***

 

Марье

 

Веры поверенная высь

Недоступности одинокий серп

Невозвратности спутанное руно

Яблоко утонувшей мечты

Заклинаю вас заклинанием высшего рубежа

Заклинаю вас растворением окон в берлогу сна

Заклинаю вас состоянием целого из частей

Заклинаю

Вернитесь.

 

Многоликость свою явите мне

В лике одном

Осените меня ликованием лани души моей

Опьяните меня любованием лунного колеса

Одарите любовью.

 

Ясности да обретающим будь

Верности да охраняющим стань

Глупости да недоступным столбом

Разум мой взвей.

 

Я иду к тебе кошка души моей

Я иду к тебе сила ступней моих

Я иду к тебе воля полей и лесов

Я иду.

 

Да не остудится пламя веры моей

Да не оступится праведность ног моих

Да не вырвут черви сомнений меня у тебя

Золотые лучи очей твоих

Да не солгут

 

Непокидайменясилавеснымоей

Незабывайменялюбовьмоя

Вознесииздалейдалекихрозусна

И поместинапустоеместовлономое

Н а в е к а.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Лодка бьется у пристани

Бьется у пристани, бьется

Бьется, бьется у пристани

Ветра и волн игрушка

 

Робкая и пустая

У равнодушной каменной

 

 

 

 

 

***

 

А. И.

 

Наши встречи случайны,

Наши взгляды надеждой полны.

Ожиданием тайны

И тишины.

 

Наши речи негромки,

Слова невесомы, легки,

Как мысли ребенка,

Как мотыльки.

 

Мы, как дикие птицы,

В далеком забытом краю,

Нам бы укрыться

Где-то в раю.

 

Но земля обнимает,

Все тревожнее клекот страстей...

И мы теряем

Своих друзей.

 

Без нужды и надежды

Мы уже не умеем любить.

Нам, как прежде,

Уже не жить.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Кусок на кусок

Через волосок

Я клею разбитые вещи,

Как будто к цветку

Леплю лепесток,

Который ответит мне —

Любит.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Аз есмь средоточие всех патологий;

Порочен.

О, сколько безумных видений

Мой ум источает,

Потворствуя плоти.

Но

Приговорен я к безгрешности

Ленью.

 

 

 

 

 

 

***

 

Весь вечер я был с тобой в разлуке;

Тебя не касались мои руки,

И губы мои тебя не ловили,

Лишь мысли о чем-то все говорили.

 

О чем? Должно быть, о нашей встрече,

Которая будет не в этот вечер,

В другой или в третий. Потом запомню

И память мою о тебе заполню.

 

Ведь ты придешь, если даже не завтра.

Расскажешь, что будет у нас на завтрак,

Куда мы пойдем и кого увидим,

Когда прогуляться немного выйдем.

 

Покажешь на небо, на куст сирени,

Одернешь меня в моей грустной лени,

Потом рассмеешься легко и звонко,

Как самая маленькая девчонка.

 

Потом... Это слово меня вернуло

В мой мир печальный, и я вдруг вспомнил —

Все это было, все это уснуло,

Все то, что жить меня так тянуло...

 

Что ты — лишь только туманный сон мой,

Мой призрачный свет в темноте бездонной.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Зелень еще не ушла.

Птицы не улетали.

Но намного короче стали

Солнечные дела.

 

Этот год на итоги не скуп.

Но не греют его итоги.

Взял он нашего царства немногих,

Но лучших слуг.

 

1988

 

 

***

 

И вот пришел тот день

и час

в такой-то год

в такой-то месяц

когда явилось в полном блеске

потустороннее светило...

И было поздно

ветер злился

и железяками стучал

и кот к помойке

не решался

идти.

Залез в грудную клетку

и стал скрести

под мяу-мяу

не зная сам

на что он злится

и что за страх

его томит.

Мы ждали утра

он и я

друг друга тайно ненавидя

он — не умея отвернуться

я — боль когтей его терпеть.

Всего лишь ночь

от жизни треть

и можно будет дом покинуть.

Решись!

на сабельный удар

и навсегда

захлопни дверцу

своей души.

Один щелчок.

 

Но свет надежды непонятен.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Н...

 

Ты стоишь, расправив крылья,

Ты смеешься звонко-звонко:

Ты — ворона,

Ты украла у меня варенье веры

И сварила кашу смерти.

