Глава 3.
Вопросы применения метода ситуационного  моделирования в расследовании преступлений,  предусмотренных ст. 210 УК РФ

3.1. Ситуационный анализ и его место
в системе методов современной криминалистики

Как мы знаем, конец ХХ столетия ознаменовался активной интеграцией предметов различных прикладных наук. Не обошел стороной этот процесс и криминалистику, предмет которой, по своей сути, является одним из самых ярких примеров наиболее удачного синтеза различных отраслей человеческого знания, исходя из специфических задач, решаемых криминалистикой. Не случайно, криминалистику во все времена, по праву, называли интегративной наукой, которая, подобно губке, впитывает в себя все, что помогает в деле раскрытия и расследования преступлений.¹⁹⁶

Интеграционные процессы, безусловно, коснулись не только предметов естественных и гуманитарных наук, но также их методов. Закономерным результатом такой интеграции, на наш взгляд, является структурно-функциональный метод, системный и предметно – деятельностный подход в изучении криминалистических явлений, уже прочно занявшие свое место в методологии криминалистики. Совсем иначе дела обстоят с ситуационным методом.

Ситуационный метод стал активно завоевывать свои позиции в самых различных областях юридической науки и практической деятельности сравнительно недавно. Т.С. Волчецкая справедливо отмечает, что «если рассматривать криминалистику как науку о доказывании юридических фактов, то ее выводы и рекомендации с успехом и несомненной проблематической пользой можно использовать в процессуальном праве в целом, поскольку любой юридический процесс есть не что иное, как высокоорганизованный процесс разрешения конфликтных ситуаций».¹⁹⁷

С этой позицией, несомненно, следует согласиться, так как конфликтология, как одна из отраслей практической психологии, использует в качестве основного ситуационный метод разрешения конфликтов. Поэтому ситуационный подход к расследованию преступлений по праву считается одним из наиболее перспективных в современной криминалистической науке. Для того, чтобы определить место ситуационного метода в системе исследовательского инструментария криминалистики, необходимо обратиться к истории развития учения о методах в криминалистической науке.

Несмотря на кардинальное значение учения о методах, как для общей теории криминалистики, так и для всей криминалистической науки, эта проблематика в 80-х годах практически не привлекала внимания ученых. Специальных исследований о методах криминалистики не появлялось за исключением нескольких работ, связанных с применением в криминалистике и судебной экспертизе кибернетических методов и трудов по моделированию в работе следователя.¹⁹⁸ Лишь в конце этого периода
Е.И. Зуев предложил отличную от существующих свою оригинальную классификацию методов криминалистики.

По его мнению, система методов криминалистики состоит из 4-х звеньев: всеобщий диалектический метод; общенаучные методы – методы формальной логики, наблюдение, измерение, описание, сравнение, эксперимент, идентификация, моделирование, математические методы; частные методы – методы других отраслей знания, используемые криминалистикой (химические, физические, антропологические и др.); специальные методы, специфические для криминалистики. Одним из таких методов может считаться и идентификация, когда идет речь об отождествлении конкретно-индивидуального объекта.¹⁹⁹

Принципиально иначе представлял себе систему методов криминалистики В.Е. Корноухов. Опровергнув существующие основания классификации методов, он делил их, следуя научной традиции, на эмпирические и теоретические, выделяя промежуточный эмпирио-теоретический уровень познания. Он полагал нецелесообразным выделить группу частных (так он именовал общенаучные методы) методов, поскольку «они в конкретной науке являются познавательными единицами специальных методов и лежат в основе совокупности методов эмпирического уровня познания».

В итоге своих рассуждений он пришел к выводу, что специальными методами криминалистики служат идентификация, классификация, типизация и другие.²⁰⁰

Следует согласиться с позицией Р.С. Белкина, справедливо критиковавшего В.Е. Корноухова и указывавшего на логические ошибки предложенной им теоретической конструкции. «... Фигурирующие в познавательных процедурах объекты исследуются не с помощью идентификации, классификации и т.п., а в целях их идентификации, классификации, типизации для решения задач, связанных с природой этих объектов, их связей с другими объектами и, в конечном счете, с их ролью в процессе доказывания по уголовному делу.²⁰¹

Это в полной мере относится, например, к следственной ситуации, типизация которых является одной из процедур их познания, но не методом, и уже тем более, не целью познавательной деятельности.

Между тем, предложенная Р.С. Белкиным классификационная система методов криминалистики, на наш взгляд, также не свободна от недостатков гносеологического свойства. Эта система представлялась им в следующем виде.

По мнению Р.С. Белкина, в ее основе лежит диалектический метод как единственный всеобщий метод познания, являющийся по этому и всеобщим методом в криминалистике. Базовое звено системы – всеобщий метод познания (диалектический метод познания), «нижний раздел которого составляют критерии и процедуры формальной логики.

Второе звено системы – общие (или общенаучные) методы криминалистики, включающие в себя как эмпирические методы, так и методы теоретического уровня, за исключением тех, которые относятся к всеобщему методу науки.

Третье звено классификации – специальные методы различного уровня обобщения, все без исключения характеризующиеся ограниченной сферой применения. Самым динамичным является третье звено: именно за счет расширения круга специальных методов, по мнению Р.С. Белкина, происходит пополнение исследовательского «инструментария», арсенала средств познания в любой науке, в том числе и в криминалистике».²⁰²

Предложенная Р.С. Белкиным система, так же как и классификация А.Я. Гинзбурга²⁰³, И.М. Лузгина²⁰⁴, А.А. Эйсмана²⁰⁵ и других авторов, на наш взгляд, содержит элементы известного парадокса английского философа и математика Бертрана Рассела, показавшего на примере деревенского парикмахера, что нельзя дать четкий ответ – куда отнести множество всех тех множеств, которые не содержат себя в качестве своего элемента. Как известно, парадоксы отличаются от паралогизмов и софизмов тем, что они возникают не в результате непреднамеренных и намеренных логических ошибок, а из-за неясности, неопределенности и даже противоречивости некоторых исходных принципов и понятий той или иной науки или же общепринятых норм, приемов и методов познания в целом.²⁰⁶

Полагаем, таким противоречивым исходным принципом, закладывающим логическую ошибку во все без исключения рассмотренные выше классификации методов, является положение о всеобщности и универсальности только одного – диалектического метода познания, причем в понятие которого большинство авторов вкладывает совершенно различное содержание. В этом смысле полагаем, был прав В.Е. Корноухов, который всегда отвергал предложенное Р.С. Белкиным и другими авторами основание классификации методов, а диалектический метод никогда не считал всеобщим методом криминалистики, потому что его связь с системой методов частной науки гораздо сложнее, чем это может показаться на первый взгляд.²⁰⁷

Являясь, по мнению Р.С. Белкина, основанием для классификации методов криминалистики, диалектический метод в соответствии с законами формальной логики уже не может быть включен в другое множество элементов, которым, по сути, и является данная классификация. Кроме того, традиционная трактовка диалектического метода уже давно не соответствует современному уровню развития методологии науки. Системный и предметно-деятельностный подход, структурно-функциональный и ситуационный методы познания, вообще не нашедшие своего отражения в классификации Р.С. Белкина, являются различными формами проявления диалектического метода, углубляют и конкретизируют его.

