Дочка вносит ее на кухню в красивом импортном креслице:

- Поздоровайся с бабушкой...

Машка улыбается во весь рот, болтает ножками и я, бодая ее в лобик, картавлю:

- Пливет, Маня-ламананя!

Вот так теперь начинается каждое мое утро.

Потом приходит Ира, совсем молоденькая няня Машки, я ухожу на работу, а дочка будет строчить и строчить весь день.

Да, чувствует она себя независимой, и деньги есть, но…

Но как же сложно учиться быть свободной, принимать решения!

А еще теперь она - мать-одиночка, гордая мать-одиночка, которая всё - «сама да сама», и по утрам бегает на детскую кухню за бесплатным молоком, - аж по целому литру дают! – и внучку мы зовем так: «Кормилица ты наша»!

 

2010-й

В девяносто пятом записей сделала я немного, и причиной тому было рождение внучки, - надо было помогать Гале. Ее любовь к женатому мужчине длилась около двух лет, но он так и не решился уйти от жены, и вот… Но огорчения от этого мы не испытывали, а вот радость - да: растет, растет человечек!

 

1995-й

На экране - страшные кадры: снайперы бьют наших ребят со всех домов, убитые - на улицах, а чеченцы не дают унести их тела. И похоже, что «дудаевские наемники», как называют их в прессе, вооружены лучше, чем наша Армия.

Да и не только они. Старуха трясет автоматом и кричит:

- У нас такого оружия полные подвалы! Мы все помрем, но не сдадимся!

И рядом с ней - портрет Дудаева. Он - их бог, хотя вот уже три года вместо пенсий получают только автоматы.

Да, понимаю, надо делать что-то с взбунтовавшейся Чечней, но что?

Отгородиться?

Отпустить? По крайней мере, не было бы таких жертв.

Говорят: наших солдат там подставили, - дали приказ щадить местное население, - а вот чеченцы не щадят. Уже шестерых похоронила только наша область.

 

У сына - неудачи. На госэкзамене провалился по машиностроению и до сих пор нет диплома; нет и паспорта, - Вовка, его друг из Карачева, своему приятелю отдал, а тот не возвращает; права на вождение машины гаишники отобрали, так что ездит теперь на своем стареньком «Опеле» без них, - того и гляди, оштрафуют, а тут еще со дня на день ждем повестку в Армию.

Да и дома ночует через ночь, а где пропадает - не говорит.

Вот такой клубок проблем накрутился вокруг сына

 

Почти каждый день в новостях - убийства, разборки, как сейчас принято говорить, и во всё этом - третий год раздела государственной «коврижки».

А вчера убили Влада Листьева в подъезде дома.

Да, влияние его в «годы застоя» было огромным. «Взгляд», который делал, был для нас свежим ветром, и все же...

И трехдневный траур, и очень пышные похороны, и многочасовой марафон в его память - все это вызывало какое-то неприятие, - опять чисто русский перебор.

Как и во всем.

 

У магазина, возле иномарки тусуются «новые русские»...

Задорнов, наш юморист, так их живописует: «Был приглашен ими в один южный ресторанчик. Вошел, а они сидят в своих спортивных костюмах, да еще при модной сейчас трехдневной небритости... ну, уголовники! Вылитые уголовники».

Но за рубежами их любят, потому что живут там широко, сорят деньгами, - видать, их папочки-коммунисты бо-ольшие куски отхватили при переделе гос. собственности и от «золота Партии»!

Вот и текут теперь рекой наши российские денежки в долларах в иностранные банки.

И нет сил у нашего слабого правительства остановить этот поток, а мы…

Правда, наскребло всё же государство сколько-то, чтобы расплатиться с пенсионерами, а то несколько месяцев сидели без денег, а так называемые «детские», которых и хватает только на килограмм масла, дочке должны уже за одиннадцать месяцев.

