ХАБАРОВСКИЙ ПОГРАНИЧНЫЙ ИНСТИТУТ

ФЕДЕРАЛЬНОЙ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

 

На правах рукописи

 

 

 

ГРУДИНИН Игорь Александрович

 

 

 

СРЕДСТВА ДОКАЗЫВАНИЯ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ: СИСТЕМА, СОДЕРЖАНИЕ, ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

 

 

 

 

Специальность 12.00.09 – уголовный процесс, криминалистика;

оперативно-розыскная деятельность

 

 

Диссертация на соискание ученой степени

кандидата юридических наук

 

Научный руководитель:

доктор юридических наук, профессор

Воронин Сергей Эдуардович

 

 

 

Хабаровск 2012

ОГЛАВЛЕНИЕ

 

ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………………………. ГЛАВА 1. УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ДОКАЗЫВАНИЕ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ ПРОЦЕССА ПОЗНАНИЯ……………… 1.1. Особенности процесса познания по уголовным делам……... 1.2. Цель познания при доказывании – объективная истина……. ГЛАВА 2. ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ДОКАЗЫВАНИЯ КАК СИСТЕМА СРЕДСТВ…………………………………………… 2.1. Понятие и значение средств доказывания в уголовном судопроизводстве…………………...……………………….……. 2.2. Система средств доказывания по уголовным делам…..….… ГЛАВА 3. СОДЕРЖАНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ СИСТЕМЫ СРЕДСТВ ДОКАЗЫВАНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ: СУЩНОСТЬ, ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ, СИСТЕМНАЯ РОЛЬ...…………………………………………... 3.1. Доказательства по уголовным делам……………………........ 3.2. Источники формирования доказательств……………………. 3.3. Следственные и иные процессуальные действия…………… ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………………………. ПРИЛОЖЕНИЯ……………………………………………………………….

3   11 11 26   49   49 64       85 85 104 138 152 158 178

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Актуальность темы диссертационного исследования.

«Несовершенство правоприменения, неуважение к суду, коррупция, наконец, являются не только некими фактами общественного сознания, но являются макроэкономическими факторами, которые сдерживают рост национального благосостояния и становятся тормозом в реализации экономических решений и социальных инициатив», – заявил Президент Российской Федерации Д.А. Медведев на первом международном юридическом форуме¹.

Цитируемое высказывание Президента РФ всецело относится и к сфере борьбы с преступностью. Совершенствование современного законодательства Российской Федерации в указанном аспекте осуществляется весьма сложным, извилистым путем и по-прежнему далеко от своего завершения. Нормы уголовно-процессуального закона после многократных изменений и доработок все так же вызывают трудности в толковании и правоприменении, по-прежнему содержат серьезные недостатки юридической техники и пробелы.

Быстрота и качество расследования преступлений во многом зависят от доказательственного права и формирующей его теории доказывания, работу над которыми к настоящему времени также вряд ли можно считать завершенной. А между тем, доказательственное право и теория доказывания являются основой уголовного процесса, так как именно от доказывания зависит достижение или недостижение целей уголовного судопроизводства и как следствие – снижение уровня преступности, обеспечение безопасности всего общества.

Значимость уголовно-процессуального доказывания предопределяет необходимость его всестороннего исследования и совершенствования. С принятием нового уголовно-процессуального закона такая необходимость возросла еще больше: нормы, регламентирующие доказывание по уголовным делам, также подвергаются справедливой критике со стороны ученых и правоприменителей, нуждаясь в серьезной доработке. В связи с этим дальнейшее развитие теории доказывания, содержащей в себе огромное количество различных, зачастую прямо противоположных точек зрения и концепций, безусловно, необходимо.

Одной из сложных и дискуссионных проблем теории доказывания является проблема содержания понятия «средства доказывания», взаимосвязь и взаимодействие средств доказывания между собой. Существует множество точек зрения относительно указанной правовой категории, а именно: о её познавательной сущности и значении; о содержании в понятиях «познание» и «доказывание»; о составляющих её элементах. Все это вызывает научно-практический интерес и необходимость дальнейшего глубокого исследования. Понятие «средства доказывания» является одним из фундаментальных в теории доказывания и представляет собой одну из её ключевых теоретических категорий. Без уяснения сущности, значения данного понятия и составляющих его элементов невозможно совершенствование как теории доказывания, так и уголовно-процессуального закона. В связи с этим углубление учения о средствах доказывания, о их функционировании как системы, а также рассмотрение сущности, познавательной составляющей и системной роли каждого из элементов этой системы приобретает особое значение.

Обозначенные выше аспекты, на наш взгляд, определяют актуальность темы диссертационного исследования, обусловливают его научную и прикладную значимость.

Степень научной разработанности темы представлена трудами выдающихся ученых-процессуалистов отечественной науки уголовного процесса. Общетеоретическую разработку проблем понятия, классификации и использования средств доказывания по уголовным делам в своих трудах осуществляли ученые: В.В. Аксенов, В.Д. Арсеньев, Д.И. Бедняков, А.Р. Белкин, Р.Ш. Валиев, А.И. Винберг, А.Я. Вышинский, С.А. Голунский, Н.А. Громов, А.Н. Гущин, В.Я. Дорохов, Т.З. Егорова, З.З. Зинатуллин, Л.М. Карнеева, С.Г. Крысин, О.В. Левченко, П.А. Лупинская, Я.О. Мотовиловкер, Е.В. Никитина, В.В. Николайченко, И.Л. Петрухин, А.П. Рыжаков, М.А. Сильнов, А.Б. Соловьев, В.В. Соловьев, М.С. Строгович, А.И. Трусов, Ф.Н. Фаткуллин и др. Признавая значительнейший и весомый вклад этих ученых в исследование средств доказывания, все же отметим, что комплексного системного исследования средств доказывания и разработки решений указанных проблем средств доказывания в их взаимосвязи и взаимообусловленности еще не осуществлялось.

Объект исследования – уголовно-процессуальные отношения, формирующиеся при доказывании по уголовным делам.

Предмет исследования – гносеологическое содержание средств доказывания, их взаимодействие и взаимообусловленность как системы, а также содержание правовых норм уголовно-процессуального законодательства, положения теории доказывания и судебно-следственная практика по уголовным делам.

Цель исследования – на основе комплексного анализа законодательства, научной литературы, практической деятельности органов предварительного расследования, прокуратуры и суда исследовать средства доказывания как познавательную систему информационного взаимодействия, место, роль и значение, а также механизм функционирования элементов данной системы и его проблемные проявления.

Для достижения указанной цели необходимо решить следующие задачи:

• выявить особенности процесса познания преступления и их отличие от особенностей процесса познания при доказывании с учетом анализа и уточнения понятия «доказывание»;

• исследовать проблему установления объективной истины в уголовном судопроизводстве как основы, определяющей вектор направления процесса познания при доказывании, и выявить степень возможности ее определения в качестве цели доказывания;

• рассмотреть и уточнить гносеологическую и правовую сущность понятия «средства доказывания» по уголовным делам;

• определить взаимосвязь средств доказывания и проанализировать проявление системных признаков;

• исследовать и уточнить содержание, системную роль элементов системы средств доказывания, выявить их гносеологические особенности;

• разработать теоретические и правовые рекомендации по совершенствованию функционирования элементов системы средств доказывания в уголовном судопроизводстве.

Методологическая основа и методы диссертационного исследования представлены общенаучными методами: сравнения, анализа, синтеза, обобщения, индукции и дедукции; специальными научными методами: логико-юридического и исторического познания, сравнительного анализа, системного подхода, анкетирования, статистической обработки информации и др.

Теоретическая основа исследования базируется на трудах выдающихся ученых-процессуалистов отечественной науки уголовного процесса. Общетеоретическую и нормативную разработку проблем познания в уголовном судопроизводстве, доказывания и средств доказывания по уголовным делам, а также многих других правовых категорий, используемых в данном исследовании, в своих трудах осуществляли ученые: П.В. Алексеев, Е.Н. Арестова, О.Я. Баев, В.С. Балакшин, Б.Т. Безлепкин, А.Р. Белкин, В.А. Болдырева, С.Э. Воронин, В.К. Гавло, В.Н. Григорьев, А.А. Давлетов, Е.А. Доля, А.В. Ендольцева, А.С. Есина, В.И. Зажицкий, З.З. Зинатуллин, В.А. Лазарева, Ю.К. Орлов, А.В. Панин, А.В. Победкин, А.Д. Прошляков, А.Р. Ратинов, Д.А. Солодов, М.С. Строгович, С.А. Шейфер, В.Н. Яшин и др.

Нормативной правовой основой исследования послужили положения Конституции Российской Федерации, Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации», Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», Федерального закона «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» и иных нормативных правовых актов. В диссертационном исследовании использовались также ведомственные нормативные акты, постановления Конституционного суда Российской Федерации и разъяснения пленума Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам. Кроме того, проводился анализ уголовно-процессуального законодательства СССР и Российской Империи.

Эмпирическая база исследования представлена результатами монографических, диссертационных и других исследований по проблемам доказывания в уголовном судопроизводстве, а также работ по смежным проблемам; аналитическими обзорами практики районных судов г. Хабаровска, данными изучения 307 уголовных дел и 268 материалов по отказам в возбуждении уголовных дел; статистическими показателями практической деятельности правоохранительных органов; результатами социологического опроса.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что на монографическом уровне автором предпринята одна из первых попыток с помощью метода системного анализа комплексно исследовать уголовно-процессуальные средства доказывания как целостную систему, обладающую рядом системных признаков, которые имеют важное теоретико-прикладное значение в современной практике уголовно-процессуального доказывания. Кроме того, на основе применения системного подхода к средствам доказывания, помимо традиционного их понимания как доказательств или способов их получения, отнесены источники формирования доказательств. Также новизной обладают характеристики содержания элементов системы средств доказывания, отражающие не рассматриваемые ранее гносеологические и правовые аспекты.

Научную новизну диссертационного исследования также характеризуют следующие основные положения, выносимые на защиту:

1. Авторское определение уголовно-процессуального понятия «доказывание», в соответствии с которым доказывание подразумевает под собой урегулированную уголовно-процессуальным законом деятельность, представляющую собой единство познавательного и удостоверительного моментов и осуществляемую субъектами доказывания для выявления всех обстоятельств предмета доказывания и, в конечном счете, установления объективной истины по делу путем собирания, проверки и оценки доказательств, а также их использования при обосновании версий события преступления и правомерности принятия уголовно-процессуальных решений.

2. Вывод и аргументация автора о необходимости нормативного закрепления объективной истины в качестве уголовно-процессуальной цели доказывания.

3. Вывод автора о том, что средства доказывания представляют собой не отдельные группы и категории юридических явлений, объединенные исходным термином «средства», а взаимосвязанную и взаимосогласованную систему, элементы которой обладают как общими, так и индивидуально-обособленными признаками системы.

4. Авторская классификация средств доказывания в уголовном судопроизводстве, в соответствии с которой к средствам доказывания относятся доказательства, источники формирования доказательств, следственные и иные процессуальные действия.

5. Авторский вывод о том, что множество подходов к понятию доказательства является следствием методологической неточности, заключающейся в использовании исследователями единой формы (структурной составляющей понятия доказательства - понятия факт), но с различным содержанием.

6. Вывод автора о том, что требование допустимости носит комплексный характер, интегрирует в себе свойства достоверности, относимости, технической и диспозитивной допустимости. Кроме того, диссертант считает, что самостоятельным свойством доказательств является свойство значимости. Данное свойство, по его мнению, может быть классифицировано на значимость отдельного доказательства и достаточную значимость.

7. Авторский вывод о необходимости нормативного закрепления в ст. 5 УПК РФ понятия «следственные действия» в следующей формулировке: «Следственные действия – это проводимые уполномоченным должностным лицом в соответствии с уголовно-процессуальным законом процессуальные действия, характеризующиеся детальной самостоятельной процедурой производства и представляющие совокупность поисковых, познавательных и удостоверительных операций, направленных на обнаружение, изъятие и закрепление в качестве доказательств их источников формирования»².

Теоретическая значимость исследования обусловлена совершенствованием теоретических основ уголовно-процессуальной деятельности в доказывании по уголовным делам; уточнением многих положений теории доказывания относительно средств доказывания; определением проблем законодательной регламентации уголовно-процессуальных правоотношений и обозначением способов их преодоления, что развивает науку уголовного процесса и может служить основой для дальнейших теоретических исследований.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования полученных результатов, научных положений, выводов и рекомендаций по проблемам уголовно-процессуальной деятельности при совершенствовании уголовно-процессуального законодательства, ведомственном нормотворчестве, в правоприменительной деятельности судей, прокуроров, следователей и дознавателей; в научно-исследовательской и педагогической деятельности.

Апробация и внедрение результатов исследования. Положения и выводы диссертации нашли свое отражение в материалах научно-практических конференций, круглых столов и семинаров, посвященных различным аспектам доказывания по уголовным делам.

Полученные в ходе исследования результаты внедрены в практику Следственного отдела Управления ФСБ России по Хабаровскому краю (Акт о внедрении от 24 мая 2011 года), используются в деятельности Отдела дознания и административной практики Пограничного Управления ФСБ России по Хабаровскому краю и Еврейской автономной области (Акт о внедрении от 1 августа 2011 года).

Отдельные положения диссертационной работы также применяются при подготовке и проведении преподавателями Хабаровского пограничного института ФСБ России лекционных, семинарских и практических занятий с курсантами и слушателями по учебным дисциплинам кафедр уголовно-правовых дисциплин и оперативной деятельности органов федеральной службы безопасности (Акт о внедрении от 10 июня 2011 года).

По теме исследования диссертантом опубликовано 12 научных работ, из них 2 работы – в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях по перечню, определенному Высшей аттестационной комиссией Министерства образования и науки Российской Федерации.

Структура диссертации отвечает целям и задачам исследования и состоит из введения, трех глав (7 параграфов), заключения, библиографии и приложений.

ГЛАВА 1. УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ДОКАЗЫВАНИЕ КАК РАЗНОВИДНОСТЬ ПРОЦЕССА ПОЗНАНИЯ

 

1.1. Особенности процесса познания в уголовном судопроизводстве

 

Как известно, теория познания изучает всеобщее в познавательной деятельности, независимо от вида деятельности. Предметом теории познания, наряду с другими сторонами субъект-объектных отношений, выступает специфика научного знания, специфика обыденного, повседневного знания, специфика других видов познавательной деятельности³. В теории познания выделяются составные элементы процесса познания: теория, факт и способ⁴. Факт является непосредственной причиной явления, процесса или события, а способом является сбор, закрепление и обработка информации.

Рассмотрим подробнее основной составной элемент процесса познания – теорию. Теорий процесса познания в гносеологии накопилось бесчисленное множество. Теория – способ получения достоверного знания, который включает систему взаимосвязанных доказательств, объяснений и предположений (прогнозов) для понимания какой-либо предметной и социальной действительности⁵. Данное определение А.П. Гладилина не совсем полное, так как теория является способом получения не только достоверного, но и истинного знания, что не является тождественным. Разграничение истинности и достоверности, а также составные элементы познания в уголовном судопроизводстве рассмотрим далее, сейчас же остановимся на классификации теорий как способов получения знаний.

Так, А.П. Гладилин классифицирует теории в процессе познания по 3-м уровням:

1. Предельно общая теория, которая противостоит практике и выступает как предмет познания.

2. Теория среднего уровня, которая обслуживает фундаментальные науки (физику, механику, химию, биологию и т.п.).

3. Прикладные теории, на основе которых функционирует целый комплекс научных и вспомогательных дисциплин (социология, промышленная этиология и др.).

Каждая из всего представленного многообразия теория вносит некоторую специфику в процесс познания. Теория доказывания не является исключением: процесс познания всеобщего является основой процесса познания в уголовном судопроизводстве, который обладает специфическими особенностями. В рассматриваемом аспекте особую актуальность приобретает высказывание М.С. Строговича: «…Недопустимо и ненаучно рассуждать так, что теория познания это одно, а теория доказательств в уголовном процессе – совсем другое, что связи между ними нет, что гносеологическая проблема – область философии, а учение о материальной истине в уголовном процессе – вопрос юриспруденции, судебной практики, почему последний вопрос и должен решаться вне всякой зависимости от общефилософских положений»⁶.

Несмотря на то, что обозначенные процессы познания (всеобщий и уголовно-процессуальный), на первый взгляд, по многим свойствам и условиям осуществления похожи, отождествлять эти два понятия нельзя.

В процессе познания в уголовном судопроизводстве присутствует специфика. Здесь необходимо различать понятия «познание преступления» и «доказывание», так как основные характеристики доказывания по уголовному делу не свойственны познавательной деятельности, направленной на обнаружение признаков преступления⁷. Более детальное внимание указанным понятиям уделим чуть позже, пока же рассмотрим обозначенную специфику процесса познания в уголовном судопроизводстве.

По мнению ученого-процессуалиста А.И. Трусова, данная специфика познания преступления и доказывания проявляется в следующем⁸:

1. Предметом и объектом познания в уголовном судопроизводстве является не весь окружающий мир и даже далеко не все стороны отдельных явлений и событий. Предмет исследования по судебному делу, в отличие от предмета науки, всегда ограничен более или менее определенным кругом единичных фактов, составляющих преступное событие и все то, что с ним тесно связано.

2. Истина здесь выясняется не с целью установления общих научных принципов, закономерностей и законов, а с целью правильного разрешения конкретного судебного дела, правильного решения стоящих перед правосудием задач.

А.Р. Ратинов определяет, что данная специфика познания состоит в следующих особенностях⁹:

1. Высокая эмоциональная насыщенность процесса познания.

2. Необходимость определенного минимума знаний (процессуальных, уголовно-правовых, психологических).

3. Процесс познания не может базироваться на личном опыте формирования объекта познания (следователь или дознаватель не имеют личного опыта преступной деятельности).

В свою очередь А.Р. Белкин выделяет следующие особенности¹⁰:

1. Предмет исследования – поступки людей, в отношении которых существует предположение, что они общественно опасны.

2. Познаваемые обстоятельства являются событиями прошлого.

3. Исследователю, в отличие от всех иных сфер познания, противостоит субъект, заинтересованный в неудаче исследования. Причем особое внимание в данном аспекте необходимо уделять, на наш взгляд, информационному противодействию процессу познания преступления. Проникновение организованных преступных сообществ в СМИ осуществляется с целью создания благоприятного мнения о себе и своей идеологии, компрометации неугодных лиц, уничтожения конкурентов, а также оказания активного противодействия уголовному преследованию¹¹. Решение данной проблемы требует детальной разработки как на теоретическом, так и на практическом уровне¹².

Кроме того, А.Р. Белкин определяет «процессуальные» условия осуществления доказывания:

1. Ограниченность сроков исследования.

2. Перед следователем, прокурором и судьей стоит конкретная, узкопрактическая задача – принятие решения по конкретному делу, а само это решение представляет собой определенный, заранее обусловленный законом вид государственной деятельности – судопроизводство.

3. Использование в качестве средств исследования лишь тех, которые прямо предусмотрены законом либо не противоречат закону.

4. Наличие обязательных средств исследования, использование которых прямо предписывается законом в ряде специально оговоренных случаев.

5. Проведение исследования только определенными, специально уполномоченными на то законом субъектами¹³.

Считаем целесообразным данные точки зрения дополнить следующими условиями познания при доказывании:

1. Познание осуществляется только по определенному законом кругу обстоятельств (предмет доказывания), до достижения уровня достаточности познания (предел доказывания) для вынесения обвинительного заключения, акта.

2. Из объектов познания в качестве доказательств выбираются только те, которые основаны не на предположениях, а на достоверных данных, допускающих проверку; более того, уголовно-процессуальным законом установлены даже виды доказательств.

3. Истинным является знание, обоснованное материалами дела (доказательствами) и установленное приговором суда (отметим, что данная особенность является наиболее значимой и установление объективной истины является целью доказывания, что далее будет подробно обосновываться).

4. Существует возможность мотивационной установки на осознанное направление процесса познания в уголовном судопроизводстве в сторону искажения достоверности и недостижения объективной истины группой его субъектов – официальными должностными лицами (в том числе коррупция).

5. Объект познания представляет собой сложный комплекс явлений социального, психического и материального характера.

6. У субъектов познания, для которых доказывание является обязанностью, имеются полномочия для проведения следственных действий, а также для применения мер уголовно-процессуального принуждения.

7. Круг субъектов, имеющих право знакомиться с материалами уголовного дела ограничен законом.

Принимая во внимание выявленные особенности, безусловно, можно говорить о процессе доказывания как о разновидности процесса познания с общими и определенными отличительными чертами, присущими уголовному процессу, однако уточним, что понятие «процесс познания преступления» нетождественно понятию «доказывание»; познание преступления шире по объему, чем доказывание и составляет основу доказывания.

Выделяя специфику процесса познания в уголовном судопроизводстве, многие авторы не разделяют специфические особенности, присущие нетождественным понятиям «познание преступления» и «доказывание». На наш взгляд, особенности познания в уголовном судопроизводстве состоят из особенностей познания преступления (выделено диссертантом), а также из особенностей познания при доказывании (выделено диссертантом), причем эти особенности взаимосвязаны между собой, а некоторые могут быть присущи как одному, так и другому процессу познания в уголовном судопроизводстве.

Схематично изобразим данное соотношение следующим образом:

 

Рисунок 1 – Особенности познания в уголовном судопроизводстве

Для того чтобы разделить обозначенную выше специфику познания в уголовном процессе на указанные особенности, сначала определим, что же является доказыванием и в чем его отличие от познания преступления.

Традиционно принято считать, что доказывание представляет собой процесс установления истины в судопроизводстве, ее познания и обоснования представлений о ее содержании¹⁴. Однако в юридической литературе всё же нет единого мнения о понятии «доказывание».

Так, ряд ученых в определении доказывания указывает на его цель: 1) установление объективной истины по делу либо 2) на рассмотрение и разрешение обстоятельств уголовного дела в свете провозглашенного в УПК РФ принципа состязательности¹⁵.

М.С. Строгович, например, утверждал: «Мы отождествляем доказывание в уголовном процессе с познанием истины по уголовным делам: процесс доказывания и есть процесс познания фактов, обстоятельств уголовного дела»¹⁶. А.И. Трусов, в свою очередь, определял доказывание как процесс установления фактических обстоятельств¹⁷.

Другие ученые указывают на доказывание как на процесс, включающий собирание, оценку и закрепление доказательств в целях их дальнейшего использования. Так, например, М.М. Гродзинский определял доказывание как «деятельность следственно-судебных и прокурорских органов по собиранию, закреплению и оценке доказательств»¹⁸. И.Б. Михайловская утверждала, что доказывание «представляет собой осуществляемую в соответствии с требованиями процессуального закона деятельность органов расследования, прокуратуры и суда по собиранию, исследованию и оценке фактических данных об обстоятельствах, подлежащих установлению по уголовному делу»¹⁹.

Понимание доказывания, как: 1) установление всех обстоятельств, фактов, а следовательно, истины по уголовному делу, и 2) как собирание, закрепление и оценку доказательств – объединяет в своем определении А.В. Ендольцева: «Доказывание – это деятельность уполномоченных органов, осуществляемая в предусмотренном законом порядке по собиранию, проверке, оценке доказательств в целях установления истины по уголовным делам, представляющая собой частный случай по конкретному уголовному делу»²⁰.

Похожее определение дает Е.А. Доля. По его мнению, доказывание – это осуществляемая в предусмотренном порядке деятельность органов расследования, прокурора и суда по собиранию, проверке и оценке доказательств с целью установления истины по уголовным делам, представляющую собой частный случай применения теории познания²¹. Как видим, Е.А. Доля также дополнил определение указанием на то, что доказывание имеет познавательную составляющую. Полагаем, это весьма существенный момент, который необходимо учитывать при определении понятия доказывания. Именно на этот момент в своем определении также указывал и Р.Х. Якупов, который определял уголовно-процессуальное доказывание как форму опосредованного познания явлений объективной реальности, дающей принципиальную возможность раскрытия любого преступления²². Обозначенные выше точки зрения принято трактовать как доказывание в широком смысле. В узком же смысле доказывание понимают лишь как «логическую деятельность по обоснованию выдвигаемого тезиса»²³.

Рассматривая вопрос о понятии доказывания в широком смысле, представляется несомненно правильным при формулировке указывать на его деятельностные аспекты (уровни), обосновываемые процессуалистом Ю.К. Орловым: 1) доказывание-познание; 2) доказывание-удостоверение; 3) доказывание-обоснование²⁴.

Кроме того, на наш взгляд, при определении понятия «доказывание» необходимо обращать внимание на то, что установление фактических данных ограничено предметом и пределами доказывания, которые имеют «неоднородную» структуру при доказывании по каждому уголовному делу, каждому обстоятельству дела, в связи с чем рассмотрим их (предмет и пределы доказывания) более подробно.

Как считает А.В. Смирнов, предмет доказывания – это обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу²⁵. Согласно ст. 73 УПК РФ, в ходе производства по уголовному делу подлежат доказыванию:

1. События преступления (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления).

2. Виновность лица в совершении преступления, форма его вины и мотивы.

3. Обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого.

4. Характер и размер вреда, причиненного преступлением.

5. Обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния.

6. Обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание.

7. Обстоятельства, которые могут повлечь за собой освобождение от уголовной ответственности и наказания.

8. Обстоятельства, подтверждающие, что имущество, подлежащее конфискации в соответствии со статьей 104.1 Уголовного кодекса Российской Федерации, получено в результате совершения преступления или является доходами от этого имущества либо использовалось или предназначалось для использования в качестве орудия преступления либо для финансирования терроризма, организованной группы, незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации).

Обстоятельства, обозначенные в ст. 73 УПК РФ, являются главным фактом, так как от того, доказаны или не доказаны эти обстоятельства, зависит решение вопроса об уголовной ответственности – главного вопроса уголовного дела. Кроме главного факта, в ходе производства по уголовному делу, обычно устанавливаются и другие обстоятельства, так называемые доказательственные или промежуточные факты, которые в своей совокупности позволяют сделать логические выводы о наличии или отсутствии обстоятельств главного факта. Круг доказательственных фактов может быть весьма широк, а сами они разнообразны, в связи с чем представить в законе их исчерпывающий перечень практически невозможно. Ими могут быть, например: алиби обвиняемого; идентичность объектов, представленных на экспертизу, и образцов для сравнительного исследования; добросовестность свидетеля; добровольность дачи показаний и т.д. Помимо этого, отмечает А.В. Смирнов, ряд процессуальных действий и решений имеют свой специфический (локальный) предмет доказывания²⁶. В частности, подлежат доказыванию: основания для задержания подозреваемого (ч. 1 ст. 91 УПК РФ), для избрания мер пресечения (ч. 1, ст. 97 УПК РФ), неисполнение участниками уголовного судопроизводства их процессуальных обязанностей как основание наложения на них денежного взыскания (ст. 117 УПК РФ), основания для обыска (ст. 182 УПК РФ), выемки (ст. 183 УПК РФ) и др. Знание таких обстоятельств и установление их взаимосвязи с главным фактом позволяют составить полную картину преступления²⁷. При этом отметим, что доказываться может также отсутствие обстоятельств предмета доказывания, а не только их наличие.

Предмет доказывания указывает на то, что необходимо установить при производстве по уголовному делу в целом. Однако в ходе судопроизводства возникают различные процессуальные решения: одни из них требуют безусловного установления всех обстоятельств, входящих в предмет доказывания (например, обвинительный приговор), для других порой достаточно и предположительного (вероятностного) уровня знаний о тех или иных обстоятельствах (решения о возбуждении уголовного дела, о применении мер пресечения и т.п.) Эти различия отражаются в понятии пределов доказывания, также являющихся, на наш взгляд, важной особенностью процесса познания при доказывании. Под пределами доказывания следует понимать границы доказательственной деятельности, обеспечивающие меру знаний субъекта доказывания об обстоятельствах дела, которая достаточна для принятия процессуального решения данного вида. При этом различают максимальные и минимальные пределы доказывания в зависимости от стадии уголовного судопроизводства²⁸.

Особенности доказывания отличают это понятие от познания преступления, как мы указывали выше. Познание преступления, в свою очередь, также имеет ряд отличительных особенностей.

Так, О.А. Левченко выделяет следующие особенности: «Познание по уголовному делу по объему шире, чем доказывание и включает в себя, кроме доказывания, познание путем осуществления оперативно-розыскных мероприятий, путем использования преюдиций, законных презумпций и общеизвестных фактов. Доказывание по уголовному делу, в отличие от познания, осуществляется с применением средств процессуального принуждения (задержание, меры пресечения, обязательство о явке, привод и др.), которые содействуют решению задач доказывания. Круг субъектов, осуществляющих познание, шире круга субъектов, осуществляющих доказывание по делу»²⁹.

А.Р. Ратинов видит обозначенное различие в характере достигаемых знаний при познании преступления и при доказывании, а именно в вопросе о том, что именно истинное и достоверное знание. А.Р. Ратинов указывает на существенное отличие, заключающееся в том, что познанию преступления характерно истинное знание, а доказыванию – достоверное. Отличие истинности от достоверности он понимает в следующем: «Достоверность, в отличие от истинности, характеризует не только отношение нашего знания к отражаемому объекту, их соответствие друг другу, но, кроме того, еще и обоснованность нашего знания, сознание этой обоснованности… проверяемость (верифицируемость) – обязательная черта знаний, используемых в уголовном судопроизводстве... В судебном доказывании познание сопровождается специальной деятельностью, удостоверяющей правильность полученных знаний и принятых решений»³⁰. Далее он делает вывод о том, что доказывание имеет познавательную и удостоверительную стороны, причем указывает на то, что удостоверительная сторона не охватывается познанием в собственном смысле слова, с чем трудно не согласиться.

В связи с изложенным выше отметим, что доказывание, очевидно, является обособленной познавательной деятельностью по отношению к познанию преступления, однако в основе своей имеющей познание преступления, точно также, как последнее к процессу всеобщего познания. Как отмечает А.А. Давлетов, «каждая исследовательская деятельность может быть рассмотрена с точки зрения ступеней познания»³¹. Также очевидным представляется и то, что познание преступления лежит в основе формирования поводов и основания к возбуждению уголовного дела, т.е. начала познания при доказывании. Схематично данное умозаключение выразим следующим образом:

Рисунок 2 – Гносеологическая основа доказывания

Однако, считаем необходимым также отметить, что каждые из обозначенных уровней имеют похожую внутреннюю структуру, обусловленную общими гносеологическими закономерностями познания. Так, например, на каждом из уровней можно выделить эмпирический и теоретический пути познания³².

Итак, учитывая нетождественность понятий познания преступления и доказывания, выделим особенности, присущие этим процессам познания. Учитывая характер особенностей познания преступления и познания при доказывании, по нашему мнению, их можно классифицировать на 3 основные группы: процессуальные, психологические и объектные (обусловленные особенностями объекта познания)³³. Основными из представленных особенностей познания при доказывании, на наш взгляд, являются цель и средства доказывания; более того, они составляют сущность всего процесса доказывания, определяют его «векторность» и эффективность осуществления.

Полагаем, применительно к обозначенным группам особенностей, с учетом влияния внешней среды на объект и субъекты доказывания, можно выделить и другие особенности познания в уголовном судопроизводстве и классифицировать их на экономические, политические и технические группы, которые можно выявить на момент расследования уголовного дела. Учитывая выявленные особенности, отметим, что процесс познания в уголовном судопроизводстве, включающий познание преступления и познание при доказывании, является обособленной от теории познания самостоятельной познавательной деятельностью, основой которой является теория познания, имеющей специфику, выраженную в организационных, психологических и объективных закономерностях ее протекания.

Учитывая рассмотренные выше определения доказывания, проанализированное разграничение понятий познания преступления и доказывания, а также выявленные особенности, мы пришли к выводу о том, что уголовно-процессуальное доказывание можно определить как урегулированную уголовно-процессуальным законом деятельность, представляющую собой единство познавательного и удостоверительного моментов и осуществляемую субъектами доказывания для выявления всех обстоятельств предмета доказывания и, в конечном счете, установления объективной истины по делу путем собирания, проверки и оценки доказательств, а также их использования при обосновании версий события преступления и правомерности принятия уголовно-процессуальных решений (выделено диссертантом).

Также, на основе вышеизложенного можно определить, что познание преступления – это основанная на теории познания деятельность, осуществляемая неограниченным кругом субъектов познания для установления обстоятельств события преступления, не ограниченных предметом доказывания; установления обстоятельств производства предварительного расследования и вынесения решения по делу с целью ознакомления либо установления общих научных принципов, закономерностей и законов в уголовном судопроизводстве, либо поиска доказательств путем собирания, закрепления и оценки информации, без требования обязательной ее проверки (выделено диссертантом).

Рассматривая характер познания в уголовном судопроизводстве, необходимо, на наш взгляд, отметить, что процесс познания, включающий указанные выше понятия познания преступления и познания при доказывании, традиционно представляется как сбор, хранение, передача и обработка информации³⁴, закрепленной на объектах материального мира. Однако, что немаловажно, не вся информация может быть собрана субъектами познания. Информация о совершенном преступлении распределяется между этими объектами неравномерно.

Полагаем, можно выделить следующие направления распределения информации: часть информации поглощается внешней средой, часть изменяется под воздействием внешней среды до полной невозможности ее познания; часть ее собирается субъектами познания при доказывании в момент их воздействии на объекты материального мира для получения информации либо без такового; еще одна часть может быть познана субъектами уголовно-процессуального познания путем осуществления оперативно-розыскных мероприятий, путем использования преюдиций, законных презумпций и общеизвестных фактов, анализа и обработки сообщений прессы и представителей общественности, путем проведения поисковых мероприятий, проводимых в порядке подготовки процессуальных действий; а также не исключена возможность «зависания» части информации во внешней среде, которая может быть не замечена и вследствие этого не познана. Особое внимание необходимо обратить на то, что часть информации может уничтожаться субъектами, противостоящими процессу познания, с целью невозможности ее дальнейшего познания чувственной и рациональной формой познания. На наш взгляд, информация, которая не познана при доказывании, может быть восполнена через иррациональную форму познания, а также при случайном стечении обстоятельств (случайный фактор). Необходимо отметить, что возможны и такие ситуации, когда многие обстоятельства совершенного преступления вообще недоступны непосредственному восприятию следователей и судей в силу ненаблюдаемости таких подлежащих установлению обстоятельств, как мотив, цель, вина (умысел или неосторожность)³⁵.

Итак, исходя из вышеизложенного и учитывая выявленные особенности познания в уголовном судопроизводстве, распределение информации и получение ее субъектами доказывания представлены в разработанной нами схеме (рис. 3)

Деятельность субъектов доказывания сосредоточена на сборе информации о преступлении по указанным выше направлениям. Учитывая указанные на схеме направления распределения информации, каждый субъект доказывания обязан максимально эффективно «изъять» информацию о преступлении из внешней среды, с тем чтобы расследование преступления было успешно завершено в установленный законом срок.

 

Познание преступления

(Осуществление оперативно-розыскных мероприятий,

проведение «журналистского расследования»; поисковые мероприятия, проводимые в порядке подготовки процессуальных действий; расследования частных детективов; поиск доказательственной информации лицами, указанными в ч. 2 и ч. 3 ст. 86 УПК РФ и др.)

Рисунок 3 – Схема распределения информации о преступлении во внешней среде

Для максимально эффективного «изъятия» информации о преступлении из внешней среды необходимо, чтобы все действия по доказыванию производились быстро, четко и правильно, во взаимном дополнении и исключении противоречий в способах их осуществления.

