Часть 2 – Антон. Не студент
Глава первая – Знакомое лицо
После встречи с Антоном прошло несколько лет. Наш разговор с ним остался в моей душе открытой раной. И вот я снова в дороге…
Четыре часа тряски в электричке умотали меня вконец. Особенно досаждала жажда. Все устремления свелись к одному: как можно быстрее выпить горячего чаю! Выскочив из электрички, я тут же побежала в станционный буфет. И только выпив стакан живительного напитка, стала замечать происходящее вокруг. И тут я увидела его. И сразу узнала. И сразу вспомнила, что его зовут Антон.
Мы встретились глазами. Антон подошел к моему столику.
- Ты узнаешь меня, Антон? «Антон», ведь я не ошиблась?
- Нет. Я Вас тоже узнал и рад Вас видеть.
- Присаживайся. Ты не спешишь?
- Нет,… Я что-нибудь перекусить хотел.
Голос Антона звучал неуверенно, да и сам он очень изменился. Был какой-то нервный, испуганный, напряженный. Казалось, он постоянно ожидал нападения и опасался, что его будут бить. «Украсть чего-нибудь в буфете собирался? – почему-то мелькнуло у меня в голове. – Может, у него денег, как всегда, нет?»
- Пельмени будешь? – поспешила предложить я. – Угощаю!
Антон улыбнулся. Я заказала две порции пельменей и чаю.
Антон немного смущался, но торопливо ел. Я глотками отпивала чай.
- Мою порцию не съешь? Чего ей зря пропадать, я сыта.
Антон снова улыбнулся, и я пододвинула к нему свою тарелку с пельменями. В этот раз я заметила, что зубы Антона давно просятся к стоматологу.
- Мы не виделись три года, Антон. Так как твои дела? Как учеба в универе?
Антон отодвинул пустую тарелку и расслабленно откинулся на стуле.
- Я универ бросил. Точнее, меня отчислили: первую сессию не сдал. Да и не сдавал даже…
- Расскажи мне о себе, - попросила я. – Ты мне вроде как близкий человек.
Антон задумался. Мне показалось, что он принял решение «отработать» свой обед.
- Ну, отчислили. Из общежития, естественно, выселили. … Но домой я не поехал. Не мог, понимаете?
Он посмотрел мне прямо в глаза. Я понимала.
- Нашел работу на большом предприятии… с совместным иностранным капиталом. Там общежитие давали.
- А какая работа?
- Понятно, какая. Самая востребованная – грузчик!
Теперь улыбнулась я.
- Ну, через эту работу многие достойные люди прошли. А чего же ты хотел? Специальности у тебя ведь не было никакой. И потом, такая работа временная. Зато дает желание расти дальше.
- Ага, дает. И я хотел. Хотел пойти учиться на водителя электрокара, да не дали: везде блатных продвигают, а я – безродный, без связей.… Работал я на мебельном предприятии, в лакокрасочном цехе, в респираторе весь день. Жара и вонь … как в аду. По три смены. Платили, конечно, хорошо, но в свободное время в общаге мы только спали и пили: ни на что другое сил не оставалось. А я пить не хотел: у меня здоровье слабое.
- Молодец, что оттуда ушел, - поддержала я.
- Да сам бы, может, и не ушел. Военкомат достал. Я ж в армии не служил.
- Ну, не говорила ли я тебе при первом нашем знакомстве, чтобы ты пошел в армию и отслужил, как полагается, как все делают? – оживилась я. – Неужели ад армии намного страшнее лакокрасочного ада?
- Вам не служить, потому и рассуждать легко, - криво усмехнулся Антон.
Мы молчали, и я чувствовала, как раскалывает льдину, на которой мы дрейфовали, пробежавшая между нами трещина.
- А домой вернуться?
- А дома тоже военкомат сети раскинул.
- Так как же?
Антон уловил в моем дрогнувшем голосе неподдельное сочувствие.
- Да не пропал, не сгинул. Нанялся к одному предпринимателю водителем такси.
- Так у тебя права были?
- Нет. Он мне их купил.
- Ах, Антон, это ведь так опасно!
- Жизнь вообще штука опасная. Ездить я научился и справлялся неплохо. Квартиру с одним студентом снимал, деньги были…
- …«девочки», - закончила про себя я.
- А как твои одноклассники-друзья, которые в столице учились?
- Не знаю, я с ними связь потерял.
- А девушка твоя любимая?
Глава 2 – Разные устремления
Антон глубоко вздохнул и перевел взгляд в окно.
- Она с другим.
- Ты так думаешь или знаешь?
Глядя вдаль, Антон неопределенно пожал плечами.
- Какое это имеет значение? Мы расстались.
- Конечно, - с сожалением сказала я, - любить на расстоянии не всем дано.
- Дело не в расстоянии. Даже живя в одном городе и в одной квартире, мы бы не смогли любить друг друга.
Видно было, что Антон озвучивает давно уже вызревшие в нем мысли. От его слов я внезапно ощутила в себе какую-то большую утрату. Словно меня обокрали до нитки. Такая в них была безысходность.
- Ну, а другие девушки, попроще? Работа таксиста способствует общению…
- Девушки «попроще» даже не знают, что такое любовь, - сказал Антон, по-прежнему, глядя в окно.
Я стала смотреть в направлении его невидящего взгляда. Я видела рельсы запасных железнодорожных путей, пустую электричку, застывший маневровый тепловоз. Цепко всматриваясь в них, я словно хотела увидеть нечто, что могло бы объяснить мне причину их расставания. Антон объяснил сам.
- У нас с ней разные устремления, - вдруг сказал он.
- Я думала, вы любили друг друга.
- Любили. Пока не разобрались в своих устремлениях. Когда разобрались – разошлись.
Может, оттого, что мне было жаль их погибшего чувства, мне казалось, что могила, где Антон похоронил свою любовь, все еще открыта.
- Ей нравится жить в большом городе, ей нравится носить дорогие вещи, нравится бывать на престижных мероприятиях. Она мечтает об отдыхе в турецком отеле «пять звезд»! - Антон с яростью посмотрел на меня.
- А что в этом плохого? Для этого она учится, приобретает профессию, чтобы потом работать и обеспечить себе достойный уровень жизни.
- Вот-вот, только об уровне жизни она и думает! Она никогда не полюбит мужчину, если у него не будет достойного, по ее мнению, дохода.
- И что? Что тебе мешает достичь такого дохода?
- Зачем?! Когда я только смотрю на этих выфранченных топ-менеджеров, на их самоуверенные тупые лица, на резиновые тела с искусственным загаром, мне бритвой хочется полоснуть себя по горлу от отвращения!