Накормила

До отвала.

А я ем,

А мне все мало.

 

Ты варила.

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Я жажду вечности и пространства,

Стала темницей плоть.

Уже не скрашивают арестантства

Игрушки, которые дал Господь.

 

Уже не влекут пустые сети

И лживые ласковые слова.

И здешний огонь уже не светит,

Мерцает во тьме едва-едва.

 

Повсюду видны бесенята-мысли

На ликах ангельской чистоты,

Кошачьи дела и повадки лисьи,

Болванчики, ряженые в мечты.

 

И обман уже не в силах возвысить

Над горькими истинами, над тьмой.

Чего же еще не дождались мы?

Когда же пойдем домой?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

На бледно-голубой эмали

Я вижу — Осип Мандельштам.

Он там?

Едва ли.

 

***

 

И светотень, что святотатство.

От света к тени перебираться,

От Светы к Тане переходить.

И, если в свете хочешь быть,

Со тьмой приходится прощаться.

Система «быть или не быть».

 

Да, святотатство — светотень.

От полусвета полутень

У нас, как будто, отличают

И полусвет предпочитают.

Мне как-то ближе полутень.

Увы, я к полу- привыкаю.

 

Не грех бы,

Да от полу- шаг до поли-...

Так незаметно перейдем

От полумер на полимеры,

Избавимся от полуверы,

Поли любимых заведем.

Играем мы или живем?

 

От полу-поли шаг до пули,

Которая меня убьет

Однажды, встретив в чистом поле,

По воле Бога ли, кого ли,

Или, быть может, поневоле?

Но пуле нужен пулемет.

 

Слова, слова. Ни горстки пепла.

Но все же замечаешь вдруг,

Что все прошло. Один вокруг

Твой мир, построенный нелепо,

Полуигриво, полуслепо.

Слова назойливее мух.

 

Гони, гони — не улетают,

Нас паутиной оплетают,

И тоже мухами зовут.

И губят нас.

 

А все ласкают,

Ласкают ненасытный слух.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

О, Возрождение!

О, краткий миг удачи!

Но рву случайно связанную нить —

Я сам...

И не умею повторить —

Как ни вяжи,

Все выглядит иначе.

 

 

 

 

***

PATIENS

 

Ф.И. Тютчеву

 

Все миги жизни сочтены,

Пружины все заведены,

И жребий наш, увы, ничтожен.

Как в той колоде, что снята;

Игра еще не начата —

Исход игры уже предложен.

 

Дано нам слушать и смотреть,

Но мы не в силах разглядеть,

Но не умеем мы услышать,

Как в каждом миге, в каждом сне

Живет рождение и смерть,

И вечность мимолетно дышит.

 

И ты, что в этот мир пришел,

Как будто на игральный стол

С надеждой смотришь и тревогой;

Готов вступить в неравный бой,

Поспорить с веком и судьбой

Или разжалобить мольбой...

Но даже шаг случайный твой

Всего лишь ход причины многой.

 

И мы (ленимся?) проследить,

Как наших дел вплетется нить

В живую ткань живой природы.

А право выбора пути,

Которым предстоит идти —

Лишь право снятия колоды.

 

 

***

 

Все, надоело.

Хочется писать

стихи беспечно, бесконечно.

И безмятежно почивать,

И ничего не делать больше.

В отваге

сладостно безумство,

и лихоимство,

и Содом;

с негеморроевым трудом

на все на свете

наплевавши,

и вызвав к персям

жадных губ

неутолимое блаженство,

искать немое совершенство

в густых потоках

сладкой лжи.

Как на юродивом пиру

В Валгалле, кушая нектары

под звон неведомой гитары

за упокой души

певцов,

Я был.

Я более не дух,

я не какой-нибудь, я жадный

до непокорных сладких век,

наград ресницам

утомленным.

Я — человек.

Я не был им

во времена других молений,

не знал я сладких утолений

неутоляемых

перстов.

Как им,

наперсникам удачи,

дарил я ласковые сны,

не пробуждая гулких дум,

ведущих

к умоиспражненьям.

 

И весь народ,

и вся земля,

и космос,

и потоки света, и твой

неразрешимый ноготь,

и твой божественный запас

ненужных слов,

бесстыдных вздохов,

и глаз, блестящих неумело,

я согревал в пределах крови,

непонимаемой, как ты.