Таким образом, обобщая выводы первого параграфа диссертационного исследования, отметим следующее: познание по уголовному делу является обособленной от теории познания самостоятельной познавательной деятельностью, однако все же основывающейся на теории познания, и включает в себя познание преступления и, в свою очередь, основывающееся на нем познание при доказывании. В целом, познание в уголовном судопроизводстве имеет свои особенности, которые выражены в доказывании по уголовному делу и определяют «рамки» этого самого познания. Данные особенности классифицируются нами по трем основным группам: организационные (процессуальные), психологические и объектные (обусловленные особенностями объекта познания).

Итак, познание при доказывании и познание преступления имеют огромное значение и являются основой установления обстоятельств дела; от эффективности познания по уголовному делу будет зависеть вероятность установления важнейшей особенности и цели доказывания – объективной истины по уголовному делу. Однако установление объективной истины как цели доказывания, к сожалению, не воспринимается среди ученых-процессуалистов однозначно. Данному проблемному аспекту посвятим следующий параграф диссертации.

 

1.2. Цель познания при доказывании – объективная истина

 

Рассмотренное нами познание при доказывании в уголовном судопроизводстве осуществляется с определенной целью. Для познания преступления такая цель ясна и конкретна, чего нельзя сказать о доказывании. Цель познания преступления, рассматриваемая нами выше³⁶, определяется многими учеными-процессуалистами однозначно: это ознакомление с преступлением, либо установление общих научных принципов, закономерностей и законов в уголовном судопроизводстве, либо поиск информации, имеющей значение для дела. Однако определение цели доказывания, в свою очередь, наоборот вызывает острые дискуссии и полемику. Отсутствие прямого указания УПК РФ об обязанностях установления истины вызвало острые споры в юридической литературе последнего десятилетия³⁷. Одна группа ученых придерживается традиционной позиции, считая, что основная и стратегическая цель доказывания – это установление объективной истины. Другая группа ученых считает, что такой целью является не установление объективной истины, а установление всех фактов и обстоятельств уголовного дела для рассмотрения и разрешения дела в свете провозглашенного УПК РФ принципа состязательности. Социологический опрос, проведенный среди практических работников правоохранительных органов (судей, прокуроров, следователей и дознавателей; далее практических работников)³⁸, показал, что по данному вопросу у них также нет однозначного мнения. Так, 67 % респондентов на вопрос о том, что именно является целью доказывания в судебных стадиях Российского уголовного процесса, ответили, что такая цель состоит в рассмотрении судом представленных доказательств для установления объективной истины по уголовному делу (выделено диссертантом). Вместе с тем 33 % опрошенных практических работников считают, что целью доказывания все же является рассмотрение судом представленных доказательств для выявления их доказательственного значения и вынесения на этой основе приговора.

Законодатель, принимая новую редакцию УПК РФ в 2002 году, также посчитал более верной последнюю точку зрения и совершенно отказался от истины в уголовном судопроизводстве. По образному выражению В.А. Азарова точно, на наш взгляд, отражающему суть такого отказа, теперь истина, «как тень отца Гамлета, обречена бродить между строк УПК РФ, скорбно напоминая о себе и «ставя набекрень» мозги правоприменителю»³⁹. В связи с этим закономерен вопрос: много ли «потеряло» уголовное судопроизводство, отказавшись от категории «истина»? Для рассмотрения данного вопроса обратимся к природе самих понятий «объективная истина» и «принцип состязательности» в уголовном процессе.

Являясь сложнейшей философской категорией, понятие «истина» в уголовном судопроизводстве также было и остается одним из самых проблемных и дискуссионных вопросов современной юридической науки. Проблема установления истины по уголовному делу, безусловно, выходит за рамки науки уголовного процесса, интегрируя в себе предметы криминалистики, юридической психологии, теории оперативно-розыскной деятельности и других наук. Так, например, с позиции юридической психологии, можно рассмотреть психические процессы и свойства участников познавательной деятельности, с позиции криминалистики – методы и способы установления истины по уголовному делу и так далее. Связано это, прежде всего, с тем, что процесс установления объективной истины – многоаспектное явление, позволяющее рассматривать его с различных сторон.

Объективная истина определяется процессуалистами по-разному.

Так, Ф.Н. Фаткуллин под истиной подразумевает «соответствие достоверных выводов реальной действительности»⁴⁰.

П.А. Лупинская под истиной понимает «... определенное содержание человеческих знаний»⁴¹.

В.Я. Дорохов представляет истину как процесс познания, так и его результат⁴². По мнению Г.Ф. Горского, истина – это «высшая форма субъективного отражения объективной действительности, полное и точное соответствие субъективных суждений исследуемым фактам и обстоятельствам»⁴³.

Проанализировав различные подходы к определению понятия «истина» в уголовном судопроизводстве, А.П. Рыжаков определяет ее как «... свойство знаний органов дознания, следователя, прокурора и суда о происшествии, в отношении которого ведется уголовный процесс, соответствие данных знаний обстоятельствам, реально имевшим место в прошлом»⁴⁴.

Доводы, приведенные в указанных выше позициях авторов, представляются достаточно убедительными. Действительно, в генезисе познания первичными являются обстоятельства происшествия. Сведения о них отражаются на определенных носителях, вовлекаемых в орбиту уголовного судопроизводства в качестве источников информации (или источников сведений). Сведения, содержащиеся в источниках доказательств, становятся известными следователю (лицу, производящему дознание) и отражаются в его сознании. На основе совокупности фактических данных формируется знание об обстоятельствах совершенного деяния⁴⁵. Накапливая и отражая все больше и больше информации об исследуемом событии, следователь проверяет соответствие своих знаний объективной реальности, формулирует выводы в форме логических умозаключений, принимает соответствующие процессуальные решения.

Таким образом, подводя итог вышесказанному, можно констатировать, что понятие истины в уголовном судопроизводстве включает в себя два основных признака: субъективное отражение объективной действительности (то есть обладание знаниями об объективной действительности и формирование достоверных выводов, основанных на этих знаниях) и соответствие этих знаний реальной действительности.

Теперь обратимся к понятию «принцип состязательности». Данный принцип закреплен в ст. 123 Конституции Российской Федерации (далее – Конституции РФ)⁴⁶ и ст. 15 УПК РФ. Под состязательностью принято понимать такое ведение судебного процесса, при котором проходит состязание сторон⁴⁷. Основными признаками данного принципа являются⁴⁸:

1. Наличие двух участвующих в судебном процессе противоположных сторон обвинения и защиты и их борьба.

2. Разделение уголовно-процессуальных функций.

3. Действие на всех стадиях уголовного судопроизводства⁴⁹.

4. Процессуальное равенство сторон, устанавливаемое в целях «справедливого состязания», когда противоборствующие стороны имеют равные силы по отстаиванию своих интересов.

5. Презюмирование обвиняемого невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена вступившим в законную силу приговором суда.

6. Наличие независимого от сторон суда.

Данный принцип принято именовать демократическим, новым, пришедшим на смену старым основам и самое важное – устанавливающим отказ от объективной истины как цели доказывания. Однако данные точки зрения подвергаются достаточно обоснованной и справедливой, на наш взгляд, критике в теории уголовного процесса. Обратимся к доводам в пользу отказа от объективной истины.

Сторонниками данной концепции утверждалось положение о том, что суд не должен устанавливать объективную истину, так как это сделает суд сторонником следователя и прокурора, которые должны стремиться к установлению истины по делу, и что данное положение будет носить черты инквизиционного процесса, не присущие ныне демократическому обществу и являться нарушением установленного принципа состязательности.

Основоположником указанной концепции принято считать Е.Б. Мизулину. Рассмотрим основные положения выдвинутой концепции⁵⁰.

Так, Е.Б. Мизулина в одной из своих ранних работ пишет: «Казалось бы, самая безобидная из всех – теория объективной истины – оправдывает, ни много, ни мало, презумпцию виновности и не может служить теоретическим источником доказательства необходимости построения уголовно-процессуальной деятельности на основе презумпции невиновности». Анализируя данное высказывание, частично, можно согласиться со следующим: устанавливая объективную истину, если есть событие преступления, мы ищем виновное в нем лицо, однако это совсем не означает, что мы признаем конкретное лицо виновным в совершении преступления. При установлении объективной истины в отношении неопределенного лица действительно присутствует презумпция виновности, однако в отношении конкретного лица установление объективной истины, полагаем, ни в коей мере не препятствует реализации презумпции невиновности.

Кроме этого, данный ученый приписывает установлению объективной истины все недостатки инквизиционного процесса: «…с помощью идеи об истине как цели уголовно-процессуальной деятельности можно объяснить и оправдать все: и необходимость применения пытки к обвиняемому, и бесправие потерпевшего, и произвол суда». В какой-то мере такое может произойти всегда, однако как с объективной истиной в уголовном процессе, так и без таковой. Категория «объективная истина», по нашему мнению, не может являться единственной и обязательной причиной такого произвола; причинно-следственная связь здесь совершенно не просматривается.

В последующих своих рассуждениях, данный авторитетный ученый рассуждает, на наш взгляд, недостаточно убедительно: «Судью иногда сравнивают с историком, который тоже работает с прошлым. Истину судья, как и историк, должен добыть, узрев за высказанным сторонами невысказанное. При этом ему, как и историку, все время угрожает опасность гипостазирования⁵¹ интерпретируемого события, при котором это событие оказывается чем-то таким, что якобы имели в виду реально действовавшие обвиняемый и потерпевший. Как и историк, судья может прийти к своему выводу о рассматриваемом им событии лишь логическим путем, сопоставляя мнения, суждения, доказательства, проверить же его опытным путем он не в состоянии, иначе бы суду пришлось выступать организатором нового преступления – заставлять стороны повторять содеянное». Анализируя эти суждения, вполне естественно напрашивается вопрос: «а как же следственный эксперимент?».

Далее Е.Б. Мизулина рассуждает так: «Истина, добытая логическим путем и не лишенная в силу своей непроверяемости некоторой умозрительности, всегда остается уязвимой для критики и навряд ли может быть отнесена к разряду научных. В лучшем случае, на что может претендовать такая судебная «истина» пусть и достаточно обоснованная и логически верная, это на статус гипотезы». Здесь, на наш взгляд, также допущена методологическая ошибка: гипотеза – это научное предположение, требующее подтверждения⁵². Такое подтверждение может быть достигнуто и логическим путем, и эмпирическим, опытным. Вопрос в другом: является ли это подтверждение абсолютным знанием, абсолютной истиной или не является. Как известно, абсолютной истины достигнуть невозможно, но приближаться к ней, особенно в уголовном судопроизводстве, нужно обязательно. Гипотезой здесь будет являться не истина, как результат предварительного расследования и судебного разбирательства, а возбуждение уголовного дела, выявление подозреваемых, их обвинение в ходе предварительного следствия и судебного разбирательства, в результате чего подтверждается или не подтверждается гипотеза.

При всем уважении к выдающемуся ученому Е.Б. Мизулиной, вызывает недоумение и такое высказывание: «…спорить о том, устанавливает или нет суд истину, так же бессмысленно, как доказывать, что Бог не существует, ибо его никто не видел». Сравниваются понятия, совершенно несравнимые по своей природе. Говоря о Боге, мы говорим о вере, а говоря о истине, мы говорим о достижении результата. Нетрудно заметить, что вера как внутренняя убежденность и достижение, с обязательным обоснованием, как процесс, – совершенно разные категории.

В конечном итоге, указанная работа Е.Б. Мизулиной свелась к следующему выводу: «…приписывать же истинность результату уголовно-процессуальной деятельности – это заведомо обезличивать ее, превращать ее институты (независимости судей, презумпции невиновности) в юридическое ничто». Данный взгляд был воспринят многими современными учеными.

В частности, П.А. Лупинская высказывается в пользу отказа от объективной истины, что обосновывает наличием в действующем УПК РФ принципов состязательности сторон и презумпции невиновности⁵³. Принцип состязательности сторон, непременный атрибут демократического государства, предполагает, по ее мнению, наличие независимого от сторон суда, беспристрастно рассматривающего и разрешающего уголовное дело, что было бы нарушенным в случае установления объективной истины. При этом П.А. Лупинская не раскрывает того, каким именно образом нарушается принцип состязательности.

Полагаем, что такой взгляд обусловлен следующими доводами: 1) если суд обязан установить объективную истину, то суд склоняется в пользу стороны обвинения; так как у стороны обвинения огромное количество полномочий для расследования уголовного дела на предварительном расследовании, чего нельзя сказать о стороне защиты, следовательно сторона обвинения находится гораздо ближе к установлению объективной истины; поэтому суд более склонен к стороне обвинения, а значит, нарушается принцип состязательности; 2) если суд будет устанавливать объективную истину, то нарушится принцип презумпции невиновности, а это снова может свестись к тому, что суд склонится к стороне обвинения (снова нарушится принцип состязательности).

Более доступно второй довод можно выразить следующим образом: принцип состязательности обязывает считать подозреваемого, обвиняемого и подсудимого невиновным до тех пор, пока его вина не будет установлена приговором суда, а также толковать все сомнения в доказанности каких-либо фактов в пользу обвиняемого. Каким образом нарушится принцип презумпции невиновности? На наш взгляд, доводы по нарушению презумпции невиновности здесь следующие: если не устанавливается объективная истина – все сомнения в виновности лица, что закреплено в нормах о презумпции невиновности (ст. 15 УПК РФ), суд трактует в пользу этого лица (рис 4.1); если устанавливается объективная истина – все сомнения в виновности лица суд не трактует в пользу этого лица, так как это объективно, либо трактует в пользу стороны обвинения, поэтому нарушается презумпция невиновности (рис. 4.2).

4.1

Рисунок 4 – Обоснование нарушения презумпции невиновности

В.А. Лазарева придерживается подобного мнения, однако рассуждает от обратного: «Совершенно очевидно, что при вынесении оправдательного приговора вследствие недоказанности обвинения объективная истина останется неустановленной»⁵⁴. Несомненно, это так, однако это совсем не означает, что вследствие такого довода необходимо отказаться от истины, как цели доказывания, полностью исключить ее из уголовного судопроизводства. Толкование сомнений в пользу обвиняемого и исполнение тем самым принципа презумпции невиновности ограничивает установление объективной истины, но никак не устраняет полностью.

На наш взгляд, данные опасения, связанные с влиянием объективной истины на принцип состязательности и последующим выводом об исключении категории объективная истина из уголовного судопроизводства, напрасны. Необходимо, однако, отметить, что В.А. Лазарева все-таки воспринимает точку зрения известного советского процессуалиста А.М. Ларина об объективной истине и признает частичное существование объективной истины в уголовном процессе.

Данная точка зрения, с чем необходимо полностью согласиться, заключается в следующем: понятие объективной истины заложено в понятии «правосудие»; правосудие, т. е. суд правовой, стремящийся к правде, или, другими словами, к соответствию суждения действительности⁵⁵. Категоричным, но по своей сути в основном верным представляется высказывание О.В. Петровой: «Правосудие, не ставящее своей целью установление истины по уголовному делу, не может называться правосудием»⁵⁶.

Далее рассуждения В.А. Лазаревой сводятся к тому, что существование объективной истины в уголовном процессе возможно только как обязательной нравственной категории, цели при доказывании, но никак не обязанность. Представляется, что такая нравственная цель, а также и обязанность при доказывании должны быть закреплены законодателем, несмотря на ее ограничение презумпцией невиновности, а также некоторыми процессуальными механизмами, о которых речь пойдет далее.

Можно предположить, что нравственная цель доказывания – установление объективной истины, в какой-то мере закреплена в ч. 1 ст. 17 УПК РФ, где говорится об оценке доказательств, руководствуясь законом и совестью, но законодатель не раскрывает, что именно понимать под «совестью при оценке доказательств». Абсолютно точно утверждать, что под этим понимается именно такая нравственная цель доказывания, как установление объективной истины, нельзя. В этой связи также отметим, что и философами трактуется необходимость возвращения объективной истины в уголовный процесс: «Для уголовного судопроизводства особую ценность представляет собою гносеологический принцип достижимости истины. Вызывает недоумение тот факт, что в УПК РФ нет философской категории «истина»⁵⁷.

Говоря о нравственной цели доказывания – установлении объективной истины, отметим, что такую нравственную категорию и цель при доказывании необходимо воспитывать у сотрудников правоохранительных органов. Это может быть частично достигнуто, по мнению В.И. Зажицкого, упоминанием в ст. 85 УПК РФ такой цели доказывания, как установление объективной истины, что будет прививать судебно-следственным работникам «не неприятие истины, не отталкивать их от нее, а напротив, прививать любовь к истине…»⁵⁸. Поддерживая данную точку зрения, отметим достаточно жесткую и не вполне обоснованную ее критику П.А. Лупинской: «…у лиц, наделенных правом по разрешению уголовного дела, должны быть не слепая любовь к почитанию истины, а необходимые знания и умение принимать обоснованные решения»⁵⁹. Данную точку зрения П.А. Лупинская мотивирует некачественной деятельностью судебно-следственных работников. Действительно, качественные знания и умения должны быть у судебно-следственных работников, нужно к этому стремиться и прилагать усилия, однако нравственные принципы достижения объективной истины должны входить, на наш взгляд, в ту категорию «необходимых знаний», о которой говорит П.А. Лупинская. Тем самым и качество деятельности следственно-судебных работников может повыситься, и недостатки в этой деятельности могут сократиться. Знания об объективной истине и уважение к ней не являются причиной плохой работы указанных лиц, поэтому не совсем понятно, почему в суждениях данного автора, несомненно пользующегося заслуженным авторитетом в науке, их не должно быть наряду с необходимыми знаниями и умениями принимать решения. Такой вывод, по нашему мнению, требует своего уточнения и более детального обоснования.

Кроме того, как справедливо отмечает М.В. Белов, важно различать истину-процесс и истину-результат⁶⁰. Указанные выше доводы ученых, связанные с презумпцией невиновности, относятся к истине-результату. В отношении истины-результата ограничение, обусловленное современными демократическими принципами нашего государства, существует: таковым является упомянутое нами выше постановление оправдательного приговора в связи с толкованием сомнений в пользу обвиняемого. Однако в отношении истины, устанавливаемой в процессе судебного разбирательства дела, такого ограничения нет и не может быть, так как совокупность доказательств рассматривается для получения знаний об обстоятельствах события преступления, которые происходили в действительности (установление истины), но никак не иначе. Поэтому категорию «объективная истина» невозможно устранить из уголовного процесса, возможно только не упоминать о ней, что и наглядно продемонстрированно современным УПК РФ.

Также, в пользу отказа от объективной истины существует следующее суждение: задача юриста – не искать истину, утверждает С.А. Пашин, а применять право; с помощью доказательств не устанавливается истина, а обосновываются определенные выводы, на основании которых судья должен сказать: «да, виновен», если это доказано или «нет, не виновен», если это не доказано, как это установлено в правовых нормах, и больше ничего⁶¹. По нашему глубокому убеждению, «механическое» применение норм права никогда не приведет к осуществлению назначения уголовного судопроизводства. Еще А.Ф. Кони в начале 20 века отмечал: «… суд не механизм и не отвлечение от жизни, а живой и восприимчивый организм, приходящий в самое непосредственное и богатое разнообразными последствиями соприкосновение с явлениями общежития»⁶². Сведение всей системы судебного производства к модели счетного аппарата, считающего «за» и «против», как-раз и приводит, на наш взгляд, к противодействию назначению уголовного судопроизводства. Объективно виновных мы признаем формально невиновными ввиду признания доказательств недопустимыми. В таких случаях нужно не опасаться того, чтобы судья более тщательно рассматривал дело и «выжимал» всю доказательственную информацию из обвинительных доказательств, а необходимо этого желать, иначе система правосудия также станет формальной.

Кроме указанных выше, в какой то мере теоретически обоснованных доводов, существуют, на наш взгляд, в большей степени и необоснованные доводы, причем некоторые из них вызывают недоумение. Так, идея достижения истины в уголовном судопроизводстве и ее реализация в практической деятельности правоохранительных органов, утверждает Н.А. Подольный, приводят к негативным последствиям: истина подменяется суррогатом, состоящим зачастую из «выбитых» признательных показаний и иных фальсифицированных доказательств⁶³. Кроме того, данный автор утверждает, что объективная истина не допускает возможности склонения суда к стороне обвинения, истина вообще несовместима с некоторыми процессуальными механизмами, в частности с презумпцией невиновности.

На наш взгляд, данный ученый имеет в виду такие уголовно-процессуальные механизмы, как право обвиняемого отказаться от дачи показаний по предъявленному ему обвинению (п. 3 ч. 4 ст. 47 УПК РФ), право на свидетельский иммунитет (п. 1 ч. 4 ст. 56 УПК РФ), правила о недопустимых доказательствах (ч. 3 ст. 7, ст. 75 УПК РФ), осуществление правосудия без установления истины при особом порядке судебного разбирательства (ст. 314–317 УПК РФ), некоторые случаи прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям. Полагаем, данные механизмы, хотя и ограничивают установление объективной истины по делу, но совсем не являются основанием исключения категории «объективная истина» из уголовного процесса. Они являются ее «ограничителями» в условиях современного демократического общества, подтверждают установление истины не любой ценой, а в соответствии с законом.

На смену истине, по мнению Н.А. Подольного, приходит справедливость – ценность демократического государства. Только как понимать такую справедливость: это справедливость по отношению к тому, как применялись нормы права – справедливо или нет; либо справедливость – это презумпция невиновности и принцип состязательности, то есть новая концепция, где в отличие от старой ценность отдельно взятой личности имеет самое первостепенное значение? Однако в любом случае другая справедливость будет нарушена – справедливость общественная. Справедливо ли в случае оправдания объективно виновного возвращать общественную опасность в лице преступника в наше общество? Полагаем, это совершенно никому не нужно и абсолютно никто не захочет иметь по соседству с собой живущего преступника. Совершенно точно в этом отношении замечает Ю.К. Орлов: «…нельзя сводить уголовный процесс только к спору, разрешению конфликта…слишком велики ставки, велика цена ошибки (или даже неумения), чтобы отдавать их на откуп спору и состязанию. А ценой здесь может быть человеческая жизнь»⁶⁴.

Говоря о соотношении справедливости и истины, нельзя не отметить, что это совершенно различные по своей природе понятия. Поэтому представляется неверным отождествление данных категорий Ю.Е. Левеевым, который предлагает внести в УПК РФ статью 19.1 «Справедливость при производстве по уголовному делу», содержащую такой тезис: «Справедливость уголовного судопроизводства означает … истинность принимаемых по уголовному делу решений»⁶⁵. Причем, как достаточно убедительно замечает В.И. Зажицкий, нельзя сравнивать метры с килограммами, в нашем случае справедливость с истиной, знания об обстоятельствах дела могут быть истинными, достоверными или вероятными, но не справедливыми⁶⁶.

Также в пользу отказа от объективной истины существует следующий довод: объективного критерия истины нет, критерием истины служит только внутренне убеждение следователя, прокурора, суда⁶⁷. Из рассмотренных выше признаков, составляющих определение объективной истины, действительно, она является субъективным отражением реальной действительности, однако это еще совсем не означает того, что субъект отражает истину субъективно, а не объективно. Автор данного подхода Ю.В. Кореневский также высказал мнение о том, что в советский период теория доказательств была идеологизирована, а гносеология, признающая возможность установления истины по любому делу, приводит к применению запрещенных методов следствия, к припискам и сокрытию от учета для улучшения показателей раскрываемости преступлений.

Абсолютно верно, на наш взгляд, по этому поводу выразилась Л.Т. Ульянова: «На практике действительно существуют такие недостатки в деятельности органов дознания, но при чем здесь гносеология?»⁶⁸. Согласимся и с мнением С.А. Шейфера: объективные трудности раскрытия преступлений, нередко толкающие работников на путь наименьшего сопротивления, порождая при этом действия, отмеченные выше, вовсе не означают принципиальной невозможности установить истину по уголовному делу⁶⁹.

К вышеизложенному в пользу отказа от объективной истины добавим мнение ученого-процессуалиста В.В. Никитаева: «Объективная (материальная) истина есть фикция, точнее юридическая фикция, позволяющая использовать уголовный кодекс для постановления приговора, а потому ее сохранение как средство уголовного процесса предполагает, что на первое место будет поставлена истина процессуальная, … т.е. соответствие судебного процесса ( а значит и его результата) требованиям процессуального права»⁷⁰. С данным мнением, полагаем, согласиться нельзя. Во-первых, вообще такое понятие, как истина процессуальная, носит спорный характер, а во-вторых, даже если допустить существование процессуальной истины в ее понимании В.В. Никитаева, то она уже существует с момента вступления в силу УПК РФ: в любом случае истина будет установлена – так называемая формальная либо объективная. Существование категории «объективная истина» в доказывании предполагает не установление процессуальной истины, которая и так уже существует, а использование ее как ориентир во избежание формальных суждений.

Полагаем, указанные доводы в пользу отказа от объективной истины не являются полностью обоснованными и единственно верными, однако законодатель, к сожалению, их придерживается. Основную причину отказа от объективной истины в новом УПК РФ Ю.К. Орлов называет «психологической», что выражается в стремлении выправить «социальный крен» прежнего УПК в сторону укрепления прав отдельной личности с полной утратой при этом всякого чувства меры и приоритетом «сбесившегося принципа состязательности»⁷¹. Подобного мнения придерживается А.С. Барабаш: «Мы из крайности, свойственной советскому периоду развития уголовного процесса, когда превалировали государственные интересы при реализации уголовно-процессуальной деятельности, бросаемся в другую, видя назначение уголовного процесса только в соблюдении частных интересов»⁷². Верным в этом отношении представляется мнение С. Погодина: «Состязательность и равноправие сторон – важные, но не единственные принципы осуществления судопроизводства в Российской Федерации»⁷³.

Соглашаясь с данным утверждением, отметим: «Отказ от установления истины в уголовном процессе объясняют также тем, что теоретические положения об истине опирались на философские категории марксизма – ленинизма»⁷⁴. Большое количество критики, вылившееся на идеологию марксизма-ленинизма в связи с очередной сменой государственного строя, формирует негативное мнение о марксистской философии в целом. Критика научного коммунизма не является показателем того, что вся марксистская философия неверна. Абсолютно верно отмечает по этому поводу Л.Т. Ульянова: «…не стоит забывать, что марксистская философия исходила из познаваемости материального мира, объективного характера законов его развития, возможности их познания и использования людьми в процессе сознательной деятельности. Отрицание предпосылок познания человеком объективной реальности и возможности приобретения истинных знаний о ней неминуемо приводит к субъективному идеализму»⁷⁵. Поэтому данный довод в пользу отказа от объективной истины, на наш взгляд, не является обоснованным. Проецирование неприязни к старой идеологии не должно влиять на существующий общественный порядок, в частности на доказывание в уголовном процессе.

Обобщая вышеизложенное, отметим следующее: указанные доводы в пользу отказа от объективной истины теоретически обоснованы, на наш взгляд, не в полной мере. Для обоснования отказа от истины необходимы серьезные теоретические исследования, но, как справедливо отметил В.И. Зажицкий, даже серьезные исследования в пользу отказа от объективной истины как цели доказывания вряд ли увенчаются успехом⁷⁶.

Установление объективной истины по делу, на наш взгляд, должно являться непременным атрибутом правового, демократического государства, а состязательность сторон – лишь обеспечивать такой обязательный атрибут. Однако это возможно в случае достаточного теоретического обоснования необходимости «возвращения» объективной истины как цели доказывания в уголовное судопроизводство. Приведем некоторые теоретические положения, обосновывающие такую необходимость:

1. В силу публичного характера Российского уголовного процесса в УПК РФ присутствует ряд норм, косвенно обусловливающих установление объективной истины. Можно привести следующие примеры:

- согласно ч. 4. ст. 152 УПК РФ, «предварительное расследование может производиться по месту нахождения обвиняемого или большинства свидетелей в целях обеспечения его полноты, объективности (выделено диссертантом) и соблюдения процессуальных сроков;

- согласно ч. 2 ст. 154 УПК РФ, «выделение уголовного дела в отдельное производство для завершения предварительного расследования допускается, если это не отразится на всесторонности и объективности (выделено диссертантом) предварительного расследования и разрешения уголовного дела, в случаях, когда это вызвано большим объемом уголовного дела или множественностью его эпизодов»;

- ч. 1 ст. 330 УПК РФ устанавливает роспуск коллегии присяжных заседателей ввиду тенденциозности⁷⁷ ее состава: «до приведения присяжных заседателей к присяге стороны вправе заявить, что вследствие особенностей рассматриваемого уголовного дела образованная коллегия присяжных заседателей в целом может оказаться неспособной вынести объективный (выделено диссертантом) вердикт»;

- согласно ч. 6 ст. 340 УПК РФ, «стороны вправе заявить в судебном заседании возражения в связи с содержанием напутственного слова председательствующего по мотивам нарушения им принципа объективности и беспристрастности» (выделено диссертантом);

- ч. 1 ст. 88 УПК РФ устанавливает свойство доказательства – достоверность, на которое ссылается ряд норм УПК РФ (ч. 1. ст. 179; п. 2. ч. 2 ст. 186; п. 2. ч. 7. ст. 410 УПК РФ). Достоверность не является синонимом истинности, как мы это рассматривали ранее, но всегда сосуществует рядом с истинностью, что указывает на наличие категории «объективная истина»в УПК РФ;

- признаками установления объективной истины обладает ст. 87 УПК РФ, устанавливающая проверку доказательств. Законодатель, в данной норме указывает только, как производится проверка, но цель ее не устанавливает. Очевидно, что цель любой проверки – установление объективно существующих явлений;

- также обратимся к ч. 4 ст. 302 УПК РФ, которая устанавливает, что «обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления подтверждена совокупностью исследованных судом доказательств». При упоминании данного законоположения хотелось бы отметить следующее суждение П.А. Лупинской: «... об истине, понимаемой как соответствие установленных обстоятельств дела тому, что имело место в действительности, можно говорить применительно к обвинительному приговору ... Выводы, содержащиеся в обвинительном приговоре, должны быть достоверными, т.е. вполне верными, истинными, несомненными»⁷⁸. Позволим себе не согласиться с данным выводом. Совершенно непонятно, каким образом суд не устанавливает истину в процессе всего судопроизводства, а в обвинительном приговоре выводы суда должны быть истинными? Образно выражаясь, хотя и примитивно, мы перекладываем одну кучу кирпичей (выводы из оценки отдельных доказательств) в другую (выводы в обвинительном приговоре суда), при этом не задумываясь, в каком положении мы их укладываем (не имея цель установить объективную истину). В результате этой работы мы должны получить стройный и красивый дом с ровными стенами и учетом всех инженерных требований (истинные выводы в обвинительном приговоре суда). Однако такой стройный и красивый дом, в нашем случае обвинительный приговор с истинными выводами, просто так мы получить никак не сможем. Данные истинные выводы формируются в процессе всего судебного рассмотрения дела, а не только тогда, когда судья удалился в совещательную комнату для вынесения приговора. Для того чтобы выводы в обвинительном приговоре были истинными, необходимым условием является установление объективной истины в процессе всего производства по делу;

- кроме того, положение об истинности приговора суда также содержится в ст. 380 УПК РФ, которая устанавливает случаи несоответствия выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела. Рассуждая от обратного, обоснованным, т.е. истинным, необходимо считать приговор суда, содержащий выводы, соответствующие фактическим обстоятельствам дела⁷⁹.

Аналогичные требования объективности рассмотрения и разрешения уголовных дел содержатся и в выводах Конституционного Суда РФ. Так, к примеру, в Постановлении Конституционного Суда РФ от 29.06.2004 № 13-П указано: «... прокурор, а также следователь, дознаватель и иные должностные лица, выступающие на стороне обвинения, должны ... принимать решения в соответствии с требованиями законности, обоснованности и мотивированности (ст. 7), в силу которых обвинение может быть признанно обоснованным только при условии, что все противостоящие ему обстоятельства дела объективно исследованы (выделено диссертантом) и опровергнуты стороной обвинения»⁸⁰. А в отношении суда, например, в Постановлении Конституционного Суда РФ от 18.06.2004 г. № 204-О отмечено следующее: «... суд, осуществляющий судебную власть посредством уголовного судопроизводства, не может становиться в ходе производства по делу ни на сторону обвинения, ни на сторону защиты, подменять стороны, принимая на себя их процессуальные полномочия, а должен оставаться объективным (выделено диссертантом) и беспристрастным арбитром»⁸¹.

Таким образом, полностью исключить установление объективной истины из уголовного судопроизводства оказалось невозможно. Как справедливо отмечает О.В. Петрова: «Вся процедура уголовного судопроизводства представляет собой систему гарантий объективности и всесторонности исследований»⁸². Установление объективной истины сосуществует с принципом состязательности в современном уголовном процессе, и они не исключают друг друга, что мы можем понять исходя из анализа суждений ряда авторов. Опрос практических работников показал, что 58 % респондентов придерживаются данного мнения. Этот показатель, хотя и превышает аналогичный показатель сторонников противоположного мнения, составляющий 42 %, однако является, на наш взгляд, все же незначительным и отражает особую актуальность и значимость проблематики данного вопроса теории доказывания и доказательственного права, требующего своего обязательного разрешения.

1. Следующим теоретическим положением, обусловливающим установление объективной истины в уголовном судопроизводстве, является не только сосуществование принципа состязательности с объективной истиной, но и зависимость его (принципа) от объективной истины. Именно установление истины в уголовном судопроизводстве как цель доказывания определяет направление поисково-познавательной деятельности субъекта доказывания и, соответственно, обусловливает развитие следственных ситуаций. Состязательность предполагает, что «… приговор должен быть постановлен на достоверных доказательствах»⁸³, в совокупности составляющих объективную истину. Если бы не было достоверных доказательств, соответствующих объективной действительности, то и состязания вообще бы не было.

Таким образом, состязательность, даже в представлении суда как беспристрастного арбитра или весов, взвешивающих количество доказательств стороны обвинения и защиты, все равно предполагает установление объективной истины, так как доказательства, которыми оперирует суд, являются достоверными, отражающими факты, объективно имевшие место в действительности.

1. Кроме вышеизложенного, на установление объективной истины в уголовном процессе также указывает познавательная природа судебного заседания. Закономерности познания не зависят от законодателя, поэтому исключение объективной истины и некоторых гарантирующих ее достижение положений не может ликвидировать такие закономерности⁸⁴. В свое время справедливо по этому поводу заметил М.С. Строгович: «Понятие истины относится к установлению фактов, обстоятельств уголовного дела»⁸⁵. Установление всех фактов и обстоятельств происходит на протяжении всего судебного разбирательства и в конечном виде формируется в вопросах, разрешаемых судом при постановлении приговора. Установление фактов и обстоятельств является познавательным процессом, а целью любого познания является конструирование в собственном сознании образов явлений, соответствующих объективной действительности, т. е. установление объективной истины. Познания с целью установления явлений, не соответствующих объективной действительности, быть не может: любое познание имеет цель – установление объективной истины⁸⁶. Установление всех фактов и обстоятельств уголовного дела также является познанием, а потому в любом случае имеет целью установление объективной истины. Поэтому, на наш взгляд, отсутствия цели доказывания, как установления объективной истины, в принципе, быть не может.

В связи с вышеизложенным можно сделать вывод о том, что с попыткой законодательного исключения упоминания объективной истины в УПК РФ, ее окончательного исключения из уголовного процесса не произошло и не может произойти. Объективная истина является своеобразным ориентиром, вектором, определяющим направление использования средств доказывания в поисково-познавательной деятельности субъектов доказывания. В этой связи представляется несомненно верным предложения ряда ученых-процессуалистов о дополнении ст. 85 УПК РФ, определяющей сущность доказывания, положением о цели доказывания – установлении объективной истины⁸⁷. Кроме того, полагаем несомненно правы 67 % опрошенных сотрудников правоохранительных органов, которые на вопрос о необходимости включения в уголовно-процессуальный кодекс положения об установлении объективной истины как основной цели доказывания, ответили положительно, аргументируя свой ответ тем, что объективная истина отражает основное назначение уголовного судопроизводства РФ. Однако, вместе с тем, 33 % опрошенных практических работников правоохранительных органов считают невозможным установление объективной истины в качестве цели доказывания.

