Часть 5
Калифорния
Время радужных снов

Одиночество – это независимость, его я хотел и добился за долгие годы. Оно было холодным, как то холодное тихое пространство, где вращаются звезды.

Герман Гессе

 

Глава 1
Сон пустыни

 

Ветер бьется в дерево и стекло непроницаемых стен твоего дома, передавая по стрехам свое бесплотное волнение…

Стивен Кинг

Осколочный ураган погладил снайперов против шерсти и сбросил их с края в каменную пропасть. Хищник, явившийся из самой черной тьмы небес, присел на бетонном плато на высоте падающей звезды над землей и затих. И ветер сник.

Джок успокоено откинулся на спинку сиденья, и Дентон ощутил, что рядом с ним сидит человек, на него совершенно не похожий. Пират, авантюрист, солдат удачи, этот пилот черного вертолет черпал какую-то внутреннюю силу в опасных ночных рейсах, в подлунных коротких битвах, в самой пасмурной игре, правила которой он принимал. Наемник судьбы, для которого полный динамики процесс важнее цели. А что могли они без него? Дентон подумал, что Джок мог гораздо лучше смотреться в той роли, которую выпало играть ему самому. В роли обреченного на Путь – с неизвестным завершением. Джоку в небе не нужна земля, не важна тишина, он не захочет остановиться на миг на бегу и вслушаться в Вечность. Ему достаточно попутного ветра, шума винтов и видимой цели. Земля – лишь трамплин в звездном его путешествии...

Он – не такой. Дентон не задумывался, правда это или самовнушение, он просто знал интуитивно – это так. Тоска по тихому прибежищу живет в нем – и ее не убить. Тоска по острову, где он сможет просто смотреть: не действовать, а созерцать эту необозримость над головой. Бесконечно долго, никогда не уставая. Как в коротких обрывочных снах, которые скоро станут длиннее.

Время радужных снов...

Оказавшись за бортом, на холодной высоте, Дентон стал на самом краю, чувствуя одной ногой щекочущий до дрожи зов пропасти, осматриваясь. Женщина с бледным лицом и в халате слепящей белизны схватила его за руку.

Она указала рукой куда-то в холодный сумрак далеко внизу, и Дентон проследил за ее взглядом. В стороне от Большого Дома, на крыше которого стояли они, неясным пятном упал Малый Дом. Так Дентон обозначил их, чтобы было легче. А в стороне, рядом с Малым Домом, стоял еще один, Холодный Дом. Оттуда слишком веяло холодом. В Холодном Доме никто не живет. Малый Дом, который заперт на все засовы – это и есть Центр Связи, понял Дентон.

Она замолчала, глядя пристально на дно пропасти. Дентон внимательно скользнул глазами по бурой поверхности пустыни между Малым и Холодным Домами. Как серые тени, медленно и отрешенно по замкнутым в себе путям двигались огромные, как циклопы, стальные машины убийства. Боевые роботы. Вот где настоящая опасность.

- Или пока кто-нибудь не уничтожит этих железных чудовищ, занявших пустыню и очистивших ее даже от намека на живое, - закончила его спутница мысль сдавленным голосом.

Что почти невозможно, добавил про себя Дентон.

Дентон тщетно пытался рассмотреть роботов, с такой высоты казавшихся просто... пятнами. Но он уже почти был уверен – это действительно Башни Разрушения, сомнений нет. Раньше он видел только одну такую – но лишь на экране. Он не думал, что таких может быть на земле больше одной.

Дентон смотрел на простирающуюся очень далеко пустыню, стоя в центре ее, и дальше – на рубленные нагромождения черных старых скал.

Опасно уходить из городов так далеко, невзначай подумал Дентон, наблюдая за монстрами внизу, за нежилыми, грустными домами – просто зданиями. Жилых домов не могло быть в этой пустыне. И пустыня, и эти бункеры были взяты из невеселого фильма о каком-то опустошенном будущем. Будущем слишком уж мрачном, темном, неприветливом, чтобы в него верить. Саркофаги – слово подвернулось невольно.

Дентон окинул взглядом долину, потом оценивающе посмотрел на ракеты их Черного Вертолета.

Пилот спрыгнул на крышу и с сосредоточенным видом приблизился к Дентону.

Взгляд Дентона пригас едва уловимо.

Дентон проводил взглядом удаляющийся, растворившийся вертолет и обернулся к своей спутнице, немного дрожавшей от ночного холода.

Здесь, по крайней мере, все же есть люди, подумал Дентон. За это стоит быть благодарным. Ведь может наступить момент, когда он останется один среди роботов, бетонных склепов и электронного кошмара... Останется королем в этом его мире...

Странно – последняя тонкая полоса багрянца еще не была съедена на горизонте, а уже наступила темная ночь. На руку тем, кто хочет исчезнуть. Но очень трудно будет исчезнуть в этой бесконечной серой пустыне в объятиях гор.

Дентон вошел в грузовой лифт на крыше – лифт понес его вниз. Еще не коснувшись ногами пола этого дома, не проведя пальцами по его поверхностям, он уже отчего-то чувствовал дух пустоты. Человек не согрел это место – нет. Не успел – или не хотел? Ступая по мягкому ковру и избегая черных взглядов камер, Дентон видел – не солдат. Опять растворенные люди в однообразном движении повернули к нему свои головы. Да, среди них не было солдат – то есть не было людей. Парализующие стрелы арбалета, выпущенные в унисон с их вздохом, лишили эти тела воли на несколько часов.

Он разделся, достал термооптический камуфляж, глядя на него долгим невидящим взглядом. Решение давалось ему с трудом. С каждым разом все труднее вернуться. А однажды можно не вернуться совсем. Он вздохнул и включил растворяющую систему. Голодное, однообразное пространство только этого и ожидало, в тот же миг оно стало принимать, вбирать преломляющееся тело в себя, растворяя его в себе. Через мгновение Дентон знал, угнетенный – он может идти дальше спокойно. Он перестал существовать для любого глаза, любой камеры – для всего, что может видеть.

Он спустился на второй этаж, проходя мимо многих солдат в черном и богомолов. К счастью, здесь не было растворенных, - ведь растворенные обладают способностью видеть друг друга, угадывать – даже тогда, когда они растворены.

Он услышал обрывки ни от кого не скрытого, не имеющего важности, но существующего разговора.

Значит, вы не согласны, - голос был похож на шуршание серой папиросной бумаги.

Мы уже говорили об этом – и я, и Савадж, - отвечал женский голос с полуиспугом – полуненавистью.

Это же так легко – просто следовать приказам. Просто помочь завершить...

Не говорите мне об этом! - испуг стал более явным.

Но у вас не будет выхода, - папирусный голос стал еще суше.

Можете убить меня.

Нет, - ответ был полон зловещего спокойствия. - Мы просто отправим вас обратно в Район 51.

В ответ, кроме какого-то задыхающегося звука, ничего не последовало. Это настораживало даже тех, кто не прислушивался ранее.

Да-да, вы угадали. - Голос продолжал, как трение высушенных пустыней прутьев друг об друга. - В лаборатории четвертого уровня. Туда, где идет самая интенсивная работа сейчас. И где уже давно не работает никто из людей.

Акцент на последнем слове ясно давал понять – там есть кому работать вместо людей.

Но я не смогу вам помочь, - голос женщины стал очень-очень тихим.

Савадж сможет. Поговорите с ним. И помните – в какой-то момент ваше спасение перестанет зависеть только от нас.

Уютные, мягких оттенков ковры и кресла, все создано здесь людьми и вроде бы для людей, но... Оно не привлекало, как-то почти отталкивало холодом. Может, просто холодно?

Безмолвных стражей было много, они проходили в соприкосновении одежд от Дентона, и не видели его. Их взгляд ни разу не выразил ни тревоги, ни сомнения, когда случайный шорох или ветерок заставлял обернуться. Они полностью полагались на ту убийственную мощь, что сотрясала пустыню и скрипела болтовыми соединениями за этими стенами. Впрочем, вряд ли они думали и об этом. Просто... были.

Внизу, в дрожащей светом неисправных лампочек глубине он нашел первый Рубеж. Он найдет второй. Это не самое важное. Ведь оно и так предусмотрено сценарием.

 

 

Глава 2

Сон подземелья

 

В три часа ночи кровь течет медленно, неспешно, а дремота тяжела. В этот час душа либо спит в благословенном неведении, либо в полном отчаянии взирает на самое себя. Середины нет.

Стивен Кинг

Предрассветным вором прокрался он в Холодный Дом, минуя сонного снайпера. Слыша тяжелую, парализующую в самой поступи агрессию Башен Разрушения где-то за спиной. Дверь в Холодный Дом открылась – и вновь закрылась незаметно. Дентон прошелся в темноте мимо огромных машин убийства, таких же Башен Разрушения, как и те, что раздражали ночь под открытом небом. Он, человек, едва достигал роботу колена, круглого стального сустава. Сейчас, совершенно неподвижный, робот не был страшен – потому что не выражал ничего. Просто стоял, скованный неподвижностью, временным бессилием... вынужденным равнодушием. Он вроде бы был дружественным ему.

Дентон прошел вдоль всего хранилища дважды – нет, он не ошибся. Роботов было всего двое. Два против четверых, плюс растворенные и коммандос? Дентон пожал плечами и снял противотанковое орудие со стены. Лучше трое...

Он опустил рычаги до упора, глаза машин вспыхнули красным светом, слишком разбавленным, чтобы напоминать адское пламя. Стальные соединения сдвинулись с мертвой точки. Выходы в пустыню открылись, роботы ступили на открытое пространство, чтобы принять бой. Дентон последовал за ними – он должен был видеть это.

Оба робота обстреляли ближайшую Башню Разрушения – белую громадину высотой в десяток метров. Направляемые ракеты их орудий казались безобидны, разбиваясь о монолит, и в сторону противника полетел ураган бронебойного огня. Тот обернулся – и гиганты столкнулись в перекрестном огне.

Дентон смотрел на их битву и отдавал себе отчет: только он видит это, а значит, его никто не поймет. Они борются друг с другом на уничтожение, не зная при этом, почему, не осознавая самого акта борьбы. Они вообще не могут осознавать – просто осуществляют алгоритм, особо сложный технологический трюк.

Или нет?

И тем не менее смысл рождался – независимо от них, может быть, рождался самой пустыней – и он чувствовался в терпком от сухости воздухе. И их борьба обретала какую-то осознанность – хотел этого кто-то или нет... Это странно. И некому рассказать.

Из-за угла появился еще один робот, но Дентон не позволил ему ударить в спину – ракета противотанкового орудия навсегда потушила его фары-глаза. Дентон отбросил ставшее бесполезным ружье. Двое на троих – уже есть шанс.

Никто не наблюдал эту странную картину, кроме него и, пожалуй, дымчатых силуэтов на вершинах скалистых гор. Металл рвал себя на осколки в оргии огня и грома. Из Большого Дома выбежали несколько зеленых – и были сметены ураганом смерти. Смерть – слово, которое им ничего не скажет. Просто выключение.

Земля гудела под ними, пустыня резонировала. Люди спрятались за бронедверьми, в норах и бункерах, пока не-люди, машины и некто в черном пальто с высоким воротником решат их судьбу.

Тишина пришла нескоро – и отныне была неполной. Один-единственный помятый робот продолжал идти ему лишь известным путем, сканируя пустыню вокруг.

Дентон подошел к двери Малого Дома. Бронедверь открылась, навстречу вышел ученый. За ним стоял механик с дробовиком и еще несколько человек в белых халатах.

Мы наблюдали за вами через камеры. Спасибо. Я Тони Маар, ассистент доктора Саваджа. Мы были близки к капитуляции, когда вы приземлились.

Не за что благодарить. Ваши роботы сделали всю работу.

Мы получили их совсем новыми из Гонконга, у одного парня-контрабандиста. Но Маджестик-12 захватили нас так стремительно и сразу блокировали питание. Так что мы даже не успели запустить их. Грустно – и нелепо...

Их роботы уничтожены, но, возможно, осталось несколько снайперов. Лучше будьте осторожнее. Я здесь, чтобы встретиться с доктором Саваджем.

Мы потеряли связь с Саваджем. Лично я думаю, что он заперт в командном центре вместе со своими людьми. Мы пытались наладить с ним связь – я послал одного из моих людей к ним через систему подземных коммуникаций. Но он не дошел – из-за радиации, наверное. А у него был единственный ключ к Командному центру. Короче говоря, на каждом шагу мы сами себя победили.

Вижу, выбора у меня нет. Где вход к этим подземным тоннелям?

Отсюда, прямо из кладовой за спальными помещениями. Вот ключ-код к люку. Будьте осторожны.

Непременно. А вам я бы советовал уделить больше внимания вашей безопасности. Нам могло и не повезти в этот раз.

Мы знаем... Но здесь ничто не поможет.

Дентон хотел спросить, что именно означает “здесь” - но не стал. Это и так было понятно – холод этой пустыни все объяснял.

Что объяснял?

Что же, не буду терять времени. Я ухожу под землю прямо сейчас. У вас есть какой-нибудь защитный костюм от радиации?

В этом вся беда. Единственный комплект защиты остался в командном центре – под замком...

Ну, я пошел. Пожалуй, вы сможете о себе позаботиться.

Конечно, - кивнул Тони Мар.

Люди вышли за порог и подслеповато взглянули на мутную луну. Ничего не произошло.

 

***

Накаленное, нетемное подземелье дышало агрессией. По характерному стуку впереди Дентон понял: где-то там в неосознанной злости ждут роботы-пауки, оставленные для него. Их много, быть может... Но проблема – не они. Что-то пожирает само пространство на пути. Равная гибели радиация. Она шипит и рвется. Она никогда не насыщена в холодном огне.

Есть такое чувство, как холодное отчаяние. Холодное – совсем не похожее на обычное отчаяние. Как правило, это чувство не включено в реестр человеческих чувств. Потому что ему нужны особенные условия. Они встречаются редко – но хотя бы раз, однако река времени стирает память о них. Обычное отчаяние долго не перенести – с холодным отчаянием можно жить. Ибо это не твое отчаяние – это отчаяние древней топи в тумане, по которой бредешь, заброшенного пустого замка с привидениями, реки, скрывающей утопленника, пустой, мрачной темницы, - и тоннеля, не знающего присутствия жизни. Ты просто чувствуешь это отчаяние – его, исходящее отовсюду, не может не почувствовать тот, чьи глаза широко открыты. Холодное, как томный камень подземелья, оно становится твоим, тобой подпитывается. Не давит – но не отпустит, пока ты не уйдешь.

Дентон знал больше о холодном отчаянии, чем его случайные знакомые. Оно открылось ему во всей красе в Подземном мире и заброшенной, никем из живых не любимой полночной стороне. В мире, живущем отдельно. Он постиг то, что удивило даже его: можно привыкнуть к этому миру. Особенно, если это его мир.

Он ступил в начало тоннеля в звенящих накаленно-тревожных ритмах и швырнул гранату в перебегающего на уродливых ножках серебристого паука. Пространство дрогнуло, из своих нор вылезли еще два нестрашных чудовища. Они не успели приблизиться – стены задрожали вновь.

Когда вокруг тебя нет пустоты – легко. Но этого не поймешь, пока не попадешь в Пустоту, пока она не засосет тебя. В диалогах легко затеряться, в них время летит незаметно, в них можно притвориться и обмануть самого себя. И книга пишется легко – диалог за диалогом, мысли, как капли воды сквозь решето, лица, как кадры старого фильма...

Но придет момент, когда останешься наедине с собой, предоставленный лишь своему одиночеству. Если это кратковременно – это покажется болезнью. Но сроки могут затянуться, и тогда...

Дентон добежал до тупиковой двери. Дверь не была заперта. В затопленной мутной водой комнате плавал утопленник лицом вниз. Выход был на другой стороне. Плюшевый мишка, разбухший от влаги, нашел пристань у края его сапога.

В непустом мире можно не думать до конца – окружение составит тебе схему. В Пустоте думать придется. О мертвых – о живых, их подлинности. О листе бумаги, белом и чистом. Думать о своей единичности. И писать становится труднее – язык диалогов не пригоден в Пустоте, а нужна не одна ночь, чтобы найти ее тайные коды... А многое – слишком многое – не для человеческого языка.

Дентон переплыл на другой край, вышел из темноты, остановился перед закрытой, но не запертой дверью.

В Пустоте холодно, даже если из-за двери рвет и раздирает саму Пустоту жар радиации.

“Посмотрим, насколько добросовестно вы меня сконструировали”. Дентон приготовился к прыжку через зону гибели.

В Одиночестве можно задать те вопросы, которые не придут в голову в успокоении чьего-то присутствия.

Дентон необычайно медленно, как ему казалось, тяжело, отвоевывая у чудовища каждый метр, прорывался вперед, к свету, чувствуя, как сгорает и превращается в протоматерию кожа на его лице.

В Одиночестве можно задать эти вопросы. Но когда-нибудь они приведут либо к Вечности, либо в Ничто. Третьего не дано.

Дентон вырвался из геенны и упал на холодный металл, чувствуя себя кровоточащим осколком сверхновой. Под действием имплантантов ткани начали медленно, но верно восстанавливаться. Но ничто восстановленное не идентично тому, что было уничтожено изначально.

Моя мысль – это я. Вот почему я не могу перестать мыслить: я существую, потому что мыслю, и я не могу помешать себе мыслить. Вот даже в эту минуту – это чудовищно, я существую потому, что меня приводит в ужас то, что я существую. Это я, я сам извлекаю себя из небытия, к которому стремлюсь: моя ненависть, мое отвращение к существованию – это все разные способы принудить меня существовать, ввергнуть меня в существование. Мысли, словно головокружение, рождаются где-то позади, я чувствую, как они рождаются где-то за моим затылком... Стоит мне сдаться, они окажутся прямо передо мной, у меня между глаз – и я всегда сдаюсь, и мысль набухает, набухает, и становится огромной, и, заполнив меня до краев, возобновляет мое существование...”

Эти слова родились в его измученном болью сознании? Нет... Да. Но ведь они уже были написаны кем-то, выхвачены из бесконечного потока мыслей и запечатлены.

Но ведь он... никогда не видел их запечатленными.

Дентон встал, перешел через мост над белой неопределенностью, которой он не хотел дарить и взгляда. Разрывные тревожные ритмы сменились тихой музыкой грусти свершенного. Перед ним лежал, раскинув руки, мертвый человек в белом халате. Для него он навсегда останется безымянным. (Кто для кого?) Просто тем, кто не дошел.

Стараясь не смотреть на изуродованное лицо, Дентон опустился и подобрал ключ, нарочно оставленный рядом. Потом обернулся и посмотрел назад. Этот отрезок пути пройден. Маленькая прогулка, несколько сот метров. Но какая же она чертовски долгая... О ней не захочется вспоминать. Ее придется проделать – еще и еще – в каком-нибудь ночном кошмаре.

Нужно сначала проснуться... из этого кошмара. Но не скоро тот первый луч рассвета, который разбудит. Дентон поднялся по винтовой лестнице и, приподняв тяжелую крышку люка, вышел из подземелья с другого края. Через затопленную комнату, мимо плывущего в темноту трупа (сколько их?) и перевернутых кресел, по дорожке света в сумерках, он вышел в яркий, серебристый коридор. Солдат в черном поднял ствол автомата, но был остановлен парализующим дротиком из арбалета.

Того, кто не сдается страху перед нечеловеческим, не может устрашить человек, подумал Дентон. Мгновением позже ему стало стыдно за такие недалекие мысли, плечи его поникли. Ему только двадцать три года... Но, глядя на новые серебристые стены, чистой воды лампы, чувствуя головокружение от ощущения их бесконечной старости, он сомневался. Двадцать три? А может, миллионы никогда не осмысленных лет?

... Откуда-то с потолка – упругий удар капли влаги о пол. Волны...

Его увидела женщина в белом и побледнела.

Второй год. Неоновые огни надежд, чей подводный лик не проступил, еще окружали его, курсанта Академии, а она уже видела Пустыню и Темное Небо. И знала Холод одиночества долгими ночами.

Но ведь здесь так пусто... - заметил он.

Я привыкла. Мы все привыкаем. Для нас, ученых, общество, цивилизация, все ее блага – не самое главное. Напротив, шепот этих гор успокаивает меня.

А шепот подземелий? Он не произнес этого вслух.

Кстати, - спросила вдруг она. - Вы не встречали моего ассистента? Такой высокий парень в очках? Я не могу найти его с тех пор, как они захватили базу.

Дентон вспомнил утопленника в халате, в темной комнате за стеной. Не стоит говорить ей? Может, то совсем другой человек. Все ученые здесь носят белые, как свет люминесцентных ламп, одежды.

Но ведь она отнесется к этому спокойно, подумал Дентон вдруг. Она не будет рвать на себе волосы, плакать, погружаться в депрессию. Она привыкла к этому, как и все они.

Шепот гор успокаивает...

Нет, я не видел никого подобного, - ответил он просто. - Я найду отсюда путь к Командному Центру?

Конечно. Идите прямо до конца коридора, поднимитесь по спиральной лестнице в Зал Совета, а через него – в смежное помещение. Там будет бронированная дверь…

Спасибо.

Дентон ушел вперед, почему-то зная, что никто не встретится на пути. Так и было. Коридор открывал все новые ветви, но оставался совершенно пустым. Как будто кто-то некогда рассыпал здесь семена запустения, и они давно и пышно проросли…

Поднимаясь по лестнице, Дентон мог видеть все через прозрачную чистоту окна, все то, что называется одним словом: ночь. Звезды и луна, и ветер-пустынник. Сколько людей именно в этот момент, вместе с ним и от него совершенно отдельно, посмотрит на звезды, в никем не понятой мистерии? И каждый увидит свое… отражение? Нет, не свое.

Хм, вполне может быть… вдруг никто не взглянул на небо именно сейчас? Вдруг – некому…

Минуя зал совета, с виртуальной моделью земного шара в центре, от которого веяло обманкой-ловушкой, Дентон подвел ключ к жерлу замка непроницаемой двери, ощущая легкий идиотский страх – что-то вроде безумной уверенности, будто нечто с той стороны может всосать его в эту скважину вместе с ключом без остатка, что-то страшное и беспристрастное. Он открыл дверь.

Потом подумал: может быть, не стоило? Открывая эту дверь, он закрыл другую, из которой пришел. Навсегда. Так шепнул ему некто.

 

 

Глава 3. Сон элементов

 

Трансгуманизм – это доктрина того, что мы можем и должны стать более, чем людьми.

Митч Портер

Прямо за порогом его ждал кто-то очень знакомый. Увидев зеленую футболку и латаное грубой материей лицо, Дентон отступил от неожиданности, полный изумления и радости.

Генерал Картер… - Дентон понял, что именно этого человека он особенно хотел увидеть снова. – Это сюрприз. Хороший, добрый сюрприз.