На наш взгляд, основанием для классификации методов криминалистики может служить такая переменная величина, как степень универсальности метода. Переменной она является потому, что уровень ее колебаний будет напрямую зависеть от уровня развития науки и ее инструментария. В соответствии с данным критерием деления классификация методов криминалистики состоит из двух звеньев: общие (общенаучные) и особенные (частные) методы. К общим можно соответственно отнести диалектический метод и формы его проявления: методы диалектической и формальной логики, системный и предметно-деятельностный подходы, структурно-функциональный и ситуационный методы, эвристические методы исследования, наблюдение, сравнение, описание и т.д. К особенным методам – математико-кибернетические методы исследования, моделирование, собственно криминалистические методы, социологические и специальные методы других наук и т.д. Обе указанные группы методов соотносятся друг с другом как общее – особенное и не являются исчерпывающими. Кроме того, между ними существует сложная диалектика взаимопереходов элементов одной группы в другую, которая как раз и будет зависеть от уровня развития науки и ее методологии.

Ситуационный метод как одна из форм диалектического метода, с помощью которого явление рассматривается в динамике и во взаимосвязи с другими явлениями, уже давно нашел свое отражение в учении о криминалистической характеристики преступлений и теории следственных ситуаций.

Ситуационный подход к преступной деятельности позволяет осуществить научную разработку дифференцированных методических рекомендаций, указывающих на специфические особенности расследования сходных видов преступлений в зависимости от различных криминальных ситуаций: в каком регионе, в какое время года, в помещении или вне его протекала ситуация совершения преступления, имелись ли очевидцы на месте происшествия и т.д.²⁰⁸

Следовательно, исследования в криминалистике вопроса о криминальных ситуациях, выделение их специфики, построение классификационной схемы может принести несомненную пользу главным образом для решения общих вопросов расследования преступления, поскольку именно криминальная ситуация обусловливает информационную насыщенность и сходные следственные ситуации. В конечном счете, в криминалистическом плане ситуационность частной методики расследования обусловлена, прежде всего, ситуационностью самого преступления.

Общая теория криминалистики по своей структуре представлена системой частных криминалистических теорий, тесно между собой связанных и отражающих основные элементы предмета криминалистики. Развитие науки и техники, изменение структурного и качественного показателей преступности и вместе с тем совершенствование методов борьбы с нею объективно предполагают совершенствование существующих и появление новых криминалистических теорий. Весьма справедливо по этому поводу замечание Р.С. Белкина о том, что система частных криминалистических теорий, будучи замкнутой понятийной системой, в то же время представляет собой открытую систему, число элементов которой является конечным в данный момент, поскольку развитие науки предполагают появление новых частных криминалистических теорий. Возникающие частные теории могут сменять существующие, становясь их развитием, продолжением либо следствием интеграции или дифференциации теоретического знания.²⁰⁹

Безусловно, появление и развитие частных криминалистических теорий – процесс позитивный. Между тем, неоправданное выделение новых частных теорий без обоснованной спецификации предмета, объекта и метода теории таит в себе опасность редукционизма, то есть подмены и дублирования предмета и метода одной частной теории предметом и методом другой.

Опасность редукционизма, на наш взгляд, может возникнуть и в связи с выделением в системе частных криминалистических теорий так называемой «Криминалистической ситуалогии», которую определяют «как общую криминалистическую теорию, представляющую собой совокупность упорядоченных и систематизированных знаний, описывающих и объясняющих суть криминальных и криминалистических ситуаций, исследующую их формирование, возникновение, генезис и вооружающую методикой диагностики ситуаций и управления ими».²¹⁰

Содержанием любой частной криминалистической теории, как известно, являются предмет, объект и метод. Поскольку частная криминалистическая теория является подсистемой общей теории криминалистики, то ее предмет – это элемент, часть, сторона предмета общей теории, то есть предмета криминалистической науки. Иным словами, предметом частной криминалистической теории являются определенные закономерности объективной действительности из числа тех, которые изучает криминалистика в целом.²¹¹

Исследуя предмет криминалистической ситуалогии, основоположник данной научной школы Т.С. Волчецкая выделяет в его структуре:

а) закономерности образования ситуации;

б) закономерности ее межэлементных связей;

в) закономерности связей между ситуациями различной природы (к примеру, между посткриминальной и исходной следственной ситуациями);

г) повторяемость процессов возникновения типовых ситуаций;

д) обусловленность принимаемых решений наличной следственной ситуации;

е) обусловленность построения информационной модели расследуемого события на основе исследования моделей криминальных ситуаций;

ж) обусловленность частных криминалистических методик исходными следственными ситуациями;

3) обусловленность создания криминалистических характеристик отдельных видов преступлений на основе типовых моделей криминальных ситуаций преступлений этого вида.²¹²

Полагаем, что в данном случае речь идет не о предмете какой-нибудь самостоятельной частной криминалистической теории, а о применении ситуационного метода в исследовании криминалистической характеристики преступления и криминалистической характеристики расследования, которые прочно заняли свое место в понятийном аппарате криминалистики. Фактически раскрывая содержание ситуационного метода в анализе преступной деятельности и деятельности по раскрытию преступлений, Т.С. Волчецкая совершает подмену понятий, говоря о предмете «Криминалистической ситуалогии», допуская тем самым ошибки редукционистского свойства. Ведь из криминалистической характеристики преступления, якобы, в самостоятельный предмет частной криминалистической теории ею выделяются такие элементы ситуационной природы, как «обстановка преступления», «ситуация преступления», «механизм преступления», а из криминалистической характеристики расследования ее важнейший элемент – следственная ситуация. Полагаем, именно такая логическая операция Т.С. Волчецкой таит в себе опасность подмены предмета одной частной теории другой и необоснованно перегружает понятийный аппарат криминалистики ненужными научными категориями.

В конце концов, удачный синтез предмета и метода исследования различных криминалистических явлений через исходное универсальное понятие «следственная ситуация» уже давно и вполне успешно нашла такая бурно развивающаяся, особенно в последние годы, частная криминалистическая теория, как теория следственных ситуаций. Так что, на наш взгляд, выделять в ее рамках еще одну «Криминалистическую ситуалогию» совершенно неоправданно в методологическом плане.

А теперь рассмотрим возможности и преимущества описанного метода ситуационного анализа применительно к личности организатора преступного сообщества.

3.2. Ситуационное моделирование личности
организатора преступного сообщества

Ситуационное моделирование личности организатора преступного сообщества, на наш взгляд, напрямую связано с проблемой типологии преступников и их психологическим профилированием. Обратимся к научным данным, накопленным и обработанным за два столетия криминологической наукой.

