимости в проводимых спецоперациях, Павел Судоплатов пишет: «Источники конфликта в Чечне, безусловно, не лишены определенной исторической подоплеки. Жаль, однако, что весьма влиятельные личности нередко забывают о важнейших и первейших задачах российских спецслужб – обеспечивать безопасность граждан и не допускать в стране разгула терроризма. Надо быть честным перед историей и делать правильные выводы не только из чужих, но и из своих ошибок.

Меня не удивляют, например, частые контакты ряда наших известных деятелей с чеченской оппозицией и главарями бандформирований. Хотя это не дело политиков – вести «полноправный диалог» с бандитами, обагрившими руки кровью сотен и тысяч невинных людей. Иной вопрос, когда этими переговорами занимаются работники спецслужб, дипломаты или другие доверенные лица правительства.

Однако следует осознавать, что спецслужбы – это единственные институты власти, которым законом предписано активно заниматься экстремистскими группировками, организациями и движениями, внедрять в них свою агентуру и доверенных лиц. «Работая» с террористами, привлекая в отдельных случаях экстремистские организации к боевым операциям, спецслужбы либо «невольно», либо «вынужденно», в силу своего особого интереса к агентурным данным о событиях, «подпускают» боевиков, потенциальных исполнителей терактов, к объектам покушения. Кстати, подлинные досье на исполнителей акций политического террора, как правило, недоступны для общественности. В условиях политической борьбы применяются и провокационные методы создания ситуации для проведения экстремистских террористических акций. Трагизм в том, что спецслужбы функционируют, как правило, в условиях их подчиненности режиму личной власти, что дает возможность манипулировать видимыми со стороны обстоятельствами политических убийств, скрывать в действиях убийцы какую-либо личную или политическую мотивацию, а тем самым – развязывать политический террор, как это было после выстрела Николаева в Кирова. Необходимо упразднить практику единоличного контроля над деятельностью силовых структур, ибо бесконтрольность ведения силовых акций оборачивается самыми трагическими последствиями.

Все тайные ликвидации двойных агентов и политических противников Сталина, Молотова, Хрущева в 1930–1950 годах осуществлялись по приказу правительства. Именно поэтому конкретные боевые операции, проводимые моими подчиненными совместно с сотрудниками «Лаборатории – Х» против врагов, действительно опасных для советского государства, как тогда представлялось, ни мне, ни Эйтингону в вину не ставили. Абакумову, лично отдававшему приказы от имени правительства о проведении операций, они также не ставили в вину. Практика тайных ликвидаций политических противников и агентов-двойников была неприятным, но неизбежным атрибутом «холодной войны» и авторитарного правления. Она регламентировалась специальным решением не партийных органов, а правительства, объявленного в приказах как по линии органов Госбезопасности, так и военной разведки. В Положении о задачах службы разведывательно-диверсионных операций, подлежащих неукоснительному и беспрекословному выполнению, было прямо записано, что «служба осуществляет наблюдение и подвод агентуры к отдельным лицам, ведущим вражескую работу, пресечение которой в нужных случаях и по специальному разрешению правительства может производиться особыми способами: путем компрометации, секретного изъятия, физического воздействия или устранения». Токсикологические лаборатории всегда будут в составе служб технического обеспечения деятельности органов госбезопасности и разведки. Преступные злоупотребления в этой сфере были установлены и в операциях ЦРУ. В 1977 году Огородник, сотрудник Министерства иностранных дел, являвшийся агентом ЦРУ, покончил жизнь самоубийством, проглотив ампулу с ядом в момент ареста. Однако до этого он с санкции ЦРУ ликвидировал с помощью изготовленного в США яда скрытого действия ни в чем не повинную женщину, советскую гражданку, имевшую некоторые основания подозревать его в шпионаже.

Возникает вопрос: оправданно ли применение наркотиков или ядов в борьбе с терроризмом? Конечно, смертный приговор или уничтожение террориста должно осуществляться в строгом соответствии с требованиями закона. К сожалению, правовые аспекты действий спецслужб в боевой обстановке, например, при вынужденной ликвидации опасных террористов, не разработаны ни у нас, ни за рубежом. Я думаю, что сотрудники токсикологических подразделений спецслужб не должны находиться на действительной военной службе. Это позволит контролировать их действия в рамках реального прокурорского надзора. Не являясь военнослужащими, они не должны будут подчиняться в своих действиях требованиям дисциплинарного Устава Вооруженных Сил, согласно которому приказ начальника является законом для подчиненного, а уголовную ответственность за незаконно отданный воинский приказ несет высшее должностное лицо, его отдавшее. Может быть, это станет какой-то гарантией против злоупотреблений в использовании токсикологических служб в политической борьбе»³¹⁷.