Итак, проведем краткий анализ результатов, полученных в первой главе диссертационного исследования. Очевидно, что познание преступления является обособленной от теории познания самостоятельной познавательной деятельностью. Познание при доказывании, в свою очередь, является производным от познания преступления и отличается от последнего рядом особенностей, классифицируемых нами по трем основным группам: организационной (процессуальной), объектной и психологической. Основными из представленных особенностей познания при доказывании являются цель и средства доказывания, они составляют сущность всего процесса доказывания, определяют его «векторность» и эффективность осуществления. Целью доказывания в уголовном судопроизводстве, по нашему глубокому убеждению, является установление объективной истины, что является предметом неутихающих дискуссий среди ученых-процессуалистов, актуальным и сложным вопросом современного уголовного процесса. Однако проблема установления объективной истины, к сожалению, не является единственной в рамках использования средств доказывания. Комплекс проблем здесь достаточно шире, требует своего детального и подробного изучения, что и предпринимается далее в настоящем диссертационном исследовании.

ГЛАВА 2. ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ДОКАЗЫВАНИЯ КАК

СИСТЕМА СРЕДСТВ

 

2.1. Понятие и значение средств доказывания по уголовным делам

 

Доказывание, представляя собой разновидность познавательной деятельности с присущими ему отличительными особенностями относительно процесса всеобщего познания, осуществляется определенными средствами. Средства доказывания по уголовному делу весьма разнообразны, и единого их определения в юридической литературе нет, разброс мнений здесь достаточно велик.

Так, к средствам доказывания, в «обыденном», ненаучном понимании, можно отнести все, что способствует осуществлению доказывания, посредством и с помощью чего собираются, проверяются, оцениваются доказательства по уголовному делу. Однако в таком контексте под средствами доказывания понимаются всевозможные средства познания, но не доказывания. К средствам же доказывания будут относиться лишь те, которые обусловлены особенностями познания при доказывании, рассмотренными в первой главе исследования.

Приступая к рассмотрению сущности обозначенного понятия, проведем, для начала, его краткий историко-правовой анализ. Обращаясь к уголовно-процессуальному законодательству Российской Империи, СССР и Российской Федерации, мы можем обнаружить в них лишь краткое косвенное упоминание данного ключевого термина теории доказывания. Наиболее часто такое косвенное упоминание встречается в Уставе уголовного судопроизводства Российской империи 1964 г. (далее – Устав)⁸⁸. Так, ст. 406 Устава устанавливала: «Если обвиняемый откажется отвечать на данные ему вопросы, то следователь, отметив о том в протоколе, изыскивает другие законные средства (выделено диссертантом) к открытию истины». Данная статья расположена в отделении втором пятой главы книги первой Устава «Допрос обвиняемого», соответственно регламентирующим проведение следственного действия «допрос». Поэтому очевидно, что в приведенной формулировке ст. 406 Устава под средством доказывания законодателем понималось следственное действие. Кроме того, статьей 612 Устава устанавливалась обязанность председателя суда «предоставлять каждому подсудимому всевозможные средства (выделено диссертантом) к оправданию». Данная формулировка естественно не предполагала возможность проведения подсудимым следственных действий, однако носила совершенно неопределенный характер. Подобная неопределенная формулировка содержалась также и в ст. 614 Устава: «По делам, в решении коих участвуют присяжные заседатели, председатель суда обращает особенное внимание на то, чтобы они воспользовались всеми средствами (выделено диссертантом) для обстоятельного рассмотрения дела, и, по требованию их, дает им подлежащие объяснения в простых и понятных для них словах». Интересной для нашего исследования представляется редакция ст. 312 Устава: «Прокурор и его товарищи не должны требовать начатия следствия без достаточных к тому оснований. В сомнительных случаях они обязаны собрать сведения посредством (выделено диссертантом) негласного полицейского разведывания». Косвенно, на наш взгляд, под средством доказывания здесь понимаются оперативно-розыскные данные.

Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (далее – УПК РСФСР) от 15 февраля 1923 г.⁸⁹, в свою очередь, содержанием ст. 273 определял: «В тех случаях, когда вызов дополнительных свидетелей и экспертов или истребование других доказательств будет признано судом необходимым, суд вправе либо отложить дело слушанием, либо предоставить сторонам право без перерыва слушания дела, доставить свидетелей и экспертов и представить другие доказательства средствами (выделено диссертантом) сторон». Как видим, в данном случае под средствами доказывания понимается поисково-познавательная деятельность сторон. Также не внесла определенности в понятие «средства доказывания» и ст. 66 анализируемого кодекса: «Вещественными доказательствами являются предметы, которые служили орудиями совершения преступления, сохранили на себе следы преступления, или которые были объектами преступных действий обвиняемого, а также все иные предметы и документы, которые могут служить средствами (выделено диссертантом) к обнаружению преступления и открытию виновных». Подобным образом, однако в несколько иной редакции норм о вещественных доказательствах, что не является принципиально важным для определения рассматриваемого понятия, средства доказывания упоминаются в УПК РСФСР от 27 октября 1960 г. (далее – УПК РСФСР от 1960 г.)⁹⁰, а также современном уголовно-процессуальном законе. Иного определения, кроме как средств доказывания – вещественных доказательств в УПК РСФСР от 1960 г., так же как и в УПК РФ, не содержалось и не содержится.

Итак, современный законодатель не определяет, что именно нужно понимать под средствами доказывания, вследствие чего оно трактуется самым различным образом и является предметом спора и дискуссий среди ученых-процессуалистов. Кроме того, в целом российское процессуальное законодательство также не содержит указания на то, что именно является средством доказывания. Исключение составляет лишь Гражданско-процессуальный кодекс РФ (далее – ГПК РФ)⁹¹. Так, ст. 60 ГПК РФ устанавливает: «Обстоятельства дела, которые в соответствии с законом должны быть подтверждены определенными средствами доказывания, не могут подтверждаться никакими другими доказательствами». Таким образом, законодатель отождествляет доказательство и средства доказывания в гражданском процессе, причем приведенная формулировка ограничивает понимание средств доказывания только доказательствами. Подобная точка зрения относительно средств доказывания присутствует также и в теории доказывания, однако она не является единственной, что, исходя из многозначности понятия «средства познания», представляется вполне естественным. В целом, мнения ученых-процессуалистов о средствах доказывания в теории доказывания можно разделить на несколько групп.

Так, одна группа процессуалистов считает, что средства доказывания – это доказательства. В.Я. Дорохов, например, отмечает, что смысловое значение термина «средство доказывания» означает то, с помощью чего осуществляется доказывание, то есть «доказательство»⁹². П.А. Лупинская, в свою очередь, также разделяла эту точку зрения: «…познание происшедшего события в уголовном процессе происходит опосредованным путем. Средством такого познания являются доказательства»⁹³. Причем интерпретация данной точки зрения в зависимости от понятия доказательства и развития представления о нем была соответственно различной. Поэтому под средствами доказывания понимали источники доказательств, доказательственные факты либо сведения о таких фактах.

Так, например, А.И. Винберг писал: «…термин доказательство применяется…для обозначения предусмотренных законом средств (источников) получения сведений о существенных для разрешения дела фактах»⁹⁴. Подобного мнения придерживался М.С. Строгович: «Средство доказывания – это определенный, указанный в законе источник сведений о важных для дела фактах, при помощи которого эти факты устанавливаются»»⁹⁵. В значении средств доказывания – источники доказательств также упоминает в своем исследовании С.А. Голунский⁹⁶.

Средства доказывания во втором значении как доказательственные факты определял А.Я. Вышинский: «Судебные доказательства различаются как: а) факты или обстоятельства, подлежащие доказыванию (установлению), т.е. факты, которые нужно доказать, – facta, или acta, или res probandae, и б) факты, являющиеся способом, средством доказывания, т.е. факты, которые используются для того, чтобы что-либо доказать, – facta, или acta, или res probantes»⁹⁷.

Иного мнения придерживался В.Д. Арсеньев, который полагал, что средства доказывания не являются источниками сведений о фактах, хотя последние и содержатся в этих средствах, образуя их содержание, основной же, главный элемент понятия средств доказывания составляют сами сведения о фактах⁹⁸. Подобным образом рассуждал и Р.С. Белкин: «В буквальном смысле средства доказывания - это то, чем осуществляется доказывание; доказывание же может производиться только доказательствами. Источники доказательств не средства доказывания, ибо ими ничего не доказывается: доказательственную силу имеют только почерпнутые из этих источников фактические данные». При этом он считает, что ранее (до Основ уголовного судопроизводства 1958 г.) отождествление средств доказывания и источников доказательств было правомерным, т.к. закон рассматривал источники сведений о существенных для дела фактах доказательствами. Ст. 58 УПК РСФСР от 1923 г. гласила: «Доказательствами являются показания свидетелей, заключения экспертов, вещественные доказательства, протоколы осмотров и иные письменные документы и личные объяснения обвиняемого». Редакция же ч. 2 ст. 69 УПК РСФСР от 1960 г., по мнению автора, не дает оснований отнести перечисленные в ней источники доказательств к средствам доказывания⁹⁹.

М.М. Михеенко также настаивает на том, что «непосредственным и единственным» средством уголовно-процессуального доказывания являются доказательства, понимаемые как фактические данные, на основании которых устанавливаются обстоятельства, имеющие значение для дела (ч. 1 ст. 69 УПК РФ). Что касается источников доказательств, то, не отрицая отведенной им важной роли в процессе доказывания, автор считает доказательственное их значение опосредованным фактическими данными¹⁰⁰. Вместе с тем, существует вроде бы и аналогичный взгляд на природу средств доказывания, когда последние отождествляются с доказательствами по делу, но в понятие доказательства здесь вкладывается иной смысл.

Так, например, являясь сторонником комплексного подхода к понятию «доказательство», В.Я. Дорохов утверждает, что термином «средство доказывания» охватывается как источник, так и фактические данные, необходимые для правильного разрешения дела: «Доказательства в уголовном процессе, представляя собой единство фактического содержания и законной формы, в целом служат «средствами доказывания» искомых по делу фактов».¹⁰¹ Такого же мнения придерживаются Н.П. Кузнецова, Л.Т. Ульянова и другие.¹⁰²

Подобных примеров различного толкования указанного понятия можно привести много. Многополярность данных суждений находилась в зависимости от недостаточной разработанности понятия доказательства, разделения его формы и содержания. С развитием теории доказывания было обосновано единство формы и содержания доказательства, определена его современная структура. Не вдаваясь в подробности развития представления о доказательстве, правовую и гносеологическую природу которого подробно исследуем далее, отметим, что под средствами доказывания, на наш взгляд, необходимо понимать доказательство как таковое, в целом объединяющее в себе указанные точки зрения. Отметим также, что на средства доказывания, только как на доказательства, указывают 35 % опрошенных сотрудников правоохранительных органов.

Также придерживаясь данного мнения, Р.Ш. Валиев, однако, замечает, что доказательство является единственным средством доказывания, и внесение в данное понятие способов получения доказательств (следственных и иных процессуальных действий), которое обосновывает другая группа ученых¹⁰³, недопустимо. Данный подход, по мнению Р.Ш. Валиева, «размывает» границы самостоятельных правовых категорий, стирает различия между ними¹⁰⁴. Представляется, что точка зрения Р.Ш. Валиева недостаточно обоснована, так как указанные правовые категории имеют совершенно различную правовую природу и никак не могут быть неразличимы, пусть даже под единым названием – средства доказывания. Единое название лишь определяет группу, к которой относятся доказательства и способы их получения – группу средств доказывания в уголовном судопроизводстве. Хотя, несомненно, заслуживает одобрения замечание данного ученого относительно положительной стороны такого комплексного подхода, а именно объединения всех основных элементов процесса доказывания в единое целое, обеспечивая этим недопустимость противопоставления доказательственной информации источникам и способам ее получения. Кроме этого, на наш взгляд, объединение указанных категорий в общее понятие «средства доказывания», указывает на их зависимость друг от друга и соподчиненность, взаимосогласованность и системный характер. Данный тезис подтверждается также результатами социологического опроса: подобным образом средства доказывания представляют 68 % опрошенных сотрудников правоохранительных органов.

Комплексный подход к понятию «средства доказывания» обосновывается также этимологическим толкованием термина «средства». Если мы обратимся к толковым словарям, то увидим, что под средствами понимается¹⁰⁵:

1. прием, способ действия для достижения чего-либо;

2. орудие (предмет, приспособление и т.п., или их совокупность), необходимое для осуществления какой-либо деятельности.

Однако необходимо обратить внимание на существование и другого этимологического значения рассматриваемого термина. Так, например Л.М. Карнеева, при определении понятия «средства доказывания» берет за основу этимологическое значение термина «средства», обозначенное в словаре современного русского литературного языка так: «Средства – это то, что служит какой-либо цели, необходимо для достижения, осуществления чего-либо»¹⁰⁶. При этом она рассуждает следующим образом: «Очевидно, что если рассматривать термин «средство» в этом значении, то есть все основания утверждать, что средствами доказывания являются сами доказательства,…именно доказательства служат средством достижения объективной истины, поскольку лишь с их помощью эта истина может быть установлена и устанавливается»¹⁰⁷. Ссылаясь на данную точку зрения как на наиболее точную, подобным образом средства доказывания понимаются, на наш взгляд, не вполне обоснованно и ошибочно в достаточно серьезном исследовании коллектива саратовских ученых-процессуалистов: «Все остальное…относится либо к «инструментальной» части программы доказывания, определенной законом, либо к пределам, либо к фактическому объему доказывания»¹⁰⁸.

Если рассматривать толкование термина «средства» в словаре современного литературного языка применительно к средствам доказывания подобным образом, то под таковым, на наш взгляд, можно понимать не только доказательства, но и способы их получения, всевозможные процессуальные действия, профессиональная подготовка следователя, оперативность его работы, достоверность получаемых сведений и т.д., в общем все, что может служить цели доказывания – установлению объективной истины. Поэтому данный подход представляется нам неверным.

Кроме указанного значения, в данном словаре присутствуют и другие толкования термина «средства», на что Л.М. Карнеева намеренно не обращает внимания, и причина этого не совсем понятна. Так, в указанном словаре современного русского литературного языка обозначается толкование термина «средства» и как приема, способа для достижения чего-либо, и как орудия, устройства, приспособления и т.п. или совокупность их, необходимые для осуществления какой-либо деятельности. Такое толкование термина «средства» применительно к средствам доказывания, на наш взгляд, более конкретно и содержательно, в связи с чем требует обязательного учета при определении понятия средств доказывания в уголовном судопроизводстве.

Рассматривая понятие средств доказывания подобным образом, с учетом этимологического значения термина «средства», Д.И. Бедняков отмечает, что более точное определение средств доказывания как приемов и способов для достижения чего-либо, с чем необходимо согласиться, можно дать, применив некоторые из положений теории информации о канале связи, под которым понимается совокупность средств, обеспечивающих передачу информации от ее отправителя до адресата¹⁰⁹. С учетом этого такие средства доказывания, как процессуальные действия, представляют собой путь (канал) движения информации от определенного носителя (человек, вещи, материальная обстановка) к субъекту доказывания.

Действительно, и информационный подход это подтверждает, средства доказывания необходимо рассматривать комплексно, как доказательства и способы их получения, в их взаимосвязи и взаимозависимости. Придерживаясь обозначенного комплексного подхода к определению понятия «средства доказывания», однако отметим, что такой комплексный подход в теории доказывания имеет все же неоднозначную трактовку.

Так, например, А.Н. Гущин под средствами доказывания понимает способ получения доказательства, само доказательство, а также отдельно выделяет в качестве средства доказывания источник доказательства: «В полном своем соответствии с этимологическим смыслом средствами доказывания являются как фактические данные (доказательства), так и формы, в которые они облечены (источники доказательств), и способы, с помощью которых такие данные становятся достоянием органов следствия, прокуратуры и суда»¹¹⁰. При этом, далее по тексту, указанный ученый отмечает, что источник доказательства – это один из двух составляющих доказательство элементов, его часть¹¹¹. Данные суждения противоречивы и не отражают, на наш взгляд, сущности рассматриваемого понятия. Учитывая единство составляющих доказательство элементов и невозможность существования доказательства вне взаимосвязи данных элементов, на наш взгляд, также невозможно говорить о средствах доказывания как отдельных элементах доказательства, т.е. отдельно о средстве доказывания – источнике доказательства и отдельно о средстве доказывания – сведениях, содержащихся в этом источнике. Средством доказывания является доказательство в целом, в единстве своих элементов.

В научной литературе встречаются и иные взгляды относительно данной точки зрения: «Представляется несостоятельным и довод некоторых процессуалистов о том, что если под доказательствами понимать только фактические данные, а их источники оставлять за пределами этого понятия, то становится неясным, откуда берутся сами фактические данные и каким образом устанавливаются искомые факты по делу. Подобный аргумент является следствием ошибочной предпосылки о том, что будто роль средств процессуального доказывания играют только определенные элементы доказательств. Между тем, такими средствами служат также источники доказательств и способы их получения (оперирования), без которых доказывание по уголовному или гражданскому делу невозможно»¹¹². Такое мнение относительно средств доказывания, что нам представляется верным, названо Д.И. Бедняковым необоснованным¹¹³, и с этим нельзя не согласиться. Роль средств доказывания играют как доказательства, так и способы их получения, это объемное и многогранное понятие. Но высказанная точка зрения Ф.Н. Фаткуллина о природе доказательства требует уточнения, ведь она (природа доказательства) состоит не в процессуальной его сущности – фактические данные (сведения) добываются из источника, а в гносеологической – фактические данные (сведения) как информация должны иметь носителя, вне которого существовать не могут.

В свою очередь, Т.З. Егорова, придерживаясь подобного довода, пошла еще дальше и высказала следующее мнение: «Так, например, доказательства как фактические данные, сведения о них не могут существовать без и вне определенных источников, а эти источники, равно как и содержащиеся в них фактические данные, в свою очередь, могут быть получены только при помощи указанных в законе способов»¹¹⁴. Как мы можем заметить, в данном высказывании отмечен и процессуальный аспект (доказательства и способы их получения) и гносеологический (сведения и их источники, формирующие вместе доказательство), причем оба аспекта представляются равнозначными. Такой взгляд имеет некоторую методологическую неточность. Данным высказыванием Т.З. Егорова обосновывала взаимосвязь доказательств (в её терминологии – фактических данных), их источников и способов получения доказательств как отдельных средств доказывания. В анализируемом высказывании она употребляет следующую логическую конструкцию: относительно фактических данных и их источников употребляется формулировка – не могут существовать друг без друга, в отношении источников доказательств – не могут быть получены без указанных в законе способов. Очевидно, что в первом случае употребляется взаимодействие элементов как единства, во втором – как взаимосвязи. Таким образом Т.З. Егорова обосновывала взаимосвязь и классификацию средств доказывания используя разные методологические основания. Поэтому, полагаем, выделение такого отдельного средства доказывания, как источника доказательства, не раскрывает сущности понятия «средства доказывания».

Несколько иной взгляд на источники доказательств, в комплексном подходе к понятию «средства доказывания», прослеживается в исследовании С.Г. Крысина: «Источники доказательств, как отмечалось, являются лишь носителями фактических данных, которые при их относимости к обстоятельствам, образующим предмет уголовно-процессуального доказывания по делу, могут стать по нему доказательствами. Более того – сами источники доказательств должны отвечать требованию допустимости в том смысле, что они должны быть предусмотрены законом»¹¹⁵. Исходя из данного суждения, получается, что источники доказательств – это собранные в установленном законом порядке и форме материальные носители, претендующие на то, чтобы стать доказательством. Но если такие источники лишь претендуют на то, чтобы стать доказательством, можно ли их уже назвать источниками именно доказательств (выделено диссертантом)? Представляется, что нет: из непроверенной посылки нельзя утверждать, что суждение верно, применительно к рассматриваемому аспекту – из непроверенного источника нельзя утверждать, что этот источник – источник доказательства. Более точным в этом отношении, на наш взгляд, можно было бы применить термин «источник сведений» («носитель информации»).

Кроме этого, существует также точка зрения о том, что средства доказывания – это только способы получения доказательств (А.И. Трусов, М.А. Сильнов и др.)¹¹⁶. Ошибочно к данной группе ученых А.Р. Белкин относит И.Л. Петрухина, который под средствами доказывания понимал и доказательства и способы их получения¹¹⁷. Однако другими указанными учеными-процессуалистами доказательства как средства доказывания не рассматриваются, что обосновано подвергнуто критике: «Такой подход представляется непродуктивным и существенно осложняет и без того сложные вопросы теории доказательств»¹¹⁸. Так, например, М.А. Сильнов утверждает, что понятие «средство» подразумевается только как какое-либо действие, в доказывании – как способ получения доказательства, а само доказательство признает как результат действий при выборе определенного способа. Кроме того, отметим также, что среди практических работников правоохранительных органов 34 % опрошенных сотрудников указывают на средства доказывания подобным образом, т.е. признают под таковыми лишь процессуальные способы получения доказательств. На наш взгляд, такой подход не вполне обоснован, непродуктивен и однозначен. Совершенно справедливо в этом отношении высказался З.З. Зинатуллин: «…термин «средства доказывания», в том числе и уголовно-процессуального, должен применяться для обозначения многогранного понятия»¹¹⁹.

Таким образом, обобщая изложенное, отметим, что средства доказывания - это орудия, с помощью которых осуществляется доказывание по уголовному делу (доказательства, доказательственная информация и содержащий ее материальный объект), а также регламентированные уголовно-процессуальным законом способы их получения.

Обозначенные средства доказывания не исчерпывают весь их перечень. Существенный вклад в разработку понятия «средства доказывания» внесла Т.З. Егорова, добавив к вышеперечисленным средствам доказывания новые, не рассматриваемые в этом качестве ранее: «Значительно меньшее внимание в литературе уделено другим средствам доказывания, в том числе результатам применения оперативно-розыскной деятельности, общеизвестным и преюдициально установленным фактам и правовым презумпциям»¹²⁰.

Однако, несмотря на это, Т.З. Егорова только перечислила указанные средства доказывания, определив для них лишь классификацию на отдельные группы по роли и значимости в уголовно-процессуальной деятельности, где «безусловная пальма первенства принадлежит органично взаимосвязанным между собой средствам доказывания, каковыми являются доказательства, их источники и способы собирания доказательств»¹²¹.

Аналогичным образом средства доказывания представила О.В. Левченко: «Понятие «средства доказывания» хотя и включает в свое содержание доказательства, но является более ёмким по сути, содержащим большее количество категорий доказательственного права. К средствам доказывания по уголовному делу относятся, кроме доказательств, законные презумпции, преюдиции, результаты оперативно-розыскной деятельности, общеизвестные факты. Такой «набор» средств доказывания позволяет субъекту доказывания по делу использовать довольно большой спектр возможностей достижения истины как цели доказывания»¹²².

Таким образом, несмотря не существенный вклад в развитие понятия «средства доказывания», указанные авторы не обозначают категорию, к которой необходимо отнести такие средства доказывания, как результаты оперативно-розыскной деятельности, общеизвестные и преюдициально установленные факты, правовые презумпции; не описывают теоретическую сущность данной категории и место среди традиционных средств доказывания, что представляет интерес для дальнейшего исследования.

Необходимо, однако, отметить разработанную О.В. Левченко достаточно подробную и детальную характеристику признаков средств доказывания, наличие которых позволяет использовать их в уголовно-процессуальном доказывании. Таковыми являются следующие признаки¹²³:

1. 1. Все средства доказывания должны носить правовой характер, то есть, как правило, иметь закрепление в нормах права.

   2. Средства доказывания должны применяться в процессе доказывания только субъектом доказывания и только в порядке, регламентированной законом.

   3. Средства доказывания, полученные с нарушением закона, признаются недопустимыми и из доказывания исключаются, так как лишаются юридической силы.

   4. Средства доказывания должны четко и правильно отражать обстоятельства, входящие в предмет доказывания, то есть они должны быть достоверны.

   5. Средства доказывания должны быть в необходимой совокупности, которая позволила бы разрешить уголовное дело.

Итак, подводя итог данному параграфу диссертационного исследования, отметим, что при определении средств доказывания необходимо использовать комплексный подход, основанный на этимологическом значении термина «средство». С учетом этого, к средствам доказывания необходимо относить доказательства и способы их получения, результаты ОРД, презумпции, преюдиции и общеизвестные факты. Обозначенные средства доказывания целесообразно, на наш взгляд, рассмотреть с позиции системного подхода, поскольку они связаны между собой объективно существующими связями, образуют структуру, взаимообусловлены, и данный подход позволит, на наш взгляд, выявить не рассматриваемые до настоящего времени как общие системные, так и особенные признаки и свойства каждого средства доказывания.

Известный ученый-процессуалист П.А. Лупинская относительно системного подхода совершенно справедливо указывала: «Выделение и описание системообразующих факторов позволяют всесторонне рассмотреть конкретное явление, заглянуть дальше «явной очевидности» конкретных фактов, установить их внутреннюю связь и взаимозависимость, проанализировать характер, тип такой связи»¹²⁴

 

 

 

2.2. Система средств доказывания по уголовным делам

 

«Только в системе проявляются сверхчувственные свойства и качества элементов, входящих в систему, не переставая при этом быть личными (элементу принадлежащими) свойствами и качествами», – отмечает в своем исследовании выдающийся ученый-криминалист В.К. Гавло¹²⁵, впервые предложивший использовать системный подход к исследованию различных уголовно-правовых явлений. Суть предложенного им еще в шестидесятых годах прошлого столетия методологического подхода состоит в рассмотрении криминалистической характеристики преступления и следственной ситуации как разновидностей весьма динамичных, изменяющихся в пространстве и времени систем.

Применяемый В.К. Гавло системный подход позволил ему четко отделить друг от друга и упорядочить все элементы следственной ситуации, а также подвергнуть обоснованной критике методологический подход, предложенный в свое время Р.С. Белкиным, который выделял в следственной ситуации компоненты информационного, психологического, процессуально-тактического, материального и организационно-технического характера.

На наш взгляд, следует согласиться с точкой зрения В.К. Гавло, полагающего, что такая позиция является чрезмерно широкой, «…Ею охватываются не равнозначные по своей сущности компоненты, которые лежат за пределами «узла» следственной ситуации. То есть, той ее содержательной части, первоосновы, которая несет главную доказательственную и иную информацию, представляет совокупность фактических признаков деяния в их истинном правовом значении о происшедшем и расследуемом событии преступления, лице, его совершившем, и других обстоятельствах предмета доказывания. Лишь система фактических и иных данных действительно «диктует» следователю алгоритм выполнения задачи, показывая ход и отражая состояние расследования, независимо от того, болен следователь или утомлен, есть ли у него в производстве дела или нет, квалифицированный ли эксперт работает с ним или не очень и т.д. Эти факторы (условия), безусловно, имеют место в реальной действительности, могут оказать влияние на расследование (затормозить, ускорить), создать затруднительное положение, но они - не главные и лежат за пределами внешнего и внутреннего воздействия ситуации расследования как криминалистической категории»¹²⁶.

Итак, значимость системного подхода очевидна. Попытаемся использовать системный подход применительно к средствам доказывания.

Система (от греч. systema – составленное из частей, соединение) представляет собой совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях между собой и образующих определенную целостность, единство¹²⁷. Система обладает рядом основных характеризующих её признаков. Основными признаками системы целесообразно считать: интегративность, обладание ресурсами, наличие элементов, наличие структуры системы, наличие цели, ограниченность системы, самоорганизация, управление, развитие системы, коммуникативность, связь с внешней средой¹²⁸. Рассмотрим более подробно каждый из указанных признаков применительно к взаимосвязанным и взаимообусловленным средствам доказывания, определим их наличие или отсутствие, в результате чего обоснуем, либо напротив – не сможем обосновать взаимосвязь средств доказывания как системы.

Первым системным признаком, присутствующим в структуре средств доказывания, является интегративность. Данный признак, по мнению многих ученых, является основополагающим в понятии «система», представляет собой «основной «технический» механизм системообразования»¹²⁹. В структуре средств доказывания этот признак объединяет все вышеуказанные элементы не просто в их суммарную совокупность, а в новую целостность, обладающую новым качеством, отличным от свойств и качеств образующих ее элементов. В результате взаимодействия и взаимосвязи элементов нашей структуры средств доказывания образуется новое свойство – установление обстоятельств дела, не присущее исходным элементам. Интегрирующим компонентом здесь будет являться правовая среда, а конкретнее – доказательственное право. Кроме того, полагаем, интегрирующим компонентом будет являться индивидуальная мыслительная деятельность субъектов доказывания, что более подробно рассмотрим далее.

Действительно, если рассматривать взаимодействие элементов указанной структуры вне правового поля доказательственного права, то их функционирование будет осуществляться совершенно иначе и результат будет совершенно другим. Доказывание преступления в таком случае сразу же превращается в познание события преступления, которое мы рассматривали ранее, причем следственные и процессуальные действия становятся поисково-познавательными и организационными действиями соответственно; смысловая нагрузка каждого средства доказывания вне уголовного процесса не имеет значения для уголовного дела. Другими словами: появляются иные свойства – особенности познания преступления, а не доказывания, что, естественно, отразится на результате познавательной деятельности.

Индивидуальная мыслительная деятельность субъектов доказывания, в свою очередь, представляет собой также системный интегрирующий компонент, однако в отличие от правовой среды, которая является лишь условием функционирования системы, индивидуальная мыслительная деятельность является своеобразным «двигателем», основой взаимодействия всех компонентов структуры процесса доказывания. От эффективности мыслительной деятельности субъектов доказывания, выбора верного направления, продуманности хода расследования и отдельных следственных действий будет зависеть результат доказывания по уголовному делу в целом. Кроме того, от того, насколько развито мышление субъекта доказывания, будет зависеть быстрота, качество и достоверность устанавливаемых обстоятельств уголовного дела, правильность и обоснованность выбора и проведения определенного процессуального действия. Совершенно верно, полагаем, по этому поводу заметил О.Я. Баев: «…закон нужно исполнять не только неукоснительно, но и осмысленно»¹³⁰. Рассмотрим содержание индивидуальной мыслительной деятельности в уголовном процессе, её функциональную роль в системе средств доказывания.

Под мышлением в научной литературе понимается один из самых сложных психических процессов. Содержанием этого процесса является осуществляемый личностью абстрактный, обобщенный анализ изучаемого объекта в форме представлений, суждений и понятий¹³¹. На основе данного анализа субъект познания получает знания о действительности с представлениями, понятиями и выводами¹³².

В системе средств доказывания результатом индивидуальной мыслительной деятельности будет являться знание о преступлении в целом, либо о конкретных его сторонах. При этом каждое преступление содержит в себе индивидуальный, не повторяющийся блок информации, а значит мыслительная деятельность присутствует при расследовании преступлений всегда. Прецедента при расследовании преступления, как и абсолютно одинаковых преступлений, быть не может, они отличаются множеством таких факторов, как место, способ, время, пространство, лица, совершающие преступление и т. д. При расследовании, рассмотрении и разрешении уголовного дела все эти факторы учитываются, осмысливаются и формируются в умозаключениях, а далее – в принятии решения. Исключение могут составлять только преюдиции, содержащие обстоятельства, не требующие мыслительной деятельности для своего установления, дополнительной проверки и исследования. Во всех остальных случаях мыслительная деятельность субъектов доказывания обособленна и индивидуальна. Рассмотрим содержание индивидуальной мыслительной деятельности применительно к уголовному процессу.

Мыслительную деятельность (или механизм принятия решения) в уголовном судопроизводстве П.А. Лупинская представляет как государственно-властную, психологическую, интеллектуально-волевую и формально-логическую деятельность¹³³.

Государственно-властный характер принятия решения, по ее мнению, заключается в нормативном предписании, которое регулирует путь к решению и виды решений.

Интеллектуально-волевой характер принятия решения, в свою очередь, проявляется соответственно в интеллектуальном и волевом моментах мыслительной деятельности. Интеллектуальный момент заключается в обнаружении, исследовании, проверке доказательств, выдвижении версий, разработке плана расследования, определении тактики и методики исследования. В свою очередь, волевой момент заключается в убеждении и уверенности в правильности проведения оценки доказательств; в соответствии обстоятельств, положенных в основу решения требованиям закона; в соответствии избранного решения правовому предписанию. Добавим также, что волевой момент может заключаться и в борьбе мотивов при принятии какого-либо решения и его выборе среди других. Однако, на наш взгляд, волевой момент является частью психологического, и выделение его как отдельного не представляется необходимым.

Формально-логическая же сторона представляется указанным ученым как умозаключение, в котором конкретные факты (обстоятельства дела) подводятся под норму права: фактическая и юридическая сторона сопоставляются и делается определенный вывод¹³⁴.

Нетрудно заметить, что характеристика интеллектуально-волевого момента П.А. Лупинской, обозначенная выше, а именно: «соответствие обстоятельств, положенных в основу решения требованиям закона» – похожа на представленную ею характеристику формально-логической стороны. На наш взгляд, это вызвано попыткой разделить форму и содержание единого целого. Как представляется, содержанием мыслительной деятельности является интеллектуальный момент, а формой выражения интеллектуального момента – формально-логические приемы. Резюмируя вышеизложенное, можно утверждать, что мышление субъекта доказывания содержит в себе индивидуальную интеллектуальную деятельность, выражающуюся в формально-логических приемах и имеющая характер ограниченности нормативными рамками.

Кроме того, на содержание индивидуальной мыслительной деятельности в уголовном процессе, выражающейся в принятии процессуального решения, влияют такие объективные факторы, как властный характер и особые субъекты, уполномоченные на применение права; особые поводы и основания к возникновению правоприменительной деятельности и принятию решений; индивидуальный характер правовых предписаний, содержащихся в решении; процессуальная урегулированность правоприменительной деятельности и формы правоприменительного акта (постановление, определение, приговор); волевое содержание, выраженное в решении как акте реализации субъектом, принимающим решение, индивидуальной мыслительной деятельности (См. напр.: ст. 40 Федерального закона РФ «О прокуратуре Российской Федерации»; ст. 3, 4, 8 Федерального закона РФ «О статусе судей в Российской Федерации»; Кодекс судейской этики, утвержденный Всероссийским съездом судей 2 декабря 2004 г.)¹³⁵.

Отметим также, что индивидуальность мыслительной деятельности проявляется не только в обособленности каждого предмета познания при расследовании, но также и индивидуальностью познающего субъекта. Так, факторами, отражающими такую индивидуальность, можно считать опыт и качество знаний как теоретических, так и практических; личные деловые и профессиональные качества субъекта доказывания; ценностно-личные установки и осознание общественной значимости деятельности по раскрытию и расследованию преступлений¹³⁶.

В.В. Ильин по этому поводу отмечает: «…познание оперирует некоторым срезом предмета, представленным в ценностно-окрашенном пространстве смыслов, координатами которого выступают для каждого конкретного случая специально устанавливаемые субъективно значимые значения параметров объективной реальности»¹³⁷. Отдельные требования, отражающие такие факторы, закреплены законодателем, например: возраст, образование, стаж работы, нравственные качества¹³⁸. И это не случайно, так как законодатель устанавливает правоприменительное усмотрение, возможность правоприменителю искать и выбирать оптимальное решение. В связи с этим субъективным факторам, влияющим на индивидуальную мыслительную деятельность, должно отводиться серьезное внимание в кадровой работе с судейским корпусом, прокурорами, следователями и дознавателями.