Как известно, краеугольным камнем в криминологической науке является проблема разработки научно обоснованной классификации преступных типов – так называемой типологии преступников. Первой попыткой подобного рода по праву можно считать френологическое учение Галля, возникшее в 20-х гг. ХIХ столетия. Галль исходил из мысли, что полушария большого мозга представляют собой собрание отдельных органов, из которых каждый служит центром для той или иной способности души. Все способности или склонности человека прирожденны и стоят в прямой зависимости от строения и развития органа, через который они выражаются. Измерив и рассмотрев череп, думал Галль, можно определить умственные и нравственные качества человека. Если у человека, судя по выпуклостям, впадинам и соотношению частей черепа, развит, например, инстинкт разрушения или хищничества, он станет разбойником или убийцей; если у него развит орган храбрости – он будет мужественным и т.д.²¹³

Школа итальянского криминолога Чезаре Ломброзо, как известно, пошла еще дальше – предложила теорию прирожденного преступника. По мнению Ломброзо, около 40 % преступников составляют прирожденные. Прирожденный преступник есть, прежде всего, анатомо-физиологический тип, т.е. субъект, отмеченный целым рядом анатомических и физиологических признаков. Данная теория породила ожесточенную научную дискуссию, продолжающуюся до настоящего времени.

Так, подвергая концепцию Чезаре Ломброзо вполне обоснованной критике, русский криминолог В. Зернов отмечал, что «…перечисляя и описывая признаки установленного им типа, он перемешивает и ставит рядом признаки совершенно разного биологического значения, не заботясь осмыслить сколько-нибудь их выбор и, видимо, стремясь импонировать читателю только численностью их».²¹⁴

Согласно данным Ломброзо, у прирожденных преступников часто наблюдается асимметрия черепа, сравнительное уменьшение передней части черепа, выступание лица относительно тела слишком вперед или так называемый прогнатизм в 69 % случаев, различные отклонения от нормы формы черепных и лицевых костей. Выявленные итальянским криминологом антропологические особенности исследуемых групп преступников позволили ему выделить три типа прирожденных преступников: тип убийцы, вора и насильника.²¹⁵

Чезаре Ломброзо, на наш взгляд, дает довольно иррациональное объяснение природе врожденной преступности. Он пишет: «Прирожденная преступность есть проявление атавизма, т.е. воскресение в преступнике черт отдаленнейших наших предков-дикарей. Прирожденный преступник – дикарь в современном обществе; и во внешнем виде и строении тела дикаря и преступника мы находим не мало общих черт (выпуклые скулы, большие челюсти, торчащие уши, ямка на затылочной кости и т.п.)».²¹⁶

Последователи Ч. Ломброзо, Энрико Ферри и Гарофало предложили деление преступников на 5 основных групп:

1. Преступники душевнобольные.

2. Прирожденные.

3. Привычные.

4. Случайные.

5. Преступники по страсти.²¹⁷

Реанимация идей ломброзианства время от времени отмечается и на страницах современной научной литературы.

Так, известный американский криминолог Эдвин Шур в своем нашумевшем в начале 70-х гг. прошлого столетия криминологическом эссе «Наше преступное общество» прямо обращает внимание общественности США на корреляционные зависимости признаков внешности преступников от выбранного ими способа совершения преступления и характера преступной деятельности. Например, по его мнению, представителей так называемой «беловоротничковой» преступности, как правило, от других преступников отличает астенический склад внешности: высокий лоб, худощавое телосложение, тонкие руки и т.д.²¹⁸

К сожалению, дальше бессистемных наблюдений и пространных рассуждений Шур не продвинулся, а потому его концепция в отсутствии четкой корреспондирующей связи исследуемых криминологических явлений осталась всего лишь одной из рабочих гипотез, к тому же лишенной научного обоснования. Склонность индивида к интеллектуальной деятельности, как правило, сама по себе предполагает астенический, а не мышечный тип строения человека, но вряд ли данный критерий может считаться достоверным и надежным для отнесения к группе астеников и последующей дифференциации многочисленных и разнообразных представителей так называемой «интеллектуальной» преступности – мошенников, расхитителей, хакеров и т.д.

Ярый противник научной школы Ломброзо и его последователей С.В. Познышев в зависимости от психической конституции человека предлагал классифицировать преступные типы на две группы – эндогенных и экзогенных преступников.

В свою очередь, эндогенные подразделялись на:

1) идейных преступников;

2) резонеров, которые при помощи искусственных, софистических построений обосновывают свои корыстные стремления известными общими идеями;

3) расчетливо-рассудочных;

4) эмоциональных преступников, у которых главной целью, ради которой они совершают преступления, является приятное состояние, связанное с удовлетворением известного сильно развитого у них чувства;

5) импульсивных преступников, руководящий целевой комплекс которых сводится к получению приятных ощущений, связанных с совершением какого-либо действия или с обладанием чего-либо;

6) моральных психастеников, совершающих преступления в результате борьбы мотивов, нравственного раздвоения. ²¹⁹

Очевидно, что в предложенной типологии не просматриваются различия между 4 и 5 группами преступников, поэтому предложенный С.В. Познышевым критерий – психическая конституция человека – вряд ли можно считать достаточно четким для научно обоснованной классификации.

По мнению Познышева, «…психическая конституция человека есть совокупность более или менее постоянных психических свойств человека. Психическая конституция в отношении преступления в нормальных условиях представляет собой как бы динамическую систему, находящуюся в равновесии под давлением окружающей среды. Преступник является эндогенным тогда, когда совершает преступление в большей мере в силу своей психической конституции, экзогенным – в большей степени под влиянием внешних факторов». Но Познышев был абсолютным детерминистом, отрицавшим существование «случайного» преступника. Он писал по этому поводу: «Никто не становится преступником «случайно»; всегда есть ряд обстоятельств, которые привели человека к совершенному им преступлению. Каждое преступление имеет свой «личный» корень, но у одних преступников он иной, чем у других, и играет менее деятельную и видную роль в генезисе их преступлений».²²⁰

Данная позиция С.В. Познышева не получила широкого признания в криминологической литературе, где большинство авторов, хотя и признавая условность этого термина, под «случайным» преступником все же понимают такого, сознании которого отрицательные нравственно-психологические свойства не получили своего заключительного развития. ²²¹

Согласно классификации Познышева С.В., таких индивидов следовало бы относить скорее к экзогенным преступникам, чем к эндогенным, т.к. в качестве запускающей детерминанты так называемого «случайного» преступления выступают именно внешние условия существования. Он писал: «Для того, чтобы признать преступника экзогенным нужно установить, что в жизни субъекта этому преступлению предшествовало известное внешнее событие, которое поставило его или кого-либо из близких ему лиц в более или менее тяжелое положение тем, что причинило или грозило причинить им страдания».²²²

И, напротив, в поведении эндогенного преступника, психическая конституция и взгляды которого «…предписывают, оправдывают или разрешают совершение данного преступления и для которого совершенное им преступление служило средством получить известную сумму наслаждений от самого процесса его совершения или его последствия»²²³, четко просматривается влияние природно-биологических факторов на формирование личности преступника.