 

Вот этот час,

вот эту месть

желаю на тебе изведать,

искусанную и больную

любовью

разложив на плоть.

 

Приди,

испуганная тьмой,

испепеляемая жаждой,

однажды

в мой высокий терем,

открыв забывшие глаза,

расправив губы и ресницы

в погоне

за небесной сыпью.

И стон из чашечек коленных

струя

в пространство дней моих.

 

За кончик уха

урони

мой лоб

к кипящей пене моря,

не ведая,

что скоро будут

за все преследовать живых.

 

 

 

 

 

 

***

 

Станиславе Толчановой

 

Итак Одилия одета;

Сверкают блестки в волосах,

На черном бархате корсета

Колечки вьет маэстро страх.

 

Глаза блестят, и ноги мнутся,

И сигаретка на ходу…

«Ну, сцена, как бы не споткнуться,

Вот будет, если упаду…»

 

Но вот пошла: и жест упругий,

Plie, battement et fouette.

Все, как обычно, – ноги, руки…

И сгинул вечер в суете.

 

Прошли помпезные поклоны,

В руках дежурные цветы,

И за кулисами смущенно

Опять ко мне подходишь ты.

 

Довольны зал, кассир, директор,

Лишь твой потухший уголь глаз

Напоминает мне, что некто

Давно оплакивает нас.

 

И ты идиллии Одетта

Давно не веришь, всюду ложь.

Ты умерла…

Но все живешь

В воспоминании об этом.

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

С. В.

 

Щенка побьешь,

Он прочь уходит,

И голову печально опустил,

И заскулил,

И вроде

Навек в себе обиду затаил.

Но позови.

Смеются над несчастным.

Он и тому как будто рад;

Хотя бы для того, чтобы над ним смеяться,

Он нужен,

И ползет,

И виноват.

 

Так я к тебе…

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Сидели у меня в руках два апельсина,

Они хотели что-то мне сказать,

А мне хотелось плакать.

 

Мне не хотелось видеть никого

И слышать никого мне не хотелось,

Но ничего поделать я не мог.

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Г. А.

 

Я вчера искал повсюду розы

Для моей возлюбленной.

Сегодня

Я уже забыл все слезы-грезы,

Я спешу к другой.

Мне стыдно, право.

Я ли не любил мою Светлану,

Я ли ей не пел сонеты-песни,

Я ли…

Но сегодня,

Лгать не стану,

Я еще сильней люблю Елену.

Не боится юная Елена

И не ждет от пылкого обмана.

Только я влюбляться не устану,

А она те ночи не забудет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Все равно

Я люблю распутных.

Ты меня напрасно ревнуешь.

Я люблю красавиц беспутных.

Неужели ты злиться будешь

На бездольную потаскушку

Ночь ворующую у верных?

Это только мои игрушки.

Я с тобой,

Моя благоверная,

Все равно…

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

От темноты ночной

Веет дурной погодой.

В поле под старой колодой

Прячется милый мой.

 

Там у него давно

Не было времени года,

Стала гнилой колода,

А милому все равно…

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Звезда горит в полночном небе

Так одиноко в ленинградском,

Так далека,

И будто небыль

Исчезнет сновиденьем кратким.

Но, не скорбя, дождется ночи,

Вернется вновь и светом легким

Навеет сон.

И ты вернешься

Виденьем милым

Но далеким…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

И. Филатовой

 

Если бы не звезды,

Если бы не глаза,

Мне хватило бы дозы,

Дальше я бы не стал…

 

 

 

 

 

 

 

***

 

С. Ефимовой

 

И чьи-то руки на плечах

Лежат легко,

Почти не слышно.

Там кто-то есть,

Там кто-то лишний,

Не отпускает ни на шаг.

К нему бессмысленна мольба

И магия тяжелых вздохов,

Он глух и слеп,

Он только шепот

На ускользающих губах.

Он призрак наших прошлых дней,

И наших дел,

И наших мыслей.

Он, как братишка,

Он не лишний

И не злодей.

 

Порой, казалось, отмахнешься,

Все прошлое развеешь в прах.

Но…

Чьи-то руки на плечах

Лежат легко…

Не отречешься.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Ю. Сулейманову

 

Здравствуй, Юныс,

Напой мне мелодию солнца,

Друг мой восточный,

Глазами блесни.