Учитывая вышеизложенное, можно сделать вывод о том, что индивидуальная мыслительная деятельность, применительно к уголовному процессу, подразумевает под собой осуществляемый субъектом доказывания, в соответствии с нормами доказательственного права, анализ как сведений о преступлении, так и доказательств, их сопоставление между собой и относительно предмета доказывания, а также принятие на основе этого уголовно-процессуальных решений (выделено диссертантом). Таким образом, понятие индивидуальной мыслительной деятельности субъекта доказывания, отражающее основные его категории, определено. Однако нераскрытым остался сложный вопрос о том, каким именно образом осуществляется анализ, сопоставление или принятие решения, обозначенные в определении.

Структурно сам познавательный процесс определяется большинством авторов как система субъект-объектных отношений. На пути познания от субъекта к объекту выстраивается гносеологический ряд, по мере прохождения этапов которого достигается получение знаний об исследуемом объекте. Применительно к уголовному судопроизводству каждый этап гносеологического ряда можно охарактеризовать как получение доказательственного факта, учитывая который познающий субъект приближается к получению знаний о исследуемом объекте – предмете доказывания. Доказательственные факты при этом можно назвать первоначальными объектами познания. Получение каждого доказательственного факта подразумевает под собой взаимодействие структурных элементов отдельного акта познания. Такое взаимодействие осуществляется через практику, в доказывании – через следственные и процессуальные действия.

Представляет интерес в этом отношении разработанная Б.М. Кедровым схема акта познания¹³⁹ (рис. 5), где первоначально материальная практика (Р) порождает теорию (Т), а теория находит приложение своих результатов в практике, обогащает практику, удовлетворяет ее потребности и тем самым как бы возвращается к практике на новой, более высокой базе знаний.

S [P-T-P1]O

Рисунок 5 – Акт познания

В доказывании данная схема проявляется в планировании первоначальных следственных действий, разработке на основе полученных данных в результате их проведения плана предварительного расследования конкретного уголовного дела и его осуществление.

И.Я. Лойфман разрабатывает эту концепцию подробнее и вводит в нее в качестве структурного компонента образ. Гносеологическая модель приобретает следующий вид¹⁴⁰:

Рисунок 6 – Гносеологическая модель процесса познания

Введение компонента «образ» подразумевает предположение субъекта познания о возможном результате процесса познания, наличие у него установок на получение какого-то определенного результата, ожидание этого результата. Применительно к уголовному процессу, считаем необходимым отметить, что наличие данного компонента «образ», к сожалению, также присутствует. Это проявляется, например, при вынесении приговора судом. Обвинительный уклон судей при вынесении приговора отмечается во многих работах как ученых, так и практиков¹⁴¹.

Так, например, председатель Верховного суда РФ В.М. Лебедев указывает на то, что в судебном разбирательстве зачастую не соблюдаются равенство и состязательность, право на защиту и презумпция невиновности: «Это принципы нашего правосудия, они прописаны в законах и должны соблюдаться, но эти права, как показывает практика, чаще всего нарушаются, … наши суды часто, по старинке, верят прокурору, или по крайней мере более снисходительны к обвинению, но это уже не правосудие. И с этим надо бороться»¹⁴².

Кроме того, по данным судебного департамента Российской Федерации количество оправдательных приговоров за последнее десятилетие составляет всего 0,8 % по отношению к обвинительным, да и то за счет присяжных заседателей¹⁴³. Полагаем, что такой показатель не означает безукоризненной работы правоохранительных органов, напротив, это показатель обвинительного уклона Российского уголовного процесса.

Более того, по статистическим данным, этот показатель совсем незначительно отличается от аналогичного показателя последнего десятилетия существования СССР, который в среднем составлял 0,3 % от общего числа подсудимых¹⁴⁴. Причин этому немало, причем они носят самый различный характер, обусловленный как нормативно-правовыми предпосылками, так и социальными, ведомственными, личностными и др.¹⁴⁵ Очевидно, что совершенствование деятельности правоохранительных органов еще очень далеко от своего конструктивного завершения.

Итак, рассмотренную ранее модель гносеологического ряда с получением первоначального объекта (доказательственного факта) можно назвать моделью первого уровня.

Моделью же второго уровня будет являться получение объекта, основанное не на практике, а посредством применения формально-логических приемов, путем вывода доказательственного факта, исходя из предшествующих, уже полученных ранее доказательственных фактов.

Наглядно данный тезис можно изобразить следующим образом:

 

 

Рисунок 7 – Гносеологическая модель процесса познания второго уровня

Отметим, что в представленной модели второго уровня основанием для установления нового доказательственного факта может являться не два, а гораздо большее количество уже полученных таких фактов. Совокупность же всех моделей как первого, так и второго уровня, при условии их наличия, приводят к завершению гносеологического ряда, а именно к установлению основного объекта познания – предмета доказывания.

Вызывает научный интерес, и мы считаем это необходимо отметить, представление гносеологического ряда В.А. Лазаревой в виде пирамиды¹⁴⁶. Основанием пирамиды данный ученый называет элементарные акты доказывания, а вершиной – вывод о виновности лица в преступлении; пространство между ними заполняют выводы, синтезируемые из элементарных актов доказывания, объединяемых в доказательственные комплексы.

С учетом этого, а также разработанных нами моделей, такой гносеологический ряд (в простейшей его форме – вывод формулируется из двух объектов) примет следующий вид:

Рисунок 8 – Гносеологический ряд процесса познания при доказывании

Подводя итог изложенному, отметим, что роль индивидуальной мыслительной деятельности в процессе доказывания значительна, более того, она является его основой и интегрирует в себе все средства доказывания. Без обозначенной системной роли индивидуальной мыслительной деятельности (функция мышления), как, в принципе, и без системной роли каждого средства доказывания, система средств доказывания функционировать не может. С индивидуальной мыслительной деятельности начинается процесс познания преступления при доказывании, направленный на установление обстоятельств уголовного дела и осуществляемый при проведении практических познавательных мероприятий, а именно: следственных и иных процессуальных действий – и получения с их помощью доказательств.

Следующая системная характеристика – обладание ресурсами. Как известно, концепция «черного ящика» в системном подходе подразумевает под собой наличие входных и выходных элементов. На входе элементы, или ресурсы, имеют первоначальный вид, а на выходе, вследствие функционирования системы, получают иной вид, нетождественный первоначальному. Ресурсами обосновываемой системы средств доказывания является информация о преступлении, полученная из различных источников. Источниками такой информации или сведений могут быть, как мы рассматривали это выше, различные объекты материального мира как уже исследованные в процессе какой-либо деятельности, так и неисследованные. Источники сведений, или ресурсы обосновываемой нами системы, также представляют собой то, с помощью чего осуществляется доказывание по уголовному делу.

Рассматривая данный аспект, снова обратимся к обозначенному выше ученым-процессуалистом Ю.К. Орловым уровню доказывания – доказыванию-познанию. Доказывание-познание, по его мнению, представляет собой деятельность по получению информации об устанавливаемых фактах и включает рассмотренные нами ранее понятия «познание преступления» и «познание при доказывании», в связи с чем познание каких-либо фактов по уголовному делу происходит как в процессуальной форме, так и вне процессуальной формы, при так называемом предварительном (доэкспертном) исследовании вещественных доказательств, путем наблюдения за поведением обвиняемого или других лиц, расспроса возможных очевидцев преступления, изучения самых различных материалов, возможно содержащих информацию о преступлении и т.д. Однако в том или ином случае доказывание-познание всегда направленно на изучение объектов материального мира, как исследованных в процессе какой-либо деятельности, так и неисследованных¹⁴⁷. В связи с этим можно сделать вывод о том, что объекты материального мира, являющиеся источниками сведений о преступлении, также являются средством доказывания по уголовному делу, дополняют рассматриваемые элементы системы.

Следующим системным признаком, который необходимо исследовать, является признак «наличия элементов». С понятием «система» самым непосредственным образом связано понятие элемента, который представляет собой не просто часть предмета или процесса, а такой компонент, который выполняет относительно самостоятельную функцию и тем самым позволяет системе в целом реализовать ее общую функцию¹⁴⁸. К средствам доказывания, в широком их понимании, на наш взгляд, необходимо отнести нормы доказательственного права, которые регламентируют порядок получения, фиксации, проверки, оценки и использования этих средств, облачая их в процессуальную форму. В узком смысле средствами доказывания являются: источники сведений¹⁴⁹; способы получения информации – следственные и процессуальные действия; доказательства.

Наличие элементов системы обусловливается их логичной и последовательной взаимосвязью. Для получения доказательств необходимы средства доказывания – следственные действия, направленные на источники сведений. После воздействия на источники сведений образуются источники доказательств, несущие в себе сведения, с помощью которых устанавливаются обстоятельства уголовного дела.

Все процессы, обозначенные выше, осуществляются при непосредственном воздействии еще одного, важнейшего интегрирующего элемента рассматриваемой системы, а именно – мыслительной деятельности, которая пронизывает все остальные элементы, является «запускающим механизмом» системы и абсолютно всегда сопряжена с необходимостью учета норм доказательственного права.

Таким образом, системный признак – наличие элементов в рассматриваемой структуре представлен. Подробному анализу каждого из перечисленных элементов системы будет посвящена третья глава нашего исследования.

Важным системным признаком является наличие структуры системы. Под структурой обычно понимается качественно определенный, относительно устойчивый порядок внутренних связей и отношений между подсистемами и элементами внутри системы¹⁵⁰. Так как исследователя могут интересовать различные отношения между элементами и подсистемами, то структурное представление системы может быть различным – на различном уровне детализации¹⁵¹. Говоря об обосновываемой нами системе средств доказывания, можно выделить несколько структур: организационную структуру, отражающую отношения координации, субординации, детерминации; функциональную структуру, отражающую функциональные связи между элементами и подсистемами; информационную структуру, характеризующую информационные связи между элементами и подсистемами. Итак, рассмотрим подробнее перечисленные виды структур.

В организационной структуре основные отношения элементов могут быть следующих видов: отношения координации, субординации, детерминации. Все эти отношения проявляются в обосновываемой нами системе средств доказывания, что обусловлено нормами доказательственного права. Отношения координации проявляются в согласовании и распределении функций между элементами, в согласовании и подчинении их функции системы: координирующими элементами в системе средств доказывания являются мыслительная деятельность, информация о преступлении из непроцессуальных источников (имеется ввиду понятие «познание преступления», о котором мы говорили выше), а также правовая регламентация системы средств доказывания, т.е. нормы доказательственного права; отношения субординации – это отношения подчиненности и соподчиненности, которые проявляются в подчиненности элементов системы мыслительной деятельности и правовой регламентации; отношения детерминации – это отношения заданности, проявляющиеся в обосновываемой нами системе также в индивидуальной мыслительной деятельности (к примеру, принятый алгоритм расследования преступления следователем или дознавателем) и в законодательной регламентации всех процессуальных действий.

Что касается функциональной структуры обосновываемой нами системы, то она выражена функцией мышления субъекта доказывания, функцией законности, продиктованной УПК РФ, а также функцией исполнения действий («поисковых», «собирающих», «проверяющих» и «фиксирующих» источники сведений и доказательства). Остановимся подробнее на функции мышления, как основной, на наш взгляд, среди перечисленных. Связи данной функции направлены на все составляющие подсистемы и элементы обосновываемой системы. С начала процесса доказывания данные связи распределяются следующим образом: первоначально связь функции мышления направлена на источник сведений (носителя информации), что отражает его поиск и выявление; затем связь функции мышления направлена на практические действия от источника сведений, что, в свою очередь, отражает производство субъектом доказывания активной мыслительной деятельности по определению тактики и методики расследования, определению его основного направления, разработке версий совершения преступлений и, в конечном итоге, выбор комплекса следственных и процессуальных действий, необходимых в расследовании конкретного преступления. Однако необходимо отметить, что разработка такого комплекса происходит не только на основе источника сведений, но и на основе уже полученных доказательств.

Далее связь функции мышления от комплекса следственных и процессуальных действий направлена к источнику сведений, что отражает сопровождение практических действий следователя (дознавателя) мыслительной деятельностью. Производство следственных действий – это не только механическое исполнение закона, но также много раз обдуманное и осуществляемое с целью максимального извлечения доказательственной информации из источников сведений, что без мышления, конечно, невозможно.

Далее из источников сведений посредством функции мышления отбираются доказательства: источники и сведения, содержащиеся в них. Также отметим еще один немаловажный момент: функция мышления связана с основой, фундаментом всей обосновываемой системы – нормами доказательственного права, с самого начала и до самого завершения процесса доказывания.

Функциональная структура тесно связана с информационной; более того, посредством функциональной структуры возникает информационная структура, представляющая собой каналы связи, по которым происходит перемещение потоков информации, в нашем случае – доказательственной информации. Данная структура в каждом определенном случае (в конкретном преступлении) будет своеобразна и индивидуальна. Потоки информации будут различны, неоднородны, что обусловлено невозможностью совершения двух совершенно идентичных преступлений. Механизм следообразования в каждом преступлении является особенным (индивидуальным), что и вызывает неоднородность потоков информации в информационной структуре. Данные потоки различаются своей качественной составляющей, не являются одинаковыми и всегда достоверными; в информационной структуре может присутствовать и дезинформация.

В общем и целом обозначенные выше основные структуры также имеют, на наш взгляд, свою строгую иерархию. Так, основополагающей структурой можно назвать организационную структуру, она является основой для функциональной структуры, представляющей, в свою очередь, количественную и качественную основу информационной структуры.

Схематично данную взаимосвязь можно изобразить следующим образом:

Рисунок 9 – Структурная взаимосвязь системы средств доказывания

Следующей системной характеристикой является наличие цели системы. Понятие цели и связанные с ним понятия целесообразности, целенаправленности лежат в основе развития системы¹⁵². Каждая подсистема и элемент системы выполняют свою определенную функцию, однако все эти функции выполняются для осуществления общей цели, которая определяет основополагающие направления деятельности системы. Данная системная характеристика присутствует в каждой системе и является ее обязательным признаком. Такая цель четко прослеживается в структуре средств доказывания. Исходя из цели доказывания, подробно рассмотренной в параграфе 1.2, целью обосновываемой нами системы также является установление объективной истины по уголовному делу. Рассматривая системную характеристику цели системы, отметим также, что некоторыми авторами смысловая нагрузка признака цели не вполне обоснованно заужается. Так, например, В.К. Зникин полагает, что целевыявление системы отвечает на вопрос: «что должна сделать система для разрешения проблемной ситуации»¹⁵³. Полагаем, решение проблемной ситуации может являться системной целью, однако такая цель не является императивно единственной. Более того, данный автор утверждает: «Объективной основой формирования системы является проблемная ситуация, т.е объективная ситуация, в которой для достижения определенного состояния (уголовно-процессуальные доказательства) нет необходимых средств (результаты ОРД) в определенном пространственно-временном интервале…, в нашем случае проблемная ситуация выглядит следующим образом: результаты оперативно-розыскной деятельности не тождественны уголовно-процессуальным доказательствам, но автор утверждает, что могут быть таковыми при их высоком качестве (достаточности, относимости и допустимости)»¹⁵⁴. Полагаем, что рассуждая подобным образом, системой можно назвать решение любой проблемной ситуации, однако как не старайся – простой алгоритм действий¹⁵⁵ и взаимосогласованную, взаимообусловленную и взаимосвязанную систему отождествить не получится. Однако указанный автор пытается это осуществить, применяя системный подход к преобразованию результатов ОРД в доказательства. Оперативно-розыскная и уголовно-процессуальная деятельность представляют собой самостоятельные и крупные системы, а трансформация результатов ОРД в доказательства является взаимодействием двух таких систем, выделение третьей системы, предложенной В.К. Зникиным системы перехода результатов ОРД в форму уголовно-процессуальных доказательств, перехода избыточности оперативной информации в достаточность уголовно-процессуальных доказательств, представляется не вполне обоснованным.

Следующая системная характеристика – самоорганизация – также присутствует в обосновываемой системе средств доказывания и обусловлена уголовно-процессуальными нормами. Под самоорганизацией понимается целенаправленный процесс, в ходе которого создается, воспроизводится или совершенствуется организация сложной динамической системы¹⁵⁶. Примерами самоорганизации могут послужить: возвращение дела на дополнительное расследование (п. 15, ч. 2 ст.37 УПК РФ и п. 2, ч. 5 ст. 439 УПК РФ; п. 11, ч. 1 ст. 37; ч. 6 ст. 162 УПК РФ) или пересмотр дел в порядке апелляции, кассации, надзора; по новым и вновь открывшимся обстоятельствам и др., когда обосновываемая нами система дает «сбой», но необходимая самоорганизация для дополнительного ее функционирования предусмотрена основой системы – законодательством. Кроме того, по нашему мнению, признаком самоорганизации в обосновываемой системе средств доказывания и можно считать обусловленность процесса доказывания конкретной следственной ситуацией. Совершенно верно, по этому поводу, отмечает в своем исследовании В.К. Гавло: «Особенность следственной ситуации обусловлена тем, что она сама является результатом познавательной деятельности по расследованию преступлений, но таким результатом, который включается в содержание деятельности и детерминирует ее последующую направленность и избирательность. Такое свойство, как известно из теории систем, является точным признаком самоорганизующихся систем»¹⁵⁷.

Еще один системный признак – признак управления – присутствует в рассматриваемой структуре средств доказывания в нескольких аспектах. Управление всеми элементами обосновываемой системы осуществляется непосредственно на предварительном расследовании следователем и дознавателем. Кроме того, в управление рассматриваемой системы может вступать прокурор, осуществляющий надзор за процессуальной деятельностью органов дознания и органов предварительного следствия (ч. 1 ст. 37 УПК РФ), а также суд, определяющий возможность проведения ряда следственных и процессуальных действий (ч. 2, ст. 29 УПК РФ). В судебном производстве управление осуществляется непосредственно судом.

Следующий системный признак – «развитие системы» – является, на наш взгляд, неотъемлемой составляющей обосновываемой системы. Данный признак, по нашему мнению, проявляется с введением новых теоретических разработок ученых в области уголовного процесса, криминалистики, судебной экспертизы и т.д. в связи с совершенствованием практики раскрытия и расследования преступлений, а также в связи с совершенствованием законодательства, регламентирующего раскрытие и расследование преступлений.

Что касается признака коммуникативности, то он выражается во взаимодействии открытой системы на ее входах и выходах с внешней средой. Обосновываемая нами система носит открытый характер и активно взаимодействует с внешней средой; более того, доказывание подразумевает под собой такое взаимодействие и основывается на этом взаимодействии. Вход обосновываемой системы характеризуется взаимодействием с источником сведений и его познанием, а выход – установлением объективной истины либо приостановлением предварительного расследования.

Таким образом, резюмируя изложенное, можно сделать вывод о том, что рассматриваемая нами структура взаимосвязанных и взаимообусловленных средств доказывания обладает системными признаками, более того, их взаимосвязь определяет новое свойство, не являющееся простой суммой свойств отдельных элементов, а именно – установление обстоятельств уголовного дела в закрепленном уголовно-процессуальном законе и имеющем юридические последствия порядке. В связи с этим считаем, что средства доказывания представляют собой хорошо организованную и полноценную систему¹⁵⁸.

Кроме того, отметим, что обоснованная нами система средств доказывания в уголовном судопроизводстве является сложной, так как она состоит из элементов разных типов и обладает разнородными связями между ними¹⁵⁹. Отдельным признаком сложной системы является наличие достаточно самостоятельных подсистем, имеющих свои цели функционирования и решающих свои задачи. Такими подсистемами в указанной системе являются подсистема источников сведений (носителей информации), подсистема следственных действий, а также подсистема индивидуальной мыслительной деятельности.

Таким образом, в заключение второй главы диссертации, отметим, что выявленные в первой главе особенности процесса познания при доказывании определяют структуру средств доказывания, его гносеологическую основу. Структура средств доказывания обладает системными признаками, исследование которых позволяет сделать вывод о том, что данная структура является системой. При исследовании обозначенной структуры с позиции системного подхода, стало очевидно, что к средствам доказывания, наряду с доказательствами и способами получения доказательств, относятся также источники сведений, а индивидуальная мыслительная деятельность субъектов доказывания является интегрирующим компонентом системы. С учетом этого мы пришли к следующему выводу: познавательная деятельность при доказывании осуществляется системно, во взаимосвязи и взаимообусловленности средств доказывания, исследованию содержания и системной роли которых посвятим следующую главу диссертации.

ГЛАВА 3. СОДЕРЖАНИЕ ЭЛЕМЕНТОВ СИСТЕМЫ СРЕДСТВ

ДОКАЗЫВАНИЯ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ: СУЩНОСТЬ,

ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ, СИСТЕМНАЯ РОЛЬ

 

3.1. Доказательства по уголовным делам

 

На первый взгляд, понятие «доказательство», как таковое, в силу очевидности явления, не нуждается в дополнительном исследовании – ведь доказательство представляет собой то, с помощью чего можно подтвердить доказываемое положение. Однако это всего лишь один, примитивный, уровень понимания этого на самом деле весьма сложного и объемного понятия, с определением которого связана разработка различных моделей и теоретических положений. В этом отношении представляет интерес мнение Н.А. Терновского: «Вопрос о доказательствах – самый трудный отвлеченный вопрос. Это собственно не юридический вопрос. Он принадлежит к области логики и антропологии, а корнями своими упирается на почве философской»¹⁶⁰. Вместе с тем, понятие «доказательство» является одним из ключевых для теории доказывания и доказательственного права, что обусловливает необходимость его детальной разработки и подробного однозначного истолкования применительно к науке и практике уголовного процесса. Однако среди ученых-процессуалистов до сих пор нет единого мнения относительно сущности доказательства. Рассмотрим развитие представлений о данном понятии, процесс его формирования и становления доказательства для уяснения гносеологического содержания и функциональной роли доказательств в системе средств доказывания по уголовным делам.

Последовательно, для начала, рассмотрим развитие понятия «доказательство» в законодательстве: российском досоветском, советском и современном. Устав уголовного судопроизводства России 1964 г. содержал лишь понятие «следственные действия», а что следует понимать под доказательством, несмотря на его неоднократное упоминание в тексте данного законоположения, не раскрывалось. Однако ряд норм Устава, на наш взгляд, косвенно все же определяли данное понятие. Так, п. 4 ст. 46 Устава содержал формулировку «свидетели или иные доказательства…», что дает основание полагать о понимании доказательства законодателем того времени как объекта материального мира, доказательством признаются не показания свидетеля, а сам свидетель. Это также подтверждает ст. 47 Устава, определяющая, что «при недостаточности доказательств, подтверждающих обвинение, мировой судья может поручить местной полиции собрать все необходимые по делу сведения». Здесь ясно указано, что доказательства – это не сведения. Статья 371 Устава, в свою очередь, содержала понятие вещественных доказательств: «вещественные доказательства, как-то: поличное, орудие, коим совершено преступление, подложные документы, фальшивые монеты, окровавленные или поврежденные предметы и, вообще все найденное при осмотре места, при обыске или выемке и могущее служить к обнаружению преступления и к улике преступника», другими словами под вещественными доказательствами понимались объекты материального мира, обладающие признаками относимости.

Несколько другой подход относительно доказательств содержали УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. (ст. 58 и ст. 62 соответственно). В соответствии с данными законоположениями «доказательствами являются показания свидетелей, заключения экспертов, вещественные доказательства, протоколы осмотров и иные письменные документы и личные объяснения обвиняемого». То есть доказательства – это уже не просто объекты материального мира, а объекты, отобранные в соответствии с установленными требованиями и облаченные в процессуальную форму. Игнорирование законодателем определений доказательства в указанных законоположениях явилось причиной самой различной трактовки данного понятия учеными процессуалистами.

Некоторую ясность в данном аспекте законодатель внес в Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г., где под доказательством понимались «любые фактические данные, на основе которых в определенном законом порядке орган дознания, следователь и суд устанавливают наличие или отсутствие общественно опасного деяния, виновность лица, совершившего это деяние, и иные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела. Эти данные устанавливаются показаниями свидетеля, показаниями потерпевшего, показаниями подозреваемого, показаниями обвиняемого, заключениями эксперта, вещественными доказательствами, протоколами следственных и судебных действий и иными документами». Как мы можем заметить, к источникам доказательств, установленных предыдущим законоположением, добавляется термин «фактические данные», который в дальнейшем трактуется учеными-процессуалистами в самых различных вариантах, что является следствием, на наш взгляд, методологической неточности интерпретируемых понятий, сущность которой попытаемся раскрыть.

Так, Ю.К. Орлов, рассматривая историческую преемственность представлений понятия «доказательство», не разделял их с учетом различной трактовки учеными термина «факт», утверждая, что, «несмотря на многозначность термина «факт» в философии, в процессуальной литературе применительно к доказательствам, он употребляется примерно в одинаковом значении – как познанный отрезок действительности»¹⁶¹. Однако такое значение не единственно, и под фактом учеными-процессуалистами понимался и понимается также фрагмент объективной действительности¹⁶². В связи с этим бытовало такое мнение, что «факты, из которых выводится существование доказываемого факта, носят название доказательственных фактов или доказательств»¹⁶³. В этом определении представлено определение факта и как фрагмента объективной действительности (в понимании как «доказываемого факта») и как познанного такого фрагмента (в понимании как «доказательственного факта»).

Прямо противоположное мнение относительно доказательственного факта, но также содержащее понимание факта в двух значениях дает Л.Т. Ульянова: «Доказательственный факт – это знание о действительности, полученное на основании исследования фактов, установленных сведениями о них»¹⁶⁴. Как видим, здесь под доказательственным фактом понимается познанный отрезок действительности, а не сама действительность, однако также упоминается о факте в двух значениях. Так же факт понимала и П.С. Элькинд: «Приходится встречаться с утверждением о том, что фактические данные – это только реальные факты объективной действительности. Однако сведение таких данных только к фактам противоречит элементарным законам логики…понятие факт – емкое и многогранное…познанные факты выступают как факты доказательства»¹⁶⁵. Придерживаясь подобного мнения, А.В. Агутин пытается уместить двойное толкование под одним термином: «Сами же факты содержатся как в сознании людей, так и в материальных объектах»¹⁶⁶.

Кроме того, в научной литературе встречается понимание факта только как фрагмента объективной действительности. Так, например, Д.И. Бедняков, утверждает: «Факт же как объективная реальность не может быть истинным или ложным и, следовательно, с этих позиций оценке не подлежит»¹⁶⁷. А.В. Ендольцева тоже придерживается подобного мнения: «Доказательствами нельзя назвать факты в связи с тем, что в мышлении человека возникают не предметы и вещи, а только их образы, запечатленные в процессе воздействия на человека»¹⁶⁸. Также факт понимается только как познанный фрагмент объективной действительности: «доказательства изначально не рассматриваются как факты, т.е. безусловно достоверные сведения, они еще подлежат проверке и исследованию»¹⁶⁹.

В связи с этим, с принятием Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и установлением доказательств как фактических данных, под таковыми (фактическими данными) понимали факты, либо сведения о фактах, либо доказательственные факты, либо единство фактов и сведений о фактах¹⁷⁰. Это приводило к сложностям в понимании доказательства, различному толкованию данного правового явления, спорам и дискуссиям.

Некоторые ученые вообще отождествляли факты и фактические данные, что, по справедливому замечанию В.С. Балакшина, «приводит к путанице, тавтологии и, если не уводит исследователей от формулирования научно-обоснованного понятия доказательств в уголовном процессе, то, во всяком случае, существенно его осложняет»¹⁷¹.

В связи с этим при определении понятия доказательства, чтобы избежать подобной путаницы и тавтологии, необходимо прийти к единой терминологии, привести существующие точки зрения к «единому знаменателю». Таким единым знаменателем, на наш взгляд, должно стать понимание факта только как познанных (выделено диссертантом) фрагментов объективной действительности. Данное значение термина «факт» является более важным в аспекте теории доказательств, в доказывании как процессе познания¹⁷². Итак, учитывая определенную для исследования терминологию, рассмотрим генезис развития понятия «доказательство».

В процессуальной литературе часто упоминается разработанная Ю.К. Орловым концепция моделей понятия «доказательства». В своем исследовании, объединяя точки зрения различных ученых, он выделил пять моделей доказательства: донаучная (архаическая), логическая, двойственная, информационная, смешанная (синтезированная)¹⁷³. Проведенный анализ показал, что такая концепция требует некоторого уточнения и дополнения.

Первоначально под доказательствами понимали только лишь фрагменты объективной действительности: события, предметы, явления, люди, их действия, в общем целом все то, что происходит и существует в мире. Так, В.Г. Демченко отмечал: «Появление судебных доказательств как средств установления в истине спорных обстоятельств дела (выделено диссертантом), подлежащих рассмотрению суда, предполагает, что народ вышел уже из того состояния, когда самоуправство было единственным средством охранения прав»¹⁷⁴. А.Я. Вышинский отмечает, что «судебные доказательства – это обычные факты, те же совершающиеся в жизни явления, те же вещи, те же люди, те же действия людей»¹⁷⁵. Такую трактовку понятия доказательства Ю.К. Орлов назвал донаучной.

Также к группе ученых, придерживающихся данного мнения, он отнес и Л.Е. Владимирова, на основании его следующего суждения: «Все, что наполняет мир вещественный, все, что может быть нами воспринято из мира духовного, может составлять уголовное доказательство». Данная цитата Л.Е. Владимирова, не принимая во внимание другие трактовки данным ученым понятия доказательства, встречается в очень многих исследованиях ученых-процессуалистов. Однако, Л.Е. Владимиров также утверждал, что доказательство – это «всякий факт, имеющий назначением вызвать в суде убеждение в существовании или несуществовании какого-либо обстоятельства, составляющего предмет судебного исследования»¹⁷⁶.

Кроме него, данную точку зрения разделяли и другие ученые-процессуалисты. В.Д. Спасович отмечал: «Доказательствами судебными мы называем основания судейского убеждения при решении спорного вопроса, подлежащему судебному разбирательству, убеждения, на котором основывается приговор суда»¹⁷⁷. Я.И. Баршев, в свою очередь, утверждал, что доказательствами являются «причины, на которых основывается убеждения в действительности какого-либо происшествия или которым предмет исследования делается известным»¹⁷⁸. Известный русский дореволюционный ученый-процессуалист К.И. Малышев писал: «Доказательством в обширном смысле или доводом называется все, что убеждает наш ум в истинности или ложности…»¹⁷⁹. Таким образом, на наш взгляд, возможно, говорить о выделении еще одной модели понятия доказательства, основанной на составляющих: фрагментах объективной действительности и убежденности суда в выводах о преступлении. Такую модель можно назвать объективно-логической, основанной на фрагментах объективной действительности.

Вслед за донаучной моделью Ю.К. Орлов выделяет также логическую, но по составу элементов её можно назвать фактическо-логической. Такая модель включает не фрагменты объективной действительности, на основе которых делается вывод по уголовному делу, а факт (познанный фрагмент действительности): «…Под уголовными доказательствами следует разуметь те фактические данные, на основании которых судья может образовать в себе в отношении преступного посягательства убеждение о событии преступления и виновности совершившего его лица»¹⁸⁰. Такая модель имеет определенную научную значимость, в ней акцентируется не только логико-психологический аспект, но и аспект, уточняющий доказывание главного факта, основного вопроса судопроизводства – виновен ли подсудимый?

В объективно-логической модели все фрагменты объективной действительности должны были устанавливать главный факт, не разрешенным был вопрос о промежуточных фактах предмета доказывания, на основе которых мог быть выведен логическим путем главный факт. Фактическо-логическая модель устранила такой недостаток, однако имела в себе также незавершенность: факты должны иметь в себе источники, иначе говоря, факты тоже должны быть чем-то доказаны, применительно к доказательствам фактам нельзя говорить о их истребовании или представлении, допустимости¹⁸¹. Учитывая это, концепция «уголовно-судебные доказательства – это фактические данные, источники же таких данных доказательствами не являются»¹⁸² была подвергнута обоснованной критике, так как «доказательственное значение могут иметь лишь такие фактические данные, которые получены из источников,.. вне источников нет и не может быть фактических данных, имеющих доказательственное значение»¹⁸³.

В связи с этим возникла необходимость объединения объективно-логической и фактическо-логической модели, однако такое объединение требовало от объективно-логической модели строгого определения для фрагментов объективной действительности порядка их включения в уголовный процесс. Такой порядок устанавливали требования относимости и допустимости доказательств. В связи с этим появляется двойственная модель доказывания, разработанная М.С. Строговичем¹⁸⁴. Такая модель включала в себя источники сведений и факты, устанавливаемые на основе этих источников. Однако и эта модель, несмотря на свою значительную распространенность и признание¹⁸⁵, впоследствии также выявила в себе изъяны. Основным недостатком являлось то, что источники содержат недостаточно достоверные данные, которые фактами могут быть признаны только после изучения совокупности таких данных, и только тогда можно будет признать доказательство полноценным. В этой связи А.А. Давлетов совершенно справедливо замечает: «Так, трудно представить, что факты объективной реальности, отграниченные от исследователя пространственными и временными рамками, и, как правило, неотделимые от окружающей действительности, могут собираться в материалы дела. Отпадает вопрос о достоверности доказательств, поскольку объективные факты не могут быть достоверными. Смешиваются цель и средства доказывания, так как в качестве тех и других рассматриваются обстоятельства»¹⁸⁶. В связи с этим появилась новая модель, именуемая Ю.К. Орловым информационной.

Такая модель подразумевала под собой понимание доказательства как единство источника и содержащихся в нем сведений¹⁸⁷. Достоинством такого подхода являлась возможность говорить о достоверности или недостоверности сведений, а не фактов, которые являются уже познанными фрагментами действительности и не содержат сомнений относительно своей достоверности. Такая модель быстро распространилась и получила признание многими учеными – процессуалистами. Однако она отражала только информационную сторону доказывания, но не логическую, которая обязательно и неотъемлемо присутствует при доказывании. В связи с этим появляется еще одна модель, именуемая смешанной (синтезированной). Данная модель включает в себя все вышеперечисленные элементы: факты, сведения о них и источники этих сведений (материальные носители) – и является, на наш взгляд, наиболее полной и содержательной. Конструкция данной модели закреплена в настоящий момент в уголовно-процессуальном законе. Так, ч. 1 ст. 74 содержит в себе сведения и факты, понимаемые нами как познанные фрагменты объективной действительности, а ч. 2 указанной статьи содержит источники сведений.

Кроме того, В.С. Балакшиным описывается также прагматическая модель понятия доказательства, выделяемая некоторыми учеными ¹⁸⁸. К их числу относится С.А. Пашин, утверждавший, что: «доказательствами служат процессуально оформленные сообщения, а также документы или другие предметы, которые правомерно использовать в судопроизводстве для установления фактов, учитываемых при вынесении процессуальных решений, в особенности – приговоров». Ссылаясь на это мнение, В.С. Балакшин обоснованно, на наш взгляд, критикует такую модель, выделяя в её основе идею объективизации доказательств, приоритет формы по отношению к содержанию. С.А. Шейфер видит эту же ошибку в данном представлении доказательства, добавляя, что в нем отсутствует такое свойство доказательств, как относимость, а также нет четкого указания на способ получения.

В связи с вышеизложенным, мы пришли к выводу что смешанная модель на современном этапе развития теории доказывания является самой продуктивной и отражающей основные стороны понятия доказательства.

Представляет особый научный интерес системная модель понятия доказательства В.С. Балакшина, которую также в определенной степени можно назвать синтезированной (смешанной). Данная модель представляет собой комплексное представление доказательства как системы взаимосвязанных, взаимосогласованных элементов, к числу которых относятся: 1) фактические данные; 2) источники фактических данных; 3) способы и порядок собирания, закрепления и проверки этих фактических данных (сведений о фактах) и их источников¹⁸⁹. К такому выводу В.С. Балакшин приходит, анализируя правоприменительную практику и УПК РФ, нормы которого по отношению к доказательствам подразделяет на 3 группы соответственно элементам рассматриваемой системы понятия доказательства¹⁹⁰. Такой подход, несомненно, вносит новизну и развивает существующие научные воззрения на проблему понятия доказательства.