- А чего, чего же ты хочешь, Антон?
- Не знаю.
Его эмоциональный порыв иссяк. Антон тупо уставился в стол.
- У меня одна жизнь, и тратить ее на семейное гнездо, на тряпки для любимой и отдых с услугами аборигенов – это преступление. Я не создан для этого.
- Положим, - сказала я. – Тогда чему ты хочешь посвятить, нет, посвящаешь уже, свою жизнь? Какая у тебя цель?
- Не знаю,… я еще не определился.
- То есть, мы вернулись к тому, о чем говорили с тобой в поезде три года назад: ты не знаешь, чего ты хочешь, так?
- Так.
- Прости, Антон, а может, ты просто отстаешь в развитии? Видишь, она уже определилась с устремлениями, а ты нет.
Антон молчал.
- А помнишь, что я тебе тогда советовала?
- Просить помощи у Бога! – не забыл Антон. Но сказал так, словно бросил мне в лицо жестким снежком.
Глава 3 – Судьба-индейка
- Чем же тебе Бог не угодил? – изумилась я.
- Глухим оказался!
Сказано это было со злостью и вызовом. Я молчала. Вести разговор, когда оппонент в состоянии агрессии, бессмысленно, тем более говорить о Боге. Но Антон хотел продолжения.
- Я полгода был иноком в одном монастыре. Милость Его на своей шкуре познал.
- Как ты там оказался?
Кривая усмешка исказила его лицо.
- Когда был таксистом, в аварию попал. Я не был виновен: меня подрезали, - горячо заверил он. – Обошлось без жертв, но машину я разбил. Хозяин меня, конечно, отмазал, но за машину 2 тыщи зеленых потребовал. А где их взять? На родителей моих наехал, меня на счетчик поставил. Пришлось бежать…. А куда – без документов? Хозяин-то их у себя держал, как цепь от моего ошейника. …. Ну, мыкался я по России, пока не осел в одном монастыре. Работал там на стройке. Вот жизнь монастырскую и увидел. Изнутри, а не как Вы, из окна своей квартиры.
Я молчала. «Не суди, о чем не знаешь», - думала я о себе. – Конечно, представление о монастырской жизни у меня книжное, из хороших книжек. Да и там говорилось о суровости нравов и трудностях быта. Но люди сознательно шли в монастырь, их Сам Господь туда на служение призывал, как избранных. Значит, предназначение такое у них было – пройти эти испытания. Зачем? Цель у Него была в отношении этих людей.
Для тех же, кого насильно ссылали в монастырь, как жен Ивана Грозного или сестру Петра 1, там была настоящая тюрьма, пожизненное заточение.
Антон же прятался в монастыре. И его прятали! Не милость ли это Божия?
- Полгода каменщиком у них работал по 10 часов в день. Еле ноги унес оттуда.
- И куда?
- Да взяли меня в одну бригаду гастарбайтеры, на строительство подмосковных дач. А что? Специальность каменщика-штукатура я отлично усвоил и ремонт квартиры полностью сделать могу.
- Видишь, - улыбнулась я, - специальность-таки ты приобрел. Не бывает, значит, худа без добра. А сейчас где? Здесь что делаешь? Хозяина-таксиста уже не боишься?
- Уже не боюсь. Сегодня ему 2 тысячи вернул, а он мне – документы.
Антон полез за пазуху и вытащил потертый паспорт.
- Антон, ты свободный человек! – радостно воскликнула я.
- Нет. С учета в военкомате я не снят. Пока возраст не выйдет – свободы не видать.
- Что, так и будешь прятаться?
- Не знаю. Видно, судьба мне такая выпала.
- Судьба? Выпала? Что ты такое говоришь! И кто это такую судьбу тебе выдал?
Антон поднял глаза вверх.
- Ну, нет! Судьба – это твой путь, который ЗА тобой; это те поступки, которые ты совершил; тот след, который ты сам за собой оставил. Только, глядя на ПРОЖИТУЮ жизнь человека, мы можем говорить, какая судьба у него была. Посмотри, что у тебя позади: был студентом, таксистом, иноком, каменщиком.… Сколько всего построил-нагородил! А счастья нет, потому что все неказисто.
Глаза Антона горели.
- Почему не возразишь против «неказисто»?
- Так оно и есть.
- А почему, знаешь? Потому что все построено без прочного фундамента. На лжи все построено, на обмане, как зАмок на болоте. На тебе долг висит. Не перед военкоматом, перед Родиной и даже больше – перед людьми. Как ты бился, чтобы долг таксисту отдать! А Родине – не хочешь? Знаю, опять скажешь, что мне легко рассуждать в своей квартире. Но другие ребята ведь служили? Служили и благополучно вернулись. А почему? Потому что НЕ БОЯЛИСЬ. А может, ты, Антон, просто трус? Боишься боли при удалении зуба и ждешь, когда воспалительный процесс распространится по всему организму?
Антон молчал. Но злобы и агрессии от него уже не исходило. Я видела перед собой человека, почему-то очень близкого мне. Хотелось его обнять и погладить по голове, как маленького.
- Пойдем отсюда, - предложила я. По улице прогуляемся.
Антон глянул в окно.
- Не хочется светиться.
И опять в его голосе сквознула нотка страха. «Боится. Может, долг-то и не отдал? Тогда почему сюда вернулся?». Я смотрела на него и опять, как при первом нашем расставании, во мне шевелилось чувство, что Антон нуждается во мне, что он от меня чего-то ждет…
- Может, кофе закажем, чтобы барменша не нервничала? А то кидает на меня косые взгляды, видно, оттого, что долго сидим.
Антон обернулся, оценил барменшу, но не увидел в ней никакой опасности, потому что сказал:
- Можно и кофе. Или вина, если хотите…
- Ты сказал, что не пьешь?
- Не пью. Для Вас только.
- Я тоже уже не пью: сердце не позволяет.
Мы заказали кофе, и разговор возобновился.
Глава 4 - Ошибки
- Хорошо, - предложила я. – Давай оставим пока Бога в покое и сделаем работу над ошибками, которые ты допустил в своей жизни. Может, это поможет тебе лучше понять себя.
- Интересно, какие ошибки Вы увидели, - ответил Антон.
- Первую ошибку в твоей судьбе совершили твои родители.
- Ошибка в том, что я родился?
- Нет. В том, что ты рос, как сорная трава. Твоим воспитанием родители не занимались – все пустили на самотек.
- С чего Вы это взяли? – обиделся Антон.
- По твоей жизни видно. Тебя не приучили к труду.