Сделай жест,

Сделай звонкий жест alla горца

И вина молодого плесни.

Твой каурый

Не в той ли долине пасется?

Твой бурнус

Не на тех ли полатях лежит?

Дай, браток,

Дай, братишка, стрелой развернуться,

Разлететься над дробью копыт.

Пронестись по полям

Заливным несмолкаемым свистом,

Опрокинув рассвет,

Перепутать ночлега часы,

И уснуть

Сладким сном

На исходе поры водянистой,

В самой ласке лучей

Восходящего дня.

 

 

 

 

 

 

 

***

 

В. Высоцкому

 

О, не надо, не надо за мной.

Я куплет допою.

Я, надорванный и больной,

Постою на краю.

 

Я успею увидеть дно,

Прохрипеть вам, что там и как.

Вы услышите каждый шаг.

Но не надо, не надо за мной.

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Подытожив торговлю салом,

Я сижу за столом рабочим.

Вывожу корабли устало.

Ветер сочен и парус прочен.

Только что-то все же не очень…

Или очень, да мало.

 

Не бегут матросы на реи,

Еле-еле плетутся, черти.

Ждут, должно быть, когда огрею

Их словечком покрепче.

Но язык мой едва ли шепчет:

«Ну, же, ну, дуралеи…»

 

Что же, верить весь век Флоберу?

Салом дни свои ограничить?

Или лучше принять на веру

Слова красавца Ван Вэя?

«Ты спасешь меня, литература».

Вспомни, было намного проще

Работяге Флоберу.

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Я перепутал времена.

Вослед зиме приходит осень,

За летом следует весна,

Тлетворный дух вокруг разносит.

 

И все подвержено весной

Гниенью, тленью и цветенью.

Все, что заботливой зимой

Предназначалось сохраненью.

 

Ах, нет, не так; весенний дол

Бодрит нас царственным итогом,

Даруя нам обильный стол,

И теплый кров, и встречу с Богом…

 

Мир перепутал имена,

И осень мне стократ милее,

Чем непутевая весна –

В ней каждый миг надеждой веет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

СТАНСЫ

 

Это шутки с огнем,

Уверяю вас, Леди.

Не за этим

Мы с вами на свет родились.

Не затем,

Чтобы чей-то исполнить каприз,

Серебро добавляют к звучанию меди.

 

***

 

В этом мире бескрайнем

Из смеха и слез

Есть еще безысходное

Грустное чувство

Будто что-то должно рассказать нам

Искусство.

Верно,

Дьявол его в наше сердце занес.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Из зимней тетради

 

Баю-бай

Придет дурак

Баю-бай

Откусит нос

Баю-бай

Возьмет тесак

Баю бай

И нет волос

Баю-бай

Потом топор

Баю-бай

И ногти прочь

Баю-бай

Дурак и вор

Баю-бай

Настала ночь

Миру мир…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Механический дворник

Методически чистит

Лобовое стекло.

 

Мокрый снег.

Тусклый свет.

Всюду ночь.

 

Где же дом?

Завтра снова работать.

Монотонно канючит мотор.

 

 

 

 

 

***

 

Как жаль, что больше нет дуэлей.

Мне так хотелось бы носить

Изящный меч витых моделей

И ловкой выправкой форсить.

 

О, я бы славно научился

Владеть оружием моим.

Тогда уж я бы не ленился

И день и ночь работать им.

 

Превозмогая утомленье,

Я повторял бы сотни раз –

Attaque, укол, уход, скольженье;

Помягче кисть, пожестче глаз.

 

Я не драчун, не забияка

И не заядлый дуэлянт,

Противна мне любая драка,

И я не франт.

Но жаль.

 

Дуэли бы оставить.

Отчаясь этот мир исправить,

Я стал бы лучшим из бойцов.

Быть может, пару подлецов

Успел бы к праотцам отправить.

 

 

 

 

 

 

***

 

Никогда еще осень так долго

На молчала засохшей листвой.

Что же ветры и вздохи умолкли?

Чей хранят уходящий покой?

 

Почему не торопятся птицы?

Почему не тускнеет закат?

Что так медлит, не хочет случиться,

Не дает оглянуться назад?