В связи с высказыванием выдающегося советского разведчика уместно вспомнить недавний нашумевший инцидент с отравлением бывшего сотрудника ФСБ Владимира Литвиненко. Напомним, что в качестве аргумента непричастности отечественных спецслужб к ликвидации Литвиненко наша сторона приводит чрезмерную дороговизну способа убийства с помощью радиактивного плутония, а не доводы нравственной и правовой недопустимости такого деяния вообще. Очевидно, что в разведке такие аргументы и апелляция к духовности давно не практикуются. Для сотрудников спецслужб более рациональной представляется апелляция к здравому смыслу и трезвому расчету.

Например, аргумент, что более надежным и безотказным способом ликвидации врага является организация ДТП. Безусловно, в разведывательной и контрразведывательной деятельности всегда будет действовать политика двойных стандартов, обусловленная противоречивой природой самой ОРД, решающей в целом гуманистические задачи не всегда гуманными способами.

Анализ правоприменительной практики показывает, что в основном все интриги, вызывающие вопросы нравственной допустимости в ОРД, возникают в связи с взаимоотношениями оперативного сотрудника со своими агентами. Дело в том, что между ними часто возникают отношения, далеко выходящие за рамки служебных – происходит так называемое сращивание. Это главная опасность и проблема в генезисе профессиональной деформации оперативного работника.

Примером такого сращивания может послужить уголовное дело, вызвавшее в начале 90-х гг. прошлого столетия в г. Хабаровске большой общественный резонанс. Фабула дела такова: в хабаровскую городскую больницу с черепно-мозговой травмой поступил начальник уголовного розыска г. Хабаровска. Дежурному врачу он пояснил, что на него в ходе ремонта квартиры упала гардина. Казалось бы, заурядная ситуация, не заслуживающая особого внимания. На деле все оказалось сложнее. Как только больному стало лучше, он вызвал к себе офицеров аппарата уголовного розыска и дал им более чем «деликатное» поручение – убить таксистов, находящихся у него на агентурной связи. Что вскоре и было сделано. Все тайное становится явным. В ходе предварительного следствия было установлено, что оплата услуг агентов осуществлялась наркотическими средствами, фигурирующими в уголовных делах в качестве вещественных доказательств. На определенном этапе наркотики превратились в источник обогащения сотрудников МВД и их агентов, условия «бизнеса» стали не удовлетворять таксистов, которые пришли к начальнику уголовного розыска домой требовать увеличения своей доли. В ходе обсуждения возник конфликт, в результате которого таксисты ударом молотка проломили коррумпированному офицеру голову. Не будем давать морально-нравственную оценку произошедшему, так как она очевидна. Скажем только, что все фигуранты данного уголовного дела получили по заслугам: приговорены к длительным срокам заключения, а некоторые – к смертной казни.³¹⁸

Однако сращивание оперативного сотрудника с преступным миром может иметь и другие онтологические (бытийные) причины. Личностные качества сотрудника могут быть умело использованы криминалитетом для его вербовки, например, сыграв на зависти и честолюбии оперуполномоченного. О зависти известный философ-теолог Григорий Великий говорит, что «боль, наносимая самому себе, ранит страждущий дух, который изнемогает из-за преуспевания другого». Именно зависть змея к Адаму и Еве в Эдемском саду принесла в мир грех и смерть, сказано в Библии – «завистью Диавола вошла в мир смерть (Книга Премудрости Соломона, 2:24). Зависть – спутница лености, заявляет Фома Аквинский: «Леность есть печаль по Божественному духовному добру, зависть – по добру нашего соседа».