Учение о доказательстве определяет его основные структурные составляющие: информационную (сведения), материальную (источник доказательства, определяемый ч. 2 ст. 74 УПК РФ), логическую (факт – познанный с помощью источника доказательства и содержащихся в нем сведений отрезок действительности, являющийся, в свою очередь, также доказательством). Формы и свойства каждой структурной составляющей определяют конечный вид доказательства, его роль и значение в системе средств доказывания. Каждый вид доказательства, классифицируемый учеными по тому или иному основанию, имеет различное доказательственное значение в системе средств доказывания по уголовным делам.

Значение доказательств (или значимость, доказательственная сила) выделяется рядом ученых в отдельное (наряду с относимостью, допустимостью, достоверностью и достаточностью) свойство доказательств¹⁹¹.

Свойство значимости весьма важно для оценки достаточности доказательств и понимания логики доказывания, является одной из основных категорий индивидуальной мыслительной деятельности. Однако данное свойство доказательств выделяется очень немногими авторами, и в большинстве фундаментальных работ по теории доказывания оно не упоминается вообще¹⁹². Очевидно, что обозначенное свойство является самостоятельным и не тождественным иным свойствам доказательств. Данный тезис поддерживают многие практические работники правоохранительных органов: при проведении социологического опроса на вопрос о том, является ли значение доказательств (доказательственная сила) отдельным, самостоятельным свойством доказательств, положительно ответили 82 % респондентов.

Достаточно убедительно и обоснованно это подтверждается также в исследовании Ю.К. Орлова, который анализирует соотношение значения доказательств с иными их свойствами. Так, соотношение значения доказательств с их достоверностью разграничивается данным автором путем сопоставления одинаковой подтвержденности двух доказательств одного вида, но имеющих различное доказательственное значение.

Действительно, и это подтверждается многочисленными примерами следственной практики, достоверность и значимость доказательств нельзя назвать тождественными свойствами. Например, по уголовному делу № 1 – 658/10¹⁹³ доказательствами признаны два заключения эксперта, одним из которых устанавливается соответствие размера и рисунка отпечатка подошвы обуви, обнаруженного на месте происшествия, соответствующим характеристикам отпечатка подошвы обуви, принадлежащей обвиняемому. Другим заключением эксперта устанавливается то, что пуля, извлеченная из трупа, была выпущена из пистолета обвиняемого. Очевидно, что второе заключение эксперта имеет более существенное значение для уголовного дела, обладает большей доказательственной силой, так как отпечаток следа обуви имел лишь родовые признаки, не указывающие на принадлежность данной обуви именно обвиняемому. Таким образом, оба заключения эксперта имеют одинаковую достоверность, однако не тождественное доказательственное значение.

Относимость и доказательственное значение также не являются тождественными свойствами доказательств, однако некоторые ученые придерживаются иного мнения, считая что относимое доказательство обладает доказательственным значением, а неотносимое – нет¹⁹⁴. Полагаем, данное умозаключение не вполне обоснованно. Примером этому может послужить уголовное дело № 1 – 8/11¹⁹⁵ по обвинению Б. в совершении кражи сотового телефона и денежных средств из женской сумочки своей сожительницы. Б. был допрошен сначала в качестве подозреваемого, а затем в качестве обвиняемого. Протокол допроса в качестве подозреваемого имел различное доказательственное значение в сравнении с протоколом допроса обвиняемого. Сначала гражданин Б. отрицал свою вину и ссылался на плохие отношения со своей сожительницей, вследствие чего она необоснованно обвинила его в краже принадлежащего ей имущества. Однако совокупностью собранных доказательств, в частности распечаткой телефонных звонков, совершенных Б. с телефона его сожительницы на телефонные номера своих друзей уже после возбуждения уголовного дела, вынудили Б. признать свою вину. Как ясно из обозначенного примера, – доказательства в виде протоколов допроса Б., обладают свойством относимости, однако первоначальные показания Б. опровергнуты и уже не несут никакого доказательственного значения.

Свойство допустимости, в свою очередь, также является отдельным, не содержащим признаки доказательственной значимости, свойством доказательств. Как справедливо отмечает Ю.К. Орлов, – допустимость, по отношению к значимости доказательств, является формой, когда как последнее является содержанием¹⁹⁶. Однако рассматривая подобным образом свойство допустимости, необходимо отметить, что сущность требования допустимости имеет неоднозначный характер.

Анализируя ч. 2 ст. 75 УПК РФ, можно заметить, что законодатель употребляет данное понятие в трех значениях. Первое, закрепленное в п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, это требование к правильности и техническому соответствию процессуальных действий требованиям уголовно-процессуального закона. Правильным в этом отношении считаем мнение В.С. Балакшина: «Под допустимостью доказательств, в смысле требования закона, в уголовном судопроизводстве следует понимать совокупность предписаний, предусмотренных уголовно-процессуальным законом, определяющих критерии, которым должно отвечать отдельно взятое доказательство с точки зрения способов и порядка собирания, закрепления и проверки фактических данных и их источников, а также сроков, в течение которых допускается производство следственных, судебных и иных процессуальных действий, выполняемых с целью получения доказательств»¹⁹⁷. Нарушение данного требования может выражаться по-разному, например: в проведении неразрешенных до возбуждения уголовного дела следственных действий; в отсутствии понятых, необходимых для проведения конкретного следственного действия; в неправильном оформлении протокола следственного действия и т.д. Последствия таких нарушений могут выразиться в признании доказательств недопустимыми. Данное требование УПК РФ можно назвать технической допустимостью (выделено диссертантом).

Вторым требованием, достаточно четко и ясно обозначенным в п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ в совокупности со ст. 87 УПК РФ, является требование достоверности, предъявляемое уже не к процессу получения доказательства, а к самому доказательству. Доказательство, под данным углом зрения, должно иметь проверяемый источник, что обеспечивает истинность получаемых данных. Достоверность тесно связана с допустимостью, некоторые правила допустимости призваны гарантировать, максимально обеспечивать достоверность доказательств, вместе с тем нельзя не говорить об их указанном отождествлении в УПК РФ¹⁹⁸. Подобное мнение встречается также в комментариях к уголовно-процессуальному кодексу: «К недопустимым доказательствам в силу принципа презумпции невиновности, а также в соответствии с требованием достоверности¹⁹⁹ (выделено диссертантом) доказательств закон относит показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности». Учитывая это, вызывает сомнение формулировка законодателем ч. 1 ст. 88 УПК РФ, регламентирующей оценку доказательств. Согласно данному законоположению, оценка доказательств осуществляется с точки зрения относимости, допустимости, достоверности и достаточности. В данном случае достоверность употребляется наряду с допустимостью как самостоятельные свойства доказательств, что противоречит вышеизложенному соотношению достоверности и допустимости как частного с общим²⁰⁰.

Обозначенные виды допустимости являются основными, однако кроме этого, исходя из анализа п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, возможно рассуждать, на наш взгляд, о содержании в УПК РФ третьего вида допустимости, который можно назвать диспозитивной допустимостью. Так, данная норма предполагает, что показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым, в суде признаются недопустимыми, то есть свойство допустимости доказательств в этом случае формируется диспозитивно, в зависимости от усмотрения подозреваемого или обвиняемого.

Итак, исходя из анализа ст. 75 УПК РФ, можно сделать вывод, что данная норма права содержит в себе различные формы допустимости. Допустимость в этом отношении можно рассматривать как условие, при соблюдении которого доказательственная информация становится доказательством. Однако тогда не совсем понятно, почему в качестве условия допустимости не упоминается свойство относимости. В целом, на наш взгляд, для более точного определения правил допустимости – законодателю необходимо определить понятие и виды допустимости.

Учитывая изложенное, сделаем еще один вывод: допустимость и значение доказательств соотносятся как форма (техническая допустимость) и содержание, но не как тождественные свойства доказательств.

Далее. Представляет интерес соотношение свойств достаточности и значения доказательств. Так, Ю.К. Орлов, в своем исследовании²⁰¹, рассматривая поочередно все свойства доказательств, предпоследним анализирует значимость доказательств и его соотношение со всеми остальными свойствами доказательств, кроме достаточности. Достаточность же, данный несомненно выдающийся ученый-процессуалист, рассматривает лишь в последнюю очередь, что, на наш взгляд, не случайно.

Рассматривая соотношение достаточности и значимости доказательств нельзя не заметить их относительной тождественности. Под достаточностью доказательств многими учеными-процессуалистами понимается убеждение в том, что все обстоятельства, входящие в предмет доказывания, доказаны с необходимой полнотой, количественное и качественное накопление доказательств достаточно²⁰². То есть, другими словами, достаточность является суммой «значимостей» совокупности доказательств. Данное свойство можно назвать «достаточной значимостью».

Однако, как мы уже отмечали ранее, обозначенные свойства доказательств обладают лишь относительной тождественностью, основное отличие достаточной значимости от значимости отдельного доказательства заключается в том, что последняя обладает самостоятельностью по отношению к субъекту доказывания: значение отдельного доказательства формируется еще при распределении следов преступления на объекты материального мира²⁰³, когда как достаточная значимость определяется самостоятельно субъектами доказывания – официальными должностными лицами. Причем свойство достаточной значимости по одному и тому же уголовному делу может определяться по-разному.

Так, например, неопытный и молодой следователь в целях лучшего обоснования обвинения может очень долго приобщать к уголовному делу все новые и новые доказательства, несмотря на то, что предел достаточной значимости уже давно преодолен, когда как опытный следователь, напротив, приобщает лишь самые необходимые доказательства, обладающие наибольшей значимостью, причем четко определяет границу достаточной значимости.

Наглядным примером этому может послужить уголовное дело № 1 – 247/10²⁰⁴, производство по которому осуществлял лейтенант юстиции С. При осуществлении доказывания по данному уголовному делу требовалось допросить несколько свидетелей, возможно обладавших ценной информацией. В ходе первоначального допроса свидетеля Р. были установлены подробные обстоятельства причастности подозреваемого к преступлению, однако после проведения всех необходимых следственных действий лейтенант юстиции С. решает повторно допросить свидетеля Р., что осуществляет 2 раза с промежутком в 8 дней. Кроме того, по этому же уголовному делу было собрано и приобщено к уголовному делу много вещественных доказательств, устанавливающих одно и то же обстоятельство предмета доказывания.

Таким образом, относительно свойств доказательств можно сделать вывод о том, что традиционно рассматриваемый их (свойств) перечень, включающий относимость, допустимость, достоверность и достаточность, не является однозначным и общепризнанным. В частности, учеными выделяется еще одно свойство, несомненно имеющее право на свое научное исследование и включение в общий перечень, а именно свойство – значимости доказательств. Данное свойство может быть классифицировано на значимость отдельного доказательства и достаточную значимость.

Поддерживая данную точку зрения и обобщая изложенные выше основные выводы по данному вопросу, отметим, что требование допустимости носит комплексный характер, интегрирует в себе свойства достоверности, относимости, технической и диспозитивной допустимости.

Свойство значимости, на наш взгляд, является ключевым при определении роли доказательств в системе средств доказывания по уголовным делам. Поиск значимых доказательств является целью индивидуальной мыслительной деятельности субъекта доказывания, оценка значимости определяет установление обстоятельств предмета доказывания, предопределяет достаточную значимость, а также направление поисково-познавательной деятельности субъектов доказывания по выявлению и приобщению новых доказательств, когда как остальные свойства доказательств можно назвать второстепенными, тем не менее значительно влияющими на функционирование системы средств доказывания, а иногда и исключающие такое функционирование.

Итак, доказательства, как системный элемент, являются основным средством оперирования в мыслительной деятельности субъекта доказывания, своеобразным ядром, на основе которого базируется установление предмета доказывания и функционирует система средств доказывания в целом.

Очевидно, что столь значимый элемент системы средств доказывания по уголовным делам не появляется сам по себе, его появлению в сфере уголовного судопроизводства предшествует зачастую длительная и непростая поисково-познавательная деятельность субъекта доказывания. Однако необходимо отметить: какой характер носит поисково-познавательная деятельность – характер собирания или формирования доказательств, единого мнения среди ученых процессуалистов нет.

На наш взгляд, при определении такого характера деятельности необходимо исходить из самого определения доказательства, которое содержит, как мы убедились, информационную, материальную и логическую составляющие. Исходя из этого В.А. Лазарева утверждает, что доказательства собираются, но не формируются, так как «попытки выдать за доказательство результат познавательной деятельности следователя или прокурора не соответствуют смыслу понятия доказательства как объективно существующей, не зависящей от познающего субъекта информации»²⁰⁵. Однако чуть позже, в этом же исследовании, В.А. Лазарева приходит к выводу о том, что «если рассматривать факт в соответствии с его философским смыслом как познанную часть реальности, достоверное знание о ней, мысленный (идеальный) образ, объективной действительности, то концепция «доказательство – факт» имеет полное право на существование и правомерно продолжает обосновываться в современной науке»²⁰⁶, то есть противоречит своему первоначальному выводу.

Кроме того, данный ученый приводит в обоснование концепции «собирания доказательств» позицию П.А. Лупинской: если доказательства формируются, то следователь становится создателем доказательства, что противоречит природе доказательства²⁰⁷. Возражая данной точке зрения, отметим, что этимологически «формировать» означает «придавать определенную форму, законченность»²⁰⁸, «создавать» же несет некоторую иную смысловую нагрузку, а именно «изобретать, вымышлять, сочинять»²⁰⁹. Отметим также, что по данному вопросу нет единого взгляда и среди практических работников правоохранительных органов. Так, 53 % респондентов считают более правильной концепцию формирования доказательств, 47 % – концепцию собирания доказательств.

Более точной представляется, на наш взгляд, концепция «формирования доказательств», в соответствии с которой информация, хранившаяся в следах события, еще не есть доказательство, ей предстоит преобразоваться в доказательство в результате применения соответствующих познавательных процедур. Совершенно верно, на наш взгляд, по этому поводу отмечает Н.П. Кузнецов: «…Материальные следы преступления в качестве носителей доказательственной информации «молчат», пока они не восприняты субъектом доказывания, не отражены его сознанием и процессуально не оформлены. Только в результате такого отражения возникает доказательство»²¹⁰.

Однако, на наш взгляд, здесь также присутствует элемент собирания, только не доказательств, а информации, закрепленной на различных объектах материального мира. Таким образом, целесообразно говорить о формировании доказательств как процессе собирания информации о преступлении, осмыслении её субъектами доказывания и придании ей процессуальной формы²¹¹. Собираемая информация носит различный характер и процессуальную природу своего появления, что может значительно влиять на процесс формирования и допустимость доказательства, а также обусловливает необходимость своего исследования.

Итак, обратимся к информации, которая является целью поисково-познавательной деятельности субъектов доказывания, отправной точкой формирования доказательств.

3.2. Источники формирования доказательств

 

Первоначальными носителями доказательственной информации, в соответствии с разработанной схемой распределения информации о преступлении²¹², являются объекты материального мира: различные предметы, материалы, документы, люди и т.д. Способы их исследования достаточно разнообразны, в связи с чем доказательственная информация имеет также различную форму. Такая форма не всегда соответствует требованиям, установленным УПК РФ к доказательствам.

Как мы отмечали ранее, познание в уголовном судопроизводстве осуществляется в двух режимах: познание преступления и познание при доказывании. Каждой из этих форм познания присущ свой комплекс познавательных приемов. Данные комплексы способны выявить доказательственную информацию, которая может в значительной степени повлиять на ход расследования, оказать решающее значение в доказывании обстоятельств уголовного дела.

В этой связи при поиске доказательственной информации субъектами уголовно-процессуального доказывания особое значение приобретает использование данных, полученных при проведении не уголовно-процессуальных познавательных мероприятий²¹³. Сущность не уголовно-процессуальных познавательных мероприятий заложена определенными видами деятельности, при осуществлении которой возможно познать событие преступления. Данная деятельность может носить различный характер и определяется, как мы знаем, совершенно специфичными и нетождественными особенностями. Полученная таким образом информация долгое время в уголовно-процессуальной науке определялась как непроцессуальная информация, то есть вне сферы уголовного процесса.

Так, Д.И. Бедняков отмечал: «Информация о преступлении может быть или процессуальной … или непроцессуальной»²¹⁴. Основными критериями такого разграничения информации о преступлении ученый выделял характеристику ее носителя и установленные уголовно-процессуальным законом способы ее извлечения из носителя, несоблюдение порядка, условий и последовательности выполнения которых приведет к получению непроцессуальной информации. С учетом этого Д.И. Бедняков отнес к непроцессуальной информации значительный круг сведений о преступлении: 1) сведения, полученные субъектом доказывания с нарушением закона; 2) информация, полученная субъектами доказывания с помощью действий, не предусмотренных законом; 3) данные, полученные в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий и реализации административно-процессуальных полномочий; 4) информация о преступлении, полученная гражданами, учреждениями, предприятиями, организациями и сведения, собираемые юридическими кооперативами, частными-сыскными агентствами²¹⁵. Однако такое деление не носит строгого характера, что отмечает и сам Д.И. Бедняков, является относительно условным и граница между процессуальной и непроцессуальной информацией зависит во многом от существующих в уголовно-процессуальной науке положений теории доказывания.

Кроме того, необходимо понимать, что именно подразумевает под собой термин «процессуальность». Если понимать под процессуальностью только деятельность, представляющую собой организованный процесс, урегулированный нормами УПК РФ, то действительно, в таком предметном срезе возможно утверждать о делении на процессуальную и непроцессуальную информацию.

Однако если учитывать, что в сферу доказывания попадает информация, полученная в ходе осуществления других юридических процессов, таких как гражданский, арбитражный, административный, то такой подход требует корректировки. В современных исследованиях такая информация вследствие процессуальной природы своего происхождения получила название другая процессуальная информация или альтерпроцессуальная (от лат. alter – другой)²¹⁶.

В основу такого подхода положено общеправовое свойство процессуальности, которое возникает при специфической юридико-познавательной технологии (процесса), обусловленной признанием инструментальной ценности способа производства юридически значимой информации на уровне федерального законодательства, а также получением информации в рамках специфической законной процессуальной формы, обеспечивающей гарантии достоверности информации²¹⁷.

Соглашаясь с данной характеристикой процессуальности, предлагаемой М.В. Лапатниковым, вместе с тем, следует уточнить обозначаемые им виды деятельности, обладающие данным свойством. Таковыми он называет: гражданский процесс, арбитражный процесс, административный процесс, оперативно-розыскной процесс. Представляется спорным вопрос о выделении в качестве самостоятельного вида юридического процесса оперативно-розыскной деятельности.

Результаты оперативно-розыскной деятельности не всегда носят характер достоверности, обладают рядом других свойств, противоречащих характеристике процессуальности. Кроме того, процессуальное право, в общем и целом своем понимании, – это «часть норм правовой системы, регулирующая отношения, возникающие в процессе расследования преступлений, рассмотрения и разрешения уголовных, гражданских, арбитражных дел, а также дел об административных правонарушениях, и дел, рассматриваемых в порядке конституционного судопроизводства»²¹⁸. То есть к процессуальным нормам права следует относить досудебное и судебное производство различной категории дел о правонарушениях. Результаты такой процессуальной деятельности признаны законодателем максимально достоверными и отмечены в новой формулировке преюдиций в уголовном процессе (ст. 90 УПК РФ).

Оперативно-розыскная деятельность носит несколько другой характер, что будет рассмотрено далее. Вместе с тем необходимо обозначить, что нормы Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности»²¹⁹ (далее – ФЗ «Об ОРД») регламентируют отношения, возникающие в процессе расследования преступления, как указано выше в определении процессуального права; кроме того процедурность осуществления данной деятельности зачастую отмечается учеными-процессуалистами. Так, например, М.П. Поляков отмечал: «Давно очевидно, что в последние годы процедурно эволюционировали и другие сферы кримкогнитивной деятельности, в первую очередь, оперативно-розыскная деятельность»²²⁰.

Кроме того, данный автор обосновывает признаки процессуальной формы результатов частной детективной деятельности, исходя из анализа Федерального закона «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации»²²¹. Указанный закон, утверждает М.П. Поляков, называет перечень допустимых действий и правовые основания для их проведения, а также устанавливает необходимые при этом ограничения. В связи с этим результаты частной детективной деятельности, по его мнению, возможно отнести к процессуальной информации.

По поводу оперативно-розыскной и частной детективной деятельности С.А. Шейфер отмечает: «В сфере же ОРД форма применения сходных²²² приемов в законе не регламентирована вообще (они приводятся в порядке, предусмотренном ведомственными подзаконными актами). Полностью отсутствует правовая форма применения познавательных приемов при осуществлении частной детективной деятельности»²²³.

Возражая данным суждениям, М.П. Поляков утверждает, что, несмотря на отсутствие формы применения познавательных приемов в УПК РФ, они имеются в ведомственных нормативных актах и это определяет форму получаемых данных, а значит и их процессуальность, с чем вполне, на наш взгляд, можно согласиться. Однако относительно частной детективной деятельности с утверждением ее процессуальности, обосновываемой М.П. Поляковым, согласиться нельзя. Федеральный закон «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» устанавливает лишь наименование возможных приемов осуществления познавательной деятельности: устный опрос граждан и должностных лиц (с их согласия), наведение справок, изучение предметов и документов (с письменного согласия их владельцев), внешний осмотр строений, помещений и других объектов, наблюдение. Несмотря на то, что судебно-следственная практика свидетельствует о высокой познавательной эффективности данных приемов²²⁴, правовой регламентации таких приемов познания все же нет, в связи с чем информацию, полученную с помощью таких приемов, признать процессуальной, на наш взгляд, нельзя.

Да и сам М.П. Поляков отмечает, что такую информацию можно назвать лишь условно процессуальной, не раскрывая при этом, как понимать данную им приставку «условно»: в значении, больше относящемся к процессуальной информации, или наоборот, к непроцессуальной; либо же в промежутке между тем и другим, и образования тем самым нового уровня процессуальности. Кроме того, говорить о допустимости такой информации, вследствие отсутствия правовой регламентации приемов познания, также не представляется возможным. Информация, полученная указанным способом, наравне с информацией, полученной в порядке, предусмотренном ч. 2, 3 ст. 86 УПК РФ, не обладает признаками процессуальности.

Данная информация относится к группе непроцессуальной. Отметим, что к непроцессуальной информации в целом возможно относить результаты любой непроцессуальной поисково-познавательной деятельности относительно события преступления.

Таким образом, информация о преступлении может быть как процессуальной, так и непроцессуальной. Процессуальная информация, в свою очередь, состоит из уголовно-процессуальной информации и другой процессуальной информации (или альтерпроцессуальной).

Наглядно это можно изобразить следующим образом:

Рисунок 10 – Виды информации о преступлении

Альтерпроцессуальная информация включает в себя результаты деятельности в рамках административного, гражданского, арбитражного судопроизводств, а также частично оперативно-розыскную деятельность. Непроцессуальная информация включает информацию, собранную в порядке, предусмотренном ч. 2, 3 ст. 86 УПК РФ, а также являющуюся результатом частной детективной деятельности, либо другую информацию, полученную путем осуществления любой поисково-познавательной деятельности относительно события преступления (опрос с помощью полиграфа; опрос под гипнозом; данные, полученные с помощью экстрасенсорных способностей; журналистское расследование и т.д.). Кроме того, к непроцессуальной информации относятся так называемые общеизвестные факты, которые не закреплены в уголовно-процессуальном законе, однако используются в доказывании по уголовным делам.

Учитывая выявленные особенности информации в уголовном судопроизводстве, возможно классифицировать, на наш взгляд, также и источники формирования доказательств. Уголовно-процессуальная информация возникает как при воздействии непосредственно на объекты материального мира, так и опосредованно, через уголовно-процессуальное «трансофрмирование» альтерпроцессуальной и непроцессуальной информации. Таким образом, возможно деление источников формирования доказательств на непосредственные и опосредованные. Непосредственными будут являться соответственно объекты материального мира, которые необходимо изучать «с нуля», выявляя ценность и значимость заложенной в них информации, её достаточность для формирования доказательства. Опосредованными источниками, в свою очередь, являются альтерпроцессуальная и непроцессуальная информация. Опосредованные источники, в сравнении с непосредственными, расположены гораздо ближе к формированию доказательств.

Изложенный тезис наглядно будет выглядеть следующим образом:

Рисунок 11 – Источники формирования доказательств

Представляется довольно сложной и наиболее проблемной характеристика альтерпроцессуальных источников формирования доказательств по уголовному делу. Данные, полученные с помощью таких источников, могут быть в ряде случаев, в силу процессуального характера своего получения, доказательствами. Однако такой подход не имеет единого понимания среди ученых-процессуалистов.

Кроме того, обращает на себя внимание использование в доказывании непроцессуального источника формирования доказательств – общеизвестного факта (несмотря на то, что УПК РФ никак не регламентирует его использование), а также непосредственного источника информации – презюмируемых обстоятельств. Данные источники сведений, наряду с преюдициями в категории альтерпроцессуальной информации, при их обнаружении не требуют проверки и оценки. Поэтому в целом их можно объединить под одним названием – априорные источники формирования доказательств (выделено диссертантом)²²⁵.

В литературе встречаются и другие названия таких источников сведений, как например, определение А.В. Смирнова. Данный ученый-процессуалист называет данные источники сведений формальными средствами доказывания, что представляется не совсем точным. Термин «формальность» является многозначным²²⁶. И хотя одним из его значений является «произведенный в принятом, в законном порядке», это все же характеристика обобщенная, не точно отражающая сущность рассматриваемых гносеологических категорий.

Итак, кратко охарактеризуем проблемные вопросы использования вышеперечисленных источников формирования доказательств, определим их правовую и гносеологическую сущность, роль в системе средств доказывания.

Использование альтерпроцессуальных источников формирования доказательств в уголовном судопроизводстве осуществляется в соответствии с УПК РФ в двух вариантах. Во-первых, это регламентируется новой формулировкой законодателем понятия «преюдиция» в ст. 90 УПК РФ, в соответствии с которой обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. Несомненно, и это вызывает одобрение, данное законоположение более детально уточняет и углубляет предыдущую формулировку. Однако, в среде ученых-процессуалистов, существует мнение о несостоятельности такого подхода, что более подробно рассмотрим далее. Во-вторых, относительно альтерпроцессуальной информации – результатов ОРД – устанавливается режим соответствия требованиям УПК РФ, предъявляемым к доказательствам. Основным таким требованием является рассмотренное нами ранее свойство допустимости доказательств.

Допустимость альтерпроцессуальной информации в качестве доказательств формируется, в первую очередь, характером процессуальной познавательной деятельности, осуществляемой вне уголовного судопроизводства. Как мы отмечали выше, данная деятельность присутствует в ОРД, а также посредством арбитражного, гражданского, уголовного и административного процессов, в двух из которых (уголовном и административном) присутствует досудебное производство. Что касается указанных видов судебного производства, то допустимость доказательств решением и приговором суда уже установлена (ст. 90 УПК РФ). Однако о допустимости результатов ОРД в УПК РФ (ст. 89 УПК РФ) говорится в общих чертах.

Оперативно-розыскная деятельность носит специфический характер, имеющий значительные отличия, в сравнении с уголовным процессом. Основные отличия оперативно-розыскной деятельности от уголовно-процессуального доказывания заключаются в следующем²²⁷:

1. Правовая регламентация доказывания носит более жесткий характер: УПК РФ содержит подробный перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию; есть правило о недопустимых доказательствах; предусмотрены и раскрыты виды доказательств; регламентируются способы собирания доказательств.

2. К знанию об обстоятельствах преступления, полученному в рамках оперативно-розыскной деятельности не может быть предъявлено требование предельной обоснованности и аргументированности.

3. В ОРД используются не все возможные источники получения необходимой информации: преступник в доказывании один – из основных источников получения данных, в ОРД его нет, знания о нем приходят опосредованно; в ОРД вовлекаются не все предметы, субъекты оперативно-розыскного познания ограничиваются получением общих сведений о них и установлением их местонахождения.

4. Из оперативно-розыскного законодательства вытекает требование проверки и оценки, но не обоснование истинности, как в доказывании. Такая проверка, как и получение информации о преступлении, существенно ограничивается негласным характером ОРД, а также противодействием преступников. Проверке не всегда может быть противопоставлено достаточно эффективное использование конфиденциальных источников, оперативных средств и способов. Поэтому здесь преобладает фрагментарность, и знания об обстоятельствах совершения преступления должны оцениваться как вероятные, более вероятные, менее вероятные.

В связи с этим представляется необоснованным мнение А.С. Ургалкина, сформированное исходя из поверхностного анализа актуальной и непростой проблемы использования результатов ОРД в доказывании по уголовному делу. Указанный автор, применяя сравнительно-правовой метод, переносит конструкцию уголовного процесса зарубежных государств (США, Великобритании, Германии и др.) на формировавшуюся и развивающуюся в совершенно иных условиях молодую правовую систему России, имеющую коренные отличия в своем устройстве, и утверждает: «…Проведенный анализ показал, что, если между сведениями, полученными в результате проведения оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, а также между субъектами, уполномоченными на их получение, фактически нет принципиальной разницы, следовательно, нет необходимости разграничивать данные сведения на результаты ОРД и результаты следственных действий»²²⁸. Вызывает недоумение и следующий вывод указанного автора: «Представляется, что данный объем информации, собранный уполномоченными органами в ходе досудебного производства, должен иметь статус сведений о событии преступления, а не доказательств»²²⁹.

Не менее дискуссионным и противоречивым представляется декларативное утверждение С.А. Осипова: «Результаты оперативно-розыскной деятельности и доказательства по уголовному делу – это тождественные явления»²³⁰. И это несмотря на достаточно подробное разъяснение Конституционного Суда РФ: «Результаты оперативно-розыскной деятельности являются не доказательствами, а лишь сведениями об источниках тех фактов, которые … могут стать доказательствами только после закрепления их надлежащим процессуальным путем, а именно на основе норм уголовно-процессуального права»²³¹. Указанному выводу диссертационного исследования С.А. Осипова предшествовали также весьма и весьма спорные следующие рассуждения: «Колокольный бряк» в публикациях и высказываниях в области использования результатов ОРД в уголовно-процессуальной сфере в значительной мере порожден, надо полагать, как правило, желанием отработать полученные гранты и гранды. Так, В.Т. Томин указывает, что гранд – блатная музыка – тысяча долларов. Складывается впечатление, что те, кто проводит неразрешимый водораздел между уголовно-процессуальной деятельностью и оперативно-розыскной деятельностью, явно не проявляют заботы о качественной деятельности в деле борьбы с преступностью в собственной стране … Их задача вбить клин между двумя средствами по борьбе с преступностью. Цель – развалить как доказывание по уголовным делам, так и оперативно-разыскную деятельность»²³². Кроме того, в обоснование тезиса о тождественности доказательств и результатов ОРД данным автором было положено понятие доказательства не в современном его виде, а в виде объективно-логической модели, рассмотренной нами ранее: «К слову, объективно существующая оперативно-разыскная информация сама по себе представляет факт. Факт – это явление объективной действительности. Факты существуют независимо от того, знают ли о них лица, осуществляющие расследование и судебное рассмотрение. Таким образом, результатом оперативно-разыскной деятельности являются факты, которые собственно являются доказательствами по уголовному делу»²³³.

Итак, указанные суждения ученых представляются необоснованными, так как перечисленные нами ранее особенности осуществления познавательного процесса в ОРД ограничивают возможность получения и применения ее результатов в доказывании по уголовному делу. Кроме того, существует мнение, что результаты оперативно-розыскных мероприятий (далее – ОРМ) должны отвечать ряду основных условий, необходимых для введения в уголовный процесс²³⁴:

1. Должны быть соблюдены положения ФЗ «Об ОРД» о том, в каких целях осуществляется ОРД.

2. Эти результаты должны быть получены в ходе выполнения ОРМ, прямо указанных в ст. 6 ФЗ «Об ОРД».

3. Для проведения ОРМ должны быть законные основания.

4. Должны быть соблюдены положения законодательства о лицах, обладающих неприкосновенностью.

5. ОРМ должны быть проведены уполномоченными на то органом, указанным в ФЗ «Об ОРД», при наличии законных оснований и в порядке, предусмотренном ФЗ «Об ОРД».

6. Результаты ОРМ должны найти отражение в оперативно-служебных документах.

7. Проведение оперативно-розыскных мероприятий, ограничивающих конституционные права граждан, должны отвечать условиям их осуществления, предусмотренным ст. 8 и 9 ФЗ «Об ОРД».

8. Оперативно-служебные документы, отражающие результаты ОРМ, могут стать доказательствами в уголовном судопроизводстве только после производства следственных и иных процессуальных действий.

Обозначенные положения отстаивают тезис о том, что допустимость доказательств, полученных при проведении ОРМ, формируется в ходе осуществления оперативно-розыскной деятельности, что не вызывает однозначного восприятия в среде ученых-процессуалистов. Данный тезис обусловлен, прежде всего, установлением в ч. 2 ст. 50 Конституции РФ в качестве недопустимых доказательств, полученных с нарушением федерального закона, а значит и ФЗ «Об ОРД». Поэтому доказательства, которые получены с нарушением требований ФЗ «Об ОРД», являются недопустимыми. Однако, с другой стороны, ограничение использования таких доказательств в нормах о недопустимых доказательствах не отмечается, и в Конституции РФ четко не обозначено: нарушение именно ФЗ «Об ОРД» является основанием недопустимых доказательств или нет, следовательно доказательства, сформированные из результатов ОРД, полученных с нарушением ФЗ «Об ОРД», являются допустимыми. В ФЗ «Об ОРД» также содержится лишь положение о том, что «нарушения настоящего Федерального закона при осуществлении оперативно-розыскной деятельности влекут ответственность, предусмотренную законодательством Российской Федерации» (ст. 5 ФЗ «Об ОРД»). Однако положения о том, что результаты ОРД, полученные с нарушением требований ФЗ «Об ОРД», являются недопустимыми для использования в уголовном процессе нет.

Однако исходя из основного принципа российской правовой системы – принципа законности, представляется, что правило, закрепленное в ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, распространяется также и на требования ФЗ «Об ОРД». Совершенно верно по этому поводу отмечает Т.С. Дегтярь: «Зафиксированный в ст. 50 Конституции РФ запрет использовать при осуществлении правосудия доказательства, полученные с нарушением закона, относятся не только к уголовному процессу, но и к непроцессуальным способам получения информации, которая может потом использоваться при формировании доказательств, т.е. результаты ОРД должны быть представлены и использованы со знанием дела, профессионально грамотно и в строгом соответствии с законом»²³⁵.

Противоположного мнения придерживается выдающийся ученый-процессуалист В.И. Зажицкий. Ссылаясь на один из комментариев к Конституции РФ, он утверждает: «Комментарий к Конституции Российской Федерации гласит, что положение о недопустимости использования доказательств, полученных с нарушением федерального закона, сформулировано в ч. 2 ст. 50 применительно к осуществлению правосудия, т.е. к деятельности суда…Оно распространяется также на досудебные стадии возбуждения уголовного дела и расследования…Однако в комментарии не случайно не упоминается оперативно-розыскная деятельность,.. тем самым подчеркивается, что ФЗ «Об ОРД» не регламентирует ни сферу правосудия, ни производство в досудебных стадиях. Поэтому в нем не предусмотрены санкции ничтожности»²³⁶.