Мы уже однажды через это проходили, воин, - напомнил генерал почти ворчливо. – Просто – Картер.

Я хотел вас увидеть здесь, и в то же время – не ожидал. Вы все же решились и покинули Остров Свободы?

Им не нужны такие, как я. Я – вымирающая популяция, один из немногих последних представителей. Вот что сказал мне Саймонс. Он не решился убрать меня тогда, сказал с иронией, что я безвреднее любого хлама. Хотя сейчас, не знаю, быть может, он поступил бы и иначе. Люди стали пропадать чаще. Они хотят оставить только тех, кто приходит из Академии Коалиции, сразу попадая к ним, обработанные в полной мере, не успевшие увидеть ничего.

Полагаю, как раз этого им легче всего добиться.

Я всегда знал, против чего выступает Савадж и за что борется, знал давно. Я только не хотел этого признавать. Думаю, я еще принесу здесь определенную пользу.

И за что же он борется?

Что за дурацкий вопрос? Вы же знаете, ведь именно поэтому вы здесь.

(Он не ответил на вопрос. Не ответил. Никто не знает.)

Да, знаю. Мы попробуем сообща сотворить вакцину и положим конец массовым смертям темного века. И еще – я должен любой ценой подключиться ко внутренней компьютерной сети американской армии. Говорят, отсюда это возможно сделать.

Хм, не знаю, - Картер нахмурился. – Во время нападения были повреждены многие системы. Теперь в компьютерной – настоящий электронный ураган. Попробуйте, впрочем, если выбора нет.

Его нет. Я очень рад, что вы ушли оттуда и с нами теперь, - сказал Дентон искренне.

Ладно, хватит таращить на меня глаза, как на какую-то диковину. У каждого из нас есть, чем заняться. Идите, Савадж ждет вас внизу, в операционном театре.

Дентон почему-то вначале не спустился вниз, а взлетел по безмолвствующей лестнице на верхний уровень. Уровень пустовал. Прозрачная комната была заперта, а внутри не было ничего, кроме тихо вращающихся винтов вентиляции…и все.

Внизу возле кубов с голубым пламенем стояло несколько ученых. Точнее, трое. У Дентона не возникло сомнений, кто из них Гарри Савадж. Явно не тот молодой черноволосый мужчина с плечами атлета – лицо его слишком безмятежно. И не женщина, разумеется. А вот этот, отвернувшийся к терминалу совершенно лысый человек с тонкими усами и бородой, напомнившими Дентон брата. Широкий лоб, незаметно переходящий в безволосую голову, время оставило чистым: все морщины оно собрало над переносицей, в хмурую задумчивую сосредоточенность всегда сведенных бровей.

Мистер Савадж, - Дентон приблизился, непривычно, оттеняюще темный среди этих белых людей. – Я Джесс Дентон, я пришел к вам за помощью в создании вакцины против Серой Смерти.

Мистер Дентон… - его взгляд был странен, иначе не скажешь. Но еще более странно прозвучала следующая фраза. – Так вот вы какой…

Странное вступление, подумал Дентон.

Что это означает?

Савадж поднял руку, и рука дрогнула.

Я… Ничего, забудьте.

Нет, не могу. Вы что-то обо мне хотели сказать, что ли? Вы что-то знаете?

Савадж молчал долго, его спутники обратили на них внимание.

(Как, только сейчас?)

Потом он вздохнул.

Знаете причину, по которой я и мои спутники покинули Район-51?

Дентон попытался припомнить все, что он слышал, читал об изгоях Района 51. И оказалось, что он с трудом может извлечь из кучи хлама зерно истины.

Хм, кажется… Вы протестовали против опытов. Против экспериментов над животными?

Савадж только покачал головой.

Нет. С животных все только началось. Но – вы же понимаете – ими не могло все завершиться. Это был протест… против вас.

Последние слова Савадж произнес так, будто он сам удивился им.

Объясните, - потребовал Дентон.

Что тут объяснять? Я – противник того воплощения, чьи контуры стала обретать концепция постгуманизма в мире реальном и вещественном. Я думаю, для вас уже не секрет ваше происхождение?

Нет.

Там, в подземных глубинах Района 51 до вас…

Были сотворены многие. Были модифицированы обычные люди – настолько, что сама их сущность менялась. Внешне нормальные, но всегда с особенностью. Странно было наблюдать за этим. Каждый сотворенный не был просто клоном – его пытались модифицировать, выйти за пределы человеческой слабости… И каждый раз проявлялся непредусмотренный дефект, доказывая слабость и несостоятельность творцов. Саваджу казалось, что эти эксперименты ведут в какую-то бездну. Когда он смотрел на полусформированные тела в растворе за стеклом, в мутные, пока покрытые пленкой глаза, он чувствовал: вот-вот земля разверзнется под ними, и адский огонь заберет их в глубины планеты. Которые, кстати, были совсем рядом под ними… Начали сниться кошмары. Ему, но, как понял Савадж – не им. Они продолжали. Пол Дентон был очередным образцом, построенным с учетом предыдущих ошибок… От этого эксперимента ждали многого. И ожидания оправдались.

Ваш брат и вы не были похожи на предыдущих прототипов. Вы были похожи… на людей. И именно это почему-то ужаснуло меня больше всего. Глядя на внешне совершенно нормальных людей, я чувствовал: произошло что-то непростое. Я думал – сотворено чудовище, чей дефект внутри, скрыт от поверхностного взгляда, а потому гораздо глубже и масштабнее. Я не мог поверить… Простите, если обидел вас.

Не стоит. Мне очень важно знать, что вы думали и чувствовали.

Я вижу теперь, как ошибался. Что-то пошло не так, как должно было. Точнее, именно так, как должно! Они добились своей цели, сами того не подозревая. Просто они вкладывали в понятие «сверхчеловек» другой смысл, не зная, что оно может содержать их гибель.

Не сверхчеловек, а сверхоружие, - сказал Дентон зловеще спокойно. – Умение не умереть в положениях, гибельных для остальных. Всего-навсего. Со сверхчеловеком ничего общего не имеет… А вам никогда не приходило в голову, что все это чушь и притянуто за уши. Происхождение человека или иного существа, его генотип и особенности организма? А не перечеркивается ли это одним поступком, одним настоящим мгновением, не важно, гибельным или спасительным, но выходящим за пределы? А может, есть просто судьба, которую человек, обычный он или наноувеличенный, может реализовать в той или иной мере? Что насчет Сомы? – он перешел к новому предмету так быстро, не давая возможность никому сориентироваться. – Мы сможем теперь завершить разработку?

Я был на связи с Морганом Эвереттом. Разработка вакцины завершена ним. Моя помощь нужна в другом. Сама по себе технология вакцины – бесполезный набор формул, если нет средства, чтобы ее производить. А средство такое в этом мире пока лишь одно…

Универсальный Конструктор?

Да. Мы не теряли здесь времени, мы действительно близки к созданию собственного УК ценой колоссальных усилий. Но для знающего человека эта близость может показаться пропастью.

То есть?

Нам не хватает определенных программных компонентов для того, чтобы запустить устройство. Без них УК – просто коробка с болтами. А достать эти компоненты можно лишь в одном-единственном месте на Земле. Это знаменитая Океаническая Лаборатория. Под водой.

Знаменитая? Никогда о ней не слышал.

Знаменитая в соответствующих кругах специалистов. Это большой исследовательский центр довольно узкого профиля. Часть его находится на берегу, а сама Лаборатория, Кузница Чудес – глубоко на дне океана. Но есть проблема, и приключилась она совсем некстати, словно назло. Несколько дней назад большая катастрофа сотрясла Лабораторию изнутри. Никто не знает, что именно там произошло…

Савадж специально сделал эту паузу, чтобы Дентон спросил:

Почему?

Все эти дни туда посылались разведчики и спасательные группы. Ни один из них не вернулся до сих пор. И, я полагаю, уже не вернется.

Откуда вам известно?

Когда-то я отдал этому месту много лет, самых плодотворных лет моей жизни. Мрачный массив, словно перенесенный из сурового техногенного будущего на побережье, был местом моего вдохновения и надежд… На что? Не помню, честно. Я до сих пор поддерживаю контакты с некоторыми учеными из наземной части Океанической Лаборатории. Мы работали вместе когда-то…

Значит, мне ничего не остается, как попробовать проникнуть в подводную лабораторию…

Ох, я уже предпринял эту отчаянную попытку. Моя дочь Тиффани отправилась туда в одиночку, чтобы похитить минисубмарину и проникнуть в Лабораторию.

Вы послали свою дочь туда, откуда никто не возвратился?! – Дентон изумленно посмотрел на ученого.

У нас не было выбора… И вы не знаете мою дочь, я сообщил ей кое-какие секреты… - Савадж запнулся и спрятал глаза. – Кажется, я действительно совершил глупость.

Где она сейчас?

Савадж махнул рукой.

Сейчас она уже далеко. Я даже не могу предполагать, где именно.

Дентон вспомнил о том, о чем должен был спросить непременно.

Мистер Савадж, вы можете рассказать что-нибудь о Маджестик-12? Вы, обитатель Района-51, должны знать более, чем кто-либо другой. Кто они? Чего они хотят?

Они и там носили маски. В переносном смысле, я имею в виду. Мы всегда думали, что ведем секретные государственные исследования. До определенного момента, конечно. Но немного я знаю. Их цель – это Новый Век.

Новый мировой порядок? – спросил Дентон. – Формулировка не нова, оригинальностью не очаровывает.

Нет. Новый Век, именно так, как я сказал. Ничего общего с мондиализмом начала на стыке тысячелетий. То был проект устроения несовершенного мира. Это же – порыв спасения мира гибнущего. Новый век. Мифический город, где живут боги.

Вы говорите так… иносказательно.

Отнюдь, это кажется. Понимайте мои слова буквально. Их философия лучше всего подходит под определение трансгуманизма, только не расплывчатого, каким он был 50, 30 лет назад, а отточенного до опасной остроты. Используя науку как откровение человеческому разуму, и высочайшие технологии, преодолеть объективную, природой заданную слабость и ограниченность человека, как физически, так и духовно. Сотворить сверхчеловека, над которым не властен мир твердой материи. То есть мир смерти. Технологическая основа этой веры – нанотехнологии, единая технология, лежащая в основе и УК, и Серой Смерти, и Сомы, и ваших имплантантов.

Что-то я не улавливаю связи с тайным заговором и достижением политической власти во всем мире, к которому они стремятся.

Хм… В их системе власть над миром, нал людьми как власть политическая – далеко не высшая степень власти, но это обязательное звено для достижения более высоких ступеней: власти над материей, над своим телом и духом, над временем и смертью. Путь достижения совершенно отличен от духовных практиков всех времен и народов; здесь он привязан к материи, и через материю достижим. Но высочайшие технологии, дающие эту власть, объективно ограничены. Все не могут стать богами – мест немного. Только считанные индивиды, кто будет на вершине пирамиды, сумеют совершить прорыв…

Разве богом можно стать механически? Разве богом… можно стать?

Я только лишь раскрываю вам их философию, не более. Согласно так называемой научной вере, наноимплантанты в конечном итоге могут преобразовать человека, сумевшего их выдержать, в световое существо из чистой энергии. В высшую, нетелесную форму жизни.

То есть раствориться полностью, подумал Дентон про себя.

Я сомневаюсь, честно говоря. Но я не силен в науке. Просто не представляю себе Уолтона Саймонса эдаким облачком…

Преодоление границ человека, в свою очередь, дает качественно новую степень власти над миром. Не ограниченную действительно ничем – даже временем.

Власть над миром… Смешное сотрясение воздуха.

И еще, мистер Савадж. От людей Саймонса я не один раз слышал некое «освободиться». Стремление освободиться от чего-то – это кажется одним из базисных их приоритетов. Не знаете, что это может означать? От чего освободиться?

Не знаю, - Савадж пожал плечами. – Никогда не слышал подобного в особенном смысле. Но ведь это вполне закономерно и логично. Избавиться, освободиться от слабости, ограниченности человека, перейти, наконец, пропасть к сверхчеловеку.

Понятно, - завершающим тоном кивнул Дентон. – Если вы не против, мы позже завершим этот разговор. Я сейчас вспомнил кое о чем, не терпящем отлагательств. Можете мне помочь войти в военную компьютерную сеть?

Да, Эверетт говорил мне. О Дедале я знаю, а вот Икар – что он такое?

Икар – искусственный интеллект Маджестик-12. Он пытается разрушить, уничтожить Дедала. Мне тоже, насколько я понял, угрожает опасность.

Все, что в моих силах сделать – это лишь указать вам комнату связи. Вот она, - и он махнул рукой. – За вашей спиной.

Дентон удивился тому, чего не заметил вначале. Вначале он не увидел ничего. Потом обратил внимание, что позади не было стены. Вместо нее за прозрачным стеклом он увидел темное, неспокойное пространство, освещаемое тусклыми изумрудами терминалов и изредка – голубыми и желтыми вспышками электричества, элементом, видимым в мире лишь благодаря его удивительным очкам.

На втором этаже отдела связи вы найдете главный компьютер. Напряжение там небольшое, но все же будьте осторожны. Надеюсь, он не вышел из строя после катастрофы.

Дентон сосредоточился, пытаясь не изменить выражения лица. Давно не слышанный голос пробивался к нему сквозь электронные толщи, нисколько не изменившийся синтетический голос Дедала.

Подключите меня к сети, или мои системы будут уничтожены. Я должен атаковать. Я должен атаковать.

И даже теперь, в минуту отчаяния, в отчаянной просьбе-крике – никакого отчаяния. Только констатация факта.

Дентон взбежал по лестнице и нырнул в сверкающий молниями полумрак. Чувствуя содрогание от ощутимых ударов тока и зная, что каждый следующий может стать действенным, Дентон поднялся на лифте. Терминал в центре, как изумрудный кристалл, был нетронут и целостен. Дентон разрушил защиту и подключился, уже зная: слишком поздно. В зловещем молчании – слишком поздно.

Он услышал последний хрип Дедала.

Я…

Мы…

Этого шепота плазмы он еще не слышал. Новое…

К нему прорвался Эверетт.

Что-то неожиданное происходит. Я пока не могу понять…

Вы забыли кое о чем, - вынырнуло из небытия присутствие Боба Пейджа. – Я слушал вас все это время. Выжидая…

Дедал не был уничтожен, Джесс, - вновь обратился к нему Эверетт сквозь не фиксируемое пространство. – Искусственные интеллекты интегрируются, объединяются в целостность, которая идентифицировала себя, как «Ра». Думаю, это неожиданность даже для Пейджа.

Дентон вышел за порог. Что-то произошло, видимо, а он не чувствует ничего. Голубые молнии остались за спиной. Просто надо отдохнуть немного – быть может, и нескольких минут будет достаточно.

Дентон нашел рядом диван, закрыл глаза. Он спал мгновением позже.

Ему снился сон, так похожий на явь, что он поклялся бы в этом. Он встал с дивана, вошел в полумрак – и голубые молнии исчезли, вокруг задышал безмолвно океан. Чайка спланировала над водой и затерялась в темной тьме.

Дентон обернулся: и увидел катер Коалиции. Водитель приветливо улыбнулся ему: «Рад, что здесь пуленепробиваемое стекло».

Дентон начал идти. Впереди вдалеке стояла Статуя Свободы без головы. Да нет, с головой. Он сделал шаг и услышал голос Алекса Якобсона в своей голове, похожий на эхо. Непривычно.

Поспеши, Джесс. Твой брат Пол направился на встречу с тобой в доках. Найди Пола – это очень важно. Я буду следить…

Пол был рядом, он просто вышел из сумрака.

Добро пожаловать в Коалицию, Джесс. Постарайся не повторить… не повторить…

Он забыл слова, обман раскрылся. Брат взял его за руку, он увидел в глазах брата боль.

Не надо, Джесс, не надо обманывать себя. Начинать с начала бессмысленно – ведь все повторится до мелочей, и не в твоей воле изменить. Не возвращайся больше, иди. Иди.

Дентон почувствовал тоску.

 

 

Глава 4. Сон чувств

 

На забытом могильном холме
«Печаль-трава разрослась… о чем
Печалишься ты, трава?

Мацуо Басе

Кто-то коснулся его плеча, он поднялся и посмотрел в глаза генералу Картеру.

Что произошло? – спросил Картер. – В комнате связи стало довольно тихо. Я поднялся посмотреть.

Прошло только несколько минут?

Да. Вы достигли своей цели?

Не совсем. Дедал исчез как отдельная сущность. Возникло нечто новое – новое подобие интеллекта, именуемое Ра.

Ра? Что это? Слишком странно для электроноиспускающей железяки.

Хм, не знаю, он, кажется, сам выбрал себе это имя.

Сам? Я вот, собственно, зачем пришел: Савадж просит, чтобы вы спустились в операционную. Они ждут чего-то. Кажется, Боб Пейдж пытается выйти на связь.

Разумеется. Я сейчас спущусь

Трое ученых собрались вокруг похожего на раскрывшийся цветок коммуникатора. Дентон стал рядом, и мгновением позже из цветка возникло трехмерное подобие Боба Пейджа. Ослепительно белый, почти слепящий костюм – Пейдж всегда носил только его. В газетах, по телевизору, на встречах и в тени… С кем он хотел отождествить себя?

Копия Пейджа удовлетворенно провела рукой дугу в пространстве.

Вы все здесь! Прекрасно.

Кажется, теперь вы уже не в том положении, чтобы выдвигать какие-либо требования, Пейдж, - сказал Савадж, плохо скрывая тревогу.

Напротив, - насмешливо-спокойно ответил безликий Пейдж. – Пусть наша операция провалилась в Ванденберге, но ведь и ваша – также… Да, не делайте вид, будто не догадываетесь. Я захватил вашу дочь около часу назад.

Лучший исход из всех возможных, - прошептал Дентон, ни к кому не обращаясь.

Тиффани… - прошептал Савадж, меняясь в лице и холодея. – Клянусь Богом…

Тихо, - остановил Пейдж властно. – Она была весьма предсказуема. Думаю, вы хотели бы увидеть ее живой еще хоть раз.

Дентон обменялся с ошарашенным Саваджем быстрым взглядом и произнес тихо:

Не принимайте никаких условий.

Ах, да, господин Дентон, наш выдающийся герой! – Пейдж услышал и обернулся к нему. – Я настаивал, чтобы вы присутствовали при этом разговоре. Мне смешно на вас смотреть, жалкое вы создание. На что вы разменяли себя – подумать только…

Я сам смеюсь над собой. Постоянно.

Итак, вновь вернулся виртуальный Пейдж к Саваджу. – Как и вы, мы испытываем нужду в некоторых компонентах к Универсальному Конструктору. В том числе и в тех модулях реакции, которые вы украли, покидая Район 51. Вы принесете их к заброшенной автозаправочной станции к северу в течение ровно одного часа, и получите там свою дочь. В другом случае вы ее тоже получите – частями…

Не ведите переговоры, - вновь твердо произнес Дентон.

Дентон, взгляните-ка на меня! – крикнул Пейдж в бешенстве, в котором сквозило большее, чем просто гнев. – Если вы вмешаетесь, каким бы то ни было образом, я убью эту сучку! Обещаю.

Ты плохо кончишь, Пейдж. Я уже иду за тобой.

Принесите мне мои модули! – глаза Пейджа рвались из глазниц, вдруг ставших необъятными. – И будьте все прокляты.

Гремящая трехмерная пустота утратила очертания – Пейдж прервал связь. Савадж обернулся к Дентону.

Боже мой, что я наделал! Теперь все погибло.

Вы не должны выполнять его условия.

Не могу! Я не могу позволить ему убить Тиффани ради… ради кучи технологического дерьма!

Савадж, подумайте, что это может означать. Это будет концом для нас, концом таким бесславным. УК Пейджа заработают с новой силой, вновь способные производить Серую Смерть в любых количествах. А мы – мы навсегда утратим шанс даже приблизиться к производству вакцины. Мы проиграем, Савадж. Уже навсегда.

Он уже убил мою жену. Если я потеряю дочь, мне будет все равно. Серая Смерть, жизнь и смерть, Маджестик-12 и спасение – что мне до этого? Какое мне дело, скажите?

А вы уверены, что Пейдж будет честен в сделке, когда все зависит от него? Сомневаюсь. Это не традиционная линия поведения террориста. – Видя, что его слова приводят Саваджа в отчаяние, Дентон перешел к главному. – Послушайте, мистер Савадж. Вы не должны сдаваться. Мы не должны. Мой пилот сбросит меня возле бензоколонки. Пусть ее будут охранять сотни солдат – я уничтожу всех и достану ее.

Но вас обнаружат, и ее убьют немедленно. Мы не можем рисковать.

В слепом доверии к Пейджу скрыт гораздо больший риск. Тем более – у нас нет выбора, слишком многое уже стоит на кону. Доверьтесь мне, - убеждал Дентон, а самому было невыносимо грустно. – Я… спасу вашу дочь, если она есть там. Если же нет… значит, Пейдж и не собирался отдавать ее.

Савадж был бледнее, чем его белые одежды. Но он поднял голову с груди. Слова давались ему нелегко.

Да. Мы должны попробовать! Мистер Дентон – спасибо. Вы сейчас вернули мне мужество. Пусть сейчас для меня на карте стоит все – больше, чем все… Поторопитесь – и да благословит вас Господь. И еще. Если увидите мою дочь, передайте ей: мне очень жаль.

Дентон повернулся к лестнице – и только теперь осознал, какую чудовищную ношу на себя взял. Он не имеет права на неудачу. Спасение мира и спасение отдельного человека где-то под луной – кто возьмется судить, что имеет больший смысл? И стоит ли одно другого?

Дентон поравнялся с Картером, который наблюдал за сценой сверху.

Думаете, мы приняли правильное решение попробовать спасти дочь Саваджа? – спросил Дентон.

Абсолютно, - кивнул Картер. – Никогда не ведите переговоров с террористом. Вы только сделаете его наглее, увереннее и поощрите на новые акты террора.

Но ведь жизнь человека под угрозой.

Никогда не ведите переговоры, упрямо повторил генерал. - Кроме того, вы собираетесь вернуть Тиффани живой и здоровой.

Тон Картера ясно дал понять: иначе не должно и не может быть. Просто не может быть.

Так и есть, - кивнул Дентон, взлетая вихрем по ступеням, вырвавшись из помещения, потом – из здания…

Холодный ветер немного остудил его. И принес неприятные в своем отрезвляющем действии мысли. Трудно будет сделать то, что он задумал. А отступать некуда.

Его ожидал сюрприз. Джок вышел на связь, указывая растерявшемуся путнику дорогу в пустыне.

Я приземлился на вертолетной площадке к юго-западу от базы. Со мной Тонг. Ему нужна помощь.