 

Или ведьма своей ворожбою

Затуманила времени ход?

Или праведник жгучей мольбою

Задержал неизбежный исход?

 

Почему так тревожно и больно

Мне смотреть на застывший пейзаж?

Отчего каменеет невольно

Под рукою моей карандаш?

 

Не дышать! Кто командует мною?

Не сошел ли Всевышний с ума?

Или черти сбежали с зимою,

И уже не наступит зима?

 

Нет.

Краснеющий лист отделился,

Тихо шлепнул меня по щеке.

Нет.

По-прежнему мир шевелился,

И закат догорал вдалеке.

 

Вдох и выдох.

Мне Он приоткрылся

На один только крохотный миг,

И немедленно прочь удалился,

Уловив нарастающий крик.

 

Но какой Он огромный… огромный.

Краткий миг, словно целая жизнь.

Чем же Он так ужасен? Не помню.

На мгновенье еще покажись…

 

Никогда еще осень так сильно

Не сжимала тоской мою грудь.

Что же я, мой Владыко всесильный,

Так боюсь Тебе в очи взглянуть?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Т. Юрьевой

 

Я знаю, ты выглянешь из-за тучи,

Ровным светом своим меня осветишь,

На мои вопросы тихим созвучием

Без мольбы и проклятия мне ответишь.

 

И тогда я забуду глаза людские,

Что смотреть не умеют так тихо и странно.

Твой взгляд спокойней, чем волны морские,

Исчезающие в дали туманной.

 

Он вмиг развеет силки надежды,

Своими пленительными лучами.

И я превращусь в одинокий камень.

 

Забуду, что будет, что было прежде,

И буду я счастлив, хотя бы между

Долгими, непослушными днями.

 

г. Южно-Сахалинск

27 апреля 1987 г.

 

 

 

 

 

***

 

Саше

 

Все вещи – прах,

Свобода – смерть.

И лишь в глазах

Единства твердь.

 

 

 

 

 

 

***

 

У меня в ногтях столько милости,

Даже не хочется стричь.

 

Неужели совсем из-за малости

Так скрутило, хоть плачь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

 

Струны серебряны музыку

Играют медленно,

И жаль,

Что нет со мной

Ни дорогого друга,

Ни старого и доброго вина.

 

Гоняет сердце кровь мою напрасно,

Она уже не греет,

Не зовет

И не пьянит

Густым приятным гулом,

А только глухо молотит.

 

Я угасаю

Колокольным звоном

Таким неуловимо-отдаленным,

Что сердцу не понять

Слепой,

Полупризрачной

И твердокаменной мечты.

 

О, гений!

Диво суеты.

Оставь,

Оставь свои игрушки.

Они

Пусты.

 

 

ПЕРЕВОДЫ

 

ИЗ ЕВРОПЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ РАЗНЫХ ЛЕТ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ШАРЛЬ БОДЛЕР

 

ИЗ СБОРНИКА «ЦВЕТЫ ЗЛА»

 

К читателю

 

Жадность, глупость, бездарность и липкий грех

Копошатся в извилинах наших мозгов;

Мы покорно их кормим, как кормит клопов

Сытый нищий в просторах своих прорех.

 

Но грехи упрямы, раскаяния робки –

Что же в том, мы ругаем себя охотно

И, вздохнув тяжело, снова лезем в болото,

Полагая, что слезы и есть родники.

 

И качает старый ворчун сатана

В колыбельке наш околдованный мозг.

Этот химик искусный оставил нам воск,

Испарив весь металл нашей воли до дна.

 

Этот дядя нам нити приделал к заду;

Мы уже видим прелесть в вещах монструозных,

Без гадливости роемся в кучах навозных,

Шаг за шагом все дальше спускаясь к аду.

 

Как у жалкого плутня, что, псина из псин,

Упивается грудью беззубой старухи,

Наши глазки блестят и трясутся потливые руки –

Давим, давим столетний сухой апельсин.

 

И жирует, киша миллионом глистов,

Свора дьявола в наших пустых головах.

Вдох за вдохом нас смерть превращает в прах

Незримым потоком глухих голосов.

 

И если насилие, яды, кинжалы, поджоги

Еще не вплели свой прелестный узор

В наш банальный покой – это просто позор;

Значит, мы недостаточно смелы, мы просто убоги.