Прибавьте к зависти злобу, агрессивную уверенность в своей правоте, и вы получите гнев. Согласно Фоме Аквинскому, особую греховность придает гневу благородная личина, прикрывающая злые побудительные причины: «Злой человек желает другому зла под видом справедливого отмщения». О гордыне, которая есть стремление к превосходству, говорят, что с нее начинается всякий грех».³¹⁹

Тлетворность этого чувства весьма убедительно показана в оскароносном фильме 2006 года Мартина Скорцезе «Отступники». Там ирландский «крестный отец», апеллируя именно к этим чувствам мальчика из бедной среды, предопределяет его судьбу полицейского, который стал надежным и преданным агентом влияния наркомафии, работая в специальном подразделении полиции по борьбе с организованной преступностью. К сожалению, отечественная судебно-следственная практика также знает такие примеры.

Например, в 2000 г. в г. Барнауле Алтайского края был задержан бывший оперуполномоченный уголовного розыска Индустриального района Казанцев, на счету которого было шесть заказных убийств, в том числе бывшего начальника Барнаульского юридического института МВД РФ Осипова. В ходе расследования были обнаружены письма на имя курсанта Казанцева от «вора в законе» Мутая, который давал ему наставления и убеждал решить вопрос о своем распределении не в следственные подразделения ОВД, а именно в аппарат уголовного розыска, чтобы иметь доступ к секретной информации. При этом Мутай аргументировал это тем, что «купленных следователей у них и так много, а вот оперативных сотрудников – очень мало». На вопрос судьи: «Как вы, сотрудник уголовного розыска, смогли стать профессиональным киллером?» – Казанцев ответил, что очень много для будущей «профессии» наемного убийцы ему дали юридический институт МВД и работа в «убойном» отделе.³²⁰

Очень много нарушений норм морали и профессиональной этики допускается в вопросах защиты своих агентов от уголовного преследования.

В качестве примера приведем случай, описанный в журнале «Следственная практика».

Рассматривая в судебном заседании уголовное дело по обвинению трех граждан в совершении разбойного нападения, суд г. Владивостока обратил внимание на то, что в деле практически отсутствуют материалы, указывающие на проведение розыскных мероприятий по установлению местонахождения третьего соучастника преступления Викторова. Уголовное дело в отношении Викторова было выделено в отдельное производство и приостановлено, а в материалах дела имелся лишь запрос следователя и ответ начальника ОУР на него о том, что найти третьего соучастника не представляется возможным. В ходе судебного следствия было установлено, что Викторов через 2 дня после совершения разбоя был задержан сотрудниками другого РОВД г. Владивостока за совершение кражи, но уже через сутки был отпущен на свободу. Обратив внимание следователя на неполноту и необъективность проведенного расследования, суд вполне обоснованно направил уголовное дело на дополнительное расследование. Впоследствии было установлено, что Викторов, как негласный сотрудник, находился на связи у начальника уголовного розыска
г. Владивостока, а вывод его из орбиты уголовного преследования стал результатом неумело спланированной и проведенной оперуполномоченными операции прикрытия.³²¹

Очевидно, что данные действия оперативного работника с нравственной и правовой точек зрения могут быть оценены как неправильные. Однако бывают и совсем другие крайности.

Так, в начале 90-х гг. страна содрогнулась от ряда скандальных публикаций, посвященных деятельности различных спецслужб. Понятно, что это было время абсолютного популизма, исходящего от харизматической фигуры первого президента России. Особенно переусердствовал в этих начинаниях журнал «Огонек», опубликовавший документальную повесть «Дневник стукача», написанную бывшим осужденным. В этом произведении в нелицеприятной для правоохранительных органов форме раскрывалась сущность оперативной работы в исправительном учреждении. На фоне «гламурно-розового» официоза о деятельности отечественной пенитенциарной системы данная публикация в обществе произвела эффект взорвавшейся бомбы. Но самые страшные последствия данной повести – это ликвидация большого количества агентов в ИТУ лидерами преступных группировок. Дело в том, что «Дневник стукача», не называя фамилии конфидентов, давал подробные описания их внешности и местонахождения, что позволяло без труда их вычислить. Понятно, что никто в период «разгула демократии» не понес за это наказание.

К сожалению, подобные истории случаются и в наше время, только в несколько иной интерпретации. Речь идет о пресловутой ст. 166 УПК РФ, предоставляющей абсолютно неэффективные меры безопасности свидетелям и потерпевшим в виде допроса под псевдонимом.