- Почему же? Мы с сестрой помогали маме по хозяйству…
- Раз в неделю убирали свою комнату? И то ты умудрялся всю работу скинуть на сестру.
- Ну…, уборка квартиры – не мужское дело.
- А мужским делом ты занимался? Рубил дрова, носил воду…
- Что Вы! – засмеялся Антон. – Мы в многоэтажке жили, со всеми удобствами.
- Значит, не работал. А не болел ли ты в детстве нехочухой?
- Что это?
- Болезнь такая, когда говорят тебе: сделай это, а ты в ответ: не хочу.
- Да это детская болезнь. Все дети болеют.
- Да, но у некоторых она протекает легко, а у некоторых вызывает тяжелое осложнение – «безответственность» называется. Вот здесь родители должны были потрудиться. Мало посадить яблоньку, деревце нужно формовать, прививать, чтобы оно плодоносило. Иначе вырастет дичка с кислыми плодами. Понимаешь? Дальше. Что тебе прививали родители? Какие способности они заметили в тебе и развивали их?
Антон замялся.
- А может, в детстве у меня не было ярко выраженных способностей?
- А водили тебя в разные художественные кружки и секции? Спорю, что в подростковом возрасте ты и спортом не занимался!
- Почему же! С ребятами во дворе в футбол гонял целыми днями.
- Вот-вот, во дворе. Как сорная трава. И на гитаре в подъезде с ребятами бренчал, наверное.
Не по вкусу были слова мои для Антона. Сидел он, низко опустив голову.
- И третья ошибка твоих родителей, что твоей профориентацией не занимались.
- Это ж обязанность школы!
- Для школы – обязанность, для родителей – необходимость, для ребенка – жизненная потребность. И здесь родители не дали себе труда, не удосужились.
- Хватит обсуждать моих родителей: что было – то прошло.
- Да, прошло. Но повторится: ты тоже будешь родителем. Отцы и дети цепной реакцией связаны. Но то, чего не посеяли родители, не взойдет в ребенке. Я говорю о цели в жизни, понимаешь?
Антон молчал, и было видно, что он со мной не согласен.
- Приведу тебе пример с профориентацией. Дочь моей соседки второй раз вышла замуж, за немца, и уехала с ребенком от первого брака в Германию. Прижились там, десять лет уже живут. Сюда в гости к маме приезжают. Так вот что я от них узнала.
В немецкой школе еще в 6 классе у детей было задание: один день провести вместе с отцом на его работе и написать об этом отчет. Отчим мальчика, о котором я говорю, работает на почте экспедитором по доставке посылок, если можно так сказать; сам водитель, сам грузчик, сам и почтальон. Набегался с ним мальчик по этажам, ведь все надо доставить в означенное время, за задержку – штраф, вычеты из зарплаты, и понял мальчик: работать, как папа, он не хочет.
А кем бы хотелось быть? Думал-думал, между думами ел собственноручно приготовленные бутерброды и додумался: поваром хочу быть! Что ж в 7 классе в школе предусмотрена практика по профориентации, и отправила его школа отработать неделю в ресторане. Лук там чистил, овощи резал, зелень мыл – весь день на ногах и у плиты. Понял мальчик: поваром не будет.
В 8 классе схитрил – избрал для положенной двухнедельной практики библиотеку. Инвентаризацию книг проводил. Работа хоть и пыльная, зато легкая. Но заработал копейки, а на других работах школьники хорошие деньги получили. Опять мальчик не угадал!
А тут его мама подсуетилась. Договорилась со своей приятельницей, что сын будет помогать в учебе сыну этой приятельницы, ученику младших классов, за деньги, конечно, как репетитор. И оба мальчика будут отлучены от улицы, что в интересах обеих мам. Парень «за деньги» активно взялся за работу – и тут выяснилось, что педагогика – его призвание. Сейчас с большим желанием готовится к поступлению в университет. Нашел-таки себя!
С интересом выслушав мой рассказ, Антон усмехнулся.
- Предположим, я знаю, ЧЕМ хочу заниматься, но не могу ответить себе, ЗАЧЕМ? В чем смысл жизни? В чем моя цель, предназначение? Прежде я хочу найти себя, чтобы суметь выразить себя, то есть самореализоваться. Иначе я взорвусь изнутри. Все это так сложно.
Глава 5 – Духовная болезнь
- Нет, - покачала я головой. - Все очень просто. Цель жизни – стать человеком, хорошим человеком. Смысл жизни – сделать что-то хорошее, полезное для людей. Выразить себя - значит, без остатка отдать себя людям. Вот и все.
И тут Антон взорвался.
- Надо же! И все-то Вы знаете! – в возбуждении говорил он, размахивая руками. – И истина только у Вас! И Бог с Вами! И вы – наместник Бога на земле!
Неожиданно расхохоталась я. Антон оторопело уставился на меня. В какой-то миг в голове у меня мелькнула мысль: адекватна ли я? Барменша улыбалась, встревоженности я в ней не заметила.
- Видишь, друг мой, эта тема задевает тебя за живое. Жива, значит, твоя душа, жива…
Я вытирала слезы.
- Конечно, все мои суждения, Антон, вытекают из моего жизненного опыта, а он, понимаешь, не малый.
- А Вы не допускаете, что у меня – свой опыт? У каждого человека свой опыт!
- Конечно, конечно. Однако все познается в сравнении. Смотри, даже ни в одном институте не изучают какой-нибудь язык изолированно. В каждом вузе есть курс Сравнительного языкознания. Давая чему-нибудь оценку, мы сопоставляем свое мнение с чьим-то другим, сравниваем себя со своим кумиром, идеалом.
- Кумиры бывают ложные.
- Вот-вот, ты смотришь прямо в корень. А ты посмотри на Иисуса Назарянина как на реальную историческую личность. Достоверно нам известны последние три года его жизни. «Достоверно», потому что четыре разных по возрасту, по опыту, по статусу человека – я говорю о Евангелистах – рассказали нам о нем одно и то же. Вот человек, который выразил себя. И выразил так, что уже две тысячи лет привлекает наше внимание. Сколько миллионов людей «перебирали» весь Его опыт, сравнивали себя с Ним. И никто еще опровергнуть Его не смог! Ты говоришь, что я знаю истину. Не я – Он знает истину. Он есть Истина. Ты хочешь знать истину – сравни себя с Ним, и ты увидишь, и ты узнаешь, и ты найдешь…
- Я был в монастыре, - начал было Антон, но я его прервала.