Однако концепция С.В. Познышева, несмотря на ее научную обоснованность и логическую завершенность, практически не объясняет сложную диалектику случайного и необходимого, внешних и внутренних факторов формирования личности эндогенного преступника. Иначе говоря, остается без ответа немаловажный в криминологии вопрос – какие особенности психической конституции человека влияют на выбор им характера и способа совершения преступления: корыстной ли, насильственной либо иной направленности? И какие факторы особенно важны, например, для формирования личности организатора преступного сообщества?

Полагаем, в формировании личности организатора преступного сообщества в равной степени играют роль как экзогенные, так и эндогенные факторы. Поэтому таких преступников правильнее было бы называть экзо-эндогенный или смешанный преступный психотип. В связи с этим возникает закономерный вопрос, имеющий большое научно-практическое значение для нашего исследования: а возможно ли, в принципе, психологическое профилирование личности организатора преступного сообщества? Для того, чтобы ответить на этот непростой вопрос, необходимо понять – что такое психологический профиль и каково его значение для криминалистики.

Уже достаточно давно не только в криминологии, но в криминалистике существуют попытки создания типологии преступника по отдельным видам преступлений. И это не случайно: личность расхитителя не может не отличаться от личности убийцы или насильника.

В криминалистике эта проблема нашла отражение в попытке создания розыскной модели, которая состоит из признаков, имеющих системообразующее значение. Розыскная модель получила соответственно и свое название – «профиль преступника».

Термин «профиль преступника» вначале применялся криминалистами ФБР для описания особенностей и специфических деталей действий («индивидуального порядка») при совершении преступлений. Специалисты, занимающиеся расследованием таких преступлений, как изнасилование и убийство, показали, что можно делать вывод об образе жизни, криминальных особенностях и месте постоянного проживания «серийного преступника» на основании данных, свидетельствующих о том, где, когда и как были совершены ими преступления.²²⁴

Несмотря на то, что эти выводы делались на основе данных, полученных агентами ФБР при расследовании многих преступлений, а также из специальных интервью осужденных за такого рода преступления, они вытекали из дедуктивных заключений, то есть основывались на законах формальной логики.

Опыт каждодневной практики ФБР постепенно сформировал концепцию так называемой «внутренней логики преступления». Ее принципы можно проиллюстрировать, например, предположением, что хорошо разработанное и организованное преступление совершается лицом, которому вообще свойственно тщательно планировать и формировать свою жизнь.²²⁵

Данное положение особенно должно быть учтено в психологическом портрете организаторы преступного сообщества, которыми, безусловно, не становятся случайные люди и в поведении которых можно проследить определенные психологические закономерности, обуславливающие статус лидера преступной группировки.

К сожалению, в отечественной криминалистике подобные опыты создания психологических профилей проводились только в отношении серийных сексуальных убийц. Эта попытка была предпринята на основе изучения данных, имеющихся в государственном научном центре (ГНЦ) социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского. Исследование построено на анализе материалов историй болезни лиц, которые обвинялись в совершении серийных сексуальных убийств и проходили комплексную психолого-психиатрическую экспертизу в ГНЦ на протяжении последних 25 лет. Была разработана анкета, которая включала 196 вопросов и была нацелена на получение персонографической (демографической), биографической, психологической, сексологической, криминалистической, виктимологической и психологической информации.²²⁶

Понятно, что эти полученные данные и разработанные методики не могут быть применены к личности организатора преступного сообщества, не отвечающей главному системообразующему признаку, лежащему в основе этих методик – серийности совершенных преступлений. Именно отсутствие этого признака и затрудняет использование при формировании портрета организатора так называемую «основополагающую (каноническую) коррекцию».²²⁷ Суть этой процедуры состоит в анализе связи между двумя группами переменных величин. Другими словами, это попытка выведения сложных регрессивных уравнений, которые содержат ряд переменных критериев, а также определенное число прогностических переменных величин. На одной стороне этого уравнения находятся необходимые для следователей переменные величины, извлеченные из информации о преступлении, на другой – характерные особенности преступника, имеющие поисковую ценность.

Так, если А1...n означает действие преступника (включая, например, время, место и выбор потерпевшего), а С1...m означает особенности преступника, то возникает эмпирический вопрос об установлении весовых отношений между F1...] и K1...m в уравнении следующего вида:

F1A1+...+FnAn = K1C1+...+KmCm.²²⁸

Вполне очевидно, что связь между функциями F1 и K1 прямо пропорциональна, то есть увеличение информационных данных о времени, месте и, например, предмете преступного посягательства в исправительных учреждениях ведет к увеличению данных о характерных особенностях преступника.

В ряду признаков, которые могут быть положены в основу психологического профиля организатора преступного сообщества, относятся так называемые личностные различия. Исследования этого плана строятся на сравнительном анализе особенностей людей, совершивших разные преступления. Авторы такого рода исследований склонны считать, что имеется какая-то особая причина, толкающая человека на путь совершения особого вида преступлений. Работы Айзенка (1997 г.), вскрывающие личностные различия между особыми типами преступников, возможно, являются наиболее типичными для этого направления исследований.²²⁹

Применение результатов этих работ на практике сталкивается с неразрешимыми проблемами. Тем не менее, трудно не согласиться, что личность индивида так или иначе не отражается в способе совершения преступления. Проблема заключается лишь в том, чтобы идентифицировать «реальные» переменные А и С, действительно имеющие прямую связь с личностными особенностями преступника.

Как показывают исследования, по сравнению с другими преступниками, организаторы преступного сообщества являются более адаптированными, т.е. более приспособленными к различным социальным ситуациям и их изменениям: лучше ориентируются в социальных нормах и требованиях. Чаще всего, им не свойственны также такие черты, как агрессивность поведения, которые отмечаются у насильственных преступников. Стремление к повышению социального статуса появляется у организаторов преступного сообщества и в период отбывания наказания, когда они стремятся к такой работе, которая связана с отдельными распорядительными функциями.

По мнению В.М. Быкова, центральное звено (А) в ОПС – это преступная деятельность группы. Первая ядерная страта (Б) – это отношение каждого члена преступной группы к ее преступной деятельности. Вторая страта (В) – это характеристика межличностных отношений, опосредствованных содержанием преступной деятельности группы. Поверхностный слой (Г) – это межличностные отношения между членами группы, основанные на личных эмоциональных связях и выбора, не связанные непосредственно с самой преступной деятельностью группы.²³⁰

Последний, так называемый поверхностный слой, на наш взгляд, очень хорошо проанализировала в своем диссертационном исследовании «Личность женщины в механизме преступления и ее значение для криминалистической методики расследования преступления отдельного вида» Кирюшина Л.Ю.²³¹

Так, исследуя гендерные особенности преступной деятельности банды, организованной в 2000 году на Алтае некоей гражданкой Скосырской, Л.Ю. Кирюшина обратила внимание на старые, всем хорошо известные, но, по-прежнему, достаточно надежные и эффективные методы управления, применяемые ею в этом организованном преступном сообществе, наводившем ужас на водителей-дальнобойщиков в течение многих лет на всей территории Алтайского края. В подчинении у этой женщины-главаря было 29 мужчин – «отпетых» убийц и грабителей. Периодически меняя любовников и фаворитов, Скосырская достаточно умело манипулировала членами своей банды, грамотно распределяя роли в проводимых преступных акциях, долгое время оставаясь недосягаемой для правоохранительных органов. Она активно руководила поиском и хранением оружия и боеприпасов к нему, изготовлением масок, распределяла обязанности и роли между участниками банды, обеспечивала сбыт и дележ похищенного имущества, подыскивала места его хранения. При совершении многочисленных разбойных нападений она всегда оставалась в автомобиле, опасаясь быть опознанной кем-либо. Всего преступной группой под руководством Скосырской было совершено 34 разбойных нападений.²³²