Так, в 2003 г. в г. Красноярске расследовалось уголовное дело в отношении членов организованной преступной группы, на счету которой были тяжкие и особо тяжкие преступления. В соответствии с предоставленными законом возможностями анкетные данные свидетелей были зашифрованы. Под одним из псевдонимов свидетеля был скрыт негласный сотрудник уголовного розыска, участвующий в разработке банды. Однако адвокат, которому законом также предоставлено такое право, потребовал допросить этого свидетеля в закрытом судебном заседании, не раскрывая его анкетных данных, что и было сделано. Через некоторое время в сети Интернета была помещена фотография агента, работающего под «прикрытием», сделанная мобильным телефоном, а сам агент вскоре был найден убитым в Енисее. Никто наказание за это не понес, тем более адвокат, в отношении действий которого существует очевидный законодательный пробел в вопросах юридической ответственности.³²²

Еще больше вопросов нравственной и правовой допустимости возникает в связи с поощрением труда негласных сотрудников.

Так, хорошо известно, что одним из мощных стимулов к привлечению к сотрудничеству осужденных в уголовно-исполнительной системе является институт условно-досрочного освобождения, так называемое УДО. Это означает, что администрация колоний закрывает глаза на очевидные отступления от формальных требований УДО, убеждает прокурора в необходимости освободить осужденного, оказавшего помощь администрации ИУ в качестве негласного сотрудника. Преследуя свои близкие тактические цели, оперативные работники оказывают этим самым «медвежью» услугу как самому осужденному, так и обществу в целом.

Во-первых, оформляя материалы в суд, оперативники раскрывают своего агента, делая невозможным его пребывание на свободе.

Во-вторых, чтобы быстрее вновь оказаться в тюрьме и остаться таким образом живым агент, как правило, совершает преступление в период условно-досрочного освобождения. О какой эффективности ОРД и ее нравственной допустимости может идти речь в этом случае? Такие сотрудники преследуют свои меркантильные, корпоративные интересы, не задумываясь ни о судьбе человека, ни об интересах службы, ни об интересах общества.

Особенно много нарушений в оплате труда негласных сотрудников допускается в работе подразделений по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств и психотропных веществ (НОН). Очевидно, что костяк агентурного аппарата этих подразделений составляют лица, страдающие наркотической зависимостью. В качестве оплаты их труда фигурируют наркотики, выведенные оперативниками из-под учета. Но такие неучтенные наркотики могут стать предметом преступного посягательства и для некоторых оперуполномоченных НОН, которые, обладая невысокими моральными качествами, могут поддаться соблазну вновь пустить эти наркотики в криминальный оборот. Судебно-следственная практика изобилует такими примерами, и это будет всегда, ибо нет и не было на свете еще такого дьявольского продукта человеческой деятельности, который приносил бы 1000 % прибыли.

Еще один вопрос в связи с этим, требующий нравственной и правовой оценки – использование в оперативно-тактических комбинациях так называемых «аутрич-работников». Это волонтеры Красного Креста из числа бывших наркоманов, которые посвятили свою жизнь оказанию помощи больным наркоманией. Эти люди являются идеальными агентами, так как наркоманы им доверяют, охотно пускают в свою среду. Но, безусловно, возникают проблемы морально-этического свойства: по-христиански ли использовать особый статус доверия для оперативного внедрения в среду наркоманов? К сожалению, однозначного ответа на этот вопрос нет, и каждый оперативник будет сам решать эту дилемму исходя из реальной оперативной обстановки.

А вот проблема, которая еще не поднималась в юридической литературе – использование гендерных (полоролевых) особенностей поведения человека в ОРД. Очевидно, что существуют различия в выведывании оперативно значимой информации оперуполномоченным мужского или женского пола. И можно поспорить, в каком случае эффективность оперативно-тактической комбинации оказывается выше. Если у мужчин в ОРД присутствует активное наступательное начало, то у женщины-оперативника – мягкая тактическая игра. Сама жизнь показывает преимущества второй тактики. А древнекитайская философия учит, что вода сильнее камня, который символизирует мужское начало и аналогом которого в психологии является регидное, т.е. непластичное, ходульное поведение. Не случайно, что образ оперуполномоченного Анастасии Каменской так пришелся по душе российским читателям и телезрителям. Прекрасное сочетание женственности, аналитического мышления и природной интуиции делают этот образ весьма привлекательным объектом для подражания, а разработанные Каменской тактические комбинации – успешными. Мужчины-оперативники активно включены в предлагаемую Настей женскую игру, соревнуются друг с другом, желая отличиться перед ней, и это – замечательно. Институт фаворитства во все времена являлся мощным и эффективным рычагом управления позитивным мужским поведением в руках умной женщины.