 

Дентон различил стройный знакомый силуэт в зеленом комбинезоне издалека, с вершины. Ветер терзал эту фигуру, как хотел, наверное, пытался сбросить ее со скал в пропасть. Но та не поддавалась, не сгибалась – лишь дрожала в ночном мареве горячего воздуха из-под винтов черного вертолета.

Дентон всмотрелся в покрытое шрамами всегда хмурое лицо – и не узнал его. Оно было серым – почти темным от нездоровой серости.

Кому я нужен…

Мне… - прошептал Дентон, отплачивая за шепот в Гонконге.

Джесс… Привет, - голос был изменившимся и слабым.

Дентон не нашелся сразу, что сказать, недоброе предчувствие терзало его.

Мистер Тонг, что произошло? – он спросил, хотя не надо бы. Он уже все понял по серой маске.

Ошибка. Один из экспериментов. У меня Серая Смерть.

Вы должны встретиться с Саваджем. Он сумеет помочь.

Угадали – я здесь по эгоистическим мотивам. Получить доступ к вакцине. Я теперь вне игры – и не ищите со мной связи.

Вы еще не мертвы. Вы будете спасены.

Дентон увидел приближающегося Джока.

Я был на связи с командным центром, - сказал пилот спокойно. – Тони Маар сейчас на пути сюда, чтобы помочь Тонгу. Савадж не объяснил мне толком, что мы должны сделать, Джесс.

Он не мог доверить эту информацию Эху. Но мы должны спешить. Я объясню по пути.

Дентон бросил прощальный взгляд на Тонга, но не сказал ничего. Нет, он не умрет. Он переживет многих, и возможно… даже примет участие в другой игре, когда эта закончится.

Куда лететь? – Джок поднял вертолет над пустыней.

Надо найти заброшенную бензоколонку где-то на севере отсюда.

Да, есть такая, - кивнул Джок. – Зачем нам туда?

Чтобы спасти одну девушку, дочь Саваджа. Если я не сделаю этого в течение часа, Пейдж ее убьет.

Понятно, - кивнул Джок. – Это тут, рядом. Минуты три.

Три минуты. Достаточно времени, чтобы подумать, обнаружить и удивиться. Он летит в ночь, такой уверенный в успехе и неуязвимости, как всегда уверенный, что его не будут ждать... Словно не живет, а играет в компьютерную игру, отрешенный, в общем-то готовый ко всему. Кто уверил его? Почему они будут ждать, пока он обманет их еще раз, позволят ему выиграть после того, как он обманывал их десятки раз, приходя и уходя... Хотя мог быть уничтожен. Ведь мог – должен был.

Он закрыл глаза, и услужливое подсознание, дождавшись состояния между сном и явью, набросало ему картину.

Он прошел еще много дорог, под землей и на земле, он находил и бежал, он уничтожил что-то важное, смутное... и пришел в темную комнату. Обернулся – но и позади уже была темнота. И сколько он ни шел вдоль стены, не мог найти ни выхода, ни включателя.

Вдруг где-то рядом бодрый голос крикнул «Снято!». Зажегся яркий свет. Дентон увидел себя немного сверху и со стороны, в окружении множества людей. Здесь были все: Пол и Саймонс, Тонг и Пейдж, Эверетт, Дауд, Мигель в маске и старик Филбен. И еще много знакомых, чужих людей. Все же кого-то не было – и это его тревожило даже во сне.

Пейдж хлопнул его по плечу и улыбнулся на все тридцать два.

Отлично сыграл, старина! Особенно последний эпизод. Но я тоже ничего сработал, согласись!

Дентон недоуменно смотрел на все эти лица, сразу утратившие подлунный смысл – и оттого чужие, пустые. Так это была съемка? Чего, фильма? Но ведь много людей погибло, хотел спросить он, но почему-то сразу забыл. Саймонс что-то толковал Дауду голосом, не будившим и одного чувства, неслышным в своей «вписанности», в своей обыкновенности. Дентон пытался услышать – но, понимая каждое слово, ничего не понял, пропуская их сквозь себя.

Приехали, - Джок ощутимо толкнул его в бок.

Дентон выглянул из кабины. Угрюмое, осязаемое молчание нависших над ними скал вернуло понимание, напомнив, где сон, а где – явь.

 

***

Дорога уходила куда-то вниз, постоянно понижаясь, а автозаправочная станция расположилась высоко, на окруженном скалами плато. Непонятно было, как могли заправляться на этой бензоколонке машины, если они не летали. Только обрушившиеся опоры эстакады вносили ясность: когда-то над этой, уходящей вниз дорогой была другая – та, что уводила вверх, в горы. Станция была окончательно оставлена людьми и покинута, и, как видно, довольно долгое время.

Их еще мало на планете, заброшенных бензоколонок. Но придут времена, когда такие бензоколонки, оставленные дома, заброшенные поселки и даже, быть может, города, разрушенные здания и склады, трупы оседлости образуют новые, грозные джунгли, которые окружат цивилизацию хмурыми руинами, оскалившимися обломками. Мир станет снова большим и бесконечным, пустынным и великим, непознанным и многообразным, опасным и влекущим в новое сильнее смерти. Но он станет таким, каким люди еще не знали его никогда. Новым, как другая планета.

Внизу, возле обвала, преградившего путь и сделавшего дорогу пустынной, мерзла пара бродяг. Они спорили о чем-то громко, только Дентон не сумел разобрать ни слова.

Куда ведет эта дорога? - спросил он, подойдя.

Она ведет вниз, мужик. Вниз и вниз.

Как мне попасть на заброшенную бензоколонку, ту, что наверху?

Они посмотрели на него с каким-то подозрением.

А ты уверен, что тебе нужно туда? Ты хорошо подумал?

Что-нибудь не так?

Мы жили на этой бензоколонке, - отозвался бродяга, стоявший поодаль. - До тех пор, пока пару часов назад нас не выкинули оттуда солдаты. Они заперли дверь в коллектор, по которому можно попасть на бензоколонку отсюда.

Только не говорите мне, что у вас нет ключа от коллектора, - сказал Дентон.

У нас есть ключ, правда, - кивнул ночной скиталец. - Мы собираемся проникнуть туда ближе к рассвету и устроить пожар. Пусть знают...

Вы можете дать мне этот ключ? - попросил Дентон. - На полчаса.

А ты что... - его собеседник зажмурился, плохо маскируя любопытство, - что-то забыл там?

Просто хочу доставить тем ребятам, что наверху, немного неприятностей.

Тогда ничего надежнее огня не найти. Пластиковые домики едва держатся, обвалятся от хорошего пинка ногой. Пламя уничтожит их за считанные минуты

Бензоколонку можно пощадить, - предложил Дентон. - Вам ведь все равно нужно жить где-нибудь.

Хорошо, - обитатель сумрачных скал сутуловато пожал плечами и начал рыться в кармане лоснящейся от жирного блеска рубашки, явно не по сезону одетой. - Вот ключ, нам хуже не будет, если ты пойдешь туда первым.

Чуть дальше, у самых камней обвала лежал еще один бродяга. Наверное, он спал, но уж очень напоминал своей бледностью и неподвижностью труп. Дентон хотел спросить у этих людей, не мертв ли он, но передумал. Повернув налево, Дентон пошел на свет горящей бочки.

Меньше всего он ожидал здесь встретить кого-то знакомого. Еще менее он этого хотел. Но все же Дентон слишком хорошо знал ту, что грелась и не согревалась у бочки, чтобы пройти мимо.

Сандра? Это ты? Что ты делаешь в Калифорнии, да еще и...

(еще и рядом с тем местом, о котором ни ты, ни эти люди ничего не знают, и слава Богу).

Она посмотрела на него несколько странно.

А? Прости, я не услышала.

Сандра Рентон? - Дентон уточнил на всякий случай. Как ни странно, она отрицательно покачала головой.

Нет. Вы ошиблись, наверное. Меня зовут Хоуп.

Дентон понимающе кивнул. Он ошибся, что ж, бывает.

Да, конечно. Простите.

Она сразу отвернулась. Ничего, что она копия Сандры. И это могло быть совпадением. Он начал подниматься вверх, ко входу в коллектор.

А странно все-таки.

Поглубже кутаясь в черный плащ в черном тоннеле, Дентон подумал: что бы он делал, не будь этих черных тоннелей, не будь темной ночи над Землей? Он был бы беззащитен и безоружен.

Он был бы счастлив.

 

***

Отчаянно залаял пес, задрожали кусты у забора, сбросив капли росы. Солдат чутко всмотрелся в подступившую податливую тьму, пока не убедился, что тревога – ложная. Озноб ноябрьской ночи и холодная роса раздражали его, он никак не мог привыкнуть к этому холоду. И эти тени... Тени от двух домиков, между которыми он вынужден стоять, тени от деревьев, кустов – особенно длинные, какие-то переменчивые. Каждая ветка, даже травинка давала тень, внося полный хаос. Не говоря уже о большой черной тени грозных скал, наступавших на пятки.

Вот еще – какая-то тень накрыла его на мгновение – и ушла. Он поднял голову, посмотрел на плывущие клочья мутного тумана. Неужели и этот туман отбрасывает тень? В тени нет ясности.

Дентон замер на крыше, быстро и тихо лег на спину, глядя в глаза звездам сквозь мутную и легкую, как чье-то дыхание, дымку тумана. Стоило поднять голову – и его могли увидеть. Солдаты в черном и зеленые бродили вокруг в притупленном ночью бодрствовании – и их было много.

Три маленьких квадратных домика было на этой станции – но трудно определить, в каком из них то, что он ищет. Возможно – ни в одном. Перепрыгивая с крыши на крышу во мгновении улученного момента, Дентон заглядывал внутрь сквозь отверстия выведенной наверх вентиляции. Первый, как и второй – были совершенно пустыми пластиковыми коробками. Возможно, он не знал о существовании какого-то подземного уровня...

Где, на простой бензоколонке?

Дентон перевернулся на живот и подтащил себя к широкой решетке вентиляции. Вдоль комнаты ходил человек в черном, плохо скрывающий свою легкую прозрачность, растворенность. Дентон напрягся, когда увидел плазморужье на его плече. В углу сидел, положив автомат на колени, солдат. Напротив него, прикованная наручником к решетке, стояла она – трудноразличимая сверху, в темном костюме, рыжая. Волосы были стянуты в узел.

Дентон испытал удивление – и облегчение. Что бы ни задумал Пейдж – дочь Саваджа была здесь – и жива. Пришло время действовать...

Дентон собрался перед прыжком – но вновь замер, расслышав восклицание солдата.

Сэр!

Да, - обернулся и прогудел неестественно низким голосом растворенный.

Я слышал что-то. Там, - Солдат поднял палец, указывая на крышу. - Судя по звуку, вряд ли это кошка.

Возможно, это он. Будьте готовы.

Что мне делать, если он обнаружит себя?

Прежде всего – убить пленную. Немедленно. А затем займемся ним самим.

Дентон убрал руку от прутьев решетки, продолжая изучать глазами растворенного. Самое в нем глупое, наверное, это галстук. Или очки? А потом обратил испытующий взгляд в себя... Они так похожи. Стоит изменить план – хотя он давно этим не занимался...

Позади дома вдоль стены ходил еще один растворенный. Дентон прыгнул на него сверху.

Минутой позже растворенный с плазморужьем на плече остановился, слыша стук в дверь. Он открыл, в комнату вошла его копия, только с пистолетом в каждой руке.

Что-нибудь случилось? - спокойно спросил растворенный страж.

Нет, - так же спокойно ответил вошедший идентичным голосом и, став между солдатом и растворенным, спиной к девушке, выстрелил из обоих пистолетов.

Солдат просто упал, растворенный упал и взорвался. Дентон, чувствуя себя неуютно в черном, пусть и словно по нем пошитом костюме, побежал к двери и стал в проеме, загородив его своим силуэтом. Он станет живым заграждением для той незнакомой, чье тело приковано позади. Чтобы кто-то вошел и совершил убийство, потребуется лишь одно – чтобы он упал. Это легко…

Он знал, что не может уйти, сделать шаг в сторону, даже пригнуться. Его тактика летающей невидимки была бесполезной, узницей необходимости.

Ему было все равно, сколько умрет на подступах к нему. Погибнет ли некто за его спиной, или нет. Он действовал так, потому что должен был. Ибо так задумано. Затем пришла тишина, затем – он ушел и вернулся в другом одеянии. В черном пальто с высоким воротником.

Дентон взял ее руку в свою и легко открыл браслет наручников. Затем случайно встретился с ней взглядом. Посмотрел ей в глаза и – все. Время остановилось, вытекло и застыло в мгновении. Они смотрели. Мир рождался, умирал в большом взрыве и вновь с неудержимой силой рвался из звездных туманностей. Они смотрели. Тысячи судеб – сверхтонких лучей – пронзили черноту космоса и закружились в последнем танце. Они видели глаза друг друга – и никто не решался предать мгновение первым.

Так должно бы быть по сценарию. Но на самом деле – ему было все равно. Почему-то все равно. Никаких чувств. Потому что он растворен, чтобы вместе с ветром завывать на изнуренных холодом равнинах Пустыни.

Пустота.

Взрывной волной вышибло ворота где-то за дверью, они услышали шум-присутствие вертолета совсем рядом.

Идем! – Дентон взял ее за руку, и они побежали к выходу – и прямо оттуда запрыгнули в открывшийся зев черного вертолета.

Джок, не повернув к ним головы, поднял вертолет на безопасную высоту. И лишь потом заметил спокойно:

Кажется, вам обоим это удалось.

Вас послал мой папа, да? – ее слова терялись в шуме ветра, Дентон удивленно обнаружил, что она не испытывает ни малейшего страха, ни даже замешательства.

Да, - ответил Дентон. – Ваш отец просил передать, что очень сожалеет о случившемся.

Что ж, спасибо, - в голосе звучала легкая, незлобная ирония. – Но предупреждаю сразу – возвращаться на эту чертову базу под водой я не собираюсь.

Вас никто и не пустит туда, даже если бы вы стремились. Передайте мне карты и схемы, которые дал вам отец.

Вот – будь они прокляты, - она бросила на колени Дентону распечатанный конверт, их пальцы соприкоснулись. – Вы меня подбросите до Ванденберга, или нужно добираться своим ходом?

Спрыгнув на пустынную поверхность Ванденберга, Тиффани побежала к Большому Дому, даже не обернувшись. Там уже ожидали ее.

Дентон смотрел ей вслед. Я тебя не забуду, вдруг подумал он с такой внезапностью и силой, будто открыл в себе что-то новое.

Точнее не в себе – а в вечном холоде ночи.

Но я не вернусь за тобой, подумал он опять, против воли.

Никогда не вернусь. Обычное спокойствие и равнодушное хладнокровие к нему возвращалось, медленно, но верно. Ничего особенного в этом не будет. Ветер над холодными камнями, травинки трепещут в нем, как эльфы. Километры пространства, наполненные тишиной. Грудки рыхлой почвы и объективного камня внизу. Прохладный воздух, приподнимающий волосы… И Он. Стоящий посреди этого заколдованного круга и одновременно поднявшийся над ним, глядя сверху, видя каждое движение, каждую трещину… Его ласкали струйки ветра, целовали в глаза, пробираясь в волосы, под одежду. Они поднимали его все выше к облакам… И ему ничего не было нужно, ничего не было дорого, кроме этой земли, этого ветра и этого неба…

И все же он знал – доля свободы отныне потеряна.

 

Глава 5. Сон морского змея

 

Он заблудился или уже так далеко забрел на чужбину, как до него не забредал ни один человек, - на чужбину, где самый воздух состоял из других частиц, где можно было задохнуться от этой отчужденности, но ничего нельзя было сделать… только уходить в них все глубже, теряться все больше.

Франц Кафка

Путь – это не дорога, чье направление угадывается на горизонте. И даже не дорога с ответвлениями, уходами в стороны, нежданными поворотами. Это череда переходов. Из одного коридора – в другой, из подземного тоннеля – на поверхность, и обратно. Хитрость в том, что горизонт нельзя увидеть никогда, он всегда закрыт чем-то даже вблизи. А значит – даже следующий шаг может быть обманом.

Путь – череда переходов. Из сверхнапряженного рывка выпущенной стрелы – в инерцию и временное скольжение, из горения – в тление ожидания новых вызовов. Никогда не узнаешь, где суждено начаться новому рывку, и какая из остановок станет последней…

Остановки нужны. Ведь если гореть слишком долго, лететь без пристаней, гонимому попутным ураганом – можно залететь туда, откуда нет возврата. Сгореть и исчезнуть.

Дентон смотрел на чаек, которые безбоязненно садились у самых его ног, смотрел вперед, где взгляд терялся в бесконечности океана. Он видел отдельные огни-маяки – это некоторые элементы конструкций Базы выступали из воды. Видел он и мутный свет, достигающий из глубин поверхности – и терялся в догадках, что же это может быть.

Здесь еще был просто берег, но лишь стена из цельного бетона отделяла Дентона от самой океанической базы. Там, за стеной, ходил боевой робот. Там, за стеной все было сотворено из бетона и металла, они делили власть над пространством только с водами океана. Там, за стеной, было что-то… недоброе. Ему не хотелось туда. Он вспомнил тихий звездный канал Гонконга, парки Парижа. Туда вернуться не суждено… Стало грустно.

Грустить сейчас нельзя – Дентон выпрямился и оторвал взгляд от воды. Но без грусти – тоже плохо. На связь вышел Джок и снабдил Дентона сухой, безвкусной порцией информации.

Доктор Савадж просил поблагодарить вас от его имени, Джесс. Он навсегда в долгу перед вами. Он не сумел настроиться на Эхо, поэтому передавать его сообщения буду я. По крайней мере, первое время. В верхнем секторе Лаборатории, на берегу, вы должны украсть одну из минисубмарин, и с ее помощью отправиться в глубины, к руинам поврежденной лаборатории. Это Савадж так сказал. И еще он просил связаться с учеными на Базе – некоторые из них с ним поддерживают связь и могут помочь.

Холодный океан отдавал свой холод, не скупясь, завораживая леденящим дыханием все живое. Глядя в непроницаемый мрак километровой толщи воды, Дентон подумал, что не очень хотел бы оказаться сейчас там, под поверхностью. Ветер летел вдоль самой кромки воды и, не боясь сорваться и упасть, нес какую-то мысль.

Дентон прыгнул в воду, почувствовав, как тело дюйм за дюймом сковывают ледяные тиски. Он проплыл вдоль бетонной стены и, минуя ее, выбрался на укрепленный каменный причал. Пустота защемила сердце. Вода стекла по непроницаемой материи черного плаща, как по ледяному склону.

Дентон никогда не был против одиночества. Он жил с ним и, в общем-то, ним не тяготился. Но и у одиночества должен быть предел.

Люди ищут одиночества порой, им приятно уйти на время из шумной толпы, пройтись по пустынному полю в лунную ночь или вдоль побережья на закате, стать на вершине холма одному и просто постоять… Но, уходя из шумной толпы, они ведь знают, что в эту толпу вернутся. И сердце их спокойно. Они приемлют одиночество на время и, главное, добровольно.

Но когда одиночество навязывается живущему, как одетая в черную перчатку рука у горла, - его состояние близко к панике. Когда оно приходит с неотвратимостью, он смиряется, как смиряется со всем неизбежным. Если одиночество настигнет в холодной ночи – он почувствует страх, страх растворится в тоске…

А если предел Одиночеству неизвестен, сливается с пределом самого пути, - человек изменится сам. Неуловимо – и с неизбежностью, ценою за сохранение разума, за целостность рассудка.

Скрываясь в темноте, избегая сканирующего взгляда роботов-убийц, Дентон прошел по абсолютно пустой площадке к двери здания, имеющего странную форму. Покоясь на двух основах, одна из которых, видимо, вырастала из дна океана, здание базы зависло над океаном изогнувшимся морским змеем, голова которого уходила в сторону и была погружена глубоко в темную воду.

Дентон увидел снайперов вдоль тела этого морского змея, вооруженных тяжелым оружием. Они не увидели его – что они могли увидеть в такой темноте?

Стараясь не шуметь, Дентон поднялся по винтовой спиральной лестнице к хвосту застывшего в бетоне чудовища, и оказался в зоне стерильных белого и серебристого цветов. Он шел спокойно, пытаясь не думать о том, что всякий на пути может быть врагом.

Женщина в белом сливалась с белизной покрытой кафелем стены, и Дентон вздрогнул оттого, что увидел ее не сразу.

Что-то мне подсказывает, что у вас нет разрешения находиться здесь, - вскинула она брови.

Даже не думайте поднимать тревогу.

Я и не собиралась, честно говоря. Просто, когда незнакомцы в черном появляются со спины в твоей лаборатории, становится… хм, интересно.

Я здесь по поручению доктора Саваджа.

Гарри Савадж? – тон говорил, что это имя не совсем ей не знакомо. – Мы работали вместе очень долго, до тех пор, пока он не перевелся в Район 51, - тень пробежала по ее лицу. – Слышала, после этого дела его пошли не очень радостно, да? Да нас дошли отдельные обрывки его грустной истории.

История его не настолько печальна, хотя и тревожна, - ответил Дентон. – Чем вы здесь занимаетесь.

Здесь, над водой? Ничем существенным настолько, чтобы вас заинтересовать. Генетические и морфологические эксперименты над животными, которые уже давно стали рутиной. Мы каждый день любуемся появлением новых диковинных существ, небывалых чудищ, ущербных и большей частью нежизнеспособных. Бедняжки почти все умирают в первые мгновения после операции.

Зачем им это нужно? – удивился Дентон.

Мы хотим научиться управлять мутациями и изменениями в нужном нам направлении, до мелочей… Да, кстати, держитесь, пожалуйста, немного дальше от ванной.

Дентон наклонился и только сейчас увидел, что стоит на краю вмонтированного в пол водоема, неглубокого и прозрачного. Что-то темное передвигалось по его дну ловкими движениями. Это нечто приблизилось к поверхности и клацнуло страшными челюстями, похожее на крокодила с коротким туловищем и гладкой, лишенной панциря кожей. Это существо, несомненно, не оставило бы шансов ничему живому, окажись оно в одном с ним водоеме. И тем не менее оно не вызывало страха, к сожалению, у Дентона оно не возбудило даже интереса. Как и гризлы из подземелий Парижа.

Это каркиан, - пояснила женщина. – Генетическая модификация обычной белой акулы, которая может одинаково свободно жить и в воде, и на суше.

Чем вы их кормите?

Рыбой. Но они не живут долго – зачем? Даже если эксперимент удачен – мы оставляем лишь учетную запись и протокол исследования.

А вы не боитесь?

Чего? – спросила она без удивления.

Оставаться с такими тварями наедине.