В этом же научном исследовании Л.Ю. Кирюшина отметила и чрезвычайную агрессивность женщин-преступниц, нисколько не уступающую, а иногда и намного превосходящую мужскую агрессию. Та же Скосырская иногда своей жестокостью поражала даже «видавших виды» мужчин – членов банды, когда сама лично, нисколько не брезгуя при этом, отрубала пальцы только что убитым дальнобойщикам, чтобы снять золотые кольца и перстни с еще неостывших трупов.²³³

В рамках нашего исследования особый интерес представляет типология лидеров ОПС, данная в свое время В.М. Быковым. Он предлагает классифицировать лидеров преступного сообщества на следующие психотипы:

1. Лидер – вдохновитель: авторитарный универсальный.

2. Лидер – вдохновитель: авторитарный ситуативный.

3. Лидер – организатор: демократичный универсальный.

4. Лидер – организатор: демократичный ситуативный.

5. Лидер – организатор: смешанный универсальный.

6. Лидер – организатор: смешанный ситуативный.²³⁴

Даже беглого, поверхностного взгляда на типологию преступников, предложенную В.М. Быковым, достаточно, чтобы понять: в качестве классификатора для своей научной системы автор использовал криминальную ситуацию. По сути, мы имеем дело с одной из первых, в целом удачной, попыток психологического профилирования преступников, предпринятых еще в советской криминалистике, с использованием метода ситуационного анализа.

А теперь с помощью метода ситуационного моделирования попытаемся построить психологический портрет современного организатора преступного сообщества, выявив при этом типичные эндогенные и экзогенные свойства личности преступника, позволяющие в полной мере осуществить научную экстраполяцию. В качестве примера представляем психологические профили трех известных представителей лидеров ОПГ, которые соответствуют трем различным поколениям «воров в законе» в «новейшей» Истории России.

Психологический портрет Юрия Жданова

(Графенок)

Графенок (Юрий Жданов) относится к формации самых молодых «воров в законе», которые в 90-х годах прошлого столетия неожиданно выдвинулись на авансцену преступного мира, изрядно потеснив «воров в законе» старой традиции. Жданов родился в 1959 году в городе Барнауле Алтайского края в семье «положенца» (то есть криминального «авторитета», находящегося на положении «вора в законе», но официально не «коронованного» на воровской сходке) Владимира Жданова, скончавшегося от туберкулеза в местах лишения свободы. После смерти «положенца» жена Жданова Мария Александровна заняла место покойного мужа в иерархии алтайского криминалитета и приобрела определенную известность в преступном мире под прозвищем «Графиня», официально назначенная на воровской сходке «смотрящей», то есть распорядителем «общака» – воровской кассы на Алтае. Отсюда, собственно, и криминальная кличка ее сына Юрия Жданова – «Графенок».

С ранних лет Графиня стала приобщать сына к управлению «общаком», а также к другим делам «организационно-хозяйственной» деятельности преступного мира. Именно в период управления Графенка на территории Алтайского края особое развитие получили проституция, сутенерство и игорный бизнес. Кроме того, эпоха «правления» Графенка отмечена экспертами как самая кровавая в истории алтайского криминалитета. Отметим, что и сам Графенок очень скоро стал жертвой развязанного им криминального террора, погибнув от пуль чеченских бандитов в 1992 году.

Ранее, в параграфе 1.2., уже отмечалось, что место и роль личности организатора преступного сообщества в механизме совершения данного преступления необходимо рассматривать в связи со способом и следами преступления, а также предметом преступного посягательства. Это теоретическое положение в полной мере относится и к Графенку.

Сотрудники МВД всегда отмечали невероятную жестокость Жданова по отношению к проституткам, которых за малейшую провинность избивали, а в случае побега иногда даже могли убить. В Графенке каким-то удивительным образом сочетались любовь и глубокое уважение к матери с полным неуважением, презрением, а иногда даже звериной ненавистью к представительницам «древнейшей» профессии. Именно этот криминальный почерк ОПС Графенка (а именно – эта невероятная жестокость по отношению к проституткам), объективированная в следах преступления, позволили правоохранительным органам в 1991 году выйти на банду Жданова, выявив сразу несколько эпизодов его криминальной деятельности, связанных с похищением девушек прямо с железнодорожного вокзала города Барнаула.

По оценкам специалистов, Графенку были присущи такие черты характера, как: расчетливость, пониженный уровень эмоциональности; агрессивность, как устойчивая черта, а не импульсивная и аффективная агрессия, которая свойственна обычным уголовникам. Одной из основных особенностей характера Графенка, очевидно, в силу его молодости, было также необыкновенное чувство гордости за то, что он управлял большим количеством людей для достижения своих, чаще всего, корыстных, целей. Причем высшей наградой Графенка в этом деле управления преступным миром была похвала его матери.

Психологические свойства личности. По типу характера Юрий Жданов являлся экстравертом холерического склада. При жизни у него был отмечен достаточно высокий уровень интеллекта (выше среднего) при наличии оконченного среднего профессионального образования по специальности «токарь». Имел достаточно высокий уровень психической адаптации, позволяющий принимать ему необходимые волевые решения в критических ситуациях. Всегда отличался большой целеустремленностью, решительностью, настойчивостью, выдержкой и самостоятельностью при принятии важных стратегических и тактических решений в деятельности ОПС.

С точки зрения показателей экстраверсии и нейротизма по Айзенку: Графенок при жизни всегда отличался невероятной общительностью и, одновременно, повышенной тревожностью и склонностью к фрустрации. Гипертрофированное чувство тревоги и подозрительности привело Жданова к тому, что в 1991 году он развязал в Алтайском крае жестокие криминальные войны, изрядно «почистив» при этом и собственные ряды. С точки зрения акцентуации характера по системе П.Б. Ганнушкина²³⁵ и на основании имеющихся данных Графенок, очевидно, являлся гипертимом конституционально-возбудимого типа. То есть, по всем существующим критериям в отечественной уголовно-исполнительной системе Ю. Жданов, безусловно, относился к ярко выраженным психопатическим личностям, которых в медицинских учреждениях пенитенциарной системы России обычно учитывают как «психопатов возбудимого круга». Гипертимы отличаются от других акцентуантов особой неугомонностью, шумливостью, подвижностью психики, невероятной общительностью, а также весьма склонны к переоценке своей личности. ²³⁶

Психологический портрет Мутая (Нурахмана Мамырова)

После убийства Графенка в 1992 года на внеочередной воровской сходке был назначен новый «смотрящий» Алтая – Мутай (Нурахман Мамыров).