 

И в гнуснейшем зверинце среди образин,

Среди всех этих грифов и змей, сук, шакалов, пантер, обезьян, скорпионов,

Среди всех этих визгов и хрипов, ворчания, хрюканья, стонов,

Среди всех этих монстров земных есть один.

 

Есть один, самый гнусный и злой, есть урод из уродов,

Рассыпающий жесты и лозунги слов –

Он спокойно расколет наш шарик на множество мелких кусков

И отвернется с зевотой.

 

Вот он – враг! Ком бессилия рвет воротник.

Вот он грезит в дыму своей трубки о Солнце.

Ты узнал его, этого деликатного монстра,

Лицемерный читатель, мой брат, мой двойник!

 

 

 

 

 

 

 

 

ИЗ СБОРНИКА ХАНДРА И СОВЕРШЕНСТВО

 

39

 

Эти строки – тебе! В них видение нынешней ночи.

Знаю, ты донесешь их далеким потомкам и с ними

До мозгов человеческих ты донесешь мое имя,

Корабль, Аквилоном несомый, ты прочен.

 

Этот сон, словно басни эпох отдаленных, незримых,

Монотонно гудит в темноте пустотой своих бочек.

Братство в нем, будто некий мистический росчерк

Мной забытых возвышенных слов, едва уловимо.

 

Кем мы прокляты? Кто от бездонной пучины

До необъятно далеких глубин голубиных

Знает кроме меня эту тень на пути эфемерном?

 

В тех ли толпах безумцев, бредущих с лицом непорочным

Безмятежно навстречу уже поджидающей смерти,

Видел кто эту глыбу из ветра с глазами из ночи.

 

 

 

 

 

 

67. Трубка

 

Я трубка. Мой метр сочинитель.

Кто видел нас где-нибудь в Абиссинии

Или в какой-нибудь там Катринии,

Понимает, он великий куритель.

 

Если в печаль погружен мой Пракситель,

Я представляю в своем старании

Целую печь, где готовится Манею

Ужин для взмокшего пахаря Мити.

 

Я овеваю его клубами

Голубого тумана бесстрастия

Из моей раскаленной пасти.

 

Он получше любого бальзама

Чарует душу и лечит от грязи,

Рождаемой утомленным разумом.

 

 

 

 

 

 

 

108

 

Я не забуду; с городом рядом

Наш домик тихий и белый с садом.

Там таились среди убогих растений

Помона со старой Венерой – две бледные тени.

И солнце, и вечер, журчащий, торжественно-пышный,

Дробящийся в стеклах. Казалось, что сам Всевышний

Распахнул свое любопытно-огромное око-небо

И наблюдает за нашим долгим, молчаливым обедом,

Щедрой рукой рассыпая лучи на наши

Скромную скатерть и шторы из саржи.

 

 

 

 

 

ИЗ РИЛЬКЕ

 

Одиночество

 

Все, пора мне сердце сделать башней.

Должен сам я круг ее замкнуть.

Станет боль теперь навек вчерашней;

Мир не сможет вновь ее вернуть.

 

А затем в работе запредельной

Есть еще одно большое дело –

Чтобы черное навек мне стало белым,

Снять с лица печать тоски смертельной.

 

И придать ему всю твердость камня,

Всю доисторическую тяжесть,

Чтобы больше никакая радость

Никогда не портила лица мне.

 

 

 

 

 

 

 

 

ИЗ ГЕЛЬДЕРЛИНА

 

СТИХИ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ

 

 

7. У Циммернов

 

Как очертанья гор, извилины дорог,

Так линии судьбы земной у всех различны.

И если здесь мы все негармоничны,

Там, даровав покой, нас завершает Бог.

 

 

 

20. Осень

 

Сказанья, что земля нам источает

От духа, что веками был и будет,

Влекутся к людям; и немало научает

Нас время, что, спеша, себя же губит.

 

Но прошлого картины прочь не улетают,

Они в природе, как и дни, что отгорают

В высоком лете; осень вновь ласкает землю,

И небо дух дождя опять собой объемлет.

 

И очень быстро многое свершится;

Крестьянин нагибается над плугом

И видит – к исполненью год клонится,

А день людской уже манит досугом.