Сходное положение, однако констатируемое просто и без основания, содержится в комментариях к Конституции РФ под редакцией Ю.А. Дмитриева: «К незаконным относят доказательства, полученные с нарушением норм Конституции РФ и уголовно-процессуального кодекса»²³⁷. Позволим себе не согласиться с данным мнением. Ссылка на содержание Постановления Пленума Верховного Суда, которая приводится в комментарии под редакцией Ю.А. Дмитриева для обоснования указанного положения не является подтверждающей это положение. Так, в данном постановлении относительно ч. 2 ст. 50 Конституции РФ разъясняется, что «при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона, а также (выделено диссертантом) выполнения требований ст. 75 УПК РФ».

Сведения, полученные с нарушением ФЗ «Об ОРД», также являются незаконными; недоброкачественность источника не может, на наш взгляд, привести к допустимости доказательства.

Так, например, в комментариях под редакцией Л.В. Лазарева указывается, что «в качестве доказательств в уголовном судопроизводстве могут быть использованы лишь такие результаты оперативно-розыскной деятельности, которые получены компетентными лицами при осуществлении проводимых в рамках закона оперативных мероприятий и как по форме, так и по содержанию отвечают требованиям УПК»²³⁸, то есть признается недопустимость доказательств, полученных с помощью ОРМ, которые проведены с нарушением ФЗ «Об ОРД». Ю.В. Кореневский, придерживаясь данного мнения, отмечает: «Если окажется, что оперативно-розыскные мероприятия, в результате которых добыты представленные сведения, проведены с нарушением закона, они не могут использоваться в доказывании»²³⁹. Кроме того, как следует из Определения Конституционного Суда от 1 декабря 1999 г. N 211–О²⁴⁰, недопустимо использование сведений, полученных в результате оперативно-розыскных мероприятий (в частности, опросов граждан), если они проведены в отношении обвиняемого без учета предписаний ст. 51 Конституции РФ и положений уголовно-процессуального закона, закрепляющих гарантии прав обвиняемого, а также если эти мероприятия, сопровождающие предварительное расследование по уголовному делу, подменяли собой предусмотренные уголовно-процессуальным законом процессуальные действия.

Кроме того, считаем необходимым обратить внимание на исследование К.И. Сутягина, в котором на основе детального и объемного анализа судебной практики был сделан следующий вывод: «Анализ судебной практики показывает, что в процессе оценки доказательств, полученных в результате проведения оперативно-розыскных мероприятий, возникают многочисленные проблемы. Принимая решение о допустимости таких доказательств, судьи, прежде всего, устанавливают имело ли место нарушение ФЗ «Об ОРД». Такой подход вполне оправдан, так как конституционное правило о недопустимости доказательств, полученных с нарушением федерального закона имеет приоритет перед отраслевой нормой УПК РФ, связывающей недопустимость доказательств с нарушением исключительно норм этого кодекса»²⁴¹.

Таким образом, можно сделать вывод, что допустимость результатов ОРД, трансформированных в доказательства, формируется в процессе оперативно-розыскной деятельности. Подобного мнения придерживается В.И. Диденко²⁴², ссылаясь на ч. 2 ст. 50 Конституции РФ и ч. 3 ст. 69 ранее действовавшего УПК РСФСР от 1960 г., на что В.И. Зажицкий делает следующее замечание: «Это равнозначно тезису о том, что оперативно-розыскные мероприятия служат способом собирания доказательств»²⁴³. На наш взгляд, данное положение совсем не означает, что ОРМ служат способом собирания доказательств по уголовным делам, ОРМ являются способом собирания оперативно-розыскной информации, которая впоследствии может либо не может стать доказательством. Однако доказательство путем сбора такой информации еще не формируется, но допустимость возможного доказательства уже возникает.

Рассматривая данный, несомненно сложный аспект исследования, следует согласиться с мнением профессора В.И. Зажицкого относительно некорректного названия и содержания работы В.К. Зникина «Оперативно-розыскная деятельность как система добывания и собирания доказательств».

ОРД имеет совершенно другой характер, нежели уголовный процесс, и ни в коей мере не является его частью: «Факт появления в данном случае доказательств, полностью отвечающих требованиям доказательственного права, все равно не дает основания утверждать, что они были получены в ходе осуществления оперативно-розыскной деятельности. Эта деятельность создает лишь предпосылки для получения уголовно-процессуальных доказательств»²⁴⁴. Действительно, несомненно это так, ведь доказательства формируются лишь в уголовном процессе, однако такие созданные предпосылки для формирования доказательств обязательно должны осуществляться законно, иначе они должны быть признаны недопустимыми. Вследствие этого и доказательства, полученные с помощью таких данных, должны стать недопустимыми. В противном случае существует возможность произвола со стороны государства, многократного и серьезного нарушения ФЗ «Об ОРД», как следствие – нарушение конституционных прав человека и гражданина в уголовно-процессуальных целях.

Однако необходимо отметить, что данное правило о недопустимости сведений, полученных с нарушением требований ФЗ «Об ОРД» от органов, осуществляющих ОРД, распространяется только на результаты ОРД, используемые в доказывании. В отношении результатов ОРД, используемых в качестве повода и основания для ВУД, а также оснований для производства следственных действий, такое утверждение не представляется верным. Как справедливо замечает В.И. Зажицкий: «Обнаружение оснований для производства обыска не является самостоятельным элементом порядка производства данного следственного действия, т.е. элементом процессуальной формы, и никак не влияет на допустимость доказательств»²⁴⁵. То же самое относится и к оперативно-розыскной информации, которая может послужить поводом и основанием для ВУД. Данная информация не является элементом проверки сообщения о преступлении, составной частью процесса формирования доказательства.

В связи с вышеизложенным, представляется целесообразным внести в ст. 89 УПК РФ дополнение о том, что использование результатов ОРД, полученных с нарушением ФЗ «Об ОРД» недопустимо, а в ст. 87 УПК РФ положения о том, что проверка осуществляется путем установления не только источника получения доказательства, но и законности его получения.

Кроме того, еще одним, на наш взгляд, не менее значимым доводом в пользу того, что допустимость «будущего» доказательства формируется при ОРД, является обозначенная выше особенность данной деятельности, заключающаяся в том, что она существенно ограничивается негласным характером её проведения. Данная особенность предполагает получение оперативно-розыскных сведений, не отвечающих обозначенной нами выше достоверной допустимости. В случае, если нет такого «условия негласности», то информация, полученная в ходе ОРД и интерпретируемая в доказательство, является допустимой, т.е. полученной из установленного следствием источника. В связи с этим допустимость доказательств обусловлена характером формирования оперативно-розыскных сведений.

Другим, не менее важным вопросом процесса доказывания, является использование в доказывании информации, полученной в рамках административного, гражданского и арбитражного судопроизводств. Такая информация в действующем законодательстве носит преюдициальный характер. Преюдиция, преимущественно понимаемая ранее как внутриотраслевая правовая категория, в связи с изменениями законодательной формулировки ст. 90 УПК РФ (в редакции данной статьи от 29 декабря 2009 г.) становится межотраслевой. Это основное изменение преюдиции в уголовном процессе имеет как положительные, так и отрицательные стороны, как сторонников, так и оппонентов. Поводом для такого изменения послужило Определение Конституционного Суда Российской Федерации №193–О–П от 15 января 2008 г.²⁴⁶

В данном определении был сделан следующий важный вывод: «статья 90 не предполагает возможность при разрешении уголовного дела не принимать во внимание обстоятельства, установленные не отмененными решениями арбитражного суда по гражданскому делу, которые вступили в законную силу, пока они не опровергнуты стороной обвинения». Таким образом, утверждается, что ст. 90 УПК РФ не запрещает межотраслевую преюдицию, однако, вместе с тем, данная норма и не разрешает её использование. В связи с этим в указанном определении сделан заключительный вывод: «Вместе с тем не исключается дальнейшее совершенствование федеральным законодателем процессуального регулирования, направленного на преодоление коллизий, связанных с выводами о фактах, которые входят в предмет доказывания одновременно по уголовным и гражданским делам и устанавливаются соответственно судами общей юрисдикции и арбитражными судами».

Законодателем были восприняты данные рекомендации, в связи с чем Федеральным законом № 383-ФЗ от 29 декабря 2009 г.²⁴⁷ (далее – ФЗ № 383) была введена новая редакция ст. 90 УПК РФ, предполагающая, что «обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. При этом такие приговор или решение не могут предрешать виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле».

Последовательно, чтобы определить основные положительные и проблемные стороны новой редакции ст. 90 УПК РФ, необходимо рассмотреть само понятие «преюдиция», определение которого также вызывает трудности в понимании среди ученых-процессуалистов. Понятие «преюдиция» трактуется учеными по-разному. Это обусловлено, прежде всего, сложностью данной правовой категории и неоднозначностью составляющих ее элементов, наличием различных признаков, объединенных в одно целое. Так, наиболее полную и точную, на наш взгляд, характеристику концепций понятия «преюдиция» дают ученые С.П. Щерба и И.В. Чащина²⁴⁸. На основе комплексного анализа научной литературы, данные ученые выделяют следующие основные смысловые характеристики определения «преюдиции»: 1) как правоприменительного акта; 2) как факта, установленного одним судом и который не может устанавливаться повторно другим судом; 3) как результата последовательного применения презумпции истинности приговора в виде обязательности решений одного суда для другого; 4) как интеллектуально-волевой деятельности по доказыванию; 5) как свойство отдельных правовых явлений; 6) как прием юридической техники (правило доказывания). Обобщая данные точки зрения, указанные авторы приходят к выводу о том, что преюдиция применяется для обозначения совокупности обстоятельств, не нуждающихся в доказывании, поскольку они установлены вступившим в законную силу судебным актом. Соглашаясь с данным определением, однако, заметим, что термин «преюдиция» может применяться для обозначения не только совокупности обстоятельств, но и какого-то одного обстоятельства, имеющего значение для дела.

Отчасти ст. 90 УПК РФ содержит представленные выше признаки преюдиции, поэтому можно сделать вывод о том, что данная норма уголовно-процессуального закона представляет собой определение преюдиции в уголовном процессе. Однако такое определение представляется в некоторой степени неточным и противоречивым.

Так, обращает на себя внимание правовая природа преюдиции. До принятия ФЗ № 383 ст. 90 УПК РФ предусматривала опровержимую внутриотраслевую преюдицию, в новой редакции преюдиция стала неопровержимой и межотраслевой, т.е. информация, полученная в рамках административного, гражданского и арбитражного судопроизводств, становится уже не альтерпроцессуальной, а уголовно-процессуальной. Такой значительный рост доверия законодателя к безошибочности функционирования собственной правовой системы, по меньшей мере, настораживает. Изменение сразу двух сложнейших для процесса доказывания признаков преюдиции в уголовном судопроизводстве в сторону максимального использования преюдициально установленных обстоятельств неизбежно привело ко множеству проблем правоприменения, что отмечается многими практическими работниками. Проведенный нами социологический опрос сотрудников правоохранительных органов показал, что 63 % респондентов полагали необходимым отменить действующую на настоящий момент неопровержимую межотраслевую преюдицию и закрепить в уголовно-процессуальном законе действовавшую ранее опровержимую внутриотраслевую преюдицию.

Это обусловлено тем, что возникали ситуации, когда имеющиеся доказательства по уголовному делу противоречили преюдициально установленным обстоятельствам. Однако в силу установленной неопровержимой преюдиции судья не мог не признать преюдициально установленных обстоятельств как абсолютно достоверных и не требующих дополнительно проверки. К сожалению, от ошибок не застрахован никто, поэтому и решения судов в рамках административного, арбитражного, гражданского судопроизводств и приговоры суда в рамках уголовного судопроизводства могли быть ошибочными, однако, как возможно избежать применения такого ошибочного судебного акта в качестве преюдиции, было неясно.

Кроме того, оценка одного и того же обстоятельства в свете юридических норм различной отраслевой принадлежности может быть неодинаковой, сущность этих различий в нормах не только процессуального, но и прежде всего материального права, в отличии их принципов построения и функций²⁴⁹. Как совмещать различную процессуальную природу доказательств при их оценке, также было непонятно, однако одно было точно ясно - нельзя не признавать истинность установленных преюдициальных обстоятельств.

Также, учитывая возможное различие оценки одного и того же обстоятельства в разных отраслях процессуального права, отметим следующую особенность действующей межотраслевой преюдиции: возможность использования преюдиции в уголовном процессе определяется условием того, что обстоятельства, установленные вступившим в силу решением суда в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, должны пересекаться с обстоятельствами предмета доказывания по уголовному делу. В противном случае такие преюдициально установленные обстоятельства не будут иметь никакого доказательственного значения. Однако это также не всегда учитывалось правоприменителями.

В свете нового толкования ст. 90 УПК РФ Конституционным Судом РФ в постановлении от 21.12.2011 г. № 30-П²⁵⁰ указанные особенности преюдиции были обозначены, кроме того был исследован конституционно-правовой смысл уголовно-процессуальной нормы права о преюдиции, даны разъяснения по ее применению. Так, Конституционный Суд РФ отмечает: «...Пределы действия преюдициальности судебного решения объективно определяются тем, что установленные судом в рамках его предмета рассмотрения по делу факты в их правовой сущности могут иметь иное значение в качестве элемента предмета доказывания по другому делу, поскольку предметы доказывания в разных видах судопроизводства не совпадают, а суды в их исследовании ограничены своей компетенцией в рамках конкретного вида судопроизводства... В уголовном же судопроизводстве решается вопрос о виновности лица в совершении преступления и о его уголовном наказании. Имеющими значение для этого суда будут являться такие обстоятельства, подтверждающие установленные уголовным законом признаки состава преступления, без закрепления которых в законе деяние не может быть признано преступным. Это касается и формы вины как элемента субъективной стороны состава преступления, что при разрешении гражданского дела установлению не подлежит. Именно поэтому уголовно-правовая квалификация действий (бездействия) лица определяется исключительно в рамках процедур, предусмотренных уголовно-процессуальным законом, и не может устанавливаться в иных видах судопроизводства».

До указанного разъяснения Конституционного суда РФ правоприменители должны были самостоятельно толковать ст. 90 УПК РФ, что и приводило к трудностям ее применения и к противоположным решениям по схожим правовым ситуациям.

Так, например, по находящемуся на данный момент в производстве следственного отдела УФСБ РФ по Хабаровскому краю уголовному делу № 052099 по обвинению Х. в организации совершения хищения денежных средств, выделяемых из бюджета и внебюджетных фондов, сторона защиты заявила ходатайство о прекращении уголовного дела на основании ст. 90 УПК РФ. Фабула данного уголовного дела заключается в разработанной Х. схеме хищения, суть которой состоит во включении между истинными поставщиками материалов для ОАО «1»²⁵¹ дополнительных организаций-агентов, оказывающих посреднические услуги в поиске материалов, при этом материалы для достройки государственного заказа должны поступать на ОАО «1» от истинных поставщиков, далее первичные бухгалтерские документы изымаются, на их основе составляются подложные первичные бухгалтерские документы от фиктивных организаций-агентов, с включением в них завышенных цен относительно цен истинных предприятий – поставщиков. При этом роль указанных агентов выполняли ООО «2» и ЗАО «3». Указанное ходатайство адвоката было обусловлено следующим: решениями Арбитражного суда г. Москвы и Арбитражного суда Ивановской области в пользу ОАО «1» с ООО «2» и ЗАО «3» взысканы денежные средства неосновательного обогащения и проценты за пользование чужими денежными средствами.

Таким образом, по мнению защиты, установлен факт наличия гражданско-правовых отношений между ОАО «1», ООО «2» и ЗАО «3», а обстоятельства, установленные указанными решениями арбитражных судов, устраняют преступность деяний, инкриминируемых следствием Х. В силу требований ст. 90 УПК РФ защита считает, что уголовное преследование в отношении Х. подлежит прекращению. Данному ходатайству адвоката руководителем следственного органа – заместителем начальника следственного отдела УФСБ РФ по Хабаровскому краю было отказано в удовлетворении на следующих основаниях: арбитражные суды в перечисленных адвокатом решениях установили лишь правомерность хозяйственной деятельности и наличие гражданско-правовых отношений между ОАО «1» и указанными организациями, не оценивая фиктивность организаций-агентов, обстоятельства составления и подлинность первичных бухгалтерских документов, не проводя сравнение указанных в них цен относительно цен истинных предприятий поставщиков. Кроме того, событие преступления установлено вступившими в законную силу приговорами суда по рассмотрению уголовного дела № 500099 в отношении Б. и уголовного дела № 051899 в отношении П., выделенных в отдельное производство. Указанное постановление руководителя следственного органа было обжаловано в Следственное управление ФСБ России, однако начальник Следственного управления ФСБ России постановил в удовлетворении жалобы адвоката А. по указанным выше основаниям в полном объеме отказать, что является полностью, на наш взгляд, обоснованным и правомерным.

Данное постановление начальника Следственного управления ФСБ России было вынесено до разъяснения особенностей применения ст. 90 УПК РФ в постановлении Конституционного суда РФ от 21.12.2011 г. № 30-П. Однако правоприменительная практика шла и совсем другим путем. Так, в указанном постановлении Конституционного суда РФ, рассматривается похожая правовая ситуация: Промышленный районный суд города Ставрополя решением от 21 мая 2007 года удовлетворил иск гражданки Г.К. Чернышовой к гражданам В.Д. Власенко и Е.А. Власенко о признании действительным предварительного договора купли-продажи жилого дома, о понуждении заключить договор купли-продажи этого дома и о признании на него права собственности, а в удовлетворении встречных исковых требований о признании указанного договора недействительным отказал.

Постановление о возбуждении в отношении Г.К. Чернышовой уголовного дела по признакам преступления, предусмотренного частью четвертой статьи 159 «Мошенничество» УК Российской Федерации, вынесенное 24 февраля 2009 года следователем главного следственного управления при Главном управлении внутренних дел по Ставропольскому краю по заявлению Е.А. Власенко о хищении принадлежащего ему имущества, было отменено как незаконное заместителем прокурора Ставропольского края. Неоднократно проверявшие те же обстоятельства (последний раз 17 марта 2010 года) следователи следственного управления Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации по Ставропольскому краю оснований для возбуждения уголовного дела не находили.

Постановлением от 16 апреля 2010 года, вынесенным по очередному заявлению Е.А. Власенко старшим следователем следственного управления при Управлении внутренних дел по городу Ставрополю, в отношении Г.К. Чернышовой вновь было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью четвертой статьи 159 УК Российской Федерации. Как указывалось в постановлении, в 2007 году Г.К. Чернышова совершила хищение чужого имущества в особо крупном размере путем обмана, а именно: используя заведомо для нее фиктивные документы, она зарегистрировала на свое имя в Управлении Федеральной регистрационной службы по Ставропольскому краю принадлежащий В.Д. Власенко жилой дом.

Промышленный районный суд города Ставрополя, куда Г.К. Чернышова обратилась с жалобой в порядке статьи 125 УПК Российской Федерации, 3 сентября 2010 года со ссылкой на статью 90 данного Кодекса отменил постановление о возбуждении в отношении нее уголовного дела, отметив, что вступившим в законную силу решением от 21 мая 2007 года тот же суд, исходя из установленных им обстоятельств, признал право собственности на спорный жилой дом за Г.К. Чернышовой, отказав в удовлетворении встречных исковых требований. Судебная коллегия по уголовным делам Ставропольского краевого суда свой отказ в удовлетворении кассационной жалобы адвоката В.Д. Власенко и Е.А. Власенко также мотивировала необходимостью соблюдения требований статьи 90 УПК Российской Федерации, в силу которых обстоятельства, установленные вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского судопроизводства, должны быть признаны следователем без дополнительной проверки.

Как утверждали заявители в своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации, в ходе рассмотрения их гражданского дела достоверность доказательств, представленных истицей, судом не проверялась, а их заявления о подложности и фальсификации представленных ею доказательств и их ходатайства об истребовании подлинных документов были оставлены судом без удовлетворения. Рассмотрев данное дело, в своем заключении Конституционный суд РФ отмечает: «Правоприменительные решения по делу граждан Власенко Веры Дмитриевны и Власенко Егора Александровича, принятые на основании положений статьи 90 УПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным в настоящем Постановлении, подлежат пересмотру в установленном порядке», поставив тем самым точку в различном толковании ст. 90 УПК РФ правоприменителями.

Кроме данного разъясняющего и бесспорно правильного толкования Конституционным Судом РФ конституционно-правового смысла ст. 90 УПК РФ, в его постановлении от 21.12.2011 г. № 30-П также содержатся выводы об опровержении преюдиции: «...Закрепление в процессуальном законе преюдициального значения обстоятельств по ранее рассмотренному делу не означает предопределенности окончательных выводов суда по уголовному делу ранее состоявшимся судебным решением, принятым в другом виде судопроизводства в иных правовых процедурах...институт преюдиции, являясь выражением дискреции²⁵² законодателя в выборе конкретных форм и процедур судебной защиты и будучи направлен на обеспечение действия законной силы судебного решения, его общеобязательности и стабильности, на исключение возможного конфликта различных судебных актов, подлежит применению с учетом принципа свободы оценки доказательств судом, вытекающего из конституционных принципов независимости и самостоятельности судебной власти».

Таким образом, Конституционный Суд РФ разъяснил, что преюдиция является неопровержимой при ее принятии в уголовном деле в качестве доказательства, однако одновременно указал, что впоследствии, при оценке всех доказательств, она может быть опровергнута. И это несомненно положительно, так как таким образом в отечественной правовой системе не смогут одновременно иметь место судебные акты, содержащие взаимоисключающие выводы. Единственным способом преодоления преюдиции Конституционный суд РФ устанавливает пересмотр дела по вновь открывшимся обстоятельствам, обозначив тем самым, что преюдиция не абсолютна, что она становится образно выражаясь «неопровержимо-опровержимая». Причем по вновь открывшимся обстоятельствам в этом случае рассматривается дело, в котором содержатся преюдициальные обстоятельства, а не уголовное дело, в котором применяются преюдициальные обстоятельства как доказательства. Исходя из данного толкования нормы УПК РФ о преюдиции, можно утверждать, что между уголовным и иными видами юридических процессов существует устойчивая и взаимодополняющая правовая связь, соответствующая конституционным принципам осуществления правосудия и международным обязательствам Российской Федерации по обеспечению действия принципа правовой определенности в российской правовой системе.

Учитывая детальные разъяснения Конституционного Суда РФ по применению ст. 90 УПК РФ, однако все же обращает на себя внимание некоторая процессуальная неурегулированность межотраслевой преюдиции.

Например, возможна такая ситуация: с учетом преюдициально установленных обстоятельств вынесен приговор по уголовному делу. Решение, принятое в рамках гражданского судопроизводства, установившее такие преюдициальные обстоятельства, пересмотрено в кассационном порядке и изменено (отменено), тогда как приговор по уголовному делу вступил в законную силу и наказание, предусмотренное соответствующей нормой УК РФ, исполняется. Естественно, что преюдициально установленные обстоятельства повлияли на вынесение приговора суда по уголовному делу; без таких обстоятельств приговор, возможно, мог бы быть другим. Поэтому, очевидно, что данное уголовное дело должно быть рассмотрено на судебном заседании повторно и приговор по нему (уголовному делу) должен быть изменен, отменен или оставлен без изменения. Это возможно в случае своевременного уведомления суда, вынесшего приговор об изменении решения или приговора суда, устанавливающего преюдициальные обстоятельства. Данная процедура должна быть, на наш взгляд, обязательно четко регламентирована в УПК РФ.

Рассматривая вопрос о преюдиции, необходимо отметить особую значимость данного правового явления в процессе расследования уголовного дела. Преюдиция по своей правовой природе является доказательством, в связи с чем, полагаем, и помещена в соответствующую главу УПК РФ, именуемую «Доказывание». Однако «вопреки общим правилам доказывания и сущности доказательств (ст. 74, 76–84, 85–88 УПК РФ) разработчики текста ст. 90 УПК РФ уклонились от указания на то, что из себя представляет документ, адресованный суду или им востребованный и содержащий сведения об обстоятельствах, установленных приговором или иным вступившим в законную силу решением суда, к какому виду доказательств он относится»²⁵³. Отчасти, на наш взгляд, это обусловлено требованиями, которые предъявляются к доказательствам, но не применяются к преюдициям. Это общеизвестные требования допустимости, достоверности, проверяемости и оценки доказательств.

Вместе с тем, нельзя не признавать правовую природу преюдиции в новой редакции ст. 90 УПК РФ, как доказательства по уголовному делу. В этой связи представляется необходимым по каждому расследуемому на предварительном расследовании или рассматриваемому на судебном заседании уголовному делу выяснять факт рассмотрения каких-либо обстоятельств данного уголовного дела в другом процессе, что закрепить в соответствующей норме УПК РФ.

В связи с вышеизложенным, представляется целесообразным изложить ст. 90 УПК РФ в следующей редакции:

Статья 90. Преюдиция

1. По каждому уголовному делу суд, прокурор, следователь, дознаватель должны выяснять факт рассмотрения каких-либо обстоятельств, имеющих значение для данного уголовного дела, во вступившем в законную силу приговоре либо в ином вступившем в законную силу решении суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства.

2. Обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. При этом такие приговор или решение не могут предрешать виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле.

3. О применении вступившего в законную силу приговора либо иного вступившего в законную силу решения суда, принятого в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, выносится постановление или определение, в котором указывается должность, фамилия и инициалы лица, вынесшего постановление или определение, номер рассматриваемого или расследуемого уголовного дела, а также дата вынесения постановления или определения. Данное постановление или определение приобщается к материалам уголовного дела, а также к делу, приговор или решение по которому применяются в качестве преюдиции. При изменении (отмене) приговора или решения, применяемого в качестве преюдиции, судья, прокурор, следователь, дознаватель, вынесшие постановление о приобщении в качестве преюдиции письменно об этом уведомляются.

4. Преюдициальное значение обстоятельств по ранее рассмотренному делу подлежит применению с учетом принципа свободы оценки доказательств и не означает предопределенности окончательных выводов суда по уголовному делу ранее состоявшимся судебным решением, принятым в другом виде судопроизводства в иных правовых процедурах.

5. Опровержение преюдициального значения обстоятельств по ранее рассмотренному делу осуществляется во всех видах судопроизводства только путем пересмотра судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам.

Рассматривая преюдиции, в научной литературе ученые-процессуалисты зачастую упоминают правовые презумпции. И это не случайно, ведь правовые презумпции имеют сходную гносеологическую сущность, являются еще одним априорным источником формирования доказательств в уголовном процессе.

Наиболее точное, на наш взгляд, определение правовым презумпциям разработал Л.Л. Кругликов: правовые презумпции – это закрепленное законодательно предположение о наличии факта, основанное на закономерности связи между сходными предполагаемому и наличному фактами, подтвержденное правовоприменительной практикой и влекущее правовые последствия²⁵⁴. Кроме того, в уголовном процессе применяются презумпции, не закрепленные в законе, так называемые фактические или естественные презумпции. Причем различаются два вида фактических презумпций: 1) презумпции, которые возникли и существуют независимо и вне права; 2) презумпции, существование которых связано с правовприменительной деятельностью (вырабатываются в процессе реализации норм права и служат презюмированию истинных знаний в отдельной отрасли права, в частности, уголовного судопроизводства; например, показания потерпевшего всегда несколько преувеличены, лицо, вторично совершившее преступление, опытнее лица, совершившего преступление впервые, и так далее)²⁵⁵.

Не вдаваясь в подробности относительно классификации и характеристики отдельных видов используемых в уголовном процессе презумпций, что не является целью нашего исследования, отметим, что использование такого априорного источника сведений присутствует в процессе доказывания всегда, презумпции являются неотъемлемой и обязательной частью системы средств доказывания, в значительной степени способствуют достижению назначения уголовного судопроизводства, а также установлению основной цели доказывания – объективной истины.

Проблемным вопросом, относящимся к источникам формирования доказательств и требующим своего рассмотрения в данном параграфе диссертационного исследования, является использование общеизвестного факта в доказывании по уголовным делам. Объективная действительность окружающего мира содержит множество происходящих в ней явлений. Подобные явления носят самый различный характер, отличаются по сложности, длительности, масштабам, познаваемости и т.д. Особое внимание следует уделить свойству познаваемости, являющемуся структурообразующим элементом понятия «общеизвестный факт».

В силу очевидности некоторых окружающих нас явлений, свойство познаваемости может иметь максимальное значение, то есть о некоторых обстоятельствах объективной действительности люди, причем и каждый человек в отдельности, знают все. Конечно, как известно из философии, абсолютной истины в познании какого-либо явления достичь никогда нельзя, однако истина относительная, которая отражена «общеизвестным фактом», очевидна.

В силу этого, ряд ученых-процессуалистов «удивлены» отсутствием в уголовно-процессуальном законе «общеизвестного факта». Так, например. Т.З. Егорова пишет: «Непонятна та причина, по которой в УПК РФ не нашлось места для законодательного урегулирования общеизвестного факта»²⁵⁶. Ответ на этот вопрос содержится в достаточно длительных и спорных дискуссиях относительно гносеологической и правовой природы понятия общеизвестный факт.

М.С. Строгович, например, утверждает: «Следует признать, что создание определенной категории «общеизвестных фактов» (notoria), не подлежащих доказыванию по уголовным делам, не имеет научного основания…нет никакой надобности в выделении особой категории общеизвестных фактов, подлежащих доказыванию. Само собой разумеется, что суд и стороны обладают необходимыми общими сведениями и знаниями – политическими, научными, практическими, житейскими, без которых они не могут выполнять своих функций … и, конечно, ни одному разумному человеку не пришло бы в голову доказывать или требовать доказательств в процессе судебного разбирательства таких фактов, как, например, что Москва – столица СССР, или что в СССР оказывается государственная помощь многодетным матерям … все подобные «общеизвестные факты» не являются фактическими обстоятельствами конкретного уголовного дела»²⁵⁷.

В.Д. Арсеньев, в свою очередь, опровергает данный довод следующим утверждением: «Неудачно подобранные примеры еще не делают порочным утверждение о наличии в уголовном процессе общеизвестных фактов»²⁵⁸. Полагаем, следует согласиться с В.Д. Арсеньевым, ведь, например, такие общеизвестные факты, как стихийные бедствия, нахождение такого-то заведения в таком-то месте, точное расстояние между двумя пунктами и абсолютная невозможность пройти это расстояние на машине, принадлежность опия к наркотикам, а водки к спиртным напиткам и т.д.²⁵⁹, не требуют доказывания, хотя могут выступать в качестве фактического обстоятельства конкретного уголовного дела. Так, лето 2010 года сопровождалось сильной засухой и большим количеством лесных пожаров на территории Российской Федерации, при котором сгорело огромное количество гектаров леса и некоторые поселки, погибли люди. В связи с этим возник ряд гражданских и уголовных дел, в которых факт засухи и пожаров рассматривался как общеизвестный.

Однако, соглашаясь с данным тезисом В.Д. Арсеньева, отметим, что представляется недостаточно обоснованным другой тезис указанного автора, а именно: «Следственные органы и суд должны оговорить в соответствующих процессуальных актах, какие обстоятельства дела они признали не нуждающимися в доказывании»²⁶⁰. Представляется, что общеизвестные факты нельзя закрепить одним процессуальным документом, составить их полный перечень и осуществлять доказывание строго в соответствии с данным перечнем; общеизвестные факты появляются с течением времени и их количество, степень и частота появления меняется независимо от желания и воли людей.

Очевидно, что общеизвестный факт в уголовном судопроизводстве применяется. Однако, использование такой гносеологической категории, как уже отмечалось, уголовно-процессуальным законом не регламентировано. Это обусловлено, прежде всего, неопределенностью признака общеизвестности. Не все обстоятельства могут быть известны конкретному участнику процесса, что обусловлено различными факторами, такими как национальность, пол, особенность мышления, жизненный опыт, место жительства и Т.Д.²⁶¹.

Учитывая данную особенность, О.В. Левченко предлагает закрепить общеизвестные факты в уголовно-процессуальном законе, дополнив УПК РФ отдельной статьёй в следующей формулировке: «Не нуждаются в доказывании обстоятельства, подтверждаемые общеизвестными фактами, если эти обстоятельства не вызывают сомнений у суда, прокурора, следователя, дознавателя»²⁶². По нашему мнению, такая формулировка не совсем корректна, так как подобные сомнения могут возникнуть не только у стороны обвинения и суда, но и у стороны защиты. В соответствии с закрепленным в УПК РФ принципом состязательности, стороны должны быть равны перед судом, однако приведенная О.В. Левченко формулировка в этом отношении не отвечает требованию принципа состязательности: сторона защиты лишена права на оспаривание признаваемых доказанным с помощью общеизвестного факта обстоятельств. Поэтому, поддерживая предложение О.В. Левченко о внесении в УПК РФ нормативного положения о порядке использования общеизвестного факта в доказывании по уголовным делам, считаем целесообразным изложить такое нормативное положение с учетом предложенных рекомендаций.

Таким образом, обобщая вышеизложенное, отметим: источниками формирования доказательств по уголовному делу являются объекты материального мира, содержащие в себе информацию о преступлении, собирание которой носит различный характер, обусловленный формой, средствами и особенностями поисково-познавательной деятельности. В зависимости от вида поисково-познавательной деятельности, собранную информацию возможно классифицировать на непроцессуальную, альтерпроцессуальную и уголовно-процессуальную. Представляется довольно сложной и наиболее проблемной характеристика альтерпроцессуальных источников формирования доказательств по уголовному делу.

Данными источниками является информация, полученная в рамках административного, гражданского, арбитражного судопроизводств и частично оперативно-розыскной деятельности. Характеристика процессуальности, которыми обладают эти виды поисково-познавательной деятельности, означает, что информация, появившаяся в ходе их осуществления, получена в соответствующем правовом режиме, соответственно обладает признаком достоверности, который, в свою очередь, позволяет утверждать, что такая информация может использоваться в уголовном процессе. Вместе с тем, средства доказывания в указанных выше различных видах судопроизводств и ОРД также различны, в связи с чем возникают сложности в использовании такой альтерпроцессуальной информации. Приведенные нами рекомендации, полагаем, будут способствовать разрешению данного проблемного аспекта теории доказывания, доказательственного права и правоприменительной практики.

 

3.3. Следственные и иные процессуальные действия

 

Итак, остался нерассмотренным заключительный элемент системы средств доказывания – следственные и иные процессуальные действия. С помощью данных действий, направленных на источники формирования доказательств, субъекты доказывания получают основное средство оперирования в процессе доказывания – доказательства. Способы доказывания, как следственные и иные процессуальные действия, закреплены законодательно, что отражено в ч. 1 ст. 86 УПК РФ, однако законодатель не дает четкого понятия следственных действий: определение унифицированного понятия следственных действийможно вывести из логического анализа норм УПК РФ ²⁶³.

В этом отношении представляет интерес п. 32 ст. 5 УПК РФ. Процессуальное действие в данном указании закона – это следственное, судебное или иное процессуальное действие. Такая классификация процессуальных действий, на наш взгляд, является не вполне понятной. Исходя из приведенной формулировки можно выделить два признака, по которым законодатель делит процессуальные действия.

Первый признак – кем производится процессуальное действие²⁶⁴. Исходя из этого признака, процессуальные действия – это действия, производимые следователем и судом (тогда можно сделать вывод, что под следственным действием в законе понимается процессуальное действие, производимое следователем). Но тогда не понятно, почему не определены другие участники уголовного судопроизводства, которые совершают процессуальные действия, а только объединены под понятием «иные процессуальные действия».

Однако, как мы уже отмечали, можно выделить и другой признак, в соответствии с которым произведена такая классификация процессуальных действий. Таковым можно назвать признак цели производства процессуального действия. Понятно, что следственные действия производятся для обнаружения, изъятия и закрепления фактических данных, имеющих значение для дела. Процессуальные действия также вписываются в сущность данного признака, они осуществляются для других различных целей. Однако при такой классификации не понятно, зачем выделять судебные действия как отдельные и как вообще понимать судебные действия. Ведь судебные действия – это комплекс различных процессуальных действий, производимых судом. Кроме понимания судебного действия, как процессуального действия, производимого судом, иного определения этой категории дать не получается²⁶⁵.