Нурахман Мамыров родился в 1949 году в городе Алма-Аты. Это был поистине беспрецедентный случай, чтобы казах стал «положенцем» в России; тем более, в Сибири, где русские уголовники традиционно являются ярыми националистами. Причина такого «головокружительного» успеха заключалась в том, что Мутай относился к «ворам в законе» старой формации, «коронованным» в полном соответствии с воровскими традициями советских времен. Именно это обстоятельство объясняет тот факт, что Мутаю в течение длительного времени преступным сообществом прощались очень многие грехи: например, употребление наркотиков, что вообще, в принципе, неприемлемо для настоящего «вора в законе». В 2000 году в Барнауле даже ставился вопрос о лишения Мутая статуса «вора» из-за этого его пагубного пристрастия. Тем не менее, несмотря ни на что, Мамыров успешно управлял алтайским ОПС в течение 20 лет. В 2010 году Мамыров был осужден за убийство алтайского «вора в законе» Владимира Якушкина к 7,5 годам лишения свободы, которой ему уже так и не довелось увидеть – 6 июня 2013 года «эпоха» Мутая закончилась навсегда: он скончался в колонии строгого режима в Республике Удмуртия от цирроза печени.

Свой первый срок за грабеж Мутай получил в 15 лет и отбывал в Бийской воспитательно-трудовой колонии в период с 1965–1969 гг. По словам Мутая, его любимым персонажем уже тогда был «крестный отец» дон Корлеоне, которому Мамыров пытался подражать с ранней юности. В 2000 году в своем интервью для передачи «Радио Алтая» Мутай в порыве откровения поведал журналисту, что эта первая судимость в 15 лет практически не оставляла ему, казаху, шанса сделать в СССР карьеру добропорядочного гражданина. И тогда он решил стать первым в уголовном мире.

С самого начала своего появления на Алтае Мутай развил активную деятельность по организации воровского движения в Западной Сибири и на Дальнем Востоке. По его приглашению Алтайский край посетил ряд «воров в законе» из Москвы, Санкт-Петербурга, Кавказа: Тенгиз Сочинский, Паца, Тристан, Вартан, Крест, Джем, Вазго. Во всех городах и районных центрах Алтайского края были назначены «положенцы», ответственные за сбор денег в «воровской общак» и за «подогрев зон». Они должны были контролировать коммерческие предприятия, нарко-игорный бизнес, поставки оружия, подпольные вино-водочные цеха, поставки ГСМ. Систематически оказывалось давление на администрации исправительных учреждений в целях послабления режима отбывания для «отрицательно настроенной» части осужденных.

Так, в январе 1996 года Мутай вместе с группой криминальных авторитетов был задержан правоохранительными органами при попытке оказать давление на администрацию колонии строгого режима УБ-14/8 г. Новоалтайска.

По оценкам специалистов, Мутаю были присущи такие поведенческие черты характера, как: чрезвычайная собранность, расчетливость, пониженный уровень эмоциональности; умение слушать собеседника; подчеркнутая холодность и часто «деланное» спокойствие при принятии ответственных решений; азиатское умение излагать простые мысли с подчеркнуто важным и весьма значительным видом. В качестве черты характера была отмечена также и холодная, расчетливая жестокость: Мутай отдавал приказы на устранение конкурентов, практически не задумываясь – за что, в конце концов, и получил свой последний в жизни срок.

Психологические свойства личности. По типу характера Мутай являлся интровертом меланхолического склада. При жизни у него был отмечен очень высокий уровень интеллекта при наличии оконченного среднего образования (Мутай успешно окончил среднюю школу при Бийской ВТК). В процессе обучения в местах лишения свободы проявил незаурядные математические способности. Имел яркую предпринимательскую жилку, которая позволила ему в 1995 году успешно легализовать значительную часть «общака» через Фонд милосердия на Алтае, а также Фонд помощи осужденным. Мутай всегда отличался достаточно высоким уровнем психической адаптации, позволяющим принимать ему необходимые волевые решения в чрезвычайных ситуациях. Также обладал большой целеустремленностью, решительностью, настойчивостью, выдержкой и самостоятельностью при принятии важных стратегических и тактических решений в деятельности ОПС.

С точки зрения показателей экстраверсии и нейротизма по Айзенку: По оценкам специалистов, Мутай при жизни не отличался особой общительностью, как и все эпилептики, склонные к интроверсии и аутизму. Со слов очевидцев, функции «третейского судьи», которые периодически должен был выполнять «вор в законе», чрезвычайно угнетали и утомляли Мутая.

С точки зрения акцентуации характера по системе П.Б. Ганнушкина и на основании имеющихся данных Мутай, безусловно, являлся эпилептоидом конституционально-депрессивного типа. В течение жизни на Алтае у него было зафиксировано несколько приступов эпилепсии, что усугублялось пристрастием Мамырова к наркотическим веществам. Как и все эпилептоиды, Мутай отдавал дань азартным играм, являясь очень азартным картежником. В этом проявлялась его инстинктивная тяга к обогащению. Кроме того, Мамыров страдал комплексом «скупого рыцаря», когда-то гениально описанным З.Фрейдом в его трудах по психоанализу. О скупости Мутая даже ходили легенды в преступном мире. Будучи абсолютным эпилептоидом, он почти всегда находился в мрачном расположении духа, был крайне осторожен по отношению ко всему незнакомому; привержен к строгим правилам, аккуратности и порядку.

Психологический портрет Сергея Цапка

Сергей Викторович Цапок, печально известный организатор массового убийства в Кущевском районе Краснодарского края, родился 6 апреля 1976 года в станице Кущевская. В отличие от «почивших в бозе» Графенка и Мутая Сергея Цапка можно охарактеризовать как «вора в законе» абсолютно новой формации. Понятно, что никто и никогда не смог бы «короновать» бывшего кандидата социологических наук (по решению суда Цапок лишен данной ученой степени), бывшего районного депутата и члена партии «Единая Россия», заместителя генерального директора ООО «Артекс-Агро» (а бессменным генеральным директором ООО «Артекс-Агро» являлась его мать – Надежда Алексеевна Цапок, осужденная в настоящее время к 3 годам лишения свободы за мошенничество). В голове совершенно не укладывается, как этот преуспевающий во всем молодой человек смог организовать такое жестокое и бессмысленное убийство 12 человек, в том числе 4 детей, с какой-то совершенно безумной маниакальной целью мщения за убийство старшего брата Николая Цапка абсолютно непричастным к этому людям.

Анализ материалов уголовного дела по банде Цапка, объем которого составляет 447 томов, сразу же дает ответ на этот непростой вопрос: почему жители станицы Кущевской называли ОПГ Сергея Цапка «бандой Сумасшедшего». Многие эпизоды, связанные с изнасилованием и убийствами девушек, отказавших во взаимности главарю банды; убийство 4 беззащитных детей в доме фермера Аметова, один из которых – грудной ребенок, опытному криминалисту и судебному психиатру сразу же подскажут, что здесь мы имеем дело, скорее всего, с психопатической личностью, одержимой маниакальной идеей отмщения за смерть старшего брата. Попытаемся разобраться: о какой именно форме психопатии идет речь в данном случае.