 

Весь в скалах круг земли не уподобить

Всего лишь облаку, что в вечера уходит,

Дней золотых является блаженство,

Не оставляя жалоб совершенству.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

36. Лето

 

Долина, в ней ручей - журчит, бежит по склону

К ее просторно зеленеющему лону,

Деревья там стоят, шумят листвой зеленой,

Почти что скрыв ручей своей широкой кроной.

 

И так отчаянно сияет солнце лета,

Как будто бы спешит сжечь все запасы света,

Но вечер легкой свежестью нисходит,

Являя людям полноту в природе..

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

АББАТ МЕЛЛЕН ДЕ СЕН ЖЕЛЬ

 

Если вы желаете принадлежать двору,

Изгнанницей которого стала сама Венера,

Я, его сын, вас предам еретическому костру.

Но если вы все же решились принять их веру,

Положите свое благородное сердце к их ногам,

Под надежный залог, как у них говорится,

Отдайте им тот пустячок, что храните своим женихам,

И забудьте о крыльях любви, мои девицы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ФРАНЦУЗСКАЯ НАРОДНАЯ ПЕСЕНКА

 

Роща вздохнет полной листвой,

Песню споет ручеек лесной,

Смотрит поляна, полна мольбой,

Льет слезу небосклон –

 

Все о моей Марион,

Ей я навек пленен.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ИЗ МАРИИ СТЮАРТ

 

Старость – зло, нам ее победить не дано,

Юность – благо, но юность нигде не в почете;

И, едва родились, мы идем все равно

К смерти, с каждым мгновением все охотней.

 

 

 

 

 

ЛОРД РОЧЕСТЕР

 

Лежит здесь наш король-отец,

Но на него не положиться;

Он, судя по речам, мудрец,

А по делам в глупцы годится.

 

Рочестер написал эту эпиграмму на Карла II Стюарта и повесил ее на дверях спальни монарха. Король, прочитав, ответил шуткой:

«Это объясняется очень просто; мои слова всегда мои собственные, а мои дела суть дела моих министров».

 

«Ваше Величество всегда очень добры и благоразумны, - сказал Рочестер с легким наклоном головы и процитировал:

 

Такого как он Защитника веры

Не знал этот мир еще никогда;

Являет он нам собой примеры,

Свободы сознания, господа;

Всегда он равно галантен

с евреем, турком, индусом,

Почитающими

И Моисея, и Магомета, и Иисуса.

 

***

 

Я теряю часы в тихой роще лесной,

И печалюсь, когда нет здесь друга со мной;

Каждый миг, каждый шаг я вздыхаю о нем:

Ах, мой Филлис, с тобой здесь мы были вдвоем.

О, мой друг! О, мой друг! Нет, не мука любить,

Только так, только так можно жить.

 

 

 

 

 

 

 

 

ПЕСЕНКИ КОРОЛЯ ГЕНРИХА VIII

 

***

 

Я везде ищу добра

И всегда бегу от зла,

Будь Господь тому свидетель.

И порока злым сетям

Я завлечь себя не дам,

Мне мила лишь добродетель.

 

***

 

Жизни бег предпочитаю

Проводить среди друзей;

Даже недруг мой признает,

Так верней и веселей.

 

Для тебя, мой жизни бег,

Эти танцы, песни, смех.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПО КАТУЛЛУ

 

Я тебя ненавижу и все же люблю.

«Как такое возможно?» - ты спросишь.

Не знаю.

Не могу я

От смерти любовь отличить.  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ИЗ ИВИКА

 

О, этот взгляд из-под полуопущенных век нежно-томный и влажный;

Вновь я со страхом и трепетом чувствую близость дыханья Эрота

И в роковую сеть Киприды словно юнец попадаю опять.

 

Так и скакун боевой на бегах, утомленный годами,

Крепкой ведомый рукой, на ристанье выходит, дрожа.

 

 

 

 

 

 

 

 

Ответ Ивику

 

Только ли взгляд нежно-томный опасен, о, Ивик блаженный?

Формы округлой движение столь же смертельно.

Вспомни, как дева уверенно ставит точеную ногу,

Попой и жизнью моей беззаботно играя, как в мячик.

 

Впрочем, возможно, я слаб, о, божественный Ивик,

Бо не конем, но собакой себя ощущаю.

 

 


Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/

 


Сконвертировано и опубликовано на https://SamoLit.com/

Рейтинг@Mail.ru