- Ой, не сравнивай себя с его обитателями! Я ничего о них не знаю и не хочу бросать в них камень, но ты же понимаешь, что я о другом говорю. Вот есть такой анекдот: преставилась старушка и стоит перед дверями рая, а Петр ее не впускает. «Бабушка, как же в рай, ведь Вы даже в церковь не ходили? – Как же я могла ходить в церковь, если наш священник был пьяница? – Надо было к Богу ходить, а не к священнику».
- Хм, понимаю…
- Вот и хорошо, вижу: ты человек умный. Значит, понимаешь, какая твоя главная ошибка в жизни была, ошибка, из-за которой жизнь твоя с фальшивого старта началась?
- Одна ошибка? – удивился Антон. – Не считая ошибок в воспитании, допущенных родителями?
- Не считая. Я говорю о твоей ЛИЧНОЙ ошибке.
- Не понимаю. Какая она?
- Лень. Ты пригрел у себя на груди лень. Закутался в нее, словно в ватный кокон, отгородил себя от жизни. Лишившись ориентиров, побежал не в ту сторону.
- Ле-е-нь?
- Да. Не говорили ли в школе учителя твоим родителям: «Ваш мальчик способный, но такой ленивый»? Да ведь ты и сам про себя знал, что ты ленивый. И НИЧЕГО не делал! А ведь лень – это болезнь.
- ??
- Да, духовная болезнь, которую не вылечить ни одним лекарством. Дух лени может победить только Дух Божий, который есть в самом человеке. Хочешь, расскажу, как?
Глава 6 – Лень и уныние
- Сразу тебе скажу, что это не мои измышления, ибо кто я такая? Приведу тебе слова авторитетного византийского философа, жившего на Синае спустя 550 лет после рождения Христа. Иоанн Лествичник , высоко образованный человек своего времени, осмыслил духовную сущность христианства и то, что ему открылось в «боговидении», изложил в своем труде «Лествица» ( в современном языке – лестница).
Образ лестницы заимствован им из Библии, где описано видение Иаковом лестницы, по которой восходят ангелы к Богу. Этот образ послужил названию книги. Сама же книга представляет собой руководство к поэтапному нравственному САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЮ, духовному восхождению, как по ступенькам, к пониманию Бога. Слышал о такой?
- Никогда.
- Прочти, рекомендую. Одна из глав этой книги так и называется «Об унынии и лености». Кстати, другой авторитетный богослов Ефим Сирин, подобные суждения выразил в конкретной молитве: «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не дай мне, Господи».
Эти страсти греховные, пороки, бесы - назови их, как хочешь - нападают на человека бездеятельного и безмолвного, находящегося в расслаблении души, изнеможении ума, в пренебрежении к работе, к молитве, в ненависти к долгу. Эти бесы – «ублажатели мирских наслаждений, оболгатели Бога, будто Он немилосерд и нечеловеколюбив».
Врач посещает больных утром, а лень нападает на человека ночью, пока он, беззащитный, спит.
И если не противиться лени, «прежде смерти она от него не отступит, и до кончины его на всякий день будет бороть его. Наблюдай и увидишь, что она борет тех, которые стоят на ногах, склоняя их к тому, чтобы сели; а сидящих увещевает приклониться к стене; она заставляет посмотреть в окно келии, побуждает производить стук и топот ногами.
Ставшим на молитву сей лукавый дух напоминает о нужных делах, и употребляет всякое ухищрение, чтобы только отвлечь нас от собеседования с Господом. В час молитвы отягощает тело; стоящих на молитве он погружает в сон, и в бесконечных зеваниях похищает стихи из уст. Когда нет псалмопения, тогда и уныние не является; и глаза, которые закрывались от дремоты, открываются, как только служба кончилась.
Мужественная душа воскрешает и умерший ум; уныние же и леность расточают все человеческие силы. Из восьми предводителей ЗЛОБЫ дух уныния есть тягчайший. Уныние же для инока есть все поражающая смерть».
Таким образом, можем сделать для себя вывод: дух лени и уныния поражает бездельников и маловеров. Иоанн вынудил духа сознаться о себе: «Родительницы у меня многие: иногда бесчувствие души, иногда забвение небесных благ, а иногда и чрезмерность трудов. Исчадия мои, со мною пребывающие: перемены местопребываний, пренебрежение повелений отца духовного, непамятование о последнем суде, а иногда и оставление монашеского обета».
- Интересные рассуждения, - заметил Антон – А как же победить этого духа?
- Очень просто, всего три правила.
Первое, как проснулся - немедленно встань с кровати и поди хорошо умойся непременно ХОЛОДНОЙ водой; смой сети, наброшенные на тебя во сне.
Второе, займись делом и распланируй свой день так, чтобы не оставалось времени на ничегонеделание. Паузы для отдыха заполняй размышлениями о Боге.
Третье, когда ослабеешь в борьбе с ленью, перекрестись, сделай поясной поклон и скажи: «Помоги мне, Господи, побороть лень». И все.
- А если не поможет?- с сомнением спросил Антон.
- Не поможет – сделай три поклона и скажи молитву Ефима Сирина: «Дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй мне, Господи». Поможет обязательно. Только бороться с ленью надо не один раз, а постоянно.
Каждая из порочных страстей упраздняется одною, какою-нибудь противною ей ДОБРОДЕТЕЛЬЮ.
Как открылся сам дух: «Противники мои, которые связывают меня ныне, суть псалмопение с рукоделием (надо понимать, мысли о Боге и физический труд). Враг мой есть помышление о смерти; умерщвляет же меня молитва с твердою надеждою сподобиться вечных благ».
- Слышь, Антон, ра-бо-тай, делай же что-нибудь, а не проводи время в праздных рассуждениях. Работай! И не жди, чтобы кто-то стоял за тобой с пистолетом. Сам себя понуждай, у Бога стойкости проси.
- Хорошие советы! Но я их с детства знаю, и без трактата Вашего Иоанна Лествичника. Почему Вы ему так упорно верите?
- Потому что Лествичник – богослов-философ. Чем отличается философ от умничающих обывателей? – спросила я и сама же ответила. – А тем, что философ не отдельные праздные советы дает, а создает законченную, объемную модель понятия.
Знаешь, чем убедил меня Лествичник? – В главе «Об унынии и лености» он написал: «Уныние подущает к странноприимству (принятию странников в своем доме); увещевает подавать милостыню от своих трудов; усердно побуждает посещать больных; напоминает о Том, Который сказал: болен бых, и придосте ко Мне (Матф. 25, 36); увещевает посещать скорбящих и малодушествующих; и, будучи само МАЛОДУШНО, внушает утешать МАЛОДУШНЫХ».