Кстати, на другом полюсе борьбы с преступностью – в криминальном мире – институт фаворитства проявляет себя не менее эффективно. Истории уголовного розыска хорошо известны примеры умелого управления мужским поведением Сонькой Золотой Ручкой. О главаре алтайской банды Скосырской и ее изощренных методах управления бандой мы уже писали в параграфе 2.2. настоящего исследования.

Другой, не менее актуальной проблемой в ОРД является проблема провокации и провокационного поведения при разработке и проведении оперативно-тактических комбинаций. Понятие «провокация» обычно определяется как предательское поведение, подстрекательство, побуждение кого-либо к заведомо вредным для него действиям. В нашем случае провокацией будет побуждение лица к совершению преступления.

Хорошо известно, что главное условие соблюдения законности при проведении оперативных комбинаций – не допустить пособничества, провокации какого-либо на совершение преступления, исключить нарушение законных прав и интересов граждан.

Результаты исследования показывают наличие двух крайних и, на наш взгляд, одинаково неприемлемых точек зрения на пределы допустимости психологического воздействия в оперативной комбинации.

С одной стороны, отдельные оперативные работники считают допустимым самые жесткие действия исполнителей оперативной комбинации, вплоть до совершения преступлений.

С другой стороны, наблюдается позиция пассивного выжидания оперативным работником изменений сложившейся неблагоприятной ситуации вместо активного вмешательства в создавшуюся обстановку путем проведения оперативной комбинации. Подобное поведение оперативного работника, по существу, неправомерно, так как преступники в этом случае получают возможность безнаказанно осуществлять противоправную деятельность.

Пределы активности психологического воздействия определяются в зависимости от целей оперативной комбинации и стадии совершения преступления, на которой она осуществляется. При этом следует иметь в виду, что без допустимого психологического воздействия в ОРД вряд ли можно достигнуть успеха. Никто еще добровольно и с энтузиазмом не отправлялся в тюрьму, поэтому к теории бесконфликтного следствия, предлагаемой отдельными авторами, можно относиться лишь как к чисто умозрительной теоретической конструкции. Вся проблема как раз и состоит в определении оперуполномоченным границ допустимого психологического воздействия.

Подстрекателем признается лицо, склонившее к совершению преступления, т.е. умышленно вызвавшее у другого лица – будущего исполнителя – решимость совершить его.

В правовой литературе под провокацией понимается вовлечение другого лица в определенное преступление в целях его дальнейшего разоблачения. Высказывалось мнение, что провокатор отличается от обычного подстрекателя (т.е. лица, склонившего другого к совершению преступления) лишь мотивами и целями подстрекательства, что не влияет на квалификацию его действий, несмотря на то, что он не преследует цель причинить вред объекту преступного посягательства.³²³

Таким образом, психологическое воздействие, оказываемое в рамках оперативной комбинации и спровоцировавшее воздействуемого на совершение преступления, является неправомерным. Вместе с тем необходимо выделить критерии, отграничивающие провокационное психологическое воздействие от правомерного.

Так, правомерность психологического воздействия в оперативных комбинациях обеспечивается следующими факторами:

– наличием у воздействуемого твердых намерений и решимости на совершение определенного преступления, склонение его к отказу от осуществления преступного замысла не представляется возможным;

– угрозой реального наступления вредных последствий в случае невмешательства оперативного работника в создавшуюся ситуацию;

– соответствием действий исполнителя имеющемуся у воздействуемого преступному замыслу, то есть они должны быть естественным продолжением развития событий;

– осуществлением оперативным работником контроля за ходом оперативной комбинации в целях своевременного пресечения действий воздействуемого и недопущения наступления вредных последствий.