Как и в случае с Графенком, Сергей Цапок получил материнское воспитание, так как практически рос без отца. На определенном этапе жизни функцию отца частично стал выполнять старший брат Николай, который являлся для Сергея вторым после матери непререкаемым авторитетом. Мать Сергея, Надежда Цапок, воспитывала своего любимого младшего сына, как самого настоящего принца, ни в чем ему не отказывая и, что называется, «опережая все его желания». Будучи фатально избалованным своей матерью, Цапок с раннего детства привык к тому, что ему практически ни в чем не бывает отказа.

На эту черту характера обратили внимание учителя средней школы, в которой обучался Сергей. Они отмечали интеллект ниже среднего уровня. Кстати, педагоги были весьма удивлены, когда узнали, что Цапок под руководством профессора, доктора социологических наук Ильина В.Г. в 2009 году в Южном федеральном университете (ЮФУ) защитил кандидатскую диссертацию по теме: «Социокультурные особенности образа жизни и ценности современного сельского жителя». По словам учителей, Сергей всегда отличался от других учеников очень плохой памятью и низкой успеваемостью. Зато имел характер упрямый, волевой, быстро раздражающийся. Мог очень сильно ударить девочку, если она в чем-то ему противоречила или поступала вопреки его воле. Всегда был очень капризен, театрален, а поведение и в быту, и в коллективе у Сергея Цапка носило характер постоянной «игры на публику». Он всегда был очень высокомерен, завистлив, злопамятен, взбалмошен, истеричен. Привязанности Цапка были непрочны, а интересы – неглубоки. Главная цель в жизни у Сергея – обратить на себя внимание и в полном объеме реализовать свой «комплекс Наполеона», добившись абсолютной власти над окружающими его людьми. Отсюда и претензии Цапка на безусловное лидерство в организованном им преступном сообществе. Полагаем, что и убийства изнасилованных девушек, и многочисленные убийства фермеров, и убийство членов семьи Аметова, организованные Цапком – это все звенья одной психологической цепи, а именно: попытки реализовать в полном объеме данный «комплекс Наполеона», тянущийся с детства; ощутить и насладиться абсолютной властью над беспомощными людьми.

Приведенные выше оценки учителей станицы Кущевской, на наш взгляд, полностью совпадают с описанием поведения акцентуантов истероидного типа, данным в свое время выдающимся русским психиатром П.Б. Ганнушкиным. Он постоянно обращал внимание ученых на то, что «...во внешнем облике истероидов особенно бросаются в глаза ходульность, театральность и лживость. Им необходимо, чтобы о них говорили, и для достижения этого они не брезгуют никакими средствами. В благоприятной обстановке истероид может и на самом деле «отличиться»: он может произносить блестящие, зажигательные речи, совершать красивые и не требующие длительного напряжения подвиги, часто увлекая за собою толпу; он способен и к актам подлинного самопожертвования, если только убежден, что им любуются и восторгаются. Они легко внушаемы, хотя внушаемость эта обыкновенно избирательная и односторонняя. Своих ошибок истероиды не признают никогда; если что и происходит не так, как бы нужно было, то всегда не по их вине. Чего они совершенно не выносят, так это – равнодушия или пренебрежения, – им они всегда предпочтут неприязнь и даже ненависть. Истероиды очень злопамятны и мстительны».²³⁷

Как видим, описание указанного психотипа, данное П.Б. Ганнушкиным, полностью совпадают с оценками учителей в школе, где учился Сергей Цапок. По всем признакам и, исходя из материалов уголовного дела, Сергей Цапок, безусловно, является психопатом истероидного типа. Кроме того, об этом же говорит и еще один факт.

По мнению П.Б. Ганнушкина, с которым, на наш взгляд, следует согласиться, одним из ярких признаков истерического поведения является так называемый «суицидальный шантаж» или «псевдосуицид». При этом истерик, как правило, наносит себе неопасные раны в области предплечья или кистей рук, четко фиксируя реакцию окружающих, на которых, собственно, и рассчитан весь этот психопатический концерт.²³⁸ Именно так оно и произошло 20 сентября 2012 года, когда во время судебного заседания Сергей Цапок демонстративно нанес себе бритвой неглубокие раны в области кистей рук, добившись тем самым переноса судебного заседания на другой день.

По мнению специалистов, запускающей детерминантой для стремительного развития истероидной психопатии у Цапка послужило убийство в 2002 году его старшего брата Николая. После этого подозрительность Сергея достигла своего апогея, а желание во что бы то ни стало отомстить за смерть любимого брата приобрело характер маниакально-депрессивного психоза, который вскоре стал пугать даже членов его ОПС. А поведение Сергея Цапка в доме фермера Аметова, когда он громко и страстно убеждал самого жестокого члена банды Владимира Алексеева по прозвищу «Беспредел» задушить годовалого ребенка, иначе, как истерическим припадком и не назовешь.

Сказанное выше позволяет сделать вывод, что психопатии истероидного типа – наиболее распространенный вид аномалии характера, встречающийся среди лидеров организованного преступного сообщества. Особенно предрасположены к ней экстраверты холерического склада, каким являлись Графенок, Япончик, Джем, Отарик, Сильвестр, Дед Хасан, а также находящийся сейчас под следствием Сергей Цапок. Как отмечал П.Б. Ганнушкин, «...психопатии – это такие аномалии характера, которые определяют весь психический облик индивидуума, накладывает на весь его душевный склад свой властный отпечаток, в течение всей жизни не подвергаются сколько-нибудь резким изменениям, мешают приспосабливаться к окружающей среде».²³⁹

Поэтому не случайно, что психопаты, всегда испытывавшие определенные сложности в ходе социальной адаптации к нормальной человеческой жизни, выбирают этот опасный и совершенно непредсказуемый путь «воров в законе». Как неоднократно отмечалось в научной литературе, типы акцентуаций характера человека весьма сходны и часто совпадают с типами психопатий.²⁴⁰ А это означает, что криминалисту, приступающему к расследованию таких сложных преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, необходимо вооружиться, прежде всего, фундаментальными знаниями в области судебной психиатрии и юридической психологии.

3.3. Учет особенностей личности
организатора преступного сообщества при подготовке
и проведении тактических операций расследования

Учение о тактических операциях в криминалистике берет начало с 70-х годов прошлого столетия. Возникнув первоначально как представление о криминалистическом способе борьбы с преступностью, основанном на сочетании тактических приемов, следственных действий, организационно-технических и иных мероприятий, сегодня учение накопило достаточно знаний, чтобы называться частной криминалистической теорией²⁴¹.

Понятие «тактические операции», как известно, введено в криминалистический оборот А.В. Дуловым в 1972 году. «Под понятием тактических операций, – пишет он, – понимается проведение группы следственных, оперативно-розыскных, ревизионных действий для решения одной общей задачи»²⁴².