- Видишь, не в бровь, а в глаз сказано именно о нас с тобой – бездельничаем мы тут, тратим время в праздных утешениях, пора работой заняться!
Я решительно встала из-за стола, Антон последовал моему примеру. Сопровождаемые недобрым взглядом барменши, мы вышли на улицу.
На город сползали сумерки. Было как раз такое время, когда люди, идущие с работы, уже зашли в свои дома, а молодые, друзья темноты, еще не вышли на прогулки. Мы шли вдоль длинной бетонной стены, огораживающей железнодорожные пути, по направлению к троллейбусной остановке. Вся стена была изрисована агрессивными рисунками граффити.
- Давайте я понесу Вашу сумку, - протянул руку Антон.
Ни минуты не задумываясь, я отдала ему сумку, в которой были деньги и документы. Я доверяла Антону.
Глава 7 – Стихи
На троллейбусном кольце ни троллейбусов, ни людей не было.
- Ну, все, Антон. Давай прощаться…
- Я не спешу, я провожу Вас … или надоел со своими проблемами?
- Да нет…, я искренне хочу принять в тебе участие. «Принять в тебе участие» - во сказала! Думаю, нельзя человеку помочь в личностном мироустройстве, нельзя научить любить, нельзя сделать счастливым, … разве только фонариком посветить…
Мы молча разглядывали афиши на рекламной тумбе. Сплошные гастроли каких-то малоизвестных певцов, ди-джеев, юмористов.
- А я себя нашел, - вдруг сказал Антон.
Я вскинула на него обрадованный взгляд.
- Я стихи пишу.
-Вот как! Прочти что-нибудь.
- Боюсь, что Вам не понравится…
- Ну, почему же? Я, конечно, не знаток и не профессионал; мое мнение чисто обывательское. Оно ни о чем не говорит, разве что о моих вкусах.
Антон усмехнулся и будто с афиши прочел стихотворение.
*Моя зубастая дыра
из души подошвенного двора
скулит на помойное небо.
У неба дырявый водопровод
из которого мокро льёт.
И мои глаза, цвета грязи, тонут в том.
Пока чавкает осень мой дом.
Где-то вентиль от помойки,
может в шкафу, где пылятся друзья.
И у обшарпанного жилья
тоску скулю в помойное небо я.
- Н-н-д-а, - только и ответила я.
- Не понравилось, я так и думал. А что именно? Скажите правду, Вы ведь честный человек, - провоцировал меня Антон. – Грубо, да?
- Даже не это. Просто перепето с чужого голоса.
- Что это значит?
- Ну, помнишь, как у Булгакова в «Мастере и Маргарите» - «осетрина второй свежести»? Стихи тоже должны быть только первой свежести и больше никакой. А эти мотивы я уже где-то слышала: у Шевчука ли или у Цоя.… В свое время их песни были актуальны. А сейчас время - другое, эти песни его уже не выражают. Зачем же писать о прошедшем времени, которого ты, кстати, уже не застал?
- Это не мои стихи, - усмехнулся Антон. – Другого автора.
- А-а, тогда прошу прощения у того автора. Возможно, он современник Цоя, и стихи были написаны давно. Это в корне меняет дело.
- Значит, других недостатков у стихов нет?
- Ну, почему же! На мой вкус они какие-то … легковесные …, пустопорожние, что ли.
- Легковесные? Это как?
- Ну, вот сравни, - я на минуту замешкалась, подбирая примеры. –
**Как клочки обгорелой бумаги,
вброшенные ладонью,
чёрные птицы летали
по Подмосковью.
Кружились, сбивались в стаи,
рассыпались,
царапали воздух.
Вместе готовились к раю,
не зная,
что это возможно!
И другое стихотворение:
***Проснувшись зябкою осеннею зарей,
Как хочется, стирая все границы,
Мне полетать над грешною землей,
Увидеть рай глазами черной птицы.
Оба стихотворения хороши. Теперь скажи, которое из них полновеснее, весомее?
- Первое, конечно, - уверенно сказал Антон.
- Вот видишь, первое. Второе лишь говорит о чувствах и желаниях отдельного человека. У меня, например, такого чувства нет. А первое – это целая философская система, в которой каждый слушатель будет искать и найдет свое место.
- Согласен.
- А стихотворение, которое ты прочел, выражает редкое, я бы даже сказала, нетипичное, чувство редкого, нетипичного, человека. Какова авторская цель? Думаю, просто сказать «фе», просто плюнуть в сторону слушателя. Что это – протест? «Бросить им в лицо железный стих, облитый горечью и злостью» - вот протест Лермонтова. Но в контексте его стиха нам понятна причина авторского протеста, да и личность самого автора. А здесь?
- Нельзя судить по одному стиху, - встал на защиту автора Антон.
- Да я ни об авторе, ни о его поэзии и не сужу. Я говорю об одном, конкретном стихе. Ты спросил – я ответила.
- Я тоже такие стихи пишу, может, хуже, может, лучше.
В его голосе звучало упрямство.
- Хорошее хобби, - заметила я.
- Это не хобби. Это мое призвание. «Предназначение», как Вы говорите.
- Вот как! И ты собираешься стихами зарабатывать себе на жизнь?!
- Я хочу выразить себя, самореализоваться! А потом уже буду думать, как зарабатывать на жизнь и нужно ли это мне вообще. Я и музыку пишу. Хочу создать группу…. Может, какую, как у Шевчука, но свою.
- Антон, проснись! Неужели ты не понимаешь, что кругом рынок? Спрос рождает предложение. А сейчас на рынке предлагают себя столько групп, что никакого спроса на них нет. Посмотри на эти афиши!- кивнула я в сторону тумбы. - Думаешь, на их концерты публика валом валит?
- Однако и залы не пустуют. Вы не пойдете – найдутся другие, которым нравится.
- Да что в них может нравиться? Что умного может сказать тебе человек с таким тупым лицом, как на этой афише? Концерт шансона «Толя Дым» - что это? Нюни и слюни тоски по тюремной зоне?
- Да ну Вас вообще! – закричал Антон и в сердцах пошел прочь.
Я даже не заметила, что он унес мою сумку.
Люди, собравшиеся на остановке, с недоумением смотрели на нас.
* стихотворение «Скуля на помойное небо», автор Сонный Женя.