Аналогично, другого понимания следственных действий, кроме как процессуальных действий, производимых следователем (исходя из анализа п. 32 ст. 5 УПК РФ), в Уголовно-процессуальном законе не определено, однако в его нормах определены различные признаки, которыми должны обладать следственные действия, посредством чего, как отмечалось, можно вывести понятие следственных действий, что и предпринимается в научной литературе.

Категория «следственные действия» определяется учеными-процессуалистами по-разному. Так, в широком значении слова следственные действия понимаются как процессуальные действия, совершаемые уполномоченными органами в ходе предварительного расследования, а в узком – только те, которые непосредственно направлены на собирание и проверку доказательств²⁶⁶.

Традиционно принято считать, что следственные действия – это закрепленные уголовно-процессуальным законом отдельные комплексы познавательных и удостоверительных операций, направленные на собирание, исследование, использование и оценку доказательств (Р.С. Белкин, С.А. Шейфер и др.)²⁶⁷.

Похожим и достаточно содержательным, включающим понимание в широком и узком смысле, представляется определение А.В Ендольцевой, которая определяет «следственные действия» как проводимые следователем в соответствии с уголовно-процессуальным законом процессуальные действия, представляющие совокупность поисковых, познавательных и удостоверительных операций, направленные на обнаружение и закрепление фактических данных, имеющих значение для уголовного дела²⁶⁸.

Как мы видим, в указанном определении обозначены четыре признака следственных действий: кем производятся, на основе чего, в чем их «поисково-познавательная деятельность» и цель их производства. Обратим внимание на то, что наряду со следователем здесь также подразумевается и дознаватель. Говоря о признаке «кем производятся», необходимо отметить, что, исходя из сущности следственных действий как познавательной операции, их осуществление производится, на наш взгляд, также прокурором и судом, что будет рассмотрено позже²⁶⁹. Проанализировав ч. 1 ст. 86 УПК РФ, стало ясно, что вышеперечисленными субъектами доказывания производится собирание доказательств, однако какой субъект и какими именно действиями это осуществляет, следственными или иными процессуальными – в УПК РФ, не конкретизировано, да и говорить о такой конкретизации нет смысла в связи с отсутствием в уголовно-процессуальном законе определения следственного действия и четкого их перечня. Также применительно к признаку «кем производятся» уточним, что именно благодаря ему и существует такой широкий разброс взглядов в понимании природы следственных действий, о котором мы говорили выше.

П.С. Ефимичев к признаку цели добавляет элемент не только обнаружения и фиксации, но еще и проверки фактических данных, имеющих значение для дела²⁷⁰. На наш взгляд, это весьма важное дополнение, которое необходимо учитывать при определении понятия «следственные действия».

В свою очередь ряд авторов, пытаясь дать определение «следственные действия», выделяют следующий признак: «Следственные действия … – действия, … сопряженные с возможностью применения при их обеспечении или производстве мер государственного процессуального принуждения»²⁷¹. На наш взгляд, данный признак не несет в себе особого значения для того, чтобы включать его в определение рассматриваемого понятия. Меры государственного процессуального принуждения могут применяться практически на всех стадиях уголовного процесса. Меры принуждения носят вспомогательный и обеспечивающий характер по отношению к следственным действиям и вообще к собиранию доказательств.

В связи с этим также представляется не совсем точным утверждение В.Н. Григорьева о том, что «процедура производства следственных действий с возможностью применения государственного принуждения отличает следственные действия от иных процессуальных способов собирания доказательств»²⁷². На наш взгляд, следственные действия от процессуальных отличает другой признак, который рассмотрим позже.

А. Г. Федощев, определяя понятие «следственные действия», добавляет еще один немаловажный признак к четырем вышеперечисленным – условно назовем его признаком «обособленности»: следственные действия характеризуются детальной самостоятельной процедурой производства²⁷³. Производство каждого следственного действия является обособленной от иных следственных действий процедурой, несущей в себе самостоятельную структуру и тактику ее производства, отличающейся от иных совокупностью поисковых, познавательных и удостоверительных приемов, но преследующих общую для всех следственных действий цель: собирание (обнаружение и фиксация)²⁷⁴ и проверку доказательств. Указанный признак «обособленности», на наш взгляд, обязательно следует включать в определение понятия «следственные действия» при его разработке.

Что же касается признака «поисково-познавательной деятельности», о котором говорилось выше, то он, по нашему мнению, является основополагающим в понимании явления «следственные действия». Напомним, что признак «поисково-познавательной деятельности» заключается в том, что в следственных действиях эта самая поисково-познавательной деятельность заключается в совокупности непосредственно осуществляемых следователем (дознавателем) поисковых, познавательных и удостоверительных операций. Цель следственных действий, обозначенная выше, может быть достигнута только посредством осуществления поисковых, познавательных и удостоверительных операций, но никак не иначе. Учитывая это, на наш взгляд, следственными действиями можно назвать только те, которые имеют эту совокупность операций, обладают способностью к достижению цели следственных действий, закрепленной в законе и детально им регламентированной; остальные же, носящие характер обеспечения этой совокупности операций, можно назвать вспомогательными (обеспечивающими) процессуальными действиями, но никак не следственными.

Итак, на основании изложенного, понятие «следственные действия» можно определить как проводимые уполномоченным должностным лицом в соответствии с уголовно-процессуальным законом процессуальные действия, характеризующиеся детальной самостоятельной процедурой производства и представляющие совокупность поисковых, познавательных и удостоверительных операций, направленных на обнаружение, изъятие и закрепление в качестве доказательств их источников формирования (процессуальных, альтерпроцессуальных и непроцессуальных).

Учитывая данное определение, следственными действиями можно считать и некоторые процессуальные действия суда, направленные на собирание доказательств.²⁷⁵ Такими следственными действиями могут являться: допрос любых лиц об обстоятельствах производства следственных действий или изъятия и приобщения к уголовному делу документов (ч. 8. ст.234 УПК РФ), для решения вопроса об исключении доказательств как недопустимых (ч. 3 ст. 235 УПК РФ), допрос подсудимого (ст. 275 УПК РФ), потерпевшего (ст. 277 УПК РФ), свидетелей (ст.278 УПК РФ), эксперта (ст. 282 УПК РФ), осмотр местности и помещения судом (ст. 287 УПК РФ), следственный эксперимент, производимый судом (ст. 288 УПК РФ), предъявление для опознания в суде (ст. 289 УПК РФ), «судебное освидетельствование» (ст. 290 УПК РФ)²⁷⁶.

Представляет интерес такое процессуальное действие суда, как приобщение к материалам уголовного дела документов, представленных суду. Сущность данного процессуального действия также содержит признаки следственного действия, так как заключается в том, что документы, представленные в судебное заседание сторонами или истребованные судом, могут быть на основании определения или постановления суда исследованы и приобщены к материалам уголовного дела. Однако каким образом они должны быть исследованы, законом не определено. В целом, процессуальное действие «приобщение предметов и документов» законом детально не регламентируется ни для досудебного, ни для судебного производства. В связи с чем на практике для приобщения предметов и документов, представленных субъектам доказывания, зачастую применяется комбинация следственных действий: выемки и осмотра. Учитывая это, законодателю целесообразно, на наш взгляд, предусмотреть детальную регламентацию данного процессуального действия.

Прокурор, как мы уже отмечали, также вправе собирать и формировать доказательства. Что же касается способа собирания доказательств прокурором, то он, ввиду отсутствия у прокурора права участвовать в проведении следственных действий, а также принимать дело к своему производству, состоит лишь в форме участия в судебных стадиях процесса²⁷⁷.

Другим, не менее дискуссионным является вопрос о системе следственных действий, полемика по которому до сих пор не утихает среди ученых-процессуалистов, несмотря на достаточную степень разработанности проблемы. Отсутствие перечня следственных действий в уголовно-процессуальном законе дает основание для его вольной трактовки не только учеными, но и практиками. Так, например, доказательством по уголовному делу № 1 – 141/11 в качестве протокола следственного действия был признан акт применения служебной собаки²⁷⁸. Очевидно, что применение служебной собаки не является следственным действием. Это всего лишь один из многих подобных примеров, иллюстрирующих необходимость исследования данного проблемного вопроса теории и практики уголовного судопроизводства.

Итак, наиболее часто встречающимся в научной литературе является мнение о том, что перечень следственных действий определен в УПК РФ в количестве двенадцати следственных действий, а именно: глава 24 УПК РФ (осмотр, освидетельствование, следственный эксперимент), глава 25 УПК РФ (обыск, выемка, наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, контроль и запись переговоров и получение информации о соединениях), глава 26 УПК РФ (допрос, очная ставка, опознание, проверка показаний), глава 27 УПК РФ (производство судебной экспертизы)²⁷⁹. Различными учеными-процессуалистами к данному перечню добавляются: задержание подозреваемого, эксгумация трупа, наложение ареста на имущество, получение образцов для сравнительного исследования, контроль и запись переговоров²⁸⁰.

Учитывая разработанное нами определение «следственных действий», включающее пять основных признаков этого понятия, к следственным действиям, вне всякого сомнения, относятся все виды осмотра: осмотр места происшествия, местности, жилища и иного помещения, предметов, документов, животных, трупа, почтово-телеграфных отправлений (ст. 176–178, 180, 185 УПК РФ)²⁸¹, освидетельствование (ст. 179–180 УПК РФ)²⁸², следственный эксперимент (ст. 181 УПК РФ), обыск (ст. 93, 182, 184 УПК РФ), выемка (ст. 183, 185 УПК РФ), допрос (ст. 187–191, 205 УПК РФ), очная ставка (ст. 192 УПК РФ)²⁸³, предъявление для опознания (ст. 193 УПК РФ), проверка показаний на месте (ст. 194 УПК РФ).

Используя данный методологический подход, рассмотрим другие процессуальные действия, которые также часто называют следственными:

1. Наложение ареста на почтово-телеграфные отправления не содержит в себе признака «поисково-познавательной деятельности», что нельзя сказать об их осмотре. Здесь можно выделить только такое следственное действие, как осмотр, точнее его разновидность – осмотр почтово-телеграфных отправлений, произведенных при наложении на них ареста и в дальнейшем выемки; также уместно заметить, что и наложение ареста на имущество не обладает всеми признаками следственного действия, а значит, не является следственным действием.

2. Что же касается производства судебной экспертизы, то и здесь признака «поисково-познавательной деятельности» мы не обнаружим: поисковые, познавательные и удостоверительные операции производит эксперт, но никак не компетентное должностное лицо, уполномоченное собирать доказательства в соответствии с ч. 1 ст. 86 УПК РФ, что позволяет утверждать следующее: процессуальное действие следователя – назначение экспертизы не носит характер следственного действия²⁸⁴. Совершенно верно в данном аспекте пишет И.Л. Петрухин: «Экспертиза, будучи процессуальным институтом, не является следственным действием в том смысле, что следователь сам её не проводит. Следователь обладает достаточными процессуальными возможностями, чтобы, не вторгаясь в компетенцию эксперта, не командуя и не предписывая, направлять экспертное исследование в сторону наиболее полного, всестороннего и объективного выяснения обстоятельств, составляющих предмет экспертизы»²⁸⁵.

3. Также, можно говорить о том, что задержание подозреваемого не относится к следственным действиям; поисковых, познавательных и удостоверительных операций в этом процессуальном действии мы не обнаружим. Более верно относить задержание подозреваемого к мерам принуждения, а не к следственным действиям, что и закреплено в настоящее время законодательно. Однако, стоит отметить, что при проведении социологического опроса 37 % респондентов считали необходимым включить процессуальное действие «задержание подозреваемого» в перечень следственных действий, так как это позволит использовать протокол задержания как протокол следственного действия, обладающего самостоятельным доказательственным значением в уголовном деле.

4. Эксгумация трупа, на наш взгляд является, процессуальным действием организационного, технического характера, обеспечивающим такие следственные действия, как осмотр трупа, назначение экспертизы, предъявление для опознания²⁸⁶.

5. Получение образцов для сравнительного исследования также можно назвать процессуальным, а не следственным. Данное процессуальное действие непосредственно к получению доказательственной информации не приводит, это действие «подследственное», обеспечивающее возможность производства экспертизы²⁸⁷.

6. Контроль и запись переговоров, несмотря на опосредование этого действия в уголовно-процессуальном законе, также не является следственным действием. О.Я. Баев приводит следующие аргументы для данного утверждения²⁸⁸: во-первых, следователь, принявший решение о необходимости контроля и записи переговоров, сам таковое осуществлять не может; его техническое производство следователь поручает специальному органу (ч. 3 ст. 186 УПК РФ)²⁸⁹, восприятие информации, имеющей доказательственное значение, производится не следователем, а представитель соответствующего органа; во-вторых, любое следственное действие одномоментное и непрерывное, а контроль и запись переговоров продолжаются весьма длительное время (до шести месяцев). Второй аргумент, полагаем, не имеет достаточного основания для того, чтобы признать контроль и запись переговоров не следственным действием, что нельзя сказать о первом аргументе, на основе которого достаточно обоснованно можно утверждать, что контроль и запись переговоров не является следственным действием²⁹⁰. Интересен в этом отношении подход В.К. Зникина²⁹¹, который утверждает, что контроль и запись переговоров является следственным действием и одновременно оперативно-розыскным мероприятием – прослушиванием телефонных переговоров, что представляется неверным. Следственным действием при осуществлении контроля и записи переговоров можно назвать производство их осмотра.

Рассуждая в данном аспекте о контроле и записи переговоров, необходимо отметить, несомненно, верное утверждение А.В. Смирнова и К.Б. Калиновского²⁹² о том, что контроль и запись переговоров, производимый без судебного решения и основанный на заявлении одного из участников переговоров (когда существует реальная угроза совершения насилия, вымогательства в отношении потерпевшего, свидетеля, их близких), противоречит ч. 2 ст. 23 и ч. 1 ст. 24 Конституции РФ, устанавливающих право каждого на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, возможность ограничения этого права только на основании судебного решения, а также обязанность органов государственной власти и органов местного самоуправления, их должностных лиц обеспечить каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом²⁹³.

Итак, исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что следственными действиями являются²⁹⁴:

1. осмотр (ст. 176–178, 180, 185, 287 УПК РФ);

2. освидетельствование ( ст. 179, 180, 290 УПК РФ);

3. следственный эксперимент (ст. 181, 288 УПК РФ);

4. обыск (ст. 93, 182, 184 УПК РФ);

5. выемка (ст. 183, 185 УПК РФ);

6. допрос (ст. 187–191, 205, ч. 8. ст.234, ч. 3 ст. 235, 275, 277, 278, 282 УПК РФ);

7. очная ставка (192 УПК РФ);

8. предъявление для опознания (ст. 193, 289 УПК РФ);

9. проверка показаний на месте (ст. 194 УПК РФ);

Остальные же процессуальные действия, относимые авторами по каким-либо определенным признакам к следственным действиям, являются, на наш взгляд, обеспечивающими процессуальными действиями, но не носящими характер следственных действий. Поэтому представляется неверным выделение Ю.С. Комягиной целой группы «организационных следственных действий»²⁹⁵, включающей эксгумацию, наложение ареста на почтово-телеграфные отправления, получения образцов для сравнительного исследования, назначение судебной экспертизы.

Представляется необходимым внести в УПК РФ предложенный нами перечень следственных действий. В ходе проведения социологического опроса необходимость закрепления четкого перечня следственных действий обозначили также 93 % практических работников правоохранительных органов.

Данная необходимость продиктована множеством факторов, например тем, что нельзя говорить о таком доказательстве, как протокол следственного действия (п. 5 ч. 2 ст. 74 УПК РФ), когда в основных понятиях, используемых в УПК РФ (ст. 5), нет понятия следственного действия и не обозначено их количество и виды, с чем совершенно справедливо, на наш взгляд, соглашаются 85 % опрошенных нами респондентов. В связи с этим, представляется противоречивым тезис Л.И. Сироткина: «Закон определяет круг видов протоколов следственных и судебных действий. К ним относятся все виды осмотров, протокол освидетельствования, протоколы выемок, обысков, задержания, предъявления для опознания, эксгумации трупа, проверки показаний на месте, следственного эксперимента, а также протоколы судебных заседаний»²⁹⁶.

Кроме того, субъекту доказывания необходимо проводить не определенные законом «какие-то» следственные действия, при этом домысливая, что, наверное, следственное действие это то или иное процессуальное действие. Вышеизложенное, естественно, отрицательно влияет на процесс доказывания в уголовном судопроизводстве и приводит к существующему противоречию, порой, довольно значительному, во взглядах ученых-процессуалистов о понятии, классификации и видах следственных действий.

Учитывая вышеизложенное, однако, необходимо признать, что отдельные нормы УПК РФ упоминают термин «следственные действия» в отношении допроса, производства судебной экспертизы, эксгумации, освидетельствования, обыска и выемки, осмотра, наложения ареста на имущество, контроля и записи переговоров, следственного эксперимента, наложения ареста на почтово-телеграфные сообщения, их осмотр и выемку, предъявления для опознания, проверки показаний на месте, личного обыска ( ч. 2 ст. 159, ч. 1 ст. 164, ч. 2 ст. 164, ч. 5 ст. 165, ч. 1. ст. 170, ст. 177, ч. 3 ст. 174, п. 2 ч. 3 ст. 186, ч. 3 ст. 190, п. 3 ч. 2 ст. 426 УПК РФ). Однако не все из этих действий, признающихся законодателем следственными, исходя из нашего исследования, представляются таковыми. Поэтому, на наш взгляд, необходимо внести соответствующие изменения и дополнения в УПК РФ, связанные с включением в него разработанного нами понятия следственных действий и их перечня.

Таким образом, средства доказывания – следственные и иные процессуальные действия, как мы убедились, играют важнейшую роль в системе средств доказывания по уголовным делам, составляют её эмпирическую базу, подробно описанную в научной литературе, однако характеризующуюся рядом проблемных гносеологических и нормативно-правовых аспектов. Данные проблемные аспекты, к сожалению, присущи не только следственным и иным процессуальным действиям, но также и всем остальным элементам системы средств доказывания по уголовным делам, исследованным в третьей главе диссертационного исследования.

Учитывая системный характер взаимодействия средств доказывания, указывающий на их взаимозависимость и взаимообусловленность, разрешение указанных проблемных аспектов приобретает особую актуальность и значимость. Предложенные нами теоретические и практические рекомендации, полагаем, будут способствовать устранению таких недостатков и смогут повысить эффективность функционирования системы средств доказывания по уголовным делам.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Проведенное диссертационное исследование правовой и гносеологической сущности средств доказывания в уголовном судопроизводстве позволило сформулировать ряд выводов и рекомендаций.

1. 1. Познание преступления является обособленной от теории познания самостоятельной познавательной деятельностью. Познание при доказывании, в свою очередь, является производным от познания преступления и отличается от последнего рядом особенностей, классифицируемых диссертантом по трем основным группам: организационной (процессуальной), объектной и психологической. Основными из представленных особенностей познания при доказывании обосновываются цель и средства доказывания. Данные особенности, по мнению диссертанта, составляют сущность всего процесса доказывания, определяют его «векторность» и эффективность осуществления.

   2. Целью уголовно-процессуального доказывания в диссертационном исследовании отстаивается установление объективной истины. Подробно исследованные доводы ученых-процессуалистов о необходимости отказа от объективной истины представляются в недостаточной степени разработанными и позволяют сделать вывод о том, что для обоснования отказа от объективной истины как цели уголовно-процессуального доказывания необходимы дополнительные серьезные исследования, которые до настоящего момента не проводились. Основной причиной отказа от объективной истины в новом УПК РФ представляется стремление законодателя выправить «социальный крен» прежнего УПК в сторону укрепления прав отдельной личности²⁹⁷. Для обоснования необходимости возвращения объективной истины как цели уголовно-процессуального доказывания диссертантом приводится ряд следующих теоретических положений:

• в силу публичного характера Российского уголовного процесса в УПК РФ присутствует ряд косвенно обусловливающих установление объективной истины правовых норм, многочисленные примеры которых приведены в исследовании;

• принцип состязательности, противопоставляемый многими авторами объективной истине и, по их мнению, исключающий ее, не только сосуществует с указанной целью доказывания, но и находится в зависимости от объективной истины. Состязательность предполагает оперирование достоверными доказательствами, в совокупности составляющих объективную истину. Если бы не было достоверных доказательств, соответствующих объективной действительности, то и состязания, соответственно, также бы не было;

• закономерности познания не зависят от законодателя, поэтому исключение объективной истины и некоторых гарантирующих ее достижение положений не может ликвидировать такие закономерности²⁹⁸. Познания с целью установления явлений, не соответствующих объективной действительности быть не может: любое познание имеет цель – установление объективной истины²⁹⁹. Установление всех фактов и обстоятельств уголовного дела также является познанием, а потому в любом случае имеет целью установление объективной истины.

1. 1. Важнейшей особенностью познания при доказывании являются средства, с помощью которых оно осуществляется. Средства доказывания по уголовному делу весьма разнообразны и единого их определения в юридической литературе нет. Законодатель также не определяет сущность данной понятийной категории, в связи с чем под средствами доказывания различными учеными-процессуалистами понимаются источники доказательств, доказательственные факты, сведения о таких фактах, способы доказывания и т.д., причем в различной степени комбинации взаимосвязи между собой.

Для авторского определения элементов понятия «средства доказывания» диссертантом применен системный подход. Выявленные особенности процесса познания при доказывании определяют структуру средств доказывания, его гносеологическую основу. Структура средств доказывания обладает системными признаками, исследование которых позволяет сделать вывод о том, что данная структура является системой. При исследовании обозначенной структуры с позиции системного подхода очевидно, что к средствам доказывания, наряду с доказательствами и способами получения доказательств, относятся также источники формирования доказательств, а индивидуальная мыслительная деятельность является интегрирующим компонентом системы. С индивидуальной мыслительной деятельности в процессе доказывания начинается процесс познания преступления при доказывании, более того она сопровождает процесс доказывания на всех стадиях уголовного судопроизводства, определяет направления расследования, выбор оптимальных путей использования средств доказывания.

1. 1. Содержание средств доказывания обусловлено системным характером их взаимодействия, средства доказывания находятся в тесной взаимосвязи и взаимозависимости между собой. Каждое средство доказывания обладает отдельной системной ролью, без которой система средств доказывания функционировать не может.

Системная роль каждого средства доказывания значительна. Средства доказывания – следственные и иные процессуальные действия, в свою очередь, играют системную роль эмпирических методов познания, процедурная сущность и количество которых определяются законом. Следственные и иные процессуальные действия направлены на сбор средств доказывания – источников формирования доказательств, выполняющих роль ресурсного обеспечения системы средств доказывания по уголовным делам. Сбор ресурсов позволяет сформировать еще одно средство доказывания – доказательство по уголовному делу, которое обладает системной ролью основного ресурсного элемента оперирования в индивидуальной мыслительной деятельности субъекта доказывания, своеобразным ядром, на основе которого базируется установление предмета доказывания и функционирует система средств доказывания в целом.

1. 1. Содержание средств доказывания не лишено ряда проблемных гносеологических, теоретических и правовых аспектов, оказывающих влияние на их системную роль, к основным из которых, по мнению диссертанта, относятся проблема плюрализма в понимании гносеологической природы доказательства и построения в связи с этим различных теоретических конструкций структуры доказательства; проблема использования источников формирования доказательств, обусловленная требованиями УПК РФ к доказательствам; проблема сущности и количества следственных действий. В целях решения данных проблем понятия и системы средств доказывания, предложены следующие авторские рекомендации:

      • обширный разброс взглядов, относительно понятия «доказательство», является следствием методологической неточности, сущность которой заключается в многозначности философского термина «факт». В связи с этим, доказательством признаются факты, фактические данные, сведения о фактах, доказательственные факты, единство фактов и сведений о фактах и др. Это приводит к сложностям в понимании доказательства, различному толкованию данного правового явления, путанице и тавтологии при комплексном анализе понятия «доказательство» в современных исследованиях. При определении понятия «доказательство», на взгляд диссертанта, является целесообразным приведение существующих точек зрения ученых к «единому знаменателю», к исследованию структурных элементов доказательства в единой терминологической плоскости. Таким единым знаменателем должно стать понимание факта только как познанных (выделено диссертантом) фрагментов объективной действительности. Данное значение термина «факт» является более важным в аспекте теории доказательств, в доказывании как процессе познания³⁰⁰. С учетом этого, диссертантом проанализированы существующие модели и концепции доказательства и наиболее продуктивной и отражающей основные стороны исследуемого понятия на современном этапе развития теории доказывания признана «смешанная модель» доказательства. Кроме того, рассматривая сущность свойств допустимости, относимости, достаточности и достоверности доказательств, автором обоснована необходимость признания в качестве самостоятельного и не тождественного иным свойствам доказательств свойства значимости доказательств по уголовному делу, определено его место и соотношение с другими свойствами доказательств;

      • первоначальными носителями доказательственной информации, в соответствии с разработанной схемой распределения информации о преступлении³⁰¹, являются объекты материального мира: различные предметы, материалы, документы, люди и т.д. Способы их исследования достаточно разнообразны, в связи с чем доказательственная информация имеет также различную форму. Такая форма не всегда соответствует требованиям, установленным УПК РФ к доказательствам. В связи с этим предложена классификация информации о преступлении в уголовном судопроизводстве: информация о преступлении может быть как процессуальной, так и непроцессуальной; процессуальная информация, в свою очередь, состоит из уголовно-процессуальной информации и другой процессуальной информации (или альтерпроцессуальной информации). По использованию каждого вида информации о преступлении в доказывании по уголовным делам предложены практические рекомендации;

      • исходя из анализа научной литературы и взглядов ученых, высказанных по проблеме сущности и системы следственных действий, диссертант рассмотрел значительное количество имеющихся в теории уголовного процесса определений понятия «следственные действия», уточняя и дополняя его, а также предложил свою трактовку указанного понятия. Исходя из разработанного определения, устанавливается перечень следственных действий, который предлагается к внесению в уголовно-процессуальный закон.

Итак, обобщая вышеизложенное, отметим, что в целом проведенное исследование затрагивает лишь основные и ключевые аспекты структуры, содержания и функционирования системы средств доказывания Это обусловлено, прежде всего, ограниченным объемом работы, а также её целью и задачами. Заданное направление исследования требует дальнейших серьезных теоретических и практических разработок.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

 

Нормативные документы. Судебная практика

 

1. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12.12.1993) // СЗ РФ. 2009 – №44. – ст. 445;

2. Устав уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 года // Российское законодательство Х–ХХ вв. – Т.8. – М., 1991;

3. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР от 25 мая 1922 года// Собрание узаконений РСФСР. – 1922. – № 20–21. – Ст.329;

4. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР от 15 февраля 1923 года // Собрание узаконений РСФСР. – 1923. – № 7. – Ст. 106;

5. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР от 27 октября 1960 года с внесенными в него изменениями и дополнениями // Ведомости Верховного Совета РСФСР. – 1960. – № 40. – Ст.592;

6. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. // СЗ РФ. – 2001. – № 52. – ст. 4921 (с посл. изм. и доп.);

7. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации от 14.11.2002 г. // СЗ РФ. – 2002 – № 46. – ст. 4532 (с посл. изм. и доп.);

8. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 г. // СЗРФ. – № 1 – ст. 1 (с посл. изм. и доп.);

9. Арбитражный процессуальный кодекс от 24.07.2002 г. // СЗ РФ. – 2002 – № 30. – ст. 3012 (с посл. изм. и доп.);

10. О судебной системе Российской Федерации: федер. конст. закон 31.12.1996 № 1 – ФКЗ // СЗ РФ. – 1997. – N 1. – ст. 1;

11. О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации: федер. закон от 31.05.2001 г. № 73 – ФЗ // СЗ РФ. – 2001. – №23. – Ст. 2291;

12. О прокуратуре Российской Федерации: федер. закон от 17.01.1992 № 2202–1 – ФЗ // СЗ РФ. – 1995. – № 47. – ст. 4472;

13. О статусе судей в Российской Федерации: федер. закон от 26.06.1992 № 3132 – 1 – ФЗ // Рос. газ. – 1992. – № 170;

14. Об оперативно-розыскной деятельности: федер. закон от 12.08.1995 № 144 – ФЗ // СЗ РФ – 1995. – № 33. – ст. 3349;

15. Об адвокатуре и адвокатской деятельности: федер. закон от 31.05.2002 № 63 – ФЗ // СЗ РФ. – 2002. – № 23. – ст. 2102;

16. О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации: федер. закон от 11.03.1992 № 2487–1 – ФЗ // Рос. газ. – 1992. – № 100;

17. Об информации, информационных технологиях и о защите информации: федер. закон от 27.07.2006 № 149 – ФЗ // Рос. газ. – 2006. – № 165;

18. О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов: федер. закон от 20.04.1995 № 45 – ФЗ // Рос. газ. – 1995. – № 82;

19. О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства: федер. закон от 20.08.2004 № 119 – ФЗ // Рос. газ. – 2004. – № 182;

20. О внесении изменений в часть первую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской федерации: федер. закон Рос. Федерации от 29 января 2009 г. № 383 ФЗ // СЗ РФ. 2010, № 1. ст.4;

21. Об утверждении Инструкции о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности дознавателю, органу дознания, следователю, прокурору или в суд / Приказ ФСО, ФТС, СВР, ФСИН, ФСКН, МО от 17 апреля 2007 г. № 368/185/164/481/32/184/97/147. Зарегистрирован в Министерстве юстиции Российской Федерации 7 мая 2007 г., № 9407;

22. Постановление Пленума Верховного Суда от 31 октября 1995 г. № 8. «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // БВС РФ. – 1996. – №1;

23. Постановление Пленума Верховного Суда от 29 апреля 1996 г. № 1 «О судебном приговоре» // БВС. – 1996. – № 7;

24. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 05 марта 2004 г. № 1 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Рос. газ. - 2004. – № 60;

25. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 4 февраля 1999 г. № 18-О. URL: http://ksrf.ru/Decision (дата обращения 17.12.2009 г.);

26. Определение Конституционного Суда от 1 декабря 1999 г. № 211-О. URL: http://www.ksrf.ru/Decision (дата обращения 10.11.2010 г.);

27. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 15 января 2008 г. №193-О-П. URL: http://ksrf.ru/Decision (дата обращения 15.01.2010 г.);

28. Определение Конституционного Суда РФ от 24 января 2008 г. № 104-О-О. URL: http://ksrf.ru/Decision (дата обращения 17.08.2010 г.);

29. Определение Конституционного Суда РФ от 25 февраля 2010 г. № 261-О-О. URL: http://ksrf.ru/Decision (дата обращения 21.05.2010 г.);

30. Постановление Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1996 г. № 19-П. URL: http://ksrf.ru/Decision (дата обращения 25.07.2009 г.);

31. Постановление Конституционного Суда РФ от 20 апреля 1999 г. № 7-П. URL: http://ksrf.ru/Decision (дата обращения 11.08.2009 г.);

32. Постановление Конституционного Суда РФ от 29 июня 2004 г. № 13-П. URL: http://ksrf.ru/Decision (дата обращения 12.09.2009 г.)

33. Постановление Конституционного Суда от 21 декабря 2011 г. № 30-П. URL: http://www.ksrf.ru/Decision (дата обращения 15.12.2012 г.).;

 

Книги, монографии, учебники, комментарии

 

1. Алексеев, П.В. Философия: учебник / П.В. Алексеев, А.В. Панин. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: ТК Велби; Проспект, 2004. – 608 с.;

2. Анушат, Э. Искусство раскрытия преступлений и законы логики / Э. Анушат. – М.: ЛексЭст, 2002. – 112 с.;

3. Анфилатов, В.С. Системный анализ в управлении: учеб. пособие / В.С. Анфилатов, А.А. Емельянов, А.А. Кукушкин; Под ред. А.А. Емельянова. – М.: Финансы и статистика, 2002. – 368 с.;

4. Арсеньев, В.Д. Вопросы общей теории судебных доказательств в советском уголовном процессе / В.Д. Арсеньев. – М.: Юрид. лит., 1964. – 180 с.;

5. Арсеньев, В.Д. Основы теории доказательств в советском уголовном процессе / В.Д. Арсеньев. – Иркутск: Иркутск. гос. ун-т., 1970. – 148 с.;

6. Афанасьев, В.Г. Научное управление обществом. (опыт системного исследования) / В.Г. Афанасьев. - Изд. 2-е, доп. – М.: Политиздат, 1973. – 390 с.;

7. Афанасьев, В.Г. Общество: системность, познание и управление / В.Г. Афанасьев. – М.: Политиздат, 1981. – 432 с.;

8. Афанасьев, В.Г. Системность и общество / В.Г. Афанасьев. – М.: Политиздат, 1980. – 368 с.;

9. Баев, О.Я. Производство следственных действий: криминалистический анализ УПК России, практика, рекомендации: практическое пособие / О.Я. Баев, Д.А. Солодов. – М.: Эксмо, 2009. – 208 с.;

10. Барабаш, А.С. Природа Российского уголовного процесса, цели уголовно-процессуальной деятельности и их установление / А.С. Барабаш. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2005. – 257 с.;

11. Баранов, А.М. Состязательность как принцип и форма уголовного процесса: лекция. / А.М. Баранов. - Омск: ОмЮИ МВД России, 1997. - 19 с.;

12. Бедняков, Д.И. Непроцессуальная информация и расследование преступлений / Д.И. Бедняков. – М.: Юрид. Лит., 1991. – 208 с.;

13. Безлепкин, Б.Т. Настольная книга следователя и дознавателя / Б.Т. Безлепкин. – М.: Проспект, 2010. – 288 с.;

14. Белкин, А. Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве / А. Р. Белкин. – М.: Норма, 2007. – 528 с.;

15. Белкин, Р.С. Избранные труды / Р.С. Белкин. – М.: Норма, 2009. – 768 с.;

16. Белкин, Р.С. Собирание, исследование и оценка доказательств. Сущность и методы / Р.С. Белкин. – М.: Наука, 1966. – 295 с.;

17. Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. – СПб.: Норинт, 1998. – 1536 с.;

18. Большой энциклопедический словарь / под. общ. ред. А.М. Прохорова. – М.: Большая Российская энциклопедия; Спб.: Норинт, 1999. – 1456 с.;

19. Большой юридический словарь / [Авт.-сост. В.Н. Додонов идр.; под ред. А.Я. Сухарева и др.]. – М.: Инфра-М, 2001. – 790 с.;

20. Большой юридический энциклопедический словарь / Авт. и сост. А.Б. Барихин. – М.: Кн. мир, 2000. – 719 с.;

21. Бояркин, Г.Н. Теория систем и системный анализ: учеб. пособие / Г.Н. Бояркин, О.Г. Шевелева. – Омск: ОмГТУ, 2008. – 76 с.;

22. Бурданова, В.С. Поиски истины в уголовном процессе / В.С. Бурданова. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. – 262 с.;

23. Бэкон, Ф. Новый органон / Ф. Бэкон. – Ленинград: Соцэкгиз. Ленинградское отд-ние, 1935. – 382 с.;

24. Васяев, А.А. Признание доказательств недопустимыми: монография / А.А. Васяев. – М.: Волтерс Клувер, 2010. – 176 с.;

25. Винберг, А.И. Косвенные доказательства в советском уголовном процессе / А.И. Винберг, Г.М. Миньковский, Р.Д. Рахунов. – М.: Госюриздат, 1956. – 220 с.;

26. Владимиров, Л.Е. Учение об уголовных доказательствах / Л.Е. Владимиров. – Спб.: [б. и.], 1916. – 156 с.;

27. Вопросы уголовного судопроизводства в решениях Конституционного Суда Российской Федерации / З.Д. Еникеев, Е.Г. Васильева, Р.М. Шагеева, Е.В. Ежова. – М.: Юрайт, 2011. – 555 с.;

28. Воронин, С.Э. Диалоги об уголовном судопроизводстве России / С.Э. Воронин. – Хабаровск: ДВЮИ МВД РФ, 2007. – 176 с.;

29. Вышинский, А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве / А.Я. Вышинский. – 3-е изд., перераб и доп. – М.: Госюриздат, 1950. – 308 с.;

30. Вышинский, А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве / А.Я. Вышинский. – М.: НКЮ СССР, 1941. – 220 с.;

31. Гавло, В.К. Актуальные проблемы поисково-познавательной деятельности в суде / В.К. Гавло, С.Э. Воронин. – Барнаул: БЮИ МВД РФ, 2000. – 42 с.;

32. Гавло, В.К. Судебно-следственные ситуации: психолого-криминалистические аспекты / В.К. Гавло, В.Е. Клочко, Д.В. Ким; под ред. проф. В.К. Гавло. – Барнаул: Алтайский гос. ун-т, 2006. – 226 с.;

33. Гавло, В.К. Теоретические проблемы и практика применения методики расследования отдельных видов преступлений / В.К. Гавло. – Томск: Томский гос. ун-т, 1985. –333 с.;

34. Гладилин, А. П. Познание мира как предмет философии. Проблема истины и практика в современном философском и научном познании: лекция / А.П. Гладилин; Рос. заоч. ин-т. текстильной и легкой пром-сти. – М.: [б. и.], 2001. – 35 c.;

35. Горский, Г.Ф. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе / Г.Ф. Горский, Л.Д. Кокореев, П.С. Элькинд. – Воронеж: издательство Воронежского университета, 1978. – 304 с.;

36. Государственный обвинитель в советском суде / под ред. В.А. Болдырева. – М.: Госюриздат, 1954. – 308 с.;

37. Григорьев, В.Н.Уголовный процесс: учеб. пособие / В.Н. Григорьев, А.В. Победкин, В.Н. Яшин. – 2-е изд., перераб и доп. – М.: Эксмо, 2009. – 400 с.;

38. Гридчин, А.А. Вопросы допустимости доказательств на предварительном следствии / А.А. Гридчин. – Ставрополь: Ставропольсервисшкола, 2000. – 160 с.;

39. Громов, Н.А. Доказательства и доказывание: учеб. пособие / Н.А. Громов, С.Г. Бандурин. – Саратов: СЮИ МВД России, 2008. – 132 с.;

40. Громов, Н.А. Доказательства, доказывание и использование результатов оперативно-розыскной деятельности: учеб. пособие / Н.А. Громов. – М.: Приор-издат, 2005 – 155 с.;

41. Громов, Н.А.Доказательства, их виды и доказывание в уголовном процессе: учеб. практич. пособие / Н.А. Громов, С.А. Зайцева, А.Н. Гущин. – М.: Приор-издат, 2006. – 80 с.;

42. Давлетов, А.А. Основы уголовно-процессуального познания / А.А. Давлетов. – Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1991. – 152 с.;

43. Давлетов, А.А. Основы уголовно-процессуального познания / А.А. Давлетов. – 2-е изд., испр. и доп. – Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1997. – 191 с.