 

«Силовым решением» Президент сместил нашего губернатора коммуниста Родкина и назначил Александра Семенева.

Когда-то снимала я фильм о нем, - был он тогда директором швейной фабрики в районе, - и вот помню подумалось: «Ему бы не в районе сидеть с его умом-то, а в руководстве области». Потом и Платон не раз писал о нем в «Новых известиях», и вот теперь, когда Семенева назначили временным руководителем администрации, то он - в благодарность ли за поддержку? – и взял Платона к себе одним из заместителей по связям с общественностью, так что мой муж-воитель оказался хотя и сбоку, но во власти, и даже в персональной «Волге» удалось ему покататься… хотя и стесняется этого!

 

Мой брат Виктор...

Обычно приезжает из Карачева по четвергам, с трудом, придерживаясь за перила и опираясь на костыль, поднимается на наш пятый, сбрасывает у порога затасканный рюкзак и я сразу же увлекаю его на кухню, ставлю перед ним всё, что есть в холодильнике. А он каждый раз начинает отказываться, отодвигать от себя тарелки, хотя вижу, чувствую: во рту у него - слюна от предвкушаемой трапезы… именно трапезы, потому что выживает теперь только на деньги за яички, которые у него покупаю, да еще на меньшую часть своей пенсии, отдавая большую семье.

А между тем мечтает купить компьютер с принтером, чтобы оттиснуть свой роман, который всё правит, переписывает, дописывает.

- И столько сижу над ним, что некогда печку протопить, - смеется. - Вчера утром температура в хате была два градуса тепла. И ничего! Правда, у порога тряпка… зараза к полу примерзла так, что еле отодрал.

 

Скоро во второй раз будем избирать президента России.

Сыта я этими «Выборами – 95» - по горло!

Двенадцать прямых передач! А теперь еще и платные фильмы косяками пошли, в которых сплошные вопли партий, блоков, объединений, зависимых и независимых кандидатов - а их около пятидесяти! - и все обещают, обещают и больше всех – коммунисты.

А что если опять победят? Ведь нагло, напористо идут к выборам, завоевывая сердца тех, кто хочет полунищей, но стабильной жизни с талонами на колбасу и «синюю птицу», да и выбирать тогда не надо было, - за тебя уже «руководящая и направляющая» одного, верного выбрала.

Конечно, до слез жалко этих сломленных социализмом стариков и старушек в мохеровых беретах, которым свобода уже не под силу. Ведь она, свобода, предполагает выбор, а у них для этого нет уже ни сил, ни опыта, поэтому: не-е, лучше назад, в берлогу социализма, и хоть тесновато в ней, и темновато, и еды не очень-то, но зато «стабильно»!

Вот и может наш народ… из последних своих сил!.. выбрать опять коммунистов.

 

Вчера на улице было ветрено, зябко, моросил и моросил дождь, а по радио весь день звучала траурная музыка по погибшим.

В Будёновске чеченцы захватили больницу и грозились за каждого убитого вырезать десять больных. Премьер Черномырдин вел переговоры по телефону с главарем Басаевым, но спецназ все же попробовал освободить заложников и в результате много раненых и погибших. А потом заложников отпустили в обмен на добровольцев и террористы в автобусах, под прикрытием этих добровольцев, ехали к своим лагерям, ухмыляясь, - как же, почти победили!

Поздно вечером стреляли и у нас во дворе, кричали какие-то подростки, женщина. Платон выскочил на балкон, я – вослед… ведь сына-то еще нет дома!

И не ложилась спать, все ждала, ждала... а он явился только в половине второго.

Отвернулась к стене, закрыла глаза: «Все мои дома, все здоровы. Господи, слава тебе!»

И тут же отрубилась.

 

Мой брат ковыляет по коридору...

Да коридор ли это? Весь заставлен, завешан, завален, загроможден и только к плите и выходу проложены тропинки.