** стихотворение «ОК Тябрь», автор Ол Виннов.
***экспромт на стих-е Ола Виннова, автор Татьяна Бондарева.
Глава 8 – Бумеранг
Меня накрыла волна негодования. «Дура! Какая же я дура!» Маятник моего энтузиазма пошел в обратную сторону. «Кого ты хотел научить?! - прорезалась в голове песня Макаревича. – Кого ты хотел научить? Нет, не так.… Там было как-то иначе … «Кого ты хотел удивить!» - да, точно так. Вот и удивила. Хотела, как лучше…
Из окна отъезжающего троллейбуса на меня недоуменно смотрел пассажир. Я оглянулась по сторонам: на остановке осталась лишь я одна. «Эх, чего же я не села в троллейбус? Ах да, денег на билет у меня нет: сумку Антон унес. Ну, ведь дура как есть …» И тут передо мной появился Антон.
- Простите. Я идиот, - сказал он. – Еще и сумку Вашу унес.
Я очень ему обрадовалась.
-Нет, это я идиотка: вздумала тебя учить. У нас разный нравственный капитал.
Мы молча стояли и улыбались, глядя друг на друга. Затем, обессиленные, сели на скамейку.
- Не говорите так. Мне много дал наш разговор. Пусть у меня другое мнение на счет стихов…, а какой "нравственный капитал" я имею, знать только мне, – в его голосе по-детски звучала обида. - Но Вы правы: я не Цой, и не Сонный Женя, и не Буковски(чему рад) - я это я. А Буковски это Буковски. Поскольку вы понимаете стихи неправильно и не знаете меня, то лучше Вам и не слышать моих стихов. Оставайтесь при своем опыте, его у Вас больше.
- Ты думаешь, мне хочется бронзоветь в своем опыте, как старый памятник? Ну, у нет! Я как раз из тех, которые считают, что яйца учат курицу! Иначе бы никакого прогресса не было.
Сидящая рядом моего возраста женщина насмешливо хмыкнула. Мы с Антоном переглянулись.
- Пойдемте пройдемся, - предложил Антон и привычно взял мою сумку.
Мы вновь шли мимо бетонного забора с граффити. Рисунки вызывали у меня отторжение.
- Давай оставим в покое поэзию, - предложила я. – Хочу посмотреть на нее твоими глазами. И не факт, что после этого останусь при своем прежнем мнении. Но вот скажи мне, пожалуйста, зачем тебе нужно самовыражение? И каждый ли человек должен самовыразиться? Я понимаю, что «самореализоваться»?
- А как же! – удивился Антон. – Каждый для чего-то приходит в эту жизнь. Вы же говорили, у Создателя есть план в отношении каждого. Значит, человек должен выполнить этот план и оставить след на земле.
- Даже в виде такой картины? – кивнула я на черно-лиловый рисунок на стене. – И от этого мир станет лучше?
- Мир станет разнообразнее! – убежденно ответил Антон. – А реализовавшийся человек станет лучше. Полнота лучше пустоты. А Вы себя реализовали, выразили стремления Вашей души?
- …. Думаю, нет.
- А счастливы?
- Думаю, да.
- Ха! Как же такое возможно? Вы сами себе противоречите.
- Нет. Это не спонтанный, а давно обдуманный ответ, долго я к нему шла…
- Тогда объясните.
- Так вот. В юности, когда меня обуревали страсти, мне хотелось выразить себя … в любви. Я читала художественную литературу, слушала классическую музыку, рассматривала картины выдающихся художников. Тогда и поняла, что чувства бывают не только сильные, горячие, страстные, но и глубокие, тонкие, пронзительные, нежные.… В общем, я искала таких, пыталась в себе такие вырастить.
- И что, удалось?
- Нет.
- А откуда тогда счастье?
- От понимания того, что чувства – это нити, из которых складываются человеческие отношения, ткутся, как ковер. Нет ничего выше и значимее, чем отношения между людьми. Вот где безграничное поле для самосовершенствования!
Эта дорога привела меня к Богу. Я узнала о пороках и добродетелях. Я увидела многие свои недостатки, о которых даже не подозревала, я узнала о путях их преодоления, помнишь, мы с тобой говорили о лени и унынии? Я стала лучше понимать окружающих меня людей, замечать в них такие качества, которых по слепоте душевной прежде в упор не видела. Все это начало приоткрывать мне безграничную красоту жизни. От этого и счастье: я вижу свет и знаю, куда идти. И я лишь в начале пути. От этого и радость: сколько всего еще предстоит впереди!
Антон тяжело вздохнул, как после тяжелой работы.
- У Вас опять все сводится к Богу…
- «А зачем нужна дорога, которая не ведет к храму?» - задала вопрос героиня фильма «Покаяние» режиссера Абуладзе.
- Не слышал о таком.
- Ну, а что «все дороги ведут в храм», слышал?
- «в Рим».
- нет, в храм. К Богу, - уверенно сказала я.
Глава 9 – Метроном
- Ты пишешь стихи, а разве не знаешь, что все искусство вышло из религии? Из религиозных культов и обрядов.
Антон задумался.
- Ну, в общем-то, да...
- Точно, «да». Не случайно сказано: «В начале было Слово, и это Слово было Бог». И высшие достижения искусства возникали тогда, когда оно устремлялось к небу. К Богу.
- Так что теперь – только молиться?
Я рассмеялась.
- Почему «молиться»? – Трудиться! Работать, значит.
- Что-то я не помню, где это сказано.
- Да в первых строках Библии! Создал Бог землю и населил ее растениями и животными, и в шестой день создал человека по образу и подобию Своему - мужчину и женщину сотворил. И сказал им: плодитесь и размножайтесь и владычествуйте над землею.
- И где здесь о труде?
- Здесь пока я вижу, что человек был создан Богом как вершина всего животного мира. Вершина – потому что по образу Бога человек получил способность мыслить и руководить. Так и жили бы люди в раю, если бы не согрешили. Но они-таки согрешили.
И выслал их Господь Бог из рая, чтобы возделывать землю и в поте лица своего добывать пропитание. «Возделывать» и «добывать» суть трудиться. Способность к труду выделяет человека из всего животного мира. С этим даже материалисты согласны. У Энгельса есть трактат «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». Слыхал? Интересная вещь. К чему подвели нас наши рассуждения? Так в чем смысл человеческой жизни?
- Плодиться и трудиться, - с иронией ответил Антон.
Я проигнорировала его иронию.
- Зачем же изощряться в поисках смысла жизни? Он ясен: трудись – и будешь человеком. Не будешь трудиться – превратишься в животное или в паразита, глиста какого-нибудь, живущего за счет других. Отсюда вытекает и следствие: выразить себя, реализоваться как личность, можно лишь в любви и в труде. Согласен?
Антон не хотел сдаваться.
- В мире перепроизводство…
- Чего?
- …продуктов потребления.