Спустя два года к исследованию криминалистических операций обратился Р.С. Белкин. Его взгляды основывались на том, что «тактические операции» являются средством решения задач расследования, а не его задачами. Он назвал это средство тактическими комбинациями, полагая термин более удачным.

В представлении Р.С. Белкина «тактическая комбинация – это определенное сочетание тактических приемов или следственных действий, преследующее цель решения конкретной задачи расследования и обусловленное этой целью и следственной ситуацией»²⁴³.

В 1976 году с определениями понятия тактических операций выступили Л.Я. Драпкин и В.И. Шиканов.

По определению Л.Я. Драпкина, «тактической операцией является комплекс следственных, оперативно-розыскных, организационно-подготовительных и иных действий, проводимых по единому плану и направленных на решение отдельных промежуточных задач, подчиненных общим целям расследования уголовного дела»²⁴⁴.

В.И. Шиканов определяет тактическую операцию как «систему согласованных между собой следственных действий, оперативно-розыскных мероприятий и иных действий, предпринятых в соответствии с требованиями норм Уголовно-процессуального закона правомочными должностными лицами для выяснения вопросов, входящих в предмет доказывания по расследуемому уголовному делу»²⁴⁵.

Данное определение, представляется, в большей степени отвечает концепции настоящего исследования и берется нами в качестве исходной методологической основы.

По мнению В.И. Шиканова, с которым следует согласиться, тактическую операцию характеризуют шесть признаков:

1. системная согласованность действий;

2. единый план;

3. регламентированность Уголовно-процессуального закона;

4. решение промежуточных тактических задач;

5. определение содержания задач предметом доказывания;

6. алгоритмичная заданность при решении тактических задач²⁴⁶.

По сути, речь идет о блочном программировании в методике расследования преступлений отдельного вида. Блочное программирование в методике расследования организации преступного сообщества, по нашему мнению, и есть процесс разработки типовых тактических операций, исходя из складывающихся по делу ситуаций преступления и ситуаций расследования. ²⁴⁷

Судебно-следственная практика по преступлениям, связанным с организацией преступного сообщества, показывает, что достаточно эффективной и наиболее распространенной тактической операцией по данному виду преступлений является так называемая «калибровка партнера по общению». Данную тактическую операцию достаточно подробно исследовал в своей работе С.Э. Воронин.²⁴⁸

А) Тактическая операция
«калибровка партнера по общению»

Рассматривая тактическую операцию как систему взаимосвязанных тактических приемов, мы не можем обойти стороной проблему понятия «тактический прием», существующую в криминалистике. Важность вопроса о понятии и сущности тактического приема обусловлена тем положением, которое он занимает в системе раздела криминалистической тактики, соответственно, и в практической деятельности. Тактический прием является основным поисково-познавательным средством в криминалистической деятельности.²⁴⁹

Рассмотрение проблемы тактического приема в контексте предпринятого нами исследования предполагает постановку двух взаимосвязанных познавательных задач. Первая из них заключается в анализе подходов к пониманию тактического приема на основе выделения (признания) объектов тактического воздействия. Вторая познавательная задача требует выяснения взглядов на существование, помимо тактических приемов исследовательской части следственного действия, также иных тактических приемов, прежде всего тактических приемов подготовки следственного действия, подготовительной (вступительной) части следственного действия (например, ознакомительной беседы при допросе) и тактических приемов заключительной части следственного действия (фиксации его хода и результатов). И в том, и в другом случае определение понятия тактического приема невозможно без уяснения его сущности.²⁵⁰

В криминалистике, наряду с понятием «прием», используется понятие «метод». Давая определение криминалистических методов, И.М. Лузгин писал, что они представляют собой систему научно обоснованных приемов по обнаружению, исследованию, использованию и оценке доказательств, применяемых в целях установления истины по уголовному делу.²⁵¹ Даже беглого взгляда на данное определение достаточно, чтобы понять: автор совершил грубую формально-логическую ошибку, определив понятие «метод» через еще неопределенное понятие «прием».

В.Е. Корноухов определял тактический прием как «оптимальный способ действия следователя или линия его поведения в той или иной ситуации производства следственного действия, связанного с эффективным извлечением информации из следов преступления».²⁵² Данное определение уже хорошо тем, что автор в нем дает четкое указание на связь тактического приема и следственной ситуации. Однако за рамками данного приема, почему-то, оказывается тактический прием оперативного сотрудника, например, агентурный, применяемый в ходе оперативного сопровождения следствия. А мы уже знаем, что такие тактические приемы должны обязательно входить в тактическую операцию расследования, в том числе «калибровки партнера по общению» – особенно по исследуемой нами категории дел.

В.И. Шиканов особенностью тактического приема считал обусловленность его сферой психологического контакта. Он понимает под тактическим приемом «...локальный поведенческий акт, предпринятый в сфере субъект–субъектных отношений с целью определенным образом повлиять на коммуниканта/коммуникантов: изменить его/их психологическую установку, отношение к конкретным социально-значимым ценностям, вызвать те или иные нейрофизиологические реакции».²⁵³ В данном определении В.И. Шиканова, на наш взгляд, отсутствует главное: указание на получение информации, имеющей криминалистическое и доказательственное значение.

Представляется, что наиболее точно сегодня в криминалистике определяет сущность тактического приема А.С. Князьков. По его мнению, тактический прием, будучи способом действия, направленным на решение определенной тактической задачи, представляет собой алгоритм поведения, имеющий определенные параметры, конкретно-содержательное «производительное начало». Таким «производительным началом», по мнению А.С. Князькова, выступает специфическое, с учетом требований Уголовно-процессуального закона, воздействие на различные по своему характеру и состоянию объекты.²⁵⁴

Уточняя приведенное выше определение А.С. Князькова, полагаем, что под тактическим приемом в криминалистике следует понимать алгоритм поисково-познавательных действий в уголовном судопроизводстве, направленных на собирание доказательственной и ориентирующей информации по делу. Данное определение, по сути, позволяет рассматривать в качестве тактического приема любые действия, имеющие поисково-познавательную направленность. А значит, наряду со следственным действием, в качестве тактического приема возможно рассматривать и оперативно-розыскные мероприятия, которые, по нашему мнению, также следует включать в тактическую операцию «калибровка партнера по общению».

В расследовании преступлений, связанных с организацией преступного сообщества, полагаем, главным тактическим приемом в предлагаемой нами тактической операции «калибровка партнера по общению» является допрос и очень близкое к нему по своей гносеологической природе оперативно-розыскное мероприятие – «оперативный опрос». Рассмотрим особенности проведения данного тактического приема с учетом специфики личности организатора ОПС, показанной в параграфе 2.2. настоящего исследования. Это – первый этап тактической операции «калибровка партнера по общению», применяемой в расследовании данного вида преступлений.

Итак, как мы уже отмечали ранее, учитывая высокий процент психопатий среди лидеров организованных преступных групп, криминалисту перед началом допроса «вора в законе» или «положенца» необходимо вооружиться фундаментальными знаниями в области судебной психиатрии.

Данные современной психиатрии свидетельствуют о взаимосвязи пато-характерологических реакций и акцентуаций характера у преступников.²⁵⁵