Одиночество - трагедия свободы

Молитва даст свободу.

Дерзну сказать, что кто не молится,

тот никогда свободным не бывал.

Свобода перемещений - разве подлинная свобода,

если, перемещаясь, человек грешит теми же грехами

и мучится теми же угрызениями совести?

Свобода потребления - разве подлинная свобода,

если желания разгораются и глаза разбегаются,

а радость приобретения проходит быстро,

как у ребёнка?

(прот. Андрей Ткачев)

Многие боятся одиночества. Чтобы избежать его, многие бросаются в объятия таких же людей. Они подолгу гуляют, ходят по магазинам, стараются работать вместе, часто бывают в многолюдных местах, пытаясь многолюдностью и шумом заглушить изнывающее, не оставляющее никого чувство одиночества – сознательного или бессознательного. Оно есть и не отходит от человека: тогда, когда средь шумного общества человек всегда в центре внимания, тогда, когда современными достижениями техники сознание человека растворяется в виртуальности, в волнах музыкальных произведений, в мелькающих кадрах кинематографии. Оно есть и тогда, когда человек окружен обществом любимых ему людей. Оно, это вот одиночество, остается. Оно где-то в глубине, внутри.

Человек не хочет этого принять. Может быть из-за страха. Поэтому многие свои усилия он прикладывает к тому, чтобы создать вокруг себя атмосферу, которая бы рассеивала одиночество. Мне поэтому запомнились слова одного современного подвижника, говоривший, что, если сейчас человека закрыть на некоторое время в одиночную камеру, оставить с самим собой, он долго не выдержит – день, два, не больше.

Почти всегда, когда тревожит это внутреннее одиночество, говорят, убеждая более себя, что возникновение этого чувства напускное, некое веяние, свойственное человеческой природе – с ним необходимо бороться и не поддаваться. В борьбе, как бы, отстаивается что-то человеческое, но принадлежащее только видимому. Мысль о том, что через наблюдение видимого человек может познать и невидимое, отождествляя первое и второе, стала стеной философов-материалистов, которая закрыла причины тяготеющего внутреннего одиночества. Оттеняя взаимоотношения человеческого «Я» и совести, философы и психологи ставят на передний план проблематику удовлетворения внутренней необходимости души с помощью аффектов, которые они считают природными свойствами души. Аффекты или страсти, в значительной степени ставшие цепью и очагами человеческого движения, стимуляторами проявления воли, зачастую являются связями, которые соединяют людей друг с другом. Разнообразие страстей делает человека многогранным в индивидуальных качествах. Но когда одна страсть связывает, другие отталкивают. Поэтому чувство одиночества в обществе самых будто бы любимых людей то угасает, то вновь вспыхивает. Боль, обязательно появляющаяся в процессе конфликтов от отталкивающих страстей, так или иначе, отделяет и отдаляет от всего внешнего и человек остается один на один с самим собой.

Когда человек остается один на один, необязательно думать об уединении. Он может продолжать бывать в обществе, но это «один на один», как некая камерность его чувств, будет уже сознанием того внутреннего, что ранее отрицалось или не было так ясно видимо умом. Перед его взором раскрывается позиции себя как субъекта, являющийся частью общества или членом организма, перед сознанием которого он, как «Я»-индивид или личность, зрит свои отличия от окружающего. Отделение и отдаленность, часто временные, рефлекторно возникшие в результате конфликта, являются причиной видения себя и становлением между миром и собой чувства одиночества, когда душа жаждет и ищет утешения в общении с Богом или прибегает к самооправданию и возвеличиванию своего «Я». Впоследствии происходит или переоценка ценностей, когда одиночество внутреннее заменяется уединением – человек погружается во внутренний мир, или человек, оставляя за собой ценности внешнего мира, оставляет за собой и внутреннее одиночество, которое уже верно будет назвать внутренним опустошением. Конечно, не стоит держаться однозначности такого представления. Погруженный во внутренний мир не всегда избавляется от внутреннего одиночества, не всегда он находит правильный подход к общению с Богом, а материалист не всегда избежит внешнего одиночества. С такой позицией покажется, что, будто бы, одиночество окутывает нас отовсюду и от него никуда не деться. И на самом-то деле это действительно так, потому что свобода выбора, дарованная каждому человеку как Божий дар, требует себе ответственности только субъективной – каждый сам отвечает за свои поступки, лицом к Лицу с Богом.

Когда человек погружается во внутренний мир, перед его взором становится то, что есть – среда страстей, которые приковывают внутреннее сознание в зависимость от внешних факторов, если не предметно, то чувственно. Эта зависимость роднит и подчиняет то, что является очагом конфликтов, делая очагом конфликтов и внутренний мир человека, превращая его в постоянного бунтовщика с характерными свойствами вспыльчивости, эффектности, яркости и разрушительности. Чувство свободы и ее необходимости, чувство естественное и величественное, проходит через сознание бунтовщика в освобождении тяготеющей над ним зависимости – предметного и чувственного. Это чувство как бы выдавливает из внутреннего человека индивидуальные черты, магически притягивающие людей друг к другу. Оно же и является причиной бездны внутреннего одиночества, потому что гордость, движимая бунтовщиком, не совместима со смиренной и кроткой любовью Бога. Бунт естественной необходимости свободы, когда нет Свободы свыше, Свободы духовной, освобождающей от бремени зависимости всем внешним, не созидает и не ставит в основание ничего, на что можно было бы поставить ногу для опоры после разрушения, когда рвутся узы для шествия в свой внутренний мир. Мертвая пустыня после попыток субъективности и опустошенность от разрушений остается перед рабом внешнего мира. Он с горьким, внутренним одиночеством кричит о свободе во всем мире.

С другой стороны, когда человек приобщается Святому Духу через таинства Церкви во Христе, Который трансцендентен предметности и чувственности и освобождает от зависимости, чувство соборности, в котором единым духом человечество собрано в Одно Тело Христово, наполняет внутренний мир человека. Изначально творческий и созидающий, Дух Истины разрывает зависимость, освобождаясь, не разрушает, а преображает, как бы, проецируя бытие Божественное в бытие мира внешнего. Единство, которое формирует соборное сознание, должно быть в свободе, в которой происходит подчинение в законе любви. Здесь свобода также является причиной одиночества, когда в уединении человек величественно шествует путем любви смиренной и кроткой, служа миру, как раб любви Христовой, а не как зависящий от мира раб. Трагедия свободы в Духе Святом всегда в соподчинении от свободы внутренней, когда свобода выбора, стояние лицом к Лицу пред Богом выше уз и притеснений от властителей мира. Одиночество внутренней свободы является рефлексом реакции, которая происходит от проявления того, что исказилось и отошло от закона любви, когда субъективно производится свободный выбор перед Истиной и ложью. Но так как человек сопричастен как к внешнему, так и к внутреннему отклонению от закона любви, то воздействие одиночества и трагедии свободы зависит от отношения сопричастности человека к благодати.

Из вышесказанного хотелось бы подчеркнуть, что одиночество внешнее или уединение есть следствие дарованной от Бога свободы выбора – чувства, которое делает человека особенным в своих индивидуальных и личностных проявлениях. Как личность, человек одинок средь тех, которые стремятся к индивидуализации – становление личности заключается в искоренении в себе индивидуальных качеств, но в своем одиночестве он находится во внутренней гармонии и свободе, в единении с Богом и природой во Христе. Как индивид, человек одинок со всем, имея общую тенденцию разложения и распада с внешним и внутренним мирами. Всегда стремясь за внешними единством и свободой, внутренне он одинок, порабощен и безутешен.