- Где? В отдельных странах? А в других – недостаток. Перекос, искусственно созданный с помощью границ. И не переходи на масштаб всего человечества: мы рассуждаем в масштабе отдельной личности. Твоей, кстати. Ты не знаешь, что тебе делать. А я говорю: работай! Вырази себя в труде – и вся теснота души твоей сама по себе рассосется.
Антон не хотел сдаваться.
- Вы думаете, Ваши рассуждения о Боге правильные? Они Ваши личные измышления или какая- то сложившаяся теория?
- Это МОИ рассуждения о Боге, и в этом их стопроцентная правда. А что касается теорий … за две тысячи лет существования христианства сколько теорий и сколько толкований его сложилось! Какую бы ты мысль о Боге ни высказал, она уже есть в какой-то теории.
В своем понимании Бога я, наверное, нахожусь в русле духовной практики исихазма. «Исиха́зм» - от греческого «спокойствие». Я думаю, что путем самопознания, нравственного очищения, направляющей молитвы можно приблизиться к пониманию Бога и через Божественную благодать обрести спокойствие, гармонию в душе, уверенность в своих силах, ощутить радость бытия и открыть в себе способность к любви. Я думаю, именно в этом состоит наше подобие Богу. Думаю, ключевой цитатой из Священного Писания для меня является «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк, 17:21). Оттого и целью своей жизни считаю труд восхождения по духовной лестнице к достижению Царствия Божьего, которое и есть, в моем понимании, счастье. «Человек создан для счастья, как птица для полета». Согласен?
- А как же Ваша свобода воли?
- Ох, сколько ведется споров о существовании свободы воли, её верном определении и природе. Даже не будучи знакома с концепцией синергизма, для себя я определяю свободу воли так: человеку невозможно духовное возрастание без Бога и Богу невозможно спасти человека без воли самого человека.
Антон смотрел на меня восхищенными глазами. В них был свет.
Какой-то знакомый образ мелькнул в моем сознании. Я поспешила догнать его, удержать, чтоб рассмотреть и узнать. О да, я узнала его! Это было видение православной церкви недалеко от моего дома: стройное белое здание, нежно-зеленая шатровая кровля которого увенчана пятью золотыми луковками. В ночное время электрическая подсветка делает церковь похожей на космический корабль, ковчег, летящий в черной пустоте космоса. Так сейчас светилось лицо Антона: отраженным светом, идущим снаружи. А вечернее время, когда в церкви шла служба, она светилась теплым, живым светом изнутри. Как прекрасно было бы лицо Антона, если бы его озаряла лампадка веры из его души!
- Чего Вы на меня так смотрите? – спросил Антон.
- Я не хочу тебе ничего навязывать и обращать тебя в свою веру. У каждого ЛИЧНЫЕ отношения с Богом. Я лишь хочу сказать, что нужно искать этих отношений. Человек, как троллейбус: энергетическую подпитку получает сверху. И столь неважно, с помощью какой именно теории мы подключимся к Божественному источнику энергии. Важно быть с Ним.
Антон молчал, но не сопротивлялся. Молчание было легким, объединяющим. Словно в одной лодке мы легко скользили с ним по водам спокойной широкой реки.
- Вот только не ошибиться бы с теорией… - в задумчивости произнес Антон.
- Так я же и говорю: опирайся на первоисточник! Читай Библию, Святые Писания - и у тебя сложится собственное понимание Бога, собственная теория, конечно же, уже существующая в теологии. И она будет стопроцентно правильная. Так я думаю.
Теорий и мнений всегда много, - теперь уже, не напрягаясь, продолжала рассуждать я. – Вот у нас с тобой разные мнения об том злополучном стихе. Есть разные мнения и о искусстве, и о истории, и о религии…
Кстати, о истории. Разные современные толкования истории – пасынки пресловутого плюрализма - привели к тому, что в разных школах одно и то же историческое событие освещается по-разному. Вот раньше мы знали историю Геродота, историю России Ключевского, а теперь сколько учителей нашлось! И к чему разномненье в обучении приводит? - К нетерпимости, к подготовке почвы для гражданской войны?
- Нет, нет, - остановила я Антона, пытающегося мне возразить, - конечно, могут быть разные мнения, но при одном условии: что такое хорошо и что такое плохо люди должны понимать ОДИНАКОВО. Нужна единая система отсчета, иначе – хаос. Вот в музыке – сколько есть стилей, течений, направлений, но без метронома ни музыканта, ни музыки нет. Господь – наш метроном.
Мы продолжали идти вперед, и наконец, стали замечать окружающее.
Глава 10 – Расставание
Мы были в районе частных застроек. Тусклые уличные фонари с трудом рассеивали вечернюю мглу. Зато приветливо светились окна одноэтажных домов. Словно манили к себе. Остро захотелось домашнего уюта в семейном кругу, тихой радости общения с родными, понимающими тебя людьми.
- Ты скучаешь по дому? – спросила я.
- Бывает, скучаю, - просто ответил Антон.
- Возвращайся домой, Антон! И мама тебя заждалась. Уверена, все будут рады твоему возвращению. И в глазах друзей ты не уронишь себя.
Антон молчал. Я словно уговаривала его.
- Если сбился с пути, никогда не поздно вернуться домой, чтоб потом начать все сначала. И в армию тебя сразу не загребут: призыв только весной. Поживешь дома, подлечишься, окрепнешь, на работу какую-нибудь пойдешь, водительские права получишь. Ну, Антон? – теребила я его за рукав.
- На какую работу? Я, может, поэтом стать хочу.
- Ах ты Господи! Ты мужчиной еще не стал – ни мужем, ни отцом, а уже хочешь быть поэтом! На поэта тоже учиться надо. Что может сказать миру безграмотный человек? Поступай в литературный институт.
- Все поэты как раз из него выходят, - ехидно съязвил Антон.
- Ну, поэзия – искусство строгих форм, - заметила я. – Если в прозе возможны какие-то недоработки, которые можно выдать за авторский стиль, то в стихосложении «чуть-чуть неправильно» - это очевидная всем безграмотность, как в музыке – фальшь. Возвращайся и работай!
- Ку-да? – протянул Антон. - Где работай?
- А все равно, где! Просто честно работай. Попробуй хоть какое-то время пожить по законам общества.
- И что?
- «И будет тебе счастье!» – не сдержалась я.
- Вот я приведу тебе пример. Мой папа, когда вернулся с войны, не имел выбора. Все вокруг было разрушено, а работы – никакой. Пошел на стройку. Работал, поступил заочно в вуз, учился, женился, работал.… И все делал с полной отдачей, на совесть! 25 лет проработал на одном предприятии … в системе энергетики, дослужился до начальника отдела капитального строительства, медаль «Ветеран труда» получил.