Разрабатывая оперативную комбинацию с имитацией преступления, необходимо учитывать следующие обстоятельства:

– действия исполнителя не должны наносить никакого вреда государственным, общественным или иным предприятиям, учреждениям, организациям, гражданам, а также их законным интересам и правам;

– они не должны перерастать в подстрекательство (провокацию) или иные формы соучастия в преступлении;

– действия исполнителя должны быть максимально достоверными, так как расшифровка их истинного смысла может привести к негативным последствиям;

– организатором оперативной комбинации должны быть продуманы меры по предохранению исполнителя от неправомерного привлечения к уголовной ответственности.

Использование дезинформации в оперативных комбинациях должно иметь определенные этические рамки. Так, считается недопустимым проведение оперативных комбинаций, в которых используются:

– легализация информации, позволяющая изобличить преступника, но в то же время раскрывающая источник информации, которому была обещана полная конфиденциальность;

– осуществление осмотров, обысков с последующим обнаружением в обследуемом помещении предметов, заранее подброшенных туда и изобличающих воздействуемого в совершении преступления;

– создание условий, провоцирующих воздействуемого на совершение преступления, с последующим его изобличением.

В процессе разработки, когда уже кое-что прояснилось о характере разрабатываемого, его психологических состояниях, важно иметь все возможные данные о нем.

Например, мы знаем, что он является жертвой какой-то преступной группы, здесь надо брать пример из жизни, который был бы убедительным для объекта по аналогии, а может быть и по контрасту. Внедренный выступает в роли инициатора, а разрабатываемый выступает в качестве жертвы. Разрабатываемый поневоле начинает анализировать возможные варианты развития событий по своему делу, причем смотреть на вещи уже глазами внедренного сотрудника, находясь под «бременем» легенды. Поневоле разрабатываемый «проигрывает» все возможные оперативные ходы, пытается анализировать и сопоставлять, при этом внедренный должен вовремя его направлять, а это невозможно было бы сделать в принципе без знания целого комплекса сведений об объекте. Однако, как и в театре, всегда имеется опасность «переиграть».

По групповым делам объекту обычно внушается, что раз по делу идет не один, то в его судьбе многое зависит и от других, но каждый должен отвечать только за себя. Тут обязательно возникнет борьба мотивов: ему может быть жаль «заложить» человека, у него могут быть с ним хорошие отношения, он его уважает, он (объект) его выручал, но этот же человек с него и брал взятку, например. И тогда тактически подходит к нему с другой стороны: «Ну, а если бы он был на твоем месте, он бы тебя спасал?» Ответ разрабатываемого чаще всего будит защиту объекта. О других говорить в известном смысле легче, чем о себе, особенно, если речь идет о неблаговидных, противозаконных поступках. Здесь следует выяснить, как ведет себя соучастник разрабатываемого, потом следует вопрос разрабатываемому: «Скажи, а он твоих детей будет кормить?» При такой постановке вопроса обычно завязывается откровенный разговор о взаимоотношениях людей, их дружбе и вражде. Но необходимо помнить, что единых рецептов общения и установления психологического контакта с людьми не существует. Здесь нужен творческий подход в выборе приемов и тактики установления доверительных отношений.

Иная ситуация возникает по лицам, в отношении которых уголовные дела возбуждены впервые, а преступления, в которых они подозреваются, относятся к преступлениям экономической направленности, особенно когда разрабатываемые занимают ответственные, высокие должности. Для того, чтобы установить с ними психологический контакт, в оперативно-розыскной деятельности используется следующая ключевая фраза: «Послушай, ты большим человеком был, с положением, я – то думал, ты и вправду порядочный человек, а ты такой же, как и я – вор». Разрабатываемый сразу же обескуражен, деморализован, возмущается. Поставив его на одну доску с собой, можно продолжить разработку и дальше.

Другой прием: казнишь сам себя, разрабатываемый начинает тебя успокаивать, а ему в ответ: «А вы чем лучше меня?»

В психологии обычно выделяются два основных метода воздействия на человека: убеждение и внушение. Убеждение основано на логике и обращено к сознанию человека. Внушение же основано не на логике, а на некритическом восприятии человеком осуществляемого на него воздействия.

Применяя эти достаточно традиционные в психологии общения методы воздействия к своим конфидентам, оперативный сотрудник всегда должен помнить о безопасности негласных сотрудников не только в ходе проводимого тактического приема, но также и после его проведения. В противном случае могут возникнуть проблемные оперативно-розыскные ситуации с весьма тяжелыми последствиями для участников расследования.

Примером такой крайне негативной ситуации может послужить уголовное дело № 20457, возбужденное Барнаульской спецпрокуратурой по надзору за ИТУ в 1991 году по факту злоупотребления служебным положением сотрудниками колонии строгого режима УБ-14/10 г. Змеиногорска Алтайского края.³²⁴

В ходе предварительного расследования по данному уголовному делу было установлено, что в период с 1980 по 1991 годы в учреждении УБ-14/8 с ведома его начальника полковника внутренней службы Скурлатова успешно функционировал «левый» цех по производству изделий из полипропилена. В работе данного цеха было задействовано более 300 человек как аттестованного, так и вольнонаемного состава, а также осужденных, которые бесплатно работали на станках ЧПУ практически в три смены. Производственная цепочка из Змеиногорска протянулась до самого краевого центра города Барнаула: поставщиком «левого» сырья для УБ-14/8 стало барнаульское предприятие-контрагент «Химволокно», а одним из главных соучастников хищения – начальник цеха товаров широкого потребления Надежда Тюльпина. Готовую неучтенную продукцию реализовывали по поддельным накладным через магазины «Военторга», который логически замыкал созданную Скурлатовым криминальную производственную цепочку. Во избежание конфликтов с организованным преступным сообществом Скурлатов ежемесячно производил регулярные отчисления от работы своего «детища» в воровской «общак», которые на тот момент контролировал «смотрящий» в УБ-14/10, грузинский «вор в законе» Пачуашвили (Пачуня).

Во время проведения совместной тактической операции сотрудников УИС (уголовно-исполнительной системы) и УБЭП (Управления по борьбе с экономическими преступлениями) Алтайского края в данное преступное сообщество были успешно внедрены агенты из числа осужденных. Уже в ходе реализации материалов оперативно-розыскной деятельности следователь прокуратуры уговорил оперативных сотрудников перевести агентов из числа материально-ответственных лиц в разряд основных свидетелей обвинения по данному уголовному делу. Результат этого необдуманного тактического решения не заставил себя долго ждать: вскоре «неожиданный» пожар уничтожил и «левый» цех, и склад готовой продукции на территории указанной колонии. Сама колония строгого режима УБ-14/10 г. Змеиногорска в 1991 году была поспешно расформирована, а все осужденные этапированы в различные учреждения страны. При этом трое осужденных – свидетелей по данному уголовному делу при невыясненных обстоятельствах погибли во время этапа, а само дело вскоре прекращено производством за отсутствием состава преступления.

Возвращаясь к теме психологии общения с конфидентами, отметим, что анализ того, как человек воспринимает оказываемое на него воздействие, позволяет выделить две основные ориентации в процессе этого восприятия. В одном случае он ориентируется преимущественно на источник воздействия, а в другом – преимущественно на содержание воздействия. Это особенно нужно помнить при разработке лидеров организованного преступного сообщества, которые обладают достаточно высоким интеллектом, позволяющим им адекватно оценить глубину и степень психологического воздействия следователя на них.

На основании изложенного, можно сделать вывод, что единственно возможными критериями допустимости того или иного тактического приема в криминалистике являются законность, обоснованность и безопасность применяемого тактического приема.

Что касается законности, как критерия допустимости, то здесь, на наш взгляд, вполне уместно вспомнить высказывание офицера-пограничника из советского фильма «Выйти замуж за капитана» в блестящем исполнении актера Виктора Проскурина: «Когда не знаешь, как поступить в нравственном плане, поступай по закону!» Это универсальная формула, представляется, в полной мере относится и к нашему случаю – определению пределов допустимости тактического приема при расследовании преступлений, предусмотренных ст. 210 УК РФ.

Обоснованность, как критерий допустимости тактического приема, выражается в том, что любое тактическое решение криминалиста должно быть взвешенным, «просчитанным» и должно соответствовать сложившейся по уголовному делу следственной ситуации.

Безопасность, полагаем, должна проявляться, прежде всего, в том, чтобы проводимый тактический прием ни в коем случае не подвергал опасности жизнь и здоровье участников уголовного судопроизводства.