Это не страшно. Но неприятно, точно. Я тоскую по городам, потому что живу здесь, в этих стенах из металла, как в тюрьме. Но, повторяю, мне нужна работа.

Здесь много солдат?

Не очень, но достаточно, чтобы охранять нас, нескольких ученых, разбросанных по обширным пространствам Лаборатории. Раньше здесь было более оживленно. Здесь, на прибрежной базе, хранятся не самые ценные данные. Тайны остались там, погребенные тоннами камней, в океане, и уже начали зарастать кораллами.

Вы имеете в виду Океаническую Лабораторию? Как раз туда мне и нужно.

Вы что, сумасшедший? Или не слышали, что произошло? После катастрофы это место стало табу.

Что это была за катастрофа? Почему все так встревожены?

Не знаю, - она дрогнула слегка. – Это было тревожное место и до катастрофы. Во-первых, потому что слишком многое там сокрыто. А во-вторых – так как она под землей и водой, там огромные пустые пространства, клетки с монстрами, радиация и… хм, не в этом все дело, - она опустила глаза. – Там страшно просто потому, что страшно. Я была там лишь раз, не заходила далеко. Но все время хотелось обернуться, уйти, бегом полететь обратно. Пульс учащался совершенно неожиданно и без причины. Хуже всего – если ты там один. Немногие из нас хотели работать в Океанической лаборатории. Там и работало человек двадцать от силы. Им платили гораздо больше, чем нам, разумеется…

И что же случилось?

Подводное землетрясение. Вся система обеспечения вышла из строя, к тому же часть здания была погребена подводными скалами. Вход остался открыт и туда дважды посылали спасательные отряды. Но третий посылать не стали…

Потому что оба не вернулись? – закончил Дентон ее мысль.

Да. И я не советую вам даже приближаться к минисубмаринам у подводного причала на южной окраине базы.

У меня просто нет выбора. Кроме того… - Дентон не закончил мысль. Зачем ей знать, что его опыт общения с огромными пустыми пространствами, полными холода и неживой агрессии, настолько богат и многогранен, что страх почти ушел. Почти – ведь страх не может уйти навсегда и полностью. Страх есть всегда, пока есть возможность встретить новое.

Дентон ступил в коридор. Ночью даже ночные стражи спят, если уверены, что опасность не грядет. Дентон проследовал мимо дремлющего солдата с розой на шлеме, видя сквозь окно – сплошную полосу стекла вдоль полого туловища дракона – дряблую поверхность воды в каких-нибудь нескольких метрах под ним. В своем изгибе змей приподнимался и снова стрелой шел вперед. А на изгибе его тела была темная полость: темная мерцающая комната, обложенная экранами, ежесекундно меняющими свой вид. За мониторами следил ученый. Он был один – кажется, на этом пустынном побережье люди предпочитали работать ночью – и в одиночку.

Как ни странно, ученый услышал бесшумную поступь Дентона и обернулся.

Вы Дентон?

Откуда вы знаете?

Савадж просил ждать кого-то с заданием от него, с миссией в Океаническую Лабораторию.

Да, это он обо мне. Дентон – мое старое имя, с дней службы в Коалиции. Не знаю, настоящее ли это мое имя. От него уже плохо пахнет. Вы один из ученых, которых Савадж потерял при побеге в Ванденберг?

Я здесь нахожусь временно. Я по-прежнему предан Гарри Саваджу.

Там, в этой подводной лаборатории, действительно так опасно?

Опасно? Почему опасно? Ну, это странное место. Но если вы хотите завершить Универсальный Конструктор, другого выхода у вас нет. Хранилище Конструктора находится в самой дальней, самой глубокой части лаборатории.

Кажется, прогулка предстоит не из легких.

Все, что я могу сделать – так это пожелать вам удачи. Чтобы добраться до лаборатории, вам следует украсть одну из подводных лодок у южного причала. Кроме того, потребуется открыть подводные ворота – вход в лабораторию между скалами. Это можно сделать дистанционно, с помощью компьютера у причала. Логин APinkerton, пароль Sanctuary.

Святилище? – повторил Дентон. – Почему так? Что представляет собой эта Океаническая Лаборатория, в конце концов?

Увидите сами, - ответил ученый уклончиво. – Вообще, это сверхмощная система лабораторий для исследований всех направлений, по оснащенности и рабочим мощностям уступающая разве что Району 51. Все ее исследования всегда были помечены грифом «секретно» и «совершенно секретно». Все, что знаю я, так это то, что УК родился именно там. Она огромна, эта лаборатория, смотрите, не потеряйтесь там.

Постараюсь.

Я провел в этих секретных лабораториях пятнадцать лет, - сказал вдруг доктор Пинкертон. – И вот что я вам скажу. Это очень интересная работа. Всегда на грани невозможного, всегда прорыв в невероятное. Но за определенным пределом становится страшно. Не то, чтобы страшишься результатов своих исследований, или думаешь, что слишком далеко зашел… Что-то другое. Просто в какой-то момент отрываешься от экранов, смотришь на стальной ящик изнутри, в котором ты заперт, вслушиваешься в звенящую пустоту… и становится не по себе. А еще потолок как обычно где-то очень высоко над тобой…

Не по себе от одиночества? – попробовал угадать Дентон.

Да нет, - доктор пожал плечами. – Что-то другое, честное слово. Точно не объясню словами, но примерно так: этого стального-бетонного-пластикового, этих электронных мерцаний и шумов так много, они окружают тебя со всех сторон, гудят, шипят. А ты один, ты маленький, тебе некуда деться от них – ведь они везде. И начинает казаться… хм, нет. Вам будет смешно.

Нет-нет, продолжайте.

Начинает казаться, что не ты управляешь этим всем, не пытаясь остановиться, а оно… владеет тобой. Забавно звучит, не правда ли? Не сочтите меня сумасшедшим.

Я не вижу ничего забавного. И не исключаю, что в ваших словах что-то есть. Но вы ведь ученый. Вы должны видеть мир иначе, чем профанное большинство – и глубже. Весь этот искусственный мир подчинен вам – и послушен каждому вашему движению.

Именно потому, что я слишком глубоко вникаю в этот мир, я боюсь. Потому что знаю, к чему может привести единственный сбой в такой сложной системе. И чем она сложнее, тем больше появляется в ней непостижимого, незамеченного, неучтенного самими творцами, появляется своя жизнь, мертвые зоны… Океаническая лаборатория – доказательство тому. Однажды во сне я видел, как на меня падает этот высокий потолок, а в пространстве носится чье-то жуткое пение. Это так неприятно. Хотя я понимаю – все это чушь.

Всем снятся кошмары.

Да… - доктор Пинкертон увлекся, видимо, ему редко доводилось говорить с кем-то. Вы говорите, ученый. Но иногда приходится вникать в такие тайны, которые говорят тебе – лучше бы и не знать об их существовании. Хм… Вся эта возведенная нами система, огромная, комплексная, воплощенная в материю технология – это целостность, которую не охватывает ни один из нас. Мы все – функционеры процесса, в котором каждому доверено лишь отдельное звено. Часто мы не знаем о других звеньях ничего. Как целостность же – он неведом никому, ни его масштабы, ни его облачная сущность. Он анонимен. Более того – мы копошимся на вершине этого айсберга, твердо стоя на его основании, возведенном не нами, а поколениями, чей прах развеян столетиями, на основании, о котором мы уже забыли и не имеем представления. Оно нам неведомо. И если вдруг оно будет каким-то образом уничтожено – некому будет его восстановить. Мы зависнем во множестве разрушенных хаотических звеньев чудовищного организма, которые могут стать кошмаром…

Я не ученый, - Дентон слегка нахмурился, пытаясь удержать хоть немного этот ливень мыслей-откровений. – Я не все понимаю очень хорошо.

Нет, серьезно, - разговор угрожал стать слишком долгим, доктор Пинкертон все более погружался в задумчивость. – Если отбросить всю эту фантасмагорическую ерунду – я действительно потерял свободу. И не только я. Мы проделали колоссальную работу, возведя целый мир Второй Природы – я говорю вообще о человечестве. Но мы не можем теперь остановиться. Я – не могу…

Что не можете?

Не могу уйти. Не из-за этих моих боссов, Маджестик-12, как вы можете подумать. Просто мне некуда уйти. Куда бы я ни пошел, я вижу себя в том же многоугольнике, он привязал к себе мои потребности… Это мой мир, одним словом. Он и меня превратил в механизм. Мой горизонт сужен предельно: как к прошлому, так и к будущему. Я живу только в настоящем. Я устал… все давит на меня.

Казалось бы: всего за порог выйти. Перелезть через стену: а там океан, песчаный берег, чайки… Ничего из этого вашего мира, поверьте мне. Почти ничего. Я сам пришел оттуда полчаса назад.

И кто будет ждать меня там?

А… вам кто-то нужен? – Дентон не подумал о таком варианте.

И где там ячейка, куда я мог бы вставить свое существование? Человеку нужны корни, нужна какая-то пристань. Он не может быть вечным странником.

А вы пробовали? – спросил Дентон.

Ладно, - доктор Пинкертон опустил седую голову. – Я остался непонятым, наверное. Но не по вашей вине. Просто слова – слишком плохой инструмент, чтобы передать мысль такой, какова она есть. Жаль – другими я не располагаю. Удачи вам.

Спасибо, - уходил Дентон. Конечно же, он понял все – слишком хорошо. Просто обнаруживать этого нельзя. Там, где один просто растворится в собственной задумчивости – там двое зайдут далеко. Слишком далеко. Лучше уйти.

Но эта ночь собиралась быть богатой на общение. Уже издали Дентон увидел розу коммуникатора, над ней – выжидающую голограмму Трейсера Тонга. Это, наверное, была компенсация за долгую ночь молчания там, впереди, в подводном дворце.

Вы уже не так бледны, мистер Тонг, - отметил Дентон удовлетворенно.

Да, Джесс, я почти в норме, - кивнул Тонг. – Но избавление временно, это угнетает меня. Я не успокоюсь, пока не выкину из себя этот чертов механизм.

Механизм? – удивился Дентон.

Да, а как вы еще представляли себе техногенный вирус? Я близок к уверенности, что это просто включатель-выключатель, действующий с особой периодичностью. Он идентичен вашим наноимплантантам по структуре – только с иной последовательностью.

Ага – понятно, - констатировал Дентон.

Как бы то ни было, некоторое время вы меня не услышите.

Тогда почему сейчас вы вышли на связь?

Хотел проверить, в порядке ли вы. И… поговорить кое о чем. То, что интересует нас обоих.

О Маджестик-12, наверное?

Хм, что о них еще говорить? Торжествует здесь старина Платон.

В чем именно?

В первичности идеи по отношению к существующей реальности. Да, идея здесь первична, она общая, различные организации и общества пытаются воплотить ее, сменяют друг друга, а она остается. Ордена, тайные общества, секретные организации – форма не важна, преходяща. А суть остается.

Идея обладания миром?

Вот тут и загвоздка. Идея есть, но она не ясна – ибо не ясна первопричина. Самое интересное – эта идея не до конца осознается большинством тех, кто ей подчинен. Обладание миром? Это – косвенно. Тут – какой-то индивидуальный аспект. Точнее – сверхиндивидуальное. Обладанием миром как состояние не важно само по себе. Это просто атрибут… Бога?

Дентон, казалось, думал о чем-то своем.

Мистер Тонг, мне не с кем посоветоваться больше, кроме вас. Это касается Иллюминати.

Иллюминати, а, да, - перебил Тонг. – Я хотел сказать вам сам: не доверяйте Эверетту.

Я сам пришел к этому заключению, - признал Дентон осторожно. – Эверетт очень непрозрачен. Он выглядит так сильно заинтересованным в производстве вакцины Сомы… И тем не менее, честно говоря, он не показался мне тем человеком, который ради спасения других станет рисковать собственной жизнью. С другой стороны, я не вижу других мотивов. Возможно, я ошибаюсь?

Нет, - ответ звучал категорично. – И это вполне объяснимо. Эверетт действительно не поставит на карту все, пусть даже ради миллионов. Сома – это не совсем то, что ему нужно. Сома – это только шаг. Шаг к поражению Маджестик-12. Шаг к Универсальному Конструктору.

УК? Зачем тогда…

Универсальный Конструктор, Джесс, это творец. Вечный двигатель мироздания в миниатюре, который может производить что угодно в любых количествах, любую форму – из ничего, из свободных атомов пространства. Подумайте, какую власть дает УК.

Это все очень неправдоподобно звучит.

Кроме того, - вел Тонг свою линию, - препятствуя распространению Серой Смерти, Эверетт помешает Саймонсу объявить чрезвычайное положение в Штатах и получить в руки основные рычаги государственной власти в сверхдержаве. Не забывайте об этом. Это будет ударом по его – и нашим врагам.

Неплохая цель, мне кажется.

Да. Но это если считать ее конечной целью. Все же не доверяйтесь Эверетту до конца. Помните, он – это временный союзник.

Все союзники – временны, - произнес Дентон, глядя Тонгу прямо в холодные глаза. – Тонг, откуда вы знаете столько? Об УК, нанитах? Обо мне?

Дентона осенила дикая мысль. Тонг знает слишком многое – случайно ли? Всего этого не мог бы знать посторонний человек. Он участвовал в проекте, проекте этого века, был одним из разработчиков, потом ушел в тень? И скрывает это все. Еще одна большая ложь, еще одна тень.

Дентон раскаялся в своем подозрении через мгновение. Удивление Тонга усилило его досаду.

О чем вы, Джесс? Мы же постигали все это вместе, шаг за шагом! Или… что вы подумали?

Ничего, простите. Какая-то путаница в мыслях.

Они оба, наверное, ощутили одно – если снять весь покров того общего, что сплотило их, заглянуть в основу основ – там не найти настоящего доверия. Оно не родилось – а теперь поздно уже.

Все то же, что уже было – только в новых одеждах. Он бежит по узкому тоннелю, слышен глухой ропот металла под его ногами… Он укрывается от стражей – прячется, прячется… Он мог бы не прятаться – мог бы убивать. Почему-то он прятался.

Дентон скользнул в прозрачный, серебристый лифт, унесший его куда-то вниз, под воду. Дентон вышел и понял, что ощущения действительно необычны, когда знаешь, что под тобой – тонны темной воды. И от них никуда не денешься. Одна щель, один разрыв - и уже ничем не сдержать тысячетонного стремления океана. В этом светлом коридоре не было окон – чтобы взгляд в живую темноту не усиливал растерянности.

И это хорошо, да, Дентон понял, в чем вся суть. Все так, как есть, нарочно, чтобы поменьше желающих было сюда заглядывать. По пути он выломал замок в шкафу и взял с полки короткоствольный автомат крупного калибра и две обоймы с разрывными патронами. Пригодится.

Ближе к причалу субмарин мелькали люди в белых и серых одеждах. Прикованные к экранам взгляды, алгоритмичные пути или расслабленные позы за кофе в перерыве. Непросто работать ночью.

К нему подошла молодая женщина в серебристом комбинезоне из наноткани со стальными вставками-чешуйками.

Ты от Гарри Саваджа? Ты знаешь, куда собираешься идти? – спросила она в лоб.

Кажется, да, - Дентон ответил неуверенно.

Тебя можно как-то остановить?

Он посмотрел на нее, покачал головой.

Невозможно.

Тогда иди, - она уступила дорогу. Но помни: ты был предупрежден.

Он не ответил. В голове змея под стеклянным куполом, на воде стояли два маленьких судна. Только герметичная дверь отделяла их от открытого океана. Возле компьютера охраны стоял механик в оранжевой спецовке. Он выжидающе смотрел на Дентона.

Мне нужно воспользоваться одной из минисубмарин.

Та, что под лазерным лучом – неисправна.

Тогда я возьму вторую.

У вас должно быть разрешение на это.

У меня нет разрешения. Но от этого зависят жизни людей.

У вас все равно ничего не выйдет, если этого не захотят они. Будет только так, как захотят они, поверьте.

Просто отойдите от компьютера, - сказал Дентон без угрозы, и механик подчинился. Дентон ввел код и быстро прильнул к стеклу выпуклого иллюминатора.

Мощные прожектора рассеивали тьму на большое расстояние. Метрах в ста впереди, в проходе между скал стал медленно открываться черный проем.

Дрожь прошла по телу.

 

Глава 6. Сон воды

 

Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик отобразится в них.

Федор Тютчев

Человек живет на суше. И он может жить под водой. Только его задавит темнота, мутная тишина – и постоянные мысли о тысячах тонн океана над хрупким куполом убежища. Он заболеет – он умрет...

Дентон направил свое судно в темное ущелье, прошел вдоль совершенно непрозрачного тоннеля в океаническом дне, и стал подниматься к светлому пятну в цельности скалы. Субмарина мыльным пузырем выплыла на поверхность бассейна над тесным потолком тесного помещения, запертого водой.

Дентон выбрался на твердую поверхность и подошел к продолговатому, почти непрозрачному окну. Мимо проплывали стайки рыб, невероятно холодный песок и скользкие, вибрирующие чуждостью сплетения водорослей и кораллов и притягивали, и отталкивали взгляд от дна. Дентон всмотрелся вдаль: там угадывались светлые пятна – окна каких-то зданий – совершенно пустые, они странно смотрелись сквозь тела тысяч рыб. Здания тянулись – и терялись в непроглядной темноте. На связь вышел Джок.

То, что вы видите из окна – подступы к дальней части лаборатории. Вам нужно добраться именно туда. Не знаю, насколько повреждены пути. Вот, что просил передать Савадж: вы должны подключиться к главному компьютеру и передать в Ванденберг программные компоненты УК. Будьте осторожны: после катастрофы охранные устройства могут вести себя непредсказуемо, а экспериментальные существа наверняка покинули свои клетки. И еще: вся система связи вышла из строя, а Лаборатория находится слишком глубоко. Вы можете нас больше не услышать. Действуйте на свое усмотрение.

Дентон поднял глаза к лестнице, к открытому проему, откуда тянуло сквозняком. Он сделал шаг и споткнулся: под ногами лежал, раскинув руки, мертвый ученый.

Дентон склонился над ним – и услышал смех над головой. Он резко обернулся – но был совершенно один. Обман воображения. Дентон ощутил с неприятным удивлением щупальца страха внизу груди. Он медленно поднялся по лестнице, слыша, как под ногами плещется ледяная вода. В начале коридора он увидел охранную турель. Турель медленно повернулась к нему. Дентон едва успел перелететь через лестницу и упасть обратно, расплескивая лужи мутной воды. Ногу прошило раскаленной иглой боли: туда попала капля горячего свинца.

Боль уходила. Дентон швырнул в коридор гранату и поднялся вновь. Прихрамывая, видя океан в узких окнах на уровне головы, он сделал пару шагов – и отчего-то повернул голову. Ужас отшвырнул его к стене: голова монстра из темных глубин оскалилась темным гнилостным ртом, пытаясь достать безумца сквозь непрочное стекло.

Сквозь туман испуга Дентон заставил себя взглянуть еще раз и убедиться, что его вывело из равновесия просто сплетение подводного мира, удивительно напоминающее голову морского дьявола.

Воздух странно гудел – вибрировал...

Это не успокоило Дентона. Подводные растения оплели окно подобным образом не просто так. Морской дьявол был недалеко. В тишине он опять услышал леденящий душу смех. Паника взяла за горло, ослепляя волю.

Ну его к черту, это все! - прошептал он и побежал обратно, как испуганный ребенок. Стараясь не касаться темной воды, пугаясь звука собственных шагов, Дентон прыгнул в субмарину и поднял стекло. Немедленно он услышал голос Саваджа.

Джесс, мы рассчитываем на вас. Я знаю, что вы переживаете – но от этой экспедиции зависит все. Никому, кроме вас, не под силу ее завершить. Без этих схем вам лучше не возвращаться.

Дентон почти не слышал его. Он включил атомный двигатель – и положил пальцы на рычаги управления.

Здоровый, спокойный и сильный, естественный гул двигателя принес облегчение. Тишина-смех, это мерзкое привидение, начало нехотя уходить, отпускать его душу, разбиваться, и было изгнано прочь горячим ветром турбин.

Пелена ужаса упала из его глаз. Дентон убрал руки от рычагов. Через минуту прошедшее уже казалось ему недоразумением, страх – глупым затмением, самообманом. Но... при мысли о том, что нужно опять идти туда – становилось холодно.

Дентон закрыл глаза, подумал немного и стал искать в Сети то что могло помочь. Музыка. Лучше не придумаешь. Какой-нибудь французский рэп начала века…

Это то, что нужно – то, без чего нельзя. Дентон слушал, ничего не понимая, почти с удовольствием. Он позволил себе заглушить двигатель и выбрался наружу.

Просто не выдумать ничего о том, что видишь – только и всего. Темная вода, кораллы за тусклыми стеклами – ну и что? Да, здесь тихо, достаточно пусто – неужели же он хотел, чтобы за каждым углом его ожидали растворенные или боевые роботы? Он совершенно один в лаборатории – и это к лучшему. Это прекрасно. Всякие зеленые дракончики не в счет.

И все же, нагоняла его мысль-предательница, летящая быстрей его неторопливой бесшумной поступи. СОВЕРШЕННО ОДИН. И никто не вернулся.

Дентон был уверен: впереди нет ни странных чудовищ, ни злых духов и привидений, и сам морской дьявол здесь ничего не позабыл. Те враги, что, быть может, поджидают его на пути, ему привычны, а значит, бессильны.

Но все-таки он боялся, несмотря на всю изнурительную борьбу с серым уродливым существом по имени Страх. Тот, кого страх настигает редко, испытывает его в эти редкие минуты особенным образом – и во сто крат сильнее. Потому что действительно есть чего бояться. Кто притупил в себе непобедимый, животный страх смерти – никогда не застрахован от вспышек УЖАСА – исходящего изнутри, или из нематериальной тьмы неведомого.

Дентон вслушивался в себя, как опытный кардиолог, для которого малейшее изменение в ритмах сердца обретает особый смысл. Чего он боится? Дентон зарядил обойму разрывных патронов и снял автомат с предохранителя. Или все эти нелепые рассказы, суеверные страхи ученых с Прибрежной Базы так на него повлияли?

Нет. Дентон вошел в первую дверь. Огромное крокодилоподобное существо оторвалось от кровавой массы на полу и совершило удивительно ловкий прыжок. Выпущенный из автомата заряд разорвал чудовище на лету.

Тогда что? Темнота, тишина, пустота? Те три мрачных спутницы страха, сущность которых во всей полноте чувствуют лишь дети? А взрослые пренебрегают и высмеивают до тех пор, пока их не оставляют наедине хотя бы с одной... Но ведь Дентон уже прошел через это – и сделал вид, что привык. Нет, что-то другое.

Дентон осмотрелся. В центре комнаты был вмонтирован бассейн, края его оканчивались на уровне пола. Странно, подумал Дентон. Зачем делать бассейн таким образом, чтобы упасть в него не составляло труда – как и выбраться из него… Видимо, это и совершила странная тварь. В дне бассейна Дентон усмотрел темный люк, ведущий непонятно куда. Не хотелось и предполагать, куда.

А может, он себя обманывал? Дентон слишком внимательно слушал глупое однообразие голосов в наушнике, держа тишь на дистанции. Возможно, то, что он считал Пустотой, было лишь ее подобием? А он тешил себя мыслью… Конечно, ведь полной пустоты не существует… в человеческом мире.

Дентон, сам того не хотя, бросил взгляд в черную бездну за широким окном-аквариумом. А разве этот мир – человеческий? И разве существует в природе, в мире, во Вселенной такая иллюзия, как человеческий мир, кроме той, что выдумана ими самими и возведена над миром?

Это даже не его мир.

Вдоль стены, вдоль Тонкого барьера, ограды от смутной безграничности, тянулся вмонтированный в металл стол. Его пустота была скупо замаскирована настольной лампой и парой книг, его непреодолимая чуждость была бездарно отвлечена парой диванов. Но Дентон не мог представить людей на этих диванах. Читающих книги, неспешно пьющих утренний кофе или ведущих мирную беседу перед сном.

Нет – никак. И это даже не смешно, кто бы ни собирался его ввести в заблуждение. Люди не подойдут к этим диванам – скорее только под действием изрядной доли алкоголя или наркотиков. Люди будут бежать. Если смогут.

Он не может бежать, хотя ничего не стоит немедленно прыгнуть в субмарину и исчезнуть в потоке. Дентон взглянул на книги, такие странные на этом столе. Гете «Лирика». Боб Пейдж «Последний вызов судьбе».

Поэтому нужно выяснить, что вызывает страх. Ведь можно бороться лишь с тем, что обнаружено, вырвано из тьмы. И Дентон, кажется, начинал понимать. Только мысль его была очень странной – очень… нерадостной.

Страх его – не страх перед чем-то? Страх пришел изнутри – и он известен человеку. Не каждому, конечно. Это ужас за целостность своего разума. Очень неприятный. Хорошо знал его древний проточеловек, который только вырвался из породившей его тьмы. И каждое мгновение грозило вновь бросить его в хаос неразумия. Только тот поймет весь этот ужас, кто не только обрел разум, но и столкнулся с опасностью утратить его. И так хрупкий, он будет уничтожен любым новым абсурдом, который не под силу ему…

Ты сейчас сядешь здесь, перестанешь быть собой и с равнодушными завороженными глазами пойдешь осматривать свой новый дом. Большой дворец под водой – он твой.

Дентон боялся не того, что он знал. Но вся тревога этой лаборатории, мертвых комнат и наслоений абсурда говорили об одном: он знает немногое. И здесь он может столкнуться с тем, чего не знает. Ощутит то, чего еще никогда не чувствовал. Чего лучше не чувствовать и не знать. И его слабый разум, хрупкая душа – может не выдержать. Не сможет выдержать?

Он сел, подчинившись неведомому приглашению. Открыл первую книгу.

«Нижеследующие записи представляют собой, в полном смысле этого слова, сошествие в хаос помраченной души, предпринятое с твердым намерением пройти через ад, померяться силами с Хаосом, выстрадать все до конца…»

«Прекрансая вещь – довольство, безболезненность, эти сносные, смирные дни, когда ни боль, ни радость не осмеливаются вскрикнуть, когда они говорят шепотом и ходят на цыпочках».

Дентон не успел положить книгу на место, как что-то случилось с его музыкой. Спасительная бессмыслица оборвалась. Голубым потоком в его сознание ворвалось нечто совсем другое. Мелодия, несущая послание. Специально для него – чем-то из темных глубин, в недрах которых он заперт. Она плакала и завораживала сознание – вот и все, что могут выразить в ней скупые слова. Они не скажут ничего. Сколько ни кусай губы в досаде. Но нужно услышать ритм – и увидишь мир в конце времен. И покажется, что понял Главное. Что ты – ничто, и с этим придется смириться. И это знание даст право бросить вызов – только уже по-другому. Когда никто не обманут. Ни относительно пути, ни относительно конца…

В каком-то месте, которое никогда нельзя уловить, музыка доходила до своего предела, до черты, где открывалось нечто необычайно волнующее и сильное. И вдруг в этот миг ее заглушил барабан: сильным, безукоризненным раскатом, уверенным и подавляющим, как все простое и грубое. Дентон закусил губу от досады – мелодия потерялась полностью в том месте, где должна была перейти в откровение. Ее скрыли – от него. От мира.

Дентон избавился от мелодии, словно швырнул ее куда-то в сумрак, где она будет надолго забыта. А скорее всего, никогда и не найдена. Такова судьба большинства вещей мира, утерянных однажды.

Пулеметы действительно вели себя непредсказуемо. Дентону приходилось буквально на каждом шагу расчищать себе дорогу гранатами. Но стены даже не дрожали.

На втором уровне он нашел оружейную, ряд застывших полок, заполненных ящиками и продолговатыми предметами, и буквально обвешал се6бя оружием. Он хотел отвлечь себя любой привычной деятельностью. И чем дольше он это делал – тем равнодушнее. Явный признак того, что страх отступает. Надолго ли?

Он спустился еще ниже, попробовал открыть дверь. Но дверь, толстый лист стали, намертво приросла к стене, намереваясь бороться за сокрытое за ней. Дентон вернулся в оружейную. И взял противотанковое орудие. Опасно было использовать его в таком замкнутом пространстве…. Дентон отошел как можно дальше от запертой двери и послал ракету. Одновременно с выстрелом он отбросил ставшее бесполезным ружье и прыгнул за поворот тоннеля.

Гром оглушил его, огромная сила швырнула на стену, едва не выбив плечо. Он приходил в себя несколько минут.

Вставай, Дентон, - почудился ему чей-то голос. Не сразу Дентон сообразил, что это он сам подбадривает себя. Ну да – откуда здесь кто-нибудь живой?

Дентон поднялся, незаметно шатаясь, подошел к открывшемуся проему. Внизу темный коридор следующего уровня был залит водой метра на полтора. Холодной, неприятной водой. Вода накрыла даже искусственный насыпной газон на подставке, и постепенно вымывала грунт вместе с болезненно-светлой травой. Взрыв был настолько силен, что оглушил до смерти нескольких гризлов. Их неподвижные тела плыли теперь по прозрачной поверхности, маленькие и намокшие. Как плюшевые игрушки, подумал вдруг Дентон. И стало не по себе.

Он прыгнул в воду и уже в падении подумал, что она может быть под напряжением. Но догадка не подтвердилась. С трудом преодолевая сопротивление воды, Дентон добрался до соседнего проема, где дверь уже была вырвана неведомой силой. Впереди немного пугала полная темнота, Дентон включил подсветку очков. Очки совсем не помогали.

Он был, как маленький мальчик, который, играясь, оказался в старой, дотоле неведомой ему части дома, и услышал, как за ним заперли засов. Сразу становится тяжело дышать. Только разница в том, что нет смысла кричать, звать кого-то на помощь. Здесь же нет никого.

Помни, что ты пришел сюда добровольно. Сам.

Прямо из воды ступени из непонятного вещества, не камня и не металла, а окаменевшего льда, выходили на сушу. Дентон прошел совсем немного, стирая непонятную влагу со щек, пытаясь унять ноющее сердце. За полуоткрытой дверью пространство сверкало и искрилось в голубых проблесках электрических молний. Возле стола с потухшим изумрудом терминала лежал человек, зажав что-то в руке. Содрогаясь от ударов тока в напряженном воздухе, Дентон присел возле этого… человека и заставил себя поднять его голову. Что-то не давало даже мысленно назвать его мертвецом. Это была защитная реакция на враждебности этой сумрачной комнаты, в которой этот незнакомый человек обречен был находиться до самой смерти.

Дентон всмотрелся в серое, почти синее лицо, сохранившееся, словно гипсовая маска. Он выключил фонарь, но лицо продолжало светиться фосфорной синевой изнутри. Дентон вдруг подумал об утопленнике, или о жертве, в которую паук уже впрыснул съедающий изнутри яд. Все этот проклятый синий цвет – цвет лунного камня на не знающей жизни планете. Можно не бояться, что он вдруг откроет глаза и испугает живого оскалом нежити. Время осыпалось на них хлопьями сизого сумрака, не делая различий между мертвым и живым…

И родилась скорбь. Скорбь родилась там, где жалости или отчаянию уже слишком поздно… Держа в ладонях космический холод окраинных туманностей, Дентон уже не чувствовал своих ладоней. Он ощущал их истерзанным лицом старого-старого мира, уставшим от вечного груза холодного молчания. Как существу, счастливому жить каких-то несколько десятков лет, понять эту извечную скорбь? Что стоит видеть восход и заход солнца в Вечном Повторении Одного и Того Же – и хранить косное молчание, и не в силах вырваться из этого круга… И что стоит бесконечность под покровом ночи, когда всему живому даровано благо спать или покоиться? Мир не может спать, пусть даже спит каждый его камень; он обречен слышать и существовать каждое мгновение ночи, каждое Холодное и Темное мгновение ночи. Никто не освободит его от Бремени, от времени, никому не под силу охватить всю бесконечность Его Старости. Это знание лишит покоя любой разум. Освобождение придет когда-то, во всеобъемлющем взрыве… Но до этого Скорбь будет жить. В пещерах и в подземельях, в заброшенных замках и опустевших домах, в пустыне или на вершине одной горы человек может прикоснуться к Ней на миг, чтобы отпрянуть в изумлении и тревоге. Счастливый – он не знает, что Скорбь живет везде. В каждом камне, в каждой песчинке под луной этого всегда древнего мира.

Дентон посмотрел на предмет, крепко зажатый в последнем усилии окаменевшей руки. Шариковая ручка. Просто ручка.

Рядом тускло мерцал информационный куб. Недописанное, никому не адресованное послание.

А ты – слышишь это?

«Не знаю, кто найдет это. Надеюсь, вы, ребята, из какой-нибудь спасательной команды, которая уже в пути. И надеюсь, вы вооружены. Я не знаю, что происходит. Но все пошло к дьяволу. Меня заблокировало здесь. Связь с ребятами из лаборатории прервалась, но я не решаюсь выходить отсюда.

Какие-то нелады с напряжением – они возникли внезапно, ничем не вызванные. Мой терминал взорвался и потух.

Я слышал чей-то крик за стеной. Будто кто-то плачет. Честно говоря, мне страшно.

Вот опять какой-то шум. На этот раз за дверью. Нарастающий, не могу понять. Сейчас…»

 

 

Глава 7. Сон пустоты

 

Застылый свет, уснувшая вода, пепельный ветер, неподвижность. Этот погасший взгляд из-под приспущенных век был направлен в бесконечность, в невидимое, в тайну.

Сильвии Жермен

Стентон Дауд вышел из-под прозрачной установки, когда поток излучения иссяк.

Вы вскоре будете совершенно в норме.

Спасибо, Морган. Вы хотели что-то обсудить?

Да, самое время. Противоречия обостряются – до критической точки.

Вы о Дентоне? Что-то случилось?

Пока нет. Но Дентон скрылся в Океанической Лаборатории. Когда он вернется – если вернется – ничто не помешает запуску УК и производству Сомы. И до конца игры останется лишь одна серия. Последний шаг.

Район 51.

Именно он. Я уверен, что погруженное во мрак тайн и слухов место его рождения призовет его. Он захочет спуститься в пустоту Района Х-51, по сравнению с которыми Океаническая Лаборатория спокойна и уютна. И тогда ему предстоит сделать выбор.

Какой выбор? Разве мы сами не хотели, чтобы после воссоздания УК он проник в Район 51 и убил Пейджа, уничтожив Маджестик-12? Или вы думаете, что после всего, что он сделал и видел, Дентон откажется от последнего шага? Никогда.

Не откажется, хоть Пейдж и откроет ему глаза на кое-что, кивнул Эверетт. - Он доведет игру до самого конца, это точно. Но каков будет этот конец – решать ему. Он сам устанавливает правила и меняет их, вот в чем проблема. Я не сразу оценил его полностью, признаю. Но мы уже давно стали игроками второго порядка, как и Пейдж. Мы влияем косвенно. Наше преимущество в том, что мы это уже поняли, а Пейдж еще нет.

В чем такая важность этого Дентона? - удивился Дауд. - Ну да, он многое сделал, но ведь это могли сделать и другие... Он же просто одинокий человек, все его союзники – случайны. Вы же помните, Морган, наш верховный принцип: личность – ничто против организации.

Наша доктрина дала сбой, это частный случай, его корни – в неуловимой и удивительной судьбе, - пожал плечами Эверетт. - Для него просто не существует препятствий. Его невозможно убить. Это граничит с мистикой. Но это ничего – он ведь и задуман был как неуязвимый убийца. Беда в том, что он слишком самостоятелен, быть просто орудием для него оказалось недостаточно. В нем словно живет какой-то дух противоречия, который пробуждается даже тогда, когда в нем нет необходимости. Он будет решать сам, поверьте. А теперь от него зависит все.

Ничего хорошего такой расклад не предвещает, - согласился Дауд. - Но ведь нет лучшего выхода, чем убить Пейджа и вместе с нами строить новый мир. В этом пути есть и относительные гарантии, и безопасность, и наименьшие потери.

Это для нас с вами, Дауд. Для людей, которые видят мир в целостности и способны заглянуть за горизонт. Насколько я понял, власть его не интересует. Безопасность, ценность собственного существования для него тоже вещи тривиальные. Он не понимает значения того могущества, той Судьбы, исполнителем которой он стал по случайности на краткий срок.

Чего же он хочет?

Дауд вдумался в слова компаньона. Сам план понравился ему своей простотой и надежностью. Но все же на душе было неспокойно. Речь шла о человеке, который был ему в чем-то симпатичен. Дауд искал пути к отступлению.

Последние слова странно улетучились из пространства, словно впитались мерцающей плоскостью мониторов.

И в конце он останется один, - добавил Дауд, глядя поверх головы Эверетта.

Да, - Эверетт удовлетворенно кивнул, понимая, что его компаньон, наконец, победил сомнения и пришел к решению. - Мало кто вспомнит, и уж точно никто не пожалеет. А кое-кто, попомните мое слово – кто-то еще поблагодарит нас.

 

***

В пространной, емкой трехмерности, вырубленной прямо в черном теле подводных скал, были проложены железнодорожные пути, уходящие в глухие тупики, стояли брошенные вагоны, наполненные гулкой пустотой, и ходили целые стада изголодавшихся монстров, давно исчерпавших запас трупного мяса. Два каркиана, отделенных от пришельца парой путей, увидев Дентона, помчались к нему огромными прыжками, храня при этом неприятное молчание. Дентон поднял рычаг напряжения на стене, и пространство между путями наполнилось голубыми нитями электричества, рвущимися в высоком напряжении и зримыми только для него. Животные попали в синюю гибельную зону – и были убиты.

Дентон замер на островке безопасности, осматриваясь. Он стоял в начале огромной, высеченной внутри океанической горной породы пещеры, будто огромным смятым черным одеялом. Бурильщики работали неаккуратно, в спешке: внутренняя поверхность этого грота вся была в неровностях и острых, почти режущих выступах.

Скорбь сменилась отвращением: Дентон почувствовал неприязнь к этим стенам. При слишком долгом взгляде уходящих в недра тоннелей приходило воспоминание о лабиринтах Минотавра или об Одиссее, плывущем сквозь пещеру чудовища Сциллы. Только никаких чудовищ здесь не было: просто неприятно и очень опасно, причем опасность исходила из источников, созданных самими людьми. Тогда, когда люди еще были здесь.

В стене, укрощенной кое-где огромными черными камнями, Дентон нашел небольшую светлую комнату. Здесь стояли две койки, стол, стул… У кого-то хватало мужества спать здесь… и не слушать донных сквозняков из недр пещеры. Может, здесь и было тепло когда-то… И звучал смех?

Нет, смеха не было никогда…

Сейчас, видя рядом с нетронутой постелью еще одного мертвеца, Дентон не очень-то верил в это. Необычное впечатление создавала странная комбинация предметов на столе: разбитый надвое портрет Президента, упавший, наверное, со стены. Меч «Зуб Дракона», переливающийся в спокойном течении голубого пламени – как он здесь оказался? Шоколадка, недопитая бутылка пива… Запись в кубе с данными. Еще одно абсурдное наслоение, в котором внешне нет ничего абсурдного, но… За формальной бесцветностью едва сдерживался поток чего-то невыразимо зловещего.

Дентон прочел запись, смахнув остатки портрета на пол.

«Ридли был предателем. А я думаю, он был просто псих, у которого крыша поехала в этой чертовой лаборатории. До сих пор не могу понять, как ему удалось обмануть нашу систему безопасности и заминировать территорию. И куда в это время смотрела наша охрана.

После взрыва мне показалось, что лабораторию уничтожило полностью, так он был силен. Почти все двери оказались заблокированы, и я не исключаю, что мне одному удалось пока спастись.

Если вы найдете эту запись и дочитаете до этого места – черт с остальным, убирайтесь как можно скорее. Не пробуйте проникать еще дальше! Все равно вам уже никого не спасти. Те, кто был жив сразу после взрыва, наверняка погибли в первые же минуты. Хищники покинули свои клетки, роботы-пауки начали поджаривать все, что было живо или просто двигалось. Кстати, интересно, в каком состоянии в этот момент, когда вы читаете, нахожусь я… Вы нигде не видите там трупа в белом халате поблизости? Ему еще не отгрызли голову..?»

Дентон оторвался от чтения, провел пальцами по столу, посмотрел на пальцы. Пальцы, холодные сгустки косной материи.

«…Я буду сидеть здесь тихо и надеяться, что эти твари меня, может быть, и не найдут. Слабая надежда. Даже двери нет, чтобы я мог закрыться. Эту лабораторию строили кретины на скорую руку. Им было лень поставить лишнюю дверь, а теперь это может стоить мне жизни. И оружия нет, кроме странного меча – ладно, я и не умею ним пользоваться».

Дентон едва уловил легкий шорох за спиной и стремительно обернулся. Огромному каркиану удалось подобраться почти вплотную: он уже был в прыжке. Дентон увернулся в последнее мгновение: схватив меч со стола, он ударил хищника и удивился, с какой легкостью меч отсек чудовищу голову. На лезвии не осталось крови: его пульсирующий свет был по-прежнему безупречен. Дентон прицепил меч к поясу и вернулся в пещеру.

Будто преодолевая могучую преграду, к его разуму с усилием подобралась серая мысль существа, которое уже не было ни Дедалом, ни Икаром. Ра…

Становилось очевидным, что эта экспедиция принесет пользу не только Саваджу. Сам того не желая, он собирался сыграть на руку и своим врагам. И с этим ничего не поделать.

Дентон побежал вдоль путей, пригнувшись слегка под Жандармом – устройством, которое он видел всего пару раз в жизни и в очень специфических местах. Жандарм – огромный пулемет с детектором, который улавливал источник любого выстрела и ликвидировал этот источник. Жандармов разрабатывали для общественных мест, чтобы быстро разбираться с уголовниками и террористами. Но они себя не оправдали – слишком высокими оказались сопутствующие жертвы. Кое-где они пригодились…

Он остановился напротив настоящих бронированных ворот. Ворота открылись автоматически при его приближении. Он срезал на лету выскочившую из неизвестности зеленую тварь и вошел. Услышал, как закрылись позади тяжелые ворота. Прошел по совершенно темному коридору – и попал во вместилище синего. Вместилище черного закончилось.

Кому покажутся серый и черный цвет цветами грусти? Нет. Они констатируют реальность, им все равно. Серый – это разбавленная временность, текущая ущербность мира, черный – предел. Бесстрастный, равнодушный цвет холодной отчужденности, серый – самое большее – цвет апатии, железных решеток и бетонных клеток. Ну а черный – в нем можно узреть все, но не видят ничего. Тайна за семью печатями, неразгаданное, бесконечность. Черный – цвет покоя, цвет вселенской иронии, оскал судьбы, меж губ которого веет могильный холод.

И только в синем – никогда не завершенная грусть. Прозрачность слезы на рассвете постапокалиптического мира, темная синева выжидающего океана – голубая планета, породившая жизнь… и смерть.

Дентон так надеялся, что все же встретит оставшегося в живых где-то в глубинах лаборатории, хоть кого-то, кто рассеет мрачную иллюзию. Но все его надежды рухнули, стоило сделать шаг в Покойную Синеву. В разделенной на секции комнате лежал мертвый богомол, прямо из пола вырывались столбы пара. К его шипению примешивался знакомый звук – постукивание металлических ножек роботов-пауков.

Дентон тревожно вслушивался, надеясь уловить что-нибудь еще. Пусть это будет крик призыва на помощь, пусть даже крик боли или нервный бег… Напрасно. Все случилось до него – задолго до него. В слегка затуманенном воздухе не угадывалось ничего человеческого. Более того – здесь не было ничего естественно-природного.

Обходя паровые столбы, странно горячие в стылом холоде этих помещений, и мертвые тела с раскинувшимися руками, уже лишенные зловещего смысла в своем множестве, Дентон вошел в бесконечно просторный зал. Он ощутил себя на дне очень глубокой шахты по добыче радия, или внутри высокой горы, в самом ее дне. Потолок был где-то очень высоко, его очертания нельзя было рассмотреть во всей четкости. И это пространство давило на него, вместе со знанием того, что это пространство в свою очередь заперто на дне под непроницаемой массой вод.

Все это заворожило его сознание.

Возможно, он все это придумал, подумалось Дентону. Воссоздал все страхи из пустоты, внушил себе и заставил себя поверить в них, чтобы как-то оправдать страх, почти ужас других. Но чего боялись они? Не этого, он был почти уверен. Они пали, безоружные, перед давшей сбой системой безопасности и опасными роботами охраны, и уж совсем непривлекательными хищными животными-мутантами. То есть их волю парализовало все то, на что он, Дентон, вообще обращает мало внимания. Тогда как взгляд надолго замирает на чем-то недвижном, неизменном, совершенно безобидном.

Люди испытывают страх перед кем-то или перед чем-то, попытался он помыслить здраво. Но ведь не могут они бояться ничто.

Только весь его ход мысли рассыпался под разрушительным действием вибрирующего эха, наполняющего все пространство этого зала, которому даже здесь было тесно. И вид множества мертвых по всему залу вокруг высочайшей колонны, подпирающей потолок в центре, не способствовал воцарению того хладнокровия, которое не покидало раньше Дентона почти никогда. Солдаты, ученые в белых халатах и человек в черном костюме, и даже несколько растворенных – все они чего-то испугались, сильно испугались перед тем, как умереть. Солдат не думал о защите, его автомат валялся, брошенный, в десятке метров от того места, где гибель настигла его самого.