- Галетина, это ты? – слышу сдавленный голос: - А я еще вчера думал, что приедешь и все ждал, ждал…

Улыбаюсь… Нет, совсем не тот брат сегодня, каким привыкла видеть, - не нашел даже сил, улыбнуться. И стараюсь разговорить его, расшевелить, а он… А он жалуется на одиночество; а он жалуется на сына, который приезжает сюда не к нему, а к своим приятелям; а он кивает на свой роман и говорит вдруг:

- Ведь всю жизнь на него положил! И мамкину, и твою в какой-то мере, а он лежит и никому не нужен.

Что ответить?

- Вить, но был же процесс, так сказать! - улыбаюсь ободряюще. – У тебя ж душа горела от коллективизации, от Сталинских расстрелов, неприятия всей этой системы… Ты же вроде как лечился, выплёскивая всё это, и когда дети будут читать…

- Да не нужен детям, - отворачивается к засиженному мухами окну.

И долго смотрит на буйствующую крапиву, которую все срезает и сушит, срезает и сушит... и, кроме которой, ничего уже в огороде не растет.

 

Монтирую очередную пресс-конференцию с губернатом Семеневым, на которой был и Платон, и вижу: гру-устный сидит!

- Чего таким был? Каким горем убитый? - спрашиваю вечером.

- А-а, непорядочной оказалась Комцева! Как же я тащил ее, как помогал, чтобы наши демократы поверили ей! А она пошла сегодня к Семеневу и нажаловалась на меня, что я, видите ли, не так пресс-конференцию провел, слишком активным был!

- Женщина во власти хотя бы с краю, уже не женщина, - попробовала утешить подвернувшимся афоризмом. Нет, кажется, не утешила. - Зато будешь теперь знать, чего она стоит, - сказала попроще.

И всё равно весь вечер ходил тихий и поникший.

 

Прожили мы еще один год, перестраиваясь для новой жизни.

Какой и когда она настанет, - та, неведомая?

Нет, не знаем.

Но о той, что теперь, могу сказать вот что: и всё же, при «низком уровне жизни» народа, дышать стало легче, - каждый может говорить то, что думает и заниматься тем, что ему под силу.

А еще ощущается что-то вроде начавшейся стабилизации, - уже не так головокружительно растут цены, да и купить можно то, что нужно.

Но по прежнему тревожно за детей, которым от приватизации ничего не досталось кроме горстки обесцененных ваучеров, - рвутся заработать своими руками, а высокие налоги не дают.

 

Еду с работы.

Снежок выпал, сумерки, огни фонарей и частных ларечков светятся, мигают по-новогоднему. Радоваться бы всему этому в «преддверии праздника», а я…

А во мне - опять: нет, не перетащить Ельцину, Гайдару, Чубайсу наш народ в новую жизнь, ведь не известно: а что будет там, в новой-то жизни?

Нет, не пробиться к сердцам этих, самых активных избирателей, - не поверят реформаторам, затурканные и надорванные работой старики и старушки; не поймут и пролетарии, всосавшие с молоком матери стиль «планового советского» существования; не поймут и бесправные колхозники, которые твердят: «Жить-то как хорошо стало при Брежневе, деньжата давали, зерно, картошку»? И горько теперь им, что на глазах разваливается какая-никакая, а кормушка, из которой еще и тащили понемногу.

Мигают, весело мельтешат разноцветные огоньки новогодних елок, что красуются слева и справа от черного идола с кепкой, который по-прежнему стоит на площади его же имени, и я почти слышу его клич, брошенный в семнадцатом: «Грабь награбленное»!

Как же все перепуталось, смешалось в наших головах и душах!

Господи, помоги разобраться во всем этом!

Господи, помоги обрести успокоение хотя бы в эти предновогодние дни!

 

Будет продолжение.

Дорогой читатель!       

Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много моих фото пейзажей.   Веб-адрес для поисковых систем - - http://galinasafonova-pirus.ru

 

 

 


Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru