Открылась входная дверь, и в кубрик вошёл старший лейтенант Василий Песков. Все взоры потянулись к нему. - Сделал? – спросил у него, с нотой заинтересованности в голосе, Крутов. Он ближе всех находился к входной двери. Песков, не обращая ни на кого внимания, молча, подошёл к переборке, развернул рулон и приложил его к борту, на свободное место между двух иллюминаторов. На глянцевом листе из журнала была изображена сидевшая на ветке, нахохлившаяся грустная ворона. Лист опоясывала чёрная траурная рамка. Внизу таким же цветом скорби была сделана подпись, выражавшая крик души: «Птичку... жалко!». Народ, некоторое время, недоумённо таращился на столь оригинальное решение. В воздухе повис вопрос. - Ты чего Василий, с дуба рухнул, - нарушив всеобщее оцепенение, медленно произнёс Крестовский. – Ей ещё сыра с дырками в клюве не хватает, а у нас тараканы. Поясни. - Пойди и сам поищи, ничего подходящего больше не нашёл, - огрызнулся Песков. - Ну ладно, - растягивая слова, Сидяков попытался перевести обсуждение в область философии. - Включим воображение, это особый случай. Следовало срочно выводить товарищей из очередного огорчения. - Обсуждение детальной стороны изображения портрета героя опустим. Будем считать, что даже чайка в бушлате грустит по-нашему Антистасу. Номинально она всё-таки тоже птица, - он вздохнул, и, ища поддержку у коллектива, обвёл всех взглядом.