Они испугались чего-то – а не кого-то, Дентон был уверен. В этот миг постукивание металла о пол, похожее на удар молоточка о наковальню, стало очень отчетливым и близким. Дентон сжал в руке гранату и, собравшись, осмотрелся по сторонам. Слишком много ниш, темных углублений, неровностей и колонн в этом зале, чтобы предусмотреть, откуда придет опасность. Вдали Дентон увидел характерный блеск, напоминающий блеск стоячей воды.

Из-за колонны очень медленно выполз робот-паук, только… Не похожий на тех, жителей подземных мирков, с которыми он встречался ранее. Этот был огромен, под стать величине пространства зала, и нависал над Дентоном, как гора. Дентон бросил гранату, потом еще одну, и в прыжке едва увернулся от концентрированного электрического разряда убийственной силы. Паук был слишком медлителен, чтобы ударить стальным когтем. Он поразительно напоминал настоящего паука, чудовище, полное ненасытной агрессии.

Взрывы разнесли паука на отдельные сочленения, где-то далеко на его последний крик откликнулись дробным стуком его мелкие собратья. Вместе с ним разорвало и ближайший труп – когда дым рассеялся, стена была в чем-то темном и влажном.

Дентон обнаружил, что упал прямо у ног мертвого ученого, который умер в треснувших очках. Лицо мертвого не выражало страха – не выражало ничего. Но тем хуже. Он тоже бежал куда-то: совсем не туда, куда следовало, куда-то к уступу в стене, к тупику… Не исключено, что теперь уничтоженный страж этого зала, огромный паук, и стал причиной гибели их всех. Но его не испугались бы так… Солдаты начали бы стрелять, они должны иметь при себе взрывчатку…

Это навсегда останется тайной. Однократная гибель всех и сразу, не только на станциях где-то среди снегов и в лабораториях под землей, но и целых цивилизаций – в мгновенном, молниеносном акте неведомой катастрофы... И пришедшие позже наблюдатели будут только разводить руками, вслушиваясь в насмешливое молчание погребенных пространств. Им не постичь никогда ничего, кроме отдельных фактов, правдоподобных теорий, неполных картин... Правда открывается лишь раз – и лишь тому, кто уж не передаст ее. Участнику. Это к лучшему. Зачем лишать покоя тех, кто только обрел покой, зыбкий, в утешительном каждодневном самообмане: «Я знаю о мире. Мир – то, что я о нем знаю...»

Да нет, тут все объяснимо. Дентон попытался начертать себе картину происшедшего. Солдаты делают обход в составе патруля, бок о бок с роботом-пауком, привыкшие к нему настолько, что уже не замечают зловещего постукивания. Перебрасываются ничего не значащими фразами. Ученый, видно, идет куда-то из одной лаборатории в другую. Он очень занят, ему еще многое предстоит успеть за день. День, ночь определяются только по часам. Здесь, в свете тысяч мелких ламп дневного света, вечный день. Лампы квадратные, встроенные высоко в стены, будто окна, едва сдерживающие безудержный поток солнца.

Нет, скорее бесконечная ночь.

Никого из этих людей не смущает незащищенность внутри этой огромной шахты, им вполне уютно, ведь они привыкли, и они вместе. И вот в момент, никем нежданный, стены дрогнули, пол зашатался, как во время землетрясения, всех их швырнуло на землю, возможно, оглушило на миг. Вдобавок, робот-паук, которого они уже давно не замечали, начинает жалить их электрическим током до смерти. И автономные турели начиняют свинцом теперь уже все, что движется... Самое время сойти с ума. Конечно, они обезумели. Всякая трезвость мышления их покинула, они просто бежали... Разве не так? Бежали, куда глаза глядят...

Не слыша насмешливого шепота за спиной, высоко над куполом и... Нет, не оттуда. Вот там, выше, где-то на полпути от подножия к куполу, из темного проема исходит нечто, вносящее замешательство.

Там ничего не было, Дентон уверял себя. Но раз маленький открытый лифт, несущий туда, работал, он не может пройти мимо. Ведь ему неизвестно точно, где это хранилище УК. А пропустить его нельзя.

Лифт поднимал его медленно, словно давая возможность осмотреть синий зал во всей его зловещей грандиозности, подчеркнутой видом маленьких тел и радиоактивным блеском воды у дальнего его края, там, где был главный лифт. Вода была темна, вообще не прозрачна, это отнимало всякое желание идти с ней на контакт.

Лифт поравнялся с темным, почти осмысленным проемом, откуда сразу же выбежал маленький стальной паук. Дентон рассек его надвое ударом меча и вошел.

Встроенная на большой высоте в тело стены комната, почти нора, чем-то напомнила ему своей теснотой и ветхостью бункер парижских катакомб. Тот же сумрак и спертый воздух, но только подсвеченный каким-то багрянцем. Кожей рук, шеи и лица он ощутил неприятный зуд, но не придал ему значения. А вскоре стало ясно, что придавало воздуху красноватый оттенок.

Вся дальняя часть норы была наполнена канистрами, прозрачными контейнерами, такими, в которых Коалиция получала Сому. Сотни контейнеров обступили Дентона в сумеречном тумане. Здесь была и Сома – несколько канистр в ореоле изумрудного сияния, которое не меркнет. Но это сияние почти терялось в ядовитом свете красного вещества, наполнявшего почти все емкости.

Красный цвет этих бочек – слишком светлый, слишком холодный, чтобы быть цветом крови. Нет, другой... Воспаленный оттенок раковой опухоли.

Нетрудно было догадаться, что он нашел в этой норе, в которую не захочет заглянуть ни один человек, не зависимо от состояния рассудка. Это и есть Серая Смерть. Он ожидал увидеть ее серой, или черной, но не такой отвратительно-алой. Конечно, вирус на самом деле был равнодушно-бесцветным, ему не нужен был цвет, чтобы превращать существование жизни в безысходную муку. Но его окрашивали, чтобы ни с чем не перепутать. Чтобы он кричал издали: осторожно! Уходи! И они знали, какой оттенок ему придать.

Катастрофа оставила здесь много вируса, которым они уже никогда не воспользуются. Он останется здесь навеки-вечные, под водой, в непроницаемых и сверхпрочных изоляторах, которые не под силу океану-разрушителю. И тот сумасшедший, который взорвал лабораторию, возможно, знал это. Возможно, он знал гораздо большее и хорошо понимал, что делает, принося в жертву своих товарищей. И себя.

Было бы интересно поговорить с ним.

Дентон почувствовал какую-то мутную пленку у себя на глазах. Зуд на коже стал ощутимее и перешел в боль. Слишком поздно он осознал, что это радиация. Коварным вампиром ждала она всякого, кто желал взглянуть на запретное. Дентон побежал к лифту и слабеющей рукой вдавил кнопку со стрелкой вниз. Оказавшись внизу, он прошел несколько метров, перешел на шаг и упал, пораженный слабостью, на спину.

Он вдруг подумал о своем полном сходстве с теми мертвыми, что лежали сейчас, никем не помянутые, вокруг него. Мир над ними стал вращаться, сначала едва заметно, затем все быстрее и быстрее. В конце концов он стал единой танцующей серой массой вокруг единственно незыблемой точки – его глаз...

Прошли миллиарды лет, целая Вечность. В космосе не осталось никого и ничего, холодный мир давно растворился в собственном холоде. Его оплел плотный кокон, из которого никогда не выбраться, нечто парализовало его конечности – и волю.

Он поплыл в холодных просторах Вселенной, в тугом сером коконе с серым лицом и серыми недвижными глазами – просто двумя зеркалами, отражающими черноту космоса. В бездонных глубинах ничто родилась музыка без смысла и без надежды.

Он ждал ее – и начал петь…

 

***

Он бежал по черной дороге, у которой не было четких очертаний, и непонятно, где именно она переходила в окружавшие ее дома без окон. Дома вскоре сменились острыми низкими скалами, потом – просто холмами, потом исчезли совсем. Дорога просто шла лентой в сплошной черноте, уходившей из-под ног и замыкавшейся где-то над головой. Наконец, и сама дорога закончилась: он замер над бездной, наполненной мириадами звезд. Звездная пыль обнимала все, начинаясь далеко внизу и теряясь в вышине, которая недостижима и сама является подножием. Звезды поплыли над ним, вокруг него, и постепенно взяли его в кольцо. Он стоял просто в пустоте, в глубинах вселенной, вдали от мира твердой материи, в сердце великой звездной сферы. Он мог прикоснуться к звездам, но, к его удивлению, это прикосновение причинило боль.

Пейдж не отвечал, ощутив угрозу.

Он поднял ладонь, обратив ее к звездам. И во мгновение из пустоты образовалась мерцающая небесным золотом схема из непонятных линий и символов. Он прочел ее в целостности, охватив одним взглядом, затем нарисовал пальцем линию, соединив две точки в пустоте. Линия осталась, вспыхнув золотом. Затем схема исчезла.

Он отвернулся, но крик отчаяния окликнул его.

Он вновь поднял ладонь, но ничего не произошло. В растерянности он пытался возродить золотой рисунок вновь и вновь, но черная пустота теперь оставалась неизменной. Он с ужасом понял, что совершил непоправимое. Жалость смешалась с отчаянием. Глубоко изнутри, из далеких глубин поднялись новые, незнакомые страхи.

Вдруг звезды начали падать, осыпаться вокруг него. Тело преображенного призрака тоже упало в бездну без крика, словно кукла, словно голограмма, как емкость с пустотой. Там же исчезла последняя звезда. Он остался стоять внутри пододвинувшейся вплотную черноты, опираясь ногами в пустоту. Еще не ослепленное внешней тьмой сознание наполнилось равнодушием космоса. Он удивился, как мог чувствовать что-то мгновением раньше.

Еще миг, похожий на вечность – и он понял, что вынес приговор себе. Это он теперь обречен вечно плыть в лишенной смыслов тьме, скованный ею, но не спящий… Странно, но это знание не вызывало ни паники, ни страха. Он остался равнодушнее камня. Будто он ожидал этого…

 

***

Дентон открыл глаза, поднялся на ноги легко и безболезненно. Мысль о том, что он лежал здесь, под этим куполом, в беспомощном сне или беспамятстве, заставила его содрогнуться. Кажется, что-то снилось ему… Невозможно было вспомнить, что именно.

Краткий сон не придал сил. Наоборот, Дентон ощущал, как пространство-вампир с каждым шагом высасывает из него силы. Он плотнее завернулся в плащ и подошел к темной воде. Подводное течение неторопливо перемещало трупы куда-то вниз: видны были лишь их спины. На самом краю этого странного водоема было место, обозначенное на схемах Тиффани как главный лифт. Судя по карте, цель уже совсем близка. И непонятно было, почему все, включая Пейджа, считали ее такой недостижимой.

Лифт вынес его к мосту. Но, лишь ступив на мост, Дентон замер над пропастью. От моста остались лишь оборванные края с каждой стороны, в центре он был разрушен, сокрушен взрывом. Необычайно гладкий материал не давал ни малейших надежд зацепиться за противоположный берег, воспользоваться шнуром… Некто хотел, чтобы УК навсегда остался недостижим для людей. Люди не полезут за ним в ад.

Дентон стал на краю и оценил расстояние до противоположного края. Нужно прыгнуть очень далеко – а если сорваться, внизу ожидала та самая черная вода. Дентон не согласился бы коснуться ее, отдать себя ее воле – даже на миг. Но выбора не было.

Он собрался, пытаясь вернуть ногам прежнюю, еще не истощенную этой экспедицией силу. И всю ее он вложил в прыжок. Тот самый, который не сможет повторить никто.

В полете у него выросли крылья – черные вороновы крылья, как у демона. Может он и есть демон. Он взмахивал этим крыльями – медленно, размеренно, раз-два… Воздух дрожал и колебался от движения крыльев, человек содрогался и превращался. Прозрачный. Потемневший, но прозрачный образ-контур человека.

Дентон не долетел до обломанного края моста, но в последнее мгновение ухватился рукой за согнутый опорный прут, торчащий вниз, как сломанный клык. В мгновение следующее он намертво прирос к камню, почти поцеловал его, и медленно выбрался на поверхность.

Они посылали сюда поисковые отряды. Они хотели отправить сюда девушку. Они могли бы отправить сюда самого черта. И не знали: даже если все дюжины смертельных опасностей за спиной пройдены, на мосту придется остановиться, если не умеешь летать. Ведь мост разломан, а больше нет пути.

Его прыжка не повторил бы никто, подумал он со страхом. Но мысль тревожно ушла дальше. Повторит ли его он сам, когда придет время возвращаться?

Не забивай голову. Ты не будешь возвращаться.

В седой неопределенности он уже угадывал впереди пламенеющую синеву УК, которую он видел лишь однажды, в подземном мире Гонконга. Только здесь она уже не вызывала ни чувств, ни ассоциаций. Ровным счетом никаких. Экспедиция выхолостила его до основания, дотла.

Увидев мертвое тело с потемневшими пятнами крови на спине, Дентон замер на пороге Хранилища, не решаясь войти. Затем метнул в пространство свой боевой нож. Нож, пущенный, словно из пращи, не долетел до стены, смятый ураганом пуль сразу с обеих сторон. Неуправляемые турели уничтожили здесь все живое в первые мгновения катастрофы. Ученые, несчастные жертвы, не успели даже подарить друг другу прощальный взгляд. Последний взгляд… каков он?

Он слишком долго не слышал человеческой речи. Эта мысль родилась, как тоска. Целую вечность он идет в молчании. Оно давит, оно угнетает. И не хочет отпускать.

Дентон забросал маленькое помещение гранатами, пытаясь не думать о разлетающихся вместе с обломками стали и пластика кусках трупного мяса. Пока гром разрывал пространство, Дентон приник к земле и безмолвствовал, боясь, что взрыв окажется непоправимо силен. Но стены лишь дрогнули слегка, грохот затих, осталась тревожная, слишком серьезная, без иронии невесомая музыка. Он встал и прошел уже не пригибаясь среди потухших разбитых экранов пустой, мертвой лаборатории. У него не осталось больше гранат. Желания бороться – тоже. Это ДОЛЖЕН быть конец.

За лабораторией начинался новый мост, очерченный лампочками яркого света по краям. Этот мост остался цел, но Дентон шел по нему, как по непрочному канату.

Он нашел Хранилище УК. Под стеклом, разной величины и формы, живым огнем горели реки голубого пламени. Они придавали пространству иллюзию вечернего сумрака на берегу моря после захода солнца… Здесь было почти уютно.

Единственный терминал изумрудом, ярким и вневременным, мерцал мирно между двух прозрачных секций УК. Тот, кто готовил катастрофу, не уничтожил самого главного.

Дентон сверился со схемами, убеждаясь, что он действительно у цели. Да, это должен быть тот самый компьютер.

Он погрузился в его мир, мир символов, сигналов и знаков, угрожающих и инертных, растворил свое сознание в их океане… Проснувшееся Эхо обнадежило его. На связь на этот раз вышел сам Савадж.

В течение часа – не поздновато ли? Возвращаться… Облегчение от сознания достигнутой цели быстро сменилось тревожным напоминанием об обратном пути. Он будет? Не то, чтобы… Просто ему не дадут уйти так просто. Он это чувствовал.

Второго удачного прыжка не получилось, как он и подозревал. Падение в черную муть затянулось, у него даже было время вспомнить о многих вещах, о которых не хотелось вспоминать. Дентон утешал себя мыслью, что он упадет не на твердый камень, а всего лишь… в воду.

В воде не было ничего, что соответствовало бы ее отталкивающему образу. Немного теплая, маслянистая жидкость, хоть и приютившая мертвецов – только и всего… Все же Дентон вздохнул с облегчением, покидая ее.

Он уходил, отряхивая плащ, не внимая шепоту синего, хоть и поблекшего пространства в нежилой пустоте вокруг него. Эту короткую вылазку на дно океана он не назвал бы громким словом «экспедиция»…

Он назовет ее ночным кошмаром, о котором нарочно не вспомнит никогда, но который напомнит о себе нечаянно, разрушив когда-нибудь иллюзию покоя. Если это «когда-нибудь»… Понятно.

Дентон покидал эту чертову лабораторию, одаренную печатью дьявола, но не грустящего Люцифера, а смеющегося зла. И он уходил не просто так. Он уносил знание. Наконец-то. Видение своего истинного ничтожества, без прикрас, понимание того, что его могущество, могущество человека, всегда было и будет только иллюзией. Какой бы высоты он ни достиг – она сама раздавит его, если он не готов нести ношу. А он не готов… И достаточно одной катастрофы, чтобы смести все то, что уже объявлено незыблемым.

Что-то приоткрылось ему… никогда не выразимое словами. И укрепило изумленное понимание: всего не открыть никогда. Никогда. Главное – осознать свое незнание. Мир – не то, что мы видим. Мир – безумная безмерность, в темной бездне которой мы выхватываем ничтожную малость лучом нашего сознания. А большего оно не выдержит. Пока.

Дентон зашел за колонну, прозрачная копия Пейджа помахала ему рукой.

Только сейчас он заметил в нише, на которую сразу не обратил внимания, розу коммуникатора. В лице Пейджа, как всегда, нельзя было выявить определенного выражения.

Кривая улыбка заблуждала на лице Пейджа.

- Ты знаешь об освобождении? Неплохо. Наверное, только слово, а? Только странно, почему ты до сих пор не понял… Ну да, тебя ведь это тоже касается. Касалось бы. Так вот: освободиться – значит избавиться от человеческих слабостей, от человеческих границ. Стать сверхчеловеком, а в конце концов – новой формой жизни.

Нет, он лжет.

 

***

Ворота из стали разошлись, пропуская в черную пещеру с железнодорожными путями. И Дентон не удивился, что его ожидали именно здесь.

Саймонс стоял напротив, опустив руки и глядя куда-то мимо Дентона. Он вышел из ворот и спокойно приблизился к своему врагу.

Саймонс бросил быстрый взгляд и увидел Жандарма над их головами. Взгляд так и остановился на нем надолго.

Они стояли друг напротив друга, недвижно, опустив руки, как всегда в суровые моменты, где уже нет места жестам. И даже ненависти.

В его руке появился меч «Зуб Дракона», яркий, нетускнеющий. Дентон спокойно отцепил от пояса свой меч и оперся ним, как шестом.

Он не успел бросить уже активированную гранату. Случилось то, чего не ожидал никто.

Огромное чудовище прыгнуло на спину Саймонсу, сомкнув огромные челюсти на его плече. Жертва, упав под страшным грузом, взвыла от боли. Каркиан погружал свои зубы в искалеченную плоть вновь и вновь.

Дентон не ощутил жалости – развязка была вполне по чину этому «языческому богу». Но… так мерзко было смотреть, как чудовище разрывает на куски еще живого человека… Древняя, подсознательная видовая солидарность толкнула его вперед.

Меч прошел в голову каркиана, как в нагретый свинец, и прошел вдоль всего позвоночника, круша позвонки один за другим. Животное умерло мгновенно. Меч остался в его теле, и рукоять украсила его лоб, как единый рог из золота.

Так и будет. Настало время уходить. Пусть впереди – засада…

Дентон поспешно покинул пещеру, затем – наполненную голубыми молниями комнату со скорбным лицом мертвеца. Здесь не может быть засады: никто, кроме Саймонса, не решился бы дойти сюда… и дальше.

Его ожидали чуть раньше, в затопленной части лаборатории. Облаченные в темные водолазные костюмы, убийцы с миниарбалетами, четверо или пятеро, поплыли на него в зловещем молчании, как акулы. В первое же мгновения он почувствовал в теле несколько пропитанных ядом стрел. У него уже не было взрывчатки, огнестрельное оружие не работало в воде. Он понял, что попал в опасное положение и пожалел о мече, навсегда оставленном в пещере.

Тогда Дентон достал нож. Сжимая зубы от боли и сдерживая наплывающую мутной волной слабость, он рванул на себя ближайшего убийцу и отсек его запястье вместе с арбалетом. Вода запузырилась, обозначая немой крик муки. Нанося убийственные удары, Дентон пытался убедить себя, что бьет не насмерть. А затем, когда способность убеждать, и вообще думать, исчезла, он перестал видеть что бы то ни было, а только ощущал смертельную пляску смерти вокруг, последнюю апокалиптическую атаку на его существование. В мутной от крови и кипящего воздуха воде трудно было разобрать что-нибудь. Он ощутил: смерть сейчас очень близко, силы оставляли его. Но осознание этого только прибавляло сил.

Уже ничего не видя и задыхаясь, он выполз на поверхность и сел на вырванную взрывом дверь. Вода вскоре успокоилась – из нее не показался никто. Она слегка потемнела.

Им следовало бы использовать оружие помощнее. Сатанея от боли и борясь с подступающей судорогой, Дентон вырвал из тела длинные иглы, одну за другой. Организм показывал поразительно высокую сопротивляемость к этому парализующему яду, и все же он получил дозу, способную свалить с ног не только человека, но и каркиана.

Нужно затаиться, подождать, пока исцеление… Его мысль была прервана топотом множества ног. Нет, так просто уйти не получится. Он вставил разрывной патрон в подствольный гранатомет и, шатаясь, стал в начале тоннеля, спиной к окну, открытому в полупрозрачный мрак океана.

Секундой позже появились они. Шестеро зеленых бежали в мрачном молчании, еще не видя его, за ними шло множество людей в черном, растворенные. Его действительно решили уничтожить.

Стены уже вибрировали мелкой дрожью, не переставая. Оглушающий грохот не стихал ни на миг. Но даже в этом грохоте Дентон услышал отчетливый, страшный звук.

Лопнуло стекло. Произошло то, чего темный океан так долго ждал. Сверхпрочное стекло не выдержало, и в тот же миг страшная сила воды рванулась в образовавшийся проем, расширяя его и сметая в торжестве остатки того, что еще было живо.

Бой окончился – вничью. Дентон забыл о противнике, они забыли о нем. Отбросив автомат и позабыв о своих ранах, он в стремительном порыве метнулся вперед, тут же сбитый ударом воды, которому невозможно было сопротивляться.

Дентон не чувствовал страха. Лишь одна мысль блуждала в опустошенном разуме: это конец.

Вода наполняла тоннель необычайно быстро. Но поток стремительно понес его именно туда, куда нужно – вниз и вниз, через лестничные пролеты, ударяя головой о стены - к причалу. Причал-водоем уже исчез: вода заполняла пространство от края до края, ее уровень быстро поднимался. Сразу несколько субмарин вращались на поверхности, влекомые в глубину водоворота.