- И что?
- А то, что в городе крылатыми стали слова управляющего Стройбанка: «Николаю Петровичу под его честное слово я любую ссуду дам!» Сейчас папы давно с нами нет, но на его могиле мы постоянно находим цветы, не нами принесенные. Значит, помнит кто-то … добром вспоминает… . А недавно в поликлинике подходит ко мне старушка и спрашивает: не родственница ли я Николая Петровича? «Дочь, - отвечаю. – А Вы помните папу?» «А как же? Я как молодой специалист начинала под его руководством. Хороший человек был!». Вот видишь, Антон, папа реализовал себя как личность и реализовал именно в честном, добросовестном труде. Хотя никогда не говорил, что строительство энергообъектов - его призвание.
Тут я споткнулась о какой-то выступ на щербатом тротуаре. Антон подхватил меня и прижал к себе.
- Держитесь за меня, - сказал он. – Тут и ногу сломать недолго.
Он вел меня под руку. Я была в смятении, даже, скорее, в досаде. Я чувствовала, что пример моего отца оставил Антона равнодушным. Не сумела я убедить парня! Кроме того, меня смущала наша близость: все же Антон молодой мужчина, намного моложе меня. «Веди себя, как если бы он был твой внук, - внушала я сама себе. Хотя мой внук сейчас подросток и стесняется ходить со мной под руку или за руку. И, наверное, в возрасте Антона будет стесняться. А этот - нет. Почему?
- Слышите, как облаивают нас собаки? – вдруг спросил Антон. – Чужаки мы тут. Как по телеграфу передают собаки информацию друг другу. И злобно лают, изгоняя посторонних.
- Ну что ж! Собаки охраняют свой дом. А мы – бездомные. Боятся, что посягнем на их жилище. Так ты едешь домой?
- Нет. Я, пожалуй, останусь свободным художником, - ответил Антон.
Во мне все оборвалось. Мы словно вернулись с Антоном в исходную точку нашего разговора. Общение оказалось бесполезным.
Я освободила свою руку. Тем более что мы вышли к вокзалу и опять шли вдоль бетонного забора, изрисованного граффити.
- Таким, как эти? – кивнула я на рисунки. – Ты говорил, это самовыражение. Это самоиспражнение! Я навалил – а вы нюхайте! Думаешь, эти художники не знают, что их творчество не нравится людям? А рисуют назло. Впрочем, это не творчество, это проявление психического расстройства.
- Вот как! – удивился Антон.
- Да. Эти люди страдают от недостатка внимания к себе со стороны других. А привлечь внимание нечем: внутри них хаос и пустота. Вот и выплескивают свою агрессию на других: нате, хавайте, гады!
- А какие художники Вам нравятся?
- Хорошие.
-Это какие, например? Рембрандт?
- И Рембрандт, конечно.
- А Ван Гог?
- Честно скажу, не все мне у него нравится.
- А Вы считаете, что хорошее – это то, что покупается?
Я смутно догадывалась, куда он клонит, но мнение у меня уже было сформировано.
- Я считаю, что в сфере искусства тоже перепроизводство. Столько бездарностей расплодилось, которые просто замусоривают, загрязняют пространство проявлениями своей духовной ущербности.
- А что есть «бездарность»? Кто ее определяет?
Честно говоря, с тог момента, как я почувствовала бесполезность нашего общения, разговор стал меня утомлять. Я смотрела на Антона печальными глазами уставшей собаки. Он что-то почувствовал.
- Вы «Жажду жизни» Ирвинга Стоуна читали?
- Нет.
- Боюсь, что в творчестве Вы чего-то недопонимаете. Прочтите.
Мы смешались с толпой людей, идущих в вечернего поезда к троллейбусной остановке. Это были в основном молодые люди с большими сумками, вернувшиеся в город из родных домов.
- Студенты, - сказала я. – Не скучаешь?
- Нет.
Антон не стрелял глазами по сторонам, и видно было, что эти молодые девушки его не интересуют.
Три троллейбуса, стоящие на кольце, быстро наполнялись пассажирами. Мой троллейбус стоял последним.
- Куда ты сейчас, Антон? – спросила я.
- Не знаю…
И снова его тоска передалась мне. Снова я чувствовала, что Антон от меня чего-то хочет.
- Мне бы помыться и переночевать. А завтра я что-нибудь придумаю. Не возьмете ли на ночь к себе?
- Нет. Это уже лишнее, - не задумываясь отрезала я. – Я живу не одна, и у меня нет возможности.
- Понимаю…
Я живу сейчас одна. В той самой отцовской квартире. Дочка с мужем уехали работать по контракту на строительстве АЭС, их дети с ними. Могла бы я предоставить ночлег Антону. Но не хотела. Не хотела дать ему «неправильный шанс».
- Поезжай домой. Успеешь на вечерний поезд, - твердо сказала я.
Я взглянула Антону в глаза.
- Может, у тебя денег на билет нет?
И поняла, что нет.
- Дай-ка мою сумку!
Отсчитав нужную сумму, я протянула деньги Антону. Он помедлил, но взял.
- Я Вам верну…
- Не надо, - перебила я. – Это мой подарок тебе.
- За что?
- … За то, что выслушал меня.
Антон сделал какое-то движение. Мне показалось, что он хочет поцеловать мне руку. Слава Богу, показалось.
- Прощай, - сказала я и вошла в троллейбус.
Два передних троллейбуса уже отъехали. Стоял только наш. Через окно на задней площадке я все смотрела на Антона. Наши взгляды не разъединялись. Я уже ничего не могла для него сделать: это уже был не тот Антон-студент, с которым мы ехали в поезде три года назад. Цемент схватывается быстро, и застывшую форму уже не изменишь. Антон уже сформировался – переделать его теперь мог только Господь и он сам.
Я смотрела на Антона, и в моей голове звучала песня:
И носило меня, как осенний листок.
Я менял города, я менял имена.
…
Что любил - потерял, что имел - не сберег.
Был я смел и удачлив, но счастья не знал…
Но удивительно: Антон не выглядел несчастным. А может быть, я чего-то недопонимаю? Не только в творчестве, как думает Антон, но и в жизни?
Троллейбус загудел, дернулся и плавно понес меня к моему дому. Прощай, Антон!
Конец второй части.
P.S. Для читателей, которым интересно:
Эта глава - последняя во второй части трилогии о студенте Антоне. Третья часть трилогии называется «Если таланта нет…». Она основана на анализе книги И.Стоуна «Жажда жизни. Повесть о Винсенте Ван Гоге».
Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/