44. Даль, В.И.Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / В.И. Даль. – М.: Цитадель, 1998. – 26 см. / URL: http://www.maerdtfos.narod.ru/disc.htm (дата обращения 10.11.2009 г.);

45. Декарт, Р. Избранные произведения / Р. Декарт; ред. и вступ. ст. В.В. Соколова. – М.: Госполитиздат, 1950. – 712 с.;

46. Демченко, В.Г. Историческое исследование о показаниях свидетелей по русскому праву до Петра Великого / В.Г. Демченко. – Киев: Киевская университетская типография, 1859. – 108 с.;

47. Джатиев, В.С. Доказывание и оценка обстоятельств преступления / В.С. Джатиев. – Ростов-на-Дону: Рост. ун-т, 1991. – 136 с.;

48. Доля, Е.А. Доказательства и доказывание // Уголовный процесс / под. ред. В.П. Божьева. – М.: [б. и.], 2004. – 495 с.;

49. Доля, Е.А. Формирование доказательств на основе результатов оперативно-розыскной деятельности: монография / Е.А. Доля. – М.: Проспект, 2009. – 376 с.;

50. Ендольцева, А.В. Доказывание и доказательства // Уголовный процесс / под ред. А.В. Ендольцевой, О.А. Галустьяна. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2008. – 399 с.;

51. Ендольцева, А.В. Стадии уголовного судопроизводства (уголовного процесса): учеб. пособие / А.В. Ендольцева. – М.: МосУ МВД России, изд-во «Щит-М», 2009. – 64 с.;

52. Есина, А.С. Уголовно-процессуальная деятельность органов внутренних дел в качестве органов дознания: учеб. методич. пособие / А.С. Есина, Е.Н. Арестова. – М.: КНОРУС, 2009. – 224 с.;

53. Ефимичев, С.П. Следственные действия по УПК РФ: Теория и практика; научно-практическое пособие / под. ред. С.П. Ефимичева. – М: «Экзамен», 2008. – 126 с.;

54. Зажицкий, В.И. Результаты оперативно-розыскной деятельности в уголовном судопроизводстве: теория и практика / В.И. Зажицкий. – СПб.: «Юридический центр Пресс», 2006. – 449 с.;

55. Зинатуллин, 3.3. Уголовно-процессуальное доказывание: учеб. пособие / З.З. Зинатуллин. – Ижевск: Удм. ун-т, 1993. – 180 с.;

56. Знаки судьбы / Педро Палао Понс; пер. с исп. И. Антоновой. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА; Владимир: ВКТ, 2008. – 222 с.;

57. Зникин, В.К. Оперативно-розыскная деятельность как система добывания и собирания уголовно-процессуальных доказательств: учеб. пособие / В.К. Зникин. – Кемерово: Кемеровский госуниверситет, 2000. –148 с.;

58. Зуев, В.Л. Особенности доказывания по делам о преступлениях с административной преюдицией / В.Л. Зуев. – М.: УМЦ при ГУК МВД РФ, 1995 32 с.;

59. Иванов, Е.А. Логика: учебник. / Е. А. Иванов. – М.: БЕК 1998. – 309 с.;

60. Ильин, В. В. Теория познания: введение. Общие проблемы. / В. В. Ильин. – 2-е изд., испр. – М.: Книжный дом «Либроком», 2010. – 168 с.;

61. Карнеева, Л.М. Доказательства в советском уголовном процессе: учеб. пособие / Л.М. Карнеева. – Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1988. – 68 с.;

62. Кедров, Б.М. Единство диалектики, логики и теории познания / Б.М. Кедров. – М.: Госполитиздат, 1963. – 295 с.;

63. Кириллов, В.И. Логика: учебник для юридических вузов / В.И. Кириллов, А.А. Старченко. – изд. 6-е, перераб. и доп. – М. : ТК Велби, Изд-во Проспект, 2008. – 240 с.;

64. Козин, Ю.Д. Общая теория систем. Ч. 1 Методология системных исследований. Элементы теории эффективности процессов функционирования сложных систем: учеб. пособие / Ю.Д. Козин, Н.В. Тришин, И.Г. Уразбахтин; Курск. Гос. Техн. Ун-т. Курск, 1996. – 97 с.;

65. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу / А.В. Смирнов, К.Б. Калиновский; под ред. А.В. Смирнова. – 5-е изд., перераб и доп. – М.: Проспект, 2009. – 992 с.;

66. Комягина, Ю.С. Следственные действия: сущность, классификация, принципы / Ю.С. Комягина, С.В. Лаврухин. – М.: Юрлитинформ, 2009. – 248 с.;

67. Кони, А.Ф. Уголовный процесс: нравственные начала / А.Ф. Кони. – М.: СГУ, изд. 3-е, 2008. – 150 с.;

68. Кореневский, Ю.В. Использование результатов оперативно-розыскной деятельности в доказывании по уголовным делам. Методическое пособие / Ю.В. Кореневский. – М.: «Юрлитинформ», 2000. – 144 с.;

69. Корноухов, В.В Методика расследования преступления / В.В. Корноухов. – М.: Норма, 2010. – 224 с.;

70. Кругликов, Л.Л. Презумпции в уголовном праве (в сфере ответственности за экономические и иные преступления) / Л.Л. Кругликов. – Ярославль: Яросл. гос. Ун-т. Ярославль, 2000. – 160 с.;

71. Кудрявцев, В.Н. Кибернетика в борьбе с преступностью / В.Н. Кудрявцев. – М.: Знание., 1964. – 80 с.;

72. Лазарев, Л.В. Комментарий к конституции Российской Федерации / Л.В. Лазарев. – М.: Проспект, 2009 г. – 816 с.;

73. Лазарева, В.А. Доказывание в уголовном процессе: учеб. практич. пособие / В.А. Лазарева. – М.: Высшее образование, 2009. – 344 с.;

74. Левченко, О.В. Презумпции и преюдиции в доказывании / О.В. Левченко. – Астрахань: АГТУ, 1999. – 232 с.;

75. Левченко, О.В. Система средств доказывания по уголовным делам / О.В. Левченко. – Астрахань: АГТУ, 2003. – 364 с.;

76. Лузгин, И.М. Расследование как процесс познания / И.М. Лузгин. – М.: Высшая школа МВД СССР, 1969. – 177 с.;

77. Лупинская, П.А. Решения в уголовном судопроизводстве: теория, законодательство, практика / П.А. Лупинская. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Норма: Инфра-М, 2010. – 240 с.;

78. Малышев, К.И. Курс гражданского судопроизводства / К.И. Малышев. – М.: [б.и.], 1876. – 173 с.;

79. Мизулина, Е.Б. Уголовный процесс: концепция самоограничения государства. URL: http://www.yabloko.ru/Persons/Mizul/Miz_book1.htm#1 (дата обращения 10.04.2009 г.);

80. Михеенко, М.М. Доказывание в советском уголовном процессе / М.М. Михеев. – Киев: Изд-во Киев ун-та, 1984. – 133 с.;

81. Мотовиловкер, Я.О. О допустимости средств доказывания и достоверности доказательств в советском уголовном процессе // Актуальные проблемы доказывания в советском уголовном процессе: Сб. науч. ст. М.: ВНИИ МВД СССР, 1981. – 90 с.;

82. Назарова, О.А. Онтологическое обоснование интуитивизма в философии С.Л. Франка / О.А. Назарова. – М.: Идея – Пресс, 2003. – 196 с.;

83. Николаев, С.В. Уголовный процесс России: конспект лекций / Сост. С.В. Николаев. – 2-е изд., исправл. и доп. – М.: Эксмо, 2008. – 128 с.;

84. Образцов, В.А. Выявление и изобличение преступника / В.А. Образцов. – М.: Юристъ, 1997. – 336 с.;

85. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: ок. 57000 слов / под ред. Н.Ю. Шведовой. – 18-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1996. – 797 с.;

86. Опыты яснопонимания / ВНИИС. – Воронеж, 2005. – 46 с.;

87. Орлов, Ю.К. Основы теории доказательств в уголовном процессе / Ю.К. Орлов. – М.: Проспект, 2000. – 144 с.;

88. Орлов, Ю.К. Проблемы теории доказательств в уголовном процессе / Ю.К. Орлов. – М.: Юристъ, 2009. – 175 с.;

89. Петрухин, И.Л. Экспертиза как средство доказывания в советском уголовном процессе / И.Л. Петрухин. – М.: Юрид. лит., 1964. – 268 с.;

90. Поляков, М.П. Уголовно-процессуальная интерпретация результатов оперативно-розыскной деятельности: Монография / Под ред. В.Т. Томина. – Нижний Новгород: Нижегородская правовая академия, 2001. URL: http://www.twirpx.com/fi/367253/le (дата обращения 15.11.2010 г.);

91. Понсов, Ф.Н. Проблема гносеологического ряда в индивидуальном познании / Ф.Н. Понсов. – Ижевск: Шеп, 2001. – 140 с.;

92. Ратинов, А.Р. Судебная психология для следователей / А.Р. Ратинов. – М.: Юрлитинформ, 2001. – 352 c.;

93. Резник, Г.М. Внутренне убеждение при оценке доказательств / Г.М. Резник. – М.: Юрид. лит., 1977. – 118 с.;

94. Розин, В.М. Мышление и творчество. – М.: ПЕР СЭ., 2006. – 360 с.;

95. Рыжаков, А.П. Следственные действия. / А.П. Рыжаков. – М.: Юридическая фирма «Контракт», «Инфра – М», 2001. – 137 с.;

96. Рыжаков, А.П. Уголовно-процессуальное доказывание: понятие и средства / А.П. Рыжаков. – М.: Филинъ, 1997. – 416 с.;

97. Селиванов, В.В. Мышление как личностный процесс / В.В. Селиванов. – Смоленск: СГУ, 1995. – 47 с.;

98. Сироткин, Л.И. Доказательства в уголовном судопроизводстве / Л.И. Сироткин. – Чебоксары: Чуваш. гос. ун-т, 2001. – 59 с.;

99. Скляров, И.Ф. Методология системных исследований / И.Ф. Скляров. – М.: МАИ, 1995. – 68 с.;

100. Словарь современного русского литературного языка / [Ред. коллегия … Ф.П. Филин]. – М. – Л.: АН СССР [ленингр. отдел-е], 1963. Т. 14. – 1674 с.;

101. Случевский В. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство – судопроизводство / В. Случевский. – Изд. 4-е, доп. и испр. – СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1913. – 683 с.;

102. Смирнов, А.В. Уголовный процесс : учебник / А.В. Смирнов, К.Б. Калиновский; под общ. ред. проф. А.В. Смирнова. – 4-е изд., перераб. и доп. – М.: КНОРУС, 2008. – 704 с.;

103. Смирнов, А.В. Уголовный процесс. Краткий курс. / А.В. Смирнов, К.Б. Калиновский. – 2-е изд. – СПб.: Питер, 2008. – 304 с.;

104. Соловьев, А.Б. Система следственных действий как средство уголовно-процессуального доказывания / А.Б. Соловьев. – М.: Юрлитинформ, 2006. – 216 с.;

105. Соловьев, В.В. Доказывание, доказательства и их источники в уголовном процессе / В.В. Соловьев, Н.А. Громов, В.В. Николайченко. – Саратов: СВШ МВД РФ, 1995. – 120 с.;

106. Спасович, В.Д О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством / В.Д. Спасович. – М.: ЛексЭст, 2001. – 93 с.;

107. Строгович, М.С. Курс советского уголовного процесса: в 2 т. / М.С. Строгович. – М.: Наука, 1968. – Т. 1. – 470 с.;

108. Строгович, М.С. Курс советского уголовного процесса / М.С. Строгович. – М.: АН СССР, 1958. – 704 с.;

109. Строгович, М.С. Логика / М.С. Строгович. – М.: РИО ВЮА, 1948. – 308 с.;

110. Строгович, М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе / М.С. Строгович. – М.: АН СССР, 1955. – 384 с.;

111. Сутягин, К.И. Исключение недопустимых доказательств в ходе досудебного производства по уголовным делам: учеб. пособие / К.И. Сутягин. – Челябинск: ГОУ ВПО ЧЮИ МВД России, 2009. – 160 с.;

112. Теория доказательств в советском уголовном процессе. Изд. 2-е исправленное и дополненное / под ред. Н.В. Жогина. – М.: Юрид. лит., 1973. – 736 с.;

113. Теория оперативно-розыскной деятельности: учебник / Под. ред. К.К. Горьянова, В.С. Горянинова, В.С. Овчинского, Г.К. Синилова. – М.:ИНФРА-М, 2008. – 832 с.;

114. Теория организаций: учеб. пособие / под. ред. Т.Н. Ланец. – Хабаровск: ДВАГС, 2001. – 250 с.;

115. Тиле, А.А. Сравнительный метод в юридических дисциплинах / А.А. Тиле, Г.В. Швеков. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: ВЫСШАЯ ШКОЛА, 1978. – 199 с.;

116. Трусов, А.И. Основы теории судебных доказательств / А.И. Трусов. – М.: Госюриздат, 1960. – 176 с.;

117. Уголовное право России. Общая часть: учебник / под. ред. В.Н. Кудрявцева, В.В. Лунева, А.В. Наумова. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : Юристъ, 2005. _ 540 с.;

118. Уголовное право. Особенная часть: учебник / под ред. В.И. Радченко. – М.: Юстицинформ, 2004. – 704 с.;

119. Уголовно-процессуальные основы деятельности органов внутренних дел: [учеб. пособие для слушателей Акад. МВД СССР] / Б.Т. Безлепкин [и др.]; под ред. Б.Т. Безлепкина. – М.: Акад. МВД СССР, 1988. – 180 с.;

120. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. Постатейный научно-практический комментарий / под. общ. Ред. Т.В. Кузнецова, А.Т. Гаврилова. – М.: ФГУ «Редакция Российской газеты». – 608 с.;

121. Уголовный процесс Российской Федерации: учебник/ отв. ред. проф. А.П. Кругликов. – М.: Проспект, 2009. – 736 с.;

122. Уголовный процесс: учебник / под ред. К.Ф. Гуценко. – М.: Зерцало, 2005. – 736 с.;

123. Уголовный процесс: учебник / под ред. П.А. Лупинской. – М.: Юристъ, 1995. – 544 с.;

124. Уголовный процесс: учебник / под. ред. А.Д. Прошлякова. – М.: Волтерс Клувер, 2011. – 1056 с.;

125. Угольникова, Н.В. Уголовный процесс: учеб. пособие. – 5-е изд. – М.: РИОР, 2008. – 171 с.;

126. Ульянова, Л.Т. Оценка доказательств судом первой инстанции / Л.Т. Ульянова. – М.: Госюриздат, 1959. – 168 с.;

127. Ульянова, Л.Т. Предмет доказывания и доказательства в уголовном процессе России: учеб. пособие. – М.: «Городец», 2008. – 176 с.;

128. Фаткуллин, Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания / Ф.Н. Фаткуллин. – Казань: Казанский университет, 1976. – 207 с.;

129. Федощев, А. Г. Уголовный процесс: учеб. пособие в схемах и определениях. – М.: Книжный мир, 2010. – 368 с.;

130. Фейнберг, Е.Л. Две культуры. Интуиция и логика в искусстве и науке / Е.Л. Фейнберг. – Фрязико: «Век 2», 2004. – 228 с.;

131. Хомяков, П.М. Системный анализ: краткий курс лекций / под. ред. В.П. Прохорова. – М.: КомКнига, 2006. – 216 с.;

132. Чельцов, М.А. Советский уголовный процесс / М.А. Чельцов. – 2-е изд., перераб. – М.: Госюриздат, 1951. – 511 с.;

133. Чуфаворский, Ю.В. Психология оперативно-розыскной и следственной деятельности: учеб. пособие / Ю.В. Чуфаворский. – М.: Проспект, 2010. – 208 с.;

134. Шейфер, С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования / С.А. Шейфер. – М.: Норма, 2009. – 240 с.;

135. Шистеров, И.М. Системный анализ: учеб. пособие / И.М. Шестеров, А.В. Кондратьев, А.Т. Бабко. – Спб.: СПбГИЭУ, 2008. – 135 с.;

136. Шумилов, А.Ю. Новые правила представления результатов оперативно-розыскной деятельности в уголовный процесс: учеб. практич. пособие / Авт. – сост. А.Ю. Шумилов. – М.: Издательский дом Шумиловой И.И., 2007. – 24 с.;

137. Эйсман, А.А. Логика доказывания / А.А. Эйсман. – М.: Юридическая литература, 1971. – 112 с.;

138. Юридические основания достоверности доказательств / Составил Н.А. Терновский / Под ред. и с предисл. В.А. Томсинова. – М.: Зерцало, 2011. – 216 с.;

139. Якупов, Р.Х. Уголовный процесс / [науч. ред. В.Н. Галузо.] М.: Зерцало, 2008. – 630 с.;

 

Научные статьи и периодика

 

1. Абрамочкин, В.В. Использование результатов негласных ОРМ в уголовном судопроизводстве: позиция Конституционного Суда РФ // Уголовный процесс. – 2011. – № 1. – С. 20–23;

2. Агутин, А.В. К проблеме допустимости источника доказательств в Российском уголовном процессе // Российский следователь. – 2004. – № 12. – С. 6–9;

3. Азаров, В.А. О назначении уголовного процесса// Проблемы применения нового уголовно-процессуального законодательства в досудебном производстве: Материалы научно-практической конференции. Барнаул, 2002. Т.1. С.7–10;

4. Арсеньев, В.Д. О фактах, не подлежащих доказыванию в процессе уголовного судопроизводства // Правоведение. – 1995. – № 1. – С. 97–104;

5. Балакшин, В.С. Понятие доказательств в уголовном процессе // Законность. – 2005. – № 2. – С. 43–47;

6. Белов, М.В. Истина как цель уголовно-процессуального познания. URL: http://rpi.msal.ru/prints/200902belov.html;

7. Божьев, В.П. Издержки системного характера при корректировке норм УПК о доказывании и преюдиции // Законность. – 2009. – № 6. – С. 3–7;

8. Быков, В. Принятие следователем решения о производстве следственных действий // Законность. – 2005. – № 10. – С. 8–10;

9. Газетдинов, Н.И. О цели и назначении уголовного судопроизводства // Российский следователь. – 2009. – № 8. – С. 2–4;

10. Ефимичев, С.П. Принцип состязательности и его реализация в уголовном судопроизводстве // Российский следователь. – 2005. – № 1. – С. 5–10;

11. Зажицкий, В.И. Соотношение доказывания в уголовном процессе и познания, осуществляемого в стадии возбуждения уголовного дела // Российская юстиция. – 2010. – № 7. – С. 31-36;

12. Зникин, В.К. Результаты ОРД в уголовном процессе // Законность. – 2005. – № 11. – С. 37–39;

13. Каминский, Э.С. Принцип состязательности по уголовно-процессуальному законодательству Российской Федерации // Российский следователь. – 2009. – № 9. – С. 6 – 8;

14. Кодекс судейской этики // Вестник ВАС. – 2005. – № 2;

15. Коомбаев, А.А. Реализация принципа всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельства дела при расследовании уголовных дел // Российский следователь. – 2010. – № 16. – С. 21–23;

16. Кузнецов, Н.П. Доказывание в стадии возбуждения уголовного дела / Н.П. Кузнецов. – Воронеж: изд-во Воронеж. ун-та , 1983. – 117 с.;

17. Куликов, В. Судей проверят на честность, а адвокатов на доходы // Рос. газ. – 2005. – 7 дек. URL.: http://www.rg.ru/2005/12/07/sud.html (дата обращения 12.07.2009 г.);

18. Лазарева, В.А. Доказывание по уголовному делу в условиях состязательности // Уголовный процесс. – 2010. – № 1. – С. 3–7;

19. Левев, Ю.Е. Истинность и справедливость решений в уголовном судопроизводстве России // Закон и право. – 2010. – №6. – С. 58–59;

20. Полуянова, Е.В. Производство следственных действий в стадии судебного разбирательства // Российский следователь. – 2007. – № 4. – С. 15–18;

21. Семенов, В.Г. Как воспользоваться услугами частного детектива в уголовном судопроизводстве // Уголовный процесс. – 2010. – № 5. – С. 32–37;

22. Семенцов, В.А. О допустимости производства отдельных следственных действий в стадии возбуждения уголовного дела // Российский следователь. – 2010. – № 12. – С. 7–10;

23. Ургалкин, А.С. Допустимость результатов оперативно-розыскной деятельности в качестве доказательств // Закон и право. – 2010. – №8. – С. 78–81;

24. Фомин, М.А. Результаты ОРД как доказательства: критерии допустимости // Уголовный процесс. – 2011. – №1. – С. 24–30;

25. Щерба, С.П. Новый закон о преюдиции в уголовном процессе: сущность и значение / С.П. Щерба, И.В. Чащина // Уголовное право. – 2010. – №3. – С. 103–107;

26. Бутырская, А. Информационное противодействие уголовному преследованию / А. Бутырская, Е. Серова // Законность. – 2009. – № 11. – С. 42–44;

27. Погодин, С. Действует ли принцип состязательности на досудебных стадиях / С. Погодин, Р. Тугушев // Законность. – 2005. – № 3. – С. 44–47;

 

Диссертации и авторефераты диссертаций

 

1. Аксенов, В.В. Проверка сообщения преступления как форма уголовно-процессуального доказывания: дис. … канд. юрид. наук. – М., 2004. – 222 с.;

2. Балакшин, В.С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания: Важнейшие проблемы в свете УПК Российской Федерации: дис. ... д-ра юрид. наук. – Екатеринбург, 2006. – 533 с.;

3. Бестаев, А.О. Способы собирания доказательств в уголовном процессе России: дис. … канд. юрид. наук. – Нижний Новгород, 2007. – 229 с.;

4. Валиев, Р.Ш. Личный обыск в системе способов и средств обеспечения процесса доказывания по уголовным делам: дис. ... канд. юрид. наук. – Саратов, 2003. – 204 с.;

5. Воронин, С.Э. Проблемно-поисковые следственные ситуации и установление истины в уголовном судопроизводстве: дис. ... д-ра юрид. наук. – Барнаул, 2001. – 404 с.;

6. Гущин, А.Н. Проблемы использования результатов оперативно-розыскной деятельности в доказывании по уголовным делам: дис. ... канд. юрид. наук. – Саратов, 2002. – 180 с.;

7. Давлетов, А.А. Односторонность или неполнота уголовно-процессуального исследования как основание пересмотра приговора: дисс. … канд. юрид. наук. – Свердловск, 1980. – 191 с.;

8. Дегтярь, Т.С. Собирание и формирование доказательств в процессе расследования преступлений: автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Москва, 2001. – 23 с.;

9. Диденко, В.И. Использование следователем фактических данных, полученных в результате применения в оперативно-розыскной деятельности аудио- и видеозаписи, фото- и киносъемки: автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1996. – 25 с.;

10. Егорова, Т.З. Средства доказывания и их оценка в судебных стадиях российского уголовного процесса: дис. ... канд. юрид. наук. – Ижевск, 2003. – 162 с.;

11. Коневец, К.С. Способы собирания доказательств на стадии возбуждения уголовного дела в Российском уголовном процессе: дис. … канд. юрид. наук. – Краснодар, 2008. – 205 с.;

12. Костенко, Р.В. Достаточность доказательств в Российском уголовном процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Краснодар, 1998. – 26 с.;

13. Крысин, С.Г. Теоретические основы оценки средств уголовно-процессуального доказывания: дис. ... канд. юрид. наук. – Ижевск, 1999. – 145 с.;

14. Кузнецов, А.Н. Следственные и иные процессуальные действия как способы собирания доказательств: дис. … канд. юрид. наук. – Воронеж, 2005. – 215 с.;

15. Кузнецов, Н.П. Доказывание и его особенности на стадиях уголовного процесса России: дисс. … д-ра юрид. наук. – Воронеж, 1998. – 444 с.;

16. Лапатников, М.В. Альтерпроцессуальная информация в уголовном судопроизводстве: автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Нижний Новгород, 2010. – 26 с.;

17. Левченко, О.А. Система средств познавательной деятельности в доказывании по уголовным делам и ее совершенствование: автореф. дисс. … д-ра юрид. наук. – Астрахань: [б. и.],, 2004. – 24 с.;

18. Левченко, О.А. Система средств познавательной деятельности в доказывании по уголовным делам и ее совершенствование: дис. ... д-ра юрид. наук. – Астрахань, 2004. – 418 с.;

19. Никитина, Е.В. Проблемы совершенствования средств доказывания: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 1994. – 22 с.;

20. Отаров, А.А. Использование доказательств в процессуальных решениях по уголовным делам: дис. … канд. юрид. наук. – Краснодар, 2007. – 194 с.;

21. Осипов, С.А. Доказывание по уголовным делам о преступлениях, совершенных в сфере незаконного оборота драгоценных металлов и драгоценных камней в досудебном судопроизводстве: дис. … канд. юрид. наук. – Нижний Новгород, 2003. – 216 с.;

22. Петрова, О.В. Объективная истина и гарантии ее установления в уголовном процессе: дисс. … канд. юрид. наук. – Воронеж, 2000. – 220 с.;

23. Плашевская, А.А. Собирание судом доказательств при рассмотрении дела по первой инстанции в уголовном процессе России: дис. … канд. юрид. наук. – Томск, 2006. – 241 с.;

24. Самоходкина, О.С. Доказывание при производстве по уголовным делам в суде первой инстанции: дис. … канд. юрид. наук. – Ростов-на-Дону, 2006. – 209 с.;

25. Семенцов, В.А. Концептуальные основы системы следственных действий в досудебном производстве: дис. ... д-ра юрид. наук. – Екатеринбург, 2006. – 446 с.;

26. Сильнов, М.А. Допрос как средство процессуального доказывания на предварительном следствии: дис. ... канд. юрид. наук. – Москва, 1998. – 208 с.;

27. Шевелев, А.В. Доказывание по уголовным делам о взяточничистве: теоретико-прикладной аспект: дис. … канд. юрид. наук. – Нижний Новгород, 2007. – 210 с.

Приложение 1

ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССА ПОЗНАНИЯ В

УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ

 

 

Характеризуемый признак	Особенности познания при доказывании	Особенности познания преступления
ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ
Цель познания	Истина выясняется не с целью установления общих научных принципов, закономерностей и законов, а с целью правильно разрешить конкретное судебное дело, правильно решить стоящие перед правосудием задачи	Истина выясняется с целью ознакомления, либо установления общих научных принципов, закономерностей и законов в уголовном судопроизводстве, либо поиска информации о преступлении
Сроки познания	Ограниченность сроков исследования	Ограниченность сроков исследования отсутствует
Результат познания	Перед следователем, прокурором и судьей стоит конкретная, узкопрактическая задача – принятие решения по конкретному делу	Решение принимать не обязательно
Средства познания	Использование в качестве средств исследования лишь тех, которые прямо предусмотрены законом, либо не противоречат закону, а также наличие обязательных средств исследования, использование которых прямо предписывается законом в ряде специально оговоренных случаев	Использование любых средств исследования, нет предписания использования конкретных средств исследования
Субъекты познания	Проведение исследования только определенными, специально уполномоченными на то законом субъектами	Субъектами познания могут быть любые лица
	Необходимость для субъектов доказывания, для которых доказывание является обязанностью, определенного минимума знаний (процессуальных, уголовно-правовых, психологических)	Требование владения какими-либо знаниями для субъектов познания отсутствует
	Наличие у субъектов доказывания, для которых доказывание – обязанность, полномочий для проведения следственных действий, а также полномочий для применения мер уголовно-процессуального принуждения	Отсутствие полномочий у субъектов познания для проведения следственных действий, а также для применения мер уголовно-процессуального принуждения
ОБЪЕКТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ
Объект познания	Объектом познания при доказывании в уголовном судопроизводстве является не весь окружающий мир, а конкретное событие преступления	Объектом познания является не весь окружающий мир, а событие или события преступлений и связанная с ним или ними уголовно-процессуальная деятельность
Предмет исследования	Поступки людей, в отношении которых существует предположение, что они общественно опасны	Поступки людей, в отношении которых существует предположение, что они общественно опасны
Время, в котором находится объект познания	Познаваемые обстоятельства являются событиями прошлого	Познаваемые обстоятельства являются событиями прошлого
Ограниченность предмета познания	Предмет доказывания в отличие от предмета науки всегда ограничен более или менее определенным кругом единичных фактов, составляющих преступное событие и все то, что с ним тесно связано. Познание осуществляется только по определенному законом кругу обстоятельств (предмет доказывания) и до достижения уровня достаточности познания (предел доказывания) для вынесения обвинительного заключения или акта	Предмет исследования по судебному делу в отличие от предмета науки всегда ограничен более или менее определенным кругом единичных фактов, составляющих преступное событие или события и все то, что с ним или ними тесно связано
Свойства объекта познания	Специфика процесса познания истины в уголовном процессе состоит также в том, что объект познания представляет собой сложный комплекс явлений социального, психического и материального характера	Специфика процесса познания истины в уголовном процессе состоит также в том, что объект познания представляет собой сложный комплекс явлений социального, психического и материального характера
	Из объектов познания в качестве доказательств выбираются только те, которые основаны не на предположениях, а на достоверных данных, допускающих проверку, кроме того, виды доказательств установлены уголовно-процессуальным законом	В качестве обоснования суждения при познании преступления не обязательно использовать только достоверные данные, допускающие проверку
Истинность и достоверность	Истинным предполагается знание, обоснованное материалами дела (доказательствами) и установленное приговором суда	Познанию преступления характерно истинное знание, которое не требует обоснованности
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
Эмоциональная насыщенность	Высокая эмоциональная насыщенность процесса познания	Высокая эмоциональная насыщенность процесса познания
Личный опыт формирования объекта познания	Процесс познания не может базироваться на личном опыте формирования объекта познания (следователь или дознаватель не имеют личного опыта преступной деятельности, в отличие от познания преступления, где субъектом познания может быть сам преступник)	Существует возможность наличия личного опыта у субъекта познания (познание преступления могут осуществлять преступники в целях совершенствования своей преступной деятельности)
Противодействие процессу познания	Исследователю, в отличие от всех иных сфер познания, противостоит субъект, заинтересованный в неудаче исследования	Субъект, заинтересованный в неудаче исследования может не противостоять исследователю

 

Приложение 2

 

СИСТЕМА СРЕДСТВ ДОКАЗЫВАНИЯ ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ

 

Приложение 3

 

АНКЕТА ОПРОСА ПРАКТИЧЕСКИХ РАБОТНИКОВ

ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ

 

 

УВАЖАЕМЫЙ РЕСПОНДЕНТ!

 

 

Исследование, в котором Вам предлагается принять участие, направлено на разработку рекомендаций по совершенствованию уголовно-процессуального законодательства, теории доказывания, а также практической деятельности правоохранительных органов.

Полагаясь на Вашу отзывчивость и стремление повысить эффективность Российского уголовного судопроизводства, просим Вас ответить на ряд вопросов. Выбрав нужный (е) вариант (ы) ответа, отметьте его любым удобным для Вас способом в пустом квадрате.

Участие в исследовании является анонимным, причем Ваши ответы будут использованы в обобщенном виде.

 

 

Заранее Вам благодарны!

 

 

1. Укажите Вашу должность:

 - дознаватель;

 - следователь;

 - прокурор;

 - судья

 - более пяти лет;

 - свыше десяти лет.

 - высшее не юридическое;

 - высшее юридическое;

 - кандидат наук (спец-ть_______);

 - доктор наук (спец-ть________).

 - осмотр;

 - освидетельствование;

 - следственный эксперимент;

 - эксгумация трупа;

 - обыск;

 - выемка;

 - наложение ареста на почтово-телеграфные отправления;

 - наложение ареста

на имущество;

 - контроль и запись переговоров;

 - допрос;

 - очная ставка;

 - опознание;

 - проверка показаний на месте;

 - производство судебной

экспертизы;

 - получение образцов для

сравнительного исследования;

 - задержание подозреваемого;

1. Какой термин, по Вашему мнению, является более правильным и отражающим сущность производимых субъектом доказывания уголовно-процессуальных операций?

 - собирание доказательств по уголовному делу;

 - формирование доказательств по уголовному делу.

1. Возможно ли включение процессуального действия «задержание подозреваемого» в перечень следственных действий как способов собирания доказательств?

 - да, это позволит использовать протокол задержания как протокол следственного действия, обладающего самостоятельным доказательственным значением в уголовном деле;

 - нет, в этом нет необходимости.

 

Спасибо за активное участие в исследовании!

 

 

---

Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/