Дентон собрал последние силы и мертвой хваткой вцепился в субмарину, которая уже наполнялась водой. Он втянул свое немое тело внутрь и поднял стекло. Вода доходила ему до плеч, оставляя совсем немного пространства для немного застоявшегося, проникнутого соленой влагой воздуха. Но этого хватит. Дентон прикрыл глаза. Все.

Турбины загудели уже под водой. Вокруг стало так тихо, так спокойно. Как… под водой. Дентон неторопливо вывел судно из тоннеля и повел его на огни.

Океан окружал его, темный, но прозрачный. Он уже не казался чуждым, не излучал враждебности. Мимо проплывали стайки рыб – они не боялись, они держались совсем близко.

Океан добился своего – и успокоился. Он восстановил равновесие и вновь стал просто океаном – самым древним существом на этой планете, первой колыбелью жизни. Пусть ночью, пусть в ноябре… Путь в океаническую лабораторию закрыт надолго – для всех, кроме подслеповатых донных рыб.

Океанической лаборатории больше не существует.

Дентон откинулся в пластиковом сидении и, глядя в богатую, светлую и темную чистоту всеобъемлющих вод, ощутил вдруг глубокую гармонию с ними. Они многому могут научить… того, кто захочет внимать. Пусть никогда не станут обителью тому, кто рожден под звездами.

Он однажды спустится на дно, он будет искать жемчуг – и найдет большее. Поймет свою слабость – и свою силу. И отдаст себя на волю чему-то большему.

Море.

Оно бесконечно.

А ты - ты недостаточно безумен,

Чтобы бросить ему вызов.

Стоя на краю отвесной скалы

Над синей бездной,

Ты срываешься вниз

и чувствуешь - не только страх,

Но и восторг от свершенного несвершимого,

от мгновенного презрения к пределам:

Только ты на него способен.

Стань на берегу, посмотри в зеркальную даль

и пойми лишь одно.

То, о чем безмолвствует это небо

и этот океан:

Они молчат об одном.

Пойми, что это - вечность,

К которой ты можешь прикоснуться,

Но стать частью нее - никогда.

Ты можешь всмотреться чуть дольше -

и море приоткроет завесу

темного холодного безразличия.

Ты увидишь тела русалок,

сверкающие на ослепительном солнце,

и осколки циклопических городов,

сметенных в войне за господство.

Море приоткроет дно

На одно лишь неуловимое мгновение,

которое останется незамеченным

Для всех, для мира,

но не для тебя -

ты ждал его.

Ты увидишь историю жизни -

Историю величия этого мира,

Когда он еще не знал тебя -

Мгновенную вспышку в бесконечности.

И задохнешься от изумления,

От осознания своей никчемности,

И страшной мечты преодолеть ее,

Самой заветной цели, которой не достичь.

Не достичь - думаешь ты.

Но ты не знаешь много -

не знаешь ничего.

А то, что могло открыться,

Ты отверг и забыл.

Изумление ушло - осталась

Бездна пустоты, и в ней -

Маленькая песчинка затененной истины.

Ты пойдешь вперед

По мокрому песчаному дну,

И воды расступятся на пути,

образуя две отвесных стены

Сверкающего голубого огня.

В нем есть все, в этом сверкании,

И соленые брызги тают во рту.

Ты не боишься идти

по узкой несуществующей дорожке

в скрытое Заземелье.

Ты не взял с собой никого.

Прикасаясь рукой к толще воды,

Наблюдая Бессмертие в разрезе,

Ты ясно понимаешь:

Нет ничего более могущественного

В пределах твоего понимания:

А за его пределы лучше не выходить.

В этом могуществе ты растворишься без остатка,

Но если оно дало тебе шанс,

Ты можешь быть уверен:

Сегодня не исчезнет тот, кого нет.

А порукой пусть будет узкая полоска

Прозрачной голубизны неба,

Оставленная для твоих глаз

Иной синевой океана.

Пусть порукой будет то, чего ты не увидишь,

Но во что ты должен поверить

И уловить его там,

За непроницаемой прозрачной завесой,

И здесь, в каждом порыве мира.

 

Ты идешь сквозь море, не видя конца,

Недвижные глаза огромных рыб

Наблюдают за тобой,

Но вряд ли видят.

Море – оно не просто всемогуще,

Не просто бесконечно.

Оно было первым.

Оно подарило жизни шанс –

Шанс подтвердить появление

И высказать претензию на самодостаточность.

Море было всем, и ты знаешь:

Немногие вырвались из его упругих объятий,

Обещающих столь многое,

В начале мира.

 

Море спокойно в своем величии,

И страшно в своем спокойствии,

Когда не прощает одиссеям

К себе пренебрежения.

И неизвестно ни одному смертному

Скольких существ оно лишило света,

Стремясь вернуть их в свое лоно,

Вернуть то, что морю

Когда-то принадлежало

Безраздельно.

Власть над осмысленным движением,

И статус носителя миссии

На планете, возможно, в галактике,

Миссии единства и первенства жизни,

Единства с тобой в своей основе,

Когда наверху солнце не грело, а сжигало,

И молнии разбивались о камни

В хаосе безатмосферного холода

И внутреннего нерастраченного жара.

 

Ты вспомнишь все это,

Никогда этого не видя,

И захочешь поскорее забыть.

Все станет на свои места,

Воды сомкнутся.

 

Океан успокоится, непоколебленный.

И ты – стоишь на берегу,

Спокойный, не видевший ничего.

Ты видел. Но ты забудешь.

И сядешь спокойно в лодку.

И, рассекая веслами воду,

Поплывешь навстречу восходящему солнцу.

 

Дентон смотрел на великолепие, приоткрытое за пределами мягкого сумрака, и не помнил уже о пережитых кошмарах. Он выплеснул всю их муть сюда, и здесь они рассеялись в бесконечности, так что и намека не осталось. Он уходил, кажется, наконец. С пониманием, что же он такое. И в душе смеялся – смеялся над собой. Смейся над собой, да… Это дар, который остается, когда в мире уже не остается более ничего смешного.

Он просто… просто человек. Не более – не меньше. Так же велик, так же бесконечно ничтожен. Только человеком мало родиться. За него нужно бороться, его надо выстрадать, его придется доказать. Себе доказать… Доказать, что останешься человеком и тогда, когда в страхе или ослеплении человечность слетает, как маска. Не трудно понять это тому, кто ступил в подводные чертоги – и вернулся.

 

 

Глава 8. Тревожный сон

 

Взошла заря. Чуть слышно прозвучали
Ее шаги, смутив мой легкий сон.
Я пробудился на моем привале
И вышел в горы, бодр и освежен.

Гете

Приятно было снова дышать, зная, что над тобой – звезды, ничем не стесненные. Дентон замер на крыше, ноябрьский ветер охлаждал его горячее лицо; открытое, умиротворенное, неограниченное пределами пространство пьянило, кружило голову. Он не сразу взглянул на человека, ожидавшего здесь уже давно, успевшего привыкнуть к этой открывшейся безмерности.

Дентон опустил глаза, бегло осматривая себя. Выглядел он действительно неважно. Плащ напоминал рваную сеть, и почернел от крови. Лицо, наверное, тоже не прибавляло успокоенности.

После всего, что произошло? Дентон бросил мысленный взгляд на переплетение пройденных дорог. Иначе не может быть.

У них всех ничего не вышло бы, если бы не то покровительство, которое единственно значит что-то.

Если бы не Тот, кто держит все судьбы в ладонях.

 

***

Светлые ночи опаснее самых темных. Опасность не явна – она абстрактна, и обнаружить ее можно лишь тогда, когда привыкнешь... к бодрствованию в ночи. Темная ночь скроет мир в густой тени, она не требует многого. Темной ночью спят – даже те, кому определено бодрствовать.

Четыре часа утра – время зла.

Но вот тени становятся короче, реальность вокруг светлеет – она еще сера и покойна, но уже мало что скрыто от взгляда. И ты присядешь, и лишь об одном напомнят дымчатые кошки с пышными хвостами: светает. И пусть еще нескоро первый тонкий луч желтой звезды коснется щеки – надо быть готовым.

Дентон стоял, опершись всем телом о выступ скалы, за которой скрывался огражденный колючей проволокой бункер ракет. Впереди расстилалась каменистая пустыня, украшенная глубокими трещинами и выброшенными временем камнями, края ее терялись где-то за пределами видения.

В тело пустыни врезались местами скалы, как идолы древним богам, неявным, бесформенным, выбросам первобытного страха и трепета. Темные, холодные – они станут красными и горячими под полуденным солнцем. Но в это не верилось сейчас, на ветру, который играл свой мотив на арфах трещин и каньонов, острых вершин и его волос…

Смутным пятном Дентон терялся на черном грубом теле камня. В бурых от запекшейся крови лохмотьях, с потемневшим, опухшим от ран и ушибов лицом, с клочьями непослушных волос вокруг лица, Дентон вполне вписывался в панораму обветренной долины, подобный оборотню скалистых гор, покинувшему логово в час ночной. Наверное, таким суждено ему пройти конечную часть пути. А конец не так далек.

Но время не ждет.

Сжав пистолеты в обеих руках, Дентон обернулся и, схватившись за край скалы, бросил свое тело на ее вершину. В небольшом кольце скал приютился бункер, окруженный забором из колючей проволоки. Вокруг забора курсировали черные доберманы. Их молчание и легкая поступь выдавали настоящих убийц. Сразу за бункером Дентон увидел большую площадку из стали – шлюз, который откроется, чтобы выпустить из недр земли хранимую ими ракету. Рядом, немного поодаль, темнели окна небольшого домика.

Дентон знал, как называется это место. Сумеречная Зона. Зловещая легенда. Свет луны едва освещал пятачки напротив окон. Сквозь прозрачный колкий холод при ирреальном лунном сиянии безмолвные тени с разных сторон углублялись в Зону, приближаясь к ее сердцу. Зона вечных сумерек – она не видела солнца никогда. Там холодно, потому что Ночь. Там страшно, потом что нет жизни. Разрушенный город. И радиация…

Только наблюдательная вышка выступала над забором-прямоугольником. Дентон выстрелил дважды: оба снайпера, наблюдавших с вершины, полетели вниз. Дентон прыгнул в расщелину между скал и скрылся. Он знал: в течение мгновений весь отряд Маджестик-12 будет готов встретить его. Но прятаться здесь не было смысла.

Вскоре раскатистым эхом среди скал взвыла сирена. Мощные прожекторы начали сканировать каждый метр, каждую тень вокруг базы. Вместе с ним заработали пулеметы, поливая свинцом местность наугад. Кое-где взлетали в воздух тучи камней, пыли от одиноких выстрелов гранатомета.

Но пустыня велика. А скалы иногда служат не просто превосходным укрытием. Это еще и система секретных переходов – и неприступная крепость.

Еще два выстрела, посланных из неизвестности: гранатометчик сорвался с вышки прямо на проволоку, а один из прожекторов потух.

Минутой позже эхо выстрелов отозвалось с другой стороны. Стекла прожекторов потухли, забор снова кольцом обступила тьма

Растворенный упал, сраженный насмерть, и тут же взорвался под действием самоуничтожителя, убивая пулеметчика рядом.

На вышке остался один пулеметчик. В отсвете выстрелов он увидел вдруг оборотня жуткого вида в расщелине скал. Оборотень сразу исчез. Пулеметчик сбросил свой пулемет с вышки и прыгнул следом. Против нечисти пули бессильны. Пусть волком занимаются собаки.

Доберманы уже рассеялись по склонам пустынных холмов и среди скал, маленькие и быстрые: они не упустят добычу. Оставшиеся снаружи солдаты успокоено вернулись к своим постам. Человек в черном еще раз прошелся на всякий случай вдоль забора и, войдя внутрь, закрыл за собой ворота. Он не пропустил бы и мыши…

Он пропустил тень. Прячась за низкими темными строениями от проницательных линз роботов, Дентон пришел в край, где срезанным рукавом

(в эту вселенную придется вселиться)

выходило на поверхность начало тоннеля, закрытое бронированной дверью. Вот и он, вход в Хранилище под землю.

Ветер-заговорщик шептал что-то ему на ухо. Усталая земля давала знаки. Долго, много лет не ходили здесь люди просто так. Бесконечно долго не слышали эти просторы песен. А может, и никогда. Ракетная база, здесь люди живут особым миром. Они ведь знают все… им напоют последние сверчки. Но они не смогут изменить. Однажды построенная, эта база будет стоять очень долго… Дольше старого леса на окраине городов. Люди уйдут или умрут – она все будет стоять. Тревожить землю, отравлять рану…

Но все излечится однажды – в едином сверхмгновении.

Лестница вела глубоко под землю. Под ним лежала спираль этажей, которая могла вести куда угодно. Но внутри было слишком сухо и тепло для подземелья. Дентон остался на месте, мыслью и чувством стал спускаться по погребенному дому. Мысленно начал двигаться вниз, предполагая, что может там ожидать. Но мысль вернулась, заблудившись в темноте.

Он срезал пулями двух богомолов и остановился перед двумя дверьми. Преддверие – двудверие. Две двери – хуже, чем десять. Когда тебе предлагают выбрать между двумя дверьми в полной безвестности – это начало паранойи.

Левая должна была вести к комнате управления, правая – в само хранилище. Откуда-то, задыхаясь, била тревогу сирена. Все тревожное пространство переменчивым красным светом-током, бросающим блики на стены из серого металла, вздутые узлами и золотыми жилами, на пол, на его потемневший силуэт… уже не оставляющий тени.

Дентон ворвался в командный центр, минуя похожий на полую трубу решетчатый тоннель, и оказался лицом к лицу с тремя людьми в черном. Они обступили его кольцом.

Им потребовалось для узнавания более секунды – слишком много. Он ушел тенью в темный угол, огрызаясь веером пуль, и думая, что если его сейчас застрелят, ему, в общем, будет все равно. Черные охранники падали и тут же взрывались, раненные смертельно.

Один выстрел достал Дентона, пробил плоть плеча, но временная боль не замедлила бега. Внутри было тихо и холодно, словно в доме, который покинули в доисторическом назад. И все же голос-певун подсказывал: иди вниз, и там найдешь тех, кто ищет тебя.

Тень стражника под лестницей трепыхалась в отсвете мгновенно вспыхнувшего и погасшего пламени спички. Снова накрытый мир погрузился в черную тьму. И Дентон бесшумно скользил в этой тьме, опускаясь все ниже и ниже. Пока не достиг освещенной зоны.

Контрасты был резок и неожидан. Дентон толкнул черную дверь, в проем хлынул целый поток слепящей многоцветности. Уже никем не остановленный, он взбежал по лестнице, к командному центру. Среди десятков включенных вычислительных машин, шипящих, колеблющихся, гудящих и игриво-мелодично напевающих, он отыскал главный компьютер.

Программированию и запуску ядерных боеголовок их учили вскользь, но тщательно. Их многому учили, и далеко не всегда они спрашивали себя, зачем… Время стерло многие воспоминания. Но не эти. Дентон вошел в систему безопасности, затем в опции управления ракетой. В серебре бледных иконок он нашел объемный прямоугольник.

Отменить запуск – прервать алгоритм

И подтвердил отмену. Он появился вовремя – до старта ракеты оставалось около четверти часа. Дентон вздохнул свободнее, неторопливо спускаясь по ставшим устойчивее ступеням.

Теперь и самому Саваджу стало тревожно.

Слушая странный диалог в его голове, Дентон дошел до белой двери. Значок из серебристого металла символически указывал, что перед ним уборная. Только Дентон не мог уловить ни одного знакомого запаха. Запахов вообще не было. Дверь оказалась заперта, ему потребовалось немного времени, чтобы открыть ее.

Тонкая струйка воды наполнила ладони до краев, отражая блики света, удивляя своей совсем не удивительной прозрачностью. Прозрачная-прозрачная вода… Это ведь чудо, да? Влага упруго ударила его в лицо, в глаза, освежая, очищая. Он посмотрел в зеркало, в темной, сейчас не прозрачный лик неизвестного. Кто-то чужой смотрел из-за зеркальной преграды. Утверждая всем своим видом: нельзя всего знать о себе. Может, это и не он совсем. И не трудно убедиться в этом. Но что тогда?

Дентон повернулся, собираясь уходить, и споткнулся взглядом о человеческое лицо. Оказывается, он был здесь все это время не один. Все это время мужчина в темной униформе стоял у стены так тихо и неподвижно, что лишь случайно мог быть замечен.

Они смотрели друг на друга несколько мгновений, затем Дентон спросил первое, что пришло ему в голову:

Неизвестный оторвался от стены, напряжение отчасти отпустило его.

Он выбрался из командного центра, с растущей тревогой-напоминанием обнаружил, что до запуска, если он действительно не отменен, остались считанные минуты. Дентон вернулся к массивной двери в правом углу на раздорожье, где он делал выбор, войдя. Она была заперта тогда, теперь же – открыта настежь. Добро пожаловать.

В продолговатом полутемном тоннеле, остановившись в самом его начале, Дентон глазами набрел на выемку люка. Затем сделал шаг, убедившись, что опора под ногой действительно прочна.

Пространство потемнело в тот же миг, его разорвал по швам надрывный визг сигнализации. На противоположном конце тоннеля выросли темные силуэты.

Дентон прыжком бросил тело на землю, и воздух над ним вспыхнул искрами пламени. Выбив крышку люка, он скользнул внутрь головой вперед, не успевая развернуться.

Он упал не на пол – всего лишь на твердый, довольно узкий уступ, на котором не удержался и, пошатнувшись, скользнул вниз, глубже, в тягучую тьму. Приземлившись успешно, Дентон обнаружил, что не может удержаться на месте: гладкое и скользкое, нутро тоннеля уходило под уклон вниз и вниз, и Дентон с каждой секундой соскальзывал все глубже, словно ледник по пологому склону доисторического вулкана. Только склон был... слишком высок, желоб – слишком глубок.

Тоннель вдруг оборвался, выйдя к поверхности стены на высоте нескольких метров, и выбросил Дентона в неизвестность. Пролетев в воздухе, он неслышно приземлился на бетонном полу. И сразу понял: случай вынес его на самое дно ракетной шахты. Увидел он и ее.

Словно внутри огромного цилиндра, разделенного на секции-этажи, дно которого терялось в темной мутной воде системы охлаждения. Там же терялось и основание, и сложное очарование ракеты, которая тянула вверх свое хищное тело сквозь все подземное пространство.

Дентон оказался на самой последней, нижней секции. И... был он здесь не один. В тени огромного косного тела ракеты, на вышке прицепа рядом с компьютером стоял мужчина в черном комбинезоне из наноткани, вооруженный плазморужьем. Черты лица трудно было разглядеть, но сомнений не оставалось: это скрытое тенями лицо обращено к нему. Как, в общем-то, и глаз ружья.

Дентон не двинулся с места, не пошевелился.

В устах Саймонса его имя прозвучало как жестокая издевка над идентичностью.

Лицо Саймонса осталось бессмысленно-бесстрастным, но, нажав какой-то тумблер, он вместе с минилифтом начал опускаться вниз. Ответ насторожил его, наверное? В этом человеке... существе Дентон ни разу не заметил ни легкомыслия, ни юмора. И поэтому там, где другой, не приобщенный к высшим смыслам смеялся бы, Саймонс видел двойной смысл.

Саймонс спустился с лифта и стал напротив, в двух шагах от врага. Это было его ошибкой. Дентон с тревогой следил за временем. Времени не оставалось совсем.

Дентон вырвал у противника ружье, ударом сбил его с ног. Саймонс даже не пытался сопротивляться, погруженный в шок. Только быстро перебирал пальцами по поверхности своего комбинезона. Слепой, поверженный на пол, он выглядел… нет, это был кто-то иной. Дентон стало странно неприятно. Он стал над поверженным Саймонсом, направил в голову ствол пистолета.

В тот же миг Саймонс нашел, наверное, то, что искал на себе. И исчез. Дентон беспорядочно расстрелял обойму в пол, пространство вокруг, затем стремительно прыгнул на лифт и понесся вверх. Медлить больше нельзя – осталось менее минуты, и реакции уже не обратить.

Дентон рванулся к пульту и ударил ладонью по тумблеру аварийной отмены запуска. Мелодичный вой сирены и красное мерцание исчезли.

Запуск прерван. Ванденберг в безопасности. Можно идти…

Нет. Дентон обернулся к компьютеру. Он решится на еще один шаг. Странно, что это сразу не пришло ему в голову.

Запуск отменен

Новый запуск

Выбрать объект

Карта легла схемой на экран, как на ладонь. Сложная умная карта, спутниковая проекция, где можно выбрать даже дом, определенный квадратный метр и угол… Только он не помнил…

Он должен вспомнить. Он был рожден там, в мрачном, немногими увиденном месте. Но он не помнит.

Розуэлл – городок пастухов. Кладбище. Пустыня Невада. Где-то там, недалеко от Ванденберга. Дентон искал долго. И поставил крест на небольшой группе строений среди скал. Ракета ударит по Району 51 – и никуда более.

Экстренный запуск.

Дентон стал на краю, готовый ожидать столько, сколько потребуется. Больше никто не должен помешать запуску. Прошло пятнадцать минут – или больше? – Саймонс так и не появился. Нутро ракеты в спрятанных водой недрах угрожающе заговорило. Дентон прыгнул на лифт и нажал кнопку самого верхнего этажа. Он летел вверх мимо пустующих секций, ощущая нарастающую тревогу извне – и нарастающую пустоту внутри. Но не так просто было покинуть шахту быстро. На верхней секции в иллюзии коммуникатора его ждал неумолимо Боб Пейдж.

Пейдж истерически захохотал.

Дентон покачал головой, уловив мягкое нарастание угрозы под ногами.

Дентон встретил взгляд, который был неузнаваем в своей глубинной грусти, - но до боли знаком.

Гул проникся паническими нотками. Дентон молчал.

Придется смириться с этой мыслью, - кивнул Дентон. – Но что я могу изменить?

 

***

Джока не было наверху, - Дентон не знал, что могло случиться. Он выбирался из базы, скользя среди поверженных теней вглубь скалистой неопределенности. Узкая тропинка, естественно сформированная старостью скал, вывела его на ровное плато, выделяющееся в пустыне, как остров в океане. Дентон обернулся и увидел в островке света взлетающую ракету: так медленно, так… немыслимо.

Дентон сделал еще пару шагов, и оказался на краю пропасти. Шепот бездны достиг кончиков волос. Но… только в этом шепоте что-то не от здешней, а от какой-то иной бездны. Дентон отвернулся – и увидел Саймонса.

Саймонс поднял руку, продолжением которой был пистолет. Дентон понял: наступил, наконец, момент, когда выхода не остается. Все, конец. И с этим ничего нельзя сделать. Нужно приготовиться в оставшиеся мгновения. Пусть. Главное уже сделано. Остается Пол, остальные. Они сумеют…

Во тьме ничто кристаллизовалось в нечто. Черный вертолет, зависший в метре от поверхности плато, обнаружил себя. Из открытой дверцы выпрыгнул Джок со смешным, старым обрезом дробовика в руке. И пустил облако дроби в лицо Саймонсу.

Черный ангел только пошатнулся, и в ярости выпустил огненное облако плазмы в неожиданного агрессора. Джок увернулся с удивительной ловкостью, перезарядил обрез – и выстрелил снова. Его оружие смотрелось смешно против монстра, который только озлобленно дрожал при каждом выстреле. Но второго выстрела он не сделал. Сотни мелких осколков свинца проникли в его голову, глаза, в мышцы и нервы лица. Мелкие, досадные – но их было слишком много даже для «сверхчеловека».

«Сверхчеловек» упал, снова маленький и неправдоподобный, как обернутая лоскутами черной материи призрачная пустота.

Джок взлохматил свои серебристые пряди.

Зачем? Все равно вниз спустится только один человек. Я.

 

 

Глава 9. Сон планеты

 

Искры тают в ночи,
Звезды светят в пути.
Я лечу, и мне грустно
В этой степи.

Из песни

Бесплотным призраком парил Ворон над воспаленными скатертями пустыни, смазанными бальзамом ночной прохлады, обманутыми призраком росы. Пустоши. Им не видно края, для путника-одиночки это почти бесконечность. Пугающая теми тайнами, которые хранит каждая вытянутая тень, каждая выбеленная временем и выхолощенная поцелуями сухого ветра грань древнего камня. Неизбывными, неразрешенными. Для этой пустыни мало короткой человеческой жизни. Мало тысячи взглядов и океанов шепота. Она живет в других масштабах. А потому понята быть не может. Ты придешь, посмотришь – и уйдешь, отягощенный думой, тебе непосильной и легкой, как мимолетное облачко грусти, не имеющей истоков. Высоко в небе парят грифы – старые птицы, пустыня открывается перед ними в необозримости пространства и знойной, холодно-неприютной стылости времени. Но ведь и они не знают ничего.

А что знаешь ты, эй, старина, напевающий свою любимую песню под луной в аромате сирени на другой стороне? Ты не думаешь об этом. Правильно. Лучше не думать.

Переговорное устройство на приборной панели глухо, колко щелкнуло, похожее на сухой однократный кашель.

Эверетт помолчал, несколько секунд вместо него в динамике шумел анонимный и многоликий ветер.

Решающий ход… Спуститься и убить Пейджа, разнести ему голову – это решающий ход? Вряд ли. Просто убить человека? Решающий ход должен быть другим. Только в фильмах зло умирает, когда кого-то убивают, умирает вместе с агентом - его носителем. Но не этой ночью. Он не рисковал бы использовать слово «зло», понятия добра и зла не прорисовывались четко в окружающей скользящей, переменчивой мгле. Но проблема не исчезнет с убийством одного. Один всегда может быть заменен. И никто не заметит потери или перемены. Это же доктрина Маджестик-12. Их много – целых Двенадцать. Среди них есть кому…

Или наоборот. Перемена будет. Иллюзией. Возможна ли вообще перемена?

Дентон вдруг заметил, что спокойный ручей слов Эверетта уже давно обходит его сознание стороной, не соприкасаясь с ним глубинно. Он вновь попытался ухватить нить рассказа.

Мерный сиплый голос нес поток информации, который из ручья превратился в напирающий, обжигающий и обнажающий дно водопад. В конце, казалось, слов уже не было – только неудержимый, могучий поток мыслей-ударов.

Дентон откинулся на спинку кресла. Он был впечатлен. Картины были настолько яркими, что своей образностью затмили всю рациональную подоплеку и показались – в первый миг – неоспоримыми.

Джок не принимал участия в разговоре и не собирался, не издавал ни звука и своим безучастно-собранным видом походил на робота-автопилота.

Однократный щелчок-писк оборвал разговор. Дентон слегка повернул голову в сторону Джока.

Некоторое время пилот молчал, словно не услышал вопроса. Потом сухо бросил:

Они пролетели долгую гряду скал, прожилки руды мерцали в лунном свете, как брызги горячей ртути на гребнях Черного моря. Джок бросил в пустоту:

С его словами трудно не согласиться. Их можно даже назвать искренними. Но каждое слово проникнуто жаждой власти. Бредом власти.

 

***

Эверетт отошел от коммуникатора, стул на колесиках перенес его по ковру к черному креслу возле камина с темным, теплым пламенем. Собеседник вопросительно-ожидающе молчал. Эверетт взглянул на него спокойно, как на человека, посвященного в то же, что и он.

Часы тихо, но отчетливо щелкнули. Четыре часа утра над дремотной землей.

 

***

Дентон взглянул на изрытую узкими ущельями черную поверхность.

Дентон не успел ответить. Вертолет стрелой, брошенным камнем швырнулся на скалы: в нескольких метрах от острых вершин он завис и осторожно спланировал в хмурую расщелину. Коснулся земли и замер.

Джок не двинулся с места, всматриваясь с вниманием туда, где все равно нельзя было увидеть ничего.

Во взгляде Дентона появилось непонимание. Неразрешенное, оно всегда переходит в осуждение, если раздражение сдержано.

Дентон собрался ответить, но что-то новое остановило его. Вначале он увидел лишь человека, который грелся у костра среди камней. Это видение рождало странную тоску – тоску за юностью мира. А затем – тени. Вертолет был окружен тенями, человеческими силуэтами. Они окружали стальную птицу, охватывали ее все теснее.

Дентон бросил встревоженный взгляд на Джока. Каменное лицо не выражало ничего. Джок произнес тоном, почти угрожающим:

Вокруг вертолета на миг вспыхнул яркий, далеко собравшийся свет, и темные силуэты обрели плоть, которой уже не теряли. Дентон увидел их всех – каждого…

Гарри Савадж с дочерью, крепко ухватившейся за его рукав, дрожащей на холодном ветру. Словно белая свита, его окружали люди в халатах оттенка февральского жесткого снега. Некоторых Дентон знал: доктор Пинкертон, Тони Маар, Марина Пук. Немного в стороне, скрести в руки, стоял на возвышении Трейсер Тонг, как изваяние из бронзы, серый, монолитный. На полшага за ним в полумраке замер Гордон Квик в сером плаще и несколько членов триады. Ближе, неясные в призрачном свете, единым впечатлением застыли три фигуры: непохожие и неразделимые: Алекс Якобсон, Хайми Риез и Картер. Кажется, они даже не смотрели в сторону черного ворона. Просто… были.

Все, кто остался. Все, кто не спал в эту ночь. И почти дождался рассвета.

Кого-то не было, кого-то важного, подсознание цепко ухватило этот импульс, но Дентон не подумал ясно об этом в тот миг. Он глубоко вздохнул.

Дентон почувствовал ком в горле и тяжесть в груди – как все-таки легко вывести его из душевного равновесия! Джок говорит о том, что никогда не будет возможно, и знает об этом. О Последней Мечте. И все же…

Дентон выпрыгнул на безучастно спружинившую сухую твердь, и увидел себя Хозяином Пустыни, принимающим гостей на Празднике Без Имени. Только гости остались неподвижны, такие нечеткие и спокойные, как духи пустыни. Дентон не видел их глаз, но чувствовал с удивительной силой взгляды.

Силуэт, тонкий, почти юношеский, сделал несколько шагов к вертолету, в конце перейдя на бег. Дентон увидел прежнего Тонга: собранного и неутомимого, без тени апатии или разочарования. Без тени старости.

Тонг слегка опустил плечи, и, повернувшись, медленно пошел прочь. Дентон смотрел ему вслед, как загипнотизированный, до самого конца. Потом оглянулся. Долина пустовала. Силуэты исчезли, но его не удивило это. Он один стоял на усталой земле, которой не хватит и самой долгой земной ночи, чтобы избавиться от усталости. Птица ожидала, чтобы прокатить его над сонным миром, возможно, последний раз. Вот он, миг, кричащий: пора…

На вершине скалы вырос силуэт, черный и прозрачный. Дентон узнал его. На перепутьях Гонконга и Парижа, на разных, не соотнесенных закономерностью, но сплетенных судьбою отрезках он мерещился ему, преследовал и оставлял место сомнению…

Пол прыгнул с высоты в долину легко и нетелесно, как черная кошка, завязшая в воздухе за миг перед падением.

(что все это лишено смысла)

нет, ничего, честно говоря. Как думаешь, получится у нас что-нибудь?

А ведь он тоже когда-то был там, подумал Дентон. И, быть может, гораздо глубже. Вышел оттуда.

В сгущенном мрачном воздухе память нарисовала Дентону полные тоски глаза, замешанной на цементе страха, осознанного и росшего многими ночами.

В темном, недобром молчании эта фраза совсем не казалась смешной.

Дентон пронес сквозь поток сознания то, что обдумывал уже много раз, в одиночестве, темноте или тусклом свете. Мысль принесла те же картины, но в них было кое-что и новое. Темные горизонты, которых не было раньше, замаячили на окраинах.

Нет, Пол. Я не уверен ни в чем. И все равно вынужден действовать.

Да, брат, иди. Прости меня, что я не иду с тобой. Не потому, что не хочу. Возможно, сложись обстоятельства по-другому, и я был бы на твоем месте. А может, не было бы никого? Но теперь только тебе под силу дойти путь до конца. Я не набрал нужной инерции.

Я понимаю.

И еще, Джесс, помни: я остаюсь здесь, и буду прикрывать тебя, как в старые времена. Никто не выстрелит тебе в спину.

Джок подошел совсем неслышно.

Все трое переглянулись. Почему-то в каждом из них было внутреннее, ничем явно не подкрепленное убеждение, что войти туда нужно до рассвета.

Лети, Джок, - сказал Дентон. – И забери с собой Пола. Вы мне больше не нужны. Остаток пути я хочу пройти пешком.

И все же кого-то не хватало. Там, где никого и не было. Кого?

 

 

Глава 10. Последний сон

 

Что ж, не умер я…
Вот уж и конец пути –
Сумрак осенний.

Мацуо Басе

Человек в белых одеждах шел в свою комнату по длинному-длинному тоннелю. Боже, когда же закончится этот тоннель? Почему здесь все так безмерно и неприютно?

Пейдж вошел, за спиной автоматически щелкнул магнитный замок. Он остановился перед зеркалом. Черт, как же он жалок и несчастен.

«Ну что, - сказал он своему отражению. – Вот и пришел момент истины»

«Да, - ответило отражение. – Тебе скоро конец».

«Я хотел спасти мир. А все оказалось напрасно».

«А кто из них знает об этом? Кто понимает это?»

«Никто».

«Никто. Они думают, что ты взвалил чудовищную ношу ради призрачной власти или бессмертия. Что хотел поработить людей. Вот что думает и тот, кто сюда идет».

«Какая глупая, похожая на детскую сказку мысль. Люди и так порабощены с начала истории, и позволяют немногим делать с ними все, что угодно… А с тем, кто сюда идет, говорить нет смысла».

«Может, и в самом деле существовал другой выход?»

«Пока люди искали бы его, Земля медленно скончалась бы. Приходилось действовать. Один волевой человек стоит сотни мудрецов. И только благодаря воле судьба свершилась».

«Он не поймет этого. И не спросит себя, почему ему показали только Нью-Йорк, Гонконг, Париж… Где все так плохо. Не задумается, что остальной мир по сравнению с этими угасающими городами – сущий ад».

«Он действует заодно с Иллюминати. Может ли быть что-то более достойно сожаления? Иллюминати знали обо всем. Они разрушили твои планы только потому, что заботились о сохранении собственной власти. Они не приняли твой план, ибо приходилось отказаться от слишком многого. Они не вняли отчаянному крику времени – и отстали навсегда. Они не ответили на вызов рока, эта разнеженная ветошь. И лишь тогда ты взял собственный курс. Мы взяли на себя то, чего не взял бы никто. И вот против кого он сражается. Не видя всех этих масс люмпенов и вырожденцев, он – против нас, группы твердых, решительных и жертвенных людей, которые все свое существование поставили на службу одной цели».

«Не говори «нас». Может, ты забыл, что остался совершенно один».

«Но мы взяли на душу такую тяжесть, что невыносима, тяжесть крика миллиардов душ… Чтобы спасти остальных, чтобы избежать гибели действительно всеобщей. И нужна была какая-то награда, какой-то срок, близкий к вечности, чтобы попытаться освободиться от нее, а не бросать истерзанные обломки онемевшей души на тот суд, исход которого предрешен, и срок исполнения приговора – тоже почти вечность».

«Тебе уже не спасти человечество, ты уже совершил непоправимое, и ты лишился права на срок искупления. Есть ли под луной кто-то несчастнее тебя?»

«Кто один из немногих подумал о сотнях миллионов страждущих по всему миру, кто не закрылся в своем довольстве и благополучии? Я! И я подарил им спасение: избавление для одних, то есть смерть, и облегчение участи для других. Те, мертвые, они бы тоже были мне благодарны. И планета, и человечество… Если был другой путь, покажите мне его! Покажите другой путь из того тупика, в котором пять лет назад – всего пять лет назад! – уже дышала тотальная безысходность, удушаемая спазмами конца… Когда миллиарды угасали в голодном безрадостном существовании, уходя из все новых пустынь, когда мегамассы мирового пролетариата готовы были выйти из трущоб отчаяния и выплеснуть агрессию в мир, перевернуть его, когда безумные везде едва ли не держали пальцы на пуске ядерного ужаса, когда колесница планетарного истощения продолжала слепо съедать самое себя в потребительском безумии… А все политики отделывались лишь отвлеченными лицемерными фразами, лживое псевдочеловечное отродье… Назовите, и я посыплю голову пеплом, и сам спущусь на справедливый суд. Не молчи, Дентон, сукин ты сын…»

«Его здесь нет. Он придет – и тогда расскажешь ему. Если он захочет слушать…»

«Да, давай, Дентон, входи. Я сделал все, что мог, но раз ты все испортил… давай, так лучше. Входи, закончи это, чтобы я не видел остального. Оставайся один на один с тем, с чем никто не захочет остаться.. И помни, что ты в ответе за судьбу этого мира, который уж не спасти, этого существа по имени человек… Судьбу, которая не состоится».

«Он тебя убьет, наверное. Но ты ведь знаешь: вы вдвоем ближе всего друг к другу в этой игре. Вы видите мир почти одинаково. А вам, только вам двоим во всем этом кошмаре планета была по-настоящему дорога».

***

Тишина перед рассветом обычно стелется у земли, прежде чем окончательно улететь в другие миры.

Последняя прогулка давалась необычайно легко. Дентон скользил на легких ногах среди дрожащих под луной теней, и почему-то очень четко, ясно и уверенно чувствовал, куда идти, не задумываясь ни разу. Ему было… спокойно. Как звездочету, задумавшемуся на своем чердаке в бессонную ночь. Как ребенку, уверенному в завтрашнем дне потому, что он еще не умеет о нем задумываться.

Как приговоренному.

Человек тем неохотнее вступает в игру, чем большим ему придется рисковать, каков бы ни был возможный выигрыш. И наоборот, чем меньше поставлено на карту, тем наглее игрок, тем тверже рука и неожиданнее его успех.

В этой игре он поставил на кон не просто свою жизнь, одинокое существование, за которое, в общем-то, он не цеплялся слишком отчаянно. Как оказалось, обнаружило себя и удивляло, ставкой были многие судьбы. Судьба мира? Звучало до нелепости смешно, но только Дентону не было весело. Нет, не незыблемого мира, а его мира. И ко всему, при всей величине риска, еще не был известен и возможный результат игры. Результатом будет новый мир – какой-то новый, измененный мир. Возможно, почти никто на Земле не заметит Изменения, прикрытого тенью Подлунного мира. Но мир будет уже иным. И Дентон четко осознавал две вещи.

Он почти дошел и остановился над обрывом. Он забыл кое о чем подумать. А именно о том, что все бессмысленно, что он играл в героя, а был убийцей, что мысль о покровительстве Бога – греховная иллюзия. Он глубоко пропащий человек, а смысл жизни неведом. Он убил многих людей, и отныне никого уже НИКОГДА не вернуть.

В чем смысл – искать в себе сейчас напрасно. Нужно идти и погасить эти терзания внизу, под землей. Если удастся вернуться, то…

Не он будет творить тот новый мир, который откроется с рассветом. А в старом мире не вернуть ничего – даже того, что было дорого до слез и щемяще-близко – не сберечь…

И еще. Он чувствовал кое-что… Где-то здесь его дом. Нет, не в недрах Района 51, где, по чужим словам, он был сотворен (странное звучание), но с чем внутренней связи не чувствовал. Нет, другой дом. Спрятанный среди скал, и до него никому не добраться днем, а ночью никто не осмелится вступить в эту струящуюся тень, напуганный творениями собственного воображения. Кроме тех, разве что, кто стоял на вершине, слышал Зов предков и созерцал Белое Безмолвие.

Дом, в котором он не хочет жить, но который неявно напоминает о своем существовании. Своем предназначении.

Он шел по кладбищу без мертвецов – и без видимых границ. Изможденные ветром скалы, граненные камни, чьи основы скрыты в глубине плоти земли, как осколки тоски по целостности, могли бы украшать далекую холодную планету, никогда не знавшую жизни. И она смотрит в эту пустыню, как в зеркало. Не заботясь о том, что кто-то почувствует, как пробрал его леденящий холод, как на мгновение разум его заворожат бесконечно смутные предчувствия, занесенные Другим Миром, иным духом – не земным. Ему станет очень холодно, страшно одиноко – но к одиночеству примешается два чувства. Ощущение счастья, что есть, помимо этого, свой мир, уютный и привычный, еще не потерянный до конца. И щемящая сладость тоски по этому Чужому, как давно забытому и первоначальному, сокрытому в Холодных Далях сверхгорячих звездных туманностей. И мысль, как последняя капля растворенного кристалла соли, которая исчезнет в следующий миг: планете, никогда не знавшей жизни, ведома жизнь. И жизнью наполнены до ядерных основ и холод Вселенной, и бессловесная твердь Земли, и жар звезд. Ее нельзя ощутить, в нее не поверив, отстранившись от всего, что знакомо. Она слишком неясна, слишком Другая. И слишком много требует от смелого, дерзнувшего в нее взглянуть…

Дентон вышел на гладкую равнину, которая начала опускаться, теряясь в кольце скал. Гроздью гранатов горели аварийные красные фонари, оставшиеся на стенах разрушенных зданий. Они медленно гасли, исчерпывая запас автономной энергии. Котловина открылась перед Дентоном, как на ладони. Следы титанических разрушений украсили ее на свой вкус: грудами оплавленных железобетонных блоков, обезглавленными вышками, сокрушенным камнем мощных строений, оказавшихся карточными домиками, потревоженной землей, над которой надругались.

Удар пришелся на самый северный край зоны, поэтому здания на крайнем юге не очень и пострадали. Где-то там был Вход и начинался тоннель. Очень, очень глубоко он уходил. Там что-то ожидало его. Что – знать он не мог. Воображение отказывалось рисовать сейчас какие-либо картины, предчувствие молчало.

И снова: пройдя все грани, и разгадав последнюю тайну, и добравшись до самого дна, знай: за всем останется что-то нераскрытое. И оно будет самым главным.

Эхо мягко, ненавязчиво попросило внимания. Дентон настроился на связь. Голос, расходящийся эхом, как круги на зараженной воде, как шелест тростника на знойном ветру, голос настораживающего нечто по имени Ра.

«Да, вы спуститесь внутрь. Вы найдете лабораторию Аквинас. Вы придете ко мне… Мои системы готовы. Я не собираюсь ждать Боба Пейджа».

Волны стихли. Дентон прослушал сообщение и сразу был готов забыть о нем… если бы в нем не звучала скрытая угроза. Он до сих пор не дошел до сути. Кто, что такое Дедал, Икар. Ра…

Электронная пустота, продуцирующая человеческую речь…

Или..?

У него будет шанс узнать. Это, и многое другое. Возможно, ответы на все вопросы. ТАМ. Только знать хотелось все меньше. Дентон, наконец, зацепил взглядом черную бронедверь, как Черные Врата, врезанные в уходящее вглубь пространство. Враждебные, темные волны исходили оттуда. Если будет шанс уничтожить… Почему бы и нет?

Дентон спокойно спускался к руинам, больным останкам того успокоившегося кошмара, который был здесь не так давно. Спускался, не боясь встретить что-то живое. А затем его кто-то окликнул.

Он обернулся, но только на миг. И продолжил путь. Он знал, что в этой долине смерти не может быть никого. Особенно с таким голосом.

Его окликнули опять, и Дентон уловил что-то знакомое. И волнующее до тревоги.

Он посмотрел на вершину холма. Она бежала к нему – прозрачная в мареве ночи. К скалам прижался черный вертолет. В коротком розовом платье, с распущенными волосами цвета восхода солнца, она смотрелась среди черных скал и изуродованной материи пугающе странно – и пугающе красиво. Она бежала к нему, похожему на творение ночи, темному, обветренному силуэту. Никто не видел их, кроме безымянного пилота.

Именно ее он ожидал увидеть. Здесь, на краю земли, в предрассветный час. Как странно, что до последнего момента он этого не понимал – не знал…

Дентон поймал ее на лету, хрупкую драгоценность, легкую, как иллюзия. И заглянул в лицо, влажное от слез, свежее, как ветер над ними. Наполненные прозрачностью глаза стали огромными, и были полны печали.

Не вернешься… Вернешься… Разносил ветер над пустыней. Они вместе посмотрели в темную, надвигающуюся реальность над ними.

Могу и вернуться, - прошептал он.

Нет, - на ее лице остались одни глаза, глубокие озера, в которых хотелось утонуть. – Я могла бы сказать «не иди», но зачем обманывать себя? Этого нельзя избежать. Нельзя вмешаться в судьбы, которым суждено быть несчастливыми.

Он молод. Он станет глух к старости мира. У него есть она. Он должен вернуться.

Глупые, человеческие аргументы. Но… Но они заставят его выполнить себе обещанное.

Дентон опустил Николетт на землю, ощутив тяжесть в тот момент, когда она выбралась из кольца его объятий. Он смотрел на нее, пытаясь собрать, запечатлеть, выпить столько ее образа, сколько сможет.

Она стояла рядом с ним. Он посмотрел вниз – и снова обернулся.

Он стоял один на ветру под темным небом незнакомого мира. Вокруг не было ни души. Нужно было сделать шаг. И он пошел.

И исчез во вспышке.

 

***

Я пророчить не берусь

Но точно знаю, что вернусь...

Игорь Тальков

Ночи становятся дольше, холоднее. Земля замерзает.

Близится зима. Надежда на то, что она не затянется надолго.

 

 

275

 


Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru